Шатов Геннадий Сергеевич : другие произведения.

Жизнь вне зла

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рациональный опыт религиозно-философского познания добра

  Геннадий Шатов
  
  
  
  
  ЖИЗНЬ ВНЕ ЗЛА.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Рациональный опыт
  религиозно-философского
  познания добра
  
  
  
  
  
  
  
  
  От автора
  
   Замысел систематизировать и предать гласности свои личные размышления о жизни впервые возник у меня после того, как я стал замечать, что мои мысли, случайно или намеренно высказанные в общении с другими людьми, находят у них заинтересованный отклик и, как оказалось, часто становятся им полезны. Это открытие заставило меня всерьез задуматься над тем, насколько субъективный взгляд человека на мир, всецело формирующийся в его индивидуальном "Я", способен отражать объективную истину и соответствовать реально существующему положению вещей.
   Встречаясь с людьми и делясь с ними впечатлениями и оценками тех или иных жизненных ситуаций, я постепенно все больше и больше склонялся к мнению, что иного пути к познанию сокровенных тайн бытия, кроме как через самого себя, у человека нет. При этом я всякий раз убеждался, что людям, какими бы разными они ни были, приходится не только иметь дело с общим всем нам миром, но и решать по жизни одни и те же проблемы. Это вселяло уверенность, что волнующие меня вопросы небезразличны не только мне. И что, может быть, для людей, пребывающих в мучительных поисках и сомнениях относительно смысла своего существования, предлагаемые мною ответы покажутся убедительными. Мне хотелось убеждать людей не столько в правоте своей личности, сколько в правоте самой жизни и в справедливости наших судеб, а для этого я должен был быть уверен, что имею такое право.
  
  Жизненный опыт и определенное знание людей подсказывали мне, что далеко не всякий человек способен самостоятельно справиться с лавиной ежедневно обрушивающихся на него проблем, порой становящихся причиной серьезного душевного кризиса.
  
  Чувствуя в себе силу помочь им разобраться в своих чувствах и впечатлениях и направить их в позитивное русло, я понял, что должен попытаться это сделать. Так родилась идея этой книги.
  Если попытаться в нескольких словах выразить ее основную тему, то, безусловно, ключевой мыслью, пронизывающей все содержание работы, является идея о совершенстве мира и человека, и о естественности счастья, как состояния его души. Я хотел раскрыть людям глаза на тот потенциал жизни, который у них имеется от Бога, от рождения, но которым мы часто просто не умеем пользоваться. Мне показалось, что я смогу найти нужные слова, чтобы это объяснить. В какой мере мне удалось реализовать свою задачу -предстоит судить вам.
   Учитывая серьезность цели, которую я перед собой поставил, предлагаемая читателю книга, конечно же, не может относиться к категории развлекательной литературы, но я надеюсь, что знакомство с ней, тем не менее, окажется делом не только полезным, но и увлекательным.
  Не пытаясь с точностью определить жанр своего сочинения, я охарактеризовал его как опыт религиозно-философского познания добра. Можно сказать, что эта книга является религиозной по духу и философской по содержанию. В основе моей религиозности лежит глубокое убеждение в божественной природе красоты и целесообразности мира. Я верю в неиссякаемую мудрость Творца, и это придает мне силы думать, что наделив человека разумом и научив распоряжаться им, Господь каждому из нас предоставил шанс открыть для себя великолепие его создания, почувствовать и по достоинству оценить доброту мира и, тем самым, обрести так необходимое нам счастье жизни. Одновременно это еще и, безусловно, философское произведение, ибо таков характер самих поднимаемых в нем проблем. Нет нужды объяснять и доказывать, что при всем значении и величии математики или физики, биологии или химии, других "точных наук", вопросы душевного бытия человека остаются прерогативой философии.
  
  В заключение мне бы хотелось выразить искреннюю признательность доктору философии Виктору Владимировичу Тавровскому за участие в работе над книгой и большую помощь в подготовке рукописи к изданию. Я также хочу поблагодарить моих друзей и коллег, чье заинтересованное участие в обсуждении проблем, поднимаемых в книге, оказалось для меня очень полезным и плодотворным. Должен признаться, что именно в ходе таких дискуссий и споров, и, в значительной мере, благодаря им, родились многие страницы настоящей книги.
  
  Геннадий Шатов
  
  Кишинев, июль 1998 года
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  (Предназначается для особо терпеливых читателей. Желающим приступить к основному повествованию можно эту главу опустить...)
  
   Жизнь порождает множество вопросов и прежде всего о самой жизни. На мучительные поиски ответов на них потрачены усилия множества гениальных умов. Литература, философия, религия и искусство благодаря этим усилиям подарили миру множество подлинных шедевров, каждый из которых по праву может считаться украшением величайшей из всех мировых сокровищниц - сокровищницы человеческого опыта и разума. Но... вопросы остаются. Тайны жизни, загадка ее смысла продолжают будоражить умы людей и не поддаются решению, которое бы можно было назвать раз и навсегда окончательным.
   Сколько раз мы пытались обманывать самих себя, убеждая, что истина нам известна, и сколько раз нам приходилось стыдливо опускать глаза и признаваться в том, что пойманная нами Жар-птица оказалась обычной синицей. И все же всякий раз испытанное разочарование оборачивалось пусть не большим, но все же открытием на пути познания смысла бытия. А это значит, что как сама постановка извечных вопросов жизни, так и поиски ответов на них не являются напрасными, даже в том случае, если результат оказывается не столь впечатляющ как нам бы того хотелось.
   Два последних столетия в философии с полным правом можно назвать веками проблемы человеческой личности и ее судьбы. Это, безусловно, не означает ни того, что ранее философская мысль была равнодушна к феномену человека, ни того, что в XIX-XX вв. ее, наоборот, занимала исключительно проблема человеческой судьбы. Интерес к своей природе, своему месту в мире, отношениям к окружающему миру, к себе и к себе подобным занимал человека чуть ли не с момента его возникновения. Неспроста поэтому весь комплекс вопросов, связанных с человеком, получил название "вечных проблем". С другой стороны, те же XIX-XX века немало потрудились над тем, чтобы затемнить проблему личности человека, поставив ее в зависимость от более высокого универсума - общества, в котором эти личности сливаются в некое нерасчлененное целое, и таким образом представить "отдельного индивида" в качестве лишь функции "совокупности всех общественных отношений" (Маркс). Это был по-своему замечательный, я бы даже сказал, гениальный стратегический ход, позволявший на какое-то время уйти от казалось уже неизбежного превращения "вечных вопросов" в неразрешимые "проклятые вопросы". Но теориям, даже теориям умеющим "овладевать массами", не дано заставить человека надолго перестать чувствовать себя неповторимой индивидуальностью, личностью, которая не хочет, да и не может, слиться без остатка с чем бы то ни было внешним ей, пусть даже самым великим и возвышенным, будь то Бог, общество или природа.
  Примечательно, что при всем различии мировых религий, равно как и религий национальных, отождествление человека с Богом всегда рассматривалось в качестве одной из самых больших ересей. При этом, правда, имелось ввиду не возвышение человеческой личности перед или над Богом, а как раз усмирение ее излишне самоуверенных притязаний на вселенское верховенство. Самое большее, на что мог претендовать человеческий индивид это быть порождением Божьим, что однако не только не исключает, но и, наоборот, подчеркивает противоположность временного, конечного человека и вечного, абсолютного Божественного начала. Но и эта казалось бы совершенная ясность во взгляде известных нам религий на место человека в мире не смогла снять всех вопросов. Не удивительно потому, что в современной религиозной философии все чаще можно обнаружить попытку любой ценой избавиться от прямого их обсуждения, заменив его констатацией неразрешимости "тайны бытия". Так, один из ведущих представителей современного неотомизма Жак Маритен просто называет человеческую личность "великой метафизической тайной", а не менее авторитетный основоположник католического экзистенциализма Габриель Марсель в книге "Мистерия бытия" заключает с еще большей определенностью: "Что такое человек и его жизнь - никто никогда не знал и не будет знать. Что такое Я - вопрос человечески неразрешимый и противоречивый" .
  И тем не менее именно в XIX-XX вв. тема человеческой личности и ее судьбы продолжала подниматься вновь и вновь, пока не достигла, наконец, невиданной ранее остроты. Одним из первых философов и писателей, у которого проблема человека заслонила собой все остальные вопросы, стал Сёрен Кьеркегор. Замечательной (и очень близкой мне) чертой этого датского мыслителя явилась его попытка понять сущность человека через самого себя, через свою собственную личность, через свой индивидуальный неповторимый и ни у кого не заимствованный опыт. Может быть именно поэтому в его словах гораздо больше страсти и жажды открытия истины, чем у многих куда более прославленных философов до и после него: "Где я? Что значит сказать - мир? Каково значение этого слова? Кто заманил меня сюда и покинул здесь? Кто я? Как я оказался в мире? Почему меня не спросили, почему не познакомили с его правилами и обычаями, а просто всунули в него, как будто я был куплен у продавца душ? Как я оказался вовлеченным в это огромное предприятие, называемое действительностью? Разве это не дело выбора? ...Кому я могу пожаловаться? ...Вина - что она значит? Или это не известно, как получается, что человек бывает виноват?..." .
  Эти вопросы оказались столь значительными, что породили впоследствии целое философское направление - "экзистенциализм", или "философию существования" - в центре внимания которого они и оказались. Уникальность человека, смысл его жизни, судьба стали стержневыми темами этого движения, а сами постановки вопросов еще более обострились и обрели трагическое звучание. Знаменитый французский философ и писатель-моралист Альбер Камю, хотя и отрицавший свою причастность к экзистенциализму, был тем не менее очень близок ему по духу, и именно у него острота постановки проблемы смысла бытия человека доведена до своего логического предела: "Есть лишь один поистине серьезный философский вопрос - вопрос о самоубийстве. Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит, - это значит ответить на основополагающий вопрос философии. [Выделено мной: Г.Ш.] Все прочие вопросы - имеет ли мир три измерения, существует ли девять или двенадцать категорий духа - следуют потом. Они всего лишь игра; сперва необходимо ответить на исходный вопрос" .
   Как мы видим, итог к которому так или иначе приходили почти все мыслители, оказывался для человека малоутешительным. Как это ни парадоксально, но трагизм оценок усиливался, а не ослабевал, по мере развития человеческой цивилизации и расширения власти и возможностей человеческого рода в целом.
   Очевидно, самочувствие человека не находится в прямой зависимости от самочувствия того общего, к которому он принадлежит, либо же эта зависимость не является прямо пропорциональной. Но в таком случае причину собственных удач или неудач, причину овладевающих мною чувств следует искать в первую очередь в самом субъективном восприятии мною тех фактов и явлений жизни, которые оказываются для меня существенными и которые, в конечном счете, и определяют характер моей общей реакции на мир. Конечно, и здесь можно поступать по-разному: можно презирать мир и свою судьбу, но при этом испытывать нечто похожее на счастье от осознания своей несломленности - это счастье вечной борьбы, счастье "перманентного революционера"; но можно любить и дорожить своей судьбой, если увидеть в ней нечто большее, иное, чем тяжкий крест, бремя, под тяжестью которого суждено, как на заклание, идти по жизни и умереть, и это иное и есть сама жизнь - разная, многоликая, то плачущая, то смеющаяся, и именно потому лишенная скучной серой однообразности, при которой любые чувства стали бы неразличимы. В ней то и заключено подлинное счастье - счастье жизни, счастье, которое уже не знает традиционного "зла", ибо и "зло" воспринимается в ней как великое благо. Тот же А. Камю, которого трудно назвать певцом безмятежной радости, признавал в "Мифе о Сизифе", что "нет солнечного света без мрака, и ночь надо изведать" .
   Раскрытию тайны жизни вне зла, искусству в самые тяжелые минуты оставаться самим собой и посвящена эта книга. Мне хочется предложить людям даже в моменты наивысшей усталости духа, когда казалось бы сама почва уходит из под ног и нет больше привычной опоры, не тяготиться происходящим с ними и попробовать понять, что благо совершающегося с нами недоступно сразу ни нашей мысли, ни нашему взору, а осознать его как добро с позиций привычного мировоззрения часто не представляется возможным.
  Научиться принимать жизнь такой какова она есть, извлекать радость из каждого ее мгновения - не самое простое дело. Возможно моя теория и не завоюет весь мир. Но даже если не весь мир, не все человечество, а лишь горстка людей или даже ты один почувствуешь в результате вкус к жизни, ощутишь ненапрасность своего существования, обретешь опору, которую так давно искал и не находил, это будет уже победа. Победа над безысходностью и апатией, над серостью и безотрадностью твоего прежнего существования. Это, наконец, будет твоим желанным освобождением от груза прежних ошибок и обид и обретением подлинного желания жить в радости и согласии с миром и самим собой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Живем мы только для того, чтобы пользоваться благом жизни. Весь смысл жизни, доступной нам, только в том, чтобы мы имели возможность участвовать в божеской жизни; и потому мы должны быть счастливы. Если мы несчастливы, то это значит только то, что мы делаем не то, что должно, или не делаем того, что должно. Так что не только благо есть последствие исполнения долга, но наш долг в том, чтобы мы испытывали благо...
  Лев Толстой
  
  
  ГЛАВА I.
  
  Происхождение.
  
   Все бесконечное количество теорий о происхождении человека вполне может быть сведено к трем основным взглядам, согласно которым человек есть
  (а) порождение Божественной воли,
  (б) продукт естественной эволюции и
  (в) результат биологической случайности.
   Из трех этих концепций я выбираю первую, оставляя ученым-антропологам и палеонтологам поиск "недостающего звена" эволюции и дело пополнения рядов гоминидов и гоминоидов все более свежими "антропами" и "питеками" .
   В своем выборе я исхожу из твердого убеждения, что только максимально возможный синтез всех знаний - и научного, и философского, и религиозно-богословского - и всего опыта, как общечеловеческого, так и личного жизненного опыта отдельного индивида, способен приблизить познание к разгадке "тайны человеческой души", в чем, собственно, и заключен для меня весь смысл интереса к человеку. В соединении разума и веры лежит ключ к постижению смысла бытия. Попытка же отыскания человеческой сущности исключительно в истории его природно-биологической эволюции представляется мне малоплодотворной.
  
  
  ј1. Бог
  
  "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний."
   [Откр. 22:13]
  "... да будет Бог все во всем"
  [1 Кор. 15:28]
  
   "Отвести взгляд от мира - это не поможет прийти к Богу; вперить взгляд в мир - тоже не поможет прийти к Нему; но кто видит мир в нем, тот пребывает в его присутствии... Мир - не забава Бога, он - Его судьба. То, что существует человек, человеческая личность, ты и я, имеет божественный смысл"
  Мартин Бубер ("Ты и Я")
  
   Обретение Бога. Каждый человек, очевидно, по-своему приходит к господу. Для одних это незыблемая истина приходящая с первым глотком материнского молока или данность зафиксированная в священных книгах его религии, будь то Библия, Коран, Авеста, Веды, Трипитака или что-то еще. Вера в Бога в этом случае в индивидуальном человеке просто не возникает, она уже есть, присутствует в сознании его народа, его рода, племени, семьи и наследуется человеком от них.
   Другие принимают Бога как своего рода утилитарно-бытовую гипотезу, позволяющую им объяснить для себя неподдающееся познанию разума величие и многообразие окружающего мира и его источник, и тем самым поставить конец бесчисленным когда? где? откуда? и почему? вносящим разлад в его размеренную жизнь. Для умов более настырных и взыскательных поиск Бога становится одновременно и поиском смысла мира и его собственной жизни. "Мир без Бога, - говорит, например Николай Бердяев, - лишен смысла и случаен... Если нет Бога, то нет Тайны. Если нет тайны, то мир плосок и человек двухмерное существо, неспособное восходить в гору. Если нет Бога, то нет победы над смертью, нет вечной жизни, то все лишено смысла и абсурдно" . Но есть и совершенно особенное приобщение человека к Богу, которое, подобно неожиданно нахлынувшей волне, захватывает вас полностью и без остатка как ощущение Божества. Но если волна через мгновение уходит, откатывается и растворяется в бесконечном пространстве моря и вы опять остаетесь на берегу один, то присутствие Бога пришедши однажды не покидает уже никогда.
   Третьи воспринимают Творца в результате событий произошедших с ними и на тех или иных примерах доказывающих его сущесвование.
  И многия... многия... многия...
  
   Мой путь был не лишен некоторой доли мистицизма и пафоса. Для начала - я не метался мучимый бесплотными поисками Всевышнего. Безусловно, я был готов к его восприятию, но не более того. Рожденный в семье атеистов я неизбежно был дитем двух родителей - Коммунизма и Веры в научное познание мира. И тут начинается мистицизм и пафос. Именно в ночь своего 30-летия (почему именно в эту?...) я впервые осознал существование Бога. Мне не понадобились вещественные доказательства, так требуемые материалистами. Вернее будет сказать даже не осознал, а ощутил, именно ОЩУТИЛ. Каким-то симбиозом физических и духовных рецепторов. Мне он не приснился, не пришел во сне в результате влияния каких-то книг, разговоров, фильмов. Я просто проснулся без снов посреди ночи с полным ощущением, что Господь сущь. Что он есть, и нет никакой необходимости в доказательстве его существования. Что он везде - во мне, в воздухе, в предметах вокруг. Что мы все, и каждый из нас, есть часть его и он бесконечен. Все эти ощущения были так явны и сильны, что полностью поменяли мои прежние мироощущения и, пожалуй, предопредели дальнейший жизненный путь.
   До того момента я полагал себя абсолютно свободным, абсолютно законченным и самодостаточным. Единым и уникальным настолько, что без сомнения на свете наиболее ЦЕЛОЕ и ЦЕНТРАЛЬНОЕ это и есть Я. Никогда прежде, до этой ночи, я не ощущал себя частью чего-то огромного единого и чрезвычайно совершенного, в котором мое "Я" может претендовать только на роль маленького винтика. Своего рода ничтожного колесика в необъятной Машине Бытия. С этим ощущением, которое постепенно трансформировалось, видоизменялось и дополнялось, приобретая все более новые оттенки и цвета, я живу и сейчас, пытаясь осознать и исполнить свою роль как проводника Божественной воли.
  
  Быть может озарения и откровения, в разные времена посещавшие многих людей, и есть искомое подтверждение существования Бога? Быть может всеведущее просветление, снизошедшее под священной смоковницей на Будду-Гаутаму, или откровение, дарованное Мухаммеду в Ночь предопределения, в чем-то сродни чувству, испытанному и мной?!... Они харизматичны. Они увели за собой миллионы людей и сотни поколений. Они рождаются единожды и это событие в истории человечества. Но кроме таких титанов божественного провидения необходимы и другие, несравненно более мелкие, но так же несущие основную идею...
  Не знаю, но как бы там ни было, это чувство истинно для меня как ничто другое. В понимании его поможет, возможно, свидетельство выдающегося русского философа Вл. Соловьева, для которого ощущение Бога в себе было столь же сильно и реально:"В настоящем религиозном ощущении дана действительность ощущаемого; мы на деле воспринимаем реальное присутствие Божества, испытываем на себе его действие. Против переживаемой действительности бессильны всякие отвлеченные возражения... То обстоятельство, что я не всегда испытываю это ощущение, а иные и вовсе его не испытывают [выделено мной - Г.Ш.], так же мало вредит действительности моего ощущения и его предмета, как мало вредит солнцу и зрению то, что ночью я не вижу дневного света, а слепорожденные никогда не видали его и днем. Помимо этого, многие люди имеют, а прежде все имели, ложные понятия о солнце, приписывали ему малые размеры и движение вокруг земли. Но ни существование солнца, ни моя уверенность в нем нисколько от этого не изменяются. Точно так же все теологическое противоречия и заблуждения, связанные с религией, нисколько не касаются действительного ее предмета... Самое ложное и нелепое теологическое учение никому не может препятствовать ощущать Божество и ни в ком не может вызвать сомнения в действительности того, что дано в его ощущении" .
  В сравнении с этим моим свидетельством существования Бога любые иные аргументы видятся мне уже не столь существенными.
  Разумеется, для меня не утрачивают своего значения и так называемые рациональные доказательства бытия Бога, выдвинутые еще Фомой Аквинским.
  Будучи самым видным и влиятельным философом западноевропейского средневековья, после смерти получившим титул "ангельский доктор" и причисленным к лику святых римско-католической церкви, Фома Аквинский (1225/26 - 1274) предложил пять путей доказательства существования Бога, которые, как мне кажется, и по сей день никто не сумел всерьез поколебать.
  "Первый путь" исходит из наличия в мире движения. "Все что движется, должно иметь источником своего движения нечто иное", ибо ничто не может быть "само источником своего движения", то есть быть "одновременно, в одном и том же отношении и одним и тем же образом и движимым, и движущим" . Значит, говорит Фома Аквинский, "коль скоро движущий предмет и сам движется, его движет еще один предмет, и так далее. Но невозможно, чтобы так продолжалось до бесконечности... Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который сам не движим ничем иным; а под ним все разумеют бога" .
  Второе доказательство логично выводится им из наличия "производящей причины". "В самом деле, - рассуждает Фома Аквинский, - мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих причин, однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь была своей собственной производящей причиной; тогда она предшествовала бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд производящих причин уходил в бесконечность". Отсюда вывод, что "необходимо положить некоторую первичную производящую причину," т.е. Бога.
  Третьим шагом к доказательству бытия Бога является анализ понятий возможности и необходимости. Мир полон вещей, которые "возникают и гибнут", а значит "для них возможно и быть, и не быть". Более того, "коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь перейдет в него" и "в мире ничего не будет". Но если бы мир состоял только из таких "случайных" вещей, то он бы, как справедливо замечает философ, не существовал уже сейчас. Действительно, для того чтобы нечто возникало и умирало, изначально необходимо, чтобы существовало нечто первичносущее, давшее начало бытию. Но в таком случае, это должна быть "необходимая сущность", не имеющая уже какой-либо иной "внешней причины своей необходимости, но самое составляющее причину необходимости всех иных" .
  Четвертое доказательство исходит из того, что раз существует иерархия ступеней совершенства природного бытия (Ф. Аквинский говорит о "различных степенях совершенства"), то это с необходимостью предполагает наличие абсолютного совершенства. "О большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется различная приближенность к некоторому пределу", то же, "что в предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех проявлений этого качества". Поскольку же мы находим среди вещей "более или менее совершенные, или истинные, или благородные", то обязательно "есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага и всяческого совершенства"
  И, наконец, пятый путь приводит к доказательству Бога из "распорядка природы", иначе говоря, из наличия целесообразности, или гармоничной организации Вселенной. Действия природных тел, говорит Фома Аквинский, "направлены к наилучшему исхоќду. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поќскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следоваќтельно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе; и его мы именуем богом" .
  
  И все-таки, принимая предложенные выше доказательства и соглашаясь с ними, повторяю, свое личное ощущение, дающее мне и веру в Бога и знание Его, я ставлю намного выше.
  
   Конечно, мне могут возразить, что представление о том, что бытие Бога очевидно само по себе, ибо каждый человек владеет тем или иным понятием о Нем , известно еще со времен так называемых "отцов церкви" и неоднократно ставилось под сомнение. Но разве перечисленные выше доказательства бытия Бога Фомы Аквинского опровергают их? Нисколько. Они лишь дополняют "аргументы сердца" "аргументами разума". Поэтому можно сколько угодно называть веру в изначальную и самоочевидную данность Бога представлением обыденного религиозного сознания: истинность данного убеждения не становится при этом меньше. Не зря, очевидно, византийский философ Иоанн Дамаскин, живший в первой половине VIII в., считал, что понятие о Боге укоренено в сердце каждого человека, а Августин Блаженный полагал, что наиболее адекватно Бог постигается как раз в глубинах собственной души.
  
   Мое представление о Боге. Человеку, с моей точки зрения, не только не грешно, но и должно иметь собственное представление о Боге. При этом я, безусловно, имею ввиду отнюдь не физиогномическое представление о Боге, то есть не непременное обладание начертанием внешнего облика, внешних черт или форм Божественного "тела", а представление о сущности Бога в отношении ко мне и к миру в целом. С этой позиции меня почти не интересует, является ли Бог неким существом, обитающим вне мира, или Он есть некая абсолютная идея, как мыслят его объективные идеалисты, или это вселенский дух, разлитый во всей природе (точка зрения пантеизма), или это некое дао восточных религий, понимаемое как всеобщий закон Вселенной. Как не интересует меня и то, триедин Бог (христианство) или един (мусульманство). Есть ли Он троица христианская (Бог-отец, Бог-сын, Бог-дух святой) или индуистская (Брахма, Вишну, Шива) и есть ли имя его Яхве или Иегова, Ахурамазда или Аллах и т.п.
   В конечном счете, все это есть лишь частные формы проявления или, точнее, явления одного и того же - единого Бога. Вот почему все они не могут ничего ни изменить, ни добавить к тому смыслу, который несет в себе само понятие "Бог". Ни тем более подменить его, хотя в восприятии Бога каждым отдельным индивидуумом (часто столь разных и непохожих друг на друга), безусловно, содержится именно то "зерно знания" своего Господа, которое сам Господь посчитал должным вложить в того или иного конкретного человека.
   Пожалуй, наиболее яркой и сильной иллюстрацией попытки индивидуального человеческого разума "объять необъятное" является индуизм, религия, которая, с моей точки зрения, лучше других осознала необходимость поверить в истинность восприятия бога конкретным человеком и которая поэтому не только не подавляет, но и, наоборот, культивирует веру в истинность индивидуального восприятия Бога. Принимая в качестве первопричины и высшей сущности мира безначальный и бесконечный духовный Абсолют, охватывающий собой всё, вся и всех, и недоступный в полной мере ни пониманию, ни описанию, ни определению, индуизм "персонифицирует" этот Высший Духовный Абсолют в трехстах миллионах (!) "личных богов" делая, таким образом, зримым незримое. Но эти триста миллионов богов есть ни что иное, как триста миллионов проявлений Абсолюта, как его триста миллионов имен и форм, и число это "может быть умножено до бесконечности, нисколько не затрагивая при этом основополагающий принцип" .
  
   Мне же кажется, что иметь представление о Боге, значит попытаться понять (хотя бы и силой своего ограниченного разума) и представить Его деятельную функцию как творца, создателя и управителя мира и человека. Бог нам уже достаточно открыт: мы знаем, что Он всесовершенен, всемилостив и всемогущ, и в этом сходятся почти все религии, хотя у одних характеристики Бога могут быть ограничены всего (!) десятком эпитетов, а у других их гораздо больше. В исламе, например, их 99 и, надо полагать, это не предел изобретательности человеческого ума. Но не в состязании называния Бога должен совершенствоваться человек, а в уразумении его истинной роли в жизни. Размышляя об этом, я попытался выразить свои ощущения через, очевидно, весьма приблизительные, неабсолютные, но зримые аналогии, помогающие мне в какой-то мере достичь невозможного: увидеть Творца и Управителя мира.
  
   Итак... Бог представляется мне то как Часовщик, создавший и вдохнувший жизнь в созданный им механизм (к этой аналогии мы еще вернемся позднее), то как гениальный Режиссер и Игрок одновременно, театром которого является весь наш мир. Я вижу его руку, точнее пальцы, каждый из которых облачен в костюм подобающий его роли. Пальцы исполняют свою роль в сложном спектакле, играемом на сцене, и им уже кажется, что они зажили собственной жизнью, что они сильны, свободны и независимы, тогда как на самом деле они остаются лишь окончаниями руки до поры скрытой от постороннего взора. Они выполняют движения, повинуясь воле хозяина этой руки, и как само движение, так и то, каким оно будет, зависит целиком только от этой воли. Но иллюзия самостоятельности упорно держится в этих пальцах, поскольку лицо Режиссера приближено вплотную к сцене и оттого неразличимо, и хотя его дыхания нельзя не ощущать, пальцы сопротивляются очевидности только потому, что не видят самого лица, как будто только "в видеть" и заключена истина.
  
  "Монотеизм" и "полирелигиозность". Листая мысленно всемирную историю религиозных учений и верований, невольно прихожу к мысли о недостаточности для меня ни одной из существующих мировых религий. Эта недостаточность безусловно состоит не в том, что их догматика или культ слишком просты, примитивны или малоразработаны. Вовсе нет, христианское богословское наследие огромно и многообразно, не менее впечатляюща и литература буддизма и ислама. Но во всем этом богатстве я не нахожу ответа на важнейший для себя вопрос: почему же они разъединяют, а не объединяют человечество, мир? Ведь нет богов, а есть только БОГ. Ведь все они религии монотеистические, то есть религии "одного Бога". Не это ли дало основание с великой долей иронии заметить одному из наших современников, что "признавая бога одной религии, мы неминуемо рискуем попасть в ад всех других". И не это ли отвратило от официального русского православия гениального писателя, мыслителя и глубоко верующего человека Л.Н.Толстого, который с горечью писал в своей "Исповеди" (1882 г.):"То учение, которое обещало мне соединить всех единою верою и любовью, это самое учение в лице своих лучших представителей сказало мне, что это всё люди, находящиеся во лжи, что то, что дает им силу жизни, есть искушение дьявола и что мы одни в обладании единой возможной истины. И я увидал, что всех, не исповедующих одинаково с нами веру, православные считают еретиками, точь-в-точь так же, как католики и другие считают православие еретическим; я увидал, что ко всем, не исповедующим внешними символами и словами свою веру так же, как православие, - православие, хотя и пытается скрыть это, относится враждебно, как оно и должно быть, во-первых, потому, что утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому, и, во-вторых, потому, что человек, любящий детей и братьев своих, не может не относиться враждебно к людям, желающим обратить его детей и братьев в веру ложную. И враждебность эта усиливается по мере большего знания вероучения. И мне, полагавшего истину в единении и любви, невольно бросилось в глаза то, что самое вероучение разрушает то, что оно должно произвести" .
   Искренности Толстого и его боли, вложенной в эти строки, вполне можно доверять хотя бы уже потому, что к этому времени он прошел мучительный и сложный путь от "полного нигилизма" к "истинной вере". Но если нельзя полностью положиться на авторитет ни одной из существующих мировых религий, не должен ли я верить так и в то, как и во что предписывает мне верить сам Бог, продвигая меня по жизни и шаг за шагом, ступень за ступенью открывая мне свое величие и даруя постижение смысла бытия?!
   Безусловно, даже такой "суровый" вывод вовсе не обязывает вычеркнуть из своего сознания все то, что исходит от христианства, ислама или буддизма. Как раз наоборот, он дает основание свободно и непринужденно познавать истинного Бога и через слово Христа, и через слово Мухаммеда, и через слово Будды, а Библия и Коран остаются для меня книгами мудрости полными откровений.
  
   И последним штрихом в этой главе хотелось бы отметить тот факт, что всему свое время. Религии и их лидеры, пророки и божественные ипостаси не возникли одновременно. Из подобного рождалось подобное, меняя форму, подчас до неузнаваемости, но не суть. Например, единая идея преподаваемая иудаизмом, трансформированная христианством и воплощенная для мусульман пророком пророков растянулась более чем на две тысячи лет, до возникновения ислама в седьмом веке нашей эры. Итак, если суть идеи неизменна, а форма видоизменяема с течением времени несложно предположить, что на том или ином уровне религиозного развития человека ему необходима своя, новая форма-воплощение Господа.
  
   Итак. Если мне недостаточно чего-либо в известном нам мире, почему я не могу востребовать это? А что может быть важнее духовной пищи для ищущего ее? МЫ НЕ ВЫДУМЫВАЕМ БОГОВ, МЫ ПРИДУМЫВАЕМ ИМ НОВЫЕ ЛИЦА. Не удовлетворенное желание познать лик Господа заставляет иначе, чем предыдущие поколения, стараться взглянуть на него. Почему же не с этой стороны?...
  
  
  ј2. Дьявол
  
  "И низвергнут был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную."
   [Откр. 12:9]
  
  Фауст
  Ты кто?...
  Мефистофель
  Я дух, всегда привыкший отрицать.
  И с основаньем: ничего не надо.
  Нет в мире вещи, стоящей пощады.
  Творенье не годится никуда.
  Итак, я то, что ваша мысль связала
  С понятьем разрушенья, зла, вреда.
  Вот прирожденное мое начало,
  Моя среда.
  И. В. Гёте "Фауст"
  
  Дьявол, диавол (от греч. diabolos - клеветник, у славян - сатрап) - по религиозным представлениям - предводитель сил зла, главный противник Бога и враг спасения человечества, источник всех бед и всех несчастий... падший ангел самого высокого ранга, не захотевший подчиниться Богу, за что Бог изгнал его с небес вместе с частью последовавших за ним ангелов.
  Из словаря
  
   Фигура дьявола (сатана, Вельзевул, "злой дух", "князь тьмы", "лукавый", "нечистый" и т.д.) самым загадочным образом то появляется, то исчезает от религии к религии, при этом его образ перекочевывает в почти неизменном виде от эпохи в эпоху, лишь отчасти изменяясь в оттенках.
  
  Что порождает "дьяволов"? В одних религиях дьявол выступает как неотъемлемый компонент картины мира сверхъестественного бытия, без которого не мыслится объяснение причин мира естественного - земного мира людей - арены извечного противостояния небесных сил, невольным свидетелем и участником которых является весь человеческий род.
   Такова, к примеру, религия древних иранцев - маздеизм, или зороастризм, как ее часто называют по имени основателя религии Зороастра (Заратустра - в европейской транскрипции). Для зороастризма характерно резкое разделение светлого и темного начал в мире, олицетворенных в образах духов света и добра - агуров и духов тьмы и зла - дэвов. Во главе светлых духов стоит Ахурамазда, во главе духов тьмы - Анхра-Майнью . Оба они сыновья "Бесконечного времени" - бога Эрвана. "Оба великих духа (бога) признаются равноправными творцами всего существующего. Но Ахурамазда создал все светлое, чистое, разумное, полезное для людей, а Анхра-Майнью, напротив все злое, нечистое и вредное" . В Авесте, священной книге зороастризма, процесс этот описан следующим образом: "Вначале была пара близнецов, два духа, и у каждого из них своя деятельность... Это были добро и зло, в слове, деле и помышлении... И, соединившись, эти два духа создали жизнь (действительность) и отсутствие жизни (недействительность), чтобы определить, как будет устроен мир в конце концов, для злодея самая ужасная жизнь, для святого наилучшее духовное состояние. Затем, когда они закончили каждый свою часть в делах творения, они выбрали себе каждый отдельное царство. Тот, который был злым, выбрал злое, от чего получается наивозможно худшее, а благодетельнейший дух выбрал праведность... ". Поэтому, по учению Авесты, добрый бог не может отвечать за зло мира, так как оно произведено другой, независимой от доброго бога силой. Есть основания полагать, что "такой резкий дуализм светлого и темного начал, составляющий основную мысль Авесты и всего зороастризма, представляет собой явление, для древних религий весьма необычное.
  
  В этом свете еще раз обратимся к зороастризму. Весьма интересна такая картинка основанная на главной идее этой религии. Если два Сына Времени (Злой и Добрый, Темный и Светлый, дьявол и Бог) создатели всего сущего равноправные его творцы, то созидали они мир по рациональной схеме - "от начала к концу" (не видится другая - "от конца к началу"). Если один из них создал СМЕРТЬ (небытие, полный покой, стагнацию), а другой - ЖИЗНЬ (бытие, движение). Если наш мир рожден из Величественного Ничего (покой, небытие) единым движением-волной и результат - ЖИЗНЬ (бытие, движение), выходит, что бог зла Анхра-Майнью создал НАЧАЛО всего (прошлое), а бог добра Ахурамазда творит ПРОДОЛЖЕНИЕ (нынешнее). А в Библии сказано "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний." [Откр. 22:13]. То получается совсем уж провокационный вывод, что дьявол есмь начало, Альфа, а Бог есмь конец, Омега. И существовать бытие по другому не может не имея либо конца, либо начала. И только все вместе и есть Творец всевышний. И дьявол в этом случае вовсе не обезьяна Господа, а суть его начало...
  
   Его не было в религиях Китая, Японии, Индии, он слабо заметен в религиях Египта и Двуречья. Своим столь подчеркнутым дуализмом иранская религия выделяется чуть ли не из всех религий мира" . Скажем, в Китае, где получила распространение идея двух начал, двух космических сил: ян - светлого, животворного, положительного (мужского) начала и инь - темного, мертвого, отрицательного (женского) начала, - обе эти силы даже графически изображаются, как две неотделимые половины, находящиеся в соприкосновении и взаимопроникновении. "Все вещи произошли от взаимосвязи инь и ян. Взаимодействие инь-ян порождает и доброе, и злое в природе и в жизни. Не стоит рассуждать о том, что лучше, что хуже - свет или тьма, покой или движение, - и то и другое необходимо, одно без другого немыслимо, одно переходит в другое, поэтому может быть и плохим и хорошим - в зависимости от времени и ситуации" . Только вместе обе космические силы и образуют дао - всеобщий закон Вселенной.
   Другие религии - как, например, христианство - увидев в образе дьявола "соперника" и антагониста Бога, долгое время боролись с его даже гипотетическим присутствием и лишь перед лицом жестокой и, как казалось, очевидной дихотомии добра и зла в конце концов были вынуждены признать его наличие как источник воспроизводства земных зол.
   В первые века нашего тысячелетия идея двух начал в мире, светлого и темного, возвышенного и земного, доброго и злого, Христа и демиурга находилась в центре внимания гностицизма, а затем и манихейства, "которое все пронизано мыслью об изначальной и постоянной противоположности света и тьмы, бога и дьявола и которое с момента возникновения (середина III в.) стало одной из основных христианских ересей. Этический дуализм находился в противоречии с идеей всемогущества бога... Идея вечности борьбы дьявола и бога таила в себе взрывоопасные для церкви следствия: если мир не отличается изначальной благостью и зло в нем занимает столь же фундаментальное место, что и добро, если дьявол так же силен, как и бог, то возможно ли вообще спасение человека? И какую надежду в этом случае может предложить церковь? Получается, что сути бытия не столько соответствует опосредствующая, умиротворяющая роль церкви, сколько позиция борьбы, открытой схватки с социальным злом" .
   Впрочем, с противоречием этического дуализма идее всемогущества Бога мы сталкиваемся гораздо раньше, причем, на западе так же, как и на востоке. В древнем Китае, например, проблема зла поставила человека перед необходимостью ответа на вопросы, пытаясь разрешить которые, он входил в явный конфликт с основами своего собственного мировоззрения: "Небо всемогуще, и человек от него полностью зависим ("Небо, рождая на свет человеческий род, тело и правило жизни всем людям дает"). Но в таком случае источник зла - небо. Но бог не может быть причиной зла. Значит, зло от человека и "зависят распри только от людей". Но если это так, тогда "нельзя уповать лишь на волю творца". Однако идя по этому пути древнекитайское мировоззренческо-нравственное сознание доходит до тезиса, что "все зависит от людей", хотя при этом и восхваляется значимость Неба. Так или иначе , но уже в древнекитайских книгах "Ши-цзин" ("Книга песен") и "Шу-цзин" ("Книга истории"), входящих в состав "Пятикнижия", зарождается теодицея (оправдание бога), согласно которой не бог - источник зла. Но в таком случае он не всемогущ - вечная проблема религиозного мировоззрения, проблема сочетания в боге благости и могущества при невозможности отрицания наличия в мире зла" .
   В Европе ту же проблему, но уже более жестко и определенно, без двусмысленных экивоков на Бога или волю неба, сформулировал Эпикур (342/341 - 271/272 гг. до н. э.):
  "Бог или хочет устранить зло и не может,
  или может, но не хочет,
  или и не хочет, и не может,
  или же хочет и может.
  Если он хочет, и не может - он бессилен, а таковым бог быть не может.
  Если может, но не хочет - он завистлив и зол, что тоже чуждо божеству.
  Если не хочет и не может - он бессилен и завистлив, а следовательно он не бог.
  Если же он и хочет, и может, что единственно пристало божеству, то откуда возникает зло? Или почему бог его не устранит?" .
   Гораздо позднее, на рубеже ХVI-ХVII вв., Томмазо Кампанелла, автор знаменитой утопии "Город Солнца", в трактате "Побежденный атеизм" задался аналогичным вопросом: если Бог беспредельно добр и всемогущ, откуда низвергается на нас такая тьма невзгод? "Почему Бог отдал дьяволу власть над своими тварями большую, чем оставил себе? Из-за бессилия? По неведению? Или не желая прийти к нам на помощь? Но в таком случае он стар, слаб или ленив, либо невежда, либо нерадивый ко всему и жестокий... Почему Бог не предотвращает голодовок, мора, войн?" .
  
