Щеглова Ольга Викторовна
Этюд в розовых тонах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  
  Этюд в розовых тонах. Серия. 2
  Щеглова Ольга Викторовна
  (БОРИС БИДЯГА)
  
   ДЕТЕКТИВНЫЙ РОМАН 18+
  
  Б59 Этюд в розовых тонах / Борис Бидяга. ; М.: Издатель Щеглова Ольга Викторовна, 2024.
  
  ISBN 978-5-9903439-4-8
  
  
  Роман продолжает серию детективных похождений новоиспеченного частного сыщика Ивана Холоднова. Вторая книга серии.
  
  
  
  
  
  
  Глава 1
  
  В чулане было темно, пыльно и неприютно. Мои ноги то и дело натыкались на какие-то деревяшки, больно впивавшиеся в икры своими острыми ребрами, в руки с раздражающей назойливостью лезли заскорузлые смятые башмаки и засаленные тряпки. От всего этого столетнего хлама в подсобке стоял отвратительный, тошнотворный запах.
  
  - Ванечка! О! Какой ты... О! - нежно прошептали прелестные пухлые губки, беспорядочно тыкаясь в мое вспотевшее от усилий лицо.
  
  "Вот дьявол, - злобно подумал я, изо всех сил стараясь сохранять достоинство (мужское, разумеется), - и на кой черт я с ней связался...Скорей бы уж кончала, что ли".
  
  Я набросился на девицу со звериной яростью, отчего та пришла в неописуемый восторг. Чулан огласился страстными стонами, время от времени переходящими в истошные вопли.
  
  - Тихо ты, - вполголоса сказал я, - или хочешь, чтобы народ сбежался, на тебя поглазеть?
  
  Как выяснилось позднее, мои опасения были совершенно напрасны. Хотя "народ", действительно верно, тусовался в большой зале, располагавшейся буквально в двух шагах от чулана, однако пьянка шла уже шестой час кряду, и ни одной хоть сколько-нибудь трезвой души в доме не наблюдалось. За исключением меня самого.
  
  Заметив, что дамские стоны и крики резко пошли на убыль, я поднялся, наскоро привел в порядок свой костюм и вышел на свет.
  
  В доме стояла мертвая тишина. Я открыл дверь в залу и невольно рассмеялся - представшая моему взору картина была достойна кисти великого художника. В комнате царил самый невероятный разгром: стулья опрокинуты, скатерть съехала со стола на диван вместе с приборами и покрытыми засохшей коркой салатницами, пол усеян пустыми бутылками, остатками пищи и предметами мужского и дамского туалета.
  
  Среди всего этого содома в самых невероятных позах, везде, где только возможно, были "разбросаны" неподвижные тела участников грандиозной попойки.
  
  - Это же надо так наклюкаться, - я укоризненно покачал головой, высвобождая кожаную куртку из-под бесчувственного тела длинноволосой широкоплечей блондинки, а может, это был мужик - нынче их сам черт не различит, кто есть кто. - А ведь всего-то отметили день рождения друга.
  
  Набросив на плечи куртку, я подхватил с пола рюкзак и, бодро насвистывая, двинулся к выходу. Было четыре часа утра.
  
  Улица встретила меня могильной тишиной и прохладным, немного влажным воздухом, пропитанным ароматами деревни и ранней весны.
  
  Выйдя за ворота, я не без труда отыскал среди вереницы машин свою ядовито-зеленую девятку, сел за руль и выехал на шоссе. Машина подпрыгнула на выбоине и затряслась мелкой дрожью по неровным плитам бетонки. Я тихо, но внятно выругался.
  
  Машина была новая, только что купленная, и, естественно, малейшая ямка или бугорок, грозившие осложнениями любимому детищу, переживались болезненно. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я включил магнитофон. "Нет, ребята, все не так, все не так, как надо!" - вдруг ворвался в салон хриплый голос Высоцкого. В самую точку, мрачно подумал я и только крепче стиснул руль.
  
  Вскоре, однако, деревья, плотной стеной обступавшие бетонку, поредели, впереди замаячило Ленинградское шоссе.
  
  Вырулив на благословенную Ленинградку, я глубоко вздохнул и выжал газ до упора. Вот теперь - самый кайф: шоссе пустое, гаишники спят - лети себе! Я выключил музыку - сейчас она только раздражала, прикрутил окошко и целиком и полностью сосредоточился на стремительно пожираемой автомобилем гладко-зеркальной ленте.
  
  Описав вслед за полотном небольшую дугу, машина выскочила на идеально прямой участок дороги. Впереди, на обочине, замаячил неясный силуэт стоящего автомобиля. Я сбросил газ. Хорошенько разглядеть тачку на ходу было непросто, но и того, что я увидел, было вполне достаточно, чтобы возбудить мое любопытство: ярко-красный вольво, левый бок слегка помят, дверца болтается, колесо зависло над кюветом.
  
  Я тормознул, подъехал к вольво вплотную.
  
  Осмотр машины привел меня в еще большее недоумение: салон был девственно пуст, если не считать легкой меховой накидки и элегантной дамской сумочки с золотыми буквами RB, небрежно брошенных на заднем сиденье. А что же владелица всей этой роскоши? Отошла пописать?
  
  Устремив свой взгляд на стоящие в некотором отдалении деревца, я начал продираться через кусты в этом направлении. Неожиданно мой правый ботинок за что-то зацепился, и, не удержав равновесия, я на полном ходу кувыркнулся вниз, в канаву.
  
  Препятствие, о которое я споткнулся, при ближайшем рассмотрении оказалось трупом женщины.
  
  Тут бы добропорядочному гражданину самое время взять ноги в руки и убраться подальше от места происшествия, сулившего возможные осложнения и неприятности. Но не таков Иван Леонидович Холоднов! И дело тут вовсе не в недостатке добропорядочности, а в том, что во внутреннем кармане моей куртки лежала лицензия частного детектива.
  
  Не то чтобы я был профессиональным сыщиком - вовсе нет, последние восемь лет я посвятил самому мирному из человеческих занятий - программированию, однако о собственном детективном бюро я мечтал с младых ногтей - с тех самых пор как в десять лет залпом проглотил Конан Дойля, Сименона, Чейза и Агату Кристи.
  
  Однако, чтобы открыть любое дело, как известно, нужен первоначальный капитал. А где его взять - на зарплату программиста, да еще в академическом институте, да еще имеющего на шее жену, ребенка, собаку и кошку? Какое там дело, какая лицензия - в джинсиках на работу ходил залатанных, котлетки кушал исключительно из минтая. Еще бы чуть-чуть похуже, и, наверное, пошел бы бутылки по помойкам собирать.
  
  Но однажды судьба сжалилась над бедным мечтателем и дала мне шанс. Я помог одному богатому человеку (снял ложное обвинение в убийстве) и оказался при деньгах, да при таких, что и на лицензию хватило, и на машину, еще и супруге на помаду осталось.
  
  Разумеется, как человек разумный увольняться с работы я не стал. Все-таки какой-никакой, а стабильный доход. Лицензия - оно, конечно, хорошо, да только что с нее возьмешь? Клиентуры-то нет, да и откуда ей взяться? Клиентура появится, когда имя будет, а чтобы сделать имя, надо долго и упорно трудиться.
  
  Так что я продолжал потихоньку ходить в свой Институт проблем кибернетики и информации, смутно на что-то надеясь.
  
  Так что, когда я увидел труп женщины, мне и в голову не пришло бежать с места преступления. Возможно, судьба давала мне еще один шанс, кто знает, и упускать этот шанс ни в коем случае не следовало.
  
  Любовно похлопав себя по карманчику, где мирно покоилась дорогая моему сердцу лицензия, я натянул тонкие велюровые перчатки и приступил к осмотру пострадавшей.
  
  Уже не первой молодости, на вид лет тридцать пять-сорок, дама была одета изысканно, если не сказать шикарно: темно-зеленое обтягивающее платье с глубоким вырезом на спине, элегантные лаковые туфельки на тоненькой шпильке, на шее массивный золотой кулон.
  
  Судя по лицу, искаженному болью и страхом, убийцу видела и знала, что оказалась в смертельной опасности.
  
  Я осторожно перевернул тело и брезгливо скривился: роскошная копна светло-каштановых волос сзади, на затылке, превратилась в отвратительную мочалку цвета переспевшей черешни.
  
  Я поспешно вернул труп в прежнее положение, ибо вид пробитого дубинкой черепа нисколько меня не вдохновил, осторожно снял с шеи женщины кулон и с видимым облегчением выбрался обратно на дорогу.
  
  Чувствуя величайшую ответственность за происходящее, я задраил вольвешник, на всякий случай черкнул на клочке бумаги номер машины; засим я уселся в свой скромный автомобиль и помчался к ближайшему посту ГАИ.
  
  Блюститель дорожного порядка сладко спал за рабочим столом, с шумом втягивая в себя воздух и изредка всхрапывая. Увидав такое вопиющее безобразие, я нарочно хлопнул дверью и громко затопал ногами.
  
  Служитель мигом проснулся, уставил на меня свой осоловелый лик и рявкнул так, что в халупе задрожали стекла:
  - Какого дьявола? Что тебе надо?
  
  У Вас труп, - невозмутимо сообщил я.
  
  - Труп? - ошалело переспросил мент.
  
  - Ну да, - мило улыбаясь, подтвердил я. - Тридцать восьмой километр, аккурат напротив столбика стоит помятый вольво с номером Х 999 ам. А рядом, в кювете, почивает дама.
  
  - Почивает? - тупо переспросил страж.
  
  - Ну да, вечным сном, - пояснил я.
  
  - А... - промямлил пастырь автодорог и потянулся к телефону.
  
  На работу я попал только после обеда. Часа три, никак не меньше, я провел в прокуратуре, отвечая на вопросы некоего Петра Петровича, который поминутно улыбался и виновато разводил руками.
  
  - Так Вы говорите, уважаемый, - мягко гнусавил следователь, - что сняли с трупа драгоценности исключительно из соображений сохранности товара?
  
  Я поморщился.
  
  - Я не снимал драгоценности, - со вздохом возразил я. - Я же говорю, на трупе был только один кулон.
  
  Петр Петрович загадочно усмехнулся в усы.
  
  - Придется потерпеть, - сочувственно сказал он. - Вы, как в некотором смысле, так сказать, коллега, должны понимать...
  
  И он выдал несколько глубокоидиотических фраз о хитрости и беспринципности законопреступников и о доблестной, но нелегкой работе советской милиции.
  
  "Почему советской? - с тоской подумал я. - Совок поганый, мент придурошный..."
  
  - А скажите, уважаемый, - тянул резину дотошный мент, - Вы ведь у нас как-никак частный сыщик, да? - Я кивнул, и Петр Петрович продолжал: - Вы небось покойницу-то осматривали, ведь так? - Я снова кивнул. - А на руки-то небось не посмотрели? Нет? - Я угрюмо молчал. - А я посмотрел, я посмотрел, - похвастался следователь. - И знаете, что я там увидел? - Петр Петрович смешно раскорячил пальцы правой руки и поднес к самому моему носу, как будто речь шла о его руках, а не о руках покойницы. Потом резко отдернул руку и с пафосом закончил: - Следы от колец, на целых четырех пальцах!
  
  Я молча скрежетнул зубами. Вот это облом! Теперь, ясное дело, мент попытается пришить мне снятые кем-то кольца. Может, еще и серьги пристегнет - на дамочкины уши я ведь тоже не посмотрел! Ну да ведь извинительно: это ж первый в моей жизни труп, который пришлось изучать не по фотографиям, а в натуре! От того кровавого затылка и Шерлок Холмс небось бы передернулся, что уж говорить про новичка!
  
  Как будто прочитав мои мысли, Петр Петрович сказал:
  - И перстенечки на покойнице были, и серьги, уважаемый Иван э-э...извините, забыл, как по батюшке, - деланно сконфузился следователь и вопросительно взглянул на меня.
  
  Наплевав на приличия, я с мрачным видом хранил молчание, ожидая продолжения этого абсурдного словесного поноса. Мент безразлично пожал плечами и пропел:
  - И вот тут мы подошли к самому загадочному месту этой истории. - На мгновенье он остановился и многозначительно поднял вверх указательный перст. - Почему убийца или просто случайный прохожий, - тут он выразительно посмотрел на меня, - снимает с покойницы четыре перстня и сережки, а дорогущий золотой кулон, которому цена никак не меньше тысячи долларов, оставляет покойнице на память? Как думаете, дорогой коллега? А? - И мент неожиданно жестким взглядом уставился в мое лицо.
  
  - Не знаю, - упавшим голосом ответил я, - возможно, убийцу спугнули.
  
  - Так-так-так, - ласково затараторил Петр Петрович, - значит, Вы думаете, что убийцу спугнули. А скажите, уважаемый, - вкрадчивым голосом поинтересовался он, - Вы совершенно точно уверены, что на покойнице не было ни колец, ни серег? Я имею в виду, когда Вы ее нашли, - уточнил он.
  
  На этой реплике мое терпение окончательно лопнуло, и, не в силах больше сдерживать кипевшую во мне злобу, я вскочил со стула и, гневно потрясая кулаками, заорал:
  - Не брал я Ваших колец, не брал! Неужто Вы думаете, что если б я что-нибудь позаимствовал, я бы помчался на пост ГАИ? Дурак я, по-вашему, да? - Я посмотрел на следователя с издевкой. - Да я б слинял потихоньку, и дело с концом. Или звякнул бы по 02, анонимно.
  
  - Да, кстати, - тут же прицепился мент, - а почему Вы не позвонили по 02? У Вас же был с собой сотовый?
  
  И то верно, мрачно подумал я, позвонил бы да смылся. Километр нервов бы сэкономил.
  
  - Хотел как лучше, - вяло промямлил я.
  
  - Да? И чем же это лучше?
  
  - Быстрее. Я на посту был через десять минут.
  
  - Так ведь они все равно нам звонили, - удивился Петр Петрович.
  
  Я безразлично пожал плечами. Откуда мне было знать, какая там у них система. Просто кинулся к ближайшему милиционеру, и все. А кулончик снял, чтобы случайные прохожие к рукам не прибрали. Чего уж тут не понять?
  
  Петр Петрович пожевал губами и посмотрел на меня пристальным и жестким взглядом.
  
  - А как Вы оказались на месте преступления?
  
  - Я ведь уже говорил, - не своим голосом взвизгнул я, но тут же взял себя в руки. - Возвращался из гостей. Поселок "Поворково", улица Шоссейная, дом 15. Кашин Сергей Владимирович.
  
  - И в котором часу Вы оттуда уехали?
  
  - В половине пятого, я ведь уже говорил.
  
  - Да?
  
  - Да.
  
  - Понятненько. А скажите, уважаемый...
  
  Хитрый и коварный Петр Петрович плел и плел свои сети, не ведая усталости. Он-то ее, разумеется, не ведал, а вот я... Бессонная ночь, голод, духота и напряжение последних шести часов сделали свое дело: после очередного каверзного вопроса я вдруг почувствовал, что мне нечем дышать, перед глазами замелькали какие-то мушки и, вероятно, я потерял сознание, ибо в какой-то момент я обнаружил, что лежу на полу.
  
  Этого хватило. Видя, что "коллега" и не думает колоться, а дело принимает щекотливый оборот, Петр Петрович почел за лучшее выпустить меня из своих цепких лап, предварительно взяв с меня подписку о невыезде.
  
  
  
  Глава 2
  
  Весь месяц май я с трепетом ждал, когда меня снова вызовут в прокуратуру для продолжения пыток. Телефонная трель вызывала у меня нервный трепет, а при виде милицейской фуражки я чуть не падал в обморок. Дело даже дошло до того, что я запретил своей супруге, Холодновой Елене Владимировне, смотреть ментовские сериалы, к которым та проявляла исключительный и, на мой взгляд, совершенно нездоровый интерес.
  
  Неизвестно, чем закончилась бы в конечном итоге эта фобия, если бы в один прекрасный день меня не втянули в историю, которая моментально выправила мою съехавшую крышу.
  
  Одиннадцатого числа месяца июня, около двенадцати часов дня я сидел на своем рабочем месте и с упоением "бомбил вражеские позиции". Мне посчастливилось набрать 380 очков и даже получить звание аса, а в запасе у меня оставались еще целых три жизни!
  
  - Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! - Я самодовольно ухмыльнулся, продолжая посыпать бомбами аккуратненькие прямоугольники вражеских ангаров.
  
  Вдруг, откуда ни возьмись, небо вспорол вражеский истребитель, нацелившись прямехонько на мой бомбовоз.
  
  - Получи, гад! - мстительно процедил я и хотел было нажать на гашетку, но тут дверь кабинета с грохотом распахнулась, и на пороге выросла секретарша Ниночка.
  
  Окинув девицу беглым взглядом, я сразу понял: что-то случилось. Мадемуазель была почти что в пене, лицо бледное, губы трясутся, глаза, словно у лягушки, на лоб повылазили.
  
  - Ванька, - просипела секретарша, - быстро к "монаху" в "келью"!
  
  Уважительным прозвищем "монах" сотрудники Института проблем кибернетики и информации наградили своего почтенного директора, Иннокентия Ивановича Кудрина. Поначалу славному академику присвоили кличку "инок", но потом "инок" как-то сам собой трансформировался в "монаха" - и термин куда более привычный, и для слуха благозвучней.
  
  Не тратя времени на разговоры, я вскочил, скорым шагом пронесся по коридору к лестнице и одним махом взлетел на второй этаж. Дверь директорской "кельи" была распахнута настежь.
  
  - Что случилось? - с ходу выпалил я и... осекся на полуслове.
  
  Иннокентий Иванович сидел за столом и тоненько всхлипывал, уронив голову в ладони.
  
  - Иннокентий Иванович... - затянул я неуверенно и робко. - Ну чего Вы, в самом деле?
  
  - Тоню убили, - прорыдал несчастный директор.
  
  - О Господи! - выдохнул я и, как подкошенный, рухнул на скрипучий кожаный диван.
  
  Тоня приходилась директору законной супругой, а мне - троюродной теткой, по линии отца. Потому Иннокентий Иванович и вызвал меня к себе в кабинет - не чужие все-таки. Кстати сказать, именно Тоня, Антонина Андреевна Кудрина (в девичестве Громова) и пристроила меня на теплое местечко - в Институт проблем кибернетики и информации.
  
  Тоню было жалко, и не потому, что оказала протекцию, а просто потому что она была классная тетка - тихая, добрая и отзывчивая. Тоня называла меня ангелочком, в детстве гладила по головке и все время дарила солдатиков, благодаря чему у меня их скопилось целое несметное полчище. У Тони с Иннокентием детей не было.
  
  - Из милиции сейчас звонили, - медленно проговорил Иннокентий, с трудом справляясь с артикуляцией. - Она еще там, на месте. Съездишь со мной, а? Сам я, боюсь, не доеду.
  
  Что? В милицию? От одной мысли мое сердце ухнуло в ноги, а ладони покрылись липким потом.
  
  - Нет, только не это!
  
  Директор поднял глаза - удивленные, грустные и какие-то затравленные.
  
  - Не поедешь? - жалко скривившись, спросил он.
  
  Я устыдился. У "монаха" был такой потерянный, убитый, жалкий вид, что отказывать ему было просто подло. В конце-то концов, мужик я или тряпка половая?
  
  Я расправил плечи, рубанул ребром ладони по столу:
  - К черту фобии. Едем.
  
  Заперев кабинет, я взял старика под локоток и повел по коридору. Коленки у "монаха" явно дрожали, и я боялся, как бы тот не грохнулся в обморок прямо на лестнице.
  
  - Куда ехать? - поинтересовался я, усадив рыдающего вдовца на переднее сиденье своей девятки.
  
  - Ленинградское шоссе, 38-й километр.
  
  Я вздрогнул. В моем мозгу живо нарисовалась картинка месячной давности. Шикарно одетая женщина с массивным золотым кулоном на шее и дырой в голове... И если мне не изменяет память, тоже на 38-ом километре Ленинградского шоссе!
  
  С тяжелым сердцем я включил передачу, и машина рванулась вперед.
  
  Доехали быстро. Прямо у столбика с отметкой "38" в окружении нескольких милицейских машин и труповозки стоял новенький вольво. Я затормозил и помог Иннокентию выбраться из машины.
  
  Мы спустились в кювет. Антонина Андреевна лежала на спине, раскинув руки в стороны. Увидев жену, Иннокентий дико вскрикнул и вцепился мне в руку.
  
  - Это она, это она... - жалко запричитал он.
  
  - Ничего, ничего... - забормотал я. Я обнял старика за плечи; Иннокентий обмяк, уткнулся носом в мое плечо.
  
  Минут через десять "монах" успокоился. Усадив старика на травку, я отправился осматривать труп.
  
  На Тоне было обтягивающее трикотажное платье бледно-голубого цвета и черные босоножки. Украшений на даме не наблюдалось - ни на шее, ни в ушах, ни на пальцах. Вспомнив, как облажался месяц назад, я внимательнейшим образом осмотрел руки и уши покойной. На безымянном пальце правой руки обнаружились явные следы от кольца, а на левом ухе от дырочки до кончика мочки виднелась четкая царапина. Похоже, кто-то очень спешил, пытаясь выдрать серьгу из тети Тониного уха. Только вот кто это был - убийца или случайный прохожий?
  
  Я еще раз оглядел свою тетку с головы до ног. Выглядела она как-то неряшливо: в волосах запуталась длинная черная нитка, к босоножке приклеился маленький, замызганный кусочек скотча, платье не то чтобы грязное, но местами какое-то запыленное, к подолу прилипла целая куча черных волосков, явно с чужой головы - у Тони волосы несколько подлиннее. И не Кешины, подумал я, окинув мимолетным взглядом директорскую рыжую шевелюру, обильно подернутую сединой.
  
  На мгновенье я задумался. В моем мозгу одна за другой всплывали зарисовки из недалекого прошлого. Вот серебряная свадьба родителей, и тетя Тоня с огромным букетом роз - стройная, красивая, может даже не столько красивая, сколько улыбчивая, добрая, обаятельная. Вот несколькими годами раньше, на дне рождения Иннокентия Ивановича, Тоня перевязывает мне руку (взялся помогать хозяйке резать колбасу, да и поранился), и такое в глазах сострадание, такая боль, будто это у нее самой из пальца кровь фонтаном хлещет. И ведь со всеми могла найти общий язык, для каждого имела в запасе ласковое слово. Никогда не слышал, чтобы тетя Тоня о ком-нибудь отзывалась неодобрительно. И кому могло помешать столь безобидное, абсолютно неконфликтное существо? Разве что случайно кому-нибудь дорогу перешла?
  
  Не найдя ответов на свои собственные вопросы, я недоуменно пожал плечами и стал выбираться на дорогу. Подошел к ближайшему менту и поинтересовался:
  - Голову проломили?
  
  - Точно, - охотно подтвердил парень, - аккурат в темя.
  
  - Чем?
  
  - Док говорит, дубинка, начиненная свинцом.
  
  Я кивнул.
  
  - Когда умерла?
  
  - От одиннадцати вечера до двух ночи.
  
  - Машина побита?
  
  - Почему побита? - удивился парень. - Целехонька.
  
  Серый вольво был аккуратно припаркован на обочине. Я обошел машину кругом. Ни малейших повреждений, ни единой царапины. В салоне - полная экибана и ... пустота. Если не считать полиэтиленовой сумочки, сиротливо притулившейся в уголку, да ключиков, мирно торчащих в замке зажигания. Я заглянул в сумку: мыльница, полотенце, лягушки, мочалка, резиновая шапочка... Типичный бассейный набор.
  
  Я подошел к ментам, кучковавшимся поодаль, спросил:
  - Дамскую сумочку не нашли?
  
  - Не-а, - покачал головой седоватый, коренастый страж порядка, одетый в штатское. - А Вы, собственно, кто такой? - лениво поинтересовался он.
  
  - Родственник.
  
  Мент кивнул.
  
  - Муж тот? - он указал на неподвижную, сгорбившуюся фигуру "монаха".
  
  - Да.
  
  Седоватый спустился в кювет и тронул Иннокентия за плечо. Тот вздрогнул и поднял мокрое от слез лицо.
  
  - Жену опознали? - равнодушно поинтересовался мент.
  
  - Да.
  
  - Поехали, запишем показания.
  
  Старик молча кивнул и уронил голову в колени.
  
  Тоню "запаковали" в мешок и пихнули в труповозку. Все расселись по машинам, и скорбный кортеж тронулся в путь.
  
  
  Глава 3
  
  Тесно сдвинутые столы занимали почти все пространство комнаты. Гости, разомлевшие от обильной еды и водки, очевидно забыв, по какому поводу собрались, вполголоса трепались о том о сем, и кое-где можно было даже заметить легкие улыбки и приглушенный смех.
  
  Я сидел на дальнем конце стола, стиснутый с одной стороны собственной супругой, а с другой - какой-то одышливой пышнотелой блондинкой, очевидно плохо переносящей жару и духоту и оттого поминутно вытиравшей пот, обильно выступавший на мятом, землистого цвета лице.
  
  Я сидел, уткнувшись взглядом в тарелку, стараясь не прислушиваться к мелкому обывательскому разговору, который толстая блондинка вела со своим соседом, самодовольным и надутым индюком лет пятидесяти. Водку я не пил из принципа, есть тоже что-то не хотелось. С того самого момента, как толпа родственников и знакомых прикатила с кладбища и все расселись за столы, на меня навалилась какая-то бесконечная усталость.
  
  Последние три дня вылились в сущий кошмар. Как-то так получилось, что основная нагрузка по организации поминок и похорон легла на наши с Ленкой плечи. Иннокентий был в полной прострации, а все прочие родственники оказались на удивление занятыми: у одного бизнес горит, у другого - архиважные встречи, третьему надо срочно ехать в командировку... Я и сам мог бы придумать отмазку ничуть не хуже, да только Иннокентия было жалко, да и перед Тоней я чувствовал себя в неоплатном долгу. Вот мы и крутились с Ленкой, как две белки в одном колесе: звонили по ритуальным конторам, заказывали атрибутику, мотались туда и сюда, закупали еду и напитки...
  
  Хотя нет, одна добровольная помощница все-таки нашлась - Ольга Петровна Мороз, старейшая Тонина подруга. Толку, правда, от этой Ольги было как от козла молока - все больше с Иннокентием на диване сидела, утешала, будто младенца какого. Ну и слава Богу, думал я, суетясь по кухне, точно неугомонный Фигаро. Если бы не Ольга, наверное, мне самому пришлось бы гладить "монаха" по головке и шептать успокоительные речи? А это, уж извините, черт знает чем попахивает. От одной мысли об этаком извращенстве у меня начинали дергаться скулы. И с удвоенным энтузиазмом я бросался кромсать салаты, чистить картошку и поливать кипящим жиром зарумянившиеся в духовке ляжки Буша.
  
  - А дамочка-то была богатая, - задумчиво протянул дядька-индюк, хищно откусывая от здоровенного куска торта.
  
  - Да? - простодушно удивилась блондинка. - А Вы откуда знаете?
  
  - Видеопрокат, уважаемая, - дядя с видом эксперта пожевал губами, - архидоходная вещь.
  
  - Ах ну да, - глупо улыбнулась блондинка, - она же в видеопрокате... - Она обвела своего собеседника торжествующим взглядом и назидательно сказала: - Вот видите: богатые тоже плачут.
  
  - Да ей-то чего плакать, - резонно возразил тот, - она свое отплакала.
  
  Мне стало противно. И совсем не хотелось слушать дурацкую болтовню сытых и подвыпивших людей, в которой, независимо от темы разговора, нет-нет да и проглядывало мелкое и гнусное удовлетворение от того, что это не тебя сейчас закопали там, на кладбище, а кого-то другого. Я поднялся и, с трудом протиснувшись между стеной и спинками стульев, толкнул дверь в соседнюю комнату.
  
  Иннокентий Иванович сидел на диване в обнимку с Ольгой Петровной Мороз. На стук двери "монах" повернул голову и, увидев меня, сделал жалкую попытку улыбнуться.
  
  - Проходи, проходи, Иван, - пригласил он. - Присаживайся.
  
  Я медленно прошел к окну и примостился на полированном письменном столе.
  
  - Ну что, как дела? - вежливо поинтересовался "монах".
  
  - Да я-то что, - отмахнулся я. - Как у Вас? Как продвигается расследование?
  
  - Никак.
  
  - Совсем никак?
  
  - Совсем никак.
  
  - Ну хоть какая-нибудь версия у ментов есть?
  
  - Пока нет.
  
  - Ну а что они говорят-то?
  
  - Да что говорят, - сердито отмахнулся Иннокентий. - Ведутся оперативно-розыскные мероприятия. Дежурная отговорка, насколько я понял, - прибавил он с горечью.
  
  Старик задумался. Потом вдруг высвободился из Ольгиных объятий и пересел на самый край дивана, поближе ко мне.
  
  - Послушай, - заискивающе пробормотал он, заглядывая мне в глаза каким-то жалким, просительным взглядом. - Я ведь знаю, что у тебя лицензия. - Он немного помедлил, потом продолжал: - Может, ты бы... взялся... за это дело? А? Я заплачу, - торопливо прибавил он.
  
  - Расследовать тети Тонино убийство? - взволнованно вскричал я. Похоже, Господь сегодня пребывает в добром расположении духа и решил меня побаловать.
  
  Изо всех сил стараясь не показывать свою радость, я ответил: - Конечно, возьмусь, Иннокентий Иванович. Сделаю все, что в моих силах.
  
  - За работу я заплачу, - повторил Иннокентий.
  
  - Нет-нет, денег не надо. - Я отрицательно покачал головой. - Не чужая, тетя как-никак. И потом, она столько для меня сделала...
  
  - Спасибо, сынок. - Старик попытался улыбнуться, но улыбки не получилось; его лицо как-то жалко сморщилось, глаза наполнились слезами...
  
  Я поспешил сменить тему разговора.
  
  - Подруги, близкие родственники у нее были? - спросил я.
  
  - Из родных только сестра, Катя, больше никого не осталось. Из подруг вот, Ольга Петровна, вы знакомы. Есть еще Алена Баскова, она тоже тут. Других подруг у нее вроде не было. Так я говорю, Оль? - обратился он к Ольге Петровне.
  
  - Да, с Иркой Потемкиной и Веркой Самойловой мы уже год как не встречаемся. А больше никого нет.
  
  - Родители умерли?
  
  - Да, - сказал "монах". - Мать совсем недавно. Недели две как схоронили.
  
  - Ужас. - Я сочувственно поцокал языком. - И какая причина смерти?
  
  - Да вроде от сердца. Ей было за семьдесят.
  
  - Ну да, понятно. - Я в задумчивости почесал затылок. - Давайте пока займемся тетей. Расскажите мне о ней.
  
  - Что ты хочешь узнать?
  
  Ольга Петровна поднялась и, подойдя к Иннокентию, положила руку ему на плечо.
  
  - Извини, Кеша, пойду. Не буду мешать мужскому разговору.
  
  И она легкой, порхающей походкой вышла из комнаты.
  
  - Так что ты хочешь узнать? - повторил "монах", когда за Ольгой Петровной закрылась дверь.
  
  - Все рассказывайте, - велел я, вспомнив уроки Шерлока Холмса, - любая мелочь может оказаться существенной, - с нажимом прибавил я.
  
  Иннокентий вздохнул, скрестил на груди руки и начал свой рассказ.
  
  - С Тоней я познакомился в бытность свою студентом ВМК - факультета вычислительной математики и кибернетики. Тоня тоже училась в университете, только на экономфаке. Тоня была малость помоложе: я уже заканчивал учебу, она - только начинала.
  
  Тоня была настоящей красавицей. Парни из Кешиной группы все как один были влюблены в тоненькую брюнеточку с огромными зелеными глазами. Только бегала Тоня не к Кеше, а к Петьке-одногруппнику. Петька был парень видный, на лицо смазливый и с фигурой атлета.
  
  Однажды Кеша сделал Тоне комплимент - абсолютно невинный, только уж очень замысловатый. Петька-атлет ни бельмеса не понял, но на всякий пожарный случай съездил "конкуренту" по роже. В результате Кеша лишился глаза, впрочем всего только на две недели, зато приобрел Тонину благосклонность, причем навсегда.
  
  Поселились молодые у Кешиных родителей, в этой самой квартире. Места хватало, жили дружно. Двадцать лет вместе прожили, и ни одного худого слова за все эти годы между невесткой и свекровью сказано не было.
  
  До перестройки жили в общем и целом не худо. Тоня работала в НИИ, Кеша очень быстро защитил докторскую и получил должность директора ИПКИ.
  
  В 90-м Тоня пошла в бизнес - открыла видеопрокат. Дело пошло просто на ура. Купили еще одну машину, дачу, мебель, обновили гардероб. Хотели купить квартиру, да только к чему? Детей нет, родители умерли. Зачем квартира? Так и жили - доллары в кубышку складывали.
  
  - Жаль, конечно, у нас с Тоней не было детей, - вздохнул Иннокентий. - И все-таки, - с чувством прибавил он, - мы были счастливы.
  
  Рассказчик замолчал и поник головой.
  
  - Как насчет врагов? - закинул я удочку.
  
  - Да что ты! - замахал руками Иннокентий Иванович. - У Тони - враги? Не смеши, ей-Богу! Сердце у нее было золотое: добрая, чуткая, жалостливая, всегда поможет, утешит, добрым словом поддержит. Откуда у нее враги? - воскликнул Иннокентий Иванович, в некоторой даже запальчивости. - Сколько у нее Катька денег вытянула, ни рубля ведь не вернула - и все равно давала, по первому требованию.
  
  - Катька - это кто?
  
  - Сестра родная, тетка твоя.
  
  Я кивнул:
  - Ясно. А как она вела себя в последнее время? Ничего странного не замечали?
  
  Иннокентий Иванович замялся и отвел взгляд.
  
  - Не знаю, стоит ли говорить, - неохотно выдавил он, старательно пряча глаза.
  
  - Стоит, - жестко подбодрил я старика.
  
  Тот вздохнул, задумчиво пожевал губами и нехотя признался:
  - У Тони был любовник.
  
  Я ахнул. Вот те на! Такая вся из себя положительная, и пожалуйста вам - любовник!
  
  - Она что, не скрывала? - удивленно спросил я.
  
  Иннокентий Иванович смутился.
  
  - Видишь ли, Ваня, - нехотя пояснил он, - на эту тему мы с Тоней никогда не говорили. Ты еще молодой, - продолжал он наставительно, - наверное, еще не сталкивался... Но можешь мне поверить - когда у жены появляется любовник, это видно невооруженным глазом. Женщина молодеет, хорошеет, расцветает, меняет прическу, начинает красить ногти, следить за фигурой, одеваться королевой, ну и так далее.
  
  Иннокентий замолчал. Я растерянно почесал в затылке.
  
  - Ну хорошо, - продолжал я. - Тетя завела любовника. Вы, как я понял, не возражали. Почему, кстати?
  
  Иннокентий Иванович смутился еще больше.
  
  - Видишь ли, Ваня, - беспомощно заморгал он, - последнее время я что-то совсем сдал. Честно сказать, я и раньше-то был не особо... А эти полгода - ну просто совсем... Потому и не возражал, - с грустью прибавил он. - Жизнь-то ведь не рождественская сказка, иногда бывает жестокой.
  
  Я пожал плечами. Любопытная точка зрения. И все-таки: ну завела баба любовника на старости лет - что дальше? Как будто прочитав мои мысли, Иннокентий продолжал:
  - Недели за три до смерти Тоня переменилась. Она у меня всегда была умница - все свои несчастья всегда в себе держала. Никогда на других ничего не выплескивала, молча переживала. Но можешь мне поверить - я видел, что с ней творится. Вроде и улыбалась по-прежнему, и по хозяйству крутилась, и на работу ходила... Но я-то видел, что ее бедное сердце просто разрывается от боли и отчаяния.
  
  - Х-м-м, переживала из-за смерти матери? - предположил я.
  
  - Нет, - уверенно возразил "монах". - Когда у Тони началась эта хандра, мать еще была жива.
  
