Аннотация: Зрячий будет слепцом, если при самом остром зрении не видит свет и тьму внутри себя,как и вокруг...
Вся жизнь вспыхнула в голове подобно взрыву тысячи фейерверков, в одно мгновение яркая молния осветила тьму, и он все понял, все увидел и осознал. Но очнуться не было сил. Как в тяжелом сне яркие картины пробегали перед глазами, в бреду он всматривался в лица, пейзажи, слышал разговоры, порой повторявшиеся по кругу. Все переплелось в сознании, невозможно было разобрать ни начала, ни конца...
***
- Садовник принес ей цветы, которые были столь же прекрасны как сама королева, а их вытянутые лепестки отливали небесной голубизной под цвет её глаз, - заканчивала историю девушка. Она уютно устроилась у него на коленях, обхватив тонкими руками его плечи и прижимая голову к своей полуоткрытой груди. - И тогда он сказал: "Я назову эти прекрасные растения в вашу честь, королева! Они будут носить имя маргитка, чтобы всегда, радуясь их красоте, люди вспоминали королеву Марго!"
- Это очень старая сказка, - усмехаясь, проговорил он, отстраняя от себя столь обольстительное тело милой служанки. - Маргитки теперь растут на каждом лугу в Межгорье, так и девушек, названных в честь прекрасной королевы не сосчитать в Пелессе, но я все равно не верю, что это твое настоящее имя, а не взятое позже, как принято в твоем народе, по достижению возраста расцвета. Ты выбрала его, потому как хочешь походить на златокудрую синеглазую правительницу?
Она встряхнула пышными медными волосами и звонко засмеялась в ответ:
- Мужчины всегда признавали наше сходство. Даже ты!
После долгого поцелуя, в котором она прильнула сочными губами к его рту, он, наконец, свободно вздохнул и спустил девушку на пол.
- Давай ступай на кухню, а то твой хозяин вскоре испепелит меня гневным взором, - он подтолкнул её от стола по направлению к дверям, где подобно непроходимой горе встал высоченный широкий в туловище горец. - Принеси еще вина, да узнай нет ли для меня свежих известий! - он шлепнул её чуть ниже спины, подгоняя заняться делами.
Час был ранний, поэтому в таверну еще не навалило разношерстного народа, любившего за крепкой выпивкой и веселой музыкой скоротать вечер. Только несколько столов были заняты постояльцами, снимавшими комнаты на верхних этажах. Он жил здесь уже пять дней. В Горгарат он наезжал часто за последние годы. После войны с гарунами торговля через горы развивалась и крепла. Купцы отправляли караваны через Горный перевал к Пелессам и в Рудные горы за изысканным оружием и драгоценными украшениями, в изготовлении которых издавна славились рудокопы.
Он поглядывал в высокие окна на белые пики, нависшие над городом, выстроенном людьми у южных подножий гор на самой границе с владениями номов. Он дружил с неразговорчивым, но всегда честным и отзывчивым народом Рудников, почитавшим превыше Неба и Земли невиданных никем жителей подземных недр, номов. Но рудокопы редко приглашали чужеземцев в свои поселения, даже в те жилища, что стояли на земле, а не в её глубинах. Поэтому дожидаться очередной партии богатого товара из Рудных гор для поставки к устью реки Одинокой ему приходилось в городе горцев. Он должен был сопроводить обоз на юг, защищая его от набегов степняков-кочевников, которые в последнее время атаковали не только одиноких путников, но даже средние поселения горцев, после чего, не опасаясь расправы, скрывались в бескрайних просторах Тристепья.
Красотка приблизилась волнующей походкой к его столу с полным подносом, на котором лежала горячая яичница и кувшин вина. Пряный запах, исходивший от её тела, вновь отвлек его от будничных мыслей, и заставил вспомнить бурную ночь, проведенную в жарких объятиях друг друга.
- Писем для тебя нет, - шепнула она, наклоняясь совсем близко к его лицу, - а вот тот знатный господин не сводит с тебя взгляда из-за своего угла. Я намекнула ему, что ты не отказался бы от рискованной работенки, если она того стоит. Так что лови удачу, дружок, а я пока побегаю за свои гроши.
Девушка еще раз чмокнула его в губы и, кивнув в сторону одинокого посетителя, расположившегося в темной части зала, поплыла прочь от цепких мужских рук. Он повернулся к незнакомцу. Высокий человек, скорее всего мориец, надвинул на лоб широкополую пелесскую шляпу, из-под которой спадали пряди длинных темных волос. Мужчина уставился на него, медленно пережевыя свежие лепешки. Неожиданно незнакомец поднялся и без спроса присел на соседний стул.
- Я Уттар и уже давно за тобой наблюдаю, - без промедления заговорил длинноволосый на морийском языке. - Ты никак из южан? И давно скрываешься от соотечественников?
- С какой стати мне от них скрываться... - промочив кислым вином сухое горло, он ответил спокойным тоном.
- Потому как на морян ты совсем не похож, а значит рус, тон, лонис... южанин короче, то есть по всей видимости беглый крепостной. Хотя я понимаю, что у тебя есть еще более веские причины не появляться на родине, где, как оказалось, уже не один год один из нас захватил власть, точнее одна. Одна погибшая принцесса, - Уттар многозначительно посмотрел на него и добавил. - В колдовской сущности мы с тобой похожи. Как тебя зовут?
- Идек.
Незнакомец усмехнулся:
- Ты даже выбрал пелесское имя. Разумно, потому как тебе предстоит постоянно менять свое обличье и прозвище. Я знаю, что ты колдун, волшебник, как говорят наивные пелессы, полагая, что в этом слове есть восхитительная добрая сила, творящая с помощью своего носителя невообразимые чудеса. В чем-то они правы. Я тоже колдун-чародей. В Межгорье я давно не встречал других собратьев, поэтому я обязан стать твоим учителем. Или у тебя уже был наставник?
Он закачал головой в разные стороны. Слова морийца заставили его насторожиться. Свою тайну он желал сохранить вдали от любопытных глаз, и хотя уже долгие годы мог колдовать, редко использовал свои способности. Он недоумевал, как колдун сумел разгадать его, хотя в Горгарате ему пришлось несколько раз применить то, что было не по силам обычным смертным.
- Нет, я не встречал других колдунов... то есть... - ему внезапно захотелось все рассказать о том, как он стал таким, с кем ему довелось бороться, но он преодолел этот порыв. Служанка опять ураганным ветром примчалась к столу и выставила перед гостями ароматные ватрушки. Идек только странно закивал в ответ под пристальным взглядом колдуна.
- Я так и подумал, - прищуриваясь, произнес Уттар. Его лицо было еще молодым, хотя на обветренной грубой коже уже проявились морщины от пережитых странствий и передряг, только холодные зелено-серые глаза сверкали юным задором. - Если бы ты уже познал наши законы и жизнь, то сумел бы верно ответить на мое вчерашнее приветствие.
Сквозь легкое утренее опьянение, в котором он находился, смутный образ человека, походившего видом на сидевшего напротив колдуна, всплыл в памяти Идека. Тот чужак, остановил его в коридоре среди съемных комнат и спросил что-то о сне, или обеде, или скорее всего просто пожелал приятной ночи. Но тогда его мысли были полностью заняты пышногрудой служанкой.
- Пройдут годы, прежде чем мы с тобой расстанемся, и каждый пойдет своей дорогой. Я обучу тебя всему, чтобы ты умел распознавать краски этого мира и перемешивать их по своему желанию, - чародей вновь хитро прищурился, и этим напомнил Идеку самого себя. - Если ты сможешь постигнуть все секреты, познаешь непреклонность воли и слова, то станешь одним из могущественных созданий на бренной земле, Идек. Я вижу, ты уже опытен и смекалист. Знай, что никто не может противостоять желаниям колдунов, а их сила жизни равняется только бессмертию упырей. Тебе ли, рожденному на юге Мории, не знать, кто такие дети Тайры, кровожадные монстры?! Мы выйдем на охоту за кровососами, потому как мы всегда защищали и будем стоять на стороне людей. Колдуны делают все во имя их жизни. От наших рук спадут несколько голов упырей, и мы спасем сотни невинных детей и женщин, потому как эти животные всегда нападают на самых слабых.
***
Следы вились вдоль северной границы солдатского лагеря. Он заметил их, когда в предрассветном тумане проверял дозорные посты. Он был предводителем и после переправы должен был лично удостовериться, что за ночь никто не посмел напасть на его малое, но все же войско. В устье Алдана лежало поселение степняков, и его воинов могли заметить всадники, что кочевали по пустым просторам во всех направлениях. Однако пока было тихо, и лагерь, разбитый с вечера на западном берегу реки почти у самых южных отрогов гор, еще не пробудился.
Он проследил за странными отпечатками до самой воды. Раньше он не встречал зверя, которому они могли принадлежать. Маленькие вмятины напоминали крошечную обувку ребенка, пробежавшего по песчаному берегу. Но детей здесь быть не могло, а если следы остались от звериных лап, то почему они были лишены когтей?! Он изумленно осмотрелся, когда отпечатки неожиданно прервались. Мокрый от росы песок был испещрен птичьими лапами и взмахами широких крыл существа, взмывшего ввысь.
Яростный крик прорезал воздух, и он, не раздумывая, побежал вперед, на ходу обнажая меч. Он бросил мимолетный взгляд за спину - небольшой холм совсем скрыл от него место стоянки, да и его самого вряд ли могли заметить, если впереди была засада. Но крик принадлежал скорее раненной птице, нежели неприятельскому отряду, поэтому он не замедлил бега.
На противоположном берегу зоркий взор разглядел огромного орла, с гиканием кидавшегося на свою жертву. Девушка с длинными прядями волос почти выбралась из реки, барахтаясь на мелководье. Она вытягивала руки вверх. В одной из них виднелось длинное перо, а другой несчастная прикрывалась от острого клюва птицы. Бедняжка почти повалилась в бессилье на берег, и широкие крылья хищника заслонили её тело. Меч тут же был отброшен прочь. Из-за спины в его руки скользнул тугой охотничий лук. Он приблизился к боровшимся, уверенной рукой натянул тетиву и выстрелил, прицеливаясь в орла. Стрела пробила правое крыло, и крик боли вновь разнесся по пустым окрестностям. Опять зажужжала тетива, и еще одно острие застряло в теле птицы. Орел приподнялся над жертвой и попытался взлететь навстречу новому противнику. Но новый выстрел поранил другое крыло, птица прокричала последний раз и камнем рухнула в воды реки.
Он видел лишь разметавшиеся во все стороны волосы неподвижной девушки на той стороне потока. Река в этом месте была спокойной и мелковатой, чуть ниже проходил брод, по которому воины накануне перешли на другой берег. Он сбросил с себя пожитки: кошели, кольчугу, сапоги, лишь небольшой нож остался за поясом. Переплыть Алдан было непросто, течение хоть и ослабело на южных равнинах, но неумолимо уносило вдаль от цели. Он устал, но упорно греб вперед, не давая себе ни одной передышки, не отрывая взора от тела, что в странной позе застыло на берегу, омываемое прозрачными водами реки.
Её облик не сразу бросился в глаза, потому как кровавые пятна на мелких камнях застилали взгляд, привыкший к еще более ужасным картинам безжалостной сечи. Но здесь кровь вытекала из оголенной груди прекрасной девушки. Он склонился над её бледным лицом, отбросил прочь черные волосы, наполненные зелеными водорослями, и попытался разобрать её дыхание. Широкой ладонью он прикрыл кровоточившую рану у самого сердца, а другой начал срывать рубаху, чтобы перевязать её грудь. Только тогда он заприметил, что вместо ног в мелкой воде чуть шевелился большой рыбий хвост.
- О, море, первый из богов, спаси свое чадо, - изумленно произнес он.
- Помоги мне! Помоги мне! - её рот был плотно закрыт, лишь веки слегка содрогнулись, но он разобрал ясный зов, который как будто звучал в его голове.
Перевязав кое-как красную грудь, он вновь обратился к богам. Единственному богу, которого он знал - Морю. Нопсидон, так называли водную стихию эрлины и жрецы, все чаще произносившие мольбы на языке соседнего народа, признавая могущество всех высокочтимых божеств, которым поклонялись жители побережий. Но он не помнил ни одного слова из обращений, кои следовало посылать к богам. Он лишь повторял имя Нопсидона. Взяв русалку на руки, он шагнул в реку. Вода достигла пояса. Он опустил умиравшую девушку в прозрачный поток, поддерживая её на поверхности. Алдан должен был помочь своей дочери. Он же не мог ничего более сделать для неё.
- Помоги! Ты способен! В тебе есть эта сила, - шептал тот же невидимый голос. - Иди без страха вперед!
Он не ведал страха. Никогда за свою жизнь, но всегда за жизнь друзей. Разве страх не отступает, когда идешь навстречу смерти с улыбкой на губах, когда смехом встречаешь неизбежность?! Он продолжал двигаться по скользкому дну. Удерживать тело над водой не было сил, лишь темные волосы плавали напротив глаз, а потом и его голова полностью скрылась в холодной реке. Он задержал дыхание, но большие пузыри быстро выплыли на поверхность волн. Вновь послышался зов, наполненный мольбой. Его ноги закружило в невидимом водовороте, он выпустил тело речной жительницы и попытался вынырнуть к свету, но солнце так и осталось для него далеким светлым пятном посреди сверкавшей глади реки.
***
Двуручный меч пронзил воздух, и лезвие отделило голову упыря от туловища, которое напряглось в прыжке, а теперь лишь глухо опало вниз. Он занес клинок и вонзил его в сердце, заливая окровавленный деревянный пол новыми потоками. В последнем ударе совсем не было необходимости, но он действовал по привычке. Обычно он торопился проколоть грудь кровососа, что было несмертельно для Возрожденного, но лишало его надолго сил, а голову отделял от тела в месте, где выкапывал могилу для разрубленного на части мертвеца. Без трупа не возникало ненужных расспросов. Но в этот раз убийство было совершено в незнакомом доме, куда упырь проник в надежде утолить голод. Он уже давно следил за подозрительной темной тенью, что следовала вдоль бедных хижин деревни, желая подыскать добычу полегче и помоложе. И теперь мерзавец получил по заслугам в доме одинокой вдовы, проживавшей на отшибе с юными дочерьми.
