Аннотация: Конец близок... Лишь вера в легенды бесконечна
Острые пики дозорных башен, возвышавшихся на отвесных скалах, о которые разбивались буйные волны, показались на горизонте серым пасмурным утром. А вскоре меж стаи чаек и низких белых облаков выглянули развевашиеся на ветру морийские стяги - тринадцать вышек располагалось вдоль скалистого побережья острова, тринадцать разноцветных полотен встречало суда, подходившие к главному порту государства, его столице Алмаагу.
Стоя на корме, государь невооруженным глазом вглядывался в родные берега. Его лицо озарила недолгая улыбка, когда в небо над островом полетела яркая вспышка, загрохотавшая на десятки лиг, а вершины башен почти одновременно заполыхали сигнальными кострами, дым от которых еще более усиливал утренний туман. Город приветствовал возвращение своего правителя. В ответ на это многочисленная команда алмаагского фрегата заревела хриплыми глотками хвалу государю, солдаты обнажили мечи, в воздух полетели потоки красноперых стрел, матросы запрыгнули на борт судна и на его мачты, радостно размахивая руками.
Ортензий I, наконец, вновь вступал в столицу могущественного, самого великого по территориям и военной мощи государства, чьи пределы он расширил до Рудных гор на востоке, алмирских копий в южных горах, а запад и север принадлежал морянам во все времена, ибо там простирались владения бога Моря, чьим сыном не раз называли юного всесильного государя. На вид этот прославленный правитель мало чем отличался от прочих воинов, стоявших рядом со своим вождем - даже в жаркое лето государь носил высокие сапоги, темные брюки, заправленные в голенища, грудь скрывала белоснежная шелковая рубаха. Его выбор этого цвета, тогда как обычно Ортек носил лишь темные тона, был единственным признаком того, что нынче в Мории предстояли небывалые до этого торжества.
Капитан уверенно вел судно между рифами и отмелями прибрежных вод, и вскоре корабль вошел в широкую бухту, защищенную со всех сторон скалами и смотровыми площадками с укреплениями на них. На рейде стояло лишь три малых парусника, однако они были очень далеко от главной пристани, уходившей в море. Нынче этот деревянный помост заполнился гудящей толпой, собравшейся с самого утра в ожидании чуда, которое несомненно должно было ознаменовать приезд домой победителя и завоевателя, государя Ортензия, прозванного в народе Разителем, ибо его удары, как и слова, всегда достигали цели. Несмолкаемая барабанная дробь прогремела с вершин скал, а после в воздух полетели цветы и монеты, и самые удалые юноши, обнаженные по пояс, занимавшие крайние к воде места на берегу, как по единой команде, бросились в священные воды моря.
- Вы отлично справились, капитан Шерт, - обратился Ортек к молодому голубоглазому далийцу, который проходил службу на флоте и планировал далее остаться в морских войсках для служения государю.
- Для меня была большая честь сопровождать вас, Ваше Величество, - моряк ответил поклоном на похвалу. - Тем более благодаря вам нам всю дорогу сопутствовал ветер! - По взмаху его руки с мачты спустили паруса, и корабль коснулся правым бортом пристани, на которую был спущен трап.
Гул восторженных приветствий и звук барабанов не утихали ни на мгновение. Ортек замахал рукой своему народу, который так жарко встречал государя. Он прижал ладонь к груди, склоняясь в знак почета и благодарности. Правителю не следовало быть столь милосердными к своим подданным, но Ортек знал, что любовь этих людей он снискал именно из-за того, что всегда стоял с ними наравне. Его душа наполнялась радостью, ибо именно это было его неизменным желанием - быть вместе с ними, быть одним из них. Быть первым из них, пронеслось в голове. Он шагнул вниз с палубы корабля на заполненную людьми пристань. Тут же следом двинулись верные воины, наряженные в лучшие одеяния со сверкавшими заточенными мечами и кинжалами в руках. Они прикрывали его спину. Впереди толпа расступалась перед величием правителя, перед его взглядом, перед тем чудом, что они непременно ожидали. Ортек, едва сделал первые медленные шаги по земле, окинул округу безразличным, казалось, взором - однако тут же по прочным многолетним доскам под ногами замерцали невысокие языки пламени, которые заставили людей вздрогнуть, а затем издать восхищенные возгласы. На их глазах по волшебному завораживающему огню двинулся государь, а за его ступнями пламя отступало, и дощатая поверхность омывалась влагой. Он дал им фокус, который они желали. Огненная дорога добежала до песчаного берега, местами выложенного круглыми гладкими камнями. Там его тоже поджидали: богатые дворяне, гвардейцы, встречавшие государя, и обычный рабочий люд. Когда Ортек ступил на небольшую мостовую, уводившую к главной улице портового района, по его прихоти воздух пронзил удар молнии, а после с неба хлынул теплый летний дождь.
- Омоемся, жители Алмаага, - громогласно произнес государь, вытягивая руки к низким облакам, пролившимся водой на землю. Он ждал новых восторженных криков, но толпа в смущении поднимала взоры туда, куда глядел их правитель. Лишь где-то вдали по-прежнему стучали барабаны. Город понял, что вернулся истинный хозяин этих мест, и хотя он хотел казаться простым человеком, который вел за собой весь морийский народ во славу бога Моря, трудно было не вспомнить, кем он являлся на самом деле - самим богом, могущественным чародеем.
По широким улицам Алмаага государь шествовал верхом на пегом жеребце, увешанном богатой попоной. Макушку скакуна венчала кожаная накидка, вышитая золотом и широкое перо павлина в знак того, что южные земли гарунов пали ниц пред северными воинами. За разряженным конем Ортека поспевали два десятка гвардейцев, всадников, которые столь вычурно и прямо сидели в седле, как будто являли собой каменные статуи. На их лицах не дрожал ни единый мускул, они бы остались бесстрастными, попади в них букет цветов, встань их лошадь на дыбы, или же прикажи им государь немедленно кинуться в море с прибрежных скал. Улицы города были заполнены ликовавшим народом, люди вываливались с низких балконов богатых особняков, забирались на крыши, толпились вдоль стен, лишь бы взглянуть на Разителя, криками и взмахами руки поприветствовать своего правителя. Позади гвардейцев на широкой открытой повозке ехали бродячие музыканты, оглашавшие воздух звуками приветственной музыки вдобавок к несмолкаемому ору алмаагцев, а на главной площади столицы процессию встретила группа акробатов и жонглеров, которые развлекали зрителей в ожидании государя.
Дворцовую площадь нынче украшал величественный фонтан, который Ортензий приказал пристроить к огромному чану, ранее служившему неисчерпаемым вместилищем для живой воды. Блестящие брызги воды, выплескивавшиеся вверх из каждой ладони двух русалок, которые полулежали по разные стороны сосуда, спадали в чистый белокаменный бассейн. В обычное время вокруг фонтана возились дети и купчихи, желавшие сбыть товар залюбовавшимся прекрасным творением гостям столицы. Но в этот день стражники отстранили толпу от монумента, и перед продвигавшейся к дворцовым вратам кавалькадой предстал свободный путь вперед, где государя ожидала еще одна многочисленная и великолепно одетая группа верных слуг. Ортек замедлил шествие. Он натянул поводья жеребца и у самого фонтана склонился с седла, чтобы зачерпнуть ладонью чистую прозрачную воду, вытекавшую из желобов в каменных фигурах русалок. Он всего лишь напился в занимавшемся летнем зное, но люди глядели на действия государя с замирающим дыханием, и с тех пор фонтан назвали Победителем, а воду из него признали поистине живой и дарящей удачу.
От решетчатых ворот дворца к государю двинулись пешие шеренги, состоявшие из алмаагских дворян, их дам, а также синих вял видиев и видориев. Впереди ступал седовласый старик. Несмотря на кажущийся преклонный возраст, он двигался быстрым уверенным шагом. Ортек спешился и с широкой улыбкой на лице, которая, наконец, коснулась даже его глаз, зашагал навстречу подданым. После обязательных церемониальных поклонов молодой на вид государь оказался в объятиях старика, своего наставника и друга, графа Элбета ла Ронэт. Ортензий также поприветствовал уважаемых видориев, служителей Моря, которые занимали самый высокий сан в маломорийской провинции. Видории не только совершали религиозные обряды во всех странах Мории, но нередко посвящали свою жизнь писанию трактатов, изучению истории, наук. В последние годы государь пригласил многих из них жить при дворе, так как находил их мысли очень полезными для управления государством, тем более во времена, когда оно достигло необъятных размеров. После низких поклонов служителям Ортензий не преминул расцеловать в лоб прекрасных дам, встречавших своего государя, а также приобнять за плечи их важных кавалеров, большая часть которых приходилась ему дальними родственниками - алмаагскими принцами, графами и маркизами.
В сопровождении колдуна и видориев государь прошел по широкой тропе вглубь дворцовой территории: вновь журчали фонтаны, зеленела трава, раскрашенная яркими красками разномастных цветов. За ними следовал отряд гвардейцев и прочая публика, желавшая проводить государя до самых дверей чертога, за которыми в честь его возвращения празднества и веселья были расписаны на целую неделю.
- Я знаю вашу нелюбовь к шумным гуляниям, Ваше Величество, - шепнул по дороге Элбет, - но ваше долгожданное появление на родине стало настоящей радостью всего народа. С наступлением сумерек город погрузится в звуки скрипок и флейт, на площадь по моему распоряжению вынесут десятки бочек далийского вина, а за стенами дворца вас ожидают не менее приятные лица верных слуг, которые желали бы вознести хвалу Морю за окончание столь славного похода!
- Надеюсь, что вы никому не отказали в приглашении на бал во дворец, если планируете сделать его действительно великим и всеморийским? - с сарказмом спросил Ортек, склоняясь к уху колдуна. - Только, похоже, релийцы и далийцы не соизволили приехать меня встречать, или я по невнимательности не заметил их дворян?
- Они не преминут отметить ваше возвращение в своих домах, и там также напьются, будьте уверены, - осклабился старик, - только скорее не от радости, а от злости. Хотя ваш дядя Морис Росси в прошлом году так сильно распотрошил их карманы, утаивавшие деньги от казны, что своему возвратившемуся государю, который отзовет командора в столицу, они будут непременно рады.
- Не будем так обобщать, Элбет, - уже более миролюбиво произнес государь. - И на материке есть немало преданных людей, иначе мы бы с вами не дождались этой великой победы морийской армии! Я рад, что празднества начнутся лишь с закатом, у меня будет хотя бы несколько часов, чтобы отдохнуть.
У входа во дворец, а также в просторном зале для приемов, стены и потолок которого зеркально отражали сотни зажженных свечей и фигуры гостей, слуги разносили полные кубки вина, засахаренные фрукты и прочие яства. На этом церемония по прибытию Ортензия I в столицу подошла к своему завершению. Зал наполняли мелодичные аккорды свирели, и вскоре вид сверкавших стен сменился умножающимися людскими отражениями, которые в танцах и светской беседе окунулись в столь привычную для себя среду. Ортек знал, что его присутствие отныне необязательно, во всяком случае, до начала вечерних торжеств и, распрощавшись с графом ла Ронэт, скрылся в хорошо знакомых галереях дворца, преследуемый лишь парой верных гвардейцев.
Комнаты государя отделялись от темных коридоров дворца высокими двустворчатыми дверьми. Около них стояли два молодых, незнакомых прежде Ортеку юноши, скорее всего новички в рядах дворцовой стражи. Они мгновенно выпрямились, завидев приближавшихся мужчин, и приложили пальцы к эфесам мечей.
- Эээ, вас ожидают, Ваше Величество, - беспокойным тоном выговорил один из них, опуская бегавший взгляд в пол.
- Я бы хотел, чтобы меня никто не тревожил до вечера, - строго ответил Ортек. Нежданный посетитель должен был немедленно покинуть покои, в этом государь не сомневался, и лишь еще более взволнованный и тихий голос стражника заставил его изменить решение.
- Там дама, - пролепетал юноша.
Ортек кивнул в сторону гвардейцев - он собирался разобраться с гостем самостятельно. В государевом дворце женщины имели доступ в любые комнаты, пока хозяин лично не запрещал им туда заглядывать. Поэтому, приняв к сведению слова, государь слегка задумался, пытаясь припомнить, какая красавица была и, видимо, оставалась завсегдатай этих палат с тех пор, как он отправился на войну три года назад.
