Щеглова Ольга Викторовна
Любовь. Ненависть. Смерть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  
  Любовь. Ненависть. Смерть
  Щеглова Ольга Викторовна
  
  (Борис Бидяга)
  
  
  ДЕТЕКТИВНЫЙ РОМАН
  
  Б 59 Любовь. Ненависть. Смерть / Борис Бидяга. ;
   Издатель Щеглова О.В., 2024.
  
  ISBN 978-5-6052683-2-1
  
  Третья книга серии детективных романов о частном сыщике Иване Холоднове. На этот раз его приключения начинаются в самом неподходящем месте - в турпоходе, в глухой тайге, куда Иван, вместе с семьей, отправился в надежде отвлечься от дел, порыбачить и просто отдохнуть, наслаждаясь красотами карельской природы. Но, видно, такая уж у него судьба - все время спотыкаться о трупы...
  
  
  
  
  Глава 1
  
  - Ну что, урки? Приступим?
  
  Я валялся на верхней полке плацкартного вагона поезда Вологда - Мурманск, который с неотвратимостью судьбы тащил меня к станции "Пуксеница", откуда должен был начаться маршрут нашего путешествия по бурным речкам и коварным озерам обожаемой мною Карелии.
  
  Строго напротив меня в абсолютно симметричной позе возлежал мой старший матрос, по совместительству исполняющий нелегкие обязанности моей законной супруги, имя ей - Ленка.
  
  Подо мной (к сожалению, не непосредственно подо мной, а на нижней полке) полулежала прекрасная нимфа по имени Лиза. Если бы не Ленка, бдительно следившая за направлением моего взгляда, клянусь честью здравствующей матушки, я ублажил бы свои глазки по полной программе. Но всякий раз, когда я ненароком опускал голову и скашивал глаза на неземное создание, женушка угрожающе сдвигала кустистые брови и во всю ширь разевала свой объемистый рот - с явным намерением выставить меня на публичное поругание.
  
  Нет, разумеется, семейный скандал - явление для меня совершенно обыденное, как, скажем, утренний кофе или вечерняя газета. Но только не на публике. Этого я абсолютно не выношу. А потому, завидев Ленкин хищный оскал, я трусливо вбирал голову в плечи и демонстративно втыкал свой взгляд в Мишку, который сидел напротив Лизы и, с вожделением пошевеливая челюстями, буквально пожирал девушку глазами.
  
  Как же я завидовал этому придурку! Сам не мужик, а ходячее недоразумение: плечи узкие, грудь впалая, зад отвислый, на башке плешь, бровей нет и в помине, нос от Буратино, только толстый, уши - от Чебурашки. Ему бы красоваться в коллекции кукол театра Образцова. Ан нет, за туманом едет, трясется. Да еще, видать, на клубничный десерт рассчитывает.
  
  Я с горечью закусил губу и повторил вопрос:
  - Ну что, урки? Начнем? Мишка, загадывай слово.
  
  Мужик глубокомысленно наморщил лоб и через минуту торжественно возвестил:
  - Загадал. Буква "С".
  
  - Это не кисло-молочный продукт? - моментально откликнулась Ленка.
  
  - Нет, это не сыр, - отфутболил ведущий.
  
  - Это не химический элемент? - поинтересовалась Лиза.
  
  - Нет, это не сера.
  
  - Это не античный герой, который прославился тем, что жег свою руку в огне? - с усмешечкой спросил я.
  
  - А, знаю! - оживился Мишка. - М-м-м, как же его звали-то? - забормотал он. - Савой... Сивор... Салмор... Нет, не то.
  
  Минут пять он беспомощно шевелил губами, время от времени почесывая свою лоснящуюся от пота "репу".
  
  - Не знаю, - сдался он наконец.
  
  - Муций Сцевола, - снисходительно сообщил я и щелкнул пальцами: - Вторую букву.
  
  - Са, - нехотя выдавил ведущий - как будто от себя оторвал.
  
  Вопросы посыпались, как из рога изобилия.
  
  - Это не предмет обуви?
  
  - Нет, это не сапог.
  
  - Это не кулинарное блюдо?
  
  - Нет, это не салат.
  
  - Это не охота в Южной Африке?
  
  - Нет, это не сафари.
  
  - Это не оружие?
  
  - Нет, это не сабля.
  
  Битый час мы втроем дружно скрипели извилинами, пытаясь отгадать неведомое слово. Напрасный труд - Мишка лихо отбивал все наши атаки:
  
  - Нет, это не сахар.
  
  - Нет, это не сало.
  
  - Нет, это не сарказм.
  
  - Нет, это не сачок.
  
  Мы описали ему никак не меньше двухсот предметов, явлений и имен, чье наименование начинается на "са", но Мишка был неумолим.
  
  - Нет... нет... нет... - упрямо твердил он.
  
  Наконец, обессиленные убийственным мозговым штурмом, мы хором воскликнули:
  - Сдаемся! Говори!
  
  Мишка обвел аудиторию торжествующим и в то же время презрительным взглядом и с гордостью поведал:
  - Собака.
  
  В тот же миг мы с Ленкой ссыпались с полок и вцепились идиоту в остатки его его жиденькой шевелюры. Лиза зашла сбоку и дернула придурка за ухо.
  
  - Болван, скотина, недоросль, - честили мы грамотея на все корки.
  
  На шум немедленно сбежались прочие члены нашей группы и, обступив кучу-малу тесным полукругом, с любопытством наблюдали за экзекуцией.
  
  - Тоже мне додумался, - возмущенно орали мы, - "собаку" через "а" писать! Да где это видано? Ты хоть в школу-то ходил?
  
  - Ходил, ходил, - отчаянно кивал перепуганный Мишка. - У меня по-русскому всегда четверка была.
  
  - Четверка? - возмутился я. - Да за это тебе кол... в одно место вогнать надо! - пригрозил я.
  
  - Не надо... ребята... - слезно взмолился двоечник. - Отпустите, Христа ради. Больше никогда не сяду с вами играть, честное слово!
  
  - Ну что, отпустим? - обратился я к публике.
  
  - Отпусти... пусть живет... черт с ним... - послышались голоса.
  
  Мы отцепились от Мишки и в полном изнеможении плюхнулись на сиденье. В поезде было душно и жарко, и это физическое упражнение изрядно нас измотало.
  
  Через минуту мы расползлись по полкам и погрузились в сладкую дрему.
  
  ***
  К ужину я опоздал. Сперва пришлось отстоять очередь в вонючий сортир, потом я долго плескался под краном, приводя свою осоловевшую от сна физиономию к божескому виду или хотя бы к его подобию.
  
  Одним словом, когда я пожаловал к столу, компания была в полном сборе. Все гаврики самым чудесным образом разместились в одном купе. Спиной к локомотиву уютненько расположились две супружеские пары - Костя и Марина Кривины и Вася со Светой Решетовы. Напротив них помещались: Лиза, Ленка и Сенька, наш с Ленкой отпрыск. На боковых сиденьях сидели: бледный, ощипанный Мишка и Роза. Ужином кормили Кривины и Роза.
  
  - Салют! - поприветствовал я компанию и уселся рядом с сыном.
  
  - А, Ваня пришел, - весело откликнулась Марина. - Опоздавшим кости!
  
  - Неужто все сожрали, оглоеды? - засмеялся я. Потом ухмыльнулся и хитро подмигнул: - Ничего, сейчас быстренько сбацаем "выручательное" блюдо.
  
  - Правда? - обрадовалась Маринка. - А какое?
  
  - Шашлык из дежурных!
  
  - Ладно, ладно, - закудахтала дежурная, - я пошутила, вот твоя еда.
  
  С этими словами она подала мне миску, доверху набитую всякой снедью. Чего там только не было: нарезанные кружочками помидоры и огурцы, вареная картошка, колбаса, морская капуста и даже листочек зеленого салата!
  
  - Так-то лучше, - проворчал я, пропихивая в рот аппетитную молодую картофелину.
  
  - Постой, Иван, - остановил меня Костя. - Сперва водочки тяпнем.
  
  - Не пью, - коротко бросил я.
  
  - Да и мы ведь не пьем, - успокоил меня Кривин. - Там всего-то по две крышечки, медицинская доза.
  
  - Нет, ребята, - твердо стоял я, - гадость эту в рот не беру.
  
  - Чего так? - поинтересовался Решетов.
  
  - У него психологический барьер, - с важностью пояснила Ленка. - Однажды в Америке так ихней гребаной сивухой упился - чуть Богу душу не отдал. Так что лучше не приставайте, все равно не сломается.
  
