В мирные дни
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
В МИРНЫЕ ДНИ
Роман
Светлой памяти Станислава Степановича Уваровского посвящается
Любые совпадения имен, событий, географических названий, корпоративных наименований и т. д. являются случайными.
Человек ответствен за свое прошлое.
Автор
... На войне свои законы...
Из разговора
— Говорят, в Туркмении родилась шестерня.
— Какого диаметра?
— Ха-ха, ты ещё про размер зубцов спроси!
— Это был бы следующий вопрос...
Специфический конструкторский юмор
1979. АФГАН. СПЕЦНАЗ
1
Когда Геннадий Амиров прибыл по месту назначения, прапорщик, крепыш с открытым волевым лицом по прозвищу Хайван, первым делом спросил его:
— Какая у тебя была до сих пор кликуха?
— Погоняло, что ли? — осклабился Амиров.
— Ты, вижу, битый фраер, — не ответил улыбкой на улыбку прапор. — Я, если честно, мельком заглянул в твои сопроводительные. Мне известно, например, что ты строительный техникум успел закончить, но это для нас не по профилю. Кроме этого еще кое-что знаю из твоей биографии, что у нас совсем не приветствуется. Так какая у тебя кликуха будет, молодой? Надо что-нибудь пострашнее, позабористее.
Амиров встал в полный рост, расправил плечи, сжал кулачищи. К своим двадцати годам он привык, чтобы к нему еще те отморозки на «вы» почтительно обращались. Но прапорщика, похоже, не смущало, что он разговаривает с офицером, как с последним салагой. Прапор еще помнил те времена, когда в боевом обеспечении подразделения преобладали солдаты и сержанты срочной службы и он был царем и богом над ними. Но поскольку срок их службы был недостаточен, чтобы вырастить настоящего профессионала и, кроме того, создавалась реальная угроза утечки вместе с дембелями секретов мастерства, в подразделение стали приглашать только классных спортсменов, разведчиков и контрразведчиков КГБ, офицеров Советской Армии из числа тщательно отобранных добровольцев. И это, понятно, несколько задевало прошедшего огонь, воду и медные трубы прапора.
— Давай, товарищ младший лейтенант, прямо сейчас придумаем тебе кликуху, — с едва сдерживаемым напряжением в голосе предложил Хайван. — Скажем, что ты ее с собой привез, а иначе наш народ что-нибудь остренькое непременно прилепит. Ты наверняка обучен кости пустой ладонью ломать. Значит, при твоем здоровье зваться тебе не иначе как Костоломом.
— Ну это слишком круто. Понравится тебе, скажи навскидку, прапорщик, Металлолом? — попытался отшутиться Амиров. — Я ведь родом из Магнитогорска.
— Оставим — Лом. Коротко и ясно. Всем известно, что против лома нет приема.
— И действительно, приема нет? — продолжал играть в наивняка и недотепу Амиров.
— Давай проверим. — Хайван сдернул с противопожарного стенда ломик, бросил его Амирову: — Бей. Бей, я говорю!
Прапор встал в позицию, и Амиров ударил, не примериваясь. Он бил ломиком с размаху и колол им. Движения его становились все точнее, увереннее и сильнее, но прапору удавалось голыми руками блокировать удар за ударом.
Казалось, он не чувствует боли и способен так противостоять натиску противника вечно. Звон стоял, как будто они действовали схожими по материалу инструментами. Через минуту Амиров дал понять, что выходит из боя, и когда Хайван чуть расслабился, с оттягом плашмя обозначил удар по горлу.
— Ну ты, падла, даешь! — воскликнул прапор и сплюнул.
— А как ты хотел? Нас так учили. А у тебя руки что — железные? — спросил он.
Прапор отогнул рукав — предплечья были ничем не защищены, но оказались толстыми и огрубевшими. И сплошь синими. Амиров не хотел бы, чтобы у него были такие руки. Неужели придется смириться с этим?
Будто прочтя его мысли, прапорщик произнес назидательно:
— Пройдет время, и ты всем нашим фокусам научишься. Никогда не забывай о боевой подготовке! Задатки у тебя имеются вроде хорошие. — И добавил: — Не дрейфь, не давай слабины. Иначе в деле ты обречен. Помни: убить спецназовца можно, но победить — никогда.
Со временем выяснилось, что они оба, Амиров, и Хайван, не выносили дилетантство и некомпетентность. Поэтому повторяли, как заклинание, внушали молодым бойцам:
— Победа над врагом начинается с победы над самим собой, над своей слабостью и сомнениями. Привыкай к неожиданностям, чтобы стать сильнее собственного страха. Возможности человека безграничны, если он победит страх.
Но, с другой стороны, страх — это защитная реакция организма, это сигнал об опасности. И поэтому:
— Солдат, не испытывающий страха, для нашего дела не годен. Страх — драгоценность, если боец умеет владеть собой.
Так началась служба Амирова в подразделении ударных групп разведки, истинное наименование которого под угрозой жестокого приговора никто вслух не называл, так как среди его функций значились элементы шпионажа, терроризма и в большой степени — партизанских операций. Амиров как должное на годы принял бытие, когда неожиданность становится правилом, сюрприз — закономерностью, а внезапное изменение обстановки — обычным делом. Мозг приспособился в рефлекторном режиме формулировать и осуществлять боевые наставления и требования уставов, мыслить и действовать в определенных ситуациях в категориях духа и буквы очередного приказа. Порой и самого Амирова такой безусловный и безальтернативный автоматизм пугал и представлялся проявлением некой зомбированности, но от уровня этого автоматизма нередко зависела как его собственная жизнь, так и судьба операции.
В восьмидесятые годы теперь уже прошлого века служба Амирова проходила в основном в стране, где снежные горные перевалы свинцовым дождем встречали русских парней, где население по утрам приветствовало автоколонны шурави ясными детскими улыбками, а по ночам устанавливало на дорогах контактные мины.
В Афганистане действовали два соединения и армейская рота спецназа. Они контролировали всю территорию страны, обезвреживали караваны с оружием, наркотиками, деньгами из Пакистана. Работали в основном под крышей десантников, были одеты в их форму, поэтому и результаты относились на счет десантников. Только Амиров и кое-кто из его ведомства носили эмблемы связистов на погонах. Военная цензура постоянно напоминала, что слово «спецназ» остается тайной.
Через горнило этой необъявленной жестокой войны, о секретах которой и теперь ещё знают очень немногие и немногое, прошли около миллиона наших граждан. Наверное, и это подточило мощь Страны Советов. В 1991 году перестало существовать казавшееся незыблемым государство с гордым, названием СССР. А еще раньше, в феврале 1989 года, были выведены войска из Афганистана. Амиров в это время восстанавливался после ранения и тяжелой контузии в одной из закрытых столичных клиник.
Потом встал вопрос: что делать дальше 30-летнему мужику, умеющему все, что касается запугивания и умерщвления себе подобных. Предлагалось два пути: или продолжать учиться по военной специальности в академии, или находиться, пока держат, в резерве ВДВ, а после — в обычном пехотном резерве. Действие подписки о неразглашении навязанной ему гостайны сохранялось во всех случаях и простиралось далеко в XXI век.
Амиров выбрал второе, возвратился в родной Магнитогорск и вручил запечатанный конверт военкому. На другой же день он стал работать инструктором горкома комсомола. Работа непыльная, как раз для ветерана войны. Но через пару лет в результате известных событий комсомол перестал существовать, и Амиров через имевших вес знакомых устроился на одно из дочерних предприятий металлургического комбината инженером-конструктором.
1994. МАГНИТОГОРСК. Завод «АРЕС»
2
ММК — знамя легендарной Магнитки, первенец советских пятилеток, получивший второе дыхание с пуском в эксплуатацию комплекса кислородно-конвертерного цеха в 1990 году. Возглавлявшие и координировавшие строительство громадного и сложнейшего металлургического объекта управляющий трестом «Магнитострой» Анатолий Парфирьевич Шкарапут и директор Магнитогорского металлургического комбината Иван Харитонович Ромазан за месяц до падения режима, в июле 1991-го, за этот трудовой подвиг были удостоены звания Героя Социалистического Труда. На них список магнитогорских Героев оборвался, поскольку в стране исчезла потребность мотивировать и стимулировать социалистический труд.