Он вступил в гостиную, уставленную тяжелой железной мебелью, обшитой дорогими тканями. В первой комнате не было никого, однако его слух уловил движение в правой части покоев. Кто-то бежал ему навстречу, шлепая босыми пятками по гладкому каменному полу. Он распахнул дверь в уютную библиотеку, где обычно проводил время за разговорами с колдуном и Лансом и прошел по направлению к спальне. Но девичий стан, окутанный полупрозрачной шелковой накидкой, под которой проглядывало прелестное тело, уже выскочил прямо на обескураженного государя. Тонкие руки обняли его за шею, а на лицо посыпались жаркие поцелуи.
- Ты вернулся, вернулся, любовь моя! - шептала она, не прекращая неистового действия.
Колдун ухватил девушку за талию и отодвинул от себя, желая разглядеть лицо бывшей возлюбленной. Перед ним стояла высокая черноволосая морянка, на красивом лице которой блестели наполненные слезами серые глаза. Это была маркиза ла Нои, младшая дочь в семье, которая в свои пятнадцать лет влезла в его постель, о чем потом болтал весь двор. Неужели она была последней?! Он призадумался, осматривая её повзрослевшие черты лица и округлости тела. Видимо, именно она провожала его в далекий путь, бывших любовниц страже было строго запрещено пускать в эти покои. В противном случае сюда могла бы заявиться любая барышня, пожившая хотя бы с месяц при дворе. Ортек усмехнулся - в былые времена мать этой девочки искала его благосклонности, едва узнала, что черноморский царевич, волчье отродье, унаследовал морийский престол, хотя против проявленной настойчивости этой женщины не устоял бы даже Уритрей, отличавшийся непогрешимой верностью своей супруге Галии. Тогда Ортек уступил, насмехаясь над её упорством и наслаждаясь её красотой, а она же растаяла, когда поняла, что стремилась быть вместе с новым государем не только из выгоды и приобретенного статуса фаворитки, но и чувств, которые сама себе намечтала. Таким объяснением Ортек удосуживал любую женщину, признававшуюся ему в любви, ненависти, ревности. Многие из них поначалу хотели занять место на троне правителя, другие жаждали лишь его близости, были и те, кто собирался воткнуть ему в грудь острый кинжал во время сладкого сна. Но морийский государь не взял себе жену. Ни для кого уже не было тайной, что он никогда не обретет наследника, а значит не было необходимости в государыне - но борьба за сердце черноморского царевича продолжалась и не стихала уже которое десятилетие, только теперь многие из соперниц надеялись на победу своих дочерей. Нравы в Алмааге были далеки от целомудренных уставов, провозглашаемых богиней Тайрой. На острове испокон веков возносили мольбы лишь текучему Морю, всемогущему, но изменчивому подобно всем женским сердцам - так говорили поэты.
- Арре, твой прекрасный бутон распустился в восхитительную розу, - проговорил государь. Но в ответ на слова она лишь вздернула маленьким носом, видимо, считая, что он не рад тому, что она повзрослела.
- Я смиренно ждала Вас все эти годы, Ваше Величество, - обиженным капризным тоном произнесла маркиза, ожидая немедленной ласки за свои надутые губки.
Он не сумел сдержать смешка, а вскоре захохотал во всю силу. Девушка отбросила прочь его руки с плеч и, всё еще поглядывая на государя из-под приспущенных темных ресниц, повернулась к нему боком, демонстрируя изящный профиль лица.
- Конечно, среди горячих алмирок вы были не столь сдержанны! Но говорят, что они черны как сажа?! - фыркнула она, еще далее отходя вглубь комнаты. Маркиза отступала прямо в спальню, при этом изгиб её тела манил прекрасными формами.
- Разве может кто-то сравниться с дочерьми Моря! Жаль лишь, что в большинстве своем они более болтливы, чем русалки и рыбы в морской бездне! - он продолжал посмеиваться и уверенно двинулся за красавицей. Дорога на корабле изнурила его, но колдунам быстро возвращались силы, и хотя Ортек мечтал побыть несколько часов в одиночестве, нынче он изменил планам - не стоило игнорировать приятный сюрприз в собственной спальне. Когда-то он ведь действительно её ценил, как и многих других, но предпочитал, чтобы его возлюбленные не устраивали истерик и сцен ревности, именно из-за этого многие из них становились бывшими и навсегда теряли свои позиции фавориток государя.
- А еще говорят, что рядом были эрлинки и черноморки, - она кокетливо улыбнулась. Девушка юркнула за дверь спальни, а после забралась со смехом на большую кровать, устеленную свежими простынями. - Почему вы мне не писали, государь?
Он криво оскалился, её вопросы хотя и высказывались в шутливом тоне, но были совсем неуместны. Никто не имел права требовать от государя подобных ответов, никто, кроме самых близких людей... Тем не менее он приблизился к ней и склонился над этим юным созданием. Взгляд соскользнул на картину, что всегда висела около его ложа - простой рисунок, обрамленный лишь узорчатой рамкой из красной сосны. Через небольшой желтоватый листок бумаги проходила черная полоса. Ортек зажег в воздухе огненный шар напротив стены, чтобы развеять мрак и лучше разглядеть лицо, которое, ему казалось временами, он позабыл. Тени на картине не разгладились, а лишь явственнее прояснилось, что весь рисунок испещрен неровными соединенными краями от разрыва бумаги.
- Что это?! - вскрикнул он, ощетинившись от гнева. В один прыжок он оказался около стены и осторожно взял в руки дорогую своему сердцу картину. - Кто это сделал? - его негодующий взгляд прошелся по Арре, которая от испуга присела на простынях.
- Я хотела, чтобы художник нарисовал новый портрет, Ваше Величество, - испуганно пролепетала маркиза, - но граф Элбет сказал, что вы не потерпите подмены. Он... Я...
- Это сделала ты? - ярость и ненависть все также полыхали в его взгляде. Он знал, что более никто не мог проникнуть в эти покои за время отсутствия государя. Только женщины, которые входили в любые апартаменты во дворце, ежели к ним был милостив их хозяин, а также его приближенные, к коим в Алмааге относился Элбет, Морис Росси, его казначей, видорий Олий и еще несколько верных людей. Но здесь уже долгие месяцы не должны были появляться ничьи фигуры, лишь прислуга готовила убранство к приезду государя... - Как?
- Я... Государь мой, прости меня, - она зарыдала во весь голос и упала перед ним на колени. Похоже, она предчувствовала все эти годы, что наказание за свершенное безумство будет суровым. - Когда ты покинул меня в ту далекую ночь, то больше глядел на этот портрет, чем в мою сторону! Ты всегда не сводил с него глаз! Я была не в силах этого вынести... Кто она? Почему она так долго угнетает ваше сердце? Теперь я вижу, что даже тяготы войны не затмили её лика... Я хотела разорвать в клочья этот рисунок, - она уже не молила, а вызывающе и обвинительно бросала упреки сквозь всхлипывания и затихавшие рыдания. - Я бы спалила его в камине, если бы не граф Элбет, принесший мне ваш прощальный подарок, который вы велели ему передать... - Арре протянула к нему ладонь, на среднем пальце которой был нанизан серебреный перстень с малыми рубинами по всей длине. Ничего незначащий дар очередной любовнице. Ортек нахмурился, пытаясь вспомнить столь далекие, уже затуманенные в сознании события.
- Вон отсюда, - чуть слышно произнес он. Он хотел, чтобы она поскорее исчезла с его глаз, поэтому невидимый поток воздуха будто бы поднял её с пола и подтолкнул к двери. Его гнев унялся в тишине, что, наконец, воцарилась в комнате. Женские крики и слезы, к тому же без особого повода, приносили одно раздражение.
Ортек вытащил из рамки рисунок и, подойдя к мягкому креслу у темного пустого камина, опустился в него, собираясь рассмотреть потрепанный портрет. Контуры карандаша стирались со временем, но он не забывал добавлять им красок. Вот и сейчас он поднял с пола маленький уголек и подрисовал большие темные глаза, сжатые губы, длинные локоны волос. Элбет соединил разорванные части с помощью чар, и теперь бумага была твердой и несгибаемой, а прежде... Черноморец вспомнил, что оставил этот рисунок во дворце, убегая вместе с другом-пиратом в северный лес, и именно поэтому стремился возвратиться в апартаменты деда, завершив свою миссию. Автор рисунка был для государя не менее дорог, чем девушка, изображенная на нем. Но тайю, порой разрисовывавшую чистые бумаги, и верную подругу-мага, которую он любил юношей, еще не познавшим первых чувств - обеих спутниц он не сумел уберечь от ухода в царство богов, туда, где нога чародея не ступала ни в какие времена. Он не сохранил им жизни и даже после смерти не мог надеяться на встречу... Надежда и вера поддерживали его народ, в его душе этим чувствам не было места.
Вставив рисунок обратно в красивую раму, Ортек провел по поверхности бумаги рукой - давно следовало защитить картину крепким прозрачным стеклом, но прежде он так любил подрисовывать любимые черты. Теперь же невидимая пленка покрыла рисунок, которая послужит надежной преградой от пылинок, а также чужих рук. Он откинулся на спинку кресла и направил отрешенный взгляд в темную дыру за решетками камина. На верхней полке распологались резные статуэтки и драгоценные изделия, от разнообразия и числа которых трудно было не удивиться, но колдун даже не обратил внимания на новые подарки, выставленные на обозрение. Перед ним блистали подсвечники из Рудников, вазы Ал-Мира, золотые плоские кубки и чаши эрлинов, предметы из Аватара и Черноморья... Всё это было его, а точнее все эти земли отныне преклонялись перед величием морийского государя. Почти все, мелькнуло в голове.
В Аватаре он сумел договориться со всеми старшинами города. По его воле запретили вход в порт эрлинским судам. Это, несомненно, привело бы к тому, что вся торговля на востоке Южного моря перетекала в руки гарунов и морийцев, сблизило бы две раннее враждебные страны, которые теперь были объединены, пускай пока лишь формально. Учитывая, что алмирские провинции единогласно признали власть государя, и их наместники обязались выплачивать ежегодные взносы в казну, а также в пользу армии, которая по-прежнему оставалась в заморских краях, Мория закрепила свои интересы в этой стране. Теперь границы государства на востоке упирались в Рудные горы, в которых расплата за милость номов, карликовых хозяев тех мест, была крайне суровой, хотя среди степняков ходили слухи, что рудокопы выходят из недр гор, опустевших от гнева богов. А далее на восток простирались города и поля его родины и зависимых от Черноморья эрлинских поселений. Царство, возглавляемое регентом Антеей, распалось на глазах с низложением царицы. Эрлинские города, как поговаривали моряки в портах, совсем недолго сопротивлялись черноморским войскам нового Веллинга Кассандра, однако внутри страны нарастал раскол среди тех, кто все-таки решил смириться с узурпаторством трона, и их противниками. И теперь от каждого мясника или же благородного принца можно было услышать, что государь Ортензий единственный законный наследник черноморского трона. Пусть причины этих возгласов, слетавших из многих уст, описывались каждый раз по-разному, его народ не сомневался, куда теперь обратит взор их всемогущий правитель.
Он никогда не любил торопиться, но не умел и медлить. На черноморской земле он обрел жизнь, ради процветания отчизны он отправился в скитания и потерял верных друзей. Он должен был начать действия, чтобы вернуть мир в дома бывших соотечественников. Ортек не один раз уже пожалел, что столь необдуманно увлекся рассказами Марго и позволил ей уйти в одиночестве для выполнения совершенно немыслимой задачи. Еще более он терзал себя за то, что не удержал Ланса. Но там в Аватаре он считал, что помогает друзьям. Теперь же он вновь стал государем и должен был позаботиться в первую очередь о своем народе. Слухи о посольстве, что Веллинг Кассандр отправил к берегам Алмаага, пришли в порт степняков перед самым отплытием колдуна. Они были очень кстати. Если юный сын Антеи и Орелия, а точнее их приемыш и самозванец на престоле в Асоле, имел, что выложить перед лицом своего якобы дяди, государя морийского, Ортек был готов его выслушать. Но отныне он не будет вспоминать, что давным-давно давал клятву не вступать на родную землю без сосуда с живой водой. Настала пора вернуться в страну, что должна по праву принадлежать ему. Он не нарушит своих слов и обещаний, колдун не сможет этого сделать, ежели желает остаться верным себе и своим чарам - но ведь владеть и управлять Черноморьем возможно и находясь за тысячи миль вдали от тех земель. Если титул Веллинга прибавится к именованиям Ортензия I, то для всех народов, признавших его власть, наступят настоящие времена ликования и радости, ибо никогда прежде их не объединяла единая крепкая длань, распростершаяся от Великого моря до восточных берегов Черных вод.
