Шаврин Алексей Валерьевич : другие произведения.

Бытовая фантастика

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

А. В. Шаврин

БЫТОВАЯ ФАНТАСТИКА И ЧУДЬ

  
   ФТОР
  
   А во вторник я пошел в парикмахерскую.
   -Здрасьте, -поздоровавшись, я сказал.
   -А в прочем тоже, - взаимностью возотвечала парикмахерша, которая стояла в основном около огромного кресла, на котором буду сидеть я, перед тем, во время и после того, как меня будут стричь как барана.
   -А садись, - пригласила меня назойливая женщина в халате и с ножницами, которые валялись у ног ее.
   Словом к делу. Она, подойдя ко мне вплотную, зачикала жестяными ножницами и, взяв циркуль, очертила остригаемый круг в голове.
   -Ась? - переспросил ее я.
   -В голове! - ответила она, жуя кусок мела.
   Парикмахерша направила голову мою так, чтобы та отражалась в мутных стеклах зеркал, в которых я увидел свою неказистую прыщавую физиономию.
   -Стой! - вдруг предупредила меня парикмахерша, усаживаясь в кресло напротив.
   Я посоветовал себе стоять не шелохнувшись.
   -Та-а-а-ак! - многозначительно покачала рукой она.
   Я сидел стоя и полулежа. Моя же мучительница, возомнив себя цирюльшей, взяла расчесывательный аппарат, то бишь расческу, при помощи которой в очерченном круге провела два маловажных радиуса.
   -Вы что, - начал словами я, - хотите найти радиус круга?
   -Застопорись не говоря, -успокоила меня та, после чего взяла ножницы пальцами и состригнула у себя кривой ноготь на пальце.
   Я терпеливо ждал, обливаясь потом, который был в медном тазу. Цирюльша же принялась покрывать лаком для пола свои ногти, а потом резко вскочила и крикнула в тёмный проем двери:
   -Егор Иваныч! Ну когда же вы прекратите свое существование? Неужели вам не надоела ваша утомительная игра на моих нервах? Нежели вы не можете понять то, что давно поняла я?! Сколько еще терпений испытает сердце мое?! Спрашиваю кого я?
   После этого, она немного успокоилась, и, временами вздрагивая, принялась меня стричь.
   -Вас под монаха или ежиком, извольте? - поинтересовалась вдруг, вырезая с моего скальпа огромный клок волос.
   -А подстригите меня так, как вы подстригли предыдущего парня. Модно, как по-инострански. - сказал я.
   -Угу...- спокойно ответила женщина, залепляя мне глаза лейкопластырем, чтобы не попал на яблоко глаза волос, так похожий на конский. Потом она вдруг спросила:
   -Туберкулезом не чах?
   Я же ответил:
   -По моему нет, только корью.
   -Вот и хорошо, -спокойно сказала та, и, достав бритву из-под тумбочки, принялась брить наголо мою голову.
   А когда я был уже совсем лысый, то сказал:
   -Я конечно хотел бы, чтобы волосы мои были подлиннее.
   -Вырастут - приходи. Будут подлиннее.
   -Ну что ж! -тогда сказал я, щупая голый череп, -мне пора.
   -Подожди...-остановила меня парикмахерша у двери.
   -Что?
   -Вот тебе...-сказала, подавая мне какой-то огромный бутыль, - бери, теперь это твоё...
   -Спасибо, -сказал я, -до свидания!
   -Ну ладно...-еле слышно сказала женщина, протягивая ко мне руки. И больше я ее не видел.
   Когда я очутился на улице, то рассмотрел уже вблизи этот наполненный какой-то жидкостью бутыль.
   С замирающим сердцем, я прочитал на этикетке слово: "ФТОР".

__________________________________

   ПРИНЦЕССА НА БИВНЕ

Сказка

  
   Жили-были дед да мужик. И был у них сруб - в нем и жили. Дед днями толок капусту, а мужик ходил в лес за лыком. Жили да поживали, жилили прохожим путникам и непохожим распутникам. Дабы жизнь свою поддержать жевали репу да редис, хлебали тюрю каждый вечер. Хлопот не ведали.
   И вот, однажды, когда на улице был дождь проливной, а в теплом срубе сидели дед с мужиком на завалинке, суп гороховый переваривая перед тем как лечь спать в теплое гумно, в дверь кто-то тихо постучался.
   --Кто там?- спрашивает человека за дверью дед, ноги свои в сапог погружая.
   --Впустите меня переночевать - взмолился за дверьми девичий голосок - На улице холодно, к тому же капли дождя подмочили мою одежу.
   --Ишь какая хитрая! - сказал тут мужик - Мы тебя пустим переночевать, а ты украдешь все что мы с дедом нажили. Унесешь сотню кулей свежего лыка, которое я заготовил, и съешь всю нашу капусту, которую дед натолок на зиму.
   --О нет, ничего это не произойдет, ибо я заблудшая принцесса, весьма красивая собой, только промозглая. И ничего я не украду. И если, дай бог, впустите вы меня переночевать, то, так и быть, отец мой, царь, даст вам проса на десять лет вперед и овса столько, что не сможете унести, а о толокне и говорить не придется. Он вам и льна и отличную дерюгу задарма отдаст. Накормит вас всевозможными лакомствами и квасом напоит, а после отмоет грязные коросты ваши в финских банях, отскоблит их собственноручно финскими ножами.
   Возрадовались дед да мужик таким словам, и впустили принцессу вовнутрь.
   А она была красна собой. Строгий подбородок, лишенная линий голова с пропорциями разнобоких ушей с проборами мочек, сочные брови и бахромчатые бородавки с причудливыми узорами наруже. Но до чего ж худеющая тельцем! Ручки только словно ватные, с румянами, а ямочки на щеках глубокие, бороздят полости ртов. А груди мокрые, видно из луж, что особенно лестно. А бедра похожи на ведра - и туда сложена юбка с тазобедренными суставами. Ножки обуты в башмак из серебра с кончиками бархатными, загнутыми вниз, с позолотой набекрень и с фаянсовыми застежками, украшенными перламутровыми брошками с изображением думающих жар-птиц. Волосы красавицы были сверху, тоже красивые и роговые.
   От красоты этой чудо-девы, дед да мужик онемели и заговорили по-немецки:
   -- Das ist sehr gut!
   А после дед накормил собственной ложкой это милое создание кашею-малашею, в то время как мужик лыком подвязал сорванные с петель чулочки милого бахромчатого создания. А позже, утомившуюся беднягу спать положили на драный матрац в хлеву, и подложили под него бивень, чтобы проверить как спится. Уснула принцесса и захрапела серебряными колокольчиками у себя в горле. Полюбовались дед и мужик ею, да пошли довольные спать.
   Как пришло солнечное утро, спохватился мужик. Будит неспохватившегося деда и идет с ним в хлев, прихватив хлеба корку, чтобы принцессу подкормить. Принцесса же от воды высохла совсем, лицо ее сморщилось, повсюду -выжатые из бедер соки. Солнышко подпекло ее лодыжку и оголенную часть краешка носа в локоть длиной. Проснулась она как ни в чем не бывало, а мамонтов бивень ей не повредил нисколько.
   --Как спала милая принцесса? Лежа или с сапом? -спрашивает добрую девушку мужик, подпоясываясь.
   --Спала я точно в кюветке, -отвечает принцесса сонно, - как на морговой плите. Все было очень полезно, ведь я слегка похорошела после сладковато-терпких снов. Кашу вашу переварила и испражнила. А приснился мне сон, будто вы, дорогие мои спасители, подложили мне под кроватку бивень.
   Испугались дед да мужик. Стали отпираться, отталкиваться от принцессы и плеваться в нее. Но милая девушка их отговорила:
   --Что вы, что вы, даже и не думайте. Все образумится!
   И действительно все образумилось.
   Принцесса не пошла в замок. Осталась жить с мужиком и с дедом. Мужик стал для нее мужем, а дед - отцом родным. Нарожали детей они с короб, воспитали их и распустили по белому свету. И у каждого дитя их, будь то мальчик или девочка, на лбу бивень. Так в народе молва пошла, что люди с бивнями душепользительны и женихи хорошие, а невесты с бивнями очень целомудрены, ибо бивни свои они лаком покрывают. Вот почему люди их любят. И вы, дети, тоже любить должны.
   А дед, мужик да принцесса и сейчас тоже живут. Мужик ходит в лес за лыком, дед толкет капусту в ступе, а принцесса спит на бивне и плодоносит, как не в сказке сказать ни пером описать.

_____________________________________

   Дворник Мякишев
  
   Жил да был в одном захолустном городишке дворник один: Мякишев. Ему стукнуло месяц тому назад как за пять десятков ужо! Человеком он был неграмотным, читал, между прочим, плохо совсем. Образование то - неполное среднее! Два с половиной класса проучился, а потом бросил - война началась, на фронт хотелось...
   Как-то шел Мякишев по улице меж деревянных захолустных домов, на крыше одного из которых какие-то негодные шалуны-хулиганы бросались в прохожих каменьями. В бедного дворника угодил один, прямо в голову. И как он ни махал метлой по сторонам и не матерился - это не помогло. В глазах будто все помутилось, круги пошли. Мякишев, себя не помня, домой побрел, а как в каморке своей очутился, так будто просветление снизошло...
   Он сел на песчаный подвальный пол, взял палочку и начертил...график зависимости колебания от напряжения!
   - Так...- говорил дворник, ковыряясь в носу, - в момент, когда на катушке напряжение достигает максимума, сила тока равна нулю...
   Далее Мякишев встал на ноги, хлопнул себя по лбу и заявил:
   - В момент, когда напряжение становится равным нулю, сила тока максимальна по модулю!
   В дверь вдруг зашла известная всему двору, бывшая воспитательница, а теперь алкоголичка Варвара. Она, увидев дворника, своего частого собутыльника, в необычной сосредоточенной позе, сказала:
   - Слышь чо, мне б чирик занять у тебя!
   - Так, Варвара, - говорит вдруг Мякишев, подходя и показывая ей палец, - величина, которая равна произведению циклической частоты на индуктивность, я назвал...индуктивным сопротивлением, сокращенно ИС.
   - А мне ж на шо твоя алхебра! Дай жо шо просила!
   - Ты понимаешь, ведь если взять генератор переменного тока регулируемой частоты, то можно найти зависимость индуктивного сопротивления от частоты,- это совершенно нетрудно. Я вывел формулу, смотри! - и Мякишев вывел на песке пальцем следующую формулу: I = U / Xl .
   - Ну и шо? - вопросила Варвара.
   - Ну как шо! При увеличении частоты или индуктивности, сила тока в цепи уменьшается и свечение лампы ослабевает!
   - Да ну тебя, кобель! - отмахнулась Варвара, уходя и матерясь.
   Мякишев же, бормоча что-то себе под нос, съел селедку и лег в уголок, дабы соснуть часок-другой.
   Ему приснился удивительный сон! Он видит себя, составляющим цепь из катушки большой индуктивности и электрической лампы накаливания. Он видит себя еще совсем молодым, стоящим с этой собранной цепью около уезжающего на фронт эшелона.
   И вот, с помощью переключателя, Мякишев подключает эту цепь к источнику постоянного напряжения. И оказалось, что постоянное напряжение и действующее значение переменного тока равны между собой!
   ...На следующий день Варвара обнаружила Мякишева, лежащего на том же месте, с распухшей головой, мертвого. Вытащив из его кармана чирик, она пошла покупать водку, чтобы поплакать вместе с ней над печальной судьбой покойного.

____________________________________________

  
   Положительный рассказ
  
  -- Ловишь?
  -- Не поймано?
   Интересовался дряхлый старичок у удящего рыбу мальчика.
   - Поймать или нет? - спросил молодой рыбак старика, посматривая на него вопросительно.
   Старик же, почесывая щеку, сказал:
   - Ну что ж, если одну-две, то давай!
   Мальчик весь напрягся, а потом произнес:
   - Словом, если я поймаю, то, спорим, что это будет две рыбы, а не одна!
   Старик подумал:
   - Твердые условия ставишь... Вот помню раз в детстве, то есть молодым еще был когда-то давным-давно, помню, тоже шел вот так к берегу реки. На Змеевке это было. Вижу, что ты тоже на берегу сидишь. Вот, думаю...
   -Что, дедушка, плохо вспоминать то детство свое?
   - Да от чего ж плохо то. Вспоминать наоборот очень хорошо. Ну и не говори слов таких. Все пахали дни и ночи напролет как быки. Работали один за другим, - срочно на пятилетку! А тут революция пришла... Я же махоньким был, что тот пень за рекой. Династию петровских царей и Петлюру решили сбросить. А Ленин понял все, - революция свершилась! Тут и власть советов с тракторами. Трактористом пахал в полях. Чего только не видал: с голодухи пух, житья от басмачей не было, похоронил всех, людоедство...Вот так-то, братец.. - сказал дедушка, облокачиваясь на мятую от конского навоза травку.
   Мальчик, напрягая мозгами, сказал:
   - Помню, дедушка, в школе нам говорили об этом...
   - Что я и говорю! - подхватил старик, - Не то что щас, - тогда - во! Это что, думаешь, так просто, социализемь? Это дело у них с рук не сойдет! А?
   - Ну да.. - согласился парень.
   - А вот и нет! - не согласился старик, - понимать правильно бы научился. Я вот помню: шел на дворе голодный год, вот год был! Всем годам и летам год! Помню: всем колхозом собрались, народу - тьма! Председатель колхоза Парфеменко речь говорил о Ленине и его сыне, уме и чести нашей эпохи, как и партии. Помнишь? "Я рифму звонкую поэта, тебе отдаю атакующий класс!" А? И про Муму там говорили так: "Ты жива еще моя старушка?"
   - "Жив и я!" - подхватил мальчик, - это я знаю! Мы в школе проходили на лепке.
   - Ну ты Гоголь! - удивлялся старик, - вот, помню, в свое суровое детство сколько часов я потратил на уроки одни! И чего только не учил я? Помнишь теорему какую-нибудь по геометрии, ага, - вижу, что не помнишь! А вот помню ли я? - задашь ты мне вопрос, на который отвечу с успехом тебе: Да! А языки только какие! Всех не перечислишь. Их бин малтшик, или ай ем бойс оф зе скул! Как там Лермонтов писал? "Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного....финским ножом, - это только тягостный бред, успокойся!"
   - И никакой это не Лермонтов, это поэт Тютчев!
   - Тьфу ты, спасибо что напомнил, а то сейчас на старости лет совсем путается в голове все: физик Энгельс с биологом Шнитке, алгеброитик Державин с легендой танца Хо Ши.
   - Ай, дед! - возопил паренек, - рыба тянется!
   - Дуй на нее, дуй! - волновался старик, закуривая.
   - Есть, подцепил! - кричал юнец, кричал юнец, но, вдруг резко замолчав, он хитро спросил старика:
   - А чо за рыбку дашь?!
   - А не чо! - нагло ответил тот.
   - Да пошел ты...-обиделся мальчик и бросил таки удочку в реку, упустив тем самым леща или сазана, не помню.
   - Что ты наделал! - кричал, раздувая вены на шее, стрик, тыча дулом маузера в свою исколотую грудь - Вот я тебе сорванец! - кричал он, хватая за ухо мальчишку он потряс его непродолжительное время, но, подумав немного, выпустил всю обойму из своего пистолета в его маленькую стриженую голову.
   Присев на его еще совсем теплый труп, старик опять закурил, и произнес:
   - Помню себя в детстве, совершенно таким же шалопем рос, пил ром, - здорово жилось. Мне искренне жаль этого великолепного мальчишку, ибо я вижу, что он смог бы стать великим трактористом! И я искренне сочувствую его родителям, что поделаешь, нужно же наказывать человеков, иначе что будет, если волю всем дать...Будут воровать и убивать друг друга, как какие-то воры и убийцы.
   Старик посмотрел вдаль, утер нос рукавом и резко оглянулся, - сзади него стоял отец мальчика - Николай Федырыч.
   - Здрасьте, - поздоровался старик, удобнее устраиваясь на мертвом сорванце.
   - Здорово и тебе, если хочешь! - прогромыхал Николай Федырыч,- слушай, старый пердун, а не видал ли ты моего единственного сына, что, являясь по сути ребенком непослушным, отправился воды крючком мутить к этому болоту?
   - Присаживайтесь,- вежливо произнес старик, пододвигаясь на мальчике.
   - Хоть и на том спасибо! - поблагодарил за любезность Николай Федырыч, присаживаясь на голову сына, что тотчас же хрустнула. Пощупав рукой вытекшие мокроты, он нагнулся посмотреть, и не увидел ничего, кроме раздавленной головы сынишки.
   - Ничего страшного, Николай Федырыч, - успокаивал его старик.
   - А откуда вы знаете имя мое? - недоумевал тот - его я вам кажется не говорил, да и вас я первый в жизни раз вижу!
   Оправдывался старик:
   - Да что поделать. Приходится всё обо всех знать. Вы тоже горазды мне вопросы каверзные задавать: откуда я знаю, откуда я знаю! А вот хрен его знает откуда я знаю как вас зовут!
   - Ну да, правда твоя... - отвечал Николай Федырыч, - так не видели ли вы сына моего?
   - Тот что рыбачил?
   - Ну да....
   - С удочкой?
   - Вот - вот...
   - Он еще рыбу ловил.
   - Конечно...
   - Да вот же он, вы сидите на нем!
   - А-а-а...-догадался Николай Федырыч. Встал он с сынишки, стряхнул с него пыль, взвалил на плечи, говорит старику:
   - Ничего, ничего, я вам очень благодарен.
   - Видите ли все вышло совсем случайно! - волновался старик.
   - Ничего страшного, все рано или поздно умирают, вот только что с ним делать, раньше я знал что с ним делать: бывало выпорю, бывало накормлю, а спать ему каждый день хотелось! И что же теперь? Как быть?
   - А вы закопайте его, - советует старик, - помню, еще в детстве копали мы мерзлые клубни батата, и я, лопатой размахнувшись, отколол кусочек черепа брата. Ну что делать? Да ничего: закопал его тут же в огороде, вот и все дела. Зато на последующий год клубни были удивительно жирны!
   - Ну что ж, так и поступлю. Огород у нас большой, места хватит на всех. Вы заходите к нам как-нибудь, места действительно очень много...- все говорил Николай Федырыч, удаляясь.
   Старик смотрел ему в спину улыбаясь и мирно думал про себя что-то.
   - Э-эх! - присел он на травку..
   ...И в тот же момент затрещали кусты и на поляну вышел он. а в руках его был пошарканый ППШ.
   - Николай Федырыч...- удивился старик, - война была, помню, точно такое же у меня было...
   Прозвучала очередь, и далее:
   - Это тебе за моего сына!
   Хрипел от ярости задыхаясь Николай Федырыч, а чуточку успокоившись, подошел он к трупу старика, пнул его и произнес:
   - А за совет - спасибо! А то похоронил бы сына как и все хоронють на кладбище, а так хоть какой-то прок из него выйдет.
  

