Во время своего длительного путешествия ( 1 год и 2 месяца - с 19 сентября 1781 по 30 ноября 1782 г. ) по Европе, в которое Екатерина II отправила "великокняжескую чету" под именами графа и графини дю Нор ( Северные ), у Павла периодически случались приступы ощущения опасности. Ему казалось, что Императрица специально отправила его от себя подальше и там руками своих верных союзников постарается умертвить наследника престола.
Так, например, во Флоренции, обедая в тесном семейном кругу и без соблюдения этикета у Великого герцога Тосканы - Леопольда II ( 1747 - 1792 гг., он перед смертью "побудет" полтора года императором Священной Римской империи - между своим братом Иосифом II и сыном Францом II ), Павел вдруг вскочил из-за стола и, сунув все свои пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту, стал кричать, что его отравили.
Забегая намного вперёд, приведу одну цитату:
"Ничто так не поощряет измену, как постоянный страх перед ней. Павел не умел скрывать, до какой степени этот страх отравляет его душу: он проявлялся во всех его действиях, и очень многие из его жестокостей были лишь следствием этого постоянно испытываемого им чувства, а сами эти жестокости, в свою очередь, возбуждая умы, привели наконец к тому, что совершенно оправдали его подозрительность".
Это европейское турне было довольно-таки примечательным и оказало большое влияние на дальнейшие взгляды Павла Петровича. А начиналось путешествие из Царского Села..., дата отправления зависела от самочувствия внуков Императрицы - им была сделана прививка оспы.
При прощании Мария Фёдоровна трижды падала в обморок, что повергло всех в ужасную тревогу...
Маршрут пролегал через Псков, Полоцк, Могилёв, Чернигов, Киев ( здесь 14 октября было отпраздновано день рождение великой княгини ) и далее в Польшу, где их радушно принял король Станислав II Август Понятовский, а в Троппау ( совр. чешская Опава ) их уже встретил сам император Священной Римской империи Иосиф II ( 1741 - 1790 гг., "по совместительству" король многих стран ).
В Вену путешественники прибыли уже 10 ноября. Сюда же приехали отец и мать Марии Фёдоровны. Встреча с родными после пятилетней разлуки была очень тёплой. Но её родители прибыли в Вену не просто так, а привезли сюда свою 14-летнюю дочь Елизавету ( Вильгельмина Луиза, 1767 - 1790 гг. ) для обручения с австрийским эрцгерцогом Францем ( 1768 - 1835 гг., будущий император Священной Римской империи Франц II в 1792 - 1806 годах ).
Скажу пару слов о трагической судьбе этой младшей сестры Марии Фёдоровны.
Её "присмотрел" император Иосиф II в качестве супруги для своего племянника Франца, которого он по причине своей бездетности планировал сделать наследником престола. Император очень заботился о юной принцессе. В начале 1788 года Елизавета и Франц поженились... Во время русско-турецкой войны ( 1787 - 1792 гг. ) Иосиф II был союзником России и лично принимал участие в боевых действиях. Там в походах он заболел туберкулёзом, а затем подхватил и смертельную лихорадку..., ему пришлось возвращаться умирать в Вену.
Елизавета, уже будучи на поздних сроках беременности, очень тяжело переживала смертельную болезнь императора. Когда 15 февраля 1790 года его соборовали, она потеряла сознание..., и в ночь на 17 февраля преждевременно родила дочь Луизу ( вероятно с синдромом Дауна, девочка прожила 16 месяцев ). На следующий день Елизавета умерла от тяжёлых родов..., не помогла даже экстренно сделанная операция. А спустя два дня - 20 февраля 1790 года скончался и сам император Иосиф II ( тут все даты европейских событий указаны по уже применяемому там в то время Григорианскому календарю ).
В России при правлении Екатерины II по понятной причине не играли в театрах шекспировского "Гамлета". Эту трагедию ранее ставила только ярославская труппа Волкова ( Фёдор Григорьевич, 1729 - 1763 гг., основатель русского театра ) в обработке драматурга Сумарокова ( Александр Петрович, 1717 - 1777 гг., поэт, создатель репертуара первого русского театра ).
У Павла Петровича в этом турне в связи с "Гамлетом" произошёл занимательный случай.
Великокняжеская чета была приглашена в Венский дворцовый театр на этот спектакль, но австрийский актёр Брокман ( Иоганн Франц, 1745 - 1812 гг. ) отказался играть свою роль в этой трагедии, заявив, что "в таком случае в зале окажутся два Гамлета"...
Император Иосиф II пришёл в восторг от такого остроумного исторического предостережения, что послал Брокману 50 дукатов в награду "за счастливую мысль"...
О реакции Павла Петровича на этот демарш актёра нам неизвестно..., но полагаю, что восторга от такого "подкола" явно не было...