Потекли недели дворцовой суеты, балов и встреч, которые постепенно сменились на тихое уединенное заточение государя среди стен своих комнат. Только приближенные имели право беспокоить правителя, подолгу лично перечитывавшего многочисленные послания из морийских государств и присоединенных провинций. Дела управления не могли ждать. Ощущения, что самые важные и неотложные решения в великой Мории уже приняты, и её народ не знает несчастья, постепенно развеялись даже у самых неопытных и наивных интриганов, желавших хотя бы мимолетом ощутить вкус власти и влияния на судьбы других людей.
Ортек перебирал бумаги, которые приходили в Алмааг по голубиной почте, по морю, через гонцов, деловые наблюдения верных слуг. Государь сидел за длинным столом в темной небольшой комнате, уставленной книжными стеллажами. Его рабочее место украшала единственная зажженная лампа, но высоко под сводом потолка полыхал яркий диск чародейного света. Он вновь перечитал сообщения с материка. Глава видориев и видиев Морий был обеспокоен тем, что таги вновь желали вернуть себе власть над Тайрагом, а также требовали разрешить им проведение обрядов служения богине Тайры. Государь всегда злобно ухмылялся, вспоминая, что это были за обряды. Но, несмотря на собственное презрение к кровавым служителям богини, ему было хорошо известно, что в народе, а особенно в Рустанаде и южных краях, люди продолжали поминать Тайру в своих молитвах. Таги, покинувшие Тайраг, куда до этого два раза в год стекались толпы паломников, нынче пустились подобно видиям в странствия, и их деятельность не приносила особого вреда. До Алмаага доходили слухи, что многие из тагов исцеляли одним словом всевидящей Тайры, что они поддерживали бедняков, и вместе с черными одеждами многие из них отныне носили острый меч, чтобы защищать обездоленных. По большей части под видом таких благочестивцев скрывались обычные разбойники, но орден тагов действительно не распался, был избран его новый глава, который заваливал государя письмами с требованиями вернуть прежние привилегии. За прошедшие двадцать лет стало ясно, что избавить народ от веры в изменившую ему богиню намного труднее, чем прогнать из дома неверную жену. Приходилось признать, что его народ, познавший жестокость упырей, не позабыл богиню Тайру, и неуступчивость государя в этом вопросе могла всколыхнуть в стране новые волнения особо страждущих, которых всегда поддерживали особо алчные.
Беспокойства вызывали известия из Ал-Мира. Стычки морийских войск с гарунами участились, едва по бывшей южной империи распространились вести об отъезде колдуна в далекие края. Прекратить эти беспорядки было не по силам ни командору, оставленному для руководства армии из Миргуна, ни алмирским наместникам, желавшим сохранить зыбкое равновесие в своих владениях после кровопролитных годов войны. Непримиримое противостояние возникло из-за того, что сотня морийцев сожгла небольшое гарунское поселение вместе с безоружными крестьянами, их женами и детьми. Это было возмездие за насмешливое отношение южных дикарей к празднествам Моря в день равенства дня и ночи с приходом осеннего сезона. Государю доносили, что в тот же день гаруны насыпали посреди водоема, возле которого должны были пройти ритуалы омовения, высокий курган и призвали с его вершин Ал-Гаруна и его детей, а на следующее утро родники близ лагеря солдат пересохли, и вскоре начался мор. Солдаты продолжали пить воду из грязных ближайших луж, тогда как следовало наполнять сосуды в дальних, более чистых источниках и водоемах. Случаи нечистой болезни, или, как её называли на западе, хили случались в Мории каждое десятилетие, даже в Алмааге, которому покровительствовали дети Моря - русалки и водяные. Однако в последние годы в государстве морян не вспыхнуло ни одной эпидемии, ибо по первым же признакам беды в злополучные места отправлялись колдуны, которые знали, как предотвратить и остановить болезни. Но, несмотря на беспечность своих воинов, более всего душу Ортека, как и всего морийского люда, обуревал гнев на гарунов, покусившихся ради своего трехклятого бога, бывшего правителя, кости которого на самом деле давно сгнили на вершине возведенной в его честь горы, на веру морийского народа, его воинов, имевших право на такую же жизнь в далекой стране, как и прочие граждане, то есть в окружении видиев и бога Море. Никто из морян не сочувствовал алмирцам, нашедшим погибель в жарком пламени огня, лишь Элбет в уединенной беседе с государем призывал того к хладнокровному решению, точнее к бездействию, ибо все прочие советники при дворе жаждали поскорее обратить гарунов к истинному богу с помощью оружия, чью ярость покоренные алмирцы еще не должны были забыть.
- Ваше Величество, - в комнату вошел граф ла Ронэт, держа в руках перед собой раскрытую грамоту, несомненно содержавшую новые сообщения, и Ортек состроил кислую мину, предугадывая скверный характер новостей, - по-моему, вскоре вас ожидает очень приятное путешествие! - Голос колдуна был на удивление бодрым и веселым, что со стариком случалось крайне редко.
- Неужели я вырвусь из плена этих посланий?! - мрачно ответил Ортензий, все еще подозрительно взирая на бумагу, которую удерживал граф.
- Смею вам напомнить, что несколько лет я сам разгребал все эти листы. Потому как, несмотря на то, что при дворе живут десятки писцов, есть вещи, о которых следует знать и читать лишь государю, - он слегка склонил голову, делая другу явный намек на секретность многих посланий, что попадали в их руки. - Однако эта приятная весть уже облетает всю страну! Через десять дней в Ильме спустят на воды двухпалубный галион, который прибудет в столицу государства и примет на свой высокий борт всех желающих совершить первое путешествие вдоль берегов Мории. А вскоре подобные корабли смогут развить и укрепить морскую торговлю между державами в Южном море, не говоря уже о том, что никто не посмеет на него напасть!
Ортек искренне улыбнулся. Это было долгожданное завершение его замыслов - морийский флот нужно было обновить и сделать непробиваемым для рифов, непогоды, а также абордажных крюков. Но еще ни разу не качалось на волнах Моря такое судно, что не прибрал бы в свои просторы бог - давно шутил граф Вин де Терро, хотя государь, несмотря на это, верил, что опытным мастерам удастся сотворить гиганта, способного покорить водные просторы.
- Действительно ты порадовал меня этими речами, Элбет, - глаза молодого колдуна уже загорелись мечтами о прибытии галиона к Береговой Башне, с палубы которого он бросит вызов черноморцам, призывая их к единению с морийским народом. Но рассудок пока еще мог отметать мечтательные видения прочь. Земли по ту сторону Королинского пролива нередко забывали, что управлялись государем, а не главой провинции или избранным правителем в своей стране, так отчего он, по-прежнему, рвался в давно покинутые края в то время как в собственном хлеву хватало скотины и мусора, который следовало прибрать?! - А есть ли известия от Мориса?
- Командор Росси на днях возвращается в Алмааг, чтобы предстать перед Вашим Величеством. Его супруга и младенец остаются в Государине, а он сам не мог не откликнуться на ваш зов.
- Я не стал бы тревожить его в такой момент по пустякам, - ответил Ортек, тяжело вздыхая от того, что вскоре должен будет отправиться на омовение второго сына Мориса. Он недолюбливал подобные церемонии. Малые дети в последнее время не доставляли государю радости и умиления. Он уже представлял как быстро и незаметно они превратятся во взрослых мужей и жен, подарив при этом своим родителям слезы переживаний, счастья и гордости. Но этого было не испытать колдуну, поэтому с недавних пор Ортек смотрел на десятилетних отроков, вступавших в подготовительные отряды гвардейцев, лишь как на будущих солдат, которые очень быстро отслужат время, состарятся и уйдут навсегда. - Я люблю Мориса как брата, и только ему я доверю вести переговоры с черноморцами. Морис и принц ла Фонти смогут оказать достойный прием послам, что вскоре причалят к нашим берегам. А я, государь морийский, встречусь с ними, лишь когда точно изведаю их намерения.
- Вы слишком предупредительны, государь, - лукаво поморщился старик. - Черноморское судно уже встало в Бастаре. Через неделю они увидят скалы Алмаага. Черноморцы уже узнали гостеприимство морийцев, ведь их привечали и в Мидгаре, и в Эллине. Однако окончательное решение о том принимать ли во дворце людей, которые будут говорить от лица Веллинга, предавшего собственную мать, только за Вами.
Ортек задумался над словами колдуна, а тот терпеливо выжидал паузу, ведь графу было что добавить к сегодняшнему визиту. Государь вспоминал встречу с Кассандром в песках Э-Мира, после которой подвергся нападению отряд его воинов. Царевич был коварен и изворотлив как змея. А если рядом с ним все еще находился Сарпион, колдун, то язык Веллинга был полон жгучего яда. Но правителя не всегда одобряет народ, и не всегда он его заслуживает - ведь даже мерзавец и предатель иногда преследует благие цели, пусть идет к ним грязными путями. Ортек нередко предвкушал, что долгожданные вести из Черноморья о смене власти и свержении царя самим народом с помощью магов, которые нынче попали в опалу, достигнут Морию ранее, чем снаряженное Веллингом посольство. Корабль черноморцев двигался в столицу Алмаага, как казалось, с огромной неохотой, в каждом порту желая повернуть назад, борясь с невидимым течением, которое как будто бы отбрасывало его прочь от берегов, живших по законам единого бога. А может это было всего лишь личное ощущение государя, нетерпение от слишком долгого путешествия черноморских послов по Южному и Великому морям, ведь на самом деле он ожидал от своих сородичей многих слов, но до сих пор не знал, что им ответить.
- И еще, Ваше Величество, я получил сообщение от Молоха из Деревни, - вновь заговорил Элбет, отрывая государя от глубоких размышлений. - Неожиданно в северные леса прибыл граф де Терро, ваш воспитанник и приемный сын, точнее будущий наследник. Или может быть ваше решение в последнее время переменилось? Ланс де Терро приехал к своему дядюшке Дугласу. Но самое главное, по подозрениям Молоха, этот юноша, выросший на моих глазах, обрел колдовские чары! Ему следует немедленно возвратиться в Алмааг...
- Он стал колдуном? - переспросил государь недоверчивым тоном. - Это немыслимо... Конечно, он должен поскорее приехать во вдорец! А как же Марго?! - Ортек выказал вслух свое недоумение по поводу местонахождения Ланса и ведьмочки, ведь вряд ли первый бы покинул её, а сама царица никогда бы не отказалась от навязчивой идеи поквитаться с Сарпионом, что отнял у неё власть. Неужели книга колдунов уже уничтожена, а следовательно за спиной Кассандра не осталось никого кроме разношерстных войск, гадал Ортек...
- Вы имеете в виду ту девушку-колдунью, с которой случай вас вновь свел в южных землях?
- Это был не случай, Элбет. Это была встреча двух правителей.
- Не спорю, Ваше Величество. Случайностью можно назвать ваше разрешение, данное ей, на возвращение в черноморское царство. Видимо, сам Гисс и Нопсидон затуманили ваши мысли и глаза в те дни в Аватаре, раз вы позволили колдунье вступить на враждебные берега, где маги неминуемо воткнут ей в грудь острый кинжал, если раньше этого не сделают солдаты её сына, молодого Веллинга.
- Полно тебе, Элбет... - Ортек нахмурился.
- Ни о какой девушке, которую бы сопровождал наш капитан де Терро, не упоминается в письме. Молох лишь высказывает свои подозрения о способностях графа. Тот остановился в избе Дугласа и почти не видится с колдунами. Сегодня же я постараюсь написать ответ с просьбой отправить графа немедленно ко двору Вашего Величества. Но, думаю, убедить Ланса по силам лишь Вашему письму...
- Да, лучше будет, если я напишу ему сам, - государь потрепал ладонью густые темные волосы - совсем как мальчуган, раздумывавший над очередной озорной выходкой, а после поднял на старика решительный взгляд. - Хотя, пожалуй, я не буду так срочно призывать его к себе. Начинающий ученик для тебя очень интересен, но может быть опасен для других. Негоже будет смущать моих придворных еще одним колдуном, - он выдавил из себя смешок, - уж если Ланс действительно стал тем, кем должен был стать, то отныне он сам решит, куда увлечет его дорога жизни.
- Но ты ведь назначил его наследником, Ортензий?! Его жизнь не минует этих стен!
