Шец Анастасия Николаевна : другие произведения.

Я - жертва детской травли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Есть ли у вас ответ на вопрос "кто ты"? А сколько вам лет? А как вы думаете, вы найдёте ответ на этот вопрос хоть когда-либо? А если ответить глобально, то ответ будет нечетким и не характеризующим тебя. То есть... - Кто ты? - Я хороший человек, семьянин, работаю на государство, люблю играть в доту. Но человек живет такую долгую жизнь! И этот ответ никак не характеризует того, кто он на самом деле. Потому что слишком много деталей опущено и забыто. Получается... Если отвечать себе на этот вопрос на разных этапах жизни, а потом суммировать ответы, то можно иметь более точное представление о том, кто ты?
  1
  
  Дорогой мир,
  
  В этот день в садике нас просили прийти нарядными. Почему я не помню, возможно, очередной утренник, какой-то праздник, зато отчетливо помню девочку в красном платье. Пышное, с кучей страз на вычурной жесткой сетке поверх подъюбника и имитацией корсета, расшитого золотыми нитками. Темные, почти черные волосы, зализанные в пучок и дружелюбный взгляд. По крайней мере, тогда эти зеленые глаза казались мне дружелюбными. Она прислонилась к стенке прямо у шкафчиков, и мы о чем-то разговорились... Знаешь, детство плохо тем, что многое забываешь, но этим же оно и прекрасно. Помню, что мы говорили про новый мультик, а потом эта девочка предложила мне поиграть. И представь, что она сказала?
  - Давай так! Ты будешь моим рабом, а я твоей госпожой!
  У меня в голове не было мыслей о том, что это ненормально и как-то неправильно. Но отчего-то инстинктивно я съежилась и переспросила ее:
  - Рабом?
  - Ты будешь делать все, что я тебе прикажу. Это веселая игра! - Ответила она, не сводя своих пронзительно зеленых глаз. И в них, черт возьми, было понимание! Она знала, что говорит, знала о чем! Дружелюбие растворилось в хитрости, и воспоминания навевают мне одно слово - змеиной.
  Я вся съежилась, даже на шаг отступила и посмотрела налево, в сторону выхода. Но разве я могу ринуться к матери, если день только начался? Та только отпустила мою маленькую ладонь и сказала вести себя хорошо. Хорошо - значит послушно, а послушные дети делают то, что им говорят, так? Не это ли значение слова "раб" тогда? Тебе приказывают, ты выполняешь. Получается, она хотела поиграть в дочки-матери?
  - Ладно, давай...
  Мой голос тогда не был таким громким, как сейчас. А рядом не стояли взрослые, которые могли случайно услышать эту детскую болтовню и пресечь жестокую игру на корню. После того, как я согласилась, ничего не получалось вспомнить ни в том дне, ни в неделе и даже сколько мне было лет. У меня вообще с памятью местами проблемы, моя психика - та еще любительница вытеснения каких-то воспоминаний, причем даже важных. Но парочку случаев я запомнила и думаю, раз запомнила, что-то в них точно есть. Однако, не стоит упускать, что в забытом, бывает, находишь гораздо больше.
  Был еще случай... Моя сменная обувь осталась дома, в тот день для садика все готовил отчим. Воспитательница задержала у входа меня и еще одного мальчика, решив проучить раз и навсегда. Сейчас, как задумаюсь, на уме крутится лишь один вопрос: где были ее мозги? Тучная женщина вывела нас босыми в центр зала и громко сказала, обращая внимание всех детей:
  - А сегодня мы с вами видим, что делают с теми, кто забыл сменку! Учитесь и не повторяйте их ошибок! Целый день они будут ходить босиком, даже по улице, чтобы не повадно было!
  И все разразились хохотом! Так смотрели, вылупив свои детские глазенки, что мне стало совсем не по себе. Я стушевалась, представляя себя маленькой точкой, которую никто и не видит, да вот только точкой я не была. Была мягким ребенком любящей, но молодой матери, которому становилось жгуче стыдно от всеобщего столь негативного внимания. Их тонкие пальчики были направлены на нас, но мне казалось, что смеялись только надо мной и хаотично указывали под ноги, где рядом валялись цветные носочки, как еще не повезло, с дыркой на большом пальце. Мальчику рядом было хоть бы что, да и днем он ходил спокойный, как удав, пусть и босой. Как выяснилось, кстати, он по жизни сам по себе такой, точное попадание в слова "мертвый штиль". Я же весь день прятала грязные ноги под себя или игрушки, а еще не могла полноценно лечь спать в тихий час, ведь знала, что в постель нужно ложиться чистым, а ступни от грязного пола явно таковыми не были... Они продолжали смеяться, и если сначала мне казалось, что только надо мной, то потом именно так и стало. Неинтересно задирать того, кто на это не реагирует.
