- Ах ты ж моя лапонька! - прозвучало сверху и я лениво шевельнул ухом, давая понять, что не сплю.
В комнате было душно до одури, на улице июльское солнце старательно плавило асфальт, и только на границе между этими двумя мирами - узком подоконнике - гулял сквозняк, даря некоторую прохладу.
- А почему лапонька не ку-у-ушает? Может, у лапоньки что-то болит?
Я потянулся и зевнул. Может, были и другие способы доказать Мамочке, что я здоров, как соседский бык-производитель, но меня о них никто не просветил. А догадываться самому было крайне лениво.
Почему я не кушаю?
А покажите мне идиота, который в такую жару хочет ку-у-ушать. Водички холодненькой - ещё куда не шло. Ради водички я, пожалуй, даже с подоконника бы слез. Но эта дурында налила мне в миску молока. Обычного молока, вчерашнего, не кипячёного. Давно налила, ещё утром. Полдня простояв на жаре, содержимое миски потеряло всякую притягательность и теперь било в нос резким кислым запахом. Пробовать эту странную жидкость на вкус я не рискнул.
- Какой-то ты вялый сегодня! Лапонька, иди-ка ко мне, я тебе нос пощупаю.
Крупные руки с хищными, выкрашенными в алый ногтями, хватают меня под лапы и начинают тормошить. Терплю. Пока нос щупают - терплю (Да мокрый он, мокрый! Облизал предварительно!), пока в уши заглядывают - терплю, пока живот мнут - терплю (это даже приятно, если не на полный желудок)... Вот когда она мне под хвост полезла - не выдержал.
Вырвался и ускакал, забился под кровать. Потому что "под хвост" - это святое.
Ну что она там каждый раз ищет, что? Замуж ей пора, ясно же!
- Ой, ожил! - всплеснула руками моя экзекуторша. - Ну куда ты сбежал? Вернись к Мамочке, лапонька. Я тебя за ушком почешу. Я тебя в пузико поцелую!
В общем-то, под кроватью не так уж и плохо. И жара не доползает. С другой стороны - Мамочка с веником сюда тоже добирается редко. В пыли по углам чёткие отпечатки маленьких лапок с острыми коготками. И совсем свежие. Надо будет ночью покараулить. Видимо, опять твари осмелели и выползать начали.
Как же это я проворонил-то? Не дело, не дело...
- Лапонька, ну выйди. Я тебе курочки дам. Вкусная, жирненькая...
"Бе", - рявкнул я в ответ. Уж это-то выговорить и с моей артикуляцией можно. - "Бе-бе-бе".
И это, пожалуй, было всё, что я думал о той курице. Жирненькой. В такую жару.
Ночью меня разбудил стук коготков по паркету.
Мамочка храпела. Часы мерно отсчитывали время. А мелкие серые твари одна за другой выползали из-под кровати, поднимались по ножкам, переползали на спинку, оттуда прыгали... собирались прыгать... на мою Хозяйку.
Мне не нравилось считать её хозяйкой. Да и не была она ей. А вот Мамочкой - была. Ласковой, заботливой... непроходимо-глупой, но у всех свои недостатки. Но Хозяйка - есть Хозяйка. А я слуга её, и должен защищать. Так велели, когда я ещё мелким котёнком впервые увидел эту измученную ночными кошмарами женщину.
С тех пор я спал рядом с ней, берёг сон, дарил покой. Первые месяцы пришлось потрудиться. Потом твари поняли, что так просто меня не одолеть, и на несколько лет притихли. А сейчас, видимо, собрали целую армию и решили одолеть количеством. А я пропустил. Ладно хоть, в последний момент заметил.
И когда сногрызцы рядком расположились на спинке кровати, изготовившись к дружному прыжку, я выполз из-под одеяла.
Когти, зубы, шерсть дыбом - и всё это в полнейшей тишине, чтоб Мамочку не разбудить.
Твари поддержать молчание не желали, посыпались на пол с громким писком. Я спрыгнул следом - и началось. До рассвета я гонял серое полчище по комнате, вытаскивая изо всех щелей, подхватывая за хвосты, пришибая лапами к полу. Душил, давил, сворачивал головы - и маленькие тела сразу же истаивали без следа. Но живых меньше не становилось.
Да, они сопротивлялись. И вполне результативно. В конце концов, их просто было больше. И пока я разбирался с навалившейся на меня толпой сногрызцев, ещё десяток быстро взбирались на кровать, окружали Мамочку и начинали водить по ней длинными тонкими хвостами, сметая навеянные мной сны, и оставляя взамен свои - липкие, тягучие и жуткие.
Я гнал тварей от Хозяйки, на их место сразу же приходили новые... И казалось, что битве этой не будет конца.
Женщина же крепко спала, уж об этом-то я позаботился заблаговременно. Иногда дёргалась и стонала во сне - но не видела и не слышала ничего из происходящего. По крайней мере, я так думал.
Но когда с рассветом я, потрёпанный в неравной битве (но победивший! Как же без этого!) забился ей под бок и задремал, Мамочка все же потеребила меня за ухо и сонно пробормотала "Ну что, лапонька, угомонился? Видать, кошку тебе надо... А то взял привычку - ночами бегать".
А я что? Можно, пожалуй, и кошку... Потом. Когда высплюсь.
- Лапонька, что-то ты сегодня опять вялый, - вопила Мамочка на следующее утро, прыгая вокруг меня с кошачьим термометром, намереваясь засунуть эту страшную штуку мне под хвост.
"Под хвост" - это святое. Поэтому я отбрыкивался изо всех сил. Но и вправду - как-то вяло.