9 января 1782 года граф и графиня Северные распрощались с Веной и через Триест прибыли в Венецию. Далее были Болонья, Рим, Неаполь..., где Павел встретил опального графа Разумовского. Великий князь чуть было не подрался на шпагах со своим "обидчиком"..., он продолжал верить в то, что Андрей Кириллович был любовником его первой супруги Натальи Алексеевны.
Потом был опять Рим, где Павел Петрович несколько раз встретился с Папой Римским Пием VI ( в миру Джананджело граф Браски, 1717 - 1799 гг. ). Затем было посещение Флоренции ( с упомянутым мной выше эпизодом мнимого отравления Павла ), Пармы, Милана, Турина..., далее был Лион и 7-го мая "туристы" прибыли в Париж...
"В Версале великий князь производил впечатление, что знает французский двор, как свой собственный. В мастерских художников ( Грёз, Гудон ) он обнаружил такое знание искусств, которое могло только сделать его похвалу более ценною для художников. В лицеях, академиях своими похвалами и вопросами он доказал, что не было ни одного рода таланта и работ, который не возбуждал бы его внимания, и что он давно знал всех людей, знания или добродетели которых делали честь их веку и их стране".
Другими словами, к удивлению французов из России приехал не "медведь", а утончённая личность...
Королева Мария-Антуанетта ( 1755 - 1793 гг., во время Французской революции была казнена на гильотине ) радушно приветствовала высоких гостей. Пробыв месяц в Париже, "граф и графиня дю Нор" выехали в Австрийские Нидерланды ( Бельгия ).
Это посещение Брюсселя запомнилось тем, что 29 июня 1782 года после вечернего прослушивания оперы, за дружеским ужином Павлом Петровичем была рассказана удивительная история.
Мария Фёдоровна, уставшая после переезда этим днём из Гента, отправилась отдыхать, а за столом остались князь де Линь ( Шарль-Жозеф, 1735 - 1814 гг., дипломат, фельдмаршал, писатель-мемуарист ), баронесса фон Оберкирх ( Генриетта-Луиза, 1754 - 1803 гг., благодаря её записям мы знаем об этом случае, подруга детства Марии Фёдоровны ), князь Куракин ( Александр Борисович, 1752 - 1818 гг., дипломат, друг детства Павла I ), и ещё ряд гостей.
Приятный ужин, тёплый летний вечер или что-то ещё придало направление разговору и речь зашла о мистических случаях, которые когда-либо случались с сидевшими за этим столом людьми. Каждый рассказывал что-то интересное из своего опыта и лишь только Павел Петрович сидел молча.
Далее я продолжу цитированием записей баронессы фон Оберкирх ( с небольшими сокращениями и в современной орфографии ):
- А что же вы, ваше высочество ? - обратился принц де Линь к Павлу, - или вам нечего рассказать ? Разве в России нет чудесного ? Или злым духам и колдунам не удалось расставить вам чары ?
Великий князь поднял голову.
- Куракин знает - сказал он, - что и мне было бы кой о чём порассказать, как и другим. Но есть воспоминания, которые я стараюсь удалить из памяти. Я и так уже вынес от них немало.
В комнате господствовало молчание. Великий князь посмотрел на Куракина и во взоре его выразилось грустно-тяжёлое чувство.
- Не правда ли, Куракин, что со мною приключилось кое-что очень странное ? - спросил он.
- Столь странное, ваше высочество, что при всём доверии моём к вам, я могу лишь приписать оное порыву вашего воображения.
- Нет, это была правда, сущая правда, и если М-me Оберкирх даст слово, что не скажет ничего моей жене, я передам вам в чём было дело. Но позвольте, господа, и всех вас просить держать мой рассказ в тайне, - прибавил великий князь, смеясь - потому что очень неприятно было бы, если бы по всей Европе разошлась история о привидении, в которой я играю роль.
Мы все дали обещание, и по крайней мере, что касается меня, я сдержала своё слово. Если эти мемуары будут когда-нибудь обнародованы, то не прежде, как нынешнее поколение сойдёт со сцены, и не останется в живых никого, кого мог бы интересовать этот рассказ. Передаю его от слова до слова, слышала от самого великого князя:
Раз вечером, или пожалуй уже ночью, я в сопровождении Куракина и двух слуг шёл по петербургским улицам. Мы провели вечер вместе у меня во дворце, за разговорами и табаком ( ??! - И.Ш. ), и вздумали для освежения сделать прогулку инкогнито при лунном освещении.
Погода была не холодна; это было в лучшую пору нашей весны, конечно, впрочем, весны не южных климатов.
Разговор наш шёл не о религии и ни о чём-либо серьёзном, а напротив, был весёлого свойства, и Куракин так и сыпал шутками на счёт встречных прохожих.