Но следует, однако, заметить, что кроме собственно металлургического средоточия ММК объединил вокруг себя еще и мощный энергетический блок, коксохим, многочисленные объекты социального, спортивного и развлекательного назначения. Для сервисного обслуживания всего этого и был образован машиностроительный завод «Арес» — сеть цехов и обеспечивающих их технологические потребности всевозможных лабораторий и конструкторских бюро. «Арес» занимался изготовлением и ремонтом металлургического оборудования, больших и малых редукторов, прокатных валков, обновлением мостовых кранов, выполнением заказов кислородно-конвертерного цеха.
К лету 1994 года завод «Арес» уже пережил горячку приватизации, но люди еще не успели это осознать и перейти на капиталистические рельсы. Завод стал именоваться ЗАО «Арес», которое формально, на период отступления от социалистических принципов производства и хозяйствования, продолжало числиться в составе комбината, хотя, без сомнения, могло действовать и вполне автономно, о чем свидетельствовало появление буквально в первые дни Великой Отечественной войны мощного комплекса по производству снарядов, мин и катюш. Именно здесь, не выходя сутками из цехов, 13-15-летние мальчишки и девчонки работали на металлорежущих станках, подставив под ноги снарядные ящики, чтобы не терять из виду суппорт с резцом и без труда дотягиваться до ручек. Правда, находились скептики, которые никогда не скрывали своего мнения о том, что военное производство на комбинате наращивалось одновременно с основными мощностями, что где-то в недрах Магнитной горы плюс к тому имеются цеха, способные в любую минуту начать выпуск военной продукции, и склады стратегических запасов сырья, транспортных средств и продовольствия.
Косвенным доказательством их правоты было не-видимое для посторонних глаз существование до самой перестройки предназначенных неизвестно для каких целей так называемых цеха ремонта металлургического оборудования № 2, цеха механизации, а также расположенных в восточном торце фасонно-вальцесталелитейного цеха новотокарного и штамповочного отделений основного механического цеха и непосредственно примыкающего к ним довольно крупного конструкторского отдела механизации — чем там инженеры занимались, никто до прихода в СССР конверсии не знал.
Особенно последовательно милитаристскую доминанту в развитии предприятия обнаруживал в своих монологах на лестничной площадке, где проводились законные перекуры, конструктор с двадцатилетним стажем, выпускник Уральского политеха Евгений Кугель.
3
В общем-то, Женя не имел никакого отношения к названным выше «оборонным» подразделениям «Ареса», он трудился в противоположном, западном, торце «фасонки», где размещалось другое, совершенно открытое конструкторское бюро. Людей в нем работало раз в пять меньше, чем в КБ механизации, а курилка, прикрывала, как и во всех подобных организациях, своеобразный мужской клуб по интересам. Здесь-то регулярно общались, сходясь с хронометрической пунктуальностью, конструкторы из различных подразделений КБ — среди них Амиров, Кондратюк и Кугель. Причем тот же Кугель, как всем было известно, курил совсем немного, зато знал массу анекдотов и был неистощим на совершенно парадоксальные технические и нетехнические идеи.
— Ерундой обернулась вся эта перестройка, — сказал как-то Кугель в ходе очередной дискуссии в курилке. — Мыльный пузырь, который вскоре лопнул.
— Не скажи, — довольно резко ответил ему Амиров. — Что бы ты ни имел в виду, Горбачеву надо памятник при жизни поставить за тот же вывод советских войск из Афганистана.
— Я говорю об открытости общества, о гласности без границ, о плюрализме мнений, провозглашенных Горбачевым. Как показало время, это, в сущности, были лишь декларации. Я сам столкнулся с проявлением этой гласности.
Он скрылся на минуту и вернулся с тонкой стопкой разрозненных листочков. Оказалось, лет пять назад, в канун полувекового юбилея Победы, Кугель на волне поиска исторической правды написал статью-исследование в местную газету. Она начиналась так: «Народы живут историческими мифами. Хорошо ли, плохо ли, но с этим фактом приходится считаться. Изучение многих аспектов военных 1941-1945 годов не представляется не то что законченным — к нему вообще всерьез не приступали.
Каждый второй танк, каждый третий снаряд изготовлены из магнитогорской стали... Незыблемые три трудовых достижения, на которых зиждется боевая слава металлургов Магнитки — прокатка броневого листа для танковой промышленности, разработка технологии выпуска спецсталей в большегрузных мартенах с основным подом, организация выпуска снарядов и мин, включая «катюши» — были с блеском осуществлены в самые короткие сроки».
— Кое-какие нестыковки смущали меня, стоило только детально вникнуть в существо вопроса, — говорил далее Кугель. — Так сложилось, что к началу войны производство легированных сталей было развито преимущественно в южных и центральных районах СССР, которые оказались под оккупацией немцев. А восточная металлургия производила, главным образом, рядовые и качественные углеродистые марки. Возникла необходимость срочно создать новую базу по производству легированного металла. Аналогичные технологические проблемы, таким образом, одновременно решались в первые недели войны на Магнитке, Кузнецком металлургическом комбинате и в Свердловской области — на заводах Нижнего Тагила.
— Во время оно тебя за твои разговорчики прямиком отправили бы на золотую речку Колыму, — Сергей Степанович Кондратюк широко улыбнулся, и в нем явственно проглянули черты партийного чиновника крупного масштаба. — Чтобы не отвлекал людей провокационными действиями от грандиозных дел.
— Для серьезных исследователей должна быть важна истина, а не пропагандистские трюки еще сталинских времен, — отмахнулся от него Кугель. — А правда в том, что технические и технологические проблемы советские металлурги решали сообща, но каждая школа, понятно, шла своим путем. Уже 23 июня 1941 года ЦК партии и советское правительство решили отправить в тыл специалистов Ижорского завода, имевших опыт выплавки броневой стали, чтобы на металлургических заводах Востока организовать производство высококачественной броневой стали. На Ижорском заводе ее выплавляли дуплекс-процессом основная кислая мартеновские печи. 27 июня 1941 года большая группа ижорских сталеплавильщиков выехала в Москву. На другой день они прибыли в Наркомат черной металлургии, и нарком И.Ф. Тевосян тут же определил, кто в какой город поедет. Бригады, куда входили два мастера и два сталевара, отправились в Магнитогорск, Новокузнецк, Нижний Тагил.
4
— Провокатор ты и есть провокатор, — повторил Сергей Степанович Кондратюк. — Ты понимаешь, что в результате подобных развенчаний общество теряет ориентиры, а отдельному человеку вообще недолго сорваться с катушек. Вы, молодые, не помните, а мы, воспитанные, начиная с детских садов, на имени Сталина, восприняли решения XX съезда как личную трагедию.
«Потому что мы Сталина имя в сердцах своих несем», — пронеслись в голове у Амирова строчки из памятного ему «Марша нахимовцев».
— Если уж взялись делиться славою, надо обратиться к конкретным показателям, — начал горячиться Кугель, перелистывая принесенные бумаги. — Военные достижения, например, кузнечан подкреплены цифрами. По официальным данным, за годы войны советский тыл дал фронту 102,8 тысячи танков и самоходных артиллерийских установок, 112,1 тысячи самолетов, 220 миллионов снарядов. В том числе из кузнецкой брони было изготовлено 50 тысяч танков, 45 тысяч самолетов, 100 миллионов снарядов — почти половина всей военной продукции страны. Выходит, практически каждый второй танк был изготовлен из кузнецкой стали. Уже в августе 1941 года на комбинате было начато промышленное производство бро-неметалла. Историки, заметим, при этом всерьез покушаются на приоритет Магнитки, утверждая, что впервые в мире именно на КМК броневую сталь получили в большегрузных мартеновских печах, принципиально изменив сталеплавильную технологию.
— Но броневая сталь — это еще не броня. Ее нужно прокатать в лист, — продолжал Кугель. — Листовой стан на КМК для этой цели не был приспособлен. Решая эту проблему, экспериментировали круглые сутки. И броневой лист пошел. Потом уже, когда поток брони возрос, родился новый замысел — начать катать броню на рельсостане. И с этой задачей успешно справились, что, несомненно, сравнимо с подвигом механиков Магнитки, использовавших для прокатки брони блюминг.
