Аннотация: От первого лица, довольно грубыми и наивными мазками. АU, Тьма, Свет, современность, эхо войны, немного натурализма и магии, мальчик, девочка, амнезия, бзсхднст, неадекват
Моим близким, которые были на войне.
Фонари разгорелись, и мне пора домой.
Я бегу стандартным маршрутом, от фонаря к фонарю, всем телом ощущая подрагивание света в стеклянных колбах. На мне розовый спортивный костюм и розовые с белым кроссовки - терапевт советовала больше нежности. Я бегаю каждый вечер, чтобы поддержать форму. Я Вика. Я не боюсь бегать по вечерам.
Заходя в подъезд, отслеживаю: три отвратительные фигуры в обносках тащатся за мной. Сохраняя небольшую дистанцию, поднимаются на мой этаж. И нет, не проходят мимо. Один тянется и хватается бледной рукой за кованую решетку, мешая закрыть дверь тамбура. С вялым раздражением бью его по пальцам ключами - не отпускает. Двое темных у лифта что-то бормочут, и защелка то и дело проскальзывает; замок не удается закрыть. Медленно наклоняюсь и кусаю руку этого придурка, легко прокусывая кожу. Придурок наконец отскакивает и бранится. Его кровь не имеет обычного железистого привкуса. И обычно кровь на губах ощущается более липкой... Это все как-то ненормально или мне кажется? На сон похоже. Но во снах я обычно чувствую страх. А вот в моих смутных реальных воспоминаниях кровь на губах - это нормально, ее было много.
Но всколыхнувшиеся воспоминания снова уходят на дно.
Я вытираю рот платком. Тьфу, гадость, саднит - треснула сухая кожица. Парень явно из нелюдей, из тварей тьмы, да и эти двое тоже. Хихикают у лифта - чему? Может, достаточно того, что кровь этого придурка пересекла порог? И пока она у меня дома, они могут войти?
Бросаю окровавленный платок сквозь решетку. Запоздало понимаю, что на нем и моя кровь. Они радостно хватают платок, верещат что-то; довольно сложно разбирать слова, как будто шумит в ушах. Они унесут мою кровь к себе и попытаются навести порчу через нее?
Нет, я не боюсь.
- Моя кровь вас сожжет нахер, рискните, твари, - говорю им и ухожу в дом.
Есть уже не хочется. Память тускло и глухо колышется, пока я пью воду, умываюсь, ложусь. Как же меня звали тогда, там, где все еще было нормально? Вера? Ника?..
...Мне снится кошмар. Знакомый кошмар. Я стою на насыпи возле какого-то укрепления. Небо блеклое и пустое, а на земле все замерло в ожидании.
Звонит телефон. Точнее, вибрирует: бррр... бррррр... Меня начинает трясти: волна адреналина. Достаю телефон из кармана, слушаю, как мужской голос произносит всего одно слово. Нажимаю кнопку отбоя. Не знаю, куда девается телефон, знаю только, что он больше мне не пригодится.
Распахиваю руки, как будто собираюсь обнять весь затихший мир.
Тяну пальцами... что-то.
Картина мира начинает сминаться. Появляются тонкие извилистые морщинки. Где-то начинают кричать люди. Морщинки превращаются в заломы. Нарастает комариный звон. Люди кричат. Заломы подтекают красным.
Я отпускаю с пальцев невидимые натянутые сети, и люди перестают кричать.
Вот тогда почему-то становится очень страшно.
Просыпаюсь. Лежу в темноте, дышу размеренно. Это мой ПТСР. Я воевала, да, участвовала в войне, на стороне света, конечно. И у меня амнезия. Надо снова посетить психотерапевта. У меня хорошая терапевт, хотя по ней не скажешь - невысокая девушка с мягким, словно размытым, совершенно заурядным лицом. Я увидела ее рекламу в лифте, а социальный курьер, который приносит мне пенсию, сказал, что его знакомая, тоже бывший солдат, к ней ходит и довольна. Психотерапевт обычно назначает мне курс в солярии в том же центре, а после него - посещение концерта или поездку на море, туда, где экология каким-то чудом не пострадала от войны. И тогда кошмары на какое-то время отступают. В общем, она свое дело знает.
Обещаю себе завтра пойти к терапевту и снова засыпаю, тщательно расправив одеяло. Ненавижу складки скомканных одеял.
Утром, рассеянно намазывая бутерброд, думаю о том, что когда-то завтрак был для меня роскошью - он означал, что от пробуждения до закрывания двери снаружи прошло больше двадцати минут. Или - что я проснулась не одна.