  - Ну и ладно, - добродушно отозвался Костя, - а мы тяпнем. Разбирайте тару, господа хорошие.
  
  Народ потянулся за кружками. Решетов встал во весь свой могучий рост и вдохновенно завел:
  
  - Ну, ребята, за встречу. - Он набрал полные легкие воздуху и пробасил: - Ка-ак...
  
  - Жахнем! - во всю мочь рявкнули собутыльники, да так, что в вагоне задрожали стекла, а в соседнем купе с полки с перепугу свалился мужик. Сенька вздрогнул и сердито заткнул уши.
  
  Кружки мигом опрокинулись в глотки, по разномастным мискам и плошкам молоточками застучали ложки, на крепких туристических зубах смачно захрустели огурчики.
  
  - И услышите плач и скрежет зубовный... - процитировал я Священное писание.
  
  - Эй, у кого там челюсти скрипят? - засмеялась Роза. - Подходи, маслицем подмажу.
  
  - Семен, еще колбаски, - ласково предложила Марина.
  
  - Не-а, - вяло отмахнулся мальчик.
  
  Вообще-то Сеня - парнишка бойкий: и поговорить любит, и посмеяться. Но сейчас, в незнакомой взрослой компании, он был какой-то робкий и подавленный, молча жевал еду и не отрываясь смотрел в окно.
  
  - Что там интересного, боцман? - с улыбкой спросил парня Костя.
  
  - Я не боцман, я пока еще только юнга, - со вздохом отвечал Сенька.
  
  - Переходи на наш катамаран - произведем в боцманы! - засмеялся Костя.
  
  Мальчик отрицательно покачал головой:
  - Папа говорит, до боцмана надо дорасти. Я ведь еще совсем ничего не умею, в походе первый раз.
  
  - Кружки на стол! - скомандовал капитан.
  
  Пересчитав емкости, Решетов отмерил в каждую ровно по тридцать граммов заветной жидкости.
  
  "Жахнули" второй тост, за ним третий. Народ раскраснелся, повеселел; глазки заблестели, языки развязались. Посыпались анекдоты.
  
  - Летит самолет, - вдохновенно рассказывал Костя. - Вдруг в салон входят два грабителя: один высокий и тощий, другой - низенький и толстый. Длинный говорит: "Всем оставаться на местах. Сейчас мы будем грабить пассажиров и насиловать женщин". - "Нет, Билл, - возражает ему толстяк, - женщин оставь в покое, мы будем только грабить". Тут из глубин салона раздается возмущенный женский голосок: "Ты бы, коротышка, помолчал!"
  
  Грянул дружный хохот, громче всех смеялся, конечно же, сам рассказчик.
  
  Инициативу перехватил Мишка:
  - Сидят Василий Иваныч и Петька, Василий Иваныч рассказывает: "Еду я сегодня по степи, смотрю: голая баба лежит". - "Ну и что ты с ней сделал?" - плотоядно облизываясь, спрашивает Петька. - "Ну, я ее, конечно, проигнорировал", - отвечает Василий Иваныч. - "Да?" - удивляется Петька. - "Да, - говорит Василий Иваныч и продолжает: - Проехал я после этого километра два, а, думаю, чего там! Вернулся назад, слез с коня и еще раз проигнорировал!"
  
  Все заржали. Воспользовавшись паузой, Кривины затянули "Бригантину".
  
  Я быстро покончил с едой, промокнул губы чьим-то полотенцем, очень кстати болтавшимся у самого моего носа, отставил в сторону миску и принялся с любопытством разглядывать своих сотоварищей.
  
  Должен сказать, что из всей группы я был коротко знаком лишь с собственной женой и сыном. С остальными я познакомился не далее как вчера вечером на Ярославском вокзале, при посадке на поезд Москва - Вологда.
  
  Обычно-то мы ходим с Колькой Михеевым, но в это лето Михеевская группа самым непостижимым образом развалилась. У Толи померла мать, Митьку не отпустил начальник, Илья имел неосторожность сломать ногу, Володька ввязался в строительство дачи, а сам Колька подхватил какую-то гнусную болячку и слег в больницу.
  
  В итоге нам с Ленкой ничего другого не оставалось, как искать попутчиков по объявлению. Ну а у Решетова как раз двое отпали - вот мы с ним и состыковались.
  
  Наш отъезд из Москвы заслуживает особого упоминания. Так уж Всевышний раскинул карты, что именно 29 июля, в день нашего отъезда, на Ярославский вокзал прибывал бронированный поезд с высоким гостем из некоей дружественной восточной страны. Причем этот "дорогой товарищ" Кум Сен Мын, на мой взгляд, был ярко выраженным психом в самой последней, неизлечимой стадии. Судите сами. На самолетах он не летает из принципа. На поезде приехать согласился, но при условии что тысячи километров железнодорожного полотна, от его резиденции до самой до Москвы, будут в его единоличном распоряжении. Представляете, какая началась свистопляска: поезда отменяются, расписание перекраивается, отправление составов задерживается. И это по всей России, в сотнях городов и населенных пунктов! Потом статистики подсчитали: от капризов этого полоумного царька пострадали сотни тысяч российских граждан. Да только кого это взволновало? Да кого у нас вообще волнует судьба "маленького" человека? Похоже, одного только Пушкина.
  
  Кстати сказать, злые языки поговаривают, будто старый Кум Сен Мын всех без исключения своих визитеров перед аудиенцией велит с головы до ног протирать медицинским спиртом и ближе чем на шесть метров к себе не подпускает. Говорят, его "трон" окружен специальным заградительным канатиком. На столбиках, как в музее. Вот ненормальный! Уж если на то пошло, отгородился бы от собеседника пуленепробиваемым стеклом, и трепались бы себе по телефону. Как в тюрьме. Просто и со вкусом.
  
  Короче. Из-за этого чудика поезд наш, натурально, задержали на целых пять часов. А что на "трех вокзалах" творилось - не приведи господи! Менты аж с шести вечера всю площадь кругом оцепили, метро перекрыли, хоть стой, хоть падай... В общем, намаялись мы безмерно, пока добрались до вожделенных койкомест. В два часа ночи только уехали вместо положенных девяти вечера. Как брякнулись на матрасы, так и прохрапели до самой Вологды.
  
  В Вологде у нас была пересадка. Прибыли мы в славный город в девять, а поезд на Мурманск отходил только в три. Шесть часов убить надо было. Ну а городишко маленький, смотреть практически нечего: ну там кремлишко потасканный, пара церквушек, кое-какие музейчики... Скука. Вот побродили мы по этой Вологде туда и сюда, и вспомнился мне анекдот.
  
  Двое встречаются, один говорит: "Знаешь, говорит, а ведь я на Клавке женился!" Другой ему: "Клавка? Да она ж со всей Вологдой переспала!" Встречаются снова, спустя пару месяцев. Первый второму и говорит: "Знаешь, Вася, был я в этой Вологде, не такая уж она и большая!"
  
  Вот я как раз это самое и подумал: "Маленький городишко, даже Клавке негде разгуляться".
  
  Короче, в три часа пополудни мы погрузились в мурманский поезд, сыгранули партеечку в слова, надавали Мишке по морде, маленько соснули и вот - ужин.
  
  А теперь я ненадолго прерву повествование и представлю читателю своих товарищей по путешествию.
  
  Руководитель группы, Вася Решетов, был отменный качок с покатыми плечами, выпирающими бицепсами и узкими бедрами. На лицо парень тоже был хорош: пышная копна черных как смоль волос, черные же бачки и аккуратненькая бородка с успехом прикрывали мелкие недостатки, делая его лицо очень привлекательным.
  
  А вот взгляд у капитана был какой-то потухший, безрадостный. Его бодрый тон, шуточки, громкий смех - все было каким-то деланным, ненатуральным. Было видно, что он изо всех сил старается "держать планку на уровне". Иногда он выключался из общего разговора, задумывался - и тогда его глаза подергивались пеленой глубокой печали и даже тоски.
  
  Решетову Свету я бы назвал симпатичной, но не более того. Размытые черты лица, довольно бесформенный нос, слишком близко посаженные глаза, тонкие, в ниточку, губы... Если бы не роскошные каштановые волосы, крупной волной спадавшие на округлые девичьи плечи, Светочка, несомненно, попала бы в разряд дурнушек.
  
  Костя Кривин производил самое благоприятное впечатление. Его лицо не было особенно красиво, но имело вид мужественный и благообразный: высокий покатый лоб, короткий прямой нос, глубоко посаженные проницательные глаза, с веселым лукавством смотревшие из-под пушистых ресниц, аккуратно подстриженные, зачесанные назад темно-русые волосы. Одним словом - симпатичный, открытый, веселый парень.
  