   Мучаясь теми же вопросами, а точнее противоречиями я попытался найти на них свои ответы. И, размышляя, постепенно пришел к заключению, что мои именитые предшественники сами приговорили себя к мученичеству сомнения, оказавшись в плену ИЛЛЮЗИИ ЗЛА. ВСЕ ДЕЛО В ТОМ, ЧТО ИХ УБЕЖДЕНИЕ В ОЧЕВИДНОСТИ И АБСОЛЮТНОЙ ДОСТОВЕРНОСТИ СУЩЕСТВОВАНИЯ ДЬЯВОЛА ВОВСЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ АКСИОМОЙ, КАК ОНИ ПРОСТОДУШНО ПОЛАГАЛИ, И ДОЛЖНО БЫЛО БЫ БЫТЬ ДОКАЗАНО.
   Противоречия разрешаются сами собой, когда вместо безысходного стремления понять почему существует зло? и почему Бог допустил к управлению миром дьявола?, мы зададимся целью проанализировать сами исходные посылки - а действительно ли "зло" является злом? и существует ли дьявол? В этом случае любое полученное "нет" разрывает порочный замкнутый круг, поскольку если само исходное допущение оказывается ложным, то должны быть признаны ложными и его следствия.
  
  Существует, правда, два взгляда на природу зла. Согласно одному из них, назовем его традиционным, ЗЛО есть порождение дьявола. Опровержение этого взгляда будет, в таком случае, напрямую зависеть от того, удастся ли нам показать, и насколько убедительно, неистинность идеи самого дьявола.
  Сторонники второго взгляда не связывают источник зла ни с чем конкретным. Для них не важно, откуда исходит зло: от Бога, от дьявола или от человека, - для них важен сам факт его существования. Для того, чтобы поколебать эту позицию, уже не достаточно доказать, что дьявола нет, их следует убедить в том, что нет зла самого по себе. Но этому мы посвятим отдельную главу, а пока... вернемся к дьяволу.
  
   Бог и дьявол. Если исходить из наличия в мире двух сил - Бога, как силы положительной, обладающей всеми положительными качествами в превосходной степени, и противостоящей ему силы дьявола, как воплощения всех отрицательных качеств в столь же абсолютной превосходной форме, то законно установить, что глаголом Бога является СОЗИДАНИЕ, а глаголом дьявола - РАЗРУШЕНИЕ. Если Бог - созидатель, а дьявол - разрушитель, то все созданное и существующее могло быть создано только Богом, но ни в коем случае не дьяволом. Будучи антиподом созидающего Господа, дьявол нацелен на разрушение и не способен созидать.
   В таком случае логично представить и проанализировать 3 возможные ситуации:
  а) Бог сильнее дьявола,
  б) силы Бога и дьявола равны, и
  в) силы дьявола превосходят силу Бога.
   Какую бы из этих ситуаций мы не взялись рассматривать, мы изначально обязаны предположить, что действия каждой из этих сил должны существенно проявляться, или, говоря иначе, что наличию каждой из этих сил должно иметься в мире явное подтверждение.
   В пользу Господа говорит уже тот факт что есть мы, есть мир, в котором мы живем и есть все то, что нас в этом мире окружает. Таким образом, все три "есть" однозначно указывают на существование созидающей, творящей силы, то есть Бога, созданиями и детьми которого мы являемся.
   Но если Господь Бог все силы устремляет на совершенствование и преумножение своего творения, то дьявол должен бы был стремиться к противоположному и, реализовывая свой разрушительный потенциал, пытаться свести результат Божественного созидания к абсолютному нулю. Однако мы не имеем ни одного факта, подтверждающего наличие такого разрушения. Любое действие на земле, вне зависимости от того называем ли мы его смертью, или разрушением, таковым не является. Разрушение, если оно и имеет место, всегда только временно, не абсолютно, оно - пролог созидания и происходит с целью созидания. Что бы мы ни воспринимали за "разрушение от дьявола", это на самом деле лишь моменты, этапы, элементы созидания нового и дьявол к этому созидающему разрушению не имеет ровным счетом ни какого отношения.
   Впрочем, это даже и не разрушение вовсе, это только превращения, метаморфозы, которые только мы, люди, в силу своей ограниченности и приземленности воспринимаем как разрушения, ибо не понимаем, не способны охватить всего глобального смысла созданного Богом мирового механизма. Нас не смущают даже факты истории, которые неустанно учат, что разрушение чего-либо всегда вело к возникновению нового, что своим рождением любое новое всегда обязано смерти предшествующего ему старого. Творение, следовательно, никогда не уничтожается, а только перетекает во все более новые и совершенные формы, и потому, при всем желании, я не могу отметить в окружающем меня мире ни одного примера действия разрушающей силы дьявола.
  
   Таким образом, ни допущение превосходства силы дьявола, ни допущение равенства сил Бога и дьявола не могут быть нами приняты. В первом случае, дьявол, вероятнее всего, не допустил бы самого акта творения, или же погубил бы его еще в стадии формирования, а во втором, на ДЕНЬ созидания, приходилась бы НОЧЬ разрушения. Но, как я уже сказал, наличие нас в мире и наличие вокруг всего того, что мы видим, осязаем и обоняем служит неопровержимым доказательством абсолютного превосходства Бога над дьяволом (либо отсутствия последнего!).
   Но если дьявол слабее Господа (а из трех вариантов, допускающих его существование, остается только этот), то, обладая даже маломальской логикой, нетрудно заключить, что в этом случае, дьявол не способен разрушить Божье творение. Он, более того, не способен разрушить его не только полностью, но и даже частично сколько-нибудь значительно, и в его силах, следовательно, остается лишь доля разрушения, крайне мизерная, в сравнении с размерами творения...
   Но тогда возникают новые сомнения. Даже если оставить в стороне вопрос о том, зачем Богу, способному уничтожить дьявола в силу своего превосходства, сохранять существование тому, что вмешивается в дела Творца, стараясь ему препятствовать, мы вправе спросить: "А тот ли это тогда дьявол, которым пугают людей? Что общего между грозным Сатаной, перед которым трепещет человеческая фантазия, и жалким шутом, мелким пакостником, каким он предстает, если способен в океане созидания разрушить не больше капли? И что же это за "гордый" , дерзкий и настырный соперник, который всегда проигрывая, будучи вечным неудачником, обреченным оставаться всегда вторым, тем не менее предпочитает жить в позоре, чем отступить и уйти?..." Умножая эти вопросы, я, наконец, задаю себе последний: "А был ли дьявол?!..."
   Существование дьявола имело бы хоть какой-то смысл, если бы этот "гений зла" хоть в малой степени соответствовал своей литературной характеристике: "... Это враг рода человеческого, человекоубийца от начала, ангел смерти, друг смерти и вор жизни. Кроме того, дьявол - это разрушитель и клеветник, лжец и Отец лжи, обезьяна Господа Бога, потрясатель правосудия, источник зла, корень пороков... дьявол еще и совратитель людей, начало всех споров и раздоров, поставщик горестей, предатель народов..."
   Нет логики, нет смысла содержать рядом бессилие, которое изо всей мочи пыжится тебе помешать. Содержать нечто абсолютно бессмысленное и беспомощное. Оно ведь ничего не способно привнести в мир. Дьявол, по определению, ничего не производит, он только потребляет, питаясь разрушением крох со стола Божественного творения. И как тут не воскликнуть: "И это посмешище, эта "Моська, лающая на Слона", и есть дьявол??..." Так посмеемся над ним все вместе!
  
   В этом свете еще раз обратимся к зороастризму. Весьма интересна такая картинка основанная на главной идее этой религии. Если два Сына Времени (Злой и Добрый, Темный и Светлый, дьявол и Бог) создатели всего сущего равноправные его творцы, то созидали они мир по рациональной схеме - "от начала к концу" (не видится другая - "от конца к началу"). Если один из них создал СМЕРТЬ (небытие, полный покой, стагнацию), а другой - ЖИЗНЬ (бытие, движение). Если наш мир рожден из Величественного Ничего (покой, небытие) единым движением-волной и результат - ЖИЗНЬ (бытие, движение), выходит, что бог зла Анхра-Майнью создал НАЧАЛО всего (прошлое), а бог добра Ахурамазда творит ПРОДОЛЖЕНИЕ (нынешнее). А в Библии сказано "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний." [Откр. 22:13]. То получается совсем уж провокационный вывод, что дьявол есмь начало, Альфа, а Бог есмь конец, Омега. И существовать бытие по другому не может не имея либо конца, либо начала. И только все вместе и есть Творец всевышний. И дьявол в этом случае вовсе не обезьяна Господа, а суть его начало...
   А вообще же, если вопреки логике, здравому смыслу и очевидности фактов все-таки допустить существование дьявола , то мне представляется, что в этом случае ВЕЛИЧАЙШАЯ ХИТРОСТЬ ДЬЯВОЛА СОСТОЯЛА БЫ В УБЕДЕЖДЕНИИ МИРА В СВОЕМ СУЩЕСТВОВАНИИ...
  
  
  ј3. Человек
  
  Что такое человек по сравнению с Богом? Сколь многое мы можем? Что в наших силах по сравнению с тем, что в Его силах? Что такое наша доблесть против Его могущества? Что такое наше знание по сравнению с Его мудростью? Что такое наша субстанция по сравнению с Его субстанцией? Главное, что такое все наше перед всем Его?
  Мартин Лютер. О рабстве воли.
  
  Было время, когда одной из наиболее серьезных задач философии считалось доказательство бытия Бога; видимо, уже трудно сомневаться в том, что в наше время важнейшей задачей философии является доказательство бытия человека.
  Э. Агацци
  
   С доказательством небытия дьявола, человек оказывается один на один с Богом. А это не самое уютное соседство...
  
  Почему мы разные?... Люди не похожи друг на друга, все мы очень разные. Мы разные не только внешне - по очертаниям лица, телосложению, форме глаз, носа, подбородка, росту, цвету кожи и волос, но и внутренне. У каждого свой уровень интеллекта, свой характер, свои мысли и желания. Наконец, у каждого из нас своя судьба. Все это вместе порождает между людьми отношения симпатии или антипатии, любви или ненависти, уважения или презрения, соперничества или взаимопомощи, вызывает к жизни такие разные чувства как ревность и соучастие, зависть и сопереживание чужой радости и много-много других.
   Каждое событие, которое с нами происходит, неизбежно становится объектом нашей оценки и порождает невольные сравнения, сопоставления: "А как у другого? Лучше или хуже? И почему..." Довольно часто, если не всегда, мы находим свое положение далеко не самым предпочтительным и это вызывает в нас целую бурю негативных эмоций . Чтобы их избежать, стоило бы признать любое происшествие своей жизни наилучшим из тех, что нам суждены Господом. Но тогда наверняка возникает вопрос: "А почему я такой, почему я не создан лучше, почему я болею, почему страдаю, плачу, почему не только нахожу, но и теряю, почему меня нельзя было создать сильным, умным, здоровым и красивым?" и тысячи других почему...
   Теоретически, Бог, конечно, мог создать каждого человека, мир и вообще всё и всех идеальными. Идеального мужчину, идеальную женщину и всё вокруг них он мог создать идеальным. Если допустить, что идеальной фигурой является круг, то тогда идеальный мир состоял бы из идеальных круглых людей, круглых животных и круглых растений. Круглый человек сидел бы в круглом доме за круглым столом, у него была бы круглая мебель, круглая кошка и все вокруг было бы круглым. Все идеально, все одинаково и нет нужды ни в споре, ни в зависти, ни в соперничестве. Но разве такой мир, составленный только из идеального, и сам будет идеален?... Представьте 100 абсолютно прекрасных людей и поместите себя в их среду и вы почувствуете себя окруженными сотней уродов, поскольку однообразие отталкивает.
   В однообразии прекрасное переходит в свою противоположность - оно становится отвратительным.
  Если бы Бог создал идеальный, поразительный по красоте рассвет и такой же прекрасный идеальный закат, как смог бы человек, которому эта красота в неизменном виде является день ото дня, узнать, заметить и оценить ее?
  Только в разнообразии есть красота. И потому, создавая человека, и имея возможность создать его идеальным, Бог, полагая красоту мира в его разнообразии, создал людей такими разными. Но, создав их непохожими друг на друга, он каждого из них сделал по-своему прекрасным.
  В каждом абсолютно человеке в каждом лепестке розы, в каждой капле росы, в каждой капле дождя, в каждой градине или снежинке заключено прекрасное творение. И каждое это творение прекрасно по-своему. Безусловно, это прекрасное надо суметь разглядеть и понять, надо увидеть его как прекрасное в самом себе, а не в отношении к чему-то ему чуждому. "Прекраснейшая обезьяна, - говорил Гераклит, - безобразна, если ее сравнить с родом человеческим" , но ведь она - прекраснейшая (!) среди обезьян, а кроме того и "... мудрейший из людей по сравнению с богом кажется обезьяной - и по мудрости, и по красоте, и во всем прочем" , отчего однако он не перестает быть мудрейшим из людей. Видеть прекрасное в любом произведении природы призывал и "король философов" Аристотель, говоря, что и к животным следует "подходить безо всякого отвращения, так как во всех них содержится нечто природное и прекрасное..." .
  Именно в логике многообразия я нахожу ответ и на вопрос о том, почему одних Бог определяет быть царями и господствовать, а других создает рабами, почему он одних делает философами, а других горшечниками.
  
  Естественно, здесь может возникнуть вполне логичный вопрос: "Хорошо так рассуждать, когда ты сильный, красивый и здоровый. Ну а если ты маленький, больной и уродливый? Если тебя предал друг, изменила любимая женщина, оставил без копейки компаньон, - что тогда? Неужели и в этом случае ты не перестанешь утверждать, что все прекрасно?..."
  Попробуем разобраться вместе.
  Наверное, каждый из нас хотя бы однажды стоял у плиты, если не сказать уж совсем громко - был поваром (я, впрочем, считаю, что повар это звание и далеко не всякий готовящий пищу его заслуживает). Так вот, попав на кухню, мы вполне естественно радуемся наличию большого количества различных кастрюль, ложек, сковородок и иных инструментов и приспособлений, необходимых для приготовления пищи. Взяв в руки любой из них мы можем оценить его полезность и достоинства. Ну, например, кофеварка. Какое шикарное изобретение! Варить в ней кофе - одно удовольствие. Или большая сковорода, в которой можно запросто приготовить омлет из десяти яиц.
  Но давайте теперь попробуем выбрать, что лучше, что более необходимо, сковорода или кофеварка? В пользу и той, и другой можно привести великое множество разумных доводов, но... достоинства одной нисколько не умаляют достоинств другой. Иначе говоря, сколько бы мы ни спорили, сколько бы ни судили-рядили по этому поводу, мы все равно не стали бы жарить омлет в кофеварке и варить кофе в сковороде. Для каждого блюда или действия на кухне существует свой сосуд, свой предмет. Можно сколько угодно восхищаться красотой золотого кубка, изготовленного лучшим из ювелиров, но варить борщ мы все-таки предпочтем в большой кастрюле, хотя по своей красоте она внешне несопоставима с золотым кубком. Почему? Да потому, что для приготовления борща не найти более идеального сосуда, чем выбранная нами кастрюля (а вот вид человека, пьющего вино из этой же кастрюли, вызовет, очевидно, отрицательные чувства).
  Сократ (469-399 гг. до н.э.) говорил, что и навозная корзина может быть "прекрасным предметом", а золотой щит предметом "безобразным", "если для своего назначения [выделено мной - Г.Ш.] первая сделана прекрасно, а второй дурно... потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено" .
  За всю многовековую историю кулинарии человечество получило от Бога огромное количество предметов и механизмов, облегчающих процесс приготовления пищи и превращающих его в удовольствие. У каждого из них свое время появления. Если, скажем, кастрюля и ложка появились очень давно, то у миксера или кофеварки еще очень короткая история.
  Представьте себе средневекового повара, попавшего на современную кухню. Он легко разберется с предметами ему знакомыми, но наверняка застынет в недоумении при виде кухонного комбайна или соковыжималки. Ему эти предметы покажутся никчемными, ненужными, бесполезными, и потому одновременно и некрасивыми, а, может быть, даже и уродливыми. Но таковы ли они на самом деле? Уж мы то, знакомые с их назначением во всех деталях, знаем прелести этих волшебных вещей, и дело значит вовсе не в вещах, а в умении ими пользоваться, в умении, которого у средневекового повара быть, естественно, еще не могло.
  Мир, где мы живем, является огромной кухней, в которой готовит Бог. А мы с вами - те самые сосуды, в которые он вдохнул жизнь, предназначив каждый из них для своего, ему только известного действия. И никакой другой сосуд не может его заменить, как сковорода не способна заменить кофеварку. А человек, решающийся в этом восхитительном и безупречном мире сказать о чем-либо - "это уродство", уподобляется средневековому повару, который судит о том, что ему не ведомо.
  
  В свое время Эразм Роттердамский (1469-1536 гг.) написал произведение, названное им "Диатриба, или Рассуждение о свободе воли". Выступая против тех, "которые говорят, что вообще нет никакой свободной воли и все совершается по абсолютной необходимости" (а я отношу себя к числу сторонников именно этой точки зрения), он вкладывает в их уста следующие слова: "Есть Бог. То, что он делает, не может не быть наилучшим и наипрекраснейшим. Если ты посмотришь на красоту всего мира, то даже само по себе плохое здесь хорошо и подтверждает славу Божью. Ни у одного творения нет права судить о решении Творца; напротив, ему следует во всем подчиняться. Настолько, что если покажется, что Бог проклинает того или иного человека, то нельзя роптать, а надо принимать все, что Ему будет угодно, зная раз и навсегда, что все, что Он делает, очень хорошо и не может делаться иначе, чем очень хорошо".
   В противном случае кто мог бы вынести, если бы человек сказал Богу: "Почему ты не сотворил меня ангелом?" Разве не заслужил бы он в ответ Бога: "Бесстыдник! Если бы Я сотворил тебя лягушкой?! По какому праву ты жалуешься?" Если бы и лягушка тоже потребовала от Бога: "Почему Ты не сотворил меня павлином с замечательными разноцветными перьями?"- разве не был бы Он вправе сказать: "Неблагодарная! Я бы мог сотворить тебя грибом или луковицей, а теперь ты прыгаешь, пьешь и квакаешь". И опять? Если бы василиск или же змея сказали бы: "Почему Ты сотворил меня не овцой, а животным, которое никто не видит и которое всем несет смерть?"- возможно, Он сказал бы: "Мне кажется, что это соответствует красоте и порядку во вселенной. С тобой не произошло ничего несправедливого, не больше, чем с мухами, комарами и прочими насекомыми, каждое из которых Я создал так, чтобы они являли собой великое чудо для наблюдателей. Паук не менее удивительное и прекрасное существо, чем слон, несмотря на то, что он не похож на слона! Тебе мало, что ты существо, совершенное в своем роде? Яд тебе дан не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы этим оружием ты защищал себя и свое потомство. Вроде того как быкам даны рога, львам - когти, волку - зубы, лошадям - копыта. Лошадь - тяжеловоз, вол - пахарь, осел и собака помогают в работе, овца полезна человеку для пропитания и одевания, а ты полезна для врачевания" .
  Я нахожу эти слова очень верными и справедливыми и не вижу в них ничего достойного порицания, а потому неудивительно, что и у Эразма не получилось достойного ответа своим оппонентам: "Но мы не станем приводить разумные доводы тем, кто лишен разума, - говорит он. - У нас речь идет о человеке, которого Бог создал по своему образу и подобию и ради него создал все. Но когда мы видим, что некоторые люди рождаются с прекрасным телом и замечательным умом, как бы рожденные для добродетели, а другие, напротив, с уродливым телом; одни подвержены страшным болезням, другие - столь тупоумны, что почти не отличаются от грубых животных, а некоторые даже грубее грубых животных; одни по природе так склонны к преступлениям, что, кажется, их влечет к ним сила судьбы, другие полностью безумные или бесноватые - когда мы все это видим, то как нам ответить на вопрос о справедливости и милосердии Божьем?" . Поразмыслив, Эразм Роттердамский посчитал лучшим сослаться на слова апостола Павла: "О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!" , чем "с нечестимой дерзостью судить о решениях Божьих, которые для человека неисследимы", что по существу мало чем отличалось от позиции Мартина Лютера, против которого и были направлены стрелы критики.
  Безусловно существуют люди, особенно современники Эразма Роттердамского, которым необходим именно такой довод-доказательство "пути Господни неисповедимы", но нас великое множество и этому множеству необходимы различные формы постижения. Убежден, что не только через слепое доверие, но и через понимание сути Божьей возможно приближение и причастие к Нему.
  
  
   Почему нас много?... Как-то мне пришлось рассуждать с одним приятелем, расстроенным своими ошибками, о глупости, ничтожности и беспомощности человека. Несколько неверных, по его мнению, действий привели к удручающему состоянию и полному отсутствию веры в свои силы и возможности. Он заявлял, что его разум ничтожен по сравнению с разумом остального человечества и это его угнетает. Утешая, я пытался доказать, его интеллект в частности не менее значителен, чем интеллект всего человечества, вместе взятого. И вот что из этого вышло...
  
   Возьмем для примера любого здорового человека (я имею ввиду психически) и, по большому счету, нам для эксперимента не важны его умственные способности. Пусть это будет академик или автомеханик, или австралийский абориген - все едино. Здесь стоит вернуться к словам Мартина Лютера, взятых в качестве эпиграфа к этой главе.
  "Что такое человек по сравнению с Богом? Сколь многое мы можем? Что в наших силах по сравнению с тем, что в Его силах? Что такое наша доблесть против Его могущества? Что такое наше знание по сравнению с Его мудростью? Что такое наша субстанция по сравнению с Его субстанцией? Главное, что такое все наше перед всем Его?"
  
   Каждый из нас наполнен огромным количеством знаний. Нам известно колесо и принцип приготовления вина. Как запускать воздушного змея и изготавливать лук со стрелами. Варить мясо и сооружать шалаш. Так вот, представите себе, что все знания, заключенные в одном человеке, подчеркиваю любом, будут вдруг отняты у всего остального человечества. Даже самый неграмотный, самый отсталый человечишко, несет в себе столь великий объем знаний, что если бы все эти знания оказались только его достоянием (счет, алфавит, колесо, умение добывать пищу, пользоваться огнем и т.д.) и он унес их в могилу вместе со своей смертью, то все остальное человечество в мгновение ока превратилось бы в животное стадо.
  
  Самые главные знания человека это те, которые необходимы ему для выживания. Так вот каждый из нас несет с собой багаж знаний равный по значимости объему необходимых знаний всего человечества. А как защитить от потери столь значительное достояние? Либо качеством, либо количеством. Но так как качество людей улучшить мы не в силах остается только количество. И чем больше знаний - тем больше их необходимо тиражировать. Что, собственно говоря, мы и наблюдаем.
  
   Плоскость Настоящего Времени. Отдельный человек, как и человечество в целом, находится в разных с Богом отправных точках для оценки положительности существования. Если в качестве испытательного полигона взять тот момент, который разделяет прошлое и будущее и представить его как ПЛОСКОСТЬ НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ, то возникает такая картина:
   Бог - создатель этого полигона, этой плоскости (создающий ее из самого себя) - находится везде и в ней непосредственно. В центре этой Плоскости, как венец Его творения, находится сам человек. Плоскость Настоящего Времени занимает во всеобъемлющем Божественном объеме лишь его ничтожно малую часть, однако при абсолютной незначительности размеров человека в бескрайних и бесчисленных недрах тела Господнего, он находится в центре забот, внимания и старания своего Создателя.
   Теперь постараемся взглянуть на какое-либо действие, происходящее с человеком, с двух точек зрения: Отца и сына, Творца и творения. Ну, скажем, на выстрел и полет пули, несущей смерть. Если я, человек, спустил курок - пуля, пущенная в противоположную от меня сторону, несет мне добро, а стоящему на ее пути несомненное зло. В обоих случаях, будь то позиция стреляющего, или того, в кого стреляют, мы имеем дело с позицией и оценкой человека. Но как выглядит это событие с точки зрения Высшего Разума?
  Бог создает огромное творение, которое можно олицетворить с пирамидой или с деревом жизни, огромными часами или с гигантским муравейником. Постичь форму создаваемого творения нам пока не дано, да и вряд ли это необходимо. Гораздо важнее, с моей точки зрения, понять, как и из чего строит свое здание Бог.
  Мне представляется, что это здание возводится из мельчайших кирпичиков, своего рода слоев, которые, наслаиваясь друг на друга, и создают картину величайшего творения. Сам момент строительства и есть процесс перехода будущего времени в прошлое.
  
  ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ МГНОВЕНИЕ, КОГДА НЕИЗВЕСТНОЕ БУДУЩЕЕ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ИЗВЕСТНОЕ ПРОШЛОЕ.
  
  Мы находимся в самой гуще этой восхитительной строительной площадки, оставляя частицу самого себя в тех слоях-плоскостях Настояшего Времени, которые являются фундаментом для нового этажа.
  Подойдешь к краю здания, глянешь вниз и дух захватывает от удивительной гармонии сложенных ниже этажей. Каждый этаж, каждый кирпич, каждый камушек стоит на своем месте, в своей идеально ровной плоскости. Они не изгибаются, не искривляются, не наталкиваются друг на друга: на каждом этаже каждый кирпич занимает свое строго отведенное ему место. Его нельзя ни удалить, ни перенести на другое место, и уж ни в коем случае не встретит он самого себя на этом этаже.
  Таким образом, в процессе Божественного творения осуществляется наслаивание друг на друга в строгом порядке того, что я назвал Плоскостями Настоящего Времени, в центре каждой из которых находится человек.
  Давайте теперь присмотримся повнимательнее к действиям самого человека. Каждый индивидуум находится в центре Плоскости Настоящего Времени и вектор его действий может быть направлен в любую от центра сторону, на все 360№, но только в пределах этой и только этой Плоскости. Вектор его действий не может быть направлен ни вниз - в прошлое, ни вверх - в будущее.
  Теперь обобщим картину: рядом с Плоскостью Настоящего Времени одного конкретного человека находятся Плоскости Настоящего Времени множества других людей. Некоторые из которых стоят совсем рядом, а другие в отдалении. Плоскости Настоящего Времени могут перекрываться, или даже почти сливаться одна с другой, но только не с центром, не с человеком. Если бы это произошло, два центра-человека слились бы воедино, превратились в одного, а это с любой точки зрения представляется невозможным.
  Величины Плоскостей Настоящего Времени у всех людей различны. У одного она частично перекрывает плоскости 10 человек, с которыми он общается, а у другого ("отца нации") может распространяться на весь народ. Сам вектор-действие человека направлен от центра к краю его Плоскости Настоящего Времени. Причем, это направление всегда строго задано для каждого в отдельности. Эти векторы, естественно, иногда могут совпадать с направлениями других векторов-действий, а иногда быть им полностью противоположны. Совпадение всех векторов-действий невозможно, так как каждого из нас окружает множество людей, а пуля, выпущенная одним из них (и олицетворяющая в данном случае один из векторов-действий), обязательно будет направлена от одного к другому и не может быть направлена одновременно от всех или ко всем. Видимо поэтому в пределах Плоскости Настоящего Времени с позиции человека одно и то же действие должно казаться злом одному и добром другому.
  Но "КИРПИЧ ЗЛА" не может служить основанием вселенской гармонии и Господь не повернет вектор нашего действия во зло своему творению. ЗЛО РАЗРУШАЮЩЕЕ не может быть уложено в основание конструкции.
  Это нам только кажется, что мы можем поднять руку с пистолетом и выпустить несущую смерть пулю в небо, вверх или вниз - куда нам заблагорассудится. А в действительности её вектор-действие определен с той же точностью, с какой спланирован любой шаг СОЗИДАНИЯ БУДУЩЕГО В НАСТОЯЩЕМ.
  
   Пассажиры поезда времени. "Пространство" и "время"... Не случайно эта пара философских категорий приковывала к себе столько внимания. Действительно, сколько ни пытаясь забыть о времени, говоря о человеке, мы всякий раз вынуждены вновь и вновь возвращаться к нему - к таинственному и загадочному ВРЕМЕНИ!
   Течение времени ровно и постоянно. И хотя оно незримо для человеческого глаза, мы знаем о нем и постоянно находимся в его власти. Время является теми тисками, из которых нам не дано вырваться.
   Сидя в "поезде времени", человек строго по "графику" движется из точки своего рождения в точку своего слияния с Господом. Как мы смотрим из окна поезда на бесконечную вереницу лиц, домов и пейзажей, меняющихся за окном, так и из глубины своего разума мы взираем на мир вокруг нас. Каждый, по-своему ощущает время, и каплю за каплей теряет его. Мы не всегда придаем значение этим временным рельсам, а между тем именно по ним катится вся наша жизнь.
   Во время движения перед нашим взором предстают самые разные сцены. Иногда эти сцены озвучены, иногда - немые. Обычно мы участвуем в них сами, но порой нам отведена роль пассивного зрителя. Мы едем на машине по скоростной автостраде, бежим босиком по лесной тропинке, плывем на корабле по морю или летим на самолете, но мы крепко-накрепко прикованы к нашему Поезду Времени. Только в нем мы можем ходить, плавать, ездить или летать. Мы не можем только самого главного - мы не можем сойти с него и не можем вернуться назад в прошлое.
   НА ПОЕЗД ВРЕМЕНИ ЕСТЬ ТОЛЬКО ПОСАДКА, СОЙТИ ЖЕ С НЕГО МЫ МОЖЕМ ЛИШЬ ОДНАЖДЫ И УЖЕ НАВСЕГДА.
  
   "Восклицательный знак", или Об эмоциях подлинных и мнимых. Эмоции составляют неотъемлемую часть человеческого существования. Об их силе и подлинности судить абстрактно (вне конкретного человека и конкретной ситуации) очень непросто. Никакое другое живое существо не зависит настолько от собственных чувств, нежели человек.
   Пытаясь определить специфические особенности, отличающие человека от животных, большинство философов и ученых склоняется к мнению, что таковыми, в первую очередь, являются человеческая способность мыслить и умение выражать свои мысли словами .
  Разум, безусловно, относится к числу наиболее существенных характеристик человека, но оставьте человеку голый разум, лишив его способности чувствовать и переживать, и вы потеряете человека.
   Но что же в таком случае стоит за всем многообразием наших эмоций? И действительно ли в основе каждой из них лежит подлинное и сильное чувство? Всякое ли сильное чувство вызывается достойными его силы событиями?
   Пожалуй, истинных, то есть АБСОЛЮТНО ПОДЛИННЫХ эмоций у человека чрезвычайно мало. Основная, подавляющая их часть - это эмоции либо крайне слабые, либо ложные в самой своей основе. В 9 из 10, или в 99 из 100 случаев мы придаем какому-либо произошедшему с нами событию такое значение, которого оно в действительности не заслуживает. Случается, и довольно часто, что нас выводит из душевного равновесия просто какая-то мелочь, именно в тот момент воспринятая за что-то важное. Бывает и так, что источником переживаний является нечто, того действительно заслуживающее, но сила нашей реакции, оказывается явно неадекватной действию раздражителя.
   Не многие люди способны отнестись к серьезному, как к пустяку, но многие склонны принять пустяк за величайшей важности событие, якобы меняющее кардинальным образом его дальнейшую жизнь.
  Для распознания истинности или ложности эмоций, требуется взглянуть на них с высоты, одного дня, одного месяца, одного года или десяти лет. Истинные эмоции и по прошествии весьма значительного времени будут восприниматься истинными, а ложные вызовут лишь чувство досады и сожаления: "Неужели же я был настолько глуп, чтобы не понять, как мелки и несерьезны были мои проблемы, чтобы лишаться из-за них сна и покоя?"
   Слабость эмоций тоже является показателем их неистинности. Порой бывает так, что человек вроде бы прожил жизнь, познал любовь и ненависть, имел друзей и врагов, а на поверку оказалось, что по-настоящему истинных чувств среди них никогда не было.
  Блистательной тому иллюстрацией может послужить история, описанная Антоном Павловичем Чеховым в рассказе "Восклицательный знак". Размышляя о знаках препинания, коллежский секретарь Ефим Фомич Перекладин "стал припоминать содержание всех бумаг, которые он написал за сорок лет своего служения; но как он ни думал, как ни морщил лоб, в своем прошлом он не нашел ни одного восклицательного знака. "Что за оказия! Сорок лет писал и ни разу восклицательного знака не поставил..." . По правилам грамматики "этот знак ставится при обращениях, восклицаниях и при выражениях восторга, негодования, радости, гнева и прочих чувств. "Тэк-с...- подумал Перекладин.- Восторг, негодование, радость, гнев и прочие чувства..." Коллежский секретарь задумался... Сорок лет писал он бумаги, написал он их тысячи, десятки тысяч, но не помнит ни одной строки, которая выражала бы восторг, негодование или что-нибудь в этом роде..." .
  Прошло сто лет, но и сегодня мы без особого труда можем отыскать среди нас десятки перекладиных, для которых восклицательный знак является диковинкой.
  
  В средневековой философии имела место примечательная полемика между так называемым "реалистами" и "номиналистами" . Суть дискуссии принято сводить к следующему: согласно реализму "подлинной реальностью обладают только общие понятия, или универсалии, а не единичные предметы, существующие в эмпирическом мире... Универсалии существуют до вещей, представляя собой мысли, идеи в божественном разуме".
   Согласно номиналистам, "общие понятия - только имена. Они не обладают никаким самостоятельным существованием вне и помимо единичных вещей и образуются нашим умом путем абстрагирования признаков, общих для целого ряда эмпирических вещей и явлений." Сказать, что этой дискуссии в философии уделено недостаточно внимания, было бы в высшей степени неверно: на эту тему исписаны многие сотни страниц. Но вот что удивительно, во всей этой литературе (по крайней мере в марксистской) усилия авторов, за редким исключением, направлены не на вычленение рационального зерна обеих концепций, а скорее на отыскание формальных оснований для рассмотрения их полемики как спора материалистов и идеалистов, что отвечало бы интересам господствовавшей партийной доктрины двух линий развития философии: прогрессивной материалистической и идеалистической, как ее антипода. Маркс, например, находил номинализм "первым выражением материализма" в условиях средневековья, а Ленин "в борьбе средневековых номиналистов и реалистов" усматривал прямую "аналогию с борьбой материалистов и идеалистов" . Возможно, именно по этой причине глубокая идея реалистов о значении понятия для оценки сущности предмета, по отношению к которому оно применяется, не была оценена по достоинству. Между тем, это по-настоящему великая мысль, без которой невозможно обойтись при обсуждении проблемы истинности или ложности событий и явлений реального мира человека.
  Когда мы говорим об истинной дружбе или о настоящей любви, то мы хотим видеть их такими, какими они предстают нам в нашем представлении, в нашем воображении. Мы называем кого-либо другом и произносим слова любви, когда ощущаем совпадение своих отношений с человеком со сложившимися у нас понятиями об отношениях любви и дружбы. В этой связи я бы хотел сослаться на авторитет Гегеля, который о понимании истины писал: "Обыкновенно мы называем истиной согласие предмета с нашим представлением. Мы имеем при этом в качестве предпосылки предмет, которому должно соответствовать наше представление о нем. В философском смысле, напротив, истина в своем абстрактном выражении вообще означает согласие некоторого содержания с самим собой... Впрочем, более глубокое (философское) значение истины встречается отчасти также и в обычном словоупотреблении; мы говорим, например, об истинном друге и понимаем под этим такого друга, способ действия которого соответствует понятию дружбы; точно так же мы говорим об истинном произведении искусства. Неистинное означает в этих выражениях дурное, несоответствующее самому себе."
  Не следует однако забывать и о том, что достичь абсолютного идеала невозможно. "Только бог есть истинное соответствие понятия и реальности" . Если мужчина создает образ наипрекраснейшей из женщин и хочет видеть спутником своей жизни только ее, он рискует навсегда остаться холостяком; если человек предъявляет к людям требования абсолютного идеала поведения - он никогда не найдет себе друзей. Но помня, что все попытки реализации идеала рано или поздно оказываются тщетными, мы получаем подлинное удовлетворение от созерцания приближения к идеалу.
  Но те же представления мы можем и должны отнести также и на свой счет. Обыкновенное желание каждого человека состоит в том, что мы хотим казаться лучше, чем есть на самом деле, и это желание состоит в сознании собственного несовершенства. Но если бы человек знал, насколько он СОВЕРШЕНЕН, ему бы просто не было никакой необходимости играть со своими эмоциями и чувствами, хотя бы в самом себе.
  