- Об этом знают лишь самые верные друзья. Наследник у государя должен быть всегда, но не стоит его загонять силой на трон... Тем более место пока еще несвободно! - колдуны одарили друг друга одобряющими веселыми улыбками. Давно у Ортека не было дня с приятными известиями. Но какие на самом деле плоды принесут распустившиеся цветы, судить было рано.
Приближалась ночь полной луны, когда морийцы по прежним традициям почитали Тайру, а вместе с ней Море. В Алмааге в эти торжества было принято подавать на стол похлебку из рыбы, а запивать блюдо следовало сладким красным вином, кровью Тайры. И хотя на острове не особенно любили богиню, но от вина в ночь Света никто не отказывался. К этим ежемесячным весельям, когда замирали работы на полях, в портах и мастерских, ожидали прибытия посольства от царя Кассандра. Ортензий перед встречей гостей распорядился устроить смотр своих войск, расположенных в столице. Основное ядро вооруженных солдат на всем острове составляли гвардейцы, особо приближенные к правителю военные части, которые в отличие от всех остальных дворян и наемников, обучавшихся в Лемаке, военной морийской провинции, проходили подготовку и несли службу около своего государя.
С раннего утра перед государевым дворцом царила суматоха. В серый осенний полдень молодые и пожилые зеваки, дельцы, дворяне, моряки из порта и прочий столичный люд собирался поглазеть на необычайное зрелище - парад гвардейцев государя. Воины в красно-черных куртках, служившие личными охранниками государя, и в темно-зеленых костюмах, отличавших прочих солдат острова Алмааг, выстроились в четыре шеренги поперек площади прямо напротив белого фонтана вблизи волшебного чана, главной достопримечательности столицы. Перед ними строгой поступью шагали командиры, волнительно осматривая в последний раз внешний вид своих подопечных, а вскоре среди рядов вооруженных мужчин появился коротко стриженный молодой человек, облаченный в простой наряд дворянина. На его плечах красовались золотые погоны, на груди висела цепь с массивным орденом в оправе из красных камней. Знавшие в лицо приближенных к государю Ортензию людей купцы зашептали своим соседям в толпе любопытного народа, что этот бедный мещанин на самом деле был никем иным как одним из морийских командоров, Морисом Росси.
Строй солдат преграждал путь особо выпиравшим зрителям, желавшим поближе увидеть государя, когда тот выедет на площадь для осмотра войск. Меж стражей стояли барабанщики, которые застучали в один ритм, едва лучи блеклого солнца упали на головы жителей Алмаага под прямым углом. Однако главным сигналом для заглушавшего вой толпы боя барабанов послужил государь. Он тронулся на вороном статном жеребце от распахнутых ворот дворца к центру площади, туда, где возвышалась огромная чаша братьев Орфилона. Следом за государем верхом на своих лошадях выступали два всадника - командор и худощавый узколицый мужчина, чье лицо украшали пышные свисавшие на губы усы. Клазон Доге являлся начальником гвардейцев. Он занимал этот пост уже десятый год, будучи крайне молодым при принятии на себя столь важных и ответственных обязанностей. Но в мастерстве и преданности этого человека государю ни у кого не возникало сомнений. В народе ходили слухи, что Клазон, младший сын графа ла Доге, отказался от дворянского титула, после чего отправился на службу в Лемак, откуда вновь вернулся в родной Алмааг и поступил в ряды гвардейцев. Однажды он защитил своей грудью государя от коварного удара ножом убийцы, что пробрался во дворец и задумал совершить покушение на правителя Мории. Клазон остался в живых, а вскоре был удостоен такой величайшей милости от Ортензия I как охрана жизни государя, с чем он успешно справлялся все эти годы.
Ортек довольным взором осматривал стройные ряды своих гвардейцев. Он видел, что их ясные лица и горящие глаза устремлены в сторону правителя, и гордость за доверие и любовь, что испытывали к нему его воины, преисполнила сердце. Колдун сидел в седле с такой же строгостью и сдержаностью, как вытянулся каждый его солдат, ныне представший перед толпой, своими начальниками, а также видиями, которые провожали Ортека от здания дворца до выезда на центральную площадь. Лишь поровнявшись с фонтаном Победителем, он бросил беглые взгляды через плечо, желая удостовериться, что ненамного опередил своих спутников, которые совместно с государем нынче должны были оценить вид и подготовку алмаагских воинов к приему черноморских послов, хотя те прибывали совершенно с мирными заявлениями, а иначе они бы даже не осмелились сунуться на далекий остров среди скал. Морис и Клазон также натянули поводья своих скакунов, чтобы соблюсти почетную дистанцию от государя.
Барабаны еще громче застучали по всей окружности площади, и колдун медленным шагом направил коня к стройным рядам гвардейцев. Ему надлежало четыре раза проехать из одного края строя к другому, осматривая при этом алмаагских солдат. Если он хотел кого-то выделить из шеренги, то, соблюдая традиции, указывал на воина своим мечом, в случае недовольства - следовало наставить на провинившегося недотепу палец или ладонь. Обычно на парадах Ортек отмечал тех гвардейцев, что служили в его личной охране, нередко он награждал всего лишь за уверенный взгляд, твердую стойку и непроницаемое лицо, которое в то же время не отталкивало прочь взора. Порицание во время ежегодных смотров также получали многие солдаты, и в первую очередь государю были не угодны грязный неопрятный расхлебанный вид и запах вина.
Как только тройка всадников приблизилась к рядам солдат, площадь затопили громовые крики: "Да здравствует государь морийских земель!". Ортек начал осмотр с правового края, и при первых же шагах, сделанных его жеребцом в конец строя солдат, раздались четыре приветствия, бойко оглашенные каждым из рядов. Барабаны замолчали, и в тишине государь вглядывался в фигуры и лица гвардейцев, каждый из которых держал руки плотно прижатыми к телу, а при приближении государя ладонь опускалась на эфес меча, вложенного в блестящие ножны. Колдун прошел весь ряд и развернул коня. Вновь прогремели приветственные кличи, только теперь лишь три раза. Первая шеренга опустилась на одно колено и преклонила головы. Теперь взору правителя предстали солдаты из второго ряда.
Он был доволен. Гвардейцы держались, как и подобало выступать перед своим командиром настоящим воинам, не сутулясь и не опуская живого взора. Многих из красно-черных он знал поименно, поэтому подбадривал их доброй усмешкой. Ортек прошел до половины строя второго круга, как вдруг его тело дрогнуло в седле. Жеребец внезапно громко захрапел, заржал, вставая на дыбы. Черноморец быстро и умело натянул поводья, сжимая бедра животного крепкими ногами. Однако седло из-за слабой подпруги начало сползать с вертикальной спины непослушного животного. Конь упал копытами на землю, а затем вновь поднялся в воздух, норовя сбросить седока. Ортек не сомневался, что самостоятельно справится с норовом жеребца, который до этого был послушнее ягненка, но сбоку он уже заметил обеспокоенный взгляд Мориса. Тот попробовал одернуть животное за ухо. Очередное поднятие на задние ноги завершилось тем, что лошадь странным образом провернулась в воздухе и повалилась ниц. Командор и глава гвардейцев отпрянули назад, а государь вовремя выскочил из седла, даже не теряя равновесия в ногах. Он бросил недоуменный взгляд на своего жеребца, а после осмотрелся вокруг. Со всех сторон раздавались испуганные крики, а от ворот к ним уже бежала пара слуг. Лишь гвардейцы продолжали сохранять спокойствие, чем вновь подняли его дух.
- Я продолжу осмотр пешим, - кивнул он в сторону Мориса. В конце концов, испуг или нездоровое поведение лошади можно было объяснить многими причинами, но над этим предстояло подумать после завершения нынешнего парада. Хотя Ортек был колдуном уже более двадцати лет, вокруг него нередко случались странные происшествия, а неповиновение жеребца был скорее неприятным, чем непонятным.
Морис тут же спешился и последовал за государем, не желая ступать верхом, когда тот шел по земле. Клазон помог подоспевшим слугам забрать лошадей с площади и также остался на земле. Ортек терпеливо выжидал, когда закончатся старания трех молодых прислужников поднять его вороного на ноги. Когда им это все-таки удалось, и жеребец захромал прочь, уводимый за узды, государь продолжил смотр.
Взглянув в лицо одного из юношей, он приметил его сходство с Лансом. В голове вновь завертелись мысли об известиях, принесенных накануне советником. Государь двинулся дальше вдоль опустившихся на колени солдат, с жалостью вспоминая вид истертых мундиров, заросшие бородами, но закаленные испытаниями лица морийских солдат, отстаивавших интересы своей страны у берегов Алдана, на рубеже с Черноморьем. Но вскоре в Ал-Мира, Межгорье и Аватар отправятся новые корабли с юными отважными сердцами и сильными ударом воинами, которые послужат во славу Мории своей доблестью. Эти планы было необходимо воплотить в жизнь, ведь победа на поле брани еще не означала сохранение этого положения после того, как стороны заключали мир. Силу и превосходство всегда подтверждали более весомыми аргументами, чем рассказы о величии и всемогуществе бога Море, а также государя-чародея.
Он окинул задумчивым взглядом с десяток лиц, даже не запомнив их выражения, поскорее бы закончить этот процесс. Но Ортек нахмурился, останавливаясь перед гвардейцем, который нервно пытался застегнуть верхние пуговицы своей куртки цвета грязной травы. Он уже хотел вытянуть вперед руку с осуждающим жестом, как глаза неловкого солдата впились в государя, и колдун замер от пронзившего его холодного негодовавшего взора. Он сделал следующий шаг, все еще испытывая желание покарать наглеца, но рука так и не поднялась в воздух, а перед глазами уже предстало новое чистое и преданное лицо. Он не обращал внимания на тех, кто смиренно преклонили головы прямо перед ним, поэтому даже не заметил, кто именно из нижнего ряда прыгнул как затаившийся зверь, атакующий свою жертву из засады. Ортек схватил нападавшего за плечи, но в ту же минуту его взор пронзила вспышка света. Из горла не вырвалось даже стона, однако силы с быстротой мысли покидали тело. Он сполз по рукам своего убийцы на землю, прижимая ладонь к груди, из которой торчала толстая рукоятка кинжала. Когда белая пелена совсем застелила взор, а в ушах более не стучало собственное сердце, не звенел лязг обнажаемых из ножен мечей, государь Ортензий I навечно покинул земные владения...
***
Высокие стрельчатые окна пропускали в огромный зал солнечные лучи, но в период длинных ночей здесь царила колдовская атмосфера из бледного мерцания огней и приятного теплого ветерка. Все пространство занимали глиняные горшки и отгороженные земляные насыпи, из которых прорастали побеги небывалых размеров и видов. Элбет ла Ронэт озабоченно склонился над кустом розы, красные бутоны на котором поникли, и их лепестки опали на холодный пол. В палисаднике колдун проводил утренние часы, в течение которых в тишине и безмятежности раздумывал над государственными делами, при этом ухаживая за растениями, которые под воздействием чар радовали глаз круглый год.
За дверью раздался топот спешивших по коридору ног. Колдун нахмурил высокий старческий лоб. В собственные покои граф допускал вторжения лишь в крайних случаях. Хотя в подобные важные моменты он считал, что спешка недопустима, лишнее беспокойство поколебало бы внутреннюю гармонию чародея, которую он обретал среди своих растений, а в рассерженном состоянии колдун мог только усугубить ситуацию, поэтому строго наказал своим помощникам не появляться в этих покоях. Он отошел от поникших роз и двинулся к выходу. На его лице отразилось подлинное удивление при столкновении с личным слугой, от которого Элбет никак не ожидал возмутительного нарушения своего ежедневного недолгого ритуала по созерцанию красоты в полнейшей тишине.
- Его Величество... государь... наш государь... - пролепетал юнец, приходившийся племянником Ристо, верному другу колдуна, который скончался два года назад. - Его Величество убили.
Элбет, едва расслышав бормотания мальчонки, изменился в лице, а после приподнял полы мантии государственного советника, которую он почти никогда не снимал с плеч, и быстрым шагом направился прочь по галерее к жилым комнатам.
- От кого ты получил известия? - на ходу спрашивал он слугу, семенившего рядом. - Где сейчас государь? Да отвечай скорей!
- В вашу библиотеку пожаловал один из гвардейцев и передал слова самого командора Мориса... Я тут же побежал в каменный цветник, господин... Я не хотел вас беспокоить, но...