  А вот Костина жена Марина своим видом вызывала жалость. Жиденькие светлые волосенки перехвачены сзади аптечной резинкой, лицо обрюзгшее, под глазами мешки, от носа пролегли две глубокие складки, глазки маленькие и блеклые, шея надежно спрятана за вторым подбородком, фигура расплывшаяся и бесформенная. И чего Костя на нее польстился, не понимаю. Впрочем, может, она какая-нибудь шибко умная или потрясающе умеет готовить?
  
  Однако вернемся к нашей портретной галерее.
  
  Лиза. Лизу можно было с полным правом назвать красавицей: стриженная под каре блондинка с огромными, бездонными голубыми глазами, длиннющими ресницами, чуть вздернутым точеным носиком, румяными упругими щечками, пухленькими губками и премиленькой ямочкой на подбородке. От таких женщин у настоящих мужчин кровь закипает в жилах и брюки сами собой распадаются на две половинки.
  
  Мишка. Лет тридцати, коренастый, плотный, с крупными чертами лица, очень большим носом и редкими белесыми волосами, обрамляющими лысую макушку.
  
  И, наконец, Роза. Тоже блондинка, но далеко не такая эффектная, как Лиза. Волосы пышные, глаза голубые, сильно накрашенные, брови начисто выщипаны и нарисованы карандашом. В целом ничего, но по сравнению с Лизой - так себе.
  
  В общем, на фоне блистательной Лизы все прочие дамы выглядели плоско и неинтересно. Неудивительно поэтому, что в списке моих культурных развлечений Лиза значилась на первом месте. Насколько я понял, девушка была одна, и я предвкушал приятное времяпрепровождение.
  
  Веселье между тем продолжалось. Добив вторую бутылку водки, мужики откупорили армянский коньяк. Костя одолжил в первом купе гитару и голосом Козлова затянул блатную песню. Решетов с Мишкой подхватили, и на весь вагон грянуло:
  - Мама! Я летчика люблю. Мама, я за летчика пойду!
  
  Я наклонился к Ленке:
  - Время десять. Семену пора спать.
  
  - Ладно, - недовольно проворчала супруга, - сейчас уложу.
  
  Ленка потащила сына в соседнее купе, а я пододвинулся поближе к Лизе.
  
  - Как дела, крошка? - Окинув взглядом ее пышную грудь, я изобразил на лице высшую степень восхищения и картинно расправил плечи.
  
  Оглядев меня, в свою очередь, с головы до ног, Лиза неопределенно пожала плечами и отвернулась. Я только усмехнулся. Через неделю сама на шею кинется, надо только правильно выдержать роль. Как говорил один мой хороший знакомый, лучше полчаса подождать, чем потом всю ночь уговаривать.
  
  Я мельком оглядел компанию. У окна, забившись в самый угол, сидела Маринка - бледная, почти зеленая, с выражением непереносимой муки на безжизненном лице.
  
  Одарив дамочку сочувственным взглядом, я сказал:
  - Крайне неприятная птичка - "перепил". - И, обращаясь к Кривину, жестко прибавил: - Маринку давай уложим, пока пейзаж не заблевала.
  
  - Ага, - глупо хохотнул нализавшийся в дым муженек.
  
  Мы запихнули Маринку на верхнюю полку, и оргия потекла своим чередом. Роза со Светкой, обнявшись, самозабвенно выводили замысловатые рулады, мужики дружно подтягивали басом.
  
  Осмелевший от выпивки Мишка вдруг бухнулся перед Лизой на колени и, буравя девушку горящим взглядом, проникновенно замычал:
  - Лиза... Богиня... Венера...Афродита... Любимая!.. Обожаемая!..
  
  "Венера, она же Афродита" смотрела на Мишку с холодной, полубрезгливой улыбкой. А тот схватил ее руку и с душераздирающими стонами принялся тыкаться в нее своими слюнявыми губами.
  
  Нетерпеливым движением Лиза выдернула руку и тщательно вытерла ее об одеяло. Глаза ее сузились и потемнели, улыбка превратилась в саркастическую усмешку. С нескрываемым омерзением девушка процедила:
  - Если ты еще раз посмеешь прикоснуться ко мне, дебил, - утоплю в реке.
  
  С этими словами она поднялась, небрежно подплыла к Кривину и по-хозяйски устроилась у него на коленях. Девушка обняла парня за шею и томно замурлыкала ему в ухо:
  - Ах...Костик...
  
  При виде этой трогательной сценки мы все буквально выпали в осадок. Но больше всех почему-то удивился сам Костик. Он широко раскрыл рот, хотел что-то сказать, но только промычал нечто нечленораздельное.
  
  - Ну, - рассердилась Лиза. - Обними же меня!
  
  Костя вздрогнул и опасливо покосился на Маринку. Убедившись в том, что супруга дрыхнет без задних ног, да еще зубами к стенке, Костя заулыбался, расслабился и послушно облапил Лизу своими ручищами. Он наклонился к самому ее уху и зашептал что-то трогательное и нежное.
  
  А Мишка как стоял на коленях, так и остался стоять. Широко распахнув глаза, свесив челюсть на грудь, он сверлил "голубков" очумелым взглядом и с тихим стоном ломал свои аристократические, тонкие пальцы. Выражение безмерного удивления и обиды потихоньку сползло с его пьяного лица, взгляд стал холодным и жестким, рот искривился в отвратительную злобную гримасу. Мстительно процедив: "Хорошо смеется тот, кто смеется последним", парень поднялся на ноги, вытащил из кармана пачку "Явы" и, пошатываясь, побрел в тамбур.
  
  Я смотрел на этот спектакль не столько с интересом, сколько с недоумением: не успели от Москвы отъехать, а страсти уже кипят и накаляются! Что же дальше-то будет?
  
  Нет, это называется "я поехал в турпоход". Да это не поход, а гастроли драматического театра! Ища сочувствия своим мыслям, я развернулся и посмотрел на Решетова. И тут уже челюсть отвисла у меня.
  
  С капитаном явно творилось что-то неладное. Глазами уперся в Лизину спину, взгляд напряженный, в лице мука, губы искусаны до крови, руки будто судорогой свело. "Э-ге-ге, - подумал я, - похоже, кое-кто дышит к красавице неровно. А что же жена?" И я исподтишка глянул на Светку.
  
  Светочка сидела бледная, потерянная, жалкая. Она не отрываясь смотрела на мужа, и в ее глазах читались и боль, и жалость, и презрение, и глубокая печаль.
  
  Внезапно она перевела взгляд на Лизу, и я вздрогнул: минуту назад такое жалкое и несчастное, Светкино лицо буквально вспыхнуло ненавистью и злобой: глаза полыхают огнем, губы трясутся, рот перекошен...
  
  Я невольно поежился и переключился на Розу. Девушка наблюдала эту милую сценку с любопытством и снисходительной усмешкой. Я закатил глаза и укоризненно покачал головой, как бы говоря: "Ах, Боже мой! И что же это на белом свете делается?" В ответ Роза с деланным равнодушием пожала плечиками: "Такова се ля ви. А Вы что хотели?"
  
  А что я хотел? Да ничего, отдохнуть я хотел, для того и в поход поехал. Однако чует мое сердце, на фоне всех этих любовных треугольников и квадратов атмосфера в группе будет просто невыносимой.
  
  И какого черта Решетов взял в группу Лизу? Что он - идиот совсем? В походе должна быть тишь да гладь да Божья благодать. Всем полагается быть довольными, спокойными и умиротворенными. А тут нате вам - слезы, ненависть, муки ревности, испепеляющие взгляды... Мало им в Москве всяких дурацких проблем, будут теперь в тайге отношения выяснять. Неужто ради этого надо было ехать за тысячи километров?!
  
  Я с досадой стукнул себя по колену. Не надо было с ними связываться! Лучше было втроем идти, на байдарке, уж как-нибудь бы да справились, люди вон по морям в одиночку плавают, и то ничего.
  
  Настроение у меня резко испортилось, я встал, с мрачным видом кивнул Розе и тихонько побрел в свое купе.
  
  
  Глава 2
  
  На станцию "Пуксеница" поезд прибыл точно по расписанию. В восемь часов утра мы стояли на платформе возле огромной кучи рюкзаков, пестревшей всеми цветами радуги. Лица у всех после вчерашней пьянки были помятые, опухшие и мрачные. Горе-туристы томились в ожидании Васи и Кости, которые отправились добывать машину. До речки ведь надо было еще доехать - не пешком же топать полсотни километров, которые отделяли нас от заветной цели!
  