В редакции он, оказывается, выдвигал как особо сильный аргумент в поддержку своей позиции то, что на КМК была освоена выплавка не только броневой стали, но и бронебойной, перед которой не мог устоять ни один фашистский танк. Поэтому на знамени КМК — муаровые ленты: ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, ордена Кутузова 1 степени, ордена Октябрьской Революции. На площади Победы, у здания заводоуправления КМК, на пьедестал поднят танк Т-34. Между тем ММК, несмотря на очевидные боевые заслуги, не награжден ни одним боевым орденом, — подчеркнул Кугель. — Быть может, именно в силу некоторого комплекса неполноценности Магнитогорский комбинат был и остается весьма закрытым предприятием. Только в начале 1970-х на ММК по полному производственному циклу стали обнародоваться не разы и проценты выполнения, а конкретные цифры. Однако сейчас, как и тогда, пять лет назад, Кугель увидел, что его доводы не доходят до собеседников.
— «Каждый второй танк, каждый третий снаряд...», — Кугель опять зашелестел своими шпаргалками. — «От какой печки» берет начало отсчет сему факту? На поверку оказывается, что это цитата из выступления Носова на партконференции Сталинского района 13 марта 1945 года: «В передовой «Правды», которая была передана по радио, сказано, что советские металлурги блестяще решили задачу снабжения военной промышленности танковым металлом. Я должен сказать, что лидером в этой части был коллектив Магнитогорского комбината. Такие прекрасные советские танки, которые сейчас громят и бьют смертным боем фашистские войска в Померании, сделаны целиком из стали Магнитогорского комбината. Половина танков Т-34 также сделана из стали Магнитогорского комбината. Каждый третий снаряд, выпускаемый во вражеское логово, сделан из магнитогорского металла...» Но ведь шла война, и любое откровение в печати была не информацией, а дезинформацией.
5
— На первый взгляд, никакого перевеса, если иметь в виду вклад в победу ММК и КМК, нет и не могло быть. Получается фифти-фифти. Но это только на первый взгляд, — упорствовал Кугель. — Мы еще не поговорили о вкладе моего родного города — Нижнего Тагила. До конца 1941 года на Новотагильском заводе было выплавлено 14274 тонны броневой стали и прокатано 10 тысяч тонн броневого листа. И опять же утверждается, что нижнетагильские сталеплавильщики первыми освоили выплавку этой особой стали в обычных мартеновских печах, что раньше считалось невозможным.
В общем-то, перед всеми металлургами стояли практически одинаковые, невероятно сложные задачи: наши печи и станы предназначались для производства лишь рядовых марок металла, не было ни электропечей, ни кислого пода, ни своих специалистов. Легирующих добавок, необходимых для качественной стали, тоже не было: хромистые и марганцевые руды на Урале считались бедными, и их почти не добывали. В кратчайшие сроки разработали и внедрили в производство процесс выплавки высококачественного феррохрома, протянули железнодорожные ветки.
— Чтобы сварить броневую сталь в Нижнем Тагиле, мартеновскую печь переделали на кислую подину и варили по классической технологии — дуплекс-процессом. Параллельно с этим шло сооружение толстолистового прокатного стана, оборудование для которого привезли из Ленинграда, с Кировского завода. Построили его в пять раз быстрее самых жестких сроков мирного времени лишь благодаря чудесам технической смелости — люди проявляли их на каждом рабочем месте, — чувствовалось, что Кугель хорошо знал историю предприятия, на котором трудились его отец и мать, где он сам проходил практику. — Но дуплекс-процессом сталь плавилась медленно, а фронту не хватало металлической мощи, да и Уралвагонзавод к тому времени наладил поточный выпуск танков — только подавай броню. Тогда Наркомчермет приказал одеть Т-34 в броню такой марки, которую можно выплавлять в основных печах с минимальным количеством легирующих добавок. Это позволяло в полтора раза сократить время плавки. Прокатали новый 20-миллиметровый лист, он тут же прошел испытание на полигоне, и производство брони встало на поток. 35 тысяч «тридцать-четверок» поставили фронту тагильские танкостроители.
За труд в годы войны коллектив НТМЗ получил орден Боевого Красного Знамени, орден Отечественной войны 1-й степени, орден Трудового Красного Знамени. Напоминанием о трудовом подвиге тагильчан служит 35-тысячная «тридцать-четверка», прямо со сборочного конвейера вознесенная на пьедестал памяти у центральной проходной завода. Тагильская промышленность за военные годы дала третью часть всех танков и самоходных орудий, которые участвовали в Великой Отечественной. Помимо броневой стали для танков было налажено производство противопехотных и противотанковых гранат, холоднокатаного листа для авиабомб и первых советских штурмовиков.
Заметим, что очень схожи обстоятельства трудового пути руководителей этих предприятий. Скажем, директор КМК Роман Васильевич Белан и директор ММК Григорий Иванович Носов почти ровесники, возглавляли меткомбинаты практически в одни годы. Роман Белан, так же, как Григорий Носов, был удостоен трех орденов Ленина и ордена Трудового Красного Знамени, но к тому же, в отличие от директора Магнитки, ордена Кутузова 1-й степени и звания Героя Социалистического Труда.
— Но мне напомнили, — Кугель собрал свои записи, — что особым приказом Сталина, а это исключительный случай, имя Носова присвоено Магнитогорскому горно-металлургическому институту. Сравнение военных директоров, ковавших оружие Победы, и решило судьбу моей статьи: позже мне сообщили, что такой и подобный ему материалы не могут найти места в главной газете города.
6
— Ну, Магнитка всегда отстаивала свою исключительность, — сказал потом Сергей Степанович Кондратюк. — И у власть имущих не часто хватает мужества, чтобы покуситься на сложившиеся за десятилетия стереотипы. Мне приходилось читать, что после металлурги Магнитки передали передовую технологию своим менее расторопным нижнетагильским и кузнецким коллегам. И якобы американский журналист А. Вернер в книге «Восточный фронт» написал: «Магнитка победила Рур!» Потом эти слова стали приписываться без указания источника некоему известному американскому журналисту М. Вернеру. Между тем еще с 1960-х годов я помню утверждение, что в книге, посвященной войне с фашизмом, американский публицист Вернер писал о том, что весь мир является свидетелем драматической борьбы магнитогорского металла с металлом всей Европы, мобилизованным Гитлером для ведения войны на Востоке.
— Может, речь идет о разных источниках? — предположил Амиров.
— А был ли мальчик? Боюсь, что все это плод фантазий агитпропа, — сказал Кондратюк. — Вот уж где, на удивление, неуклюже работали.
— Еще очень интересна судьба формулировки: «Носов — король русской стали». Говорили, что впервые ее услышали в день похорон Григория Ивановича по «Голосу Америки», но, как потом оказалось, еще раньше их высказал некий руководитель военной промышленности США Д. Нельсон. — Кугель понизил голос почти до шепота и, нарочито-настороженно оглянувшись по сторонам, произнес: — А одно из местных электронных СМИ в передаче, посвященной нынешнему Дню Победы, утверждало, что эти слова принадлежат никому иному, как самому Уинстону Черчиллю! Я думаю, что самым простым и убедительным было бы обнародовать, по примеру кузнечан и нижнетагильцев, результаты производства военной продукции с 1941 по 1945 год.
И это не факт, что таким образом восстановится справедливость, подумал Амиров. Скорее всего, открытая статистика породит другие трудно решаемые проблемы. Не только магнитогорская, но советская, а ныне российская в целом системы пропаганды склонны замалчивать неудобные факты, затушевывать их. Смешивать с грязью одних, возносить до небес других. И этим пронизано общество на всех уровнях, вплоть до отдельно взятого человека.
Однако следует признать, что для Кугеля было нехарактерно — вести серьезный разговор в курилке. Скорее, Женя склонен был часами в режиме заумного стеба рассуждать на тему того же вечного двигателя. Однажды с утра он с четвертушкой ватманского листа курсировал от кульмана к кульману и настойчиво объяснял ошарашенному собеседнику нечто. Это нечто заключалось в том, что нехитрая комбинация из намеренно сильно раскрытой вагины, шапки, через блок соединенной с половым членом, плюс естественная мужская сексуальная реакция давали эффект подобия perpetuum mobile. С тех пор за ним закрепилась слава crazy, помешанного на изобретательстве.