   О совершенстве и совершенствовании. Каждый человек, вне зависимости от тех или иных индивидуальных различий, уже являет собой тип совершенной личности. Человеком нельзя быть больше или меньше. Призывать человека совершенствоваться, все равно что требовать от дерева стать деревяннее, а от его листьев - листистее.
  Вдумаемся, что значит совершенствоваться? Быть лучше, чем вчера, или быть лучше, чем другой? Должен ли я стремиться быть лучше тебя, или я должен стать лучше самого себя, то есть лучше, чем был вчера? Если от меня требуется стать лучше кого-то, то это еще можно понять, но если речь идет о том, чтобы я сегодняшний был лучше вчерашнего, или завтрашний лучше сегодняшнего, то это ставит меня в тупик: я что, должен стать еще более человеком, чем есть? Но в чем, и каким образом?
   Вот дерево, на котором, к примеру, 10 000 листьев. Все они уже есть листья. Что может означать для них стать лучше? Стать листистее. Но что это такое? Что может означать для листа быть еще более листом, чем он уже есть? Конечно, если бы мне, человеку, надо было выбрать среди листьев один, я бы, наверняка, сделал свой выбор, основываясь на каких-то чисто субъективных представлениях о красоте и совершенстве листа, чистоте его формы, цвета и т.п. Но даже выбрав из тысяч какой-то один лист, я все же не смогу отказать в праве называться листьями и всем остальным. С точки же зрения самого листа, его совершенствование может быть направлено в сторону только еще большей листистости. Однако, даже допустив возможность подобного абсурда, мы обязаны спросить себя: а для чего собственно нужно стать завтра лучше, чем сегодня?
   Для того, чтобы отличаться. Но от кого? Вероятно, от соседнего листа. Иначе говоря, я хочу, чтобы расстояние между мной и соседним листом стало еще больше. Тогда моя ценность в сравнении с ним возрастет, я буду более совершенен, чем он, и в этом будет состоять смысл моего совершенствования. Но в том то вся и загвоздка, что проповедники совершенствования, хотят чтобы совершенными стали все, а в этом случае ни о каком различии не может быть и речи. Раз существует совершенство, значит существует и некая планка, граница совершенствования, достигнув которой должно остановиться и замереть, ибо тем самым будет достигнут предел всякого мыслимого и немыслимого стремления к идеалу. В нашем примере это означает, что все листья могут теоретически достигнуть этой планки, т.е. стать максимально листистыми, или, что тоже самое, абсолютно одинаковыми. Но одинаковость, а мы ранее это уже доказали, в равной степени противоестественна как в природе, так и в обществе. Красота абсолютного равенства иллюзорна и за ней скрывается ее прямая противоположность - абсолютная безобразность. Выходит, ничего стоящего перспектива всеобщего совершенствования не сулит и ее следует отвергнуть.
   Но тогда, быть может, имеет смысл принять ее в каком-то другом варианте? Положим, что достижение совершенства хотя и невозможно, но к нему стоит стремиться. В этом случае мы опять же попадаем в немалое затруднение, поскольку, если совершенство недостижимо, либо же является уделом только немногих избранных, и различия между людьми неустранимы, то теряется всякий смысл совершенствования. В самом деле, если и сегодня, и завтра, несмотря на все мои усилия, я буду по-прежнему отличаться от соседнего листа, то в чем смысл моих усилий, моего стремления преодолеть эту разницу?
   Итог, к которому я бы хотел подвести своего читателя, заключается в том, что идея совершенствования в целом является глубоко ложной идеей, попытка следовать которой ведет по пути разочарований. Человек уже есть совершенное творение. В каждом из нас заложены именно те потенции, которые нам жизненно необходимы. Мы вовсе не тем отличаемся друг от друга, что одни из нас более совершенны, а другие менее, а тем, что нам дано реализовывать себя в разном и по-разному. Танцор несовершенен в математике или кулинарии, врач слаб в астрономии, а рыбак ничего не знает о строении атомного ядра, но это не мешает им быть людьми и профессионалами своего дела.
  
  
  ј4. Мир. Образы мира.
  
  Глядя на мир, нельзя не удивляться!
  Козьма Прутков
  
  Проснулся малютка-цветок. И внезапно возник
  Весь мир перед ним - как огромный
   прекрасный цветник.
  Рабиндранат Тагор. ("Крупицы")
  
  Мир устрояется умом и провидением. Ибо ум проницает все части мира, как душа - все части человека. [...]
  Мир - это живое существо, разумное, одушевленное и мыслящее... лучше мира нет ничего.
  Из изречений стоиков
  
  
  
   Начиная разговор о мире, мне бы хотелось предостеречь своего читателя от ошибки восприятия мира вне Бога и вне человека. Наш мир создан и управляется волею Бога, и это - БОЖЕСТВЕННЫЙ МИР, он создан с человеком и для человека, и потому это - ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МИР. Вот почему разговор о мире есть продолжение разговора о Боге и о человеке.
  
   Пирамида. Мир - это огромная пирамида, каждая часть которой создает и поддерживает гармонию ее строения. Эта пирамида, этот мир - прекрасны, хотя и не сложены из идентичных равных кирпичиков. Я уже говорил, и подчеркну вновь, что если бы мир был создан из абсолютно одинаковых и равно идеальных людей, животных, растений и предметов он утратил бы свою прелесть, покоящуюся исключительно на его разнообразии.
   Но называя мир прекрасным, восхитительным, достойным удивления, можно ли полагать, что вся его красота сконцентрирована только на самой верхушке?
   Давайте представим некую абстрактную пирамиду высотой, скажем, в 100 или 200 метров и поместим себя у ее подножия. Находясь на самой низкой ее ступени, и взирая снизу вверх на все грандиозное сооружение, мы не сможем уловить никакого существенного отличия десятой ступени от второй, или восьмой от первой. Вся сияющая вершина предстает как одно прекрасное целое и нет большого различия между ее частями.
   Но разве человечество (или даже вся земля) не есть такая же точно вершина пирамиды, вершина, или венец творения? Безусловно, есть. Но это значит, что человечество прекрасно. И хотя в самой верхушке пирамиды кто-то может находиться выше, а кто-то ниже, он находится на своем месте и он прекрасен так же, как и вся вершина: Господь не произвел бы на свет несовершенного человека, а из несовершенных людей никогда бы не сложилось совершенное человечество.
  Действительно, какой смысл производить абстрактное уродство? Разве станет горшечник делать дырявыми свои горшки? Нет. Но он сделает их разными - большими или малыми, узкими или широкими - создавая сосуды такими, чтобы они соответствовали своему назначению. Огромная амфора и крошечная пиала одинаково хороши для своей цели: одна, чтобы хранить в ней вино или масло, другая - чтобы испить из нее чаю.
  Таков же и человек, как, впрочем, и все созданное Господом. У каждого комарика, у каждого зайчика, у каждого ёжика на земле, у каждого листочка есть свое предназначение.
  Впрочем, я говорю об этом не для того, чтобы еще раз повторить уже прозвучавший ответ на вопрос почему мы разные, а для того, чтобы подвести вас к пониманию другой не менее важной истины, вытекающей из идеи мировой гармонии. Если выше мне хотелось убедить человека поверить, прежде всего в самого себя, поверить в свою уникальность, неповторимость, увидеть смысл жизни и почувствовать вкус к ней, попытаться понять, в чем же состоит особое предназначение этой жизни и почему ее стоит любить, то теперь я хотел бы убедить человека признать еще и за другими их право находиться в этом мире.
  Мы разные, и нельзя уровнять между собой прекрасную Эсмеральду и уродливого Квазимодо . Но в этом и нет никакой необходимости. Идея состоит в том, чтобы, по-прежнему видя разницу между ними, и не пытаясь ее устранить или не замечать, согласиться с великим благом существования каждого человека. Никто не попадает в этот мир случайно. У каждого в нем своя миссия. Из этого вовсе не следует, что нужно непременно полюбить Квазимодо. Нет. Нужно непременно не ненавидеть его! Отсутствие любви ни коим образом не предполагает наличия ненависти. Можно любить Христа, но при этом не обязательно ненавидеть Мухаммеда, или наоборот. Можно по-прежнему считать Эсмеральду прекрасной, и однако же не испытывать ужаса и отвращения к глухому, косому, кривоногому, безобразному горбуну Квазимодо.
  Мы живем в мире людей. И у каждого из нас есть право выбора партнера, право выбора спутника жизни, право самим определять круг своего общения, ну а когда нам нужна профессиональная помощь, то мы обращаемся к тому, кто может оказать нам ее наилучшим образом. Если я хочу выковать меч, то пойду к кузнецу, если хочу узнать свою судьбу - обращусь к гадалке, захочу сделать прическу - направлюсь к парикмахеру. И каждый из них прекрасен уже хотя бы потому, что он находится на своем месте, он знает свое дело и в ком-то существует настоятельная потребность в нем.
  Быть может работа кузнеца окажется столь прекрасна, а его сила, ловкость и умение играючи обращаться с огромным молотом и раскаленным металлом столь поразительны, что это приведет меня в неописуемый восторг. Но если бы вслед за посещением кузницы, я собирался найти себе жену, то, поверьте, идеал кузнеца в этом случае оказался бы мне бесполезен, и я не стал бы подбирать себе в жены женщину по тем качествам, которые так восхитили меня в кузнеце.
  Прекрасная девушка вряд ли остановит свой влюбленный взгляд на Квазимодо, но если он не создан составить счастье женщины, у него наверняка найдутся десятки других достоинств, делающих небесполезным его пребывание на земле. Другое дело, когда притязания самого Квазимодо оказываются слишком велики: "Нет того Квазимодо, - писал А.П.Чехов, - который не был бы глубоко убежден, что парой ему может быть только очень красивая женщина" . Наверняка, А.П.Чехов преувеличивает, но в тех случаях, когда он прав, проблемы квазимод становятся уже не проблемами устройства мира, а их личными проблемами. Это те самые случаи, от которых я пытался предостеречь человека, показывая что в силу своей неодинаковости, в силу того, что мы предназначены Богом для разных целей, нам следует искать и находить себя, т.е. счастье своего бытия, в том, что отвечает нашей природе. Человек может быть счастлив только на своем месте. Движения по иерархической лестнице жизни должно быть естественным: неоправданный взлет, прыжок на ступеньку, для тебя не предназначенную, рано или поздно оборачивается болезненным падением.
   В минуты счастья полнота ощущений, наполняющих сердце нищего, ничуть не меньше, чем у самого обеспеченного человека, поднявшегося на вершину финансовой или политической власти. У счастья нет постоянно места обитания. Его можно встретить и во "дворце", и в "хижине", и "на вершине" и "на дне". Но там же его можно и потерять. Бог всех людей создал счастливыми, но оставаться счастливым, или ощущать себя вечно несчастным - зависит от человека.
  Образ мировой пирамиды позволил мне в частности попороть в себе ненависть к чужому, к не моему. Ранее, я, как впрочем, и подавляющее большинство людей, делил мир на две части. Одну составляли люди и вещи мне приятные, знакомые, полезные - они были моим миром, назовем его для примера "христианским". А другую - все чуждое, непонятное, незнакомое и это - чужой мир, "мусульманский". Все в этом втором мире отталкивало меня и, обладай я достаточной силой и волей, я бы без сожаления его уничтожил.
  Сейчас же я смотрю на мир совершенно другими глазами. Знаю, что в нем нет ничего лишнего, и если что-то в нем представляется мне вредным или бесполезным, если что-то кажется в нем безобразным, то это не означает, что таковым же оно является и по природе. Иначе говоря, человек вращается в огромном калейдоскопе среди лиц, событий и предметов. Не из каждого сосуда он испьет живительной влаги, не всякий источник назовет он своим источником жизни, но в них все равно не следует плевать. Пусть они не понадобились тебе - пройди мимо, не оскверняй их, не разбивай, пусть останутся и эти сосуды и из них выпьет кто-нибудь другой.
  Это - идея терпимости к тому, что нас окружает. Перестав искусственно умножать врагов, населяя ими свой мир, ты сможешь возлюбить в этом мире гораздо большее количество вещей, чем дано тебе до сих пор. Но чем меньше людей вызывают в человеке раздражение, чем больше событий он способен воспринять как должные, без истерии и агрессивности, тем счастливее становятся дни его жизни!
  
   Мир - точный часовой механизм, и Бог - создатель этих часов. В начале своего повествования я упоминал о том, что Бог представляется мне Часовщиком, создавшим и вдохнувшим жизнь в созданный им механизм. Что же скрывается за этим образом?
   Мировой механизм имеет столь же четкую и отлаженную структуру, сколь и совершенные, абсолютно точные часы, в которых, образно говоря, каждому винтику, болтику, заклепке или пружинке, то есть каждому из нас, отведено свое, очень важное место.
  Что главное в часах? Часы должны "идти" и показывать время. Но что в часах указывает на это самое время - стрелки, циферблат. А все остальные детали? Каково их назначение? На первый взгляд в часовом механизме, призванном с величайшей точностью вести отсчет часов, минут, секунд и мгновений есть что-то нелогичное. Но среди множества различных элементов часов далеко не все совершают искомое поступательное движение вперед отображенное на циферблате стрелками.
  Действительно, кроме вращающихся шестерен в часах довольно много стопоров, винтов, скрепок и т.п., которые вроде бы и не играют никакой роли для произведения того, ради чего и создал их часовщик, - для отсчета времени. Но лишние ли они? Извлекая крохотную шпильку, занимающую во всем механизме часов ничтожно малую долю, мы рискуем нарушить правильный ход всего механизма: часы станут отставать, спешить, а то и остановятся вовсе. Значит, излишество тех или иных деталей является всего лишь кажущимся, и часовщик предусмотрел для каждой из них свою роль, он соединил их в единое целое и только как целое они и способны оставаться часами.
  Если бы детали часов вдруг, как в сказке, заговорили, они бы, наверное, стали отстаивать друг перед другом свое главенство и превосходство. Им и невдомек, что смысл их существованию придает невидимая связь, в которую поставил их создатель - часовщик.
  Но если мир - подобие часов, то Великий Часовщик Вселенной наверняка и нам предусмотрел в нем место, причем именно то, которое мы сейчас и занимаем.
  
  Итак, сами собой напрашиваются четыре вывода:
  1) наш мир не хаотичен, а строго упорядочен, в нем нет ничего лишнего;
  2) каждому элементу этого мира (в том числе и человеку) отведена в нем своя роль и свое место;
  3) смысл нашего бытия в мире заложен уже в самом Божественным промысле и досконально известен только Творцу, но он неподвластен в полной мере открыться разуму человека;
  4) только приняв мир таким, каков он есть, человек способен обрести в нем надежную опору и с радостью и благодарностью провожать каждый день прожитой жизни.
  
   Человек во Вселенной, и Вселенная в человеке. Однако же я еще не встречал человека, который бы безропотно принял формулу: "Всяк сверчок - знай свой шесток" и не попытался бы соизмерить величину своей личности со всем огромным мирозданием. Сколько же нас в нем? - спрашиваем мы себя. Даже будучи песчинкой во Вселенной, я хочу знать, значу ли я хоть что-нибудь для этого космоса. Останется ли Вселенная без меня, без нас, без человечества все той же, или же станет другой? ...И насколько другой?
   Начни с себя - гласит древняя мудрость. Ну что ж, попробуем.
   Итак, что делает меня человеком? Останусь ли я прежним, если отнять у меня палец, глаз, руку или ногу? Очевидно, что без пальца моя рука уже не будет столь умела и подвижна, как раньше, а без руки я и вовсе стану вдвое беспомощнее. Потеряв глаза, я утрачу способность видеть, а это тоже далеко не пустяк, хотя живут и слепые. Без ног я наверняка буду вынужден соизмерять свои желания в передвижении с теми возможностями, которые оставляет мне инвалидная коляска.
  Что же получается? Человек потерявший слух, зрение, осязание или обоняние, хотя и не перестает быть человеком, уже не является им по полноте тех ощущений, которыми он мог бы обладать, если бы в нем сохранилось то, чем Господь по природе наделяет людей. Разумеется, человек по возможности компенсирует подобные утраты: потеря одних чувств со временем вызывает обострение других, без правой руки, человек привыкает обходиться левой и т.д. И все же эти компенсации не полноценны. Вряд ли найдется на свете хотя бы один разумный человек, пожелавший развить чувствительность своих пальцев ценой утери зрения. Значит, людей делает полноценными их природная целостность, естественная развитость всех его жизненных органов. И, честно говоря, не хотелось бы утратить ни один из них. Это только абстрактно-независимые нос да уши могут спорить о превосходстве друг друга, а реальный человек и от одного зуба не откажется без необходимости:
   Нос издевался над ухом: "Лишенное нюха,
  Серьги носить - вот и все, что умеешь ты, ухо!"
  Ухо ему: "Ты не внемлешь разумным речам.
  Только и знаешь ты, нос, что храпеть по ночам".
   (Рабиндранат Тагор, "Крупицы" )
  
  Но ведь и человек во Вселенной является для нее таким же органом, каким в свою очередь глаза или уши являются для человека. Давайте вспомним старые мифы о возникновении Вселенной, о ее строении. Какую бы страну мы с вами не взяли, мы почти наверняка найдем там параллели между строением человека и структурой Вселенной. В Китае мироздание представлялось возникшим из тела космического гиганта Пань-гу, а в Индии бытовало представление о происхождении мира из частей тела великана Пуруши, из разума которого появился месяц, из глаза - Солнце, изо рта - огонь, из дыхания - ветер. По этому же мифу из его пупа произошел воздух, голова образовала собой небо, уши превратились в страны света, а ноги стали землей. Аналогичных воззрений или близких им придерживались древние греки, скандинавы и славяне. В фольклоре некоторых индейских племен земля изображалась в виде женского тела с головой, руками и ногами. Среди американских индейцев было распространено и представление о Млечном Пути, как спинном хребте Вселенной. Примеров таких очень много и, очевидно, это не случайно .
   Таким образом, если человек является необходимой частью земной природы, а земля - частью Вселенной, то и мы с вами есть такая же ее часть, как палец или рука для нас. А значит и роль наша во Вселенной не так уж и мизерна, и утрата человечества должна быть для нее столь же чувствительна, как и утрата нами одного из своих органов чувств.
  Более того, если все окружающее нас есть воплощение Верховного Божества, то, являясь частью мироздания, мы являемся одновременно и частичкой Божественной Природы.
  
  
  
  ГЛАВА II.
  
  Судьба.
  
  Человек обдумывает путь свой, а Бог направляет стопы его.
  Талмуд
  
  Судьба определяет возникновение всего на свете... Судьба есть причинная связь всего сущего или же разум, по которому движется мир.
  Из изречений стоиков
  
  Несомненно важнее, как принимает человек судьбу, нежели какова она на самом деле.
  В.Гумбольдт
  
  
   Я позволю себе поставить под сомнение истинность известной формулы римского историка I в. до н.э. Саллюстия - "Всякий человек есть творец своей судьбы" - которой и по сей день тешат себя люди, не умеющие, или нежелающие, принять свою судьбу такой, какова она есть, и превращающие жизнь в "вечный бой", в надежде обрести лучшую "долю", ту, которая выпала иному, и на которую они взирают с завистью и вожделением, сжигаемые жаждой обладания ею так, как иные жаждут обладания чужой женщиной.
   Более того, я берусь доказать эфемерность подобных надежд, поскольку ничья судьба не может быть ни продана, ни куплена, ни обменяна. Судьба - "женщина очень строгого нрава" и даруется Богом однажды и навсегда без права отказа и передачи другому, "ибо каждый несет свое бремя" .
   Прежде всего, давайте выясним, каким образом мы обретаем те или иные представления о своем жизненном пути.
   Можно предположить, что решающими оказываются аргументы, навязываемые мне извне. Они могут исходить от кого угодно: от вождя или от случайного попутчика, от писателя-философа и его книг или от школьного учителя, и т.д. На первый взгляд, так с нами и происходит, ведь умение прислушиваться к другим, особенно к голосу тех, кого мы считаем мудрее себя, не последнее и не худшее качество мыслящего человека. Но при более пристальном рассмотрении этого вопроса мы приходим к удивительному открытию, а именно: оказывается, мы позволяем убеждать себя лишь теоретически, но практически та или иная идея овладевает и начинает руководить мной только после того, как обстоятельства моей собственной (а не чужой!) жизни заставляют поверить в них.
   Вот и получается, что влияние самых гениальных или самых убедительных теорий заканчивается в тот самый момент, когда я начинаю мерить их на себя. А дальше я творю свою идею самостоятельно, для себя и из себя, опыт же других людей становится тем фоном фактов (или мнений), сверяясь с которыми я оцениваю свои идеи либо как имеющие глобальное, всечеловеческое значение , либо же как идеи для "частного употребления".
   Слова "рок", "фатум", "судьба", "предопределение" и т.п. появились задолго до меня и моего рождения, но так же древни и понятия "свобода воли", "выбор" и теории неограниченных возможностей человека самостоятельно созидать собственную жизнь. У истоков и тех и других идей стоят далеко не глупые люди, многие из них по праву считаются мудрейшими в роду человеческом, а о силе их аргументации свидетельствует само время. Попробуйте назвать пустыми идеи, живущие уже в течение нескольких веков. Нет, это далеко не "бабочки однодневки"! Вот и получается, что если оценивать их только как чисто рациональное построение, и опровергать, опять же, отыскивая логические несоответствия и неточности, мы, скорее всего, найдем для каждой столько же "за", сколько и "против". Значит, аргументы "чистого разума" должны быть обязательно дополнены аргументами моего "практического разума". Более того, они должны быть оплодотворены, или, вернее, одухотворены, эмоциональным переживанием каждого, даже самого незначительного, события моей жизни, ложащегося в основание собственной теории.
   Я впервые начал осознавать, что обладаю некой цельной, конечной идеей, когда вдруг почувствовал, что мои мысли о жизни соединяются и согласуются одна с другой, и параллельно с этим в мою жизнь входит совершенно новое, ранее незнакомое мне чувство душевного облегчения и внутренней ясности.
   Системы как таковой, то есть стройной и законченной картины моего бытия, конечно же, еще не было. Сначала это были даже не цельные мысли, а только какие-то полутона. Затем появились краски, и только недавно я увидел, что если правильно пользоваться этими красками, то на полотне удивительным образом складывается поразительная по своей простоте и ясности картина мировой гармонии, в которую органично вписывается и моя собственная судьба и судьбы окружающих меня людей.
   Сравнивая сейчас свое нынешнее душевное состояние с тем, каким оно было всего несколько лет тому назад, я отчетливо вижу сколь разительны произошедшие во мне перемены. Я стал намного спокойнее, уравновешеннее, терпимее и ощущаю явный прилив доброты в себе - к миру, к людям, ко всему, что меня окружает. По-новому оценил каждый аспект моей жизни, именно моей, поскольку самый главный и самый большой авторитет для каждого из нас это он сам. Не всякий осмеливается в том признаться, то ли из ложной скромности, то ли от опасения ответственности, которую в таком случае будет не на кого переложить, но это так: и я, и вы все происходящее меряете, в первую очередь, по отношению к себе.
   Эту особенность почти 2,5 тысячи лет тому назад подметил еще античный философ Протагор, определивший человека как "меру всех вещей". Платон, приводя эту мысль, пояснял: Протагор "говорит тем самым, что-де какой мне кажется вещь, такова она для меня и есть, а какой тебе, такова же она, в свою очередь для тебя... Разве не бывает иной раз, что дует один и тот же ветер, а кто-то мерзнет при этом, кто-то нет? И кто-то не слишком, а кто-то сильно?" .
   Но так ли уж изменился с тех пор человек, и не должны ли мы и сегодня примириться с этим положением, как с данностью факта?
   Наконец, я со всей очевидностью осознал глубочайшую мудрость, заключенную в так называемом "золотом правиле нравственности": "Не делай и не желай другим того, чего не желаешь себе". Не случайно его проповедовали и древний грек Фалес, и мудрейший китаец Конфуций и христианский мессия Иисус Христос.
   Конфуций, для которого данное правило было, по его же словам, выражением сути всего его учения, признавался, сколь сложно всегда следовать ему на практике. Что ж, он дважды прав. Во-первых, в том, что это наиглавнейший нравственный и практический ориентир человека, и, во-вторых, в том, что следовать ему ни разу не оступившись действительно нелегко. Но потому-то, "золотое правило нравственности" и зовется "золотым", что оно должно рассматриваться не только как абстрактная норма нравственного поведения, но и как постоянный индикатор глубины и прочности наших убеждений и принципов, а, главное, как бескомпромиссный тест на истинность теории, принятой нами в качестве путеводителя по жизни. Если она позволяет жить соответственно с данной аксиомой, если в ней находится место не только для справедливых слов, но и для справедливых поступков и оценок, значит, твоя теория верна.
  
   Когда человек задумывается о судьбе. Когда все в нашей жизни складывается так, как нам бы того хотелось, когда все удается, вряд ли придет в голову мысль порассуждать о превратностях судьбы. Ведь, согласитесь, если все и так получается как нельзя лучше, то нет никакого смысла думать о том, отчего же все так хорошо: "В солнечный день не спрашивают - отчего светло?" .
   Любой человек заинтересован в получении от жизни максимума удовольствий. Не может быть ничего более естественного и понятного, чем желание своего благополучия и счастья. К этому человек стремится, ради этого он совершает поступки, сюда направляет свои усилия.
   Но в том случае, когда получается абсолютно все, когда все, что бы мы ни делали, дает только положительные результаты, автоматически становится все меньше и меньше оснований заботиться об успехе и прилагать для этого какие-то усилия: вы просто наслаждаетесь жизнью и теми благами, которые сыплются на вас как из рога изобилия. Если у вас все хорошо, вам все меньше и меньше приходится задумываться над тем, каким образом это происходит. Для вас вполне достаточно того, что это "хорошо" есть, существует, что оно спутник вашей жизни.
   Ситуация коренным образом меняется только в том случае, если наши желания и стремления не удается реализовать. Конфликт между "хочу" и "имею", "хочу" и "могу" и формирует представление о несчастье, выливающееся в конце концов в короткое, но емкое "плохо". Однако если нельзя устранить давление на мироощущение и сознание человека негативных оценок, следовало бы, с моей точки зрения, максимально смягчить сами эти оценки.
   В этой связи, я стремлюсь, во-первых, объяснить человеку, почему ему плохо. Во-вторых, объяснить, что это самое "плохо" (то есть все то, что оценено им таким образом) в действительности таковым не является. И в-третьих, убедить его в том, что все происходящее с нами, в том числе и то, что мы рассматриваем как плохое, не является несчастной случайностью или следствием роковой ошибки, а есть всегда событие закономерное, неизбежное, а следовательно и, без сомнения, позитивное, поскольку это в любом случае наш ШАГ ПО ЖИЗНИ, причем, шаг вперед.
  
   Предопределенность и иллюзия самоопределения. Вся эволюция человечества происходит в соответствии со строгим, четко определенным порядком строительства мирового дома, а посему и сам этот дом живет по столь же строго определенным законам и правилам. И поскольку я глубоко убежден в истинности данного тезиса, я считаю в корне неверным представление о возможности человека определять свою судьбу.
   Я исхожу из того, что если мелким составляющим единого целого (то есть какой-либо упорядоченной совокупности, а именно таковой и является человечество) предоставить возможность самоопределения, то это неизбежно приведет к ситуации, описанной И.А. Крыловым в басне "Лебедь, Рак и Щука", когда один тянет вперед, другой в сторону, а третий пятится назад.
   Существующая в нас иллюзия самоопределения, согласно которой мы сами можем определять свою судьбу, направление своего движения - это, безусловно, прекрасная иллюзия, без которой наше общество утратило бы смысл существования. Благодаря иллюзии выбора мы можем ощущать жизнь во всей его красоте. Действительно, если бы нам до мельчайших подробностей было известно наше будущее, все то, что произойдет с нами через мгновение, через час, год, годы, то интерес к жизни пропал бы напрочь. Вся жизнь в этом случае теряет для каждого конкретного человека всякий смысл в ее проживании. Возможно для эволюции в целом он при этом и сохраняется: я должен здесь родиться, там умереть, прожить жизнь, принести такую-то пользу миру, обществу и т.д. Но даже в том случае, если мне известны великая цель и назначение моей жизни, знание цели моего существования вряд ли "согреет" мою душу, не желающую, чтобы человек, которому она принадлежит, жил без достаточного интереса к жизни.
   ДУША И ПЫТЛИВЫЙ УМ, КОТОРЫМИ НАС НАДЕЛИЛ ГОСПОДЬ, ТРЕБУЮТ ЖИЗНИ НЕ ТОЛЬКО ЭВОЛЮЦИОННО ПОЛЕЗНОЙ, НО И ИНТЕРЕСНОЙ.
   Не секрет, довольно часто случается и так, что человек теряет интерес к жизни, даже не имея представления о своем будущем (которое, заметьте, может быть прекрасно, несмотря на все испытания переживаемые в настоящем). Но что же в таком случае должно произойти, если будущее станет известно наперед. Очевидно в этой ситуации даже самые радужные перспективы утратят смысл, ибо абсолютно все будет предельно ясно, грань между прошлым и будущим перестанет существовать, или же утратит какую-либо значимость. Думаю, мало кто из ныне живущих окажется способен к сохранению живого интереса к жизни, результат и каждый шаг которой уже доподлинно известны. В этой связи мне вспоминается старый анекдот: некий гражданин изрядно повздорил с билетершей кинотеатра и тогда последняя, не желая оставаться без отмщения, подошла к нему в самом начале детективного фильма и с издевкой шепнула: "А убийца - аптекарь!". Так вот, наша жизнь это тоже своего рода детектив и знай мы все перипетии, которые произойдут в нем по мере развития сюжета, мы бы наверняка потеряли к нему интерес так же, как и тот зритель, которому заранее поведали о развязке детективной интриги.
   Вот поэтому я и полагаю, что:
  
   ОДНИМ ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ТВОРЕНИЙ БОГА, ЯВЛЯЕТСЯ ТО, ЧТО У СОЗДАННОГО ИМ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ОТСУТСТВУЕТ ЗНАНИЕ СВОЕГО БУДУЩЕГО.
  
   Мы не знаем будущего, мы можем только предполагать, каким оно будет, можем желать, чтобы оно было таким, а не иным, и можем надеяться на то, что оно окажется таким, как нам бы хотелось.
   Вот тут-то, как мне кажется, и появляется возможность согласования важнейших составляющих счастья. Очевидно каждый из нас
  а) хотел бы знать, что в будущем ему в жизни повезет, и
  б) одновременно, желал бы знать и то, где поджидают его опасности и неудачи, чтобы избежать и обойти их.
   Но если мне удастся объяснить человеку, что у него впереди нет неудач - его ждут только удачи (в разной форме, под разным видом), то это и будет тот результат, к которому я стремлюсь. Это и будет моим успехом. Иначе говоря, я хочу убедить одного человека, десять, тысячу - не важно сколько - в том, что НЕИЗВЕСТНОСТЬ, КОТОРАЯ НАС ПУГАЕТ, ХОТЯ И НЕВЕДОМА, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ЕСТЬ НЕИЗВЕСТНОСТЬ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО.
  
   Если, скажем, во сне нам чудится, что мы пытаемся спастись от преследующего нас свирепого зверя, то это, безусловно, страшный сон, который привычно именуют кошмаром. Но, если бы при этом мы понимали, что зверь это всего лишь фантом нашего сознания и реальной погони нет, то страх, хотя и не улетучился бы вовсе, все же перестал бы пугать нас неизбежностью кровавой развязки: во сне зверь может догнать меня и растерзать, но я - реальный, останусь ему недоступен. Примерно это я и хочу объяснить людям: если в жизни нас иногда и настигает "зверь", ничего страшного с нашей жизнью в целом в действительности не происходит, и любое событие, участником которого мы являемся, несет в себе только положительный заряд.
   В связи с этим возникает настоятельная необходимость объяснения невозможности изменения судьбы. У каждого человека есть свой, с абсолютной точностью определенный жизненный путь. Он может менять свои эмоционально-этические направления , но при этом всегда остается прям, как путь к победе. Это ПУТЬ СКВОЗЬ ВРЕМЯ из пункта А в пункт В. Направление этого пути никоим образом нельзя изменить: следуя своим путем, мы можем направлять лицо влево или вправо, оборачиваться назад или смотреть вперед, иначе говоря, мы в состоянии менять взгляд на происходящее, оценивать его либо со знаком +, либо со знаком -, быть оптимистами или пессимистами, но не более того. Таким образом мы как бы самостоятельно, по собственному желанию определяем то эмоционально-этическое направление, которое наиболее соответствует нашему внутреннему Я.
  Совокупность мыслей, чувств, желаний и поступков лежит в основе нашей судьбы. И поскольку именно причины определяют следствия, то последовательность таких меняющихся совокупностей и определяет наши последующие действия. Но так как мы никогда не знаем, какими будут наши завтрашние причины, то это незнание делает невозможным вмешательство в судьбу.
   Иначе говоря, если бы я знал, что завтра мне надлежит быть в городе N, где меня ждут сплошные неприятности, то я бы, естественно, попытался предотвратить свою поездку в злосчастный город. Предотвращая мы как бы изменяем судьбу, но именно этот ход и есть наша судьба. Нам было суждено узнать о чем-либо, что побудило нас отказаться от ранее намеченных планов. Это можно назвать зигзагом, поворотом, но истина заключается в том, что ТАКОЙ ЗИГЗАГ И БЫЛ НАШЕЙ СУДЬБОЙ.
  
  А теперь, давайте, представим для наглядности жизненный путь как отрезок между точками А и В.
  А _____________________D__________N_______________________________В где
  А - это момент рождения.
  В - это момент смерти.
  N - момент настоящего времени.
  D - любая абстрактная точка в нашем прошлом.
  
  Находясь в точке N мы беззащитны перед грядущим и как всего безусловно мечтаем его знать и менять к лучшему. Знать свое будущее и не иметь возможности что-либо изменить по меньшей мере непривлекательно. Одним из качеств Господа возвышающим его над человеком является знание как прошлого и настоящего так и будущего. Когда мы употребляем пословицу "пути господни неисповедимы" то констатируем проблему человека (отсутствие понимания будущего) и понимаем отсутствие таковой проблемы у Бога.
  Теперь возьмем для примера некоторую точку нашего прошлого (для наглядности, момент который наиболее хорошо отпечатался в нашей памяти), назовем ее точкой D и мысленно переместимся в то время.
  Находясь в точке D, мы смотрим, как с наблюдательной вышки. Глянули назад и прошлое нам известно, посмотрели вперед - и наше будущее, как на ладони (к сожалению, только до точки нашего настоящего N).
   Если бы путешествия во времени были возможны, то, оставшись недовольны прожитой нами жизнью, мы могли бы вернуться в исходную позицию со знанием уже прожитой жизни и попытаться пройти свой жизненный путь иначе. Так вот, если бы это было возможно, то мы бы действительно имели все основания утверждать, что жизнь можно изменить. Но поскольку путешествия во времени возможны пока лишь в фантастических романах, то все, что нами будет прожито, будет прожито только один раз, а не два или более. Вспомним слова античного философа Гераклита: "нельзя дважды войти в одну и ту же реку". Безусловно, мы можем войти в реку "дважды", но мы сделаем это в разное время и, река сменит уже свои воды. Мы в любом случае не изменим при этом своей судьбы. Нам дано только один раз находиться в одной точке нашего жизненного пути в одну и ту же секунду времени. Но мы никак не можем находиться в 2-х, 3-х, 5-ти и т.д. местах.
   Таким образом, я называю СУДЬБОЙ совокупность мест и событий (вместе с мыслями и чувствами, присутствующими в нас в это время), которые неизбежно будут пройдены, прожиты, прочувствованы (не тех, которые я бы хотел пройти, но тех, которые я действительно пройду). Причем изменить (поменять, убрать и т.п.) набор этих точек невозможно. Более того, невозможно изменить также и мысли, и желания, которые будут сопутствовать нам (конкретно, мне или вам) в каждой из этих точек. Таким образом, в какую бы точку прошлого мы ни вернулись, мы попадем в сферу тех причин, которые и определили наш поступок, наши действия на ближайшую секунду. Причем через мгновение будут уже иные причины и они, в свою очередь, определят наши поступки на другую следующую секунду.
  
   Если бы кто-то из нас мог вернуться назад в прошлое с той базой данных, которой он обладал в прошлом, он бы в точности повторил весь тот путь, который уже однажды проделал. И сколько бы раз ни возвращали нас в прошлое, мы, сами того не зная, всякий раз будем повторять одни и те же действия, если только полученная нами в будущем информация останется в будущем и не будет взята в прошлое.
  
   Наши судьбы было бы правильно уподобить строительным кирпичам, из которых складывается здание всеобщей жизни. Судьбы людей это кирпичики земного человеческого мира. И точно так же, как на реальной стройке, здание определенной конструкции и формы невозможно построить из кирпичей неопределенной формы и размера, или, что еще хуже, из кирпичей, постоянно меняющихся, точно так же и Господь не смог бы создавать мир из хаотично-изменяемого материала. Если СУДЬБУ можно менять...! Если сегодня в нашей воле выбрать один путь, а завтра другой,... сейчас поступить правильно, а затем совершить ошибку, то результатом такой свободы, этого рая управляемых человеком судеб, станет самый обыкновенный хаос.
   Для созидания же необходим порядок. Таким порядком и обладает наша судьба, с часто кажущейся ее парадоксальностью. Если известна форма детали (пусть даже самая сложная), ей всегда можно найти правильное применение и место в создаваемом механизме.
  
  Кое-кто скажет, что это ужасно ощущать себя марионеткой в чьих-либо руках. На самом деле в том, что наша судьба уже определена нет ничего страшного. Мы ее все равно не знаем. Для самих себя мы наделены достаточной свободой сознания. Идя по жизни, имеем возможность в полной мере осознавать свободу личности и выбора.
  Поэтому, ПО БОЛЬШОМУ СЧЕТУ, НЕВАЖНО, ЕСТЬ У МЕНЯ НА РУКАХ КАНДАЛЫ, ИЛИ НЕТ. ВАЖНО ДРУГОЕ: ОЩУЩАЮ Я ИХ ИЛИ НЕТ.
  На меня не давит то, что я поступаю только так, а не иначе. Однако именно благодаря живущей в человеке уверенности, что абсолютно все, что бы он ни делал, совершается ему и окружающему миру во благо, он может не беспокоится о своем будущем.
  