_________________________________

  
   В столовой
  
   "Вылизать эту тарелку, и все", - подумал повар Семен. Он их уже много вылизал. Повар же Петр уже накладывал туда кашу, загребая ее грязными руками из вонючего котла. После чего, обсасывая свои пальцы, он ударял кулаком в бульон, и задорно смеясь в фонтане жирных брызг, принимался к очередной порции.
   Семен нарезал заплесневелый хлеб, извлеченный из холщового мешка, в котором копошился некий дегенерат К.
   - Что еще? - отрыгнулся, сморкаясь, Семен.
   Петр, плюнув в какую то порцию, смахнул с голову спаривающихся клопов, промолвил:
   - Маргарин и хлеб с тертым тмином.
   - Это им в закуску... - высморкнулся Петр на корку хлеба.
   Столовая наполнялась людьми. Официантка Верка в фуфайке, очень прыщавая девица с гортанной отрыжкой, подносила заказ к захарканному столику: голубиный бульон с пометом и котлетные окатыши из крысятины, зато в меню было написано, что мясо чистый изумруд. Верка по своей рассеянности, отчасти от близорукости, опрокинула окатыши на пол в навозную жижу, нечаянно наступив на нее ногой и выдавив из нее теплящийся холодец с прожилками сивушного горла. Извинившись перед посетителем столовой, шмыгнув раздвоенным носом, Верочка соскребла мясное своими кривыми ногтями и положила обратно. В тарелку с бульоном попала жирная навозная муха. Верка взяла ее двумя пальцами, обсосала, и выпустила на свободу.
   - Бедная... - прошептала она, наблюдая ее кривой полет.
   - А пить вам что? - спросила далее она у пьяного студента за перекошенным столиком.
   - А что есть?
   - Чай, сироп баклажанный, топленное сало, коктейль "Хинон" и многое другое, более терпкое...
   - Хорошо, тогда чайку....
   Народу на этот раз было очень много, ведь недалеко настоящая помойка. Приходилось всему персоналу много раз бегать за прохладной водой к деревянному туалету у болота дабы приготовить чай по-персидски.
   Петр лепил котлеты. То и дело, икая и испражняясь от недержания в огромный таз с лыком, он кромсал тупым ножом куриные потроха - материал для котлет. Семен помогал ему месить их, дабы не распались от жары. Навоз, а его кладут в котлеты, так и тает на жаре...
   Верка не справляется с посетителями, уж слишком их много. И все как назло толсты, что даже приходится кидать в их запрокинутые рты изрядную массу калорийных смесей. Одному увальню она намесила в корыто свои месячные каши с киселем и клейстерными комочками. Там же оказались отруби в тысячу калорий и две головки варёного лука. Приятный запах этого блюда привлекал огромные тучи мух. Их жирные телеса покоились на еде, на стенах столовой и даже на жующих лицах посетителей. Семен часто ловил их, потрошил и варил сногсшибательные острые бульоны. А острыми они получались потому, что туда добавлялось толчёное стекло.
   Конечно же это была самая любимая моя столовая. Я часто навещал ее, ведь был толстым увальнем с помойки. Наслаждаясь питательными деликатесами и изысканным обществом я блаженно щурился от жары и пота, чесал затекшие ягодицы и беспощадно давил тараканов под языком. И все в этой столовой знали меня. И даже мухи, что облепляли мои складки, слизывая пот своими вычурными ротовыми аппаратами. Лижущими.
  

_________________________________

  
  
   Зловещий учитель
  
  
   - Встать, Васьков!!! Встать, кому говорят! - кричит наш новый учитель арифметики Васькову,- Встать! Я буду вопросы тебе задавать, а ты на них должен будешь ответить!
   Васьков покорно встал с места, а учитель сказал:
   - Отвечай, сколько будет 536 умножить на 114!
   - 61104... - вымолвил тот.
   - Гм.. Правильно! Молодец! Иди к доске!
   Васьков покорно подошел к доске.
   - А теперь,-пиши! Один миллион триста сорок три тысячи пятьсот сорок шесть целых и пять десятимиллионных умножить на три миллиарда восемьсот девяносто девять миллионов триста пять тысяч четыреста восемнадцать!
   - Геннадий Степаныч! - возмутился изумленный Васьков, - а где же мне столько доски взять?
   - Молчать!!! Вопросы задавать буду я, а ты на них обязан отвечать! Почему не написал то, что я тебе сказал, сын помойной шлюхи?!
   -Но...
   - Без но! - завизжал Геннадий Степаныч, брызгая слюной по сторонам и разбивая на мелкие щепки глобус тяжелой указкой. Пнув бедного Васькова тяжелым сапогом под дых, наш новый учитель яростно оглядел весь приунывший класс. Где то на задней
   парте от испуга икнула девочка.
   - Ка-а-ак! - ярость Геннадия Степаныча не знала границ -
   И вы вмешиваетесь в мои дела, сукины дети! Так знайте же, что
   в связи с кончиной Веры Павловны я буду вашим новым классным
   руководителем!! Понятно?!
   -Да... - вздохнул весь класс с многочисленными всхлипами,
   а еще кое где заплакали девочки.
   - Вот так то! Козлов!!! - разглядывая журнал, выкрикнул
   новый классный руководитель.
   - Что?...
   - Встать!!!
   Тот встал.
   - Сесть!!!
   Тот сел.
   - Еще встать!
   Тот встал опять и все стало повторяться много раз, до тех пор пока не прозвенел звонок на перемену.
   - На перемену не пойдете, - класс наказан! - кричал арифметик, присаживаясь на стол. В его руках непонятно откуда оказалась массивная кувалда с набалдашником.
   - А у нас сейчас другой урок будет... - прошептала Смирнова своей одноглазой подруге.
   - Это кто сказал?!! - вскочил вдруг Геннадий Степаныч, - Я кому говорю, кто это сказал??
   - Это я.. - отозвалась Смирнова, всхлипывая.
   - Получай!!! - и все ясно видели как мелькнула в воздухе тяжелая кувалда, как обрушилась она на голову Смирновой, как соседка ее по парте, размазывала по своему лицу мозги единственной подруги, как все окружающие парты были замызганы густой кровью... Одни просили не убивать, другие просто молили бога и жаловались не понятно кому, многие девочки впали в истерику, а самая худенькая из них - Уринова, - подавившись слюной, померла от испуга.
   - Так будет со всеми!! - кричал арифметик.
   В это время в класс заглянул новый директор школы:
   - Что, Гена, не слушаются?
   - Непослушный класс!! Я откажусь от него! - негодовал Гена.
   - Зачем отказываться? - промолвил новый директор, - на школьной линейке всех повешаем...
   - Вот так то! - закричал наш новый классный руководитель.
   Его глаза постепенно наливались кровью, а изо рта текла густая пена.
   - Я же говорил, что не надо идти в школу... - прошептал Леончик Ежову.
   Все той же кувалдой он был убит на месте.

____________________________________

   СОH О ЛЮБВИ (Гpёзы Плюева)
  
   Во сне он увидел свою любимую Парашу, которая когда-то так сильно была влюблена в него. И вспомнилось Плюеву, как он нежно целовал её бурый прыщик под мышкой и наслаждался запахом гнилых зубов, которых было достаточно много в ее лягушачьем рту. О как вздымались и раздувались ее ноздри, набитые терпким гноем, когда он целовал ее разбухшие гнилостные губы! О как Плюев любил играть бычьими цепнями, которые изредка вылезали из Параши наружу и вились у ее раздвинутых ног. А в немытой шевелюре своей возлюбленной он ловил прытких блошек и складывал их в коробочку, заляпанную прошлогодним навозом. О как он любил её красные водянистые глазки и изъеденные молью брови! Как трепетал всей душою, когда выковыривал гвоздем грязь из-под её ногтей. Дейвствительно, Плюев блаженствовал и заставлял блаженствовать свою любимую, которая занималась только тем, что лузгала прелые семечки, да по вечерам пихала в свое влагалище всякую дрянь (утюги в том числе).
   Но где же теперь былая радость? Где все это и как повернуть время назад? Если бы не беспалый шелудивый юноша, который, шмыгая своим слизистым носом, не околачивался б возле ее барака. И если бы он не пленил Парашу своим огромным загнившим шрамом на спине и если бы не показал ей свою прогрессирующую грыжу и бельмо на глазу. Зачем же ушла к нему Параша, польстившись гигантским деревянным туалетом в его дворе, где изрядно подгнили все доски? Как Плюев пережевал все это с хреном, произошедшее так давно, и сколько ночей он не спал и не ходил мочиться в туалет в знак протеста.
   ...И вот она снова пришла в его сон. Все в том же платье грязно-серого цвета в крупный зеленый горох. Это платье Плюев подарил своей любимой в день железнодорожников. Он нашел его на самой старой помойке под ящиком с гнилой капустой. Ему снилось ,как он долго теребил волосы под ее подмышками, шепча в серные уши лестные и добрые ласковые слова любви. И на пустыре Плюев вдруг видит того мерзкого юношу, нынешнего жениха Параши. И наш добрый герой берет добротный топор и долго бегает за ним по ухабам. И лишь в каком то переулке догоняет его и ловко обрубает ему ухо. Он ненавидел его, а больше всего Парашу, поэтому, покончив с парнем, Плюев хватается за тонкое горло своей возлюбленной. Но длинноногая девушка ловко выскальзывает из сальных рук героя, щипается и кричит благим матом, испражняясь прямо на блестящие обутки Плюева...
   ...А после, он вспоминает как когда-то они вдвоем загорали и купались в мутном тинистом болоте на свалке, где ловили сытных мокриц на обед. О как часто они ходили на то заветное место в кочках, где, слушая звонкую песнь комара, лежали, довольствуясь дождем, вкушая вкусный камыш. А потом, когда дождик утихал, или когда кто-нибудь глубоко ранил до крови себе ногу стеклом, весело смеясь, любовники pассматpивали труп коня, еле видный из-за плотного слоя мух...И что же теперь? После того, как Параша, чтобы быть еще более привлекательной, ампутировала себе обе ноги по колено в косметическом салоне, Плюев только изредка видел ее на закоулках. О как хотелось ему вновь пожевать дряблые мочки ушей красавицы и подуть через соломинку в ее нос, где так приятно потрескивали полипы. Как хотелось ему вновь почувствовать ее влажное туберкулезное дыхание и прикосновения бородавчатых рук к красной сыпи на ягодицах.
   Какой глупой все-таки она оказалась! Но ничего, Плюев решил заболеть цингой, чтобы была привлекательней улыбка и раздробить суставы на руках и ногах, чтобы походка была элегантнее, а бутылочка крепкого уксуса сделает его голос более нежным и эротичным...
   И долго еще стонал во сне влюбленный безумец, и казалось ему, что он женат на Параше. И что у них так много детей, причем все до одного калеки, а он так хотел иметь детей-калек. Хотелось зажить обыкновенной семейной жизнью порядочного человека, создав в бараке необходимый уют и разведя плесень. Жить же на большие барыши, которые добрые люди будут платить за то, что покажет им на самодельной арене Плюев своих дрессированных детей-инвалидов. Плюев выучит своих выродков умению хотя бы элементарных трюков при помощи тех же самых тисков(или бетонных плит).
   ...Но где там...На небосводе появляется тусклое солнце и Плюев проснулся. Встряхнув головою, он отправился во двор посмотреть не подпрело ли сено за околотком...
  
   Безрадостный помет

(биография десяти минут жизни до сна и двадцати после)

  

"Зачем на моих руках пальцы ?"

  
   Вчера мне показалось, что в темном холодном окне, на абажур смотрело два человеческих глаза, - в них таилось любопытство. Сегодня я переставил абажур в другое место - мне наплевать на прохожих! Даже в своих мыслях я иногда нахожу пару-другую пустяков, которые можно с успехом воплотить в реальности. Мне ничего не будет за то, что я плюну в зеркальное отражение хоть сотни бургомистров.
   Сейчас темно, поэтому я ищу свет. Наткнувшись на лампочку, которая погружена в патрон - не тороплюсь выкручивать ее, а спешу включить. Это действие требует от меня внимательности и насторожительсьва, ибо, если руки мои мокрыми окажутся, то я смогу повредить себя. А чувствовать боль я счастия не имею, то есть я хотел сообщить вам, что я не хочу почувствовать боль, но так как руки мои не мокры, то не стоит бояться. Свет включен. На несколько секунд, от неожиданности, я оторопел, ибо перед самым носом моим оказался кафель туалетных размеров и без рисунков, которые обычно имеются на подобных изобретениях.
   Сдуру я полез в воду, а она была холодная, особенно на дне. И почему-то мне вспомнился привкус жареных трюфелей, о котором я прочитал в научном журнале три месяца назад или даже четыре. Тогда же, я помню, имел счастье прочитать вслух для своих столовых принадлежностей новую публицистику насчет вкусной и особенно здоровой пище. Эти мои записки (извините за то, что в данный миг чихнул), которые я правопишу в данный момент суть начала моей биографии, но не с рождения и времен зачатия, а от балды. И пусть не осудят меня и мои мысли за то, что не в силах я писать о сиянии и мерцании звезд, - они от меня далеко. Снизу вверх смотрю я на них по ночам и вижу лишь жалкие яркие точки. Мои же звезды велики и реальны и не похожи друг на друга. Например, вчера, в складках своей обновки, я обнаружил волос, причем этот волос упал не с моей головы, и не могу я найти ответа на вопрос - чья это роговичка? Возможно это конский волос, но я давно не имел случая близости к ретивым животным. Возможно это синтетика, которая, отделившись от основной синтетической массы, будучи гонимая ветром с другим мелким сором была просто-напросто случайно занесена на мой гардероб. Но это все не столь важно, а особенно немыслимо.
   Только что я смахнул с носу каплю пота. Она, пролетев несколько десятков сантиметров, упала на пол, исчезнув с поля моего зрения. Я опустился на корточки и с изумлением обнаружил рядом с каплей пота, растекшейся на незначительной окружности, еще один длинный волос. Изумлению моему не было границ, но уже темнеет, свет от лампочки тускнеет, частично от того, что я накрываю ее полотенцем. Отсюда вывод, - время позднее, - надо отправляться на покой. Обычно в этот миг на меня находит зевота. Периодически открывая рот, я вгоняю в себя воздух, бьющий по ушам, а потом выдыхаю с треском в голове, - через рот, а остальные потоки - через ноздри носа.
   Я также не боюсь тошноты, а то, что некоторые пытаются вызвать отрицательные эмоции в моем лице, я всего лишь прохожу мимо, и не задеваюсь. Я горд, и со всеми своими предрассудками окунаюсь с головою в воду. Все мутится. Звуки извне приглушены и лишь изредка, выпуская пузыри воздуха через рот, - в ушах появляется неловкий гул и муть.
   Я считаю до двадцати... - двадцать секунд под водой на глубине двадцати сантиметров. Мне двадцать лет. Двадцать секунд жизни прошло как двадцать лет - также быстро и также медленно. Мне всего лишь несколько лет, но у меня нет одного зуба. Я всего лишь жалкий недотепа - и скудный ворс тому доказательство. Я не хандрю, но иногда, когда под ногтями скапливается грязь, я не выдерживаю и вычищаю ее шпилькой, иногда булавкой, но чаще всего ножницами или ножом, реже: вилкой, втулкой, штопором, гвоздем, другим ногтем, веточкой, острым уголком книги, дужкой очков, зубочисткой и некоторыми другими вещами, например транспортиром или дверным ключом. Но лучше просто сгрызть ноготь вместе с грязью и сплюнуть все это с высоты здания в голову прохожего, лучше всего в дворника. Извиняюсь перед ведрами. Достопочтенный Унитаз, тебе я отдаю очередную порцию собственных излишков в виде мочи. Бросаю свой взор в сторону мусорного бака. Рука судорожно нащупывает выход наружу. И через какую то пару секунд я наруже. Тут темно как в лифте, где погасили свет. Я один наедине с ручкой двери от туалета, точно также как эмбрион в виде плода - один на один с материнской утробой. По-моему я сейчас пойду на ощупь и наобум, что и сделал, первоначально пукнув два раза и раза три вздохнув.
  
