Аннотация: Третья книга трилогии "Черноморец" (общий файл)
КАТТИ ШЕГГЕ
ЧЕРНОМОРЕЦ
КНИГА ТРЕТЬЯ
"ИЗ ТЕНИ ПРОШЛОГО"
ЧАСТЬ 5
Глава 1
СВИДАНИЕ
Он стоял возле окна между двумя далекими друг от друга колоннами. Прозрачная стена в виде мелкой решетки, в отверстия которой были вставлены темные стекла, открывала вид на пустынные просторы, засыпанные песками. Пески уходили далеко за горизонт, они поднимались от дуновения жаркого даже для поздней весны ветра и опускались на широкие каменные ступени, ведущие в заброшенный храм.
Позади раздались гулкие шаги. Он перевел взор от однообразного желтого пейзажа и оборотился к посетителю, чья поступь столь четко и громко отдавалась на холодном каменном полу зала, посреди которого в былые времена возвышалась золотая статуя Ал-Гаруна высотой в три человеческих роста. Она упиралась в потолок, также украшенный мелкими стеклянными окнами, через которые вовнутрь проникало темное солнце. Уже более двух лет в это святое для алмирцев место перестали стекаться паломники и священнослужители гарунского божества, когда-то бывшего правителем этого народа на земле, а ныне пребывавшего на вершине кургана в Аргуне, центре Со-Мира, северо-западных земель Ал-Мира. В бегстве гаруны не успели вывезти из храма все богатства, хранившиеся здесь в неприкосновенности столетиями, и ныне эти сокровища пополнили казну государя, а освященное молитвами место пустовало и засыпалось песками пустыни.
Еще раз оглядев величественное мрачное помещение, высокие колонны которого образовывали среди стеклянных стен, кое-где уже расколотых, два правильных прямоугольника, он остановил холодный взгляд на хрупкой фигуре, склонившейся в поклоне перед ступенями, на которые он взошел, чтобы ближе подобраться к застекленной решетке боковой стены. Девушка, закутанная в белые одежды, упала на коленях, опустив голову к полу. В вытянутых руках она держала широкий поднос с графином и золотым кубком.
- Я велел не беспокоить меня, - его голос был еще холоднее, чем взгляд. - Оставьте меня наедине и в следующий раз, чтобы я услышал шаги гостя, а не слуги, - последние слова были обращены к высокой мужской фигуре, которая замерла напротив его взгляда у широкого выхода из зала.
Охранник был проверенным телохранителем. Он громко выкрикнул пару слов на гарунском языке и взмахнул рукой в сторону дверей. Девушка мгновенно поднялась с колен и быстрыми мелкими шагами поспешила прочь из храма. Он заметил в солнечных отблесках, что её кожа отливала медным блеском. Она была рабыней в Ал-Мира. Она осталась рабыней и после прихода в эти земли чужеземных завоевателей. И он знал, что ничего нельзя изменить - даже изданный указ не поменяет умы тех, кто родился в кабале, не поднимет их с колен. Ниамей, охранник, вышел из тени и прохлады зала вслед за девушкой. Воин родился в Эрлинии, однако томился в плену у гарунов более двух лет. После освобождения мужчина счел за честь служить морийскому государю. Солдат прикрыл тяжелую створку дверей, однако солнечный свет продолжал литься между колонн сквозь вторую половину прохода, которая была разгромлена при взятии святилища.
Он усмехнулся, вспоминая, что сам присутствовал при захвате этого храма посреди пустыни. Тогда гаруны с ужасом бежали с северного побережья, на котором высадились морийские воины. Под внезапным натиском пал Илир. Стены небольшого приморского города были разрушены катапультами, собранными на скалистых песчаных берегах Э-Мира. А затем он повел войска вглубь страны к Миргуну, столице Э-Мира. На этом пути две сотни пехотинцев свернули в песчаные бураны, чтобы покарать безбожных гарунов, их идолов и жрецов, которые возносили молитвы своему богу, не признавая всемогущества Моря. Храм защищали лишь его непрочные стены и тяжелые железные двери, за которыми укрылись вооруженные мотыгами да кривыми саблями алмирцы. Но одного лишь взгляда государя на это укрытие хватило, чтобы двери развалились, а после морийцы разворотили образовавшуюся баррикаду у входа в храм и проникли вовнутрь. Кровь пролилась на холодные камни под ногами столпившихся в помещении людей, но тем, кто не пожелал добровольно сдаться и опустить оружие, не суждено было увидеть иного исхода войны. Оставшихся в живых погнали по пустыне впереди стройных рядов морян к ближайшему алмирскому городу, они должны были собирать материал и строить лестницы для взятия высоких ограждений гарунских поселений. Иногда пленные поворачивали назад на своих угнетателей - но в любом случае, они всегда принимали на себя первые потоки острых стрел, они погибали под горящими смолами и меткими камнями. А ежели горожане жалели своих соотечественников и поджидали, когда к городу подойдут северные захватчики, то он посылал им в знак приветствия несколько ярких молний. Государь морийский мог покорить город и без армии, но в первую очередь он хотел покорить головы этих людей. Он хотел показать им жестокость, он хотел посеять в них страх: он знал, что его противник многочислен, но большую часть его составляли уже смирившиеся покоренные рабы. А чтобы заставить их дрожать порой хватало и одного лишь фокуса, видения.
Он направил взор к горизонту. Пустыня, по-прежнему, была безмолвна, безбрежна и спокойна. Пустыня всегда была союзницей своих жителей. Сколько его солдат полегло в этих песках?! Сколько не выдержало жары, жажды, сгинуло в зыбучей бездне? Как ни горько было об этом думать, но порой ему казалось, что больше, чем погибло на поле боя. Битвы он привык выигрывать в одиночку, но люди, ставшие его противниками и врагами, даже осознавая, что не имеют шансов в этой войне, все равно поднимались на защиту своей свободы и умножали никому не нужные жертвы с обеих сторон. Этого он хотел? Нет, он хотел умерить спесь гарунов, но он никогда не вырезал деревни, не сжигал урожаи на зеленом побережье Э-Мира. Он не был дикарем, он был освободителем. Так все говорили в Алмааге. А нынче от этих слов эму хотелось громко рассмеяться. Морийцы называли колдуна освободителем, а раньше они сжигали лишь за подозрение в способности колдовать, лишь за долгую жизнь и неувядающую молодость.
Сколько лет прошло с тех пор... Не так уж много, а люди уже не помнили, что их страна не всегда была самой большой и непобедимой державой, что её граждане подымали мечи друг против друга, роптали на власть, взывали к богам. Теперь Море вспоминали, Тайру проклинали, а государя возносили в своих молитвах. Но как долог будет этот миг упоения славой и народной любовью?! Как скоро после подписания мира с империей гарунов, которая в последние годы развалилась от непрекращавшихся претензий друг к другу многочисленных потомков последнего почившего Ал-Гаруна, его войска вступят на новые непокоренные земли? А чем потом он сможет убеждать свой народ, что достоин титула и прозвища?! Неслучайно ведь его прозвали в Мории Разителем! Его взгляд, не мигая, пытался продырявить песчаную дюну на востоке. Когда же она приедет, чтобы раздражение, наконец, спало с его души, чтобы он мог заново поклясться себе в том, что не обнажит оружие на родной земле, что никогда не позволит этого своим последователям...
Клятвам могут быть верны слуги, дворяне, государи. Но, как говорил Молох, клятвы никогда не служат колдунам. Ибо если колдун решит дать клятву да еще скрепит её чарами, то тогда он перестанет быть колдуном, он станет обычным узником, заключенным в рамки, он потеряет свободу и будет вечным рабом своих слов, обетов. Он не видел этого ученого уже около двадцати... двадцати четырех лет. В той беседе он посмел возразить чародею: порой делать добро другим можно лишь будучи связанным, ибо, избавившись от уз, зачастую забываешь о других и думаешь о себе. Тогда он действительно был молод и многое не понимал, не ценил. Тогда он многое имел, многое приобрел, но не сумел сохранить из всего даже малую толику.
Он вновь усмехнулся. Воспоминания налетели на него горькой волной. Он окунулся в прошедшие годы с головой. Хотя в эти дни его имя наводило священный трепет, не стерлась еще память, когда оно звучало как зов исчадия Таидоса и Уритрея, посланного к людям для пожирания их тел, ибо стонала матушка Гелия и её дочь Олифея от безверия и уныния своих детей. Он по-прежнему обращался к чужим богам, чужим, ибо отныне не верил ни в каких...
Он был колдуном, но, как и все, родился в человеческой семье. Его отец был принцем-наследником, а мать царицей, чье иссохшее тело в момент смерти обратилось в хрупкую волчицу. Он был черноморцем, воспитанным магами в вере в Уритрея и великого Нопсидона, но юношей покинул родную страну, поклявшись не возвращаться без заветной жидкости, живой воды, что избавила бы его народ от проклятия ведьмы, обрекшего всех на послежизненное обращение в зверя. Он был изгнанником, был рабом, был возлюбленным и верным другом. Но теперь он был всего лишь государем морийским, и от этого сердце порой сжималось, и тошнота подступала к горлу, ибо грядущая вечность не обещала новых статусов, она готовилась забрать и оставшиеся роли, и несбывшиеся мечты.
История последних десятилетий его жизни была столь яркой и насыщенной, что мысли разбегались от недоумения - как же все так удачно сложилось?! Но на то воля колдуна, его желания и мысли сбывались - хотя знал ли колдун, к чему воистину стремился? Царевич Ортек всегда знал. Государь же морийский считал, что желает процветания своему народу. Но помимо цели чародею нужны средства, и на вопрос как исполнить задуманное ответ был готов не всегда.
Как быстро он понял, что в поисках живой воды обрел неожиданный дар или проклятие - воды мертвого озера одарили его колдовскими чарами, юностью и долгой жизнью. Он знал, что не каждому было суждено возродиться в том водоеме, неподвижные тела многих всплывали в его памяти в том путешествии к границам смерти, к царству богов. Познать свои силы и способности Ортеку довелось на трудной дороге домой. Путники брели по дремучему осеннему лесу, ожидая каждый день, что заметят знакомые следы, пеньки, пепел затушенных костров на прежних стоянках. Но лес не водил их кругами, он расступился и указал скитальцам звериные тропы, уходившие на север. Они перешли невысокие пики Рудных гор и повернули на запад к морским берегам. Добравшись к началу зимы до владений колдунов в Великом лесу, друзья уже догадались, что одному из них придется многому научиться в этих местах, оставленных около полугода назад. Он уже вернул себе прежний вид, его волосы, которые в одно мгновение обрели свет солнца, вновь потемнели.
В Деревне любой страждущий находил покой и помощь. Ортек был принят в среду колдунов, за которыми он лишь с любопытством и презрением подглядывал минувшей весной во время занятий с чародеями юной ведьмочки Марго. Ортек вместе с Дугласом и Оквинде поселились в одинокой избушке недалеко от Деревни и коротали длинные ночи и зимние дни в размеренном быте хозяйской жизни. Их путь был завершен, они потеряли друзей и еще не ведали, что обрели взамен. Дуглас вновь попал под пристальные взгляды Агрионы и прочих незнакомых колдунов, появившихся за время отсутствия искателей живой воды в Деревне. Рудокоп полностью исцелился, его руки и спина вернули себе здоровый вид, а на лице появился пушок первой бороды. Вин замкнулся в себе и не раз порывался тронуться на юг в Морию к морским берегам. Ортек же осваивал азы колдовства.
Глава Деревни, колдун Молох, поддерживал переписку с Алмаагом. Он сообщил своему давнему другу Элбету ла Ронэт, который во время проживания царевича во дворце деда стал близким человеком и для него самого, о завершении похода юного черноморца и его друзей на восток. Молох с радостью и большим удовольствием подтверждал, что живая вода существует, она надежно охраняется богами, а ныне, слава Морю, навеки попала под запрет номов и будет доступной лишь немногим избранным. Безусловно, эти новости были самыми желанными для колдунов, ибо их участь с возвращением живой воды морийскому народу могла быть поставлена под смертельную угрозу.
Ответные вести, пришедшие из Алмаага в Деревню, были не столь восторженными, хотя Молох обрадовался им несказанно. Элбет писал, что государь был совсем плох и последнюю неделю не вставал с постели, почти потерял голос, не выходил из забытья. Алмаагский колдун требовал срочного приезда в столицу черноморского царевича, ибо последние месяцы Дарвин II постоянно вспоминал своего внука. Сборы в дальнюю дорогу не затягивались. Ортек вместе с Вином тронулись на юг в Горест, снабженные письмами и монетами. Уже тогда черноморец догадывался, что его ожидало в столице, уже тогда Молох и другие колдуны с надеждой взирали на возможного наследника морийского престола, одновременно при этом предостерегая его от раскрытия другим тайны своих чародейственных способностей. Колдун на престоле мог защитить таких же как он, наделенных силами и вечностью, но, раскрыв свои козыри преждевременно, он мог никогда не занять это высокое место и скатиться, как и другие чародеи, в яму неизвестности и забвения, а может быть сразу на полыхающий костер.
Оставив Дугласа на севере, где рудокоп намеревался осмотреться и обустроиться на побережье Великого моря у лесовиков, подальше от морийских земель, черноморский царевич и релийский граф возвратились в Алмааг. За прошедший год столица государства совсем не изменилась: то же бледно-серое небо, мелкий дождь, шумные мостовые, кипевшие торговцами и иноземцами улицы. Ортек не замедлил послать весточку Элбету о своем приезде, и путешественники были приняты в апартаментах колдуна во дворце, хотя при этом старались всеми силами сохранять в секрете свое появление в государевых палатах.
Дарвин II, который уже разменял при жизни восьмой десяток лет, выглядел как прозрачная статуя из мрамора с седыми длинными волосами и бородой. Элбет провел Ортека к деду потайными ходами, но встреча государя со своим внуком и наследником была короткой и молчаливой. Старик лишь слегка приоткрыл морщинистые веки, сквозь редкие ресницы поглядел на юношу и попытался пожать его руку, которой черноморец ласково дотронулся до сморщенной ладони больного. Дарвин пробыл в сознании еще несколько недель и с приходом весны ушел в царство бога Моря. Его погребальный костер соорудили на площади столицы Малой Мории, а прах развеяли над родным для государя островом, с его самого высокого мыса, выступавшего в Великое море, откуда по преданиям юная Аллиин, дочь Алмааг, высматривала берега материка, стремясь попасть в земли, где обитал её суженный, приходивший к ней во сне.
В траурные дни в Алмааг прибыли главы всех государств и провинций Мории. Надлежало представить нового государя и провести соответствующие религиозные церемонии по возведению его на престол. По традиции морян, титул главы морийского государства переходил к здравствовавшему принцу-наследнику, то есть к старшему в роду по наследственной линии. У одра умиравшего государя стояли его младший сын Гравин и внук, сын первенца Релия, Ортензий. Гравин, до того более восьми месяцев обитавший в далийской столице Оклин, приехал на остров лишь, когда до дворян дошли вести о том, что государь при смерти. Он и его супруга Авиа получили достойный прием в среде далийцев, которым раздавали обещания об уступках и льготах, о подавлении восстаний крестьян, к лету вспыхнувших в Амане с новой силой и в итоге оставивших юг Мории почти без зерна и вина. Однако алмаагцы смотрели на своего принца-наследника с явным сочувствием и сожалением, ибо за два с лишним десятилетия его бравых подвигов и деяний в памяти народа остались лишь картины пышных дворянских празднеств, во главе которых всегда был наследник, да неудачный поход в Рустанад для устранения межевых претензий русов к тонам, в результате которого все южане увеличили свои права в морской торговле. Совсем другое дело обстояло с молодым черноморским царевичем, изгнанником, который отправился за горы в поисках живой воды. Об этом странствии в городе уже слагали песни и поэмы, храбрец вызывал уважение и любовь, как у простого люда, так и у знати, и немалую роль в этом сыграл советник государя, колдун.
На совете, собранном после прощания с Дарвином II, первое слово принадлежало близкому другу и помощнику скончавшегося государя графу Элбету ла Ронэт. Граф представил пред очами собравшихся правителей морийских провинций закон, подписанный Дарвином более года назад, в котором принцем-наследником объявлялся его внук Ортензий, и все права на престол переходили к этому молодому принцу. Никогда прежде наследование не определялось документом, подписанным государем, но воля властителя морийских земель всегда была непрекословна. Известие удивило многих, но открыто выразить свое недовольство отважился лишь Гравин, поддержанный далийской стороной. Сын Дарвина II объявил представленный документ подделкой, обвинил Элбета в сговоре с черноморским оборотнем и в скверном влиянии на своего отца. Он открыто бросил вызов алмаагцам и в ту же минуту, призывая в свидетели творившейся несправедливости Море и Тайру, скрылся из роскошного зала дворца, где собрались представители всех тринадцати морийских государств, хотя не все их них обладали особыми полномочиями и правами.
Кто знает, быть может если бы Гравин не был столь поспешен и резок в своих поступках и словах, он получил бы большую поддержку в совете, но скорее всего алмагский принц, бывший принц-наследник, был единственным человеком в том зале, который действительно не ожидал, что трон, предназначенный ему с самого рождения, прямо перед его носом перехватит чужак, язычник. Его окружали плуты и прожигатели жизни, которым на самом деле было совершенно безразлично, чью сторону поддерживать в дворцовых интригах, и которых даже забавляла столь зловещая фигура нового государя.
