Опубликован в "Сборнике квайданов", Selena-Press, 2009
Хамакура Датсигама
Давным-давно рассыпались прахом те, кому обещал я хранить молчание, и, наверное, одна маленькая небылица не слишком отяготит карму старого буси.
Приключилась эта история больше сорока лет назад, незадолго до печально известной усобицы годов Онин. Мне тогда исполнилось девятнадцать или около того, и я уже почти полгода как служил среди самураев даймё Хамакура Юраймаши. Не сказать, чтобы в сакэ купался, скуповат был даймё Хамакура и жалованья положил всего двадцать пять коку риса, но мне, нищему ронину, получившему в наследство лишь пару добрых мечей да пару добрых советов, служить такому влиятельному сюзерену уже казалось большой удачей. Отец всегда учил меня, что хороший самурай не станет считать рис в чашке хозяина. И я служил со всем рвением, на какое только был способен.
Накануне хару но нанакуса я нёс ночной дозор на северной стене замка во втором кольце укреплений. Времена стояли неспокойные, и сёку Ашигара приказал рёсуям усилить караулы. Напарником моим выпало быть хорошему моему приятелю Тамадаки Бендзобуро. Возрастом Бендзобуро годился мне в дяди, но ладили мы хорошо. Слыл он большим лентяем, любителем сакэ и молодых вдовушек, оттого по службе продвигался не слишком бойко, хотя воином был хорошим.
Ночь выдалась морозная. Ветер пробирал до самых печёнок, а на зубцах стены лежала изморозь. К полуночи ветер стих, стало чуть теплее и в чёрном воздухе закружились мягкие снежинки. К тому времени успели мы так продрогнуть, что уж не отличали тепла от холода.
- Эх, - мечтательно сказал Бендзобуро, плотнее кутаясь в поношенный хаори. - Неплохо было бы пропустить по стаканчику сакэ! Как ты думаешь, Отобэ-кун?
Саке у нас всё одно не было, и я отозвался в том духе, что, наверное, неплохо, если понемножку, да ведь только нету у нас сакэ.
- Эка невидаль! - сказал Бендзобуро. - Нету, так будет! Ты постой пока, а я берусь раздобыть целую фляжку. Если вдруг кто из начальства покажется, говори, что по нужде отлучился Бендзобуро. А я уж мигом.
Не успели мои губы сказать ни 'да', ни 'нет', как спина Бендзобуро растворилась в пелене крепчающего снегопада.
Оставшись один, я принялся ходить вдоль стены взад и вперёд. Доходил до угловой башни и шагал обратно, стараясь согреться. Снег валил всё гуще и гуще, покрывая зубцы стены белоснежными шапками. Искристый овал луны неясно светился сквозь завесу из пушистых хлопьев. Плотная жутковатая тишина укутала меня непроницаемым коконом, отделив от всего остального мира, только снег мерно хрустел по подошвами моих гэта. Такая снежная тишина постепенно обостряет все чувства человека, и через некоторое время я стал ощущать, что нахожусь на стене не один. Кто-то неотступно двигался за моей спиной, старательно ступая след в след, замирая, когда я замирал с поднятой ногой, и возобновляя движение, едва его возобновлял я.
Отец всегда говорил, что храброму воину не к лицу бояться снежной госпожи Юки-Онна или пожирателей человечины бусо, но всякий раз, когда я оборачивался кругом, чтобы идти в обратном направлении, сердце моё замирало.
Отрезки моего пути становились всё короче и короче, и в конце концов я остановился посередине стены. Снег к тому времени шёл уже так густо, что ничего нельзя было разобрать и в пяти шагах. Я подумал о том, что Бендзобуро может заплутать в таком густом снегопаде, и в ту же секунду услышал негромкий тоскливый стон. Стиснув рукоять меча, я обернулся, шагнул на звук и едва не рассмеялся от облегчения. На крепостном зубце сидела большая белая кошка. Она была такой белоснежной, что почти растворялась среди падающих снежинок, так рыба камбала становится невидимой на морском дне. Неудивительно, что тридцать раз пройдя мимо, я её не заметил.