Теперь завтрак не вызывает никаких эмоций и не означает ничего, кроме еды.
Сотовый в комнате жужжит. Я вздрагиваю и - ну конечно - роняю бутерброд маслом вниз.
Проверяю сотовый - показалось. Отключая экран, понимаю, что в том, привычном ночном кошмаре изменилась одна деталь: я помню, что за слово произнес мужчина по телефону.
Он сказал: "Виктория".
Терапевту это понравится. "Виктория" - это же победа. И тип боевого орудия. Это оружие массового поражения, благодаря которому мы выиграли войну. Оружие-легенда. Его всегда упоминают в тиви-передачах о войне. Когда-то были "катюши", теперь "вики". У темных были "рики", они же "дики". Мы, конечно, называли эти орудия просто хуйней. Может, я работала с "виками"? Забавно, если так. Я тоже Вика, я говорила. Только Вероника.
И мне нужна утренняя пробежка. Когда бежишь, сомнений нет и тебя нет. Это очень удобно.
Звякая ключами у двери тамбура, я замечаю, что у стенки сидит вчерашний бледный. Встает - с паучьей грацией. Тварь. Нелюдь. Вампир, что ли. Из недобитых темных. Теперь они ниже травы, тише воды. Спасибо пусть скажут, что не зачистили в нули.
Молча вызываю лифт. Тварь встает. Неужели хочет наброситься? Нет, поднимает беззащитно руки. Хочет побеседовать? Нет смысла разговаривать с детьми тьмы.
Створки лифта закрываются, но через них долетает шепот:
- Виктория?
Вставляю локоть между створок. Кажется, терапевту придется подождать.
- Ты кто? Что тебе надо?
Он по-прежнему держит руки поднятыми. Как будто это его спасет! Хватаю за воротник, чуть приподнимаю - он худой, сын тьмы, кожа да кости. Для них это нормально. Нездоровая худоба, нездоровая полнота...
- Говори, тварь!
- Они тебя обманывают, - говорит. Длинноватый нос, обросшая стрижка. Прищуренные глаза. На площадке и так полумрак, его что, мой внутренний свет слепит? Или это такая ухмылка, которая не касается губ?
- Ты вспомнила что-нибудь? - спрашивает он снова. И я отпускаю его.
Мнется. Вздыхает:
- Как к тебе обращаться?
- Белая госпожа, - огрызаюсь. Я... Я просто не знаю, что должна делать.
Принимаю решение - я всегда быстро принимаю решения.
- Заходи.
Подхожу к своей двери, чтобы открыть. Да, пригласила тварь переступить порог моего дома. Нет, не страшно. Я уже сказала - я не из пугливых.
- Не пойду, - говорит. - У тебя там прослушка, сто процентов.
Из дома выманивает? А что меня выманивать, я бегаю то утром, то вечером. Лови не хочу.
Живу, как бессмертная.
Правда, часто кажется, что за мной следят. Но это паранойя. После сеансов у терапевта иногда отпускает. А иногда нет. Ну хотя бы умом понимаю - нет смысла следить за кем-то месяцами и ничего не делать. Кому я нужна, одна из сотен бывших солдат.
- Куда тогда?
- У вас тут кафе на углу... Забегаловка...
Плюхается на стул у окна. Сажусь напротив, взяв у стойки пирожков с компотом. Теперь видно, что глаза у него серые, с ржавыми прожилками. Порченые, червивое яблочко.
- Тебе сказали, что ты потеряла на войне память.
- Ну.
- Это неправда. Тебе стерли память.
- Кто? Почему?
- Дети тьмы. Не знаю, кто конкретно.
- Твои братья, тварь? - тупой вопрос. Зачем бы ему их сдавать. - И зачем тебе их сдавать?
- А что, ты не чувствуешь себя обворованной?
- Я что-то не понимаю, ты тут при чем.
Он опирается затылком на стену, на мгновение прикрывает глаза.
- А ты не думала, что я один из тех, кого ты забыла?
- И на кой мне помнить сына тьмы?
Вообще-то мне не нравится туман на месте воспоминаний. Но я не знаю... Я привыкла жить без них. Когда-нибудь память восстановится, сказали врачи. Я не уверена, что мне это нужно.
- Ты же понимаешь, что вариантов масса? - отвечает.
Хм, а он не такой уж дебил.