В соседней комнате слышались испуганные перешептывания и крики, а также топот ног. Затем скрипнула входная дверь. Он оглянулся на распахнутое окно, через которое вслед за кровососом проник внутрь. Следовало поскорее уходить с места схватки. Он понял, что выследил не обычного вора, когда среди тесных темных стен остановил подозрительного проныру и велел тому убираться подальше от имущества вдовы. Лицо противника, осознавшего, что за ним явился незваный смотритель, исказила злоба, обнажились острые белоснежные клыки, уже прорезавшиеся в предвкушении угощения, и упырь набросился на него голыми руками, повалив на землю. Но колдуна так легко было не сразить. Он мыслью отбросил нападавшего на жесткую кровать, а после они скрестили мечи. Противник оказался силным и изворотливым, его короткий меч служил продолжением руки воина и отбивал каждый удар колдуна. Однако вскоре тому удалось лишить упыря оружия, отрубив кисть, а после голову.
По деревянной мебели восходили языки пламени, возле дверного проема в другую часть дома разгорался огонь от масляной лампы, которую в испуге обронила одна из дочерей хозяйки, заглянувшая на шум в гостинной. Колдун направил помыслы, и пожар стал затихать. Он знал, что домочадцы скорее всего уже подымали на помощь соседей, поэтому в спешке нагнулся над кровососом, желая обыскать его вещи. Но ничего примечательного не удалось найти: парень лет двадцати был с виду не богат. В его кошеле звенели лишь пару медяков, старый меч теперь валялся на полу, а возле пояса оказалась фляга. Однако прикоснувшись к сосуду, колдун понял, что в его руках не обычная деревянная или жестяная котомка, а граненный почти опустошенный графин, в котором плескались остатки красной жидкости. Сунув его за пазуху, он выскочил во двор и скрылся в тенях.
Ночь он провел в стоге сена за околицей деревни. Возвращаться в таком потрепанном виде в дом господина Кивила, управляющего делами далийского хозяина, было опасно. Он проснулся, когда солнце уже взошло, по-летнему тепло и обжигающе светило с небосвода. Его раны, полученные в поединке, засохли, а оставшиеся рубцы нужно было спрятать под разорванной одеждой. Тело колдуна ведало боль и усталость, но он быстрее обычных людей возвращал силы, хотя одинокая стрела или подлый удар в спину могли мгновенно лишить его жизни, также как и простого смертного. Чародей умылся около колодца на окраине деревни и поспешил в дом Кивила. Он уже неделю гостил на этих восточных территориях Аманы, приехав сюда из тонских городов. В тех местах колдун недавно также поразил одного кровососа, и самое странное, что в доме упыря, знатного купца, он нашел тайник с запечатанными графинами, напоминавшими флягу паренька, убитого накануне. Он хотел внимательно рассмотреть марку стеклодува, поэтому в поместье управляющего колдун зашел с заднего двора, чтобы избежать излишних взглядов и вопросов. Но его затея не удалась, потому как сам Кивил преградил подъем по лестнице, пригласив в свой кабинет для важного, по его словам, разговора.
- Граф, где вы пропадали за завтраком? И что с вами произошло этой ночью? Вы уже в курсе ужасного происшествия на краю деревни? Там был убит один крестьянин... Хотя может вы там даже побывали, судя по вашему помятому камзолу?! - любопытствовал управляющий.
- Я действительно провел замечательную ночь, сударь, но не в компании с трупом, а с прекрасной дамой, - многозначительно улыбнулся колдун, вытащив при этом остатки сена из своих темных волос, которые следовало давно подстричь, потому как они спадали на глаза и прикрывали уши. - А о нападении и убийстве я еще не слыхал... Весьма сожалею о несчастье. И ведь прямо перед визитом далийских хозяев! Но, впрочем, я их не застану. Разрешите поблагодарить вас за теплый прием в этом доме, господин Кивил, назавтра я планирую покинуть ваши края.
- Но вы же так интересовались поставками наших тканей в Рустанад?! Неужели эта прекрасная дама вынуждает вас забросить дела? Вот до чего доводит несдержанность да еще в столь молодом возрасте, мой друг! Море не установило для своих почитателей пределов, видии закрывают глаза на разврат, сжигающий жизнь молодежи, которая гибнет на глазах у своих родителей, отдававших эти жизни за защиту родины от гарунов! - в запале поучал барон.
- Не тратьте слов понапрасну, Кивил, - жестко угомонил его граф. - Я знаю, что сейчас вы заговорите о скромности и умеренности, которые восхваляют южане, преклоняясь перед своим кровавым духом. В Рустанаде я побывал на одном из ритуалов, и скажу, что там было выпито немало бочек вина, и столько невинных девушек пролили свою кровь во славу каких-то темных земных богов, а также распрощались со своей невинностью, что забавы дворян в Алмааге и южных государствах вам покажутся просто детскими шалостями, чистыми, честными и совершенно неопасными.
- Кстати о вине, - управляющий не находя слов, чтобы отразить выпад гостя, решил сменить тему. Он раскрыл изящный старинный комод и достал полный стеклянный графин. Колдун широко раскрыл глаза от удивления, потому как в руках у барона находился точно такой же сосуд, что он ночью отнял у упыря. - Я давно хотел распить с вами бутылочку этого славного напитка, привезенного мне хорошим другом. Это вино еще старого урожая, с тех виноградников Релии, что прежде радовали глаз на побережье Южного моря, которое теперь гаруны превратили в выжженную пустошь. Теперь уже вино не столь сладко, а прежние запасы неумолимо подходят к концу. - Морянин, хотя он был недостаточно высоким для настоящего морянина, неспешно наполнил два кубка ароматным напитком и протянул один из них графу. - Уже почти тридцать лет, как дикари захватили Пелесс, а оттуда, я помню, отец всегда привозил такое сладкое вино, да что говорить - какой там выращивали в горах чай! А мягкая шерсть!
- Те времена остались только в воспоминаниях, - горестно произнес колдун. - А что за необычный сосуд для вина, господин Кивил? Я раньше таких не видал.
- Это изобретение моего же друга, господина Логье. Он управляет одним поместьем в Далии вблизи Равенны. Стекло затемнено, и вино лучше сохраняет свой вкус! Он оставил мне по старой дружбе одну бутылочку для пробы в прошлый визит, а потом обещал прислать еще. В землях своего господина Логье присматривает за всем процессом изготовления таких прекрасных бутылей и розлива в них вина из крепких бочек. А вы, граф, я вижу, интересуетесь подобными безделушками. Недаром же при вас всегда столь необычные склянки, притороченные к поясу?!
- Это хрусталь, небьющийся хрусталь, - колдун бросил мимолетный взгляд на два сосуда из толстого стекла, которые он носил с собою. За долгие годы он привык держать их всегда при себе. - Я действительно поражен мастерством ремесленника и хотел бы прикупить себе на память одну из бутылок. Конечно, лучше полную, - он засмеялся, чтобы скрыть волнение в голосе. Не стоило показывать барону, что он крайне заинтересовался формой графина, а также другом, который, по-видимому, уже распродал свой товар по всему востоку Мории.
- Но я же сказал вам, любезный, что Логье оставил мне всего один экземпляр. Он обмолвился, что его ждет покупатель в Рустанаде.
- Бросьте, - нахмурился колдун. - Я видел на вашей полке еще одну бутылку.
- О, - смутился старик. - Я просто... - Колдун неотрывно смотрел в глаза собеседника, так что тому было почти невозможно избежать его чар и солгать. - Мой конюх помогал перекладывать товар в повозку, которую чинили в кузнеце, и я приказал ему стянуть еще одну бутылочку, на всякий случай. То есть на случай подходящего торжества, празднества прославления Моря... Но я не могу отказать такому знатному гостю как вы, граф! Конечно, я продам вам... - Он осекся под хмурым взглядом гостя. - Я подарю вам это вино в знак нашей дружбы!
- Я не сомневался, что вы так поступите, мой друг, - спокойным тоном ответил граф. - А теперь расскажите мне более подробно о вашем товарище, торгующем столь восхитительным вином. Кто он и откуда?
Беседа вышла очень содержательной. Он уже решил, куда направиться, чтобы разузнать, что еще связывало двух упырей, которые любили пить старое выдержанное вино, хотя вряд ли оно было им по карману, да и по вкусу. Оставшись наедине, колдун закрыл дверь своей комнаты и поставил на стол темную бутылку, полученную от Кивила. Повинуясь странному порыву, он раскрыл запечатанное горло сосуда и отхлебнул красной жидкости. Если в кабинете управляющего граф испил поистине божественного напитка, то теперь его рот скривился от мерзкого ощущения - по губам стекали струи крови, которой был наполнен графин. Он со злостью и презрением отер испачканный подбородок.
***
Он поднялся еще до рассвета, осторожно, без шума покинул спальню, чтобы ненароком не разбудить её, и теперь в кожаной жилетке, высоких сапогах, с мечом в длинных ножнах, стоял у порога. Прощание перед дальним походом с отчим домом и близкими людьми обычно не задерживало его надолго, потому как он старательно этого избегал. И теперь он зашел сюда, чтобы всего лишь бросить скользкий взгляд по комнате, где прошло его детство, а последние два месяца кипела бурная супружеская жизнь. Она неподвижно лежала посреди широкой кровати в спутанных простынях. Она была очень хороша собой при свете единственной лампы. Густые длинные кудри струились по обнаженным плечам и белой подушке. Он улыбнулся, тихо сказав:
- Я еще вернусь, - и сделал шаг в темный холодный коридор дворца. Но жалобный голос остановил его движение.
- Почему?! Почему ты оставляешь меня одну?
Будь она самой богиней Галией, он бы все равно покинул её покои. Время для ласк и любви прошло, наступало время для битв и славы. Она стала его женой и надолго затмила своей нежностью и красивыми чертами весь остальной мир, но теперь он чувствовал себя птицей, которая вновь обретала утраченную свободу. Он вырывался из клетки на волю, под лучи ясного солнца и небесный свод. В его словах не послышалось ни капли сожаления о предстоящей разлуке, и от того в её больших темных глазах стояли слезы.
- Ты же знаешь, по поводу чего собирался совет. Я не откажусь от намерений, высказанных на нем. Наш долг помочь тем, кто нынче защищает земли от диких заморских племен. К нам взывали о подмоге, и мы не должны отказывать народу, который также превыше всего почитает святого прародителя Моря, бога Нопсидона.
- Но только ты посчитал нужным откликнуться на этот зов, - тихо ответила она. Женщина скрыла лицо в подушке, но сквозь сдавленные рыдания он расслышал её последнее напутствие. - Пусть боги берегут тебя. Я буду ждать твоего возращения, Рулле, мой царевич!
- Если обратно придут лишь вести о кончине, не плачь и найди себе более достойного мужа. Прощай!
В открытой галерее было серо и холодно в предрассветный час. Его шаги гулко отдавались о каменные плиты. По правую руку вдоль высоких стен стояли высеченные из гранита статуи эрлинских богов в человеческих обличиях. Он прошел почти их всех, спеша во двор к конюшне, где его поджидали соратники и верный жеребец. Но из-за монументальной фигуры великого небесного властителя Уритрея, покоявшегося на широком постаменте, появился не менее горделивый и статный человек - Веллинг Даней, отец царевича.
- Не прошло еще и двух дней после того, как ты огласил свое решение отправиться в далекий поход на запад к брегам неизвестных вод, а ты уже выступаешь в путь... За месяц, как мы получили послание из Равенны, под твои знамена, мой сын, сошлись самые смелые и юные воины Черноморья. На кого же ты оставляешь защиту родных просторов? Только лишь на молитвы жрецов-магов?!
- Мой Веллинг, мы не раз обсуждали это, - он ответил учтиво, но с явным недовольством. - Вам не удастся меня задержать!
- Тебя не останавливает даже молодая жена, даже прорицания магов, даже родной отец, - печалью отдавали приглушенные сожаления царя, который уже достиг почтенного возраста, но все еще отличался крепким телом, зорким глазом и громовым голосом. - После долгих лет войны, когда наши отцы и братья не покладали мечей, кровью и слезами отстаивая каждую пядь земли вокруг высоких Черных гор, мы, наконец, закрепились у берегов моря, что было заветной мечтой твоего деда, первого вождя черноморцев, Веллинга Ларре. Мы заключили долгожданный мир с мудрыми эрлинами. Но твоя горячая кровь вновь жаждет боя и песни оружия! В твои руки я передам вскоре черноморское царство, и я бы хотел, чтобы ты укреплял его изнутри, а не покидал из-за далекой войны.
- Разве не для блага страны мы собираемся крушить грозного врага, который вслед за Морией сокрушит эрлинов, западные города-государства которых уже давно платят золото правителю Ал-Мира Ал-Гаруну?! Империя гарунов доберется и до наших границ, они приберут к своим рукам наше небольшое царство за несколько дней. Но там на западных берегах мы можем отодвинуть их удар, вымотать и обессилить бессчетное войско иноверцев! А разве не послужит на благо нашему народу, если об отваге и храбрости его солдат заговорят правители всех государств вокруг южных и западных вод? Я поведу воинов через владения степняков, где по заслугам покараю тех, кто нападет на наши деревни на восточных берегах Алдана! А в могущественном Пелессе встречусь с самой королевой, которой поведаю о доблести моего народа. Вместе с ней мы возрадуемся небесному Уритрею и опустимся на колени на черную землю, что прославляют горцы, ведь не даром в её недрах расположено царство Таидоса, уже принявшего в свои палаты сотни героев!
- Мой сын, ты одержим мечтой познать весь мир и явить свое величие всем его богам, - сокрушенно покачал головой царь. - Как бы тщеславие не загубило твою жизнь! Ступай в мире там, где это возможно, Рулле. Хорошо, что хотя бы твой брат, царевич Немер, остается подле меня. Он не поддался пылким речам, похоже, лишь от того, что нынче его голова одурманена любовной страстью... Но за ним я сумею присмотреть, тебя же пусть берегут боги, - Даней крепко пожал на прощание руку сына и отпустил его, уже стремившегося поскорее вскочить в седло.