Принц Гравин отправился обратно к семье в Далию. Говорили, что именно по пути из Алмаага на материк его поразила страшная болезнь - тело покрылось кровавой язвой. По возвращению в далийский порт Гравин объединил вокруг себя самых богатых дворян и призвал их поднять оружие против самоназванного государя, чтобы отстоять свои права на земли, крестьян и деньги, утекавшие из их рук в алмаагскую казну. На самом деле в Далии уже давно были собраны собственные войска, дворяне отказались отправляться в Лемах для выполнения воинских повинностей, и фигура Гравина лишь добавила весомости в бунт, готовый разгореться среди морян. Далийцы самостоятельно вторглись во владения в Амане, зачастую громя усадьбы соседей - релийских землевладельцев, их бравые конники жестоко расправлялись с бандами разбойников и беглых крестьян, которые уже целый год кочевали по разграбленной земле. Но дальше дело не пошло. К лету Гравин, мучавшийся от проказы и крайне редко показывавшийся на людях, скончался. Государь морийский Ортензий велел выплатить далийским бунтарям штрафы за нарушение морийских законов, и хотя в ответ он не получил ни одного золотого, дворянские набеги за пределы собственной страны прекратились. В то время окончательно унять взбудораженных морян было невозможно - в Мории не были разрешены иные важные дела, и игры за наследство отступили в тень, но отнюдь не затихли. Ведь у Гравина осталась властолюбивая жена и двое подраставших сыновей. Авиа никогда не отказывалась от прав на престол Мории и всю свою энергию направила на то, чтобы обвинить колдунов в смерти Дарвина II, а также болезни своего супруга - к тому времени силы и способности нового государя уже ни у кого не вызывали сомнения...
В ту первую для государя Ортензия весну его огромное государство трещало по швам и рушилось на глазах. Обширные морийские земли, в которых уже более трех столетий приносили дары двум божествам - изменчивому всемогущему Морю и защитнице семьи и дома Тайре, погрузились во мрак восстаний, анархии и неповиновения. В Далии и Релии дворяне самолично погашали очаги крестьянских восстаний. В Рустанаде вражда между русами и тонами вылилась в установление водной границы по реке Агр, на обеих берегах которой южане кричали о самоуправлении, однако на деле лишь мешали речным торговым отношениям. В Лемахе и Навии дворянские войска отказывались подчиняться своим алмаагским и лемакским военоначальникам. Тайраг закрыл порты и не принимал на свою территорию ни одного корабля государя после того, как в его столицу пожаловали генеральские войска с приказом осмотреть все помещения храма богини Тайры. Лишь Минор поддержал нового юного государя - Главный Минора, управитель Гореста, сдержал присягу, принесенную при восшествии Ортензия на престол. Минор, в котором противостояние запада и востока, минорцев и светляков, также могло перерасти в вооруженные стычки, тем не менее продолжал исправно переправлять на столичный остров полные суда зерна, скота, угля. Страна, в которой жизнь мелких дворян не слишком уж отличалась от быта свободных землепашцев и ремесленников, с надеждой глядела на ставленника Дарвина II, по её просторам быстро расходились небывалые рассказы о странствиях черноморского царевича, его пребывании у северных колдунов и его возвращении из-за Рудных гор.
Осенью новая угроза возникла возле берегов стенавшего в пожарах и грабежах государства. С юга к берегам Релии подошел огромный флот Ал-Мира во главе с наместником земли Со-Мир Ал-Лапиром. Боевые корабли гарунов были оснащены огненными катапультами, их широкая палуба устойчиво сидела на волнах, суда продвигались вперед за счет непрерываемой гребли сотен черных рабов. Алмааг был совсем не готов дать отпор неприятелю. Известия о вторжении в морские пучины государства пришло слишком поздно из-за того, что в междуусобных разборках практически приостановилась дальняя торговля, которой в основном занимались рустанадские купцы и морянские дворяне. Оборудованные орудиями корабли Алмаага в это время бороздили северные воды, сопровождая минорские перевозки, ибо уже случались пиратские нападения морийцев на морийцев. Однако единственное верное решение, которое оставляло для Мории надежду, было без колебаний принято государем. Он решил дать отпор врагу.
Адмиралом морийского флота государь назначил близкого друга и сподвижника - Оквинде де Терро. Помимо алмаагских военных фрегатов, адмирал призвал под свои знамена торговые суда, которые в скором времени переоснащали в портах Навии. Оквинде повел свой разношерстный морской отряд на юг навстречу врагу. Основным преимуществом морийцев в этом сражении в прибрежных водах Аманы недалеко от устья реки Зеленая, вблизи земель далийского маркиза, зовущихся Лучистыми Берегами, была быстрота и маневренность малых и средних морийских судов. Однако на тот момент мало кто мог указать на главную неожиданность, что приберег Вин - на его флагманском корабле "Филии" находился сам государь морийский, а на соседней каравелле устроился его могущественный наставник граф ла Ронэт, колдун Элбет.
В сражении у Лучистых Берегов гарунские галеры, превышавшие в два раза по численности своего противника, были наголо разгромлены. Крепкий ветер, быстро гнавший вперед морийские суда, матросы которых умело управлялись с подвижными парусами, лишь донимал ал-мирцев, продвигавшихся вперед за счет рабов-гребцов. Южные корыта, как позднее прозвали гарунские суда морийцы, потеряли возможность быстро изменять курс и занять выгодные позиции из-за своей нагромажденности вблизи берегов Мории. Легко окружив соперника, морийцы забросали его стрелами и абордажными крюками, избрав ближний бой. Галеры, зажатые друг между другом, не могли открыть огонь по врагу. К тому же в их гущу полетели яркие молнии, от которых загорелись палубы кораблей. Оказавшись в огненном пламени, гребцы и солдаты прыгали в ужасе в воду, считая, что на них пала кара Ал-Гаруна, могущественного бога, взиравшего на свой народ с вершин кургана в южных землях. В довершении небесного гнева разбушевалось Море. Ветер усилился, и адмирал приказал морийским судам отступать к берегам. Ал-Лапир с оставшимся флотом оказался в центре жестокого урагана, который закончил дело, начатое колдунами Мории. Хотя, как полагал сам государь Ортек, ураган и буря явились откликом на молнии, что были обрушены на головы захватчиков, ибо такое вмешательство в устройство неба и облаков не могло пройти без последствий. Рассказы о тех днях, когда на сторону морийцев встали сами боги, о том, что адмирал де Терро лично обезоружил наместника Ал-Лапира, догнав корабль гаруна, до сих пор с удовольствием вспоминались в портовых тавернах бывалыми моряками.
Столь блестящая победа государя привлекла на его сторону новые силы. Не все люди осознали, кто явился причиной огненных стрел, павших на суда гарунов, многие наивно полагали, что это милость Тайры и Моря, которые благовалили к юному правителю. Но в портах Алмаага и Рустанада уже стали поговаривать, что государь на самом деле обладал большими силами, что был он подобен советнику Дарвина, о котором давно ходили слухи и обвинения в связях с колдунами. Однако даже несмотря на эти наветы, которые для иного лица стоили бы жизни, государь морийский в те дни стал великим и неприкасаемым героем. В стране затихли потасовки, в Алмааг прилетали послания от глав городов русов, тонов, дворян Релии и Далии с поздравлениями и заверениями в дружбе и любви, присягами верности. Особенно старались далийцы, опасаясь справедливого гнева государя - ведь клика их дворян вела недолгие переговоры с Ал-Лапиром о том, чтобы гаруны не высаживались на территориях Далии, а продвинулись далее на север, получив при этом помощь от дворян монетами и продовольствием. Вражеский флот на деле получил обещанную поддержку: в Эллине релийцы и далийцы снабдили гарунов всем необходимым, желая посильнее стравить Ал-Мира и Алмааг.
В тот же год государь Ортензий освободил от крепостной зависимости аманских крестьян, а также объявил право на воинскую службу среди всех граждан морийских государств. Одна эта новость утихомирила разлады в Рустанаде. Сотни крестьян со своими семьями, освободившиеся, но безземельные, бездомные и обнищавшие за время бунтов в господских владениях хлынули на север в тонские города, а также еще глубже в сердце страны к реке Агр. Многие из них стремились попасть в Лемах, чтобы вступить в войска генерала. И только вновь признав власть государя на своих территориях, рустанадцы дождались, когда к их городам подошли полки, принимавшие в строй солдат, а также следившие за порядком, который уже не в состояние были гарантировать местные коменданты.
Клич об образовании морийской армии не только из наемников-лемакцев и дворян, а людей всех сословий разносился по государству вместе с другой вестью - Ортензий I желал дать достойный отпор гарунам и в битве на суше. В первую очередь подготавливалась экспедиция в Межгорье, чтобы наказать работорговцев, смевших нападать на приграничные земли Мории. Но сперва следовало окончательно уладить внутренние разногласия.
Богиню Тайру особо чтили на земле морян, начиная от Тайранской степи на севере до истарской пустоши на юге. Её культ развивался самостоятельно в народной среде, ибо таги уже около двух столетий как не покидали пределов своей маленькой религиозной провинции - Тайрага. Именно этот клочок земли привлек на целый год внимание государя. Покорить его оказалось намного сложнее, чем распотрошить гарунские галеры.
Тайраг по велению Великого Тага Гарета отказывался принимать в своих портах суда, в результате чего полностью замерла торговля в стране. Местные крестьяне не имели, куда отправлять урожаи раг, меда, зерна, но очень скоро опустели и деревенские лавки, которые лишились возможности пополнить запасы тканей, масел, соли и даже южного вина. Но блокада продолжалась, таги в каждом поселке и городе увещевали люд не забывать заветов богини Тайры и не нарушать законов, согласно которым никто не имел высшей власти на этих землях, чем Великий Таг, никто, даже государь, не имел права вводить в эти священные места войска и требовать ответа от Тайры, тем самым призывая на головы морийцев беды и несчастья.
- Прозрейте, морийцы, - каждый день с высоких стен храма в Тайграде кричали таги, - первое знамение ярости Тайры уже явилось пред вашими очами. Несчетные по количеству корабли врагов подошли к нашим берегам. Но Тайра еще верит в своих детей, она пощадила их, ниспослав кару на дикарей-гарунов, преклонивших чело перед своим сородичем Ал-Гаруном. Но Тайра не будет милостива к тем, кто забудет её имя на этой благословенной земле, кто посмеет подняться против её воли!
Уже второй год в столице Тайрага не проводился знаменитый праздник Ночи Тайры, на который прежде съезжались все южане, поклонявшиеся богине. Точнее, ритуал прошел при закрытых стенах города, без лишних глаз, но от этого не меньше девушек упали на острые камни побережья с высокой стены храма во славу кровавой богини. А приношение первых младенцев тай произвели перед воротами храма у всех на виду, дабы "спаслись души еще тех, кто не предался огню предательства", восклицали служители богини.
Но в Алмааг доходили более достоверные и ужасавшие сведения из Тайрага. Зимой после Ночи Тайры в городе начались волнения горожан и крестьян, потребовавших открытие границ государства. На голосившую толпу набросились вооруженные люди в одеяниях тагов, вид которых был настолько устрашающим, что разгорячившийся люд быстро закрыл глотки, тем более что многим их перерезали воители, а других уволокли за стены храма. В последовавшие дни в поселениях Тайрага случилась серия нападений на школы и храмы тагов, служителей Тайры прогоняли вон из деревень. В Тагре горожане самостоятельно разорвали портовые цепи, запрещавшие вход в бухту кораблей, а всех слуг и охранников тагов, которые носили черное одеяние, связали и заперли в прибрежных складах. Среди народа пошли несусветные разговоры, что некоторые из "черных платьев", как прозвали сторонников тагов, ибо они совсем не являлись служителями Тайры и были незнакомы местным жителям, обладали огромной силой. Они были способны разрывать на себе даже самые тесные путы, не страшились стрел, после тяжелых ранений от меча держались на ногах, их глаза горели огнем, а изо рта торчали острые клыки.
Военные корабли государя вошли в порт Тагры в конце зимы. В городе царила разруха и безвластие. Две сотни опытных лемакцев по главе с первым капитаном Фролом, который уже не раз был отмечен за отвагу и верность самим государем, двинулись на север вдоль побережья к столице, укрепленному городу Тайграду. За один год вокруг него выросла высокая каменная стена, которая отделяла порт от основных площадей столицы - не город, а крепость. Соседние земли вокруг Тайграда опустели, многие крестьяне забирали семьи и стремились на юг к водной границе с Навией. Иного пути у них не было - на севере и востоке простирались непроходимые поля раг. Бежали из Тайрага и некоторые священослужители, сумевшие сохранить чистоту своей веры и деяний.
Взятие Тайграда могло завершиться тем, что все войска, посланные с этой целью, оказались бы по противоположную сторону стены и пополнили число кровососов или их жертв, которые заполонили священный город. Это капитан Фрол понял лишь после первой ночи осады, когда штурм укреплений не возымел успеха, его часовые полегли в постель от слабости и изнеможения, а некоторых и след простыл. В народе было известно, как бороться с упырем, когда нелюдь был единственного числа. Здесь же целый город заполнился нечистью, требовавшей новой крови и добычи. С той ночи с чужаков в лагере не спускали глаз, больных заковали в железные колодки и отправили обратно на корабль для вывоза из страны, а Фрол дожидался подхода к городу видиев. Лишь на их молитвы Великому Морю оставалась надежда у праведных морийцев.
Видии молились и окропляли воду вокруг лагеря солдат морской водой, однако особую помощь это не принесло. Войска застыли около стен города, но надежда на взятие Тайграда измором тоже была мала - внутри было слишком много людей, хотя лишь единицы верили, что они все еще не потеряли свободу и жизнь, не являлись пленниками, лакомством для упырей. Тогда в город вошел тот, кто не боялся острых зубов, ибо уже был с ними знаком. Дуглас Росси, помощник Фрола, получивший от генерала звание третьего капитана, начал вести с тагами переговоры о сдаче города и оставшихся в живых жителей. История тех дней не сохранила отражения всех событий в государевых летописях, и лишь единицы в Мории ведали, что имя Дугласа было прекрасно знакомо тагам-упырям. Ему навстречу на городскую стену вышел не Великий Таг Гарет, которого никто ни видел более живым с той самой зимы, а его помощник, таг Горн. Слегка хромавший упырь поглядывал на невысокого коренастого юношу с особым прищуром и улыбкой. Он знал, кем был Дуглас, а при взгляде на него осознал, кем тот стал - испившим живую воду. Переговоры начались. Дуглас предложил освободить десятки здоровых людей в обмен на жизнь тагов, которым будет позволено беспрепятственно покинуть город, и в дальнейшие дни разговор перешел в обычный торг, где Возрожденный снижал количество горожан, а Дуглас пытался отстаивать позиции, которых однако совсем не имел. Рудокоп добился права входа в город, чтобы самолично выбрать тех, кто в первую очередь получил бы долгожданную свободу из числа женщин и детей, но в действительности та прогулка по залитому кровью пустынному городу обернулась спасительной находкой.
Мало кто из морийцев уже сомневался в существовании упырей или оборотней, злых духов и домовых, но очень часто люди посмеивались над рассказами о рудокопах, сокровищах в Рудных горах и их хранителях, богах, которым они ежедневно оставляли у порога крынку пшена. Вряд ли хотя бы один из морийцев поверил бы с первого слова тому, что некоторые рудокопы обладали чудесными способностями, дарами номов, своих защитников. Об умении Дугласа понимать речь зверей и птиц было известно только самым близким друзьям, поэтому даже упыри ничего не заподозрили в том, что молодой капитан, чей подбородок украшала мягкая бородка, отличавшая его от всех других солдат, подобрал на улице бродячего кота и засунул его себе за пазуху. А на самом деле этот кот, а может и его собратья, помогли морийцам отыскать потайной ход в город, в самое сердце храма, и быстрым внезапным проникновением вовнутрь нанести удар по противнику. Морийцы сражались длинными мечами и любому, кто оказывал им сопротивление, отрубали головы. Отряд захватил помещения храма, воины государя вошли в темницы, где содержались сотни пленников кровососов, а дальше битва продолжилась на городских улицах, которые укрыли многих упырей, избежавших погибельного взмаха клинка. Так в середине весны Тайград был взят, но город с тех пор остался пустынным и разрушенным. Из-за его стен вывели сотни мирных жителей, при этом каждого из них видии кропили водой, но капитан Фрол, да и сам государь своим распоряжением доверил главное решение в вопросе определения сущности спасенного человека - упырь он или нет - лишь своему другу Дугласу. Его нос прекрасно различал запах упыря, в этом деле рудокоп доверился также некоторым обученным псам. При том поговаривали, что были привезены она заранее из Государина, лемакского порта.