  Вскоре к платформе подкатил грузовик, и через полтора часа мы уже наслаждались великолепным пейзажем в среднем течении реки Шельмы, по которой нам предстояло сплавляться на протяжении шестидесяти километров.
  
  Однако прежде следовало обеспечить себя транспортными средствами, то есть построить катамараны. Попробую объяснить неискушенному читателю, что это такое.
  
  Берете несколько продольных жердей, несколько поперечин, укосину и связываете все это хозяйство веревками - получается рама. Потом надуваете две гондолы, похожие на гигантские огурцы, привязываете к "огурцам" раму и пожалуйста - в вашем распоряжении отличное сплавное средство, медленное и громоздкое, зато абсолютно непотопляемое!
  
  Управляют катамараном четыре человека, эти четверо сидят на гондолах. Иногда в середину сажают пассажира. Для пассажира делают на раме специальное сиденье.
  
  Катамаранов у нас было два. На одном плыли Решетовы, Кривины и Роза, на другом - наша троица плюс Лиза с Мишкой. На нашем катамаране пассажиром плыл Сенька, на капитанском - Марина.
  
  Место для лагеря отыскалось отменное - ровная песчаная полянка, обрамленная высокими стройными соснами. Первым делом все, конечно же, бросились ставить палатки. Палаток у нас было четыре: Кривины с Мишкой - раз, Решетовы - два, мы - три, Лиза с Розой - четыре. Палатки все были абсолютно одинаковые, только разных цветов: синяя, красная, зеленая и желтая.
  
  Дежурили нынче Решетовы с Лизой, так что мы с Мишкой со спокойной совестью ломанулись в лес за елками. Ленку с Семеном мы посадили надувать гондолы.
  
  - До тысячи считать умеешь? - подмигнул я супруге, вручая ручной насос, работающий по принципу гармошки.
  
  - Умею. А что?
  - Одна тысяча качков - и гондола надута, - радостно сообщил я.
  
  - Что? - Ленка спала с лица. - Так много?
  
  - Да ладно, не бери в голову, - посоветовал я. - Главное - получай удовольствие.
  
  - Мамочка, не волнуйся, - пискнул Семен, - я накачаю.
  
  - Вот-вот, - подхватил я, - заодно и считать научишься.
  
  Елок в лесу было навалом, так что надолго мы там не задержались.
  
  Не успели мы с Мишкой вернуться в лагерь, как послышался совершенно жуткий металлический звон. Я повернулся на звук: Светочка стояла возле костра и с видом законченной идиотки лупила ложкой по алюминиевой миске.
  
  - Господи, что это? - поморщился я. - Пожар? Эпидемия? Нашествие саранчи?
  
  - Это гонг, - весело рассмеялся Мишка. - Так у нас принято возвещать начало приема пищи.
  
  - Бедные зверушки, - пробормотал я, скидывая на землю стволы и отирая рукавом рубахи вспотевшее лицо.
  
  Мы подошли к "кухне". На большом квадратном куске клеенки был устроен походный стол. Аккуратными кучками лежала нарезанная колбаса, рядом громоздился черный хлеб, в коробке из-под сахара был навален нарезанный лук вперемежку с дольками чеснока. Рядом в мешочке разноцветными бумажками пестрели конфеты. С краю в два ряда расположились миски и плошки, доверху наполненные супом. Вокруг стола беспорядочно толклись оголодавшие туристы-водники.
  
  - Почему на завтрак суп? - поинтересовался я у дежурных.
  
  - Потому что это обед, - с улыбкой ответствовала Света. - Полдень на дворе.
  
  Действительно верно, времени было до черта, и жрать хотелось нещадно. Света между тем хорошо поставленным голосом объявила:
  - Хлеба по два куска, колбаса кучками, на лук коммунизм, конфет - каждого сорта по одной.
  
  - А сахар? - спросили из народа.
  
  - На сахар тоже коммунизм, - сообщила дежурная, - но не больше шести кусков.
  
  - Однако, - ухмыльнулся Костя. - Какой странный у тебя коммунизм!
  
  - А ты видел какой-нибудь другой? - насмешливо поинтересовалась дежурная.
  
  Народ захихикал.
  
  Туристы быстренько расхватали миски и принялись жадно хлебать жиденький гороховый супчик.
  
  - Суп недосолен, - недовольно проворчала Роза. Достав из штормовки пузырек из-под витаминов, она открутила крышку и сыпанула в миску соли.
  
  - Нормальный суп, - огрызнулся Решетов. - Нечего на дежурных бочку катить.
  
  - Вот именно, - поддержала мужа Света. - Если у тебя нарушен водно-солевой баланс, то мы тут ни при чем.
  
  Роза обиженно поджала губы. На несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая лишь бряцаньем ложек да междометиями, выражающими высшую степень наслаждения.
  
  Вскоре "кухня" опустела, все, включая дежурных, бросились на строительство катамаранов.
  
  - Ну-с, как поживают наши гондолы? - спросил я у супруги, закатывая рукава ковбойки.
  
  - Одну накачали, - тяжело вздохнула та. - Больше не в состоянии. Пусть Лиза качает.
  
  - Пусть качает, - легко согласился я. - Только где она?
  
  - Тетя Лиза? А она вон там, - встрял Сенька, тыча пальцем в сторону речки.
  
  Я обернулся и... прирос к земле: из воды, словно Афродита из морской пены, выходила обнаженная, сверкающая мириадами бриллиантовых капель Лиза. Медленно и торжественно, с гордой улыбкой на лице несла она свои изумительные формы.
  
  Мужики как по команде разинули рты и во все глаза уставились на неземное видение. Женщины злобно зашипели и с негодованием отвернулись. Стоявшая поблизости Маринка негодующе процедила:
  - Тварь бесстыжая. Хоть бы срам прикрыла, шалава вокзальная.
  
  Я посмотрел на ее перекошенное гневом лицо и на всякий случай отошел подальше.
  
  Вскоре, одетая в кокетливый купальничек, Лиза присоединилась к нашей команде.
  
  - Может, вам помочь? - лениво поинтересовалась она.
  
  - Накачивай вторую гондолу, - велел я и сунул девушке насос.
  
  - Странный какой насос, - тихо проговорила Лиза, с интересом разглядывая "агрегат". - И как им качать?
  
  - Очень просто - это ж мехи, - охотно пояснил я. - Раздвинул, сдвинул, раздвинул, сдвинул... Делов на копейку.
  
  - А ногами можно?
  
  - Да хоть зубами, - засмеялся я.
  
  Лиза кивнула, опустилась на сидушку(1), установила крылышки насоса между коленками и принялась методично сдвигать и раздвигать свои прелестные стройные бедра. При виде этой картинки у меня подкосились ноги и пересохло во рту.
  ============================================
   (1)Сидушка - кусок пенополиуретана, который туристы подкладывают под себя, когда садятся на землю.
  ===========================================
  Стоявший поблизости Мишка окинул девицу откровенно враждебным взглядом, швырнул на землю окурок и принялся давить его ботинком с такой бешеной злобой, будто это был его личный враг.
  
  - Чего растекаешься? - обращаясь ко мне, процедил он. - Раму пошли вязать.
  
  Я послушно поплелся к разложенным в отдалении жердям. Работа закипела.
  
  В конструировании нашей лоханки Сенька принимал самое деятельное участие. Вопросы так и сыпались:
  - Папа, а зачем вы с дядей Мишей соскоблили с елок шкурку?
  
  - Не шкурку, а кору.
  
  - Ну кору, какая разница?
  
  - Во-первых, для красоты, - пояснил я, - во-вторых, чтобы руки не пачкались, в-третьих, чтобы узлы лучше затянулись. А в-четвертых, кора гниет.
  
  - А зачем веревки мочить?
  
  - Мокрая веревка лучше тянется. К тому же, если узел завязать на мокрой веревке, - поучал я отпрыска, - то когда узел высохнет, он затянется намертво.
  
  - А маленькие палочки зачем в узлы вставляете?
  
  - Чтобы затянуть веревку поплотнее. Руками ведь хорошо не затянешь. А так, вставил палку, пару раз крутанул - и готово.
  
  - Папа, а где я буду сидеть? - озаботился юнга. - Здесь же одни дырки. Я провалюсь в воду.
  
  - Хороший вопрос, - похвалил я сына. - Привяжем тебе сиденье и упор для ног.
  
  - Папа, а как мы его назовем?
  
  - Кого?
  
  - Катамаран.
  
  - Не знаю. Назови как хочешь.
  
  - А как речка называется?
  
  - Шельма.
  
  - Тогда он пусть будет "Шельмец".
  
  - Ладно, шельмец, - засмеялся я, - пусть будет твой тезка.
  