Возле городских ворот его остановила сгорбленная нищенка, которая, как поговаривали в народе, говорила гласом самих богов. Она преследовала его уже целый месяц, поджидая около дворца, на улицах города. Она протянула к нему костлявые руки, умоляя остаться на родине:
- Сынок, обещай мне, что я дождусь твоего возвращения! Ты не потеряешь свою жизнь в далеких краях. А ежели оставит она тебя, то и мне не жить более ни дня!
Но царевич лишь обрушил на её спину жесткий кнут. Он более ценил не жизнь. Он желал славы, а она стяжается в жарком бою, а не на пашне или скотобойне, в мирных странствиях или пустых переговорах. Он вернется домой, будучи известным всему свету. А даже если не вернется, то сумеет по чести распрощаться с жизнью. Ведь там за степями и Пелесскими горами правила прекрасная принцесса Мория, и те, кто её видел, недаром говорили, что одного взгляда на неё достаточно, чтобы умереть с улыбкой на губах.
***
В Равенну черноморцы вступили стройными рядами на закате. Они прошествовали на конях по широким, но опустевшим и притихшим за годы нашествия улицам города. Высокие здания из необычного красного камня, раскидистые деревья, преграждавшие путь прямо посреди дороги, удивительные фонтаны, ныне сухие и унылые, колодцы небывалых форм, в которые вода спадала из толстых труб, тянувшихся по всему городу от дома к дому - нынешняя столица Мории, а точнее место, где пребывала принцесса-наследница, встречала своих гостей чистотой, величием и уютом. Фонари освещали широкие мостовые и тесные улочки, а удобные скамьи были выставлены подле каждого государственного строения, купеческой лавки или приветливого кабака.
Командор, который встретил отряды царевича возле Горного перевала и ввел их за стены города, приказал одному из своих людей расквартировать солдат вблизи южных ворот, через которые вскоре следовало выступать в релийские земли для сдерживания полчищ гарунов. Сам же лемак направился вместе с молодым предводителем черноморского войска во дворец принцессы, исполняя её личное распоряжение: Мория желала немедленно увидеться с тем, кто откликнулся на её зов и издалека привел долгожданную, хотя не столь великую по числу, помощь.
Внутри просторных апартаментов дворца было тихо и почти безлюдно. Рулле следовал за морийцем, гулко отбивавшим шаг по полированному полу. Он оставил царевича за высокими двойными створками дверей, покрытых золотым орнаментом, и скрылся из виду, чтобы предупредить принцессу. Рулле напряг слух и к своему удивлению отчетливо расслышал слова чужого языка, с которыми командор обратился в сторону госпожи, а также её ровный властный голос. Он уже не раз пользовался обстоятельствами, что так удачно складывались в его пользу в последние дни путешествия. То лавина в горах обошла их стороной, то королева в Пелессах чудесным образом поправилась после визита царевича, за что в награду отрядила под его командование свежие силы на западные склоны гор. Вот и теперь, мориец, наверное, плохо пркирыл дверь, и весь разговор доносился до его ушей, хотя он мало что понял из услышанного.
Когда на удивление громко щелкнул отворяемый с той стороны замок, Рулле шагнул в светлый круглый зал, устланный истертым ковром. Вдоль стен, выкрашенных в серебристые тона, стояли высокие кресла, а завершал кольцо строгих сидений величественный трон, к которому вели три мраморные ступени. На своем законном месте восседала правительница морийского государства, единственная дочь престарелого государя, принцесса-наследница Мория. Она носила свободное белое платье, перепоясанное черным шелковым ремешком, голые руки и щиколотки украшали золотые браслеты, само же лицо девушки находилось в тенях, хотя около каждого кресла горела яркая лампа, благодаря которым в комнате сиял мягкий свет.
В зале никого не осталось кроме них двоих, и царевич склонился в приветственном поклоне, не зная какими словами выразить почтение и восхищение. Но тут заговорила она. Принцесса сошла со своего места и плавной походкой приблизилась к воину, её тело окутывал туманный ореол, который не давал разглядеть черты принцессы, хотя не возникало сомнений, что они изумительны и обладали чарующей красотой. Неслучайно, он почувствовал приятный озноб, едва переступил порог зала.
- Добро пожаловать в Морию, царевич! - она превосходно изъяснялась на его родном языке, а её голос был слаще меда. Девушка приблизилась почти вплотную к своему гостю, он ощутил дерзкий аромат её волос, не отрывал изумленного взора от её белого чистого лица правильной формы, спелых губ и серо-зеленых глаз. - Мой народ достойно отблагодарит тебя за пополнение наших рядов столь бесстрашными и воинственными мужами. Уже два года мы отступаем по родной земле на север, наши края превращаются в кострище, в пламени которого исчезают поля, леса, пересыхают озера и ручьи. Гаруны захватили все территории вдоль побережья, что мы поспешно оставили. Там им преградила путь Серебряная Стена, выстроенная с благословения великого Моря, но здесь вблизи гор работы еще не завершены, поэтому нам дорог каждый воин, который сможет задержать хотя бы одного дикаря, желающего протянуть свои лапы к сердцу нашей страны, к самим храмам Морю, что на севере!
Она не прерывала речи и не отрывала глаз от его лица, а потом её руки потянулись к его щекам и нежно коснулись их. Рулле ощутил холод и мягкость её ладоней. Улыбавшееся лицо принцессы как будто бы на мгновение вздрогнуло. Изображение перед глазами царевича померкло, явив иную картину - жестокого целеустремленного взгляда и натянутых в коварной издевке губ, но наваждение спало, и он вновь внимал её словам, оказавшись в полной власти прелестных чар:
- Ты нужен мне, царевич! Ты должен сражаться подобно загнанному в угол зверю! Ты поможешь одержать победу в этой долгой схватке и исполнишь любой мой приказ! Ты выиграешь для меня эту войну! Я вижу это желание и силу в твоих черных глазах.
С того времени, он не помнил ни усталости бессонных ночей, ни страдания своего тела, ни крови поверженных врагов. Он сражался каждый день с её ликом перед глазами, с её именем на устах, с её словами в сердце. Голову наполнял туман, а рука приросла к мечу, сокрушая любого противника с мыслями лишь о скором возвращении в Равенну, к её трону, к её ногам.
***
Она была на удивление холодна и сурова к нему, что совершенно не напоминало поведение молодой вдовы по отношению к галантному красавцу-дворянину, коим его обычно называли дамы всех возрастов и положений, хотя он и не обладал природной красотой, восполняя этот недостаток неизменным обаянием. Может давала о себе знать природная скромность и уединенная жизнь в поместье вдали от городской суеты?! Но слишком открытый наряд и кокетливые движения тела, которые хозяйка не скрывала, даже несмотря на строгость и внешнюю безразличность к его словам и улыбке, противоречили этому объяснению, поэтому следовало воспринимать сдержанность приема молодого кавалера в своем доме в первую очередь как отклик на затронутую им тему.
- Графиня Галена, если все-таки господина Логье в настоящее время нет в поместье, и именно он заведует всеми делами, не будете ли вы против того, чтобы я дождался его возращения?
- Вы были очень любезны, что заехали в Высокие Поляны и заявили мне свое почтение, граф, - она сидела на стуле напротив него, гордо выпрямив спину. Блики солнца озаряли её бледную кожу и ярко алые губы. Голос был ослабшим, но твердым. - Но остаться в этом доме вы не сможете, потому как здесь на юге Мории мы, моряне, уже давно переняли строгость взглядов окружающих нас людей, которые поклоняются чистым и справедливым древним образам, вышедшим из самой земли Теи. Мне бы не хотелось лишних пересудов, да и видии, которые сюда в последние годы заходят чрезвычайно редко, напутствуют избегать мужских взглядов тем, кто совсем недавно лишился супруга. Вы меня понимаете? - при этом она, наконец, улыбнулась, и колдун окончательно запутался между тем, что она говорила и чего на самом деле хотела.
- Однако, что вы знаете о господине Горне Логье, графиня? - вновь спросил он, так и не поднимаясь с места, хотя было очевидно, что визит подходил к концу.
- Это очень уважаемый старинный друг семьи. Он заведует нашими делами, то есть моей частью наследства мужа и землями моей юной падчерицы. Я могу ответить вам прямо сейчас от лица всего семейства де Баи, что мы ни в коем случае не продадим нашу мастерскую и песочный карьер. К тому же, граф, не думаю, что у вас хватит состояния на такие покупки, - она усмехнулась, встала и приблизилась к нему, слегка касаясь плеча мужчины. - Но деньги не самое главное в мире, мой друг. Прощайте.
Он ловко остановил её, ухватив чуть повыше кисти, отчего она взвизгнула и ощетинилась будто дикий зверь. Но настало время отбросить прочь ослепительные улыбки, которые раньше всегда привлекали женщин на его сторону. Теперь он всего лишь пожелал, чтобы она стала его слушать и исполнила его указания. Колдовское очарование должно было сделать свое дело. Если Галена не желала содействовать его любознательности по доброй воле, то придется вызвать её дружбу и приветливость насильно. Это было совершенно не больно, и даже в некоторой степени приятно. На его глазах бледное лицо женщины окрасилось румянцем, губы что-то прошептали, и она опала на пол, будучи подхваченной им на руки. Он никогда не любил примерять свои способности на людях, особенно когда нужно было поглотить все их внимание - каждый раз это оборачивалось неожиданным финалом, притом не всегда угодным ему. Однако графиня отныне была под его властью, и с её помощью он собрался раскрыть все тайны кровавых зелий.
Старания графини завладеть полностью мужчиной, в которого она отныне была без памяти влюблена, доставляли ему больше хлопот, нежели выгоды. Она, по-прежнему, отказывалась беседовать о своем управляющем, только теперь со страстью влюбленной женщины отмахивалась от всего, что не касалось её привязанности к молодому графу, который должен был не отходить от неё ни на шаг. Она была готова исполнить любой его приказ, но только если это касалось совместного отдыха, охоты, балов, денег или прочей домашней суеты, а ежели он отлучался прокатиться верхом по поместью, на слуг неминуемо обрушивались вспышки гнева. Граф терпеливо дожидался возле своей верной поклонницы приезда Логье, одновременно сумев предварительно оглядеться в округе. Но вместо южанина в Высокие Поляны пожаловала другая гостья - законная хозяйка, юная графиньюшка де Баи. В преддверии встречи с падчерицей он с опасением гадал, как изменится поведение очарованной Галены от столь неподходящего события. Подчинить себе двух дам одновременно было совершенно глупо: они могли в итоге перегрызть друг другу глотки, или же колдун из обожаемого превратился бы в ненавистного человека. Оставалось лишь ожидать, что принесет в поместье визит графиньюшки, и как сильно он помешает его планам.
В тот день все переменилось. Его мысли все реже обращались к выслеживанию упырей, и сердце порой сжималось от непонятных тревог и волнений. Его смущало её лицо, то задумчивое, то открытое, то огорченное, но всегда озаренное синим блеском прекрасных глаз. Только имя, которое он презирал уже более сорока лет, неприятно резало слух. Но помимо Морий в Мории и за её пределами было сотни красивых имен, отчего же не выбрать самому то, которое лучше всего подходило к её сильному духу и небесным очам?!
***
Его товарищ, сидевший по другую сторону костра, искры от которого развивались в наступавших сумерках, лениво перемешивал ложкой кашу в глиняной посуде. Только сейчас ему стало ясно, что мориец занимался этим каждый день за время их знакомства - только делал вид, что утоляет голод, а на самом деле не брал в рот даже крошки хлеба.
- Так чем ты объяснишь то, что я увидел сегодня во время битвы? - строго спросил он, глядя в бледное лицо воина. Он старался говорить приглушенным тоном, чтобы разговор не достиг соседних костров, возле которых также расположились солдаты, отдыхавшие после очередного тяжелого дня, за который многим пришлось получить новые раны, расстаться с жизнью либо уложить на землю врагов, темнокожих гарунов. Лагерь был разбит на возвышенности, на расстоянии двадцати верст от стен главного города Пелессов Горгарата. Он, колдун, не смотрел на ясные звезды, что засыпали небо, он не отрывал пытливого взгляда от лица своего напарника, с которым бился бок о бок за землю горцев. - Ты пил его кровь, Ланс! Ты настоящий упырь!
- А даже если и так, что с того? - безразлично произнес мориец. - Я пью кровь врагов, которые уничтожили всю мою семью, когда напали на Морию. Теперь я сражаюсь в рядах пелессов, чтобы не пропустить дикарей вглубь их страны. Потому что знаешь, какова будет участь Мории, если падет королевство? Нам уже не поможет ни Серебряная Стена, ни принцесса, которой давно нет в живых, ни черноморцы, загубившие её, ни даже пелессы, которых гаруны вырезают подчистую в деревнях вдоль реки, заселяя их своими рабами, привозимыми с юга. Тебе все это прекрасно известно, Дорн.
Он лишь опустил глаза после слов друга. В них была истина, но он не мог принять того, что это говорил кровосос, тот, кто пьет человеческую кровь, не разбирая, кому она принадлежит. Ведь война когда-нибудь закончится, а жизнь Возрожденного не узнает предела, он не изведает смерти, подпитываясь кровью других.
- Ты осуждаешь меня? - сожаление затрепетало в голосе Ланса. - Но ведь я давно заметил, что и ты не такой как все, друг. Ты колдун, только им под силу то, что делаешь ты. Не прекословь, я знаю, что гарунские колонны прижимали к земле отнюдь не пелесские боги, а твое могущество. Нынче в Мории тебе нет места, на вашу братию косятся как на врагов похлеще гарунов, - он горько усмехнулся. - Разве мы не стали оба изгнанниками, которые бегут от своей участи, но никак не найдут блаженную погибель?! Мы чужаки среди людей, лишь во время войны к нам относятся как ко всем, потому что люди здесь стонут и рыдают от боли, сострадая и жалея каждого, кто испытал подобное.
- Может я и изгнанник, но я бьюсь рядом с этими людьми, не потому что желаю их благодарности, а чтобы умереть, если таков будет случай, в краях, где я прожил последние годы, где я нашел приют, покой, дом. Но я не ищу смерти в бою, уж лучше обратить её в сторону захватчиков, покусившихся на свободу гордого народа гор!