Старик лишь удручающе покачал головой. Этот послушник не годился на тот ответственный пост, что для него завещал родственник. До расторопности и прозорливости Ристо ему было далеко. Ежели пока что передали непонятные слова, да к тому же всего один из солдат, это могло означать всего лишь недобрую шутку над колдуном, хотя тот, кто осмелился на подобную дерзость, совершает её в первый и последний раз. Неужели во время смотра войск на площади действительно произошли неприятности?! Элбет допускал любые недоразумения, но в гибель Ортензия поверить не мог. Государь был колдуном, и смерть не приходила за теми, кто не верил в богов, ибо сам являлся одним из них. Даже если произошло очередное покушение, молодой по развитию организм государя сможет пережить многое, что не по силам обычному человеку. Однако, несмотря на светлые мысли, промчавшиеся в голове, чародей ускорил шаг, выбираясь на морозный воздух пасмурного дня. Он спешил к зданию дворца, что нынче было украшено поднятыми флагами и гербами, он обязан был оказать помощь и поддержку другу, воспитаннику и государю. В целительстве Элбет был опытен и силен, он спасал от эпидемий целые деревни в Мории, он не допустит смерти единственного человека, который возглавлял государство долгие годы и привел его к настоящей славе и процветанию.
Всех охватила суматоха. Ступени у входа во дворец заполонили дворяне, а также солдаты, которые с обнаженными мечами отодвигали всех стремившихся попасть вовнутрь. На Элбета обратились беспокойные и в тоже время обнадеженные взоры сотен глаз. Графы и принцы, видии, рустанадские купцы, приглашенные на торжество нынешнего дня, лемакские капитаны, менестрели, поэты... люди разного положения и интересов собрались в гнетущем ожидании. Перед колдуном двери вмиг распахнулись, и один из гвардейцев, сохранявший остатки дисциплины, повел старика прямиком в покои Ортека.
- Командор просил вас немедленно пройти к постели государя. Его тело перенесли в опочивальню. Вы ведь сможете ему помочь? - казалось, в глазах мелькнули слезы, что заставило Элбета еще сильнее нахмуриться. Очевидно, что в такие минуты даже у гвардейцев остались лишь крупицы рассудительности, решил он, уверенно проходя в комнаты, занимаемые государем.
В гостиной он заметил дворцового лекаря и двух принцев, приходившимися родственниками государю Дарвину II, а следовательно и нынешнему правителю. Девушки-служанки бегом пересекали комнаты с зажженными лампами, кипами простыней и дымящимися чашками с резким ароматом. Элбет даже позабыл о приветственном кивке и, остановившись у закрытых дверей в спальню, резко дернул за ручку, которая оказалась заперта.
- Командор только что прогнал всех прочь, - сурово заметил л"Уль. Его хрупкому сложению противостоял очень низкий боевой глас, голова начала седеть, но глаза всегда ярко сверкали, как и живой ум, за который Ортензий приблизил к себе этого троюродного дядюшку, поручив ему ведение дел по мореходному строительству.
Элбет вновь потянул за позолоченную ручку, задвижка чуть слышно скрипнула по ту сторону двери, и чародей молча вступил в темное помещение. Он готов был взывать ко всему и всякому, лишь бы Ортензию были подарены минуты на борьбу за жизнь. Колдун хотел не опоздать, а желания колдунов всегда сбывались. Но над каждым нависает порой непреодолимый рок, а может всего лишь случай, дающий шанс исполниться замыслам других.
Просторная комната была погружена в полумглу, лишь блики разожженного камина бегали по украшенным картинами и гобеленами стенам. У изголовья широкой кровати, преклонившись на мягком ковре, устилавшем пол, граф увидел Мориса Росси, командора Мории, под чьим руководством находились агмаагские войска всех трех рангов. Его коротко подстриженные темные волосы различались на белых простынях, в которые была зарыта голова. Однако, услышав позади себя скрип отворяемой двери и громкие шаги, мужчина резко приподнялся. Мориса осветило тусклое облако, которое колдун зажег под потолком. Командор был все еще молод и в расцвете сил, однако увидев следы переживаемых страданий можно было удивиться, как быстро их печать отразилась на привлекательном лице, которое теперь стало бледной маской.
- Элбет, я послал за тобой так давно, что, кажется, за это время минули годы, - уныло произнес он. - Боюсь, что уже ничего не поможет.
- Не прошло еще и часа после полудня. И сюда я спешил, как мог. Ортензий выживет, - старик приблизился к кровати, занимая место Мориса, который послушно отодвинулся прочь на пару шагов.
Тело государя было аккуратно возложено на чистое белье. Его кожа еще привлекала живым алым цветом, лишь глаза немигающе смотрели вверх. Руки были сцеплены на груди, где одежду залили пятна багровой подсохшей крови. Элбет взял в ладонь холодные пальцы государя, другой рукой притронулся к его груди, желая различить хотя бы слабое биение сердца, а также поскорее затянуть рану от удара, что поразил свою цель стремительно и метко. Колдун замер. Чары накладывались незаметно для других людей, да и сами колдуны не ощущали их возникновения - был виден лишь результат воздействия, лишь исполненная собственная воля.
- Он не дышит, он уже мертв, - не веря произнесенным словам, сказал советник. - Я не могу ничего изменить. Почему все случилось так быстро?
- Государь умер, - отрешенным голосом повторил Морис. - Он ушел от нас навсегда.
Элбет проследил за неподвижным взглядом командора, и чуть было не поддался его апатии и леденящему спокойствию. Вместо этого он еще раз обратился к остывшему юному телу морийского государя. Впрочем, осознание своей беспомощности пришло очень скоро. Он приложил ладонь к черным глазам Ортека, но веки бывшего черноморского царевича так и не сомкнулись.
- Что случилось, Морис? - громко и требовательно спросил граф ла Ронэт, призывая своим гневным тоном к немедленному ответу.
Тот вздрогнул. Ясный взор вернулся его глазам, и глава морийских войск поведал о случившемся во время парада на площади. Он говорил четко, не затягивая с описаниями волнений среди толпы, что начались сразу же, как государь пошатнулся и опал на землю после нападения убийцы. Морис не забыл упомянуть странный, по его мнению, случай с норовом жеребца государя, который до этого всегда был покорным желаниям своих наездников.
- Покушение совершил один из темно-зеленых, - это было обозначение гвардейцев, проходивших службу в иных городах Алмаага. - Предателя тут же поразил мечом другой солдат. Однако кинжал в руке нападавшего вошел глубоко в грудь государя, и когда я подхватил его тело на руки, то уже увидел потухший взор на его лице. Я был совсем рядом, но не успел ничего предпринять.
- Я должен осмотреть этот кинжал, а также допросить всех свидетелей убийства, - ответил Элбет, внимательно выслушав Росси.
- Клазон собрал людей для того, чтобы не позволить никому из виновных - ведь у убийцы могли быть сообщники - избежать возмездия. Однако от самого злодея мы теперь никогда не узнаем, что подвигло его на клятвопреступление, после которого его душа отправилась в огненные глубины Теи!
- Черная пелена застелет небо в дни гибели морийского государя. Печаль и скорбь пронзит сердца всего народа, когда он поймет величину понесенной потери, - назидательно ответствовал Элбет. Боль и злость от того, что ничего нельзя было изменить и вернуть назад, затопили слова графа. Он уже предполагал, что разоблачить тех, кто стоял за подставными фигурами наемников, в открытую осмелившихся напасть на правителя и отдавших при этом собственную жизнь, будет крайне сложно. Ортензий I снискал любовь своих подданных, но еще большую ненависть врагов, которых он лишал силы и власти, а после милосердно записывал в число новых союзников. Государь всегда смотрел вперед, замыслы его были поистине велики, и горькое сожаление отравляло душу с осознанием того, что больше эти предприятия никто не сможет воплотить в реальность.
- Граф Элбет, вы управляли городом и страной в период отсутствия нашего государя. Нынче вам лишь позволено сообщить всем об его кончине. Государь морийский умер. Но кого приветствовать на его троне взамен? - спросил Морис, сохраняя холодный вид воина, готового к любому исходу, который встретит нежданную победу или полное поражение с неизменным бесстрашием, лишь мысленно взывая к богам.
- Государь Ортензий предусмотрел многое в течение своего правления. Он оставил Мории достойного наследника, точнее он закрепил власть над землями за своим новым ставленником, чье имя мы узнаем из его бумаг. С уходом государя его тело следует передать видориям для совершения всех необходимых ритуалов и сожжения на берегах Малой Мории. Сразу после этого я, как глава города и острова, соберу совет, чтобы все возрадовались новому государю морийскому, - голос колдуна звучал тихо и печально. Трудно было поверить, что вскоре этот дворец вновь наполнится радостью и весельем.
Гонцы и послания были разосланы во все части государства. Три дня над столицей раздавался глухой размеренный бой барабанов, а затем омытое слезами народа и священными водами видиев тело государя Ортензия было препровождено скорбной процессией на небольшой парусник, чью палубу окружали зажженные факелы, должные все дни плавания освещать дорогу погибшему. Судно взяло курс на Морий, главный город маломорийской провинции, где глава видориев Морий Белый XXXI согласно традициям соорудил бы погребальный костер для государя. В этот день огромные барабаны, расположенные на крышах зданий, окружавших дворцовую площадь, наконец, замолкли, а небо, едва судно скрылось за горизонтом, потемнело, как будто сумерки пришли на остров намного раньше положенного срока, и на удивление всех мудрецов, нашедших пристанище при дворе морийских государей, на землю полил тихий ливень вместо ожидаемых хлопьев белого снега.
Элбет не покинул город, тогда как многие моряне посчитали долгом отправиться следом за траурной ладьей в Малую Морию на торжественное сожжение. Из высших чинов государства в последний путь Ортензия I сопровождал Морис. Клазон Доге не покидал городские темницы, где велись строгие допросы каждого гвардейца, стоявшего в день гибели государя на площади, а граф ла Ронэт подписывал необходимые распоряжения, отправлял послания тем, кого необходимо было обязательно в скором времени принять в Алмааге, а также не пропускал известий о ходе расследования совершенного убийства. Как удалось выяснить, гвардейца, поднявшего руку на государя и пронзившего его сердце кинжалом, звали Панн Геез. Ему было около двадцати лет, и проходил он родом из Ксадра, порта на севере острова. Все алммагцы называли себя морянами, то есть потомками Орфилона, тогда как на материке морянами зачастую считались лишь богатые дворяне-землевладельцы. Но островные моряне в основной массе занимались тем же земледелием, ремеслами, зодчеством, что выпало на долю южан еще в далекие времена покорения их морийскими вождями. Так и юный Панн был рожден в бедной семье ткачихи и сапожника, что тем не менее не препятствовало ему вступить в ряды наемных охранников самого государя, чтобы исполнить клятвы верности и смелости, приносившиеся каждым при получении длинного меча гвардейца. Однако все эти сведения, которые поведали те, кто знал убийцу, заколотого на месте преступления, не проливали даже искорки света на мотивы совершенного деяния. Были осмотрены вещи преступника, допрошены его знакомые и люди, с которыми он общался в последние дни. Гвардеец оказался весьма шустрым малым, любившим посидеть в портовых кабаках, а также домах искусства, в одном из которых не столь давно за десяток золотых заказал мастеру слова сочинить прекрасную поэму, посвященную милой любовнице. Монеты у наемника водились, но каждый гвардеец на получаемое жалование мог позволить себе подобные забавы.