  К пяти часам вечера катамараны были готовы. Кривины с Решетовыми спустили "броненосцы" на воду и устроили какие-то совершенно идиотские гонки, в результате которых Светка вывалилась за борт, а мое весло лишь по чистой случайности не уплыло в далекое и неведомое Койт-озеро.
  
  До ужина времени было полно, и мы с Сенькой решили порыбачить. Я собрал спиннинг, а для Сеньки соорудил удочку. Сына я посадил над тихим омуточком, сам же принялся кидать блесну поперек довольно широкой Шельмы. Часа два я упражнялся в этом увлекательном занятии, однако ни один "шельмец" так и не клюнул на мою приманку. Сенька в рыбной ловле преуспел не больше моего.
  
  Недовольные и злые приплелись мы в лагерь. Сенька залез от комаров в палатку, я пошел к костру. Чета Решетовых вкупе с Лизой бестолково суетились вокруг стола. Вдруг все трое похватали со стола миски и принялись с ожесточением лупить по ним ложками. Я дико взвыл и заткнул пальцами уши. В "кухню" потихоньку потянулся народ.
  
  На ужин почему-то давали молочную кашу.
  
  - У вас что, сдвиг по фазе? - проворчал я. - На завтрак даете суп, на ужин молочное. Мясом когда кормить собираетесь?
  
  - Да чего ты все права качаешь? - возмутилась Светка. - Здесь тебе не Дума, и ты, между прочим, не депутат. Что дают, то и лопай.
  
  - Мясом не кормите, так хоть бы костер человеческий сделали, - упрямо бубнил я, тыча кроссовком в тлеющие угли. - Или в лесу дров нету?
  
  - Да что ты пристал, паразит? - горячилась Светочка. - Костер тебе нужен - возьми и сделай. Наше дело накормить, а остальное нас не касается!
  
  - Кашу недосолили, - меланхолично сообщила Роза и вытащила из кармана заветный пузырек.
  
  - Господи, - взвыла Светка. - Это не турпоход, а дурдом на выезде! И где ты откопал таких придурков? - обратилась она к мужу. - У одной проблемы с обменом, у другого - с мозгами.
  
  - Да ладно вам базарить, - примирительно сказал Костя, - не портите людям настроение.
  
  Он кинул в костерок три здоровенных сухих полена, бревна моментально занялись, и в "кухне" сразу стало веселей.
  
  Быстро расправившись с кашей, а затем напившись чаю, народ расселся вокруг костра, и полилась заунывная, бесконечная: "Не тяните кота вы за кончик хвоста и вообще... ни за что... не тяните..."
  
  Ночь была теплая, комары, как ни странно, не досаждали, языки пламени весело рвались в небо, освещая задумчивые, блаженные лица. Голоса были замечательные, и вскоре от моего дурного настроения не осталось и следа. Обняв одной рукой Ленку, другой - Сеньку, я сидел на бревнышке и тихо млел от удовольствия.
  
  
  Глава 3
  
  На следующий день - кстати, это было воскресенье - дежурили мы с Мишкой. Вставать пришлось ни свет ни заря - завтрак велели приготовить к семи тридцати. С этой задачей мы справились блестяще: густая молочно-белая пшенка, щедро нашпигованная изюмом и курагой, имела невероятный успех, а ароматный вареный чибо выпили просто на ура. Одним словом, полный аншлаг.
  
  Одна только Роза осталась недовольна: оказывается, мы недосолили не только кашу, но и кофе тоже! Ну, это уже, извините, клиника, иначе не назовешь.
  
  Покончив с завтраком, мы в ударном порядке свернули лагерь, привязали к катам рюкзаки и отчалили. Отплыли, как и было запланировано, ровно в десять утра. Неплохой показатель для таких безнадежных разгильдяев и халявщиков, как мы.
  
  Команда бодро молотила веслами по широкому гладкому плесу, и наш красавец "Шельмец" с завидной резвостью мчался вперед.
  
  Погода стояла совершенно изумительная: щедрое карельское солнышко ласково согревало наши анемичные городские лица, легкий ветерок услужливо подгонял в спину, блестящая, искрящаяся водная гладь ласкала глаз и наполняла душу вселенской благодатью.
  
  Лизу я посадил назад, Ленку, наоборот, вперед - так я мог и Лизиными ножками любоваться, и, с другой стороны, был избавлен от жениных испепеляющих взглядов. Первое время она пыталась следить за моей нравственностью, но я это дело живо прекратил. Стоило ей обернуться, как я тут же тыкал ее веслом в спину и дико орал:
  - Вперед смотри, куриная твоя голова! На камень прешь!
  
  Женушка тут же отворачивалась и начинала судорожно отгребаться сама не зная от чего. А я преспокойно прилипал глазами к Лизиным аппетитным ляжкам.
  
  Нет, все-таки настоящая женщина сумеет себя подать и в глухой тайге, и в бушующем пороге, и в непроходимых джунглях, и в знойной пустыне, и даже на Северном полюсе. Вот, к примеру, Светка. На ногах огромные, аляповатые, отвратительного вида болотные сапоги с ботфортами, сверху - истрепанная, блеклая, видавшая виды мужская рубаха. У Маринки прикид и того хуже: широченный, абсолютно бесформенный прорезиненный комбинезон, в который принято залезать вместе с ботинками. В народе сей предмет туалета называют "химзащитой", такие костюмчики надевали ликвидаторы, консервировавшие Чернобыльскую АЭС. Сердце в груди разрывается глядеть на эти ужасающие дамские эксклюзивы. То ли дело Лиза: на попе изящные обтягивающие неопреновые шортики, второй этаж - в роскошном коротеньком топике с кокетливой шнуровкой, на ногах - неопреновые полусапожки, по изяществу ничем не уступающие Ленкиным парадно-выходным итальянским туфелькам. Вот это, я понимаю, прикид! И сухая всю дорогу (в неопрене не чувствуешь сырости), и выглядит, как королева на приеме. Вот это я понимаю - женщина! А эти все - срамота, страшилки из ночного кошмара, да и только.
  
  Перед обедом проходили первый порог. Называется "Рогатый". Перед прохождением, как водится, пристали, пошли смотреть.
  
  Решетов с Кривиным перебрались по камням на середину реки, поближе к сливу. Мужики стояли на огромном валуне и о чем-то сердито спорили.
  
  - Ну и что тут? - полюбопытствовал я, присоединившись к компании.
  
  - Все просто как три копейки, - прокричал Костя. - Сам посмотри.
  
  Я глянул вниз и присвистнул. В общем и целом все, действительно, было просто: слив четкий, воды предостаточно. Гадость была в том, что после падения струя резко уходила влево, а на самом повороте торчал здоровенный валун.
  
  - Корму надо крутить, уже на гребне, - обращаясь ко мне, сказал Костя, - причем капитально.
  
  - Верно, - поддакнул Вася, - иначе нанесет.
  
  - Я же и говорю, - накинулся на капитана Кривин, - давай я назад сяду.
  
  - Ерунда, - вяло отмахнулся Решетов, - Светка справится.
  
  Мы вернулись обратно на берег, и капитанская команда стала рассаживаться по местам. Ленка схватила мыльницу и приготовилась снимать. Мы с Мишкой встали на выходе из порога.
  
  Капитанский катамаран начал медленно заходить в слив.
  
  - Плохо заходят, - покачал головой Мишка. - Посигналить, что ли? - Он вытянул правую руку в сторону и закричал: - Левей, левей! Бери левей! - Катамаран выскочил на гребень, и тут уж мы заорали в две глотки: - Крути, крути!
  
  Светка попыталась сделать подтяг(2), Вася что было сил отпихивался от камней, да только все без толку! Вынесло фраеров на камушек, моментально развернуло и задом понесло в улов(3).
  ==============================================
  (2)Подтяг состоит в том, чтобы, опираясь веслом о толщу воды или о камень, резко сдвинуть корму вправо или влево.
  (3)Улов - тихая вода (омут) после порога.
  ==============================================
  - Вот как не надо проходить пороги, - Мишка назидательно поднял палец.
  
  - Да, - согласно кивнул я. - Ты уж, будь добр, поменяйся местами с Лизой. Да, и возьми железное весло, подтяг будешь делать на камне.
  
  - Не учи ученого, - высокомерно отозвался Мишка. - Сам знаю, что делать, небось не в первый раз.
  
  - Прекрасно, - улыбнулся я. - Видишь вон ту кривую березку?
  
  - Ну?
  
  - Когда будем выходить на гребень, правая гондола смотрит точно на нее. Понял?
  
  - Ладно.
  