- А меня им не так-то просто будет убить! Но ты думаешь, меня занимает такая жизнь?! Да пропади она в бездну Теи! Я никогда не хотел быть тем, кем стал. Меня укусил кровосос в нечестной схватке. Он подобрался ко мне во время ночлега в лесу недалеко от тонской деревни. Я убил его, но позже понял, что стал ему подобным. Ничего не доставляет мне прежнего удовольствия, у меня нет той жизни, когда я закипал от одного лишь намека на покушение чести, когда от любви кружилась голова, а тяжелая дорога к заветной цели утомляла, но в конце сторицей вознаграждала за труды. Теперь лишь глоток крови, когда голод уже невозможно терпеть, будоражит кровь в венах и мою душу! И от этого я жалок и смешон в своих глазах. Как мало мне надо для существования, каким долгим и невыносимым оно будет в теле упыря.
- Ты хотел бы стать человеком, Ланс? - сочувственно спросил колдун. Он никак не ожидал, что упырь будет недоволен своей судьбой, ведь многие из тех Возрожденных, кого он уже встретил на своем пути, лишь ради подобного величия и бессмертия стремились к этой сути. - Я мог бы тебе помочь.
- Ды, ты бы мог! Убей меня! Теперь ты будешь меня ненавидеть и презирать. Вонзи в мое сердце меч, или давай сойдемся в поединке. Колдунам только по силам одолеть упыря, потому как выносливость и ловкость моего тела не допустит поражения от руки гаруна! Только скрестив мечи, мы могли бы помочь друг другу. А разве ты не желаешь вновь стать человеком? С чего бы это колдунам, которые ничего не ценят на свете кроме своей единственной жизни, ибо им запрещен вход в морские просторы для перерождения, воевать за чужой народ да еще в первых рядах? Хотя ты на своем пути не оставляешь кровавый след невинных жертв...
Дорн отстегнул от пояса небольшую круглую фляжку из толстого непрозрачного стекла. Узоры на ней были продольные, поэтому он знал, что выбрал именно тот сосуд из двух, что всегда носил при себе. Колдун вытащил деревянную пробку и протянул бутылку другу.
- Это живая вода, Ланс. Если выпьешь её, то вновь станешь тем, кем был рожден, - колдун усмехнулся. - Только тебе решать, хочешь вернуться к прошлой жизни или нет. Не обессудь, если в следующем бою на поле погибнет упырь от руки бывшего товарища. - Он тут же пожалел о последних словах, потому как Ланс вырвал флягу из его рук и приложил её к губам, но еще не спешил пить. Однако колдун хотел быть честным с морийским воином, который собрал добровольцев по всей Легалии, приведя их на помощь горцам. Он знал, что не должен был допустить, чтобы упырь улизнул на свободу, но также не был уверен, сумеет ли исполнить на деле грозное предупреждение.
- А что мне терять? Если здесь будет яд, то я убью тебя, Дорн, потому как желаю умереть от меча. Яд не страшен моему телу! - он громко засмеялся, и в сторону воинов обратились взгляды товарищей, ужинавших невдалеке и обсуждавших прошедший день. - За ваше здоровье! - обратился к ним мориец. Он прильнул к горлышку холодной хрустальной склянки. Дорн не боялся, что упырь выпьет её до дна, потому как вода из этого сосуда не заканчивалась уже много лет, хотя никогда к нему не притрагивался сам хозяин. Колдун лишь почувствовал запоздалое желание вырвать из ладоней друга проклятую флягу:
- Ты лишишься силы кровососа, исчезнет непобедимый Ланс морийский...
- Ха-ха, - усмехнулся солдат, - если ты говоришь правду, то может я и впрямь когда-нибудь соскучусь по жизни скитальца и попрошу о новом укусе встречного упыря! - Ланс по-дружески похлопал колдуна по плечу и вернул ему странный маленький пузырек. - Я уже давно ничего не пил кроме крови, а от этой воды я ощутил прилив сил!
Они еще долго смеялись, и ночь напролет проговорили о минувшем нападении гарунских войск, об удачном построении пелессцев, сумевших преградить путь многочисленной пешей орде, вооруженной длинными пиками. Наутро у Ланса появился аппетит, он радостным и странным взглядом, в котором читалась потеря, смотрел на своего товарища-чародея. Но к разговорам об упырях друзья больше не возвращались. Через два дня трубы вновь воззвали к бою. В ответ на атаку гарунов не медлили и защитники города. В полуденных лучах с восточных склонов холмов навстречу чужеземцам-поработителям клином двинулись всадники, которых прикрывали градом стрел горгаратские лучники. Среди пелессов сражались морийцы и степняки, из Рудников подтянулись обозы с боевым оружием, но сами воины Рудных гор на помощь соседям не явились. Долину, в которую спускались войска, заполонили выстроенные в строгие квадраты алмирцы, ощетинившиеся остриями своих орудий. У обеих сторон кровь закипала перед тем, как неминуемо пролиться в сырую землю...
Верный конь был излечен за одну ночь от прежде полученных ран, и теперь он вновь нес хозяина на сечу. Колдун был в передних рядах, но приближаясь к сомкнутым, прикрытым щитами со всех сторон строям гарунов, он немного отстал. Он сосредоточил внимание на цели, куда для начала собрался послать мощный удар, который бы разбросал противника в разные стороны и посеял разброд и панику. Но внезапно передний квадрат распался сам по себе. Гаруны разбежались в одну линию, выбросив из-за длинных защитных панцирей копья, которые ранили людей и коней. За исчезнувшим квадратом было пусто, а с левого и правового флангов к кавалерии подступали новые укрепленные соединения. Дорн с досадой пришпорил коня, обнажая меч. Самые бравые и отважные воины уже были в середине боя. Их лошади с диким ржанием налетали на пики, а наездники рубили сверху головы и плечи противников. Он уже вторгся в гущу гарунов, нещадно опуская и вновь занося окрасившийся в алое меч. Чары в ближнем бою были бесполезны, на них просто не хватало времени и внимания. Колдун заметил белый наряд морийца, сражавшегося вблизи.
Длинное древко мелькнуло в руке одного из врагов, и его острие вонзилось в бок морийца. Дорн лишь яростнее отбил атаки двух гарунов, которые из-под своих щитов пытались преградить ему путь, но колдун уверенно спешил на помощь другу. Однако еще один удар полыхнул отважного солдата по поясу, и тот согнулся, оседая на землю, при этом отражая из последних сил новые удары алмирцев. Раньше Ланс всегда называл раны на своем теле царапинами, а получаемые удары не более чем уколами иглы. В первый раз колдун увидел, как мориец закрыл глаза, распростершись на земле. Его уже топтали чужие ноги, люди не смотрели во взаимной ненависти на тех, кто пал, сокрушая своими криками и ударами еще твердо стоявших на ногах противников.
Наконец, он оказался возле тела товарища, на которое повалился мертвый гарун. Дорн орудовал мечом, не подпуская никого к себе ни на шаг.
- Ланс! - позвал он, надеясь, что тот откроет глаза. - Ты живой? Ланс, очнись! Сейчас я помогу тебе!
Кругом легли мертвые тела, и он припал к груди человека, лежавшего у его ног. Тот не пошевелился, его одеяние было залито кровью, застывшая рука сжимала глубокую рану в боку, а другая не выпускала меча. Так погиб Ланс Морийский, герой, спустя годы песнь о подвигах которого, сочиненная в Горгарате, перелетела из разрушенного королевства через горы к морским берегам, где стала одной из самых любимых среди сказаний о доблестных морянах.
***
Записка лежала на столе под свечой, и он остался крайне недовольным её содержанием. Но отыскать Марго в доме, чтобы перенести встречу не удалось. В лунном свете он пробирался по темному лесу к тихой избушке, брошенной без хозяина. Девушка хотела с ним о чем-то переговорить, да и ему следовало во многом ей открыться. К сожалению, он слишком поздно понял, что упырь скрывался под крышей дворянского дома. Днем Тамир все-таки дознался у её мачехи, Галены, кем та была на самом деле и кому служила. Хотя графиня по-прежнему не вымолвила ни слова о том, что её связывало с Горном Логье, потому как ей, похоже, было строго настрого запрещено говорить о своем повелителе. Тот, кто сотворил из неё упыря, владел её душой, и с его возвращением даже чары колдуна не могли сдерживать женщину. Она накинулась на графа в спальне как разъяренная кошка, впиваясь острыми ногтями в грудь, желая перегрызть ему горло от страха и ненависти как к нему, так и к самой себе. Колдун сумел отшвырнуть её в угол и, воспользовавшись тем, что она на миг лишилась сознания, влил в её горло капли живой воды. Обычно он не щадил кровососов, при том в моменты их встреч ни у одного не возникало желания спокойно обсудить ближайшее будущее и дать другому возможность выбирать свою судьбу - в ход всегда вступал острый меч против длинных клыков. Но Галену он не мог убить. Она должна была еще о многом поведать, она была совершенно безоружна против него и в своих запутанных мечтах графиня вызывала у колдуна жалость. В любом случае её участь была предопределена: именно она убила двух своих крепостных и должна была ответить за деяния по законам морийцев.
В последние дни в Высоких Полянах его не покидали подозрения о постоянном наблюдении за собой, кто-то непрерывно следовал попятам. Но события развивались столь стремительно, что он уже не задумывался о собственной безопасности, желая лишь поскорее отослать в надежные края Марго. Он жестоко корил себя за то, что не дал ей уехать утром, что раздолбил колеса телеги и остановил её на полдороги, где далийцы повстречались со странным господином, в котором колдун почуял силу кровососа. Девушка была слишком беспечной в родном поместье. В графских владениях давно уже поселилось зло, которые пустило здесь крепкие корни, расползаясь по округе. Хотя Горн был умным и дальновидным Возрожденным, он не охотился в близлежавших угодьях, а видимо отправлялся для этого в чужие города и деревни. Пусть упыри утверждали, что могут прожить, лишь питаясь кровью животных, Тамир уже не раз убедился, что жажда человеческой крови непреодолима, и она заставляла убивать даже самых мягких и безобидных из тех, кто прежде был людьми.
Прежде чем расправиться с Логье, он хотел того о многом расспросить. Вряд ли упырь предполагал, с кем имеет дело - лишь Галена могла догадаться, что в Полянах поселился колдун, но графиня была слишком увлечена собой и им самим, чтобы разобраться в реальности. Фат, мошенник, ловелас - так отзывались соседи о персоне Тамира д'Эскера, и он наделся, что управляющий тоже не высокого о нем мнения, хотя их знакомство еще даже не свершилась по всем нормам приличия. Чем меньше Логье будет опасаться его, тем легче будет с ним совладать. Но в первую очередь колдун должен был объясниться с девушкой, которая сама, казалось, околдовала его своими чарами. Он убедит её в необходимости укрыться в безопасном месте на несколько дней, а после он мог бы явиться в Корлину в образе заметного жениха, чтобы заслужить доверие и симпатию её тетушки. Как бы ни глупо было размышлять о таких пустяках перед смертельной схваткой с могущественным упырем, он уже представлял, как графиньюшка даст согласие стать его. А ведь он так редко совращал благородных дам и, пожалуй, в этом случае ему надо будет жениться, чтобы не утратить чести. Колдун засмеялся своим мечтам.
Когда Горн Логье прибыл в поместье, граф не преминул в минуты предвечернего затишья наведаться в его дом, чтобы заново обыскать подвал и чердак в надежде еще раз подтвердить уже окрепшую уверенность в кровожадности южанина, но его поиски остались безрезультатными. К этому времени весьма некстати управляющий исчез, а Тамир разрывался между желанием двинуться немедленно в погоню или отправиться на свидание с Марго. Убедившись, что лошадей в конюшне не трогали, а значит Горн не мог уйти очень далеко, колдун нетерпеливо дожидался ночи.
В темноте среди веток, преграждавших проход по тропе, мелькнул тусклый огонек, и он поспешил к избушке лесника. Дверь была приоткрыта, он распахнул её и поморщился от глухого скрипа. Глаза обежали пустую комнату. Боль от внезапного удара сотрясла его голову. Невидимый противник напал сзади, приложив со всей силой по затылку колдуна толстой дубиной. Он упал на колени, одной рукой оперевшись о пол, а другой потирая шею. Несмотря на боль и затуманенный взгляд, он оглянулся на своего врага. Но чужие пальцы уже коснулись его подбородка, запрокидывая голову к верху. Он увидел горевшее злобой бледное лицо упыря.
- Умри, умри, - прошептал про себя колдун, силясь чарами отразить противника, но уверенному в своей победе Логье чуть слышные угрозы не причинили вреда. Он со всего размаха влепил графу еще один удар кулаком по лицу, так что парень откинулся на пол, чувствуя вкус крови в рассеченном рту.
- Ты думал, что справишься с кровососом? - жестоко звучали слова управляющего. - Ты заслуживаешь за свои поступки смерти, но я не хочу столь милосердно с тобой поступать. Ты станешь одним из нас, упырем, послушным моей воле, и будешь вечность смотреть на то, как юная графиня отдает мне свою любовь!
Его охватила неведомая прежде сила, руки Горна сомкнулись вокруг его шеи, а потом он понял, что вслед за болью от укуса тело быстро слабело из-за потери крови. Он не мог вымолвить ни слова, которые как будто бы вмиг позабыл. Тьма окутала непроглядным покрывалом, заволакивая все выходы, все надежды, все мольбы.
***
Сон, в котором он тонул, был так похож на явь, что он начал неистово барахтаться в воде, а когда всплыл на её поверхность, судорожно вдохнул полной грудью воздуха, которого ему так недоставало. Вокруг разлилась тихая гладь незнакомого озера, высокие деревья густой стеной вставали у берегов, и лишь в одном месте он заметил открытый каменный пляж, на который спадал с высокой скалы узкий водопад. Он поплыл к суше. Осознание того, что он все-таки не спит, настигло его, когда на отмели он увидел безжизненное тело полудевушки-полурыбы. Он узнал лицо той самой русалки, спасенной им от когтей прожорливого орла, и утренняя прогулка отчетливо предстала перед глазами. Только теперь солнце садилось за кроны деревьев, и рядом не было ни реки, ни зеленых берегов, ни лагеря его солдат.