Указом государя Тайраг был лишен статуса морийской провинции, его земли были присоединены к Лемаку и Навии, образовавшие единую морийскую страну. Но люди по-прежнему называли края, в которых проживали, старыми названиями. Не изжилась в народе и вера во всемогущую богиню Тайру, рассказы о кровососах, которыми на самом деле были первые таги, не пошатнули уверенности южан, что лишь Тайра помогает женщинам дарить новую жизнь, и только Тайра забирает души людей, отправляя их в пучины Моря, одаряя при этом будущим возвращением в новом обличии.
Ортек оторвался от вида песчаных далей, он улыбнулся воспоминаниям о Дугласе. Как давно он не видел своего верного друга? Десяток лет. Где теперь рудокоп, который не пожелал остаться при государе в Алмааге, не пришлась ему по душе и военная служба... После спасения собственной семьи из Тайрага, в которой никто из Росси не пострадал от кровожадных нападений упырей, Дуглас еще принимал участие в военных походах в Межгорье, а потом скрылся с глаз друзей, озабоченных новыми завоеваниями и битвами.
Чародей Элбет был настолько восхищен решительными действиями Дугласа в Тайраге, его предположениями о подземном ходе, ибо кровососы всегда оставляли себе путь для отступления, что обещал друзьям написать книгу о взятии города и войне с упырями, в которой заслуженно отвел бы главную роль рудокопу. Но колдуны говорят, что время подождет, и замыслы Элбета так и остались лишь словами, как полагал Ортек. Дуглас заслужил почести и награды главного героя, но рудокопа этим невозможно было привлечь и прельстить. А ведь если бы Тайград не был покорен, то на престоле в Алмааге мог бы в настоящее время сидеть не колдун, а упырь. Он бы тоже удивил многими способностями врагов Мории...
Кое-как объединенная страна, ликовавшая над победами молодого одаренного государя, обратила взор на восток, за горы, на врага, которого обозначил Ортензий. В первый год подготовки войны с гарунами над планами государя ввести войска в Межгорье и покарать захватнические отряды работорговцев посмеивались дворяне и в Алмааге, и на материке. Однако армия морийцев пополнялась за счет новых добровольцев-простолюдинов, численность солдат росла, а казна пустела с каждым днем, и даже заядлые скептики в Алмааге, которым было совершенно наплевать на ситуацию в пограничных с Пелессами странах Мории, ибо островитян она совершенно не касалась, признали, что людей, обученных обращаться с оружием следовало двинуть подальше из государства - ибо не раз обнаженный меч обрушивался на того, кто вложил клинок в руку солдата.
В 555 году в Ал-Мира скончался правивший Ал-Гарун. Земли гарунов под управлением наместников на время лишились единого руководства и начали борьбу за власть, стремясь возвести своих избранников в ранг бога в столице всей империи Ал-Мира в Рамире, городе-порте на берегу Южного моря на границе западных и восточных территорий Со-Мира и Э-Мира. У прежнего Ал-Гаруна осталось восемь сыновей и семь дочерей, среди которых самого достойного следовало определить жрецам. Священнослужители выбирали того наследника, в котором наиболее ярко отразились черты Ал-Гаруна, кто унаследовал способность правителя совершать великие чудеса, даровать жизнь и смерть своим подданным, кто обладал здоровьем, красотой и силой убеждения. Глава гарунов поистине считался богоподобным, при виде его у простых смертных не должно было возникать сомнений в могуществе правителя и его народа. Ал-Гарун творил невиданные чудеса. Но колдуны такие чудеса как закрытие руками солнечного лика, землетрясения и наводнения, оживление голубей и людей, похороненных заживо, называли обманом, мошенничеством и одурачиванием простого люда. Многое из этого свершалось без воли и ведома смертного правителя-бога, а некоторые деяния легко были подстроены жрецами, чтобы взбудоражить фанатично настроенную толпу.
В том году генерал Мории Аккемол, возглавлявший войска еще при Дарвине II, привел несколько десятков тысяч морийцев через Горный перевал к рыночным площадям Одинокого Озера. Гаруны даже не стремились оказывать сопротивление иноземным войскам, стараясь поскорее скрыться в каменной пустыни со своими семьями и пожитками, которые заранее начали вывозить в потаенные места в горах. Далее Аккемол двинул отряды на юг вдоль течения Одинокой и атаковал приречные города гарунов, стены которых не выдержали натиска многочисленного врага и ударов твердых таранов. Возле Богара, второго по величине порта на реке, к морийцам присоединились отряды степняков, которым Ортензий пообещал четверть всей добычи от взятого города. Богар сдерживал осаду две недели, но в конце концов был вынужден сдаться на милость победителя, ибо в город уже давно перестали поступать продукты с юга, из столицы Межгорья Мидгара. Этот город также не ощущал избытка в запасах, чтобы делиться ими с соседями. При переходе армии генерала через Пелесские горы, к Мидгару подошли военные корабли морийцев и не выпускали ни одного речного судна из русла Одинокой. Гарунские суда жестоко обстреливались горящими ядрами и пускались на дно, ежели капитан не выбрасывал белого знамени, признания поражения. У наместника Межгорья Ал-Вирона никогда не было собственного сильного флота, в основном он состоял из купеческих галер, промышлявших разбоем. Поэтому яростного сопротивления морийцам на море в тот год не случилось. Мидгар, окруженный степняками и сотней морийцев, прибывших на сушу на кораблях, дожидался своей участи тихо и обреченно. Ортек знал, что Ал-Вирон слал в Э-Мир через Южное море голубей и отправлял с донесениями верных слуг с требованиями военной помощи и поддержки у Ал-Гаруна. Но Ал-гарун до сих пор не имел тела, в котором, по мнению споривших жрецов, он возродился, поэтому от южных морских берегов на подмогу Межгорью не отошло ни одного судна. Мидгар был окружен высоким строем двойных стен, жители и солдаты города отбивали атаки немногочисленных осаждавших. Не сдались гаруны, и когда к городу подошли войска Аккемола. Однако город еще продержался всего лишь неделю. В Мидгаре проживало немало горцев, потомков пелессов, чье королевство было залито кровью при вторжении в него орд гарунов три сотни лет назад. Купеческие объединения горцев надеялись на милость морийского государя: безлунной ночью после быстрых переговоров со степняками, среди которых также было немало потомков коренного народа этих земель, они распахнули ворота Мидгара перед армией генерала. Не имея иного выхода, Ал-Вирон лично сдал оружие Аккемолу, признав потерю соотечественниками земель между Пелесскими и Рудными горами, захваченных своими бесстрашными дикими предками.
Речные города Межгорья были разграблены степняками и морийцами, но не разрушены. Ортек провозгласил об отмене на захваченной территории рабовладения и начале колонизации земель. Присоединенные морийцами угодья не отличались былой красотой и плодородием, это уже были не те зеленые поля, которые покорялись Морием I, первым государем, от периода правления которого велось летоисчисление в западных просторах материка. Межгорье стало каменной пустыней, в которой почва оскудела даже в долине реки, шахты в горах обвалились. Природа погибала с исчезновением королевства пелессов, которые возносили дары Земле и Небу. Тем не менее, Ортек потребовал от всех гарунов отречения от веры в Ал-Гаруна, принесения клятв морийскому престолу и богу Моря, а также выплаты ежегодных карательных взносов в течение двадцати лет за угнетение морийского народа. Всех нежелавших выполнить эти условия изгоняли из страны, лишая всего имущества. В городах Межгорья было разрешено селиться степнякам, а также государь освобождал от уплаты налогов всех морийцев, желавших перебраться в скалистый край.
Для поощрения колонизации межгорных земель Ортек отменил крепостную зависимость и на территориях Релии, Далии и Алмаага, выкупая земли у дворян по твердой низкой стоимости с рассрочкой уплаты этих сумм государством. Данные меры были приняты морянами как беспощадное нарушение законов Мории, и вновь в стране накалился внутренний конфликт. Но Ортек не пошел на поводу у советников, которые в основной массе являлись алмаагскими землевладельцами и попадали в категорию пострадавших морян. Его решение было неумолимо. Он самостоятельно посетил великие города Мории, в которых до сих пор сохранились высокие каменные плиты с вытесанными на ними законами первого государя, и, как рассказывали очевидцы, одним своим огненным взором приписал новые положения к уже закрепленным в морийском праве.
Новые цели и задачи стояли перед великим западным народом - покорение южного морского соседа, ибо ненависть к Ал-Мира воспылала с новой силой после захвата Межгорья. Хотя скорее это была не ненависть и жажда мести, а возросшее честолюбие и боевой пыл. Недовольство морян проводимой политикой государя, которое вновь подогревалось в среде далийских дворян призывами к открытому мятежу, было жестко прервано арестом принцессы-наследницы Авиа и её повзрослевших сыновей Дарвина и Норина. По приказу Ортека Авиа поместили в закрытый монастырь на территории Далии, а двоюродным братьям государь запретил покидать поместье далийского графа вблизи Корлины, которое было конфисковано в казну государя во время далийского мятежа пятилетней давности. Элбет, близкий друг и советник Ортека, высказывался за возвращение юных принцев в Алмааг. Фактически, они являлись единственными родственниками государя и имели все права на престол, ежели их брат бы скончался или был убит.
- Пускай мы и колдуны, но не забывай, Ортек, что никто не живет вечно, тем более государь, - говорил седой чародей. - Народ любит менять правителей, плакать у их погребального костра и радоваться новому ставленнику. Теперь в руках этих мальчиков продолжение рода морийских государей, ибо тебе, к сожалению, никогда не узреть собственных наследников.
- В последние годы они были лишь весомым доводом в руках матери для привлечения сторонников свержения моей власти, - хмуро ответил черноморец. - Здесь в Алмааге они могут стать орудием в руках не менее пытливых морян, приближенных ко двору. Уж лучше они позабудут на время, что являются принцами-наследниками.
- Неужели под охраной вооруженных наемников они забудут, кем являются и смогут простить тебе того, чего лишились?
Тогда Ортек не ответил на вопрос колдуна. Время сделало это за него. Спустя полтора года алмаагская принцесса Авиа, вдова Гравина, сына Дарвина II, совершила побег из-за высоких стен монастыря и нашла дружелюбный прием у своих единомышленников, восточных далийских дворян, земли которых пустели, ибо их крепостные массовым потоком переселялись за горы в новую морийскую провинцию, сохранившую старинное название Межгорье. Авиа сумела также поднять восстание горожан на землях легалийцев и рустанадцев. Южане взялись за оружие, как только основным кличем мятежников стало "За Тайру!". Божественные лозунги нашли отклик в сердцах людей, столетия до этого поклонявшихся кровавой богине, дочери Теи, земли, дарящей урожай, вино, жизнь. К тому же в то время, как колонистам в Межгорье предоставлялись всяческие привилегии, в других морийских странах был увеличен гнет свободных граждан. Хотя Ортензий и отменил монополию Навии на строительство судов, были введены новые пошлины на разрешение занятием кораблестроением, морская торговля затихла из-за конфликта с Ал-Мира, да и по всем странам разносились ужасающие известия о нападениях кровососов. Их гнездо было разворошено, но многие твари сумели выскочить из него и нынче разгуливали среди мирных жителей.
- Раньше мы приносили жертвы Тайре, и её гончие псы не трогали нас, - плакали сельчане и горожане, - мы знали, что нашим жизням ничего не угрожает. Нынче же каждый день опасаешься увидеть у близкого человека клыки во рту, ибо упыри живут среди нас.
Бунтовщики выступили за восстановление в Тайграде храма Тайры, требовали установления самовластия в собственных землях. Их поддержали и в Алмааге, хотя на острове не дошло до открытого вооруженного столкновения. Тем не менее, в городах звучали разгневанные тексты поэтов, разыгрывались сценки на площадях о плаче богини Тайры, а ученые, заседавшие в Академии, направили государю протест, в котором поставили в вину неравномерное обложение морийских стран, утрату главенствующих позиций Алмаага в деле управления страной, расцвет язычества, ибо бунтовщики приносили жертвы Тайре из числа захваченных морийских солдат, прогоняли прочь видиев и, кое-где поговаривали, даже призывали упырей, дабы поменять свою сущность, наполнить кровь мощью богини и дать отпор колдунам, заселившим скалистый остров.
Войска повстанцев, собранные на территории Далии, Релии, Рустанада, Аманы и Легалии, возглавлялись двадцатилетним принцем Дарвином. Юноша и его матушка Авиа, взбудоражившие южные окрестности государства до самой Серебряной Стены, блуждали с армией своих сподвижников по землям Мории, угрожая мечами её жителям. Ежели горожане не были лояльны и щедры к бунтарям, их моментально записывали в сторонники государя Ортензия и не щадили за это ни женщин, ни детей. В первый год восстания перед алмаагскими судами были закрыты все южные порты, из Рустанада и дворянских городов прогонялись государственные чиновники, следившие за исполнением законов Мории. Войска, вышедшие из Лемаха для наказания мятежников, не получали точных сведений об их местоположении, им было отказано в продовольственном снабжении соседними поселками, и командор Дюшер слал гневные донесения в Лемах и Алмааг с просьбами покарать неисполнительных мирных жителей, пособников бунтарей. Но Ортензий приказал не принимать никаких мер, и полчища его солдат замерли на границе с Рустанадом. Между тем минорские и алмаагские торговые караваны стали обходить стороной южные порты, останавливаясь в Мидгаре, а в Аватаре степняки, заключившие с Ортензием союзнические договора в самом начале его правления, не принимали корабли под флагами мятежных стран.
Неповиновение южан продолжалось около двух лет. Первым власть Алмаага признал Рустанад, ибо в разгоравшихся спорах между тонами и русами советники приняли решение вновь установить равноправие с присутствием третьей стороны, о чем они написали государю Ортензию. При этом рустанадцы требовали отмены всех запретов на морскую и сухопутную торговлю, которая стала развиваться через Горный Перевал и Межгорье. На границе Рустанада и Легалии Дюшер, наконец, настиг разваливавшиеся войска Дарвина, которые в разгар битвы в многочисленном количестве перешли на сторону командора. Сражение было проиграно молодым принцом, но части восставших удалось скрыться под командованием младшего брата главаря, Норина. В 561 году принца-наследника Дарвина и его мать принцессу Авиа привезли в Алмааг в качестве пленников, изменников, поднявших оружие на государя, которому присягали на верность. Историки Мории записали, что главной причиной поражения самого масштабного восстания в Мории, её раскола на две равных, но неравномерных частей, ибо южные земли было безусловно намного богаче и самостоятельнее своих северных соседей, явилось неспособность Дарвина вовремя перейти от войны к миру. Принц собрал многочисленную армию сторонников в начале своих действий и смог доказать её силу, однако не перешел к мирному управлению завоеванных земель, установлению среди людей справедливого уклада жизни. Но иного итога у этой кампании быть не могло, ибо по сути большая её половина подняла в руки мечи с криками о Тайре, а другая правящая половина с желанием вернуть себе право господства над первой, о чем дворяне боялись даже заикнуться, осознав ярость и неистовство южан, обрушивавшихся на врага с кровожадностью и свирепостью.
Все граждане, поддержавшие мятежников, были обложены уплатой огромных возмещающих сумм в казну государя, а те, кто сражался на их стороне с оружием в руках, были сосланы на каторгу в Истару. Главари - Дарвин, Авиа, Норин, принц релийский де Геори, графы Далии Ропри и Диош - были приговорены к смертной казни. Иного наказания для изменников власти государя не существовало. Казнь мятежников была проведена в главных городах их родных стран. Дарвина и Авиа обезглавили на площади Аллиина, второго порта в Алмааге. Дарвин за время бунта провозгласил себя Возрожденным, сыном Тайры, но на самом деле он так и оставался смертным человеком, хотя сполна заслужил погибельную участь кровососа. Младший принц избежал рассправы. Он скрылся от глаз и рук правосудия государя. Однако спустя шесть лет его настигло возмездие народа. В Атрате, столице Легалии, после серии убийств, приписанных клыкам упыря, на городской улице обнаружили труп молодого человека, в котором опознали бывшего принца Норина. Голова алмаагца валялась в нескольких локтях вдали от туловища. Тут же разнесся слух, что это и был кровожадный убийца, которого растерзали свои же собратья-упыри или неизвестный мститель. Голову принца как трофей выставили на неделю на всеобщее обозрение в Атрате, а после отправили в ящике в Алмааг в подарок государю. Полученные известия из Легалии привели Ортека в бешенство. К этому времени он издал приказ о помиловании Норина и ожидал, что принц возвратится во дворец, а в ответ на это получил гнилую башку. Элбет заверил государя, что нет никаких признаков подтверждавших, что Норин действительно был кровопийцей, однако не было никаких доводов считать обратное. Убийство вблизи Атрата после этого случая прекратились, но тайна гибели принца, последнего кровного наследника морийского престола, так и осталась неразгаданной.
Ортек спрыгнул с каменной ступени в глубину холодного мрачного храма и медленно прошел из одного его конца в другой. Солнце уже закатывалось за горизонт, а тишина этого заброшенного места еще не была нарушена. Он не любил ждать. Она должна была приехать. Она сама заговорила об этой встрече после стольких лет молчания. Её посланец скакал неделю по жаркой пустыне, чтобы привести короткое письмо, скрепленное царской печатью, о том, что она готова увидеться с государем морийским в самое ближайшее время и переговорить с ним сглазу на глаз, без лишних свидетелей в безопасном для обеих сторон месте. А что изменилось за эти годы, что она, наконец, ответила ему? Он покорил гарунов?! Это произошло более года назад, когда пала провинция Э-Мир. Почему же только сейчас она согласилась на встречу, ведь опасения за будущее её владений должны были родиться, едва он вступил на эту землю?! Едва Мория решила стать единственной державой западных земель... Хотя нет, она скорее переживала о себе, чем о собственном государстве.