- Просто считай, что я в тебя без памяти влюблен.
Игру слов оценила.
- Я пройду с тобой весь путь, - обещает.
- Я лучше сама как-нибудь.
- И какой же путь приведет к твоим воспоминаниям... белая госпожа?
- Без тварей разберусь.
Темный решительно говорит:
- Я предлагаю - поехали на войну. Хорошо, кстати, что ты сегодня не в розовом, не так заметно...
Все-таки дебил? Дебил следил. Это почти как бежал орал.
Самое странное, что я начинаю верить. Верить, что ему зачем-то надо, чтобы я вспомнила свою жизнь. Может, дело в его выражении лица - упрямо-обреченном; застарелая усталость или тоска проступает. Хотя, может, и ненависть.
- ...В Сеену. Там хуже всего было. Поехали. А вдруг щелкнет.
- Ты что, дурной? - спрашиваю. - Телевизор не смотришь, тварь? Про зону вывернутой земли не знаешь? Там и наши аномалии, и черные. Ваши.
Он кивает.
- Я вижу аномалии, - говорит. - Наши. Гравитационные. А ваши ты почуешь. Или разучилась?
- А я умела? - огрызаюсь.
Разводит руками.
- Проверим?
Так-то идея неплоха. И на работу мне сегодня не надо. На ветеранскую пенсию можно прожить и без работы, но я нашла себе одно непыльное занятие, ведь всюду не хватает кадровых ресурсов... мало кто остался жить здесь, на грязной территории... хм, я сотовый дома забыла... да насрать на все это.
Я встаю и иду в туалет. Тщательно мою и без того чистые руки, смотрю на себя: глаза блестят, уголок рта подрагивает.
Мне... любопытно. Впервые за долгое время. И я все равно ничего не боюсь.
- Виктория, - произношу вслух.
Лампочка мигает.
- А тебя не смущает, что там вокруг все перегорожено? - спрашиваю, возвращаясь к темному.
- И камеры понатыканы. Ага. Только за три года там деревья молодые выросли. Ну... кусты. Поросль. В одном месте и камеры не пробивают теперь, и дыру в сетке не видно. Пролезем, пошаримся.
- Тогда поехали... - говорю. Э-э, а как к нему обращаться?
Правильно истолковывает мою заминку:
- Пусть Тварь. Нормальное... нормальный позывной. Я на стороне света, Вика.
- Верю на все сто, ага. Теперь зови меня Верой.
- Я докажу. Я помогу тебе вернуть твою память.
Звучит как припасенная заготовка. Но интересно.
Кажется, терапевт меня сегодня не дождется.
В такси мы занимаем заднее сиденье, привалившись к разным окнам. Нихрена не похож он на влюбленного. Щелкаю пальцами. Косится из-под козырька кепки, затеняющего лицо.
- Почему сейчас? Три года прошло.
- Долго тебя искал.
- Вот оно что.
За окном то и дело проносятся неестественно искривленные деревья. У деревьев тоже ПТСР. И у животных. И у птиц. И у насекомых. Мы крепко расстроили эту землю в конце войны.
Тварь просит высадить нас у населенного пункта - оттуда еще километров шесть пешком, и доберемся до поля битвы.
Где-то на полпути что-то становится не так. Туплю, потом осознаю: запахи - травы, земли, деревьев - блекнут. Потом совсем почти исчезают.
Я пытаюсь незаметно встряхнуть головой, но Тварь, не оборачиваясь, спрашивает:
- Обоняние отшибло?
- Ага.
- Тут так всегда.
- А ты зачем сюда ездил?
Он притормаживает, чтобы идти рядом.
- Думал. Много. Странно, что меня не зацепили тут. В смысле не забрали.
- Со мной не зацепят, - бросаю на автомате. Сама удивляюсь сказанному.
Тварь бросает взгляд искоса - колючий, резкий. А что? Врать он будет, если поймают. Врать - дело тьмы.
Еще пару раз я невольно дергаю головой, чтобы вытряхнуть из ноздрей вату, но потом свыкаюсь и перестаю.
...Все вокруг из-за отсутствия нормальных запахов казалось ненастоящим. Хотя было не игрой. Было гиблым.
И погибель пахла ничем.
Подходим к месту, где произошла последняя великая битва между Светом и Тьмой, положившая конец войне. Перед нами - широкая проплешина в гуще чащи, распаханная когда-то, залитая солидолом и засыпанная солью. Тварь начинает хромать. Видно, старые раны проснулись. Или психологическое. Ну или ногу стер.
