Еду, мерно качаясь в седле. Над полем. Пришло мое время. Голова низко склонена в тоске по убитым. Плачу, слышите воины, плачу по вас, дети! Красным заревом, словно пожарищем, раскатилось я по небу, то душа моя болью налилась. К земле клониться копье мое, в знак того, что нет в войне победителей.
Плачу, плачу....
И Земля вокруг горем изошлась. Девкой басурманской смертельно бледный лик к небу подняла, в молчании слезы роняет, не в силах слова молвить.
Россой молодухой руки запрокинула, на меня смотрит, проклятие мне шлет, шепчет: "Почему?" - кричит - "Верни мне мужа!".
Матерью старой на крыльце сидит: "Упокойся, мой сыночек, с миром" - молвит - "Спи, мой Сокол, в мягкой земле, и пусть ничего не тревожит тебя, дитятко мое ясное. Буду я твой покой беречь, деток твоих в люльке качать, жену твою молодую уму разуму учить. Пока сердца моего каменного, что пережило тебя, хватит, не оставлю их".
Мальчишкой босоногим замерла, увидев, как вносят убитого отца в дом. Опрокинутыми глазами смотрит...Мир остановился.
Плачу, плачу по вас, дети мои. Еду над полем - красное солнце, к каждому воину склоняюсь: "Вставай, сынок! Иди домой. Ждут тебя!" - молчат сыновья мои.