   "Не судите, да не судимы будете". Вступая в жизнь, каждый человек имеет на своем личном счету пока лишь один достоверно свершившийся факт - факт собственного рождения. На этот момент у него на руках находится лишь "входной билет в жизнь". Воспользовавшись им, он уже вступил на сцену, где со временем должны начать активно разворачиваться события его жизни, но само действие пока не началось, или происходит без его участия (по крайней мере, как активного, заметного персонажа). Кем бы мы ни стали в последующем, в этой стартовой точке ни у кого из нас еще нет писаной биографии . Все мы равны в том, что родились, и лишь после рождения с каждым днем прирастаем индивидуальностью.
   Разумеется, мы не появляемся на свет голыми нулями (то есть, появляемся мы, конечно же, именно голыми, но не нулями), но, тем не менее, мы еще и не полноценные единицы, ведь даже для того, чтобы научиться говорить и выделять себя из окружающих как особое Я, требуется не менее двух-трех лет . Зато все годы после рождения уводят нас все дальше и дальше от изначальной похожести, "индивиды индивидуализируются" .
   Читатель, наверное, помнит, что я уже высказывался по поводу своего видения неодинаковости, а точнее, уникальности, каждого человека. Но теперь у нас есть повод вернуться к этой теме и попытаться выяснить, не кроется ли в разности людей заветный ключ к пониманию мотивов их поведения и поступков. С первого взгляда может показаться, что здесь и проблемы то никакой нет, и то, что разные люди поступают по-разному - банальная очевидность. Но не спешите с выводами. Вдумайтесь, сколько раз на своем веку вы были свидетелями (а порой, возможно, и участниками) конфликтов, разворачивавшихся по поводу неверных, с чьей-либо точки зрения, поступков того или иного человека.
   "Почему вы поступили так, а не иначе? Неужели нельзя было придумать ничего лучшего? - так, или примерно так, вопрошает "обвинитель". - Ваши действия должны были быть более взвешенными и квалифицированными. Я бы на вашем месте..." И далее, как правило, следует длинная тирада насчет того, как бы нужно было поступить вам, и как бы обязательно поступил он. Конкретная наполняемость разговора может быть различной в зависимости от ситуации, о которой идет речь, и величине проступка, но сути дела это не меняет.
   Но и это еще не все. Когда кто-то осуждает нас, его можно понять (а уж если этот кто-то еще и ваш начальник, то и должно: "Жираф большой - ему видней", пел Вл. Высоцкий). Но ведь довольно часто человек сам изводит себя сомнениями в правоте собственных поступков и сожалениями о совершенном. Оценивая постфактум те или иные действия и находя их не самыми лучшими из тех, что, в принципе, можно было бы предпринять, он уже не просто подводит итог чему-то, но и неосознанно обрекает себя на то, чтобы и в дальнейшем оставаться заложником своей неуверенности. И ЧЕМ ЧАЩЕ ЧЕЛОВЕК БУДЕТ СТАВИТЬ ПОД СОМНЕНИЕ СВОЮ ПРАВОТУ, ТЕМ БОЛЬШЕ ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО К КАЖДОМУ ПОСЛЕДУЮЩЕМУ ДЕЙСТВИЮ ОН БУДЕТ ОТНОСИТЬСЯ СО ВСЕ БОЛЬШЕЙ НЕУВЕРЕННОСТЬЮ. В конце концов, страх перед самим собой может навсегда убить в нем способность самостоятельно принимать решения и отстаивать свою позицию. А это - неминуемый крах личности. Нет, человек не погибает в буквальном смысле слова: физически он продолжает жить и ходить по земле, он все еще пытается что-то делать, но поселившийся в нем незримый страх убивает всякую самостоятельность и инициативу, уподобляя его жалкому суденышку во враждебном и неподвластном его воле океане чужих человеческих жизней, где он одинок, покинут и никому не нужен. Часто это бывает намного горше и страшней, чем действительная физическая смерть.
   Мне самому не раз приходилось иметь дело с людьми, которые, однажды став заложниками своего страха перед поступком, в дальнейшем доходили до полного самоуничижения. Если вы не сталкивались с этим сами, то, поверьте, они являют собой жалкое зрелище; и я подумал, что человеку мало довериться своей судьбе (хотя это обязательное условие), ведь можно воспринимать ее и так, что мол мне суждено вечно ошибаться, я невезучий по жизни и т.п., необходимо еще и верить в мудрость своей судьбы, в то, что она ведет нас единственно правильным нам путем. Что это значит? В первую очередь то, что
  
  ЛЮБОЙ ЧЕЛОВЕК ПОСТУПАЕТ ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНЫМ ДЛЯ НЕГО ОБРАЗОМ В ТОТ КОНКРЕТНЫЙ МОМЕНТ И В ТОЙ КОНКРЕТНОЙ СИТУАЦИИ, В КОТОРОЙ ОН НАХОДИТСЯ.
  
   Это вовсе не значит, что ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК поступил бы так же, но на то будут уже другие, только ему данные, и ему присущие свойства и обстоятельства.
   Люди примерно представляют себе, что они разные, но мало кто из них задумывается над тем, до какой степени они разные.
   Известно, что Гиппократ различал 4 темперамента человека: флегматический, сангвинический, холерический и меланхолический. Это различение сохранилось и по сей день. Флегматиком мы называем медлительного, невозмутимого человека, не склонного к быстрой смене настроений; сангвиником - подвижного, легко возбуждающегося человека, с живой мимикой и жестикуляцией, общительного и впечатлительного; холериком - неуравновешенного, часто несдержанного, бурно и глубоко переживающего и радости, и печали; меланхоликом - человека глубоко чувствующего, весьма постоянного в своих переживаниях, часто вялого, замкнутого и болезненно воспринимающего различные стороны сложной жизни . Однако это деление весьма условное, неполное и нестрогое. Более того, оно касается главным образом чувств человека, но в реальности на поведение человека оказывают влияние тысячи различных факторов.
   Из психологии известны и другие попытки выявить и описать наиболее значимые черты, которые могут быть присущи человеку (замечу лишь, что эти черты могут проявляться в большей или меньшей степени и наличествовать в одной личности в самых разных сочетаниях).
   В 30-х годах Олпорт и Одберт составили список черт личности, который включал 4505 слов, несколько позднее некто Кэттел, исключив то, что он счел синонимами, сократил их список до 160 слов, которые он считал "чем-то вроде Basic English для полного описания личности" . Затем Кэттл добавил еще несколько терминов и разбил их на 42 "грозди" тесно связанных между собой черт. Для того, чтобы дать читателю увидеть, о чем же конкретно идет речь, приведу выборочно некоторые пары, которые мне представляются наиболее показательными:
  1. Уверенность в себе - покорность
  2. Зрелость ума - глупость, непоследовательность, подверженность влиянию
  3. Аналитичность - ограниченность, отсутствие логики и воображения
  4. Сильная воля, добросовестность - вялость, непоследовательность, импульсивность
  5. Интеллектуальность - непоследовательность, простота
  6. Веселость, энтузиазм, остроумие - ощущение несчастья, разочарованность, неповоротливость
  7. Подъем, экспрессивность, разнообразие интересов - замкнутость, спокойствие, ограниченность
  8. Душевная и физическая сила, бодрость - неврастения
  9. Доступность, теплота, сентиментальность - замкнутость, холодность
  10. Чрезмерная чувствительность, экспрессивность - флегматичность
  11. Своевольность, эгоизм - доброта, ненавязчивость, терпимость
  12. Подозрительность - доверчивость
  13. Непостоянство, суетность - рассудительность, стоицизм, сдержанность
  14. Черствость, цинизм - мягкость
  15. Тираничность, мстительность - покладистость, дружелюбие
  16. Злобность, черствость - добросердечие, обходительность
  17. Нервозность - самообладание
  18. Невроз, психопатия - эмоциональная зрелость
  19. Злость, мелочность - естественность, открытость
  20. Ветреность, тщеславие, притворство - заурядность, безыскусность
  21. Агрессивность, параноидальность - надежность, добросердечность
  22. Беспокойство, эмоциональность - спокойствие, терпимость, скромность
  23. Непостоянство, бесхарактерность, недостаточный реализм - стойкий, цельный характер
  24. Предприимчивость, вспыльчивость - заторможенность, робость
  25. Жесткость, твердость - чувствительность, боязливость
  
  В свое время эта классификация вызвала немало нареканий со стороны специалистов, нашедших в списке Кэттела массу неточностей. Откровенно говоря, она и с моей точки зрения не является безупречной, но, несмотря на все ее недостатки, нельзя не признать, что области переменных характера и строя человеческой личности здесь существенно расширены, а значит и более соответствуют реальностям, определяющим наше поведение в жизни.
  В отличие от Гиппократа, оперировавшего лишь эмоциональными характеристиками человека, Кэттл попытался ввести в свою схему и иные факторы, в частности, уровень развития интеллекта и волевых качеств, хотя доминирующими и у него остаются все те же чувства. В последующем, ученые-психологи попробовали устранить некоторые из противоречий неизбежных при ставке исключительно, или почти исключительно, на эмоциональное состояние личности в момент принятия им решения и совершения поступка - в научный оборот были введены так называемые мотивационные факторы. Знаменитый психоаналитик Зигмунд Фрейд "в результате психоаналитических наблюдений признал существование двух фундаментальных побуждений: инстинкта жизни и инстинкта смерти - эроса и танатоса, все остальные потребности являются с его точки зрения, производными этих двух побуждений" . У других ученых можно обнаружить перечень примерно 18-20 основных побудительных сил, среди которых:
   а) факторы соответствующие органическим потребностям (голод, сексуальное побуждение, общая активность);
  б) потребности, относящиеся к условиям среды (потребность в комфорте, приятном окружении, потребность в порядке и чистоте, потребность в уважении к себе со стороны окружающих);
  в) потребности, связанные с работой (общее честолюбие, потребность в исследовательской деятельности, потребность в самоутверждении, в признании);
  г) потребности, связанные с положением индивида (потребность в свободе, независимости);
  д) социальные потребности (потребность находиться среди людей, потребность опекать или угождать и т.п.);
  е) общие интересы ( потребность в риске или, напротив, в безопасности, потребность в удовольствии, развлечении, различные интеллектуальные потребности).
  Со своей стороны, я глубоко убежден, что, оценивая тот или иной поступок, нельзя не учитывать еще и все многообразие внешних, ситуационных факторов. Какими бы ни были внутренние, свойственные человеку качества и отношения, их конкретное проявление в поступке будет определяться наложением на них обстоятельств, сопутствующих данному поступку (или предшествовавших ему, но еще не утративших своего влияние на человека). Согласитесь, что один и тот же человек может совершенно по-разному повести себя в одной и той же ситуации в зависимости от того, что происходило с ним накануне или в момент наступления данной ситуации.
  Например, предшествующий вечер мог окончиться семейным конфликтом, за которым последовала бессонная ночь. Утром в кране не оказалось воды, машина сломалась, общественный транспорт был переполнен, и всю дорогу приходилось огрызаться неуступчивым пассажирам. Наступили на ногу, разболелся зуб, а по приходу на работу на месте не оказалось делового дневника и т.д. и т.п. Понятно, что не нужно всего клубка неприятностей, достаточно лишь одного из перечисленных выше, чтобы стать непохожим на самого же себя, каким бываешь после счастливо проведенного досуга в кругу любящей семьи и друзей, или просто после удачного рабочего дня. И таких сопутствующих обстоятельств могут быть миллионы. Иногда они остаются без серьезных и заметных последствий, а иногда приводят к трагедии.
  Наконец, меняющие нас обстоятельства не обязательно должны быть неприятностями. Человек, погруженный в переживание испытанного им счастья, также может потерять ощущение реальности и наделать немало "глупостей", которых он бы ни в коем случае не допустил, сохраняя трезвость рассудка.
  НО ЧТО БЫ ВЫ НИ СДЕЛАЛИ, ВЫ ВЕЛИ СЕБЯ ТАК, КАК УГОДНО ЛОГИКЕ ВАШЕЙ СУДЬБЫ.
  Наоборот, было бы противоестественно, если бы всегда и при всех обстоятельствах вы бы поступали одинаково: больны вы, или здоровы; уставший вы, или нет; обладаете ли вы всей информацией для принятия решения, или вы только думаете, что знаете все.
  Но в том то и заключается проблема, что любой НЕ-Я,(человек со стороны) оценивающий мои действия, не видит или не считается с теми факторами, в плену у которых нахожусь Я. Более того, и сам человек часто не в состоянии объяснить себе свое поведение. Но оттого, понята причина моего конкретного поступка или нет, не меняется главное: такая причина есть. Человек обязан верить в закономерность и своего собственного, и чужого поведения. Все мы бываем "без вины виноваты", и мудрость состоит в том, чтобы не искать вину там, где ее нет.
  Считая, что кто-то поступил неверно, плохо, мы используем только свой набор факторов, доступных нашему восприятию, и по ним оцениваем действие. Механизм вынесения оценки здесь предельно прост: если действия человека схожи с теми, которые в аналогичной ситуации предпринял бы и я, то он поступил верно, если нет, то он ошибся.
  Между тем, если бы судящему меня были открыты ВСЕ факторы, подвигнувшие меня поступить именно так, а не иначе, то и он бы пришел к выводу, что это был единственно возможный вариант поступка и осуждать совершившего его так же бессмысленно, как и сердиться на слишком сильный ветер, или жаркое солнце.
  Не о том ли говорится и в Евангелии от Матфея: "Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" .
  Только Господу дано знать, что "кипит" в душе каждого человека. Для того, чтобы вода в чайнике закипела необходимо зажечь на плите горелку, но очень трудно, а то и вовсе невозможно, определить горит или не горит "горелка" другого, и как сильно она горит. Бог и судьба, которую Он нам определил, оправдывают все наши поступки. Нет такого действия, которое я совершил бы хуже, чем мог; и нет другого такого человека, который бы на моем месте произвел бы мое действие лучше меня. Человек всегда поступает так, как диктует ему поступить вся совокупность факторов, определяющих его поведение.
  
   Судьбы и сроки. "Пространство и время" нашей судьбы. Человеческая жизнь, образно говоря, протекает в границах своеобразной стеклянной трубки, стенки которой как бы очерчивают линию нашей судьбы. У каждого человека - своя судьбоносная трубка, но вплотную к ней примыкают трубки-судьбы других людей.
  
  (Это еще одна аллегория сродни плоскости настоящего времени. Я намеренно даю их несколько. Кому то ближе будет одна, кому то другая.)
  
   Их положение не статично, не строго фиксировано: они могут то приближаться, то отдаляться друг от друга, уступая место другим, но всегда те, что окружают вас (в прошлом, сейчас или в будущем) будут, каждая в свое время, составлять ваш "первый круг". Эти первые шесть судеб образуют круг наиболее близких вам людей (мать, отец, братья и сестры, друзья, муж или жена, дети и т.д.), поэтому их жизнь (или часть ее) проходит перед вашим взором.
   Хотя, должен заметить, что и в этом случае ваше лицо не может быть одинаково обращено во все стороны одновременно: в детстве вы сосредоточенно наблюдаете за своими родителями, взрослея, все больше внимания уделяете друзьям, сослуживцам, а со временем создаете собственную семью, и теперь она становится точкой притяжения ваших глаз.
   Но помимо этого первого, существуют еще второй, третий круги, и дальше. Они тоже попадают в поле зрения человека, но его взгляд чаще лишь скользит по ним, выхватывая отдельные неполные фрагменты. Изредка внимание концентрируется на чем-то (таковы, к примеру, фигуры значительных личностей, людей, которым суждено оставить свой след в истории и так или иначе - прямо или опосредованно - войти в нашу жизнь), но не более того.
   Таким образом, каждый из нас в отдельности является, для самого себя подлинным центром Вселенной. Все остальные люди, вещи, силы природы обретают реальность и становятся для нас существующими только тогда, когда они находятся в каком-либо отношении к нам. Иначе говоря, мы воспринимаем их, только пропуская через наше личное "Я": ощущая мир, я уверен, что так его не ощущает никто другой; если я уколол палец и мне больно, то мне больно так, как может быть больно только мне. Как бы близок ни был ко мне человек, с каким бы сожалением я к нему ни относился, его рана все равно не станет моей. И эта-то мера моих ощущений невидимой нитью вплетена в стенки той самой судьбоносной трубки, в которой я нахожусь.
   Рассуждая, я вновь и вновь прихожу к выводу, что моя личность (микрокосм, как принято называть человека и его индивидуальный мир в философии ) составляет центр, ядро Вселенной (макрокосма), а в таком случае и сам макрокосм вне и без меня должен утрачивать важнейший элемент самого себя: то есть без меня он должен погрузиться в тьму, став миром без своего Солнца, без своего центрального светила. Помните, как у Омара Хайяма здорово сказано:
  Я в этот мир пришел, - богаче стал ли он?
   Уйду, - великий ли потерпит он урон?
   С другой стороны, я прекрасно осознаю, что и все иные люди должны ощущать мир точно так же. Ведь куда бы я ни переместился, мой мир последует за мной. Абсолютно всё: сначала мама и папа, потом друзья в школе, преподаватели, города, планеты, солнца, звезды - все они вращаются вокруг каждого конкретного индивидуума, находящегося в этой пачке трубок, через которые проходит наша жизнь.
   Разумеется, каждый из нас хорошо понимает, что с его смертью мир не утрачивает своего существования, он остается полон света, красок, запахов и вкусов, - он продолжает полноценно и полнокровно жить . Почему? Может быть, в действительности я ничто для этого мира? А мои ощущения всего лишь самообман, иллюзия моего честолюбивого Я?
   Конечно, нет. Каждый из элементов, или компонентов моего мира живет еще в сотнях и тысячах других личных вселенных, столь же реальных, как и моя собственная. Ведь если я ощущаю мир как мой мир, то точно так же его должны ощущать и все иные люди, поскольку их существование столь же реально, как и мое собственное.
   Однако пока я живу, я впитываю в себя энергию данной мне реальности, являюсь одним из носителей Божественной энергии, разлитой в мире. И эта энергия предназначена именно мне, только мне и никому другому, пусть даже они во сто крат краше меня. Она дана мне для выполнения моей миссии и ее отпущено мне ровно столько, сколько потребуется, чтобы пройти предназначенный мне свыше отрезок пути по моей "трубке".
   У каждого человека этот отрезок имеет свою длину: у одних он измеряется сотнями километров и на него отведены многие годы, у других - лишь несколькими десятками, а третьим дано пройти не более нескольких метров. Но и 1 метр и 1000 километров судьбы имеют равную цену, ведь за каждой человеческой личностью закреплена строго определенная только ей роль в этом мире и никакая иная жизнь не способна ее заместить - у человеческой судьбы нет двойников-дублеров. "Бог, - писал Григорий Сковорода,- подобен фонтану, наполняющему сосуды по их вместимости... Льются из разных трубок разные токи в разные сосуды, вкруг фонтана стоящие. Меньший сосуд менее имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полный" .
   Другое дело, что след, оставляемый человеком, следующим по жизни по строго определенному ему пути, не может быть одинаковым.
  
   Титаны и "маленькие люди". Мы все участвуем в поступательном положительном акте построения нашего мирового дома, но наши роли различны, а значит, различен и след, оставляемый в истории.
   Движение любого из нас есть движение вперед. Каждый наш поступок это своего рода камушек, песчинка в основание символической "пирамиды Хеопса". Это даже еще не камень... Посмотрите, четыре тысячи лет назад один из рабов отряхнул свою сумку на том месте, где будет воздвигнута пирамида, и эта горсть песка тоже легла в ее основание. Пусть на какую-то ничтожную долю, но все же возвысила ее. Затем были еще многие и многие тысячи ныне безымянных рабов, воздвигнувших гигантскую пирамиду , обессмертившую имя Хеопса, фараона, ничем значительным больше не примечательного.
   Но есть и истинные титаны среди людей, которым уготовано занять в "пирамиде мира" воистину огромное место. Это люди, о которых и через один, и через тысячу слоев-поколений мы помним, понимая, что стоим на них. Есть "Гомер, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Рафаэль, Шекспир, Бетховен, Пушкин. Это люди необыкновенные, они стоят на такой недостижимой высоте, что внутреннее "я" даже мысленно не сравнивает себя с ними" . Эти гиганты дают такой плюс, такое возвышение мне вверх, что я до сих пор ощущаю их присутствие и влияние на меня. И все же подавляющее большинство людей так и остаются безымянными для потомков и незамеченными историей.
   ИСТОРИЯ - ЭТО ЦЕПОЧКА МАЯКОВ-ТИТАНОВ, ВОЗВЫШАЮЩАЯСЯ НАД БЕСКРАЙНИМ МОРЕМ ПРОСТЫХ ЛЮДЕЙ. Марксистский тезис - "историю творит народ" - это 99% политического популизма и демагогии и только 1% правды. Неверно считать никчемным положительный результат жизни "маленьких людей". Аргументов, на этот счет, может быть приведено превеликое множество, но я бы хотел остановиться на следующем... Не секрет, что даже самые подробные генеалогии не могут даже теоретически быть прослежены до конца, к своим истокам . Между тем во всей цепочке рождений и смертей лежат тысячи судеб никому не известных человечков, чья, быть может, единственная роль, раскрываемая уже без их живого участия, заключалась в рождении тех самых единственных в своем роде ТИТАНОВ, для которых они впитывали, хранили и кому несли и передали свою энергию жизни и мысли. И разве не стали они теми ступеньками, поднимаясь по которым, человечество обрело гениев, являющихся "действительно чудом необыкновенным, носителями чрезвычайной творческой силы, недоступной большинству людей" . Так что, Джон Рёскин, английский писатель XIX века, может быть, был абсолютно прав, когда говорил, что "полезнее всего было бы составить описание жизни тех людей, о которых мир и не думал и не слышал, но которые... исполняют главную долю всех его работ" . Правда, не без помощи гениев, добавил бы я от себя.
  
   Сверхъестественный отбор. Свой путь предписан не только человеку, им следует всё сотворенное Божественной волей. Количество энергии излитой в наш мир константно и всегда остается неизменным. Отличается только ее плотность. Вся наша планета и есть, и была, и будет сосудом этой энергии, рассыпанной, разлитой, растворенной в растениях, животных, людях. Любое живое существо заключает в себе тем больше энергии, чем активнее проявляется в нем деятельная сила мозга.
   Раньше, в эпоху до человека, когда на планете господствовали огромные ящеры, именно они были главными потребителями энергии, но вся она уходила не на умственную работу, а на поддержание и продуцирование чисто химических и биологических процессов. "Мясо" росло, воспроизводило себе подобных и умирало, чтобы затем тот же процесс повторился в его потомках.
   С появлением человека многотонные динозавры, бывшие до того лишь аккумуляторами энергии, ее хранилищем, должны были постепенно вымереть, уступив место людям, а заключенная в них ранее энергия перетекла в человечество, чтобы проявиться в энергии его разума.
   Со временем не стало динозавров, исчезли сотни и тысячи видов других живых организмов, но энергия мира не иссякла. Её не стало больше, но и не стало меньше, ибо в своей сущности она может быть уподоблена безбрежному океану: он порождает из себя мощные цунами, а когда ослабевают и уходят огромные волны, выпадает в виде дождя, возвращаясь в самое себя, чтобы в том или ином виде заявить о себе вновь.
   Мне кажется, что исчезновение видов эволюционно верно, что оно неизбежно и необходимо. Движение так называемых "зеленых" (как ни печально это осознавать) глубоко заблуждается в своей цели. Стремление сохранить всех и вся противоречит самой воле Творца. Иссякло время, отпущенное им динозаврам, и появился человек. Сначала он был малочислен, но было много мамонтов. Вот вымерли и мамонты, и освободившуюся нишу тут же заняло умножившееся человечество. Пока еще есть слоны, но придет срок, уйдут и они, и когда-нибудь единственным живым спутником человека останутся мошки или комары. И во всем этом есть высший смысл, который пока мы не можем увидеть и понять. Когда же человечество останется один на один с Богом и вся энергия мира будет воплощена в нем, Господь, возможно, найдет нужным трансформировать и его.
  
   "Черные дыры". Сенсационные и загадочные космические объекты, получившие наименование "черных дыр", совсем еще недавно повергли в немалое смятение физиков и астрономов парадоксальностью своих свойств и поведения. Наука на практике столкнулась с таинственным "нечто", о котором, как писал Б.А. Воронцов-Вельяминов, можно сказать, что "здесь мы имеем невидимое "что-то" - принципиально невидимое, ничтожного размера, но с большой массой" .
   Удивительно, но наука сначала предположила теоретическую возможность существования подобных явлений, а затем, столкнувшись с их реальностью, поразилась самой себе: "Ну мало ли что можно помыслить ТЕОРЕТИЧЕСКИ, но чтобы на самом деле...?!!"
   Действительно, общая теория относительности, допускает, что "под действием силы тяжести, когда давление газа становится меньше гравитационного", возможно развитие неограниченного гравитационного сжатия (иначе именуемого гравитационным коллапсом) массивных космических тел (считается, что масса звезды должна по меньшей мере вдвое превышать массу Солнца). Именно в этом случае уже "ни луч света, ни вещество не могут из нее [звезды] выйти наружу, она становится невидимой" , иначе говоря, силы гравитации как бы "наглухо запирают" их в космическом теле. Кстати, "черные дыры" оттого и получили свое имя, что, представляя собой "особую точку" в пространстве, они "не светятся" , в отличие от обычных звезд.
   Проблема "черных дыр" потребовала решения, и наука в конце концов сошлась на том, что ""черные дыры" суть коллапсировавшие звезды, как бы мертвые звезды - последняя стадия их существования" , другими словами, превращение звезды в "черную дыру" ознаменовывает ее вступление в конечную стадию своей эволюции.
   Меня существование "черных дыр" навело на несколько иную гипотезу, отличную от астрофизической. Я склонен полагать, что "черные дыры" как раз и являются примером той самой тенденции к концентрации энергии большого во все более малом, о чем я писал выше. В самом деле, наука, как мы видели, утверждает, что огромное космическое тело сжимается до невероятно малых объемов не только не утрачивая той энергии, которой оно обладало, будучи массивным образованием, но и, сохранив ее, направляя эту энергию всецело "в себя", вовнутрь, способно еще и к "впитыванию энергии извне. Не отдавая уже ничему и никому ни лучика света, ни грамма вещества, оно при этом обладает колоссальной силой поглощать то, что еще остается ему внешним.
   Но посмотрим, не то ли происходит и в нашем с вами мире? Разве история человечества не дает достаточных примеров тому, как в орбиту человеческих интересов со все нарастающей интенсивностью втягивались (и, смею утверждать, это процесс продолжает нарастать), "объекты", к которым он до поры до времени относился вполне нейтрально и даже безразлично.
   Нет, человек, безусловно, не превратился в "прожорливого карлика", более того, человечество значительно возросло численно, но колоссальный рост его энергетической мощи и "абсорбционного" потенциала достигли таких размеров, что мы вправе поразиться тому, как в этих достаточно малых пределах способна умещаться такая огромная сила. (Не правда ли, это сродни тому удивлению, которое мы испытываем пытаясь представить себе, скажем яйцо весом с бегемота, или, что по сути одно и то же, "черные дыры" - "точки" - "вобравшие" в себя по несколько гигантов, подобных Солнцу.)
   Сотни тысяч лет назад "тело" нашего далекого предка в сравнении с заключенной в нем "энергией" было огромно. Оно напоминало пустой амбар с горстью небрежно разбросанных по полу зерен. "Тело" сегодняшнего человека (разумеется, и в том и другом случае речь идет о человеческой цивилизации в целом) есть все тот же амбар, но теперь нас поражает в нем несоответствие другого рода: по всем показателям ему давно стоило бы быть забитым доверху, но он как ни в чем не бывало принимает в себя все новые и новые груженые эшелоны. В нем уже сегодня заключено столько, что сознание порой отказывается верить в возможность такого чуда. И тем не менее это факт. "Очевидное-невероятное" - это название популярной телепередачи, как ничто другое подходит для характеристики тех перемен, которые и до нас, и, частично, на наших глазах, происходят с человечеством.
   Приведу простой, но наглядный пример: еще совсем недавно, в 40-е или 50-е годы под примитивную (по нынешним, разумеется, представлениям) электронно-вычислительную машину требовалось отвести несколько огромных комнат, а сегодня производительность миниатюрного ПК, умещающегося на уголке канцелярского столика, по всем параметрам превосходит его уже в миллионы раз. Подчеркну, это далеко не чисто технический пример и должен толковаться гораздо шире. Он взят из области машинных технологий, но взят как пример именно глобальных перемен в целом.
   Человек поглощает мировые энергетические ресурсы (речь не только, и даже не в первую очередь, о собственно материальных энергоносителях, как то: уголь, нефть или газ, - а о более широко понимаемой энергетике). С каждым новым витком времени он сжимает занимаемый ими объем, не уничтожая (!) самой энергии. Все больше и больше этой энергии, разлитой ранее по просторам земли, принадлежит теперь человеку. Первобытное племя присваивало себе участок леса и реки, протекающей в районе его обитания; возмужав, люди устремили свои взоры дальше, за видимый горизонт, и сначала пространства земные, а в последнее время и космические, стали видеться ему своими.
   Продолжив это размышление, я и пришел к мысли, что, возможно, "черные дыры" это не мертвые звезды, а, наоборот, наиболее развитые и организованные цивилизации, которые, как выразился (правда, по другому поводу) советский классик "и теперь живее всех живых". Расширяя орбиту своих потребностей, умея подчинить себе то, в чем возникает необходимость, и, подчинив, использовать во благо себе, - есть одновременно и цель, и результат развития.
  
   "Удары судьбы". Строго говоря, судьба никогда не бьет, она охраняет. Но если, вольно или невольно, человек только и занят тем, как бы "побороть", "изменить", "переломить", "повернуть" и т.д. свою судьбу, он неминуемо будет испытывать боль и горечь разочарования, и эта боль будет тем сильнее, чем настойчивее вы будете упорствовать в своих попытках. В этом нет ничего удивительного и, тем более, парадоксального. Своего рода "технологию", происходящего с "кузнецами" своего НЕсчастья, можно раскрыть и проиллюстрировать, прибегнув к уже использованным мною выше образам и аналогиям.
   Итак, находясь в границах своей трубки-судьбы мы как бы ползем по ней, совершая необратимое положительное, поступательное движение вперед. Причем это движение действительно необратимо, оно может быть движением только в одном направлении и только вперед. Почему, например, античные мудрецы утверждали, что "счастлив тот, кто умеет не сожалеть о невозвратном"? Да потому, что они прекрасно понимали, что если и произошло, свершилось какое-либо событие, то оно именно свершилось, оно уже было, оно стало реальностью нашего прошлого. Можем ли мы что-то поделать с ним, отменить или изменить этот свершившийся акт? Нет. Возможно лишь оценить его и в следующий раз поступить иначе. В этом нам, скорее всего, ничто не будет препятствовать. Но, поступив в следующий раз иначе, лучше, изменим ли мы тем самым и то, что уже произошло с нами раньше? Безусловно, не изменим. Изменить что-либо в прошлом, человеку просто не дано (потому-то и не стоит сожалеть об утраченной вещи или возможности). Господь, как мне кажется, дал нам способность анализировать ситуации, в которых мы оказываемся, оценивать свои поступки и, если мы признаем, что они были недостаточно хороши, в следующий раз поступать лучше. Я намеренно хотел бы подчеркнуть это лучше, поскольку уверен, если наше действие способно привести к разрушению, Бог не позволит ему совершиться. Подробнее об этом мы будем говорить обсуждая проблему добра и зла, но уже сейчас мне бы хотелось поделиться некоторыми примечательными наблюдениями.
   Первое. Если мы смоделируем ситуацию, в которой я намерился сделать зло, то это будет выглядеть примерно следующим образом. Желание совершить зло - это попытка на какой-то угол отклониться в сторону от абсолютно правильного пути, предписанного Богом и представленного мной в образе судьбоносной трубки. Если такое отклонение не слишком велико, если угол мал, то и удар судьбы будет не слишком ощутим. Но чем более острым становится этот угол от общего правильного направления, тем сильнее должен ощущаться и обрушивающийся на нас удар, тем болезненнее должно казаться столкновение с преградой - "стенкой" судьбы, удерживающей нас в своих объятиях.
   Второе. Попытку вырваться за пределы своей судьбы, произвести некое разрушительное зло можно помыслить, но нельзя совершить. Дело в том, что мы втиснуты в границы нашей "трубки" столь плотно, что даже малейшее изменение направления движения в ней становится невозможным. Ну, представим себе на минуту, что мы хотим согнуть палец в трубке продвигая его вперед. Результатом этого действия станет лишь некоторое продвижение вдоль нее, но отнюдь не в сторону. Однако, чем сильнее мы пытаемся согнуть палец, противясь естественности сдерживающих его сил, тем больнее нам становится. Эта боль и есть то, что мы привычно называем "ударами судьбы".
   А теперь, давайте, обратимся к нескольким обычным житейским ситуациям.
   Возможно, вы когда-нибудь мечтали об обладании великолепным престижным автомобилем, или даже уже имеете его. В момент, когда чудо свершилось и вы, наконец, сели за руль желанного "Мерседеса" или BMW произошло то самое положительное движение вперед, о котором вы мечтали, и которого вам удалось добиться. При этом вы нисколько не сомневаетесь в том, что сделали шаг именно вперед, а не назад. В течение какого-то времени обладание автомобилем и общее положительное направление вашей судьбы совпадают: вы чувствуете себя счастливым, радуетесь жизни и прославляете Творца. Но наступает момент, когда роскошное сверкающее под лучами солнца техническое диво начинает таить в себе серьезную для вас опасность, когда продолжение обладания им толкает вас в направлении, противоположном вашей судьбе. Тогда, сев в автомобиль, вы можете еще даже и не подозревать об этом. Но через каких-нибудь 500-600 метров ваш автомобиль заносит в сторону и он получает сильнейший удар: чудо техники превращается в груду металла, вы с трудом справляетесь с психологическим потрясением, вас переполняет горе утраты и жизнь представляется сотканной из одних неприятностей. Ваша реакция на эту ситуацию моментальна и однозначна: вы потеряли и ничего не приобрели взамен, удача от вас отвернулась, жизнь покатилась вниз. А между тем на злосчастный столб на обочине дороги стоило бы взглянуть как на спасительную преграду, не позволившую вам вырваться за пределы предустановленного вам пути и уберегшую вас от еще более жестоких потерь и разочарований.
   Лишение любимого автомобиля вовсе не означает, что правильное поступательное движение вашей судьбы обращено вспять, ведь если вам удалось остаться целым и невредимым, значит вам суждено жить и, возможно, Господь, отняв у вас орудие собственного самоубийства, призывает вас следовать жестким направляющим добра. Вы просто преодолели определенную веху в своей судьбе. Вас остановили, чтобы сохранить, и каждым днем этой сохраненной жизни должно дорожить во сто крат больше, чем самой замечательной вещью, даже если эта вещь автомобиль, обладанием которым вы так и не успели насладиться вдоволь.
   Впрочем, для многих этот пример может показаться не убедительным: человеку не характерно давать положительную оценку утратам дорогих ему вещей, за которые заплачено трудом не одного дня. И все же стоит учиться не очернять свою судьбу, и за ее "ударами" уметь различать "подарки судьбы".
   В подтверждение этой мысли хотелось бы описать еще одну ситуацию. Внешне она мало напоминает предыдущую, но в сущности речь идет об одном и том же. Приходилось ли вам когда-либо наблюдать за поведением ребенка, у которого отняли его любимую игрушку? Сколь много самых сильных отрицательных эмоций можно одновременно прочесть на его лице в такой момент! Игрушек, правда, бывает много, и они бывают разными и, если, отняв одну, показавшуюся нам неподходящей, мы умудряемся тут же подсунуть ему другую, тень неудовольствия успевает лишь промелькнуть по его лицу. Ну а если замены нет? А если в руке у ребенка вместо игрушки оказался брошенный кем-то по неосторожности пузырек с ядом, опасное, но облаченное в цветастую привлекательную упаковку лекарство (что в общем-то для малыша то же самое) или остро отточенный предмет, как то: нож, шило или булавка... Должен ли я искать ему безопасную замену, или же мне следует отобрать опасную игрушку немедленно невзирая на недовольство, протесты и слезы ребенка? Думается, ответ очевиден. Но ведь для моего ребенка я выступаю в той же роли, что и Отец Небесный для всего человечества . Однако, отведя от ребенка явную угрозу, я остаюсь непонятый им. Да и как можно словами объяснить свои действия несмышленому малышу? Даже обладая верхом ораторского искусства невозможно достучаться до разума маленького человечка, который еще почти полностью живет только чувствами. Но разве не то же самое происходит и со взрослыми людьми? Ведь когда Бог отводит от вашего виска ствол заряженного пистолета, у которого уже взведен курок, вы вместо благодарности судьбе осыпаете ее проклятиями или же задаете вопрос, простительный разве что ребенку: "А если бы он не выстрелил?..."
  Проблема однако в том, что если бы он все-таки выстрелил, то вы бы уже не смогли не только получить ответ на свой вопрос, но и задать его.
   Приводя эти примеры, я хотел показать, как недалеки порой бываем мы в своих чувствах, и как несправедливы в осуждении собственной судьбы, а с ней, писал Франсуа де Ларошфуко, следовало бы "обходиться, как со здоровьем: когда она нам благоприятствует - наслаждаться ею, а когда начинает капризничать - терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильнодействующим средствам" . Единственное, в чем бы я хотел поправить знаменитого моралиста, это в том, что капризничает, как правило, не судьба, а мы с вами.
  
  
  
  ГЛАВА III.
  
  Добро и Зло.
  