- Ну как? - говорит он, заметив мое внимание. - Чуешь говнецо?
И действительно. Чем-то внутри я чувствую это неподалеку - словно провожу пальцем или взглядом по невидимым изгибам и резким сломам. Грубо смятое... нечто. Электромагнитная аномалия. Я привычно тянусь к чему-то внутри себя, чтобы расправить скомканное, а там...
А там пустота. Зияющая дыра.
...Я прихожу в себя, валяясь на грязной земле. Тварь стоит, наблюдает.
И это немного больше, чем я знала о себе до сих пор.
- То же самое. Ну, пошли. Говори все, что чуешь.
...Постепенно, сводя наблюдения, мы понимаем, что складки искажений, сходящиеся в центре поля, веерами тянутся из двух противоположных точек.
- Туда, - машет рукой Тварь. Ну, мне все равно, куда идти. Идем вправо. Чем дальше, тем четче электромагнитные спазмы. Морщась, показываю, как их обойти; это становится все сложнее. Тварь только пожимает плечами.
- Наших глюков почти нет, - поясняет. - Чисто. Правильно идем.
Выбираемся на пригорок между высокими кленами. Повсюду - их молодая поросль, причудливо искривленная, и поэтому я не сразу замечаю остатки насыпи.
А потом узнаю это место. Место из моего кошмара.
Тварь стоит неподалеку, скользит взглядом по подступам.
- Так вот как это выглядело от вас, - говорит с непонятной интонацией. - Вспомнила что-нибудь?
Я не могу ничего произнести, мозг свело.
- Значит, вспомнила, - все та же непонятная интонация. Отходит подальше, словно готовый бежать. Подозрительно. Да что же там такое, в моей памяти?!
Я нахожу то место, где я стояла во сне - лицом к полю. Сейчас кривые ветки мешают обзору. А вот сюда я уронила - да, точно, уронила! - мобильник.
Опускаюсь на четвереньки. Начинаю шарить в густой, блеклой траве, среди обрывков скрученных листьев. Вот он. Очень ржавый, оплавленный, совершенно мертвый.
"Как множество других", - всплывает в голове.
Выпрямляюсь, показываю Твари:
- Это мое, точно. Помню, как уронила. Больше ничего.
На его лице странное облегчение.
- О, неплохо. Может, информацию удастся восстановить. Ммм... поздравляю?
...Когда мы вернулись к остановке, снова вызвали такси и уселись на разбитый бордюр его ждать, Тварь сказал:
- Хватит улыбаться. Выглядишь ненормально.
А я и не заметила, что улыбаюсь. Просто вернулись запахи.
Тварь назвал незнакомый мне адрес. Без слов было понятно, что я еду с ним. Такси вернулось в город и, попетляв, выгрузило нас в частном секторе. Облезлый, подгнивший, полузаброшенный дом с заросшим и засыпанным опавшими листьями палисадником. Полтора этажа с мансардой. Внутри почти чисто, как бывает в редко используемых гостиничных номерах. Ничего личного: ни фотографий, ни безделушек на полках, ни шмоток на вешалке. Полы поскрипывают. Зябко и сыро, но Тварь заходит в пристройку, возится там и возвращается со словами:
- Ща согреемся, котел запустил.
Жмет на выключатель - лампочки, разгораясь, начинают моргать. Старая проводка, должно быть.
Я подхожу вплотную, радикально нарушая личные границы. И гашу свет обратно.
- У меня есть встречное предложение, - говорю я.
Потому что нужно больше данных. Потому что ищу рычаг воздействия. Потому что чувствую опасность и безопасность одновременно. Потому что не боюсь.
Потому что могу.
Некстати вспоминаю расхожую шуточку: "Не доверяй своему сердцу - оно стучит".
Голос в темноте, из которого тщательно убраны все лишние эмоции:
- Предложение принято.
...и все же...
...почему...
...я это делаю?..
...и когда становится тепло - является настоящий ответ. Как привидение, как Господь Бог.
Я больше не хочу ни для кого не иметь никакого значения. Включая себя. Не выключая себя. Больше никогда.
И, возможно, мне просто нужна разрядка.
Засыпаем под затхлыми и колючими шерстяными одеялами - рядом, но не касаясь друг друга. Никому из нас это уже не нужно.
Наутро Тварь делает пару звонков, и к обеду в дом приезжают двое. Тварь просит не спускаться. Гости темные. Неприятные. Разговор слышен в моей комнате, хотя дверь закрыта.