После покорения гарунов в Межгорье государь Морийский дал народу Ал-Мира чуть более пятнадцати лет для того, чтобы объединиться и осознать мощь и безграничные амбиции северного соседа. Однако этого времени жрецам Ал-Гаруна явно не хватило. Морийские войска высадились на берегу Южного моря напротив алданского порта Аватар, близ столицы Э-Мира Миргуна. Когда армия под предводительством самого государя вторглась в земли Со-мира, к северному побережью которого пристали новые морийские суда, гаруны прекратили всяческое сопротивление. Западная провинция Со-Мир и южные края Юш-Мир, заселенные черными племенами, которых гаруны использовали только в качестве рабов в поле, признали господство морийского правителя и обязались выплачивать ежегодную дань в размере сотни тысяч золотых. Около месяца назад в Рамире данные соглашения были подписаны между всеми временными правителями алмирских провинций и морийским государем. Ортензий отказался от заселения народом Моря данных земель, потому как вряд ли это было возможным и желаемым решением, но собирался оставить на побережье немалые силы для поддержания клятв верности гарунов. Ал-Мира признало собственную зависимость от Мории, и Ортеку следовало лишь присматривать за каждым из временных правителей, дабы страна не сумела вновь объединиться под властью единого Ал-Гаруна.
Империя Ал-Мира была покорена, куда же отныне обратить взор? Как бы ни хотел Ортек забыть о той стороне света, но глаза не отрывались от востока. Там была его родина, его страна, о возвращении в которую он мечтал, но даже не надеялся на это. Глупо было думать, что черноморцы примут в свои земли колдуна. Безнадежными, но все же первыми действиями юного государя в начальные дни его восшествия на престол стали установление отношений с Черноморьем. Однако то давнее посольство трудно было назвать дружеским. К Аватару, порту степняков, пристал военный корабль алмаагцев с сотней лемакцев на борту. Это войско высадилось в порту с самыми мирными заверениями в сторону степняков, ибо государь уже вел переговоры со старшинами города о сотрудничестве. Государю Ортензию были лично известны многие степняки: прежний Веллинг Черноморья Релий отправлял своих детей в богатые города побережья поднабраться опыта, знаний и хороших знакомых. В тот же год Ортензий направил своему старшему брату Веллингу Орелию послание, в котором просил освободить престол, который тот незаконно занял, ибо воля их отца так и не была исполнена ни одним царевичем, чтобы претендовать на власть в стране. Тогда Ортек не требовал, чтобы Черноморье присягнуло на верность Морийскому государству, тогда он не имел на это сил, желания и права. Он лишь надеялся, что сможет охладить горячие заявления брата о вражде морийского народа к черноморцам, снискавших по их вине немилость богов и обличье зверя, предотвратить неминуемую схватку. Он верил, что между двумя государствами установятся мирные отношения, пусть до того времени черноморский царь посылал в сторону морийцев лишь гневные проклятья.
Сотня воинов, выступившая к реке Алдан, на восточном берегу которой начиналась граница черноморских краев, была посмешищем в глазах черноморцев. Кто собирался прислушиваться и замечать солдат государя без государства - Мория тогда сотрясалась от междуусобиц. Нынче же на эту сотню смотрели как на зуб дракона: такой же острый и устрашающий, но все еще неопасный, пока не появился его хозяин. А хозяин не торопился вот уже который год. С одной стороны, в Черноморье уже не произносили угроз в сторону народа Моря: прежний владыка умер, и на троне сидела его вдова, да к тому же проклятье черноморцев, в котором обвиняли морийскую ведьму, похоже, исчезло само по себе. Но с другой, черноморцы также как их дальние соседи последние годы расширяли собственные территории и укрепляли войска. Эрлиния ныне платила черноморцам дань и отправляла юношей под знамена царицы Антеи. Посмеет ли эта женщина вступить с ним в открытый конфликт? Готов ли был он, государь морийский, нарушить клятву, данную самому себе в честь памяти отца? Он обещал, что ступит ногой на родную землю не иначе как с живой водой. Но история о живой воде теперь покрылась легендарными подробностями, и мало кому было ведомо, что за истина скрывается под этими рассказами. Колдунам живая вода была совсем без надобности, нынче она стала бесполезной и для черноморцев, их проклятье осталось лишь в многочисленных могилах в глубине земли. А вот ненависть к колдунам еще не поросла высокой степной травой забытья.
Войска морийцев стояли у границы Черноморья с первого года правления Ортека. Он знал, что не двинет их ни на шаг далее, ибо не мог позволить ступать морийцам по своей родной земле в облике врагов и захватчиков. Но он всегда хотел, чтобы два государства, две страны, поделившие власть в водах Южного моря, нашли общие интересы и точки общения. Он знал, что отныне он чародей и мориец, но он никогда не забывал, кем был рожден. Он был черноморцем. И он хотел, наконец, встретиться с женщиной, уже более двадцати лет управлявшей от лица магов его народом. Узнать её, чтобы разобраться в своих чувствах к бывшей отчизне, а также проникнуть в намерения властной прекрасной царицы по отношению к его державе. Он ждал Антею.
***
- Ваше Величество, она приехала, - раздался голос Ниамея, прокатившийся по высокому своду храма.
Ортек отошел от прозрачной стены, через стекло которой наблюдал за заходом солнца над песчаным горизонтом. Его лоб пронзила глубокая морщина подозрения и замешательства. Черноморец не заметил в сумерках её каравана и не услышал шума от его прибытия. Он замер на месте, держа руки за спиной, выражая своей высокой стройной фигурой готовность к долгожданной встрече.
- Пропустите женщину и всех её людей, - Ортек слегка кивнул головой в сторону своего солдата, отдавая приказ. - Можете не обыскивать их и оставить все оружие при владельцах. Своих людей держи наготове, Ниамей, но я не хочу вашего присутствия в храме. Следите за округой.
- Будет исполнено, Ваше Величество, - мориец ступил ногой обратно к двери, но развернулся при выходе и добавил более тихим голосом: - Только она совсем одна. На колеснице с возничим.
Замечание стражника вызвало любопытную улыбку на губах Ортензия. Он обратил взор на темное помещение храма, и высоко под потолком зажглись яркие фонари, излучавшие мягкое синеватое сияние. Он не двигался с места, наблюдая, как через приоткрытую тяжелую дверь храма внутрь вошла женщина. Она ступала чуть слышно по каменным плитам пола. Её фигуру окутывали легкие шелковые одежды, придавая ей изменчивую форму: длинные рукава и разноцветные ткани, спадавшие на пол и развевавшиеся от каждого движения. На голове красовалась тонкая вуаль, достигавшая подбородка, а на спине виднелись собранные и переплетенные драгоценностями густые темные волосы. Царица вышла на середину храма и закинула голову к потолку, несомненно, любуясь светильниками, созданными с помощью чар хозяина этих мест. Ортеку показалась улыбка на её лице, хотя вуаль полностью скрывала от глаз черты царицы.
Одеяние Антеи более походило на эрлинский наряд богатой молодой девушки. Её плавные движения привлекали и радовали взор. Трудно было поверить, что перед ним черноморская царица. Женщина, заслужившая репутацию жесткого правителя, прибравшего к своим рукам эрлинские города на всем побережье Южного, или, как его называли на востоке, Черного моря, безжалостно каравшая изменников, наладившая связи государства с дальними восточными соседями, выторговав право для своих купцов владеть кораблями во внутреннем Золотом море брессов, о землях которых в детстве Ортек лишь слышал диковинные рассказы. У царицы был взрослый сын, которого она полтора года назад оставила без законного престола, ибо срок её регентства уже истек, и молодой царевич в двадцать лет должен был принять титул Веллинга, то есть царя Черноморья и всех подчиненных ему земель.
Быть может это совсем не Антея, мелькнуло в голове у государя. Ведь он никогда не видел лица царицы. В Морию даже доходили слухи, что за годы своего правления она не разрешила ни одному художнику запечатлеть её черты на холсте. Даже Веллингу Орелию она отказала в этом, когда он велел перед их свадьбой провести портрет красавицы-невесты по всем городам Черноморья. Но тем не менее Антея никогда не скрывалась от глаз своих подданных. Из уст в уста переходила молва об её красоте, бездонных черных глазах, мягких алых губах и шелковых волосах. Путешественники и торговцы, сумевшие узреть лик царицы, говорили, что даже с прошедшими годами её красота не померкла, но нередко добавляли, что для этого пришлось лишь добавить больше красок и масел на лицо. Благодаря этим историям мода на яркие подрумяненные лица, раскрашенные глаза и выделенные ягодным соком губы пришла в Морию на балы алмаагских дворян. А затем это явилось лишь поводом того, что релийцы и далийцы вновь вслух высказывали свое недовольство островными морянами, равнявшимися на черноморских статуй, ибо именно куклой, по их замечаниям, была женщина, раскрашенная во все цвета радуги и благоухавшая на поллиги в округе. Хотя скорее всего истинная причина возмущений заключалась в том, что женам и дочерям этих дворян были не по карману эрлинские румяна и запахи после всех бед и разрухи, пережитых их поместьями.
- Да омоет Море наше свидание, - торжественно произнес на черноморском языке Ортек, спускаясь к женщине по ступенькам в центр зала. Полученное послание было скреплено царской печатью Веллинга, и у колдуна не возникло сомнения, что его подписала черноморская царица Антея. Эта гостья могла быть еще одной её посланницей - ведь не явилась бы царица на встречу с государем-чародеем в полном одиночестве. Она не могла быть столь самоуверенной, а скорее беспечной.
Гостья не стала дожидаться приветственного жеста черноморцев - пожатия руки гостя. Она развернулась к государю спиной, когда тот был от неё на расстоянии пары шагов, и медленно двинулась вглубь зала, желая скрыться в его темных уголках.
- Что же вас сюда привело? - Ортек остановился в замешательстве. Похоже, даже личная встреча не давала ему возможности получше узнать Антею, или её посланницу.
- Нам следует, наконец, очень многое обсудить, - её четкий голос отдался звонким эхом. Слова отлетали от холодных стен храма. Женщина продолжила свое движение к разрушенному алтарю алмирцев, так и не оглядываясь на собеседника.
- Я поджидал здесь царицу Антею и хотел бы удостовериться, что такой честью, как беседа, меня удостаивает именно она, - Ортек сделал лишь несколько шагов вперед. Он не собирался гоняться за чужестранкой. В конце концов, ему не стоило больших усилий осветить весь храм, а также заглянуть под шелка этой незнакомки, чтобы узнать, кто под ними скрывается. Но вот её голос его немного насторожил. Сильный, но столь расплывчатый под этими сводами, и такой знакомый...
- По-моему, самые главные доказательства в это время у тебя в руках. Что ты с ним сделал, Ортек? - последовал вопрос. Гостья остановилась перед высоким каменным алтарем, который был прежде украшен золотым орнаментом, и развернулась лицом к молодому человеку, стоявшему в двух десятках шагах вдали. Плотная вуаль все также закрывала её лицо и вдобавок приглушала голос.
Её слова окончательно озадачили морийского государя. Она назвала его по имени. Так к нему не обращались уже очень давно. Даже друзья редко позволяли себе такую шалость, и то без посторонних глаз. Хотя... он столько лет их не видал, и от этого так редко слышал собственное имя.
- О ком ты говоришь? О Кассандре? Я так и догадывался, - усмехнулся черноморец. - Сынок строит козни за спиной своей матушки. Но с какой стати ты думаешь, что я тебе всё расскажу?! - он тоже решил опустить вежливое обращение, перейдя к более простому языку, и с нетерпением ожидал её ответа.
- Не уклоняйся от ответа, Ортек, - в её голосе не было и намека на улыбку, страх или угрозу. Он был не более чем взволнован, но властен и непоколебим. - Своего сына я знаю, как пять пальцев на одной руке. И его козни мне также ведомы. Уж лучше поговорим начистоту.
- Уж лучше так, - громко захохотал Ортек. Он не дал договорить царице. В её титуле он уже не сомневался. Лишь безумец бы отважился называться её именем перед очами морийского государя, перед колдуном, который в любую минуту мог воспользоваться чарами и заставить собеседницу выложить всю правду, как она есть, в двух словах, а после стереть из её памяти минуты допроса. Но если бы все было так просто, то колдуны уже давно повелевали всеми людьми. Жаль, что порой человека сломить намного труднее, чем сдвинуть с места гору.
И хотя он не намеревался очаровывать гостью, применить некоторые способности было не лишним. Под внимательным взором государя легкая вуаль, прикрывавшая лицо царицы отлетела в сторону и повисла в воздухе между пристальными взглядами мужчины и женщины. Ортек не торопился. Он дал время на то, чтобы она ухватила шелковый платок и возвратила его на место, но в установившейся тишине она не сделала ни жеста, не произнесла ни звука. Шелк плавно опал на пол, и перед государем предстал облик его гостьи. Темные волосы были гладко расчесаны от лба, они блестели в тусклом свете, так как по-видимому были смазаны специальным раствором. Веки были подведены черной тушью и до самых бровей выкрашены в синий цвет, бронзовые щеки и лоб, яркие полные губы придавали лицу подобие маски.
- Ты хотел посмотреть мне в глаза?! - наконец-то она улыбнулась. Хотя может быть Ортеку лишь показалось, её губы по-прежнему были слегка приоткрыты. - Я не намерена объясняться или произносить слова сожаления. Я приехала узнать, где Сарпион, и что ты намереваешься с ним сделать.
Он ничего не понимал. Её голос, её слова, её лицо... Он знал, что был с ней знаком, но, перебирая в голове черноморских барышень, которых не видел более двадцати лет, никак не вспоминал эту женщину. Она была раннее магом, как говорили в Черноморье, и совершенно случайно повстречалась с Орелием, его братом, Веллингом Черноморья, который до этого намеревался жениться на оларской царевне. Но когда Ортек был черноморским царевичем, единственной известной ему девушкой в ордене магов была Двина. Двина, которая должна была стать его женой...
Морийский государь молча двинулся вперед навстречу Антеи. Он поглядел на три локтя поверх её головы, и над алтарем зажегся яркий световой диск. Она прикрыла глаза от этой внезапной вспышки. Теперь он хорошо её рассмотрел. Яркая помада меняла контуры губ, краска на лице скрывала маленький нос, лишь её черные глаза не давали ему покоя. Он решил проверить их своими чарами: она непроизвольно мигнула, и вокруг темных зрачков блеснула голубизна ясного взора. Но стоило ей отвести взгляд от его лица, и они вновь приобрели прежнюю окраску.
Она глубоко вздохнула, когда он остановился почти напротив неё.
- Да омоется наша встреча, Ортек, Ваше Величество, государь морийский, - тихо произнесла она, протягивая ему небольшую ладонь, украшенную золотыми кольцами на каждом пальце.
- Да осветят её боги, Марго, - после недолгого раздумья медленно ответил Ортек, с трудом скрывая в голосе изумление и недоверие. Он пожал протянутую руку и не отпускал её, рассматривая еще раз вблизи черты лица девушки под толстым слоем грима.
- Видимо, я в чем-то ошиблась, раз ты так долго вспоминал мое имя, - она улыбнулась и небрежно вытащила руку из его ладони. Марго обошла своего друга и продолжила разговор, отдаляясь к одной из боковых колонн. - Так что же ты сделал с Сарпионом, и что он успел тебе рассказать? Наверное, не всё, ведь ты до сих не можешь прийти в себя от вида черноморской царицы?! Поверь мне, Ортек, я Антея, регент Черноморья. Нам следовало давным-давно обговорить многие дела, те что прошли, те что грядут... Но я не могла. Я не могла и не хотела. По-моему, всё сложилась не так уж и плохо?
- Неплохо, говоришь?! - переведя дух, ответил Ортек. - Я с ужасом взирал все эти годы на восток, в сторону родной страны, в которой не стихали разговоры со времен моего брата о захвате Мории...
- Как можно было их воспринимать всерьез?! - скептически заметила царица.
- Но ты не пожелала ни разу их опровергнуть! Ты могла дать мне знать, Марго! Я искал тебя и Сарпиона все эти двадцать лет по землям и городам Черноморья, надеясь узнать, что с вами произошло! Мои лазутчики исходили все края, чтобы передать мне известия, живы вы или как расстались с жизнью. Но что мне стало ведомо - лишь то, что Сарпион был в Асоле, в Гассиполе, а после сгинул неизвестно куда... А о юной девушке, которая его сопровождала, никто и не слышал!