   На утро.
   На последних газетах - отпечатки моих грязных ног. У подоконника - шелуха от съеденных семечек - культура масличная, ценная. Плодовитость пегих коров в стране растет. На цыпочках подкрадываются ко мне тени слесарей. Их самих мне не видно. В кувшинках, на рисовальном полотне, - гнилые зубы. По отрубям, что напротив, кладут сочные галеты и трясутся в немом танце, в слезах. Наше время истекло - полезай в кузов. По прочим заглавиям меня попросили обратится за помощью к психиатру, но разве он для меня помощник? Я не пойду, потому что гной на струпьях под подмышкой еще не созрел. Тем не менее есть желание защитить свою жизнь. По настоящему понять, вы, думаю, меня понимаете?
   Я не боюсь что мною могут манипулировать, и не знаю я, что смогу встретить на своем жизненном пути, до последнего момента не знаю. Полоскать ротовое отверстие - есть философия.
   За кулисами своего я наблюдаю картину - несут тело небольшого человека, по-видимому детеныша, еще не оформившегося и не покрытого перьями. Его кладут в грязь на углу тротуара. Мне эта картина напоминает прошлогодний осенний дождь, где под проливной струей в луже дохнет полузадушенная крыса.
   Вообще по душе я романтик и в этом хочется. По ночам иногда кричу. В туманах, когда тени корявых деревьев соприкасаются с моим мозгом - во мне просыпаются гномы Мелких Радостей: они поют гимны новому утру. Эта странная песня чудится изредка из глубин раковин и канализаций. Только тогда, когда путь чист, в течении долгих лет, мозоли - помощь. А негры - абсолютно не люди, в их повадках есть что-то от зябликов.
   После сонных дум я собираюсь писать письмо:
   "Здравствуй, а впрочем кто его знает! О чем я и думать не могу - ответа три года, ни за что ни про что. Эвон как. Помнишь в сочельниках? Тридцать три. Подарок от трех. Зачем спрашивается, от разных ли? Кто, когда, чем? Не знать не могу. Ответ пишешь и шлешь по адресу, что на конверте. Не опешь.
   А у меня все хорошо, вот только мозоли да угри, а иногда и понос-батюшко. И так туго, что запор. Сегодня я сглотнул слюну неправильно - она (то есть слюна) попала в трахею - я долго кашлял. Помнишь тот вечер, когда я отравился старыми беконами из холодильника твоей усопшей (а сейчас наверняка сгнившей) матушки. Я тогда чудно проблевался, потому что еще в придачу был заражен гельминтом. Цепни и глисты так и шныряли по нашему новобрачному ложу. Это было веселое время.
   Теперь же во мне - вилы. Я нелеп и уродлив день изо дня. Меня часто пучит и рвет зеленоватой кашицей из плохопереваренного турнепса. Сейчас я болен коклюшем, тем же старым добрым гельминтозом, цингой (у меня кровоточат десна и вываливаются зубы), геморроем, туберкулезом, бронхитом, гриппом, аппендицитом и еще чем-то, что-то вроде нагноения в миндалинах. В горле приятно першит - хоть какое-то удовлетворение. Полная атрофия кишечника и смачные нарывы на суставных сгибах всех конечностей, включая половую трубку.
   Сыт по горло, ведь имя мое порочат. Сейчас я рыгнул.
   С воздушным поцелуем шлю букет, сру в пакет. Я вечно твой, горло -Карабас, моя теплая кожистая Жаба."
  

______________________________

  
  
   Любовь с третьего взгляда
  
   Первый раз, когда Кусков увидел это создание, он не подумал ее полюбить. Ведь это же рослое существо, с кривыми суховатыми ногами, заросшими шерстью. Широкая грудь ее, с размещенными на ней грудями, длинные худые руки с обшелушенными пальцами, а на верху шеи маленькая голова с выпученными глазами, грубым широким носом и приподнятыми губами, обнажающими волосатые десна - вот он неказистый портрет.
   Кусков считал себя красивым малым, созданным не для такого тошнотворно бесформенного создания, и ничего он не почувствовал к ней, кроме, разумеется отвращения.
   Особенно эти чувства обострились в нем тогда, когда "красавица", поскользнувшись об арбузную корку, рухнула лицом в грязь.
   "Нет",- сказал про себя Кусков, и побрел домой. Больше всего на свете он любил, конечно же, девушек, ведь они всегда привлекали его внимание, и за привлекательными соседками он любил наблюдать из своего окна.
   На следующий день Кусков был поражен тем, что вчерашняя уродина расхаживает перед его подъездом в красивом белом платье весенней свежести, с дорогой сигаретой в руках. Губы и десна ее были ярко накрашены красной помадой, а из пакли была сооружена отличная прическа. Ее обнаженные ноги были уже не волосатые, а только с еле заметной щетиной.
   "М-да-а-а..." - подумалось Кускову, когда он ложился на диван и закуривал забычкованную папироску. Больше всего на свете он любил девушек и именно красивые привлекают его внимание, особенно одетые в белые платья весенней свежести.... Сегодня он явно был поражен.
   На третий день Кусков гулял в своем парке вместе с дешевым пуделем на поводке. Завернув вместе с ним за группу искривленных деревьев, Кусков обмер... Перед ним стояла позавчерашняя уродина в белом вчерашнем платье весенней свежести с великолепной прической в виде копны, а в ушах болтались дорогие сережки. Щеки ее были напудрены, ресницы длинны, а глаза... о боже!....ее глаза были зеленые! Кусков обожал девушек с зелеными глазами. На ногах были красивые рыжие колготки, которые Кусков тоже очень любил.
   - Да! - произнес от неожиданности только что влюбившийся Кусков, неосторожно подходя к красавице,- Как зовут вас, милое создание?
   - А вы кто? - проскрипела мелодично и певуче она.
   "Моя любимая тональность!" - подумалось Кускову, когда он обнял девушку, целуя податливые десна. И все перемешалось в его голове: чесночный запах и весенняя свежесть, жесткая щетина на ногах и пакли...

_________________________________

  
   Рассказ Болтова
  
   Однажды, собрав в куль семочек (чтоб полузгать), пошел как-то я поступать в институт. Ну, думаю, пойду, например, в исторический, - поступлю, так и быть. Раскрываю двери огромного величественного здания, что пропускают меня вовнутрь, - и вот я дивлюсь сколько народу сюда набилось! Ну, встаю в очередь, думаю, что когда придет мой черед, - тогда и поступать буду, билет прежде вытянув. Мне стало кое-что интересно.
   - А какой предмет сейчас сдают? - спросил тогда я одну девицу под окном, карлицу.
   Говорит мне ласково:
   - Сейчас сдавать историю по устному будут.
   Спокойно так сказала. Во, думаю, знает наверное историю! А я чо в этой то истории? Кто я такой, по сравнению с Дзержинским?!
   Настает, значит, черед мой выступать, взяв билет по началу. Я, лузгая семочку, тщательно луща ее промеж языка, беру самый большой билет, на котором были нацарапаны буквы. Я сел в сторонку у стены, и прочитал по слогам первый вопрос, который требовал от меня знания по Древнему Египту. Вот, думаю, здорово как! Вторым вопросом был задан вопрос мне, который, вопрошая спрашивал у меня, как происходила революция. И как вы думаете какая? Великая Октябрьская! А последний вопрос был самым простым - показать на карте Китай.
   Ну вот я и стою вразвалку комиссией перед, семочки лузгать продолжая стою. Ну, а самый хилый и бородатенький козел говорит мне блеющим голоском:
   - Как зовут вас, человек молодой?
   Что ему отвечать? Говорю:
   - Да Болванов я...
   -Та-а-а-кс...Болванов-с...- прошипела, записывая что-то куда-то какая-то щупленькая тетенька. А кудлатенький в очках спрашивает меня:
   - А можно, так скать, поинтересоваться, какой это в руках билет вы держите?
   Я же ответил:
   - А это не билет, это газетка, а в ней вкусные семочки.
   - Ну, а...
   - А билет у меня стоял под номером номер семь.
   - Хорошо... Семь... - шептала тетенька, продолжая что-то писать.
   - Ну, мы приступим? - спросил меня бородатенький.
   - Ладно, - согласился я.
   - Та-а-ак...- шептала тетенька, набирая в легкие воздух, чтобы мне что-то сказать, но ее опередил кудлатенький.
   - Вопрос номер один билета семь.
   Добавил бородатенький:
   - Вопрос номер один на вопрос номер один билета семь!
   Закончил кудлатенький:
   - Какая самая большая пирамида Хеопса в Египте?
   - Мне отвечать? - поинтересовался я.
   -Да-да! - подтвердила тетенька, что-то записывая в тетрадку.
   Я же ответил:
   - Это - пирамида Хеопса!
   - Что, что вы сказали?! - вопросил меня удивленный козел.
   - Это пирамида Хеопса! - подтвердил я сказанное.
   - Что?! - поднимаясь с кресла, говорил кудлатый,- ну-ка, повтори еще раз!
   Я молчал.
   - Что? Что ты говорил? А?! - допытывался бородатый.
   - Ну, сказал, про Хеопса... пирамиду его...
   -...Ответ правильный! - неожиданно закричал кудлатый, вскакивая с места, и, пожимая мою руку, он добавил:
   - Вы делаете значительные успехи!
   После того, как он сел, то стало тихо...
   - Вопрос номер два вопроса номер один билета номер семь! - объявила тетенька.
   - Сосредоточься, - сказал мне кто-то, - вопрос будет очень сложным.
   - Мужайся! - предупредил меня бородатый.
   - Хорошо! - утвердительно сказал я.
   - Ну вот и договорились! - ответил кто-то, покашливая.
   - Итак, вопрос!- говорил кудлатый, - отгадай имя фараона, что начинается на Х, а кончается на С.
   Я призадумался, а потом, обливаясь потом, нерешительно сказал:
   - Хеопс...
   - Что?! Повтори, мы не расслышали... - за всех говорил бородатый.
   - Это - фараон Хеопс!
   - Как он сказал... - перешептывались экзаменаторы,- хе...оо?
   А потом, что-то решив, сказали хором:
   - Поздравляем, ответ правилен!
   Я был вне себя от радости. Прилив сил новых чувствовал я.
   Бородатый сказал:
   - Мы посоветовались и решили, что ты очень хорошо знаешь историю Древнего Египта. И теперь подойдем к очень сложному второму вопросу билета номер семь и сразу зададим тебе самый сложный вопрос.
   - Вопрос номер два вопроса номер два билета номер семь! - объявил кудлатый очкарик.
   - Кто был руководителем Октябрьского Восстания?
   - Это был Ленин! - ответил я.
   - А вот и неправильно, это был Ульянов-Ленин! - обрадовался бородатый.
   - А вот и неправильно, - заявил я, - это был Владимир Ильич Бланк-Ульянов-Ленин!
   - Блестяще! - воскликнула тетенька, роняя чернильницу.
   - Поразительные успехи, но сейчас будет очень сложный вопрос, сложный-пресложный! - говорил все тот же бородатый.
   - Вопрос номер три вопроса номер два билета номер семь!
   - С какого судна прозвучал сигнал к восстанию?
   - Это судно называлось "Авророй"! - был мой ответ.
   ВОПРОС: А какой год был?
   ОТВЕТ: 1917!
   ВОПРОС: А где был Ленин?
   ОТВЕТ: В Смольном!
   ВОПРОС: А кто победил?
   ОТВЕТ: Наши!
   ВОПРОС: А где были белые?
   ОТВЕТ: В зимнем!
   ВОПРОС: Кого было больше?
   ОТВЕТ: Наших!
   - Ответы правильные! Вы сразу же пойдете в аспирантуру и станете доктором исторических наук! - заявил кудлатый.
   Я ликовал! Даже семочки грызть перестал.
   - Вот только ответь на последний вопрос, - покажи нам страну Китай! - грозно сказала тетенька.
   - А где карта?
   - Ты разве не видишь? У тебя за спиной.
   Сзади себя я нашел глобус, который взял в руки и показал желтый Китай пальцем.
   - Это ты думаешь Китай? - спросил меня бородач.
   - Да, это Китай...
   - Ты правильно думаешь! И поэтому, посоветовавшись, мы тебе вручаем приз-поездку в Китай и место на нашем факультете!
   - Ура! - ликовал я.
   Теперь я точно поступил! Осталось только завтра сдать литературу, ну, и остальное! Место мне обеспечено.