  - Что же тогда? Любовник бросил?
  
  Иннокентий Иванович согласно кивнул.
  
  - Уверен, что так оно и было. Тоня как-то сразу постарела, осунулась, стала плакать по ночам. Почти каждую ночь подушку слезами поливала, думала, что я сплю. - "Монах" вздохнул и с видом знатока прибавил: - Симптомы верные, можешь не сомневаться.
  
  Я кивнул.
  
  - Ясно. А кто был сей счастливый избранник? Не знаете?
  
  - Ни малейшего понятия.
  
  - Что она делала в ту среду?
  
  Иннокентий Иванович качнул головой.
  
  - Кто ее знает. Вообще-то по средам, насколько я знаю, они с Ольгой ходили в бассейн. Домой возвращалась в полвторого ночи.
  
  - Почему так поздно?
  
  - У Ольги сидели, чаевничали.
  
  - Что, каждую среду?
  
  - Ну да.
  
  Помолчали. Я сказал:
  - Когда ее нашли, на ней не было даже обручального кольца. Не любила драгоценности?
  
  - Да нет, почему, любила. И серьги носила, и кулоны всякие, ожерелья там, браслеты... А обручальное кольцо даже ночью не снимала.
  
  - Ясно. Значит, все-таки сняли. Сумочка тоже вроде исчезла?
  
  - Исчезла.
  
  - Что за сумка была, не помните?
  
  - Да у нее этих сумок - пруд пруди.
  
  - Попробуйте все-таки вспомнить. Проверьте, какие сумки остались. Это может пригодиться.
  
  - Хорошо, посмотрю, - заверил Иннокентий. - Гости разойдутся, и посмотрю. Как вспомню, сразу позвоню.
  
  - Да завтра в конторе встретимся, - махнул я рукой. - Тогда и скажете.
  
  - В контору тебе зачем? - удивился Иннокентий. - Расследуй себе спокойно, на работу можешь не ходить.
  
  - Не ходить? - засомневался я. - А что коллеги скажут?
  
  - Ничего не скажут, - отрезал директор. - Ты на больничном, понял?
  
  - Понял, - улыбнулся я. - А как же "Унита"? На следующей неделе заказчик пожалует, надо хоть что-нибудь показать клиенту.
  
  - Не волнуйся. Покажем, - заверил директор. - Сазонова с Пироговым подключим. Спецификация у тебя в столе?
  
  - Да, в верхнем ящике.
  
  - Ну и все. Сиди дома и копай.
  
  - Ладно, - кивнул я, - пусть будет по-Вашему. А теперь я бы хотел поговорить с подругами и с сестрой.
  
  - Да, конечно. Пошли.
  
  Мы вышли в гостиную, однако, как оказалось, и Ольга, и Алена, и Катя - все разошлись по домам.
  
  Мало-помалу разошлись и другие гости. Остались лишь Иннокентий Иванович да мы с Ленкой. Втроем мы довольно быстро управились с посудой, разнесли мебель обратно по комнатам, собрали мусор.
  
  - Ну что ж, Иннокентий Иванович, - сказал я, пожимая "монаху" руку, - пойдем и мы.
  
  - Да-да, конечно, - замахал руками Иннокентий Иванович, - и так уж все за меня сделали. Большое вам спасибо.
  
  Когда мы с Ленкой вышли на улицу, было уже темно. Я широким шагом двинулся к стоянке, Ленка, не поспевая за мной, слегка отстала. Неожиданно ночную тишину прорезал истошный вопль:
  - Иван, осторожно!
  
  Я обернулся. Прямо на меня стремительно надвигались слепящие фары автомобиля. Машина была буквально в пяти метрах, однако вместо того чтобы притормозить перед пешеходом, водитель, совершенно очевидно, набирал скорость.
  
  Я резко отпрыгнул в сторону, машина промчалась, обдав меня облаком выхлопных газов, свернула за угол и исчезла.
  
  Я стоял и тупо смотрел вслед промелькнувшему, словно молния, автомобилю. Сердце в груди колотилось, как бешеное, дыханье сбилось, по спине градом катился пот, в коленях ощущалась противная дрожь. Подбежала Ленка, испуганная, с побелевшими от страха губами. Вцепилась в мой локоть, едва слышно выдохнула:
  - Тебя хотели задавить... Боже, какой ужас! Кто, кто это мог быть?
  
  - Я почем знаю, - вяло отмахнулся я. После пережитого напряжения и страха я чувствовал совершенно дикий упадок сил. Хотелось сесть, а еще лучше - лечь, накрыться с головой одеялом и ни о чем, ни о чем не думать.
  
  Думать, однако, было необходимо.
  
  Кто и почему хотел меня убить? Кому я перешел дорогу? Неужто Тонин убийца? Но это же невероятно! Как он мог узнать, что мне поручено расследование? Ведь мы говорили с "монахом" с глазу на глаз. Хотя нет, там была Ольга Петровна, она слышала.
  
  Я попытался представить себе, как утонченная Олечка Мороз заносит над Тоней огромную дубину и, со свистом рассекая воздух, опускает ее на бедную теткину голову... Нет, невероятно, совершенно невероятно. Ладно, попробуем подобраться с другой стороны.
  
  - По-моему, это был жигуль, - сказал я, обращаясь к Ленке. - Ты не заметила?
  
  - Я... я не знаю, - испуганно отозвалась та. - Я вообще в машинах плохо разбираюсь.
  
  - Водителя, конечно, тоже не разглядела?
  
  - Знаешь, у него лицо было чем-то замотано, я даже не поняла, мужчина это или женщина.
  
  - Ну, может, хоть номер запомнила? - с надеждой спросил я.
  
  Ленка виновато помотала головой.
  
  - А его не было.
  
  - Как, совсем?
  
  - Совсем.
  
  - Дело дрянь, - тяжко вздохнул я. - Ладно, поехали домой, твоя мать небось диву дается, куда мы с тобой подевались.
  
  Дома ждал еще один сюрприз. Нина Петровна, Ленкина родительница, сидела в кресле и, прижимая к глазам расписную салфеточку, рыдала навзрыд.
  
  - Что случилось? - хором спросили мы.
  
  Но Нина Петровна только тоненько всхлипнула и забормотала что-то нечленораздельное. Тут в прихожую ворвался Сенька, мой пятилетний отпрыск, и, уткнувшись белобрысой головкой в Ленкин шелковый подол, жалобно пискнул:
  - Мамочка, Васька умер!
  
  Ошеломленные новостью, мы поспешили в гостиную. Васька, громадный черный котяра, лежал на диване трупом и ни на что не реагировал.
  
  - Нина Петровна! - громовым голосом сказал я, - немедленно прекратите рыдать и расскажите нам, что же все-таки случилось.
  
  Теща подобрала платочком слезы, высморкалась, тяжело вздохнула и стала долго и нудно расписывать инцидент.
  
  В общем, как я понял из тещиного рассказа, любвеобильный кот на ночь глядя решил прошвырнуться по девочкам и ничтоже сумняшеся вышел на улицу через балкон. Возомнил себя архангелом Гавриилом и спрыгнул с пятого этажа, дурачок.
  
  Увидев Васькино бездыханное тело, Ленка тут же кинулась к бедному страдальцу, щедро полила животное слезами, исцеловала кошачью морду вдоль и поперек и принялась с ожесточением чесать коту заушины.
  
  Наблюдая эту трогательную сцену, я почувствовал уколы ревности: я только что чуть не стал жертвой маньяка или убийцы, а супруга, вместо того чтобы утешать мужа, лобзает дохлого кота!
  
  - Предпочитаете мертвечинку, мадам? - с нескрываемым сарказмом поинтересовался я. - Некрофилия нынче в моде?
  
  Супруга не отвечала. Похоже, она даже не расслышала вопроса. Сенька подошел к дивану и уставился на мать с видом ученого-бихейвиориста, обнаружившего редкий образчик экзотической фауны.
  
  - А меня кто за ушком почешет? - обиженно пропищал он.
  
  - А ты помяукай, - посоветовал я сыну.
  
  - Гав! Гав! - завистливо пролаяла толстозадая овчарка Дэнди, кося на "мамочку" ревнивым глазом.
  
  - Тоже из окна сигануть, что ли, - задумчиво пробормотал я. - Может, и мне перепадет "пара поцелуев принцессы"?
  
  Не удостоив меня ответом, Ленка продолжала оплакивать незадачливого ловеласа из семейства кошачьих. Я испустил тяжкий вздох: похоже, только в гробу я смогу рассчитывать на полный набор супружеских ласк.
  
  
  
  Глава 4
  
  Наутро я проснулся поздно. Ленка с Сенькой уже ушли. Как ни странно, Васька был в полном порядке. Он расхаживал по квартире, как по подиуму, и демонстрировал направо и налево свой великолепный хвост - черный, пушистый, огромный.
  
  Я умилился и кинул воскресшему котику вареную рыбку. Дэнди немедленно сунул в кошачью миску свой нос, вероятно решив, что после падения "больному" следует поберечь печень. Злобно зашипев, кот треснул мародера лапой по носу, на котором тут же выступила обильная кровавая роса. Дэнди заскулил и обиженно уполз в дальний угол. Лениво потыкавшись мордой в рыбу, кот брезгливо поморщился и недоуменно уставился на меня: дескать, мне что, предлагается есть оскверненную собакой пищу?
  
  Я безразлично пожал плечами.
  
  - Не хочешь - не жри, мне-то что?
  
  Возмущенно мяукнув, котяра вспрыгнул на подоконник и принялся умываться. Всем своим видом он недвусмысленно давал понять: хоть насмерть голодом заморите, а достоинства своего не уроню и все ваши каверзы встречу с чистой мордой!
  
  Я не спеша и со вкусом позавтракал сырниками со сметаной, вымыл посуду и сел на телефон. Не прошло и часа, как все три свиданки - с тети Тониными подружками и сестрицей Катей - были назначены. До первой встречи оставалось еще четыре часа, и со спокойной совестью я выудил с полки первый попавшийся детектив и завалился с ногами на диван. Эх, до чего же хорошо не ходить на службу!
  
  В три часа с работы пришла Ленка. От самого порога супруга заорала:
  - Ты дома?
  
  - Ну?
  
  - Ох, ну и консультация у меня сегодня вышла!
  
  Работая врачом-гинекологом в женской консультации, Ленка частенько приносит домой смешные историйки - пациентки, действительно, иной раз попадаются прелюбопытные.
  
  - Ну так вот, - задыхаясь от смеха, тараторила докторша. - Приходит нынче одна дама - вся из себя такая навороченная, держится надменно. Ну, осмотрела я ее, выписала пару рецептов - все, адью, не задерживай процесс! Нет, смотрю, дамочка что-то мнется, уходить не желает.
  
  - Что-нибудь еще? - сочувственно интересуется доктор.
  
  - Да, доктор, - смущенно бормочет дама. - Напишите мне, пожалуйста, справку.
  
  - Какую справку?
  
  Дама густо краснеет, опускает глаза и едва слышно шепчет:
  - Что мне противопоказан оральный секс.
  
  - Что за чушь! - смеется доктор. - Почему Вы решили, что он Вам противопоказан?
  
  - У меня от него кариес.
  
  - Да что Вы говорите? - возмущается доктор. - От орального секса кариес? Это же нонсенс, чушь!
  
  - Никакой не нонсенс, - настаивает дама, она почти сердится. - Каждый раз наутро встаю с новой дыркой в зубах!
  
  Я весело рассмеялся.
  
  - Ну и что, написала ты ей заключение?
  
  - Да ты что, с дуба рухнул? - Ленка посмотрела на меня удивленно и с важностью прибавила: - Из-за всяких дураков репутацию портить? Ни за что.
  
  - Что же ты ей посоветовала?
  
  - Я посоветовала ей обратиться к дантисту, кариес - это по его части.
  
  ***
  
  - Можно?
  
  Я перешагнул через порог, мельком оглядел просторную, выдержанную в светлых тонах прихожую и остановил свой взгляд на миловидном личике хозяйки дома.
  
  Надо сказать, что для своих пятидесяти лет Ольга Петровна Мороз выглядела весьма и весьма недурно: гладкое, ухоженное лицо, тщательно подстриженные рыжие волосы, искусно подведенные голубые глаза, ярко накрашенные губы, стройная фигура, модный костюм - такая еще вполне способна вскружить голову мужикам, определенного возраста, конечно.
  
  Однако в данный момент меня интересовали отнюдь не молодость и красота хозяйки - я смотрел в ее глаза и думал: "Она единственная слышала, как "монах" поручил мне расследование тети Тониного убийства. Не-ужели это она была в той машине, после поминок? Неужели эта милая и доброжелательная с виду женщина могла убить свою лучшую подругу?"
  
  Я буквально впился в глаза своей визави, однако та и глазом не моргнула. Спокойно выдержав мой взгляд, Ольга Петровна пригласила:
  - Проходите в гостиную, обувь можете не снимать.
  
  Через минуту, устроившись в громадном, аляповатом и совершенно неудобном плюшевом кресле, я приступил к допросу.
  
  - Насколько я понял, с Антониной Андреевной Вы были в близких отношениях?
  
  - Тоня была моей лучшей подругой.
  
  - И давно?
  
  - Давно, еще со школы.
  
  - Часто Вы с ней общались?
  
  - Раз в неделю.
  
  - По средам? - с нажимом спросил я и снова впился взглядом в Ольгины голубые глаза.
  
  - Ну да, по средам, - недоуменно повела плечом Ольга Петровна. - А что?
  
  - И чем вы занимались до часу ночи, если не секрет?
  
  - Массаж друг другу делали, йожились...
  
  - Ёжились? - удивленно переспросил я. - От холода, что ли?
  
  Ольга Петровна засмеялась.
  
  - Йожатся не от холода, а от Хатха Йоги, - просветила она меня. - Слыхали про такую?
  
  Я кивнул.
  
  - До часу ночи занимались йогой? - уточнил я.
  
  - Конечно, нет, - сказала Ольга Петровна. - Йожились мы от силы час-два. А до часу ночи чаи гоняли, болтали, ящик смотрели.
  
  - А как на эти вечеринки смотрел Ваш муж?
  
  - У меня нет мужа, - быстро сказала Ольга Петровна. Мы развелись, восемь месяцев назад.
  
  - А дети?
  
  - Дети? - усмехнулась дама. - Дети мои давным-давно разбежались, живут на вольных хлебах.
  
  - Так Вы одна живете?
  
  - Ну да.
  
  - Хорошо устроились, однако! - не удержался я, окидывая роскошную гостиную завистливым взглядом.
  
  - Да, неплохо, - насмешливо отвечала хозяйка. - Еще вопросы?
  
  - В ту, последнюю, среду вы тоже были вместе?
  
  - В ту, последнюю, среду, - с легкой грустью отозвалась Ольга Петровна, - мы, как обычно, собирались пойти в бассейн...
  
  - Какой бассейн? Кто тренер? - перебил я.
  
  - Бассейн ЦСКА, без тренера, по абонементу.
  
  - Продолжайте.
  
  - Ну так вот, Тоня в бассейн не пришла. В тот день я ее вообще не видела.
  
  - Вот как? Ну а чем Вы сами занимались в тот вечер?
  
  - Какое время Вас интересует? - быстро спросила Ольга.
  
  - От часу до двух ночи.
  
  - О, - хозяйка слегка смутилась, ее бледно-розовые щечки заиграли ярким румянцем. - От часу до двух ночи я спала.
  
  - Где?
  
  - В своей постели.
  
  - Кто-то может это подтвердить?
  
   Ольга Петровна порозовела еще больше.
  
  - Никто.
  
  Я задумчиво подвигал бровями. М-да, интересная, однако, рисуется история. Алиби нет, зато мотив налицо: одинокая, свежеразведенная дамочка убивает подругу, чтобы заполучить ее мужа. Да-с, обыкновенная женская разборка. Мне вспомнилось, как все три дня, что шла подготовка к похоронам и поминкам, Ольга сидела с "монахом" в обнимку, что-то все шептала старику на ушко и даже целовала, правда в щеку. Конечно, у человека горе и все такое, тем не менее эти двое уж очень напоминали парочку влюбленных голубков. Ладно, продолжим.
  
  - Вы знали, что у Антонины Андреевны был любовник? - спросил я и глупо покраснел.
  
  - Знала.
  
  - Кто он?
  
  Хозяйка как-то невесело покачала головой:
  
  - Тоня никогда ничего про него не рассказывала.
  
  - Где они встречались?
  
  - Кажется, у него, впрочем, не знаю.
  
  Я на минуту задумался и вдруг выпалил:
  - Как же она дошла до жизни такой - мужу изменила?
  
  - Послушайте, - Ольга Петровна одарила меня укоризненным, отчасти даже неприветливым взглядом. - Тоню не троньте, - сказала она сурово. - Тоня - ангел. И если уж она завела любовника, значит, на то были очень и очень веские причины. Можете мне поверить.
  
  - Он ее бросил?
  
  - С чего Вы взяли?
  
  - Муж сказал.
  
  Ольга Петровна широко раскрыла глаза.
  
  - Кеша знал?! - в ужасе вскричала она.
  
  - Догадывался.
  
  - Ах, Боже мой! - воскликнула дама и несколько театрально прижала руки к вискам.
  
  - Так он ее бросил? - повторил я вопрос.
  
  - Точно не знаю, - задумчиво протянула женщина. - В том что Тоня переживала какую-то личную драму, я не сомневаюсь. Но что там у нее случилось конкретно, я не знаю - Тоня не захотела обсуждать эту тему.
  
  - Что Вы знаете о тети Тонином любовнике? Припомните все, что она о нем говорила.
  
  Ольга Петровна безнадежно развела руками.
  
  - Да ничего практически, - виновато сказала она. - Знаю только, что Тоня безумно его любила.
  
  Безумно любила?! Ай да тетя! В ее-то годы!
  
  - А как же Иннокентий Иванович? - запальчиво вскричал я, обиженный за обманутого мужа.
  
  - Кешу она тоже любила, - поспешила успокоить меня Ольга Петровна. - Только это совершенно разные вещи. Если, конечно, Вы понимаете, что я имею в виду.
  
  Ни бельмеса я не понимал, что она имеет в виду.
  
  - Отчего у них не было детей? - поинтересовался я. - Тетя Тоня была бесплодна?
  
  - Тоня как раз была в порядке, - помотала головой Ольга Петровна. - Бесплоден был Кеша.
  
  - Почему не лечился?
  
  - Как же не лечился? - усмехнулась хозяйка. - Даже за границу ездил лечиться.
  
  - Не помогло?
  
  - Ничуть.
  
  - Бедная тетя, - с чувством сказал я.
  
  - И не говорите, - вздохнула Оленька и быстро отвернулась к окну. Я спросил:
  
  - Что она делала вечером в ту среду, не знаете?
  
  Оля покачала головой.
  
  - Нет. Мы должны были встретиться в бассейне, в семь. Тоня не пришла. Где она была и что делала, я не знаю. Еще вопросы?
  
  Я кивнул.
  
  - А что в ту среду делали Вы? После одиннадцати?
  
  Ольга уставила на меня свои проницательные серо-зеленые глаза.
  
  - Тоню не я убила, - медленно и раздельно проговорила она. - Доказать это я, к сожалению, не могу, но Тоню я не убивала.
  
  - Что Вы делали после одиннадцати? - сухо повторил я.
  
  - Я же сказала: в одиннадцать я легла спать. Проснулась утром.
  
  - В ту ночь Вы были одни?
  
  - Я же сказала: да, я была одна.
  
  - Плохо.
  
  - Что плохо? - взвилась Ольга.
  
  - Было бы лучше, если бы кто-нибудь смог подтвердить Ваши слова.
  
  - А подите Вы к черту! - взорвалась дамочка. - Говорю Вам: я ее не убивала. Не верите - Вам же хуже. Ищите свидетелей, добывайте улики, снимайте отпечатки, вынюхивайте следы... Пожалуйста! Только не забывайте о презумпции невиновности. Надеюсь, Вы знаете, что это такое?
  
  Я опешил. Чего я такого сказал? Чего психует? Вот уж воистину: если в какой-то момент баба не бьется в истерике, значит, отдыхает после предыдущей, а заодно и готовится к следующей. Очень верное замечание, жаль только, не помню автора.
  
  - Да ладно Вам! Чего в бутылку-то полезли? - примирительно сказал я. - Никто Вас не подозревает, ей-Богу. Лучше вот что скажите. Тоне кто-нибудь угрожал?
  
  - Вроде нет.
  
  - Может, на работе были неприятности?
  
  - Да нет как будто бы.
  
  - О врагах Тоня ничего не говорила? Боялась кого-нибудь?
  
  - Нет.
  
  - Ладно, благодарю за информацию.
  
  Попрощавшись довольно сухо, я покинул Олино гнездышко и спустился вниз.
  
  Следующей моей мишенью была Алена Баскова. Эта жила в Новогиреево, в занюханной панельной девятиэтажке. Квартира - точная копия моей: в коридоре двое не разойдутся, до потолка - рукой подать, одна комната проходная, две другие - запроходные (я их называю "заднепроходные"), санузел совмещенный. В общем, жуть и мрак.
  
  Под стать квартирке оказалась и хозяйка. Я мысленно сравнил ее с великолепной Оленькой и поразился: контраст неописуемый, просто невероятный. Возраст вроде один и тот же, а выглядят - как мама с дочкой. Ольга - подтянутая, стройная, спортивная, с гладким лицом и задорным взглядом. Эта же - квелая туша с тремя подбородками. Рожа кирпично-красная, вся в морщинах и складках, шеи нет и в помине, слоновьи ножищи украшены темно-синими узлами вен, дышит, как паровоз на подъеме, нос весь мокрый от пота... Не женщина, а фильм ужасов! В обществе подобных дамочек находиться долго я не могу. Чисто физически. Через пять минут возникает непреодолимое желание "наблевать графине в колени", по примеру незабвенного Швейка или кто там у них практиковался в этом милом занятии, в бессмертном творении Ярослава Гашека.
  
  Так что с Аленой особо миндальничать я не стал.
  
  - С Тоней часто виделись?
  
  - Один - два раза в месяц.
  
  - Что делали?
  
  - В театры ходили. На концерты. На выставки.
  
  В театр ходили?! Ну надо же! И где же она, интересно, сидела, с такими-то габаритами? Небось на трех ручках от двух кресел сразу. Я продолжал допрос:
  
  - У Тони был любовник. Что-нибудь слышали о нем?
  
  - Нет.
  
  - Когда встречались последний раз?
  
  - Месяц назад. Между майскими праздниками.
  
  - В среду, 10 июня, что делали после одиннадцати?
  
  - Утром?
  
  - Вечером.
  
  - Я каждый день в десять спать ложусь.
  
  - Одна?
  
  - Да нет, почему? С мужем.
  
  - Кто-нибудь еще дома был?
  
  - Дочка с мужем.
  
  - Тоня о себе рассказывала?
  
  - Да не особенно.
  
  - Боялась кого-нибудь?
  
  - Ничего такого не помню.
  
  - Ничего странного за ней не замечали?
  
  - Да я с ней виделась раз в год по обещанью. Какие уж тут наблюдения?
  
  - Ладно.
  
  Я в темпе распрощался с хозяйкой и с облегчением выбрался на лестницу. Три часа, считай, коту под хвост ушли. Ничего-то она не знает, ничего не помнит, ничего не видела, ничего не слышала. Впрочем, эту бегемотоподобную дамочку я с трудом представлял себе в роли Тониной убийцы.
  
  Домой я прикатил аккурат к ужину. Давали тушеную капусту с печеными сосисками. Не знаю, почему, но Ленка моя терпеть не может сосиски вареные. Ну, мне-то более или менее все равно, хоть сырые, лишь бы побольше. Пачку сосисок могу сожрать и глазом не моргну. Но Ленка жратву нормирует и больше четырех не разрешает. Здесь тебе, говорит, не шведский стол, чтобы сосиски пачками хавать. Жадина.
  
  Я подмигнул Семену, который с самым несчастным видом вяло ковырялся в тарелке.
  
  - Что, ковбой, не вкусно, что ли?
  
  - Да нет, вкусно, - с грустью отозвалось дитя, - просто нет аппетита.
  
  - Конфеты перед ужином ел? - строго спросил я.
  
  Сенька кивнул. Я сердито посмотрел на Ленку. Та удивленно вскинула брови.
  
  - А я причем? Я не давала.
  
  - Так. - Я положил ладони на стол и сделал грозное лицо. - Откуда конфеты?
  
  - Купил, - побелевшими губами прошелестел мальчишка.
  
  Час от часу не легче!
  
  - Зачем ты дала ему деньги? - накинулся я на мамочку.
  
  - Я не давала ему деньги! - вспылила та.
  
  - Где ты взял деньги? - продолжал я пытать сынишку.
  
  - Дали.
  
  - Кто дал?
  
  - Тетенька, - неохотно сообщил Сенька и с нескрываемой обидой прибавил: - Она добрая, не то что вы с мамой.
  
  Оказывается, пока Ленка стояла в очереди за хлебом, предприимчивый пацаненок подсуетился и, выклянчив у какой-то сердобольной дамочки несколько монеток, купил себе горсточку вожделенных карамелек.
  
  - И часто ты так делаешь? - спросил я сердито.
  
  - Не-а, - отозвался Семен, хлопая невинными глазенками. - Только когда мы с мамой ходим в булочную.
  
  Мы с Ленкой переглянулись и совсем непедагогично расхохотались.
  
  - Не хочу есть, - жалобно заныл Семен.
  
  - Ладно уж, иди, - махнула рукой мать.
  
  Она подтолкнула ногой собачью миску с явным намерением свалить в нее остатки Сенькиного ужина. На звук стремглав примчался Дэнди и вытянул свой жадный нос в сторону источающей ароматы тарелки.
  
  - Не смей этого делать! - заорал я. - Псина на диете, ты что, забыла?
  
  - Да помню я, помню, - слабо отмахнулась супруга. - Только куда мне эти объедки девать?
  
  - Ты спятила, - продолжал я пилить жену. - Ты только посмотри на его задницу - скоро в дверь проходить не сможет.
  
  - Да я-то что могу поделать? - беспомощно развела руками Ленка. - Кормлю строго по часам, даю четверть нормы. Ума не приложу, отчего эта псина толстеет. Может, у него нарушен обмен веществ?
  
  С собакой с недавних пор, действительно, творится что-то неладное. Месяца два назад стали мы замечать, что пес начал резко прибавлять в весе. Ну, натурально, посадили животное на диету: в день даем четыре горсточки каши да два кусочка мяса. Проходит месяц - толку нет. Собака упорно продолжает толстеть. Ничего не понимаем. Рацион вроде крошечный, болонка и та не насытится, а тут овчарка. Да любая нормальная овчарка на таком пайке давно бы копыта откинула, а эта, наоборот, поправляется. Причем, толстеет как ненормальная, не по дням, а по часам. Ну, мы сначала подумали, может, с голодухи псина пухнет? Но потом глядим, нет: морда сытая, довольная, шерсть лоснится, будто маслом намазана, брюхо по полу волочится - какая уж тут голодуха?
  
  Повели кобеля к врачу. Тот только руками разводит: перекармливаете, говорит, сокращайте рацион. А куда его еще сокращать, скажите на милость, когда он и так почти нулевой?
  
  Побазарили мы, конечно, с этим костоправом, да так и ушли несолоно хлебавши. И что теперь делать, ума не приложу. Слышал я, есть такие клиники, где обжористых дамочек от ожирения лечат. Но только возьмут ли туда нашу псину и главное - во сколько это обойдется?
  
  
  
  Глава 5
  
  С Тониной сестрой я смог встретиться только на следующий день, ближе к вечеру. Как и следовало ожидать, Сазонов с Пироговым, которых "монах" приставил к моему заказу, очень скоро запросили пардону. Пришлось с утречка пораньше тащиться в контору и разжевывать полудуркам задачу.
  Потрясающее невежество. А еще МИВТ кончали! Впрочем, я всегда презирал этот так называемый "университет". Нынче у нас всякий занюханный институтишко рядится в университетские, если не в академические, одежды. Уже полстраны с "университетским" образованием ходит, а живем все хуже и хуже.
  
  Катя встретила меня хмурым взглядом типичной советской женщины - добытчицы-домохозяйки. Тетя провела меня в обшарпанную шестиметровую кухоньку и усадила на колченогий табурет.
  
  - Если можно, давайте побыстрее, - попросила она безнадежно уставшим голосом. - Только что с работы примчалась, - виновато пояснила она. - Ужин не готов, посуды полна раковина, в квартире грязь... Хорошо, хоть в магазин сходили, паразиты. - Она метнула в стенку неодобрительный взгляд. - Остальное все на мне: готовка, стирка, уборка, глажка... Как мне это все осточертело! - Ее несвежее лицо скривилось в гримасе отвращения.
  
  Я оглядел хозяйку внимательным взглядом. Худая, почти тощая, лицо помятое, щеки впалые, бледные, глаза недоверчивые, колючие, под глазами - мешки. Одета неряшливо, волосы плачут по парикмахеру. "Замучена работой и хозяйством, - поставил я диагноз. - Муж не любит".
  
  Я подумал: "Как странно! Она ведь родная сестра Тоне. Отчего же я ее не помню совсем? Вот Тоню помню отлично - видел и на родительской серебряной, и на других семейных попойках. А вот Катю, хоть убей, не помню. То ли не приглашали ее, то ли со мной не знакомили".
  
  Я предложил:
  - Мне жаль отнимать Ваше драгоценное время. Может, Вы будете готовить ужин и одновременно отвечать на мои вопросы?
  
  Хозяйка кивнула и заметалась между плитой, раковиной и холодильником.
  
  - Расскажите о Вашей семье, - попросил я.
  - Да чего рассказывать, - неохотно проговорила Катя. - Родились мы с Тоней в Москве, жили на Войковской, на проезде Титова, в старом-престаром доме с кирпичной оградой, может, знаете. Отец работал редактором, был не последним человеком в "Труде", мать директорствовала в авиационном техникуме. В двадцать Тоня выскочила замуж, ушла жить к мужу. Потом и я вышла замуж. Потом умер отец. Теперь вот мать. И Тоня.
  
  Катя пожала плечами, как будто говоря: "Ну что Вам еще рассказать?"
  
  - Отчего умерла ваша мама?
  
  - Сердце остановилось. Слава Богу, ей было семьдесят пять лет.
  
  - Когда она умерла?
  
  - 25 мая.
  
  - А отец умер давно?
  
  - Десять лет назад.
  
  - Мама жила с Вами?
  
  - Нет, мы жили отдельно.
  
  - Значит, мама жила одна?
  
  - Не совсем. С ней жила наша бывшая домработница.
  
  - Вы держали домработницу?
  
  - Да. Родители хорошо зарабатывали.
  
  - А Вы?
  
  - Что я? - переспросила Катя.
  
  - Кем работаете? - уточнил я.
  
  - Преподаю английский.
  
  - Наверное, большая частная практика?
  
  - Нет, - сердито сказала Катя. - Живу на зарплату.
  
  Я почел за лучшее сменить тему:
  - А муж Ваш чем занимается?
  
  - Виктор - рекламный агент.
  
  - С Тоней Вы были в хороших отношениях?
  
  - Да.
  
  - Она с Вами была откровенна?
  
  - Ну, когда как.
  
  - Вы знали, что у нее был любовник?
  
  - Разумеется, - небрежно обронила хозяйка.
  
  - Кто он?
  
  - Не знаю. В подробности меня не посвящали.
  
  - Имя любовника не называлось?
  
  - Что-то не припомню.
  
  - По слухам, последние недели три у Тони были большие неприятности. Вы не в курсе?
  
  Катя нахмурилась.
  
  - Да, - подтвердила она, - последнее время Тоня была какая-то грустная. Может, из-за матери? - предположила она.
  
  Я с сомнением покачал головой.
  
  - Сама она ничего про это не говорила?
  
  - Да нет, - протянула Катя. - Может, муж узнал про любовника?
  
  Я пожал плечами.
  
  - Может, он ее и убил? Из ревности, - развивала свою гипотезу доморощенная "мисс Марпл".
  
  Я вперил взгляд в свисающие с полки сальные клочья пыли и как бы между прочим спросил:
  
  - А в среду, 10 июня, после одиннадцати вечера... вы где были?
  
  Катя неопределенно пожала плечами:
  - Дома, наверное. Где же еще?
  
  - Откуда мне знать? - усмехнулся я.
  
  - Хотя нет, постойте. - Дама наморщила лоб и сжала виски руками. - По средам мы ездим на дачу, поливаем огурцы. В тот раз мы вернулись поздно, наверное, в час ночи.
  
  - Неужели? - поразился я. - Что же вы делали на даче в такую поздноту?
  
  - Да ничего. У Вика посреди дороги полетело колесо, пришлось менять.
  
  - Где у вас дача?
  
  - "Луговая". По Савеловскому направлению.
  
  Я замолчал. Что бы еще такое спросить?
  
  - Дети у вас есть?
  
  - Дочь.
  
  - Сколько ей?
  
  - Девятый класс.
  
  Разговор иссяк. Я сидел молча, подперев голову рукой.
  
  - Вик! Лиза! - прокричала Катя. - Ужинать! - Повернувшись ко мне, хмуро предложила: - Ужинать с нами будете?
  
  Я поблагодарил и откланялся. Ужинать предпочитаю дома, в обществе жен, детей, кошек и собак. Правда, пока что у меня каждой твари даже не по паре, а всего лишь по штуке. Ну да ничего, Бог даст - разживемся.
  
  Я завел мотор и рванул к себе на Щукинскую. Нынче Ленка во вторую смену, так что Семена забирать мне. Я глянул на часы: без двадцати пяти семь. Надо рвать когти, иначе воспиталка опять собаку спустит. Впрочем, ее понять тоже можно: официально сад работает до семи, а за сверхурочные ей, понятное дело, никто не платит.
  
  Я влетел в группу в пять минут восьмого. Зинаида Ивановна, полная дама с белокурыми волосами и крупными чертами лица, сидела за столом и с отрешенным видом пожирала глазами какое-то бульварное чтиво. Меня она даже не заметила. Сенька с несчастным видом перебирал в углу кубики.
  
  Кивнув на ходу застывшей, как статуя, воспитательнице, я схватил парня за руку и потащил на выход.
  
  - Чего так долго? - недовольно проворчал отпрыск. - Всех давным-давно разобрали, один я остался.
  
  - Ничего не поделаешь, - вздохнул я, - работа.
  
  Мы забрались в машину и я потихоньку порулил к дому.
  
  - Как прошел день? - поинтересовался я у сынишки.
  
  - Да ничего, - отвечал тот. - Только знаешь, па, на завтра мне нужен полиэтиленовый пакет. Как думаешь, мама даст?
  
  - Конечно, даст, - уверенно сказал я. - Только зачем?
  
  - Кашу складывать.
  
  - Не понял. Какую кашу?
  
  - Овсянку.
  
  Я вздохнул и терпеливо осведомился:
  - Зачем овсянку складывать в мешок? Может, лучше съесть?
  
  - Ее нельзя есть.
  
  - Что, такая невкусная? - Я сочувственно поцокал языком.
  
  - Гадость, - подтвердил Сеня.
  
  - Ну так не ешь, - посоветовал я. - В мешок-то зачем перекладывать?
  
  - Воспиталка говорит: "Кто кашу не съест, вывалю за шиворот".
  
  - Кто говорит? - изумился я. - Зинаида Ивановна?
  
  Такая милая дама, ни за что не поверю, что она могла такое сказать.
  
  - Нет, не она, - отвечал Сенька. - Эта добрая, эта разрешает не есть. - Мальчик тяжело вздохнул и с видимым отвращением прибавил: - Завтра будет эта противная Баба Яга...
  
  - Что еще за Баба Яга?
  
  - Ну, Марина Петровна, мы ее "Бабой Ягой" зовем.
  
  - И что, заставит есть кашу?
  
  - Заставит, - уныло подтвердил сын. - Петрова хитрая, - завистливо прибавил он, - в мешок все переложит, в карман спрячет, потом выбросит. А мы сидим давимся.
  