Вообще-то каждому школьнику известно, что вечный двигатель изобрести невозможно, тем не менее профессиональные конструкторы то ли в шутку, то ли всерьез бывают подвержены этой забаве. Впрочем, чего не сделает специалист ради утренней сладкой сигареты, сопровождающей плавное вхождение в рабочий ритм?
7
Проектирование, которым сейчас занимался Амиров, абсолютно не привлекало его. Он не мог представить, что всю свою трудовую жизнь обречен просидеть за чертежной доской, правда, в ближайшие годы их КБ обещали компьютеризировать. Однако работы, вследствие застоя в российской промыш-ленности на рубеже веков, было немного для всех, поэтому Амирова вообще старались лишний раз не трогать.
Он регулярно вместе с другими выходил в курилку, иногда проводил там по полдня, разглядывая снующих с этажа на этаж женщин. Он считался красавчиком и балагуром, но, в принципе, мало кто о нем что-то знал.
А между тем который день Амиров искал и не находил опору в себе. Настороженная душа устало просила чего-то, Амиров не знал чего. Он вспоминал свою жизнь — день за днем и приходил к выводу, что прожита она зря. Дом не построен, дерево не посажено, сын не выращен. Даже у сдвинутого по фазе Кугеля и хитромудрого Сергея Степановича Кондратюка, бывшего члена ЦК Компартии Украины, судьба складывалась хоть и не без извилин, но вполне созидательно. Однако, с другой стороны, Амиров отчетливо сознавал, что иной биографии он для себя не желал бы.
Хуже всего было ночью, в не имевшей ни конца, ни края тьме становилось особенно невыносимо. Когда он, наконец, забывался, снился один и тот же сон: тяжелый опасный подъем по осклизлой жирной тропе, на которой легко оступиться, но не имеешь права оступиться. И больше всего боишься за тех, кто рядом с тобой.
Что за тропа, думал Амиров, когда приходил в себя и лежал тяжело дыша, массируя одеревеневшие холодные пальцы. Что за тропа? Он мог поклясться, что не видел ее ни в жизни, ни в кино. А может, читал про эти лесные кручи под неутихающим надоевшим дождем? И, возможно, вся жизнь — это прочитанная когда-то увлекательная книга?
Дурацкий пустой сон: вдоль тропы, за деревьями, золотились аккуратные штабеля поваленного леса — вот, укрываясь за ними, по густой высокой траве и надо было идти. Не по тропе.
Но тропа снилась почти каждую ночь, Амиров уже мог описать ее — все изгибы, повороты, неровности. Былинки под ногами, кусты и деревья вокруг. И человеческий силуэт, маячивший среди кустарника. Только было неясно, куда тропа ведет.
Он задавался этим вопросом сквозь неутихавшую тревогу, а сам энергично и торопливо, будто боялся опоздать, разминал по очереди кисти рук. Опять не дошли до цели, если бы выбрались на самый верх, можно было бы оглядеться, сориентироваться. Потому что с высоты земля выглядит как аккуратнейшим образом сработанная топографическая карта...
Днем свои пути-дороги. Лето выдалось сухим и жарким, зной выбелил даже небо. Поверить в реальность мира можно было, только глядя на изумрудную вершину дальнего холма за рекой. От вида свежей сочной зелени в этом черно-белом кино к горлу подкатывал ком, хотелось плакать от восторга, и Амиров не сводил глаз с вершины холма, лишь только она появлялась между домами.
Должно быть, на высоте дуют прохладные ветры...
Последствия тяжелых ушибов головного мозга бесследно не исчезают. Наверное, надо пройти очередное обследование на компьютерном или резонансном томографе, хотя это мало что даст: уже который день Амиров чувствовал на своем затылке когтистую жгучую лапу, забирающуюся все глубже и глубже в мозжечок. К этому ощущению трудно было привыкнуть, но Амиров старался.
Вслед за летом непременно придет осень, а там зима. Амиров очень надеялся, что будет именно так.
ПОНЕДЕЛЬНИК
8
— Что же такое вечный двигатель? — академическим тоном вопрошал Женя Кугель, собрав вокруг себя в курилке зеленую молодежь. — Это воображаемый механизм, который безостановочно движет сам себя и, кроме того, совершает еще какую-нибудь полезную работу, например, поднимает груз или вырабатывает электроэнергию.
— Мысль о его создании существовала с очень давних времен, а описания первых таких устройств были известны еще в начале XVII века, — подхватывал тезис Евгения конструктор-танкостроитель Сергей Степанович Кондратюк.
— Однако еще раньше лучшие умы считали создание такого двигателя невозможным, — встревал в озорной диалог мэтров очкарик Митлин, вскормленный, судя по всему, какой-нибудь именной стипендией вождя. — Например, голландский физик Стевин и итальянец Леонардо да Винчи писали об этом...
— Скажу больше, — заявлял Кугель веско, — в 1775 году Парижская академия наук сочла необходимым совсем отказаться от рассмотрения машин, выдаваемых за вечный двигатель. Но проекты продолжали поступать. И большая часть таких устройств действительно могла бы работать, если бы не существование силы трения. Любой двигатель немыслим без движущихся частей, значит, недостаточно двигателю вращать самого себя. Нужно вырабатывать ещё и избыточную энергию для преодоления силы трения, которую никак иначе не нейтрализуешь.
С этой секунды слушателям становилось скучно, лекция начинала напоминать тягомотную теоретическую механику, курс которой в любом техническом вузе ведет иссохшая мымра в черном костюме. Но если отойдешь от группы, то тебе уже в курилке вроде и делать становится нечего, а возвращаться к кульману, вспоминать напрочь забытые сопроматовские формулы ох как не хочется.
— Вот вам классический пример вечного двигателя: динамо-машина соединяется с электромотором, — между тем продолжал, все более вдохновляясь, Кугель. — Если динамо-машине дать первоначальный импульс, то порождаемый ею ток запустит электромотор, а тот, вращаясь, будет заставлять работать динамо-машину. Таким образом, машины будут двигать одна другую, пока не износятся. Такой агрегат, в сущности, представляет собой одну машину, которая сама себя приводит в движение только при полном отсутствии трения.
— При отсутствии трения агрегат двигался бы вечно, но пользы от такого движения никакой, — предрек надоедливый очкарик. — Стоит заставить двигатель совершать внешнюю работу, и он немедленно остановится. А ведь даже проводник, по которому течет ток, хоть внешне он и неподвижен, греется именно из-за наличия силы трения — в данном случае обуслов-ленной столкновениями электронов с атомами вещества, из которого сделан проводник.
— Здесь и кроется парадокс инженерного мышления, — Кугель начинал злиться, потому что опять столь бесцеремонно прервали его, не дали высказаться. А это значит, что и ему вскоре придется бросать в урну такую сладкую сигарету и идти на рабочее место. — Любопытно, что если поиски вечного двигателя всегда оказывались бесплодными, то, напротив, глубокое понимание его невозможности приводило подчас к плодотворным открытиям. Прекрасным примером тому может служить способ, с помощью которого упоминавшийся только что уважаемым коллегой, — Женя взглянул на талантливого, перспективного очкарика, — замечательный голландский ученый конца XVI и начала XVII века Симон Стевин установил закон равновесия сил на наклонной плоскости.
— Этот математик и инженер заслуживает гораздо большей известности, нежели та, какая выпала на его долю, — с вызовом, будто с ним кто-то спорил, произнес очкарик. — Он сделал много важных открытий, которыми мы теперь постоянно пользуемся: первым в Европе ввел в употребление десятичные дроби и отрицательные корни уравнений, обнаружил гидростатический закон, впоследствии вновь открытый Паскалем...