Он выбрался из озера и в изнеможении повалился на живот. До слуха донесся всплеск воды, краем глаза он увидел, как забился по прозрачной глади большой рыбий хвост. Поднявшись на ноги, царевич подошел к раненной девушке.
- Помоги мне! - вновь послышался голос, раздававшийся лишь в его голове. - Я награжу тебя всем, чем пожелаешь.
Что за бредовые идеи?! Он гадал, принадлежали услышанные мольбы его собственному воображению, или это действительно были слова русалки... Но тогда как он мог ей помочь? Мокрая повязка уже полностью окрасилась в красный цвет. Он приложил ладонь к ране, опустился на песок и слегка приподнял голову девушки, обрамленную длинными волосами. Он хотел посмотреть приостановилось ли кровотечение, но про себя сперва взмолился Уритрею и Нопсидону, чтобы боги сохранили жизнь этого прекрасного создания, их возлюбленной дочери, оберегаемой от жестоких и любопытных взоров людей. Она совсем притихла, замерла на его руках, а он продолжал взывать к своим богам, к её творцам, закрыв при этом глаза, чтобы не смотреть на то, как последние капли жизни покидали раненное тело.
- Благодарю тебя, человек, - вновь раздался звонкий голос в ушах.
Под его ладонями оказалась гладкая галька, а русалка уже смущенно улыбалась из воды, будучи укрытой ею по грудь. Он еще раз моргнул, полагая, что опять заснул, но в мыслях еще повторялись просьбы, обращенные ко всем известным богам, и он не имел понятия, как она сумела так быстро и ловко выскользнуть из его рук.
- Это милостивые боги вернули тебя в этот мир, - наконец, промолвил он, не отрывая пораженного взгляда от её красивого лица, озаренного улыбкой.
Крупные брызги ознаменовали её погружение в пучины озера, и он озадаченно огляделся на маленьком пляже перед высокой скалой в поисках выхода из краев, куда его занесло нежданное путешествие под водой. Однако русалка очень быстро возвратилась, возвестив его об этом, громкими ударами хвоста по поверхности озера. Не пройдя и нескольких шагов к водопаду, он вновь приблизился к кромке воды. На берегу лежали две причудливые небольшие бутылки из толстого стекла. Их горлышки украшали серебряные бляшки, которые можно было пристегнуть к поясу.
- Что это? - спросил он, взяв руки один из сосудов, чтобы в закатных лучах разглядеть, что за жидкость плескалась внутри. - Я должен это выпить?
Но русалка уже скрылась среди вод. Он со вздохом сожаления осмотрел темный пейзаж и потянулся за пробку, как вдруг задул холодный ветер. Царевич испуганно оторвал взор от бутылки. Над гладью озера возвышалась огромная фигура лучезарного старца. Его тело наполовину было в воде, а верхняя часть туловища была наряжена в белоснежное одеяние и в два раза превышала в росте и ширине взрослого человека. Белые пряди волос спадали по спине, конец бороды терялся в глубинах темной воды. Царевич от изумления протер несколько раз глаза и опять пришел к мысли, что он еще спит и ничуть не очнулся от грез. Фигура бога, ибо именно так изображали маги Нопсидона, образ которого был заключен в каменных статуях, высечен на плитах и нарисован на холстах, по-прежнему, мерцала недалеко от берега. Она была из плоти, но вместе с тем царевичу казалось, что по телу старца переливалась мелкая серебряная рябь и крапинки воды. Вытянув вперед большую руку, водяной владыка поманил к себе человека:
- Возьми дары, что принесла тебе моя дочь, Рулле, и подойди ко мне, - его голос отдавался эхом, безмятежность и покой слышались в тоне, напоминавшем завывание ветра и крики чаек. - Неразумная, она едва не погибла, поплатившись за свое любопытство, - промолвил он, когда царевич вошел в озеро и по его дну дошел до высокого старика, хотя считал, что мелководье не было столь широким. - Дитя воды, она захотела взглянуть на тех, кто рождается и живет на земле, на тебя и твой отряд, но в итоге ном, хранитель земных недр, настиг её, желая забрать в свое царство. Ты спас жизнь и теперь вправе просить за это все, что угодно.
- Для меня нет большей награды, чем укрепиться в своей вере и лицезреть великого Нопсидона! - воскликнул Рулле, склоняя голову до самой воды. - Я ничего не сделал для твоей дочери, благодарю тебя, что ты внял моим прошениям об её жизни.
- Можешь звать меня, как тебе угодно. Я хозяин этих озер, я владыка мест, где оберегаю иную невидимую простым людям жизнь. Я не мог защитить ундину, когда она выбралась в открытые воды. Твоя сила вернула ей жизнь. Она затащила тебя в бездну, где ты мог умереть, но ты остался в живых, приобретя при этом то, чего нет у людей, потому как отныне ты не принадлежишь к человеческому роду. Ты познаешь себя с течением времени, только не забывай, что даже самым могущественным в этом мире доступно не все, даже нам, способным принять любой облик, создавать и уничтожать, не позволено вторгаться во владения других великих стихий и духов. Ундина по своему незнанию принесла тебе два дара. Первый сосуд, покрытый продольными волнами, заполнен живой водой, ты вернешь её людям, от которых она в недавнем времени была укрыта. Во втором сосуде находится вода из озера подвластного не только моим силам. Там вода забвения. Пусть живая вода служит твоим друзьям, а воды забытья врагам, которые потеряют прежнюю ненависть и вражду, но не допусти неразумными действиями новые обиды и недопонимания. Сосуды неиссякаемы, Рулле, и помни мой совет - не жалей воды живой, потому как друзей у тебя должно быть много, и не раскрывай воды из озера отречения, даже для врага это страшная расплата, даже врагам лучше оставить их истинное лицо, чем пытаться изменить их самих.
Он потрогал склянки, что уже приколол к своему поясу, облегченному из-за отсутствия меча и ножен. На одной действительно были изображены продольные полоски, а другая была покрыта пузырчатым узором.
- Мне надо передать живую воду людям? Могу ли я отдать это сокровище своему народу, черноморцам? - ясным голосом спросил царевич, забрасывая голову, чтобы различить лицо великого старца.
- Это дар, данный в твои руки, и не выпускай его от себя. Каждому, кто придет сюда с нуждой, будет дано желаемое. Живая вода всегда открыта для тех, кто будет её искать, для тех, кто не заплутает на этом пути. Только не забывай, царевич, что ты отныне не человек, и для тебя этот напиток под запретом. Он заберет у тебя то, что ты стяжал в этом путешествии. А получив что-то, не торопись отвергать это, не бойся вступать на новый путь и идти по нему до конца, потому как другая дорога осталась уже позади, и кто заверит тебя, что, вернувшись вспять, ты уже не пропустил то самое главное, ради которого она началась. Ундина преподнесла дары, которые тебе, к её нерадивости, ничем не помогут. Но не сердись на юную русалку, она завела тебя в мертвые воды и желала исправить это единственными известными ей способами, не подумав, что если ты еще не покрылся мертвецкой сыпью, то и без волшебных вод сумеешь выбраться наружу. А теперь прими и от меня подарок. - Толстые руки опустились на его плечи, и Рулле ощутил, как холодный металл коснулся его кожи. Он нагнул голову. На груди мерцал мягким блеском в опускавшихся сумерках медальон. Он был сделан в виде небольшого диска, одну сторону которого украшали три волнистые линии, а на другой были изображены три капли воды. - Никогда не снимай этот амулет. Когда придет время, он поможет возвратить тебе то, что ты потеряешь. Это и будет моим даром - я возвращу тебе твою жизнь. Поэтому когда-нибудь мы встретимся с тобою вновь. А теперь прощай, Рулле!
Он вновь оказался под водой, столь стремительно, что даже не успел набрать воздуха в рот. Руки пытались ухватиться за что-то, но бездонная тьма поглощала его, и он перестал бороться с её покоем и глубиной. Когда он открыл глаза, в небе вновь сверкало яркое утреннее солнце. Река несла свой поток меж двух берегов, он лежал на западной стороне, а возле себя нетронутыми обнаружил меч, ножны и лук с колчаном стрел. Вокруг было тихо и пустынно, ничего странного и необычного для взора или слуха. Только к поясу были прикреплены два небольших сосуда, а на холме он заметил фигуру одного из своих солдат. Тот отчаянно размахивал руками, подзывая других товарищей. Черноморцы целый день разыскивали своего пропавшего вождя, его возвращение укрепило их надежды на то, что поход будет продолжен и увенчается успехом. Рулле искренне поддержал их чаяния, но о том, где пропадал, не поделился даже с самыми близкими друзьями. Хотя они с изумлением смотрели на его измененный облик. Черные волосы царевича превратились в золотые пряди, но чудо скрылось с глаз через несколько недель дальнейшего пути.
***
Пелесские суда почти не отличались от широких парусных лодок морийцев, но ходили они только по реке Одинокой. Однако в этот раз капитану пришлось выйти в открытое море. Не отдаляясь от берегов, он взял курс по направлению к черноморским землям. Царевич стоял на корме возле бортика, через который накатывали волны, затапливая палубу. Он смотрел назад, но погони не замечал. Парусник сумел незаметным проскочить через оградительные цепи порта, и нынче попутный ветер гнал его на восток.
Прошедшие дни напоминали сущий кошмар. Он уже плохо понимал, что же так влекло и тянуло его в Равенну. Точнее он знал, что это было за чувство, но теперь оно будто бы растаяло, не оставив и следа в сердце. Царевич с грустью думал, что вез на родину прекрасную морийскую принцессу, в поисках которой за ним, скорее всего, двинулся целый флот из Алмаага, несмотря на преграду гарунских галер, заполонивших запад Южного моря. Дома его ждала законная супруга, и что теперь делать с двумя женщинами, которые в равной степени когда-то владели его сердцем?!
Пройдя отвесными тропами меж горных ущелий и выйдя к далийской столице, его солдаты, многим из которых царевич сохранил жизнь за долгие дни беспросветной войны, ворвались в город. Он желал лишь одного - лицезреть свою богиню, свою повелительницу, ту, что приходила к нему во сне и являлась наяву в свету, когда он будто ослепленный мчался наперерез врагу, сметая первые ряды захватчиков. Разбросав в стороны стражников и слуг, встречавшихся на пути, Рулле спешил в главный зал приемов. Он будто ощущал, что принцесса там, и она уже поджидала своего избранника.
Он вошел в палаты, и огромные двери захлопнулись, отрезав от своего предводителя прочих воинов, прокладывавших дорогу для вождя. Царевич оказался наедине с Морией. Её образ был все также прекрасен и озарен лучистым светом. Но стоило ему сделать навстречу пару шагов, как неимоверная сила отшвырнула его прочь к украшенной резьбой из диковинного зеленого камня стене. Он со стоном скатился на холодный пол. Его возлюбленная превратилась из богини в скалившееся чудовище. Он уже не разбирал её нежных плавных черт, а видел лишь пылавший огонь в огромных глазах. Не помня ужаса и горя, Рулле метнулся по направлению к женщине и острым мечом поразил открытую грудь. Она медленно сползла на его руки, на вновь спокойном красивом лице застыла маска изумления и поражения, ладони были выставлены вперед, но они не смогли остановить его страсти и безумия.
Кровь залила её белоснежное платье, клинок торчал из груди, царевич выхватил его, и алые потоки еще быстрее заструились по рукам и телу. Он не мог кричать, чтобы позвать на помощь. Он даже забыл, что был способен лечить одним лишь прикосновением, ведь в бою нередко заживлял раны солдатам. Рука мгновенно потянулась к сосуду за поясом, тому, которым царевич поил особо тяжелых друзей, чтобы вернуть им потерянные силы и зажечь заново жизнь в почти остывших телах. Дрожавшими пальцами Рулле раскрыл пробку и приложил горлышко к бледным губам принцессы. Вода проливалась мимо, но он не отнимал бутыль от её рта. Наконец, девушка зашевелилась, она выплюнула жидкость, заполонившую горло, и тяжело задышала. Когда он выносил её на руках из дворца, принцесса погрузилась в глубокий лечебный сон, который не оставлял её, покуда отряд черноморцев не пересек восточные горы и не добрался до самой широкой реки в Пелессе, единственной судоходной, где царевич нанял судно для отбытия в родные края. Принцесса до сих пор не очнулась, находясь в пограничном состоянии между жизнью и смертью, её покой волновал и пугал Рулле. Он уже не знал, чего желал сильнее: чтобы она никогда более не открыла глаза, или чтобы принцесса встала и смогла принять его объяснения по поводу того злоключения, что случилось в её прекрасном дворце.
- Ветер вовсю надул парус, а ты еще усадил на весла людей, царевич, - раздался позади него мягкий женский голос. - Куда ты спешишь? И что ты сделал со мной? - но любезность в её тоне задержалась не более чем на минуты, сменившись жесткостью и угрожавшим напряжением.
Широкое днище парусника было заставлено снастью. В дальнем конце возвышалось единственное сооружение, служившее укрытием для капитана, а в последние дни бывшее каютой принцессы. Несомненно, она появилась именно оттуда и бесшумно приблизилась к царевичу. Он бросил взгляд на её худую невысокую фигуру, а после на своих солдат, с восхищением оглядывавших женщину, все же очнувшуюся от своей болезни. На лодке черноморцы составили команду капитана, а некоторые воины по приказу царевича добиралась до Асоля прежним сухопутным путем через южные степи пелессов.
- Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество? - вежливо спросил Рулле. Он слегка поклонился, поцеловал её бледную ладонь, а после прислонил губы к чистому лбу. Так велели морийские традиции, которые царевич усвоил за месяцы сражений рядом с солдатами принцессы.
- Мне неизвестно, что со мной произошло и куда я теперь направляюсь. А мое самочувствие ухудшается с каждой лигой отдаления от родных краев. Что вы со мной сделали, царевич? - вновь со строгостью и суровостью спросила она. - Напоили каким-нибудь зельем? Что за лекарства, эликсиры? Немедленно отвечайте!
- Ваше Высочество, вы были ранены... - он начал издалека, не будучи уверенным, что сможет открыть ей всю правду о том, что его же рука чуть было не отняла её драгоценную жизнь.