  Я улыбнулся.
  
  - Знаешь что, - предложил я, - давай мы лучше вот что сделаем. Позавтракаешь дома, а в садик пойдешь попозже. Идет?
  
  - Идет, - обрадовался сын.
  
  Он развеселился и до самого дома мурлыкал песенку про храбрых зайцев.
  
  За ужином Ленка, как всегда, забавляла публику, то есть меня, рассказами о своих пациентках.
  
  - Нынче такая хохма вышла, - давясь салатом, расписывала супруга. - Заходит, значит, девушка, вся из себя такая невинная: кофточка закрытая, очки самые простые, брюки старомодные, на затылке - шиш. "Сколько Вам лет?" - "Двадцать". - "Половой жизнью живете?" - "Нет". - "Хорошо. Идите за ширму, раздевайтесь, садитесь на кресло". Ну, руки помыла, перчатки надела, подхожу к креслу... Батюшки светы! Сидит моя красавица на кресле, да как сидит! Ноги спустила вниз, на ступеньки, а локти разложила на подколенниках, да так удобненько: еще и голову ладошкой подпирает. И вот что интересно: кофточку сняла, а штаны почему-то не стала. Я как эту "сестрицу Аленушку" увидела, сразу пополам согнулась, еле успела в коридор выскочить. Отсмеялась, позвала Машу с Таней. Машка девчонку со всех сторон обсмотрела, хитренько так подмигнула да и говорит: "Случай неординарный, думаю, надо созвать консилиум". И шасть за дверь. Через пять минут возвращается и целую толпу за собой ведет. Ну, стали они всей гурьбой хоровод вокруг кресла водить. В глаза девчонке заглядывают, головами покачивают: "Да, это клиника!" Девушка, бедная, перепугалась насмерть. Побелела, губы трясутся. Помогите, кричит, умоляю! Все отдам, только вылечите! Господи, ну и умора! На работу хожу, точно в цирк.
  
  После ужина я взял Дэнди и отправился на улицу. Устроившись на свободной скамейке, я принялся подводить итоги. Итогов как таковых, в сущности, не было. С мужем я поговорил, с подругами поговорил, с сестрой поговорил. И что же я выяснил? Был любовник, была какая-то драма. Но кто этот таинственный возлюбленный и что за драма - никто мне сказать толком не смог. Вот если бы отыскать да порасспросить этого дон Жуана... Да только как мне его найти, если ни сестра, ни ближайшая подруга ничего о нем не знают?
  
  Стало прохладно. Я запахнул поплотнее ветровку и, подозвав собаку, двинулся к дому.
  
  Когда я вытаскивал из кармана ключи, на пол вывалилась какая-то бумажка. Я поднял листок. На бумажке был нацарапан номер - Х 999 ам. Рядом красовалась приписка: 38 км.
  
  Я вспомнил. Это было 6-го мая. Я возвращался из гостей. На 38-м километре Ленинградского шоссе я нашел труп женщины и пустой вольвешник. Помню, милиция тогда чуть до белой горячки меня не довела своими идиотскими допросами.
  
  Я сунул бумажку обратно в карман и шагнул через порог.
  
  - Милый, - послышался из спальни Ленкин томный голосок. - Давай скорее, не томи душу!
  
  "А, - ухмыльнулся я, набирая воду в собачий таз, - вот где у нее, оказывается, душа-то обретается! А я-то думал..."
  
  - Иди сюда! - велел я псу и сунул собачьи ноги в таз с водой. Дэнди тут же вытащил лапы, и добрая половина грязноватой жидкости перекочевала на пол. - Да что ж ты делаешь, дурная голова! - заорал я и снова пихнул песьи ноги в таз. Дэнди незамедлительно выдернул конечности, уселся на необъятную задницу и показал мне свой длинный язык.
  
  - Сам дурак, - огрызнулся я. - Не хочешь - не надо, обезьяна вонючая. Брысь отсюда!
  
  Собака охотно выполнила приказ; я слил мутный осадок в унитаз и задумчиво побрел в спальню.
  
  В койке меня встретили с невероятной нежностью. Но несмотря на все дамские уловки и ухищрения, настроиться на нужный лад мне так и не удалось. Мысли упорно сворачивали на убийство Тони и той, другой, женщины. Убийства были похожи, как близнецы-братья: и той и другой проломили череп тяжелым предметом, и ту и другую сброрсили в придорожную канаву; обе дамы были убиты на 38-ом километре Ленинградского шоссе, убиты ночью; и та и другая прибыли на место своей казни на собственной машине. Да и сами машины, кстати, были совершенно одинаковы, обе - новенькие ярко-красные вольвешники. Было, правда, одно маленькое "но": в отличие от той, первой, покойницы, с Тони сняли все драгоценности и унесли сумочку. Но это было вполне объяснимо - кто-то из проезжавших мимо водителей решил поживиться, всего и делов. Ту, безымянную, дамочку первым обнаружил я, потому и сокровища остались целы. С Тоней, видимо, вышло немножко иначе.
  
  В общем, вывод напрашивался сам собой: надо разыскать ту, первую, покойницу, точнее ее родственников, и попробовать покопать там.
  
  "Заметано!" - сказал я сам себе и в тот же миг на меня снизошла благодать Божия. В голове прояснилось, настроение резко подскочило вверх, и трезвый, холодный сыщик враз превратился в любвеобильного самца.
  
  - Ленк, ты чего, спишь, что ли? - я пихнул сладко посапывающую супругу в бок. - А как же я?
  
  - Чего тебе? - Ленка приподняла голову и вытаращила на меня сонные, осоловелые глазищи.
  
  - Как это чего? - оскорбился я, выпутывая супругу из дурацкой батистовой сорочки.
  
  - О Боже! - взвыла благоверная не своим голосом. - Да ты издеваешься, что ли? Я тут битый час твой сушеный банан ставила, и ни в одном глазу! А теперь извольте: я сплю, а ему приспичило!
  
  - Ладно, ладно, не бухти, - миролюбиво сказал я. - Неисповедимы пути Господни. Вот кабы ты Библию читала, пустая твоя голова, - поучал я женушку между охами да вздохами, - так знала бы, что без Его воли и ведома волос на голове и то не может ни упасть, ни подняться - не то что член... И неужели ж ты, дипломированный врач-гинеколог, - продолжал я укорять супружницу, - не понимаешь, какую неоценимую пользу приносит тебе сей примитивный процесс? Не говоря уже об удовольствии? А? Не понимаешь? Нет?
  
  - Да!.. Да!.. Да!.. Да!.. Да!.. - мучительно-надрывно принялась выкрикивать Ленка.
  
  - А, - обрадовался я. - Значит, все-таки понимаешь! Вот и умница!
  
  
  
  Глава 6
  
  На следующий день, к обеду, я уже знал имя хозяйки ярко-красного вольво за номером Х 999 ам. То была Верескова Марина Сергеевна, потомственная москвичка, 56-го года рождения.
  
  С утреца я позвонил "монаху" и попросил об одолжении. Я знал, что у того широчайший круг друзей и знакомых, и надеялся, что среди них отыщется хотя бы один гаишник, или, по-современному, гибэдэдэшник. Так оно и оказалось. В общем, к обеду я располагал всей необходимой информацией.
  
  Семейство Вересковых обреталось в шикарнейшем бараке на Ленинском. Признаюсь, таких домов я сроду не видывал: огромный замкнутый круг, наподобие старинной крепости, с десятью или двенадцатью сводчатыми арками и совершенно невообразимым количеством подъездов. Слава Богу, первый подъезд отыскался довольно быстро.
  
  Квартира Вересковых поразила меня своим убранством. Клянусь, такой роскоши и такого великолепия я не встречал даже в домах американских миллионеров. Раздвижные двери, эркеры, арки, зеркальные потолки, полы с подогревом, обитые бархатом стены, шикарные гарнитуры, встроенная мебель... Все самое современное и, судя по всему, баснословно дорогое.
  
  Маринин муж, точнее вдовец, принял меня довольно любезно.
  
  - Иван Холоднов, - представился я и продемонстрировал ему свою лицензию.
  
  - А я - Игорь Петрович, - шаркнул ножкой хозяин. - Вы, наверное, по делу об убийстве Марины?
  
  - Угадали, - ответил я и оглядел его с головы до ног.
  
  Игорь Петрович был очень внушительным человеком - и по комплекции, и по духу. Высокого роста, широкоплечий, с массивной седеющей головой, орлиным носом и спокойным, уверенным взглядом больших темно-серых глаз.
  
  Разговор мы продолжили в шикарной гостиной, утопая в огромных мягких плюшевых креслах.
  
  - Знаете, Иван, - начал Игорь Петрович, - скажу Вам откровенно: в успех официального расследования я не верю. За полтора месяца милиция не сделала ровным счетом ничего. Я как раз подумывал о том, чтобы нанять частного сыщика. Но раз Вы занимаетесь этим делом, почему бы мне не нанять Вас?
  
  Я молча пожал плечами.
  
  - Если Вы отыщете Маришкину убийцу, - продолжал он, глядя мне прямо в глаза, - я заплачу Вам пять тысяч долларов.
  
  Пять косых! Неплохой гонорар для нищей России. Хотя как сказать: судя по квартирке, не такой уж он запредельно нищий гражданин, этот Игорь Петрович Вересков.
  
  Выдержав для приличия минутную паузу, я спокойно ответил:
  - Я согласен.
  
  Я достал из кармана блокнотик, пододвинул поближе инкрустированный журнальный столик и приступил к опросу свидетеля.
  
  - Будьте любезны, расскажите мне о Марине, - попросил я.
  
  - Что именно?
  
  - Все.
  
  Игорь Петрович взъерошил свою седеющую шевелюру, вздохнул и начал свой рассказ:
  - С Маришкой мы прожили пятнадцать лет. Были, конечно, и ссоры, были неприятности, но в общем и целом прожили счастливо. Двоих детей воспитали; все, что от жизни хотели, - получили.
  
  Марина Сергеевна была в высшей степени образованной девушкой. Окончив романо-германское отделение филфака МГУ, она поступила в аспирантуру и после защиты диссертации была оставлена работать на кафедре. Работа преподавателя оплачивалась весьма посредственно, и Марина не гнушалась никакой халтуркой. Однажды ее приставили переводчицей к одному америкашке, приглашенному на фуршет в Институт США и Канады. Там она и встретила своего будущего мужа, молодого, подающего надежды секретаря-референта. Вспыхнул бурный роман, и через полгода со всей возможной помпезностью молодые люди сковали себя и друг друга узами законного брака.
  
  Поначалу супруги жили бедновато. Выручила Маринка - занялась репетиторством, причем активно. К тридцати пяти годам Мариша имела репутацию опытнейшего частного преподавателя английского языка. Клиентура плодилась и размножалась, денежный поток становился шире и полнее.
  
  Пришла перестройка, а вместе с ней - возможность перемен. Будучи человеком чрезвычайно умным, дальновидным и расчетливым, к тому же неплохим финансистом, - Игорь Петрович затеялся играть с государством в азартные игры. Точнее, даже не с государством, а с небезызвестными финансовыми пирамидами - "Чарой", "МММ" и иже с ними. В отличие от большинства своих сограждан, Игорь Петрович смотрел на вещи реально и научно и в правильный момент делал дяде ручкой. В результате он наварил весьма солидные бабки, что и позволило ему открыть собственное дело. Так Игорь Петрович стал директором "Парадиз-банка".
  
  Дела у мужа шли отлично, и Марина решила уйти на покой. Она оставила кафедру, отказалась от частной практики и с головой окунулась в домашние дела. Марина выбрала новые апартаменты, сделала в квартире перепланировку, организовала евроремонт, навела в гнездышке полную экибану и уют.
  
  Покончив с "шалашом", взялась за себя. Парикмахер, массажист, портной, экстрасенс, шейпинг, стретчинг, аэробика - дни были расписаны буквально по минутам. Вечера посвящались светско-культурным мероприятиям: выставки, театры, концерты, литературные вечера, приемы, фуршеты...
  
  Словом, дамочка оттягивалась по полной программе, справедливо вознаграждая себя за десятилетия нудной и бесконечной пахоты. И вот, как говорится, "средь шумного бала" - эта нелепая, невероятная, жуткая смерть.
  
  - Ужасно, ужасно, - сочувственно покивал я. - А когда это случилось?
  
  - В ночь с 6-го на 7-е мая.
  
  - Эксперты установили интервал?
  
  - От одиннадцати до двух ночи.
  
  От одиннадцати до двух! Сердце мое заколотилось в груди, как испуганная птица. Тоня умерла в этом же самом интервале! Еще одно совпадение?! Не слишком ли много совпадений?
  
  - Что она делала в тот день? Какие строила планы? - спросил я, изо всех сил стараясь скрыть охватившее меня волнение.
  
  - Как всегда по средам, собиралась ехать в женский клуб.
  
  - Что за клуб?
  
  - "Розовый бутон".
  
  - Где он находится? - Я до такой степени разволновался, что у меня дрожали руки.
  
  - К сожалению, этого я не знаю, - с грустью ответил Игорь.
  
  - Как? - выпалил я.
  
  - Так, - спокойно ответствовал вдовец. - Марина объяснила мне, что "Розовый бутон" - сугубо женское заведение, от мужчин таится и от посторонних свое местонахождение тщательно скрывает.
  
  - И Вы пустили это дело на самотек?
  
  - Я пытался, - понуро выдавил Игорь. - Наводил справки, зондировал Маришкиных подруг... Но так ничего и не узнал.
  
  - Следить не пытались?
  
  - Ну что Вы! - снисходительно улыбнулся хозяин. - Это не в моем стиле.
  
  "Ну и дурак, - подумал я злобно. - Лицо-то ты сохранил, а вот Маринку пришлось закопать. Будь я на твоем месте - обязательно подпустил бы супруге хвоста.
  
  - Расскажите мне об этом клубе все, что знаете, - попросил я.
  
  - Я же сказал: не знаю ровным счетом ничего.
  
  Я смешался. Совсем ничего? Не может этого быть!
  
  - Как долго она посещала этот клуб?
  
  - Месяца два.
  
  - Но она должна была об этом рассказывать, делиться впечатлениями...
  
  - Нет, - перебил Игорь. - Ни словом не обмолвилась. Ни разу.
  
  - Ну хорошо, - не сдавался я. - Как-то он на нее повлиял, этот клуб? В ее жизни что-нибудь изменилось?
  
  - О да! - саркастически рассмеялся Игорь. - Она похорошела. Помолодела лет этак на десять. Сразу. В одночасье. Ей было сорок два, а выглядела она не больше чем на тридцать. Ходила веселая, радостная, будто пьяная. Знаете, Иван, скажу Вам честно, - Игорь наклонился и понизил голос до полушепота, - я почти уверен, что никакого клуба с названием "Розовый бутон" в природе не существует.
  
  - Что? - непроизвольно отшатнулся я.
  
  - Да, да, да, - нетерпеливо зашептал хозяин. - Нет такого клуба, все это выдумка.
  
  - Но зачем? - вскричал я, заинтригованный всей этой таинственностью.
  
  - Да неужели Вы не понимаете? - досадливо поморщился Игорь.
  
  - Что?
  
  - Лю-бо-вник, - по слогам прошептал вдовец.
  
  - Что любовник? - вскричал я.
  
  - Т-с-с, - Игорь приложил палец к губам. - Тихо. Не надо, чтобы дочка слышала.
  
  - Ну так что - любовник? - с заговорщическим видом прошептал я.
  
  - Я думаю... я уверен, что на самом деле по средам Маришка ездила к любовнику, а клубом этим мифическим просто прикрывалась.
  
  В полном изумлении я раскрыл рот.
  
  - Вы ее подозревали и - не проследили?!
  
  - Господи, да зачем? - искренне удивился он. - Ну узнал бы адрес хахаля, дальше что? Скандал? Дуэль? Развод? Да кому это нужно? Мне? Нет, - он сердито покачал головой, - мне это не нужно. А дети? - вдруг взвился он. - Дети причем? Их-то за что наказывать?
  
  "Да, - подумал я, - либо я полный идиот, либо ни бельмеса не смыслю в этой дурацкой жизни".
  
  Внезапно Игорь всхлипнул и закрыл лицо руками.
  
  - Я любил ее, - с дрожью в голосе проговорил он. - И мне так нравилось видеть ее счастливой!
  
  Бедный! Мне было безумно жаль Игоря Петровича, но чем я мог ему помочь? Найти Маришкину убийцу? Да, конечно. Только не думаю, что от этого мужику стало бы намного легче жить.
  
  - Когда она уезжала в клуб и когда возвращалась? - спросил я.
  
  - Уезжала в шесть, а возвращалась около двух ночи.
  
  - Все ясно, - подытожил я. - Дайте мне адреса ближайших подруг. - Я пододвинул к Игорю ручку и блокнот.
  
  Тот черкнул пару строк и вернул блокнот обратно.
  
  - Ира Крамольникова, Аня Пилюгина и Валя Кольцова, - пояснил он. - Три самые близкие Маришкины подруги. Но даже они, - Игорь многозначительно поднял палец, - даже они ничего не знают про этот клуб.
  
  Я кивнул.
  
  - Последний вопрос: у нее были враги?
  
  - Да нет как будто бы.
  
  - Может, ей кто-нибудь угрожал?
  
  - Она ничего не говорила.
  
  - О"кей.
  
  Я поблагодарил хозяина и распрощался. В прихожей он торопливо сунул мне в руку пачку долларов.
  
  - Это задаток, - смущенно пробормотал он.
  
  Я благодарно кивнул и вышел за дверь.
  
  Оказавшись на тротуаре, я поглазел по сторонам и решил, что лучше выходить через вторую арку - так ближе к пятачку, на котором я припарковал свою тачку. Лишь только я об этом подумал, как некий твердый предмет пребольно ударил меня по темечку.
  
  Какого дьявола! - заорал я, потирая ушибленное место и обшаривая взглядом ближайшие балконы.
  
  Хулиган, точнее хулиганка, и не думала скрываться. Высунувшись из окна второго этажа, она таинственно вращала глазами и делала мне знаки зайти обратно в подъезд.
  
  Злобно поругиваясь и недоумевая, что бы это все значило, я подчинился. На площадке второго этажа меня поджидала девчонка лет этак тринадцати, в стильных джинсиках и абсолютно прозрачной блузочке, открыто демонстрировавшей вполне оформившиеся и архисоблазнительные холмики Венеры.
  
  - Что за шутки? - сходу налетел я на девицу.
  
  Не обращая ни малейшего внимания на мой хамский тон, девушка обеими руками ухватила меня за рубашку и медленно приблизила ко мне свое спокойное, слегка насмешливое лицо.
  
  - К Вашему сведению, - как бы нехотя процедила она, - Наташкину маму убили в том же самом месте и, похоже, той же самой дубинкой.
  
  - Что? - я схватил девчонку за плечи и хорошенько встряхнул. - Говори толком. Первое: кто ты такая?
  
  - Верескова Даша.
  
  - А, - стушевался я. - Прости. Мне очень жаль.
  
  - Да, мне тоже.
  
  Я прижал девчонку к себе и погладил по голове.
  
  - Ну, Дашенька, давай, - ласково сказал я. - Кто такая Наташка?
  
  - Моя лучшая подруга.
  
  - И что случилось с ее мамой?
  
  - Убили.
  
  - Что ты об этом знаешь?
  
  - Ее нашли утром 21-го мая на 38-ом километре Ленинградского шоссе. Чем-то тяжелым ударили по голове и бросили в кювет.
  
  - Рядом стояла ее машина, - подсказал я.
  
  - Совершенно верно, - подтвердила Даша, - новый красный вольво.
  
  - Ваши мамы были знакомы?
  
  - Конечно. Они были подругами.
  
  - Как звали Наташкину маму?
  
  - Валя Кольцова.
  
  - Постой, - растерялся я, - ты ничего не путаешь? - Я раскрыл блокнот и ткнул в него пальцем. - Твой папа назвал Валентину в числе Маришиных подруг. Он не говорил, что она мертва.
  
  - Папа сходит с ума, - с грустью констатировала Даша. - После маминой смерти он просто не воспринимает окружающий мир. Я говорила ему, что Валю убили. По-моему, он тут же об этом забыл.
  
  - Ну-ну, солнышко, не расстраивайся. - Я чмокнул девушку в темя. - Все образуется, вот увидишь.
  
  Внезапно мне в голову пришла светлая мысль.
  
  - Послушай, - смущенно сказал я, - мне неприятно спрашивать тебя об этом, но мне действительно важно это знать. - Я набрал в легкие побольше воздуха и выпалил: - Твой папа утверждает, что у твоей мамы был любовник. Это так?
  
  Даша кивнула.
  
  - Это было видно. В последние два месяца мама просто расцвела. Она выглядела так эффектно, что даже я ей завидовала.
  
  - Мама ничего тебе не рассказывала?
  
  - Нет. Конечно, нет.
  
  - Ты ее... осуждала?
  
  - Господи, за что? - изумилась Даша. - Если муж не удовлетворяет, что же ей было делать? - простодушно спросила она.
  
  Я ошалело почесал затылок. Ну и взгляды в этой семейке!
  
  - Почему ты думаешь, что он... - я запнулся.
  
  - Не удовлетворял мамулю? - пришла на помощь Даша. - Если бы он это делал, мама никогда не пошла бы на измену, - убежденно заявила она.
  
  - Ты что-нибудь слышала про клуб "Розовый бутон"?
  
  - Нет. А что это за клуб?
  
  Я пожал плечами.
  
  - Дамский клуб. Вроде твоя мама туда ходила.
  
  - Нет, - повторила Даша. - Ничего про это не знаю.
  
  - Ну, что ж, Дашунчик, - со вздохом сказал я, - спасибо за информацию.
  
  На прощанье расцеловав девчонку в обе щеки, я двинулся вниз по лестнице.
  
  
  Глава 7
  
  Я глянул на часы: семь. Время не слишком подходящее для официальных визитов. В этот тихий семейный час добропорядочные граждане уютно посиживают на мягких табуреточках, жуют котлетки домашнего приготовления, пивком заливают да в телевизор поглядывают. Одним словом, отдыхают после напряженного трудового денечка. А тут на тебе - незваный визитер, да еще по делу об убийстве.
  
  Н-да, нехорошо я, конечно, поступил, непорядочно, только очень уж он меня заинтриговал, этот третий труп. Точнее, не третий, а второй. Тоню-то ведь убили позже. Ну да: Марина Верескова погибла в среду, 6-го мая, Валя Кольцова - в среду, 20 мая, тетя Тоня - в среду, 10 июня. Все - по средам и все - на 38-ом километре Ленинградского шоссе.
  
  Кто-то упорно сваливает трупы на 38-м километре, подумал я. Прямо лобное место какое-то, этот несчастный километр, позорный столб, иначе не назовешь. И при этом, прошу заметить - только по средам!
  
  В общем, к господам Кольцовым я решил ехать незамедлительно. И, надо сказать, прибыл в самое неподходящее время: в мрачном молчании семейство поглощало домашний ужин. Узнав о цели моего визита, глава семьи молча провел меня на кухню и указал на свободный стул:
  
  - Садитесь. После ужина побеседуем.
  
  Я плюхнулся на мягкий итальянский стул и с любопытством огляделся. Кухня метров шестнадцать, не меньше. И откуда такие берутся? Глянул на окна и все понял: объединили две квартиры, сопряженные кухнями. Потрясающе! Во дают! На ходу подметки рвут.
  
  Я мельком оглядел трапезничающих. Помимо хозяина за большим дубовым столом расположились: смуглая красавица лет шестнадцати, франтоватый юноша примерно того же возраста и девчушка помоложе - Наташка, насколько я понял.
  
  Засим я осмотрел стол: нарезанная тонюсенько ветчина, шейка, карбонад, телячья колбаска, рыбка красная и белая, икорка черная, икорка красная... Я сглотнул раз, сглотнул другой - не помогло: уровень слюны неотвратимо приближался к критической отметке.
  
  - Берите, не стесняйтесь, - подбодрил хозяин. - Э-э, водочки? - Он потянулся к запотевшему графинчику.
  
  - Нет-нет, благодарствуйте, - почтительно отказался я. - Не употребляю.
  
  Хозяин безразлично пожал плечами. Вооружившись изящной фигурной вилочкой, я с поразительной быстротой переправил в желудок содержимое двух здоровенных тарелок китайского фарфора. Заметив на лице хозяина полупрезрительную усмешку, я опомнился.
  
  "Ведешь себя, как в свинарнике, - выговорил я самому себе. - Роняешь авторитет. Не годится. Смени имидж".
  
  Сказано - сделано. Я нацепил маску небрежного безразличия и уж до самого конца обеда с видом пресыщенного буржуя лениво ковырялся в крохотных кусочках, ломтиках, бутербродиках и рулетиках.
  
  После ужина я был препровожден в кабинет. Мы уселись в кресла. Хозяин закурил и предложил мне. Я отказался.
  
  - Не пьете, не курите, - усмехнулся он. - С девушками тоже... не гуляете?
  
  - Ну что Вы! - с жаром возразил я. - На девушках как раз и отыгрываюсь!
  
  Собеседник одобрительно хмыкнул.
  
  - Да, забыл представиться, - тихо проронил он. - Кольцов Семен Семеныч, ректор Российской Академии менеджмента.
  
  Я присвистнул. Какие люди! Тот банкир, этот - ректор Академии. Эк куда меня занесло! Сливки общества! Бомонд!
  
  Изобразив на лице крайнюю степень почтительности, я исподтишка оглядел представителя научной элиты. Это был плотный импозантный мужчина, этакий вальяжный барин - с прекрасной осанкой, безупречно уложеными черными волосами, изящными холеными руками и снисходительным взглядом патриция, взирающего на толпу плебеев.
  
  - Итак, я Вас слушаю, - с холодной вежливостью произнес он.
  
  - Я хотел бы уточнить некоторые обстоятельства гибели Вашей супруги.
  
  - С какой стати Вы интересуетесь моей супругой? - абсолютно бесстрастно задал вопрос Семен Семеныч.
  
  - В связи с расследованием убийства ее подруги, которым я сейчас занимаюсь.
  
  - Понятно.
  
  Мой ответ, по-видимому, вполне удовлетворил его, потому что он добавил уже совсем другим, почти ласковым, голосом:
  
  - Ну что же, Иван, задавайте Ваши вопросы.
  
  - Благодарю. - Я достал блокнот и раскрыл его на чистой страничке.
  
  - Расскажите, пожалуйста, о Вашей жене, - попросил я.
  
  - Извольте, - покорно согласился Семен Семеныч. - С Валей я познакомился на курсах английского языка.
  
  Семен Семеныча Кольцова, блестящего экономиста, выпускника МГУ, пригласили поработать по контракту в Америку - при условии, что за полгода он подтянет свой весьма посредственный английский. Идея пришлась Семен Семенычу по вкусу; тут же были найдены самые перспективные в Москве курсы, уже через шесть месяцев сулившие "ошеломляющий результат".
  
  Результат хождения на курсы "Данко", действительно, превзошел все ожидания: в придачу к диплому об окончании Семен Семеныч получил в законные жены преподавательницу Валентину Александровну.
  
  С Америкой, однако, вышел большой облом - Валечка не хотела уезжать из-за матери, которая жила одна и постоянно болела то тем, то этим.
  
  Первый раз в жизни получив по носу, Семен Семеныч не слишком огорчился. Он и в России прекрасно устроил свою судьбу. Основательно изучив классиков экономической науки и установив широчайшие связи в соответствующей научной среде, он открыл первую в стране Академию менеджмента. Разумеется, заведение было платным. И разумеется, в стране, которая очертя голову ринулась строить капитализм и которая не знала иных принципов хозяйствования, кроме пресловутой формулы "Ты мне, я - тебе", - в такой стране Кольцовская Академия пользовалась бешеным успехом.
  
  Валечка тоже оказалась дамой не промах: организовала собственные курсы английского и за пять лет сделала очень недурные бабки. Валя отлично разбиралась в людях; подобрала себе штат весьма расторопных сотрудников, сама же имела массу свободного времени. Образ жизни вела великосветский. За собой следила самым тщательным образом: зимой купалась в проруби, летом сидела на диетах, по ночам медитировала и занималась аутотренингом. Через день наведывалась к парикмахеру, каждые полгода полностью обновляла гардероб.
  
  Сильная, волевая, целеустремленная, Валечка всегда добивалась своего. Ее не страшили трудности. Она не боялась ни людей, ни ударов судьбы. Валя шагала по жизни победительницей: смело, уверенно, весело.
  
  И вдруг - смерть, странная, чудовищная, непостижимая.
  
  Семен Семеныч замолчал и на минуту задумался. Я перехватил инициативу. Слава Богу, я знал, о чем спрашивать.
  
  - Валя упоминала о клубе "Розовый бутон"?
  
  - Да, она ездила туда по средам.
  
  - Как давно она стала членом клуба?
  
  - Незадолго до своей кончины, чуть больше двух месяцев.
  
  - В котором часу она возвращалась домой?
  
  - Около двух часов ночи.
  
  - Вы знаете, где находится этот клуб?
  
  - Нет.
  
  - Вы пытались это узнать?
  
  - Спрашивал, она не сказала.
  
  - У Вашей жены был любовник?
  
  Семен Семеныч отпрянул. Его глаза потемнели от гнева. Он грозно насупил брови и выпалил:
  
  - Вас это не... - неожиданно он осекся, опустил плечи и закрыл лицо руками. - Как Вы узнали? - жалко пробормотал он.
  
  - Положение обязывает, - пробормотал я в ответ. - Семен Семеныч, - тихо добавил я, - расскажите мне все.
  
  Ректор понуро кивнул и поведал мне свою грустную историю.
  
  Где-то в начале марта Валя придумала себе новое развлечение - заделалась членом клуба "Розовый бутон". В клуб ездила раз в неделю, по средам, возвращалась глубокой ночью.
  
  С первых же дней этого членства муж заметил в жене яркую перемену: женщина помолодела, помолодела ужасно, невероятно, потрясающе.
  
  Первое, что пришло Семен Семенычу в голову, - жена завела любовника. Будучи человеком жестким и прямолинейным, Сеня поговорил с супругой начистоту. Валя от разговора не уклонялась; глядя мужу в глаза открытым и честным взглядом, поклялась покойной матушкой, что любовника никогда не имела и заводить не собирается.
  
  Разговор этот Семен Семеныча ничуть не успокоил. Он верил жене, но не мог поверить собственным глазам. С чего она так похорошела? Лекарство? Эликсир молодости? Колдовство?
  
  Так он и жил эти два с половиной месяца, снедаемый червем сомнения. Но 20-го мая явилась смерть и посмеялась над его сомнениями, впрочем и над всей его красивой жизнью тоже.
  
  Семен Семеныч замолчал. Я осторожно спросил:
  - Чем ее убили?
  
  - Чем-то тяжелым пробили голову.
  
  - Тело бросили в кювет?
  
  - Да.
  
  - Драгоценности, сумочку взяли?
  
  
  - Нет, все было на месте.
  
  - Машина?
  
  - Стояла рядом.
  
  - Где ее нашли?
  
  - На 38-ом километре Ленинградского шоссе.
  
  Я кивнул: все сходится.
  
  - Мне нужны ее самые близкие подруги, - сказал я, протягивая хозяину блокнот.
  
  - Есть парочка, - кивнул Семен Семеныч, записывая в блокнот адреса. - Ира Крамольникова и Жанна Кузнечикова. Ирочка Вали на два года моложе, ей сорок; Жанна, наоборот, на год старше.
  
  - Отлично. Еще вопрос: у Вали были враги?
  
  - Нет.
  
  - В последнее время она кого-нибудь опасалась?
  
  - Не знаю, не жаловалась.
  
  - Спасибо, Семен Семеныч. - Я поднялся. - Если раскопаю что-нибудь стоящее, сообщу обязательно.
  
  Мы распрощались, и я поспешил на улицу.
  
  Дома я первым делом оглядел супругу.
  
  - Сколько тебе лет?
  
  - Тридцать. А что? - удивилась Ленка.
  
  - Нет, ничего. Сядь, - скомандовал я.
  
  Женушка покорно опустилась в кресло. Я направил на супругу свет настольной лампы и с некоторым трепетом принялся изучать ее лицо. Так, возле глаз лучатся мелкие морщинки, это хорошо. От носа к уголкам рта пролегли две складочки - еще лучше. Без косметики кожа кажется серой и безжизненной. Чудесно! Веки жеваные, нос пористый. Просто супер! Нет, я бы не сказал, что моя благоверная выглядит сильно моложе своего возраста. Может, даже наоборот - чуть постарше?
  
  Я развеселился; с души будто камень упал. Да нету у нее никакого любовника - с такой-то рожей! И чего это я вдруг засомневался? А все эти гребаные клиентки. У одной любовник, у другой любовник, у третьей любовник... С ума посходили, бабы неуемные.
  
  - Да что ты там все высматриваешь? - недовольно пробурчала Ленка. - Клад ищешь?
  
  Я выключил лампу и одобрительно похлопал женушку по спине.
  
  - Молодец! Отлично выглядишь! Продолжай в том же духе!
  
  - Да ты спятил! - вяло отмахнулась супружница. - Шел бы лучше ужинать.
  
  - Я сыт.
  
  - Сы-ыт? - Ленка уперла руки в свои тощие бока и с нескрываемым подозрением уставилась в мою ухмыляющуюся физиономию. - И какая же добрая душа, - угрожающе загремела она, - насытила твое голодное брюхо? И главное - за какие такие заслуги?
  
  Я расхохотался.
  
  - Слушай сюда, - я похлопал себя по животику и начал хвастливо перечислять: - я сожрал тарелочку ветчины, тарелочку карбонада, налопался телячьей колбасы, набил брюхо черной и красной икрой, обожрался горбушей и осетриной, сверху приложил жареного цыпленка и увенчал всю эту пирамиду дорогущим тортом "Дюймовочка". - Выдержав минутную паузу, я многозначительно закончил: - А теперь прикинь, какой она мне выставила счет... в оргазмах!
  
  Ленка вмиг побелела и с криком "Кийя!" вцепилась в мои роскошные каштановые локоны.
  
  - Кобель! Кобель! Негодяй! Ненавижу! - в приступе бешенства вопила она.
  
  Ее глаза метали громы и молнии; ее губы изрыгали проклятия; ее руки мотали мою бедную голову из стороны в сторону; а ее острые коленки так и норовили расколотить мое мужское достоинство в пух и прах.
  
  Я стонал, кричал, сопротивлялся, звал на помощь... Но силы были слишком не равны. Обессиленный вконец, я упал, прикрыл детородный орган руками и отдался на волю Бога, Ленки и всех святых.
  
  Мстительно пнув поверженного врага ногой, моя воительница решила устроить небольшую передышку. Воспользовавшись тем, что фонтан ее красноречия временно иссяк, я прохрипел:
  
  - Не виноватый я, зря убивала... У ректора обедал... - Язык мой слушался меня неважно, и название заведения я выговорил с большим трудом: - Ро-и-сиська Ака-где-мама-мия мене-держи-мента... Кольцов... Семен... Семеныч...
  
  - Что? - Ленка, испуганная и аки дверь белая, опустилась на колени и принялась тормошить меня своими дрожащими ручонками. - Миленький! Ты бредишь? - Она ткнулась губами в мой хладный лоб. - Господи, Господи, - мелко затряслась супруга. - У него сотрясение, горячка, коллапс... Ванюша!.. Любимый!.. Ты жив?..
  
  Через полчаса мой "недвижный труп" зашевелился, и недоразумение разъяснилось. Я нацарапал телефон Семен Семеныча и велел своей женушке немедленно связаться с означенным на бумажке лицом. Но Ленка чего-то вдруг стушевалась и звонить по предложенному номеру наотрез отказалась. Вместо этого она поволокла меня в спальню, сорвала с меня останки парадного костюма, обмыла, то бишь облизала, мои саднящие раны и бережно уложила на супружеское ложе.
  
  - Надеюсь, Его я не слишком прибила, - виновато проблеяла она.
  