Несколько впереди меня шёл слуга, другой шёл сзади Куракина, а Куракин следовал за мною в нескольких шагах позади. Лунный свет был так ярок, что при нём можно было читать письмо, и следовательно, тени были очень густы.
При повороте в одну из улиц, вдруг вижу я в глубине подъезда высокую худую фигуру, завёрнутую в плащ в роде испанского, и в военной, надвинутой на глаза шляпе. Он будто ждал кого-то. Только что я миновал его, он вышел и пошёл около меня с левой стороны, не говоря ни слова.
Я не мог разглядеть ни одной черты его лица. Мне казалось, что ноги его, ступая на плиты тротуара, производят странный звук - точно как будто камень ударялся о камень. Я был изумлён, и охватившее меня чувство стало ещё сильнее, когда я почувствовал ледяной холод в моём левом боку - со стороны незнакомца. Я вздрогнул и, обратившись к Куракину, сказал:
- Судьба нам послала странного спутника.
- Какого спутника ? - спросил Куракин.
- Вот того, который идёт у меня слева и который, как мне кажется, производит достаточный шум.
Куракин раскрыл глаза в изумлении и заметил, что никого нет у меня с левой стороны.
- Как ? Ты не видишь человека в плаще, идущего с левой стороны между стеною и мною ?
- Ваше высочество идёте возле самой стены и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и ею.
Я протянул руку и точно ощупал камень. Но всё-таки незнакомец был тут, и шёл со мною шаг в шаг, и звуки шагов его, как удары молота раздавались по тротуару. Я посмотрел на него внимательнее прежнего, и под шляпой его блеснули глаза столь блестящие, что таких я не видал никогда ни прежде, ни после. Они смотрели прямо на меня и производили какое-то околдовывающее действие.
- Ах ! - сказал я Куракину, - я не могу тебе передать, что я чувствую, но только во мне происходит что-то странное.
Я дрожал не от страха, но от холода. Какое-то странное чувство охватывало меня и проникало в сердце. Кровь застывала в жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника, раздался глухой и грустный голос:
- Павел !
Я машинально отвечал, подстрекаемый какой-то неведомой силой:
- Что тебе нужно ?
- Павел ! - повторил он.
На этот раз его голос имел сочувственный, но ещё более грустный оттенок. Я не мог сказать ни слова и ждал. Он снова назвал меня по имени, а затем вдруг остановился. Я почувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать то же самое.
- Павел ! Бедный Павел ! Бедный князь !
Я обратился к Куракину, который также остановился:
- Слышишь ? - спросил я его.
- Ничего, государь, решительно ничего. А вы ?
Что касается меня, то этот грустный голос и до сих пор раздаётся в моих ушах. Я сделал над собой отчаянное усилие и спросил незнакомца, кто он и что ему от меня нужно.
- Бедный Павел ! Кто я ? Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты особенно не привязывался к этому миру, потому что ты не останешься в нём долго. Живи по законам справедливости, если желаешь умереть спокойно. Бойся укора совести - для благородной души нет более чувствительного наказания.
Он пошёл снова, глядя на меня всё тем же проницательным взором. И как раньше я остановился, следуя его примеру, так и теперь я почувствовал необходимость пойти за ним. Он перестал говорить и я не чувствовал особенного желания обратиться к нему с речью. Я шёл за ним, потому что теперь он давал направление нашему пути. Это продолжалось ещё более часа, в молчании, и я не могу вспомнить по каким местам мы шли. Куракин и слуги удивлялись.
- Посмотрите на него, - прервал свой рассказ великий князь, указывая на Куракина, - он не хочет верить ничему этому. Посмотрите, он улыбается, он всё ещё воображает, что всё это мне приснилось.
- Наконец, - продолжал далее Павел Петрович, - мы подошли к большой площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец прямо пошёл к одному, как бы заранее отмеченному месту этой площади. Я, конечно, последовал за ним и там остановился.
- Павел, прощай ! Ты меня снова увидишь здесь и ещё в другом месте ( Paul, adieu, tu me reverra ici et ailleurs encore ). При этом его шляпа приподнялась, как будто он прикоснулся к ней, и мне удалось свободно разглядеть его лицо. Я невольно отодвинулся, когда передо мной предстал орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришёл в себя от удивления и страха, он уже исчез.
На этом самом месте Императрица возводит монумент, который изображает царя Петра на коне, и скоро он будет удивлением всей Европы. Громадная гранитная скала образует основание этого памятника. Не я указал моей матери на это место, выбранное или, скорее, предугаданное призраком. И я не знаю, как описать чувство, охватившее меня, когда я впервые увидел эту статую.
Мне страшно, что я боюсь ( j'ai peur d'avoir peur ), что бы там ни говорил князь Куракин, уверяющий, что всё это было не более как сон, виденный мною во время прогулки по улицам. Я сохранил воспоминание о малейшей подробности этого видения и, я по-прежнему утверждаю, что это было видение, и всё связанное с ним представляется мне также ясно, как будто это случилось вчера.