- Твои шпионы вероятно не столь уж мастерски поработали. Но нынче у нас не о том разговор, Ортек. Что ты хотел услышать на встрече морийского государя и черноморской царицы? Заверения мира? Ты их получаешь. Я никогда не допущу войны между двумя народами, славящими море. Притом воевать с колдуном - сущее безумие, в этом я уже который год убеждаю своих приближенных. А твои ответные слова мне ни к чему. Я никогда не сомневалась в твоей верности данным клятвам, пусть они принадлежали совсем юному царевичу. Иначе ты бы уже давно получил титул Веллинга и управлял всемирной державой. Но думаю, тебе тяжело справиться и с нынешними масштабами Мории. Поверь, Ал-Мира еще явит свою мощь.
- Странно слышать подобные предостережения от колдуньи. Уж интересно как ты завоевывала Эрлинию и планируешь удержаться в её городах?! Как вообще маги посадили на трон колдунью?! - его голос перешел на крик от возмущения.
- Я теперь уже не колдунья. И именно поэтому я пока жива. Тебя же даже с живой водой не приняли бы на родную землю, так как ты не скрываешь того, что стал чародеем. А ведь маги утверждают, что среди черноморцев не рождаются колдуны. Они считают, что Ортензий, сын Релия, погиб, и на престоле Мории сидит самозванец. Хотя это не должно быть для тебя новостью, Ортек. Несмотря ни на что, ты исполнил завещание своего отца, пусть и иным неведомым мне путем. Тебе открыта дорога домой. Но за прошедшие годы, кто точно ответит, где находится наш дом?!
- Ты уже не колдунья?! - переспросил черноморец после того, как девушка закончила речь. В её словах звучала истина, но он уже давно знал, что истина имеет много сторон. - Уж этому я не могу поверить, Марго. Я скорее нарушу клятву, данную отцу, чем поверю в такую чепуху!
- Вот именно об этой чепухе я и хотела с тобой поговорить. Где сейчас находится Сарпион? Ты должен вернуть мне его, и желательно живым! - перед ним вновь явилась непреклонная Антея.
- Последний раз я видел Сарпиона в твоей компании, Марго. И я понятия не имею о том, какие ответы ты тщетно пытаешься у меня вытянуть. Я не имею к этому никакого отношения.
- Он был заточен в храме Гисса близ земель Э-Мира. Около месяца назад твои люди пересекли границу с моей страной и разграбили это священное место. Они перебили моих верных солдат, забрали все сокровища бога войны, а также освободили всех узников, томившихся в подземельях. Точнее все они исчезли, в том числе Сарпион. Неужели морийцы уже нарушают пограничные рубежи без ведома на то государя?! Я прекрасно знаю о твоих лазутчиках из Аватара, что пересекают реку Алдан и блуждают по восточным селениям Черноморья. Некоторые сонтарии говорят, что государь, видимо, забыл о своих солдатах у наших границ, и тем приходится подкармливаться в домах крестьян на левом берегу. Ведь степняки принимают в дом лишь за звонкую монету!
- А до меня доходят слухи, что черноморские рыбаки с радостью торгуют с моими воинами за алмаагские золотые и приговаривают при этом, что отродясь не видали в своих краях солдат Веллинга, поглядят хотя бы на государеву рать, да и на него самого на чеканке монет.
- Я закрою глаза на нарушения границ, Ортек, верни мне Сарпиона. Ты ведь поддерживаешь отношения с Деревней и колдунами, что в ней проживают? Прежде, однако, я должна завершить дела с этим чародеем, после чего он вернется, куда пожелает, - Марго пыталась говорить убедительно, но её расстановочная речь скорее выражала таинственные замыслы, чем искренность.
- Вы ведете эти дела уже двадцать лет, и им нет конца?! Какой же я был глупец! Как ловко вы морочите голову всему моему народу! - Ортек усмехнулся с жалостью. - Я не знаю, где Сарпион, но если бы и знал, то не допустил бы продолжения представления, что ты творишь на глазах у всех людей.
- Да ты ничего не знаешь! Неужели ты веришь Сарпиону больше, чем мне? Его слова пропитаны ядом и ложью! Я не могу ему позволить получить желаемое, Ортек. И тебе не позволю!
- Марго, я же тебе сказал, что не причастен к истории с Сарпионом. Но ежели ты утверждаешь, что разграбление храма Гисса совершили мои люди, то я непременно выясню все до мелочей. Я, несмотря ни на что, благодарен Сарпиону за все, что он сделал для нас в том дальнем походе...
- Сделал? Он завел нас в болото! Он собирался сразу же попасть в Черноморье и лишь тянул время, надеясь переманить твоих друзей в свой отряд, и тебя кстати тоже. Неужели ты до сих пор не догадался, что лес между Рудными горами уводит любого путника в змеиные топи?! Сарпион давно признался мне, что в тех лесах лежит еще одно древнее заклятье, которое он намеревался снять, едва станет достаточно силен...
- Да, - выдержав паузу, ответил Ортек. Он вспомнил странствие меж заветными озерами, он знал, под чьей охраной находились те места. - Та дорога надежно оберегается. Но у нас не было иного пути, разве не так, Марго?
- Я рада, что то странствие завершилась хорошо для вас всех, - царица опустила голову, вспоминая прежние времена и очевидно сожалея о них. - Каждый из нас выбрал свою дорогу. И до сих пор неизвестно, куда она нас завела, - она улыбнулась. - Ежели ты не хочешь мне помочь, Ортек, тогда мне пора возвращаться обратно. Мы и так задержались в песках из-за бурана.
- Ты поедешь ночью одна?
- Диомей опытный возничий. Мой лагерь недалеко от границы, там меня ждут верные люди.
- Я разузнаю все о тех событиях, что тебя интересуют, Марго. Но думаю, что скрыться от чужих глаз колдуну, подобному Сарпиону, не составило особого труда. И нынче его отыщет кто-либо, только если этого пожелает сам чародей. Единственное, что мне ведомо о столкновениях на границе с Эрлинией месячной давности - это визит твоего сына Кассандра. На обратном пути его войско ополчилось на сотню наемников, расположившихся у рубежей двух стран. Черноморцы напали ночью и сумели убить и ранить с дюжину моих воинов, отдыхавших у костров вдалеке от основного лагеря. Они похитили их одежду, оружие, выпивку, припасы и скрылись в пустыне. Тогда я пожалел о том, что согласился принять его небольшое вооруженное посольство, и даже выслушал предложение царевича. Но Кассандр видимо разгадал в моих уклончивых речах неприятие его условий, поэтому решился напакостить напоследок.
- Что?! Ты встречался с Кассандром? Конечно, для тебя гибель десятка наемников мелкая пакость, и я благодарю Олифею, что это не стало поводом для ответного нападения. Но как он посмел?! Что возомнил о себе, этот честолюбивый юнец! - её голос наполнился негодованием и скорби. Она просительно глядела на Ортека, когда приносила извинения за действия своего наследника. - Ты не должен ему доверять, Ортек. Он подвержен влиянию каждого льстеца при дворе, каждого, кто обещает ему трон. Этого мальчишку давно следовало проучить. Правы были маги, когда выступили с предложением продлить регентство еще на три года. Но, видимо, за это время он станет не настоящим царем, а успеет погубить родную страну!
- Этим я и хотел тебя предостеречь, Марго. Он просил оказать ему помощь в получении трона в Асоле, а взамен обещал мне половину эрлинских городов. Я же ответил, что колдуну не стоит усилий покорить эти земли самому, но сможет ли он их удержать перед очами шестерых богов, в чьей вере был рожден?!
- Кассандр не мог ничего знать о Сарпионе. Но ежели в этом деле тоже замешан он?!... Я проучу этого мальчишку. Он давно не видел собственную мать в гневе!
- Ему ведь уже двадцать второй год, и он давно не мальчишка, Марго.
- Но его действия напоминают лишь детское баловство. Значит, он уже более месяца назад вернулся в Черноморье из Оларских Холмов, где сватался к невесте, а мне об этом не было сказано ни слова... - Марго с горечью в глазах поглядела на Ортека. Она была задумчива и обеспокоена, совсем не ожидая услышать такие известия из уст морийского государя. Хотя, по-видимому, не очень им удивилась, зная нрав своего сына.
Царица уверенным шагом направилась к выходу из храма. Ортек последовал за ней, ведь им нужно было еще столько всего обсудить. Он нашел Марго, колдунью, которую искал столько лет, чтобы узнать лишь одно - жива ли она. И вот лишь это знание и досталось ему после короткой встречи.
- Я возвращаюсь. Благодарю тебе за искренний разговор. Я приехала сюда не с такими мыслями. Но я была очень рада тебя увидеть. Знаешь, ведь именно благодаря тебе я стала той, с кем государь Мории общался почти на равных, - она повернулась к нему и протянула руку для прощания.
- Я думаю, что нам еще следует многое обсудить, - он поцеловал её в лоб и мягко пожал ладонь, настойчиво придерживая её.
Но она быстро выскользнула в опустившуюся на землю темноту, и он расслышал только громкий окрик царицы на возничего. Государь возвратился под свет своих чар. Так многое не удалось произнести, о стольких воспоминаниях хотелось поговорить, ведь нынче они нахлынули на него с самого утра. Но теперь он опять остался один.
Что же будет дальше? Скрывать её тайну, молчать о том, что Антея на самом деле ведьмочка Марго, о которой он узнал очень многое за прошедшие годы?! Или отправить в Асоль посольство, и открыто закрепить мир между двумя державами. Хотя вряд ли маги примут эти заверения от лица колдуна. Даже законный наследник Орелия, будущий Веллинг Кассандр, которому по прошествии нескольких лет Марго несомненно передаст престол, из-за своего самолюбия и надменности, которые Ортек рассмотрел в его хмуром лице во время их недолгой встречи, не согласится на взаимный союз с могущественным западным соседом. Осознает ли он тщетность противостояния Мории? Ведь война приведет лишь к потере сотен и тысяч жизней морийцев и черноморцев. А теперь еще и Сарпион... Отчего Марго так беспокоилась за колдуна, которого сама, похоже, упекла в темницу?! Хотя, конечно, месть чародея могла быть беспощадной. Что же не договорила царица Антея в лице далийской ведьмочки?
Он хотел разузнать об этом все. Он должен был найти этих двух колдунов. Ведь именно благодаря им в Черноморье более не хоронили трупы волков. Чародеи исполнили свое обещание и избавили его народ от проклятья принцессы Мории, морийской ведьмы. Они рисковали жизнью на черноморской земле, сгинули в неизвестность на долгие годы, и только сейчас он узнал, что на самом деле Марго стала правителем, а её учитель Сарпион - изгнанником и преступником. Один из них явно не достиг желаемого.
Однако государь морийский уже надолго задержался в Ал-Мира, откладывая каждый раз путешествие к родным берегам скалистого острова Алмаага. Он не собирался вмешиваться в дела колдунов, но следовало разобраться с историей о нападении морийцев на храм Гисса. Только одному человеку он мог поручить эту задачу. Лишь волны Южного моря разделяли государя с его другом. От близлежавшего порта Илира каравелла домчит чародея до Аватара, города в устье реки Алдан, за три дня. А Ортек уже прекрасно научился усиливать попутный ветер, пускай после этого в другой части моря устанавливался долгий штиль. У правителей иногда время стоило казны...
Глава 2
ИЗМЕНА
Стояла непереносимая жара, и Марго казалось, что её медленно нагревают как дичь, подвешенную над костром. Обратный путь к приморскому городу Ланиса от лагеря, разбитого в пустыне в зеленом тенистом оазисе, где царица Антея провела несколько недель в ожидании ответа от морийского государя, пролегал по сыпучим желтым пескам. Регент Черноморья ехала в удобном паланкине на спине взрослого выносливого верблюда. Она всем сердцем желала, чтобы их караван двигался намного быстрее, но прикрикивать на десяток верблюдов и навьюченных лошадей было бесполезно.
Царицу окружали верные люди - черноморские охранники-гизы, выполнявшие обязанности личной стражи царской семьи. Позади ступал вооруженный отряд эрлинского купца, который не посмел отказаться от чести сопровождать регента в её странствии по пустыне, пусть сперва он направлялся через пески в Памиру, один из трех городов Эрлинии, расположенных на берегу мелкого озера. Все спутники Марго ведали, кого приютили под сенью высокого шатра, специально сооружаемого на время стоянок, но крепко уяснили, что об этом путешествии следует позабыть, едва оно завершится. Наместнику-сетору в Ланисе, а также другим управителям ближайших городов было доложено, что царица видела во сне богиню Галлию, которая велела ей отправиться в паломничество к берегам Песчаного озера. За дни, что Антея провела в ожидании возвращения своего посланника к Ортензию, она успела появиться в Памире и произвести все соответствующие ритуалы для служения богам, чтобы весть о том, что царица действительно пребывала в раздумьях и молитвах, распространилась по её великому царству. Далее же она немедля возвратилась в лагерь у границы с Э-Миром и с беспокойством встречала рассветы и провожала закат солнца. Она была готова к тому, что каждый прожитый день станет для неё последним с той самой минуты, как узнала, что пленник Сарпион исчез из темницы.
Вечером она выпустила птицу с весточкой о своем скором возвращении в город, поэтому в жаркий полдень её паланкин внесли в распахнутые ворота Ланисы четверо крепких носильщиков под звуки труб, возгласы толпы, загородившей улицы, и звон лингов, которые сопровождавшие её гизы подкидывали в воздух. Монеты тут же оказывались в руках у самых проворных горожан, и Марго удивлялась, как эта традиция сеторов не создавала давку среди народа: эрлины воспринимали её как игру и соблюдали правила. Сквозь полупрозрачные шелка, свисавшие с паланкина, Марго наблюдала за своими подданными. Они радостно встречали царицу, воздавшую в долгом странствии почести богам, и громкими хлопками оглушали друг друга. Они её любили. Марго улыбнулась - как можно не любить кого-то в те минуты, когда по его приказу горожане могут легко раздобыть золотой линг на праздничный обед или ужин.
Чем дальше от городских ворот, тем реже и тише становилась толпа. Марго привычным жестом остановила носильщиков и приказала подать ей коня. Она пересела в седло, двинувшись далее по широкой улице Ланисы, вымощенной серым камнем, по бокам которой возвышались мраморные плиты с изображением сказочных птиц, зверей, сцен охоты, торговли, битв и любви. Эта дорога прямиком вела к пышному дворцу сетора, в котором уже более полугода проживала регент Черноморья, царица Антея. В конце зимы Антея собрала в Ланисе сеторов Эрлинии для ежегодного совета, на котором уточнялись размеры податей, перечисляемые в казну Веллинга в Асоле. А после она не покинула приграничных территорий, желая получить здесь скорые вести о делах в Ал-Мира и о дальнейщих действиях Разителя, морийского государя.
Она вступила под белокаменные своды дворца, который находился в самом центре города. Три яруса многочисленных ступеней окружали его со всех сторон. К этому возвышению вела лишь единственная широкая дорога, стезя сетора, как её называли эрлинцы, намек на то, что сетором, то есть наместником города стать очень легко - стоит лишь превратиться в самого богатого человека в округе и приобрести этот дворец. По закону бывший владелец не имел права отказывать в его продаже. Самое высокое здание в городе соседствовало с районом купцов - дома здесь походили на жилище сетора, отличаясь от него лишь величиной. Между ними пролегали узкие улочки, по которым невозможно было проехать на колеснице. Такие проходы между строениями были в каждом городском районе, которые отделялись друг от друга широкими мостовыми. В Ланисе было не менее двенадцати кварталов, называвшихся по-эрлински пирами - пира гончаров, пира ткачей, пира лекарей, пира возничих, пира моряков, пира банкиров, пира магов, пира палачей, пира кухарок, пира мясников, и на самой окраине города пира бродяг. Но ланисцы утверждали, что все разбойники и бродяги уже давно переселились в пиру купцов и в своих лавках продолжают древнее ремесло - обман и грабеж клиентов.
Хотя вдоль ступеней, ведущих в овальный сеторский зал, в котором происходили все приемы знатных горожан, выстроились слуги и придворные, ремесленники, купцы и несколько магов, приветствовавших возвратившуюся в город царицу, внутреннее помещение пустовало. Марго слегка удивилась, что ей навстречу так и не вышел Даросс, сетор, уже более пятнадцати лет управлявший городом, с тех самых пор, как Ланиса добровольно признала главенство Черноморья на своих землях и без лишнего кровопролития согласилась выплачивать в казну Веллинга часть своего дохода. Тем не менее царица вздохнула с облегчением, что не обязана была вновь уделять внимания своим подданным, желая им милости Галии и Уритрея, как того требовали весенние дни. Она прошествовала по пустому залу в жилые покои, размещенные на верхних этажах здания. Следом за ней отправилось лишь четыре гиза, которые безмолвно остановились возле комнат регента. Один из них отворил дверь в первую приемную и, скрывшись внутри прохладных палат для того, чтобы осмотреть все углы в спальне и умывальне, возвратился через несколько минут. Он извлек из ножен короткий меч и, поклонившись царице, встал чуть поодаль входа, готовый к охране её покоя. То же самое произвели его напарники. Это означало, что безопасности Антеи ничего не угрожало, и она уверенно прошествовала в собственные комнаты, громко затворив за собой широкие створки дверей. Этот звук указал стражникам, что царица не желала нынче никого принимать в собственных апартаментах.