  - Ну что ты, - улыбнулся я. - Это ж стратегический объект. Берегу пуще глаза.
  
  Ленка посмотрела на мои заплывшие, фиолетовые глаза, потом воровато прокралась рукой под одеяло и удовлетворенно кивнула:
  - Ну ты смотри: действительно, оба глаза подбиты, а Он - как огурчик!
  
  
  Глава 8
  
  Наутро я проснулся еле живой. Все тело ломило, глаза совсем заплыли и обеспечивали весьма смутный обзор. Ехать куда бы то ни было - совершенно бессмысленно. Представать перед свидетелями в таком, я извиняюсь, отвлеченном виде - прямой путь к подрыву собственной репутации. Поэтому я решил никуда не дергаться, а полежать тихонечко в своей постельке и хорошенько обмозговать ситуацию.
  
  А ситуация складывалась довольно-таки прозрачная. Одна за другой погибают три богатые дамочки, дамочки процветающие и благополучные во всех отношениях. От политики далекие и к мафии непричастные. Все трое умирают при весьма загадочных и поразительно схожих обстоятельствах.
  
  Что же их объединяет, кроме богатства, положения в обществе, наличия любовника, 38-го километра и дырки в черепе? Ответ напрашивался сам собой: клуб "Розовый бутон". По средам они туда ездили, по средам же их и убивали.
  
  Вот только с Тоней выходила маленькая загвоздочка. Ни Кеша, ни ближайшая подруга Оленька ни словом про этот загадочный клуб не обмолвились. Пожалуй, попробовать порасспросить?
  
  Я взял с тумбочки телефон и переставил к себе на грудь. Трубку подняла секретарша Ниночка.
  
  - А, "Пентиум"! ("Пентиум" - это моя кликуха) - приветливо заверещала она. - Как здоровье?
  
  - Ох, Нинок, хуже некуда, - совершенно искренне ответил я. - Лежу весь побитый, в бинтах и зеленке.
  
  - Да что это с тобой? - не на шутку перепугалась Нинка.
  
  - Работа детектива опасна и непредсказуема, - с тяжким вздохом поведал я. - Ладно, соедини с "монахом".
  
  Иннокентий взял трубку. После традиционных приветствий и ничего не значащих реплик о здоровье, я спросил:
  - Тоня никогда не упоминала о клубе "Розовый бутон"?
  
  - Нет. А что это за клуб?
  
  - А пес его знает. Какой-то женский клуб.
  
  - Зачем он тебе?
  
  - Да есть тут одна зацепка.
  
  - Нет, про "Розовый бутон" я ничего не слышал, - повторил Иннокентий. - Может, Ольга знает? Попробуй звякни ей.
  
  Однако и Олечка Мороз, ближайшая Тонина подруга, о клубе "Розовый бутон" не имела ни малейшего представления.
  
  На этом я, однако, не успокоился и позвонил Кате - Тониной сестре и моей тетке. Дома никого не оказалось - трубку упорно не желали брать. Через час я позвонил еще раз - с тем же результатом. От нечего делать я названивал тетке каждые полчаса, и все без толку.
  
  В шесть Ленка привела из садика Сеньку. Я посмотрел на сына и ужаснулся: лоб ребенка пересекала жуткая темно-фиолетовая полоса.
  
  - Кто это тебя так отделал? - Я присел на корточки и участливо заглянул сыну в глаза.
  
  - Верка, - с грустью в голосе поведал отпрыск. - А тебя кто отделал? - полюбопытствовал он, с интересом разглядывая мои фингалы и синяки.
  
  Я многозначительно посмотрел на супругу, та смутилась и отвела взгляд.
  
  - Да так, - нехотя процедил я, - выяснял отношения с одним бандитом.
  
  - Ух ты! - восхитился сынуля. - Надеюсь, ты ему надавал?
  
  - Ну, в общем, - замялся я, - мне тоже, как видишь, досталось. - Я улыбнулся и спросил: - Ну а с тобой-то что приключилось?
  
  - Да ты понимаешь, - вступила Ленка, - Зинаида Ивановна не велела детишкам качаться на качелях, потому что от сиденья отлетела доска.
  
  Пока воспитательница стояла рядом, ребята проявляли завидное понимание. Но как только Зинаида Ивановна отошла, чтобы поболтать с товаркой, Сенька тут же влез на запретный предмет. И тут какая-то архисознательная девочка из его же группы треснула нарушителя лопатой по лицу.
  
  - Господи, - в сердцах вскричал я, - и откуда такие берутся?
  
  - И не говори, - поддержала Ленка. - Может, лизоблюдство и чинопочитание заложены в нас на генетическом уровне? А? Ты как считаешь?
  
  - Да, наверное, - рассеянно пробормотал я и обратился к сыну: - Надеюсь, ты дал ей сдачи?
  
  Сенька отрицательно качнул головой. Ленка тут же завелась:
  - Разве можно бить девочку?
  
  Я усмехнулся.
  - Вообще-то от девочек лучше держаться подальше, - с горечью констатировал я, ощупывая свою изуродованную физиономию. - Но если в другой раз кто-нибудь станет лупить тебя лопатой, - жестко сказал я, - мальчик ли, девочка, все равно, - непременно дай сдачи.
  
  - Ладно, - пропищал ребенок и вприпрыжку помчался в комнату. Дэнди бросился вдогонку. Они тут же затеяли шумную игру. Сначала Сенька вскочил псу на спину и, сжимая ногами и руками жирные собачьи бока, хорошенько "объездил" своего "скакуна". Потом "лошадка" взбрыкнула и скинула седока на диван. Парень возмущенно завопил, а Дэнди принялся истово вылизывать Сенькину чумазую физиономию.
  
  Ужин прошел в безрадостном молчании. Глядя на побитого сынишку, мы с Ленкой совсем приуныли.
  
  В восемь я еще раз позвонил Кате. Трубку никто не взял. Да что они там, вымерли, что ли? В сердцах я швырнул трубку на рычаг, натянул джинсы, сунул ноги в ботинки и взялся за ручку входной двери.
  
  - Куда намылился? - проявила бдительность супруга.
  
  - В Марьино, к тетке.
  
  - На ночь глядя? - подозрительно спросила Ленка.
  
  Я почувствовал, что закипаю.
  
  - Это моя свидетельница, ясно? - рявкнул я. - И если мне удобно допрашивать ее ночью, значит, буду допрашивать ночью. Вопросы есть?
  
  Ленка обиженно поджала губы и ретировалась в гостиную.
  
  В Марьино я был ровно через сорок минут. На мой звонок никто не ответил. Я стоял у двери и трезвонил, наверное, минут десять, пока не распахнулась соседняя дверь и на лестницу не выскочила злобная старушенция.
  
  - Ну что трезвонишь? - облаяла меня противная бабка. - Белены объелся?
  
  - Мне нужна Катерина Андреевна, - невозмутимо сказал я. - Не знаете, где она?
  
  Старуха внимательно оглядела мое побитое лицо и неожиданно смягчилась.
  
  - Кто ж тебя так, милой? - жалостливо прошелестела она.
  
  - Бандитская пуля, - небрежно обронил я.
  
  - А Кате кем будешь? - уже построже поинтересовалась бабка.
  
  - Родственник, - живо отозвался я. - Тетя она мне.
  
  С минуту пошамкав беззубым ртом, старуха пустилась в объяснения:
  - Переехали они, касатик. Катька ведь квартиру в наследство получила. - Она неодобрительно покачала головой. - Вот и съехали на новое место жительства.
  
  Я заискивающе заглянул старухе в глаза:
  - Адресочек не дадите?
  
  - Адрес не знаю, - проворчала бабка. - А телефон Катька дала, сейчас принесу.
  
  Старушенция скрылась за дверью и через минуту вернулась с клочком бумаги в руке. Я быстренько переписал телефон в блокнот и достал из кармана мобильник.
  
  Через час я уже разговаривал с Катей в ее новых апартаментах. Квартира внушала почтение: потолки высокие, коридоры широкие, кухня просторная, ванная огромная, комнаты - залы. Обои, правда, не слишком свежие, и краска на потолке местами облупилась, но это, как говорится, дело десятое. В квартиру, как видно, въехали совсем недавно: кругом лежали баулы с бельем и нераспакованные картонные коробки.
  
  - Как Вам досталась эта роскошная хата? - полюбопытствовал я.
  
  - Мама завещала квартиру мне.
  
  - А-а, - протянул я.
  
  "Что же она Тоню-то обделила? - с удивлением подумал я. - Впрочем, это их сугубо семейное дело. Мне-то что".
  
  - Я вот о чем пришел спросить, - подступил я к Катерине. - Сестра никогда не упоминала клуб "Розовый бутон"?
  
  Катя задумалась.
  
  - "Розовый бутон"? - медленно переспросила она. - Да-да, - внезапно оживилась тетя. - Припоминаю: что-то такое было, как-то раз это название в разговоре, действительно, проскользнуло.
  
  - Где он находится, не знаете? - с надеждой спросил я.
  
  - Нет, этого я не знаю.
  
  - Отлично. Спасибо.
  
  Я вышел за дверь и стал спускаться по лестнице. Поскольку квартира находилась на втором этаже, в лифте не было никакой нужды.
  
  На подоконнике сидела хмурая всклокоченная девица и задумчиво курила сигарету.
  
  - Кто Вы такой? - резко спросила она, когда я проходил мимо.
  
  Я остановился и одарил ее насмешливым взглядом.
  
  - А Вы кто такая?
  
  - Я живу в той квартире, откуда Вы только что вышли, - представилась девица.
  
  - А я детектив Иван Холоднов, расследую убийство Вашей тети.
  
  - Тети Тони? - уточнила девушка.
  
  Я кивнул.
  
  - Она была добрая, - с грустью в голосе сообщила девица. - Дарила мне подарки и целовала в щечку.
  
  - А мать? - поинтересовался я.
  
  - Мать мне никогда ничего не дарит, - неприязненно поведала дочурка. - И уж тем более никогда не целует.
  
  Девчонка соскочила с подоконника и застучала каблучками по мраморным ступенькам.
  
  - Подождите, я сейчас приду! - на ходу прокричала она.
  
  Я оперся руками о подоконник и рассеянно глянул в открытое окно. Через минуту Катина дочка спустилась и вручила мне тетрадный листок в линеечку.
  
  - Что это? - удивился я.
  
  - Тонино письмо. Может, заинтересуетесь?
  
  Я вгляделся в листок. На бумаге был написан какой-то текст. Только слово "написан" не совсем подходящее. Судя по всему, текст писали на другом листе, а этот листок был просто подложен под низ, и текст на нем самым элементарным образом "пропечатался".
  
  - Этот листок я нашла в своей комнате, под кроватью.
  
  - Когда?
  
  - Вчера вечером. Мы ведь только вчера сюда въехали, - пояснила девушка. - Так вот, когда я ложилась спать, я нагнулась и увидела под диваном этот листок. Сначала я его припрятала, а теперь вот явились Вы...
  
  - Понятно. Спасибо.
  
  Поднеся листок к свету, я принялся читать:
  "В моей смерти прошу никого не винить. Не хочу больше жить. Ухожу добровольно.
  Кудрина Антонина
   июня 98 года".
  
  Дата на бумажке пропечаталась не полностью: числа не было. По-видимому, нижний листок лежал неровно по отношению к верхнему, и число не уместилось.
  
  Я стоял и в полном обалдении смотрел на посмертное послание. Тоня хотела покончить счеты с жизнью?!
  
  - Она ведь, кажется, не сама себя... - робко спросила девушка.
  
  - Нет-нет, - покачал я головой. - Тоня умерла насильственной смертью. Это факт.
  
  - Тогда я не понимаю...
  
  - Я тоже.
  
  Я кивнул девчонке и двинулся вниз по лестнице.
  
  Всю дорогу до дома я был сам не свой. Тоня хотела покончить жизнь самоубийством. Что ж, это вполне возможно. И Кеша, и Оля в один голос твердят, что в последние недели Тоня переживала серьезную душевную драму. Да, но почему в той квартире? А, понял! Квартира ведь стояла пустая - мать умерла еще в мае. Вот и решила сделать все там, чтобы никто не мешал. Не на глазах же у Кеши накладывать на себя руки, в самом-то деле! Отлично, детектив! - похвалил я себя. Но дальше-то что? Ведь ее убили! Правильно: Тоню убили. Значит, к моему расследованию эта записка не имеет ровно никакого отношения. Ну вздумала баба с отчаянья отравиться, черканула записку. Потом передумала, записку выбросила. Вот и все.
  
  Гораздо важнее для моего расследования другой факт. Тоня упоминала про клуб "Розовый бутон"! Но тогда... От неожиданной мысли, пронзившей мой мозг, я весь покрылся потом. Выходит, Тоня обманывала мужа - на самом деле по средам ездила не к Ольге, а в "Розовый бутон"?! А Оленька? Тоже, значит, врет? Прикрывала подружку, пока та премило развлекалась? А может, развлекалась вместе с ней? Надо срочно звонить "монаху". Я зацепил руль локтем и быстро набрал номер.
  
  - Алло!
  
  - Иннокентий Иванович! Это Ваня.
  
  - Да, дружочек. Как дела?
  
  - Иннокентий Иванович, эти посиделки у Ольги, по средам, - сколько это продолжалось?
  
  - Долго, Ванечка.
  
  - Ну сколько? Год? Два? Месяц?
  
  - Да наверное, год. А может, и больше.
  
  - А Вы хоть раз Ольге домой звонили? С женой разговаривали?
  
  - Да нет как будто бы.
  
  - Что?! За целый год ни разу не позвонили?
  
  - Выходит, что так.
  
  - Ну и ну!
  
  Я отключился. Отлично. Судя по всему, не у Оли они по средам сидели, чаевничали, а отрывались по полной программе в "Розовом бутоне". Но почему же Ольга лжет? Скрывает свою причастность к клубу? Или к убийству? Оля убила Тоню? Невероятно! Зачем бы она стала это делать? Хотела заполучить Кешу? Что-то не верится. А ну-ка...
  
  Я круто развернулся и рванул к "монаху" в Строгино.
  
  Кеша встретил меня, как родного сына.
  
  - Давай, Иванушка, чайку попьем, - ласково пригласил он. - Составь старику компанию.
  
  Мы уселись за стол. Кеша наполнил чашки.
  
  - Иннокентий Иванович, - начал я смущенно, - меня интересует Олечка Мороз.
  
  - Да? А что с ней? - участливо поинтересовался старик.
  
  - Она Вас любит? - выпалил я и покраснел, как рак.
  
  Кеша расхохотался.
  
  - Вань, ты в своем уме? - проговорил он, вытирая выступившие на глаза слезы. - С Оленькой у нас всегда была самая нежная дружба, но не более. Понял? Ни с моей, ни, тем более, с ее стороны.
  
  Я кивнул.
  
  - Ну а что она вообще за человек? Понимаете, - пояснил я, - я только спросил, где она была в ту среду после одиннадцати. Так она мне такую истерику устроила! Как будто...
  
  - Постой, Ванюша, - перебил Иннокентий. - Ты намекаешь на то, что Оля могла убить Тоню? - Он посмотрел мне в глаза спокойным, внимательным взглядом и тихо-тихо сказал: - Олечка была для Тони самым близким человеком, ближе мамы, ближе меня. Они дружили с семи лет. Больше чем на три дня никогда не расставались. Даже отпуска проводили вместе. Оля и с мужем-то развелась из-за Тони.
  
  - Как? - изумился я.
  
  - Сереже не нравилась эта дружба, - пояснил Кеша. - Ревновал, дурачок. Не хотел, чтобы Тоня приходила к ним домой. Ну, Оленька у нас дама крутая: взяла и развелась.
  
  Я восхищенно покачал головой. Бывает же такое! Я запихнул в рот печенье, допил чай и поднялся.
  
  - Спасибо, Иннокентий Иванович. Мне пора.
  
  Я уже взялся за ручку двери и тут вдруг вспомнил про записку. - Да, совсем забыл. - Я повернулся к старику. - Как Тоня относилась к суициду?
  
  Кеша посмотрел на меня с недоумением.
  
  - На это она была неспособна.
  
  - Но ведь Вы говорили, что у нее была какая-то драма?
  
  Кеша покачал головой.
  
  - Знаешь, Ваня, скажу тебе честно: я не могу себе представить такую драму, из-за которой Тоня наложила бы на себя руки.
  
  - Тогда как Вы прокомментируете это? - Я протянул Иннокентию Тонино предсмертное письмо. - Или, может, это не ее почерк?
  
  Прочитав записку, Кеша побледнел и тяжело осел на галошницу.
  
  - Да, это Тонин почерк, - подтвердил он. - Где ты это взял?
  
  - Письмо было найдено в квартире ее матери, - сообщил я.
  
  Кеша недоуменно пожал плечами.
  
  - Ничего не понимаю, - растерянно забормотал он. - Невероятно... Не могла она... Просто чушь какая-то...
  
  Оставив старика переваривать информацию, я забрал письмо и вышел.
  
  
  
  Глава 9
  
  На следующее утро я выглядел уже вполне прилично, а потому, натянув самую лучшую одежду из той, что еще оставалась в моем гардеробе, я предпринял очередной раунд опроса свидетелей. Собственно, у меня их оставалось всего ничего - подруги убиенных Марины Вересковой и Вали Кольцовой. Общим количеством - три штуки. Причем, одна из этих трех, а именно некая Ира Крамольникова, была подругой и Вали, и Марины одновременно. С нее-то я и решил начать.
  
  Ира Крамольникова обреталась в роскошных пятикомнатных апартаментах старинного особняка на Тверской. Как только я увидел хозяйку, я сразу понял, во-первых, что у нее есть любовник и, во-вторых, что имели в виду несчастные мужья трех убиенных "розовобутонных" дам.
  
  Эта сорокалетняя, с позволения сказать, "старушка" выглядела моложе моей Ленки! Я подошел к Ирочке вплотную и без всякого стеснения уставился на ее лицо. А личико было первый сорт! Кожа чистенькая, гладенькая, тугая, на всем лице - ни единой морщинки, на шее - ни единой складочки. Глаза озорные и ясные, волосы выкрашены и тщательно уложены. Пухлые губы ярко накрашены, а вот ресницы подтушеваны самую малость. Пудры нет. Я медленно провел глазами от Ирочкиного подбородка до кончиков ее же туфель и плотоядно облизнулся: эта "старушка" с высокой грудью и осиной талией, затянутая в элегантное вечернее платье, возбудила во мне острое желание!
  
  Я отступил на шаг и склонился в учтивом поклоне.
  
  - Ну и как? - весело рассмеялась Ира.
  
  - Потрясающе! - совершенно искренне восхитился я. - Как Вам это удается?
  
  - Секрет фирмы, - игриво стрельнула глазками Ира. - Чему обязана Вашим визитом?
  
  Я предъявил карточку. Хозяйка помрачнела. - Валя? - еле слышно прошептала она.
  
  - Да. И Марина тоже.
  
  - Какой ужас! - с болью в голосе вскричала Ира. - Они были моими лучшими подругами.
  
  Я кивнул.
  
  - В таком случае они Вам, наверное, рассказывали о женском клубе с названием "Розовый бутон"?
  
  Ира едва заметно вздрогнула и побледнела.
  
  - Я... нет... я никогда не слышала о таком клубе, - старательно избегая моего взгляда, выдавила она.
  
  - Не слышали? - усомнился я. - Как же так? Мужья знают, а лучшая подруга даже не догадывается? Даже название не слышали?
  
  - Нет, - выдохнула Ира, упорно разглядывая затейливый узор на портьере.
  
  - Ладно, - махнул я рукой. - Расскажите, как вы общались все вместе.
  
  - Как общались? - оживилась Ира. - Ходили в театры, на приемы, на выставки. Еще в секции: аэробика, шейпинг, массаж... Ну, обыкновенная светская жизнь.
  
  - А что они делали по средам, не знаете?
  
  - По средам? - Ира вздрогнула и закусила губу. - Ну, я не знаю... По средам мы не встречались, - поспешно прибавила она.
  
  - А что Вы делаете по средам? - не унимался я.
  
  - Я? - Ира посмотрела на меня, как кролик смотрит на удава. - Да ничего особенного, - едва слышно пролепетала она, - кручусь по дому.
  
  - А чем Вы вообще занимаетесь?
  
  - О, я торгую недвижимостью.
  
  - Квартиры?
  
  - В основном да.
  
  - Успешно?
  
  - Разве незаметно? - Ира обвела взглядом помпезно обставленную гостиную.
  
  - Пожалуй, да, - согласился я.
  
  - А если более конкретно, - продолжал я вкрадчиво, - где Вы были 6-го и 20-го мая после одиннадцати вечера?
  
  - О, я не помню - прошло столько времени...
  
  - Не так уж много времени, - спокойно возразил я. - Всего лишь полтора месяца.
  
  - Я не помню, - упрямо твердила Ира.
  
  Ну не пытать же тебя, подумал я и задал следующий вопрос:
  - Вы ездите на вольво?
  
  - С чего Вы взяли? - повела плечиком Ира. - У меня мерседес.
  
  - Красный?
  
  - Черный.
  
  - Круто! - позавидовал я.
  
  - Хотите чаю? - предложила хозяйка.
  
  - Нет, спасибо, - отказался я. - Мне скоро уходить. Еще пара вопросов, с Вашего позволения.
  
  - Я слушаю.
  
  - Вашим подругам никто не угрожал? Никто не преследовал?
  
  - Нет.
  
  - У них были враги?
  
  - Насколько я знаю, нет.
  
  - Ну хорошо, - вздохнул я. - Я ухожу. Если вспомните про "Розовый бутон", позвоните. - Я протянул даме свою визитную карточку и побрел к выходу.
  
  На улице было противно. Погода испортилась: на-крапывал дождик, стало холодно и сыро. Я забрался в тачку и открыл карту, чтобы посмотреть дорогу к следующей свидетельнице.
  
  Если говорить откровенно, свидание с Крамольниковой не принесло ожидаемых результатов. Я надеялся, что мне удастся вытянуть из нее адрес "Розового бутона". Но дамочка явно темнит и фальшивит. Гадом буду, про клуб знает, но почему-то не хочет признаваться. Может, это что-то криминальное, а она в нем членствует? Тогда понятно, почему мадам открещивается.
  
  Следующим номером я посетил Анну Пилюгину, подругу Марины Вересковой. Эта была баба как баба - в меру толстая, в меру потасканная, в меру седая. В общем, тянула аккурат на свои сорок пять. Ничего интересного сия особа мне не сообщила.
  
  А вот с Жанной Кузнечиковой мне повезло существенно больше. Жанночка не только слышала про клуб "Розовый бутон", но даже собиралась стать его членом!
  
  - Что именно Валя говорила про клуб? - поинтересовался я.
  
  - Она говорила, что заведение это очень престижное. Узкий круг избранных или что-то в этом роде.
  
  - И что они там делают, эти избранные?
  
  - Валечка не уточняла. Сказала: придешь - увидишь.
  
  - И когда же она собиралась ввести Вас в круг избранных?
  
  - Сначала говорила: в конце апреля. Потом сказала: отложим на май. А 20-го Валечка погибла и...
  
  - Где находится этот клуб, не знаете?
  
  - Нет.
  
  Вот и все, что мне удалось выжать из целой толпы свидетелей. Ясно было одно: клуб существует и мне позарез нужно узнать его адрес.
  
  Пока я спускался от Жанны Кузнечиковой, меня осенила одна идейка. Есть у меня на работе одна телка - Инка Ватрушкина. Муж у нее имеет какую-то очень свободную профессию, и эта парочка ночи напролет просиживает в ночных клубах, барах и тому подобных заведениях. Если кто чего и знает про "Розовый бутон", так это Инка.
  
  Инку я застал за маникюром.
  
  - Последний визг, - похвасталась дамочка, демонстрируя мне свои фиолетовые когтищи с премиленькими золотистыми цветочками. - Понимаешь, "Пентиум", - пустилась она в объяснения, - сначала делаешь фон, а потом сверху наносишь аппликацию. Врубаешься?
  
  Восхищенно поцокав языком, я объяснил Инке свою проблему.
  
  Пять минут спустя я сидел над толстенным справочником злачных заведений города Москвы, а Инка плотно оседлала телефон. Часом позже я захлопнул справочник и с грустью резюмировал:
  
  - Если верить этой книжонке, в Москве такого клуба нет!
  
  - Прав, как всегда! - поддакнула Инка, швыряя трубку на рычаг. - То же самое, представь, мне сказали и Котя, и Вера, и Бобик, и Маргарита. Если уж Маргарита не знает, - веско прибавила она, - значит, такого клуба и вправду нет.
  
  Отблагодарив Инку небрежным поцелуем, я спустился по лестнице и вышел. Итак, еще один облом. Похоже на то что этот "Розовый бутон" - просто подпольный притон. "А что ты думал? - улыбнулся я. - Что это солидное зарегистрированное заведение, кокетливо выставляющее себя напоказ в центре города Москвы? Нет, дорогуша, добропорядочные клубы не убивают своих членов направо и налево, скидывая трупы штабелями в ближайшую канаву".
  
  Что же мне теперь делать? Как найти пресловутый притон? Я вспомнил свой недавний разговор с Ирой Крамольниковой. Голову даю на отсечение, тетенька не только знает про "Розовый бутон", но и регулярно посещает его. Что ж, остается только дождаться среды и осторожненько проследить дамочку до места. Машина - черный мерседес. Ноу проблем, как говорят американцы.
  
  Долго ждать, конечно, - сегодня ведь только пятница. Но что же делать? Другого выхода как будто бы нет.
  
  Ну и ладно, решил я, до среды буду отдыхать, как белый человек. Я сел в машину и поехал в садик за Семеном.
  
  На этот раз в группе было полно народа, детишки с увлечением собирали из конструктора какой-то гигантский, до жути уродливый агрегат.
  
  - Ну вот, - недовольно проворчал Семен, забираясь в машину, - опять ты не вовремя.
  
  - Почему же не вовремя? - я глянул на часы. - Пять часов, как-никак.
  
  - Ну и что? - не унимался мальчик. - Мы так здорово играли...
  
  - Ничего, - успокоил я сынишку, - в понедельник доиграете.
  
  Ребенок обиженно поджал губы и прилип к окну. Минуту проехали в молчании. Неожиданно Сенька встрепенулся.
  
  - Па, а почему у Дэнди четыре ноги, а у меня только две? - живо поинтересовался он.
  
  Я тяжело вздохнул. Ох уж это неуемное детское любопытство!
  
  - Видишь ли, - пустился я в объяснения, - много-много лет назад у людей тоже было по четыре ноги.
  
  - Вот это да! - восхитился сын. - Везет же некоторым!
  
  - Весь фокус в том, - усмехнулся я, - что на людей они были мало похожи. На самом деле это были обезьяны.
  
  - Обезьяны? - удивленно переспросил Семен и вдруг радостно заорал: - Я все понял! Пришел добрый волшебник и превратил обезьян в людей, да?
  
  - Не совсем, - засмеялся я. - Обезьяна превращалась в человека постепенно.
  
  - Сама?
  
  - Сама.
  
  - Но как?
  
  - А пес ее знает, - пожал я плечами. - Трудилась, думала. Вот и стала человеком.
  
  - Понятно, - протянул Семен. - А куда вторые ноги делись?
  
  - Превратились в руки.
  
  - Жалко, - огорчился сын.
  
  - Почему?
  
  - Ну да, - обиженно пропищал мальчик, - вон Дэнди на четырех ногах как быстро бегает! А я на своих двоих еле тащусь.
  
  - Ну и что? - с улыбкой возразил я. - Зато Дэнди только и знает, что бегать да чесаться. А человек может делать целую кучу разных вещей: играть на гитаре, писать, рисовать, лепить, шить, вязать, собирать и строить. И все это, между прочим, мы делаем руками.
  
  - А ты научишь меня всему этому?
  
  - Непременно.
  
  - Здорово! - обрадовался мальчишка. - Послушай, па, - сказал он после минутного молчания, - а если человек не трудится и не думает, он что, обратно в обезьяну превращается?
  
  - Да нет, конечно, - рассмеялся я.
  
  - Откуда же тогда обезьяны берутся?
  
  - Рождаются от других обезьян.
  
  - А-а, - разочарованно протянул мальчик. - Жалко.
  
  - Почему?
  
  - Петьку Кострова хорошо было бы обратно в обезьяну превратить.
  
  Я расхохотался.
  
  - Боже, зачем?
  
  - Да ты понимаешь, он такой дурак: думать не умеет, делать тоже ничего не хочет. Даже из пластилина ничего не может слепить. Ну что это за человек такой? - Минутку помолчав, мальчик спокойно закончил: - А обезьянка из него получилась бы классная!
  
  Вскоре показалась наша серенькая пятиэтажка. Я поставил тачку на сигнал, и мы с Сенькой вприпрыжку помчались вверх по лестнице.
  
  
  
  Глава 10
  
  В девятом часу домой заявилась Ленка. Супруга пребывала в игривом настроении. Изобразив на лице самую что ни на есть дебильную улыбку, она посмотрела на меня и глупо захихикала.
  
  - А тебе Люська звонила, - поделилась женушка, давясь от смеха.
  
  Люська - это моя первая жена. Ленка, между прочим, - пятая. С Люськой мы прожили около полугода; Сонька, Машка и Наташка терпели меня примерно столько же. Вообще я заметил, что большинству женщин нравится мой бурный темперамент - но только до алтаря. Как только они получают в паспорт заветный штампик, их отношение к моему любвеобильному характеру резко меняется. Почему-то вдруг начинаются слезы, упреки, скандалы, мордобой... Далее, как правило, следует развод - через несколько месяцев, максимум через полгода. Но, как известно, правил без исключений не бывает. Вероятно поэтому с Ленкой мы живем уже четвертый год.
  
  - Что от меня хочет Люська?
  
  Ленка лукаво прищурила глазки:
  - Хочет, чтобы ты проследил за ее кобелем.
  
  - За собакой или за мужем?
  
  - Они у нее в одном лице, - засмеялась супруга.
  
  - А в чем она его подозревает?
  
  - В носу ковыряет! - саркастически заметила Ленка. - У жены за спиной.
  
  - Изменяет, что ли? - неуверенно спросил я.
  
  - Догадался Штирлиц! - похвалила женушка.
  
  - Ну и ну! - искренне удивился я. - Я-то думал, наркотиками торгует. Как минимум. Так что ей надо? - повторил я вопрос. - Конкретно?
  
  - Как это что? - рассердилась Ленка. - Доказательства - когда, где, с кем, сколько...
  
  - Сколько - чего? - перебил я. - Сколько раз он ее отоварил?
  
  - Не ерничай, - обозлилась супруга. - Сколько времени он у нее пробыл, - растолковала она. - Да, и еще: фотографии любовницы.
  
  Я вздохнул и сосредоточенно почесал затылок.
  
  - Ну и зачем было разводиться со мной? - насмешливо спросил я. - Поменяла шило на мыло?
  
  - Чтобы ты следил за ее мужьями, - с нескрываемым сарказмом объяснила Ленка. - Не мог же ты следить за самим собой!
  
  Я выразительно покрутил пальцем у виска и прошел на кухню.
  
  - Пахнет вкусно, - протянул я, с вожделением потягивая носом. - Когда ужин?
  
  - Можешь садиться, - милостиво разрешила супруга.
  
  Вскоре на кухню пришлепал Семен.
  
  Ленка разложила по тарелкам рыбу, и семейство дружно заработало челюстями.
  
  - Вкусная рыбка, - похвалил Семен и прибавил: - Мурзик сегодня на обед тоже рыбку скушал.
  
  - Кто такой Мурзик? - полюбопытствовал я.
  
  - Котик, - отвечал отпрыск. - Он бездомный, - жалостливо пояснил Сенька, - живет у нас в садике под крыльцом.
  
  - Так-так, - подбодрил я сына. - И кто же покормил его рыбкой?
  
  - Я, - скромно потупился сынишка. Внезапно мальчик воодушевился и пустился в объяснения: - У нас этих рыбок много, целый аквариум. А Мурзик был такой голодный...
  
  - Ты что, скормил ему рыбку из аквариума? - ужаснулся я.
  
  - Да. Я поймал ее голыми руками, - с гордостью заявил Сенька.
  
  - Семен, - строго сказал я. - В аквариуме живут рыбки несъедобные.
  
  - Как же несъедобные? - изумился мальчик. - Мурзик слопал ее с большим удовольствием.
  
  - Еще раз повторяю, - жестко сказал я, - эти рыбки не для еды. Рыбки эти очень редкие и страшно дорогие. Одна такая рыбка стоит огромную кучу денег. Я вот собирался купить тебе велосипед, - продолжал я, - а теперь мне придется отдать эти деньги Зинаиде Ивановне. За рыбку, которую ты убил.
  
  - Я не убивал, - заныл ребенок. - Просто Мурзик так плакал... Он хотел кушать, и я его покормил.
  
  - Я запрещаю тебе кормить Мурзика рыбками из аквариума, - строго сказал я. - Если Мурзику нужна еда, попроси у мамы, она даст. Понял?
  
  - Понял, - меланхолично отозвался Сенька. - Вы мне все время все запрещаете, - обиженно затянул он. - Это нельзя, то нельзя - ничего нельзя. Почему вам все можно, а мне ничего нельзя?
  
  - Не говори ерунды, - нахмурился я.
  
  - Может, сходим завтра в Зоопарк? - как всегда, невпопад встряла Ленка.
  
  - Ура! - завопил Сенька. - Идем в Зоопарк! Здорово!
  
  Я оставил их строить планы на завтра, а сам отправился выгуливать собаку.
  
  Следующие два дня я посвятил слежке за неверным мужем. В воскресенье вечером я представил Люське отчет и целый ворох фотографий: парочка кормит голубей на фоне памятника Пушкину; парочка страстно целуется, рискуя перелететь через парапет Каменного моста; он заботливо пропихивает вишенку в ее прелестный розовый ротик; он целует ее обнаженную грудь на уединенном пляжике в Серебряном Бору...
  
  Эта последняя сценка, надо сказать, доставила мне неизъяснимое удовольствие. Окопавшись в ближайших кустиках, я с вожделением разглядывал совершенно роскошную пышногрудую брюнетку, томно раскинувшую на одеяле свои соблазнительные ножки.
  
  Я подумал: "И чего бесится эта дура Люська? Да перед такими формами ни один мужик не устоит. Разумеется, я имею в виду нормальных мужиков. Сама-то она немного может предложить: грудь тощая, морда потасканная, волосенки жидкие. Натурально, мужику захотелось чего-нибудь поинтереснее".
  
  Мужчина осторожно снял с дамы лифчик и буквально впился губами в ее большие, сочные груди. Я одобрительно крякнул.
  
  Я сидел, затаив дыхание, и с завистью наблюдал, как его волосатые лапы по-хозяйски шныряют по девочкиному стройному, загорелому телу.
  
  Внезапно я спохватился: сижу тут как дурак, млею. А работать кто будет? Схватив фотоаппарат и отщелкав штук шесть пикантных кадров, я отложил мыльницу в сторону и целиком отдался созерцанию.
  
  Мужик продолжал лобызать красоткины "холмы", а между тем его похотливые лапы так и норовили залезть под яркие, в сине-желтых разводах, дамские трусики.
  
  Мой рот отчего-то вдруг наполнился слюной, ладони вспотели, а брюки стали непереносимо тесными. Вцепившись руками в землю, я зашептал дрожащими от вожделения губами:
  - Ну же, браток! Давай - стащи с нее трусы. Сделай милость!
  
  Мужик съехал с брюнеткиной груди и медленно пополз губами вниз.
  
  - Давай же, давай! - подбадривал я "коллегу". - Не тяни. Христом Богом молю!
  
  Тот завис где-то в районе дамского пупка.
  
  - Да сними ты с нее эту чертову тряпку! - чуть было не заорал я, но вовремя заткнул рот рукой.
  
  Вот дурак, подумал я. Пляж пустой, кругом ни души. Да я бы эту телку уже три раза трахнул, а этот даже не раздел!
  