  - Нет такого зла, которое не порождало бы добро.
  - А что произошло бы, если бы вовсе не было зла и в мире царило одно добро?
  - Тогда, - отвечал Иезрад, - этот мир был бы другим миром и связь событий определила бы другой премудрый порядок. Но такой совершенный порядок возможен только там, где вечно пребывает верховное существо, к которому зло не смеет приблизиться, существо, создавшее миллионы миров, ни в чем не похожих друг на друга, ибо бесконечное многообразие - один из атрибутов его безграничного могущества. Нет двух древесных листов на земле, двух светил в необозримом пространстве неба, которые были бы одинаковы, и все, что ты видишь на маленьком атоме, где родился, должно пребывать на своем месте и в свое время, согласно непреложным законам всеобъемлющего. Люди думают, будто мальчик упал в воду случайно, что так же случайно сгорел и дом, но случайности не существует, - все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвозвестие...
  Вольтер. "Задиг, или Судьба"
  
  Добро и зло: мнения веков. Пожалуй, еще лет 15-20 тому назад всякий, берущийся за исследование проблемы добра и зла, открывал бы свой труд следующими словами Фр. Энгельса: "Представления о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили одно другому" .Сегодня классиков марксизма по большей части цитируют ради критики. Тем не менее, соратник К. Маркса в данном случае был не далек от истины. Новейшая политическая история принесла тому сотни новых подтверждений и уже не отдельные люди, а целые народы, опять стоят перед вопросом: "что такое хорошо и что такое плохо?" (Маяковский). И я думаю, что если бы "крошка сын к отцу пришел" с этим вопросом сегодня, то далеко не каждый "папа" нашелся бы, что ему ответить .
  Впрочем, я намеренно не назвал Энгельса абсолютно правым. В приведенном выше суждении внимание акцентировано на эволюционном характере взглядов и представлений людей, подчеркивается их связь с эпохой, зависимость от среды в целом, порождающей эти взгляды. Такая зависимость и в самом деле существует: в основу суждений человека о мире и о самом себе всегда ложатся, в первую очередь, впечатления от наблюдений за разворачивающейся на его глазах картиной жизни, над привычками, нравами и обычаями современников. Но человеческая мысль, быть может, тем и удивительна, что отдавая дань приоритетам эпохи и рождаясь под ее впечатлениями, она тем не менее стремится дальше, выхватывая из своей среды такие черты человеческой натуры, которые свойственны всему роду человеческому, и носителями которых являются все люди когда бы и где бы они ни жили. Наверное именно поэтому, несмотря на различия в эпохах и наличие специфических национальных особенностей в характере и культурах народов, все они оставили нам в наследство удивительные по богатству суждения, мысли и даже целые философские теории, направленные на постижение смысла добра и зла, которые имеют не только узконациональное или региональное, но и общечеловеческое значение.
  Разве не поразительно, что многие строки написанные два тысячелетия или несколько столетий назад в Древней Греции, Азии, Индии или Китае и сегодня читаются во всем мире с огромным интересом и звучат столь же современно, как и в то время, когда они были произнесены впервые. Не значит ли это, что при всей "географической" и "временной" специфике мысли, она свои представления о глобальных, фундаментальных основаниях человеческого бытия все же черпает из каких-то общих всем нам источников. Даже самые скудные времена (если вообще позволительно так отзываться о времени), изобилуют достаточным материалом для наблюдений над природой человека, и талантливые люди самых разных эпох и народов умели их передать и оценить.
  Представления о добре и зле действительно меняются. Вспомним, хотя бы знаменитую фразу - "О святая простота!" - которую согласно некоторым преданиям произнес на костре Ян Гус, увидев как какая-то простодушная старушка усердно подбрасывает в огонь принесенный ею хворост . Была ли она убеждена в том, что помогает добру? Думаю, да. И время, в котором она жила, ее вполне оправдывает. Но вот прошли годы, столетия, и мы искренне сочувствуем сожженным на кострах инквизиции "еретикам" или утопленным "колдунам" и "ведьмам". Вряд ли сегодня найдется человек, который бы приветствовал сожжение живых людей . Однако так было...
  Но при всем при этом у нас есть веские основания не относиться свысока к той мудрости, которую завещали нам наши великие предки. Далеко не все, что принадлежит истории мысли, можно отнести к категории заблуждений прошлого. В отличие от материальной культуры, где мы далеко превзошли своих предшественников, в области духа мы бы порой могли у них еще многому поучиться. Когда мы говорим о материальных приобретениях своего времени, мы рассуждаем примерно так, как об этом говорил еще Вольтер: "Предпочтете ли вы прекрасный гобелен ковру, созданному во Фландрии, когда это искусство делало свои первые шаги? Лучше ли современные эстампы первых гравюр на дереве? Сегодняшняя музыка - первых арий, напоминающих григорианское пение? Современная артиллерия - первых пушек, изобретенных человеком геќниальным? Все ответят вам: да. Любой покупатель скажет вам: я признаю, что изобретатель челнока был гениальнее, нежели мануфактурщик, изготовивший мое сукно, но мое сукно лучше, чем сукно изобретателя" . Да, в том что нас окружает и что создано руками человека, наша эпоха превзошла все предшествующие так же, как и нас превзойдут те, кто придет после нас. Но стал ли с момента своего создания сам человек настолько же другим? Стал ли он совершеннее? Нисколько. Он живет теми же ощущениями, которыми жили и его далекие предки, он так же чувствует, болеет теми же страхами, подвержен тем же страстям и порокам, он желает того же, чего желали и они: победы, радости и счастья.
  
  Не скрою, обращаясь к истории этико-философской мысли, мною, в первую очередь, двигало желание найти поддержку своей позиции со стороны выдающихся философов-моралистов прошлого. Магическая сила влияния имен на человека столь велика, что не считаться с ней было бы неразумно. Кроме того, ощущение, что твои взгляды не одиноки, всегда внушает дополнительную уверенность в правоте отстаиваемых идей. Хотя, не найди я искомой поддержки, моя вера в доминирующую силу мирового добра, разумеется, продолжала бы жить даже в единственном числе, поскольку, независимо от авторитета мнений, я привык полагаться на свой собственный разум, доверять своим ощущениям и верить в истинность моего видения мира. Однако мне не приходится бороться в одиночку: моя мысль находит в истории философии ощутимую поддержку со стороны очень многих мыслителей.
  На позицию некоторых из них я бы и хотел обратить ваше внимание, не забывая, впрочем, и об оппонентах, ибо не в последнюю очередь именно благодаря их упорству, мои идейные союзники оттачивали свое оружие логики и совершенствовали аргументацию.
  Читатель, наверно, уже заметил, что я и прежде достаточно широко использовал и цитировал мнения известных философов или писателей по той или иной обсуждаемой проблеме. Так, говоря о дьяволе, я, собственно, уже начал разговор о добре и зле, поскольку в представлении очень многих людей, если не подавляющей их части, именно дьявол выступает в качестве источника мирового зла, при этом понятия "зло" и "дьявол" практически сливаются. Тогда мне предстояло объяснить, в какой мере оправданы, и оправданы ли вообще, упреки Богу со стороны, в частности, Эпикура и Кампанеллы и разумно ли даже логически допустить существование дьявола. Уже тогда я задался вопросом: а существует ли зло и действительно ли "зло" является злом? - обещая в дальнейшем еще вернуться к этой проблеме. Теперь, выполняя данное обещание, я предлагаю, насколько это возможно, окунуться в мир тех идей о добре и зле, которыми жили наши предшественники, и сопоставить их с видением проблемы, раскрываемым в этой книге.
  Итак, несмотря на то, что смена исторических эпох, как правило, влекла за собой изменение господствующего взгляда на сущность и природу добра и зла, в обществе на этот счет всегда присутствовали различные мнения. Древнегреческий философ-софист Горгий еще в V в. до н. э. писал: "Два взгляда на добро и зло высказываются в Греции философами. А именно, одни говорят, что добро и зло отличны друг от друга; по мнению же других, [добро и зло] одно и то же, и то, что благо для одних, для других есть зло и для одного и того же человека [то же самое] бывает иногда благом, иногда злом. К мнению последних присоединяюсь и я сам" .
  Пожалуй, ни один другой аргумент не использовался столь часто для опровержения существования абсолютного зла, как тот, что ничто в этом мире не может быть оценено однозначно: что хорошо с одной стороны, плохо с другой, и наоборот. Демокрит отзывался об этом так: "...от чего мы получаем добро, от того же самого мы можем получить и зло, а также средство избежать зла..." . Но по-настоящему классическую форму выражения данная мысль впервые получает у родоначальника философского скептицизма Пиррона (ок. 360 - 270 гг. до н.э.):
   "От природы не существует ни добра, ни зла. Если бы от природы существовали добро и зло, они были бы добром или злом для всех, как снег холоден для всех; но нет такого добра или зла, которые были бы общими для всех, а стало быть, нет добра и зла от природы. В самом деле, или мы должны называть добром все, что человек считает добром, или не все. Но все мы не можем назвать добром, ибо одно и то же кажется одному добром, а другому злом, как наслаждение - Эпикуру и Антисфену ; стало быть, одна и та же вещь окажется и добром и злом. А если мы будем называть добром не все, что кажется человеку, то нужно будет оценивать разницу мнений, а это неприемлемо, потому что доводы за эти мнения равносильны" .
  У Пиррона было немало достойных последователей. Во второй половине II века его идеи удачно развивал и популяризировал греческий философ и врач Секст Эмпирик, который даже назвал один из своих трактатов "Три книги Пирроновых положений". Не имея возможности пересказывать все аргументы Секста Эмпирика (хотя они того заслуживают!), ограничусь лишь небольшими выдержками из его объемного наследия:
   "... ввиду того, что мысль каждого имеет суждения, не согласующиеся с мыслью ближнего, неизбежно каждый считает благом то, что является таковым ему самому... Такое же рассуждение приложимо и к злу, потому что по сути дела оно содержится [уже] в исследовании блага. [...] никакое из так называемых зол [не есть зло по природе]" .
   "...погоня за так называемыми благами не лишена несчастья, и приобретение их порождает много зла. Такое же рассуждение в свою очередь и о самом зле. Именно, предположивший существование природного зла, как то: бесчестье, бедность, слепота, боль, болезнь, вообще безумие, - отягощается не только ими, но и многими другими через них возникающими бедствиями.
   [...] Но когда рассуждением доказано, что ничто из этого не есть благо по природе или зло по природе, то для нас должны наступить прекращение тревоги и мирная жизнь".
   "...безмятежно живет среди мнимых благ и зол только тот, кто воздерживается от суждения о всех них... , не может быть счастлив тот, кто предполагает существование блага и зла по природе.
   Ведь так поступающего сопровождают бесконечные тревоги. Одного он избегает, за другим гонится, через блага привлекает к себе немало зол и мучится множеством разнообразных зол вследствие соображения о зле. Например, говорящий, что богатство есть благо, а бедность есть зло, не имея богатства, вдвойне тревожится: и потому, что не имеет блага, и потому, что старается приобрести его. А приобретя его, он мучится трояко: и потому, что чрезмерно радуется, и потому, что старается сохранить богатство; и потому, что томится, боясь его утраты".
   "...воображающий, что страдание просто не свойственно [природе человека], что оно только зло, удваивает этим мнением тягость, возникшую в связи с наличием страданий. [...] Таким образом, иногда тревога из-за мнения о каком-либо зле как зле больше той, которую причиняет само так называемое зло" [Подчеркнуто мной: Г.Ш.].
   Влияние Пиррона на последующую философию было столь значительно, что еще в ХVI в. ему поклонялся знаменитый французский моралист Мишель Монтень. Не случайно на надгробном камне могилы Монтеня выбита надпись: "Он догматы Христа, соединил со скептицизмом Пиррона". На книге "Опытов" Мишеля Монтеня я бы хотел остановиться особо.
  Шедевром является все сочинение Монтеня, но сейчас нас в наибольшей степени будет интересовать глава с примечательным названием: "О том, что наше восприятие блага и зла в значительной мере зависит от представления, которое мы имеем о них".
  Философ начинает ее со следующих слов: "Людей, как гласит одно древнегреческое изречение, мучают не самые вещи, а представления, которые они создали себе о них. И если бы кто-нибудь мог установить, что это справедливо всегда и везде, он сделал бы чрезвычайно много для облегчения нашей жалкой человеческой участи. Ведь если страдания и впрямь порождаются в нас нашим рассудком, то, казалось бы, в нашей власти либо вовсе пренебречь ими, либо обратить их во благо. Если вещи отдают себя в наше распоряжение, то почему бы не подчинить их себе до конца и не приспособить к нашей собственной выгоде?
  
  И ЕСЛИ ТО, ЧТО МЫ НАЗЫВАЕМ ЗЛОМ И МУЧЕНИЕМ, НЕ ЕСТЬ САМО ПО СЕБЕ НИ ЗЛО, НИ МУЧЕНИЕ, И ТОЛЬКО НАШЕ ВООБРАќЖЕНИЕ НАДЕЛЯЕТ ЕГО ПОДОБНЫМИ КАЧЕСТВАМИ, ТО НЕ КТО ИНОЙ, КАК МЫ САМИ, МОЖЕМ ИЗМЕНИТЬ ИХ НА ДРУќГИЕ.
  
  Располагая свободой выбора, не испытывая никакого давления со стороны, мы, тем не менее, проявляем необычайное безумие, отдавая предпочќтение самой тягостной для нас доле и наделяя болезни, нищету и позор горьким и отвратительќным привкусом, тогда как могли бы сделать этот привкус приятным; ведь судьба поставляет нам только сырой материал, и нам самим предоставќляется придать ему форму... От нас самих зависит придать ему другой привкус и другой облик, ибо все, в конце концов, сводится к этому.
  Если бы подлинная сущность того, перед чем мы трепещем, располагала сама по себе способќностью внедряться в наше сознание, то она внедќрялась бы в сознание всех равным и тождественќным образом, ибо все люди - одной породы и все они снабжены в большей или меньшей степени одинаковыми способностями и средствами познаќния и суждения. Однако РАЗЛИЧИЕ В ПРЕДСТАВЛЕќНИЯХ ОБ ОДНИХ И ТЕХ ЖЕ ВЕЩАХ, КОТОРОЕ НАБЛЮќДАЕТСЯ МЕЖДУ НАМИ, ДОКАЗЫВАЕТ С ОЧЕВИДНОСТЬЮ, ЧТО ЭТИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СКЛАДЫВАЮТСЯ У НАС НЕ ИНАќЧЕ, КАК В СООТВЕТСТВИИ С НАШИМИ СКЛОННОСТЯМИ..." .
  
  Мишель Монтень посвящает целые страницы примерам и рассуждениям, убеждающим в правоте этого взгляда. Я не стану на них задерживаться, поскольку наша собственная жизнь, в конце концов, способна предоставить нам не меньше аналогичных доводов, но будучи уже всецело нашими, они будут и ближе нам и весомее в наших глазах. Однако выводы, к которым приходит Монтень, с моей точки зрения, заслуживают того, чтобы привести их почти полностью:
  "Счастлив тот, кто сумел с такой точностью соразмерять свои нужды, что его средства оказыќваются достаточными для удовлетворения их, без каких-либо хлопот и стараний с его стороны. Счастлив тот, кого забота об управлении имуќществом или о его приумножении не отрывает от других занятий, более соответствующих складу его характера, более спокойных и приятных ему.
  Итак, и довольство и бедность зависят от представления, которое мы имеем о них; сходным образом и богатство, равно как и слава или здоќровье, прекрасны и привлекательны лишь насќтолько, насколько таковыми находят их те, кто пользуется ими. Каждому живется хорошо или плохо в зависимости от того, что он сам по этому поводу думает. Доволен не тот, кого другие мнят довольным, а тот, кто сам мнит себя таковым. И вообще, истинным и существенным тут можно считать лишь собственное мнение данного челоќвека.
  [...] Внешние обстоятельства принимают тот или иной характер в зависимости от наших внутренќних свойств, подобно тому, как наша одежда соќгревает нас не своей теплотою, но нашей собќственной, которую, благодаря своим свойствам, она может задерживать и накапливать. Тот, кто укутал бы одеждою какой-нибудь холодный предмет, точќно таким же образом поддержал бы в нем холод: так именно и поступают со снегом и льдом, чтобы предохранить их от таяния" .
  Наконец, Монтень, резюмируя свои мысли, ставит чуть ли не диагноз душевным переживаниям человека:
  "Вещи сами по себе не являются ни трудными, ни мучительными, и только наше малодушие или слабость делают их такими. Чтобы правильно судить о вещах возвышенных и великих, надо иметь такую же душу; в противном случае мы припишем им наши собственные изъяны. Весло, погруженное в воду, кажется нам надломленным. Таким образом, важно не только то, что мы видим, но и как мы его видим".
  "Если жить в нужде плохо, - считает автор "Опытов", - то нет никакой нужды жить в нужде". И заключает: "Всякий, кто долго мучается, виноват в этом сам. Кому недостает мужества как для того, чтобы вытерпеть смерть, так и для того, чтобы вытерпеть жизнь ...чем поможешь такому?"
  
  В философии прошлого значительное место уделялось исследованию соотносительного характера противоположных понятий, т.е. выявлению того положительного эффекта, который несет в себе наличие однозначно отрицательных, на первый взгляд, характеристик явления или вещи. Гераклит, к примеру, полагал, что "болезнь приятным делает здоровье, зло - добро, голод - насыщение, усталость - отдых" . А китайский философ Лао-цзы само появление антагонистических представлений связывал с изначальным познанием одного из них: "Когда все люди узнают, что красивое является красивым, - говорит он, - появляется и безобразное. Когда [все] узнают, что добро является добром, возникает и зло" .
  Подобный подход сделал возможным появление целых философских концепций, в которых видимое зло трактуется как добро по существу, хотя человек и воспринимает его в обратном свете.
  Огромную известность приобрело в свое время сочинение графа Шефтсбери (Антони Эшли Купера) (1671-1713) "Моралисты" (1709, первоначально, в 1705 г., вышедшее под названием "Общественный энтузиаст"). В чем суть воззрений Шефтсбери? Согласно его теории, "Никакого действительного зла в сущности вовсе нет; есть лишь видимость зла, феномены зла, которые в конечном счете разрешаются в благо. И каждая отдельная, особая природа, и всеобщая природа, природа в целом, постоянно стремятся к своему благу и порождают то, что для них есть благо. Если же во всеобщей связи вещей одни должны уступить другим, подвергнуться порче или даже погибнуть, что, конечно, является для них злом, то, в общем, всегда поддерживается гармония и согласие всех разнообразных частей противоречивого, но единого природного целого. В таком порядке и гармонии и заключается благо и красота мира, и все вещи в совокупности стремятся к этой цели - благу единства всебытия.
  А ЕСЛИ ЧТО-ЛИБО ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ НАМ ПОРОЧНЫМ И НЕСОВЕРШЕННЫМ И МЫ СКЛОННЫ СЧИТАТЬ ЭТО ЗЛОМ, ТО ВСЕГДА СЛЕДУЕТ ИМЕТЬ В ВИДУ, ЧТО УМ, НЕ ОБЛАДАЮЩИЙ СПОСОБНОСТЬЮ БЕСКОНЕЧНОГО ВИДЕНИЯ, НЕ МОЖЕТ ОХВАТИТЬ ВСЕЙ БЕСКОНЕЧНОСТИ ВЗАИМНО СОПРЯЖЕННЫХ ВЕЩЕЙ, А ПОТОМУ ДОЛЖЕН ВИДЕТЬ В НЕСОВЕРШЕННОМ СВЕТЕ ТО, ЧТО ВНУТРИ СЕБЯ САМОГО НА САМОМ ДЕЛЕ СОВЕРШЕННО.
  Отсюда и проистекают те мнимые изъяны, которые ставятся в упрек природе, тогда как в ней есть только естественное и полезное. "Добро преобладает здесь; и любое природное существо, смертное и подверженное порче, из-за смертности и испорченности своей лишь уступает природе лучшей, а все они в совокупности уступают наилучшей и наивысшей Природе, природе бессмертной и не подверженной порче"" .
  Но, пожалуй, по-настоящему всемирная известность теории мировой гармонии связана с именем Готфрида Вильгельма Лейбница (1646-1716). Сам Лейбниц считал, что почти все его идеи уже содержатся в труде Шефтсбери. Тем не менее именно лейбницевская "Теодицея" (1710 г.) положила действительное начало широкому распространению взгляда, который резюмировался в широкоизвестной и ныне поговорке: "Все к лучшему в этом лучшем из миров" . В наиболее общих чертах концепция Лейбница выглядит следующим образом: "Как сверхъестественное чудо оказывается видимостью по мере того, как мы поднимаемся ко все более широкому и глубокому познанию, так и ЗЛО ВСЕ БОЛЕЕ УЛЕТУЧИВАЕТСЯ ПО МЕРЕ НАШЕГО ВОСХОЖДЕНИЯ КО ВСЕ БОЛЕЕ ОБШИРНОЙ ЦЕЛОСТНОСТИ И ОСОЗНАНИЯ ТЕХ ИЛИ ИНЫХ ОТНОШЕНИЙ И ПОРЯДКОВ КАК ЕЕ ЧАСТИЧНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ. С одной стороны, зло неизбежно, поскольку наша природа ограничена в сравнении с абсолютно безграничной природой божественного существования. С другой же стороны, нужно всегда помнить, что зло составляет, по Лейбницу, необходимый компонент мировой гармонии. И оно становится все более незначительным по мере расширения нашего кругозора в пространстве и времени. Немецкий философ говорит в этой связи о непрерывном прогрессе цивилизации и культуры, осуществляемом в мире" .
  Однако взгляды Лейбница на добро и зло столь значительны, что я считаю себя просто обязанным привести здесь важнейшие мысли "Теодицеи", воспользовавшись "Историей философии" другого выдающегося немецкого философа - Людвига Фейербаха (1804-1872).
   "Лейбниц... с точки зрения Вселенной сводит все зло, всех несчастных и навеки осужденных к чему-то presque néant [почти несуществующему]" .
   "Без совести нет ощущения вины, без ощущения добра нет ощущения зла и его мучительности; даже самая ужасная мука, мука вины, угрызения совести, есть лишь косвенное ощущение добра и его всемогущества. Добро было бы крайне ограниченной и жалкой силой, если бы зло могло начисто и безусловно отмежеваться от него и основать, так сказать, самостоятельное царство. Итак, если страдание от мук есть только остаток неустранимого в зле добра, то и ад, чтобы быть адом, должен заключать в себе свою противоположность, а сосредоточившаяся в себе сфера зла, чуждая всякого блага, как и всякой разумной, освобождающей деятельности и действительности, есть поэтому самый страшный призрак, какой могла вызвать из своего царства теней сила воображения - эта еще далеко не исследованная способность" .
   "17. Важнейшие мысли "Теодицеи"
   [...] Если бы среди возможных миров не было наилучшего, то бог не произвел бы никакого мира. А так как он все делает в соответствии с высшим разумом и вообще не способен действовать помимо или вопреки разуму (ј 196), то он выбрал наилучший мир (ј 8)... Здесь возможно возражение, что, наверное, мог бы существовать мир без греха и страданий; но в таком случае он не был бы лучшим миром, потому что все находится в связи с каждым из возможных миров; Вселенная, какова бы она ни была, есть нечто монолитное подобно океану. Поэтому во Вселенной ничего нельзя изменить без того, чтобы вместе с этим не распалось самое ее существо... Поэтому если бы в ней недоставало самого незначительного зла, какое происходит в этом мире, то она не была бы более этим миром, тем миром, в котором все рассчитано и проверено и который поэтому и был признан богом как наилучший и был избран им (ј 9)...
   Впрочем, можно вообразить себе возможные миры без греха и несчастья; но как раз эти возможные миры стояли бы гораздо ниже нашего, о чем можно заключить уже a posteriori из действия, именно из того, что бог избрал мир таким, каков он есть. Кроме того, известно, что часто зло вызывает благо, и без этого зла благо не было бы достигнуто. Часто даже два зла производят большое благо: двойной яд проявляет себя целебно. Ведь даже в римской церкви поют в священный вечер накануне пасхи: "Адамов грех - священная необходимость: ведь смерть Христа очистила его. Блаженна та вина, которой спаситель так чудесно, так величественно покорился!"
   Впрочем, зла не так много, как некоторые утверждают. "Зло удваивается, если на него обращают особое внимание... И только вследствие недостатка внимания наши блага уменьшаются. Если бы нашим обычным состоянием была болезнь и мы только изредка пользовались добрым здоровьем, то мы бесконечно больше ценили бы это великое благо и менее чувствовали свои страдания. Несмотря на это, конечно, все же лучше, что здоровье - обычное состояние, а болезнь - исключение... Если принять во внимание хрупкость человеческого тела, то нужно удивляться не тому, что люди временами бывают больны, а скорее тому, что они так редко, а не всегда бывают больны (ј 14, 13)... Бейль* видит в мире только больницы да тюрьмы, но домов существует больше, чем темниц. Еще Эврипид великолепно говорит: "Людям дано больше счастья, чем бедствий" (ј 258)" .
   "... Мы находим в мире вещи, которые нам не нравятся; но мы должны знать, что он существует не для нас одних! И все-таки мир создан для нас, если только мы мудры; он для нас будет подходящим, если мы ему будем соответствовать; мы будем счастливы в нем, если мы того хотим (ј 194)... [...] Кроме того, премудрость должна создавать многообразие: умножать количество вещей одного и того же рода, как бы ни были они благородны, было бы просто преизбытком и в то же время скудостью. Поэтому природе нужны животные, растения, неодушевленные тела: в неразумных созданиях есть нечто чудесное, что упражняет и занимает разум. Что делало бы разумное существо, если бы совсем не было неразумных вещей, и о чем бы оно мыслило, если бы не было ни движения, ни материи, ни чувств? (ј 124)" .
  
   Безусловно, далеко не все разделяли воззрения Шефтсбери и Лейбница.
   Яков Бёме (1575-1624) полагал видимый, настоящий, действительный, материальный мир местом действия зла . Он считал, что "принцип зла лежит в самом боге": "Если говорить по-вашему, что бог могуществен во всем, а это истинно, то я должен сказать, что бог все. Он бог, он небо и ад, а также внешний мир, ибо от него и в нем происходит все" . Но настаивая на всесилии и всевластии сил зла, Бёме находит это прекрасным: "Во всех есть яд и злоба; оказывается, что так должно быть, иначе не было бы ни жизни, ни подвижности, не было бы также ни цвета, ни добродетели, ни толстого, ни тонкого или какого-либо ощущения, но все было бы ничто". Поэтому, как свидетельствует Л. Фейербах, "дьявол, по Якову Бёме, есть соль природы, без которой все было бы лишь безвкусной кашей, ибо принцип всякого различия или вида и принцип зла один и тот же. Но в боге принцип зла есть принцип не зла, а добра"...
   Бог обнаруживается лишь в своей противоположности, в отличии от себя, если бы бог не полагал в себе противодействия противоположности, то он не знал бы себя самого. Но это самосознание есть сознание добра о себе, любви и, как самосознание любви, источник радости, блаженства; бог есть блаженство, так как или поскольку он познает себя богом. Таким образом, принцип отрицательности, противоположения, раздвоения, принцип зла в боге есть причина добра. Отрицательное в боге есть положительное. Огонь отрицательности, индивидуальность в боге есть лишь благотворное горение любви, огонь любви, добра; принцип зла есть в боге лишь причина* того, что положительное, добро ...становится подвижным, действующим, чувствительным, деятельным, познающим само себя" .
   Интересно, с моей точки зрения, и следующее замечание Бёме: "...Зло играет ту же роль, что страсть в более подчиненной сфере человеческой жизни. Страсть здесь принцип зла; но принципом зла и даже злом она становится, лишь когда и поскольку она, отделяясь от добра, становится собственной жизнью; сама по себе страсть есть двигатель, энергия, огонь, форма, дух добра. Доброта, которая, так сказать, неодержима бесом, не имеет в себе принципа и момента зла, огня индивидуальности, жизненности и страстности, не есть доброта духа, а доброта глупости" .
  
  Другой яркой фигурой является Бернард Мандевиль (1670-1733). В трактате "Исследование о природе общества" он также выступает как поборник не добра, а зла, но трактует его как позитивный принцип. Мандевиль отстаивает добро, защищая зло!
  Концепция роли зла в экономической и социальной истории человечества выглядит у него следующим образом:
  "В состоянии райского благополучия, когда человек имел все, что желал, и ничто не досаждало ему и не беспокоило его, он ничего не мог добавить к своему счастью. Но, утратив это состояние и столкнувшись с целым хаосом зла: многочисленными нуждами и потребностями, собственными пороками и несовершенствами и суровостью окружающей природы, люди сумели развиться и образовать большие и процветающие общества. Древо греха стало для них и древом познания. Именно крайности тепла и холода, непостоянство времен года, буйство ветров, сила и коварство воды, ярость и непослушность огня и упорство и бесплодность земли, заставили людей напрягать воображение. И размышлять о том, как бы избежать несчастья, которое они могут принести, или устранить вред, ими причиняемый, и, применяя тысячи различных способов, обратить их себе на пользу. Отсюда произошли науки и искусства. А все, что искусство и опыт не научили людей обращать для себя во благо, оставалось для них злом.
   Чтобы восполнить свои слабости, исправить несовершенства, удовлетворить нетерпение и даже лень, люди изобретают разнообразные орудия труда и инструменты, постройки и средства передвижения. Постоянно работая ради удовлетворения своих потребностей и нужд - а каждая потребность, каждая нужда до того, как она удовлетворена, есть зло, которое должно быть исправлено соответствующим занятием или ремеслом, - они развивают производства и ремесла, которые в свою очередь вызывают у них новые желания и нужды. От этих потребностей и нужд зависят все те взаимные услуги, которые люди оказывают друг другу; и чем больше разнообразие нужд, тем большее число людей может найти свой частный интерес в труде на благо других и, объединившись, составить одно целое..."
   "Исследование о природе общества" завершает следующее положение: "... то, что мы называем в этом мире злом, как моральным, так и физическим, является тем великим принципом, который делает нас социальными существами, является прочной основой, животворящей силой и опорой всех профессий и занятий без исключения; здесь должны мы искать истинный источник всех искусств и наук; и в тот самый момент, когда зло перестало бы существовать, общество должно было бы прийти в упадок, если не разрушиться совсем" .
   Нетрудно заметить, что позиция Мандевиля лишь по видимости, но не по существу, опровергает тех, кто стоит на стороне добра. Мандевиль отстаивает право называть злом то, что кажется нам злом, но в то же самое время доказывает, что это видимое зло идет только во благо нам. Господь не удовлетворяет все обращенные к нему просьбы - хорошо это, или плохо? Плохо, если это моя просьба, говорим мы. Но что сталось бы с миром, если бы все, о чем просят все люди сбывалось, учитывая, что как гласит народная мудрость, "русская беда не в том, что у меня сдохла корова, а в том, что у соседа все еще жива". Отсюда - "счастье, что молитвы, а также желания большинства людей не имеют значения, - делает вывод Мандевиль, - в противном случае единственным, что сохраняло бы людей пригодными для общества и предотвращало бы наступление хаоса в мире, была бы невозможность удовлетворения всех просьб, обращенных к небу" .
  
   Итак, сколь бы различны ни были исходные посылки и задачи, которые ставили перед собой те или иные мыслители, в одном они, пожалуй, всегда были солидарны, а именно: ту или иную ситуацию можно оценивать по-разному. Томас Гоббс (1588-1679) выразил эту мысль предельно просто: "природа добра и зла зависит от совокупности условий, имеющихся в данный момент" . Иначе говоря, поскольку "всякий человек называет добром то, что ему нравится или доставляет удовольствие, и злом то, что ему не нравится" , а для различных людей предметами влечения и отвращения служат различные, иногда прямо противоположные вещи, то существует множество вещей, которые для одних - благо, а для других - зло. Объясняется это тем, считает Гоббс, что в силу различия характера, привычек и образа жизни у людей формируются и различные представления о добре и зле. Более того, один и тот же человек в зависимости от времени и обстоятельств способен по-разному относиться к одним и тем же вещам. Так, "в одно время он хвалит, т.е. называет добром то, что в другое время он хулит и называет злом" .
   Помимо философии, давней ареной "выяснения отношений" добра и зла является литература, а в последнее столетие к ней добавилось еще и кино. Собственно говоря, это ключевая, главная тема художественного творчества: на столкновении добра и зла построено 99% всех литературных сюжетов, а может быть и все 100.
  Необозримость материала делает нереальной любую попытку вместить в краткий обзор анализ хотя бы части произведений, в которых сталкиваются добро и зло, гений и злодейство. Но мимо одного сюжета я никак не могу пройти. Речь идет о так называемой притче об отшельнике, известной еще со времен средневековья. Сюжет этой притчи был положен Вольтером в основу рассказа "Отшельник" для философской повести "Задиг, или Судьба", слова из которой я поставил в качестве эпиграфа к данной главе. В свое время Вольтеру пришлось даже выслушать обвинения в плагиате, поскольку ранее вышла одноименная поэма английского поэта Томаса Парнела. Но, скорее всего, притча древнее и повести Вольтера и поэмы Парнела. К примеру, Р. Апресян, пересказом которого я хочу воспользоваться, ссылается еще на "Римские деяния":
  "...Некий отшельник, став свидетелем несправедлиќвости, решил оставить свою пещеру и вернуться в мир. Господь, видя это, послал ему ангела добра в образе человека, чтобы тот сопровождал отшельника. По доќроге они заночевали в доме одного рыцаря, который очень радушно принял их. В полночь ангел подошел к колыбели маленького сына рыцаря и задушил его. Отшельник ужаснулся совершенному злодейству, но не посмел сказать слово. На другую ночь они попросились на ночлег в другом доме, где были приняты с почетом. В полночь ангел встал и положил в свой кошель любиќмый золотой кубок хозяина. Отшельник и это видел, но смолчал. Днем на переправе нищий указал им дорогу, а когда повернулся и хотел идти своей дорогой, ангел выхватил кинжал и вонзил его нищему в спину. Отќшельник про себя удостоверился с точностью, что спутќник его - диавол, а не ангел добра; однако вновь не сказал ни слова. На третью ночь они попросились на ночлег в новом месте, их же обругали и пустили только в хлев к свиньям. Наутро ангел, сердечно блаќгодаря хозяина, преподнес ему краденый кубок. Тут отќшельник не выдержал и отказался далее держать путь с таким спутником. Ангел же вот что сказал в свое оправдание: младенец был задушен, ибо до рождения сына рыцарь был щедрым и милосердным, а став отцом, ни о чем, кроме сына, уже не мог думать. Сейчас же он вновь обратится к праведности, младенец же станет анќгелом. Кубок был украден, ибо хозяин, после того как ему подарили кубок, забыл добронравие и пристрастился к пьянству. Теперь он вновь станет трезвенником и сможет служить богу. Безвинный нищий был убит, поќтому что через день с ним случилась бы беда, а сейќчас он попал в рай. Негостеприимный хозяин полуќчил в дар кубок, и кубок сделает его несчастным, и злой человек попадет в ад. "Потому положи узду на уста свои и не суди дел божиих, богу ведомо все". Услышав эти слова, отшельник пал к ногам ангела и попросил простить его, а сам воротился в покинутую пещеру" .
  Эта история, пусть даже и вымышленная, интересна тем, что разумно предостерегает людей не спешить называть "диаволом" "ангела добра". Не вся картина происходящего открывается взору человека, иногда самое главное как раз и остается ему недоступно.
  
  Таков мой далеко не полный экскурс в историю этической и философской мысли прошлого, посвященный проблеме добра и зла, который бы я хотел предпослать изложению своих собственных взглядов.
  
   Жизнь - страдание или наслаждение? Более двух тысячелетий назад Будда Гаутама, основатель самой древней из мировых религий - буддизма, возвестил миру "четыре возвышенные истины". Первая, и самая главная из них, гласила, что жизнь есть страдание:" рождение - страдание, старость - страдание, болезнь - страдание, разлука с приятным - страдание, неполучение чего-либо желаемого - страдание..." .
   Провозгласив страдание всепоглощающей реальностью земной жизни, буддизм всю свою энергию обрушил на подавление источника страдания - "жажды жизни". Знаменитый буддийский "восьмеричный путь" , ведущий к прекращению страданий, как раз и является, с точки зрения буддизма, тем единственным правильным путем, следуя которому, можно преодолеть жажду бытия и вырваться из тягостного круга жизни-страдания.
  Несмотря на мрачный приговор, вынесенный Буддой жизни, буддизм и как религия, и как философия, представляет собой очень яркое явление. Не случайно под его знаменами прошли многие миллионы людей, да и сегодня он не утратил своей роли как мировая религия. Но, если два с половиной тысячелетия назад, учение Будды было, вероятно, естественным отражением тогдашней реальности? Если в тех исторических условиях, оно соответствовало мироощущению подавляющей части человечества, и его взгляды на жизнь были лишь выражением чувств, которые так или иначе посещали почти всех его современников? То сегодня, по моему глубокому убеждению, даже правоверные буддисты, подчиняющиеся традиции, не вполне уверены в том, что жизнь действительно состоит только из страдания, для страдания, и что жизнь и радость - вещи несовместимые.
  Думаю, что и сам мир и человечество в нем за это время существенно повзрослели. Изменился не столько сам человек, сколько то, на что Господь открыл ему глаза. За это время Бог, которому человек не был чужд никогда, еще более приблизил его к себе. У нас все меньше и меньше оснований бояться Бога, и все больше - восхищаться им и миром, который он сотворил. Господь позволил нам познать природу грома и молнии, смерча и землетрясений, раскрыл тайны, о постижении которых наши далекие предки даже и не мечтали. Каждый новый день человечества сделал он днем открытия. Не себе, не своему труду, но, в первую очередь, Божьему промыслу обязаны мы искусству защищать себя и противостоять опасности.
  Эволюция человека это следствие, отражение трансформирующегося проявления Божественной воли в человеке.
  Человеку никогда не дано проникнуть во всей полноте в глубину Божьего замысла, но сегодня Господь позволяет ему знать больше и видеть дальше, чем тысячелетие или два назад. Потому-то и представление о Боге не осталось неизменным. Потому меняется и отношение к жизни, и восприятие ее человеком.
  Мое рассуждение приводит меня к выводу, что сегодняшняя оценка человеческого существования не может оставаться такой, какова она была во времена Будды. Настало время сказать, что жизнь не стремление к страданию, но, наоборот, стремление к наслаждению. И я уверен, что так же как когда-то массы людей приняли идею жизни-страдания, они сегодня могут и готовы принять идею жизни-наслаждения. Человечество накопило достаточное количество интеллекта и жизнелюбия для того, чтобы именно сейчас воспринять мысль о всеобщей радости жизни и безгрешности нашего бытия.
  