  Уже более взрослой я неоднократно возвращалась к этим моментам и понимала, что это самые ранние воспоминания, связанные с травлей. Но отсюда вырастает вопрос: почему кто-то мог бы сказать "нет" или отреагировать спокойно, а я не могла? Ответ пока не нашелся, но смею предположить, что дело-то в воспитании и в том, какие качества во мне взращивали, а какие нет. И все бы ничего, помни я то, как вели себя родители и какого "волка" кормили, но я не помню. Да и никто уже не помнит, а может просто не хочет говорить. Сколько раз не спроси у матери, как она меня воспитывала и какие знания в голову вкладывала, как учила за себя постоять, та все одно твердит - я растила тебя хорошим человеком, добрым! А заканчивался каждый такой разговор вопросом - я что, плохая мать?!
  Мне кажется, что растили меня больше удобной, чем доброй. Удобной в доме умненькой светлой девочкой, которая не смогла разграничить дом и социум, по итогу становясь удобной для всех. А удобные люди не говорят слова против, если вообще говорят. Оттого-то они и удобные.
  В то время безумно хотелось приобщиться к ребятам, играть со всеми и проводить время. Надо мной посмеивались и подшучивали, но не так уж критично. Я лучше всех рисовала, усваивала грамоту, побеждала на конкурсах, да и наряды обычно были самыми яркими! Тогда моя мать работала на рынке, закупала и продавала детскую одежду для девочек, а оттого и платья у меня были лучшие, некоторые прямиком с украинских свадебных салонов. Но разве это мне помогало? Я хотела просто играть вместе со всеми!
  Иногда так и случалось. Территория садика была среди жилых домов, огороженная забором-сеткой, недалеко - дачи и лес, с другой стороны - проселочная дорога. Местечко опасное, но мы же дети! Детская площадка при садике в то время была совсем уж бедноватой, а местами даже жуткой, с двумя обветшалыми зассанными павильонами, неизвестно для чего возведенными. Эти павильоны мне часто снились в кошмарах, запах стоял там всегда и очень едкий. Поэтому мы, юркие мелкие, сбегали через дырки в заборах во двор соседних домов. Воспитатели всегда стояли у входа в сам садик и так увлеченно болтали, что никогда не замечали отсутствия четырех-пяти человек. И пользуясь этим, мы бежали играть в другое, более привлекательное место с настоящими горками и качелями, с крутой песочницей, в которой сам песок привозился раз в месяц и никогда не вонял мочой... Точнее, они бежали. А я видела, что они бегут, и считала их такими крутыми! Любопытство съедало, и сама тотчас превращалась в завершающий хвостик, навязываясь следом. В моей памяти эти побеги такие сказочные! Воспоминания точно изменились, потому что уже взрослой прогуливаясь по тем дворам все казалось мне таким серым, простым и обычным. А фантазия дорисовывала и цветастое небо, звонкий смех, игры в догонялки и пасочки из песка. Кто посмелее крутился солнышком на качелях, а я стояла рядом и чувствовала себя здесь частью чего-то значимого! Этот риск, этот страх быть застуканными велел наслаждаться мнимой свободой тихо, не ругаться, чтобы не сдавать друг друга. И мне казалось, что именно за этим ограждением, там, где нельзя быть, меня принимают, и я по-настоящему становлюсь другом этих ребят. Незнакомое чувство общности пронизывало меня с головы до пят, а восторг был так силен, что эти побеги потом не единожды снились в самых удивительных красках, да настолько реалистичными, что эти сны часто путались с явью. И когда мы с бабушкой шли гулять, я радостно тянула ее за руку, обещая в известном ей как свои пять пальцев поселке показать удивительный двор, которого она точно еще не видела! Бабушка шла, а я сияла лампочкой рядом с ней до тех пор, пока не замечала, что вся магия исчезла. И теперь это просто двор, в котором нет и половины из того, что я "четко помнила".