  Впрочем, как оказалось, мужик и не собирался овладевать красоткой на пляже. Согласно моим наблюдениям, он сделал это несколько позже, у нее на квартире, в районе Строгино.
  
  Сына я увидел только в воскресенье вечером, за ужином.
  
  - Папа, - возмущенно приветствовал он меня, - где ты все время пропадаешь?
  
  - Работаю, - весело отозвался я, - а что?
  
  - А то что вчера мы были в Зоопарке, - радостно выпалил Сенька.
  
  - Да ну? - притворно удивился я. - И что там хорошего, в этом Зоопарке?
  
  - Да ты что? - задохнулся от эмоций мальчик. - Там же столько зверей!
  
  - Да-да, конечно, - рассеянно согласился я, запихивая в рот котлетку. - И кого же ты там видел?
  
  Сенька выскочил из-за стола и, возбужденно жестикулируя, с жаром принялся перечислять:
  - Я видел мишек, и волка, и лису, и зайчика. А еще там были бегемоты, крокодилы и жирафы. А обезьян там знаешь сколько!
  
  - Неужели много?
  
  - Да просто куча, - продолжал восторгаться Сенька. - Знаешь, они такие кривляки! И между прочим, я там видел Марь Иванну.
  
  - Кто такая Марь Иванна? - с интересом спросил я.
  
  - Наша нянечка, - охотно пояснил сын.
  
  - Чудесно, чудесно, - прокомментировал я. - Марья Ивановна тоже глазела на обезьян?
  
  - Не-а, - отозвался Сенька. - Она была в клетке.
  
  - Не понял, - вскинул я брови. - Что она в клетке-то делала? Мартышек кормила?
  
  - Да нет же, - осерчало дитя, - никого она не кормила. Она прыгала по клетке, жевала банан и корчила мне рожи. Я и не знал, что без одежды она такая волосатая.
  
  Я расхохотался. Сенька между тем продолжал делиться впечатлениями:
  - Ты не поверишь, она так классно летала по клетке! Вот бы мне так научиться! - мечтательно протянул паренек.
  
  - Ну хорошо, - решил я сменить тему, - а кто тебе понравился больше всего?
  
  - Крокодил, - не раздумывая отвечал Семен. - Только знаешь, - задумчиво продолжал он, - не могу понять, отчего он такой зеленый?
  
  - Это оттого, - лукаво подмигнул я, - что каждое утро его с головы до ног мажут зеленкой.
  
  - Что ты болтаешь! - смеясь, сказала Ленка. - Не верь, Сенечка, папа шутит.
  
  Но Сенька уже не слушал. Из гостиной послышался кошачий визг, и парень, снедаемый любопытством, вихрем умчался на место разборки.
  
  
  
  Глава 11
  
  Итак, весь уикенд я пропахал, как негр, шпионя за личной жизнью своих сограждан. Однако и в понедельник отдохнуть мне тоже не удалось.
  
  В десять утра позвонил "монах" и попросил помочь. Оказывается, не далее как в субботу наш старенький главбух, Алексей Дмитриевич Хвалынский, имел неосторожность отбросить тапки. И вот: сегодня похороны, нужны крепкие мужские руки - нести гроб.
  
  Делать нечего - пришлось тащиться в институт. Там как раз заканчивали прощание с покойным. В холле на тумбах был установлен роскошный темно-коричневый гроб; желающие подходили и чмокали Димитрича в желтый мраморный лоб.
  
  В скором времени гроб погрузили в автобус, сопровождающие расселись по бокам и траурный экипаж покатил на кладбище.
  
  Церемония прошла чин-чинарем: торжественная музыка, пламенные речи, плачущие родственники, безутешная вдова... Словом, проводили старика как надо.
  
  Потом, петляя между свежими могилками, вся толпа гурьбой повалила обратно, к автобусу. Тут и там у крестов и памятников копошились одетые в черное люди, местами слышался плач и причитания.
  
  Проходя мимо одной из могил, я услышал голос, который показался мне знакомым. Я обернулся. В двух шагах от меня на складном стульчике сидела женщина. Уткнувшись лицом в ладони, дама безутешно рыдала. До меня доносились тихие, но внятные причитания:
  
  - Солнышко мое... Валечка! Любовь моей жизни! Как мне плохо без тебя! Как тоскливо! Жить не хочется...
  
  Мужа схоронила, подумал я и подошел поближе. Меня разбирало ужасное любопытство: голос знакомый, а кто такая, не пойму.
  
  Я нагнулся над табличкой и с удивлением прочел:
  Кольцова Валентина Александровна, 26 февраля 1956 - 20 мая 1998.
  
  В этот момент женщина подняла голову, и я узнал Иру Крамольникову.
  
  Увидев меня, Ирочка вскрикнула и спрятала лицо обратно в ладони.
  
  - Ну уж нет, - твердо сказал я.
  
  Я рывком поднял даму на ноги, повернул лицом к себе и жестким взглядом впился в ее заплаканные глаза. Не выдержав моего взгляда, Ира упала ко мне на грудь и забилась в истерике.
  
  Я обнял ее за плечи и отвел в небольшую рощицу, притулившуюся с левой стороны кладбища. Там мы и поговорили.
  
  - Значит, Валя была Вашей любовницей, - подытожил я. - Марина тоже?
  
  - Я все расскажу, - жалко всхлипнула женщина и уткнулась в мое плечо.
  
  Я взял ее голову в свои ладони. Как ни странно, от слез ее чудесное лицо сделалось еще прекраснее. Я вдруг почувствовал непреодолимое желание поцеловать эти полные боли и горечи глаза. Может, это было и не слишком порядочно - воспользоваться ее минутной слабостью, но в конце-то концов, должен же я был привести ее в чувство!
  
  Вслед за глазами я промокнул губами нежно-розовые щечки и как-то невзначай скользнул к ярко накрашенному, манящему, пухлому рту.
  
  Поцелуй оказал на мою свидетельницу самое благотворное воздействие: она немедленно успокоилась, вытерла слезы и даже заулыбалась.
  
  Мы уселись под березку, и Ирочка Крамольникова поведала мне свою поразительную историю.
  
  В клуб "Розовый бутон" ее ввела старинная приятельница, Верочка Липкина. Как водится, о "специализации" клуба Ира даже не догадывалась. Пока не оказалась, так сказать, в гуще событий.
  
  Ира всегда полагала, что она начисто лишена лесбийских наклонностей. Именно такие женщины в клуб и приглашались - замужние, богатые, в высшей степени порядочные, обладающие безупречной репутацией.
  
  Первая же среда напрочь перевернула Ирочкно мировосприятие. Как это произошло? Сначала напоили каким-то зельем, после которого стало легко, хорошо и "на все наплевать". Потом к ней подошла очень милая дама и начала... ухаживать. Причем, делала все настолько красиво, нежно, трогательно и изысканно, что у Иры не возникло ни малейшего протеста. За первой дамой последовала вторая, потом третья, потом четвертая...
  
  Веселье продолжалась до двенадцати ночи. То ли наркотик так потрясающе обострял ощущения, то ли "розовые бутончики" были очень искусны - во всяком случае в тот вечер Ира поняла: жизнь начинается в сорок. По крайней мере, для нее она началась именно в ту, первую, судьбоносную среду.
  
  - Зачем Вы втравили в это дело Валю и Марину? - спросил я.
  
  - Для их же пользы, - с жаром воскликнула Ира. - Они были моими лучшими подругами, и я хотела им добра.
  
  - Добра? - яростно возмутился я. - Если бы не Ваше так называемое "добро", они и сейчас были бы живы и здоровы!
  
  - Они не жили, - тихо обронила Ира. - Это была не жизнь, а прозябание.
  
  - Ну, не знаю, не знаю, - язвительно заметил я, - Вам, конечно, видней, что есть жизнь, а что - прозябание. Вот только хотелось бы знать: почему Валя с Мариной мертвы, а Вы до сих пор живы?
  
  Ира посмотрела на меня несчастным, испуганным, затравленным взглядом. Ее прекрасное лицо вдруг жалко скривилось, и она разразилась рыданиями.
  
  - Ладно, прости, я не хотел, - виновато забормотал я, целуя ее в соленые губы. - Ну, ну, прекрати. Больше не буду.
  
  Через пять минут первая позиция была восстановлена, и Ира продолжила свой рассказ.
  
  Хозяйкой клуба была некая Марго. В общем "весельи" Марго участвовала наравне со всеми, она же подносила дамам напиток, только, скорее всего, сама наркотик не пила. С членов клуба Марго требовала довольно внушительный ежемесячный взнос - восемьсот доларов, и дамочки охотно платили за удовольствия. Для большинства из них сумма была просто смехотворная.
  
  Спустя месяц после своего вступления в "Розовый бутон" Ира ввела в клуб Валю и Марину. Все шло отлично, но в один прекрасный день Маринка выступила с предложением. "Зачем понапрасну тратить время и деньги, - сказала она подружкам. - Давайте уйдем из клуба и будем встречаться друг у друга, по очереди".
  
  Так и порешили. Чтобы не пугать Маргошу "массовым исходом", решили уходить по очереди, с интервалом в две недели. Первой отказалась от членства Маринка. 6-го мая Мариша известила Марго, а на следующее утро женщину нашли мертвой на 38-ом километре Ленинградского шоссе.
  
  Ни Вале, ни Ире и в голову не пришло, что смерть подруги как-то связана с "Розовым бутоном". И только после того, как при точно таких же обстоятельствах погибла Валя, Ира призадумалась. Она была почти уверена, что Валя с Мариной погибли неслучайно, что их смерть напрямую связана с отказом от членства в "Розовом бутоне".
  
  - Мне было совершенно очевидно, почему Марго не захотела выпускать их из клуба живыми, - сказала Ира. - До тех пор пока они были членами клуба, они были повязаны и ни при каких обстоятельствах не проболтались бы ни о клубе, ни о ней самой.
  
  Я кивнул:
  - Конечно. Только вот почему ты не подумала об этом раньше?
  
  - Да, - понуро отозвалась Ира. - Я сглупила. Мы все сглупили. Нам и в голову не могло прийти...
  
  - Ладно, - оборвал я. - Где находится этот клуб?
  
  - Где-то на сорок четвертом километре Ленинградского шоссе. Сворачиваешь налево - к лагерю "Колокольчик" или что-то в этом роде, и километра через два будет коттеджный поселок. Через ворота проезжаешь и прямо до конца. Последний дом по правой стороне. Только этот поселок здорово охраняется. - Ира безнадежно махнула рукой. - Охранник требует паспорт, потом звонит хозяйке, спрашивает, пропускать или нет. А что ты хочешь? - поинтересовалась она. - Поехать туда и арестовать Марго?
  
  Я усмехнулся.
  
  - Да где же ее арестуешь? Улик-то ведь нет. К тому же я уверен, - задумчиво продолжал я, - что убивала не она.
  
  - А кто же?
  
  - Сообщник. Скорее всего, мужчина.
  
  - Ни разу не видела в доме мужчину.
  
  - Естественно. Зачем бы он стал перед Вами светиться?
  
  Ира пожала плечами.
  
  - Тогда что будем делать?
  
  - Не знаю. Надо подумать.
  
  - А мне что делать? - устало спросила Ира. - Так и буду ездить в этот чертов клуб?
  
  - Чертов клуб? - изумленно переспросил я. - Мадам, - сладко пропел я, - не Вы ли давеча говорили мне, что до этого клуба Вы и не жили вовсе, а так, прозябали?
  
  Ира потупилась.
  
  - Да, правда. Только знаешь, - с мукой в голосе сказала она, - после смерти девчонок этот клуб мне просто ненавистен.
  
  - Как же ты будешь жить без своих любовниц? - полюбопытствовал я. - Опять прозябать?
  
  - Ну, - засмеялась Ира, - вообще-то я ведь не лесбиянка.
  
  - Нет? - непритворно изумился я. - А я-то подумал...
  
  - Что ты подумал? - вскинулась Ира. - Между прочим, я замужем, у меня взрослая дочь.
  
  - Дочурку не совратила еще - для ее же пользы?
  
  Не успел я закончить эту фразу, как Ирка вскочила на ноги и залепила мне увесистую пощечину.
  
  Я медленно поднялся и подступил к ней вплотную.
  
  - Послушай, ты, - угрожающе процедил я и ухватил драчунью за руки.
  
  Ира стояла не двигаясь. Я посмотрел ей в глаза и опешил: в них было столько муки, столько боли, столько стыда и самоуничижения, что мне стало совестно.
  
  - Прости, - коротко бросил я.
  
  Ира отвернулась. Я зашел с фасада - женщина плакала.
  
  Я тяжело вздохнул. Опять я напортачил, идиот несчастный. Ладно, щас сделаем.
  
  После пятиминутной поцелуйной терапии Ира вытерла слезы и улыбнулась.
  
  Я сказал:
  - Знаешь, мне кажется, тебе просто не попадались нормальные мужики, поэтому ты и "прозябала", как ты выражаешься.
  
  - О чем ты говоришь? - жалко улыбнулась Ира. - Какие мужики? Я всегда была верной женой.
  
  - Все ясно. - Я прищурился. - Надо нам с тобой познакомиться поближе.
  
  - Что ты болтаешь? - отмахнулась Ира. - Я тебе в матери гожусь.
  
  - Целоваться со мной тебе это как будто бы не мешает? - улыбнулся я.
  
  - Ладно, шутник. Не пора ли нам домой?
  
  - И то верно.
  
  Не прошло и десяти минут, как мы уже мчались по направлению к столице, лихо обгоняя драндулеты и таратайки.
  
  Ира, добрая душа, довезла меня до самого дома.
  
  - Ну, детектив, пока. - Она чмокнула меня в щеку.
  
  - Подожди, - сказал я и сунул ей в руку носовой платок. - Посмотри внимательно и уничтожь следы. - Я развернул лицо анфас.
  
  Ира рассмеялась.
  
  - Ревнивая жена?
  
  - Не то слово. Убивает на месте.
  
  - Дело серьезное, - покачала головой Ира и принялась за работу.
  
  Через пять минут, чистенький и прибранный, как ангелочек, я робко позвонил в дверь своей квартиры.
  
  Домашние оказали мне самый торжественный прием. Дэнди положил лапы мне на плечи и самым тщательным образом вылизал мой нос. Васька запрыгнул на тумбочку и выставил на обозрение свой великолепный пушистый хвост. С криком "Папа пришел!" Сенька побежал в прихожую, споткнулся о самосвал и растянулся на полу. Супружница, окинув меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, уперла руки в боки и понеслась:
  - Где ты был?
  
  - На кладбище.
  
  - Неужели? И что ты там делал?
  
  - Допрашивал свидетельницу.
  
  - Да что ты говоришь? Свидетельницу! И откуда она там взялась, интересно знать? Восстала из гроба?
  
  - Типа того.
  
  - Врешь, подлец! - заорала Ленка. - Кеша все кладбище прочесал - не было тебя там. Они уже решили, что по ошибке закопали тебя вместе с этим - с бухгалтером.
  
  - Правда? - развеселился я.
  
  - Ничего смешного, - холодно заметила Ленка. - Из-за тебя могилу чуть обратно не раскопали.
  
  - Отчего же не раскопали?
  - Да они уже начали, и тут вдруг Пирогов вспомнил, что видел тебя после церемонии.
  
  - Потрясающе! - восхитился я. - А я в это время преспокойно сидел в рощице и допрашивал свидетельницу. Могу телефончик дать, - подобострастно пискнул я.
  
  - Ладно уж, не надо, - смилостивилась супруга. - Кеше на глаза пока не показывайся, - предупредила она.
  
  - Почему? - простодушно поинтересовался я.
  
  - Закопает. Так и сказал: "Найду, говорит, - закопаю своими руками".
  
  Я скинул ботинки, прошел в комнату и плюхнулся в кресло. Сенька сосредоточенно копошился в куче игрушек.
  
  - Как дела в садике? - обратился я к отпрыску.
  
  - Целый час в углу простоял, - с мрачной миной на лице поведал тот.
  
  - Что-нибудь натворил?
  
  - Не-а.
  
  - За что же в угол поставили?
  
  - А я воспиталку из пластилина слепил.
  
  - Они сегодня "ваяли", - пояснила Ленка. - Детишкам было велено слепить что-нибудь на свой вкус. Ну, Сенька и слепил мать-воспитательницу. Хотел, понимаешь, увековечить...
  
  - А получил пару подзатыльников, - улыбнулся я. - Интересно, отчего она так оскорбилась?
  
  - Так я ж ее голой слепил, - внес ясность маленький хулиган.
  
  - Похоже, у него дурная наследственность, - озабоченно пробормотала Ленка.
  
  - Интерес к девочкам в его возрасте совершенно естественен, - парировал я.
  
  - Ничего себе девочка! - рассмеялась Ленка.
  
  - Да я просто не умею платье лепить, - виновато оправдывался незадачливый "Челлини". - Там же куча всяких складок, карманов и воротников. Я не знаю, как их вылеплять.
  
  Мы с Ленкой расхохотались.
  
  - Ладно, пошли ужинать, - пригласила супруга.
  
  За ужином веселье продолжалось. Теперь публику развлекала Ленка.
  
  - Нынче был полный отпад, - завела супруга, после того как Сенька, умяв здоровенный кусок картофельной запеканки, удалился в гостиную. - Приходит дама, с виду вся такая приличная. Говорит:
  - Доктор, у меня такое ощущение, что моя вагина потихоньку зарастает. Посмотрите, пожалуйста.
  
  - Почему Вам так кажется? - пытаю я дамочку.
  
  - Ну, - смущается пациентка, - либо у моего мужа орган растет не по дням, а по часам.
  
  - Ясно. Садитесь в кресло.
  
  Ленка хохочет во все горло и продолжает:
  - Ладно, углубляюсь, так сказать, в недра, и что, ты думаешь, я там нахожу?
  
  - Ну?
  
  - Целую пригоршню лимонных долек!
  
  - Лимонные дольки? - изумился я. - Но зачем? Они же кислые.
  
  - Видишь ли, - охотно пояснила супруга, - некоторые используют ломтики лимона как противозачаточное средство.
  
  - Ясно.
  
  - Ну так вот, - продолжала веселиться Ленка. Я ей так и сказала: "Вы, говорю, можете засунуть туда хоть противотанковое орудие, если Вам так хочется. Только ради Бога, не забудьте вынуть его обратно!"
  
  
  
  Глава 12
  
  Наутро за завтраком мне в голову пришла великолепная идея.
  
  - Послушай, - обратился я к жене, - ты ведь в курсе, какой мне обещали гонорар?
  
  - Ну да, пять штук.
  
  - Как минимум, - уточнил я. - Если распутаю это дело, уверен, и Кеша, и тот, третий, вдовец, тоже отвалят бабки.
  
  - Дай Бог, дай Бог, - истово перекрестилась супруга. - Только к чему ты все это говоришь?
  
  - Видишь ли, солнышко, - пропел я, - к сожалению, расследование зашло в тупик. Точнее, даже не в тупик, - поправился я, - а подошло к некоей черте, за которую... м-м-м... пускают только женщин.
  
  - Так, - задумчиво протянула Ленка. - И ты, вероятно, хочешь, чтобы я...
  
  - Любимая! - восхитился я. - Ты всегда понимала меня с полуслова. Ну дай я тебя поцелую! - Я выскочил из-за стола и заключил свою благоверную в самые нежные объятия.
  
  - Да подожди ты, черт шебутной! - отбивалась Ленка. - Разве я сказала, что согласна? - Она отпихнула меня и грозно потребовала: - Рассказывай толком, что я должна делать.
  
  - Понимаешь, Ленусечка, - залебезил я, - тебе надо будет внедриться в одно заведение.
  
  - Мафия? - испугалась супруга.
  
  - Нет, нет, что ты! - замахал я руками. - Очень приличное заведение - закрытый женский клуб. Очень престижный, между прочим, - поспешно добавил я.
  
  - Да? - Супруга явно заинтересовалась. - Небось для богатеньких?
  
  - Именно для богатеньких, - заверил я ее. - Самые сливки общества, элита!
  
  - И как же я туда сунусь, - насмешливо спросила Ленка, - со свиным рылом в калашный ряд? У меня ж ни одной приличной тряпки нету!
  
  - Это ничего, - успокоил я женушку. - И платье сделаем, какое захочешь. И в лучший салон отведем, и вольвешник у клиента стрельнем.
  
  - Правда? - обрадовалась Ленка.
  
  - Конечно, - заверил я. - Будешь вся из себя такая стильная и шикарная! Всем этим голливудским звездам носы утрешь!
  
  - Хватит трепаться, - оборвала Ленка. - Допустим, я согласна. И что я там должна буду делать? - поинтересовалась она. - Шпионить?
  
  - Ни в коем случае, - успокоил я супругу. - Просто разведаешь обстановку, посмотришь, что и почем.
  
  - Ага! - вскричала Ленка. - Значит, все-таки рыскать по дому и вынюхивать!
  
  - Вовсе нет, - возразил я. - Просто приглядишься повнимательнее и к обстановке, и к людям.
  
  - Зачем?
  
  - Ну, - протянул я, - возможно, в следующий раз вместо тебя поеду я.
  
  - Ты? - вытаращилась Ленка.
  
  - А что такого? - пожал я плечами. - Парик плюс хороший стилист - и я превращаюсь в кого угодно, хоть в королеву Елизавету. Ну так что?
  
  Ленка в задумчивости подергала себя за губу.
  
  - Ладно. Я согласна, - сказала она. - Когда ехать?
  
  - В среду.
  
  - Завтра?
  
  - Нет, через неделю, - отвечал я. - А за эти семь дней тебе надо будет хорошенько подготовиться.
  
  - Разумеется.
  
  - Я сведу тебя с одной дамой, она поможет тебе войти в образ.
  
  - Какой еще образ?
  
  - Ну как же, - втолковывал я супруге, - ты должна играть преуспевающую бизнес-вуман. Или жену дипломата. Или высокопоставленную чиновницу. Что-то в этом роде.
  
  - Эта дама, - полюбопытствовала Ленка, - она оттуда?
  
  - Да, она оттуда.
  
  - Твоя клиентка?
  
  - Свидетельница.
  
  - Та, что вчера восстала из гроба?
  
  - Ну, в общем, да.
  
  - Ладно, детектив, - Ленка убрала на сушилку последнюю чашку и вытерла о фартук руки. - Сейчас мне надо бежать на работу, а после четырех я в твоем полном распоряжении.
  
  Ленка незамедлительно отбыла на службу, а я направил колеса на Тверскую, к "восставшей из гроба" Ирочке Крамольниковой.
  
  Нынче Ира встретила меня с милой улыбкой на прелестном розовом личике. Но я ее все равно поцеловал - не знаю, по привычке, наверное.
  
  - И не стыдно тебе? - укорила меня "свидетельница", когда в наших легких закончился кислород и мы были вынуждены оторваться друг от друга. - Зачем ты меня дразнишь?
  
  - Я дразню? - возмутился я. - Да я хоть сейчас готов доказать тебе серьезность своих намерений.
  
  - О чем ты болтаешь? Какие намерения? - поморщилась дама. - Я же сказала: я замужем.
  
  - А причем здесь замужество? - в свою очередь удивился я. - У меня немножко иные намерения.
  
  - Да? И какие же?
  
  - Любовь в чистом виде, не омраченная такими негативными явлениями, как брак, всякие там супружеские обязанности и тому подобная муть.
  
  - О! - только и смогла вымолвить изумленная Ира. - По-твоему, брак - явление негативное?
  
  - Крайне негативное, - подтвердил я. - Скажи: ты можешь представить себе что-нибудь более нелепое, нежели любовь по обязательству?
  
  - Ну, вообще-то... - замялась Ира.
  
  - Вот именно, - продолжал наступать я. - А что есть любовь между законными супругами? - менторским тоном вопросил я. - Ну-ка, вспомни: "Обязуетесь ли вы любить друг друга в горе и в радости, пока смерть не разлучит вас?.." А? Каково? - напористо продолжал я. - Ты, стало быть, обязана любить своего мужа. А теперь скажи, только честно, - я взял женщину за плечи и строго посмотрел ей в глаза, - ты его любишь?
  
  Ира безразлично пожала плечами.
  
  - Не знаю. Привыкла. Нас с ним очень многое связывает.
  
  - Значит, не любишь, - резюмировал я. - А без любви, между прочим, жить не можешь. Потому и отрываешься со старыми тетками в своем "Розовом бутоне"!
  
  - Прекрати!
  
  - А что - прекрати? - взвился я. - Я, кажется, еще и не начинал.
  
  - Мне надоело это слушать! - вскипела Ира.
  
  - Ладно, ладно, - отступил я. - Не хочешь нормальной любви - не надо. - Я плюхнулся в кресло и положил ногу на ногу. - Между прочим, я к тебе по делу, - сухо произнес я.
  
  - Выкладывай, - проворчала хозяйка.
  
  - Я внедряю в твой чертов клуб агента.
  
  - Какого агента? - вскинула брови дама. - Это женский клуб.
  
  - Агента зовут Елена Владимировна. Это моя жена, - пояснил я.
  
  - Что? - опешила Ира.
  
  - Что слышала. В следующую среду ты берешь с собой Ленку и вводишь в клуб.
  
  - Зачем?
  
  - Надо.
  
  - В клуб принимают только богатых женщин, - снисходительно поведала Ира. - Дорогое платье, драгоценности, иномарка - обязательная атрибутика. Без этого и думать нечего протащить ее в члены.
  
  - Нет проблем, - я небрежно махнул рукой. - Машину я достану, а платье и драгоценности дашь ей свои. Вопросы есть?
  
  - Восемьсот долларов тоже я буду вносить?
  
  - Нет. Деньги мои. Еще вопросы?
  
  - Почему я должна это делать? - недовольно проворчала хозяйка.
  
  - Послушай, - сказал я вкрадчиво, - Марго убила уже троих. И нет никаких оснований полагать, что она на этом остановится. Так что же, пускай продолжает убивать? Да?
  
  - Нет, - покорно согласилась Ира. - Что я должна делать?
  
  Я встал с кресла и прошелся по комнате.
  
  - Прежде всего, - начал я, - Ленку надо одеть, причесать и намакияжить. Это раз. - Я загнул палец. - Второе. Моя жена - тетка простецкая. Работает гинекологом в женской консультации, между прочим. Манеры, как ты понимаешь, соответственные. В общем, на миллионершу мало похожа. - Я помолчал. - Надо научить ее играть роль. Понимаешь?
  
  Ира кивнула.
  
  - Разумеется. Машину водить умеет? - спросила она.
  
  - Права есть, - отозвался я, - но на иномарках никогда не ездила.
  
  - Ладно, - кивнула Ира, - потренирую ее на своем мерсе.
  
  - Мерс оставь, - усмехнулся я. - Еще пригодится. Завтра пригоню вольво, и катайтесь, сколько влезет.
  
  Я снова уселся в кресло, и мы обсудили еще кое-какие детали.
  
  - Послушай-ка, - подмигнула мне Ира, - а как тебе удалось ее уломать?
  
  - В смысле?
  
  - Ни одна нормальная женщина добровольно не согласится поехать в лесбийский клуб.
  
  - Она и не знает, что это лесбийский клуб.
  
  - Но это же подло! - возмутилась Ира.
  
  - Кто это говорит? - насмешливо проговорил я. - Мать Тереза? Или принцесса Диана? Маринку с Валей кто заманил? Я? Или все-таки ты?
  
  Ира виновато потупилась.
  
  - Значит, не говорить?
  
  - Ни боже мой.
  
  - Ладно, пошли чай пить.
  
  Мы прошли на кухню. Помещение было огромное. Светлый веселенький гарнитурчик как-то даже терялся в ее глубинах. Зато стол был под стать - громадный, дубовый, на толстых витых ножках.
  
  Хозяйка весело суетилась, сервируя стол, а я сидел и любовался. Действия, казалось бы, самые обычные: достать чашки, налить в чайник воду, расставить блюдца... Но с какой грацией она все это проделывала! Сколько женственности, неги и ласки было в ее неторопливых движениях!
  
  Я не выдержал: подошел сзади, обнял женщину за плечи и зарылся носом в ее душистые волосы.
  
  - Господи, - промычал я, - до чего же ты хороша!
  
  - Садись, садись, - посмеиваясь, велела хозяйка. - Чай готов.
  
  - Не хочу чаю, - заныл я. - Хочу тебя.
  
  - Ну, это уже слишком, - нахмурилась Ира. - Немедленно сядь на место, - скомандовала она.
  
  Чаепитие прошло в скорбном молчании. Вскоре появилась Ленка. Я представил дамочек друг другу и вскоре откланялся.
  
  
  
  Глава 13
  
  Следующие семь дней стали для меня настоящей каторгой. Все свободное время Ленка пропадала у Иры, а я, как полоумный, метался между Сенькой, Дэнди и Васькой. Всю ораву накорми, собаку выгуляй, сына в садик отведи... В магазин, опять же, сходи, жратву приготовь, посуду помой, пол подотри... Дурдом! Разве можно столько дел на одного человека наваливать? Да еще каждый день?
  
  В общем, страдал я немилосердно. Да еще среди ночи заявится эта клуша и давай на мне свой новый имидж отрабатывать. Глазками направо-налево стреляет, плечиками подергивает, нос выше люстры задирает. И все норовит чего-нибудь обидное сказать. Дескать, знай свое место, мужлан неотесаный.
  
  Понятное дело, от таких нюансов я совсем загорюнился. Но все, как известно, в этом мире кончается. Кончились и мои мучения. Настал долгожданный день "Х", а точнее - среда 24 июня.
  
  Перед началом операции я заскочил к Ирке. Дамочки как раз заканчивали наводить марафет. Я глянул на женушку и отпал. Взгляд надменный, осанка царственная, походка величественная. А уж разодета - в пух и прах. Платье шили, да, как видно, ткани не хватило: толком прикрыты только живот и плечи. Остальное все более или менее голо. Зато драгоценностей - тьма: серьги, кольца, браслеты, цепочки, здоровенный гранатовый кулон...
  
  Хотел было супругу по старой привычке по заднице хлопнуть, так она так на меня зыркнула - рука отнялась.
  
  Ладно, дал девочкам ЦУ: в двенадцать, как только из клуба выйдут - звонить мне по сотовому: дескать, все в порядке, едем домой.
  
  Проводил девчонок до тачек, оттуда поехал прямиком в садик.
  
  Сына я нашел под грибочком на лавочке. Рядом с ним, рука в руке, расположилась некрасивая девчушка с двумя жиденькими косичками. Тут же, на лавочке, сидела дородная пучеглазая тетка и с громкими всхлипами обливалась слезами. Перед сидящими стояла воспитательница Зинаида Ивановна и в полной растерянности бормотала:
  - Ничего, Валечка, все обойдется, вот увидишь.
  
  Тетка безнадежно качала головой и истерично завывала:
  - Олечка, дитятко мое ненаглядное! Что ж ты над собой исделала? Горе мне, горе! Что же делать? Как быть? Ведь руку придется отрубать! Ой, сведешь ты меня в могилу, ой, сведешь!
  
  Я подошел и поинтересовался, по какому поводу мадам разводит сырость.
  
  - Да вот, - с грустью поведала Зинаида Ивановна, - Оленька учудила.
  
  Оказывается, Оленька Сухова уже целую неделю сгорает от неразделенной любви к моему сыну. Сенька девчонку третирует, потому что она, дескать, уродка. Вот Оленька страдала, страдала, да и решила привязать к себе мальчишку навсегда. Точнее, не привязать, а... при-клеить. Притащила из дома тюбик какого-то суперклея, подкралась к спящему возлюбленному, обмазала ладошки себе и ему и... склеила.
  
  Клей оказался на редкость эффективным: сколько Олина мама с воспитательницей ни отдирали детей друг от друга, сладкая парочка оставалась надежно сцементированной.
  
  - К хирургу придется везти, - в отчаянии голосила Олина мать. - Руки ампутировать...
  
  Зинаида Ивановна вскрикнула и судорожно всплеснула руками.
  
  Я принес из машины три бутылки с растворителями и принялся колдовать над склеенными детскими ладошками.
  
  Через полчаса "узы" были "расторгнуты" и несостоявшихся супругов со всей торжественностью повели мыть руки.
  
  Короче, домой мы попали только в семь вечера. А дел, между тем, предстояло многое множество.
  
  Я в темпе приготовил ужин, накрыл на стол и побежал мыть Сеньке руки. Когда мы вернулись на кухню, Васька, удобно расположившись между двумя салатницами, старательно сковыривал крышку с масленки. Я обругал негодяя последними словами, ухватил за шкирку и вышвырнул в коридор. Кот с треском обрушился на голову Дэнди, мирно дремавшего на своей подстилке. Пес в ужасе вскочил на все четыре и жалобно заскулил. Перепуганный кот бросился наутек, ошалевший Дэнди помчался за ним.
  
  Когда мы с Сенькой после ужина зашли в гостиную, нашим глазам открылось прелюбопытное зрелище. Кот мерно раскачивался на люстре, ухватившись за жердочки передними лапами. Собака сидела под светильником и, водя мордой из стороны в сторону, пристально следила за колебаниями своего "меньшого брата".
  
  Я снял Ваську с люстры и задал животным корм. От еды звери пришли в благодушное состояние, и мир был восстановлен.
  
  Дальше предстояло самое трудное - уложить ребенка спать. Однако в этой области у меня были кое-какие наработки. Я прикрыл парня легким одеяльцем, придвинул стул поближе к диванчику и тихо и заунывно затянул:
  У попа была собака; он ее любил.
  Она съела кусок мяса - он ее убил.
  В землю закопал, на камне написал:
  "У попа была собака; он ее любил.
  Она съела кусок мяса - он ее убил.
  В землю закопал, на камне написал:
  "У попа была собака; он ее любил.
  Она съела кусок мяса - он ее убил.
  В землю закопал, на камне написал...
  
  На пятом витке Сенечка сладко зевнул, смежил веки и благополучно унесся в царство Морфея.
  
  Я тихонько обулся и отправился выгуливать собаку.
  
  Я медленно брел по бульвару, занятый мыслями о "Розовом бутоне"; Дэнди весело носился по лужайкам.
  
  Дойдя до конца дорожки, я повернул назад. Дэнди вдруг ни с того ни с сего пристроился к моей левой ноге. Изображая высшую степень послушания, пес шагал со мной нога в ногу, скромно прижав уши и низко опустив морду. Я терялся в догадках, что бы это могло означать.
  
  Дело разъяснилось, как только мы вышли на свет. Из собачьей пасти во все стороны торчала здоровенная сахарная кость. Так вот почему он изображал из себя послушную собачку - чтобы хозяин разрешил полакомиться помоечной косточкой! Ну и хитрец!
  
  - Выплюни немедленно! - строго скомандовал я.
  
  Собачьи челюсти послушно разжались, и кость с грохотом обрушилась на асфальт.
  
  С прогулки мы вернулись около одиннадцати. Помыв песику лапы, я отпустил его на все четыре стороны. Сам же уселся перед телевизором, поставил рядышком телефон и стал ждать.
  
  В полпервого я забеспокоился. Ирка говорила, что оргии заканчиваются ровно в двенадцать. Чего же они не звонят? Главное - молчат обе. Ну, хоть бы одна позвонила! Нет, тишина.
  
  Я схватил телефонную трубку и начал судорожно набирать номера Иркиного и Ленкиного мобильников.
  
  Черта с два! "Абонент временно недоступен. Позвоните позже". Дура набитая, ты зато доступная, провались совсем!
  
  Я бросился в спальню, выкопал из-под белья свой трофейный американский револьвер и запихнул в карман штанов. Запер квартиру и вихрем слетел вниз по лестнице.
  
  Ленинградское шоссе было довольно пустынно. На 38-ом километре не было ни людей, ни машин. Я отъехал назад и припарковался метров за пятьдесят до километрового столба. Минут пятнадцать я бродил с фонарем по обочине в поисках подходящего укрытия; неожиданно я заметил в кювете старый дорожный щит. Похоже, когда-то здесь проводились ремонтные работы, и щит случайно свалился в канаву. Установив щит в метре от столба, я спрятался за него и приготовился ждать.
  