Ищейки, прибывшие из Лемаха, а также люди Клазона искали всех лиц, которые могли быть причастны к гибели государя. Они описывали доходы и траты Гееза, расспрашивали об его пристрастиях и суждениях о государственных делах, выясняли связи убийцы с тонскими купцами, ибо, как оказалось, кинжал, которым был нанесен смертельный удар, выковали в кузнице на берегу Агра, чью марку можно было легко разглядеть на рукоятке. В народе же о том, кто и почему убил государя Ортензия, Разителя, заговорили, как только его остывавшее тело перенесли во дворец, и эта загадка не переставала мучить умы дворян да простых босяков еще многие годы. Одни возмущались, что Геез оказался обычным ревнивцем, которому страсть к тайной девушке, любившей государя, замутила рассудок и подвигла на предательство. Более осмотрительные искатели причин постигшей страну трагедии не сомневались, что за действиями гвардейца стояла личная выгода. Посулы несметного богатства бедняку могли предложить те, кто не желал платить в казну золото, заработанное смертями морийских солдат на поле брани - гаруны, черноморцы, не исключая даже релийцев и далийцев, которые не раз желали избавиться от государя, чей гнев обрушивался на их земли. По другим слухам, к гибели Ортензия приложили руку сами колдуны или же маги, ведь только им было по силам охмурить голову человека, толкнуть его на необдуманные поступки - лишь безумец или желавший собственной смерти мог осмелиться напасть на государя, зная, что за это неминуемо сгорит в жаре пламени как на земле, так и после казни в её недрах. Очевидцы того печального парада не уставали до седых лет рассказывать своим потомкам о том, как внезапно взбесилась лошадь государя, словно предчувствуя беду, а может под воздействием невидимых чар недругов колдуна. И хотя окровавленный труп убийцы Ортензия I после прощания с государем кинули на растерзание своре собак под яростный крик собравшейся для зрелища толпы, каждый мориец был убежден, что за покушением скрывались еще многие имена, но их так никогда не огласили народу. Тайна гибели Ортензия перекрыла многие его деяния в памяти граждан Мории. Будучи нераскрытой, она так и не привела более ни одного виновника на эшафот, хотя многие невинные не пережили пыток в сырых подвалах. Но морийцы верили, что Море воздало каждому по заслугам...
Погруженный в тишину великий город Алмааг, омытый струями дождя, что разнес все дороги на юге острова, ждал нового правителя. Горожане перешептывались между собой, встречаясь на главной площади, бросая при этом любопытные взгляды в сторону дворца, где решалась судьба их страны. У государя Ортензия не было потомков, не осталось ни одного прямого наследника и от Дарвина II, деда Ортензия. За годы своей власти выходец из Черноморья жестоко расправился с возможными претендентами на престол, и нынче линия, восходившая к Морию I, прервалась. Алмаагцы ежедневно расспрашивали друг друга о прибывших в порт судах, беспокоясь как бы в столицу так некстати не пожаловали черноморские послы, отныне имевшие право предъявить свои претензии на престол от имени племянника Ортензия, Веллинга Кассандра, но с еще большим недовольством они встретили корабли из Релии и Далии с представителями дворянских советов, которые несомненно собирались внести собственную лепту в дело избрания нового государя, хотя никогда прежде южных морян не допускали в тайные государственные дела. Народ в нетерпении ожидал имени нового вождя. В кругах знатных господ поговаривали, что наследника трона назначил сам убиенный государь. Получая известия от дворцовых осведомителей, они тут же заключали скорые союзы, в которых обязывались поддержать того или иного возможного кандидата, а также извлекали из своих сокровищниц набитые кошельки звонких монет, чтобы немедленно начать сбор добровольцев под водруженные над мятежными землями стяги, призывавшие к борьбе. Однако, к открытым действиям не перешел никто, покуда граф ла Ронэт, принявший на себя бразды правления государством, сохранял свои тайны, лишь разослав во все морийские пределы легатов с сообщениями, что новый государь омоется водами видориев в грядущие празднества почитания Моря, в самую длинную ночь, когда в Алмааг съедутся все правители свободных провинций Мории.
Между тем имя будущего государя было объявлено узкому кругу людей на совете, собранном Элбетом сразу же после прощания города с прежним владыкой. В темной комнате толстые бархатные шторы занавешивали оконные пролеты, обстановку украшали лишь тринадцать резных стульев и длинный овальный стол, во главе которого всегда восседал государь. Здесь собрались те, кто зачастую и прежде участвовали в советах Мории, хотя нынче место во главе стола было пустым. Граф Элбет стоял возле каминной полки, перебирая многочисленные бумаги, лишь кивком головы приветствуя людей, получивших от него записки о встрече. Рядом с ним находился невысокий мужчина, в строгой черной форме, что носили писцы и книгохранители в Алмааге. Грен был личным помощником Ортензия, чью переписку он вел последние годы. Свои места за столом занимали люди, имевшие право вхождения в круг советников по происхождению своих громких имен, а также те, кто за верные годы службы доказали своей стране преданность, опыт и прозорливый ум. Видорий Олий смиренно присел на крайнее место, где он всегда располагался при живом государе, по правую руку от него. Принц л'Уль, принц ла Жиль, принц ла Фонти - уже немолодые дворяне, которые не один год отстаивали интересы алмаагцев, почти в ряд выстроились около своих сидений по другую сторону от служителя моря. Клазон Доге перешептывался в дальнем конце стола с лемакским капитаном третьего ранга, прибывшим лишь несколько часов назад от Первого Судьи, председательствующего в Каро. Свои места заняли хранитель казны, содержатель дворца, а также защитник интересов, как именовали в Алмааге человека, который за золото оказывал каждому желающему доверительные услуги. Клод Шинье за десятилетия работы в области наследований и передачи прав владения сумел сохранить чистую безупречную репутацию, его слову доверяли как простолюдины, так и богатые вельможи. В комнате собрались люди, под чьим началом в Алмааге находилась большая часть войск, а также им принадлежали основные земли на острове: три принца владели всем озерным краем, и только государь считался еще богаче их. Лишь один из присутствовавших на совете был здесь впервые, и поэтому даже не пытался избегать подозрительных взглядов, которые другие бросали в сторону чужака, и надменно ухмылялся в ответ. Граф д'Орхе прибыл из Крианы, нынешней столицы Релии, чтобы наконец заверить государя в ликовании и радости южных лесистых земель по поводу возвращения того из победного похода. Хотя Элбет подозревал, что главной причиной визита релийца в Алмааг были предстоявшие переговоры с черноморцами, о которых дворяне с материка желали получить известия из первых рук, а после выказать свою точку зрения по этим отношениям. Но вместо бала и пира граф д'Орхе попал на заупокойные барабаны, что однако по его мнению и решительному виду нисколько не изменило стремлений заявить собственное слово в такой важный для всего государства момент. То, что избрание и возведение на престол нового государя являлось делом только Алмаага, нисколько не смутило сероглазого графа, который, прожив половину столетия, все еще производил вид румяного молодца, охотника до вина и развлечений, хотя на самом деле являлся намного более сдержанным в поступках, но честолюбивым в замыслах. Пионне д"Орхе потребовал своего участия в совете, ибо по его словам он имел право защищать интересы на престол своего дальнего родственника, которого государь Ортензий всегда ценил за сына. После такого намека Элбет не мог ему отказать, действительно полагая, что отныне Алмааг и Релия свяжутся крепкими родственными узами между собой.
- Уважаемые друзья, я собрал вас всех, чтобы совместно узнать последние замыслы государя Ортензия, а именно его волю относительно того, кого нам следует возвести на престол Мории и Алмаага и поддержать на нем вопреки всем недругам государства и нарушителям его законов, - Элбет повел речь торжественно и прямолинейно. Он так и не присел на резной стул, заняв вертикальную позицию возле места бывшего правителя. - Мне известно, что Ортензий несколько лет назад оставил завещание, в котором изъявлял волю по поводу своего наследника.
Его взгляд метнулся в сторону Клода Шинье, выступавшего здесь как доверительное лицо. Алмаагец поднялся и, прочистив горло, немного сутулясь и заикаясь, перешел к сути дела. Он держал в руках свернутую грамоту, на сургуче которой виднелась государева печать, а другой придавливал к столу прочие бумаги, исписанные аккуратным почерком.
- Его Величество Ортензий I передал мне в шестнадцатую неделю 571 года этот свиток, и мы обоюдно подписали договоренность, согласно которой я обязался вскрыть послание в случае невозможности дальнейшего занятия им морийского престола и управления страной. Нынче этот горестный для всех нас момент наступил. Так что позволите мне? - он вновь прокашлялся и дрожащими пальцами ухватился за запечатанный документ Ортензия. Едва лист распрямился перед его глазами, Шинье начал читать срывавшимся на хрип голосом: - Согласно закону морийскому о наследовании прав на имущество, а также иные права, я, Ортензий I, государь морийских земель, признаю графа Ланса де Терро, сына Оквинде де Терро и Лиссы Ризы Росси, своим приемным сыном, что дает ему все необходимые права наследования как государевых земель, так и власти над подданными народами, что требует соблюдения им клятв данных мной перед лицом самого бога Моря.
- Ура! Ура! - закричал д'Орхе, нарушая покой собрания громкими хлопками, последовавшими за восторженными возгласами. - Я всегда любил и ценил нашего государя за его предусмотрительность и расчетливый ум. Я не сомневался, что государь не объявит иного наследника, чем юный граф Ланс. - Многие присутствовавшие сдержанно взглянули на релийца. Воля государя не стала ни для кого сюрпризом, и, озвученная вслух, она окончательно развеяла волнения последних дней, чем действительно могла бы вызвать улыбки на лицах и радостные взоры. Но мужчины сохраняли озабоченный строгий вид, так и не поддержав веселья релийского дворянина, который будучи отцом супруги Рионде де Терро, брата Оквинде и соответственно дяди Ланса, уже предвкушал, как закрепится при дворе, чтобы оказать влияние на молодого государя. Элбет лишь усмехнулся этим размышлениям, ибо представил, как изменится лицо графа, когда он поймет, что новый государь не так прост, как мог казаться несколько лет назад, когда он навещал Релию. Хотя по всей очевидности даже тогда д'Орхе не успел познакомиться с племянником зятя, иначе не вздумал бы даже мыслить о собственных интересах в Алмааге.
- Безусловно, нам всем стоит возрадоваться новому государю Мории, - проговорил колдун, когда Шинье опасливо занял свое место за столом, а релийский граф приутих, осознавая несвоевременность бурных эмоций, покуда тело погибшего государя еще не предали огню. - Ланс де Терро был воспитан Ортензием, и даже лично мной, - отметил он, делая многозначительный кивок головой. - Его отец был закоренелым моряком, верным капитаном и великим адмиралом, его мать, хотя очень рано покинула бренную землю, также совершила славные подвиги во спасение жизни своих друзей, в числе которых был будущий государь Ортензий. Да омоются наши земли божественными водами при восшествии на престол нового государя. Государя морийского Ланса I! Однако, как вам известно, господа, нынче граф де Терро находится вдали от родных краев, и я считаю, что он не сможет возвратиться в Алмааг раннее, чем к зимним празднествам Моря, именно тогда вся страна и почтит нового ставленника бога Моря на острове.
- Я полностью с вами согласен, граф ла Ронэт, - произнес Клазон, приподнимаясь над столом. Он склонил голову в знак уважения к последней воле государя и продолжил: - Наследнику трона к тому же пока слишком опасно появляться в столице, где до сих пор не выяснены подробности покушения на государя. Несомненно, ему тоже грозит опасность нападения, а жизнь графа де Терро отныне дороже жизни всех гвардейцев и прочих воинов Мории, которые присягали на верность вождю.
- Ланс де Терро еще тот пройдоха, - вполголоса пробормотал себе под нос принц ла Фонти, дряхлый старикан с трясущимися руками, осунувшимся лицом, но все еще прямой фигурой. Он не расставался со своей твердой тростью, которой мог выбить спесь из любого заносчивого молодчика при дворе. - Когда этот мальчуган приезжал с отцом в мое поместье, то загнал до пены любимого скакуна, а парню тогда было не больше двенадцати. Этот или сам себе голову сломает или сломает головы своим врагам. Государь знал, кого признать своим сыном...
- Любезный Эннет, за прошедшие годы граф Ланс очень изменился, - перебил принца видорий. - Я надеюсь, он стал рассудительным и благовоспитанным, терпеливым и ответственным. Однако Море может каждое мгновение призвать любого праведника в свои просторы, и мы должны молиться, чтобы этого не произошло с принцем-наследником, поэтому не мешало бы обезопасить его возращение в великий град.
- Всех гвардейцев следует предать суду и выслать в Истару, тогда моему племяннику не будет грозить никакая стрела, ни шпага, ни кинжал! - вновь воскликнул граф д'Орхе столь быстро признавая в персоне государя близкого родича. - Но что вы ответите, мудрый Элбет, на мои опасения, что государь Ланс просто не успеет добраться до Алмаага? Ведь не исключено, что юный граф, ныне исполняющий обязанности сотника в далеких степных краях, узнает трагические новости о кончине государя спустя пару недель, а до празднеств Моря осталось не более месяца?!
Об истинном месте пребывания Ланса после путешествия по Черноморью было известно всего лишь двум людям во дворце - погибшему государю и его советнику Элбету, поэтому престарелый колдун не стал разуверять релийца в оправданном беспокойстве.
- Я могу заверить вас лишь в том, что я уже отослал для графа печальные известия, - ответил Элбет.