  Парадокс "абсолютного добра". Великое множество философов-мудрецов превозносили и проповедовали добро. Но вот парадокс: стремясь к добру и искренне желая его, люди превосходным образом радуются злу. И вот тому пример (один из миллионов): если мы действительно стремимся к созиданию добра и только добра, то тогда не должна ли считаться злом всякая победа над более слабым. Кто, к примеру, должен быть чемпионом мира по футболу, одна ли команда, или все участники? Абсурдный вопрос, скажете вы, что же это за соревнование, в котором все только побеждают. Но ведь по теории мыслителей-добролюбов только так и должно быть, поскольку мы не должны производить на свет зло и уж тем более радоваться ему. Но разве не является злом поражение в игре, или даже результат самой жеребьевки, когда соперником команды Мальты становится значительно более сильная сборная Италии или, скажем, Аргентины. Разумеется это несправедливо, это зло, скажет проигравшая команда и ее болельщики. И по теории близоруких добролюбов они будут абсолютно правы: если уж добро, то добро всем, если нужен чемпион - то пусть им будут все одновременно.
   А в самой команде?... Есть вратари, защитники, нападающие. Но стадион ждет гола. Гол - апофеоз, вершина игры, именно ради него миллионы людей откладывают свои дела и отправляются на стадион или на несколько часов располагаются у экранов телевизоров. Понятное дело, что и героями игры, в первую очередь, становятся те, кто эти ожидания оправдывает. Но в таком случае в команде просто не может быть таких, кто явно или тайно не мечтал бы быть забивающим форвардом. (Понаблюдайте когда-нибудь за детьми, собравшимися во дворе, чтобы поиграть футбол и вы увидите, какая борьба идет у них только за то, чтобы не быть защитником, или, что считается уж совсем скверным, вратарем. А ведь дети в данном случае просто более явно демонстрируют те качества, которые пытаются скрыть от посторонних глаз умудренные опытом взрослые) Что же получается?... Сделать всех центрфорвардами: никаких вратарей, защитников и полузащитников, только форварды. Абсурдно? Да. Но такова логика всех теорий абсолютного нетворения зла.
   Выходит, что абсолютное, неограниченное ничем добро ("чемпионом становится каждый, кто хочет им быть"), оборачивается своей противоположностью: стирается всякая грань между победой и поражением, есть чемпионы, но нет победителя, есть стремление к победе, но оно бессмысленно...
   Какой же напрашивается вывод? Думаю, он очевиден. Злом является не то, что существует сейчас, а то, что существовало бы, если бы абсолютное добро стало возможно. Зло не в том, что слабый проиграл, а сильный выиграл, и не в том, что проиграл менее удачливый, а выиграл более удачливый, а зло то, что если бы было наоборот, ЕСЛИ БЫ УТОПИЯ АБСОЛЮТНОГО ДОБРА СТАЛА РЕАЛЬНОСТЬЮ, ТО ЭТО И БЫЛА БЫ РЕАЛЬНОСТЬ АБСОЛЮТНОГО ЗЛА.
   Сегодня очень часто приходится сталкиваться с теми или иными конкретными теориями спасения человечества перед некой мифической угрозой конца света (не стану их перечислять, их много, от старых традиционных, до новейших, суперсовременных) . К чему они сводятся? Да к тому, что их сторонники, говоря об угрозе гибели человечества, призывают всех участников "соревнования", всех 100% вступивших в борьбу за чемпионский титул, сохранить свою жизнь до самого финала и стать чемпионами. К чему ведет такая философия? Стань ее идеи реальностью, мир утратил бы свою естественность. И пусть это прозвучит резко, жестко, но это нормально, когда гибнут тысячи, для того чтобы остались сотни, когда сотня отдает себя, чтобы сохранить десятки, а из десятков выявляется один. Ибо этот один соберется, в свою очередь, с десятками других таких же единиц, и эти десятки создадут сотни тысяч, из которых сложатся новые миллионы, чтобы повторить путь к одному и от него к новым миллионам. Это нормальный, естественный круговорот жизни, и конца ему нет и быть не может. Мы ни в коем случае не пропадем, не погибнем, потому что вся наша сила, вся наша мудрость, вся энергия будет сконцентрирована в следующем поколении, будет унаследована и сохранена им.
   Однако вернемся к нашей футбольной теме. Если бы мы спросили настоящего болельщика, ну, к примеру, фаната какого-либо английского клуба, с чем у него ассоциируется понятие зла, то накануне ответственного матча своей команды, он, вероятно, не задумываясь назвал бы злом поражение в игре своих любимцев. И это вполне понятно и объяснимо, если ход игры окажется таковым, что ее можно будет отнести к числу так называемых драматических матчей. Когда, например, команда выигрывала, победа была уже близка и казалась неизбежной, но соперник в последние минуты сумел не только сравнять счет, но и выйти вперед. То это, наверняка, окажется для болельщика английского клуба настоящей трагедией. И это тоже нормально.
   Но если бы, в 1/16 или 1/32 финала какого-либо соревнования, тому же болельщику предложили, чтобы с этого момента все оставшиеся команды (в том числе, разумеется, и его) перестали бы проигрывать и, благополучно достигнув финала, взобрались бы на пьедестал, он, уверен, не принял бы такой радости и скорее предпочел бы увидеть свою команду побежденной, нежели позволить ей раствориться в море победителей.
   Но тогда получается, что благо не в победе, точнее, не всегда только в победе, а в процессе соперничества, в процессе перехода от желаемого к действительному. Не цель сама по себе, а ее достижение делают благо благом. Иначе говоря, благо состоит в движении от нужды к изобилию, от плохого к хорошему, где вчерашнее плохое становится хорошим сегодня и наоборот. Придя к этому заключению, я нахожу, что оно относится не только к каким-то частным случаям, но имеет характер универсального правила. Ведь даже счастье следовало бы определить как процесс перехода от нужды к изобилию, поскольку если бы изобилие присутствовало как изначальная данность, то ощущение счастья было бы попросту невозможно. Нужде обязаны мы всем тем, что имеем, именно в момент ее устранения мы и обретаем счастье.
   Что же касается соревнования, то в самом его понятии заложена возможность, как победы, так и поражения. Но эволюция - такое же соревнование. Стремление к сохранению человечества в неприкосновенности есть отказ от принципа эволюции. Человечество и так не погибнет. Может погибнуть человек как вид, каким мы его сегодня знаем, но и тогда его энергия, его разум обязательно обретут какую-то иную, еще не известную нам, форму существования и это совсем не печально...
  
   Принцип потребления. Возможно ли создание мира, основанного на разрушении? Может ли в основе чего-либо ЦЕЛОГО лежать принцип разрушения? Выше я уже частично ответил на этот вопрос, и повторю вновь, что не считаю это возможным. Но не противоречу ли я при этом фактам нашей действительности? Ведь мир, на первый взгляд, как раз и состоит из разрушения. Мы постоянно разрушаем великое множество из того, что нас окружает, чтобы сохранить свое собственное существование: мы ежедневно убиваем бесчисленное множество всяческой живности, растений, да чего угодно, только бы самим продолжать жить. Мы уже привычно именуем сырьем то, на создание чего природа затратила миллионы лет.
  Все это, безусловно, так. Но в то же время логично задаться вопросом, а действительно ли разрушение является разрушением? Если в основе всего, что продолжает нашу жизнь, лежит реальное разрушение, то, вероятно, и мы сами уже не единожды должны бы были быть разрушены. Поскольку и мы и наш мир все еще существуют, то, скорее всего, ошибочен сам исходный тезис о преобладании разрушения, или, более точно, неверно наше привычное толкование соотносительных пропорций созидательного и разрушительного начал в явлениях мира.
   Чисто теоретически все мы, наверное, были бы не против, если бы основным принципом или идеей, на которой основано наше общество, стало абсолютное непричинение зла одним существом другому. Это желание получило отражение во многих моделях идеального общества. Рожденное идеальными фантазиями "наиболее миролюбивых из людей", оно рисуется как "добрая" альтернатива существующему "злому обществу". Суть проповедуемой здесь философии сводится к обличению зла мира и призывам стремиться к творению добра. Стремление к добру рассматривается в качестве основного средства достижения счастливого общества, где все будут счастливы и в котором, естественно, никто не будет причинять боли и несчастья другому.
   Но давайте попробуем разобраться в самом вопросе о том, а что же есть зло. Причем попытаемся отыскать самый "корень зла", его начало, памятуя, однако, что версию сатанинской природы зла мы уже отвергли.
   Я не вижу необходимости опускаться до мира элементарных частиц, в котором, кстати говоря, согласно современным физическим знаниям, большинство частиц неустойчиво, короткоживуще, и "спустя ничтожно короткое время они распадаются, превращаясь после ряда радиоактивных распадов... в немногие, уже устойчивые частицы с меньшей массой: электроны, протоны или нейтроны, или в соответствующие им античастицы" . Для нас будет вполне достаточно рассмотрения основной единицы органической жизни - клетки. И что же мы увидим? Наш мир в миниатюре: для того чтобы существовать и принести потомство, одна клетка пожирает другую, а эту клетку, в свою очередь, пожирают другие и т.д.
   По большому счету, по большому счету любое, на что мы обратим свое внимание, есть клетка, частичка более значительного целого. И совершенно не важно, как мы их назовем: атом, электрон, человек или как-то иначе. МЫ ЖИВЕМ В МИРЕ, В КОТОРОМ ГОСПОДСТВУЮЩИМ ПРИНЦИПОМ ЯВЛЯЕТСЯ ПРИНЦИП ПОТРЕБЛЕНИЯ. Основным стержнем, основным направлением и сознанием всего нашего общества является потребление одним другого. Мы не можем существовать не потребляя, читай - убивая: помидор, картошку, курицу, а кто-то (как это не печально) убивает человека. И по существу нет никакой разницы между убийством курицы и кошки, или собаки и свиньи, хотя убийство курицы и свиньи мы почему-то убийством называть не склонны, так как совершаем его по необходимости, чтобы съесть и жить, а вот убийство собаки или кошки откровенно порицается, поскольку для него этого оправдания не существует. Но это уже проблема лежащая в моральной плоскости.
   Таким образом, мы поставлены перед выбором: либо признать свой МИР МИРОМ, в котором мы убиваем и пожираем себе подобных, и осудить его, либо ПРИЗНАТЬ ЭТО НОРМОЙ И ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ИМЕНОВАНИЯ ЭТОЙ НОРМЫ ЗЛОМ. Думаю, что если мы все-таки собираемся остаться на своей земле и выбираем жизнь, то у нас нет иной возможности, как принять мир таким, каков он есть. Уверен, что и Господь не осудит нас за это, ведь ни Христос, ни Будда, ни Мухаммед тоже не питались духом святым. Непричинение зла живому, или ахимса - один из основных принципов восточной философии, свидетельство ее внутреннего благородства. Но увы, можно сколько угодно мести перед собой метелочкой, стереть ее до основания, но избежать убийства все равно не удастся: не ту, так другую букашечку, невольно придавит тяжелая стопа человека.
   Вот и получается, что не существовало, не существует, и пока что не может быть осуществлен на земле тот рай, при котором всему живому были бы в равной мере гарантированы абсолютное счастье и неприкосновенность. Это невозможно уже в силу того, что противоречит основному принципу нашего мира - он живет в одних за счет отнятия ими энергии жизни у других. Птица пожирает червей, птицу - человек, а человека - черви, и конца этому коловращению энергии нет и на сегодня быть не может. Таково положение вещей, установленное Богом, и оно будет продолжаться ровно столько, сколько определил ему существовать Господь, и никто и никогда из смертных не сможет его изменить.
   Таким образом, у человека нет другого выхода, как только самому определить для себя, является ли его существование в мире для него счастьем или несчастьем. И поскольку другие миры нам недоступны, то Земля остается для человека наилучшим из миров. Есть в одной из песен А. Розенбаума такие слова: "Мне бы оторвать лист календаря, и в очередь встать за другой судьбой", но многозначительное бы перечеркивает всякую надежду на осуществление этой мечты.
  
   Стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой... Вот мы и подошли вплотную к знаменитому вопросу Альбера Камю, названного им основополагающим вопросом философии, с которым, если помните, я счел нужным познакомить вас еще в предисловии к книге. Сразу же оговорюсь, что на этот непростой вопрос каждый человек должен ответить для себя сам, а я могу только попытаться помочь ему произнести не "Нет", но "Да".
   Итак, что же мы имеем?
  Первое, видеть наперед - людям не дано. В этом всякий может обнаружить для себя безусловные плюсы. С одной стороны, как я уже говорил выше, сама неизвестность будущего, которое свято хранит свою тайну, делает жизнь непредсказуемой и именно оттого интересной. С другой стороны, ожидание будущего почти всегда есть ожидание лучшего. Что такое надежда, как не ожидание лучшего будущего, а она оставляет человека только с приходом смерти.
  Второе. Уготованный нам жизненный путь всего один, и он будет известен нам только по прошествии самой жизни. В этом я также не нахожу ничего плохого, поскольку если моя личная судьба принадлежит только мне, то наверняка нет такой силы, которая бы помешала мне прожить свою жизнь так, как суждено свыше. Кроме того, наличие судьбы, вселяет в меня уверенность, что и я сам при всем желании не совершу непростительной фатальной ошибки, которая бы опрокинула и перечеркнула всю мою жизнь. А это, согласитесь, уже далеко не пустяк. Ну и, наконец, самое главное. Если мне дана всего одна жизнь, причем в том единственном варианте, в каком я ее и проживаю каждую секунду, то мне нет никакого смысла оглядываться на чужие судьбы, кому-то завидовать, на что-то мне не принадлежащее претендовать, а есть единственный смысл обнаруживать как можно больше прелестей своего собственного бытия.
  Располагая данными выводами, мы определенно должны согласиться, что в нашей власти, в нашей воле остается только оценка своего существования в мире. В связи с этим было бы вполне уместно поразмыслить над тем, а насколько логично человеку осуждать жизнь, если при всех ее плюсах и минусах, он все-таки не решается от нее отказаться?
  И в самом деле, какой смысл жить, если считаешь свою жизнь несчастьем? Для меня это является просто абсурдом. Абсолютно несчастный человек в природе существовать не может: тот, чья жизнь столь отвратительна и невыносима, всегда сможет найти способ из нее уйти. Те же, кто выбирает жизнь, а таких 99%, скорее всего просто необъективны или не до конца искренни в выражении своего отношения к ней.
  Древнегреческий философ Гигесий из Александрии, прозванный Учителем смерти, или Смертопроповедником, и создавший собственную секту, учил, что коль жизнь неизменно приносит страдания, а полное наслаждение предполагает их отсутствие, то и жить не стоит. Если жизнь не обеспечивает полноту наслаждений, вопрошал он, то не высшим ли наслаждением будет избавление от жизни как средоточия страдания? Для некоторых аргументы Гигесия были столь убедительны, что, как гласит легенда, после его лекций-проповедей они решались на самоубийство . Мы тоже вольны выбирать между аргументами за и против жизни.
  У каждого человека в руке две чаши. В одной - страдания и несчастья, в другой - радости и надежды. Если чаща страданий перевешивает и жизнь становится невыносимой, он ее покидает. А если наоборот, то значит жизнь не так уж и плоха и ей стоит радоваться.
  Сам факт, что мы живем, а не покончили жизнь самоубийством, является неоспоримым свидетельством того, что радостей в ней все-таки больше, чем горестей. Почему человек закрывает глаза на светлые стороны своей жизни? Ведь даже если его сиюминутное состояние в чем-то не совпадает с желаемым, он не перестает желать и надеяться. Но разве не является уже надежда достаточным основанием для продолжения жизни? И если так, то не спешим ли мы осуждать судьбу и сетовать на несчастья, от которых рано или поздно собираемся избавиться. Если же в нас есть надежда, что все в жизни стабилизируется, то к чему тогда драматизировать ту или иную конкретную ситуацию в настоящем? Не лучше ли позволить естественным образом разрешить ее времени и не мучить себя постоянными страхами, причины для которых будут существовать всегда .
  Но может быть я не прав в причинах нашего отказа от самоубийства и они вовсе не в том, что хорошего в жизни больше, чем плохого? Что, к примеру, говорит на этот счет классика мировой литературы?...
  "Быть или не быть, вот в чем вопрос",- начинает свой монолог Гамлет в одноименной трагедии Шекспира . Как покончить "с целым морем бед"? Казалось бы, что проще, чем
   ...Умереть. Забыться.
  И знать, что этим обрываешь цепь
  Сердечных мук и тысячи лишений,
  Присущих телу.
  "Это ли не цель желанная? Скончаться. Сном забыться". Но нет, восклицает Гамлет, человек страшится "неизвестности после смерти", боится "страны, откуда ни один не возвращался" и оттого то и предпочитает
  Мириться лучше со знакомым злом,
   Чем бегством к незнакомому стремиться!
  Итак, ответ Гамлета сводится к тому, что человек не умирает из-за неуверенности в отсутствии страданий после смерти.
   Версия, согласимся, и вправду очень интересная, а благодаря таланту автора еще и красивая. С отстаиваемой мною позицией она как будто совсем не согласуется. Я полагаю, что основанием для жизни является сама жизнь, что силу жить человек обретает в радостях самой жизни, и никакие "потусторонние страхи" здесь ни при чем. У Шекспира, на первый взгляд, все предстает как раз наоборот. Однако не стоит торопиться с выводами. Вдумаемся, а не то ли в сущности утверждает и Гамлет, призвав, правда, на помощь еще и "авторитет смерти". Ведь если мысль о добровольном уходе из жизни порождает хоть в какой-то форме сомнение в целесообразности такого шага, то это равносильно признанию наличия в жизни ценностей, которые могут быть смертью отняты, но не могут быть ею компенсированы. Человек соглашается "мириться со знакомым злом" вовсе не потому, что оно знакомо, а потому, что оно не всеобъемлюще, не всепоглощающе и не составляет всего содержания жизни.
   Наверное, человеку и вправду не стоит, как учил в одной из своих книг "Божественных установлений" Лактанций Фирмиан, уподобляться "кривым оценщикам". Которые - "не положили на весы рядом со злом большее количество добра", и, "проводя жизнь в изысканиях и разнообразных удовольствиях... хотят умереть, едва их постигло горе, и ведут себя в наступившей беде так, словно им никогда не было хорошо: осуждают свою жизнь, объявляя ее полной одними бедами" .
  Жизнь достаточно хороша, чтобы сожалеть о ее утрате, а, следовательно, стоит того, чтобы быть прожитой до конца.
  
  
   Человек и Пшеница. Бог произвел на свет и Пшеницу, и Человека. И пшенице, и человеку дал он один мир, одно "поле" для произрастания и развития. Но разную определил Он им судьбу. Цель существования пшеницы в конечной возможности употребления ее человеком - "вам сие будет в пищу" , сказал Господь. Цель человека, в отличие от пшеницы, употребить ее и быть готовым к еще более важной и сложной миссии.
   Я не знаю, что думает об этом пшеница, но человека, скорее всего полностью устраивает такое положение вещей.
   И Пшеница и Человек в равной степени творения Божии, и творения весьма ценные. Но, повторим, предназначение одного - быть потребленным другим. Это непреложный ЗАКОН, начертанный самим Создателем, и в случае его нарушения зря погибнет не только Пшеница, но и Человек, оставшийся без пищи. Не означает ли это, что низшее должно существовать для высшего, не есть ли это УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЗАКОН мироздания? Скорее всего, так оно и есть, ибо как возложить Крест Божий на купол храма, если не сложить этот храм из глиняного кирпича.
   Но каково оказаться на месте пшеницы, на месте низшего? Не лучше ли взбунтоваться и потребовать для себя лучшей доли, более высокого предназначения? Что, если не согласиться пшенице быть съеденной человеком? Что, если ей, как и старухе в сказке А.С. Пушкина, заявить: "Не хочу быть черной крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой" . Что, если кирпичам потребовать установить Крест Животворящий еще в фундаменте? Возвысятся ли они, благодаря этому бунту? Вряд ли. Пшеница засохнет, старуха останется у разбитого корыта, а кирпичи, из стен великолепного Божьего Храма, венчаемого сияющим куполом и Крестом, превратятся в серый и безликий материал мрачного могильника. Выходит, что отказавшись, воспротивившись исполнению своего предназначения, они падут еще ниже, поставят себя вне какой-либо цели вообще. Не потому ли Господь позаботился о том, чтобы Человек, тысячи лет употребляющий в пищу пшеницу, не только не интересовался тем, хочет она того или нет, но даже не задумывался над наличием у нее желания или протеста быть съеденной.
   Но... В случае с Человеком и Пшеницей, мы - люди - легко сходимся во мнении, где здесь высшее, а где низшее. Хуже обстоит дело с миром самого человека. Стоит только поделить целое на части и рассмотреть не Человека, но Человечество, как в ясный и непререкаемый до селе Закон, мы начинаем вносить свои изменения и поправки. Но на каком основании? Разве Человек и Человек, не есть такие же творения Божьи, как Человек и Пшеница? И разве не так же мало похожи они друг на друга? "Все люди равны"- гласят лозунги почти всех революций, но стоило бы разобраться, равны ли мы между собой, или перед Господом.
   В Храме Божьем и фундамент, и стены, и потолок сделаны из кирпича, пусть разного по форме и качествам, но все-таки кирпича. Для венчающего храм Креста различия между ними нет никакого: все они - глина. И только для создателя Храма не все равно. Он прекрасно знает каким должен быть тот или иной кирпичик, и когда и куда его следует уложить. И исходя из этого своего замысла он и изготавливает кирпич соразмерно его назначению, и каждому придает те качества, которыми он должен обладать, чтобы весь Храм, все строение, как единое целое, было прочно и красиво.
  
   Человек потребляющий и Человек потребляемый. Мы приходим в мир уже разными, мы рождаемся с этой данностью и не в наших силах решать, родиться ли мне мужчиной или женщиной, белым или черным, на севере или востоке, быть ли мне рослым и красивым или карликом и уродом, иметь ли голову Сократа или же можно обойтись меньшим. Но каким бы я ни родился, в этом нет ни одного элемента случайности. Во младенчестве, когда все заботы о нас возложены на плечи отца и матери, мы не испытываем никакого дискомфорта от жизни: мы целиком пребываем во власти той естественности, в которую способна погрузить нас наша семья. Проблемы возникают позже, когда повзрослев, мы начинаем осматриваться по сторонам и примеривать себя на то или иное место, или, говоря иными словами, начинаем самоопределяться. Вот тут то и поджидают нас самые горькие разочарования, крушения надежд и "удары судьбы", если только мы вовремя не поймем, что наше самоопределение в действительности состоит в осознании и освоении уже предопределенного нам пути.
   Маленькому, красивому узорчатому кирпичику положено венчать собой строение, находиться вверху, а тяжелому, мощному, наоборот, надлежит лечь в фундамент здания, быть в самом низу. Но если бы им самим пришлось определять свое место в строении, то крепкий и тяжелый кирпич наверняка посчитал бы себя ценнее и полагал бы за должное, чтобы маленький кирпичик занял по отношению к нему менее видное и подчиненное место. Иначе рассуждал бы легкий и красивый кирпич, отстаивая свое право быть наверху и услаждать взоры сторонних наблюдателей. И хотя он и был бы прав, решайся спор самими кирпичами, быть ему пылью у стоп победителя, а нам никогда не увидеть архитектурных шедевров.
   Размышляя над этим, я все больше и больше утверждаюсь во мнении, что ни вещам, ни людям не может быть дано определять, кто среди них ценнее. Будь это правилом, нормой, в мире царила бы не гармония, а хаос.
   К собственному несчастью, мы частенько все еще продолжаем тяготимся мыслью, что некто, гораздо (с нашей точки зрения) более бесполезный миру, чем мы, живет за наш счет. И в этом - корень наших бед, причина тотального недовольства жизнью и неспособность восприятия ее светлых сторон. Вместо того, чтобы чувствовать себя фундаментным кирпичом, на котором покоится весь мир, и наслаждаться теми радостями, которые способно подарить нам наше положение, мы смотрим наверх, под купол, не понимая, что если нам и удастся туда взлететь, то ни к чему хорошему это не приведет. Не стоит пугаться того, что кто-то, пусть даже злодей, воспользовался тобой и потребил тебя, ибо таков общий закон жизни. Не дано всем быть одинаковыми. Одному надлежит следовать за другим, воспринимая то, что ему нужно, от предыдущего и отдавая последующему.
   Я глубоко убежден, что боль, причиненная нам потреблением нас, не должна разрушать душу. Она, по меньшей мере, должна восприниматься спокойно, как должное. Фундаментный кирпич должен лежать внизу, но и он опирается на что-то, что лежит еще ниже и т.д. Другими словами, если бы человек-фундамент взглянул вниз, то он бы обнаружил, что под ним тоже достаточно много людей, за счет которых он живет. Поэтому я и говорю: не смотри вверх, смотри вниз, смотри на равных себе.
   Всякое стремление человека занять чужое место, очутиться в куполе, а не находиться в земле, в фундаменте, ведет к разрушению, в первую очередь, внутреннего мира самого этого человека, нарушает его покой, выводит из равновесия. А ведь именно к спокойствию и следует стремиться, ибо, как сказал кто-то из древних греков "спокойствие, притягивает к себе, как запах роз".
  
  
  ПАРАДИГМЫ ДОБРА И ЗЛА.
  
   Немного из истории взаимоотношений. Не для красного словца вовсе, но для четкого понимания, что то что ранее считали злом сейчас добро или по крайней мере нейтрально. То, что на западе зло на востоке доблесть - самоубийц христиане даже хоронить на общем кладбище запрещают, а в Японии сие есть доблесть и сохранение лица. И вообще - "что русскому хорошо, то немцу смерть". Но если зло, негатив, дьявол - сегодня плохо, а завтра хорошо, то напрашивается парадокс - а может ли быть дьявол хорошим? А то и того хуже - не вчера или сегодня, но одновременно. То есть на западе быть добром (то бишь Богом), а на востоке злом (то есть - дьяволом)...
  О природе зла. Разделим его на две основных части это зло от природы, от неодушевленного и иже с ними, и зло от человека. Но если с отрицательным воздействием среды на человека особо ничего сделать нельзя, то поковыряться в природе зла от человека не только можно, но и нужно.
   Итак, где прячутся наши тараканы? Самое удивительное как раз именно в добре. Да, да!!! Зло кроется в добре, и мы сейчас это рассмотрим. Возьмем для примера двух людей изолированных от остального мира. Что нужно чтобы они не нанесли вреда один другому. Ответ очень прост - ни один из них не должен навязывать своего мнения другому. Воздействие каждого на каждого должно быть принято и приятно обоим. И как только кто-либо, совершающий воздействие, переходит границу дозволенного, он пренепременно должен его прекратить.
   И надо признать этот принцип в большей части все-таки человечеством выдерживается. Но вот меньшая часть отравляет существование. В какой то момент, один из воздействующих "гениально" соображает, что если он не перестанет влиять на другого, то это будет БЛАГО, ДОБРО и продолжает насильничать. В результате свое собственное ДОБРО, навязанное силой, перестает быть таковым и превращается из ДОБРА в ЗЛО. Бог приобретает обратную сторону, и довольно уродливую. Припоминаете "дьявол есть обезьяна господа..."
   Тут необходимо отметить, что вовсе не обязательно, чтобы насильственное навязывание добра было глупым или ненужным, чтобы оно воспринималось, как зло. Часто это действительно необходимая мера, и предпринята своевременно. К примеру, если мы ампутируем палец, для сохранения руки. Весь организм благодарен, а пальцу то жутко больно и обидно. Но что делать... такова жизнь.
  
   Итак, как же рождается ЗЛО?
   Момент первый. Сначала человек осуществляет действительно необходимое действие во благо другого человека, но против его воли. И получает в результате удовлетворение (допустим вполне заслуженное)
   Момент второй. Как только он осуществил насилие во благо, и его за это не наказали (а может быть, и наградили) закрепляется рефлекс - насиловать безнаказанно возможно. Главное, что для этого нужна причина. По крайней мере предлог. И тогда проблема будет решена. Имеем благовидный причину-предлог и насилуем, насилуем, насилуем. В результате то же - получаем удовлетворение.
   Момент третий. А что делать, если нет мозгов или предлогов, но есть жуткое желание проявить свою власть и есть для этого инструмент - сила. Сможет ли Человек отказаться от насилия? Конечно же нет. Даже если это он сделает неумышленно, но машинально.
  
   Вывод, из вышесказанного, в общем-то, следующий. Если бы не было побудительного мотива - желания ДОБРА ближнему, под предлогом которого (благим или нет) стало позволительно насиловать ближнего (невзирая прав он или нет, слаб он или нет, умен он или глуп) - то и не было бы, как следствие, ЗЛА. Или другими словами рождено ЗЛО - ДОБРОМ.
  
   О природе добра. Добро ли воспитывать потомство? Конечно добро - скажете вы. Но как, воспитывать потомство, если не навязывать ему свою волю? В результате воспитания он будет, конечно же, благодарен, но это случится много позже. И в свою очередь (образно конечно) "изнасилует" своих детей. А те далее и далее. А с кровью матери воспринятое насилие будет неизбежно транспортировано в общество и там уже сообразно возможностям, задаткам и фантазии культивировано. Если это единственно возможный способ продолжения жизни биологического вида, то он никак не может быть воспринят как ЗЛО. Тем более что в основе его лежит ДОБРО. Или другими словами рождено ДОБРО - ЗЛОМ.
  
  Теперь нам легко будет дать определение, что есть ЗЛО.
  А Зло есть кратковременное, необходимое состояние Добра, которое временно воспринято отрицательно.
  
   И с этим нам придется мириться.
  
  
  
  ГЛАВА IV.
  
  Счастье.
  
  Понятие счастья бесконечно разнообразно. Во все века, у всех народов, у всех классов иначе понимали счастье... Если сравнить воздушные замки крестьянина и философа, то архитектура окажется различной.
  Герберт Спенсер
  
  Счастье обитает не в стадах и не в золоте. Душа - местожительство этого демона...
  Демокрит
  
  Кто сам считает себя несчастным, тот становится несчастным.
  К. Гельвеций
  
  
  О счастье, как и о любви, сказано уже столько слов, и написано такое огромное количество книг и трактатов, что, казалось бы, эта тема уже давно должна была себя исчерпать. Но и через тысячелетия после первого человека, произнесшего слова любви, и задумавшегося над тем, что есть жизнь, люди продолжают до хрипоты, до изнеможения спорить о природе счастья.
  "Формула счастья" остается неуловимой. Стоило лишь какому-то мудрецу объявить, что он открыл ее, как тут же находилась сотня других, которые опровергали счастливца, не оставляя камня на камне от его аргументации.
   Но, вот что интересно. Как бы ни были полярны, несхожи мнения спорящих сторон, все они в той или иной мере оказывались правы. Не значит ли это, что счастья вообще не существует? Что это миф, созданный самими людьми? Или мираж, за которым они идут, не зная, что обречены так никогда и не прикоснуться к тому диву, которое лишь манит, но не подпускает к себе?...
  
  В чем состоит счастье?... В чем только не искали источник счастья: в богатстве, славе, долголетии, любви, наслаждении и пр. Однако, как оказывалось, ни одно из этих благ не является само по себе безусловным гарантом счастья. Богатство, равно как и слава и долголетие, далеко не каждого из их обладателей делает счастливым; миллионы людей, о которых и при их жизни мало кто знал, считали свою жизнь счастливой и не думали о славе, и, наоборот, множество людей с мировой известностью воспринимали ее как тяжелейшее бремя. О долголетии и говорить не приходится. История сохранила столько примеров долгомучеников, что их хватит для опровержения тысяч теорий о долголетии как источнике счастья, в то же время великое множество людей прожили короткую, но яркую и счастливую жизнь. Что касается любви, то разве мало песен сложено о несчастной любви, разве мало принесла она измен и откровенного предательства, и разве не уходили добровольно из жизни люди из-за неразделенной любви. А минуты наслаждения... Как часто вслед за ними наступают часы горького прозрения, как часто оборачиваются они тяжелыми разочарованиями.
  Так что же в таком случае есть счастье?
  В VI в. до н.э. в Малой Азии жил бедняк-лирик Гиппонакт, который постоянно жаловался на недостаток средств:
   Я злу отдам усталую от мук душу,
  Коль не принесешь ты мне ячменных круп меру.
  Молю не медлить. Я ж из круп сварю кашу,
  Одно лекарство от несчастья мне: каша!
   Сочувствуя бедному Гиппонакту и понимая, что голод, конечно же, далеко не счастье, я все таки думаю, что и сытость - тоже еще не счастье.
   Получается, что в отличие от прочих целей, которых мы способны достичь, заранее спланировав путь, ведущий к их достижению, счастье спрогнозировать невозможно. Дороги, одной на всех, однозначно указывающей к нему направление просто не существует. Нельзя составить себе жизненный маршрут, конечной точкой которого будет счастье. Если точно проследовать через все его промежуточные пункты: в пункте А я становлюсь богатым, в пункте В обретаю здоровье и долголетие, в пункте С обзавожусь красавицей-женой, в пункте D ко мне приходит слава и т.д., то вовсе не факт, что мы окажемся в пункте назначения, хотя теоретически все эти промежуточные пункты не являются чем-то недостижимым. Успеха в бизнесе вполне можно достичь, выбрав верное поле деятельности, подобрав команду специалистов, умело спланировав каждый конкретный шаг в соответствии с ситуацией на рынке спроса и предложения и т.д. Иначе говоря, при наличии желания, воли и соответствующих знаний (плюс немного обязательного везения) такая цель становится совершенно реальной и можно с большой долей вероятности ожидать наступления именно тех последствий, на которые вы рассчитывали. Конечно, здесь немало неожиданностей, но в целом это не противоречит общему духу моего рассуждения, ибо даже в случае неудачи тому можно будет найти вполне конкретную причину.
   Примерно так же обстоит дело и с другими промежуточными пунктами. При соблюдении соответствующего образа жизни и питания можно прожить долгую и здоровую жизнь. Так же в ваших силах привлечь к себе внимание понравившейся вам женщины. Ибо нет женщины, которая не отвечает взаимность. "Не камни женские сердца" заявляет Лопе де Вега.
   Сложнее обстоит дело со славой, но при наличии достаточного таланта и честолюбия решается и эта проблема. По крайней мере если не всемирного, то местного значения.
   Знаменитый немецкий философ Иммануил Кант все перечисленные нами цели (и подобные им) относил к категории случаев, для которых "человек ясно знает, что ему нужно, и речь идет только о том, как осуществить намерение. Хочешь стать врачом - изучай медицину." Данное требование, или, по И.Канту, императив "выступает в качестве правила уменья. Это правило не говорит о том, хороша ли, разумна ли поставленная цель, оно говорит лишь об одном - что нужно делать, чтобы ее достичь" .
   Но счастье никак не укладывается в эти рамки. Правила достижения счастья, подобно другим практическим целям, можно было бы сформулировать только в том случае, "если бы кто-нибудь дал четкое понятие о счастье. Увы, это невозможно. Хотя каждый человек желает достичь счастья, тем не менее, он не в состоянии определенно и в полном согласии с самим собой сказать, чего он, собственно, хочет, что ему нужно.
   Человек стремится к богатству - сколько забот, зависти и ненависти он может вследствие этого навлечь на себя! Он хочет знаний и понимания - нужны ли они ему, принесут ли удовлетворение, когда он увидит пока что скрытые от него несчастья? Он мечтает о долгой жизни, но кто поручится, что она не будет для него лишь долгим страданием? В отношении счастья невозможен никакой императив, который в строжайшем смысле предписывал бы совершать то, что делает счастливым, так как счастье есть идеал не разума, а воображения и покоится на сугубо эмпирических основаниях" .
   Не трудно заметить, что во многих отношениях моя позиция близка позиции Канта. Близка, но не тождественна. Кант весьма скептически относится к моральной ценности личного счастья, для меня же только личное счастье (не конкретно, разумеется, только моей личности, а личности вообще, каждой) и имеет значение, поскольку другого счастья попросту быть не может. Природа счастья сугубо индивидуальна. Я нахожу это замечательным и естественным одновременно. А вот Кант усматривает здесь преграду для всеобщего счастья, хотя и высказывает при этом очень верную мысль (я привожу ее в пересказе А. Гулыги): "никто не может принудить других людей быть счастливыми так, как он того хочет, как он представляет себе их благополучие" . Я бы хотел воспользоваться этой мыслью и продолжить ее. Мне кажется, что если мое личное ощущение счастья не может стать ощущением другого, то и мне, в свою очередь, не стоит вне себя искать ни идеала счастья, ни даже более слабого примера для подражания. Мое счастье заключено во мне. И извлечь его из себя могу только я.
   Однако, если счастье человека приходит к нему одновременно с его явлением на свет, то оно ни в коей мере не может зависеть ни от количества, ни даже от качества каких бы то ни было внешних благ. Связывая счастье с обретением одного из них, мы, сами того не замечая, воздвигаем не мосты к счастью, а роем рвы, отделяющие нас от него. Мы заставляем себя не видеть его, мы запрещаем себе верить в то, что наша реальность и есть само счастье. Мы терзаем свою душу сомнением в ценности самого своего существования.
  Задумывались ли вы когда-нибудь, как часто мы печалимся, горюем, страдаем от того, что что-то потеряли, что чего-то не успели, что недолюбили, недострадали, недоделали, недотворили, недо-, недо-, недо-???... А ведь преследуемые этими бесчисленными "недо" мы в конце концов выносим себе самый страшный диагноз: жизнь не сложилась, не удалась, оказалась пустой и бессмысленной. И что самое поразительное - мы уже, как что-то само собой разумеющееся, оцениваем ее не по тому, что в ней было, что мы сделали, что мы успели, а по тому чего в ней не было, чего мы не сделали, чего мы не успели. Нам уже и в голову не приходит, насколько это абсурдно, что нельзя недолюбить если не любил, нельзя недострадать не страдая, недоделать - не делая, недотворить - не творя... Получается, что перелистывая книгу жизни, мы безжалостно вырываем из нее целые страницы, предаем забвению огромные главы и разделы только на том основании, что встретили в них пропущенные слова или невыразительные фразы.
  Если в известном афоризме Козьмы Пруткова - "хочешь быть счастливым, будь им" - все-таки содержится некоторый момент напряжения, усилия, сосредоточенный в резком, требовательном и настоятельном "будь", то у меня счастье уже "есть", и, чтобы его осознать, достаточно просто открыть глаза и взглянуть на мир.
  Мне кажется, Творец сделал со своей стороны все возможное, чтобы наделить каждого из нас достойной его судьбой. Человеку не надо бежать за счастьем за тридевять земель, в Тридевятое царство, в Тридесятое государство. От него требуется только одно: остановиться однажды, замереть, дать улечься бушующим внутри себя страстям и спокойно оглядеться кругом. Именно в такие минуты приходит сознание СЧАСТЬЯ БЫТЬ НА ЗЕМЛЕ ЧЕЛОВЕКОМ. Однако Бог, стремясь каждого из нас подвести к моменту этого наивысшего внутреннего прозрения, в то же время дает нам возможность самим увидеть и оценить красоту мира и свое место в нем. Человек только тогда сможет искренне сказать: "Я счастлив!" - когда он почувствует, что это ему, его разуму, его сердцу, его глазам дано, говоря словами английского поэта Уильяма Блейка,
  В одном мгновенье видеть вечность,
  Огромный мир - в зерне песка,
  В единой горсти - бесконечность
  И небо - в чашечке цветка .
  В этом прикосновении к вечности, открывающемся однажды человеку, заключен, по-моему, ключ к дальнейшему восприятию им жизни как великого счастья, как бесценного Божьего дара. С этого первого незамутненного сомнениями взгляда на мир и начинается постижение человеком всего разнообразия счастья жизни.
  