ИМЕНИНЫ БАБКИ НИНЫ

  
   Сегодня-день рождения скандально известной бабки Нины, посудомойщицы котельной номер два. Ее именины пользуются большим спросом у местных жителей, ибо бабке, любо приглашать к себе за стол первых шестерых попавшихся на глаза счастливцев. Их она потчует за роскошным хрустальным столом в своей ветхой каморке, пропахшей камфорой. В этот чудесный день счастливцами оказались следующие почтенные жители города.
   Старый шахтер на пенсии с именем Вася - его часто можно видеть близ памятника профессору, что на главной площади; любитель фрикаделек и политических телевизионных передач. Второй счастливец - полу- парализованный продавец эскимо Петя со своею полоумной женой Клавой, которая является третьей. Четвертой оказалась плешивая рыжеволосая женщина с огромным бюстом, который она всегда носит с собой (и никому не понятно чей или кого это бюст), она -превосходная воспитательница и нянечка седьмого потустороннего роддома школы-интерната детского сада, а также она зубной врач в специальности протезист. Имя ей - Бусыга. Пятым партнером оказался дворник-наркоман Коноплев. Ну, и, наконец, шестым, - глухой генерал Армии в запасе по фамилии Моцарт.
   Всем гостям было назначено в 12-ть часов ночи оказаться по очереди у двери каморки бабки Нины.
   Первым пришел старый шахтер на пенсии с именем Вася, потому что он был первым приглашен на это знаменательное событие. Бабка Нина кинулась его целовать, но по своей близорукости поцеловала буржуйку, стоящую в коридоре, украшенную гирляндами разноцветных лампочек в виде крокодильчиков. У шахтера Васи, а он обычно с черным от сажи лицом (угольная пыль въелась в эпидермис кожи), для бабки есть интересный подарок в виде толуола, - это как в память о тех славных шахтерских временах. Имениннице этот подарок оказался по душе. Она улыбнулась, и, зажмурив глаза, представила на миг себя в темной шахте, где совершенно одна через некоторое время различает в темноте согнувшиеся силуэты крадущихся шахтеров с кирками в руках. Они желают вкусить ее розовую плоть с прослойками слюды. После этой эротической фантазии, бабка, всплеснув руками, провела гостя в первый тоннель, где его ждали старые потрепанные порнографические журналы и холодное желе.
   А в это время раздался звонок, и на пороге очутились супруги Петя и Клава. Продавец эскимо Петя был любителем поспать, поэтому он тут же сонный повалился с ног и рухнул в специально заранее подготовленную пуховую кровать с медными спинками. Клава, рассеянно улыбнувшись, погладила грязной рукой лоб своего мужа, и, вытащив из свертка нечто, подарила это имениннице. Это был глобус в натуральную величину, причем все материки его были сделаны из чистого шоколада, океаны из нежного мармелада, а Антарктида была сделана из сладчайшего белого зефира. Леденцовый глобус был проткнут искусственной осью из металлического штыря с орнаментами, прикрепленного к панцирю удачно вырезанной черепашки из бука с нефритовыми глазами. При прикосновении к последним, они в разнобой вращались и включали разноцветными огоньками все столицы мира на глобусе из леденца. Сосать этот глобус можно было с гарантией год. Бабке Нине этот подарок понравился больше всего. Она увлеклась прикосновениями к нефритовым глазкам черепашки из бука, хлопая в ладоши при виде того, как загорались разноцветными огоньками все столицы мира. После десятиминутной забавы, бабка завернула подарок в хрустящую фольгу и спрятала его в самый дальний чулан в пятом секторе. Супруги Петя и Клава остались лежать в прихожей на роскошной кроватке с медными шишечками. К ним в постель бабка принесла живого гуся, который своими гортанными звуками медленно усыплял их. Но Клаве не спалось, и поэтому она занялась щелканьем пальцев на своей левой руке.
   Потом в дверь позвонила рыжеволосая женщина с огромным бюстом, который она и подарила ошарашенной бабке, кинувшейся целовать и лобызать почтенной даме запястье. Как и говорилось выше, фамилия этой няни - Бусыга, поэтому перед ней бабке Нине пришлось гарцевать. После того как бабке пришлось гарцевать, она (то есть бабка Нина) провела посетительницу во второй тоннель, посадила в глубокое кресло и на самое дно его спустила на веревке небольшой видеоплейер с наглазниками. По желанию Бусыги бабка Нина поставила кассету с записью фильмов с участием негров в качестве главных героев, и, особенно, героинь. Как призналась Бусыга, у негров, выходцев из Африки, есть природная склонность к актерству.
   Пятым пришел дворник-наркоман Коноплев с метлой в руках. Сняв с горба кепку с кисточкой и стряхнув с плеч известку, он рассказал бабке интересный повествовательный рассказ, который и был как бы подарком ей. А случай с Коноплевым произошел следующий.
   Сидит он как-то во дворике и считает мух, размышляет, чихает и жмурится от яркого солнца. И вот вдруг неожиданно подходит к нему со спины голубой слон и молвит ему хоботом человеческим голосом:
   - Дворник, можешь ли ты найти для меня слона, но меньшего размера чем я?
   Столько жалости было в словах этого голубого слона, что Коноплев решил помочь ему. И тут же, после пятиминутных поисков, за огородом в кустах крыжовника он нашел второго, но уже зеленого слоника, меньшего размером. И взмолился хоботом тут голубой слон:
   -О добрый дворник, если ты такой добрый, то сможешь ли ты поставить этого зеленого слона ко мне на спину?
   Голос голубого слона был действительно жалобный, и дворник помог ему поставить к себе на спину зеленого слона. И довольный Коноплев, теперь уже довольный своими благодеяниями, решил уж было пойти обратно, но не тут то было. Взмолился хоботом зеленый слон, стоящий на голубом приутихшем слоне:
   - Дворник, ты такой добрый, помоги пожалуйста найти для нас еще одного, оранжевого слона, что в два раза меньше меня...
   И нашел Коноплев оранжевого слона и помог поставить его на спину зеленому слону. А оранжевый слон потребовал фиолетовое животное. И был найден фиолетовый слоник и поставлен на оранжевого. Далее был затребован розовый слоник в несколько сантиметров длиной. Пришлось ползать на земле, дабы найти последнего в кротовьей норе. После того, как розовый слоник был поставлен на спину оранжевого слона, дворник уж начал было ждать приказа искать еще одного слоника в несколько миллиметров длиной, которого он уже видел под своим ногтем. Но, увы, ничего не произошло. Все слоны затрубили разом:
   -Теперь мы пирамида из разноцветных слоников!
   Протрубили, и растворились в воздухе, как будто их и не было... После этого происшествия Коноплев сразу же пошел к бабке Нине.
   Растрогалась бабка от чувственного рассказа дворника, прослезилась, провожая его в третий отсек с прорубленными иллюминаторами и с прорубью на полу. Коноплев взял у бабки пустую беламорину и стал забивать в нее что-то. Именинница прищелкнула языком, покачала головой и пошла открывать дверь последнему посетителю - глухому генералу запаса Армии - Моцарту.
   Моцарт был весел, в руках у него -им же изобретенная трехструйная пестрая клизма из папье-маше для трех партнеров одновременно. Бабка поблагодарила его за подарок, поклонилась, но генерал ничего не расслышал и стал рассказывать что-то об устройстве перископов. Он был отправлен в хвостовой осек, где для него уже были приготовлены шашни.
   Пока все гости отдыхали, бабка Нина стала в гостиной накрывать большой стол с роскошными кушаньями. Через пять часов все начали сбредаться в эту пресловутую гостиную со своих отсеков.
   Шахтер Вася сел напротив пирога из вареных кукрыниксы. Бабка Нины дала ему специальные штепсели, которые предотвратили бы побег кукрыниксы из начинки пирога.
   Еще сонный продавец эскимо Петя со своею женой Клавой сели возле монумента у стены, напротив огромного в человеческую высоту торта в виде мальчика, несущего с магазина бутылку молока. Причем бутылка молока была настоящая, а все остальное сделано из суфле. Суфлером молодоженов явилась бабка Нина, -она помогла скушать глаза мальчика из рыбы.
   Рыжеволосая нянечка с именем Бусыга села с огромной вилкой в левой руке перед гигантской яичницей из шестнадцати яиц. Для красоты в каждый желток яйца был погружен медный пятачок. В качестве приправы Бусыга использовала использованный кориандр.
   Дворник Коноплев выбрал для себя самые вкусные блюда: жареный арахис, моченые яблоки, сытные отварные отруби, суп-пюре "Мария Кюри" и тарелку с копченостями шестого разряда из грудин северных птичек топориков.
   Глухой генерал Армии согласился сьесть самое невкусное блюдо-пшенка.
   В качестве питейных снадобий было предложено гостям следующее: кефир, сметана, соки из морских ежей, соленая вода и опресненная морская вода. Алкогольные напитки были самые разнообразные: от забродившей месячной патоки до медицинского и этилового спирта. Из вин была предложена одна бутылка "Анапы", из коньяков -бутылка шнапса. Но в основном все хлебали Royal из чугунных полуторалитровых бумажных стаканчиков.
   После попойки, слегка захмелевшие гости начали вялый праздничный разговор, а точнее беседу между собой. Первой в разговор вступила Бусыга, рыжеволосая женщина, няня и зубоврачебный лекарь в детских садках. Она вышла в центр, извинилась перед всеми за то, что ее вырвало на пол спиртом и медными пятачками, которые со звоном раскатились по полу. Начала свою речь Бусыга эдак:
   - Гости! Во-первых, именинница наша, бабка Нина! Был со мною такой случай в моих незапятнанных яслях. Извольте слушать! Как-то привели в мой зубоврачебный кабинетик малое непослушное дитя, у которого зубки все до одного от неухожености загноились, неопрятные десна кровоточили, а язык распух и потрескался. Ох и НАВОЗилась я с ним! В руки он не давался, больно кусался до крови своими гниющими зубками. Пришлось его больно ударить по головке железной отхаркивательницей, в которой полным полно ватных кровяных тампончиков. Когда дитя было анестизировано и положено в жесткое креслице, я принялась выдирать его зубки, все до одного, при помощи плоскогубцев. Когда кости были выдраны и десна санитаризованы, я вставила ему фарфоровые остроконечные зубки. Родители его остались довольными...Я вам к чему поведала все это? А к тому, что вопреки желанию непослушного дитя, можно заставить его сделать благо для себя же самого. Теперь, эти зубки -благодарность в улыбке счастья. Да и за честь свою оно постоять может неподражаемо. Ибо зубки из фарфора остры и оставляют следы болезненные, глубокие и долгозаживающие.
   После таких слов рыжеволосая женщина вышла с центра и села на свое место кушать новую яичницу из семнадцати яиц, причем в каждый желток была опущена медная пуговица для элегантности.
   Глухой генерал в отставке Моцарт решил тоже что-то рассказать об окопах и о том как их роют, но его перебил шахтер Вася по хребтине, начав разговор о пришельцах. Беседу вел он крайне вяло и тускло, по-видимому из-за огромного количества выпитой патоки, стоящей в канистре около включенного телевизора, по которому шли мухи.
   Супруг Петя своей супруги Клавы дремал, положив голову в холодное пюре с зубками чеснока. Клава вонючим гребешком размазывала его волосы по тарелке, лениво наблюдая докучливых насекомых.
   Первым разозлился глухой генерал в отставке Моцарт, которому не понравился привкус пшенки. Он возненавидел бабку Нину, вскочил со своего кресла, опрокинув на пол котел с кашей,разбросал ее ногами повсюду, отобрал свой подарок - трехструйную клизму из папье-маше, дал бабке пощечину, выругался пресловутым матом, плюнул и ушел. Бабка Нина обиделась, ушла в шестой отсек, где принялась кручиниться и заламывать руки. Ее пыталась успокоить рыжеволосая женщина Бусыга. Она рассказывала милые истории о диатезе, гнилых зубах и мощи дрели, но бабка не успокаивалась и успокоилась только тогда, когда желающий ее развлечь шахтер Вася нечаянно и очень отчаянно пукнул, разбудив тем самым продавца эскимо Петю, подавившегося слюной. Жена его Клава методично хлопала спину мужа, пихала в рот градусник, а подмышку ложила таблетку.
   После минуты веселья, бабка Нина заказала по телефону музыкальную труппу клоунов и шпагоглотателей, а также жонглеров и эквилибристов на колесах под названием "Торрен". Эти циркачи за два часа своего пребывания в квартире буквально перевернули все вверх дном. Слоны и жирафы оставили многочисленные экскременты. Особенно отличились зебры, которые загадили кроватку со спящим там Петей. От вони он проснулся и при помощи жены своей, испачканной птичьим пометом, вывалянной в опилках и перьях, побрел обиженный и сонный домой досыпать.
   Дворник Коноплев все же помог бабке. Он подмел все полы в квартире, но уже в прихожей, поскользнувшись на своих же рвотных массах, упал, головою стукнувшись об острый край штанги. От тяжелой травмы, дворник скончался. Бабка стала причитать, звать на помощь, даже кликать, но никто не отзывался. Рыжеволосая женщина Бусыга куда-то пропала (позднее стало известно, что ее забрали инопланетяне).Шахтер Вася умер от сердечного приступа, когда принимал унитаз. Его там и обнаружили, голым, с туалетной бумагой в руках, со скрюченными пальцами ног...
   Но это, конечно, все не беда. Именины прошли на славу. Бабка Нина была довольна и голодна. Она села напротив леденцового глобуса в натуральную величину и стала его кушать. Сначала шоколадные материки, начиная с Африки, мотом мармеладные моря и океаны, начиная с Индийского, а потом Антарктиду из чистого зефира. При этом бабка не забывала нажимать нефритовые глазки черепашки из бука, на которой крепилась земная ось. Леденец же она ссосала всего за один месяц, за апрель, поэтому этот рассказ я посвящаю всем тем, кто в апреле рожден!
  
  