- Вы как всегда поступили очень верно, граф. Но смею предложить наиболее достойное решение для случая, если наследник государя все-таки задержится в пути, - д'Орхе не собирался уступать в своей настойчивости. - А это, к сожалению, может случиться, ведь лишь нашему государю были подвластны волны и ветер в пути по морю, чего отныне мы навеки лишены, кроме некоторых... - он бросил подозрительный взгляд на прямую фигуру колдуна. - Господа заседатели, предлагаю принять решение о том, что на время отсутствия государя, его обязанности, выполнение которых народ с нетерпением ожидает, должен будет исполнять регент, то есть ближайшее приближенное к государю лицо.
- Я готов сию же минуту записать и подтвердить ваши решения, судари, - важно проговорил Клод Шинье, хотя его голос все еще дрожал от волнения, находясь в столь значимый для всей морийской державы момент среди тех, кто определял её будущую судьбу.
Предложение релийского графа было поддержано, и даже Элбет нашел в нем крохи разумности - ведь назначение регента для колдуна не принесло бы особых затруднений, тем более рядом находилась достойная для этого кандидатура Мориса Росси, настоящего родственника принца-наследника Ланса, будущего государя морийского.
Каждый день граф Элбет ожидал вестей из порта. Суда, заходившие в столицу с северных вод, должны были привезти того, чью голову омоет глава видориев Морий, который покидал свои палаты лишь в таких торжественных случаях, как восшествие нового государя на престол. Однако среди многочисленных дворян и прочих морян, спешивших в столицу на зимние праздники, на пристань не сошла нога принца-наследника, и колдуну по-прежнему приходилось отрицательно кивать головой на ироничные вопросы графа д'Орхе о том, есть ли известия от его молодого родича де Терро. К тому же за неделю до самой длинной ночи в Алмааг пожаловал другой де Терро, граф Рионде. Он прибыл вместе с молодой женой, вновь носившей под грудью дитя, и тут же заявился во дворец заверить графа ла Ронэт, ставшего на время правителем острова, в своих искренних дружеских намерениях и стремлениях к процветанию всего морийского народа. Элбет не мог отказать Рину и его семье в богатых апартаментах при дворе, о которых, правда, уже успел распорядиться релийский выскочка д'Орхе, за последние дни возомнивший себя полным хозяином среди роскошных просторных залов великолепного строения алмаагских зодчих, что испокон лет занимали морийские государи. Младшего брата Оквинде де Терро Элбет увидел впервые, и хотя на внешний вид с возрастом релийский граф все более походил на своего отца и брата, его лицо было слишком добрым, а голос мягким для того, чтобы взвалить на плечи управление огромными просторами государства. Но его тесть, видимо, не сомневался, что Рионде это крайне необходимо, тем более под его надежной опекой и присмотром.
Однако вести с севера все-таки пришли, пусть и случилось это за пару дней до назначенного совета глав всех морийских стран, многие из которых уже вступили в столицу, окруженные богатой свитой или всего лишь верными помощниками. Придворные слуги суетливо носились по коридорам в заботах, а многочисленные гости, заполонившие галереи, террасы, лестницы и залы дворца, обменивались краткими, но порой очень важными фразами о предстоявшем событии в истории Мории.
На верхней площадке, прикрытой от непогоды прозрачным толстым стеклом, сооруженной не без чародейства графа ла Ронэт более сотни лет назад, располагалась голубятня, куда прилетали самые последние известия с материка от верных осведомителей алмаагца. Элбет отцепил от маленькой лапки прибывшей птицы, стучавшейся в приоткрытое окно, небольшой бумажный свиток, которому были не страшны ни дождь, ни снег, так как он был надежно защищен чарами колдунов, из чьих краев был отослан. Не задерживаясь в светлом помещении, в котором он нередко наблюдал по ночам звездное небо, советник поспешил спуститься по запутанным узким ходам каменной башни, выстроенной в форме пирамиды, в основании которой проходили ритуалы омовения и служения видиев богу Море. Оказавшись внизу, колдун прошел мимо глубоких бассейнов, заполненных чистой подогретой водой. Помещения были почти пустынны в столь ранний час, однако до слуха графа долетели голоса из-за толстой ширмы, разделявшей мужские купальни от женских. Элбет поспешил к выходу, но вскоре понял, что его догоняли быстрые легкие шаги, и старец все-таки оборотился.
- Не ожидала вас здесь встретить, граф Элбет, - раздался горловой женский голос, после чего рядом с колдуном появилась высокая женщина, наряженная в открытое платье, облегавшее стройную фигуру. Но, несмотря на прелестные формы и сверкание драгоценностей на груди и пальцах, спутницу трудно было назвать красавицей. Принцесса де Кри, Корлинская, приехала в Алмааг несколько дней назад вместо своего мужа далийского принца, отправленного для заседания в совете оклинскими дворянами. У неё было очень длинное лицо, острый вздернутый нос и тонкие губы, но зеленые глаза особо подчеркивали образ хищницы, что рождался при первом же взгляде на принцессу. - Неужели колдуны тоже молятся богам? - добавила она, слегка прищуриваясь.
- Кому как не колдунам заботиться о морийском народе, сударыня, - ответил Элбет. Они не спеша направились по заснеженной тропе из красного камня к зданию дворца. - Поэтому нам также иногда надо разговаривать с вашими богами. Очень жаль, что я только сейчас удостоен чести с вами поговорить, хотя мне уже поведали о вашем прибытии. Позвольте поинтересоваться, что стало с принцем Корлинским, вашим мужем?
- Неужели вы также недовольны тем, что ваше мужское общество разбавит женская простота и непосредственность?! - совсем некрасиво улыбнулась женщина. - Принц слег в лихорадке неделю назад, поэтому я исполняю в Алмааге его обязанности, о которых мне уже сообщил преподобный Морий. Разрешите и мне спросить вас, граф Элбет. В длинную ночь мой голос действительно будет что-то значить, или я все-таки со спокойной душой поприветствую будущего государя, которого вы, наконец, нам представите?
- О, вы уже в курсе, что ваш сосед, граф Релии, предлагает назначить регента на время отсутствия принца-наследника в столице. Но не забывайте, что это всего лишь краткосрочная инициатива, и без сомнения очень скоро законный государь вступит в свои права...
- Да, релийцы самые болтливые среди морян, - принцесса подтвердила вечную неприязнь между дворянскими родами соседних государств, но колдун полагал, что на совете эти условности вмиг отпадут, едва они поймут, что следует вдвоем противостоять Алмаагу, острову, который недолюбливали все дворяне материка. - Однако я, как и полагалось, узнала эти известия из уст главы видориев, который будет председательствовать на совете, к тому же именно ему предстоит первому всенародно назвать наследника Ортензия титулом государя морийского.
- Что ж, я надеюсь, что вы и на совете прислушаетесь к мнению Мория XXXI, - они уже ступали по открытому переходу в другую часть дворца, когда из-за темного угла выплыла пышная фигура правителя Бастара, первого из русов, которые осенью и зимой управляли городом и страной. - Господин Регат, рад приветствовать вас этим утром, - Элбет склонился в почетном кивке, однако бастарец удосужился лишь слегка двинуть головой на этот жест и безответно двинулся далее по коридору.
- Эти русы да тоны! - воскликнула принцесса. - Никакого уважения к женщине! Своих они держат взаперти вдали от чужих глаз и рук, а на чужих даже глядеть не желают. Я предчувствую, что правитель Рустанада не вымолвит в мою сторону ни единого слова, ведь совершенно негоже появляться в свете без супруга!
- Сомневаюсь, что вы будете скучать в одиночестве, сударыня. Во дворце в дни празднеств собираются и более галантные кавалеры, - колдун слегка усмехнулся, а женщина поддержала его искру:
- И я уже успела познакомиться с некоторыми из них. Так, например, барон Тюрон Насса, управитель Гореста, Главный Минора, просто великолепен в широкополой шляпе и высоких сапогах, а его способность убедить любого собеседника в своей правоте просто поражает мой ум!
Элбет подумал, что либо у этой дворянки ума не хватало, и оттого она смотрела на мужчину, а точнее главу морийского государства, только как на объект женского желания, либо принцесса умело играла избранную роль и скрывала предпочтения, которые, несомненно, выскажет на совете. Колдун поинтересовался у далийки, как она устроилась в своих комнатах, и распрощался с гостьей, передав её внимание и любопытные взоры новому собеседнику, командору Брэну, наместнику ныне объединенных земель Лемака, Навии и Тайрага. Далее по освещенным коридорам дворца колдун старался двигаться быстро и незаметно, чтобы не задержаться под градом допросов прочих людей, с которыми следовало считаться даже в собственном доме, вдали от их земель и богатств. Элбет желал поскорее добраться до спальни, где он сумел бы прочитать долгожданную записку от Молоха. Но, оказавшись за толстыми дверьми своей опочивальни, которую стерегли с вытянутыми в руках алебардами два гвардейца в тонких кольчугах, граф ла Ронэт с некоторым сожалением отметил, что его подкараулили для разговора и в этой части дворца. Но от Мориса у колдуна почти не было секретов, так как этот мальчишка на его глазах вырос в смелого юношу, верного гвардейца, воина государя, получив чин капитана, а после став помощником самого генерала - командором Алмаага.
- Я пришел обсудить с тобой предстоящий совет, Элбет, - строго и без всяких предисловий начал солдат, чем заслужил хмурый взгляд в ответ. Сперва колдун хотел прочитать послание, а затем лишь что-то предполагать о сборище правителей морийских земель.
Он нетерпеливо раскрыл клочок бумаги и пробежал взглядом текст послания.
- Проклятье! - колдун не сдержал чувств, но тут же спохватился: слова и мысли колдунов порой значили намного больше, чем обычных людей. - Немыслимо! Куда они все глядели?!
- Этот мальчишка сбежал из Деревни, и уж точно он направляется не в Алмааг. Он лишился последней чести, оставив в столь тяжелую минуту свой народ! Как наивно я полагал все эти дни, что он достойно исполнит долг и завещание Ортензия, своего любимого друга и государя! - сокрушался старик. - Но Ланс подобно своему отцу сперва думает о себе, а потом об обязательствах перед семьей и страной...
- А разве Ланс был в Деревне? - переспросил Морис, которому, как и всем, было известно лишь, что граф де Терро находился среди войск государя в восточных краях.
- Да, - погружаясь в собственные раздумья, ответил чародей. - Теперь нам следует его немедленно разыскать... Хотя что я задумал?! Разве можно отыскать колдуна, да еще усадить его против воли на престол?! - он отбросил прочь смятое в кулаке послание и обратил стеклянный взгляд на тайранца. - Остается лишь надеяться, что в скором времени Ланс одумается и вернется домой, а пока нам предстоит бороться за удержание позиций в государстве, всегда управляемом Алмаагом. Отныне надежда лишь на тебя, Морис.
- Значит, это не бред престарелого Мория о том, чтобы мне занять место регента у временно пустующего кресла государя?
- Нет, ты единственное спасение для нашей державы, командор. Никогда прежде главы морийских государств не избирали вождя, ибо всегда это решение оставлял за собой правящий государь. Так что теперь голосование, раннее лишь походившее на реальность выбора и значение мнений других сторон, может действительно сыграть на руку всем противникам твердой и непрекословной власти алмаагцев, истинных потомков Орфилона и его братьев. И я боюсь, что уже многие из них понимают это, желая прибрать власть в свои руки хотя бы на несколько месяцев.
- Но я ведь бедный крестьянин из Тайрага, я не дворянин. Я привык воевать, а не дергать за ниточки и опутывать двор интригами, чем занимаются все дворяне.
- Государь Ортензий тоже был воином. Тебе будет необходимо лишь не потерять все его присоединения к нашим границам, Морис. Ведь армия стервятников уже готова разорвать слабеющего монстра.
Правители всех морийских государств собрались в совещательном зале за столом на тринадцать персон после проведения видиями ритуалов омовения и очищения от грехов и неугодных помыслов, что придавало грядущему заседанию еще больше мистического смысла. Но места в тяжелых креслах заняли лишь девять из присутствовавших советников, только те, кто имел право говорить от лица граждан своей страны. Морий XXXI, облаченный в длинную вялу, вновь напутствовал собравшихся в зале морийцев пожеланиями разумных решений и поступков, а после зачитал письмо государя, оставленное на хранение защитнику интересов Клоду Шинье. Оглашенное завещание не вызвало удивления ни на одном лице, каждый правитель уже был ознакомлен с его содержанием, да к тому же многие из них к этому дню успели провести переговоры по поводу выбора на совете. То, что принца-наследника Ланса де Терро так до сих пор не было в Алмааге, подтверждало, что народу необходимо представить иного правителя государства, пусть даже на короткое время.