Женщину зовут Ниной, парнишку - Админом.
- Ты опять начал? - Нина.
- Я никогда не переставал, - Тварь.
- Ты-просто-впустую-тратишь-ресурсы, - как что-то уже не раз повторенное раньше, протягивает паренек.
- Я что, мало зарабатываю? Мало помогаю? - огрызается темный.
- Ух ты, смотри, засос, - вдруг хищно говорит Админ.
- Она что, здесь?! - изумленно спрашивает женщина.
Тишина.
Судя по звукам, все обуваются. Хлопает дверь.
Вечером, вернувшись вместе с гостями, Тварь зовет меня в гостиную - поприсутствовать при том, как Админ колдует над мобильником.
- Может, что вспомнишь.
Тот вертит телефон в руках, едва ли не облизываясь. Нина с безразличным лицом сидит в кресле, перед ней - чистый лист бумаги, карандаш и ластик.
- Какой вкусненький, - говорит Админ писклявым голосом. - Какое шикарное эхо войны. На кого угодно перефокусировать можно.
- Не надо фокусировать, - отзывается Тварь. - Надо с него считать. Кто на него дозвонился последним.
- А, - теряет интерес темный. Кладет перед собой на стол мобильник, опускает ладони справа и слева от него.
Его внутренняя тьма поднимается и распускается, как капюшон кобры, притягательно и отвратительно. Я должна бы ударить его, сбить концентрацию, уничтожить это. Огромное усилие воли - и я ничего не делаю.
Ладони Админа прижимаются к столу так, что пальцы впиваются в поверхность. Закрывает глаза. Морщится. Начинает монотонным голосом диктовать:
...Я смотрю в окно. За окном в облаках мороси подрагивают какие-то кусты, палисадник в коричневых и серых тонах. Плохое время для пробежки.
На подоконнике - портрет неизвестного мне военного. Нина оказалась полицейским художником.
- Это Корник Валентин Матвеевич. Генерал, - говорит за спиной Тварь. - Похоже, работал с тобой.
Я думаю о том, что совершила ошибку. Что, возможно, подставила своего соратника. Если есть счеты ко мне - есть и к нему. Возможно, мне надо убить здесь всех и поехать к терапевту. Но я не помню, как убивать голыми руками.
- Мы предлагаем штурм. У него хранятся документы, дом защищен, как крепость. Там точно есть о тебе. Ты поможешь снять ловушки, и...
Я повернулась, и Тварь замолк.
- Ты правда думаешь, что отсутствие памяти и отсутствие мозгов - одно и то же? То есть я поучаствую в убийстве генерала света, потом взломаю сейф с секретными документами и подарю детям тьмы досье на, допустим, сотню моих товарищей? Нож мне дай еще, разрежу шкуру и вывернусь наизнанку! Вы обдолбались? Гуляйте.
Тварь развел руками, даже не пытаясь притвориться смущенным:
- Ладно. Что ты предлагаешь?
- Я хочу с ним поговорить.
Он бормочет что-то о предсказуемости светлых и уходит, бросив на прощанье, что ночью все будет.
- Здравствуйте, Валентин Матвеевич.
- Здравствуй, Вика. - Пауза. - Как твои дела?
Всматриваюсь в темноту сквера. Маленький спальный район. Тихо. Сыро. Ветра нет.
- Я что-то забыла.
Откашливается.
- Я не смогу ответить на твои вопросы - не знаю, что ты вспомнила. Удивлен, что ты вспомнила этот номер.
- А кто... вы мне?
Щелчок в трубке.
- Я твой боевой товарищ. Мы с тобой под огнем стояли. А теперь ты звонишь мне... с краденого телефона. Где ты его взяла вообще? С кем ты?
Я вздрагиваю. Развернутая - явно еще до моего звонка - машина государственной военной мощи сработала очень быстро; я действительно имею какое-то значение.
- Я была хорошим солдатом? - зачем-то спрашиваю я.
- Самым лучшим. Самым лучшим, Вика.
Никто из караульных не подает сигнала. Наше местонахождение пока не установили.
В трубке вздыхают.
- Потерять доверие к нам - твое право. Но почему ты перестала доверять самой себе? Помнишь ты или нет, амнезия - это было твое решение, Вика! Ты сама этого хотела. Я тебя поддержал, взял на себя ответственность. И до сих пор, кстати, ее несу. Поэтому будь добра, веди себя как взрослый человек. Съезди к психологу, слетай в Тай, вернись на работу. И все будет нормально.