9
— Так что, этот самоуверенный пацан полагает, что я не знаком с работами Стевина? — оглянулся по сторонам, будто в поисках поддержки, Евгений Кугель. Его, по обыкновению, потянуло на подробности. — Думаю, трудно спорить с тем, что главный вклад в науку замечательного голландца — это закон равновесия сил на наклонной плоскости. Любопытно, что Стевин открыл его, не опираясь на правило параллелограмма сил, — единственно лишь с помощью чертежа, изображенного на титульном листе его книги «Математические мемуары» 1586 года. Через трехгранную призму перекинута цепь из 14 одинаковых шаров. Что произойдет с этой цепью? Нижняя часть, свисающая гирляндой, уравновешивается сама собой. Но остальные две части цепи — уравновешивают ли друг друга? Иными словами: правые два шара уравновешиваются ли левыми четырьмя? Конечно, да, иначе цепь сама собой вечно бежала бы справа налево — на место соскользнувших шаров всякий раз помещались бы другие и равновесие никогда бы не восстанавливалось. Но так как мы знаем, что перекинутая указанным образом цепь вовсе не движется сама собой, то, очевидно, два правых шара действительно уравновешиваются четырьмя левыми. Получается словно чудо: два шара тянут с такой же силой, как и четыре. Из этого мнимого чуда Стевин вывел важный закон механики.
— И все потому, что он рассуждал так: одна цепь тяжелее другой во столько же раз, во сколько раз длинная грань призмы длиннее короткой, — вторил Кондратюк. — Отсюда вытекает, что и вообще два груза, связанных шнуром, уравновешивают друг друга на наклонных плоскостях, если веса их пропорциональны длинам этих плоскостей. В частном случае, когда короткая плоскость отвесна, мы получаем известный закон механики: чтобы удержать тело на наклонной поверхности, надо действовать в направлении этой плоскости силой, которая во столько раз меньше веса тела, во сколько раз длина плоскости больше её высоты. Так, исходя из мысли о невозможности вечного двигателя, сделано было важное открытие в механике, применяемое ныне, в частности, в танкостроении.
— Любители подобных задач, подполковник Кондратюк, заняты сейчас другой проблемой — созданием так называемого дарового двигателя, — сказал незаметно присоединившийся к слушателям Александр Иванович Макаров. Все сразу насто-рожились, так как начальник был не частым гостем в курилке. — В даровых двигателях энергия не создается из ничего, она черпается извне — от энергии Солнца или перепада атмосферного давления, от инерции и тому подобного. Ведь неплохо иметь такую машину: толкнул — и она работает, скажем, лет сто. Когда остановится — не беда, опять толкнем. Чистая фантазия, конечно, но законам природы это не противоречит, а значит, может и осуществиться.
Похоже, начальнику тоже потребовалась некая гимнастика для ума накануне рабочего дня, предположил Амиров.
Макаров взглянул на собравшихся, будто пересчитывая.
— Я прошу пройти в мой кабинет Кондратюка Сергея Степановича, Кугеля и Митлина, — наконец сказал он.
— Наверное, будет накачка за то, что мы чуть не часами торчим в курилке, — вздохнул Олег Митлин.
А Кугелю подумалось, что бросивший недавно курить Макаров просто вышел втянуть вкус и запах табачного дыма. Но эту догадку старалась вытеснить очень смелая надежда на то, что начальство сумело с кем-то договориться о работе для КБ. В последнее время, как раз тогда, когда в результате хозяйственных реформ «Арес» получил правовую самостоятельность, стало совсем плохо с заказами, и приходилось, чтобы заработать деньги, хвататься за все, что предложат. Задержки с выплатой зарплаты иногда вырастали до месяца. Но перед молодым неженатым Митлиным еще не стоял так остро материальный вопрос.
— Нынешние даровые двигатели еще слишком несовершенны, — говорил он, не замедляя шага, будто в продолжение тирады шефа. — Конструкция их чересчур дорога по сравнению с доставляемой ими энергией, и они, следовательно, невыгодны. Но, во всяком случае, поиск рабочего дарового двигателя — более перспективный путь, нежели бессмысленные попытки создания perpetuum mobile.
Вот этим ты как раз и займешься, когда подрастешь, мысленно предрек Кугель.
А Амиров был рад, что его обошли вниманием и не пригласили на совещание. Он, не торопясь, докурил сигарету и направился в свой сектор по длинному коридору, уставленному вдоль стен стеллажами со старыми, уже скопированными, чертежами. Перед ним, не сбавляя шага и не убыстряя его, величественно ступала начальница соседнего сектора Галина Александровна Осинская.
Осинская была в облегающей, даже тесной серой юбке чуть выше колен. Теплая волна охватила Амирова. Он давно подумывал пригласить эту видную даму куда-нибудь. Бесшумно поравнявшись с Галиной Александровной, Амиров как бы случайно, но определенно ласково и ощутимо провел рукой по ее крутому заду. Они переглянулись и пошли каждый своей дорогой.
Галина Александровна, понятно, давно заметила симпатию этого Амирова к себе. Чем-чем, а очередным служебным романом КБ было не удивить, поэтому Галине Александровне вплоть до сегодняшнего волнующего прецедента было досадно, что этот крепкий мужик с хорошим, открытым лицом, с интеллигентной, даже, прямо скажем, аристократичной внешностью и военным прошлым почему-то не проявляет по отношению к ней, такой умнице, такой фигуристой раскрасавице, решительность и инициативу.
10
Секретарша тут же подала собравшимся чай и пепельницу.
— Господа инженеры, — сказал начальник КБ торжественно, и было видно, как ему нравится такое обращение, — я собрал вас, чтобы...
— ...сообщить пренеприятнейшее известие, — не выдержал Кугель.- К нам едет ревизор.
— Известие как раз приятное: мы получили заказ. Заказ, который может потянуть на миллионы.
— А если в у. е.? — деловито потребовал уточнения Кугель.
— Речь и идет о зелени. Дело в том, что в столице одной среднеевропейской судоходной державы, внесшей вклад в разгром фашизма, в дни торжеств по поводу 50-летия Победы у речного дебаркадера планируется установить на вечную стоянку боевой корабль. Компетентные органы условились, что это будет компактный по размерам, водоизмещению и осадке, но оснащенный солидным вооружением бронекатер серии БК. Их остались считанные единицы в Советском Союзе, но один из БК, типа 1125, имеющий, несмотря на нынешнюю бесхозность и запущенность, достаточно товарный вид, пришвартован к косе, у Центрального перехода через реку Урал в Магнитогорске. Как только до меня дошли слухи о его продаже, я не поленился и спустился под мост. Этот катер, оказывается, стоит на всеобщем обозрении у дамбы с самых послевоенных лет. Когда-то, в сталинские времена, он, похоже, нес охранные функции и имел мощное вооружение, которое после было демонтировано от греха подальше и хранится отдельно, наверное, где-то на складах.
— Насколько я помню, — встрял Кугель, — раньше корабль назывался «П. Надеждин» и на мачте его реял военно-морской флаг. Наверное, надо вопрос решать с военным ведомством, чтобы потом разговоров не было.
— А кто такой П. Надеждин? — спросил Сергей Степанович Кондратюк. — Я тоже бывал на этом корабле, но никакой надписи не заметил — ни на бортах, ни на корме, ни на рубке.
— Петр Надеждин — боевой летчик, Герой Советского Союза. Но кто обо этом сейчас помнит? — махнул рукой Кугель.
— Не скажи, Женя, — возразил Макаров. — Именем Надеждина названы одна из наших улиц, а также медицинское училище. А с последним хозяином судна, Досааф, я о безвозмездной передаче имущества, только отягощающего баланс организации, договорился. Надо найти и вернуть на катер его вооружение, покрасить судно в соответствии со стандартами.
— А если не удастся найти и вернуть?
— Ну ты настоящая заноза, Кугель. Не удастся — придется срочно спроектировать и изготовить муляжи боевого оснащения — один к одному с оригиналами. Возьметесь вместе с Кондратюком — у него громадный опыт в этой отрасли.
— Это дело можно поручить Амирову, — предложил Кондратюк. — Сдается мне по некоторым признакам, что он неплохо знаком с бронекатером.
— Принимаю к сведению, — сказал Макаров. — Но прежде в течение календарной недели надо решить проблему погрузки и крепления БК на железнодорожном подвижном составе. Груз надо отправить точно по графику, а иначе мы начнем терять деньги из-за штрафных санкций — со всеми вытекающими пос-ледствиями.