Несмотря на распоряжение, до заката солнца в комнату явились служанки. Молодые девушки помогли Антее раздеться, искупаться в прозрачной теплой воде в каменном бассейне, наполненном лепестками роз и благоухавшими маслами. Марго не отказывалась от служанок, но в её покоях ванна всегда находилась подальше от чужих глаз. Она оголилась и опустилась в долгожданную воду, дарившую расслабление и прогонявшую прочь усталость, когда девушки закончили все приготовления и послушно стояли за высокой складной перегородкой, сделанной из ткани и твердой бумаги. Позволить кому-либо взглянуть на свое настоящее тело, означало вырыть себе могилу, ибо сорокалетней царице, вырастившей царевича-Веллинга, не надлежало походить внешностью на семнадцатилетнюю девчонку. После омовения Марго воспользовалась средствами для окрашивания лица, глаз и губ, что всегда находились возле её ванны, и вышла в небольшую гостиную, чтобы подкрепиться яствами, заполнившими невысокий стол. Она закончила трапезу и облаченная в длинные просторные платья шагнула на балкон, чтобы оглядеть уже затихавший город. Служанки заторопились убрать комнату и бесшумно оставили свою госпожу наедине с помыслами и раздумьями.
Все последние дни Марго не давало покоя исчезновение Сарпиона. Она была уверена, что случился спланированный побег, а не счастливый случай, в котором морийцы напали на старый храм, разграбили его и скрылись восвояси, чем не преминул воспользоваться хитрый чародей. Нет, Сарпион сумел все-таки вырваться из её рук, он дождался того, что должно было неминуемо случиться. Марго знала, что этого колдун желал разумом и духом, а колдуны всегда получали то, к чему стремились. Её учитель об этом предупреждал её не раз. Но у Марго тоже было заветное желание, и если она сумела сохранить себе жизнь, то её мечта тоже сбудется однажды, только бы не слишком поздно. Ведь она была когда-то колдуньей. Марго усмехнулась - как часто она себе это повторяла, как с каждым разом тяжелее было в это поверить.
Но этим вечером вспоминался не колдун Сарпион, а морийский государь. Она должна была о столь многом ему поведать, а их встреча завершилась как свидание людей, получивших желаемые знания и разбежавшихся прочь из-за боязни, что скажут друг другу намного больше, чем того следовало. Хотя на самом деле сбежала именно Марго. Оттого ли, что сейчас она попала вновь в беду, а искать помощи было не у кого - но человек, с которым она вновь встретилась после стольких лет, оказал бы поддержку, даже если бы она и не просила об этом?! Он ведь ничуть не изменился. Марго поняла это с первого взгляда, пускай лицо скрывала маска холодности и презрения, презрение к врагам можно было распознать в глазах Ортека во все времена их знакомства. Но царица Антея не имела права заговаривать о сочувствии и опасности, что подстерегали её на каждом шагу. Она сама выбрала этот путь, сама и должна его завершить.
В ночной мгле, озаряемой далекими звездами, светильниками Уритрея, царица открыла глаза, лежа на широкой мягкой кровати. Её разбудили шум и грохот. Вновь до слуха донеслись непонятные звуки, оторвавшие регента от сна. Несомненно, это был звон скрещиваемых мечей. После она расслышала, как треснули двери в её покои и по каменному полу отдались приближавшиеся тяжелые шаги. Марго быстро вскочила с постели, набросила на плечи длинный парчовый халат, вышитый золотыми нитями. Она кинулась в соседнюю комнату, где находилась библиотека, за одним из стеллажей в которой начинался потайной ход - витиеватая лестница в подземелья, откуда можно было выбраться через помещения для слуг. Но сперва царица подбежала к стене возле своего высокого, занавешенного шелковыми шторами ложа. За одной из картин, висевшей поверх выкрашенных гобеленов, был тайник, в котором она хранила дорогие украшения, письма и кинжал. Она уже открыла затвор и схватилась за острое оружие, когда дверь в спальню распахнулась от единственного сокрушительного удара.
В комнату вошли вооруженные солдаты в форме городской стражи. В руках они держали дымившие факелы и обнаженные мечи. После того, как незнакомые мужчины заполнили большую часть её спальни, и некоторые из них разошлись по соседним комнатам, в бликах огней появилась высокая худощавая фигура сетора Ланисы.
- Ваше Величество, - обратился он к Марго, застывшей около стены возле балкона. Одной рукой она по-прежнему касалась дверцы тайника за картиной, в другой крепко сжала кинжал. Сетор Даросс учтиво поклонился царице, хотя при этом нахально улыбался, не отрывая взгляда от её распахнутого халата, под которым была лишь полупрозрачная сорочка. - Прошу следовать за мной в нижний зал, Ваше Величество, - повторил он. - Только не делайте лишних движений, о которых потом пожалеете. Мои люди контролируют весь дворец.
- Как вы осмеливаетесь врываться в мои покои, сетор? - гневно произнесла Марго. В её голосе не было намека на волнение, страх или покорность. - Вы желаете немедленно погибнуть от молнии Уритрея, что не отрывает глаз от своих детей даже в ночной тьме? Вы нарушаете волю и власть данную богами Веллингу! - неужели он перебил всех её людей, с ужасом подумала Марго. В городе находилось не менее пяти сотен черноморцев под главенством онтария. Черноморцы не могли изменить своей царице и перейти на сторону эрлинов, вздумавших восстать против власти царя. Хотя свет от факелов освещал лица солдат, и среди них царица разглядела черноглазых воинов, отличавшихся от светловолосых и загорелых лиц эрлинов.
- Я исполняю волю настоящего Веллинга, Антея! - также сурово ответил долговязый сетор. - И сейчас ты предстанешь перед его взором, чтобы услышать его истинные слова.
- Ты заплатишь за то, что решаешь вместо богов, кому называть себя Веллингом, Даросс. Я приказываю твоим ублюдкам освободить мои покои и позвать ко мне онтария Эонита! - она не собиралась прислушиваться к голосу разума, который шептал ей, что жесткость и высокомерие в этом случае будут не самыми верными помощниками. Вернее всего было сдаться на милость захватчикам, ибо ныне перед их мечами слабая женщина, давно потерявшая колдовские чары, была не в силах ничего поделать. Но честь регента не знала иных слов для изменников и предателей.
- Схватите её, обыщите и ведите вниз, - ровным тоном приказал Даросс. - Если ты не выполнишь мой совет добровольно и не спустишься вниз пред очи Веллинга, Антея, тебя поволокут туда, как беглую рабыню.
- Видимо, мне придется встретиться лицом к лицу с самозванцем, чтобы с его глаз спала пелена безумия, и он возвратил себе здравый рассудок пред скорой кончиной от гнева богов. - Марго поняла, что угрозы сетора могут воплотиться в действительности, слишком уж самоуверенно звучал его голос. Тем не менее она не позволила себе торопиться. Она достала на виду у мужчин тяжелый ларец из своего тайника, спокойно без дрожи рук, которую было очень тяжело скрывать, раскрыла его крышку и одела на пальца кольца, браслеты, на шею она повесила толстую золотую цепочку с кулоном в виде голубя, а на голову водрузила диадему регента. Эти украшения были получены ею в день заключения супружеского союза с Веллингом Орелием, они были символами царской власти - хотя в сокровищницах Асоля и Гассиполя хранились более изящные и дорогие изделия ювелиров. Кинжал из руки Марго незаметно перекочевал в один из внутренних карманов халата, который она к тому же плотно запахнула на талии.
- Ты готова? - усмехнулся Даросс, когда женщина, наконец, отошла от стены и приблизилась к вооруженным солдатам. Марго с удовлетворением отметила, что многие из изменников были ранены и истекали кровью, которую пытались остановить повязками. - Вряд ли тебе понадобятся эти безделушки. Хотя Веллингу не придется долго искать в твоих покоях, чтобы по праву забрать их себе. А вот оружие тебе лучше сразу же выложить в руки моих людей, - добавил он после недолгого молчания, прислушавшись к замечанию одного из воинов, который все время не спускал взгляда с фигуры царицы, и скорее всего заметил её трюк с кинжалом.
Окруженная солдатами Марго проследовала из собственных покоев в коридор, где её взору предстали мертвые тела гизов, отдавших жизни за свою царицу. Спускаясь вниз по лестнице, на глаза попадались места кровавых стычек предателей с верными регенту воинами. Подойдя к повороту в темном коридоре к сеторскому залу, Марго вознамерилась двинуться к нему, хотя её насторожило, что оттуда не доносились голоса, не были видны огни светильников или факелов, но стража остановилась, ожидая распоряжения своего командира.
- Свяжите ей руки и проведите в верхние темницы, там уже приготовлена опочивальня для царицы Антеи, - издалека раздался громкий голос Даросса.
- Ты же сказал, что меня хочет видеть ваш самозванец! - воскликнула изумленная Марго. Из-за плотного кольца солдат она не видела самого сетора, но расслышала наравне со всеми его приказ.
- Веллинг призовет тебя, когда сам этого захочет, Антея, а пока тебе стоит привыкнуть к новым покоям, где пройдут твои ближайшие дни. Они могут к тому же оказаться последними и очень скоротечными.
У одного из молодых воинов в руках сразу же оказались кожаные ремни. Он обеспокоено переминался с ноги на ногу, ожидая, что царица сама протянет руки для того, чтобы их связать. Но Марго не собиралась обращать внимание на этих молодчиков, которым кто-то вздумал раздать оружие.
- Я хочу немедленно увидеть вашего главаря, - она оттолкнула от себя одного из эрлинов, который послушно отступил, давая царице пространство, чтобы подобраться к сетору, но его товарищ был менее учтив и церемонен:
- Ваше Величество, лучше вам покориться и не заставлять нас обнажать оружие, - произнес он по-черноморски. Он крепко ухватил её за оба локтя и подставил их для перевязи
Марго поглядела на солдата, посмевшего обратиться и дотронуться до неё. Он был высок, и ей пришлось забросить голову, чтобы заглянуть в его лицо и глаза. Он был черноморцем, притом его образ был хорошо знаком регенту. Она попыталась вспомнить, где видела это твердое выражение лица и умные глаза - конечно, это было в Асоле в прошлом году, когда проходил смотр войск Веллинга. Этот человек был из сотни, вступившей под командование её сына Кассандра, получившего тогда звание сонтария. Солдат её сына... Именно её сыну он клялся в верности, неужели ему он нынче и служит, позабыв, что пока еще своего сына представляет царица Антея.
Её провели в закрытый подвал. Темница была просторной, она освещалась лишь одним факелом, поэтому пленницу встретило очень мало света и тепла в сырых углах. Глухая деревянная дверь закрылась за парой солдат, оставленных в узком переулке, ведущем в заброшенную кладовку, где поместили узницу. Помещение находилось сразу же под кухонными печами и столовыми, в которых никогда не затихали шум и суета. Даже ночью слуги поддерживали огонь, коптили, варили и жарили яства, ибо им приходилось кормить всех солдат, а также знатных людей, проживавших во дворце. Нынче же кругом царила подозрительная тишина. Возле одной стены подвала стояли пустые стеллажи, где раннее хранили продовольственные запасы, около другой - длинный ящик, в котором лежал соломенный тюфяк, предназначенный для постели заключенного. Марго в изнеможении от пережитых волнений добралась до этого пристанища и устроилась на его поверхности. Сон давно покинул её, живот передергивало от ужаса сложившегося положения, а в голове гудел противный голос Даросса, предсказывавший встречу с новым Веллингом.
За ней пришли после долгих часов забытья. В темнице давно потух смердящий факел, и вся комната погрузилась во мглу, а сверху, наконец, стали доноситься голоса поваров и дворцовых кухарок. Но о царице Антеи вспомнили намного позже - когда она без воды, еды и света окунулась в беспокойный сон. Скрип раскрываемой двери и яркий огонь внутри стеклянной лампы вернули её в сознание, царице вновь пришлось ужаснуться своему безвыходному положению, хотя она каждую минуту надеялась, что солдаты приведут её в светлый зал, где ей окажут самый достойный прием, проведут положенные церемонии, и все случившееся окажется глупым и страшным недоразумением. Но слишком много событий последних дней намекало на то, что её власть находилась на краю пропасти, а теперь летела на её дно с огромной скоростью. Главное в этом падении не очень громко кричать от страха, решила Марго, ибо это все равно не помогло бы отрастить себе крылья.
Её вывели из подземелья и повели по коридору к сеторскому залу, откуда доносился звонкий молодой голос. Стражники, бывшие все черноморцами, развязали царице руки, и велели ступать рядом с ними к самому центру светлой высокой комнаты. Марго потерла отекшие запястья и, не отвечая ни слова на обращения изменников, вскинула голову, шагая посреди пятерых вооруженных мужчин под раскрашенный золотыми узорами свод самого большого во дворце помещения для приема гостей и просителей.
Они зашли через один из боковых проходов, и поэтому сразу оказались на середине зала. Солнечный свет, проникавший сквозь узкие окна в расписных стенах, был не столь ярок, и колдунья решила, что уже перевалило за полдень, и время клонится к закату. Охрана отступила от регента Черноморья, Марго в одиночестве осталась стоять под взглядами сотен любопытных глаз. Слабым движением головы она успела осмотреть всех присутствовавших. Здесь находились в основном эрлинские богачи, именовавшиеся знатью. Они были выряжены в парадные одежды, мужчины при оружии, дамы в блиставших украшениях. Марго также поправила на пальцах кольца, одетые ночью и, сложив руки на груди, направила взор напротив себя к высокому трону под мраморной аркой. Там восседал молодой человек. Его крупное лицо прикрывали густые вьющиеся волосы, спадавшие на лоб. Черные глаза были опущены в пол, губы сложены в жесткую ухмылку, а брови нахмурены у переносицы. Марго не могла вблизи рассмотреть облик своего сына, но именно таким он предстал перед ней с расстояния пятнадцати локтей. Рядом с Кассандром стояли сетор Даросс, маги Огей и Аротий, которых царица считала самыми верными своими сподвижниками, сонтарий Виянай, руководивший городским войском и надзиравший за порядком, казначей Ланисы, бывший купец Огор, и другие известные люди, которые не раз сидели за столом в этом дворце вместе с регентом и клялись ей в верной службе и защите.
- Я привел вам весомые доказательства обмана. Теперь же выслушаем ту, которая его покрывала, желая предать интересы родного нам царства черноморских Веллингов. Мою мать. - Кассандр говорил усталым голосом, как будто искренне желал, чтобы всё это поскорее закончилось. Он так и не поднял взор от пола и лишь мановением руки в сторону Даросса дал понять сетору, что пришла его очередь выступать. - Признаешь ли ты это обвинение? - вопрос был задан заранее. После произнесенных слов вперед шагнул сетор. Он развернул в руках плотный свиток, используемый для издания царских указов, и громко прочитал:
- "По добровольным признаниям Дейса Гриниула, уроженца Тольи, что в шести лигах на севере от Гассиполя, нашего порта в Черном море, бывшим гизом регента Черноморья, царицы Антеи, нам, царевичу Черноморского царства, Кассандру, стало известно, что сей человек по приказу нашей матери был отправлен в алмирские земли для передачи письма в руки государя морийского Ортензия I, после чего отвез ответное послание лично для царицы Антеи. Встреча царицы и Ортензия I произошла четыре дня назад на границе нашей державы. Из этого следует, что царица Антея изменила всевышним богам и уединилась с морийским колдуном, который имел возможность навести на неё порчу и лихие мысли об измене черноморскому царству. По нашему решению за такое действие Антея лишается титула регента, и вся власть богов на этой земле переходит в наши руки, то есть её единственного сына, наследника Веллинга Орелия, Кассандра"
Кассандр вновь вяло взмахнул кистью, желая, чтобы сетор прервал чтение.
- Ты признаешь, что вела переговоры с морийцами за моей спиной и без ведома магов?
Марго захотелось громко засмеяться, но в этот момент она могла лишь нервно хохотать. В ту минуту, когда она заметила фигуру на троне и узнала в ней Кассандра, она почувствовала легкость и беспочвенность всех ночных страхов. Со своим сыном она могла справиться. Это представление было не более, чем очередной шалостью юноши, которому очень уж не терпелось править. Нынче он готов был даже унизить собственную мать, лишь бы взобраться на её место. Неужели он полагал, что именно она не позволила ему стать Веллингом и с удовольствием собиралась возглавлять страну еще три года?! Как наивен царевич, если совсем позабыл о магах, об их собственном решении. Ему еще только предстояло иметь с ними дело. И слова о том, что сам Кассандр встречался с Ортеком за спиной магов и своей матери, Марго решила приберечь для более серьезного разговора в Асоле. Не думал же её сын, что если ему удалось убедить эрлинов в своих словах, и власть Уритрея и Нопсидона так легко перешла в его руки, то это удастся сделать перед лицом служителей богов.
- Нет, я не признаю ничего, ибо не обязана этого делать. Ты не имеешь никакого права на такие заявления, Кассандр. Ты еще не Веллинг, так что перестань кидаться обвинениями и оглядись вокруг. Скольких черноморцев ты сегодня убил? - строго проговорила царица.
- Я так и думал. Ты даже зайца назовешь котом, если будет тебе нужно, но мы не намереваемся принимать во внимание твои слова...