- Но теперь на мне нет и пореза, - перебила его принцесса. - Только я не могу даже пошевелить это мелкое суденышко! Мне даже не удалось раскрыть дверь без того, чтобы потянуть за эту грязную жирную ручку! Что ты сделал со мной, Рулле? Ты околдовал меня? Мне не раз доносили, что неприятель склоняет перед тобой голову, даже когда ты только мчишься на него за сотню шагов, что ты поражаешь одним лишь взглядом, что ты исцеляешь прикосновением. Ты чародей? - она почти кричала на него на родном морийском языке.
- Ваше Высочество, я исцелил вас живой водой. Боги даровали мне эту милость... - Он потянулся к двум флягам, но замер от истошного крика, что вырвался из её груди. Полное отчаяния лицо внимало его словам.
- Нет, нет, этого не может быть... Живой воды нет в Мории, - стеклянный взор принцессы застыл на его лице.
Она замахнулась на него сжатым маленьким кулаком и ударила в грудь, но он тут же схватил девушку за обе кисти.
- Каналья! Бестолочь! Что ты со мной сделал?! - слезы готовы были политься из светлых глаз, а голос сорвался в рыданиях. Принцесса высвободилась из его рук и резко развернувшись, устремила взгляд в даль волновавшегося моря. Она сомкнула пальцы на бортике лодки и застыла будто ледяная статуя.
- Но только это спасло вам жизнь, принцесса-наследница, - попробовал успокоить её Рулле. Он приблизился к ней, но она отпрянула в сторону, оставаясь на краю палубы.
- Прочь от меня! Ты познаешь всю силу наказания за своеволие, за непокорность моим словам и чарам! О, Эллэ, как же ты была права! Даже у колдунов нет сил избежать того, что предначертано им людским племенем! - она запрокинула голову вверх, обращаясь к неведомому духу, а после перегнулась через край перил и канула в пучину вод.
- Стойте, - прокричал Рулле гребцам. - Спустите парус! - он прыгнул вслед за морийкой в волны и скрылся с поверхности моря. Люди давно отложили весла, с интересом прислушиваясь к беседе высоких господ, а после столь неожиданного поступка принцессы, матросы-солдаты бросились исполнять приказ царевича.
Он вынырнул к свету, удерживая её тело около своего плеча. Когда они доплыли до лодки, бесчувственную утопленницу бережно уложили на доски. Царевич отогнал от тела девушки зевак, попросив самых верных товарищей встать около борта, чтобы удержать её от повторной попытки сгинуть в безбрежном и бездонном море. Он сбросил пояс перед прыжком в воду. Но теперь вещи, валявшиеся в стороне - меч в ножнах, кошель, заветные бутыли с волшебными напитками, а также малый карманный кинжал - не могли ему помочь. Он просто приподнял голову колдуньи и перевернул на бок, чтобы вылить жидкости, которой наглоталась несчастная. А потом он пожелал, чтобы она очнулась и открыла глаза.
Приподнявшись на локте, наследница мутными глазами оглядывала собравшихся вокруг мужчин. Несколько минут она вспоминала последние события, а затем девушка нещадно захохотала. Она откинула голову с копной темных волос и корчилась в судорогах от непонятного веселья, более походившего на помешательство.
- Мы не причиним вам вреда, - убедительным голосом говорил Рулле, желая унять злорадный смех и её перекатывания по доскам. - В Черноморье вы получите свободу, Ваше Высочество, а мы будем надеяться на вашу награду за то, что черноморцы столько времени и со столькими потерями защищали вашу землю! - под конец его тон стал более серьезным и властным. Она замолкла. Но только для того, чтобы схватить кинжал царевича, оставленный среди прочих вещей, оброненных на палубу. Обеими ладонями сжав его конец, она вонзила острие в живот. Лужа крови разлилась под скрюченным неподвижным телом принцессы.
Припав к Мории, Рулле с силой вытащил кинжал из её нутра, а после остановил кровоизлияние, прикрыл глаза, чтобы сосредоточить помыслы на здоровье девушки. Но её рука цепко ухватила плечо своего спасителя.
- Не надо, - прошептала она, - не поможет, потому что я не хочу жить. Чары будут бессильны. Ты защитил мою страну, царевич, но забрал при этом самое ценное, что у меня было - мою жизнь и мое колдовство. Я все равно вскоре бы покинула этот мир, - он смотрел на её побледневшее лицо, глаза гасли, голос все затихал, но слова продолжали доноситься до слуха собравшихся рядом людей. - Сорок лет для меня не более, чем одна ночь для тебя. Я ухожу так, как решила сама. Но знай, что моя кровь отныне на твоих руках. Жестокое проклятие я навела на того, кто лишит меня жизни. Те чары уже не в моей власти, потому как я не могу колдовать. Ты виноват, царевич, и тебе предстоит ответить за все зло! Покуда твоя кровь течет в жилах твоего народа, навстречу смерти вы пойдете не в людском обличье, а, как и я, уже другой ухожу безвозвратно в мир, где нет колдунов.
- Да она ведьма! Вы слышали о проклятии?! Она прокляла нашего господина! Полная чушь! Надо выбросить её за борт, а лучше изрубить сперва на куски! - голоса раздавались со всех сторон. Он расслышал их, как только принцесса испустила дух, и её глаза сомкнулись навеки.
- Как и положено у морийцев, мы сбросим её тело в пучины моря, потому как здесь невозможно сложить погребального костра, - решительно прервал разгоравшиеся споры царевич. - Кто желает, пусть попрощается с морийской наследницей.
Никто не сделал шагу по направлению к застывшему, залитому кровью телу великой правительницы. Рулле осторожно поднял на руки её потяжелевшее тело и неспешно шагнул к бортику. Под ноги что-то упало из одежды принцессы. Он глянул вниз и заметил темный кожаный переплет, что раскрылся на пожелтевших слипшихся от воды страницах. К книжице был прикреплен поясок, завязанный вокруг талии убившейся девушки. Жестом он велел одному из воинов обрезать нить, удерживавшую кожаный дневник, а затем холодные волны Южного моря приняли тело морийской принцессы в свои темные пучины.
***
- Граф, господин торговец привез молодую девушку. Ей срочно нужна ваша помощь, кажется, она умирает от потери крови и глубокой раны в голове, - тихий голос Верника звучал очень отдаленно. Но южанин подергал мужчину за рукав, и тот открыл глаза. Он заснул от усталости в старом кресле под громоздкой лестницей огромного дома. Богатый особняк ныне превратился в лазарет, обитель тех, кто боролся с болезнью и недугами, и тех, кто уже подался зову бога Моря и всего лишь дожидался своей очереди быть сожженным на заднем дворе. Граф вместе со своим помощником ухаживали за страждущими, обездоленными горожанами, а также за телами уже навечно покинувших этот мир людей. После набега отряда гарунов город опустел, превратился в поле боя, где стервятники продолжали пир, оставляя после себя кровь, грязь и сырое мясо.
- Неси мое снадобье, - произнес колдун, устало подымаясь на ноги. Он не спал уже третьи сутки. Ни живая вода, ни его чары не могли помочь всем, кто стонал и мучился от боли, от глубоких ран, беспощадных побоев, голода и пережитых страхов. Те, кто быстро вставали после исцеления с постели, спешили покинуть город, чтобы спасти свое имущество, коли оно еще уцелело. Другие оставались на попечении немногих слуг коменданта города, маркиза де Гуе, который доверил графу ключи от погребов и складов, чтобы кормить больных и обездоленных людей.
Верник возвратился и столкнулся с колдуном в дверном проеме. В его руках была небольшая стеклянная склянка.
- Этот сосуд уже опустел, сударь. Извольте приготовить новые зелья, - он всучил в руки господину легкую бутылку и послушно ждал дальнейших распоряжений.
Оставив флягу на одной из высоких тумб, колдун уныло поплелся в приемную залу. На помощь чудесной жидкости нынче рассчитывать не приходилось. Несмотря на то, что дар водяного был неисчерпаем, любая бутылка имела дно. Можно было вылить ровно две огромные кружки чистой воды, что заживляла внутренние и наружные раны человеческого тела, но только по прошествии ночи живительная жидкость вновь наполняла хрустальный сосуд. К сожалению, иногда этих нескольких часов до рассвета не хватало, чтобы спасти кому-то жизнь.
Он приблизился к грязному тряпью на полу, куда слуги купца, стоявшего в нетерпении у входа, уложили несчастную девушку.
- Лошадь чуть не растоптала её, граф. Я уж думал, что ей размозжило череп копытами моих скакунов, но парни сказали, что она еще дышит, и мы помчались по улице в ваш лазарет. Спасите её, сударь. Ведь верно рассказывают, что вы творите чудеса.
- Я сделаю все, что будет в моих силах, - ответил он богато наряженному дельцу, а после наклонился к девушке и расправил её истрепанные черные волосы, прикрывавшие залитое кровью лицо. - Ступайте все прочь, - внезапно его голос сорвался на крик. - Верник, подготовь для меня коня! - чуть позже приказал он южанину. Он уже знал, что не вправе оставить эту несчастную в одном доме с остальными людьми. Здесь она могла быстро прийти в себя, очень быстро возле крови ослабших, но еще живых людей.
- Марго... - тихим нежным голосом позвал граф, когда остался наедине с девушкой, лежавшей без чувств на полу около его ног. - Потерпи, Марго. Я не дам тебе умереть. - Он убеждал сам себя в том, что она должна жить и будет жить. Хотя вспомнил, как видел её в один день в Равенне. Не было сомнений, что только упырь мог столь безрассудно схватиться с вооруженным гаруном, прорвавшимся на крепостные стены, и одолеть его. Теперь он должен был своими чарами вернуть её силу и энергию, чтобы она могла и далее убивать и крушить все на своем пути. Но таков был выбор.
Живая вода... Он вспомнил о волшебном напитке, что мог бы вернуть графиньюшке её человеческое лицо, но резким взмахом головы наотмашь выбросил эти мысли прочь. Марго ведь так хотела стать Возрожденной, стать вечной и прекрасной, с такой он мог бы пройти вместе все дороги и пути своей колдовской жизни. Но только упыри и чародеи стояли по разные стороны той грани, что служил человек. Граф до сих пор не знал, заслуженно ли он силой возвращал некоторых к этому рубежу. Ведь это лишь приближало смерть.
Он остановил кровоизлияние изо лба. Рана была не так серьезна, а потеря сознания объяснялась испугом и внезапным шоком. Колдун погрузил девушку в глубокий сон, в котором она бы вернула себе силы. Но дожидаться этого в городе было небезопасно, оставлять её без присмотра было нельзя. Зная упорный характер Марго, он полагал, что девушка сбежит от него, едва откроет глаза. Колдун не раз корил себя за трусость, что проявил в лесной избушке, когда скрылся от графиньюшки, не совершив единственно верный выбор - уничтожение упыря. Но даже теперь он не мог её убить, хотя и знал, что жажда крови вернет её к жизни и толкнет на очередные преступления человеческих законов, пускай во время войны её жертвами становились враги Мории. Следовало подыскать для девушки надежное укрытие, место, в котором он бы не опасался за её жизнь.
Марго сидела перед ним в седле, припав к гриве лошади, что мчала двух всадников на запад, прочь от опустошенного города. Граф то и дело поддерживал спутницу, осторожно поправляя её волосы, прикасаясь к её нежной коже. Решение об убежище пришло быстро, и он не собирался отступаться от задуманного, хотя для этого находилось сотни причин. Он убеждал себя, что всего лишь спрячет её на время, что сумеет оградить её от других людей, ведь кровососы могли жить и за счет крови животных, мясо которых принимали в пищу как обычные смертные, не видя в этом ничего убогого и странного. Он вернется за ней и предоставит ей самой выбирать свою судьбу. Он сможет быть рядом, ведь это была его вина, что она ступила на столь темный и грешный путь - он должен был намного раньше открыться юной дворянке, которая без памяти влюбилась в его строгий нрав и тяжелый взгляд.
Граф прослышал о монастыре, куда один из корлинских дворян отвез своих дочерей и супругу в надежде укрыть их от ужасов войны несколько недель назад. Видимо, боги вняли молитвам морян и стариц, и гаруны не пошли к западным поселениям Далии, оборотившись на север. Места, освященные праведными словами и грезами, окропленные чистой водой, остались невредимыми, к тому же высокий дом на холме на границе с Релией надежно и прочно защищали высокие стены. Мужчину, представившегося графом д'Эскер, за баррикадами встретили недовольными изголодавшимися взглядами, однако женщина с седыми волосами, спрятанными под пуховым платком, провела его в свои бедные покои, состоявшие из холодного каменного стола и лежанки. Настоятельницу Юффолу, смиренную добрую женщину, колдуну даже не пришлось убеждать чарами приютить на время девушку, которая по его словам оказалась в крайне тяжелом состоянии. Юффола всегда была готова раскрыть худые объятия для любых обездоленных, угнетенных слуг Моря. Даже к просьбам графа соблюдать неукоснительно определенный режим в питании и распорядке дня для узницы, ибо именно эта участь ожидала Возрожденную, возжелавшую вечности и силы, настоятельница отнеслась вполне серьезно и без прекословий. На своем коне граф предстал для неё подобно посланнику самого Моря, в чем она прямо призналась ему, когда он щедро осыпал бедный стол золотыми монетами, а главное вызвался помочь больным и немощным, каждый день собиравшимся около стен монастыря.