  Мишка и впрямь оказался опытным катамаранщиком: воткнул весло в камень и, не сходя с места, подтянул нос градусов на тридцать. В результате прошли тютелька в тютельку, за камушек даже не задели!
  
  - Ура! - закричал Семен, наблюдавший за прохождением с берега.
  
  - Хорошо прошли, - с завистью проговорил Решетов, когда мы догнали их на плесе.
  
  - Ничего, ребят, вы еще научитесь, - участливо сказал я.
  
  - У вас еще все впереди, - с усмешечкой поддакнул Мишка.
  
  - Знаешь, Мишель, - с милой улыбкой вступила Светочка, - ты так лихо задом виляешь, тебе бы проституткой работать!
  
  - Тебе бы тоже не мешало вильнуть! - насмешливо парировал Мишка.
  
  В тот день мы прошли еще три порога, впрочем там все обошлось без эксцессов. Вот только Мишку на щучий тройник(4) поймали.
  ==============================================
   (4)Тройник - строенный рыболовный крючок, используемый для ловли крупной рыбы.
  ==============================================
  Мы как раз "Малый падун" проходили. Выскакиваем на бешеной скорости на тихую воду, а там Решетов с Кривиным от нечего делать спиннинги покидывают. Вот Мишка под Костину блесну и угодил.
  
  - Ты это что же, подлец, делаешь? - завопил Мишка, с ужасом оглядывая блесну, глубоко вонзившуюся в левый бицепс. - Из живых людей уху варить собрался?
  
  - Ой, - глупо хихикнул Костя, подергивая спиннинг, - смотрите, какая акула клюнула!
  
  - Кончай дергать, козел, - взревела "акула". - Больно же.
  
  - Ну и дурак же ты, братец, - накинулся на Костю капитан. - Режь леску и пристаем к берегу. Пристаем, ребята, - крикнул он нам.
  
  Высадились на берег, расселись по бревнышкам. Мишка сидит бледный и несчастный и всем по очереди в глаза заглядывает.
  
  - Ребята, милые! Ну сделайте что-нибудь!
  
  Я говорю:
  - Такие вещи надо резать. Острый нож есть?
  
  - Есть. - Костя подал мне финку.
  
  Я попробовал - хороший ножик, наточенный.
  
  - Надо продезинфицировать.
  
  - Спирт сгодится? - спросил Решетов.
  
  - Давай. Спирт и кусок ваты. Заодно притащи бинты и зеленку.
  
  Решетов распаковал рюкзак, достал аптечку. Я протер ножик спиртом и обвел глазами собрание:
  - Скальпель готов. Кто резать будет?
  
  Публика притихла. Все как один демонстративно отвернули головы: кто засмотрелся на речку, кто - на травку, кто - на кроваво-красный закат.
  
  - Ну, знаете, - сердито сказал я, - я резать не могу, я не врач.
  
  Мишка совсем сник. Голову повесил, смотрит с тоской на свою блесну. Потом вдруг как закричит:
  - Господа, - кричит, - товарищи! Молочные братья! Разрежьте, окажите милость! Умоляю! Не жить же мне с этим крючком, в самом-то деле!
  
  Все молчат. Я повернулся к Решетову и протянул ему нож:
  - Ты капитан, ты и разбирайся со своей командой.
  
  Вася взял нож, с некоторым удивлением повертел его в руках, потом поднял с земли фляжку со спиртом и медленно, не торопясь, перелил ее содержимое себе в глотку. Резко, почти грубо схватил Мишку за локоть, стиснул зубы и с силой полоснул ножом по руке.
  
  Мишка заревел белугой, из раны хлынула кровь. Вася отшвырнул нож в сторону, опустился на землю и, не обращая ни малейшего внимания на крики и кровь, с абсолютно безучастным видом уставился на свои кроссовки.
  
  Мишка продолжал кричать и всхлипывать, по его щекам катились крупные слезы. Минуту мы сидели в каком-то непонятном оцепенении, потом вдруг все разом вскочили и засуетились вокруг раненого. Ленка вытащила застрявшую блесну, Светка ливанула на рану зеленки, Маринка принялась накручивать на Мишкину руку бинт.
  
  В этот день мы больше не плыли. Поставили палатки и отправились всем скопом за грибами. За полчаса надрали три ведра подосиновиков, да каких! Все как на подбор молоденькие, крепкие и без червоточины.
  
  Грибы почистили и поджарили с луком. В придачу к этому мы с Ленкой сварили котел гречки с тушенкой. Вот это, я вам скажу, был настоящий ужин, не то что то жиденькое пойло, которое накануне вечером под видом еды скормили народу Решетовы.
  
  Не успели мы выпить по чашке чая, как заморосил мелкий, противный дождь. Туристы, уставшие за день и морально, и физически, поспешили разбежаться по своим палаткам.
  
   ***
  
  Следующие два дня, понедельник и вторник, прошли без особых происшествий. Лопатили плесы, барахтались в порогах, скреблись по камням на перекатах. Питались отменно: рыбка по-прежнему ловилась плохо, зато грибы таскали штормовками: подосиновики, моховики, сыроежки. Грибочки жарили, солили, мариновали и даже подавали под майонезом в виде экзотического салата.
  
  Единственное, что омрачало беззаботную походную жизнь, - это бабские разборки. Впрочем, разборок как таковых, в сущности, не было. Просто стервозные бабищи - Светка, Маринка и Ленка - ополчились на бедную Лизу и при всяком удобном случае норовили сделать девчонке гадость. А уж когда наша "прекрасная нимфа" на глазах всего народа голая купалась в реке, бабы собирались в кружок и во всеуслышание клеймили "бесстыдницу" позором и нехорошими словами.
  
  Однажды во время одного из таких купаний Маринка дернула мужа за рукав и злобно зашипела:
  - Ну что ты пялишься на эту шалаву подзаборную, кобель недотраханный?
  
  Посмотрев на жену с нескрываемым отвращением, Костик обронил:
  - На тебя, что ли, смотреть, уро...?
  
  Судя по всему, он хотел сказать "уродина", но вовремя сдержался.
  
  Но Маринка отлично поняла, что он хотел сказать. Бешено сверкнув глазами, она плотно сжала побелевшие губы.
  
  - Ах, так... - угрожающе процедила она, - уродина, говоришь...
  
  Вася, смеясь, заметил:
  - Ты бы, Константин, поаккуратней. Не ровен час, подбросит тебе в суп бледную поганку!
  
  Все это было крайне неприятно. Впрочем, очень скоро выяснилась еще одна маленькая подробность.
  
  Дело было в понедельник. На ночевку встали в шесть вечера. Кривин как дежурный отправился в лес за дровами. Видя, что прочие мужики преспокойно занялись каждый своим делом, я распаковал рюкзаки, велел Ленке с Семеном ставить палатку, сам же взял топор и отправился вслед за Костей.
  
  Я отошел от лагеря метров на сто пятьдесят или около того. Кости нигде не было. Я прислушался, не стучит ли где топор. Топора я не услышал, зато до моего слуха донеслись сдавленные стоны и страстное мычанье.
  
  Я застыл на месте как вкопанный. Потом начал тихо-тихо подбираться к вывороченному еловому корню, за которым, судя по всему, резвилась любвеобильная парочка.
  
  Я заглянул за земляное заграждение, и меня захлестнула горячая волна желания. На мягком мху кувыркались Кривин и Лиза. Причем в такой откровенно неприличной позе, что у меня даже слюнки потекли. Совсем охамели, подумал я с завистью.
  
  Налюбовавшись зрелищем всласть, я потихоньку ретировался в лагерь, прихватив по пути парочку небольших сушин.
  
  В "кухне" беспомощно суетилась запыхавшаяся Маринка.
  
  - Кривина не видал? - устало спросила она.
  
  - Да там он, в лесу, - лукаво усмехнулся я.
  
  - И чего он там застрял?
  
  - Пилит, - пояснил я, едва сдерживая смех.
  
  
  Глава 4
  
  В среду у нас была дневка. Накануне вечером мы доплыли до Койт-озера и почти сразу наткнулись на прелестнейшее местечко: высокий сосновый бережок, места для палаток хоть отбавляй, кругом абсолютно девственный черничник, в пятидесяти метрах роскошное болото, щедро усыпанное желтыми гроздьями морошки. У воды, под обрывом - великолепный песчаный пляж. Не побалдеть денек на такой богатой и живописной стоянке было бы непростительной глупостью.
  
  По случаю дневки оттянуться решили на полную катушку. Во-первых, с утра пораньше мужики натаскали на пляж камней и сложили печку для бани. До трех часов печку топили, доводя камни до белого каления. Баней занимались Решетов с Кривиным. Мы с Мишкой как дежурные кололи дрова и суетились по "кухне", бабы с Семеном с самого утра отправились в лес на заготовки.
  