Макаров достал из папки и разложил на большом столе синьки еще довоенных времен. Это были листы настоящего кубового цвета, испещренные белыми линиями.
— А я недоумеваю, — наклонился Митлин к Кугелю, — почему рыжие светокопии называют синьками. Оказывается, по традиции и в силу привычки.
Кугель дернул его, чтобы молчал, за рукав. Не сказать, чтобы кто-то из конструкторов КБ специализировался на перевозках негабаритных и тяжеловесных грузов по железной дороге — комбинат осуществлял в основном типовые проекты погрузки и крепления. Но хотя бы разок подобные работы пришлось осуществлять каждому. А значит, в принципе, коллективный опыт имелся. Ну не отдавать же было такую срочную и ответственную, а значит, денежную работу конструкторскому отделу механизации, всегда занимавшемуся совсем другими делами, а сейчас погрязшему в конверсионных программах — проектировавшему чайники со свистком, на первый взгляд почти неотличимые от первого советского искусственного спутника Земли.
— Итак, ставлю боевую задачу перед всеми вами лично, — оперся обеими руками о синьки Макаров — так, как киношный маршал Жуков склонялся перед сражениями над картами. — В течение трех дней необходимо подготовить реальные предложения по проекту погрузки и крепления бронекатера водоизмещением, а значит, и массой, 29300 килограммов. Ширина БК — 3550 миллиметров. Это, выходит, негабарит 3-й степени.
— Ого! — воскликнул Кугель, который имел самый большой опыт «отгрузки» и, получалось, обладал правом первого голоса на данном совещании. — Негабаритный, да еще и длинномерный груз. А нельзя порезать катер на части?
— Нет, нельзя. Заказчик специально оговорил такой пункт, потому что до знаменательной даты осталось, в сущности, немного времени, а резка-сварка «живого» судна, как я понимаю, весьма трудоемкая операция. Тем более что мы должны поставить заказчику судно без единого отступления от его исторического облика. А ведь при постройке кораблей серии БК-1125 жизненно важные части — пост управления, машинное отделение, топливная цистерна, погреба — бронировались. Причем защищенная часть корпуса выполнялась сварной, а бронированная — клепаной.
— В Отечественную войну такие катера называли речными танками, — уточнил Сергей Степанович Кондратюк.
Кугель что-то торопливо черкал на листочке.
— А можно узнать длину груза?
— Пожалуйста — 22650 миллиметров.
Кугель присвистнул:
— Больше 22-х с половиной метров при максимальной длине железнодорожной платформы 17,65 метра!
— Ты еще спроси, какова боковая, подветренная, площадь катера, и тебе станет совсем дурно. Но вы конструкторы и обязаны решать любые технические проблемы. Разберите копии, — предложил Макаров участникам совещания.
11
Кондратюк с Кугелем отошли в угол курилки и как бы отгородились от всех. Кугель, не упустивший из внимания замечания насчет речных танков, сразу попытался побудить собеседника углубиться в тему.
— Так и ничегошеньки нельзя сделать, чтобы облегчить конструкцию груза? А может, пусть и не сократить габариты, но как-то ужать длину? Вот смотрите, — он раскрыл перед Кондратюком справочник с инструкциями, который сам давно выучил наизусть: «При перевозке длинномерных грузов выход груза за пределы концевой балки полувагонов и платформ не должен превышать 400 мм. Длинномерные грузы, т.е. грузы, выходящие за пределы концевой балки более чем на 400 мм, перевозятся на сцепках с опорой на один или два вагона».
— Можно срезать рубку, упаковать в ящики двигатели, но это в смысле снижения габаритов ничего не даст, — сказал Сергей Степанович Кондратюк.
— Но, возможно, убережет от заметного смещения центр тяжести. Ведь вот еще что оговаривается в нормативных документах: «При погрузке длинномерного груза с опорой на одну четырехосную платформу и расположении общего центра тяжести грузов (ЦТогр) в вертикальной плоскости, в которой находится поперечная ось вагона, допускается вес груза в зависимости от его длины и типа рессорного подвешивания платформ». Впрочем, так и просится груз, чтобы его разместили на сцепе из двух платформ. Но тогда неизвестно, как он себя поведет на поворотах. Не зря же и этот случай специально оговорен: «При перевозке груза на сцепе с опорой на два вагона крепление груза (растяжки, стойки, борта и др.) не должно препятствовать перемещению вагонов сцепа относительно груза при проходе кривых участков пути. Устройства, предохраняющие груз от поперечных смещений и опрокидывания, следует размещать на обоих грузонесущих вагонах в плоскости расположения
опор».
— Знаешь, нам просто повезло, что надо отгружать катер типа 1125, — сказал, чтобы быстрее закончить разговор и отправиться по каким-то своим делам, Сергей Степанович Кондратюк. — Если бы это был катер серии БК-1124, то длиной наш груз был бы свыше 25 метров при ширине четыре метра. А это четвертая степень негабарита. Тогда, возможно, проблема вообще оказалась бы нерешаемой.
— Надо как-то освободиться от этого шустрого вундеркинда Митлина. Он только мешает. И к тому же после того, как мы с вами решим проблему, он будет претендовать на долю из общего котла.
— Что касается Митлина, ты, Женя, прав на все сто процентов. Тем более что почти наверняка придется привлечь к работе Амирова. Однако не надо забывать, что Митлин — какой-то родственник Карасика.
При чем здесь Амиров, недоумевал Кугель, возвращаясь к себе в сектор. Требование сформулировано совершенно определенно: не более чем за три дня надо не только придумать, но и хотя бы вчерне набросать наиболее оптимальный вариант размещения груза. И выбрать метод его крепления. Кугель, как всегда, принимал, безусловно, на себя всю ответственность, но не был свободен от некоторой доли цинизма. Он давно осознал, что любое значимое дело у нас проходит пять обязательных стадий: шумиху, неразбериху, поиски виновного, наказание невиновного и, наконец, награждение непричастного. А Амиров и Митлин только будут путаться под ногами.
Кугель сел за свой стол, прикрепил к доске чистый лист ватмана. За двадцать лет конструкторской работы это действие превратилось в магическое действо, в некий ритуал, без которого теперь немыслимо было приступить к делу. Кугель задержался на этой мысли и вдруг сообразил, что даже внутренне произносит «тепер» — с твердым «р». Существует, оказывается, некий конструкторский сленг, переходящий из поколения в поколение. Не чертить — «рисовать». «Дирка» — отверстие в детали, обычно с резьбой. Кугель, когда начинал, застал еще довоенных конструкторов с заводов Юга, из Ленинградского Гиромеза, из Москвы, трудившихся в магнитогорских шарашках, и присоединившуюся к ним волну эвакуированных специалистов. По их проектам был построен комбинат. Наверное, сленг этот выражал бессильный протест, размышлял Кугель, выводя тонкой линией контуры платформы. Как и то, что старые инженеры, выполняя «отгрузку», говорили «НКПС» вместо МПС, чьих инструкций они должны были придерживаться в данном случае.
— Вооружаемся потихоньку, пацифист? — его размышления прервал тихий голос Амирова, из-за плеча Кугеля разглядывавшего синьку с бронекатером. — Смотрю, у тебя на столе что-то лазурное, а это чертеж с боевым кораблем. Пойдем, что ли, покурим.
Кугель взглянул на часы — да, время перекура подошло. Но он уже начал втягиваться в работу и ему не хотелось отрываться от нее. Во всяком случае, пока не будет в подробностях рассмотрена пара перспективных вариантов решения проблемы.
— Извини, у меня очень срочная работа, — сказал он.
12
Кугель, похоже, сделал страшное дело: запустил механизм технического творчества молодежи — своеобразный вечный двигатель, вся энергия которого уходит в треп. Подобие конкурса «Что? Где? Когда?», подумал Амиров. Причем присутствия Амирова, за которым прочно закрепилась репутация случайного в инженерной среде человека, никто не стеснялся.
— Уилкинс также дал первую классификацию способов построения вечных двигателей:
— с помощью химической экстракции — эти проекты до нас не дошли;
— с помощью свойств магнита;
— с помощью сил тяжести.