- Кис-кис, - позвал я.
Кошка подняла маленькую узкую голову и бодрости моей как ни бывало. Два глаза, красные, как кровь, и холодные, как лёд, уставились на меня сквозь завесу снегопада. Даже в полутьме я прекрасно различал их жутковатый отблеск.
- Не сердитесь на меня, госпожа киска, - проговорил я бодрым и шутливым тоном. - Я бы с радостью угостил вас рыбкой или кусочком сыра, но я не взял с собой ни того, ни другого. Вот в следующий раз...
Произнося всю эту ахинею, я осторожно обходил кошку сбоку, стараясь взглянуть на её хвост.
- Не говори ерунды и оставь животное в покое, - произнёс глухой голос.
Я вздрогнул и обернулся. На миг мне показалось, что это вернулся Бендзобуро с обещанным сакэ. Но это был не Бендзобуро. Незнакомец стоял у противоположного края стены, оборотившись ко мне спиной. На нём было лёгкое, абсолютно белое кимоно. Мечи в красных ножнах торчали позади, точно раздвоенный хвост.
- Что-то я не видел тебя раньше, - проговорил незнакомец всё тем же неприятным голосом. - Ты новичок в доме Хамакура?
- Я тоже не знаю вашего имени, - я второй раз за ночь положил ладонь на рукоять меча.
- Меня тут все знают, - сказал незнакомец. - Даже кошки.
Я невольно покосился на каменный зубец и похолодел. Никакой кошки на стене уже не было.
- Моё имя Фурайшитсу Отобэ, - сказал я, стараясь придать голосу твёрдость. - Я самурай Хамакуры Юраймаши. Теперь назовите своё имя.
- Твой хозяин злодей и выжига, - сказал незнакомец.
- Кто бы вы ни были, я не позволю поносить своего хозяина! - по спине моей пробежал холодок. - Назовитесь. И скажите, что делаете здесь в столь поздний час.
- У меня здесь свидание, - белое кимоно качнулось, - с моей женой. Хочешь взглянуть на мою жену?
Незнакомец быстро обернулся, и волосы мои зашевелились под амигасой. Пустыми глазницами смотрела на меня личина полуобугленного трупа. Яркая полосатая змейка из тех, что одним прикосновением убивают неосторожного ныряльщика, ползла по его чудовищному лицу. Словно нить, продетая в игольное ушко, она насквозь пронизывала чёрные и безглазые дыры в голове.
- Теперь она греет мою постель! - воскликнул призрак и залился жутким смехом.
Зубы мои выбивали дробь.
- Ступай к Датсигаме, сыну даймё, - грозно распорядился призрак, видевший моё замешательство. - Скажи, что завтра я хочу говорить с ним на этом самом месте.
С этими словами адское создание повернулось ко мне спиной и исчезло в холодной белой круговерти. И почти сейчас же со стороны башни раздался голос Бендзобуро.
Выпив сакэ и немного успокоившись, я поведал приятелю и о белой кошке, и о страшном видении. Бендзобуро внимательно меня выслушал и сказал, что если онрё, а это несомненно был дух-онрё, хотел видеть Датсигаму, то лучше нам доложить обо всём рёсую Мацахири.
Старый сотник выслушал меня с величайшим вниманием, велел показать ему место, где я видел онрё, а покуда держать язык за зубами. Следующей ночью я отправился на стену вместе с ним, сёки Ашигаро и Датсигамой. В компании с сыном даймё и двумя бывалыми бойцами я чувствовал себя готовым к встрече с целой армией призраков.
В этот раз на небе не было ни облачка. Луна, круглая, будто плошка с варёным рисом, заливала округу холодным мертвенным светом. Проходил час за часом, а призрак всё не появлялся.
Сын даймё стоял, облокотившись на стену, и задумчиво глядел вниз на заснеженные заросли акации, Ашигаро неспешно прохаживался по площадке, Мацахири стоял невозмутимый и неподвижный, точно каменное изваяние. Я тоже старался не шевелиться, так как боялся явить свою непочтительность к таким важным спутникам.