  Ждать пришлось долго. Часы показывали ровно два часа, когда со стороны Солнечногорска показались фары двух близко идущих машин. Машины остановились строго напротив километрового столба. Ночь была звездная, лунная, так что я отлично их рассмотрел: обе тачки были марки мерседес.
  
  Из заднего мерса выскочил крепко сбитый мужчина в низко надвинутой на глаза бейсболке. В руках он держал внушительного вида дубинку. Мужик подскочил к передней машине, рванул дверцу и выволок из салона женщину. Я не сумел рассмотреть ее лицо, потому что бандит своей широкой спиной загораживал мне обзор. Я только увидел, что женщина вдруг зашаталась и как подкошенная рухнула на дорогу. Негодяй пнул свою жертву ногой, отступил назад и сжал в руке дубинку. В ту же секунду я, словно барс, выскочил из укрытия. В два прыжка преодолев разделявшее нас с бандитом расстояние, я перехватил дубинку на лету, размахнулся и шмякнул негодяя по голове. Парень немедленно отключился. Стоящая впереди тачка тут же рванулась с места и умчалась в направлении Москвы.
  
  Я достал из-за пазухи репшнур и связал бандита по рукам и ногам. Вслед за этим я занялся дамой. Я перевернул женщину на спину и вгляделся в ее лицо. Несмотря на то что лицо ее было в ужасном состоянии, я узнал ее без труда. Это была Ира. Смачно ругнувшись в адрес бандита, я опустился на колени и прижался губами к нежной дамской шейке. Жилка пульсировала вполне удовлетворительно. Я разрезал веревку, стягивавшую ее запястья и осветил бедняжку фонариком. На лице и на руках у нее я заметил многочисленные следы ожогов, однако серьезных ран на теле не обнаружил.
  
  Следующим номером я позвонил по 02 и сообщил ментам номер Иркиной машины, ибо, судя по всему, именно на ней удрала предусмотрительная Маргоша.
  
  К тому моменту когда я закончил объясняться с ментами, Ира слабо застонала и пошевелилась. Я помог ей подняться и, конечно же, первым делом поцеловал. Испытанная тактика! Поцелуй привел ее в чувство лучше всякого нашатыря.
  
  - Ванюша! - всхлипнула женщина. - Это ты! - Она уронила голову мне на грудь и затряслась в рыданиях. - Ванечка, милый, мне было так страшно!
  
  - Где Ленка? - спросил я, осыпая поцелуями ее мокрое лицо.
  
  - Там, в клубе, - прорыдала женщина. - На втором этаже.
  
  - Бандиты в доме есть?
  
  - Не знаю.
  
  Я достал из кармана сотовый, снова набрал 02 и попросил прислать к воротам коттеджного поселка парочку ментов, ибо я боялся, что мне не удастся договориться с охраной. Затем я подогнал свою тачку, мы запихнули бандита на заднее сиденье, уселись сами и покатили.
  
  - Что все-таки произошло? - спросил я. - Почему Марго решила от вас избавиться?
  
  - Ты не должен был давать Лене Маришкину машину, - упрекнула меня Ира. - Маргошин приятель сразу опознал номер и заподозрил неладное.
  
  - Черт! - выругался я. - Об этом я не подумал!
  
  - Они заподозрили неладное, и Маргоша попросила нас с Леной задержаться - дескать, у нее до нас важное дело. Как только остальные дамы разошлись, в залу выскочил этот ужасный бандит, скрутил нам с Леной руки, и они сволокли нас в соседнюю комнату.
  
  В течение следующего часа пленниц жестоко пытали. Бандитов насторожило, что Ленка прикатила на Маришкином вольво. Они решили, что дамочка - засланный казачок, и с помощью пыток пытались дознаться, с какой целью она приехала и на кого работает.
  
  Бандиты загоняли женщинам под ногти иголки и жгли сигаретами лицо и руки. Однако девчонки держались твердо и не сказали негодяям ни слова.
  
  Чтобы не было слышно криков истязаемых, рты им заткнули кляпами. Время от времени кляпы выдергивались и разъяренный бандит рычал девчонкам в лицо: "Ну что, будем говорить? Нет? Тогда продолжим!" И пытки возобновлялись с еще большей жестокостью. Под конец от нестерпимой боли обе женщины потеряли сознание.
  
  - Вот, посмотри, - Ира протянула дрожащую руку, на которой тут и там вздулись мелкие волдырики ожогов. Она повернула руку ладонью вверх, и я увидел, что подушечки ее изящных пальчиков были густо измазаны засохшей кровью.
  
  Я закусил губу. Боже, какой же я мерзавец! Ведь это я их подставил! Своими руками! Я стиснул руль и в бессильной злобе заскрежетал зубами. Иголки под ногти... Сигарету к лицу... Я обернулся на бездыханное тело бандита; мой рот ощерился в зверином оскале, глаза налились кровью... Убью гада!
  
  Увидев мое искаженное ненавистью лицо, Ира вскрикнула и отшатнулась.
  
  - Ванечка! Что с тобой?
  
  Я посмотрел на ее пузырящееся лицо, на вымазанные кровью пальцы и вдруг почувствовал, что мои глаза, помимо моей воли, наполняются предательской влагой.
  
  - Бедная моя девочка! - Я смахнул со щеки слезинку и обнял страдалицу за плечи.
  
  - Смотри, в канаву свалишься, - жалко улыбнулась она.
  - Господи, солнышко мое, - виновато бормотал я. - Поверь, мне очень, очень жаль, что все так вышло! - Я шумно вздохнул. - Честное слово, не предполагал, что все так получится.
  
  - Да ладно, - махнула рукой Ира. - Теперь уже все позади. Теперь главное - освободить Лену.
  
  - Верно, - поддакнул я. - Кстати, что они с ней сделали?
  
  - Раздели догола, связали веревками руки и ноги и заперли в комнате. Вероятно, планировали разделаться с ней позже.
  
  - Ага, - удовлетворенно воскликнул я. - Значит, их всего двое.
  
  - Почему?
  
  - Видишь ли, - охотно пояснил я, - если бы у них был третий сообщник, Ленку бы повезли сразу, вместе с тобой.
  
  - Наверное, ты прав, - сонно пробормотала Ира. - От пережитых треволнений, ужасов и слез ее неудержимо клонило в сон.
  
  
  
  Глава 14
  
  Вскоре мы подкатили к массивным металлическим воротам.
  
  - Органы правопорядка! - рявкнул я, размахивая перед носом у охранника лицензией частного детектива. - В двадцатом коттедже окопались опасные преступники, держат в заложниках молодую девушку.
  
  Однако парень, как видно, был не из тех, что легко берутся на понт. Грубо отмахнувшись от моей лицензии пистолетом, он отрубил:
  - Кому лапшу на уши вешаешь? В двадцатом пусто, хозяева сорок минут как уехали.
  
  - Совершенно верно, - стараясь не закипать, проговорил я. - В доме осталась заложница, молодая девушка.
  
  - Кто тебе это сказал, чувак?
  
  - Я тебе это говорю!
  
  - А кто ты, собственно, такой?
  
  - Частный детектив.
  
  - Ну и что?
  
  - А то что в этом чертовом коттедже держат в заложниках мою жену!
  
  - Понял, - гнусно ухмыльнулся охранник. - Выслеживаешь неверную женушку? Извини, друг, ничем не могу помочь.
  
  Неизвестно, чем закончилась бы эта дискуссия, но, к счастью, в этот самый момент к будке подкатил милицейский жигуль. Из автомобиля резво выскочили двое здоровенных ментов с карабинами наперевес, и в ту же минуту спор был решен в мою пользу. Ворота незамедлительно открылись, и наш славный тандем победно покатился по широкой, хорошо освещенной улице.
  
  Маргошины ворота оказались не заперты, и мы беспрепятственно проникли на участок.
  
  - Сколько преступников в доме? - на ходу прокричал один из ментов, широкоплечий мордастый старлей.
  
  - Ни одного, по всей вероятности, - ответил я.
  
  Менты удовлетворенно кивнули и принялись высаживать ближайшее к входной двери окно. Я поморщился: к чему такие крайности, когда у бандита наверняка есть ключи?
  
  Ключики, действительно, отыскались, и через две минуты мы уже были в холле, из которого наверх уходила широкая лестница с перилами. Ира, клюя носом и поминутно спотыкаясь, провела нас на второй этаж и показала дверь Ленкиной "камеры".
  
  Не дожидаясь, пока я подберу нужный ключ, старлей вышиб дверку одним ударом ноги. Дружной гурьбой мы ввалились в комнату и... как вкопанные остановились на пороге.
  
  Помещение носило следы кровавого погрома. Мебель опрокинута, окно разбито, повсюду валяются кровавые тряпки, подоконник почти полностью залит кровью... Ленки в комнате не было.
  
  - Где заложница? - строго спросили менты.
  
  Я недоуменно пожал плечами и позвал: - Ира!
  
  Женщина не отозвалась. Я огляделся: Ирка исчезла. Ну вот, этого мне только не хватало!
  
  Я выскочил в коридор и вздохнул с облегчением: женщина сладко спала, прикорнув на диванчике у двери.
  
  - Милая, проснись! - Я потряс ее за плечо.
  
  - Да? - Ира открыла ничего не понимающие глаза.
  
  - Где Ленка?
  
  - Там, - пробормотала она, ткнув пальцем в дверь.
  
  - Там ее нет, - возразил я и спросил: - Это точно та комната?
  
  - Да, да. - Женщина проснулась окончательно, встала и шагнула через порог. В ту же секунду из ее груди вырвался вопль ужаса.
  
  - Что здесь случилось? - вскричала она, с изумлением оглядывая царивший в комнате разгром.
  
  - Хотел бы я это знать!
  
  Мы прошли к окну.
  
  - Господи! - в ужасе вскрикнула Ирка, увидев залитый кровью подоконник. - Они убили ее!
  
  Я стиснул зубы.
  
  - Ты уверена, что это ее кровь?
  
  Ирка утвердительно кивнула и зарыдала.
  
  - Чья же еще? Все разъехались. Мы с Леночкой были последними.
  
  Я нагнулся и вытащил из-под дивана кровавый тряпичный комок.
  
  - Что бы это могло быть?
  
  - Это веревки, - всхлипнула Ира. - Веревки, которыми они связали ее.
  
  Я с любопытством смотрел на отвратительный клубок, из которого в разные стороны торчали многочисленные концы.
  
  - Веревки явно разрезаны, - задумчиво протянул я.
  
  - И правда, разрезаны. - Ира смотрела на меня озадаченно. - Значит... кто-то освободил ее? - с надеждой спросила она.
  
  - Возможно, - неуверенно отозвался я. - Только вот как они вышли из комнаты? Дверь-то была заперта.
  
  Я подошел к окну и принялся изучать подоконник. На кровавом "покрытии" виднелись два четких босых следа, явно дамского размера. Мое сердце сжалось от дурного предчувствия.
  
  - Она выпрыгнула из окна! - вскрикнул я не своим голосом. - Я перегнулся через подоконник и посмотрел вниз. На лужайке под окном было пусто.
  
  - Ну что, Петр Иваныч, - лениво сказал старлей, - заложницы нет, что будем делать?
  
  - Эй, послушай, - обращаясь ко мне, сказал Петр Иваныч, высокий белобрысый майор с угрюмым лицом. - Может, ты все-таки объяснишь, что здесь происходит?
  
  Не удостоив майора ответом, я круто развернулся на каблуках и бросился вон из комнаты. Менты и Ира поспешили вслед за мной.
  
  Мы обыскали лужайку под окном, но кроме крови на слегка примятой траве не обнаружили ровным счетом ничего.
  
  - Слушай, Ванюша! - вдруг возбужденно закричала Ира. - Машина!
  
  - Где машина? - Я с недоумением огляделся по сторонам.
  
  - Ленкина машина, - пояснила Ира.
  
  - Действительно, - согласился я. - Тачки-то нет. Пожалуй, надо ехать домой.
  
  Когда мы подошли к моей пятерке, оттуда послышался утробный вой. Бандит наконец-то очухался и, судя по всему, жаждал общения с органами правопорядка.
  
  - Это еще что за птица? - подозрительно спросил Петр Иванович. Я вкратце изложил историю моего знакомства с Марго и ее сообщником.
  
  - Можете забрать этого морального урода, - сказал я майору. - И учтите: на его совести как минимум три убийства. А сегодня, если бы я не схватил его за руку, к ним прибавились бы еще два трупа. Так что смотрите за ним получше.
  
  - Не беспокойся, коллега, - со снисходительной усмешкой обронил Петр Иванович. - Предоставь дело профессионалам.
  
  - С большим удовольствием, - охотно уступил я. - А сейчас, ребята, - обратился я к ментам, - я хотел бы заняться поисками своей жены, которая, похоже, очень серьезно ранена. Так что всякие там допросы и протоколы давайте отложим на завтра, если вы, конечно, не против.
  
  Менты для виду немножко поломались, но все же отпустили нас с Иркой до завтрашнего утра.
  
  - Так уж и быть, - сказал майор, - давайте документы, я запишу ваши координаты, завтра вам позвонят из прокуратуры, явитесь к следователю и все, как есть, расскажете. Понял?
  
  - Так точно. - Я вытянулся во фронт.
  
  - Вольно, - смеясь, скомандовал мент. - Паспорт давай.
  
  Мы показали майору паспорта, тот выписал на бумажку наши реквизиты, потом спросил:
  - На каком, ты говоришь, километре этот бандит оставил свой мерседес?
  
  - На тридцать восьмом.
  
  - Ладно, - на прощание сказал майор. - Если что - звони.
  
  - Ага.
  
  Мы с Ирой быстренько уселись в машину и двинулись на выход. Пока охранник открывал нам ворота, я с ним опять разговорился.
  
  - Да, - уверенно кивнул он, - вольво с номером Х 999 ам уехала отсюда минут сорок назад.
  
  - За рулем была женщина? - спросил я.
  
  - Женщина? - удивился секьюрити. - По-моему, водитель больше смахивал на обезьяну. На голове взрыв, вместо одежды закуталась в какую-то грязную тряпку, морда вся в разводах. По-моему, мартышки и то приличней себя подают.
  
  Я не стал обсуждать с ним вопросы гигиены человекоподобных. Вместо этого я поскорее уселся за руль и рванул в Москву.
  
  
  
  Глава 15
  
  Когда мы с Ирой добрались наконец до моей квартиры, шел уже пятый час. Я отпер дверь и, не разуваясь, бросился в комнаты.
  
  Ленку мы нашли в спальне. Она лежала в перепачканной кровью постели и мирно посапывала.
  
  Когда я увидел ее руки, я сначала подумал, что она зачем-то натянула перчатки. Длинные, по локоть, красные перчатки. Но в следующее мгновенье я с ужасом осознал, что это вовсе не перчатки, а толстый слой полузапекшейся крови.
  
  При виде окровавленной подруги Ира вскрикнула и медленно осела на пол. Но уже в следующую минуту она вскочила на ноги и помчалась в кухню. Я двинулся следом.
  
  - Что у тебя есть? - деловито осведомилась женщина.
  
  - А что надо?
  
  - Марганцовка, бинты, перекись, зеленка.
  
  Мы выгребли из аптечки все, что могло нам понадобиться, развели марганцовку и вернулись в комнату.
  
  - Придется разбудить, - с сожалением сказала Ира и осторожно подергала Ленку за плечи.
  
  Та открыла глаза и уставилась на Иру, как на привидение из страшного сна. Ленка помотала головой, пощипала себя за разные места - "привидение" продолжало упорно висеть над кроватью. Тогда она осторожно взяла "привидение" за руку и вдруг завопила:
  
  - Ирочка! Солнышко мое! Ты жива?!
  
  - Жива, Ленусик, жива, - весело отозвалась та. - Вставай, родная, - ласково прибавила она. - Зеленкой намажемся.
  
  С радостным воплем Ленка выскочила из постели и бросилась подруге на шею. Дамы обнялись и принялись осыпать друг друга самыми нежными поцелуями.
  
  - Ирочка, дружочек! - мурлыкала Ленка. - Господи, как же я рада тебя видеть! Знаешь, - вдруг всхлипнула она, - я ведь была уверена, что они тебя убили. - И она разревелась.
  
  - Ну, ну, родная, - Ира погладила Ленку по голове и нежно поцеловала ее мокрые от слез глаза. - Все позади. Успокойся. Никто нас больше не тронет, все кончилось.
  
  - Да, да, все кончилось, - эхом отозвалась Ленка и прижалась губами к Иркиным губам.
  
  Я так и сел. Нет, я, конечно, все понимаю - дамочки породнились перед лицом смерти и все такое... Но разыгрывать лесбийские сцены на глазах у мужа - это, согласитесь, уже слишком.
  
  - Лесбиянки бесстыжие, - с отвращением сказал я, - прекратите немедленно! Здесь вам не вертеп.
  
  Ленка оторвалась от подруги и сделала шаг в мою сторону.
  
  - Лесбиянки, говоришь? - вкрадчиво завела она, угрожающе надвигаясь на меня. - Вертеп, говоришь? Я тебе покажу лесбиянок, гад паршивый, - вдруг заорала она. - Да чтоб тебе пусто было! - Она шумно отдышалась и продолжала: - И кто же послал меня в этот вертеп? А? Забыл? Или, может, ты не знал, чем они там занимаются?
  
  Она стояла передо мной абсолютно голая, вся в крови, ожогах, порезах и царапинах и угрожающе размахивала руками. Зрелище было настолько комичным, что я, забыв обо всем на свете, весело рассмеялся.
  
  - Ты еще смеяться будешь? - окончательно вышла из себя супруга. В гневе она схватилась за табуретку, очевидно намереваясь стукнуть меня этим предметом по голове. Положение спасла Ира. Она усадила Ленку на эту самую табуретку и принялась промывать марганцовкой ее бесчисленные раны.
  
  Далее в ход пошла зеленка. Я сидел на диване и с большим удовольствием наблюдал, как моя жена медленно, но верно превращается в крокодила.
  
  - Ну вот, - весело резюмировал я, когда на супруге не осталось ни одного светлого пятнышка, - теперь внешняя оболочка полностью соответствует содержанию.
  
  - Ах ты, гад! - по привычке вскинулась женушка и схватила с тумбочки пузырек из-под зеленки.
  
  - Послушай, - взмолился я, обращаясь к Ире, - сделай милость: прибинтуй ты ей руки обратно к ногам. Совсем распоясалась баба: дня не проходит без мордобоя. Жить же невозможно.
  
  - Прекратите, оба, - жестко сказала Ира. - Ленусик, - прибавила она ласково, - лучше расскажи нам о своих приключениях. Как тебе удалось удрать?
  
  Ленка натянула полосатую пижаму, забралась под одеяло и начала свой рассказ:
  - Когда тебя, мое солнышко, - обратилась она к Ире, - увезли на казнь, первым делом я, конечно, тебя оплакала - разумеется, насколько позволял кляп. Дальше я оценила свои шансы.
  
  Шансы были нулевые: запястья крепко стянуты за спиной; ноги плотно примотаны одна к другой, во рту кляп. О том чтобы освободиться от веревок, не могло быть и речи. Позвать на помощь тоже невозможно.
  
  Минут пятнадцать Ленка провалялась на диване, покорно ожидая своей участи. Однако лежать, ничего не делая, в ожидании скорой смерти, оказалось мучительно тяжело. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Ленка решила хоть чем-нибудь заняться. А делать она могла только одно - прыгать по комнате. Как зайчишка.
  
  Допрыгав до окна, Ленка отодвинула головой штору и уперлась носом в оконное стекло. И тут в ее светлую головку пришла совершенно гениальная мысль.
  
  Внимательно оглядев комнату, она остановила свой выбор на массивной деревянной табуретке. Пленница подскакала к табуретке, повернулась задом, присела и ухватила табуретку пальцами рук, которые, по счастью, еще не успели онеметь. Затем с табуреткой в руках наша "лошадка" поскакала обратно к окну.
  
  Работка, прямо скажем, была не из легких, но с пятой попытки ей все же удалось расколотить стекло. Потом, взгромоздившись задом на подоконник, Ленка подвела запястья к торчащему из окна осколку и принялась тереть веревки об острый край стекла.
  
  - Сумасшедшая! - вскричал я. - Ты же могла запросто разрезать себе вену!
  
  - Могла, - невозмутимо парировала супруга. - Но не разрезала. А что мне было делать? - огрызнулась она. - Ждать, когда эти сволочи всадят в меня нож или пулю?
  
  - Нет, конечно, - покорно согласился я. - И что было дальше?
  
  - Что дальше? Руки, конечно, изрезала напрочь, но веревки перетерла.
  
  - Значит, вся эта кровь на подоконнике - с твоих рук? - ужаснулся я.
  
  - Именно.
  
  Дальше дело пошло веселее. Развязав веревки на ногах, Ленка стала думать, как ей спуститься со второго этажа. В конце концов решила воспользоваться шторой. Сдернув ткань с карниза, она зажала один ее конец створкой окна, а другой спустила вниз. Влезла на подоконник, перекинула ноги через карниз, ухватилась за тряпку и сиганула вниз.
  
  - Так и сиганула, вся голая? - спросил я.
  
  - Так и сиганула, вся голая, - сердито подтвердила Ленка.
  
  - Куда же подевалась тряпка? - полюбопытствовал я.
  
  - Тряпку я сорвала, - пояснила Ленка.
  
  - Зачем?
  
  - По-твоему, я должна была ехать в машине голая? - язвительно поинтересовалась супруга. - Да меня замели бы на первом же посту.
  
  - Что верно, то верно.
  
  Ленка сладко зевнула и решительно заявила:
  - Ладно, ребята, вы как хотите, а лично я ложусь спать. После этого увлекательного вестерна я просто валюсь с ног.
  
  С этими словами она обвалилась на подушку и тут же заснула. Я поднялся.
  
  - Поехали, - обратился я к Ире. - Я отвезу тебя домой.
  
  Квартира на Тверской встретила нас мертвой тишиной.
  
  - Муж-то дома? - полюбопытствовал я.
  
  - Нет.
  
  - Где же он?
  
  - В Воронеже.
  
  - В командировке?
  
  - Да, у него там филиал.
  
  - А дочка?
  
  - У нее своя квартира.
  
  - Так ты одна?
  
  Ира кивнула.
  
  - Хочешь чего-ниубдь поесть? - предложила она.
  
  Услышав про еду, я вдруг понял, что страшно голоден.
  
  - Знаешь, просто умираю от голода, - засмеялся я.
  
  - Я тоже. Пошли на кухню.
  
  Ира выложила на стол кучу всяких продуктов, и сунула мне в руки нож.
  
  - Ты тут все нарежь и завари чай, - велела она, - а мне надо принять душ. Такое ощущение, что не мылась год, - засмеялась она.
  
  Я старательно выполнил все инструкции: заварил чай, нарезал и уложил на тарелки ветчину, колбасу, сыр, хлеб и прочую снедь. Я даже достал с сушилки чашки и блюдца и навел на столе экибану. Ира все плескалась в ванной.
  
  От нечего делать я включил телевизор, но по ящику гнали такую жуткую муть, что пришлось его немедленно выключить.
  
  Я посмотрел на часы и покачал головой: сколько можно мыться? Что она там, заснула, что ли?
  
  Я встал и решительным шагом направился в ванную. Я открыл дверь и... в изумлении застыл на пороге. Передо мной стояла... нет, не Венера, Венера - фигня по сравнению с тем, что я увидел. У Венеры, если по-честному, ноги немного толстоваты. Здесь же все было в норме. Ноги стройные, бедра округлые, талия осиная. Грудь - просто супер: и размерами не пугает, и стоит, как силиконовая. Кожа как у невинной школьницы - вся гладкая, нежная, эластичная.
  
  Завидев меня, Ира замахала руками:
  - Иди, иди, я сейчас приду.
  
  Она только что закончила вытираться и потянулась к висевшему на крючке халатику.
  
  - Подожди, - прохрипел я и перехватил халат у нее из рук.
  
  - Отдай халат, - потребовала Ира.
  
  - Непременно, - пообещал я. - Только сначала скажи: это все - искусственное?
  
  - Что искусственное?
  
  - Ну... фигура, - пояснил я. - Грудь, ноги, живот...
  
  Ира рассмеялась:
  - Да, все съемное, взяла на прокат.
  
  - Я серьезно спрашиваю, - обозлился я, - сколько операций ты сделала?
  
  - Ни одной.
  
  - Что? - ошеломленно переспросил я.
  
  - Ни одной, - повторила Ира. - Отдай халат, - попросила она, но как-то не слишком уверенно.
  
  - Никогда, - я зашвырнул шмотку в дальний угол ванной и подошел к женщине вплотную. - Скрывать от мира такую красоту - тяжкий грех, - попенял я хозяйке и в порядке эксперимента прикоснулся губами к прелестной мраморно-белой груди. Карательных санкций не последовало, и я многократно повторил поцелуй. - Просто не верится, что они без начинки, - восхищенно пробормотал я.
  
  Язык мой, как заведенный, нес околесицу, а руки между тем усердно работали. Левой я безостановочно ласкал Иркино тело, а правой - потихоньку освобождал от одежды свое собственное.
  
  - Когда я вырвал тебя из лап этого бандита, - задумчиво проговорил я, - я и не предполагал, какое мне досталось сокровище.
  
  - Ты хочешь, чтобы я отблагодарила тебя за то, что ты спас мне жизнь? - насмешливо спросила Ира.
  
  - Что касается меня, - снисходительно ответил я, - то я на этом не настаиваю. Но ты-то сама, - продолжал я вкрадчиво, - ты разве не хочешь сделать это?
  
  - Я? - удивленно переспросила Ира.
  
  - Да, ты, - сказал я и отступил на два шага назад.
  
  - О! - Ира, потрясенная, смотрела на меня во все глаза. - Это все - искусственное? - с нескрываемым восхищением спросила она.
  
  - Натуральней не бывает, - хвастливо заявил я и снова заключил ее в свои объятия. - А что касается всяких там благодарностей, - в промежутке между поцелуями сказал я, - то благодарить должен я тебя, а не наоборот.
  
  - За что?
  
  - За то что ты помогла мне поймать преступников. И еще, - тихо прибавил я, - я должен перед тобой извиниться.
  
  - За что?
  
  - За пытки. За тот ужас, который ты из-за меня пережила.
  
  - Жалеешь меня, да? - с грустью спросила Ира. - Компенсируешь моральный ущерб?
  
  - Вовсе нет! - с жаром воскликнул я. - Господи, что я говорю, - ужаснулся я. - Жалею, солнышко, конечно, жалею. Только не в этом дело. Я ведь вовсе не из жалости...
  
  - Нет?
  
  - Нет.
  
  - Тогда что?
  
  - Я не знаю... возможно, кто-то назвал бы это любовью... Я предпочитаю иное определение.
  
  - Какое?
  
  - Я безумно хочу сделать тебя счастливой. Хотя бы на ближайшие два часа. Позволишь?
  
  Ира засмеялась и положила свои изящные ладошки мне на грудь. Я взял ее на руки и тихонько отнес в спальню.
  
   ***
  
  Домой я вернулся в девять. Сенька сидел на полу в нашей спальне и безутешно рыдал, уткнувшись носом в диван, на котором мирно дрыхла его "позеленевшая" мамочка.
  
  Я взял сына за руку и отвел в гостиную.
  
  - Ну, - спросил я, - что случилось на этот раз?
  
  Жалобно всхлипывая и размазывая слезы по чумазому личику, парень выдавил:
  - Злой волшебник превратил маму в крокодилицу.
  
  Я весело рассмеялся. Сенька зарыдал еще сильнее.
  
  - Он намазал ее зеленкой с головы до ног, - горько пожаловался "крокодилий сын". - Я сам видел.
  
  Я обнял парня покрепче и ласково погладил по пушистой белобрысой головке.
  
  - Не плачь, Семен, - с улыбкой сказал я. - Это ведь не навсегда.
  
  - Правда? - с надеждой спросил ребятенок и широко раскрыл свои заплаканные глазенки.
  
  - Ну конечно, - заверил я мальчика. - Через неделю она снова превратится в человека, вот увидишь.
  
  - Как же она превратится? - недоверчиво поинтересовался Сенька.
  
  - А мы всю зеленку спрячем в шкаф, и злой волшебник не сможет ее больше намазать.
  
  - Да, правда, - подхватил повеселевший паренек. - Слушай, па, а может, лучше ее совсем выбросить? - резонно предложил он. - А то знаешь, эти волшебники, они такие хитрые. Найдет еще...
  
  - Не найдет, - твердо сказал я. - За это я ручаюсь. Пойди умойся.
  
  - В садик-то мы опоздали, - посетовал сынишка, вернувшись из ванной.
  
  - Ничего страшного, придешь попозже.
  
  - Как же не страшно, - заныл Семен, - завтрак-то уже кончился.
  
  - Позавтракаешь дома.
  
  Через полчаса я сдал Сеньку на руки милейшей Зинаиде Ивановне. Вернувшись домой, я как был, в штанах и в рубашке, рухнул на диван в гостиной и моментально провалился в сон.
  
  Разбудил меня телефонный звонок. Звонили из прокуратуры. Звонкий молодой голос настойчиво интересовался, когда мы собираемся пожаловать в означенное учреждение для дачи показаний. Я сказал "уже едем" и бросился будить жену.
  
  Через час мы, все трое, сидели в прокуратуре и по очереди давали показания. Допрашивал нас очень приятный молодой майор - Андрей Васильевич Скоротов.
  
  Мы заранее договорились не рассказывать ментам о специализации "Розового бутона". Зачем? Огласка могла повредить и Ирке, и Ленке, да и всем прочим дамочкам - членам клуба. Все-таки мы не дошли еще до такой степени сексуальной свободы, когда женщина может открыто объявить о своей нетрадиционной сексуальной ориентации, не опасаясь за свою репутацию. Конечно, расколоться могли Маргоша и ее сообщник-бандит. Но все-таки мы надеялись, что этого не произойдет.
  
  К слову сказать, Маргошу отловили, и Иркин мерс благополучно вернулся к владелице.
  
  Итак, мы честно рассказали Андрею Васильевичу все или почти все. Я очень хотел, чтобы бандиты понесли заслуженное ими наказание, а потому поведал ему еще о трех трупах, которые, очевидно, были на совести Марго и ее сообщника.
  
  Андрей Васильевич мне чрезвычайно понравился. Хороший мужик - умный и толковый. К тому же спокойный и доброжелательный. Мы с Андрюшей обменялись телефонами и договорились поддерживать связь.
  
  
  
  Глава 17
  
  Следующие три дня я блаженствовал. Хозяйство скинул обратно на Ленку, работу послал куда подальше. Целыми днями на диване валялся, всякие умные книжки почитывал. Хотя что я говорю - целыми. Разумеется, не целыми. Бывали и перерывы. Медовые. Только Ленка на работу уйдет - я к Ирочке. По дороге цветочки прикуплю - и на Тверскую. Такой закрутился роман - голова кругом! Сколько у меня женщин было за тридцать лет - тьма, но такое - просто в первый раз.
  
  Ира старше меня на целых десять лет, но это ничуть не мешает нам нежно любить друг друга. Более того, в ее обществе я чувствую себя удивительно уютно и покойно. Думаю, что так должен чувствовать себя младенец в утробе матери. Или праведник в раю. Полный душевный покой, гармония чувств и удовлетворение всех желаний.
  
  Никогда раньше у меня не было такой нежной, чуткой, ласковой, понимающей любовницы! И при этом она обладает всеми качествами великосветской дамы: Ира чрезвычайно умна, прекрасно одевается, держится с царственным достоинством и обладает великолепным чувством юмора. Общение с ней доставляет мне неизъяснимое удовольствие.
  
  Особенно в постели. В постели у нас творится такое - ни в сказке сказать, ни пером описать. Таких эмоциональных нагрузок нервная система просто не выдерживает: оба отключаемся. Как-то Ирочка мне призналась:
  - Сорок лет прожила на свете и даже не представляла, что такое в принципе возможно.
  
  Ну, то что она себе этого не представляла, вполне понятно. Имея в арсенале одного только мужа, трудно вообще что-либо себе представить.
  
  Куда интереснее, что и я, многоопытный сердцеед-Казанова, тоже не представлял, что такое возможно. То есть где-то что-то слышал, но всерьез не воспринимал. А теперь вот испытал на себе.
  
  Как-то за обедом мы с Ирочкой разговорились о ее прошлых, "розовых" похождениях. Я сказал:
  - Говорят, гомосексуальные контакты дают гораздо более острые ощущения, нежели контакты обычные, гетеросексуальные. Ты как считаешь?
  
  В ответ на мой вопрос Ира прочитала мне целую лекцию - о различиях в анатомическом устройстве мужчины и женщины, эрогенных зонах и сексуальном невежестве. В конце она сказала:
  - Гомосексуальный контакт до смешного прост, можно даже сказать - примитивен. Поэтому он всегда успешен. Чтобы сделать успешным контакт гетеросексуальный - надо многое уметь и, особенно, знать. Если мужчина знает - заткнет за пояс любую лесбиянку, можешь не сомневаться. Впрочем, - с улыбкой прибавила она, - что я тебе об этом толкую - ты, дружочек, заткнул за пояс целый клуб!
  
  В понедельник я позвонил Андрею Васильевичу и поинтересовался, как продвигается расследование. Разговор этот основательно выбил меня из колеи. Вот что мне сообщил Андрей.
  
  Маргарита Цыплакова и Роман Тавров сознались в инкриминированных им преступлениях. За время существования клуба "Розовый бутон" Тавров, при пособничестве Цыплаковой, убил четырех женщин: Марию Коновалову, Дарью Прохорову, Марину Верескову и Валентину Кольцову. Первые две были убиты им в конце прошлого года. При этом и Роман, и Маргарита - оба упорно отрицают свою причастность к убийству Антонины Кудриной. По их словам, Тоня никогда не была членом клуба "Розовый бутон". Более того, преступники клялись и божились, что с тетей Тоней не встречались ни разу в жизни.
  
  Выслушав эту тираду, я, недолго думая, схватил Тонину фотографию и помчался к Ирочке.
  
  Через два часа я знал совершенно точно, что к клубу "Розовый бутон" Тоня не имела ни малейшего отношения.
  
  Вы спросите, почему я так долго получал эту информацию? Да потому что первые два часа нам с Иришей было не до разговоров.
  
  Уже потом, после душа, когда мы сидели за обеденным столом и мирно потягивали душистый чаек, Ирочка ласково сказала:
  
  - Ну, Ванюша, давай, выкладывай, что там у тебя случилось.
  
  - С чего ты взяла, что у меня что-то случилось? - изумился я.
  
  - Элементарно, Ватсон, - засмеялась Ира. - Ну-ка, скажи, когда ты последний раз приходил ко мне без цветов?
  
  - Прости, моя радость, - завиноватился я. - Действительно, у меня возникли кое-какие проблемы.
  
  - Ну так расскажи.
  
  Я рассказал ей все, до самой последней мелочи.
  
  Ира выслушала меня очень внимательно.
  
  Я сказал:
  - Понимаешь, я идиот. Купился на этот дурацкий 38-ой километр, спутал кислое с пресным.
  
  - Не кори себя, Иван, - сказала Ира. - Внешне эти три убийства, действительно, очень друг на друга похожи.
  
  - Да где же похожи? - сокрушался я. - Смотри. Первое: положение машины и трупа. Тавров ехал из области, а потому оставлял машины своих жертв на левой обочине. И трупы бросал в левый кювет. Тонина машина, наоборот, была брошена на правой обочине, стало быть, тетю, вероятнее всего, привезли из Москвы. Так?
  
  Ира согласно кивнула. Я продолжал:
  - Дальше. Маришкина и Валина машины были помяты, Тонина - без единой царапины. О чем это говорит, как думаешь?
  
  Ирочка тяжело вздохнула.
  - Думаю, что с Мариной и Валей дело обстояло примерно так, - печально сказала она. - Марго женщину немного задерживает - чтобы рассосалась публика. Потом пускает вдогонку Таврова. Бандит, прижимая машину к обочине, вынуждает женщину остановиться. Отсюда помятый бок. А Тоню, возможно, привезли на место уже мертвую.
  