— А гидравлические вечные двигатели он относил к третьей группе.
— Среди других гидравлических вечных двигателей следует отметить машину польского иезуита Станислава Сольского.
— Однако гидравлические вечные двигатели системы «насос — водяное колесо» на практике не работали.
— Нужно вспомнить использование сифона.
— А вот в Ирландии недавно изобрели устройство, работа которого нарушает первое правило термодинамики, то есть закон сохранения энергии. Утверждается, что КПД установки превышает 100 процентов.
— Давайте разработаем ряд конструкций современных портативных самогонных аппаратов... Спирт — штука интересная и метод тоже. Гуляешь, а в кармане булькает. И к концу прогулки тебе совсем не кисло.
— Вот-вот: карманного типа!!!
— Сначала давайте определимся с тем, что мы конкретно делаем. Вообще суть самогонного аппарата — это перегонка, то есть берется некая жидкость или раствор, которые нагреваются до испарения, затем пар проходит через некую охлаждающую систему и конденсируется опять в жидкость. Таким образом мы повышаем концентрацию какой-то определённой жидкости, так как испаряется не вся изначальная жидкость, а лишь её часть, зависящая от условий перегонки. Поиграв с температурой, скоростными параметрами и конструкцией перегонного аппарата, можно получить разные результаты на выходе.
— В принципе, существует только один компонент изначальной жидкости с концентрацией около 98 процентов. Мы это обсуждаем?
— Кажется с водкой проблем больше нет.
— Надо ещё и со способами разделения определиться — ну, какие применять будем. Из эффективных я знаю три:
1) собственно само парообразование,
2) центробежное разделение,
3) пока плохо изученное вихревое распределение. Кстати, интересный метод, но по нему ничего толком нет, его некоторые заводы используют как изюминку, но ничего не публикуют. Кто ещё чего вспомнит из способов разделения?
— Вы случайно не физик-ядерщик, коллега? Можно попробовать сделать систему на основе установки по обогащению урана.
— Нет, к сожалению, я не ядерщик.
— Морозить еще можно, пожалуй, чище продукт будет. А еще Буденного Анатолия Павловича, изобретатель который, вспомнить можно с его двумя литрами чистого спирта в час из девайса размером со спичечный коробок.
— При температуре замерзания вода замерзает, спирт — нет. И вся спирторастворимая дрянь при вымораживании остается в продукте.
— Но вторая возгонка при не очень высокой температуре дает классный выход. Останется только от сивухи марганцовочкой почистить. Хлопотно это, правда, но для наливок садово-огородных и лесных это отличный исходник. Только про воду не следует забывать. Водорастворимые компоненты тоже нужны.
— Зайди к одному-другому соседу — увидишь в реале. Рекомендую модель с сухопарником — не сбардит просто так.
— А еще Остап Ибрагимович с его табуретовкой...
13
Амиров восхитился знанием предмета выпускниками технического вуза. Кое в каких вопросах они не уступили бы и ему, Амирову.
— Честно говоря, хочется такое, чтобы из органического мусора спирт гнать.
— А потом пить? Во время войны один мужик делал опыт: брал органику из нужника. Потом без зубов остался и инвалидом первой группы стал. Жил, правда, долго. Что будет со сталью и силумином? Какие свойства приобретет смазка? Если просто сжигать, то сажу куда девать? Еще тот концентратик! Но самое главное — это барда! Для начала ее следует научиться нейтрализовать! Спирт — спирт! А дрянь после производства кто убирать будет? Дядя?
Что за поколение? Амиров вглядывался в лица ребят. Хоть у одного бы проявился рвотный рефлекс.
А интересно, как бы они себя показали в настоящем деле? Можно ли считать сегодняшний разговор о содержимом нужника показателем их готовности к некоторым сторонам деятельности в экстремальных условиях?
Скажем, на глазах у Лома некоторые зарекомендовавшие себя при подготовке отъявленными головорезами отказывались вспарывать животы даже небеременным кошкам и собакам. А ведь потом им нередко приходилось попадать в ситуации, когда они просто вынуждены были убивать невинных людей только за то, что они ненароком встретились им.
А убить человека, смотрящего тебе в глаза, оказывается, ох как невыносимо тяжело. Нужно переступить через какую-то черту в себе.
С ранеными товарищами разведчики стараются обращаться предельно заботливо, но почти неизбежно они превращаются в обузу для группы. И если не удается их как можно быстрее доставить в базовый лагерь, находящихся в сознании оставляют в хорошо замаскированном укрытии, окруженном минами и ловушками. Но, с учетом возможных осложнений, более чем на двое суток оставлять раненых одних нельзя, поэтому их приходится добивать. А что делать? И ни у кого не возникает сомнений, какая участь ждет их самих, если им не повезет. Но всегда остается тайная надежда на волчью справедливость — сегодня ты, а я завтра. Это жестоко, но как показал боевой опыт, еще более жестоко обрекать беспомощных товарищей на страшные муки и издевательства, коль они попадут в руки врага.
При доставке же «языка» можно не беспокоиться насчет того, удобно ли ему во время транспортировки. Лишь бы не задохнулся. Что же касается тряски, ушибов, ссадин, онемения связанных конечностей, все это не имеет значения. Ведь в большинстве случаев пленный подлежит ликвидации сразу же после форсированного допроса. Нельзя отпустить «языка», даже если ему была обещана свобода за сотрудничество. А склонить к сотрудничеству человека очень просто — пару раз чиркнул напильником по зубам или просверлил уши дрелью.
И по части еды там, где десять лет с перерывами на учебу обретался Лом, люди были непривередливы. Если кончились припасы, каждый мог добыть змею или ящерицу, личинок, головастиков. Со змеи шкура снимается, как чулок, а лягушку лучше проглотить сырой целиком.
Амиров представил этих элегантных, лощеных молодых парней — гордость семьи — в горах, песках или во льдах. А почему бы и нет, подумал он. Он мог привести десятки примеров полного преображения людей, приспособления их к обстоятельствам. Как раз среди тех, кто сумел приспособиться и в конечном итоге выжил, значительно ниже процент подверженных поствоенному синдрому. Не готовые морально к лишениям, смерти товарищей и необходимости убивать для того, чтобы не быть убитыми самим, зачастую потом становятся пациентами психушек либо попадают за преступления в зону.
Но, с другой стороны, за последнее десятилетие многие взгляды на действия разведчика в тылу противника значительно изменились. Ценность человеческой жизни заметно увеличилась. Главными теперь считаются скрытность, быстрота и внезапность — и чтобы сколько человек ушло в разведку, столько и вернулось. Количество задач, которые разведгруппа вынуждена решать исключительно своими силами и оружием, уменьшилось. Сейчас зачастую предпочтительнее обнаружить какой-либо объект и навести на него артиллерию или авиацию, а после зафиксировать результат удара. Поэтому хотя подбору и подготовке вооружения РДГ необходимо продолжать уделять очень большое внимание, в целом к его применению нужно подходить критически.
14
Никто не догадывается об истинных возможностях Геннадия Амирова. Например, вот этот БК был ему известен уже много лет. Еще когда учился в техникуме, он подрабатывал матросом в Досааф, и в его обязанности входило нести караульную вахту на корабле. Раз в год, перед Днем Военно-Морского Флота, Гена Амиров должен был обеспечить покраску судна, руководствуясь сметой и стандартом. То есть он вручал кисти своим однокашникам, и все вместе они красили БК: надводный борт корпуса, рубку, фонарь машинного отделения, крышки люков и вооружение — в шаровый; дымовые шашки, кнехты, кипы, якорное устройство и стволы пулеметов — в черный; подводную часть корпуса и половину спасательного круга — в красный; палубу — в цвет «железный сурик»; бортовой номер, ватерлинию, ноки мачты, реи — в белый цвет.
А праздничным утром бронекатер еще украшали флаги расцвечивания. Они развевались на свежем ветру, и звучала мелодия незабываемого «Марша нахимовцев» — «Простор голубой, земля за кормой!». И нарядная толпа, и танцы, и соревнования по плаванию, и гонки на шлюпках и на малых парусных судах. А потом приходила очередь судомоделистов, и в заключение — катание на бронекатере с фотографированием на фоне его грозных башен. Наверное, на многих снимках, бережно хранящихся в семейных альбомах, запечатлен и он, Амиров. Больно уж его стать, затянутая в тельняшку, а также бескозырка набекрень нравились бабушкам, приведшим на праздник внуков. Впрочем, Амиров охотно фотографировался со всеми, кто его приглашал.