- Но Ваше Величество, - перебил его Огор, пожилой лысеющий мужчина, - вы утверждали, что ваша мать не сможет опровергнуть доводы. Она же не желает их даже выслушать, видимо имея на то право...
- Господа эрлины и черноморцы, внимание! - Кассандр все также сидел на троне. Он лишь выпрямил спину и зорким взором осматривал собравшихся на его зов людей, которым принадлежал этот город. Но не более этого... - Если вам мало показаний её посланника, то у меня есть сведения от людей морийского колдуна об их недавней встрече...
- Я хочу видеть Дейса, - Марго не могла позволить сыну и далее беспокоить собравшийся здесь по его воле люд. - Где мой гиз, пусть глядя мне в лицо, он подтвердит слова, которые вы, несомненно, вынудили его произнести и после подписаться под ними. - Она подозревала, что гиза пытали, в его верности Марго ничуть не сомневалась. Однако как изменникам стало известно, что именно Дейс ездил к Ортензию, если это было ведомо только ей одной?!
- Что ж, - царевич отреагировал на слова матери, - введите вновь в этот зал воина, - обратился он к сонтарию Виянаю, который тут же скрылся в темном коридоре позади тронной арки. - Мы вновь выслушаем его признания. Пускай царица увидит, что его лицо и тело здоровы, как и ум, что привел его к чистосердечному покаянию в изменничестве перед лицом людей и богов.
В зал вошли два стража-эрлина, между которыми стоял Дейс. Гиз смотрел прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на одинокую невысокую фигуру своей царицы в середине дворца. Кассандр велел охраннику Антеи рассказать всё, что тому было ведомо об отношениях регента и морийского государя, и черноморец выложил всю правду, все предложения и приказы, которые при нем произносила Марго. Колдунья не могла поверить, что слышит эти слова из уст человека, которому она слепо доверяла до этого.
- Что они с тобой сделали, Дейс? - с непониманием спросила Марго, пытаясь перехватить его взор.
Гиз отстраненно посмотрел в её сторону:
- Они заставили меня говорить правду, Ваше Величество.
В воздухе повисла напряженная тишина. Её нарушил властный голос царевича.
- Что ты скажешь теперь? - он вопрошал Антею.
- Да, я встречалась с государем морийским. Регент и государь представляли свои страны, которые нынче стали соседями, нам многое нужно было обсудить. Мы договорились о совместных посольствах, - Марго не умела врать, точнее она совсем не любила это делать. Но последние годы жизни она занималась этим непрерывно. В этом деле главное было не забыть, что ты уже наговорил, и не предать себя собственным голосом, видом и глазами. - Но это выясняют на совете, а не на суде, который ты пытаешься здесь устроить, Кассандр. Я вновь призываю тебя одуматься, освободить моих людей...
- А разве кто-то захватил твоих людей? Они все свободны, но каждый из них понимает, что более не имеет права служить той, кого зовут колдуньей.
Марго замолчала, так и не договорив до конца. Она хотела, чтобы царевич вновь повторил сказанную фразу, так как надеялась, что ослышалась. Если он посмел обвинить её в колдовстве, то вероятно тоже приберег для этого какие-то доказательства. Но никаких улик для подобного просто не существовало - она не могла даже сдвинуть с места легкое перо, без того чтобы дунуть в его сторону. Она ведь была как все смертные люди, только...
- Да, горожане славного города Ланиса и все граждане Черноморья и Эрлинии, - Кассандр поднял высоко голову, оглядывая людей, собравшихся во дворце. - Я объявляю, что моя мать ведьма, колдунья, она такая же как мой дядька Ортензий, ныне управляющий Морией, и это главная причина, почему я собрал вас всех сегодня в этом месте, и отчего я столь быстро предпринял все необходимые меры, чтобы восторжествовала справедливость - колдуны никогда не займут черноморского престола, они обрекли наш народ на страдания, и единственная их участь на нашей земле - смерть.
Похоже, этих слов никто из присутствовавших не ожидал и слышал впервые. Царевич припас главный довод на конец. Безусловно, для ланисцев и других эрлинских городов хватило бы и того, что Антею свергли из-за связей с Морией, но чтобы убедить магов он подыскал более весомый аргумент.
- Ты не имеешь никакого права так безрассудно разбрасываться словами, Кассандр, - Марго пыталась сдерживать себя, но голос выкрикивал осуждения, наполняясь яростью и отчаянием одновременно. - Боги защищают нашу землю, и никогда на неё не ступала нога колдуна, иначе он давно бы уже погиб и сгинул в царстве Таидоса! Как можешь ты меня, мага, обвинять в колдовстве?!
- Царевич Ортензий тоже был черноморцем, но вместе с тем он стал колдуном. Ты недаром отправилась с ним на встречу, ибо вы сделаны из одного теста, матушка! - так же жестоко бросил он ей в ответ.
- Ваше Величество, но это обвинение очень серьезно, и я не допущу, чтобы кто-либо посмел уличить мага в колдовстве только по собственной прихоти, - вступил в беседу маг Огей. - Будь он самим Веллингом, кем вы пока не являетесь.
- Так пускай моя мать докажет обратное, - усмехнулся Кассандр. - Всем известно, что колдуны не стареют и живут вечно. Они обладают нерушимым здоровьем, на них не действуют ни яды, ни магические эликсиры. А теперь поглядите на царицу Антею, - он говорил спокойным тоном, выдвинув вперед правую руку. - Вы все возносите её красоту до небес, но никто из вас никогда не видел эту женщину, всегда скрывавшую свое истинное лицо под толстой маской красок и масел. Пусть она покажет свое тело, и вы увидите, что она похожа на юную девочку, а не зрелую женщину. Она колдунья, а теперь дадим ей шанс доказать иное.
Кассандр взмахнул вытянутой рукой, и в тот же миг пара слуг вкатила в зал три тканевые ширмы, укрепленные на деревянном каркасе. Они образовали своеобразный треугольник, который прикрывал фигуру царицы от посторонних глаз.
- Прошу вас, дамы. Теперь по вашим глазам и словам мы будем судить об истине, что нынче должна быть открыта всем.
По велению царевича на небольшое пространство, где все еще неподвижная и ошеломленная Марго пыталась унять охвативший её тело озноб, вступило шестеро эрлинских горожанок, среди которых были жена сетора, богатая содержательница швейных мастерских, три купчихи, управительница дворца, и еще пара служанок, которые ввезли за ширмы небольшой столик на колесах. На нем покоились таз с прозрачной водой и аккуратно сложенные мягкие полотенца.
- Прошу прощения, Ваше Величество, - обратилась к Марго женщина средних лет. Её звали Латея, и она последние годы руководила всеми хозяйственными работами в жилище нынешнего сетора, - позвольте мне...
Марго, казалось, не обращала внимания на происходившее вокруг. Её взор застыл в пустоте. Он не мог узнать и додуматься до всего этого самостоятельно, звучало у неё в голове. Как они заставили говорить Дейса, если этот человек готов был умереть за неё, не вымолвив при этом и слова?! Кассандр не посмел бы зайти так далеко в своем стремлении к власти, если бы его кто-то не надоумил. И как раз в это время пропал Сарпион... Это было единственным объяснением всему. Но она ведь вырвала язык этому чародею, он не мог вымолвить и слова?! Почему она вдобавок не выколола ему глаза!
В веко попал острый ноготь, и Марго вскрикнула от внезапной боли.
- Простите, Ваше Величество, я не хотела, - взмолилась Латея. Распорядительница во дворце еще не осознавала, что Марго для неё уже не госпожа, и можно было не приседать при каждом её хмуром взоре.
- У тебя откуда руки растут, Латея? - Марго выхватила из её пальцев мягкую салфетку и осторожно протерла поврежденный глаз. - Дайте мне зеркало - я сделаю все сама!
Одна из служанок тут же достала из складок своей одежды маленькое резное зеркальце и протянула его царице. Марго поглядела на свое лицо. Латея уже сняла большую часть грима, под слоем румян проступала свежая белая кожа. Колдунья посмотрела поверх зеркальца на окружавших её придворных дам, которые не спускали с её лица любопытных взоров. Она подумала, что если её сын сейчас томился в ожидании, что его подозрения сбудутся, эти женщины больше всего на свете желали, чтобы этого не случилось - чтобы их царица, которую за глаза в последнее время называли раскрашенной куклой и старой потаскухой, еще не потерявшей надежды охмурить хотя бы одного мужика, для чего она так ярко красила губы и глаза, не превратилась в настоящую красавицу.
- Мои уважаемые подруги, - громко обратилась к наблюдательницам Марго, стараясь чтобы её голос услышали и те, кто остался по ту сторону белого полотна, - поверьте, я закупаю маски из белой глины, которыми пользуюсь каждое утро, у самого лучшего продавца на побережье. Господина Штуса, - при этом царица ловко снимала с себя остатки крема, очищая лицо. Нет, по правде говоря, сейчас она выглядела не лучшим образом, кожа не дышала свежим воздухом много-много лет, но, конечно, для её истинного возраста это было совсем неплохо. - Я советую и вам провести эти омолаживающие процедуры, и вы убедитесь, что они творят чудеса Олифеи. А вам, госпожа Душаэль, - ведьмочка серьезно посмотрела на супруга сетора, которая все время презрительно сжимала тонкие губы, - это несомненно поможет скрыть ужасную бородавку на щеке. Ведь, как мне известно, здесь не помогли даже припарки уважаемого мага Аротия. Вам следовало давным-давно спросить у меня совета, дорогуша. - Марго забавляла себя этим неподходящим к месту разговором, лишь бы не дрожали руки и не подкосились колени, когда она выйдет из-за ширм на всеобщее обозрение. Она чувствовала себя как вещь, выставленную на продажу - если ей поверят и купят, то ею будет пользоваться новый хозяин, ежели нет, то старый просто выбросит её в груду хлама. Но человека не устраивало ни то, ни другое.
- Халат, Ваше Величество, - попросила Латея, протягивая руки для того, чтобы подхватить одежду царицы. - И всё остальное тоже.
Марго сбросила с плеч парчовый халат, оставшись в прозрачном шелке, который совсем не прикрывал её наготу:
- Думаю, и так все наглядно, дамы. Только не падайте в обморок. Вам не сравниться со мной в стройности талии, а мне с вами в количестве детей. Я все-таки храню верность усопшему Веллингу и родила ему лишь одного сына, который, к сожалению, очень быстро позабыл кому обязан своей жизнью... Этого достаточно? - Марго повернулась несколько раз на месте, давая возможность каждой горожанке рассмотреть свою бывшую правительницу. Ведьмочка была довольна этим представлением. Женщины в любом случае от зависти найдут в ней несколько изъянов, которые бы доказывали, что она обычная смертная вдова. Вот если бы здесь действительно был Сарпион, он мог заставить самих магов залезть к ней под юбку да убедиться к тому же, что царица Антея никогда в жизни не производила на свет ребенка. - Мне кажется, что каждая из вас скрывает неописуемую красоту под своими изящными одеждами, но не следует же делать из этого столь ужасающие выводы, что соизволил выдумать царевич Кассандр. - Марго не стала дожидаться ответов на свои восклицания. Она вновь набросила халат поверх сорочки, плотно запахнула его на груди, выступая прочь из-за белых полотен.
Служанки вмиг растащили в разные стороны занавеси, а дамы расступились к стенам, оставляя царицу Антею в одиночестве посреди изумленного зала. Марго поняла, что её вид все-таки произвел впечатление на придворных. Мужчины не могли остановить глаз, пробегавших от её ног до головы и в обратном направлении, в который раз оглядывая регента Черноморья, отчего Марго еще сильнее запахнула длинный халат и нервно поправила растрепавшиеся длинные волосы, спадавшие на спину. Неужели она действительно так сильно изменилась, или эти люди наконец-то позволили себе посмотреть на неё как на женщину, а не как на ставленника богов, мага и правителя страны?!
- Ну вот, - Кассандр был еще более хмур и рассержен, - это доказывает все мои слова. Разве эта женщина достойна быть Веллингом Черноморья?
- Это ничего не доказывает, сын мой, - Огей обратился к царевичу в манере, как и подобало магам поучать свой народ. - Некоторые зелья и мази действительно творят чудеса. А в случае с царицей в этом нет ничего удивительного. Она принадлежит к нашему ордену и знает множество секретов...
- Что ж, если вы, мой друг, еще сомневаетесь, - перебил его царевич, вновь повелительно взмахнув рукой. Очевидно, что Кассандр хорошо подготовился к разоблачению своей матери, - тогда мы дадим ей зелья, от которого обычный человек немедленно впадет в предсмертное состояние, но не колдун.
- Я не могу допустить столь опасных мер. Ежели вы ошибаетесь? Быть может вашу мать оклеветали, а вы без колебания готовы проститься с ней и отправить её в чертоги Таидоса, - голос Огея был осуждающе строгим. - Ведь если это ошибка, она неминуемо умрет!
- Я никогда не посмел бы нарушить волю Галии, любовь и забота о родных превыше всего для черноморца, но даже кровное родство невозможно поставить на чашу с предательством всех богов черноморского и эрлинского народа. К тому же я ни в коей мере не собираюсь лишать царицу Антеи жизни, ибо это вправе сделать лишь совет магов и правителей страны в такой решающий момент. Вот противоядие, если Антея все-таки станет жертвой этого напитка! - Кассандр вытащил из атласного красного камзола маленькую хрустальную бутылочку, наполненную желтой жидкостью.
- В любом случае, сперва маги должны исследовать как эликсир, которым вы собираетесь угостить царицу, так и лекарство от него... - Огей выступил вперед, обращаясь к царевичу, при этом поглядывая в сторону Марго. Но его речь была прервана грохотом, раздавшимся от высоких входных дверей дворца.
Они с яростью распахнулись, пропуская в зал поток свежего воздуха, а также гигантскую фигуру в тяжелых сапогах, боевой кольчуге и с обнаженным длинным мечом. Следом за статным красивым человеком, чей подбородок украшала небритая черная щетина, по каменным плитам пола ступали еще трое солдат. Им навстречу тут же двинулись люди Даросса, но царевич сделал жест, означавший, что нежданных гостей можно пропустить.
- Где она? - громким басом спросил гигант, озирая огненным взором собравшихся разодетых горожан. За несколько шагов он уже оказался возле трона царевича. - Где царица Черноморья, регент Антея?
- Дорогой Эонит, - засмеялся развалившийся в кресле сетора Кассандр, даже не думая стоя поприветствовать онтария, главу черноморских войск в Ланисе, - вы так рветесь её увидеть, что даже не заметили свою даму и прошли мимо неё!
- В городе говорят о вашем возвращении, Ваше Высочество, а также о том, что вы пленили свою мать, - обратился Эонит к молодому черноморцу. - Но ваш сонтарий Тацис с самого обеда угощает меня сладким медом и вином, убеждая при этом, что вы явились лишь в гости к сетору Дароссу и с доброжелательным визитом к регенту. Он признался в своей лжи лишь час назад, когда мои воины получили вести от гизов Антеи, сумевших выбраться из захваченного врагами дворца. Что здесь вообще происходит, возьми меня Таидос?! - Его голос раскатывался под сводом зала как гром среди ясного неба. - Где Антея? Что за чепуху про колдовство и чары, наплел мне мерзавец Тацис?
- Онтарий Эонит, очень жаль, что царевич не ввел вас в курс дела, что нынче он представил на наш суд, - отозвался Огей, - хотя мы, слуги Уритрея и Нопсидона, не можем его вершить в столь короткие сроки и при столь чрезвычайных обстоятельствах.
- Царица Антея, управлявшая Черноморьем более двадцати лет, на самом деле лгунья и ведьма, и она задумала предать нашу страну в руки другого колдуна - морийского государя, - строго пояснил Даросс, выступив вперед из-за трона. Царевич же с интересом переводил взгляд с одного ученого мужа на другого, а сам пока лишь задумчиво улыбался.
- Я никогда не видел государя Ортензия, но морийские солдаты, ходившие с ним в бой, а также моряки, которые порой заглядывают в наши порты, не устают рассказывать истории о том, как он одним лишь взглядом валил исполинские стены, мачты и с неба срывал огненные стрелы, - рассудительно отвечал Эонит своим оппонентам. - Но покорением эрлинских городов для черноморского престола занимался я вместе с другими доблестными воинами, и добывали эти земли мы ценой нашей крови и пота, без малейшего чародейства. За всю свою жизнь я ни разу не видел, чтобы царица Антея совершила хотя бы одно деяние, за которое вы смеете так называть её прилюдно и безнаказанно! Если бы наш правитель был колдуном, то вы бы даже рта не посмели открыть, чтобы воспротивиться его воли, так как он не позволил бы этому случиться, глупцы!
- Моя мать хитрая женщина, - столь же громко и убедительно ответил Кассандр. - Ей было ни к чему выставлять напоказ свои чары, тем более она прекрасно понимала, что ей грозит за разоблачение. Поэтому все эти годы она с успехом скрывала свое истинное лицо, но натура колдуна не изменчива, Эонит. Колдун никогда не стареет и не меняет облика с течением времени. А теперь обернись и посмотри на царицу Антею! Разве ты узнаешь в ней мою мать? Это ведьма, которая хотела присвоить себе власть Веллинга и лишить её законного наследника Орелия, меня! - он яростно ударил по подлокотнику каменного трона.