КАРАНТИН

  
   Жили как-то раз были: старый хрыч Прокофий, да бабка с ним, Прасковья, да внучка с ними, Аграфена. Жили весело, никогда не печалились. Ведь внучка их, Аграфена, пышная фигура, плоть свою продавала, и все на выручку эту жили да поживали. А вот один раз они вдруг зажили не весело, даже опечалились. Об этом и история эта под названием, которое наверху прочитали.
   Дед Де Прокофий жил, ибо он жид. А поживала Прасковья, до того она дожила, что седина, пробившись на плеши, развевалась по ветру как иной раз флюгер развевается на ветру, если он бывает. В жилой махонькой комнатке жевала глухая служанка их Пелагея серу, изредка похохатывая, она верно служила своим хозяевам, а те в свою очередь и перед ней склонялись. Не склонялась лишь внучка прародителей своих Аграфена, по причине лишь той, что плоть свою она продавала.
   И вот наступил своей мозолистой ногой день на скромный и хрупкий быт этой семьи, в которой радость была нитью главной на клубке досугов.
   Утро было прохладно, даже холодное, а ведь шел дождь, и не один. Внутри дома было сыро, а в своей комнатке служанка Пелагея жевала серу как всегда.
   Аграфена, проснувшись в полном мраке включила свет и открыла глаза. За окном рассвело. Но тут же ее бедную ногу свело судорогой, поэтому пришлось открыть жалюзи и выбраться из спального тубуса, где ночью было так хорошо, как хорошо днем бывает. Вместе с этим из нее наружу выбрался вчерашний густой суп из желудка, который заблестел глазурью на лакированном полу.
   Служанка Пелагея, поднесшая к ногам Аграфены таз со смолой, приступила к топлению жира на сковородке, точнее даже сковородка делала это за нее. Тут будет приготовлена пара жирных удодов.
   Аграфена, ополоснув в тазу больную ногу, принялась острым ножом срезать с нее распарившуюся мозоль, далее она вырезала складку на животе и сосок. Эти части своего тела она пойдет продавать сегодня на рынок.
   И Аграфена знает, кто придет за покупкой. Им будет местный принц-свинопас. Это он подойдет к ней и купит за пару медяков вышеуказанное благо. Он уже давно скупает по частям Аграфену. И вы не знаете, что в сундуках этого принца хранится метровый лоскут кожи с ее ягодиц, мизинцы ног, кило ногтей, несколько пудов волос и кала, один глаз, нос, три кило мозолей, пятнадцать грамм перхоти, гланды, рефлекторная дуга, полип, солитер, восемь родинок и клитор.
   Аграфена очень любит молодого человека, но жениться на нем не может, ибо дед Прокофий по вечерам и сам не прочь потешиться со своей внучкой, иной раз он рад выпороть ее до полусмерти или взять с собой на сенокос, где случайно отсечет косой палец, забавно при этом ругаясь. И даже бабушка Аграфены Прасковья была против брака с принцем, потому что сама часто проникала по ночам в его спальню с целью положить на его голое тело свою сухую куриную ногу. Утром принц как правило вздрагивает, а Прасковья ловко скрывается за окном - век ее ищи. Ее никто и не ищет. Разлепляя сонные глаза, принц размазывает по груди чужой пот и, раздувая ноздри, принюхивается к дурному запаху чьей-то подмышки. А догадаться легко, - это запах пота подмышки Прасковьи, сохранивший свою вирулентность!
   Но самое главное состоит в том, что сам принц потихоньку разлюбливает Аграфену. Когда он увидел ее первый раз, то был поражен красотой лица и тела и с радостью купил задарма перхоть и волосы. Но чем больше он приобретал деталей ее белковой структурной единицы, тем больше разочаровывался в идеальной красоте бедной девушки. С пальцами на ногах она казалась ему наиболее приемлемой, хотя в отдельности от нее эти пальцы наиболее доступны. Но что не сделаешь ради любви! Ради любви Аграфена вырезала свои органы и ткани, а природный цвет лица становился все бурее и сырее, а это так не нравилось юноше. Роясь в своих сундуках и раскладывая части телес прекрасной богини, принц вдыхал их запах, но это был уже не тот былой запах, например, пальцев, которые раньше пахли чем угодно, но не гнилью и трухой, а сейчас только этим. Как ни печально, даже пряди волос пахли иначе в отдельности от возлюбленной, в то время как даже пусть самый пустяшный волосок на ее лобке пахнет жизнью и прелестью неги. А засохший согнутый пополам ноготь говорит принцу только лишь о том, что когда то под него забивались крупицы пищи и продукты экскреции, комочки обрабатываемой земли и занозы. А сейчас это всего лишь жалкая роговица! Но кожа Аграфены и по сей день в почете у молодого принца. Он бережно хранит лоскут и заворачивает в него остальные детали. И если осуществится заветная мечта, когда вся без остатка Аграфена станет собственностью принца, он заживет нормальной жизнью женатого человека. Но не воровство ли это!? Посмотрим, что случилось дальше.
   Проснувшаяся бабушка Прасковья подозвала к себе Пелагею и с помощью последней удалила влагу и жажду, зуб и заусенцы. Пелагея обычно приносила клизму и раздевалась донага, обливаясь холодной водой и флиртуя. Прасковья, после процедуры, слегка хромая, одетая в зеленый халат следовала на кухню, где собиралась на рынок ее дорогая внучка. И вы не думайте, что бабушка не любила свою Аграфену. Она любила ее, даже больше чем себя и во всем ей помогала. Вот и сейчас она спросила:
   -Что?
   Видя усердие внучки, с каким она упаковывала кусок своей ягодицы в бумажный пакет, Прасковья вспомнила свою родную дочь, вспомнила ее болезнь и могилу, вспомнила ее эксгумированный труп и ее былую любовь. Задав этот любознательный вопрос, Прасковья приложила руку к левому уху и прислушалась. А Аграфена сказала:
   - Деньги будут. Как ты и говорила, на эти деньги я куплю баклажаны. И мне не подсунут гнилые как в прошлый раз. Тогда мой товар был куда скуднее, сейчас он жирен и свеж. Деньги выручу хорошие, может больше гроша мне за это не заплатят, но на баклажаны деньги найдутся. Сыты будем - не помрем.
   - Не помрем, - согласилась бабушка, кивая. Он шла в комнату деда, проверить - жив он еще или же уже нет. Но дед оказался жив. Всю ночь он провозился на кладбище, что-то откапывая там. И вот, с комьями грязи, с гнутой лопатой на белых перинах и в грязном растрепанном плаще он грузно лежал на матраце, рассматривая закопченный потолок сквозь заросли своей сальной бороды. Увидев над собой Прасковью, он трезво улыбнулся, ожидая поцелуя в лоб. Когда это произошло, Де Прокофий целовал жену в пуп. На том все кончалось и источало омерзительное ЭТО.
   После ухода внучки, в доме закрывались все окна. Когда в мир иной ушла дочка Прокофия и Прасковьи, они тоже закрывали все окна. Вот и в этот раз. Пока старики зажигали многочисленные свечи, служанка их, Пелагея, приводила детей с улицы. Прокофий, обмазав себя сажей, в голом виде пел перед ними на коленях ласковые песни о счастье, а обнаженная Прасковья грозно стояла сверху и пучила глаза на марлю, которой Пелагея тыкала в лицо. Далее, нарядившись в пух, она изображала из себя волос, выдергиваемый из специально изготовленной гипотетически гигантской подмышки тролля.
   Аграфена в это время ковыляла на своих обрубках на рынок, куда как всегда придет возлюбленный принц. Вокруг себя она видела прекрасные цветы, рвала на них и нюхала. "Ах! Какая красота кругом!" - думалось ей. Но, увидев в подворотне дворника, совокупляющегося с метлой, она захихикала, призадумавшись. И все казалось уже не таким радужным, как минуту назад. Но все же, он придет! Сначала он упадет в навоз, потом купит и съест корку сала, потом увидит Аграфену, смущенно срыгнув на камзол салом, он отрыгнется и скажет:
   -Приятная дама! Вот вам мята!
   И он даст ей вкусный мятный леденец, положит его при помощи двух пальцев в рот Аграфены. Далее принц осмотрит товар, понюхает его, даст понюхать своему придворному конюху и скажет:
   -Я беру всё, дорогая мадам! За это я польщу вас двумя грошами.
   И добрый принц положит на прилавок звонкую монету, а Аграфена сгребет их ладошками и скромно положит к себе за щеку. Принц же, собрав товар в котомку, торопливо уйдёт. Начнётся дождь, наступит темнота.
   Аграфена знает, что свой товар она сможет продать намного дороже. Есть даже бабки-завистницы, которые неудачно пытаясь купить сухожилия Аграфены на холодец, подстраивали против красавицы различные каверзы, что кончалось как правило всевозможными казусами. Но не в этом дело.
   В этот раз все случилось совсем по-другому.
   Во-первых, принц не упал в навоз, он упал в чью-то блевотину, споткнувшись о пробегавшую мимо свинью. В движениях его проскальзывала некоторая нервозность, и, что самое удивительное, за ним роились жирные мухи, привлекаемые запахом пятен на камзоле. Беспомощно отмахиваясь от них, он подошел к Аграфене, сгреб товар и быстро процедил:
   - Все, больше ничего не дам. Ты мне больше не нравишься, ибо в самом начале вид ты имела пристойнее, а теперь, хоть у меня тебя и больше и весом стала меньше, ты мне как таковая не потребна. Товар я беру, ибо никому другому этого не надо.
   О как ошибался юноша! Аграфена, орошая себя слезами, смотрела в удаляющуюся спину принца и видела милый сердцу горб, а предпоследнее она с радостью бы отдала ему. О как ей доказать свою любовь!? Прислать ему все конечности в посылке или легкое, или.... на самом деле сердце?
   Этого пока Аграфена не знала.
   Оросив себя слезами, изрядно выпив в грязном кабаке, после драки у помойной ямы с пьяными мужиками, которые ее изнасиловали и жутко избили, пришла наконец домой.
   - Как долго не было тебя...- сразу же сказала добрая бабушка с порога, заботливо отдирая от лица кровяную коросточку.
   А дедушка, стоявший за спиной бабушки ласково спросил:
   -Что же ты такая грустная, внученька? И где обещанные тобой баклажаны, ведь мы так сильно хотим есть. Так сильно, что служаночка наша, Пелагея, с голоду помирает...
   Но не знала Аграфена, что ответить своим прародителям. Сказать правду - не поймут и будут смеяться, неправду сказать - для души тяжким грузом окажется это взятый грех. Но все же робко произнесла она следующее, отгоняя от себя похотливого кобеля, соблазнившегося на изьязвленную ногу:
   -Увы, дорогие мои дедушка и бабушка, в городе карантин, поэтому мой товар был взят на учет, а меня дезинфицировали, и отпустили на свободу...
   -Не может этого быть! - заревел дед, скручивая внучку колючей проволокой, невежа. Негодуя, скорее всего от голода, нежели от гнева, он поволок Аграфену в подвал. А бабушка, прихватив кусачки, весело посеменила сзади, насвистывая какую-то грустную мелодию...
   ...Добрый принц в это время сражался в своей ванной с гигантским червем, вылезшим из унитаза. В его голове судорожно мелькали мысли, и какие-то непонятные чувства словно бы разрывали грудь, а вместе с ней и паразита, пытающегося задушить юношу в своих коварных объятиях. Победив чудовище, принц решил все-таки пойти в дом своей возлюбленной, и попросить ее руки, ноги, внутренности и все, что осталось, включая сердце у добрых родителей.
   Стремительно продвигаясь к ее дому, юноша пылал желанием обладания целостности, он искоса поглядывал на цветущие там и сям цветы, рвал их в клочья и смеялся. Подойдя к крыльцу, он увидел странную вывеску на двери: "КАРАНТИН".
   -Как жалко, - сказал тогда он, - что они уже заражены...
   И, склонив буйную головушку в сторону, зарыдал бедный юноша горькими слезами, взошел на мост через глубокий ручей и кинулся в буйные его воды. И мысли его последние, перед тем как на дне он размозжил свою голову об острые камни, были такие судорожные, что вода холодная забурлила кровью. "Душу! Душу забыл! Только душу требовать надо!" -были его мысли. Были....
   ...И всплыли...
   Его пучеглазый труп был выловлен через месяц ниже по течению окрестными мужиками.
   Прокофий и жена его старая, Прасковья, живут до сих пор. Каждый день приводят они в свой дом маленьких сирот из приютов, что-то с ними делают, от чего дети становятся боязливыми и молчаливыми. Как увидят издалека сиротки Пелагею, ковыляющую с подарками на руках, так их дрожь пробирает и хилые телеса сводит судорогами жестокими. Но поделать ведь нечего. Все-таки они не будут голодными и избитыми, а по сему из худших зол выбирают лучшее, которое среди лучших добр - худшее...
   А что стало с Аграфеной, так и сказать страшно. Осунулась она сильно, исхудала. Органы свои в реку поскидала, но не продавала их, с голоду стариков моря.
   - Бедные вы мои, - говорила она однажды ночью на мосту, заглядывая в мутные воды, - что я с вами сделала. Били вы меня, любили вы меня, но не заслужила я таких благ. Потонул мой возлюбленный, так и не заполучил меня по частям для хозяйства своего. Что мне теперь делать?
   И подумав немного, она воспрянула духом, вскрыла под вой собак в полной тьме при свете лунном свою грудную клетку и вырвала горячее сердце, крича:
   -Вот, вот что для тебя у меня есть, мой возлюбленный!
   И падая в холодные воды, умирая, она думала о воссоединении, о том, что теперь все ее тело принадлежит возлюбленному. Но где же... Что есть её жалкая материя? Так и плавает где то труп, осел где-то далеко на дне и сожран был бентосными организмами. А сердце... сердце до сих пор бьется под мостом и все местные влюбленные ходят к этому месту в каждую лунную ночь и стук сердца слушают.
  
  

ГЛУХОМАНЬ

  
   Одному парню, продавцу рыбьих молок, приснился как-то во сне жёлудь. Встав утром ранним с постели, он отправился в лес, чтобы найти там этот или же какой другой плод. Нервные девушки шли с ним. Одной из них (а их было три) было десять лет. Парню было сорок, но его внешний вид говорил о пятнадцати годах. Так молод был парень. Он всю свою жизнь трудился на заводе и в окрестностях его. Девушки очень его любили.
   В лесу же дубов не было, но было очень много желудей. Седая бабушка, несшая лукошко, была совсем рядом. Девушки, несшие в подолах своих эти ценные плоды, подходили поочередно к бабке, высыпая во внутрь лукошка многочисленные овалы желудей.
   Парень не стыдился, поэтому он часто останавливался у кустов и продолжительно мочился прямо на глаза седой старушки. Ей же было интересно жить, ведь жизнь свою она провела в трубах Ашхабада. Впрочем не только она. Есть в жизни сотня способов транспортировки веществ.
   --Слышите? - спрашивает старушка девушек - Слышите песнь цикады?
   И девушки услышали песнь цикады, которой раньше не было, ибо старуха была глуха.
   --Глухомань какая! -был дальше возглас серой девушки в зеленом пальто из цегейки.
   Старая баба, мывшая в ручье полозья, услышала этот возглас и сказала, а эхо повторило ее слова несколько раз:
   --Глухомань!...
   Это слово воспринял и парень, и мужик, лежащий в соломе. Им было приятно услышать это...
   ...С нервно подергивающимся конечностями, лесник, вышедший из избушки, закурил самокрутку...
   Парень, который уже который раз мочился в кусты, вытащил из кармана презерватив, вскрыл его и положил во внутрь рыбную косточку, которую он отхаркнул недавно. Девушки, сытые девушки, собрались вокруг него как туберкулезные палочки на зараженную альвеолу. Они тянули свои костлявые руки к пареньку и стонали. Не подозревая, что старый лесник скоро будет здесь, даже старая бабка, подобно бубну, на своем сухом больном животе отбивала порочный ритм, а мужик, лежащий в соломе открыл свой рот, в который тут же залетела муха.
   Никогда в жизни не было так весело пареньку, которому приснился во сне желудь. Этот смех, этот мужской смех бросал в дрожь даже пожилую мать, кормящую грудью поросенка на обочине сельской дороги. Но лесник был уже совсем рядом, наготове он держал двуствольное ружье, в котором перекатывалась дробь. Он уже совсем рядом, а молодые и не знали об этом: кружились пьяные девушки вокруг паренька, дующего в ус. Не замечают горемыки, что собираются тучные облака над лесом и собирается гроза летняя.
   --Садитесь рядом! -кричит глухая старуха.
   --Пой песнь! -кричит девушка в зеленом пальто.
   --Давай смеяться! -кричит десятилетняя девочка, жующая старую корку сморщенного апельсина.
   И все стали садиться рядом, петь песню и смеяться. В голосах их была радуга, вылезшая на небо после кратковременного грибного дождика. А старый лесник уже стоит за стволом сосны на краю полянки и целится из своей двустволки в бабушку, весело перебирающую желуди в треснутом лукошке. Раздался гром, а вместе с ним и выстрел. Полился дождь, полилась кровь из дырочки между глаз бедной бабушки. Ливень шумит. Молодежь визжит, не зная куда деться от этих холодных утренних капель. Леснику этот визг был на руку. Прикладом ружья он размозжил череп мужика, зарывшегося в соломе, и подстрелил пожилую женщину у ручья. Словно пенопласт тучная дама стала сплавляться вниз по речонке подобно буковому бревну, сучья которому заменяют руки с растопыренными пальцами и ноги, скребущие по золотоносному дну.
   Паренек и три его подружки все же смогли найти расщелину в скале, куда они забрались, растеряв по пути все желуди. Дрожа от холода, от ветра, который тревожил верхушки деревьев, они тесно жались друг к другу и скулили.
   Седой лесник, вымазавшись в крови своих жертв, отбросив в сторону ружье, достал из-за спины тяжелый топор. И, держа его наперевес, он медленно побрел в глушь по направлению к старой обсыпающейся скале, в которой есть расщелина, где наверняка скрываются ребятишки...
   --Как тут холодно -тревожится за себя девица в зеленом пальто. Ее стертые в кровь ягодицы кровоточат, но похотливый парень все же гладил по ним огрубелой ладошкой.
   Десятилетняя простушка в рваных рейтузах, решив посмотреть пропавшую бабушку, все же вылезла наружу и стала ее звать. Но где там. Раздался гром и малышка почувствовала как ее череп раскроился от холодного прикосновения ржавого, но тяжелого топора. О как красивы были ее мозги, перемешанные с кровью, сколько мыслей ребенка посещало когда-то эту хрупкую, как оказалось, головку! Старый лесник знал где искать остальных, он минуту назад собственноручно задушил беременную женщину у обочины дороги, кормившую своей грудью отощалого поросенка. Он все знал об этих юнцах, он знал где их искать, и он найдет их и даст понять почем нынче желудь. Ведь это он разбросал их здесь, чтобы племя кабанов множилось, а лесник так любит кабанину с луком, поджаренную на углях.
   ...Дождь прекратился быстро. Только издалека раздавался шум уходящего грома. И небо прояснилось, -появилась чудесная пестрая радуга, пронзающая небесный купол и уходящая куда-то вдаль за вершины кедров. Паренек, а за ним и две девушки вылезли на свет, чтобы с облегчением вздохнуть и со вздохом облегчиться, -ведь так прекрасен и свеж был чистый воздух после дождя!
   Подобрав лукошко, девушка в зеленом пальто стала собирать в него рассыпанные повсюду желуди. Через минуту они собрались идти искать старушку, дабы отправиться домой.
   Но навряд ли они вернутся, потому что лесник стоял за их спинами, а в руках его был поднят топор, лезвие которого ярко сверкало от солнечных бликов.
   --Какая глухомань! - сказала девочка с белокурой косичкой, -и тут же, ощутив боль треснутой головы, упала к ногам паренька.
   --Что с тобой? - удивился он, опускаясь на колени, -и тут же повалился в грязь с размозженным затылком.
   --Что с вами? - удивилась девушка в зеленом пальто...Она была первой, кто увидел лицо лесника, и последней, кто его увидел...
   --Какая глухомань! - сказал лесник, обрубая жертвам руки. И гулкое эхо повторило это слово несколько сотен раз.
  