  - Верно, - закивал я. - Так оно, скорее всего, и было. Знаешь, Ириша, - продолжал я грузить подругу, - Тоня показалась мне какой-то очень странной - вся в каких-то нитках, собачьей шерсти, вся какая-то запыленная и замусоренная. Помню, я еще подумал, что она выглядит так, будто кто-то вывалил ей на голову мешок от пылесоса.
  
  - Похоже на ковер, - улыбнулась Ира.
  
  - В смысле? - не понял я.
  
  Ира улыбнулась:
  - Представь себе, что тебе надо вынести из дома труп. Из обыкновенного многоквартирного дома, где даже ночью шастают люди. Что ты сделаешь?
  
  - Они завернули Тоню в ковер?! - вскричал я.
  
  - Вероятно.
  
  - Сколько же они его не чистили?! - брезгливо поморщился я.
  
  - Мертвые сраму не имут, - печально заметила Ира.
  
  - Не имут, - эхом отозвался я.
  
  - Что ты собираешься делать? - поинтересовалась Ира.
  
  - Не знаю. Надо бы отыскать ее любовника. Только как его найти, ума не приложу. Родственники не знают, подруги - тоже.
  
  - Ты говоришь, Тоня была душевным человеком? - спросила Ира.
  
  - Да, - кивнул я. - Классная была тетка.
  
  - Знаешь, Иванушка, я все думаю: отчего это мать обделила Тоню в завещании? Почему отдала квартиру Кате?
  
  - Да, это странно, я тоже об этом думал.
  
  - Знаешь, я бы на твоем месте порыскала вокруг матери.
  
  - Так она же умерла.
  
  - Попробуй поговорить с соседями. Старушки, как правило, знают друг про друга все.
  
  Вскоре мы распрощались и я отправился домой.
  
  Ленка и Семен сидели на кухне и в полном молчании поглощали ужин. Я вымыл руки, плюхнулся на стул и уткнулся в салат.
  
  Ленка с нескрываемым подозрением уставилась на меня.
  
  - Где ты был? - строго вопросила она.
  
  - Ты ведь знаешь, любимая, - залебезил я, - в Тонином деле обнаружился новый поворот. Я вынужден начинать все сначала.
  
  Ленка окинула меня неодобрительным взглядом.
  
  - И от этого ты так сияешь? - поинтересовалась она. - Или от чего-нибудь другого?
  
  - Я сияю? - непритворно удивился я.
  
  - Ну не я же, - злобно парировала супруга. - Посмотри в зеркало.
  
  Женушка встала в боевую позицию, то бишь уперла руки в свои костлявые бока. Я весь сжался. Назревала сцена.
  
  Однако не успела она раскрыть свой очаровательный ротик, как вдруг раздался страшный треск.
  
  Мы повернулись на звук. Сенька лежал на полу и ужасающе хрипел, силясь вдохнуть в себя воздух. Лицо его раздулось и сделалось багрово-красным, изо рта, пузырясь, бежала пена.
  
  Ленка в ужасе схватилась за голову и бросилась к телефону. Я недолго думая ухватил Сеньку за щиколотки, опрокинул головой вниз и принялся яростно трясти, одновременно похлопывая парня свободной рукой по спине.
  
  Вставшая поперек горла котлета шлепнулась на пол, мальчишка судорожно вдохнул и зашелся в истерике.
  
  Ленка вырвала ребенка у меня из рук и унесла в спальню. В полном изнеможении я рухнул на стул и откинул со лба взмокшие волосы. Вся эта сцена продолжалась не больше минуты, но за эту минуту я так вымотался - как будто разгрузил вагон угля. Сердце в груди колотилось, как бешеное, коленки мелко тряслись, по спине потоками стекал пот. Врагу не пожелаешь таких острых ощущений.
  
  "Завтра же привинчу его стул намертво к полу, - устало подумал я. И что за идиотская манера - раскачиваться за едой?"
  
  Неожиданно меня пронзила мысль, от которой мне стало страшно. А что было бы, если бы меня не оказалось дома? Ленка-то ведь побежала вызывать врача. Да пока она там номер набирала, ребенок успел бы десять раз скончаться.
  
  Вскоре в кухню вернулась супруга. Вид у нее был ужасный: лицо осунулось, глаза запали, нос заострился, уголки рта опущены. Постарела просто на глазах, с грустью подумал я.
  
  Ленка устало опустилась на стул и, уставив глаза в пол, проронила:
  - Это все из-за меня, да?
  
  - Что? - не понял я.
  
  - Ну, Сеня подавился... из-за меня?
  
  Я неопределенно пожал плечами:
  - Трудно сказать. Но вообще-то, - укоризненно прибавил я, - устраивать скандалы при детях - последнее дело.
  
  - Ладно, - подавленно отозвалась супружница, - больше не буду.
  
  
  
  Глава 18
  
  На следующий день, с утречка, я звякнул Кате и, убедившись, что дома никого нет, двинул колеса на Войковскую. На площадке, помимо Катиной квартиры, было еще три двери. Я позвонил в ближайшую.
  
  Дверь открыла сухонькая старушка.
  
  - Вам кого? - неожиданно звонким голосом вопросила она.
  
  - Извините, - вежливо сказал я, протягивая бабке тортик. - Я хотел поговорить о Татьяне Леонидовне. Вы ведь знали ее?
  
  При виде халявного угощения старуха расцвела.
  
  - Проходите, - пригласила она.
  
  Мы прошли на кухню; бабка усадила меня за стол, сама же принялась хлопотать над чайником. Я с любопытством наблюдал за старушкой.
  
  Бабулька была маленькая, сухонькая, вся седая. На вид ей было лет семьдесят. Несмотря на преклонный возраст, дама выглядела вполне ухоженной: губы накрашены, волосы завиты и уложены, платье чистое и отутюженное.
  
  Разлив по бокалам чай и нарезав торт, бабка уселась за стол и вопросительно посмотрела на меня.
  
  - Как Вас зовут? - спросил я.
  
  - Светлана Петровна. А Вас?
  
  - Иван.
  
  - Ну, Иван, о чем будем говорить?
  
  - О Татьяне Леонидовне.
  
  - Что Вы хотите услышать?
  
  - Все, что знаете.
  
  - Хорошо.
  
  Светлана Петровна дожевала торт, запила чаем, вытерла губы салфеткой и начала:
  - С Таней я была знакома, наверное, лет сорок - с тех самых пор как они с Петей заселились в эту квартиру. Эх, - мечтательно вздохнула старушка, - какие мы были тогда молодые! Бегали друг к другу в гости. Помню даже, как-то раз, когда я на Новый Год одна осталась, Танечка позвала меня к себе.
  
  Ну что Вам рассказать? Петя работал редактором в газете "Труд", большой был человек. Я имею в виду не только по должности, характер у него был изумительный - добрый, ласковый, щедрый. Танюша была такая же. Красотой особой Танечка не блистала, но Петя любил ее безумно. Без малого сорок лет вместе прожили, и были счастливы. Да, - вздохнула Светлана Петровна, - такие браки, действительно, заключаются на небесах.
  
  - Детки тоже хорошие получились, - продолжала старушка. - Катенька, правда, была немного замкнутая и нелюдимая. Зато Тонечка - сущий ангел. Такая улыбчивая, вежливая, помню, все сумки помогала мне таскать. Я смеюсь: "Тосенька, ну чего ты! Я ж еще молодая!" А она мне: "Все равно, тетя Света, давайте помогу!" "Тетей Светой" меня звала. А теперь вот, - тонко всхлипнула старушка, - убили Тосеньку. - Она смахнула со щеки слезинку. - Жалко девочку. Совсем мало на свете пожила.
  
  Я сочувственно покивал головой.
  
  - А почему Татьяна Леонидовна завещала квартиру Кате? - спросил я. - Почему не поделила имущество поровну?
  
  Светлана Петровна окинула меня недоверчивым взглядом.
  
  - Отписала квартиру Кате? - растерянно переспросила она. - Я не знала. Я думала, квартира отошла Катеньке после смерти Тони. Странно, - задумчиво протянула старушка, - как же она любимую доченьку обделила?
  
  - Значит, не знаете, в чем тут дело? - безнадежно спросил я.
  
  Светлана Петровна отрицательно покачала головой.
  
  - Знаете что, - сказала она. - Попробуйте поговорить с Марьей Васильевной, может, она знает.
  
  - Кто такая Марья Васильевна?
  
  - Домработница, - пояснила Светлана Петровна. - Она жила здесь до самой Танечкиной смерти.
  
  - Где она сейчас, не знаете?
  
  - Нет.
  
  - Как же я ее найду? - опечалился я.
  
  Светлана Петровна задумалась.
  
  - Может, Катя знает? - робко предположил я.
  
  Старушка встрепенулась.
  
  - Точно! - радостно вскричала она. - Идите к Кате и попросите показать завещание.
  
  - Завещание? - искренне удивился я. - Зачем?
  
  - Понимаете, Танечка к Маше очень была привязана; наверняка она ей что-нибудь отписала.
  
  - Гениально! - восхитился я. - В завещании должны указываться адреса наследников имущества. Так?
  
  - Совершенно верно, - радостно подтвердила Светлана Петровна.
  
  - Огромное Вам спасибо, Светлана Петровна. - Я поднялся и бодрым шагом двинулся к выходу.
  
  Старушка мелко семенила за мной.
  
  - Ванечка, постой, - остановила она меня.
  
  Я обернулся.
  
  - Ты кем же Тане будешь?
  
  - Катя - моя тетка, - сообщил я.
  
  - А, - обрадовалась Светлана Петровна. - Подожди-ка, я сейчас.
  
  Она поспешно нырнула в комнату. Через минуту она вернулась со связкой ключей в руках.
  
  - Ты ведь к ним сейчас идешь? - Я рассеянно кивнул. - Вот, передай Кате ключи от квартиры.
  
  - Что за ключи? - полюбопытствовал я.
  
  - Танечка, на всякий случай, держала запасной комплект у меня, - объяснила Светлана Петровна. - Теперь она умерла, и ключи надо вернуть.
  
  Я взял ключи и откланялся.
  
  В Катиной квартире на звонок никто не откликнулся, и я уехал не солоно хлебавши.
  
  От Светланы Петровны я поехал в Автосервис. Уже неделю езжу с прогоревшим глушителем, перед каждым гаишником трясусь, как осиновый лист. Все думал, сам сменю, да что-то все недосуг. Ну и плюнул. Пускай, думаю, механик починит. Заодно и масло поменяет, пора уже.
  
  В общем, в пять часов я получил назад свою подновленную тачку и помчался за Сенькой.
  
  Сынишка, против обыкновения, встретил меня мрачнее тучи.
  
  - О чем грустишь, ковбой? - улыбнулся я сыну.
  
  Вместо ответа Сенька уставил на меня свои печальные глазенки и тихо спросил:
  - Па, а что такое приворотное зелье?
  
  Я опешил.
  
  - Зачем тебе?
  
  - Надо. Скажи.
  
  Я задумался. Ну как ребенку такое объяснишь?
  
  - Ладно, пошли в машину. Там поговорим.
  
  Лишь только мы расселись по местам, как Сенька прохрипел:
  - Па, дай мне чего-нибудь попить.
  
  Я передал сыну непочатую литровую бутылку минералки. Парень с жадностью присосался к горлышку и в мгновенье ока опустошил емкость на две трети.
  
  - Так что же такое приворотное зелье? - настойчиво повторил Семен, передавая мне почти пустую бутыль.
  
  - Ну, понимаешь, - принялся я втолковывать, - это такой колдовской напиток. Обычно приворотное зелье дают выпить мужчине, чтобы приворожить его.
  
  - Как это - приворожить?
  
  - Ну смотри, - пустился я в объяснения. - Допустим, в меня влюбилась дама, а я не хочу с ней... м-м-м... дружить. Вот эта дама идет к колдуну и тот готовит для нее приворотное зелье. Дамочка подсовывает жидкость мне, я это зелье выпиваю и сразу же в нее влюбляюсь. Понял?
  
  - Да, - дрожащим голосом ответил Семен и вдруг пронзительно выкрикнул: - В этот сад я больше не пойду!
  
  Парень упал лицом на сиденье и разразился рыданииями. Я остановил машину, перебрался на заднее сиденье и усадил мальчишку к себе на колени.
  
  - Ну, малыш, - устало сказал я, - выкладывай, что там у тебя стряслось.
  
  - Она обещала напоить меня приворотным зельем, - громко всхлипывая, прорыдал малец.
  
  - Кто - она?
  
  - Ольга.
  
  Оказывается, Оленька Сухова, та самая, которая безуспешно пыталась связать себя с Сенечкой "узами клея", на этом отнюдь не успокоилась. Судя по всему, неудача с клеем ее только раззадорила.
  
  Посоветовавшись с маменькой, Оля принимает решение окрутить своего избранника посредством колдовских чар. Так она ему за завтраком и заявила: "Все равно, говорит, ты будешь мой. Дам тебе выпить приворотного зелья, и всю жизнь будешь бегать за мной, как хвостик!"
  
  Бедный парень так перепугался, что за весь день не выпил ни капли жидкости.
  
  - Дурачок, - укорил я сына. - Питье-то ведь приносили с кухни. Так чего ж ты испугался?
  
  - Ну да, с кухни, - захлюпал носом Семен. - А еду-то кто готовит? Ольгина мать и готовит. Откуда я знаю, что она мне там в стакан подсыпала.
  
  Я испустил тяжкий вздох. Стервы, стервы, стервы. Все бабы - стервы. Стервами рождаются, стервами умирают. Ну, гражданка Сухова, подожди, вытрясу завтра из тебя всю твою гнусную душонку! Не будь я Ваня Холоднов, если через две недели ты не поменяешь место работы!
  
  - Слушай, Семен, - я похлопал парня по плечу, - а почему бы нам с тобой не устроить себе праздник?
  
  - Давай! - загорелся Сенька. - А какой?
  
  - Махнем в Макдональдс и оттянемся на полную катушку!
  
  - Класс!
  
  Через полчаса мы сидели за столиком в уютном зальчике и с наслаждением поглощали аппетитные булки с рыбой, котлетками и сыром. Засим последовали коктейли, мороженое и прочий экзотический десерт.
  
  Домой мы вернулись сытые, довольные и благодушные. Устроив нам допрос с пристрастием, Ленка обиженно поджала губки: дескать, сами гуляли, а ее не взяли. Однако выслушав мой рассказ о приворотном зелье, супруга моментально переключилась на Суховых и заявила, что придушит собственными руками и дочку, и ее преподобную мамашу.
  
  Укладывая сына в постель, я сказал:
  - А насчет Ольгиной матери даже не беспокойся. Зинаида Ивановна сама будет приносить тебе с кухни и еду, и питье, об этом я позабочусь.
  
  
  
  Глава 19
  
  Не зря говорят: утро вечера мудренее. Наутро я встал с твердым ощущением, что не имею ни малейшего желания марать руки об эту мерзопакостную гниду с ее не менее гнусной дочкой. А потому сразу после завтрака мы с Сеней отправились прямиком к заведущей.
  
  Детсадовская начальница оказалась дамой бальзаковского возраста, миловидной и добродушной. Шантажировать ее было особенно приятно. Впрочем, шантажа как такового не получилось. Юлия Андреевна без лишних слов согласилась оказать нам протекцию.
  
  В результате обедал Сеня уже в другом садике. Садик 1523 во всех отношениях был заведением куда более солидным, нежели наш предыдущий сад. Во-первых, новый сад был санаторным, и кормежка там была на порядок лучше. Во-вторых, в новом саду с детьми ежедневно занимались профессиональные педагоги, причем по какой-то мудреной импортной системе, кажется, по системе Леонарди. Понятия не имею, кто такой этот загадочный Леонарди, но звучит внушительно.
  
  Глядя, как сын с довольной улыбкой поедает салатик с котлеткой и запивает апельсиновым соком, я вздохнул с облегчением.
  
  С Громовой Катериной я встретился ближе к вечеру. Моя просьба удивила ее несказанно.
  
  - Завещание? - переспросила она. - Зачем Вам завещание?
  
  - Видите ли, - принялся заливать я. - Иннокентий Иванович попросил меня узнать адрес Марьи Васильевны, домработницы Вашей матери.
  
  - Зачем ему? - подозрительно спросила Катя.
  
  - Хочет навестить старушку, - ловко соврал я.
  
  Катя достала завещание и положила на стол. Я внимательно прочел документ. Действительно, квартира на проезде Титова, дом 4, была отписана Громовой Екатерине Андреевне. Нашел я в завещании и Марью Васильевну Ложкину, но, к моему сожалению, адреса наследников в документе указаны не были.
  
  Дата составления завещания показалась мне странной - 18 мая этого года. Выходит, незадолго до своей кончины Тонина мать изменила завещание? Любопытно, очень любопытно...
  
  Я вернул завещание, рассеянно кивнул хозяйке и отбыл. Уже отъехав от дома на порядочное расстояние, я вдруг сообразил, что забыл отдать Катерине ключи, переданные мне Светланой Петровной. Надо же, так увлекся завещанием, что совсем забыл про ключи. Ну, не возвращаться же. В другой раз отдам, решил я. Ничего с ними не сделается.
  
  На Тверской была жуткая пробка, и домой я вернулся только в десять. Я долго стоял на площадке и, глядя в карманное зеркальце, отрабатывал скорбное выражение лица. Впрочем, это было не так уж и трудно.
  
  Перспектива общения с дражайшей половиной приводила меня в такое уныние, что уголки рта сами собой опускались вниз, а глаза грустно тускнели.
  
  Внимательно изучив мою подавленную физиономию, Ленка, по всей видимости, осталась довольна. Она заметно повеселела и даже снизошла до светской беседы. Усердно пережевывая ляжку Буша, женушка весело болтала о каких-то глупых тетках, одна из которых просила выписать мужу "членоуспокоительное", а другая на полном серьезе пыталась убедить своего доктора в том, что французская любовь чревата несварением.
  
  Супруга от души веселилась, но я ее почти не слушал. Мысли мои были плотно заняты Ирочкой Крамольниковой.
  
  После ужина я позвонил Иннокентию и спросил, может ли он по своим каналам узнать адрес Ложкиной Марии Васильевны, домработницы Тониной матери.
  
  - Для этого нужен год рождения - сказал Кеша.
  
  - Год рождения есть, 1925-ый. Он был прописан в завещании Вашей тещи.
  
  - Тогда без проблем. Позвони мне завтра часиков в одиннадцать.
  
   ***
  
  Померанцев переулок, в котором проживала бывшая домработница семейства Громовых, я нашел без особого труда. Одним концом он упирался в Пречистенку, другим - в Остоженку.
  
  Квартира за номером 12 оказалась коммунальной. Марья Васильевна занимала большую комнату в самом конце длиннющего коридора.
  
  Получив из моих рук традиционный тортик, бабулька помчалась на кухню готовить чай, оставив меня скучать в своем скромном, если не сказать убогом, жилище.
  
  Комната и в самом деле имела жутковатый вид. Судя по всему, ремонт здесь не делали последние лет этак тридцать. Потолок от пыли был грязно-серым, оконные рамы облупились до неприличия, паркет покрывали отвратительные черные пятна, обоев местами не было вообще. Мебель, старая, обшарпанная, непрезентабельная, усугубляла общее впечатление полного упадка. В помещении стоял мерзкий, старушечий, затхлый запах.
  
  Вскоре в комнату с подносом в руках впорхнула хозяйка. Веселая, живая, нарядно одетая, Марья Васильевна являла резкий контраст с жалким убранством своего "шалаша".
  
  - Не обращайте внимания на стены, - весело рассмеялась она, заметив мой удивленно-брезгливый взгляд. - Ведь я тут тридцать лет не жила, - пояснила она.
  
  - Почему? - глупо спросил я.
  
  - Последние тридцать лет я прожила в домработницах у своей подруги.
  
  - Да-да, - подхватил я. - Как раз об этом я и собирался с Вами поговорить.
  
  Старушка между тем разлила по чашкам чай и пригласила меня к столу.
  
  - Так что Вы хотели узнать?
  
  - Так значит, Татьяна Леонидовна была Вашей подругой?
  
  - Самой лучшей.
  
  - Как же Вы оказались у нее в услужении?
  
  Марья Васильевна вздохнула:
  - Танечке в жизни повезло, мне - нет.
  
  В отличие от разумной Татьяны, Маша в институт не поступила, не прошла по конкурсу. Выскочив сдуру замуж, заделалась домохозяйкой. Однако не прошло и пяти лет, как муж с ней развелся, выделив бывшей супруге комнату в коммуналке. Машенька оказалась в довольно сложном положении - без образования, без денег, без работы, без семьи. Перспектив не было никаких. В трудную минуту, как всегда, выручила Татьяна: предложила необременительную службу домработницы, с проживанием и кормежкой. Так и прожили вместе тридцать лет: Таня подругу кормила-поила да впридачу платила еще небольшую денежку, на старость.
  
  - Почему Татьяна Леонидовна отписала квартиру Кате? - прервал я бабкины реминисценции.
  
  - Ох, ох, грехи тяжки, - мелко закрестилась старуха. - Темная история, - мрачно поведала она.
  
  По старому завещанию квартира должна была отойти Тоне. Тоню мать просто обожала: ласковая, отзывчивая, всегда готова выслушать, утешить, прийти на помощь. Катя была совсем другая: вечно чем-то недовольная, мрачная, молчаливая.
  
  Когда мать заболела, Тоня приходила чуть не каждый день. У кровати сядет, за руку старушку возьмет и все чего-то рассказывает. Катя за два с лишним года появилась у матери лишь однажды, за два дня до смерти.
  
  Как-то раз, в середине мая, к ним явилась Тоня, грустная и подавленная. Закрывшись вдвоем с матерью, они долго о чем-то беседовали.
  
  От мамы Тонечка вышла вся в слезах, да и сама Татьяна Леонидовна всю ночь проплакала навзрыд.
  
  Наутро мать велела позвать нотариуса и в присутствии Марьи Васильевны переписала завещание. Старое завещание Татьяна Леонидовна отдала Марье Васильевне.
  
  Сказала:
  - Документ этот, Маша, храни, не выбрасывай. Авось пригодится.
  
  О разговоре с дочерью Татьяна Леонидовна не обмолвилась ни словом.
  
  За два дня до смерти к матери пожаловала Катя. Эта пробыла недолго.
  
  Всю эту ночь Татьяна Леонидовна прорыдала. А на другую скончалась.
  
  Перед смертью старушка подозвала Марью, взяла ее за руку и сказала: "Кеша все знает". Потом улыбнулась и опять: "Всю правду Кеша расскажет". С тем и умерла.
  
  - Покажите завещание, - попросил я.
  
  Марья Васильевна подошла к серванту. Выудив из ящика мутный полиэтилленовый пакет, она молча положила его передо мной.
  
  Завещание было составлено десять лет назад. Согласно данному документу, квартира на проезде Титова, дом 4, после смерти матери должна была отойти Антонине Андреевне Кудриной.
  
  От Марьи Васильевны я прямиком рванул к Ирочке, благо ехать было совсем близко.
  
  - Ну, в каком состоянии наши сыскные дела? - поинтересовалась моя возлюбленная, очнувшись от сладкого обморока.
  
  Я в ярких красках живописал свои "скитания по старухам".
  
  - Любопытно, - заметила Ира. - Стало быть, Тоня сама попросила мать изменить завещание?
  
  - Пожалела сестрицу? - предположил я.
  
  Ира с сомнением покачала головой.
  
  - На филантропию непохоже, - сказала она. - Слишком много слез.
  
  - Пожалуй, да, - согласился я. - Ни Тоня, ни мать этого явно не хотели.
  
  - Сдается мне, - задумчиво протянула Ирочка, - что дело не обошлось без Катиного вмешательства.
  
  - Похоже, - согласно кивнул я. - Кто еще мог заставить Тоню пойти на этот шаг?
  
  - Никто.
  
  - Надо разрабатывать Катю, - решительно сказал я.
  
  - И как ты собираешься это делать?
  
  Я подумал.
  
  - Для начала поговорю по душам - почему мать переписала на нее квартиру?
  
  Ира покачала головой:
  - Это не лучший ход, Иван. Правды, скорее всего, не добьешься, а вот спугнуть спугнешь.
  
  - Думаешь?
  
  - Суди сам. Однажды эта дама тебя уже обманула, причем по-крупному.
  
  - Это когда же?
  
  - Когда пыталась убедить тебя в том, что Тоня якобы говорила ей про "Розовый бутон". Забыл?
  
  - Верно, - признался я. - Как же мне ее в таком разе зацепить? Опять соседей потрясти?
  
  - Отличная идея, - похвалила Ира. - Хорошо бы найти какую-нибудь пенсионерку-бездельницу, которая целый день только и делает, что в окошко пялится да за соседями подслушивает. Такая за коробку конфет выложит тебе горы ценнейшей информации.
  
  Я согласно кивнул.
  
  - И еще, Ванюша, - продолжала Ира, - не забывай, что Тонина мать сказала перед смертью.
  
  - А, - засмеялся я. - "Кеша знает, Кеша всю правду скажет". Думаешь, это не бред?
  
  - Уверена, что нет.
  
  - Но я же разговаривал с Иннокентием, он ничего не знает.
  
  - Поговори еще раз. Расскажи всю эту эпопею с завещанием, может, что-нибудь вспомнит.
  
  - Ладно, с этой фишкой мы как будто бы покончили, - весело сказал я. - А теперь к делу.
  
  Я перевернулся и заключил Ирочку в самые пламенные объятия. Любимая ответила мне не менее жарким поцелуем. Охваченные огнем страсти, мы вновь унеслись к неизведанным вершинам наслаждения.
  
   ***
  
  В шесть я поехал за Семеном. От счастья парень весь лучился. Не дав мне и рта раскрыть, Сеня вывалил на меня целый ушат впечатлений.
  
  - Здесь так классно, - шумно восторгался он. - Есть никто не заставляет, но, между прочим, все так вкусно, что я каждый раз прошу добавку.
  
  - Ну? - изумился я. - И дают?
  
  - Конечно, дают, - истово закивал головой Семен.
  
  - А что вы делаете на занятиях? - поинтересовался я. Эта пресловутая система Леонарди возбудила мое любопытство.
  
  - Работаем с бусинами, - с важностью отвечал мальчик. - Раскладываем по форме, по цвету, нанизываем в цепочки, собираем в мешки. Это так интересно! - с восторгом вскричал сынуля. - И, между прочим, у них тут есть настоящий конструктор Лего! А еще тут есть рыбки, канарейки и попугайчики.
  
  Всю дорогу до дома Сенька безостановочно источал восторги и энтузиазм, и я подумал: "Вот уж воистину, нет худа без добра". Если бы не Олечка Сухова со своим приворотным зельем, так бы и гнил сыночек в задрипанном садике для простых смертных.
  
  Дома Сенька повел себя самым непостижимым образом. За столом сидел прямо, не болтал языком и не кривлялся.
  
  Быстро расправившись с едой, подставил к раковине скамеечку, взгромоздился на нее и принялся мыть посуду!
  
  Покончив с тарелками и ложками, схватился за веник и тщательно вымел кухню и коридор.
  
  - Ну, развели грязь, - недовольно ворчал он. - Вы только посмотрите, сколько собачьих волос. Когда вы собаку-то последний раз чесали?
  
  Ленка одарила меня насмешливым взглядом:
  - Устами младенца глаголет истина. Иди чеши пса.
  
  Пришлось идти за пуходеркой.
  
  Ровно в девять Сенечка умылся, почистил зубы и решительным шагом направился в спальню, на ходу обронив:
  - Ты, мама, отдыхай, я сам засну. Не надо около меня сидеть.
  
  
  
  Глава 20
  
  На другой день, вечером, я сидел на кухне у "монаха" и делил с ним скромный холостяцкий ужин.
  
  За чаем я поведал Кеше историю с завещанием. Иннокентий был поражен.
  
  - Я ничего об этом не знал, - признался он, растерянно потирая глаз.
  
  - Интересно, - пробормотал я. - Отчего же тогда мать сказала, что Вы все знаете и всю правду скажете?
  
  - Понятия не имею, что она имела в виду, - пожал плечами Кеша. - Может, она вовсе и не про меня говорила?
  
  - А что, в семье кроме Вас есть еще Иннокентии?
  
  "Монах" задумался.
  
  - Нет, - наконец сказал он, - среди Тониных родственников и знакомых я - единственный Иннокентий.
  
  На следующий день, с утра пораньше, я поехал в Марьино, на старую Катину квартиру. Там на меня свалилась самая настоящая удача.
  
  Подходя к дому, я совершенно случайно поднял голову и в окне второго этажа увидел сосредоточенно-любопытное старушечье лицо. Ты-то мне и нужна, удовлетворенно подумал я.
  
  Побегав вверх-вниз по лестнице, я очень скоро обнаружил, что "бабушка в окошке" обретается строго под Катиной квартирой. Робко и ненавязчиво я позвонил в дверь.
  
  - Кто там? - бдительно спросила бабка, внимательно разглядывая меня через глазок.
  
  Старуха явно была из тех, которые не спешат открывать дверь незнакомым людям.
  
  Демонстративно помахивая огромной коробкой Бабаевского шоколада, я ответил как можно ласковее:
  - Гуманитарная помощь пенсионерам от Международного Красного Креста.
  
  Дверь незамедлительно открылась, и я был впущен в прихожую.
  
  Маслено блестя маленькими хитрыми глазками, бабка приняла драгоценный подарок.
  
  - Расписаться где?
  
  Я достал свой детективный блокнот и открыл на чистой странице.
  
  - Фамилия? - строго спросил я.
  
  - Ларченко.
  
  Я написал фамилию, рядом поставил галочку и сунул блокнот бабке под нос.
  
  - Где галочка, - с важным видом проинструктировал я.
  
  Оставив мне на память автограф, бабка взялась за коробку и уставилась на меня немигающим взглядом.
  
  "Вот ведь люди! - обиженно подумал я. - Конфеты ей притащил, так хоть бы чаем угостила, карга старая! Куда там, от такой разве дождешься? Ну и пес с тобой, не хочешь полюбовно - возьму силой".
  
  Достав из кармана красные корочки с заветными буковками "МВД", я наклонился к бабкиному уху и доверительно сообщил:
  - Я ведь, бабушка, из милиции.
  
  Старуха побледнела и отшатнулась.
  
  - Пройдемте на кухню, - властно сказал я.
  
  - Иду, иду, - засуетилась бабка.
  
  - Убили, что ль, кого? - нервно поинтересовалась она, когда мы уселись на колченогие табуретки.
  
  - Как Вас зовут? - не удосужив бабку ответом, спросил я.
  
  - Тамара Петровна.
  
  - Уважаемая Тамара Петровна, - жестко сказал я, - Вы должны нам помочь.
  
  - Я? - изумилась старуха.
  
  - Над Вами живет одна семья... - продолжал я гнуть свою линию.
  
  - Громовы? - радостно уточнила Тамара Петровна.
  
  - Именно.
  
  - Так они уже три недели как съехали, - разочарованно протянула бабка. - Катька, Витька и дочка ихняя - Лиза.
  
  - Я вижу, Вы женщина наблюдательная, - одобрительно сказал я. - У окошка, небось, целый день сидите?
  
  Старуха кивнула.
  
  - Небось про всех все знаете?
  
  Тамара Петровна скромно потупилась.
  
  - Расскажите мне про Громовых.
  
  - Что рассказать-то?
  
  Если бы я знал!
  
  - Ну, вообще - что они за люди?
  
  - Витька - кобель, - радостно сообщила старуха. - А Катька - дура.
  
  - Ну-ка, ну-ка, - подбодрил я "агентшу". - Расскажите поподробнее.
  
  Тамара Петровна подбоченилась, вытерла ладошкой рот и затараторила:
  - К Витьке всю весну шалава одна ходила. По средам и пятницам, в десять утра. Как часы. Катька со двора - ента в дом.
  
  Уж я Катьке говорила, говорила: Катерина, смотри - твой-то налево ходит. А та от меня прямо отмахивается, это, говорит, сестра, у них чисто деловые отношения. Да где же деловые? Или я глухая? Диван скрипом скрипит, на весь дом стон стоит... Вот так деловые! Уж я Катьке говорила, Христом-Богом клялась. Не верит. Это, говорит, не они, это из телевизора звуки идут.
  
  - Опишите "шалаву", - попросил я.
  
  - Среднего роста, стройная, на вид лет сорок - пятьдесят. Волосы по плечи, густые, черные, глаза темные. Ездит на иностраношной машине. Марку не знаю, а цвет - красный.
  
  Я вздохнул: "Эх, Тоня, Тоня! Угораздило же тебя!"
  
  - Продолжайте, - попросил я.
  
  - Да. Ну так вот: не верит, значит, и все. Ну а раз однажды Катька шалаву ту застукала. А дело было так. Вот она вышла, как обычно, в девять. В десять, как всегда, прикатила любовница. Ну, эти еще не начали, а тут гляжу - Катька обратно возвращается. Ну, я поскорее выскочила, Катьку к себе затащила. Подожди, говорю, сейчас начнут - тогда и пойдешь. Тут как раз и скрип пошел. В общем, застукала она их. То-то крику было!
  
  Тамара Петровна восхищенно покачала головой, вероятно заново переживая подробности забавного "спектакля".
  
  - Когда это случилось, не помните? - вернул я старушку к действительности.
  
  Бабка задумалась.
  
  - Значит, так. День Победы мы когда праздновали? - Она бросила взгляд на висящий на стене календарь. - В субботу. Вот в первую пятницу после праздника она их и застукала. Значит, пятнадцатого.
  
  Я раскрыл блокнотик и сделал пометку. Старуха между тем продолжала:
  - Застукать-то она их застукала, да только что толку? Думаете, эта девка бесстыжая ходить перестала? - Старуха вопросительно уставилась на меня. Я пожал плечами. - Вот и нет! - торжествующе выпалила бабка. - Среда и пятница, в десять утра. Как часы. Катька со двора - ента в дом. И опять стоны на весь подъезд. Я к Катьке: так, мол, и так, твой опять налево пошел. А та обозлилась да как закричит: "Не лезьте не в свое дело!" Ну, мне-то что? Не лезьте, так не лезьте. Сижу молчком.
  
  Тамара Петровна замолчала, очевидно решив сделать передышку. Она утерла вспотевшее лицо платком и шумно высморкалась.
  
  - Чем же дело кончилось? - пришпорил я старушку.
  
  - А кончилось тем, что бесстыжая девка снова нарвалась на Катьку.
  
  - Ну?!
  
  - Да, да, - округлив глаза, затараторила Тамара Петровна. - Утром свое получила, да, как видно, показалось мало. Вечером гляжу: опять прикатила. Да только чего прикатила? Витьки-то дома не было.
  
  - А Катя?
  
  - Катя была, - кивнула старуха.
  
  - Опять скандалили?
  
  Тамара Петровна отрицательно мотнула головой:
  - Нет. Та поднялась и почти сразу спустилась, села в машину и укатила. Больше я ее тут не видела.
  
  - Когда это было?
  
  - Когда было-то? - прищурилась старуха. - Да я только с химчистки пришла, ужин стряпать как раз затеялась. Значит, в семь.
  
  - В химчистке что делали? - быстро спросил я.
  
  - Шубу сдавала.
  
  - Шубку получили уже?
  
  - Да все никак не соберусь, - вздохнула Тамара Петровна.
  
  - Квитанцию - живо! - скомандовал я.
  
  Бабка вскочила и, удивленно моргая ресницами, заковыляла в комнату. Через минуту она вернулась и положила передо мной испещренный буковками листок. Я глянул на дату: 10 июня.
  
  В ночь с 10-го на 11-е июня была убита тетя Тоня.
  
  Вернув бумажку владелице, я поинтересовался:
  - Что Громовы делали в тот вечер?
  
  - А их не было. Часов в девять уехала Катька, а когда я спать ложилась, они еще не вернулись.
  
