Много времени прошло с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз. Впрочем, говоря "время", поневоле подразумеваешь тем самым, что оно все-таки существует, а будучи здесь, я не могу этого утверждать достоверно. Повсюду, куда не кинешь взгляд - снега, снега, словно буруны волн, застывших в самых странных, причудливых фигурах. "Нынче ветрено и волны с перехлестом..." - кто это сказал? Если бы он побывал здесь - потом отринул бы слово "нынче", выбросил из словаря.
Здесь всегда ветрено. И перехлест снега ничуть не менее выразителен, чем брызги морской пены - да пожалуй, даже острее подчеркивает бесконечность этих полей.
Мой дом стоит на холме - рукотворном, насыпанном в незапамятные времена. Больше здесь, насколько можно охватить взглядом, нет ни единой возвышенности, ни единой, даже самой невзрачной кочки. Это дает преимущество - чувствуешь себя избранным, Гулливером в стране снежных лилипутов. А ветер приносит запахи. Чаще всего это дым, холодная гарь, пролетевшая тысячи километров, чтобы попасть сюда и осесть на снегу черными крошками. Однажды ветер принес красную песчаную пыль, и когда я наутро вышел, чтобы проверить сети в полынье, повсюду, до самого горизонта, на снегу лежал этот странный багровый отблеск, словно моя пустыня вдруг стала местом битвы каких-то невидимых существ.
Так продолжалось недолго. Новый снег накрыл все во мгновение ока.
Знаешь, странно. Здесь совсем нет птиц. Лишь однажды я увидел на снежной дюне легкий отпечаток крестообразного следа, словно цепочку из одинаковых букв. Но ветер так быстро смел его, что сейчас я думаю - наверняка мне привиделось, и это была вовсе не птица. Ни разу шорох крыльев не нарушал привычного набора здешних звуков - посвиста ветра, шороха поземки, легкого звона льдинок, текущих рекой по отполированному насту. Иногда я думаю, что все следы, отпечатки которых остаются - неважно где, на земле ли или на снегу - несут в себе слова какого-то неведомого языка, прочесть который до сих пор не удалось никому. Этот язык так же не предназначен для речи, как, скажем, не может быть облечен в человеческие слова разговор ангелов. Но кто знает - возможно если разгадать его, можно найти ответы на многие незаданные вопросы. Хотя, если вопрос не задан, то и ответ на него не нужен никому.
Здешнее небо меняет цвет по нескольку раз в сутки. Когда я жил там, где сейчас продолжаешь оставаться ты, я никогда не обращал внимания на цвет неба, только отмечал в уме - вот, сегодня оно пасмурное и грозит дождем; а сегодня в его голубизне нет ни пятнышка, а значит, можно оставить плащ дома.
Небо здесь переливается всеми оттенками полированной стали. Ты когда-нибудь вглядывался в глубину блестящего лезвия ножа? Она порождает смутные образы, которые проходят один за другим, не всплывая на поверхность. Все дело в том, что каждый нож хранит в себе воспоминания сразу всех ножей, которые когда-нибудь были выкованы в мире. Так и это небо - оно стало отпечатком всех прочих небес. В нем точно в зеркале, можно увидеть отражение снега, гигантскую блистающую крышу мира.
Когда снег падает тихо и ветер на несколько часов затихает, небо меняется, его будто притягивают к земле длинные цепочки снежных хлопьев. Плывущая мягкая полумгла смазывает резкие очертания предметов, и я, стоя на пороге, невольно провожу пальцами по занозистым бревнам дома, мне начинает казаться, что они сделаны из матово-серого льда. И в этот миг наступает самая оглушительная тишина, такое безмолвие, которого не услышишь нигде, заберись хоть в самую глубокую пещеру. Безмолвие бесконечной пустоты.
Нет, у меня вряд ли хватит слов, чтобы рассказать тебе о том, что начинаешь понимать, стоя в центре огромной сферы беззвучия. Если повезет, сможешь почувствовать, как где-то глубоко, под многометровой толщей снега, тихо-тихо стучит сердце этой земли, которую каждый путешественник описывает по-разному.
Молчание, равновесие, колебание... После тишины приходит Время Ветра, он взрывает молчание на миллиарды осколков. Приходит белая стена от неба до земли. Об этом незачем говорить - слепнешь и глохнешь, и раскрытый рот наполняется снегом, леденящим зубы. Ветер здесь на правах каменотеса - придает свои формы снежным бурунам на равнине, - каждый раз, впрочем, останавливаясь на одном - идеальных закруглениях, с которых уже нельзя сдуть ни одной лишней снежинки. Он располагает их по-новому, переставляет с места на место, точно шахматист в поисках решения идеальной партии.
Боюсь, я слишком увлекся рассуждениями. А между тем, кроме снега и ветра, здесь существует множество других деталей, которые неповторимы. Так и вижу, как ты недоверчиво усмехаешься, разглядывая эти строки - что неповторимого может быть в заснеженной, плоской как стол равнине, скучном собрании льда?
Например, облака. Их можно разглядывать часами - здесь по стальному небу плывут не облака, а готовые рисунки или статуи. Пока у меня не закончился карандаш, я делал наброски, сейчас приходится рисовать углем. Но ухватить движение небесного рисунка - вещь практически безнадежная, хотя мне кажется, что если пристально вглядываться, можно составить из них целую повесть, или остаться завороженным и смотреть в небо бесконечно. К счастью, у меня еще остается тело, которое требует своего - тепла и пищи. Приходится снабжать его и тем и другим, отогревая коченеющие руки дыханием. Здесь есть еще один полновластный хозяин - Холод, он приходит вместе с тишиной, и тогда иней на глазах ползет по двери, кольцом смыкаясь возле деревянной ручки. Если промедлить и не подбросить угля в огонь... Кстати, ты никогда не задумывался о том, что выражение "сошлись лед и пламень" вовсе не отражает сути вещей? Мы-то полагаем, что это - синоним яростного противостояния, столкновения двух разрушительных сил. Но увы, в результате этого рождается только мутная, чуть теплая вода, с которой непонятно что делать. В конце-концов, она застывает, и все равно побеждает лед.
Заканчиваю писать, тем более, что букв на бумаге уже почти не разглядеть. "В скриптории холодно, палец у меня ноет..." - опять обрывок ненужной цитаты. Мир вокруг смыкается, покрываясь серой мягкой рябью, словно дрожь в колодце, когда туда падает капля воды. Не удивляйся - это снова пошел снег, и ветер стих, и тишина подступает, словно призрачная кошка, мягкими лапами шелестя на краю слуха.
Ты не приедешь сюда, в этом нет сомнения.
Однако, что с того? Здесь, на краю мира, я сижу в деревянном доме и пишу тебе письмо, которое никогда не будет отправлено, потому что смешно надеяться, что почтальон вдруг изменит маршрут и отыщет - сквозь эту вечную, звенящую, матовую пелену - пятно моего окна.