  Критерии счастья. Я, быть может, уже сумел убедить вас в том, что какого-то универсального перечня слагаемых счастья не существует. Что же касается критерия счастья, то таковой, безусловно, есть, и состоит он (как бы то ни звучало парадоксально) в том, что СЧАСТЛИВЫМ ЯВЛЯЕТСЯ ТОТ, КТО ОЩУЩАЕТ СЕБЯ СЧАСТЛИВЫМ.
  Сколько есть, и сколько прошло по земле счастливых людей, - столько же было на земле и разного, не похожего одно на другое, счастья. Более того, счастливый человек на протяжении своей жизни бывает обязан своим счастьем великому множеству событий, каждое из которых придает ему особенный оттенок, свойственный только этому событию, да еще к тому же обусловленных его временем, местом и обстоятельствами.
  Человек говорит: "Я прожил счастливую жизнь". Утверждает ли он тем самым, что в его жизни было только одно счастливое событие, или только одни счастливые события? Если таких событий было несколько, способен ли он определить какое из них было наисчастливейшим, или нет?
  Вспоминая пору своей армейской жизни, я иногда ловлю себя на мысли, что такие, казалось бы мелкие и прозаические события, как субботняя баня, или полученная к завтраку дополнительная пайка масла были для меня, в подлинном смысле этого слова, счастливыми событиями. А сколько действительного счастья мог доставить обычный звонок по телефонному автомату, или стакан холодной газированной воды! А в это же самое время кто-то испытывал счастье, приобретая новую виллу, яхту или автомобиль. Казалось бы, что общего может быть между этими столь непохожими друг на друга событиями? Ну, мыслимо мы сравнивать покупку 3-х копеечного стакана газированной воды с сиропом и яхты, стоящей миллионы долларов?!!... Но в том то и заключается неизъяснимая тайна счастья, что чувства, испытанные нами, были если и не тождественны полностью, то очень похожи одно на другое!
  Жизнь только тогда и станет возможно назвать счастливой жизнью, когда ты сумел в полной мере возрадоваться каждому, на первый взгляд даже самому незначительному, проявлению благоволения судьбы. И наоборот, на исходе жизни будет очень неприятно осознавать, что она была прожита в неясностях, сомнениях, колебаниях, в страхе назвать счастьем что-нибудь недостойное того ("а вдруг это не счастье, может быть оно есть что-то еще большее, еще более значительное?!"), а в результате - подавление в себе всякой радости, чтобы, не дай Бог, не растерять чувств к тому моменту, когда, наконец-то, придет ОНО, "настоящее" счастье.
  Думаю, это величайшее заблуждение - ожидать завтрашнего счастья, не замечая настоящего. Счастье, как в детском калейдоскопе, складывается порой из самых причудливых мгновений жизни. Причем, есть в этом калейдоскопе и темные камешки. Но у меня язык не повернется назвать злом то, что не позволило воцариться в моей жизни однообразной отвратительности, ведь и темные линии гармонично вписались в сложившуюся "картинку" и не только не испортили ее, но и, наоборот, сделали ее более контрастной и выразительной. Как не вспомнить здесь замечательные строчки из "Октябрьской ночи" Альфреда де Мюссе:
  Как мог бы ты любить лесов тенистых своды,
  И Микельанджело, и зелень трав, и луг,
  Петрарку, пенье птиц, Шекспира, горы, воды,
  Не будь в них отзвука твоих сердечных мук?
  Как мог бы ты понять прибой неугомонный,
  Гармонию небес и ночи мрак немой,
  Когда б, горячкою иль бденьем утомленный,
  О вечном отдыхе не помышлял порой?...
  
  Да, мгновения испытываемого нами счастья порой очень несхожи. В счастье, как и в мире в целом, нет места однообразию.
  Знаменитые строчки, открывающие роман Л.Н. Толстого "Анна Каренина", - "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему" , - казалось бы, говорят об обратном и своей обескураживающей простотой и ясностью должны свидетельствовать против меня. Но так ли это? Все счастливые семьи действительно похожи друг на друг, но похожи они, по-моему, только в том, что они счастливы, а отнюдь не тем, что они счастливы одинаково. К тому же, давайте поэкспериментируем над фразой Толстого, перевернем ее, попробуем, как бы поставить ее с ног на голову, и посмотрим, что из этого выйдет.
  А выйдет вот что: "все несчастливые семьи похожи друг на друга, каждая счастливая семья счастлива по-своему". Не вступая пока в дискуссию о том, насколько несчастье является действительно несчастьем, мы увидим, что это не так уж и далеко от правды жизни. Разве несчастливые супруги, всех несчастливых семей, не похожи в том, что не сумели вовремя увидеть своего счастья (заключавшегося, заметим, в том, чтобы одуматься и не создавать семью, которая окажется им в тягость). И разве не похожи они в том, что продолжают еще и теперь, вопреки очевидности, не видеть своего счастья в расставании и считать его несчастьем?
  А счастливые семьи? Да если бы каждая счастливая пара в действительности была обязана своим счастьем какому-то одному универсальному обстоятельству , то мир бы давно уже забыл последнюю историю о крушения семьи, поскольку недопущение подобного стало бы делом элементарной техники даже для самой завалящейся брачной конторы. Но в том то и дело, что нет даже двух пар, счастливых одинаково. Счастье каждого дома покоится на миллионах только ему одному известных условиях, а если таковые и повторяются, то уж комбинациям их явно нет числа. Но вот что действительно объединяет счастливых людей, так это то, что они ощущают себя счастливыми, что они умеют видеть счастье в том, чем сейчас обладают, и что, наконец, и, утратив что-то, или обретя нечто новое, они все равно умеют сохранить в себе это ощущения счастья, которое им дарит сама жизнь.
  
   Об обладании и находках. Человек - существо обладающее. Чем он обладает, это уже второй вопрос. Человек, даже в том случае, когда он, "гол как сокол" , то есть совершенно беден и ничего не имеет, обладает тем, что дано ему от Бога, и чего у него нельзя отнять, не лишив одновременно и жизни. Будь то голова, наделенная знаниями и способная мыслить, руки умеющие работать, органы чувств, или те или иные душевные человеческие качества. Собственно говоря, это уже немало. Однако чаще всего, человек все же располагает еще и определенным набором материальных благ. У одних он богаче, у других беднее, но редко когда его бывает недостаточно для поддержания жизни.
   В наличии даже самой небольшой способности или вещи, человек уже может найти удовлетворение. Разумеется, отсутствие чего-либо желанного порождает дискомфорт, но он редко бывает настолько же силен, как при утрате того, чем вы уже обладали. Ведь когда у меня чего-то нет, пока оно еще чужое, у меня есть желание и надежда его обрести, а когда я что-то теряю, то я теряю свое, и эта потеря всегда более реальна, более чувствительна и более болезненна, чем самое сильное желание иметь своим то, что твоим пока не было. С такой потерей очень трудно бывает примириться и это часто становится причиной глубоких переживаний, порой (если утрата достаточно серьезна) делающих жизнь невыносимой. Вот тут и наступает момент задуматься над тем, а стоят ли все наши потери того, чтобы из-за них обесценивать значение всей предшествовавшей жизни, которая, кстати, могла подарить нам до этого ни одну прекрасную находку.
  И все-таки к своим приобретениям мы иногда относимся довольно странно, на первый взгляд, даже нелогично. Теоретически, мы должны были бы одинаково радоваться любой находке - и большой, и малой - ведь ее могло вообще не быть, а раз уж мы нашли, то нам, должно быть, чертовски повезло. Но это чисто теоретически, реально же все будет зависеть от обстоятельств, предшествовавших находке, или открывшихся после нее. В самых общих чертах, это означает, что на нашу оценку повлияют, как минимум, три обстоятельства:
  1) искали ли мы, когда нашли;
  2) что мы нашли;
  3) и, то ли мы нашли, что искали.
  То есть, если мы желали найти что-либо определенное, искали его, и поиск увенчался успехом - это одна ситуация.
  Если же мы искали одно, а нашли другое, то наша реакция будет зависеть от того, насколько велика в наших глазах ценность неожиданного приобретения, покажется ли оно нам более, или менее ценным, чем то, на которое мы рассчитывали.
  Наконец, мы могли что-то найти, вовсе не рассчитывая на это. Мы не искали, но нам выпал жребий найти. И опять же не всегда даже в этой ситуации все поведут себя одинаково. Для одного это будет просто маленькая приятная неожиданность, для другого - дар Божий, спасительный подарок судьбы, а третий и вовсе откажется нагнуться, посчитав, что находка того не стоит.
   Кроме того, на факт оценки находки могут повлиять самые неожиданные обстоятельства. К примеру, вы могли найти именно то, что хотели, но на ваших глазах кто-то неожиданно находит нечто куда более значительное. В результате, ваша радость не просто омрачена, она сменяется огорчением.
   Впрочем, это всего лишь вероятные схемы возможного поведения человека (причем наверняка не полные) в ситуации "находка". Условен и выбранный предмет находки - какая-то материальная вещь, хотя в действительности речь может идти о чем угодно, даже о жизни или здоровье, естественно, с подобающими этим ценностям поправками. Но об этом чуть ниже, а пока попытаемся перевести некоторые из обозначенных схем в картинки реальных жизненных ситуаций.
   Три путника и золотая монета.
   Представим себе следующую сцену. По дороге идут три путника, и каждый из них находит по одной золотой монете.
   Первый своей находке несказанно обрадовался. Он был крайне беден и не имел за душой ничего, кроме своей жалкой жизни, да таких же жалких лохмотьев и клюки, на которую был вынужден опираться, чтобы не упасть от голода и усталости. Найденная монета сразу же решала массу его проблем. Она позволила ему приобрести новую обувку и, наконец-то, хорошо поесть, а если повезет, то купить ишака, да еще и запастись лепешками на дальнейшую дорогу.
   Второй, монету хотя и поднял, но к находке остался равнодушен. Он был очень богат и этот золотой не делал его богаче даже на тысячную долю.
   Третий путник был так же беден, как и первый, но найденный золотой его не только не обрадовал, а и еще больше опечалил. Он шел сюда в надежде найти клад, о котором ему стало известно. Три случайно оброненные на дороге монеты, одна из которых досталась ему - это все, что осталось от клада, на который чуть раньше наткнулся какой-то более удачливый странник. В известии о кладе он увидел надежду на благосостояние, которым грезил уже не один день, а в найденной золотой монете - крушение своих надежд на богатство.
   Всем досталось одно и то же - золотая монета. Ей одна цена в мире, в котором они жили, но ценность находки для каждого оказалась совершенно разной.
   Да, третий путник, как и первые два, стал богаче, всего на один дублон. Теперь он сможет купить мешок крупы или ишака, но он не хочет мешок - он хочет сто! Ему не нужен ишак - он хочет табун отборных породистых лошадей. Потому-то и результатом находки одного и того же, для этих разных людей стали: для одного - счастье, для другого - безразличие, а для третьего - несчастье, трагедия.
  
   Возьмем несколько других случаев. Но теперь речь пойдет уже не только об обретениях, но и о потерях, оценка которых, по моему убеждению, подчиняется все той же логике.
   Предположим, человек сделал удачную ставку и выиграл 1000 долларов. Через несколько дней, тот же человек сломал себе палец.
   Как оценить эти события? Разумеется, скажете вы, первое событие должно быть оценено как положительное, а второе, как отрицательное, и двух мнений здесь быть не может.
   Наверное, и я поступил бы так же, если бы жизненный опыт не научил меня быть осторожнее в оценках и не делать поспешных выводов из того, что первым бросается в глаза.
   Да, выигрывать, безусловно, приятно. Но что вы скажете о своем выигрыше в 1000 долларов, если все кругом выиграют по миллиону. Что такого не бывает? Ну, а если бы было. Ведь мы лишь моделируем вероятные ситуации и даже если пример с выигрышем не совсем корректен, это вовсе не значит, что что-либо подобное не возможно в принципе. Подумайте, пофантазируйте, наконец, просто повспоминайте, и вы, наверняка, со мной согласитесь.
   А теперь о сломанном пальце. Вроде бы и здесь все предельно ясно. Что хорошего может быть в том, если вы месяц проходите в гипсе? Но вот ведь штука: отчего то люди вам завидуют, называют счастливцем, говорят, "в рубашке родился". Как же так? Оказывается, все дело в обстоятельствах, при которых вы умудрились сломать всего лишь палец. Здесь не важно, упал ли самолет, на котором вы летели (что на сегодня, к сожалению, перестало быть редкостью), или опрокинулся ваш автобус, а важно то, что из ситуации, из которой редко выходят живыми, вы выбрались с такой пустяковой травмой. Кстати, имеются десятки подобных случаев, реально произошедших в жизни.
  Уже когда готовилась к печати эта книга, один мой знакомый попал в катастрофу. На мотоцикле их было двое, и они стали кувыркаться на скорости около двухсот километров в час. От мотоцикла оторвало оба колеса, а раму намотало на мотор. У моего знакомого трещина ключицы, а второй насмерть. Вот и решай - радость ли трещина в ключице...
  
   Резюмируя все эти мысли, я пришел к интересному выводу: оказывается, порой бывает более важно не то, что происходит с самим человеком, а то, что происходит вокруг него. Объективное представление о существе события нельзя составить, игнорируя совокупность всех обстоятельств, сопутствовавших данному событию.
   Конечно же, я не отступаю от главного принципа моего видения мира: во всяком событии нашей жизни есть свои положительные стороны.
   НИКАКАЯ НОЧЬ НЕ ЧЕРНА НАСТОЛЬКО, ЧТОБЫ ОТКАЗАТЬСЯ ВЕРИТЬ В НАСТУПЛЕНИЕ ДНЯ.
   Темные пятна, различимы только на светлом фоне, точно так же, как и светлые, на темном. Желание человека переступить через ступеньку, окрашенную в черный цвет, и ступать только на светлые, естественно и вполне объяснимо. Да будет ли это хорошо? Избавившись от черных красок, можно захотеть выбросить и серые, а вслед за тем и недостаточно, на наш взгляд, светлые, а в итоге оказаться в окружении лишь одного, ослепительно белого цвета. Но слепота, вызвана ли она отсутствием или избытком света, все равно будет слепотой, отнимающей способность созерцать красоту мира и наслаждаться радостями жизни.
   Ведь что больше всего отравляет жизнь путнику, не нашедшему клад? Переживание утраты того, чего у него никогда не было! Клад никогда не принадлежал ему, но он отчаянно сожалеет о нем. Но можно ли потерять то, чего ты не имел. Вот один золотой ты действительно нашел. У тебя его не было, а теперь есть. А желание стать богаче, не пропало бы даже после находки клада, разве что тогда это было бы желание стать не просто богаче, а еще богаче. Но не говоря уже о том, что богатство не всегда ведет к счастью, не следует забывать, что приобретя что-то, его можно и потерять. Хорошо еще, если ты выронишь свои деньги сам, по недосмотру воспользовавшись дырявым карманом. Хуже, если их отнимут силой, да вдобавок еще лишат тебя здоровья, а то и жизни. Разве не случается так, что человек успевает вскочить в автобус, мчащийся к пропасти, или что он выигрывает автомобиль, в котором ему суждено разбиться и т.д.
   Тяжело смириться с утратой, но совсем уж глупо сожалеть об утрате того, чего не имел, и отравлять сожалением об одной несбывшейся надежде всю оставшуюся жизнь.
   Меня, возможно, поправят, что теряют ведь и свое, уже мне принадлежащее. Что, если бы клад, о котором идет речь, был зарыт не старым свирепым пиратом, а оказался заветным тайником, в котором я хранил все свои сбережения. Отвечу и на этот вопрос. Исключений из "жизненных правил" не бывает. К любым потерям надо относиться по-философски, помня о мелочах, но не забывая и о главном. А главное - это сама наша жизнь. Уверен, вам не раз приходилось слышать об известной грабительской формуле: "жизнь или кошелек". Может быть, выбрать кошелек? Но тогда лишишься и жизни, и кошелька. Нет. Выбирают всегда жизнь. И не напрасно. И не из трусости. А по мудрости. Нет таких денег, ради которых стоило бы жертвовать жизнью, идти под нож или дуло пистолета. Так стоит ли убиваться и лезть в петлю, ведь жил же ты как-то пока денежки лежали в кубышке. Конечно, это неприятно, спору нет, но не смертельно.
  
   Итак, что бы ни произошло: нашли вы, или потеряли, стал этот день для вас днем обретения, или днем утраты, - не следует терять самообладания и впадать в эйфорию или, наоборот, в чрезмерное уныние и апатию к жизни.
   Жизнь "прекрасна и замечательна", но она умеет преподносить самые неожиданные сюрпризы и к ним нужно быть готовым. Не всегда эти сюрпризы приятны, но при любом повороте судьбы впереди вас ждет будущее, и если вы войдете в него с желанием жить, то оно обязательно будет удачным и счастливым.
  
   О обладании и потерях. Комична притча о старом ростовщике имевшем много золота. И однажды ссудившем деньги пройдохе, который его обманул и украл часть его состояния. Ростовщик так расстроился, что сердце не выдержало и он умер. А когда предстал пред Божьим судом, состоялся такой диалог.
  - Сколько ты имел? - спросил его Отец.
  - Много.
  - Все ли ты потерял?
  - Нет. Только часть.
  - Сейчас ты на облаках. Сколько из нажитого ты взял с собой?
  - Ничего.
  - Тогда стоило ли из-за этого расстраиваться. Земная жизнь временна, духовная вечна. Все что тебе дано на земле - дано во временное пользование. Своего рода в аренду. Попользовался и вернул.
   Спроецируем эту историю на современную жизнь. Вариант первый. Вы мечтаете о Мерседесе. Вам Небо посылает неожиданную сделку, в результате работы над которой, вы получаете возможность приобрести Мерседес стоимостью в 100 тыс. долларов. Ездите на нем один год и у вас его крадут. В результате куча отрицательных эмоций.
   Вариант второй. Вы мечтаете о Мерседесе. Ваш близкий друг уезжает в командировку на один год и оставляет вам свой Мерседес в пользование, пока он не вернется. В результате куча отрицательных эмоций.
   Вариант третий. Вы мечтаете о Мерседесе. Но, ни Небо, ни ваш друг не предоставляют никакой возможности один год ездить на автомобиле. И весь этот год вы ходите пешком, мечтая когда-нибудь иметь такую возможность. В результате куча отрицательных эмоций.
   В каждом из этих вариантов есть положительные и отрицательные стороны. По совокупности их большинство людей выберет второй вариант. Он позволяет избежать сильных потрясений при пользовании в течении года автомобилем. На втором месте первый вариант. Очень сложный эмоционально, но все же обладающий. И самый малопривлекательный - третий. Как несущий наименьшее количество положительных эмоций. Хотя найдутся люди не любящие треволнения, которые поставят этот вариант на первое место, но их меньшинство.
   Резюмируя можно подвести итог. Если потеря чего-либо страшнее радости временного обладания, то не стоит и стремится к обладанию. Но так как большинство размышляет иначе, и соглашаются обладать и рисковать потерять то, чем обладают, то стоит поменять отношение к обладаемому, как к обладаемому ВРЕМЕННО и проблема в целом решена.
  
   О двух (из многих других) составляющих счастья. Счастье я мог бы условно разделить на две основные части: духовную (как ощущение счастья) и материальную (как его условие, или основу). К первой я отношу любые позитивные чувства и эмоции, доставляющие человеку сознание счастья. Ко второй, материальной - все те жизненные успехи, которые делают возможным рождение таких чувств.
  В духовной - сфере чувств - различия между людьми не столь значительны, как принято полагать. Все чувства вообще, которые мы испытываем (а не только положительные), - любовь и ненависть, дружба и вражда, верность и измена, спокойствие и страх и т.п. - одинаковы у всех людей, и у Царя, и у Пастуха. Причем, они одинаковы не только в том, что мы делаем (любим или ненавидим, радуемся или печалимся), но и в том, как, мы это делаем! Нас бросает в жар, или холод, сердце "замирает" или бьется чаще, душа "ликует" или "уходит в пятки" - и так у всех, без исключения и без различия образования и размера кошелька.
   Чисто внешние атрибуты, способ выражения чувств, при этом, конечно, значительно отличаются, но сами по себе чувства, взятые в их неприкрытой первородной обнаженности, какими они даны нам от Бога, будут одни и те же. Если бы от "пламени любви", вспыхивающем в душах людей, можно было зажечь обычные свечи, то мы бы никогда не смогли отличить одно пламя от другого и определить, кому оно принадлежит: гению или злодею, мыслителю, поэту или заурядному конторскому служаке. И за изысканной речью какого-нибудь кавалера, признающегося в любви даме своего сердца, и за безыскусными словами откровения полуграмотного моряка, и даже за немым, но полным восторга и обожания к любимой, взглядом робкого юноши скрывается совершенно одинаковое чувство.
   Любой человек способен к обладанию теми или иными чувствами в полном их объеме. В отличие от иных вещей, условности материального мира не распространяются на духовную составляющую счастья. Ни социальный статус, ни материальное положение не способны запретить человеку пользоваться всей полнотой его чувств. Ему можно не позволить обладать теми или иными вещественными благами мира, его можно не допустить к занятию им той или иной должности, но у него нельзя отнять способности думать, мечтать, желать, надеяться и, конечно же, чувствовать и ощущать. Иначе говоря, можно до минимума ограничить круг доступных человеку радостей, но нельзя отнять у него возможности радоваться оставшимся так, как если бы он и вправду обладал величайшим счастьем мира.
  Вот почему пастух не хочет стать более любимым, чем владелец стада, а владелец стада не станет соревноваться в этом чувстве с правителем города. Им все равно, какими чувствами обладает сосед слева или справа, для них важны только их собственные чувства, а здесь они такие же полноправные господа, как и самые всесильные люди мира. Вот почему нет ничего удивительного в том, что в духовной части счастья совершенно нет места для той ожесточенной конкуренции, с которой мы сталкиваемся в сфере материальной, где пастух непременно желает стать владельцем стада, владелец стада - правителем города, а правитель города - властелином страны и т.д.
  Таким образом, духовно все мы готовы быть счастливыми, мы хотим и согласны принять счастье, но нам необходима цепь материальных событий, которая дала бы основание открыть свои чувства счастью.
  По своей природе люди более материальны, чем духовны. Вот почему материальная составляющая счастья более значительна и сложна, чем духовная, если, разумеется, не сводить ее целиком только к абсолютному количеству денег, лежащих в кармане или на банковском счету. Деньги, и это понимают почти все, всего лишь средство, способ достижения чего-то более важного и значительного, чем сытость и крыша над головой. Это значительное, с моей точки зрения, было бы верно определить как место человека в обществе, среди других людей .
  Существует иерархическая лестница, каждой ступеньке которой соответствует определенное материальное положение. Вполне естественно, что человек старается взобраться по этой лестнице как можно выше.
  В отличие от духовной части, где каждый согласен довольствоваться своим, в сфере материальной господствует жуткая зависть и конкуренция. Люди с азартом и ожесточением соревнуются друг с другом в обладании благами мира, среди которых не последнее место занимают власть и слава.
  Когда я говорю о стремлении человека подняться на вершину социальной иерархии, следует иметь в виду, что не всякая власть и не всякое общество могут его устроить. Человек определенно рассчитывает на заметность в условиях совершенно конкретного общества. Ему далеко не безразлично, будет ли он, к примеру, президентом Соединенных Штатов Америки, султаном Брунея или вождем какого-нибудь племени Мумба-Юмба, хотя в любом из этих случаев он, казалось бы, в равной степени должен быть доволен, поскольку займет наивысшее положение в рамках данных обществ. Однако реально все не так просто. Человек, родившийся и выросший в мало-мальски цивилизованной стране не захочет стать главой дикарей, все еще добывающих огонь трением. Да и в выборе между далеко не бедным Брунеем и Америкой, он сотни раз взвесит, стоят ли нефтедоллары крошечной страны с мизерным населением престижа великой мировой державы.
  Таким образом, вывод к которому я прихожу, состоит в том, что полноценная материальная составляющая счастья включает, как минимум, две необходимые вещи:
  1) - желаемое вами общество;
  2) - желаемое вами место в этом обществе.
  
  Правда, во всем этом рассуждении есть одно "но". Стать президентом США было бы, наверное, приятно, но для большинства из нас это недостижимая вершина, и именно поэтому у человека срабатывает его природный практицизм. Ему нужны не сказочные воздушные замки, а реально достижимая перспектива. Потому то люди и согласны сообразовывать свои желания со своими возможностями, хотя и при этом почти всегда желают чуточку больше, чем могут себе позволить.
  
  Кому для счастья сколько нужно, или Еще раз о материальном. Небезызвестный Шура Балаганов из "Золотого теленка" Ильфа и Петрова полагал, что "для полного счастья ему нужно шесть тысяч четыреста рублей и что с этой суммой ему будет на свете очень хорошо" . Существует на этот счет и замечательная народная байка, герой которой, хотя и замахивается на трон, тоже весьма скромен в своих желаниях:
  Был бы я царем,
  Спал бы на соломе,
  Мазал бы сапоги дегтем,
   Накопил бы денег... и сбежал.
  Казалось бы, невелики запросы, но не стоит заблуждаться. Человек не из тех существ, которые способны долго довольствоваться малым. Не потеряй Шура так глупо денег, полученных от Остапа, и поживи хоть немного в сытости и довольстве, он бы наверняка пожалел о своей скромности. Проснулась бы фантазия и у мужика, ставшего царем. Ибо таков закон человеческой природы: имея рубль - мечтают о десяти, имея десять - о сотне, а затем счет идет уже на тысячи и миллионы. Не было еще такого нищего, который бы получив на обед, не захотел бы иметь и на ужин.
   Набор наших желаний не постоянен, он меняется. Правило - "всему свое время" - действует и здесь. Голодный мечтает насытиться, сытость вызывает к жизни желание других удовольствий. Каждая удовлетворенная потребность порождает новые. И хотя это происходит спонтанно, само собой, в рождении тех или иных желаний есть четкая закономерность. Глупо грезить о дворце, не имея даже хижины. Дворцы существуют, и ты это знаешь, но до поры до времени они тебя не тревожат и не являются тебе в сновидениях: слишком далеки и неясны пути к ним, а от судьбы нельзя требовать сразу слишком многого. Даже пушкинская Старуха, помнится, начинала с корыта, хотя и закончила "вольной царицей", да заявкой на "владычество морское".
   Человек шаг за шагом отвоевывает у жизни ее блага, лишь постепенно расширяя масштабы и объем своих притязаний. Каждая сбывшаяся мечта приносит ему чувство удовлетворения и счастья, но оно всегда очень недолговечно. На фоне целой жизни это только мгновения прошлого, хотя и приятные. Но именно из таких мгновений и складывается счастливая жизнь.
   К сожалению, человек редко по-настоящему дорожит своими прежними, уже сбывшимися желаниями. Чаще они кажутся ему наивными и смешными, а это вряд ли справедливо, ведь в таком случае придет время осмеять и сегодняшние желания и надежды. И тогда, если оставаться до конца последовательным, под сомнение придется поставить всю прожитую жизнь вообще.
   Еще больше оснований посмеяться над нами будет у потомков, если и они будут подходить к нам со своими мерками. Дело в том, что объем наших желаний ограничен не только нашими материальными возможностями, но и возможностями воображения, у которого, в свою очередь, тоже есть исторически обусловленные пределы.
   Вряд ли наши исторические предки, как совсем далеки, так и недавние, могли хотя бы помыслить о современных возможностях передвижения по морю, воздуху и по земле, не говоря уже о таких вещах как радио, телевидение, телефон и массе других вещей, которые и перечислить трудно.
   Если объем наличных желаний современного человека принять за 100%, то у пещерного человека они не достигнут от них и 5%. С другой стороны, объем желаний воображаемого человека будущего или какого-нибудь инопланетянина наверняка будет вдвое, а то и более превосходить наши. Но будет ли это достаточным показателем нашей ущербности. Прогресс человечества очевиден и неоспорим, особенно в области материальной культуры, и не стоит его страшиться, ведь и наши требования к жизни не всегда одинаковы. Возможно, в 12 лет пределом чьих-то мечтаний был велосипед, в 18 - мотоцикл, а в 22 он стал подумывать о машине. Прошло еще какое-то время, и машина стала таким же будничным предметом, как зонтик в дождь или утренний кофе, но мы же не станем осуждать себя за то, что в свое время нам хотелось получить от жизни так мало. Очевидно, дело не в том, чего и сколько мы хотим или хотели, а в том, насколько это действительно важно для нас в тот момент.
  Удивительно не то, что одни люди и в малом умеют находить основания для счастья, а другие, утопая в роскоши, остаются несчастны, а то, что зависть, застилающая нам глаза, часто оказывается сильнее и природного стремления к счастью и нашей собственной памяти, еще хранящей его былые образы.
   И тысячи лет назад, и сейчас, и в будущем люди находили, находят и, уверен, будут находить себя счастливыми и обходиться тем, что доступно их разуму и их материальным возможностям. Но для этого человек, действительно желающий быть счастливым, должен строить свое счастье в том месте, куда его определила судьба, и из того материала, который она ему дала. Одно только желание иметь больше, чем у тебя есть, не сделает тебя счастливее. Получить желанное больше, тоже еще не значит обрести счастье и покой. Но ты вправе рассчитывать на свое больше, если научишься обходиться с уже имеющимся.
  Наверное, когда речь идет о благах жизни, невозможно сказать: "все, с меня довольно", но нужно в любое время жизни быть способным сказать о себе: "у меня для счастья есть все". Это далеко не одно и то же, и осознать разницу очень важно.
  
   О богатстве как таковом. Бытует мнение о том, что количество денег прямо пропорционально количеству ума. Пожалуй, данное утверждение верно только отчасти. Чтож, попробуем осмыслить расхожее мнение. Безусловно, что для зарабатывания какого-либо, очень незначительного количества денег необходим определенный минимум интеллекта. Этот минимум имеет любой взрослый, психически здоровый представитель Homo Sapiens. Но, каждый в отдельности индивидуум никак не хочет довольствоваться этим минимумом и прилагает различные усилия, чтобы этот минимум стал максимумом. Самым общепринятым способом для достижения финансового максимума является увеличение количества и качества мозгов, а уж как следствие ум позволит нам приблизить желаемый финансовый триумф. Имеено здесь и кроется главная ошибка данного постулата. Заключена она вот в чем:
   Возьмем для рассмотрения среднестатистическую особь племени человеков, способную обучаться, приобретать опыт, учитывать и анализировать ошибки, сделанные им самим и ему подобными. При обыкновенном течении его жизни, день прожитый добавляет в его умственную копилку ещё одну толику информации, которая следовательно делает его сегодня умнее, чем вчера. ( Мы не обсуждаем возраст, когда человек выжил из ума). Т.е, вряд ли кто-то станет утверждать, что 5 лет тому назад он был гораздо умнее, скорее наоборот и это объективно!!!
   Тут делаем 1-ый вывод: день ото дня человек становится умнее и опытнее, т.е мудрее и это факт.
   Далее, если количество денег прямо пропорционально количеству ума, то с каждым днем и годом, человек должен становиться все богаче и богаче.А это нонсенс. Сплошь и рядом мы видим как образуются и затем тают огромные состояния, что приводит нас к несоответствию: человек становится умнее и умнее, а богатство тает. И, не успев оглянуться, миллионер разорен при том, что ума у него стало больше, чем тогда, когда его состояние увеличивалось.
   Тем самым, это несоответствие позволяет сделать нам следующий искомый вывод: количество ума - не определяет количество денег.
  
   Пожалуй, над этим стоит задуматься..
  
  
   Счастье умалишенного. Каким должен быть набор осуществленных желаний, чтобы мы ощутили себя вполне счастливыми? Любой ли ценой согласны мы принять счастье? И может ли вообще быть счастье любой ценой?
   На первый взгляд, действительно неважно, что лежит в основе твоего благополучия. Но только на первый взгляд. Иногда и вправду хочется забыться, отрешиться от реальности, освободиться от нее, почувствовать себя вне времени и его условностей, которым ежеминутно приходится подчиняться. Помните старый советский анекдот:
  "Идет вступительный экзамен в университет. Профессор спрашивает абитуриента, что ему известно о Марксе и Энгельсе. "А кто это?" - удивляется он. "Как, Вы ничего о них знаете?" - "Нет" - "А о большевиках и меньшевиках что-нибудь слышали?" - "Нет" - "Ну а о Ленине?" - "Нет" - "Господи, откуда же Вы такой взялись?" - "Из Урюпинска".
  Профессор отошел к окну и прошептал: "Боже мой, боже мой... А может забыть обо всем и уехать в Урюпинск?!".
  А действительно, не в этом ли и в самом деле выход? Не в Урюпинске, разумеется, а в том, чтобы лишиться какой-то части разума, именно той части, которая и есть наши заботы, страдания.
  Но тогда почему перед глазами невольно всплывает образ радостного умалишенного. Счастлив ли он? По-своему, конечно, да. Но какой ценой далось ему это счастье? Хочу ли и я этой безумной радости, или же мне хочется радоваться чему-то, по поводу чего-то важного, желанного? Иначе говоря, "что лучше, - как спрашивал еще Эпикур, - с разумом быть несчастным либо без разума быть счастливым?"
   Всякий человек стремится избавиться от несчастий и страданий. Умалишенному это в какой-то мере удается. Существует даже мнение, что отключение части сознания нередко является своеобразной защитной реакцией организма, не желающего переступать через определенный "порог страдания", и может быть вызвано переизбытком отрицательных эмоций . Такие люди утрачивают часть своего разума, а вместе с ней и восприимчивость к страданию. Таким образом, они как бы становятся абсолютно счастливыми, у них нет желания запредельного, недостижимого, а значит, нет и разочарования. Однако здравомыслящему человеку такое счастье вряд ли придется по душе, он скорее согласится смириться с какими-то бедами, с какой-то неустроенностью жизни, чем принять ущербную, урезанную радость слабоумного. А ведь вся разница между ними, на первый взгляд, состоит только в наборе их желаний.
   Ситуация немного проясняется после того, как мы зададимся вопросом, а каковы же эти желания. Можно ли обойтись только их арифметическим сравнением, не вникая в суть самих желаний?
  Ведь и мы, здравые люди, не имеем представления обо всем спектре потенциально доступных человечеству удовольствий. Но мы и не помышляем о большем. Оно нам ни к чему. Даже если бы мне сегодняшнему предложили 200% завтрашнего счастья, я бы не оценил столь щедрого хода, и не принял бы дорого подарка. Он мне не нужен! Мне нужны мои, и только мои 100%. Их я действительно смогу оценить, мне понятны и известны достоинства каждой вещи, входящей в набор моих желаний. И он, этот набор, абсолютно полон для меня. Изъять из него что-либо - операция для меня болезненная, добавить - бесполезная. То же самое относится в полной мере и к моим историческим предшественникам.
  Мы довольствуемся тем, что предлагает сегодняшний день. Если бы мне представилась возможность побеседовать с гражданином Древнего Рима, то, увидев, как много из известного и доступного мне сегодня он не знает и не понимает, я бы все равно не счел его ограниченным и неполноценным, потому что его желания полны и вполне соответствуют духу времени. (Не считаем же мы идиотами античных философов, Македонского, Цезаря или Спартака.)
   Если бы все заключалось только в количестве желаний, без учета их качества, то и мы, скорее всего, показались бы смешными и уродливыми людям будущего. Можно только представить себе, какими жалкими и мелкими должны будут выглядеть некоторые из наших нынешних желаний. Что будет для них отдых на Канарских островах, когда перед ними откроются двери во Вселенную! Но потомки, я в этом убежден, не станут нас порицать, ибо, будучи не менее разумными людьми, чем мы, они поймут, что в каждом из времен человек выбирает лучшее из доступного этому времени. Сумасшедшими в таком случае оказываются не те, кто считается с возможностями своей эпохи, а те, кто их отвергает и погружается в мир несбыточных иллюзий и фантазий.
   Так что же получается? Выходит, ни при сопоставлении сегодня и вчера, ни при сопоставлении сегодня и завтра, мы вовсе не имеем дело с ситуацией здравомыслящего и умалишенного. Пусть в первом случае у моего предка в сравнении со мной и оказывается лишь 40-50% желаний, а у моего потомка их будет, наоборот, 150-200%. Но, несмотря на это я убежден, что у меня в мечтах есть все, что именно свои 100% я бы и хотел иметь.
  Желаний крепостного мужика середины прошлого (всего то!) ХIХ века, когда еще и крепостное право не было отменено, для меня, пожалуй, будет маловато, но зато мне ни к чему и дополнительные желания из будущего или какого-то иного более развитого мира. Я хочу получить свое, и, желательно, в полном объеме. Того же, по большому счету, желали и наши предки, и будут желать потомки.
  Иными словами, в каком бы мире и в какое бы время ни жил человек, у него всегда есть возможность выбрать для себя полноценное счастье. Умалишенный ущербно счастлив не потому, что он меньше желает, а потому, что у него нет социально-значимых желаний. Физиологических, чисто животных желаний у него может быть сколько угодно, даже больше, чем у нормального человека, но они не способны компенсировать отсутствия того, что дается сознанием своей принадлежности к человеческому обществу. Вот почему мы никогда всерьез не рассматриваем для себя вариант, в котором бы для достижения счастья, требовалось отказаться от здравомыслия.
  
  
   Счастье есть процесс перехода от нужды к изобилию. Счастье это движение. Оно невозможно как состояние статичного, неподвижного "довольства" собой и жизнью. Именно процесс перехода от нужды к изобилию и создает ощущение счастья. Если абсолютное изобилие - и духовное, и материальное существует ИЗНАЧАЛЬНО, то счастье НЕВОЗМОЖНО! Вам хочется света - он у вас есть; вам захотелось тьмы - она тут как тут; хочется пить, но вы уже напились; хочется есть, но вы уже сыты... Если здесь счастье? Нет. Счастье - процесс постоянного удовлетворения себя, процесс перехода от желаемого к действительному, причем процесс необходимый и вечный, поскольку как только мы достигнем абсолютного изобилия, произойдет полное насыщение, или, вернее, пресыщение жизнью, что будет означать неминуемый конец человека, а это невозможно.
   Человек находится в вечной погоне за счастьем, за изобилием. Нет такой цели, по достижении которой на смену не приходила бы другая. В жизни одно желание, стремление постоянно сменяется другим и потому всякий раз изобилие как бы убегает в будущее. Очевидно, мы состоим из такой энергии, которая, постоянно перетекая, не имеет такого убежища, где бы она могла обрести окончательное пристанище, чтобы сохраняться там в тишине, покое и блаженстве. Форма, к которой стремится энергия, сама находится в динамике, в процессе вечного движения и изменения.
   То, к чему мы постоянно стремимся, это не статика изобилия, когда достигнув желаемого, погружаешься в счастье и можешь в покое наслаждаться искомым блаженством. К примеру, гипотетически не так уж сложно достичь бессмертия. Для этого нужно только остановить время. Останови его, и ты навсегда останешься 35-летним. Но какой ценой? Замрет время, но вместе с ним и ты сам превратишься в неподвижную ледяную статую. Или, допустим, ты остановил течение времени в самое счастливое мгновение своей жизни - "остановись, мгновенье, ты прекрасно" - и что же?... Ощущение счастья тут же бесследно исчезнет, потому как, оказывается, в действительности ты желал вовсе не остановки движения жизни, но продления состояния получения изобилия.
  