Я смотрю, как в темноте светятся глаза Твари.
- Я хочу принять это решение снова.
- Снова? Ну... что ж. Приезжай, поговорим.
- Нет. Подготовьте досье.
- И как его тебе передать? Учти, его не должен видеть никто, кроме тебя. Это очень важно. В электронном виде не отправлю.
Что, вопрос национальной безопасности? Вау. Все интереснее с каждым часом.
Отвечаю так, как договорились с темным:
- Овраг на Багратионовской, у парка. Ваш человек стоит с бумажками. Прилетит дрон с пакетом. Вы положите в него бумажки и уйдете.
- Как скажешь, Вика, - усталый голос.
Думаю, он понимает, что в одиночку я бы это не провернула. В прежнюю жизнь мне пути уже нет.
Но если меня найдут - найдут и это гнездо тьмы. Со всеми их планами и дронами.
Вот и замечательно.
- Он согласен, - говорю, выключая телефон.
- Я хорошо слышу по ночам, - отвечает Тварь.
Все проходит как по маслу. Возвращаемся в тот дом - только я и Тварь. Пакет с моим прошлым я запихала под куртку, и он теплый, когда я его достаю. Открываю. Жадно перебираю ксерокопии. Куски газет, страницы книг, какие-то справки, ведомости, листовки, тексты указов... более-менее знакомая история нашего государства. Здесь есть и обо мне - довольно кратко, биография, заслуги, награды. Множество вымаранных и вырезанных строк, фраз, имен, дат. Попади эти листки к постороннему - он ничего не поймет. Но я... да. Я вижу их не первый раз.
И это МОЯ жизнь.
Вспышка.
Виктория.
Меня звали Виктория Легион Битв. Вики. Никаких других "вик" не было, спецслужбы создали миф. Я сражалась во имя своей страны. Я была солдатом, сверхоружием... полководцем, потому что моя мощь позволяла принимать решения. Мы победили врага. Темные полчища пали, бежали, рассеялись. Государство живет, правят свет и мир. В Великой Битве в Сеене - принесшей нам сокрушительную победу - я потеряла все свои силы. Я в отставке, на заслуженной пенсии. Я всё забыла. Меня заколдовали. Кто? Не дети тьмы, врал Тварь, наши, кто конкретно, все еще не помню. Верно, я слишком опасна. И моя личность сверхсекретна, логично. Решение в интересах государства. Ну... ладно. Ай да я!!! И Тварь помог такое вспомнить? Зачем? Я точно никогда его не видела раньше.
Оборачиваюсь, чтобы спросить...
Он швыряет мне толстую, размахрившуюся книжку. Ловлю, раскрываю, вчитываюсь в мелкий, убористый почерк, черные и синие буквы. Какая-то летопись...
...летопись проигравших.
Нет, в ней ничего не приукрашено. Не написано, что они были добрыми и порядочными. Тьма - ковены, мрачные ритуалы, кровавые жертвы. Предательства, интриги, ложь, эгоизм, право сильного. Отсутствие грамотной политики, развития, долгосрочной экономической стратегии. Убить, сожрать, убежать. Но это не важно.
Здесь обо мне куда больше, чем в нашей хронике; полные ненависти строки. И то, что между строк.
Цифры.
Легион Битв. В каждой битве - сотни сожженных. Тысячи. Это была большая война. Они звали меня - Удар Бури. Еще - Слепая Гроза: мои молнии попадали и в светлых.
И дело даже не в огромном числе смертей самом по себе. Просто это, оказывается, нарушило баланс Тьмы и Света на континенте, поддерживающий течение времени и параметры пространства, а за ним уехал экобаланс планеты. Слишком много слишком сильных импульсов. Магнитные поля в кашу. Плодородный слой в пыль. Флора и фауна. Насекомые и рыбы. То, что наша земля наполовину мертва, а нация сократилась до границ выживания - это всё я.
...Ай да я.
...Странно, что правительство меня не убило. Про запас оставили, что ли? На случай других войн? За ценный жизненный опыт? Тыжветеран?
...Кажется, мой терапевт таки дождется.
Я рассматривала свои руки, как будто видела их впервые. Кино, ей-богу, кино. Машинально потянула на себя покрывало с дивана, чтобы накинуть на плечи; заметила складки ткани - и бросилась к унитазу. Меня, цитируя один старый анекдот, неудержимо рвало на Родину.