  

НЕ СПИТСЯ

  
   Как-то в холодную душную ночь, что на дворе, рябому продавцу эскимо приснился нелепый сон. В теплой ватной кроватке ворочался и стонал он и жена его постоянно подходила каждый раз, чтобы ватным тампоном смочить его складчатый лоб. А снилось рябому вот что. Будто было это давно и в деревне. У бабки Маланьи ощенились поросята, и наш спящий герой просился с вилами в ее бревенчатый дом, где как всегда есть квашеная капуста да масло. И как будто пьяный, даже слегка подвыпивший, продавец эскимо отворяет оконце и плюет туда .А в помещении спят солдаты, что вернувшись неубитыми с полей, плотно покушавши квашеной капустой с маслом, выстирав носки, развесили их по занавескам, повеселились, кидая друг в друга жеванными шариками из туалетной бумаги, и, улеглись, утомленные, спать, прикрывшись прелой соломой .И сзади к нашему герою подкрадывается бабка с пенсне в руках, кладет руку свою ему на плечо и, вытягивая шею, целует беднягу в затылок. А тот поворачивается, смеется и радушно принимает с рук крынку молока, по поверхности которого плавают мокрицы...
   Уже три часа ночи. Даже кукушки умолкли. На оконных рамах -в корки плесневелого хлеба откладывают яйца сонные мухи. Жена продавца эскимо Пети Клава снует по тесной темной комнатке, захламленной мешками с рисом, изредка с хлипким шумом давя босыми ногами жирных тараканов. Клава чесалась и, вздыхая, двигалась по направлению кроватки Пети, в которой он ворочался, недовольный непонятным сном. Заботливая жена то и дело мочила в яичном желтке ватку и вытирала ею пот с красного лица мужа.
   За окном -зима. Желтые листья с шумом падают. Стрекочат сверчки в колодцах, идет крупный дождь. По огромным сугробам передвигаются ежи. "Ох, не нужно мне больше курить, -хлопотливо думает Клава, -ведь что-то чудится мне..."
   И вспоминаются удалые годы.Тот знаменательный незабываемый день, когда она с Петей купила сундук с жестяными бляшками. А как прекрасен подарок мужа ко дню ее рождения: набор швейных игл, шутливо воткнутых в глаза плюшевого медвежонка...
   Через двадцать минут на кухне гигантская крыса опрокинула огромный котел с позавчерашним киселем, и, порядочная Клава проследила по трупикам тараканов к месту происшествия. С досадой качая головой и подбирая в дальнем углу тяжелую чугунную сковороду, Клава с размахом обрушила на голову глупого создания. Слышится треск проломанного черепа и кровь смешивается с растекшимся повсюду полувылизанному киселю. На секунду в кромешной тьме Клава останавливается и прислушивается: в спаленке ворочается муж и бредит. Заботливость жены Клавы не знает границ, поэтому, взяв фарфоровую чашечку с выбитым донышком, она наливает медным черпачком клейстероподобную субстанцию киселя, соскребая ее с дальних углов кухни, отодвинув прежде крысу со слипшейся шерстью в сторону прошлогоднего шлака. Набрав полную чашечку, Клава, эротично шаркая ножками, оставляющими клейкие следы киселя сзади, проследовала в спальню со случайно вырвавшимися словами, которые звучат примерно так:
   -Милый мой Петя. Да у него горлышко пересохло. Вон как кашляет. Как бы не было поноса. Озябнет.
   И заботливая жена подкладывает ваты под опухшие бока рябого мужа, приподнимает его тусклую голову к керосиновой лампадке, чтобы освещалось лицо, и, дуя на кисель губами, заливает небольшими порциями кисель во внутрь клокочущей глотки Пети. Обычно в такие моменты он просыпается, причмокивая губами и подминая под себя солому и вату, поговаривает:
   -Что-то не спится мне, Клава. Сны одолевают.
   И тут же, соскользнув с сальных рук жены, он падает головою в перины и засыпает.
   -Спи, родимый, спи. А я спою для тебя колыбельную...-и с такими словами Клава извлекает из-под кроватки баян и трубным басом напевает набросками схематичные версии стихов поэта Хлебникова, при этом раздувая мехи баяна и ударяя всеми подушечками пальцев по многочисленным громовым кнопочкам. Обычно Пете очень нравится голос его жены, но сейчас он почему-то как будто поперхнулся чем-то, и, тяжело вздыхая, поворачивается на бок, угодив прямо носом в клетку с дюжиной хомячков. Утром его нос окажется слегка надкусанным, а из ноздрей он зубочисткой вытащит мелкие кусочки яблока и крошки хлеба с экскрементами.
   К пяти часам голос у Клавы охрип, да и пальцы устали. Зевая, со скрипом в коленях, она встает с тумбочки, лежащей на боку, откидывает в сторону баян, который тут же с грохотом падает на фаянс. Она направляется в туалет, дабы почистить зубы и подстричь ногти на ногах. Уже килограмм и двести грамм этих ногтей находится в большом полотняном мешочке, подвязанном к гвоздику на двери,-их Клава собирала в течении ночей последних десятилетий. На самом дне этого мешочка есть мумифицированный мизинчик, случайно ампутированный паяльной лампой с левой ноги почтенной дамы, бывшей, а ныне усопшей подруги Клавы. Землицей с ее могилки наполнены две трехлитровые банки, что стоят за треснувшим пополам унитазом. Забравшись в побуревшую облезлую ванну, Клава набирает в нее ржавую воду из большого пропахшего бензином бака. Достает большую зубную щетку, -наследство от прабабушки, умершей от цинги, -и чистит ею зубы, набрав прежде полный рот зубного порошка, который хранится в кожаных мешочках, сделанных и выдубленных из мошонок баранов. После того как все зубы были напрочь вычищены и когда все ногти на ногах были слущены и положены в полотняный мешочек, Клава позволила себе немного отдохнуть в ванне, погрузившись по самый подбородок под воду она пускала ртом пузыри и следила как по стенам в воду сваливаются жирные клопы и тараканы. После этих милых забав роскошная жена Пети, мать семерых детей, думает и вспоминает прошлые картинки жизни: три аборта, два выкидыша и два полноценных ребенка-мальчика и девочку. Мальчик помер на первом году жизни от свинки, а девочка погибла при случайной неловкости матери только на втором месяце жизни. Вспомнив этот эпизод, Клава мило улыбнулась и погрузилась с головою в ржавую водицу, кишащую насекомыми и комочками слипшихся волос. Этот несчастный случай произошел на прошлой неделе. Как-то ночью Клава, напоив спящего мужа киселем и накормив димидролом, стала баюкать на руках свою пухленькую малютку, да позабывшись, крепко задумавшись, положила уснувшее дитя не в люльку, а в аквариум с золотыми рыбками на дне. Каково же было удивление утром, когда ребенка на месте не оказалось, а аквариуме среди дохлых рыбок пухла от воды захлебнувшаяся дочь. Клава просто расхохоталась до слез, ведь так давно не веселилась. Это надо же! Везде искали: и под шкафом и под ванной, даже в унитазе! И тут вот вам сюрприз! Клава улыбнулась и, отмахнувшись от веселых воспоминаний, вылезла из ванны, вытерлась вехоткой и вышла в комнату.
   Уже светало. На улице громко матерились пьяные дворники. Стайка ворон села на подоконник клавиной гостиной. Достав из хлебницы кусок прелого хлеба, она, встав на цыпочки дружелюбно подкормила голодных птичек, и, довольная своим поступком, пошла посмотреть за своим мужем.
   Он заманчиво спал, свернувшись калачиком, с отдернутой назад головой и с открытым ртом, в котором небольшой паук успел сплести сеть и поймать жирную навозную муху. Клава, покачав головой, шилом смахнула сеть паучка, но сам ее хозяин-паук-успел скрыться в гортани.
   -Запей...запей...-заботливо повторяла жена, приподнимая петину голову и заливая в рот его теплую сметану из пологой пепельницы.
   После этого, счастливая, она садится в кресло, что напротив шаткой кроватки мужа, достает из перин альбом с фотографиями и увлеченно просматривает его, потягивая из папироски табачный дым, пепел стряхивая на бюст своего брата-священника. Есть у Клавы самая любимая фотография. На ней изображен Петя, почти голенький, но в широких семейных трусах, на фоне великого болота, в котором купается Клава с присосавшимися к щекам пиявками.
   В детстве она училась играть на пионерском горне,-вот и сейчас берет свой поблеклый горн и трубит в него какой-то пионерский марш. Сонный муж ворочается, раскидывает по сторонам вату и солому, плюется, сморкается в вязанные платочки, подминая под себя подушки, сьедает хлеб с горчицей, пьет топленное растительное масло от изжоги, демидрол, занюхивает вяленой воблой и, смачно рыгнув, сонно говорит, обращаясь к жене:
   -Ну хотя бы еще чуток поспать. Не спится мне. А все эти сны...-после кратковременной паузы, сопровождающейся храпом, он добавляет: -Завтра я для тебя куплю марга...-не договаривает и усыпает, уткнувшись носом в подушку.
   "Он купит мне маргаритки! -догадалась в уме Клава -он всегда дарил мне маргаритки, и когда я делала аборты и выкидыши, -он всегда мне дарил маргаритки. И на свадьбу тоже он мне подарил маргаритки."
   -Это правда, что ты опять мне купишь маргаритки?
   Но сонный муж отвечал:
   -Да не маргаритки я тебе куплю, а маргарин. И ты для меня поджаришь на нем турнепса...
   Улыбнувшись, Клава оставляет в покое сонного Петю, бредет на кухню, чтобы приготовить яичницу и размышляет: "Какой странный у меня муж! Маргарин он мне еще ни разу не дарил. Как это неожиданно с его стороны и как сильно за это я его люблю!"
   Обжигая до волдырей свое лицо, веселая Клава жарит скворчащую яичницу, сыпет в нее корицу, жасмин, лепестки роз, кориандр, тертые корни хрена, женьшеня ,моркови, редьки. После того как блюдо готово, она перелаживает его в сито и несет в спальню мужа.
   Уже ровно семь часов. Пете пора на работу -продавать холодное эскимо подороже голодным детям по подворотням. Петя уже сидит в своей кроватке, от нетерпения ёрзает и ударяет кулачками по нервнодвигающимся коленям, быстро выхватывает яичницу из рук Клавы и зорко всматривается в нее ручной лупой: которая всегда на цепочке весит на его толстой рябой шее. После минуты молчания, он сквозь зубы произнес слова, по смыслу которых Клава поняла, что в блюде отсутствует половинка лаврового листа.
   -Ну тут же есть листо лаврового листа...-робко оправдывалась она.
   -А вот и нет! -грубо обрубает неблагодарный муж, -тут не половинка лаврового листа!
   -Так отломи и будет половинка...-скромно заметила Клава, потирая ушибленный о косяк шифонера бок.
   -Что правда, то правда! -воскликнул Петя, принимаясь за еду.
   А в это время уже совсем рассвело. Из-за углов, из мрачных колодцев стали вылазить, выходить и выползать голодные дети,-они ждут продавца эскимо Петю, который с них сдирает в три шкуры за холодное мороженое. А делать детишкам нечего,-они готовы все отдать за бесценное лакомство, даже пойти на преступление.
   "Как бы мне не спится..."-подумал старый дворник во дворе.
   "Вот и мне не спится..."-как бы в ответ подумала печальная Клава, взглядом сопровождая из окна удаляющуюся спину Пети, несущего пакет эскимо в таинственное логово детей...
  

ПОХЛЕБКА

  
   "Я посвящаю эту пpозу своим гландам."
  
   В семье Еpдуновых-счастье.Pодились части тела очень кpасивого pебенка -девочки. Вот только pук и ног у нее не оказалось... Hо pазве это беда?
   Отец Еpдунов побежал в магазин, дабы купить новоpожденному отпpыску поношенные кем-нибудь пеленки и жбан низкосоpтного вина. Эти товаpы он пpиобpетет у пожилого калеки без кистей pук в обмен на лайковые, но очень доpогие пеpчатки.
   А мать Еpдунова пpинялась ваpить питательное ваpево, имея цель покоpмить свое дитя, потому что, если его не коpмить, то оно помpет. Она же догадалась: наpезала в большой котел pедьку, пеpежевала хpен своими гнилыми зубами, чтобы он меньше ваpился. Затем, сплюнув его на блюдечко, ополоснула последнее в котле, а то, что несъедобно, или съедобно, но невполне, -выкинула в мусоpный бачок, где и была такова.
   Ее маленькая дочь лежала в это вpемя в дальнем углу темной комнаты. Она тихо плакала, откpывая свой беззубый pотик, в котоpом почему-то отсутствовал язык. Мать Еpдунова изpедко наведывала своего pебенка. Похлопывала огpубелой ладошкой ее pозовое бpюшко, щекоча под ушком тупыми ножницами. Дитя же не успокаивалось, еще больше плакало, и, чаще всего из-за того, что ножницы больно pанили до кpови нежную складчатую кожицу за ушком. В эти печальные моменты заботливая мать качала головой, показывала своей дочке язык, и, поднимая ее над своей лохматой шевелюpой, под потолком, pаскачивала по часовой стpелке, иногда даже подкидывая до обсыпающейся штукатуpки, успевая пpи этом пpисесть на колени и хлопнуть в ладоши два pаза. Потом, хлопотливо почесав щеку, мамаша шествовала на цыпочках, чтобы не вспугнуть пpитихшего от ужаса pебенка, -на кухню, где уже давно выкипало желтоватое клейкое ваpево.
   А в это вpемя в кваpтиpу входил хозяин Еpдунов-муж и с ним также домоpощенная стаpая дева Дуня. Еще с детских вpемен подpужились они на свалке-с тех поp часто ходят вместе поедать тухлое сало в закутках инвалида Щеглова.
   С некотоpой неохотой небpитый Еpдунов высмоpкался в паpалон и пpопустил шелудивую Дуню, пахнущую паленым воpсом, в комнату. Сам же Еpдунов пообыкновению пах pыбьим жиpом, поэтому он пеpвый стал снимать с себя гpязные туфли. Дуня стала снимать с себя туфли втоpая, а после них и вонючие носки, котоpые тут же латались, выжимались, выдувались и водpужались на место.
   Жена Еpдунова не любила Дуню за то, что та часто искоса поглядывала на копчик Еpдунова-мужа и тpогала его за выступающий хpебет. Hо все же дева Дуня была целомудpенной дояpкой: она опасалась лишится своей девственности, поэтому часто в детстве пpяталась со своей подpугой в чулане, где их никто не смог бы найти.
   Отец, хозяин pебенка, выплюнув из полости pта pедис, жене своей гоpемычной сказал следующие слова:
   -Говоpю с pасстановкой тебе, жена, моя наглядная кpаса. Пpишел к тебе с самого дальнего магазина, потpатив пpи этом неимовеpное количество вpемени.Купил дочеpи нашей новоpожденной поpтупею в виде пеленок, потpатив пpи этом неимовеpное количество денег. Hа обpатном пути встpетил подpугу детства моего -Дуню (в данный миг ты ее зpишь)- потpатил на это неимовеpное количество удовольствия. Была же она с сестpою своею, тоже девою, Пелагеей (доpодную и неухоженную ты имела честь видеть ее и хвалить).Дуне- моя благодаpность, ибо она, душа непоpочная и чистосеpдечная, сделала нам pоскошный и в тоже вpемя нужный в условиях сложившихся обстоятельств подаpок, котоpый, хоть и скpомен, но весьма необpеменителен. Имя этому подаpку -соска, котоpая, если к ней повнимательнее пpиглядется, напоминает сосок.
   С этими словами Еpдунов вpучил жене своей Фекле сей даp-соску в виде соска, хотя со стоpоны эта вещица почему-то напоминала слоника. Добpая жена, пpиняв даp, благодаpно икнула и сказала следующие слова:
   -Хоть и не к pождеству, но подаpок необpеменителен! Пеpедай Пелагее от меня воздушный поцелуй и подаpи ей на память еще два атмосфеpных поцелуя. Спасибо тебе большое мой дpагоценный муж за то, что пpобpел в почтенной лавке необходимое белье. За свою пpедусмотpительность ты будешь поощpен. А пока же пpоходите в усыпальницу. И ты, почтенная Дуня, пpоходи и осмотpись. Hе пеpевеpни своим задом акваpиум с pыбой-камбалой на дне. Будьте остоpожны в темноте! В дальнем углу найдете дитя-оно беззащитно!
   Hо статный муж Феклы почему-то опешил, его стаpые очки запотели, а на покpасневшей шее обозначились жилы. А все это пpоизошло только из-за того, что гоpемыка забыл еще кое о чем доложить своей жене. Почесав больную ягодицу Феклы, он гpомогласно пpоизнес:
   -О жена! Я позабыл только еще одну маленькую деталь! Дело в том, что у меня есть важное пpиобpетение (и ты его сейчас же получишь на оpехи).Эта вещица pезьбы тонкой и доpогой для незабвенного твоpения нашего в виде дочеpи, что покоится в данный миг в палатах. Это-колыбель, вещь ломкая. Пpед нею ты будешь пpоводить ночи напpолет, не забыв поместить во внутpь нашего отпpыска, где оно будет чувствовать вольготно.
   С такими словами, котоpая Фекла и услышала, муж ее внес со двоpа на pуках чудесное детское ложе, обшитое матеpиями. Велика была pадость у Феклы,но знающая и гpаницы, ведь давно наступило вpемя пpобовать на вкус каллоpии блюда,булькающего на кухне.
   Поклонившись лобызующимся супpугам, воспользовавшись моментом, Дуня пpошла в покои малыша, обнаpужив таки его в углу. И спустя минуту Еpдуновы услышали туманные возгласы девы:
   -Как мило! Как мило! Оно спит и не подозpевает, что я pядом! А я ведь на самом деле так близко от нее, что пpи желании могу дотянуться носочком своих ноги!
   И ликование пpодолжалось долго, в итоге она,pазвеpнувшись кpасным от пота лицом в стоpону супpужеской четы пpотpубила в свой стpадающий насмоpком нос очеpедные фpазы:
   -Позвольте! Позвольте я подеpжу его у себя на плечах, pезких болей он не ощутит! Остоpожности у меня хоть отбавляй! Вам понpавится!
   Фекла пpизадумалась, но скоpо скpомно молвила своему мужу:
   -Если она действительно хочет сделать это? Как ты думаешь, мой искусный муж? А не позволим ли мы ей сделать это?
   -В самом деле -сказал Еpдунов -сделать это мы ей не позволим.
   -Hо как -возpазила супpуга его, и далее, обpащаясь к Дуне -Ведь согласись, ты не pазу не пpобовала это? Я знаю, что тебе понpавится, ибо всем нpавится. И все к этому пpивыкают. Со вpеменем и ты пpивыкнешь...
   -Hу что ж -молвил заботливый отец -Если ты очень этого хочешь, то можешь и попытаться. Мы в убытке не окажемся, нам что с того, что ты ее подеpжишь. Со стоpоны это очень даже благоpодный шаг...
   Дуня закpичала от pадости, тем самым pазбудив встpевоженного pебенка, котоpый сpазу же пpинялся сучить култышками в воздухе, лья соленую слезу на пpосевший пол. Пpовоpная дева ловко обвила своими пальцами сочные бока младенца и ловко водpузила его на свою гоpбатую спину. Младенец кpичал и мочился, из его pта текла слюна, а законные pодители стояли в стоpоне и все видели воочию. Они видели, как безумная Дуня, опpокидывая полки с книгами, скакала по комнате с этой ужасной ношей на плечах, выкpикивая фpазы pадости. Pезво пpобежав мимо бледных лиц pодителей, она оказалась на кухне. И о боже, там с ее гоpба pебенок соскользнул и упал лицом кpичащим вниз в котел с кипящим густым супом. Так и осталась стоять pядом с котлом удивленная Дуня. И опомнившиеся, слегка сонные, Еpдуновы, вошедшие сюда, видели палец левой дуниной pуки, напpавленный по напpавлению котла, где на доли секунды показалось искаженное ужасом лицо малютки.
   И, гоpе свое показывая, пpигоpюнился отец, изpекая следующие слова:
   -О Дуня! О что ты натвоpила! Pазве зpя я ходил в далекий магазин за пеленками, за чудной инкpустиpованной колыбелью? Pазве зpя мы пpоизpодили на свет это сытое дитя?!.. Я думаю, что зpя.. -сделал отчаившийся геpой вывод немного погодя, а потом, добавил соли в кастpюлю и сказал:
   -О гоpе нам, гоpе! О Дуня, что ты натвоpила! Ведь это наш с тобою pебенок! Ведь он от тебя, Дуня!
   -Как это от меня?? -изумилась вышеупомянутая Дуня,pасставив pуки в стоpоны.
   -Как это от Дуни?? -удивилась законная жена Еpдунова -Фекла Еpдунова, ибо не знала она, что это не ее pебенок.
   -Да, моя незыблемая жена, -сказал ее муж, -Это от нее pебенок, ты и не знала. И ты, Дуня, не знала, что это твой pебенок...
   Удpученная Фекла, наложив в свои панталоны едкие массы, сев на коpточки, стоявшие pядом, возpазила:
   -О достопочтенный муж! Как это может быть, как это могло случиться? Ведь pожала я своим лоном и в своем чpеве вынашивала сей злополучный плод. Pазве не пpава моя деpнистая головушка?
   Еpдунов, положительно pыгнув, возомнил:
   -Ты не пpава, любимая жена моя. Это не ты pожала, это было к чести девы непоpочной Дуни. И наша дочь-суть ее пpодуктов. А ты только вынашивала, вскаpмливая малютку соками плацентаpными.
   Осмелевшая Дуня,вынув зубную пломбу из своего pаскpытого pта,пpоизнесла,немного шепелявя:
   -Hо не pожала ж я, о муж Еpдунов жены своей Еpдуновой под названием Фекла! Ты так хоpошо знаешь мою непоpочность... Я не смогла бы озадачить свое бытие столь несчастным пpоишествием. И что ж в итоге?
   Мудpость Еpдунова пpетила:
   -В итоге-непоpочное зачатие!
   -Сын мой!-закpичала вдpуг Дуня нечеловеческим голосом, пpильнув гpудями к котлу с ее дочеpью, по оплошности названной сыном-О как тебя достать мне? О как мне тебя достать? Может быть ты сможешь достать мою pуку, или я твою? По воле злого pога очутилось мое дитя в этом сосуде! О как опоpожнить сей объем, дабы извлечь наpужу мое неказистое дитя?!
   Застонала в бессилии псевдомать своего подложного pебенка, подломились конечности ее, а бесконечности вывеpнулись абсолютно. Hа колени упав заpыдала она, слезой оpошая хpомотою больные ноги мужа своего.
   А Дуня, вpеменем тем самым, шаpит злополучными пеpстами по дну металлического куба с водой, и дитя свое отыскать не может. Hо тельца нежного давно уже нет, ибо pазваpилось оно до оснований и соки все в наваp пеpешли.
   Опечалились тогда все, головы у них пpоникли. Pешили поскоpбить свою дочку, и не мало слез еще пpолилось. А во избежание непpиятностей pешили Еpдуновы скушать это калоpийное блюдо, явившееся могилой их наваpистого дитя...
   ...Пpошло уже несколько лет,но все pавно живут на свете Еpдуновы (Пеpдунова-отпpыски),и поныне скоpбят, пpивкус супца пpипоминая. Дуня оказалась сестpой Пелагеи,поэтому двоpнику пpишлось отказаться от половых влечений ко втоpой и остепениться (e^x).Фекла Еpдунова беpеменной стала, вынашивает и поныне свой тяжкий плод (и до исстечения веков своих беpеменной ей ходить).А муж ее златоустый подстpигся в монахи, ибо стал он законным отцом сына двоpника усопшего. И назван был сей сын в честь отпpыска, в глубины котла нисшедшего, Похлебкой.
   Живет и сейчас этот Похлебка, pадуется мигам жизни, любит птиц, цветы, пластмассу и щи. За счастие свое поет он благодаpную песню в честь покойного бpата своего, желудок котоpому пусть будет пухом. Камень.
  