Эонит непонимающим взглядом остановился подле хрупкой одинокой фигуры Марго, которая с застывшей холодностью в глазах наблюдала за спором мужчин. Она сперва не решалась ответить на его внимательный взгляд, но симпатия и дружба к этому человеку, всегда с верностью выполнявшему службу и давно сердечно любившему свою царицу, растопили лед в её глазах. Она перевела на его лицо взор и виновато улыбнулась. В ту же минуту изумление на лице командира черноморцев сменилось радостью. Он припал на одно колено возле ног царицы и, взяв в обе руки её маленькую ладонь, прикоснулся к ним влажным от пота лбом.
- Ваше Величество, прошу простить меня за беспамятство, в которое я впал, получив эти скорбные известия из дворца. В таком состоянии я посмел не заметить вас. Вы напоминаете саму Олифею, столь же юную и прекрасную! - его глаза горели любовью, которая была видна всем собравшимся здесь придворным. Но онтарий никогда не стеснялся и никогда не скрывал чувств к Антеи, даже теперь, когда уже более двух лет он был женат на дочери эрлинского сетора. За это в эрлинских городах его личность не пользовалась особой приязнью, однако не потеряла уважения. Он был на службе у Антеи уже более двадцати лет, со дня её свадьбы с Орелием, когда царь представил ей начальника гизов, должных оберегать новую царицу Черноморья. Именно тогда в глазах еще молодого донтария вспыхнула искра пылких чувств к молодой царице, с тех самых пор она никогда не угасала. Он сделал славную карьеру, завоевал несколько эрлинских городов, а после сумел погасить без лишних жертв разгоравшиеся в них восстания, за что и получил звание онтария, командира тысячи царских войск. Марго доверяла Эониту порой больше чем самой себе, в его клятвах не было сомнений, но в её нынешнем положении уже даже солдаты Эонита не могли ей помочь. Историей с колдовством несомненно займутся маги, а эти "собратья" решали всегда так, чтобы побыстрее выйти сухими из воды.
- Так вы признаете, что лишь колдунья бы посмела и в сорок четыре года походить видом на юную Олифею? - с сарказмом спросил Кассандр. - Моя мать не стареет, онтарий, и это справедливый повод для моих обвинений. Так что царица Антея лишается статуса регента в черноморских землях, и в связи с этим я смею объявить себя Веллингом Черноморья с принесением всех сопутствующих клятв и проведением церемоний в Асоле и Гассиполе. Безусловно, после того, как маги убедятся в истинности моих слов, - произнося эти слова, царевич недвусмысленно посмотрел на Огея, чело которого было покрыто глубокими сомнениями. - И я как Веллинг приказываю вам ожидать на месте моих дальнейших приказов, Эонит.
- Как легко вы произносите слово "колдунья", царевич, - ответил онтарий. - Слово, всегда означавшее в Черноморье страшное несмываемое оскорбление. А знает хотя бы кто-либо из вас всех, - он развернулся, оглядывая толпу людей, уже изрядно уставших от сегодняшних потрясений, - кто такие колдуны? Видели ли вы хотя бы одного колдуна? Или только слышали о государе Ортензии, который приходится дядюшкой царевичу Кассандру, да о морийской ведьме, проклявшей наш народ, но чары которой были преодолены молитвами магов в царствование Веллинга Орелия и его супруги Антеи? Быть может лишь маги могут ответить на мои вопросы утвердительно. Тогда их я и спрошу о следующем: правда ли, маг Огей и маг Аротий, что колдуны и колдуньи не могут иметь собственных детей? А если это правда, то имеешь ли ты право, Кассандр, называться сыном царицы Антеи, которая по твоим же словам не могла родить ребенка от Веллинга Орелия?
Во дворце вновь повисла напряженная тишина. Все взоры устремились на царевича, который был явно сконфужен. Он выпрямился на своем жестком сиденье, на его бледном лице выступил пот, а глаза уставились в невидимую даль. Маги также не нарушали установившегося молчания. Лишь Огей, услышав вопросы Эонита, склонил голову на грудь: то ли в подтверждении слов онтария, то ли от тяжести темных помыслов, свалившихся на его еще не совсем седую главу. Аротий же ждал ответа царевича, маг не отрывал от него глаз, будучи готовым, по-видимому, признать правоту всего, что тот собирался произнести.
- Вот именно этот вопрос будут разрешать служители богов, - твердо выссказался Кассандр после долгой паузы. Он поднялся во весь рост и сошел с пьедестала, на котором находился трон. - Да огородят нас боги от нечистоты и злобы! Пусть в городе не будет волнений в связи с полученными вами известиями. Ступайте в мире, друзья! Сетор будет всегда с вами! - этими напутственными фразами, означавшими окончание зрелища, Кассандр простился со своими придворными и быстро скрылся в коридоре за тронной аркой.
- Я не оставлю вас, Ваше Величество, - шепнул Эонит Марго. Он вознамерился вновь пожать её руку, но к царице уже приблизились её охранники, точнее пленители, во главе с Дароссом.
- Я уверен, что вы не нарушите мир в городе, онтарий, - обратился к нему сетор. - Царица будет в безопасности во дворце, и боги подскажут магам, какое наиболее справедливое решение принять в данном случае.
Марго еще раз улыбнулась своему верному другу и, оказавшись в окружении пятерых рослых солдат, последовала за ними в темные покои, где она уже провела ночь и день. Она почувствовала, что ужасно устала, совсем обессилена и мечтала только о глотке холодной воды. Но просить о простейшем сочувствии она не собиралась. Она ведь действительно была ведьмой, а значит могла продержаться достаточно долго как без еды, так и без питья.
В темном подвале царице пришлось томиться около часа. Вскоре за дверью вновь послышался шум отпираемых замков, и её караульные попросили регента Антею последовать за ними. Марго усмехнулась тому, что эти изменники по-прежнему звали её регентом и царицей, и послушно зашагала по коридору к лестницам, ведущим в верхние покои. Они прошли комнаты сетора Даросса и остановились перед металлической позолоченной дверью. Как вспомнилось Марго, это был вход в главную библиотеку во дворце. Царица редко здесь появлялась, ибо, несмотря на название, это помещение было уставлено лишь изящными мягкими диванами да высокими полками вдоль стен, на которых располагались по большей мере не книги, а графины с разными напитками. Это было любимым местом отдыха сетора, где он всегда принимал своих гостей.
Стражники вступили в мягкий свет от зажженных ламп, которые благоухали ароматами сирени и муската. За ними в комнату последовала Марго. Она сразу же заметила одинокую фигуру царевича возле окна, оглядывавшего с высоты дворца город в закатных лучах. Он, не оборачиваясь, подал солдатам знак покинуть помещение и сменил застывшую позу лишь, когда захлопнулась входная дверь. Царевич остался наедине со своей матерью. Хотя Марго давно сомневалась, помнил ли он еще о том, кем она ему приходилась.
- Это правда - то, что сказал Эонит? Если ты ведьма, значит ты мне не мать? - хриплым голосом спросил Кассандр, развернувшись боком к своей пленнице.
- Ты, наконец, решил спросить моего мнения, Кассандр? А неужели больше не у кого посоветоваться?! - Марго не могла сдержать горечи и укоров в своем тоне. - Ведь тот, кто тебя просветил по этому поводу, вероятно, еще о многом не договорил!
- Так значит, ты - не моя мать?! - он поглядел на неё большими черными глазами. Марго была готова встретить его взор, но её поразили слезы, засверкавшие при свете ламп. А может ей только показалось...
- Если сын отказывается от матери, не значит, что и она будет действовать по его примеру. - Она не могла сказать ему, что не является его матерью. Она не могла, так как была ею. Она не спала долгие ночи, когда он кричал от голода, не желая принимать молока из чьих-либо рук помимо её, не желая сосать грудь кормилицы, она пеленала его маленькие ручки и ножки, она купала его младенцем в хрустальной ванночке, подаренной магами Гассиполя. Порой ей, казалось, что это материнство, задуманное Сарпионом, никогда не закончится. Она была с самого начала против, но колдун приложил руки и к этому событию в её жизни. И как подозревала Марго, именно Сарпион заставлял мальчика успокаиваться лишь при виде царицы Антеи, чтобы привязать их друг другу крепкой неразрывной нитью родства. А после, когда мальчик подрос, она учила его ходить, говорить, читать, различать добро и зло, следовать справедливости, быть сильным и всегда поддерживать слабых... - Я твоя мать, Кассандр.
- Нет, просто я не знал никого кроме тебя, - быстро ответил он на её фразу, произнесенную с горестным вздохом и сожалением. - Хотя даже тебя я совершенно не знал, оказывается. Ты была все это время совсем не такой, какой хотела казаться!
- Совершенно верно. Видимо, в последнее время я позабыла, что у меня есть еще совсем необузданный невоспитанный сын, который опять решил поиграть, только уже не в охоту на зверей, а на людей. Кассандр, очнись, ты совершаешь самую большую глупость. Ты разрушишь все Черноморье, если решишь предать огласки все, что сегодня устроил в этих стенах. Тебе не справиться с магами!
- Видишь, ты их боишься! А я раньше думал, что у меня бесстрашная мать. Ты марионетка в их руках, а теперь не желаешь передавать власть мне. Я смогу противостоять их планам. Ведь морийцы стоят у самых наших границ, а страна лишь на словах объединена. Неужели ты считаешь, что эрлинцы действительно подчиняются нам?! Если бы ты отменила в Эрлинии рабство, как намеревалась сделать... А в Аватаре? Этот порт всегда был нашим торговым центром, а теперь в нем кишат морийцы, которые очень скоро устроят бойню с нашими парусниками, как их государь развеял по морю гарунов. Ты ослепла. Ты ведь как он... ты ведьма, - Кассандр безнадежно развел руками и вновь отвернулся к виду из окна.
- Я как он, но это не помешало тебе побежать к нему с предложением свергнуть меня с престола и сесть на трон Веллинга в обмен за часть эрлинских земель?! Ты поспешил обвинить меня в измене, чтобы самому не встать на мое место. К тому же ты посмел напасть на морийских наемников! А теперь ты вгоняешь страну в пламя гражданской войны. Даже если я и ведьма, то маги могут закрыть на это глаза, лишь бы не допустить тебя до трона, Кассандр. Веллинг должен быть послушным, он должен всегда прислушиваться к голосу своего народа и богов, которым поклоняется.
- Так ты признаешься, что являешься ведьмой. Кто моя настоящая мать? И отец?
- Ты встал на путь войны, Кассандр. Сейчас не время думать о тех, кого ты никогда не знал.
- Ты всегда была против меня. Это оттого, что ты знала, что я ненастоящий Веллинг, не его наследник?
- Я никогда не была против своего сына. Я была против твоего самолюбия и тщеславия. И сейчас амбиции заглушают голос разума в твоей голове. Послушай, Кассандр, ты должен сказать мне одну вещь. Это твои люди напали на храм Гисса на границе с Ал-Мира? Ты освободил пленников, томившихся в его подземельях?
Он молчал, очевидно, не желая отвечать на вопрос.
- Сын, ты выпустил зло, которое должно было быть давно похоронено в глубинах времен.
- Ты считала себя неуязвимой? Думала, никто не поднимется против твоих слов? Так узнай же, что это такое - иметь врагов, и как больно предательство, тем более человека, которого считал за самого близкого на земле.
- Ты злишься за то, что я не выступила против решения магов, продлить срок регентства? Неужели ты не мог потерпеть еще два года, Кассандр? Всего лишь два года...
- Два года, и должен был бы целоваться с морийским колдуном, принося ему присяги верности!
- Если ты связался с Сарпионом, то уже через несколько месяцев ты будешь целовать его пятки, поверь мне, - Марго решила закончить разговор, который причинял ей лишь боль. Она знала, что сама была во всем виновата. Она не доглядела, она совсем не узнавала сына, который любил забавляться, но который всегда знал, где заканчиваются игры, и начинается жизнь. Таким он был в юности, этому она учила его сама. - В любом случае ты примешь все условия магов, и отныне новым регентом станет маг, Хранитель Башни, а возможно, что ты перестанешь быть наследником, и тебя заставят позабыть, что в будущем ты мог бы стать Веллингом, Кассандр. - Она развернулась и уже зашагала обратно к выходу.
- Я стану Веллингом, и сам назначу Хранителя Башни. И тогда маги будут выполнять мою волю, а не пытаться устанавливать собственную.
Марго замерла. Её уже который раз за прошедший день охватывал парализующий озноб. Хранитель Башни будет назначен Веллингом? Это безумие, маги никогда не допустят такого... Но ежели Кассандр уже подумывал об этом, следовательно он знал, кого поставить на это место. А кто так сильно стремился проникнуть в Башню все последние десятилетия, как не Сарпион?! Неужели, он добрался до её сына, а она ничего не могла отныне изменить.
- Знаешь что, - она еще раз посмотрела на молодого мужчину, в которого превратился её маленький озорной сын, - передай своему советчику приветствия от бывшей ученицы. И еще у меня есть для него небольшое послание на словах...
***
Ночь опустила черную пелену на затихший город. По тесным переулкам городских кварталов пробиралась темная фигура, кутавшаяся в плащ в весенней духоте, не прошедшей даже с заходом солнца. Путник уверенно вилял в узких проходах среди домов. Он быстро пересек пиру купцов, и по широкой дороге юркнул в новый проулок пира магов. Ему пришлось добираться до городской стены, под которой стояли обветшалые старые дома бедняков. Луна уже скрылась с неба, и человек брел в потемках, притормозив шаг, так как мог ежеминутно споткнуться о пустые бочки, корзины, разбитую телегу и прочий хлам, заполонивший проходы между лачугами.
Наконец, он остановился напротив двухэтажного дома, около входной двери которого висела скосившаяся вывеска. Он отворил дверь и ступил за деревянный порог. Постояв несколько мгновений в темноте, он вытащил из-под плаща длинную лучину и сильно ударил ею о камень, который держал в противоположной руке. Это было изобретением магов, и мало кому из простых горожан был известен столь быстрый способ зажигать огонь. Лучина догорела ярким пламенем до самых кончиков пальцев человека. Он подошел к столу, зажигая установленную на глиняном черепке толстую свечу.
При мерцании огонька он ловко взобрался на гнилую лестницу на верхний этаж. Это здание давным-давно было местным трактиром, но скорее всего в столь заброшенном месте города мало у кого находились линги на выпивку, и хозяин не имел средств на поддержание своего заведения в должном порядке. Хотя темный капир, высокий дом, уже долгое время не имел даже хозяина.
Он взобрался на самый верх, вступив в большую комнату, отведенную под весь этаж, которая была заставлена перевернутыми столами, стульями, около стен друг на друга взгромоздились широкие лавки, а также пыльные матрасы, из большого шкафа вываливались горшки, пустые бутылки и прочая кухонная утварь. Гость поставил свечу на ближайший табурет, и откинул глубокий капюшон, который скрывал его лицо. Едва он попробовал найти путь между завалами в дальний конец комнаты, под потолком замерцал бледный свет, будто длинная молния прорезала воздух, и её след осветил помещение.
- Я еще раз предлагаю тебе переехать в более удобное для встреч и для жилья место, - проворчал пришедший парень. Это был молодой человек, одетый в просторную белую рубаху и узкие штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги. В этом эрлинском городе его лицо видели совсем немногие, лишь самые знатные дельцы, но в Черноморье его фигура была известна каждому жителю, начиная от сгорбленного старика до непоседливого мальчугана, шнырявшего по площадям и лавкам. Это был царевич Кассандр, перед въездом в город которого устраивали представление жонглеры и актеры в маскарадных костюмах, а также нередко организовывался турнир по стрельбе. Царевич любил толпу, был с ней щедрым и веселым, и черноморцы отвечали ему взаимностью. Кассандра знали как отменного следопыта, каждый раз при этом вспоминая его отца Веллинга Орелия, который также любил охотиться, и которого именно на охоте настигла воля Таидоса, бога смерти.
- Последнее время я стал неприхотлив, - твердый старческий голос, казалось, доносился ото всех углов комнаты. Порой Кассандру думалось, что его слышал лишь он один в своей голове, но звуки и интонации были столь отчетливы и живы, что царевич не желал в это верить. Тем более, когда рядом стоял этот высокий старик, не отрывавший от него взора, но никогда нераскрывавший рта. Незнакомец, объяснял это волей Уритрея. Именно по милости небесного бога старик нашел в себе силы отправить весточку из своего затворничества на свободу. Он велел царевичу прийти, и тот не смог ему отказать. А теперь ничуть в этом не раскаивался. Благословение Уритрея опустилось и на его главу. Кассандр сумеет забрать себе то, чего его так несправедливо лишили год назад самонадеянные маги...
По голосу невозможно было определить, где находился его хозяин, однако вскоре раздался грохот за наваленными столами, и под мягкое свечение вышел высокий исхудавший человек с короткими седыми волосами, его лицо осунулось и изрезалось морщинами, впалые щеки покрывала отросшая щетина. Глядя на страца, трудно было поверить, что он не постарел за прошедшие годы - его вид был жалок и вызывал сочувствие, но только издалека. Ощущение тут же исчезало стоило заглянуть в его живые карие глаза.