  
  2
  
  Дорогой мир,
  
  В первый класс я должна была идти в городской математический лицей, один из лучших, между прочим. Там даже устраивали подготовительный лагерь перед тем, как отправить маленьких детишек учиться в новые классы, и целый месяц мы должны были мотаться туда каждый день, познавать школу и привыкать к ее стенам, спать в спортзале на раскладушках, развлекаться с будущими учителями, которые встречали нас изо дня в день с усталыми, но снисходительными вздохами, ведь стоило пересечь с утра порог школы, так там начинался бедлам! И все было славно. Я не помню ничего особенного с того времени, как и несчастного, кроме одного лишь момента.
  Одним пасмурным днем нас решили отвести в дом культуры, центральный в городе, на спектакль. Как сейчас помню... Мы шли, разделенные на пары, держались за руки и громко шумели, когда начался ливень. Такой яростный, как гнев несчастной жены, что застукала мужа в своей постели с любовницей. Ветер сносил нас, коротышек, с ног, а кому-то на головы и вовсе падали куски льда. Мы вымокли просто до нитки и бежали к дому культуры изо всех сил, потому что учителя решили не вести нас обратно. Деньги-то сданы, куда деться?
  В концертном зале внутри на всю работали кондиционеры, но учителя и ухом не повели, лишь спокойно рассадили всех детей по местам. Я должна была учиться в 1 "Б" классе, но после этого случая долго-долго, почти вечность, как показалось, лежала в больнице с острым воспалением легких.
  Мать так беспокоилась... Она лежала со мной в тесных палатах, держала за руку, когда детскую попку ее ребенка искалывали болезненными уколами, ходила на все процедуры и даже не уезжала, не смотря на плотный рабочий график и заочную учебу в институте. Всегда, когда мне было больно и страшно, когда я переживала это, то получала подарок. Каждый раз что-то разное: то мягкая игрушка, то пластиковый пони, то кукла барби... Подарков было так много, что уже даже не хотелось плакать. Очередного укола я ждала, как манны небесной, зная, что потом, возможно, получу новый гардероб для всех моих кукол. А мать смотрела на меня так сочувственно, с таким волнением, безумно печальными глазами, и все вздыхала. Как позже удалось узнать, во всем был виноват врач. В больницах всегда виноваты врачи, от них люди часто выходили грустными... И когда вышла она, то взяла телефон и тут же стала кому-то звонить. Сейчас я думаю, что это было поспешное решение, слишком поспешное. Не позвони мать, не сделай этого, моя судьба была бы совсем иной. Но она позвонила, и трубку подняли быстро. А маленькая я, сидящая рядом, не поняла совсем ничего из этого взрослого разговора.
  Но результатом его стало то, что класс поменялся с 1 "Б" на 1 "А, а городской лицей на сельскую школу. И вот там-то начался мой личный маленький ад. С теми, с кем я была в садике, я была и в первом классе, а еще мы жили в одном дворе. Я постоянно была в окружении этих детей и постоянно сражалась за их внимание, за то, чтобы меня приняли в эту чертову стаю! Но каждый раз я оказывалась какой-то не такой... То слишком в облаках летала, то чересчур легко усваивала материал, а к четвертому классу вообще располнела, становясь той еще пышечкой. Ну прям пышкой, понимаешь? С таким отчетливым пузиком и круглым лицом. А дразнить за вес начали еще в классе третьем, и с тех пор своего имени, кроме как от учителей, я не слышала, потому что появились другие.
  Корова. Котлета. Та жирная. Толстуха. Бегемот.
  В общем, они не были особенно креативны. И почему-то вместо того, чтобы послать их всех куда подальше, я пыталась заслужить их любовь и признание, подстроиться под них! Скорее всего, этому меня научили дома. Помню слова - болит щека, значит подставь другую. Я всегда делала вид, что мне все их игры и разговоры безумно интересны (нет, некоторые и впрямь были интересны, но далеко не все), и по плану это должно было работать. Иногда срабатывало, бывали моменты, когда мы общались, и это общение напоминало дружеское, когда-то даже играли во дворе... Но во всем этом прослеживалась моя позиция "снизу". В игре "вышибалы" мне никогда не давали поиграть в центре, в "казаках-разбойниках" меня гнобили за то, что я медленно бегаю, в "дураке" все играли против меня и мухлевали.