  В результате к ужину мы имели: здоровенную баклагу нежнейшего чернично-морошкового варенья и огромный противень жареных грибов.
  
  В три часа печку огородили полиэтиленовым домиком, и началась потеха. Парились в два приема: сначала мужики, потом дамы. Раскрасневшиеся, взмыленные, распаренные бабы выскакивали на свет божий и с визгом кидались в благодатные зеленоватые воды чистейшего Койт-озера. Свесив ноги с обрыва, я сидел на травке с видеокамерой в руках и прилежно документировал священный обряд "омовения". Кривин с Решетовым наблюдали спектакль с "моря" - совмещая приятное с полезным, они сидели на капитанской лоханке и терпеливо ждали, когда какая-нибудь глупая рыбешка польстится на их квелого червячка.
  
  Один только Мишка не проявил к женской бане никакого интереса. Он сидел у костра и, попыхивая сигаретой, с безучастным видом выстругивал из еловой чурки черпачок для варенья.
  
  По случаю дневки и варенья ужин решили разнообразить оладьями. В общем, денек обещал стать незабываемым. Таким он, между прочим, и вышел.
  
  Ужин катился по накатанным рельсам. После бани и купанья аппетит у всех был просто волчий, блюда сметали в мгновенье ока. Сначала от души навернули ароматных, пахнущих жареным луком грибочков, потом разлили по мискам супчик харчо. В придачу к супу раздали по пять кружочков колбасы. Десерт - оладьи с вареньем - уничтожили без остатка.
  
  Напившись чаю, народ окончательно разомлел. К костру подтащили пару здоровенных бревен, расселись поудобнее и хором затянули любимый Васин романс - про умирающего в степи ямщика.
  
  Сенька принимал пищу на пляже - там был здоровенный, почти овальный валун, который он приспособил себе в качестве стола. С одной стороны камень был ущербный, и под него можно было даже поставить ноги, как под самый настоящий стол. Парень сидел на толстеньком чурбачке, потягивал из кружки чаек и задумчиво созерцал спокойно-величавую водную гладь озера.
  
  Восьми еще не было, когда Сенька, пошатываясь и зевая во весь рот, вполз на обрыв и медленно побрел к палатке.
  
  - Эй, ты куда? - окликнул я сына.
  
  - Не могу, - пожаловался отпрыск, - глаза закрываются, просто валюсь с ног.
  
  - Ладно, иди спи, - велел я, - завтра ходовой день.
  
  - Что-то пить хочется, - подала голос Ленка.
  
  Она сидела страшно бледная, с помутневшими, желтыми белками и держалась рукой за живот.
  
  - Что, опять печень? - посочувствовал я. - Ладно, сейчас заварим свежего чайку.
  
  Я взял котел и спустился к воде. Когда я вернулся обратно, супруга исчезла.
  
  - Где Ленка? - спросил я.
  
  - Да ей чего-то поплохело, - отозвалась Светочка, - побежала в кусты.
  
  - Да, - вздохнул я, - у Ленки печень. На аллохоле сидит практически.
  
  - Ванечка, милый, - умоляюще попросила Лиза, - давай поскорее, очень пить хочется.
  
  - Сейчас, сейчас, - засуетился я, обкладывая котел сухими щепочками. - Через десять минут будет готов, - заверил я Лизу.
  
  Я глянул на девушку и не сумел сдержать возглас удивления: очень уж странно она выглядела. Сидела вся скрючившись, прижимая руки к животу, лицо перекошено страданием и болью. Осунувшаяся, посеревшая, с заостренным носом и скулами - девчонка выглядела просто ужасно.
  
  - Да что это с тобой? - спросил я. - Тоже печенью маешься?
  
  - Такое ощущение, что наелась железных опилок, - жалко выдавила она.
  
  - А за живот чего держишься? - спросил я. - Болит?
  
  Лиза кивнула. В следующее мгновенье она вскочила и, зажимая ладонью рот, умчалась в кусты.
  
  Следом за Лизой в ближайшие заросли удалились Светка, Марина и Роза.
  
  - Ну что, готов твой чай? - нетерпеливо проворчал Решетов.
  
  - Стараюсь, - огрызнулся я. - Самому пить до жути хочется.
  
  - Ладно, ребята. - Решетов встал. - Что-то мне нехорошо. Пойду хлебну из озера да завалюсь спать.
  
  И он нетвердой походкой двинулся к обрыву.
  
  - Я, пожалуй, тоже пойду. - Костя поднялся и, пошатываясь, засеменил вслед за капитаном.
  
  Я нагреб из пакетика заварки и сыпанул в бурлящий на огне котел. Но не успел я снять посудину с таганка, как вдруг ноги мои подкосились и я бессильно опустился на землю. Живот охватила резкая боль, к горлу подкатила тошнота. Пить хотелось нестерпимо.
  
   Дуя на клубящуюся паром поверхность, обжигаясь и давясь, я выхлебал три чашки чаю и медленно пополз к своей палатке. В лагере не было ни души, из палаток не доносилось ни звука. Похоже, туристы все как один расползлись по своим "норкам" и запаковались на ночь.
  
  Пока я добирался до "дома", меня пару раз стошнило, и боль притупилась; я быстро преодолел последние метры, растолкал своих домашних, заполз в спальный мешок и моментально провалился в сон.
  
  Когда я проснулся, на дворе был белый день. Чувствовал я себя довольно бодро, хотя пить хотелось ужасно и еще больше хотелось почистить зубы.
  
  Я подошел к костру. Кривины, Решетовы, Мишка и Ленка сидели на бревнах, понуро свесив головы. Лица у всех были странно изможденные, анемичные, какие-то землисто-серые, под глазами чернели ужасающе громадные круги.
  
  Возле костра стоял котел с остатками вчерашнего чая. Я выпил кружечку и примостился рядом с Костей.
  
  - Где Сенька? - спросил я Ленку.
  
  - Камешки бросает, - вяло отозвалась та.
  
  - А Роза с Лизой?
  
  - Спят, наверное.
  
  Вскоре к костру притащилась мертвенно-бледная Роза.
  
  - Лиза спит? - обратился к ней Решетов.
  
  - Спит? - удивилась Роза. - Нет, в палатке ее нет.
  
  - Где же она? - обеспокоился капитан.
  
  - Опять небось в озере плещется, - неприязненно обронила Маринка.
  
  Я подошел к обрыву и крикнул:
  - Семен! Там тети Лизы не видать?
  
  - Не-а, - откликнулся отпрыск, пуская по воде плоский камешек.
  
  - Где же она может быть? - недоумевал Решетов.
  
  - Господи, ну может человек в кустики отойти? - раздраженно проговорила Роза. - Лучше скажи: что это было?
  
  - Откуда мне знать? - пожал плечами Решетов. - Похоже на отравление.
  
  - Отравление? - недоверчиво переспросила Маринка. - Что же мы такого съели?
  
  - Известно что, - вмешалась Светка, - грибков покушали.
  
  - Так всю дорогу же ели, - меланхолично заметил Костя, - и ничего.
  
  - Может, кто-нибудь по ошибке почистил в жареху бледную поганку? - подала голос Ленка. - Вместо сыроежки?
  
  - Ну, это вряд ли, - уверенно возразил Вася, - от бледной поганки мы бы сейчас лежали кверху лапками.
  
  - Он прав, - поддержала капитана Роза. - Бледная поганка смертельна. Скорее уж мухомор.
  
  - Мухомор? - недоверчиво рассмеялся я. - Да какой же дурак стал бы кидать в жареху мухомор?
  
  - Э, не скажи, - заспорила Роза. - Мухоморы бывают разные. К примеру, серый мухомор очень похож на сыроежку.
  
  - Да что вы там болтаете? - влезла в беседу Светка. - Мухоморы, поганки... Вон по телику недавно показывали: в Воронежской области десять человек белыми грибами отравились.
  
  - Да, да, - подхватила Маринка. - Причем не чайники какие-нибудь, а опытные грибники. И грибы, между прочим, были самые настоящие белые.
  
  - И что, - поинтересовался я, - насмерть отравились?
  
  - Насмерть, - грустно подтвердила Маринка.
  
  Она встала и медленно побрела вглубь леса.
  
  - Есть кто-нибудь хочет? - поинтересовался Костя. - Завтрак готовить?
  
  Все с отвращением покачали головами.
  
  - Чаю свежего завари, - распорядился капитан. - И побольше.
  