А сегодня он только мельком бросил взгляд на чертеж бронекатера и тут же вспомнил его технические и боевые характеристики, которые выучил назубок позже, наряду с особенностями других видов отечественной и зарубежной военной техники. Как кинокадры перед его глазами пронеслись варианты огневого оснащения БК-1125:
— одно 76-мм орудие в башне от танка Т-35, три 12,7-мм пулемета и один штатный пулемет в башне;
— или одно 76-мм орудие в башне от танка Т-34, три 12,7-мм пулемета и один штатный пулемет в башне;
— или одно 76-мм орудие в башне от танка Т-34, два спаренных 12,7-мм пулемета и один штатный пулемет в башне;
— или одно 76-мм орудие в башне от танка Т-34, реактивная артиллерийская установка башенно-палубного типа 24-М-8 «катюша», спаренный 12,7-мм пулемет и один штатный пулемет в башне.
Итак, господа, не приходилось ли вам попадать где-нибудь в дунайских или амурских плавнях под интенсивный обстрел 76,2-миллиметровой горной пушки, спрятавшейся в башне танка? Или палила ли по вам реактивная артиллерийская установка башенно-палубного типа 24-М-8 «катюша»? Наконец, поливал ли вас прицельно свинцом спаренный 12,7-миллиметровый пулемет? Ощущение не из приятных, даже если это называется тактические учения в обстановке, приближенной к боевой. Единственное спасение — бухнуться с головой в грязную жижу лимана, стараясь не захлебнуться, или вжаться комочком в землю за первой попавшейся кочкой.
Увидев, что Кондратюка нет на месте, Амиров тоже решил под благовидным предлогом улизнуть с рабочего места пораньше. Он сказал Макарову, что ему нужно перед отпуском навестить однополчанин.
15
В общем-то в этой отговорке не было ни грана лжи. В отпуск Амиров уходил с понедельника, а Векки тоже был, как сейчас называется, воином-интернационалистом, и к тому же соратником Амировского отца. Амиров пообедал в какой-то забегаловке, а потом построил свой маршрут так, чтобы часам к пяти оказаться поближе к кварталу, где жил Векки. Две недели Амиров носил повсюду с собой туристскую схему города Реджодель-Эмилия, которую выпросил у побывавшего недавно в Италии инженера. В воскресенье Амиров улетал отдыхать на юг, и ему не хотелось откладывать встречу с Векки еще на месяц.
Он тащился в редкой тени карагачевой аллеи по крутой улице Первостроителей, чтобы выйти на перпендикулярную ей Пионерскую. Из раскрытого окна венгерская виртуальная девушка жаловалась на одиночество, выгнавшее ее на окраину города.
Зеленая вершина тщетно манила к себе. Амиров свернул в арку и вошел во двор. Первые капитальные здания Магнитогорска, солидные пятиэтажные дома, построенные для ударников стройки, когда-то гордо высились среди океана палаток, землянок и развалюх. Магнитогорск начинался отсюда, теперь это его окраина. Вспомнился низкий страстный голос девушки с диска.
Палисады под стенами зданий были засажены акацией, кусты разрослись, переплелись ветками за десятки лет. Остальное пространство двора, угодившего на пригорок, серебрилось ковылем, как и сто, и тысячу лет назад. Посередине, впрочем, возвышался фонтан с огромной диковинной бетонной рыбиной, пасть которой никогда, насколько помнил Амиров, не изрыгала потока воды. Глубокую чашу фонтана давным-давно засыпали взятой тут же, рядом, каменистой почвой осторожные родители.
По склону к арке спускался человек, похожий на Эдуарда Брюханова. Это Брюхо, убеждал себя Амиров, Эдик Брюхо и никто другой. Но ведь у него продолжается рабочий день. У меня тоже идет рабочий день, напомнил себе Амиров. Брюханов был на пару лет старше Амирова, именно у него пацаном Генка увидел впервые настоящие футбольные бутсы. Они жили в одном доме вот за этим бугром, пока после института Эдик не ушел на двухгодичную офицерскую службу.
А Амиров в семнадцать лет, по окончании строительного техникума, был распределен в Сибирь, потом служба в спецподразделениях, афганская война. Они с Брюхановым служили вместе на рубеже 1979-1980 годов, вместе брали Тадж-Бек, потом не виделись почти десятилетие, и судьбе было угодно свести их вновь сначала в московском госпитале, потом в родном городе. Эдик не успел обзавестись семьей, поэтому ему удобнее жить с отцом и матерью, чью недвижимость он в конце концов унаследует. Квартиры еще той, довоенной планировки на Пионерской были, действительно, что надо.
Как ни некогда, Амиров рассчитывал еще и увидеться с ним сегодня. И, возможно, прикинуть свои планы на отпуск.
Амиров остановился, достал сигарету, поискал спички и не нашел их. Теперь он с полным правом мог разглядывать идущего ему навстречу мужчину. Если это и не Брюхо, он не удивится той приветливости, с какой поджидал его Амиров: курильщику надо огонька. А если Эдик — тем более не удивится. К подобным уловкам Амиров догадался прибегать не так давно, когда окончательно убедился в своей неспособности разобраться в калейдоскопе знакомых и незнакомых лиц. Однако он еще не прослыл, как Брюхо, лунатиком, lunatic, и его продолжали любить женщины.
16
Это был не Эдик. Человек, давший Амирову прикурить, и не мог быть Эдиком, потому что в данный момент тот был не на работе и даже не пил пиво в ближайшем баре, а сидел в поликлинике в ожидании приема врача. Когда приземистый, внушительного вида мужчина скрылся в проеме арки, накурившийся за день до одури Амиров выбросил сигарету. Хотя с самого начала не исключалась возможность ошибки, ему стало не по себе от того, что вот опять обознался.
Он поднял голову и заметил краем глаза, как каменная рыбина пошатнулась. Только этого ему не хватало.
Он сбросил пиджак и повалился на склон, ощутил лицом упругость стеблей ковыля, всем телом почувствовал каждый камешек под собой. Пахло горячей землей, и Амиров подумал: ничто не способно так остро вызвать воспоминание о давнем, как запах. И еще мелодия. И случайно оброненное словцо. И улыбка женщины. И рукопожатие. И одиноко стоящее дерево. И луна, выглянувшая из облаков дождливой осенней холодной ночью.
...Вылезший из кустов Чечен, похожий на привидение в пятнистом комбинезоне, измученный и промокший до нитки, наспех вытирает лезвие опасно заточенного золингенского тесака пучком травы.
— Прости, — сказал Чечен, глядя куда-то в землю, и все поняли, к кому он обращается, и дали себе слово не испытывать на себе неотвратимости приговора.
— Пошли, — приказал Чечен отрывисто. — Дома отлежимся, — и стал продираться через заросли тальника. Все встали и побрели за двужильным Чеченом, но каждый отдал бы многое за лишнюю минуту отдыха в тех кустах.
Все встали и побрели за двужильным Чеченом, но каждый отдал бы многое за лишнюю минуту отдыха в тех кустах..
Непрошеное воспоминание, которое вечно будет жить в тебе. Амирову казалось, что он помнит каждый свой день.
Он поднялся на ноги. Кисти рук опять затекли, но каменная рыба неколебимо покоилась на постаменте.
Амиров шел напрямик, стараясь не поскользнуться на жесткой полегшей траве. Если так будет дальше, думал он, я, наверное, не доживу до зимы.
Еще издали Амиров увидел людей, столпившихся у дома, где жил Векки. Был среди них и сам Кирилл Брунович, его сухонькая фигурка металась от одного к другому, будто итальянец добивался и не мог получить ответа на мучивший его вопрос. Амиров почувствовал запах дыма и, наконец, заметил реденький синеватый туман, поднимавшийся от входа в подвал в двух метрах от подъезда.
Пожар? А Векки бежал по тропинке к нему, прижав обе ладони к груди.