  Я не всегда жила в этом дворе, рядом с ними. Сначала мать и отчим снимали квартиру неподалеку, и тамошних детей я близко не знала, но гуляли мы всегда мирно. Мы даже зачитывали вместе рэп про Наруто. А потом заболел дедушка, бабушке было сложно, и экономии ради (его лечение стоило крайне дорого) мы перебрались к ним, и тогда ситуация что в школе, что во дворе, что дома многократно ухудшилась.
  Тетка одной из девчонок во дворе однажды вышла к нам, посидеть на лавочке, да понаблюдать за нами. Тогда самой главной игрой было взобраться на черешню, высотой в четыре этажа. Эту черешню сажал мой дедушка, и она всегда плодоносила крупными, сладкими ягодами, которые ели всем двором. В детстве он рассказывал, что посадил это деревце специально для меня. И когда другие веселья ради ломали ветки, чтобы построить шалаши, да подраться ими, я чувствовала, что случается что-то неправильное, что так быть не должно! Это же дедушкин подарок!
  - Не надо! Да хватит уже! Я сейчас родителей позову! - Кричала я раз за разом, топчась где-то снизу, и после крика на балкон у самой черешни выглядывала моя бабуля.
  Она отчитывала их с такой досадой, все причитала о современной нравственности и детском воспитании, они жаловались своим родителям, что им мешают играть... И тогда в ежегодное действо вступала та злая тетка. Пару лет в сезон она просто судачила с моей бабушкой о том, что можно и нельзя детям в нашем возрасте, но в этот раз просто превзошла себя, подойдя ко мне и скривив свое старое обвисшее лицо, ворчливо сказала:
  - Было лучше, пока ты здесь не жила! Все играли как играли, а теперь им приходится гадать, когда можно выйти и поиграть без тебя!
  Я после этого сразу побежала домой и так громко плакала, что на этот рев сбежалась вся семья за исключением дедушки, который не мог встать с постели, и мне пришлось все рассказать. Мать была в ярости, и, боже, как же она ругалась с той теткой... Я знала, что будет дальше - цепляться ко мне начнут еще сильнее, и ту гамму чувств, что довелось испытать, я помню до сих пор. Представь себе стакан, в который несколько раз харкнули, нассали, залили рассолом и водкой, бензином, а потом добавили пару капель сладкого лимонада, и предложили выпить. И ты с ужасом смотришь на это, совсем не понимая, что скоро должно в тебе оказаться... Вот и я не понимала, что испытаю и что уже испытываю, провожая мать взглядом. Я даже не могла разобрать и дать названия тем чувствам, что клубились внутри, кроме одного единственного. Это было чувство отчужденности от социума. Я вроде бы... Была рядом с ним, постоянно терлась, проходила по касательной. А вроде меня всегда отпихивали, причем весьма грубо.
  Мат и крики стояли во дворе не меньше часа, а мне было больно, страшно и очень стыдно. Я не понимала, чего хотела больше. Чтобы она меня защитила или чтобы оставила все, как есть. Потом я узнала, что такое бойкот, который со двора ожидаемо перетек в школу и дополнительные кружки. И этот бойкот казался страшнее всех ведомых на тот момент издевательств.
  Когда мы стали старше, но не настолько, чтобы переодеваться на физкультуру в раздевалках, они нашли другое развлечение, из-за чего я стала буквально бояться этого урока и ненавидеть его! Мальчики и девочки переодевались в одном классе, каждый за своим местом. С меня неоднократно спускали трусы под дружный веселый гогот, прятали мою одежду, поджигали мой портрет на доске почета (и это не шутка! Его спалили!), срывали конкурсные рисунки со стен школы (общие художественные конкурсы на различные тематики). Один раз спустили с лестницы. А когда мы все же стали переодеваться в раздевалках, и мать купила мне первый лифчик, то и за него засмеяли. Причем лифчик был самый обычный, белый, с легким пуш-апом... Вся соль была в том, что грудь была небольшая, а потом вдруг стала заметной. Я и без того снимала одежду лицом к стенке, да максимально быстро, но это не помогало. А мать дома твердила мне все одно:
  - Драгомира, они тебе просто завидуют. У тебя много чего есть, а у них может быть нет, и родители их могут не так любить, как мы тебя... Поэтому если обижают, просто отвернись и уйди. Постарайся не реагировать!