- Дорогие друзья, - громким голосом, несмотря на свой преклонный возраст, произносил уже заготовленные фразы Морий, глава видориев, - воля государя Ортензия для всех морийцев непоколебима, и мы обязаны её исполнить. Но доколе принц-наследник Ланс де Терро не возвратится к родительскому ложу, где займет подобающее ему место во главе морийского государства, нам следует избрать человека, которому государь Ланс без сомнений доверил бы ведение дел. Я уже переговорил с каждым из вас и на основе этих мирных бесед осмелюсь предложить на суд двух благородных мужей, приходящихся принцу-наследнику родными дядьями.
Морис и Рионде стояли чуть позади видория, и священнослужитель выдвинул каждого из них вперед в то время, как описывал по очереди их славные деяния. Речь Мория была долгой и неспешной, размеренной, как и подобало удрученному жизненным опытом старцу. Он не выказал ни малейшего предпочтения ни к одному из кандидатов, ибо служители Моря всегда оставались на серединной позиции в вопросах голосования, и Элбет с сожалением подумал, что голос от маломорийской провинции не достанется никому, хотя он мог бы решить все в пользу командора, ведь северные земли всегда поддерживали друг друга.
Мория несколько столетий состояла из тринадцати государств, но именно по воле последнего правителя, Ортензия I, были проведены масштабные территориальные реформы. Отныне на картах значились лишь необозримые просторы Минора по обе стороны Минорского плато, к которым к тому же были присоединены заброшенные земли Ведана. Статус отдельной провинции получил Лемах, состоявший в последние десятилетия из прежних рубежей, а также Навии и Тайрага, хотя все морийцы по-прежнему использовали старые названия этих краев. Ортензий также объединил вместе Рустанад и Аману, населенные в основном южанами, а вдобавок владения морийцев расширились на восток, ныне включая огромную по территории провинцию Межгорья с наместником в Мидгаре. Однако на совете от его имени выступал один из командоров в связи с тем, что дожидаться приезда на остров самого правителя, являвшимся также командором и ставленником генерала, было очень долго.
Таким образом лишь девять представителей от морийских государств могли избрать регента, и каждый из них уже принял окончательное решение, о чем говорили их спокойные уверенные взгляды, перекрещивавшиеся иногда с другими. Элбет оценивающе осматривал людей, собравшихся за столом. Он был единственным колдуном среди них. Он бы мог заставить каждого из них произнести желаемое для алмаагца имя, но чары изменили бы лишь мгновения жизни. Если бы далее она потекла против желания всех этих могущественных глав государств, то очень скоро обернулась бы тысячами смертей. Люди, как и колдуны, умели идти к желаемой цели: к тому же их всегда было намного больше, чем чародеев, и мечты смертных отличались яркостью и притягательностью от помыслов вечноживущих. Колдун уставился на графа д'Орхе, который чуть беспокойно постукивал пальцами по дереву - для советника так до сих пор не стало ясно, стремился ли релиец к власти или все-таки желал лишь обставить Алмааг, подсадив к трону своего человека, чужака среди распущенных алмаагских нравов и свободомыслия. Громкий призыв видория вывел его из задумчивости.
- Государь будет судить о вашем выборе, господа. Сделайте же верное решение, то, что принял бы сам Ланс де Терро, будь он с нами, то, что будет угодно Морю, - Морий замолчал. Настала очередь голосов собравшихся.
- Я выбираю Мориса Росси.
- Я выбираю Мориса Росси.
- Я выбираю Мориса Росси.
- Я выбираю Мориса Росси, - вслед за бароном Насса из Минора, командором-правителем Лемаха, а также представителем Межгорья произнес Элбет от лица жителей Алмаага.
- Я выбираю Рионде де Терро, - счет в противоположную сторону открыл граф д'Орхе, что было также предсказуемо как слова предыдущих советников, всегда поддерживавших Алмааг.
- Я выбираю Рионде де Терро, - правитель Атрата, столицы Легалии выглядел крайне строго и просто. Страна, расположенная у самых гор, издавна страдала от нашествия гарунов, и хотя наместник в Легалии назначался на бессрочное правление самим государем, ныне легалиец решил поддержать соседних дворян, а не тех, кто посылал в его страну одни лишь приказы и распоряжения, но совсем мало солдат и золота.
- Я выбираю Рионде де Терро, - произнесла принцесса де Кри, - никогда потомкам южан не стать выше морян. - При этом женщина бросила презрительный взгляд в сторону Мориса, но Элбет лишь поздравил себя с этой маленькой оплошностью дворянки - ведь оставшиеся голоса принадлежали Рустанаду и Истаре, землям южан.
- Я выбираю Рионде де Терро, - тихо вымолвил рус. Хрупкая надежда в душе у колдуна вмиг оборвалась.
- Я выбираю Рионде де Терро, - сразу же добавил комендант 44-го пункта, главного в Истаре. В этой южной стране в последние годы были узаконены вольные поселения, хотя вблизи гор так и остались каторжные лагеря для осужденных.
Решения были оглашены - алмаагцев не любили везде, и стоило им ослабить хватку на горле правителей прочих земель, те тут же позабыли о взаимной грызне и набросились на своего кормчего. Элбет горько вздохнул. Ланс почти не знал своего дядю по линии отца и без сомнений никогда не доверил бы ему управление Морией. Не доверял релийскому графу и сам колдун, но он всегда исполнял волю государя, пускай порой не удерживался от того, чтобы мудрым советом направить мысли подопечных в верное русло. Элбет не собирался идти поперек законов морян. Он прожил долгие годы вблизи государя Дарвина II, воспитал его сына Релия, помог взойти на престол его внуку Ортензию. Он слишком долго находился на одном месте, он полюбил морской воздух в Алмааге и прекрасные каменные здания за его высокими стенами, но тяжелее всего на него давило возможное расставание со своим цветников над государевой библиотекой. Теперь лишь растения удерживали графа ла Ронэт в великом граде, ведь люди приходили в мир на очень короткие годы, и, осознавая нескончаемые потери, колдуны отправлялись в странствия, где привязанности были краткими и разлуки привычными. Элбет знал, что уже готов избрать этот путь.
- Да здравствует регент морийских земель, граф Рионде де Терро, - торжественно произнес Морий, выслушав выбор каждого советника. Он взял из рук молодого прислужника золотой сосуд и вылил на голову названного избранника тонкую струйку воды. Отныне государство получило нового главу.
***
Граф Элбет ла Ронэт спустя три года окончательно покинул Алмааг. Он по-прежнему оставался советником регента Рионде, возглавлявшего Морию, но не к чему было довольствоваться должностью, ежели его слова обычно тонули в пустоте залов и редко принимались во внимание, ибо регент приблизил к своим ушам многих других льстецов и мудрецов, чьи речи были столь разумны по звучанию, но столь же бесполезны в действии. Однако колдун уехал из родных мест, лишь когда всякие надежды на возвращение истинного наследника государя Ортензия покинули как алмаагцев, так и весь морийский народ, которому между тем было безразлично как именовать государя, восшедшего на престол на далеком острове, лишь бы его гнев не достиг их собственных домов.
За период регенства Рионде заключил мирные соглашения с черноморскими и эрлинскими землями, признав тем самым власть тогдашнего Веллинга. В то же время это ознаменовало полный отказ морян от претензий на черноморский престол, право на который сохранялось с периода царствования Релия, отца государя Ортензия. Вновь суда обеих держав получили доступ в торговые порты, а взамен этого Рионде пришлось отозвать морийские войска с берегов Алдана и отречься от обещаний, данных аватарским старшинам о защите земель степняков. Торговля в устье великой реки вновь перетекла в руки черноморцев, и морийцы утратили позиции, на которых столь настойчиво, но безрезультатно продержались два десятка лет.
Уступки на южных просторах были сделаны и в Ал-Мира, где вести о кончине Разителя, морийского государя-захватчика, были встречены радостным ликованием и подняли на восстание массы народа, желавшего возвратить свою свободу и веру. Морийские войска быстро утихомирили разрозненные вспышки дикарских нравов, но взамен ужесточения режима в алмирских провинциях, введение которого предлагал граф Элбет, регент пошел на поводу у своего тестя графа д'Орхе: для установления былого мира на землях гарунов были снижены размеры годовых компенсаций, а вскоре из краев вывели еще два гарнизона под главенством командора. Морийцы пытались сократить расходы на содержание наемников, хотя в итоге дали противнику необходимое время и ресурсы на восстановление сил.
В 577 году Рионде объявил по всей стране о гибели принца-наследника Ланса, своего племянника, хотя на самом деле никто в государстве так и не получил от него никаких известий. Вся власть в стране законно перешла в руки графа де Терро, дяди наследника Ортензия I. Это вызвало протест единственного человека, все еще приближенного ко двору - колдуна Элбета. Но даже он был вынужден признать, что положение дел осталось прежним - сменилось лишь именование Рионде, он стал морийским государем. А на самом деле так и остался ставленником релийских графов, ибо именно они умело нашептывали на ухо Рионде I, как поскорее уничтожить достойные деяния прошлых потомков Орфилона. Их советы и стремления в конце концов возымели успех.
На море всего за один год расцвело пиратство невиданных доселе размеров. Гарунские суда не брезгали нападениями на любые торговые шхуны, после чего отходили в южные просторы вдоль западных берегов, где основали укрепленные посты и колонии. Отнекиваясь в посланиях к морийскому государю от грабительских дел своих соотечественников, наместники в провинциях Ал-Мира - Э-Мире, Со-Мире и Юш-Мире - перестали выплачивать золото в алмаагскую казну, а вскоре началось новое восстание на гарунских землях, возглавляемое лидером, провозглашенным новым Ал-Гаруном, которого поддержали как бывшие рабовладельцы, так и рабы, вставшие на защиту краев. Морийские войска терпели поражения, отступали к берегам и без подкрепления с северного материка были почти полностью разгромлены. Лишь третья часть воинов вернулась в родные земли.
Вспыхнули недовольства и в Межгорье, где, несмотря на начатую Ортензием колонизацию, речные порты в большей мере все еще населяли гаруны и степняки. Но помимо столкновений горожан с войсками командора, новая морийская провинция занесла на западные склоны Пелесских гор неведомую прежде болезнь. Сперва кожная лихорадка, вызванная скоплениями мириад мелких мошек в воздухе вблизи реки, на которой стояли основные людские поселения, поразила морийцев, непривычных к подобным явлениям. А вскоре этот недуг на судах был перевезен в главные порты Мории. За несколько месяцев опустели Алмааг, Аллиин, Бастар, Лина. Государь приказал перекрыть сообщение с Межгорьем, потребовали права на введение защитных мер и прочие морийские государства. В 580 году в Алмааге вновь собрались все главы стран, издавна именовавших себя Морией. По инициативе графа д'Орхе советники рассмотрели вопрос о предоставлении каждому правителю на местах возможности самостоятельного определения финансовых, оборонных и торговых дел. Государь не стал накладывать запрет на это предложение, и таким образом оно было поддержано большинством голосов, что означало распад единого морийского государства на независимые отныне части, в которых прежние правители, обладавшие лишь титулами и званиями, получили настоящую власть.
Соглашение об образовании новых государств было подписано теми же главами спустя год. На землях великой Мории появились никогда прежде неустановленные границы, о расположении которых немедленно вспыхнули ярые споры. Но теперь алмаагцы не вмешивались в дела русов и тонов, вновь решивших разделиться вдоль северного и южного берега Агра. На острове молчали на требования релийцев и далийцев возвратить земельные угодья в Амане, которые так и не были окончательно погашены государственной казной по замыслам о выкупе дворянских уделов и отмене зависимости крестьян, принятых к воплощению Ортензием. Владения морийцев долгие годы продолжали делиться между людьми, доказывавшими свои права архивными документами, заточенными мечами и верой в забытых богов. А в краткие годы мира и затишья, когда в города заходили бродячие поэты или менестрели с рассказами о временах величия потомков Орфилона, морийцы вновь начинали верить в древние легенды, так притягательно звучавшие из уст сказителей - после темных времен придет новый правитель, который заставит весь мир вспомнить о славе и могуществе первой из морских держав, великой Мории.