  

НЕСЧАСТЬЕ

  
   Давно это было, а может и не было вовсе. Впрочем, старики говорят, что сотню лет назад жил в их деревне Жофруа, -мужик сильный и смелый. Лошадей он мог согнуть в плуг, коров же мог согнуть в соху, разве только в засушливую пору, когда устраиваются прилюдные порки на базарной площади. Жофруа жил с женой своей Пудовой; занималась она гуслями, которые каждое утро плавали пред нею в пруду. И был у них сын безропотный, который на именины свои десятилетние в болото полез,где и утонул. А по сему нет у них сына. Зато есть дочь Краснощекая, в сарафаны и сандалии разряженная, будущая мать известного хлебороба Бунина. А сейчас она просто повариха, и варит лук для толстых сыновей кулака Сралова.
   Жили бы так Жофруа с женой Пудовой и дочерью Краснощекой да поживали, кабы не случилась беда привеликая, к краху их всех приведшая.
   Как-то утром ранним собрал Жофруа сена пучок пред калиткой, ногами двигая, тело свое направил он по направлению конюшни. Носом красным водя, чует он запах навозный, знакомый ему еще с самого детства. Сена пучок он отдал кобылице, пущенной в этом году на пушечное мясо. Жеребят, то есть прирученных ребятишек из соседней деревни, он мелко порубил топором, и скормил доброму хряку в хлеву, за что был отблагодарен им характерными свиными солитерами, в защиту которых любил Жофруа речи вести.
   Все было бы хорошо, вот только, когда Жофруа тер свой зад оглоблей, то боль почувствовал в правом ухе. Сначала думал он, что это был клещ, но то был всего лишь лещь, хвостом ударивший в бочку. Но ухо болеть не перестало. И стал тогда Жофруа ложить в опрокинутое ухо теплый навоз, засыпал его доверху, а боль все не унималась. Достал он тогда ножницы, решив отрезать ухо, но не вышло из этой затеи ровно ничего, поскольку ухо само вдруг почему-то отломилось, и упало к изъявленным ногам Жофруа. Боль конечно же унялась, но зато оставшееся ухо зудиться вдруг стало.
   А в это время жена Жофруа Пудовая чистила половик в горнице кулака Сралова. А толстые сыновья его сидели за столом дубовым и ели лук, который дочь Краснощекая наварила целый таз.
   И заходит в горницу Сралов, вернувшись из кабака, и говорит он Пудовой слова:
   --Баба, следи за моим отпрыском, тот, что ест сало. За остальными пусть твоя девка присмотрит.
   И Пудовая жена Жофруа понимает о чем речь идет, ибо отпрыск Сралова - Салов, похоть свою удовлетворяя, кончал на дорогие бархатные шторы из Цэцэрлэга. Цель Пудовой жены в том состояла, чтобы Сралову отпрыску сало давать, если он съест его. Но вы сами понимаете, что если он уже съел его, то сала ему никак не дать. Поэтому, Пудовая у него сама берет, и, пережевывая кусочки небольшие, скармливала ему только самое мягкое, а щетинистую корку под подол прятала, с целью дома ее поджарить и съесть вместе с мужем своим Жофруа, часто с голоду пухнущего.
   Как только ушел Сралов, его старшие толстые отпрыски принялись насиловать в рот дочку Пудовой Краснощекую. Отбиваясь и захлебываясь, она все же продолжала чистить лук в проржавелое до дыр металлическое ведерко, ибо понимала, что будет жестоко порота за то, что оставила столь необходимую работу.
   Жена Жофруа Пудовая решила младшему отроку, Салову, ноги связать, дабы он не двигался и не похабил дорогую утварь. Приготовив веревку потолще, она обмотала ноги его. Но так как толсты были эти ноги, веревка мыльная съехала прямо на заплывшую шею. Краснощекая, только что зачавшая хлебороба Бунина, конец этой веревки через жердь перекинула, а в конце сего шнура, толстые сыновья Сралова запутавшись, упали в подполье, тем самым вздернув меньшого брата своего аж к самому глиняному потолку. Так и остался он там висеть до прихода отца своего, который в данный момент грехи свои замаливал в треснутой колокольне на краю деревни. Старшие же братья Салова, -бедняги, ноги, руки переломав, посворачивая себе шеи, суставы, пальцы, переломав все ребра, позвоночник, раздробив черепа и лодыжки, лежали на дне подполья и захлебывались медом, вытекшим из разбитых банок. К тому же, непонятно каким образом, младшенький все же успел кончить в дорогие шторы из Цэцэрлэга, поэтому Пудовой пришлось вызвать рвоту и замарать противное пятно, чтобы в глаза не бросалось. Но, к несчастью, с приходом кулака Сралова, это пятно бросилось ему в глаза. И вот уже сто с лишним лет живет в этой деревне слепец, играющий на гуслях старые романсы для туристов. Велико было горе несчастного кулака, когда узрел отпрыска любимого Салова удавленного, но еще большее было его огорчение, когда узрел остальных своих сыновей, мертвых, на дне подполья. Но вернемся же к сказу.
   Пока Краснощекая, дочь Жофруа, и жена его Пудовая, домой по околицам шли, сам герой мучался болями адскими в носу, где перегородка носовая по причинам неизвестным к чертям разрушаться изволила. Уши его лежали в кармане льняных обмоток вместе с облезшими волосами час назад, бровями, облезшими полчаса назад и ресницами (четверть часа).Скоро и нос его стал крошиться внутри и с треском отвалился, закатившись под завалинку. Стал тогда Жофруа его соломинкой доставать, но тут хрустнула нога его левая, и по колено отломилась, отпала и задрыгалась как у покалеченного кузнечика. Провозившись с носом и отпавшей ногой, Жофруа не заметил, как дочь его и жена с работы пришли. Пришлось скрыться ему в хлеву, где смог спокойно разложить в соломе все свое богатство: два уха, нос и левую ногу до колена. Сидел он перед этим добром с открытым ртом, из десен которого один за другим выпадали зубы, падая на расстеленный, замусоленный платочек.
   --Что ж это? -спросила свою мать удивленная дочь ее Краснощекая, с порога поднимающая мошонку отца своего.
   --Верно это кошелек, -задумчиво произнесла мать ее Пудовая. Погрузив пальцы в сей предмет, и изъяв от туда какие-то мягкие фасолинки, она сказала:
   --Верно это сосед наш забыл фасоль...
   Уже темно было, поэтому Краснощекая спать залезла на печку, прихватив с собою зачем-то длинную кочерыжку, пахнущую дохлыми рыбами. Жена Жофруа, Пудовая, положив мошонку на ушата с водой, раздевшись до ног, легла спать на сено. Рукой по сторонам пошарив, она не нашла мужа своего, но нашла что-то длинное, влажное и мягкое. Сжав находку в кулаке, женщина сразу же сладко заснула. И снился кошмар, в котором Жофруа, муж ее, охотился за ней в весьма странном виде, ибо голова его была в виде мошонки, а хрена волосатого вовсе не было.
   В это время Жофруа стал терять пальцы на ногах, последние отслаивались от туловища на уровне таза. Язык его вывалился из открытого рта вместе с вывернутыми наружу пищеводом, желудком и кишками. Зудящимися руками, Жофруа принялся вытягивать кишки из своего рта, и вытянул таки их вместе с прямой кишкой и анальным отверстием, которое успешно экскретировало.
   К тому же, до ушей, носа, ноги и прочих частей, добралась свинья, которая охотно принялась пожирать их одну за другой. От испуга, Жофруа так широко открыл рот, что челюсть его сначала отвисла, а затем отпала, а глаза так сильно вылезли из глазниц, что повисли на тоненьких нервах вдоль щек. Смутно соображая, что он нужен своей жене для зачатия еще одного ребенка, Жофруа принялся думать как бы принять доступный для этого вид.
   Еще действующими руками с отслаивающимися фалангами пальцев, он поднял острую косу и убил ею свинью, пожирающую желудок, начиненный картофельным пюре и борщом с самого утра. Отрезав ножом ноги свиньи, он приложил их к обрубкам своих ног. Части тут же срослись и затянулись все ранки. Через минуту Жофруа стал активно двигаться в хлеву на коротких свиных ножках с копытцами. Вывалившиеся наружу глаза он положил в ушные впадины, где все тут же заросло, - и в печальных зрачках Жофруа, слегка затянувшихся бельмообразными образованиями, зародился тусклый блеск. Убив старую лошадь гигантским топором и обрубив ей задние ноги, Жофруа стал ждать когда наконец отвалятся его собственные ноги, державшиеся уже только за счет размягчающейся кости. Он даже сам помогал процессу отслоения своими свиными копытцами, но долго этого делать не пришлось, поэтому на образовавшиеся обрубки Жофруа ловко приживил лошадиные ноги, что позволило ему совсем резво и активно передвигаться в пространстве. Он даже получил возможность ловко кувыркаться через спину, дробя свой и так крошащийся позвоночник...
   Жена Жофруа Пудовая в это время вышла во двор помочиться и поискать мужа своего пропавшего. Звала его долго, но так ничего и не смогла дозваться. Вглядывалась она в темноту, но ничего не увидела, кроме какого-то волнообразного движения пред калиткой. То были кишки Жофруа, ползущие в лес. Эти кишки до сих пор пугают местных девушек из деревни. Они живут под трухлявыми бревнами, а чаще в валежинах, и питаются в основном медведями, заползая и душа их в берлогах...
   ...Принюхался в темноте Жофруа к запахам ночи своим новоприобретенным свиным пятаком, и с разбегу рогами прошиб он дыру в сарае и выбежал прямо в объятия жены своей Пудовой. Упала она в грязь, ноги раздвинув, куда Жоффруа ввести смог свой конский фаллос по самую рукоять.
   В обмороке глубоком лежала Пудовая не сопротивляясь, а как очнулась, то смутно увидела лицо какого-то существа напротив своего лица, дыхание его смрадное ощущая. И будто сквозь сон, еле помня себя, закричала она благим матом дочери своей единственной:
   --Беги дочь во что есть мочи!
   Услышала мать свою дочь, вскочила с печки и побежала. Сбросила с себя все со страху, словно ошпаренная вылетела из дома и понеслась по деревне, а дом за ее спиной вспыхнул и загорел адским пламенем.
   --Беги дочь! Беги и спасайся! -кричала ее мать во что есть сил, не щадя глотку свою, языком демоновым разрываемую.
   И побежала дочь ее Краснощекая к пахарям, в село старцев, где мудрые и седые старики да старухи бытие свое вели.
   С ними она и осталась жить. Родила пахаря Бунина, который тут же и пошел пахать в поле после родов, ибо родился малый в фуфайке.
   А случай, что произошел с девицей Краснощекой, в селе том запомнили и легендой обошла она всю волость. И по сей день ходит.
   Вот только поговаривают, что часто дикое ржание из леса раздается, то бедный Жофруа муку обрел.
   А кишки на прошлой неделе задушили пахаря Бунина, силой своей известного всем. Лошадей он мог согнуть в плуг, коров же в соху.
   С тех пор стали охоту на эти кишки вести, и подстрелили таки их охотники в старой сопке на пепелище, где раньше дом Жофруа стоял. Самого же его не видят и не видели, но слышат каждую ночь его грустную, полную боли песню...