   Что важнее - результат, в данном случае Счастье, или процесс его достижения? Попробуем ответить на этот вопрос с помощью деятельности Творца. Творец - всемогущ и всеведущ. А раз так, то он прекрасно знает ответы на глобальные вопросы человечества, а именно: В чем наше предназначение? Должны ли мы достичь какой-то конкретной цели? Если должны, то какой? В чем суть этой цели? Ну и конечно: наша цель это некий результат или процесс его достижения? Значит, у нас есть всего два варианта:
   1) Наша цель - некий результат.
   2) Наша цель - процесс его достижения
  
   Рассмотрим первый вариант: Если цель существует, а Творец всемогущ и всеведущ, то тогда почему он не создаст необходимый ему результат, т.е. счастье, ради которого мы живем, имея для этого все необходимые средства. Он и знает все, что для этого необходимо, он и может это произвести, в силу своей всемогущественности.
   Если бы Творец намерился реализовать эту цель, то результатом его действий должно было бы стать произведение сразу конечного результата. Иначе говоря, нет никакой необходимости в процессе медленного постепенного производства движения к цели.
   Возьмем простой пример: Вам необходимо побывать в Лондоне на философской конференции. Для выполнения этой задачи Вы получаете визу, покупаете билет, садитесь в самолет, тратите кучу времени, - а все ради чего? - для получения результата. А если бы Вам предложили мгновенно оказаться в Лондоне, минуя нежелательные и не необходимые действия, описанные выше. Нормой было бы с этим согласиться и тем самым избавить себя от кучи ненужных забот и потери времени.
   Посмотрим вокруг. Что мы наблюдаем? Мы все находимся в процессе поиска. И ищем все что угодно - кто богатства, кто покоя, кто счастья. Но не важно, что мы ищем, важно другое - мы находимся в процессе.
  
  Т.е факт наличия в данный момент процесса, говорит нам о том, что:
  Либо Творец - хочет, но не может достичь результата.
  Либо - может, но не хочет.
   И то и другое не совместимо с качествами Творца. А, по сему, раз Творец и может и хочет достичь результата, но этого нет в наличии, значит этого не должно существовать в принципе.
   Каждый из нас при наличии а) цели и б) возможности ее достижения, выбирает наикротчайший путь: кратчайший и по времени и по другим затратам. То есть время и усилия сведены к минимуму - для Бога это означает мгновенно. То есть - не должно существовать факта процесса!!! Но он же есть!
   А по сему: коль Творец всемогущ и всеведущ (а мы не подвергаем сомнению его превосходность) и, имея возможность достичь результата, его не достигает, то напрашивается следующее умозаключение - смысл существования не в достижении конечного результата, а в процессе его обретения, так как Процесс и есть сам Результат!
  
  
  ГЛАВА V.
  
  Жизнь и смерть.
  
  
  Не книги ли одной и жизнь и смерть
  два тома?...
  П.А. Вяземский
  
  Жизнь - вечность, смерть - лишь миг!
  М. Ю. Лермонтов, Маскарад
  
  Добро требует смерти во имя собственного прогресса. Вне смерти... оно засыпает и глохнет, превращается в абсолютное зло. Ибо единственная абсолютная безнравственность в мире есть косность, бездеятельность, пустая потеря времени. Такова этика смерти.
  Г. Ланц
  
  Кто знает, сколько каждый живущий на земле оставляет семян, которым суждено взойти только после его смерти? Кто скажет, какой таинственной цепью связана судьба человека с судьбой его детей, его потомства...
  И.С. Тургенев, Фауст
  
  
  
   Пока речь в нашем рассуждении шла о жизни, всегда находились разумные и веские доводы отстоять ее "честь и достоинство", которые я черпал из самой жизни. Поэтому, надеюсь, многие читатели уже успели стать сторонниками моей концепции. Но вписывается ли в нее смерть?
   До сих пор мы вели речь о том, что само рождение, сама жизнь - это большая удача для того, кто ее получил. Везение, утверждаю я, сопровождает человека на всем жизненном пути: невезучих судеб не бывает. Невезение лишь оборотная сторона медали, на которой отчеканен символ счастья. Само по себе оно (несчастье, невезение) существовать не может, оно лишь своеобразная часть, составляющая счастья. Темные краски даны нам, чтобы яснее и четче увидеть и очертить достоинства жизни. Но если жизнь прекрасна, то может ли смерть, уносящая ее и являющая собой ее противоположность, не быть безобразной, не быть самым страшным из зол и несчастий. Неужели и смерть - везение? Кто возьмется утверждать такое?
  
  Да, действительно, рано или поздно человек оказывается у рубежа, за которым жизни уже нет. За этой чертой - бездна, царство тьмы.
  Что же она такое, смерть? Откуда и зачем приходит эта старая ведьма с косой в черном балахоне?
  Как встретить ее, как отнестись к тому, что она с собой несет?
  Нельзя же и в самом деле сделать вид, что смерти не существует. Но тогда, быть может, смерть просто досадное исключение из правила. Однако в таком случае мы оказываемся уж совсем в дурацком положении: всю свою жизнь мы подчиняемся правилу движения к счастью, а результатом этого движения становится... уродливое исключение из правила этого же движения. Следовательно, такое явно абсурдное допущение должно быть нами отброшено. Не могут в конце человеческой жизни разом, в мгновение ока, коренным образом поменяться правила игры. Это было бы нелогично, и допустить такую нелогичность Господь, установивший эти правила, никак не мог. Но тогда, мы просто чего-то в смерти недопонимаем, осуждая ее. Но чего? Вот в этом то нам и предстоит разобраться.
  
  Человек не рождается ради смерти. Эпикур утверждал, что "самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мертвых, так как для одних она сама не существует, а другие для нее сами не существуют" . Несмотря на то, что в чем-то прославленный античный философ, безусловно, прав, я не могу безоговорочно принять все его аргументы. Хотим мы этого, или нет, но смерть имеет к нам отношение. Спорить с этим нет никакого смысла, ибо если бы дело обстояло иначе, то и говорить о смерти было бы ни к чему. Похоже, Эпикур понимал это не хуже нас с вами, иначе он бы не утруждал себя размышлениями о смерти. Другое дело, решить, что есть смерть в ее отношении к жизни. От того, будем ли мы считать смерть фактом человеческой жизни, или же, наоборот, признаем жизнь только прологом к смерти, зависит наше отношение как к жизни, так и к смерти.
   Что касается меня, то я являюсь убежденным сторонником философии жизни, а не философии смерти.
   "Отрицание жизни, - писал в "Диалектике природы" Ф. Энгельс, - по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, - смертью... Жить значит умирать" . Звучит, согласитесь, очень эффектно, но кто возьмется начертать на своем фамильном гербе этот девиз отрицания жизни? Сказать, что человек рождается, чтобы умереть, значит перенести акцент с жизни на смерть. Это равносильно добровольному принятию культа смерти, при котором жизнь ничто, лишь жалкий временной придаток смерти, данный для приготовления к ней. А это не так. Не жизнь принадлежит смерти, а смерть - жизни; не жизнь - момент смерти, но, наоборот, смерть лишь один из моментов жизни.
   Да, жизнь заканчивается смертью, но рождается человек все-таки для жизни, большой ли, малой ли, это уже не столь важно, но для жизни.
   Никто и не собирался скрывать от нас, что мы умрем. Нам неизвестен час нашей смерти, но что он непременно наступит известно доподлинно. В этом знании своей смертности, есть тоже немалый смысл. По мнению современного российского философа А.В. Демичева, занимающегося изучением феномена смерти, "человек тем и отличается от животного, что ему доступно сознание конечности своего земного существования... "Дар" смерти дает почувствовать вкус праздника жизни во всей его полноте..." . Частенько мы позволяем себе посмеиваться над этим знанием - "Доктор, я умру?... А как же!" - и это тоже показатель превосходства жизни над смертью.
  Смерть приходит в назначенное для нее судьбой время, но пока мы живы, ничто не запретит нам следовать логике жизни и предаваться заботам, свойственным живым. И пусть, как говорит в "Опытах" Мишель Монтень, "смерть застигла меня за посадкой капусты, но я желаю сохранить полное равнодушие и к ней, и тем более к моему не до конца возделанному огороду" .
   Знание своей смертности не должно угнетать человека. Не желать жить только потому, что жизнь не будет длиться вечно, абсурдно и недостойно человека. "Формула "жизнь бессмысленна, потому что человек смертен" - сама по себе логически недостаточна, - справедливо отмечает Л.Я. Гинзбург. - Как будто бессмыслица, длящаяся вечно, была бы лучше временной бессмыслицы? " Смысл жизни ни в коей мере не определяется ее продолжительностью. Конечность жизни это скорее ее достоинство, чем недостаток : она придает жизни дополнительную ценность, которой не могло быть, если бы жизнь длилась бесконечно долго. Можно ли искренне чему-то радоваться, когда у тебя впереди бесконечность, когда все что угодно может повториться еще миллионы раз, да и стоит ли вообще ценить то, что никогда и никуда от тебя не денется.
  
   О боли, причиняемой смертью. Наверное, чувство утраты близкого человека известно каждому. Примириться, объяснить и, главное, пережить смерть дорогого вам человека иногда бывает очень тяжело. Но вот какие удивительные слова еще в первом столетии нашей эры нашел в письме к жене Плутарх, и речь, заметьте, шла не о какой-то отвлеченной судьбе, а о его собственной маленькой дочери: "Вспомним годы, предшествовавшие рождению нашей малютки. Мы находимся теперь в том же положении, что и тогда, не считая времени ее пребывания с нами, которое нам следует рассматривать как свое дополнительное счастье. Не будем неблагодарно обвинять судьбу за то, что она дала нам, ведь мы все равно не могли бы иметь все, что мы желаем. То, чем мы обладали, пока мы им обладали, было хорошо, хотя теперь у нас его больше нет" .
   Боль утраты очень часто усиливается от переживания того, что умерший, или погибший человек, с нашей точки зрения, был еще слишком молод, чтобы умереть. В этом случае мы, как правило, домысливаем за судьбу жизнь уже ушедшего от нас человека, рисуя то одни, то другие радостные перспективы, которые он мог бы реализовать, оставшись жив. Но вправе ли мы так поступать? Не напоминают ли наши фантазии сожалений по поводу того, чего не было, что не состоялось - об утрате не существовавшего.
  Мы говорим: "Он ушел таким молодым. Он мог бы еще так много совершить..." и т.д. Предполагая, мы отчего-то абсолютно убеждены, что было бы именно так; что если бы не смерть, то судьба только и делала бы, что улыбалась ему. После смерти человека, мы как никогда оптимистичны в оценках несостоявшегося продолжения его жизни. НИКОГДА ПРИ ЖИЗНИ, МЫ НЕ БЫВАЕМ СТОЛЬ УВЕРЕНЫ В ЖДУЩЕМ КОГО-ТО ВПЕРЕДИ СЧАСТЬЕ, КАК ЭТО ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ НАМ УЖЕ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ. Тревоги, волнения, огорчения, несбывшиеся надежды - все, с чем мы сталкивались при жизни, мгновенно стираются из нашей памяти, как будто их никогда и не было. Мы отказываемся помнить, что от желанного очень часто приходилось отрекаться, что пожелания, звучавшие и в праздники, и в будни, в большинстве случаев оставались лишь пожеланиями. Теперь нам кажется, что все бы изменилось. Стоит ему только вернуться, и перед ним откроется чудесное окно в мир сбывающихся грез. Уже нет тех вопросов, которые еще вчера были так естественны: "а получится ли", "сможет ли он", "сумеет, или нет". Как это ни горько сознавать, но всем нам следовало бы признаться и себе, и окружающим, что наше уверенное "мог", сильно только тем, что уже нет того, кто мог бы его опровергнуть.
  Не от того ли мы так несчастны, что слишком часто прибегаем к сослагательному наклонению с его невероятным если бы...
  Известный американский философ Корлисс Ламонт, по-моему, был очень точен в оценке тех противоречий, в которые впадают живые, сожалеющие о мертвых. Вот что он пишет: "Если смерть есть конец, мы можем пожалеть себя за то, что мы потеряли дорогого друга, или пожалеть нашу родину или человечество в целом за то, что они потеряли человека выдающихся способностей; но, будучи разумќными, мы не можем жалеть самого умершего человека, поскольку он не существует и не может знать ни печали, ни радости. Мы не можем огорчаться из-за него как мертќвого - мы огорчаемся, только видя умирающего, умираюќщего против воли, в сознании, что он оставляет эту жизнь преждевременно и, значит, часть полагавшегося ему по праву человеческого опыта не была ему дана. Мы можем по-прежнему сожалеть, что он как живое существо оказалќся не способен продолжать пользоваться благами, которые дает жизнь; мы можем усиленно желать, чтобы он снова был жив и мог разделить наше удовольствие по тому или иному поводу. Но неразумно переносить эти желания и соќжаления на усопшего как на мертвого, потому что как мертвый он совершенно бесчувствен ко всем таким вещам, подобно кому земли или неодушевленной материи. Он точќно так же не существует, как это было перед его рождеќнием или зачатием.
  Живые, а не мертвые страдают, когда смерть сделает свое дело. Мертвые больше не могут страдать; и мы моќжем даже похвалить смерть, когда она кладет конец крайней физической боли или печальному умственному упадку. Не претендуя на то, что мертвые могут каким-то образом радоваться своему освобождению от превратноќстей жизни, мы можем радоваться тому, что умерший более не подвержен тем испытаниям и огорчениям, которые, моќжет быть, причиняли ему страдания" .
  
  Впрочем, даже если судьба людей, умирающих молодыми, и не могла быть столь безмятежна, как нам может рисоваться в воображении, их смерть обжигает сердце болью больше, чем какая-либо другая. Со смертью от старости мы еще согласны мириться (и своей, и чужой), и внутренне, в общем-то, готовы принять ее как нечто вполне естественное. Но при виде людей, умирающих в расцвете сил, и часто еще даже не успевших до конца познать вкус жизни, мы с трудом находим тому оправдание. Нас мучает мысль, что судьба обделила этих людей, не дала им шанса испить всю чашу жизни сполна. Но вправе ли мы осуждать судьбу или Господа за кратковременность жизни? Что дает нам основание считать, что кто-то уходит из жизни до срока?
  Кто установил, что в 80 лет умирать правильно, а в 20 - рано? Кто сказал, что чаша жизни у всех одного размера? Нет. Если уж мы разные, если мы по-разному живем, то и умирать мы будем тоже по-разному: кто в 90 лет, кто в 40, кто в 20, а кто и того раньше. И кто-то умрет в бою за свободу, кого-то убьют во время бандитской разборки, а кто-то просто подавится, сидя за сытным столом... Кто-то умрет в старости немощным и прикованным к больничной койке, а кого-то смерть застигнет участвующим в розыгрыше Гран-при - сильного, разгоряченного, охваченного азартом погони за лидером. И каждая из этих смертей есть норма, хотя чисто субъективно мы бы не хотели умереть от обжорства или от затяжной болезни.
  Что же касается оценки продолжительности жизни вообще, то и здесь чисто статистический подход вряд ли может считаться сильным аргументом. Вот мнение на этот счет М. Монтеня, а заодно и Аристотеля, на которого он ссылается:
  "Не может быть тягостным то, что происходит один-единственный раз. Имеет ли смысл трепетать столь долгое время перед столь быстротечной вещью? Долго ли жить, мало ли жить, не все ли равно, раз и то и другое кончается смертью? Ибо для того, что больше не существует, нет ни долќгого, ни короткого. Аристотель рассказывает, что на реке Гипанис обитают крошечные насекомые, живущие не дольше одного дня. Те из них, котоќрые умирают в восемь часов утра, умирают соќвсем юными; умирающие в пять часов дня умиќрают в преклонном возрасте. Кто же из нас не рассмеялся бы, если б при нем назвали тех и друќгих счастливыми или несчастными, учитывая срок их жизни? Почти то же и с нашим веком, если мы сравним его с вечностью или с продолжительќностью существования гор, рек, небесных светил, деревьев и даже некоторых животных" .
  
  Жестокая смерть. В человеческом сознании оправдать смерть до конца невозможно. И я не ставлю перед собой этой непосильной задачи. Смерть многолика. Трудно отыскать единую мерку, которая бы подходила для каждой из смертей. Все они очень разные и непохожие одна на другую.
   Конечно, можно признать несущественными обстоятельства смерти и уравнять их в том, что все они в конечном счете отнимают жизнь, оставляя после себя равно бездыханные, бесчувственные тела.
   Но разве часы или минуты, предшествующие смерти, не составляют части человеческой жизни?
   Как же быть с теми миллионами, чей уход из мира был отмечен жестокими пытками и издевательствами, для кого последний день на земле был уподоблен первому дню ада. Возможно ли найти этому оправдания? Каким должен быть мой грех перед Богом и людьми, чтобы последним, что я унесу с собой в могилу, стало искаженное ненавистью лицо изувера? Чем провинился тот малыш, которого собственная мать оставляет в холодном заснеженном лесу, топит в проруби, или бросает в кипящий котел. Отчего человек непременно должен быть растерзан голодными псами, к чему методично отсекать у него руки и ноги, прежде чем окончательно лишить жизни... Впрочем, исчерпать перечень изощренных методов убийства нам вряд ли под силу - слишком он велик и, кажется, не все больные фантазии себя уже исчерпали.
   Разумеется, я не хочу оправдывать этих убийств, и не стану этого делать. Но я не могу не попытаться взглянуть на смерть, какой бы ужасной она ни казалась нам в нашем мире, глазами беспристрастного стороннего судии.
  Возможно, кто-то сочтет это обычной уловкой, попыткой уйти от прямого ответа на нелегкий вопрос. Но я так не считаю. У муравейника, безусловно, есть свое мнение о самом себе, но и у человека есть мнение о муравейнике, и я не думаю, чтобы они совпадали. Но разве для того, чтобы судить о муравьях, непременно нужно самому обратиться в муравья?
  Если человек считает себя единственной мыслящей реальностью во Вселенной, если Бог для него только выдумка церковников, тогда, конечно, он может сказать: "Какая мне разница, как выглядит с небес то, что происходит здесь внизу, в мире людей?" Но я, к счастью, не принадлежу к этой категории "несгибаемых атеистов". Как существо земное, как человек, я готов согласиться с правотой пословицы "своя рубаха - ближе к телу", и понять, почему для большинства из нас важны оценки нашего мира только по взгляду на него изнутри. Но как человек, убежденный в наличии Высшей Реальности, я хочу считать себя принадлежащим не только Земле, но и Вселенной, а потому мне вовсе не безразлично, каким должен видеться я и мой мир оттуда, извне.
  Интересно, часто ли человек задумывается над тем, что ощущает и какие при этом испытывает к нему чувства, ну, скажем, карась, вырванный из родной стихии ловкой рукой рыбака и снимаемый им с крючка, или лиса, которую травят сворой хорошо натасканных охотничьих собак? Наверное, если подобное когда-либо и происходит, то нечасто. Даже если рыбаку или охотнику и придет в голову мысль пожалеть свою добычу-жертву, это, скорее всего, будет с их стороны всего лишь мимолетной слабостью (вызванной, может быть, воспоминанием о собственной боли, испытанной за родного, домашнего четвероного друга, пострадавшего от брошенного кем-то камня), но никак не осознанным принятием на себя вины за убиение слабой "животной души".
  И в общем-то, как ни жестоко в том признаваться, наше поведение нормально и вполне оправданно. Когда нам, подобно Шурику из "Кавказской пленницы" Леонида Гайдая, "птичку жалко", то это не правило, а, скорее, исключение из него. Но ведь и птичке "не жалко" червячка, а лисе - зайца. И это так же нормально.
  Наш мир в действительности вовсе не монолитен, а сложен из множества слоев, каждый из которых - довольно обширная самостоятельная обитаемая вселенная. И хотя они самым тесным образом взаимосвязаны и переплетены тысячами нитей, а их обитатели - люди - звери -птицы - рыбы - камни - сталкиваются между собой и знают о существовании друг друга, они, эти миры, принципиально различны.
  Человек запер себя в свой исключительный сугубо "социальный" мир, создал государства, написал законы, расписал в мелочах права и обязанности всех и вся, вынес приговор общественной морали: что хорошо и можно, а что плохо, и его нельзя... Иначе говоря, возвел себя на трон царя мира. Теперь только Бог, Он и все остальное. Признавая только свои радости и свои печали, он полагает недостойным своего внимания все, что напрямую не затрагивает его интересов.
  Можно любить кошек, собак, лошадей, дельфинов и т.д., любить наравне или даже больше, чем себеподобных, но это в любом случае будет селективная, избранная любовь, не касающаяся и не распространяющаяся на знание различий и чуждости их мира и своего собственного. Человек, имеющий домашнее животное и очень к нему привязанный, вводит его в свою жизнь, но не в мир людей как таковой. Говоря, "собака - друг человека", он держит в уме: но все же она не человек. Избранных и любимых в итоге оказывается намного меньше, чем диких, изгнанных и преследуемых. Любовь к своей кошке или собаке не мешает людям на протяжении сотен лет топить или безжалостно выбрасывать на улицу их беззащитное потомство, потому что для услады своего "Я" им вполне достаточно одного питомца, а возлагать на себя бремя дополнительных забот, частенько, не входит в их планы.
  Жестоко? Конечно. Но... для человека естественно. Сколько найдется среди нас таких, кого по-настоящему и сколько-нибудь долго мучает совесть за брошенное животное, кому является оно в ночных кошмарах? "Да жалко, что приходится так поступать, - беспомощно разводим мы руками, - но что же делать, такова жизнь". Да, именно так оно и есть. Любовь к собственному комфорту в подобной ситуации побеждает всякую иную привязанность. Пока ту же собаку иметь полезно, престижно, удобно, я радуюсь и люблю ее, кормлю, обучаю, выгуливаю, но если это становится мне в тягость, усложняет жизнь, сковывает свободу распоряжаться собой и своим временем, я, горько вздохнув, готов ею пожертвовать. Вот это я и называю разницей уровней мира.
  Хозяин плачет над тушкой сдохшего поросенка. Ему жалко поросенка? Нет, того сала и мяса, в которое он мог бы вырасти через полгода, когда его с удовольствием можно было заколоть собственной рукой! Жалко потраченных средств, жалко что он, хозяин, уже не порадуется предсмертным визгам и хрипам умерщвляемого животного, из которого получаются потрясающие окорока и колбасы.
  И хотя это одна из крайних ситуаций взаимоотношения миров, человеческого и сопряженных с ним, и наоборот, она наглядно демонстрирует основной принцип этих отношений: отстраненность, четкое различение своего и чужого. Я не прочь посочувствовать всей этой флоре и фауне, как бы говорит человек, и даже за снисхождение к "братьям нашим меньшим" и уважение их жизненных интересов, но только как к необходимому средству своего существования: ну как же мы без лесов, без полезных ископаемых, без мяса и меха (и без пения птиц, добавит, возможно, особо утонченная натура)?!... В свою очередь, комарам плевать на наши волдыри - им нравится деликатесный вкус человеческой крови, а крокодил не станет проливать слезы над судьбой сирот незадачливого охотника за его кожей.
  Ну это мне понятно, согласится читатель, "борьба за существование", "антагонизм природных интересов" и т.п., но человек то убивает человека в своем собственном мире. Верно. Однако мы еще раньше пришли к согласию относительно того, что "принцип потребления" универсален и не знает исключений. Поэтому я и не собираюсь рассказывать байку о том, как из мальчика, стрелявшего из рогатки по лягушкам, вырос садист-убийца. Она меня не очень вдохновляет. Довольно часто хладнокровными убийцами становятся примерные в прошлом пай-мальчики. Важно понять другое. Быть потребленным или потребить, потребить сейчас, но быть потребленным в следующую минуту - это касается всех божьих тварей, в том числе и человека. Человеческое сообщество тоже неоднородно. Его можно подразделять на какие угодно составляющие: на государства, на классы, на национальности, на семьи, наконец, на индивидуумов, из которых все это состоит. Поэтому то я и считаю, что если удастся разгадать психологию выживания человека как рода, то мы получим одновременно и ключ к пониманию поведения отдельного человеческого индивидуума внутри своего рода.
  
   Жизнь после смерти. Смерть есть рубеж, после которого мы можем сказать о жизни что-то определенное. (Данная тема крайне обширна и в моей теории я коснусь ее только краешком).
   Вариантов не так много. Либо она есть, либо ее нет. Значит - пятьдесят на пятьдесят. А если взять количество людей верящих в загробную жизнь или бессмертие, то получится совсем другая картина. Из шести миллиардов людей живущих на земле около 82% принадлежат к тем или иным религиозным конфессиям. Предположим, что верующий человек априори согласен с существованием жизни после смерти.
   Вовсе не факт что все неверующие считают, что их сознание умирает вместе с их физической смертью. Выходит, что из ста процентов населения менее 18 % не нуждается в идее вечной жизни. Всем остальным же идея эта крайне близка, а порой и необходима.
  
   А теперь, дорогой читатель, задам непростой вопрос: стоит ли человеку испытать самые ужасные мучения в течение одной секунды за счастье целой жизни? То есть, ценою самых сильных страданий в течение всего одной секунды, выкупить себе всевозможные удовольствия жизни? Что скажете...? Представьте себе, что Вы обласканы счастьем. Не важно, какое оно - ведь у каждого оно - своё, но для Вас конкретно - невероятно приятное. И взамен Вам будет так страшно и больно, как Вы даже себе и представить не можете... но - всего одну секунду. Согласились бы Вы, если бы возникла такая возможность? Думаю, что многие согласились бы!!!
   Далее получается следующая картина. Если представить, что вечная жизнь после смерти существует, то срок земной жизни по сравнению есть мгновение, секунда - не более. А, следовательно, не стоит расстраиваться в том, что мгновение, то бишь - жизнь, прошла в страданиях. И это если не прямое доказательство, то, по крайней мере, весьма утешительное.
  
  
  
  
  ГЛАВА VI.
  
  Итоги.
  
  Итак, модель общей теории сводится к следующим умозаключениям
  
  Бог.
  
  1. Бог существует. Хотим мы того или нет. Верим в него или нет. Понимаем ли его форму и промысел или нет. В той или иной форме - космический разум, Будда, Аллах, Иисус, первичный взрыв, но он СУЩЬ.
  
  2. Бога обретаем мы совершенно по-разному. В разное время года и жизни.
  3. Представляем его так же по-своему. Единым или триединым. Антропоморфным или фантастически непонятным.
  
  Дьявол.
  
  4. Не существует. По крайней мере, в том виде или форме, которую дает нам сформированное на сегодняшний день культурно-этическое наследие человечества.
  5. Иллюзия его существования да имеет место, но не более того.
  6. В многомерном мире, находящемся в перманентном движении неизбежно сравнение подобного с подобным. И что-либо в результате сравнения является либо лучшим, либо худшим. Образно либо Богом - либо дьяволом.
  
  Человек.
  7. По некоторым фактам можно предположить - все-таки существует. (С этим фактом придется мириться).
  8. А раз так, то многочисленен и чрезвычайно многообразен.
  9. Существует во времени, вместе с ним и не существует без него.
  10. В пределах его - времени, достаточно жизнедеятелен, активен и не лишен фантазии.
  11. Наделен невероятным количеством подлинных и мнимых эмоций. Чем в первую очередь отличается от других живых существ.
  12. Стремится к самосовершенствованию и обладанию совершенством. При этом в большинстве случаев без особых предпосылок к тому.
  13. Человек, являясь песчинкой вселенной, тем не менее, устроен, так же как и сама вселенная.
  
  Мир.
  
  14. Мир существует, понимаемый каждым человеком, живущим в нем по-своему. Примерно как человек представляет по-разному Бога, так же происходит и миром. Он многообразен и необъятен взгляду, а по сему смотря моментально лишь на ничтожную его часть, человек об остальной (достоверно существующей) может только предполагать и ее представлять.
  15. Мир математически, механически, физически совершенен. А если человек этого пока не разумеет, то тому еще не вышло время.
  
  
  Судьба.
  
  16. Судьба - это совокупность последовательных материальных и эмоциональных изменений, в течение жизни конкретного человека.
  17. Судьба есть у каждого человека. Она предопределена заранее и возможностей для ее изменения нет.
  18. Как предопределена Судьба в целом, так и предопределен каждый поступок человека в отдельности. Более того, он является единственно возможным в сложившейся ситуации и как следствие - верным. (какие бы внешние проявления у него не были бы). А по сему _ "не судите, да не судимы будете".
  19. Существует иллюзия самоопределения, ошибочно воспринимаемая человеком за шанс изменения судьбы.
  20. Существуют сроки судеб. Но они не оборваны на половине пути, а такими задуманы изначально.
  21. Существуют титаны и человечки. Но и те и другие в равной степени ограниченны рамками собственной судьбы.
  22. И те и другие, и все вообще подвержены "ударам судьбы". Которые и не удары вовсе, но больше походят на шлепки заботливого родителя расшалившемуся детенышу.
  
  Парадигмы добра и зла.
  
  23. Абсолютного зла нет. Ибо оно порождено добром. И для каждого может и тем и другим. Зло - есть кратковременное, необходимое состояние Добра, которое временно воспринято отрицательно.
  24. Абсолютного добра нет. Ибо если бы оно существовало, мир перестал эволюционировать. Развитие было бы бессмысленно, так как цель, к которой стремились уже достигнута, и существует в виде стагнации. Добро - есть кратковременное, необходимое состояние Зла, которое временно воспринято положительно.
  25. Зато есть принцип жизни - потребление одного другим, в основе которого лежит ЗЛО для потребляемого и ДОБРО для потребляющего. Припомним отнюдь не философа Абдулу из "Белое солнце пустыни": "кинжал хорош для того у кого он есть, и плох для того, у кого его нет". С этим принципом можно не соглашаться, можно упаковывать его в красивую обертку, сотканную из морали и этики, но ничего не изменится. Всё в нашем мире будет убивать, уничтожать, угнетать при любой возможности и выгоде для себя. А раз сей принцип - есть догма существования, изменению не подлежит, то единственное, что может сделать человек, это поменять отношение к нему. Если не кардинально, то хотя бы немного более позитивно. В исламе, кстати, придается огромное значение эмоциональному аспекту преступления. Если ты совершил убийство, руководствуясь благими намерениями - тебя запросто могут оправдать.
   Кроме того, потребление нельзя свести только к одному убийству, хотя это и вершина зла. Есть ежедневное "потребление" внутри самого общества. Сильнейший потребляет слабейшего, но так как нет ничего абсолютного - в свою очередь сильнейший становится слабейшим! Круг замкнулся.
  
  
  Счастье.
  26. Счастье - это положительно осознанный человеком переход от НУЖДЫ к ИЗОБИЛИЮ. Оно, безусловно, существует, хотя сущность его мимолетна.
  
  Смерть.
  27. Смерть (или небытие) есть до жизни и будет после. А так как в вечности наша жизнь занимает ничтожно малое место (если не по значимости, то по срокам уж точно) нет большой логики в страхе перед тем, что существует вечно.
  
  Жизнь.
  28. Вот мы и подошли, собственно говоря, к главному. Осталась малое - наша ЖИЗНЬ!!! Мы очень хотим прожить ее счастливо и целесообразно. Но многия "но" зачастую путают наши планы.
   Стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой? Вопрос риторический для абсолютного большинства живых существ на земле и не на нем стоит заострять внимание. Если жизнь все-таки Нам с Вами придется прожить и она, несомненно, БУДЕТ прожита, то напрашивается другой вопрос - КАК МЫ ЕЕ ХОТИМ ПРОЖИТЬ?!?!
   Есть дьявол или нет? Есть зло или нет? Можно дискутировать, но нельзя отвергнуть существования страданий. Они есть, неизбежны и к радости - кратковременны. Вопрос главенствующий - это для чего жить? Для страданий или наслаждений? Конечно же, для наслаждений, счастья ответите вы! Но тогда почему большинство людей не прилагает никаких усилий, чтобы сделать шаг от печали к радости?
  
  Собственно к чему я подвигаю человека. Безусловно, формула не универсальна. Но возможно, кому-то будут близки эти идеи.
  
   Счастье есть процесс многофакторный. Неизбежно подверженный эмоциональной окраске. Невозможный без творчества разума. Желаемо получить его естественным образом, то бишь "самотеком". Но в связи с тем, что этот способ далеко не всегда выполним - РАЦИОНАЛЬНЫЙ подход к осознанию счастья дает ощутимое усиление оного...
  
  
  
  Используемая литература.
  
  
  Агацци Э. Человек как предмет философского познания.
  Апресян Р.Г. Постижение добра. - М.: Мол. гвардия, 1986.
  Антология мировой философии в 4-х т. 1969.
  Аристотель. О частях животных. - М.,1937.
  Асмус В.Ф. Античная философия. - М.,1976.
  Антология мировой философии. В 4-х тт. Мысль, 1969. - Т.1, Ч. 2.
  Библия. Новый завет.
  Бердяев Н.А. Судьба России.- М.: Сов. писатель, 1990.
  Блейк У. Из прорицаний невинности. Зарубежная литература ХIХ века. Введение в философию. Политиздат, 1989
  Воронцов-Вельяминов Б.А. Очерки о Вселенной. - М.: Наука, 1976.
  Вольтер. Задиг, или Судьба. Восточная повесть.
  Вольтер. Орлеанская девственница. Философские повести. Худож. Лит. 1971.
  Вольтер. Эстетика. Статьи. Письма. - М.: Искусство, 1974.
  Гёте И.В. Фауст. Лирика. - М.: Худож. лит., 1986.
  Гегель. Лекции по истории философии.1935.
  Гегель Энциклопедия философских наук. Т.1. Наука логики. М.:Мысль,1974.
  Гельвеций К. О человеке. - Сочинения: В 2 т., - М.: Мысль, 1973-1974.
  Гулыга А.В. Немецкая классическая философия. - М.:Мысль,1986.
  Гладков К.А. Атом от А до Я. - Изд. 2-е. - М.: Атомиздат, 1974.
  Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. - Л., 1971.
  Горький М. Зыковы. - Собрание сочинений: В 30 т. - М.: Гослитиздат, 1949- Гоббс Т. Избр. произвед. В 2-х т. - М.: Мысль,1964.
  Гончаренко Н.В. Гений в искусстве и науке. - М.:Искусство,1991.
  Гусейнов А.А., Иррлитц Г. Краткая история этики.- М.: Мысль, 1987.
  современном христианстве. - М.: Знание, 1980.
  Данильченко Р.Н.
  Дератани Н.Ф., Тимофеева Н.А. Хрестоматия по античной литературе. 1965.
  Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.:Мысль,1979.
  Евсюков В.В. Мифы о мироздании. - В кн.: Мироздание и человек. - М.:Политиздат, 1990.
  Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. Золотой теленок.
  Kierkegaard S. Repetitiones//Kierkegaard"s Writings. Princeton, 1983
  Камю А. Творчество и свобода. Сборник.- М., Радуга, 1990
  Ксенофонт. Сократические сочинения. - М.-Л., 1935.
  Климов Г. Протоколы советских мудрецов. - Сан-Франциско: Глобус,1981.
  Ларошфуко Ф. и др. Суждения и афоризмы.- М.,1990
  Ламонт К. Иллюзия бессмертия. Пер. с англ. - 2-е изд. - М.: Политиздат, 1984.
  Ленин В.И. Полн. собр. соч.
  Лермонтов М.Ю. Избр. сочинения. - М.: Худож. лит., 1983.
  Леонтьев А.Н. Индивид и личность. - В кн.: Психология индивидуальных различий. Тексты. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.
  Лирики Востока. - М.:Правда,1986.
  Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. - М., Политиздат, 1991.
  Лютер М. О рабстве воли.
  Мандевиль Б. Басня о пчелах. - М., 1974.
  Маркс К., Энгельс. Ф. Избр. соч.: В 9-ти т. - Т. 5. - М.: Политиздат, 1986..
  Маркс К. Капитал. Критика политической экономии.
  Материалисты Древней Греции.
  Маковельский А. Софисты. - Баку, 1940-1941.
  Маяковский В.В. Собр. соч.: В 8-и т. - Т. VIII - М.: Изд-во "Правда", 1968.
  Материалисты Древней Греции: собр. текстов Демокрита, Гераклита, Эпикура. - М.: 1955.
  Монтень М. Избранное. - М.: Сов. Россия,1988
  Мейли Р. Факторный анализ личности. - В кн.: Психология индивидуальных различий. Тексты. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.
  Монтень М. Об искусстве жить достойно. Философские очерки. - М.: 1973.
  Мысли мудрых людей, на каждый день. Собраны Л.Н.Толстым. - М.: Худ. литература, 1990.
  Прутков Козьма. Сочинения. - М.: Худож. лит.,1976.
  Пушкин А.С. Избр. соч. в двух томах. Т. I. - М.: Худож. лит-ра,1978.
  Роллан Р. Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды.- Киев: Изд-во "Укра?на", 1991.
  Секст Эмпирик. Сочинения в 2-х т. - М.: Мысль, 1976.
  Сидихменов В.Я. Китай: страницы прошлого. - М.: Наука, 1978.
  Статья-рецензия Б.Н. Чичерина "О началах этики" была написана в 1897 г. как ответ на книгу Вл. Соловьева "Оправдание добра".
  Сковорода Г. Стихотворения. Песни. Басни. Диалоги. Трактаты. Притчи. прозаические переводы. Письма. - Ки?в: Наукова думка, 1983.
  Соколов В.В. Средневековая философия.- М., 1979.
  Соколов В.В. Европейская философия ХV-ХVII веков. - М.: Высш. шк., 1984.
  Спенсер Г. Мысли и афоризмы. - СПБ, 1904.
  Субботин А. Л. Мандевиль. - М.: Мысль, 1986
  Толстой Л.Н. Собр. сочинений. В 22-х т. - Т. 16. - М.: Худож. лит., 1983
   Токарев С.А. Религия в истории народов мира. - М., 1986.
  Толстой Л.Н. Анна Каренина: Роман в 8-ми ч. - М.: Худож. лит.,1985.
  производства капитала. М., Политиздат, 1978.
  Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28-и т. - М.- Л.: Наука, 1960-1968.
  Философская энциклопедия. В 5-ти т. - Т.1.- М., 1960
  Фейербах. История философии. Собр. произв. в 3-х т. - М.: Мысль, 1974.
  Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии.- М.,1981.
  Чехов А.П. Сочинения в 18-ти т. - М.:Наука,1984.
  Чичерин Б.Н. О началах этики.- Философские науки, 1989
  Шекспир У. Гамлет. (Пер. Б. Пастернака).
  Шефтсбери. Эстетические опыты. М., 1975.
  Эразм Роттердамский. Философские произведения.- М.: Наука,1987.
  Энгельс Ф. Диалектика природы.
  Ян Хин-шун. Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение. - М.-Л., 1950.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"