- Завтра я уеду, а ты придешь в себя, Марго, - в темной келье колдун прощался с девушкой, которая без сознания лежала на низкой холодной кровати. - Тебе здесь будет спокойно и безопасно. Я знаю, что ты захочешь уйти, но я не могу позволить этого... - Он поправил локон её волос. В дальней комнате монастыря он провел ночь после долгой двухдневной дороги до границы, а наутро отдохнувший и возвративший себе часть сил колдун совершил заклятие, которое прежде уже шептал в темноте и уединении холодных стен далекого края. Он запомнил заветные слова из древних записей, он объехал по широкому кругу владения стариц, за пределы которых отныне не могла выйти та, чью силу он использовал для создания невидимого барьера. Марго стала пленницей этих краев, лишь вместе с ним она могла бы покинуть монастырь. Он сделал это, чтобы увериться, что застанет здесь молодую упырицу. Лишь одно смущало графа - когда он вернется, на этом месте могли лежать развалины и пролиться кровь от ужасных деяний, совершенных голодным кровососом. Но закрывая глаза в игре со смертью многих других людей, он вновь заспорил в своей душе. Он жаждал немедленной расправы над нелюдем, а любящее сердце взывало к единственному шансу, который остался у юной графиньюшки - возврату к смертной жизни. Глоток живой водой превратил бы её вновь в милую девушку, которая запала в глубины колдовского сердца. Он хотел верить, что она примет и согласится на это избавление. Шепотом он повторял слова о прощении, склонившись к бледному лицу любимой. - Я вернусь за тобой! Как только окончится война, мы уйдем в светлые края, я вернусь и заберу тебя. А пока ты должна сторониться мира, ты не должна становиться тем, в кого превратил тебя Горн. Он призовет тебя к себе, но ты устоишь, Марго, и когда я вернусь, мы будем вместе. Навсегда... - Он знал, что может вернуться совсем не скоро, поэтому не спешил вновь превращать кровососа в смертную. Всему был свой черед, упырицей Марго бы точно его дождалась. Возрожденных не страшили ни войны, ни болезни, ни люди. Он оставлял ей лишь ожидание.
Острым кинжалом граф отрезал прядь волос графини и спрятал локон на груди. В обратный путь д'Эскер отправился, ни разу не оглянувшись назад. Корлину уже облетели известия, что гаруны двинулись на север в Легалию и Рустанад, поэтому колдун не стал задерживаться в тылу. Но прежде он заказал у кузнечного мастера новый медальон: толстый диск переплавили в небольшой сосуд для хранения сокровенных подарков. Нагрудное украшение водяного уже не раз привлекало чужой глаз, кое-кто даже вспоминал, что похожий оберег сверкал прежде на груди черноморского царевича. Теперь под его рубахой у самого сердца холодела склянка из крепкого металла, в которую колдун аккуратно положил локон волос далийской графиньюшки.
***
Гассиполь их встретил неизменным величием и спокойствием, которым отличались все древние города эрлинов, выстроенные на столетия. Только люди, возвратившиеся в отчие края, были унылы, хотя они несли с собой вести о победе над гарунами в далекой Мории. Но в Черноморье случились иные беды, и никому не было дела до стяжавших победу для другого народа ценой собственных жизней воинов. В каждом селении люди, оказавшись пред воротами посмертного царства Таидоса, оборачивались в невиданных по размерам зверей, мертвых волков. Лишь семей эрлинов, что еще во множестве проживали в Гассиполе, а также на побережье моря, не коснулось проклятая кара богов. Но с возвращением черноморских солдат из далеких краев люди заговорили о другой причине постигших их несчастий. Однако кто посмел бы открыто бросить обвинения в лицо сыну Веллинга, который по разлетевшимся во все уголки побережья слухам навлек на себя гнев морийской колдуньи?!
По прошествии многих месяцев он молчаливо взирал с высот прямой башни, выстроенной во славу богов, которых черноморские маги-жрецы вместе со всем народом призывали избавить смертный удел людей от скверны, обрушенной на черноморский род.
- Царевич, наконец, я нашел Вас, - запыхавшись после бега по крутой лестнице к верхней площадке башни, выпалил ученик мага Ридолей, который прислуживал Рулле в гассипольском дворце. - Ваша супруга разродилась. - Он стыдливо опустил глаза в пол, хотя царевич даже не думал оглядываться на вестника. - Она родила волчонка. Мертвого малютку. Царевна сейчас без чувств, но лучше ей и не знать пока о своем чаде.
- А где мой брат? - сухо спросил царевич.
Его рот в темноте звездной ночи скривился в злобной усмешке, но лицо не потревожили ни скорбь, ни печаль от утраты. Он слишком долго желал смерти своей жены и её ребенка, к которому не имел никакого отношения. Теперь он узнал, что сила его колдовских желаний вновь взяла вверх, хотя он и старался гнать от себя прочь темные мысли. Смерть его племянника - Рулле давно знал, в кого так пламенно был влюблен младший брат Немер, и чье дитя носила под сердцем молодая супруга, с которой он после её приезда в Гассиполь перемолвился лишь парой слов - была ниспослана богами, он не желал такой участи даже за предательство, его сердце давно остыло, чтобы пылать от ревности или ненависти. Но разве были боги в Черноморье?! Царевич вопрошал, обращая гневный взор в далекие небеса, где скрывались великие Уритрей со своей мудрой подругой Галией и светлой дочерью Олифеей, или же устремлял лицо в сторону бурных волн Нопсидона. Только в бездонное царство Таидоса и яростный запал Гисса, налетавшего из диких горных пределов, еще верил колдун. Прочие божки, о которых повествовали маги, тщательно изучая при этом материю, силу предметов и слов, представали в роли кукол, которыми люди украшали жилища, с которыми разговаривали от скуки и одиночества, но искать у них спасения и помощи казалось наивной глупостью. Ведь "всесильные" боги не укрыли его народ от колдовских чар. Морийская ведьма оказалась сильнее всех известных духов, стихий, истин, что исповедовали веками жрецы.
- Царевич Немер ныне в покоях царевны. Он рыдает над её горем, как и мы все скорбим по несчастью вашей семьи, господин, - ответил вестник.
- У меня нет семьи. У меня нет ни жены, ни брата, ни отца...
- Но как же?! Царевич Немер приказал отправить гонца в Асоль, чтобы передать печальные известия вашему отцу, Веллингу.
- Прочь! Убирайся вон! Разве тебе нужен хозяин, за которого уже отдают приказы другие люди?! Разве вам всем нужен наследник, которого провожают не иначе как презрительными взглядами?! Да пропади пропадом все на этом свете, мне тоже оно уже ни к чему! - он кричал во весь голос, слова тонули над городом в ночной тишине. В порыве ярости Рулле кинулся к краю площадки, на ходу перевернув стоячие светильники. Он заглянул в кромешную мглу за зубчатыми каменными стенами, ограждавшими вершины сооружения. Он расслышал поспешные шаги слуги, который, несомненно, решил, что царевич от страданий готов покончить со своей никчемной жизнью. Но вобрав полную грудь свежего весеннего воздуха, колдун со смехом откинулся прочь от краев. Он совсем не хотел умирать.
Дурман прошедшего года почти отступил от его разума, да и прежние забавы были оставлены в прошлом. Он знал, что уже не назывался обычным человеком. Слова Мории окончательно утвердили в нем ощущение, что он стал колдуном, одним из тех, о которых он много слышал в западных краях - вечные, юные, всесильные властелины, которых страшились, но вместе с тем уважали и почитали люди. Рулле перелистал книгу, что выпала из одежды принцессы. Старинные слова и письмена, песни и молитвы морийцев обернулись заклинаниями и чудесными наговорами. Отныне ему было по силам менять облик вещей, человека, его мыслей и действий, создавать и уничтожать внешний мир и все сущее в нем. Ему открылись небывалые, немыслимые знания. Многое из изведанного было не по силу одному колдуну, но некоторые чары он постиг в уединении и тишине строения, что возвели на берегу моря за крепостной стеной эрлинского порта, который разрастался вширь и вверх, становясь одним из самых величественных городов побережья.
Рулле осветил узкие ступени. Он спустился к входу башни, чтобы скрыться в потайной комнате, где давно обустроил личные покои. Среди манускриптов, посланий, записок, тетрадей и деревянных табличек лежала книга колдуньи в черном кожаном переплете. Реликвия сама по себе излучала силу многих колдунов и пережитых столетий, но царевич не взял её с собой. Он узнал достаточно, чтобы защитить свою жизнь и помочь тем, кто будет нуждаться в его чарах. Среди заклятий Рулле так и не нашел того, которое бы помогло уничтожить колдовство принцессы. Он лишь понял, что книга позволяла произнести еще десятки других заклинаний, безвозвратно изменявших жизни тысяч людей. Поэтому в последнее время царевич боялся приближаться к черному дневнику, в котором поверх невидимых для глаза обычного смертного букв были вписаны исторические заметки и обычные молитвы видиев своему богу. Книга должна была остаться в месте, которое она сможет защитить - так записала сама принцесса на одной из последних страниц своих заметок. Мория считала, что убережет с её помощью свое огромное государство, царевич же желал защитить свое - родной приморский город, который его дед по праву завоевал и назвал черноморским, Гассиполь.
Десятки свечей вспыхнули в маленькой комнате, когда царевич взял в руки волшебную рукопись. Слова произносились по памяти, но пальцы перелистали страницы на нужное место, и Рулле уставился на буквы, что он произнес вслух, чтобы еще раз осознать смысл заклятия. Он закрыл глаза, представляя, что случится с книгой, если она окажется в чужих руках за пределами башни, которая отныне становилась надежным хранилищем для бесценного сокровища. Затем царевич вытянул перед собой на ладонях серебряную корону, венок из тонких листьев, что по традиции носил в волосах старший сын Веллинга. Он оставлял это украшение на память своему помощнику Ридолею, чтобы тот решил, кому было дозволено являться в башню для продолжения благого служения жрецов своим богам и людям. В письме, которое царевич оставил на пыльном столе, он простился с товарищем и дал ему нужные указания для присмотра за Башней. Царевич собирался покинуть родные места на долгие годы. Его лицо должно было стереться из памяти черноморского народа. Только вот куда, заведут его странствия по чужбинам, колдун не гадал. Он лишь верил, что еще взойдет на вершину Береговой Башни.
***
Человек стоял к нему спиной. Он вышел из палатки, когда услышал свое имя, а также глухой голос, показазавшийся смутно знакомым.
- А вот и он - Муаль Шолин, - дружелюбно ответил капитан второго ранга, под чьим командованием он находился уже три недели. Минорец указал рукой в сторону колдуна, выглянувшего из-за полы палатки, и высокий незнакомец обернулся, чтобы посмотреть на разыскиваемого солдата.
- Да, это он самый, - произнес мужчина, завернутый в походный пыльный плащ. Капюшон был отброшен на спину, и колдун без труда узнал своего учителя. Тот же с непроницаемым лицом заканчивал беседу с минорцем: - Благодарю вас, капитан. Именно для этого юноши у меня есть важные известия, и поэтому разрешите мне поговорить с ним наедине.
Дождавшись согласного кивка, Уттар поманил к себе давнишнего друга:
- Вот мы и встретились вновь, южанин. Ты, несомненно, рад видеть своего старого приятеля, с которым прошел немало лиг за десяток лет. Нам нужно многое обсудить. Этой ночью я буду ждать тебя около пустой шахты в скалах плато, что в десяти лигах к востоку от лагеря. Я остановился на постой в соседней деревушке. И не вздумай уклониться от нашего разговора.
Он даже не собирался возражать строгому укору, что проглядывал во взоре морийца. Только расплылся в радостной улыбке от нежданной встречи и с чувством пожал протянутую руку, хотя в Мории не был распространен этот обычай.
- Наконец мы повстречались, - вновь громогласно заявил Уттар. В ночи он ухватил за стремена лошадь всадника, прибывшего в назначенный час в глухое место около Минорских скал, прорезанных многочисленными ходами и расщелинами. - Ступай за мной. В пещере не так пронизывает и завывает ветер. Я уже развел костер и поджарил для нас аппетитных цыплят.
- А разве ты не собирался принимать меня в теплой избе местного селения? - усмехнулся молодой колдун, кутаясь в морозном воздухе в длинный плащ. Тем не менее, он послушно двинулся следом за другом, повеления которого в прошлом всегда исполнял без лишних вопросов и любопытства.
- Сперва мы поговорим с тобой вдали от чужих глаз и ушей, царевич, - ответил Уттар. Он углубился под своды скалы и уселся около небольшого костра, указывая ученику на удобный плоский для сидения валун.
- Что ж, я не прочь для начала обсудить дела. Ведь именно они привели тебя ко мне? - он подозрительно оглядывал морийца. Таинственный огонек в его светлых глазах волновал колдуна, а также слух остро прорезало обращение из далеких времен, которые были сокрыты от всех, и даже для него остались за пределами воспоминаний, которые хотелось бы сохранить.
- Я очень долго тебя искал, царевич. Но мои предположения оправдались - ты как всегда оказался там, где льется кровь и звенят мечи. А теперь скажи мне, разве это не ты убил принцессу Морию? Покажи мне свой амулет! - его речь изменилась столь внезапно, как будто тихая река обрушилась шумным водопадом на острые камни. Руки колдуна ощупывали рубаху Рулле, которого неожиданными чарами притянуло к земле, усеянной каменными осколками. Он распростерся перед ногами учителя. - Ты выбрал иную форму для своего украшения, но прежде на твоей шее висел позолоченный диск с раздельными волнами. Я хорошо помню своих собратьев.
- Да, ты прав, но что тебе от меня нужно? - черноморец думал только о том, чтобы вернуть своему телу собственную волю. Наконец, он пошевелился и поднялся на ноги. Рука тут же скользнула к верному клинку, но едва лезвие вырвалось из ножен, как пальцы обожгла раскаленная чужими чарами рукоятка. Он с омерзением и негодованием отшвырнул оружие прочь.