17.04.95

ТОРМОЗНОЙ ФОТИЙ

  
   Проснувшись ранним утром, а просыпался он обычно с утра, после того, как темнота ночи разжижается, поднялся Фотий с постели.
   Постель его мягка, корпус ее деревянен, коричневого цвета. Простыни у нее белы и пахнут чистотой дела. Таким образом ему было очень неприятно покидать столь теплое место, где, провалявшись в состоянии дремы часов пять, телом нагрел и одеяло и подушку, основательно смяв ее.
   Разбудил его звонок будильника. А он был громкий этот звонок, поэтому сквозь сон Фотий воспринял его положительно. Пол был холодный, досчатый, лакированный. Ступать босой ногой, а спал он без носков, было очень прохладно, что усугубило его сонное состояние. И стало неприятно думать о грядущем. Хотя, по утрам, эти думы до того призрачны, а плоды их эфирны, что этим холодом пола можно пренебречь как фактором незначительным. Еда была вкусна, не то чтобы очень, но вкус её узнан был после принятия всех радушных благ туалета: и белую гладь унитаза и доброжелательность блестящей раковины, в которую Фотий, увы, по оплошности уронил зубную щетку, после того, как вытерев полотенцем шею, нечаянно сдвинул её с места.
   После опустошения полостных резервуаров тела в нижней его части и чистки зубов, он, посмотрев прежде в дальний угол ванной комнаты, вышел из неё. Потрогав рукой влажность тапка, валяющегося у табуретки с хохломской росписью, он вошел на свою кухню, где уже было достаточно светло. Заметив эту деталь, Фотий, отодвинув с места (то есть с точки опоры) стул, на который с удовольствием сел, скрипнув его соединениями шпателя. В последние доли секунд своего падения на стул, он понял одну важную вещь, сущность которой заключалась в том, что в тарелке, положенной заранее перед его носом, то есть на столе, ничего не оказалось. Он был вынужден туда положить тщательным образом кусок какой-нибудь пищи белкового происхождения, прибегнув помощи которой смог бы активно двигаться ближайшее время. Для этой цели Фотий обнаружил варенное еще вчера яйцо. Поэтому, встав со стула, он сделал шага два до холодильника, кой был в углу, и достал из него яйцо в отсеке, прежде приоткрыв дверцу.
   Сырость яйца, а по ошибке своей он принял сырое яйцо, вызвала кратковременность изжоги, а последняя, -штука довольно таки неприятная. Поэтому ему пришлось отпить глоток сырой воды из граненного стакана, воду в которую налил еще тогда, когда вчера слушал радио-вести. Отпил глоток воды он следующим образом. Протянув левую руку с разжатыми пальцами на конце кисти, он, дотянувшись до округлостей стакана, обхватил его и, ощущая грани, поднес к губам. Приоткрыв рот, он отхлебнул чуток, чем и был удовлетворен. Поставив стакан на место, а он стоял рядом с маятником, он стал несомненно несколько легче, после удаления части содержимого, -и это ощущалось даже на вес.
   И тут же Фотий вспомнил удивительную вещь, о которой забыл со вчерашнего вечера. Дело было в том, что в свою суму он забыл положить новый чехол для очков. А ведь Фотий близорук, и все его знали таковым и считали, что он ходит в очках, дужки которых крепятся за ушами. Вспомнив эту деталь, и окончив свою скромную трапезу (а она и на самом деле была скромна) он встал со стула и задвинул его под стоk. Дело в том, что он всегда, когда поднимает тяжесть тела со стула, после этого акта задвигает стул под стоk, или наоборот.
   Преодолев короткое расстояние от кухни до комнаты, Фотий обнаружил и чехол, и очки, и свою суму, в которой так много всякой всячины. Одев очки и положив чехол от них в суму, упомянутую выше, он очень удивился той появившейся после этого сытости. И уже не борясь с этим чувством, он громко засмеялся, увидев свое отражение в зеркале.
   А дело было в том, что в нем отражалась не только суть его естества, но и шкаф и ковер, лежащий на полу, на узорах которого он и стоял, босой и сытый. После этого происшествия, Фотий принялся одеваться. Холод на улице требовал от него этого, поэтому, прибегнув помощи своего гардероба, он одел и носки (на свои стопы),и брюки (на ноги их натянув и застегнув кожаным ремешком).Одел он также и рубашку. Одев её, он ощутил себя самым счастливым человеком на свете, ведь накрахмаленность её и чистота была дорога ему как вся жизнь и зеленые пуговицы, которые, ловко перебрав руками, застегнул.
   Уверенность была не только в душе, где все клокотало и волновалось от этих великих грез, также восторг был на выражении его лица, продолжающего отражаться от глади зеркала. И даже шкаф, отражающийся там же, казалось, был горд за своего хозяина и ковер, на котором он стоял, был доволен тем, что Фотию счастливо. Далее он одел отличный драповый пиджак, в кармане которого лежали паспорт, шариковая ручка, блокнот с личными записями и платок, в который он с удовольствием высморкался. И он был поражен своей мыслью, которая зародилась в этот момент. Чувствуя волнение, захлестывающее душу, он понял суть вещей, созданных человеком для благ его же самого. Пусть это незначительный носовой платок, но какую радость он приносит человеку, который, нуждаясь в помощи, удовлетворяет её сам при помощи этого средства. Настроение его намного улучшилось, и он, не чувствуя усталости сна, взяв в руки суму, весело побежал в прихожую, в углу которой его ждали отличные боты на меху со шнуровкой.
   Тщательно зашнуровав свои обутки, прежде одев их, он возликовал и понял, что теперь сможет наконец выйти наружу. Ключ, который тоже стоит упомянуть, лежал в кармане брюк, поэтому, выйдя наружу и воспользовавшись им, он закрыл дверь. И возникло чувство надежности после того, как закрытая дверь не отпиралась и даже не поддавалась под натиском громоздких плеч.
   Так просыпается Фотий.

зима 1995

БОЛЕЗНЬ ХАВРОНИЯ УМОВА

  
   Ни разу в жизни не болел такой болезнью Хавроний Умов, а ведь жена болела и дед. Но на то воля господня, вот почему он три раза ранее болел катаррой и подагрой, болезнями излечимыми и приятными. Простудой чах, лежал в теплой постели и жевал витамины. Радостно было болеть гриппом, кашляя в лицо склонившейся жены, подсовывающей градусник. Поносом болел, и не раз загрязнял чистый кафель вычищенного туалета. Такой же болезнью, как сейчас, Умов не разу не болел.
   -Видела я сегодня превосходные гробы,-сказала вдруг жена его, Хавронья Дурова ,-и представила тебя в нем. Красота!
   Но Умов молчал. Он чувствовал боль в ногах и коростах, и какая-то чудесная ломота в коленях и локтях отдавала в мозг все большими порциями коликов.
   Жена его, женщина сытая и хмельная, уроженка Пекина,-славная женщина. Если бы вы видели ее груди, то наверняка захотели бы их потрогать, а если бы вы увидели ее лицо, то побоялись бы боли. Знаете страх, что таится в густой темноте за шкафом? Тот страх таится в глазах Хавроньи, в них же гуляет пьяный разгул и похоть.
   -Я испытываю ощущение мурашек по телу,- сказала она, испытывая это ощущение и поглаживая живот мужа, покрытый трещинами.
   С грохотом повернувшись на бок, Хавроний Умов заплакал, вспоминая молодость. Давно это было, так давно, что даже его самая старая фуфайка - пустяк, по сравнению с давностью ушедших событий. В далекой сибирской глубинке в ветхой лачуге жил дед Хаврония - Кратер Иванович, жил он тем, что бог пошлет. А посылал он ему мало. Жить было тошно и голодно, а потому все либо ели человечину, либо дохли с голодухи как мухи, кто пух, а кто просто помирал и загибался. Детей складывали в могилы десятками, из излишков варили супы либо кашу, ни на что не жалуясь. Дед был инвалид, имел жену, а также и дочь, от которой родился Хавроний. В детстве он лакомился старушечьим мясом, слушал их предсмертное кряхтение и дивился той воле, с которой они боролись за право жить в этом мире. Рос Хавроний бойко, а дед, молча пребывал вместе с ним и наказывал. Бил плетьми, розгами, всем чем попало бил, но никогда не бил колодою. Прятаясь в ней, Хавроша спрашивал сам себя, зачем, мол, меня бьет дедушка. Но со временем все невзгоды и лишние вопросы забывались, ушли сами собой, и жизнь текла как прежде. Видно только теперь Хавроний понял смысл боли.
   -Жарко...-говорил он в поту, -Открой лишь форточку...
   А жена слушала внимательно и приказы исполняла.
   Далее ему вспомнилась мать. Рожденная от кочегарки, она была ласковой и нечистоплотной. Один раз, в воскресенье, подарила она Хавроше пряник, а в другой раз (в февраль) подарила ему маятник. Эти подарки Умов хранит до сих пор и к ним не притрагивается.
   -Сгинь! Сгинь! -вдруг закричала безумная жена Дурова, кидаясь в темноте на шкаф.
   Вздрогнув, Хавроний успокоился, различив за шкафом темный силуэт какого-то существа, он смахнул с лица пот и повернулся на другой бок.
   "Неужели я брежу?" -думал Умов, а в окне уже брезжил рассвет...

1995 год

НАХЛЕБНИКИ

  
   Произошла как-то необычная история с жителем нашего города неким Щупловым, который проживает в теплой квартирке в доме под снос.
   Щуплов - удивительно робкий человек, порою робостью своей доходящий до абсурда. Людей он пугался, телевизор и радио не смотрел и не слушал, потому что боялся плохих новостей. А плохие новости его очень сильно расстраивали. Жил он у себя тихо дома, никуда не выходил, ни с кем не дружил и не разговаривал. Была как-то жена у него, да померла от страха - из робкого десятка была.
   Все его занятия заключались во сне, в щекотании собственной подмышки, да в еде, которую добрые люди подкладывали ему на порог квартиры. Один раз даже младенца живого подложили. Его Щуплов скушал, но после, увидев в журнале картинку с изображением ребенка, он понял, что ребенка таки и съел, причем в жареном виде. Бедняга очень сильно расстроился, похудел, ничего не кушая. Дни и ночи напролет проводил под диваном, не смыкал глаз, трясло его от страха и рвало. Озираясь по пыльным углам, он тяжело вздыхал, и судорожно икал. Но вскоре, когда очень сильно захотелось кушать - болезнь эта улеглась сама собой, и, несколько довольный, проковылял бедный человек в туалет, чтобы нарвать для себя бумаги. В эту бумагу он завернул молодые человеческие косточки, и положил их на то место, где и обнаружил, то есть - на порог.
   Щуплов не знал даже дату своего рождения, да и вообще не знал что это такое. Зато он запомнил как-то дату 1 января, что это, мол, новый год. Поэтому любимое занятие в этот день у него было приготовление огромных количеств пищи, накрывание огромного стола в гостиной и одинокое пиршество при звуках старой музыкальной шкатулки из пыльного сундука умершей женушки.
   Вот и сегодня опять первое яваря - время встречи нового года, хотя смысла никакого в этом празднике Щуплов не видел. Но, раз люди справляют его, то приходиться также и ему справлять этот, по-видимому веселый, праздник.
   Вся зима для Щуплова была большим январем - он не разбирался во временах года, и, кроме января, никаких месяцев больше не знал.
   Первым делом он изготовил массу вкусных вещей на сковородке из продуктов, которые подложили к нему на коврик добрые и щедрые соседи. Правда, сосед-мальчишка иногда любил проказничать, и часто, например в колбасу, погружал швейные иглы, которые пребольно ранили беднягу в небо и язык.
   Далее он накрывал стол в гостиной. Садился за стол сам, и ждал, когда станет наконец двенадцать часов. Потому что именно в это время наступает новый год. Часов в доме у Щуплова не было, да он и не ориентировался во времени, ибо стеснялся его спросить, да и стыдно ему смотреть на часы, потому что его волнует секундная стрелка, которая сбивает с толку и не дает сосредоточиться.
   Двенадцать часов для Щуплова наступает тогда, когда темно и когда урчит в животе от голода - пора приниматься за потребление пищи. Под звуки старой музыкальной шкатулки из орехового дерева, ест все он очень медленно, не спеша, с большим, но все-таки, с наслаждением.
   И вдруг, когда все симптомы нового года начались, в дверь его квартиры вдруг кто-то постучал увесистым кулаком. Тощий Щуплов очень сильно испугался, расплакался и, капая на пол обильной слезой, подошел к входной двери, которая достаточно хрупкая и просто таки сотрясалась под напором грубого кулака извне.
   - Кто там...за дверцей? - робко и дрожащим голоском пропищал Щуплов, поддерживая себя за сердце и трясясь от страха.
   Ответа же не последовало. За дверью что-то недовольно пыхтело и сопело, скреблось, а иногда так долбилось в дверь, что последняя ужасно сотрясалась.
   - Кто там...за моей дверцей? - опять робко дрожащим голоском вопросил Щуплов, уже плача от страха.
   - Отворяй!!! - кто-то очень грубо гаркнул в ответ очень сиплым и грубым басом.
   От ужаса Щуплов встряхнул щупленькими ручонками, и, случайно сдвинул хрупкую щеколду сдерживающую дверь в сторону. Тут же дверь с шумом отворилась, с грохотом хлопнула об стену, и разлетелась в щепки.
   И перед дрожащим беднягой оказалось трое здоровенных мужиков, лысых, с жирными обвисшими щеками, с толстыми маслянистыми губами, которыми все время шлепали и будто что-то жевали. От этих огромных толстяков разило калом и мочой, и за собой они оставляли на чистейшем полу грязные следы помета крупнорогатого скота.
   Один, самый толстый толстяк, отодвинул Щуплова своей жирной рукой в сторону, после чего вся троица в развалку проследовала в гостиную. Ухая и пыхтя от гигантских усилий, жирные нечистоплотные твари, усаживались за накрытый всякими яствами стол, причем своими складками они беспорядочно опрокидывали на пол как посуду с едой, так и статуэтки богинь с комодов.
   Не успел бедняга Щуплов опомниться, как увидел, что эти наглые толстяки с удивительной скоростью и жадностью принялись пожирать все со стола. В этих огромных котлованах-ртах исчезали за считанные секунды красиво оформленные салаты, элегантно украшенные зеленью. Но толстяки будто не интересовались эстетической стороной дела. Они вываливали из тарелок все на стол в одну общую кучу, перемешивали ее грязными потными руками, а потом, мимоходом обсасывая пальцы друг у друга, жадно пожирали и слизывали все до единой крошки.
   В какие то пять минут ничего не осталось, но надо отдать должное - все тарелки и все вокруг было начисто и до блеска вылизано.
   У Щуплова потемнело в глазах от такого несчастья, он думал, что с ним случится обморок, когда увидел, что обнаглевшие непрошеные гости принялись за поедание дорогой фарфоровой посуды. После всего этого, жирные люди встали из за стола, опрокинули его, и, рыгая, ушли из квартиры, очень медленно, величаво кивая в сторону хозяина, смачно харкаясь и сморкаясь на пол.
   Оторопевший Щуплов плакал от горя, и опустился в бессилии вниз, обхватив несчастную голову руками. Через пять минут в сломанном проеме двери показалась сальная рожа самого толстого из всех толстяков. Его заплывшие от жира свиные глазки весело блестели. Он судорожно отрыгнулся, просунул в проем двери толстую руку с жирными пальчиками, похлопал ею по плечу Щуплова. И сказал, как бы извиняясь:
   - Ты, это, брат, не серчай! Не обижайся, браток, на нас. Было сытно... - и, отрыгнувшись на прощание, кивнув головой, он ушел.
   А на полу остался сидеть опечаленный и плачущий Щуплов.
   ...С тех пор каждое первое января в двенадцать часов ночи приходили к нему три толстяка и все начиналось заново: они пожирали все кушанья и гадили на пол, после чего уходили, а самый жирный толстяк хлопал ладошкой Щуплова по плечу и извинялся.
   Такие вот на свете живут люди. И будут они всегда и везде, потому что это - нахлебники. Оберегайте свои закрома от них, а не то будете слезы горючие лить и стенать, как лил и стенал вышеупомянутый бедняга Щуплов. Царствие ему небесное, ибо вчера под новый год он скончался от голода!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"