  А как не реагировать, когда тебя без лифчика и футболки выталкивают из раздевалки? Или когда ты стоишь с голой задницей перед смеющимся классом? Или когда своего имени в школе от одноклассников вовсе не слышишь? Тогда я этого не понимала, и в разговоре молчала, а следом вступала бабушка:
  - Попробуй лучше подружиться с ними, поделись печеньем, конфетами там! Хочешь, я куплю тебе чего-нибудь сладкого завтра в школу?
  И я приходила в школу, делилась едой, давала списывать. Со мной сажали отстающих детей, которые ловко подглядывали ко мне в тетради, но чести особенной это не делало. Издевались не только надо мной. Были еще тройняшки, и одну девочку с эпилепсией гнобили тоже. Кстати, среди "хулиганов" водилась одна пышечка, но она была... Другая. В ее семье не было отца, мать бухала и развлекалась, а эта пышечка напитывалась быдловатостью всех маминых ухажеров. Ее не дразнили. Там у всех в семьях были проблемы, и только когда я выросла поняла, что к чему и ПОЧЕМУ. Но тогда, будучи маленькой и совсем наивной, из почти полной семьи, я многого не понимала и вела себя так, как мне говорили - мягко. Я научилась впитывать. Но это отсылка уже к другой части...
  Гнобить из-за веса меня, кстати, начали из-за преподавателя физкультуры. В третьем классе она нас построила, а потом при всех подошла ко мне и громко сказала:
  - Тебе стоит похудеть! Твой вес близок к критичному! Ты понимаешь? Скажи родителям, что тебе нужно похудеть на 5 килограммов за две недели. Ты еще ребенок, это получится.
  Мне снова было очень стыдно. За свое тело, за то, что мне это говорят, за взгляды, направленные на мой крупный зад в дешевеньком спортивном костюме... В то время меня учили не принимать себя, учили тому, что я не подхожу для этого мира, причем не только по параметрам! А еще по мышлению, по интересам... Я много рисовала, читала рассказов и, что главное, их писала. Существовал один блокнотик, в котором была записана азбука. И нет, это не шутка! Я придумала свой письменный язык и свободно на нем писала, причем долгое время. Внутри бурлили эмоции и страх, который я не знала, как выразить, боялась, что мать об этом узнает, а потому и дневник свой вела, где записи были на этом языке. Потом мать нашла его, но не поняла ни слова и долго спрашивала о том, что там. Со временем я забыла и язык, и расшифровки... Но сам блокнот остался, как и неведомые, скрытые и максимально подавленные чувства.
  Тогда все друзья у меня жили лишь в интернете, и, честно, из него я почти не вылезала, как получила современный смартфон. А так как друзья были лишь в интернете, в жизни дружить я не умела. Только подстраивалась, пыталась угодить, и всегда придумывала что-то, что могло бы понравиться потенциальному другу. Кстати, способ нерабочий. Отражая людей, друзей не найдешь. Но поняла я это лишь лет в 19.
  Я делилась с матерью тревогами и тем, что меня обижают совсем недолго. В один момент перестала, потому что ее ругань и попытки отстоять мою честь всегда делали только хуже. Четвертый, пятый класс... Я все молчала и замыкалась в себе, в интернете, в своей маленькой темной комнате, которую очень любила. Когда-то темнота очень сильно пугала, почти до истерик, я вставала ночами и хотела позвать маму, но стыдилась ее будить и наворачивала круги по комнате, так и не включая свет. Включи я его, разбудила б родителей, а они так много работали, чтобы дать мне лучшую жизнь! Но когда чуть подросла, когда в голове стали роиться фантазии и рождаться миры, темнота перестала меня пугать. Потому что когда темно воображать гораздо легче, и изо дня в день я ждала момента, когда лягу в теплую и мягкую постель, да выключу свет. До сих пор так делаю, хотя мне-то уже за двадцать. Каждую ночь. Я просто ложусь, закрываю глаза и... Улетаю. Очень далеко. В тот мир, который я придумывала с детства. Он все еще жив и открыт для меня.
  Потом начался шестой класс. Первое сентября, второе, третье... Дни шли, и ничего не менялось! Я не менялась, они не менялись. Зато мой внутренний мир, мое спасение и личная сказка лишь расширялись. Я много писала, придумывала, знакомилась ВКонтакте с людьми со всех городов России, и много общалась. И много ссорилась с мамой из-за количества времени, проведенного в интернете... Но что поделать, если это было единственным моим спасением?