Я вернулся во дворец измождённый, как после долгого пути, с буквально окаменелым от холода левым боком, и я почувствовал некоторую теплоту лишь несколько часов спустя, хотя тотчас же лёг в постель и укрылся как можно теплее одеялами.
Надеюсь, что вам понравилась моя история и что я не зря задержал ваше внимание.
- Знаете ли вы, государь, что эта история значит ? - спросил князь де Линь.
- Она значит, что я умру в молодых летах ( je mourrai jeune ).
- Извините, если я не разделяю вашего мнения, - возразил князь де Линь, - она несомненно доказывает две вещи: во-первых, что не следует гулять ночью, когда клонит ко сну, а во-вторых, не следует ходить пешком близко к домовым стенам, промёрзшим в таком климате, как у вас, государь. Другого заключения из этого я не могу вынести. Призрак вашего знаменитого прадеда существовал лишь в вашем воображении, и я не сомневаюсь, что на верхней одежде вашей осталась пыль от домовых стен.
Далее баронесса фон Оберкирх пишет от своего имени:
"Этот рассказ произвёл, вы можете быть уверены, сильное впечатление на всех нас. Мало кто слышал его, потому что великий князь никогда не желал придавать ему огласки. Великая княгиня не слыхала его по сей день ( мемуары заканчиваются 1789 годом. - И.Ш. ), он бы перепугал её.
Удалившись к себе, я подробно записала его, как всегда делала с тем, что находила особенно важным, ограничиваясь относительно предметов меньшей важности одними заметками, которые бы помогали моей памяти".
Позднее во время дальнейшего путешествия Павел Петрович, по-видимому, сожалел о своём откровенном рассказе и всячески пытался убедить баронессу фон Оберкирх, что всё сказанное им тем вечером было не более, чем выдумка, призванная поддержать страшные рассказы о призраках. Но баронесса была тонкая наблюдательница и её не так-то легко было в чём-то уверить или наоборот - разуверить...
17 августа того же 1782 года, когда Павел Петрович с супругой гостил в Этюпе близ Монбельяра ( сейчас это на восточной границе Франции ) в резиденции родителей Марии Фёдоровны, им было получено из Петербурга письмо с описанием торжественного открытия 7 августа памятника Петру I в присутствии Императрицы.
Когда вслух читали это письмо, Павел Петрович приложил палец к губам, подавая этим жестом сигнал баронессе. Она внимательно наблюдала и видела, как великий князь старался улыбаться, хотя мертвенная бледность покрывала его лицо. Это объяснило ей окончательно - шутил или не шутил Павел в тот памятный вечер в Брюсселе. Хотя она и раньше не сомневалась - так убеждённо рассказывать мог только переживший всё это человек...
После всего мной описанного я хочу сделать несколько пояснений.
Прежде всего надо УТОЧНИТЬ время встречи Павла с "призраком Петра I". Информация о том, что подготовка возведения памятника идёт полным ходом - была известна всей Европе, так как слух о доселе невиданной по сложности выемке из грунта и транспортировке ( почти целый год ) Гром-камня для постамента ( вес около 1500 тонн ) разнёсся далеко за пределы России. Гранитный камень был доставлен на Сенатскую площадь 11 октября 1770 года, а значит описываемые выше события с призраком должны были происходить ДО ЭТОЙ ДАТЫ, причём, весной.
Князь Куракин покинул Россию и уехал учиться в Киль ( родина Петра III ) в 1766 году, а затем он путешествовал по Европе вплоть до 1772 года. Великому князю Павлу Петровичу в 1766 году было 12 лет, а значит маловероятно, что он ранее этой даты вместе с Куракиным ( который старше его на 2 года ) уже "жевал или нюхал табак". Если история, рассказанная Павлом имела место, то тогда получается, что в какую-то из вёсен 1767 - 1770 годов Куракин ненадолго возвращался в Петербург. Но что самое удивительное - сам ФАКТ этой прогулки по ночному Петербургу князем Куракиным НЕ ОТРИЦАЕТСЯ.
Вот как хотите, так и понимайте всю эту удивительную историю... У меня убедительных объяснений этому нет... Но вполне очевидно, что Павел Петрович временами действительно "жил в другом мире"...
Здесь ниже ссылка на коллаж из рисунков - как выглядел Гром-камень, когда его нашли в Лахте, и после того как его откопали, а также моменты транспортировки:
Для интересующихся уникальной инженерной операцией по транспортировке Гром-камня в Петербург, приведу ссылку на соответствующую статью ( там текст приведён в современной орфографии, но с сохранением авторской речи той эпохи ):
![[]](/img/s/shap_i_e/bednypavel/1224.jpg)