- Ты слишком долго рассчитывал больше на свой меч, чем на великие способности, что в тебе заключены, мой друг. Ты научился быстро двигаться, но не так хорошо соображаешь. Пожалуй, за счет этого тебе удалось провести Морию. Хотя нет, раньше её звали прекрасным древним именем - Эльгой. Кто бы мог подумать, что черноморец окажется колдуном?! К тому же в твоих руках была живая вода... Я очень долго пытался найти твои следы, царевич. С тех пор, как я прослышал, что Морию похитили из Равенны и увезли в восточные края, в бесплодных поисках её тела, имущества прошли долгие месяцы, за которые ты сумел скрыться из родных краев. Потом миновали годы, потраченные впустую, чтобы разведать о каждой минуте жизни колдуньи, о том, что случилось с царевичем, и, в конце концов, я смирился, что вас обеих постигла гибель от собственных же рук. Но проведение послало мне тебя, Идек. К сожалению, оно сделало это раньше, чем я сумел узнать интересные факты из уст твоих врагов - гарунов, которых ты уже не первое десятилетие бьешь на чужой земле. Один из ветеранов подробно описал портрет царевича, которого считал при этом не иначе как богом, потому как на его глазах с твоих рук срывались погибельные молнии. Это было смешно слышать, ибо черноморский царевич мог похваляться лишь силой своих богов! Но вдобавок он упомянул о нагрудной пластине, что блистала при свете солнца, отчего гаруны боялись подходить к её владельцу, понимая, что от его рук их ждет неминуемая гибель. Позже я нашел еще многих очевидцев твоих чудес. А вскоре я вспомнил о тебе, мой друг, и понял, что ты как никто другой подходил под описание проклятого царевича. Я всегда звал тебя южанином, но твое лицо грубыми чертами более напоминало изгнанников из восточных земель, названных черноморцами, потому как Белое море было оставлено ими в северных краях, и Черное они достигли в долгих скитаниях. Ты всегда носил с собой сосуд с водой, которой поил больных - не иначе как это была живая вода, возвращенная в Морию тем самым царевичем. Но самое главное ты был колдуном, и это тоже отныне подходило под головоломку, что я так долго пытался собрать воедино. Ведь ты не первый колдун в этих землях, что принес сюда живую воду. Легенды об Орфилоне и его одиннадцати братьях, которые нырнули в пучины моря и возвратились оттуда с живой водой и чудесными способностями, а главное вечной жизнью, не лгут. Только вот Орфилон, как и ты, Идек, по неразумности лишил жизни с помощью этой проклятой воды могущественную колдунью, и расплата наступила неумолимо.
- Я не хотел её убивать! - воскликнул черноморец. - Я не знал, что творил! А она взамен покарала весь мой народ! Ты ведь знал принцессу? Как она сумела наложить такое заклятье? Как его снять?
- Мы очень хорошо знали друг друга. Многие столетия мы правили великим градом в Прибрежном краю. Еще тогда Эльга предвидела свое будущее и настолько уверовала в него, что потребовала собраться самым могущественным колдунам, чтобы нанести проклятие на того, по чьей вине она распрощается с жизнью. Мы исполнили её просьбу. Владыки нередко заранее обрушивали возмездие на тех, кто смел забрать их вечность. Даже Обелия, Облако, прекрасная Филия, верная супруга Орфилона, в последние минуты колдовской жизни, перед тем как муж опоил её возрождающим зельем, чтобы покорить собственной воле, навела на него заклятие, по которому он должен был умереть с ней в один и тот же час. Оба взамен вечной жизни получили скорую смерть, - голос Уттара звучал почти печально, доносясь из далеких, уже совсем позабытых времен. - Теперь ты понимаешь, кем я являюсь, Идек? Я Владыка, вечный бог, и ты не сможешь более препятствовать мне и убегать от меня. Хотя я не желаю тебе зла. Мне нужна всего лишь книга, что похитила Эльга из Града. Теперь это собрание древних записей по праву принадлежит мне. Отдай мне её, - он настойчиво выговорил последние слова и вытянул руку, куда без всяких колебаний царевич был готов положить даже собственную душу.
- Но её у меня нет, - чуть слышно ответил он. В горле застрял ком, черноморец ясно осознал, что отныне не сможет вымолвить ни слова неправды перед лицом колдуна. Вскоре разговор подойдет к концу, и он сам расскажет о том, что сделал с книгой, и где она спрятана. Его сознание твердило, что невозможно этого допустить, что заклятия, собранные с давних времен слишком сильны и дают великую власть, которую не сможет удержать один колдун. Он хотел высказать это вслух, хотел кинуть Вечному обвинения в несоизмеримом зле, что колдуны навели по собственной прихоти на его народ, но выговорил лишь слова: - Я не могу...
- Что не можешь, мой мальчик? - глаза колдуна оживленно забегали в предвкушении обладания сокровищем, за которым он охотился уже пятьдесят лет. - Только не говори мне, что ты не знаешь, что это за книга. Матросы с пелесского корабля видели, что какие-то листы выпали из платья мертвой принцессы. Я всегда полагал, что царевич унес её с собой, когда исчез из Гассиполя. А когда узнал, что черноморец на самом деле был колдуном, ни на миг не сомневался в своих догадках. Ты ведь неслучайно оказался у меня столь умелым и сильным учеником, Идек?! Где книга, отвечай!
- Я спрятал её, - судорожно выговорил царевич. - Но зачем она тебе? Ты и так велик, Уттар, - он знал, что был способен лишь на время задержать разоблачение. Колдун мог заставить его говорить с помощью своих чар. В этом допросе не было нужды ни в пытках, ни в боли, ни в мучениях, и возможно даже в смерти. Но он не страшился ничего из этого. Он помнил о даре, что обещал хозяин озера, в котором царевич обрел чародейственные способности, ныне же бессильные перед опытом и знаниями учителя. Он боялся только, что Владыка не позволит ему до времени умереть. Оставался единственный, самый темный путь.
- Знаешь ли ты, каким великолепным был высокий Град в сердце Прибрежных земель? - вновь мелодичным тоном, уводившим в незримые дали, произнес Владыка. - Его главная площадь равнялась величиной нынешнему городу Алмааг, по всей ширине и длине возвышались шестисторонние колонны, на которых были выписаны заклинания. Колдуны прогуливались меж основ, вершины украшали статуи божественных по красоте женщин и гордых прекрасных мужчин, мы читали слова, наводившие чары: поэтому там всегда ярко светило солнце, не было ни ураганов, ни болезней, ни засухи, ни грозы. Но война наступила не по желанию людей, уверовавших во всесильного бога Моря. Нет! Мы просто не сумели поделить между собой власть, и тогда одни чародеи обрушили свои проклятия на других, а люди отвернулись от нас и ушли в неведомые края. Потом наступили времена разрухи, когда каждый сражался только за себя, когда бывшие друзья метали друг в друга огонь и наносили смертельные удары. Тогда сами Владыки, осознавшие, что уничтожают вокруг все живое и прекрасное, решили искать иных пределов, и мы вывели морян в эти южные просторы, - он пронзительно засмеялся. - А морийцы настолько возгордились тем, что отныне стали хозяевами своей судьбы, потому как колдунов было очень мало по сравнению с их многочисленными семействами, что забыли, кто оберегал их исход на юг по непроходимым лесам! Великий Город рухнул в первые дни войны, и знания прежних времен были утрачены, но Эльга исписала древними заклинаниями свой дневник, а после мы, поддерживавшие сторону людей, наделили истрепанную книжицу великой силой. В начале пути нас было не более тридцати Вечных, но до земель за Ольвийским заливом добралось лишь десять. Я был среди них, и после смерти Эльги эти записи по праву принадлежат мне. Тебе не справиться с тем, что в них заключено! Я же смогу вновь отбросить гарунов за границы Мории.
- Верни сперва моему народу право на достойную жизнь в подземных чертогах!
- Перед страхом подобного же наказания алмирцы быстро унесут ноги за Южное море, которое они пересекли на беду морян и пелессов.
- Тебе не по силам сделать это в одиночку, Уттар.
- Но ты ведь будешь на моей стороне, мой друг. Мы совершили вместе немало добрых дел, но сколько зла еще бродит вокруг... Войну легко прекратить, для этого достаточно стать Ал-Гаруном.
- Нет, нет, колдунам не дано стоять над людьми, - сокрушенно закачал головой черноморец. - Разве ты этого еще не осознал? К тому же тебе не покорить гарунов, слишком дикий и воинственный у них нрав, они многолики и изменчивы как дуновение ветра, а жадны как топкое болото, заглатывающее все в свои недра.
- В любом случае, эта книга должна быть моей! - гнев наполнил его громогласный голос. - Тогда морийцы признают меня своим правителем, как сделали это с Морией, они подарят мне свою любовь, а я сделаю их самым великим народом на земле, какими они являлись прежде! Что ты делаешь?
- Я только хочу пить, - робко ответил царевич. Его рука замерла возле пояса, где висели фляжки с волшебной водой, и он с ужасом дожидался разрешения колдуна, без которого не мог пошевелиться.
- Что там у тебя? Никак живая вода?! - насмешливо, но вновь без лишних эмоций спросил Уттар.
- Да, - черноморец тяжко сглотнул, стараясь не выдавать своего волнения, но для чародея помыслы ученика были как на ладони. - Позволь мне напиться.
- Ты настолько глуп, - презрительно фыркнул Вечный. - Живая вода гибельна для колдунов, но отнюдь не смертельна. Наша беседа еще не окончилась, мальчик. Пей. Это будет достойной расплатой за твои неразумные действия в прошлом, за то, что ты не поделился со своим учителем всеми своими секретами. Хотя прежде ты был более стойким к моим словам. Я принимал тебя за недоучку, но теперь ты не сделаешь лишнего движения без моего ведома... Ты даже не умрешь, покуда я тебе не позволю. Но не будь глуп, Идек, ничего на свете не стоит жизни колдуна.
Он уже не прислушивался к словам колдуна. Царевич нащупал стеклянный сосуд, который за прошедшие годы так ни разу и не открыл. Он вытащил пробку и сомкнул глаза. В голове пронеслась вся жизнь. Ничто не могло его остановить перед принятым решением. Прошлое не стоило того, чтобы о нем тужить, он был готов его навеки забыть. Сердце сжималось лишь от воспоминаний о Марго, заключенной в стенах монастыря, за которой отныне никто не придет, хотя уже пробежали годы, а он так и не отважился вернуться и предстать перед глазами упырицы. Он сожалел, что забудет её голубые глаза и неукротимый нрав. Однако времени было в обрез. Он поднес ровное горлышко из толстого стекла к губам и отпил воды забвения.
***
Будто никак не кончался сон, который прокручивался вновь и вновь в утомленной голове. Он смотрел на свою прошлую жизнь. Вот мальчонкой он бежит по солнечному Гассиполю, где родился и вырос. Затем мелькали юношеские годы, проведенные в путешествиях вдоль морских берегов. Вспомнилась женитьба и введение молодой жены в скромный дворец, выстроенный в столице Асоле у снежных отрогов. Он покидает отчий дом вместе с прославленными бойцами, чтобы отправиться в неизведанные западные земли. Спасение русалки на берегу Алдана и встреча с духом потайных озер погружает еще в более глубокие пределы грез. Бескрайние степи, высокие горы, стройные города - Горгарат, Равенна. Ослепительный образ принцессы Мории, и орды гарунов погибают от рук его солдат около возводимой Серебряной Цепи. На пути домой в высоких волнах исчезает мертвая колдунья. Вновь рисуются родные пейзажи, но уже совсем чужие люди и лица. Он построил Башню и ушел из Черноморья. Долгие годы скитаний по Эрлинии и Пелессу слились в однообразную дорогу. Появляется колдун, который стал его учителем, вместе они блуждают по морийской земле и Межгорью. Новая война с гарунами разрушает столицу горцев. Вновь встречи и разлуки, новые друзья и враги, новые преследования и кровавые схватки, девушка, что стала по его неведению кровососом, второе нашествие алмирцев на Морию, заключение упырицы за высокие стены монастыря... Наконец, признание из настоящего, что она совсем не та, за кого он её принимал, что юная Марго стала ведьмочкой, а не кровожадной убийцей... Бесконечные сражения, в которых забывалось, что о нем некому жалеть, его некому ждать и любить, защита пограничных пределов и третья гарунская война. Неожиданное для колдуна свидание с учителем заканчивается кошмаром, который не раз являлся ему во сне. Он вновь видел перед собой темное лицо, прикрытое капюшоном, и слышал непонятные вопросы, на которые он узнал ответ, хотя видения было не изменить. Он умирал от удара клинка и яркие видения вновь всплывали в воспаленном мозгу, пока он все-таки не осознал, что совсем окоченел и не раскрыл глаза...
- Ланс! Ланс де Терро! - тихий строгий голос раздавался над самым ухом, а вдобавок кто-то топорщил его рукав. Он открыл глаза и разглядел над собой склоненную фигуру Вещуна в серебристо-темном одеянии. Ланс узнал Реорга, хотя рядом с ним застыли бесстрастные лица и стройные тела незнакомых людей, похожих на служителей Ледяного Света.
- Я в порядке, - ответил колдун. Голос звучал приглушенно, и Ланс понял, что промерз до костей, до смерти проголодался и устал. Он попытался самостоятельно подняться, но Реорг поддержал его руками сквозь свою мантию без прорезей.
- Мы поможем тебе спуститься и дойти до места, где ты отдохнешь в тепле и покое, Ланс де Терро. Ты лежал без сознания четыре дня. Стены давно померкли, и мы решили, что тебе пора проснуться, - заботливо произнес мужчина, но колдун отстранился от него, давая понять, что еще был в силах стоять на ногах.
- Мне явилось все, что я пережил до того, как испил воды забвения, - обратился он к сиригу, - но я хочу узнать еще одну вещь.
Вещун отступил к своим собратьям, которые молчаливо оглядывали пошатывавшуюся фигуру графа.
- Ты можешь спрашивать о чем угодно, чародей, - ответил один из них. Его волосы уже покрыла седина. - Истина откроется, но изведать её тебе предстоит самому.
- Что с Уттаром? - Ланс выкрикнул в сторону гладкой стены, мгновенно замерцавшей от звуков его голоса. Он хотел увидеть, что стало с могущественным колдуном после того, как он убил своего ученика, а также, где его искать теперь. Но явившиеся картины были коротки. Они показались всем людям, собравшимся в тесной пещере, а затем мерцание льда прекратилось.
Перед глазами графа всплыла зловещая фигура, которая нависала над телом серо-белого трупа огромного волка. Владыка пригнулся к земле и поднял в ладонях две стеклянные фляги с чудодейственными водами. В грозном молчании он двинулся вглубь темной шахты и прошел её насквозь, остановившись возле русла мелкой реки, протекавшей меж скал вглубь земли. Колдун отбросил прочь деревянные пробки и вылил в чистый поток содержимое фляг, а после кинул на камни сами колбы, которые унеслись быстрым течением вод.
- Вот отчего были отравлены воды Ведана, которые пробудили к жизни мертвецов, - задумчиво произнес граф, не отрывая взгляда от потемневшей стены.
- Ланс де Терро ведь уже встречался с этим человеком? - голос Реорга отвлек его от помыслов, и колдун, слегка покачнувшись от навалившейся усталости, согласно кивнул.
- Мы виделись с ним совсем недавно. Только теперь он отринул все прежние имена и зовет себя просто и скромно - Хозяином.