Наконец, Ашигаро надоело ходить, он остановился напротив меня и спросил с лёгкой усмешкой:
- Где же твой призрак, Отобэ-кун?
- Я здесь, - раздался низкий рыкающий голос, и белое кимоно вдруг выступило из чернильно-густой тени.
Все разом замолчали и обернулись к призраку. Ашигаро и Мацахири, не сговариваясь выступили вперёд. И я заметил, что на этот раз меня уже не так ужасает вид проваленных глазниц и спёкшихся ошметьев кожи над длинными оскаленными зубами.
- Чего тебе надо, неупокоенная душа? - громко спросил сёки. - Быть может, тебя гнетёт обида на кого-то из членов этого дома? Я вижу на твоём кимоно знак рода Хамакура.
Призрак молчал и я услышал, как Мацахири негромко воскликнул, обращаясь к сёки:
- Великая Аматэрасу! Мне кажется, я узнаю эти мечи.
- Как смеете вы, - глухо проговорил призрак, - как смеете вы, трусы и предатели, не убившие себя после смерти господина, задавать мне столь глупые вопросы? Я желаю говорить с Датсигамой наедине. Чуете запах погребального костра, слуги убийцы?!
С этими словами онрё выхватил из ножен меч и шагнул вперёд. Мечи сёки и рёсуя со свистом покинули ножны, но видно демоны преисподней помогали проклятому созданию. Миг! - и покатился по полу Ашигаро; сверкнул, разрубая пустоту, меч Мацахири, а сам рёсуй с рассечённым лицом сполз вниз по шершавой стене, пачкая камни чёрной кровью.
Пальцы мои стиснули рукоять меча, занесённого над правым плечом. Сын даймё, словно прочтя мои мысли, шагнул вперёд, занося клинок, и замер, точно громом поражённый. Призрак опустил меч. Датсигама мог ударить трижды, но он не ударял, он с изумлением глядел в пустые обожжённые глазницы. Вдруг его лицо исказилось и губы прошептали:
- Отоо-сан?
В следующий миг я сделал выпад. Каким-то чудом привидение успело поднять своё оружие. Клинки сшиблись, и мой меч переломился, точно сухая ветка. Тяжёлая рукоять меча онрё обрушилась на мою голову, луна распалась на четыре куска, и я без чувств рухнул на каменные плиты.
Очнулся я оттого, что кто-то тёр мне виски влажными холодными пальцами. Открыл я глаза. Дивное дело! Вижу: сидит надо мной рёсуй Мацахири, живой и невредимый, чуть поодаль - Датсигама беседует вполголоса с сёки Ашигарой. Самое бы время удивиться или впасть в сомнения, да только ломило мою бедную голову так, что я и удивиться толком не смог.
Уже столько лет прошло, а до сих пор не пойму, что за морок навело на нас бесовское отродье? Датсигама отдал мне свой меч взамен сломанного, и там же, на стене, взял со всех нас обещание никому не рассказывать о том, что видели мы ночью. На расспросы наши ничего не ответил, сказал лишь, что открыл ему призрак тайну, знать которую никому пока не дозволено.
Зря старался сын даймё, крепко призрак берёг свою тайну. Две недели прожил после той ночи рёсуй Мацахири. Взялся объезжать лошадку с норовом, да и грянулся головой о землю. На два месяца пережил его сёки Ашигара. Славный был буси, а подавился за обедом рисовым зёрнышком, посинел и дух испустил.
Датсигама после того ходил сам ни свой, а через полгода уехал в Киото. Прожил он в Киото больше года, там, говорят, умом и тронулся. Однажды вернулся домой, зарубил Юраймаши и сам лёг. Я тогда в Ямагату ездил с поручением, посему доподлинно обсказать ничего не могу, сколько ни спрашивайте.
Болтать после того вовсе никакой охоты не стало, зато слушать научился. Сказывали мне и раньше, что Юраймаши не родной Датсигаме отец, а дзиндай, ставший даймё после безвременной кончины брата своего, Хамакуры Субараши. Раньше я тому значения вовсе не придавал, а теперь чую, именно здесь и кроется тайна призрака. Чую, а догадаться не могу. И спросить не у кого.