  Я помню вечер 19 сентября. Тогда что-то случилось... Я, правда, совсем не припоминаю что. В голове остался лишь звонок с последнего урока. Я подхватила свои вещи, зареванная собрала рюкзак и примчалась домой. Этот рюкзак полетел в стену, стоило мне только оказаться на пороге дома. Мать тут же подлетела, но я молча выскользнула на балкон у ветвей раскидистой черешни и в голос, громко и надрывно рыдала, говоря, что больше никогда не пойду в эту школу! Никогда моей ноги там не будет! Ногти цеплялись за засохшую краску старой деревянной рамы, легкие наполнялись прохладным воздухом сентября. И мать обнимала меня сзади. С того дня в эту школу я больше не возвращалась в качестве ученицы. Вся семья просила забить на мои истерики, но мать забрала документы и направила их вновь в тот лицей, в котором я должна была учиться сначала.
  Через три дня пришлось сдавать вступительные экзамены в физико-математический лицей. Русский и литературу я сдала прекрасно, но над математикой сидела часа три и напряженно, стыдливо плакала, потому что в сельской школе учили нас плоховато... Но в итоге меня взяли. Завуч, видя, что ребенок толковый и бьется упорно над чертовыми дробями, да десятичными (до которых в сельской школе еще не дошли, и видела я их впервые), стала мне помогать. Объяснила тему на пальцах, и мне удалось решить примеры.
  По иронии судьбы в новом классе был мальчик, который учился со мной в садике и первые три года в той сельской школе. Он перешел в лицей раньше, в четвертом классе, а я в начале шестого. И до моего появления тот много что успел рассказать... В лицее учили лучше, уроки были интереснее. Я не смогла влиться в коллектив, потому что не умела, но относились ко мне добрее, хоть и с некоторым пренебрежением. Дети присматривались и неосознанно давили на мои личные границы, так сказать, прощупывали. А я их отстаивать не умела, умела лишь подражать. И все дерьмо началось снова, только... Более изощренно. Они были пренебрежительны, насмешливы, безразличны. И свое отношение проявляли как дружбу, хотя между собой дружили они не так.
  Один раз в раздевалке одна из девочек, тоже быловатого склада характера, дала своей тяжелой ладонью с размаха по моей спине так, что я не могла дышать. Все смеялись. А вечером, после продленки, когда мы собирались домой и обувались... Другая ко мне прицепилась, припоминая, как круто меня "погладили". Внутри поднялась неистовая ярость, такая, что онемели стопы, а руки нервозно сжимались в кулаки до белых костяшек! Я искренне была готова убить, как же жутко мне было! Как же сильно устала! Я могла это прекратить... Могла, но не знала как. Иногда мне хочется вернуться в то время с нынешними мозгами и все переиграть, просто посмотреть, как сложилась бы жизнь. Но кто же этого не хочет, признайтесь? Ощущалось все злостно, и страшно, и противно... Я не смогла сдержаться и толкнула ее в шкаф с верхней одеждой, а как она упала - укусила, да так, что след моих зубов наверняка остался шрамом ей на всю жизнь.
  И с тех пор начался мой отпор. Я агрессивно общалась с учителями, и одна замдиректора (по совместительству преподаватель русского и литературы) меня невзлюбила. Тогда я уже была влюблена в девушку в интернете (подсказка: я не знала изначально, что это девушка). О, эти бабочки в животе! Космические были ощущения, которых больше в жизни не повторялось. Спойлер: история кончилась плохо. Но эта девушка, в которую я была влюблена, меня своеобразно поддерживала и натолкнула на идею бойкота, да непростого! Бунт! Я подняла бунт!
  Резко перестала есть, стала одеваться во все черное, красить глаза темным и волосы... Я не разговаривала с одноклассниками, которые давили на меня и не принимали, вообще. Это был уже девятый класс. Седьмой\восьмой прошел так себе, я смутно помню моменты... Но ситуация благоприятнее и лучше не становилась. Все больше скатилось к невзаимному и обидному безразличию. Но стоило родиться бунту... Телефон продолжал оставаться лучшим другом, еда для школы все так же раздавалась ребятам, только теперь с безэмоциональным лицом. У меня пропало совершенно точно желание быть причастной к их группе. Я нашла свою, состоящую из меня самой и моего маленького виртуально-бумажного мира.