  - Во сколько Вы легли спать?
  
  - В двенадцать.
  
  - Машины громовской тоже не было?
  
  - Нет.
  
  Я вынул из бумажника две новеньких сотенных купюры и подсунул под солонку.
  
  - Что это? - вытаращилась старуха.
  
  - Премия по линии МВД, - усмехнулся я.
  
  - За что?
  
  - За наблюдательность, - сказал я и двинулся к выходу.
  
  
  
  Глава 21
  
  Возбужденный и раскрасневшийся, я ворвался в Иркины хоромы и сгреб хозяйку в охапку.
  
  - Ну, солнце мое, - радостно закричал я, - ты сейчас упадешь!
  
  - Раскопал что-нибудь стоящее? - поинтересовалась дама.
  
  - Не то слово - полный отпад!
  
  - Рассказывай, - оживилась Ира.
  
  - Потом.
  
  - Почему не сейчас? - полюбопытствовала подруга.
  
  - Потому что есть дела поважнее.
  
  - От работы отлыниваешь, - укорила меня Ира.
  
  - Работа не медведь, в лес не убежит, - процитировал я народную мудрость.
  
  Я нежно взял Иркино личико в свои ладони и заглянул в ее серые, бархатистые, теплые глаза. - А вот ты, моя радость, - засмеялся я, - очень даже можешь. Если, конечно, не принять превентивные меры, - поспешно прибавил я и расстегнул ее умопомрачительную кофточку.
  
  ***
  
  - Теперь расскажешь?
  
  Мы с Ирой сидели на кухне, свеженькие, гладенькие, розовенькие, сияющие, и с невероятной быстротой уничтожали Иркин продуктовый запас.
  
  - Угу, - кивнул я. - Слушай. Тоня была любовницей Виктора, Катиного мужа.
  
  - Да что ты? - изумилась Ира. - Как ты узнал?
  
  - Элементарно, Ватсон! - рассмеялся я. - Там живет такая бабка - просто кладезь информации. Любому агенту ФСБ сто очков вперед даст. Тоню описала - как будто на фотографию смотрела.
  
  - Замечательно, - восхитилась Ира. - И что же дальше?
  
  - А дальше вот что. Не далее как 15-го мая Катька застукивает любовников, так сказать, на месте адюльтера. Ровно через два дня Тоня имеет с матерью слезный разговор, а на следующий день Татьяна Леонидовна переписывает завещание.
  
  - Вот так поворот! - изумилась Ира. - Значит, Катя получила квартиру с помощью шантажа. А что же взамен получила Тоня?
  
  - Катькиного мужа, - весело сказал я.
  
  - То есть как?
  
  - А так. После разоблачения любовники продолжают встречаться! Причем, по тому же самому расписанию - среда и пятница, десять утра. А когда моя бабулька довела сей факт до сведения Катюши, та ее просто послала.
  
  - Н-да, - протянула Ира, - прелюбопытнейшая ситуация.
  
  - Честно говоря, - признался я, - о Тоне я был лучшего мнения.
  
  - Не суди, Иван, - строго сказала Ира. - Ты ведь ничего не знаешь. Может, ее просто заманили в ловушку. Что ты еще узнал?
  
  - В ту среду, когда ее убили, Тоня опять приезжала в Марьино, около семи вечера. Виктора дома не было, была Катя.
  
  - Был скандал?
  
  - Нет, все было тихо: поднялась, спустилась и уехала. Через два часа Катька тоже уехала. Домой вернулись в час ночи.
  
  - Это еще ничего не доказывает, - с сомнением сказала Ира.
  
  Я кивнул.
  
  - Кто мне сейчас нужен, - мечтательно протянул я, - так это тот таинственный Кеша, который "все знает и всю правду расскажет".
  
  Таинственный Кеша обнаружился в тот же вечер. Впрочем, еще прежде мы стали обладателями еще одной разгадки.
  
  Домой я явился аккурат к ужину. Изобразив на лице крайнюю степень недовольства жизнью и вообще, я робко вступил в прихожую.
  
  - Иди ужинать, - без всякого выражения позвала с кухни женушка.
  
  - Угу, - печально откликнулся я, скинул ботинки и прошел в пищеблок.
  
  Я сел за стол и с сосредоточенным видом принялся поглощать картофельное пюре со свининой.
  
  Расправившись с основным блюдом, я плеснул в чашку заварки и вяло поинтересовался:
  - Что у нас к чаю?
  
  - Пряники, - рассеянно отозвалась супруга и полезла в колонку. - Да где же они? - сердито вопросила она через минуту. Она влезла в шкафчик с головой и минут пять двигала там всякими баночками и пакетиками.
  
  Под конец, злющая и как рак красная, Ленка вынырнула из колонки и разразилась гневом.
  
  - Только вчера купила килограмм пряников, - орала она, - уже сожрали! - И она кинула на меня злобный взгляд.
  
  - А я причем? - недоумевающе вскинулся я. - Я этих пряников в глаза не видел.
  
  - Сенька? - супруга повернулась к сыну и угрожающе сдвинула брови.
  
  - Я не брал, - испуганно пропищало дитя.
  
  - Не брал? - усомнилась мать, испепеляя сыночка горящим взглядом.
  
  - Правда, мамочка, - сквозь слезы проблеял пацан. - Ты же знаешь, я не люблю пряники.
  
  - Отстань от него, - велел я жене. - Если бы он съел кило пряников, он бы сейчас от живота катался. А он, как ты могла заметить, картошки умял целую тарелку, да еще добавки попросил.
  
  Ленка стушевалась.
  
  - Кто же сожрал пряники? - растерянно спросила она.
  
  - Не знаю, - пожал я плечами. - Что касается меня, то данный продукт я вообще не жалую.
  
  - Я пряники тоже не люблю, - присоединился Сенька.
  
  - Но ведь кто-то же их ест, - вспылила Ленка. - Каждую неделю я покупаю по три килограмма пряников, и кто-то их аккуратно съедает.
  
  - Правда, что ли? - непритворно изумился я. - Ни разу не видел в доме пряников.
  
  - А я эти пряники просто терпеть не могу, - продолжал открещиваться Сенька.
  
  Мы с Ленкой ошарашенно посмотрели друг на друга. Внезапно, пронзенные одной и той же мыслью, мы разом повернулись и уставились на Дэнди, который по-хозяйски пристроился возле плиты, терпеливо ожидая, не упадет ли на пол шальной кусочек мяса, масла или сыра. Впрочем, самая элементарная картошка и даже черный хлеб тоже вполне бы его устроили.
  
  Первой пришла в себя Ленка.
  
  - Так вот от чего у него нарушился обмен веществ! - с чувством вскричала она, недоверчиво заглядывая в преданные собачьи глаза.
  
  В знак благодарности за тонны съеденных пряников Дэнди наклонил морду и лизнул "мамочке" руку.
  
  Я обалдело посмотрел на собаку.
  
  - Все это очень благородно, - задумчиво протянул я, - но как он достает их из шкафа?
  
  Ответ на этот вопрос я получил двумя днями позже.
  
  В то утро я, против обыкновения, залежался в постели. Было уже около одиннадцати, когда я наконец спустил ноги с дивана и поплелся в туалет. В доме стояла пронзительная, звенящая, пугающая тишина, и я, сам не знаю почему, двигался осторожно и бесшумно, как индеец на тропе войны. Подкравшись к туалету, я заглянул на кухню и ахнул: возле колонки стоял Дэнди, на его спине по-хозяйски восседал кот и с видом многоопытного взломщика открывал дверцу шкафчика лапой!
  
  Такие вот дела. Но это было потом. Пока же мы с Ленкой стояли, как громом пораженные, и с недоумением блуждали глазами по убогому кухонному пейзажу. В конце я сказал:
  - Суду все ясно. Пряники больше не покупай, а все съедобное прячь повыше.
  
  Засим я вылакал пустой чай и ушел в гостиную.
  
  С удобством устроившись в мягком кресле и отгородившись от мира вчерашней "комсомолкой", я задремал. Неожиданный пинок в лодыжку заставил меня вздрогнуть и открыть глаза.
  
  - Сдурела? - ласково поинтересовался я.
  
  - Тебя к телефону, - недовольно буркнула женушка.
  
  Звонил Иннокентий.
  
  - Ванюшка, родной! - радостно закричал мне в ухо "монах". - Я вспомнил! Есть еще один Кеша.
  
  - Так-так. - Я навострил уши. - И кто же он?
  
  - Попугай!
  
  Я немедленно выпал в осадок.
  
  - Попугай? - тупо переспросил я. - Он что, говорящий?
  
  - Нет, - засмеялся Иннокентий, - он фарфоровый.
  
  - Ну, - недоверчиво промямлил я, - и что же он может мне рассказать?
  
  - Этого я не знаю, - признался "монах". - Я просто говорю, что есть еще один Кеша, вот и все.
  
  - Хорошо, - покорно сказал я. - Где обитает эта птица?
  
  - Этого попугайчика Татьяне Леонидовне подарил я, потому она и назвала его Кешей. Где он сейчас, я не в курсе, но раньше он стоял на полочке над ее кроватью.
  
  - Отлично.
  
  Положив трубку, я натянул штаны, взял ключи от машины и двинулся на выход.
  
  - Куда намылился? - бдительно поинтересовалась женушка, воинственно уперев руки в боки.
  
  - Уточнить кое-какие детали, - небрежно обронил я.
  - А, - завыла супружница, - знаем мы эти детали! К бабе, небось, собрался, кобель!
  
  - Можешь поехать со мной, - невозмутимо парировал я. - А то баба очень уж старая, - пояснил я, - лет этак семьдесят. Меня от такой стошнит, а тебе, думаю, понравится.
  
  Ленка прикусила язык. Я ухмыльнулся и вышел.
  
  У Тамары Петровны я был около девяти. Несмотря на поздний час, старушка встретила меня весьма приветливо.
  
  От чая я отказался и с места в карьер приступил к делу.
  
  - Катя говорила, что у них есть дача.
  
  - Верно, есть, - подтвердила старуха. - Где-то на станции "Луговая", по Савеловской дороге.
  
  "Во дает! - восхитился я. - Не удивлюсь, если ей известен цвет Катькиных трусиков!"
  
  - На дачу часто ездят? - поинтересовался я.
  
  - Летом - каждые выходные.
  
  - Уезжают в пятницу?
  
  - В субботу утром. В девять утра.
  
  - А приезжают?
  
  - В воскресенье в десять вечера.
  
  - Что, каждый раз ровно в десять?
  
  - Ну, около того.
  
  - А дочка?
  
  - И дочку с собой таскают.
  
  Удовлетворенно кивнув, я возобновил допрос:
  - А по средам - тоже ездят?
  
  - Ездят, - подтвердила старуха. - Огурцы поливают.
  
  - Что же они так поздно ездят - в девять вечера?
  
  - Почему в девять? - возмутилась старуха. - Что там делать-то - в девять? В шесть выезжают.
  
  - Сами же сказали, Катя в девять уехала!
  
  - Когда?
  
  - Да в ту среду, когда Вы шубу-то в химчистку сдавали.
  
  - Не-е, - протянула бабка, - Катька пешком кудай-то уехала. А машины не было. И Витьки не было. А где они ту ночь шлялись, я и понятия не имею.
  
  
  
  Глава 22
  
  Дел у меня до субботы не было, и я оттягивался на полную катушку в Иришкиных нежных объятиях.
  
  Однако всему, как известно, приходит конец. Наступила суббота, и, воленс-неволенс, мне пришлось натянуть штаны и приняться за работу.
  
  Где-то ближе к обеду я устроил небольшую разведку. Обойдя Катин дом кругом и произведя нехитрый расчет, я выяснил следующее.
  
  Во-первых, "со спины" дом плотно обступали здоровенные вековые липы, полностью загораживая от посторонних глаз три его нижних этажа.
  
  Во-вторых, стационарная пожарная лестница, начинавшаяся на уровне второго этажа, проходила в непосредственной близости от окна Катиной кухни.
  
  Нет, ключи от квартиры у меня, конечно, были. Отдать ключики хозяйке я так и не удосужился - кинул в бардачок, да и забыл начисто. Ну, теперь-то, конечно, вспомнил. Как "в гости" собрался, так сразу и вспомнил.
  
  Так что ключи у меня были. И тем не менее запасные подходы иметь не мешало - на случай если предусмотрительная Катька сменила замки.
  
  Так оно, кстати сказать, и оказалось.
  
  Ровно в два часа ночи я, крадучись и не дыша, поднялся по лестнице на второй этаж и, изо всех сил стараясь унять нервную дрожь, попытался отомкнуть дверь Катиной квартиры. Не тут-то было! Если один замок послушно отщелкал три положенных оборота, то к другому ни один ключик, к моему великому сожалению, не подошел.
  
  Выскользнув на улицу, я тихонько прокрался к пожарной лестнице. Окинул взглядом окна - черным-черны. Достав из сумки репшнур, я привязал к его концу увесистый мешочек с солью. Затем я встал в баскетбольную стойку, хорошенько прицелился и запустил грузик в просвет между перекладинами лестницы. Это было нетрудно. В свое время с пятнадцати шагов я забрасывал в баскетбольную корзину десять мячей из десяти.
  
  Затем я отвязал мешок, просунул освободившийся конец в небольшую петлю и вытянул его. Веревка затянулась вокруг нижней ступеньки пожарной лестницы. Конец веревки был у меня в руках. Дело было за малым - влезть по канату наверх.
  
  Упираясь ногами в стену, а руками перебирая канат, я медленно пополз вверх. Через пять минут я уже сидел на пожарной ступеньке, отдыхиваясь и наслаждаясь ночным пейзажем. Через пару минут я встал и, переступив одной ногой на карниз, легонько толкнул форточку. Форточка открылась. По счастью, окно было заперто только на верхний шпингалет. С минуту повоевав с запорами, я распахнул створки.
  
  Затем я вернулся на лестницу, отвязал веревку и бросил ее вниз. Осторожно пробрался внутрь помещения и осветил его фонариком. Надо отдать мне должное: в расчетах я не ошибся, это, действительно, была кухня.
  
  Я затворил окно, скинул обувку и осторожно, на цыпочках, двинулся по коридору. Все три комнаты, насколько я помнил, располагались по левой стороне. Первая, судя по фотографиям звезд, сплошняком покрывавшим стены, принадлежала Лизе. Туда я заходить не стал. Следующая комната оказалась спальней родителей. Она же, судя по всему, служила спальней и предыдущей хозяйке. Над изголовьем кровати уютно прилепилась маленькая двухступенчатая полочка, плотно уставленная фарфоровыми фигурками.
  
  Попугай Кеша, как и следовало ожидать, был "фарширован" бумажным свитком.
  
  Я вытащил из "Кеши" бумаги, поставил его на место и пополз к входной двери.
  
  Замок, который не пустил меня в квартиру, был самым обыкновенным отечественным накладным замком с защелкой. Кстати сказать, закрыт он был только на защелку. И это было хорошо.
  
  Я вышел на лестницу и хотел было захлопнуть дверь, но тут вдруг сообразил, что стою на каменном полу в одних носках. Господи, твоя воля! Пришлось ползти обратно в кухню. Хорошо еще, дверь не успел захлопнуть, не то пришлось бы лезть в окно по новой.
  
  И вот я снова на лестнице, теперь уже при полном, так сказать, параде. Тихонько защелкнув дверь, я запер замок, тот, от которого у меня был ключ. "Чисто работаете, герр Холоднофф, - похвалил я себя, - статус кво восстановлено в полном объеме".
  
  Весело насвистывая, я вернулся в сад, подобрал разбросанные на траве причиндалы и с легким сердцем зашагал к машине.
  
  Домой я прикатил около четырех. Ленка, разбуженная моим приходом, насмешливо проворчала:
  - И что за любовница такая - среди ночи мужика выгнала!
  
  Я усмехнулся.
  
  - Да ты понимаешь, - подыграл я супруге, - муж вдруг приперся, гаденыш. Вот и пришлось удирать. По пожарной лестнице.
  
  И я показал изумленной женушке покрытые волдырями ладони.
  
  Любопытство меня разбирало страшное, но спать хотелось еще сильнее, и бумаги я оставил на завтра.
  
  А назавтра Ленка с утра пораньше улепетнула с Сенькой к матери, и мне ничего другого не оставалось, как поехать к Ирочке.
  
  
  
  Глава 23
  
  Мы с Ирой, как обычно, сидели на кухне и старательно восстанавливали водно-энергетический баланс, жестоко пострадавший в результате бурных постельных экзерсисов, продолжавшихся никак не менее трех часов.
  
  - Можешь меня поздравить, - хвастливо заявил я, запихивая в рот кусок колбасы толщиной с кулак, - Кешу я... разговорил.
  
  - Неужели? - обрадовалась Ира. - Как же ты до него добрался?
  
  - Влез в окно по пожарной лестнице.
  
  - Безумец!
  
  - А что мне было делать?
  
  - Ну, - помедлила Ира, - например, можно было попросить Иннокентия выкупить у Кати фигурку.
  
  - А если бы она не захотела ее продать? - резонно предположил я.
  
  - Даже за пятьсот долларов? - засмеялась Ира.
  
  - Ну ладно, ладно, - проворчал я. - Будем считать, что вчера я заработал пятьсот баксов.
  
  - Какую же тайну хранил попугай? - полюбопытствовала Ира.
  
  - Я еще не читал.
  
  - Давай сюда, почитаем вместе.
  
  Я кивнул. Достав из кармана вчерашние листочки, я аккуратно разложил их на столе. Мы сдвинули поближе наши стулья и принялись читать предсмертное послание Тониной матери.
  
  "Дорогой Кеша! Надеюсь, после моей смерти ты заберешь назад свой подарок и прочтешь эти печальные заметки. Как это ни прискорбно, но ты должен узнать правду.
  
  17-го мая ко мне пришла Тося и стала уговаривать меня переписать квартиру на Катю. Натурально, я потребовала объяснений. Тося разрыдалась и поведала мне следующее.
  
  Полгода назад Виктор начал за ней ухаживать. Тоня не делала ему ни малейших авансов, и тем не менее он упорно осаждал ее целых три месяца. Под конец Тоня сдалась, и у них завязался бурный роман.
  
  Теперь же Катя обо всем узнала и потребовала, чтобы Тоня уговорила меня переписать завещание. Иначе грозится рассказать все тебе, Кешенька. А так - даже готова смотреть сквозь пальцы на их отношения.
  
  "Мамочка, я его люблю! Жить без него не могу! Отдай ей квартиру! Все готова отдать, только бы Виктор был со мной."
  
  Сумасшедшая! Разве можно до такой степени себя не уважать? Пыталась объяснить дурочке, что сестра играет ею, что Витька все равно бросит ее. Тося и слушать ничего не хотела.
  
  18-го числа я переписала завещание. Мне горько сознавать, что наша с Петей квартира достанется этой мерзавке Катерине, но здесь я, как говорится, бессильна.
  
  23-го мая явилась Катя. Принесла мне упаковку седуксена. "Неужели тебя радует такая жизнь? Ни сесть, ни встать, книжку не почитать, на улицу не выйти. Сердце болит, мысли мрачные. Целый день страдаешь, все о смерти думаешь. Хуже, чем в тюрьме, потому что из тюрьмы выходят, а тебе уже никогда отсюда не выйти. Выпей седуксена, и навсегда обретешь покой. Шесть таблеток примешь, и заснешь самым сладким сном".
  
  День я думала над ее словами и решилась. И не то что боль меня так уж сильно донимает, вовсе нет. А просто тошно мне смотреть, как эти мерзавцы измываются над бедной Тоней и толкают ее в пучину. И квартиру себе захапала, и сестру несчастной сделала. Господи, да неужто это чудовище - моя дочь?!
  
  Об одном тебя, Кешенька, прошу: не сердись на Тоню, она не виновата. Голову даю на отсечение - Катька специально все подстроила, чтобы получить квартиру, а заодно и Тосеньку со свету сжить.
  
  Все. Если что - простите. Лихом не поминайте. Татьяна Лазарева".
  
  Мы разом оторвались от письма и в полном изумлении уставились друг на друга.
  
  - Вот это стерва! - первой прокомментировала текст Ира.
  
  - Невероятно! - ввернул я.
  
  - Убила собственную мать! - продолжала возмущаться Ирочка.
  
  - Наверное, боялась, что та может передумать и снова изменить завещание в пользу Антонины.
  
  - Разумеется.
  
  - Интересно, можно ли привлечь ее к ответственности на основании этого письма? - задумчиво проговорил я.
  
  - Конечно нет. Любой адвокат с легкостью докажет, что это письмо - бред выжившей из ума старухи.
  
  - Как же быть?
  
  - Катю надо привлекать за убийство сестры.
  
  - Ты думаешь, Тоню убили Громовы?
  
  - Уверена.
  
  - Но зачем?
  
  Ира усмехнулась.
  
  - Ты заметил, что Тоня отдала квартиру Кате не потому, что боялась огласки перед мужем, а потому что не хотела терять Виктора?
  
  Я кивнул. Ира продолжала:
  - Теперь смотри. Тоня честно отдала квартиру и надеется, что Катя честно отдаст ей мужа.
  
  - В смысле? - не понял я. - Разведется?
  
  - Нет. Просто позволит им встречаться.
  
  - Ну да.
  
  - Но Кате, естественно, не хочется, чтобы муж всю оставшуюся жизнь путался с сестрицей. До тех пор пока это было вызвано необходимостью, она готова была с этим мириться. Но как только она завладела квартирой, думаю, что измены мужа стали ее раздражать.
  
  - Разве он не мог ее просто бросить? - удивился я. - Разлюбил, и все.
  
  - Не забывай, что это была сделка, - возразила Ира. - И неизвестно, как бы повела себя Тоня, если бы Громовы отказались от своих обязательств. Может, подала бы в суд. А может, начала бы мстить. В любом случае, создала бы кучу неприятностей. Нет, Ванечка, - задумчиво продолжала Ира, - от Тони надо было избавиться таким образом, чтобы заставить ее замолчать навсегда. Во всяком случае, так я думаю, - оговорилась Ира.
  
  - Логично, - согласился я.
  
  - Теперь давай соберем в кучу все, что у нас есть против нее.
  
  - Наврала, будто Тоня говорила про "Розовый бутон", - начал я.
  
  - Это ничего не доказывает, - покачала головой Ира. - Катя просто могла перепутать. Например, Тоня говорила о розовом бутике или о розовом букете, а Катя просто спутала. Дальше.
  
  - Наврала, что в ту среду, когда убили Тоню, они с Витькой ездили на дачу.
  
  - Это ничего не доказывает.
  
  - Как же не доказывает? - возразил я. - У них нет алиби.
  
  - То, что у них нет алиби, всего лишь делает их подозреваемыми, - втолковывала Ира, - но это вовсе не доказывает, что Тоню убили именно они.
  
  - В их квартире была найдена Тонина предсмертная записка, продолжал я перечислять компромат на Громовых.
  
  - А вот это уже кое-что, - обрадовалась Ира. Немного подумав, она спросила: - Я правильно поняла, что Тоня не была расположена к суициду?
  
  - Кеша сказал, что это полный нонсенс.
  
  - Слушай сюда, Иван, - медленно проговорила Ира. - Либо она сама написала эту записку, либо ее заставили. Записка ведь датирована июнем? - поинтересовалась Ира.
  
  Я кивнул.
  
  - Значит, квартира стояла пустая. Мать ведь умерла в мае, так?
  
  Я кивнул.
  
  - В таком случае, как Тоне удалось попасть в квартиру? - задала вопрос Ира. - У нее были ключи?
  
  - Погоди! - заорал я и бросился к телефону.
  
  Пятью минутами позже я вернулся и радостно сообщил:
  - Марья Васильевна говорит, что ключи были только у Татьяны Леонидовны, у самой Марьи Васильевны и у соседки. После смерти матери все ключи забрала Катерина, кроме тех, что были у соседки. О них она просто не знала.
  
  - Ну и все, - удоволетворенно сказала Ирочка. - А теперь попробуй доказать мне, что Тоня написала записку сама.
  
  - Да, это маловероятно, - согласился я. - Ехать за ключами в Марьино, объясняться с сестрой...
  
  - Оттуда телепать на Войковскую, - подхватила Ира. - Зачем? Газовая плита и дома ничуть не хуже, а из окна там и вовсе не кинешься: второй этаж. И вообще, если человек решил себя убить, не станет он колесить по всей Москве в поисках подходящего карниза или газового крана. Бросится под первую попавшуюся машину или сиганет в ближайшее открытое окошко.
  
  Я задумался и через минуту сказал:
  - Выходит, в мамину квартиру Тоня приехала не газом травиться...
  
  Ира кивнула:
  - Думаю, что в квартиру на Войковской ее заманил любовник, - сказала она.
  
  - Ага, - закивал я. - И заставил написать предсмертное письмо - видимо, сначала Тоню хотели отравить газом и представить ее смерть самоубийством.
  
  - Именно, - согласно кивнула Ира. - А потом они почему-то передумали, проломили женщине череп, завернули труп в ковер и увезли на 38-ой километр.
  
  Мы оба замолчали и выжидательно посмотрели друг на друга. Первым нарушил молчание я:
  - Ну и что будем делать?
  
  Ира не ответила. Минут пять она сидела молча, обдумывая ситуацию. Наконец она сказала:
  - Знаешь, в молодости я увлекалась детективами. Помню, читала я одну историю, там тоже сыщик зашел в тупик. Подозреваемых куча, улик никаких, зацепиться абсолютно не за что. А убита была молодая женщина, певица. Тогда этот сыщик устраивает на яхте вечеринку, на которую приглашает всех подозреваемых. И вот, в самый разгар веселья, совершенно неожиданно в салоне появляется "воскресшая" певичка.
  
  - И убийца, разумеется, тут же колется, - насмешливо подхватил я.
  
  - Ты напрасно смеешься, - нахмурилась Ирочка. - По-моему, иного выхода у нас просто нет. Но если у тебя есть другие предложения, - спокойно заметила она, - пожалуйста, давай обсудим.
  
  Других предложений у меня не было, а посему в понедельник с утра пораньше я отправился в ближайшее почтовое отделение и за триста рублей абонировал почтовый ящик, за номером 44.
  
  Далее я покатил прямиком на Пролетарку, в редакцию газеты "Из рук в руки". Я быстренько накропал объявление, завернул в него десять баксов и подал газетному клерку со словами: "Если можно, в ближайший номер". Деньголюбивый юноша подобострастно кивнул и отложил объявление в отдельную кучку.
  
  
  
  Глава 24
  
  Двумя днями позже мы с Ирой сидели на ее необъятной кухне и, упершись головами, в унисон шевелили губами. Перед нами лежала газета "Из рук в руки", раскрытая на странице "Услуги".
  
  - Киностудия "Факел", - слаженно бубнили мы, - проводит конкурс на эпизодическую женскую роль в фильме "Прощальный поцелуй". Требуется женщина 48-52 лет. Гонорар 1000 долларов США. Фото присылать по адресу: 126323 Москва, а/я 44.
  
  - Прекрасно, - довольно рассмеялась Иришка. - То что надо. Через три дня начнешь таскать письма мешками.
  
  Действительно верно, к концу недели фотографий набралось около двухсот.
  
  Остальное было делом техники. Прежде всего я сканировал Тонино фото и "снял с него скальп". Затем я сканировал фотографии потенциальных актрис и к каждой морде лица присобачил Тонину прическу.
  
  Битый час мы с Иркой сидели у меня на работе и сравнивали физиономии актрис с Тониной фотографией. Где-то в середине второй сотни обнаружился Тонин двойник.
  
  На другой день, вечером, сидя за столиком в Макдональдсе, мы с Ирой проводили пробы.
  
  Актрису звали Анна Алексеевна. На вид Анне Алексеевне было лет пятьдесят. Лицо у нее было чуть более потрепанное, чем у Тони, но в общем и целом, после того как мы надели на нее парик и слегка подрумянили щечки, она стала похожа на Тоню, как сестра-близнец.
  
  Ира сказала:
  - Сценарий немного изменился, и Ваша роль, Анна Алексеевна, очень сильно сократилась. Вам надо будет сказать ровно пять фраз. Вся процедура займет у Вас не более двух-трех часов, поэтому Ваш гонорар уменьшился до пятисот долларов.
  
  Анна Алексеевна, для которой данная сумма, судя по всему, равнялась годовому доходу, с радостью согласилась.
  
  В ночь с субботы на воскресенье, повторив свой коронный трюк с пожарной лестницей, я тайком пробрался в Громовскую квартиру. Только на этот раз веревку я не стал бросать вниз, а, по понятным соображениям, прихватил с собой.
  
  До часу дня воскресенья я мирно почивал в Громовской спальне. Последующие семь часов стали для меня настоящим испытанием. Из соображений конспирации я запретил себе:
  
  - кипятить чайник и вообще готовить какую бы то ни было еду;
  
  - открывать окна (при том что на улице стояла тридцатиградусная жара!);
  
  - включать телевизор и магнитофон;
  
  - шуршать газетами;
  
  - ходить по квартире;
  
  - чихать и сморкаться;
  
  - писать в унитаз.
  
  Почти голый я лежал на диване, изнемогал от духоты, обильно потел и время от времени писал в баночку, изо всех сил стараясь не производить нежелательных звуков, которые могли выдать меня бдительным соседям.
  
  Голод я утолял захваченными из дома бутербродами, запивая их водой из двухлитровой бутыли.
  
  Время тянулось томительно медленно. Под конец у меня жутко разболелась голова, а в горле появилось такое ощущение, будто его основательно натерли наждаком.
  
  В назначенный час, а именно ровно в восемь вечера, я тихонько прокрался в прихожую и отпер дверь. Ира и Анна Алексеевна быстро отделились от стены и юркнули в квартиру.
  
  Дамы сняли туфли и вслед за мной на цыпочках прокрались в комнату. На тумбочку возле двери я предусмотрительно положил длинный кухонный нож. Мы уселись на диван и приготовились к долгому ожиданию.
  
  Ровно в десять из прихожей послышался звук отпираемого замка. Мы с Ирой, как и было договорено, быстро спрятались за тяжелые портьеры. Анна Алексеевна осталась сидеть на диване.
  
  
  
  Глава 25
  
  Вспыхнул свет. На пороге показалась Катя. Увидев на диване "Тоню", Катька вскрикнула и без чувств рухнула на пол. Вскоре на крик прибежал Виктор.
  
  При виде "Тони" мужик прирос к полу.
  
  Женщина медленно повернула к нему лицо и расплылась в самой нежной и радостной улыбке.
  
  - Любимый! - страстно прошептала она. - Как же я истосковалась по тебе! - Она встала и несколько театрально протянула к Виктору руки.
  
  Тот в ужасе отшатнулся и злобно затряс своей курчавой головой.
  
  - Нет, нет, - брызгая слюной, зарычал он. - Ты мертва, Антонина!
  
  - Да нет же, солнышко, - ласково пропела "Тоня", делая шаг вперед. - Обними меня, мальчик мой, я так соскучилась!
  
  - Ты мертва, - дико заорал Виктор, - я убил тебя вот этими руками! - Он яростно потряс кулаками. Его лицо искривилось в ужасающую, звериную гримасу. - Ты лежала в гробу! - истерически выкрикивал он. - Я сам заколотил его!
  
  - Витюша, - нежно промурлыкала "Тоня", - ну зачем ты так? - В ее взгляде промелькнула легкая обида. - Обними меня, дружочек! Ведь я люблю тебя!
  
  - Нет! - завопил Виктор.
  
  Неожиданно его взгляд упал на лежащий на тумбочке нож. В ту же секунду он схватил его и с криком "Все равно я тебя убью!" бросился на женщину.
  
  Анна Алексеевна вскрикнула и без чувств опрокинулась на диван.
  
  Негодяй занес над женщиной нож... Но детектив Ваня Холоднов уже несся в бешеном прыжке. На лету ухватив убийцу за руку, я с силой дернул назад и вниз.
  
  Бандит взревел от боли. Нож выпал, рука повисла плетью.
  
  Виктор страшно побледнел, зашатался и, не удержавшись на ногах, упал мне на грудь.
  
  - Я же видел ее в гробу, - тонко всхлипывал он, поливая меня слезами. - Мертвую, ледяную...
  
  - Да, да... - поддакнул я, - действительно странно. Вы ведь убили ее.
  
  - Ну да.
  
  - Топором?
  
  - Нет, молотком.
  
  - Здесь? В этой комнате?
  
  - Да.
  
  - Завернули в ковер?
  
  - Да.
  
  - Труп положили в машину и повезли по Ленинградке?
  
  - Да.
  
  - Где выбросили?
  
  - Не помню, где-то на пустынном участке шоссе.
  
  - Тонину машину Катя подогнала?
  
  - Да.
  
  Катя между тем очнулась. Она села на полу и во все глаза уставилась на мужа, выбалтывавшего преступные семейные секреты.
  
  Анна Алексеевна, которая пришла в себя еще раньше, была в неменьшем шоке. Похоже, на такую рисковую роль она совсем не рассчитывала.
  
  На всякий случай я связал Виктора по рукам и ногам и бросил на диван.
  
  Затем я набрал номер Андрея Васильевича Скоротова, симпатичного следователя, с которым мы познакомились во время следствия по делу "Розовых бутончиков".
  
  Не прошло и получаса, как квартиру наводнили сотрудники милиции и прокуратуры, и начался процесс снятия и дачи показаний.
  
  
  
  Глава 26
  
  Прошло восемь месяцев. Следствие по делу Громовых было закончено. Преступников осудили: Виктора на девять, а Катю на восемь лет лишения свободы.
  
  Иннокентий нанял хорошего адвоката и оспорил завещание Тониной матери, по которому квартиру на Войковской унаследовала Катерина. Последний вариант завещания был признан недействительным, и апартаменты по праву отошли "монаху".
  
  Однако Иннокентий Иванович не захотел иметь в хозяйстве квартиру, которая стоила жизни его любимой жене. Продавать квартиру он тоже не пожелал.
  
  Солнечным мартовским утром он вызвал меня в кабинет и с радостной улыбкой сообщил:
  - Вот, Ванюша, и гонорар твой подоспел. - И он протянул мне дарственную на ту самую квартиру. От удивления я чуть не свалился со стула.
  
  - Вы с ума сошли! - вскричал я. - Это же сто тысяч долларов!
  
  - Сто так сто, какая мне разница, - пожал плечами Иннокентий. - Отсудил я ее из принципа: ну не мог я позволить, чтобы в Тониной квартире жили ее убийцы. Но вообще-то мне она не нужна. Детей у меня нет, и моя квартира меня вполне устраивает. - Он вздохнул и с грустью продолжал: - Ты раскрыл это убийство, Ванюша, ты отомстил за Тосеньку, и она будет только рада, если эта квартира достанется тебе.
  
  Я только руками развел.
  
  В тот же день я беседовал с Ирочкой у нее на кухне.
  
  - Представь, Ириша, какой неожиданный конец!
  
  И я рассказал ей о Кешином гонораре.
  
  - Потрясающе! - восхитилась Ира. - Наконец-то будете жить в человеческих условиях, - порадовалась она. - А то ютитесь в своей хрущобе хуже беженцев.
  
  - Но послушай, - завел я вкрадчиво, - этот гонорар мы заработали с тобой вдвоем. Вспомни, сколько ты сделала, чтобы помочь мне распутать это дело.
  
  - А, - отмахнулась Ирочка, - всего лишь дала пару советов. Уверена, рано или поздно ты бы и сам до этого додумался. Что же касается того, кто кому и сколько должен, - усмехнулась моя любимая, - то тут я безнадежная твоя должница.
  
  - Ты? - удивился я. - Что же я такого сделал?
  
  - Во-первых, спас мне жизнь. В буквальном смысле этого слова. Во-вторых, отомстил за Валю с Маришкой. А в-третьих, - Ирочка нежно прижалась к моему уху и прошептала: - Ты сделал меня самой счастливой женщиной на свете!
  
  
   Москва, 2012 год
  
  (C) Copyright: Щеглова Ольга Викторовна, 2024
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"