  Я пугала их. Я не ела и стремительно теряла вес. Пила таблетки, антидепрессанты, купленные с рук... Общалась насмешливо, каталась по олимпиадам, прогуливала уроки и дралась. Без шуток, дралась, да еще как! И чудом без еды не слабела, все спасибо таблеткам, у которых были желанные мною побочки - отсутствие чувства голода и возведенный в абсурд пофигизм. Я смотрела на них с превосходством, бесстрашием и внутренней силой. Тогда мне казалось, что я обрела себя, но по факту... Все это было лишь моей защитной реакцией. Чистейшая психология...
  А потом я попала в больницу. И из больницы закончила девятый класс, после уходя в колледж только побега ради. Аттестат-то у меня был хороший...
  
  3
  
  В колледже были и новые лица, и старые... Город маленький, и хоть я решила сбежать со школы в колледж, там тоже нашлись старые лица! И с первой школы, и со второй. А моя "слава" разлеталась по группе... И с учетом того, как я выглядела (то есть обрезала волосы, ходила в рубашках в клетку и максимально прогуливала пары, и при этом ловила одни пятерки благодаря своей памяти), меня снова не приняли. В этот раз никакого рукоприкладства и очевидных оскорблений, детишки-то выросли. Но отчужденность, моя обособленность и их отторжение ощущалось отчетливо. Со мной не хотели праздновать выпускной. Даже выпускной, черт возьми! Все остальные промежуточные праздники и вечеринки я пропустила, но не сказать, что очень печалилась. Есть школьные альбомы, которые выдают по завершению 9 и 11 класса. Там личные фото, с преподавателями, общие с классом... Так вот меня ни на одной совместной фотографии не было. Хотя на мероприятиях (поездках и прочем), где делались эти фотографии, я была.
  За три года в колледже я не раз сменила внешность. Из неформальной пацанки получилось нечто, в чем уже прослеживалась зарождающаяся женственность. Потихоньку отросли волосы, только вот цвет поменялся... На фиолетовый, потом светло-розовый, черный, белый. В общем, пора экспериментов открылась. Я стала носить юбки и даже нашла парня. Ломая стереотипы, скажу честно, я его не любила, он мне даже не нравился, а еще всегда казалось, что его тело пахло как-то... Неприятно. Этот парень был очень ухоженным, и дело было не в ежедневном душе, а скорее в естественном запахе тела. Мы не целовались толком и тем более не занимались сексом, у меня была прекрасная отмаза - я девственница. По сути, встречалась я с ним для того, чтобы встречаться хоть с кем-то, так сильно не хотелось оставаться одной "в старых девках", ведь у всех остальных уже были парни. Это я поняла, когда уже перевалило за 20, а до этого благодаря подмене понятий мне казалось... Что он симпатичен мне. Парень позвал меня замуж спустя год, а потом я его бросила. И хоть тут получилось все из разряда волка в овечьей шкуре, внутри я еще оставалась жертвой, и детские проекции активизировались в любом коллективе. Всегда казалось, что все УЖЕ против меня.
  Я - жертва травли. Я действительно жертва, потому что некоторые обстоятельства сформировали определенный тип поведения, негативные программы, и я всех воспринимала как отторгающих меня врагов, с кем можно контактировать лишь подхалимством. Только в 22 года я осознала, что тащу их через ВСЮ жизнь, понимаешь? Это отражается на отношениях, ломает дружбу, ведь с реальными людьми дружить я не умела. Могла стать их отражением, идеальным собеседником на раз, любовницей на ночь, но другом - никогда. Все мои коммуникативные модели исходили лишь из этого, и я часто огребала проблем в более зрелом возрасте и не понимала, почему... Почему все время существует лишь один сценарий развития отношений? И потом поняла, да задумалась. Если в детстве нас могут сделать жертвой травли, то потом, более взрослые, мы сами делаем себя таковыми. Просто потому, что иначе мы не умеем. Потому что не осознаем, по какому сценарию живем. И хоть ситуация уже давно в наших руках, мы все еще думаем, что не можем ни на что повлиять, потому что к ощущению беспомощности привыкли за долгое время. И стали им наслаждаться, ведь ныне в мире любят и оправдывают всех несчастных, из которых потом рождаются спасатели, которые потом становятся неволей абьюзерами. И этот абьюз для окружающих растет именно из этого положения жертвы и ловким манипулированием чувством вины.
  Признать это сложно, принять тяжело, но действительно нужно, иначе замкнутый круг никогда не разорвется. И вся жизнь превратится в отыгрыш одного и того же...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"