  Костя взял пару котлов и повернулся, чтобы идти к воде. Вдруг из глубины леса донесся совершенно дикий, душераздирающий вопль. Все вздрогнули. Костя выронил котлы и зашатался.
  
  - Маринка... - побелевшими губами прошептал он и со всех ног бросился в лес.
  
  Мы поспешили за ним. Маринку мы нашли в густом подлеске метрах в двадцати от лагеря. Она стояла, судорожно вцепившись в березовый ствол, и, дико вращая глазами, вопила на весь лес:
  - Мама!.. Мамочка!.. А-а!..
  
  Рядом, поджав под себя ноги и уткнувшись носом в мягкий мох, лежала Лиза.
  
  - Она умерла, умерла, - истерично вскрикивая, причитала Маринка.
  
  Я прикоснулся к Лизиной ноге - действительно верно, мертвее не бывает.
  
  Я горестно вздохнул. Чует мое сердце, даже в отпуску мне не будет покоя. Только-только закончил довольно запутанное и неприятное дело, в которое меня втравила моя четвертая жена, Машка. В какие только передряги не попадал: погони, засады, рукопашные схватки с бандитами... Устал как собака, просто вымотался.
  
  Вот, уехал теперь в тайгу, подальше от людей, думал, наконец отдохну. Как бы не так! Похоже, судьба у меня такая - на каждом шагу спотыкаться о трупы.
  
  Повернувшись к Розе, я поинтересовался:
  - Где она была ночью?
  
  Девушка растерянно заморгала ресницами.
  
  - Я не знаю, - пролепетала она. - Когда я приползла в палатку, Лизы не было. Я залезла в мешок и сразу заснула. Я не знаю, приходила она ночью или нет, но утром, когда я проснулась, в палатке ее не было.
  
  Я кивнул. Разумеется, ночью она не приходила. До кустов добежать сумела, а оттуда уже не было сил куда-либо ползти. Даже на помощь позвать не смогла. Впрочем, кого звать-то? Все сами в лежку лежали.
  
  Я наклонился и перевернул Лизу на спину. Раздался всеобщий вопль ужаса. Открывшееся нашим глазам зрелище было поистине чудовищным. Осунувшееся, заостренное, желтушно-серое лицо усопшей, испещренное мелкими черными точками, было искажено гримасой нечеловеческого страдания; рот перекошен; глаза - мутные, невидящие, пожелтевшие - взирали на мир с тупым равнодушием. Колени девушки были плотно прижаты к животу, пальцы рук неестественно скрючены.
  
  Я кинул взгляд на своих товарищей. Все: и мужчины, и женщины - стояли потрясенные, разинув рты и стиснув руки, не в силах пошевелиться или вымолвить слово.
  
  "Бывает же так, - подумал я. - Еще вчера она была такая красивая, манящая, вожделенная. А сейчас! Глаза просто отказываются на это смотреть. Как жестоко обошлась с ней судьба! Бывает очень часто, что смерть не только сохраняет красоту, но даже слегка облагораживает усопшего. Например, когда храбрый воин погибает в бою. Здесь не то. Здесь вчерашнюю красоту как будто вытравили, искоренили, растоптали - начисто, ни намека не оставили. Какая жалость, и как это все печально!"
  
  Решетов нагнулся и вернул Лизу в прежнее положение.
  
  Я кивнул: да, так будет лучше.
  
  - Послушай, - обратился я к нему, - уведи женщин, чего им здесь делать?
  
  От моего голоса дамы очнулись. Медленно повернувшись, они понуро побрели обратно в лагерь.
  
  - Сядем, мужики, поговорим, - предложил я.
  
  Мужчины покорно опустились на поваленный ствол.
  
  - Что будем делать? - обратился я к Решетову.
  
  - Хоронить, что же еще? - раздраженно отозвался тот. - А ты что предлагаешь - в Москву везти? До ближайшего морга дней шесть тащиться, разложится к чертовой матери, на такой-то жаре.
  
  - Да вы что, ребята? - встрял Костя. - Труп за собой таскать? На фиг, на фиг. Могилку по-быстрому выроем, и пусть земля ей будет пухом.
  
  - Правильно, - поддержал Мишка. - Помню, Валька Велихов в "Вякере" о плиту убрался - там и закопали. И крестик поставили. В походе всегда так делают. Тоже еще выдумал - трупы из тайги таскать, - прибавил он, сердито глядя на меня.
  
  Я со вздохом взглянул на покойницу. Между нами, девочками, говоря, смерть довольно-таки странная. Ну, допустим, поела дамочка мухоморов, так ведь и все остальные тоже ели. Но мы-то все живы, а эта мертва. Отчего? Почему? Конечно, индивидуальная непереносимость и все такое прочее. Но если разобраться? Насколько я заметил, белки у Лизы были сильно желтые, стало быть, яд, несомненно, печеночный. Можно предположить, что у девушки была больная печень и нагрузка оказалась для нее просто непосильной. Здоровая печень справилась, а больная, само собой, загнулась. С другой стороны, что-то я не слышал, чтобы Лиза жаловалась на печень. С третьей стороны, у моей Ленки печень точно больная, и тем не менее супруга очухалась. А Лиза почему-то умерла. Странно, очень странно.
  
  Я поднялся.
  
  - Ладно, ребята, - я безразлично пожал плечами. - Вам виднее. Что хотите, то и делайте. В конце-то концов, это ваш товарищ. - Я вытащил из кармана складной нож и махнул рукой в сторону лагеря: - Вы ступайте за веслами, а я тут поколдую пока над покойницей.
  
  Я наклонился и, стараясь подавить охватившую меня брезгливость и отвращение, аккуратно взрезал на трупе одежду. Засим я внимательнейшим образом осмотрел окоченевшее, скрюченное тело. Несколько едва различимых царапин да пара синяков - вот все, что мне удалось обнаружить. А впрочем, чего это я? Дураку ясно, что причина смерти - какой-то яд, печеночный, если конкретно.
  
  Вскоре с веслами в руках подошли мужики.
  
  - Зачем ты ее раздел? - вытаращился Костя. - Ты, случаем, не некрофил?
  
  - Тебе-то что? - огрызнулся я. - Поищите пока место для могилы, а я сбегаю за штормовкой.
  
  Могилу решили рыть под елками, там земля была помягче. Копали лопастями от весел. Работали по двое, сменялись каждые пятнадцать минут.
  
  Через два часа яма была готова. Свистнули дам. Маринка, Светка и Роза подошли и молча встали около земляной кучи.
  
  - Где Ленка? - спросил я.
  
  - Лена осталась с мальчиком, - тихо отозвалась Роза. - Не хочет, чтобы Семен видел это все.
  
  Я кивнул. В общем она права. Ни к чему.
  
  Публика выстроилась рядочком вокруг могилы. Тело, завернутое в штормовку, положили рядом.
  
  Пристроившись так, чтобы видеть лица своих товарищей, я сказал:
  - Я знал Лизу всего несколько дней. Она была веселая, добрая и красивая. Мне очень жаль, что она умерла. - Я посмотрел на Решетова и продолжил: - Вы ее знали лучше, вам и говорить.
  
  
  На минуту воцарилось тягостное молчание. Потом Вася нерешительно промямлил:
  - Ты правильно сказал, Иван. Лиза была веселая, добрая и красивая. Я любил ее, - тихо прибавил он и как-то по-детски всхлипнул.
  
  Я быстро взглянул на Светочку. На мгновенье ее лицо исказилось яростной, почти звериной злобой, но уже в следующую секунду она взяла себя в руки: гримаса разгладилась, глаза смотрели спокойно и печально.
  
  - Еще кто-нибудь будет говорить? - спросил я.
  
  Все молчали, неловко переминаясь с ноги на ногу.
  
  Повертев головой из стороны в сторону, Костя выдавил:
  - Да, она была красивая.
  
  При этих словах Маринка дернулась и до крови закусила губу.
  
  Взявшись за края штормовки, Кривин и Решетов опустили Лизу в могилу. Маринка тут же схватила весло и с неприличной поспешностью принялась сбрасывать в яму землю. Вид у нее был такой, будто она не человека закапывает, а окучивает грядку с любимыми цветочками. Мишка взял второе весло и включился в процесс. Он лихо махал своей импровизированной лопатой, и в глазах его читалось неприкрытое торжество.
  
  
  Глава 5
  
  К полудню народ изрядно проголодался, и дежурным пришлось наскоро сбацать супчик. Хмурые и подавленные, мы сидели вокруг костра и меланхолично черпали ложками жиденькую вермишелевую похлебку. К супу каждый получил два нежевабельных черных сухаря и пять тонюсеньких кружочков колбасы. Не густо, совсем не густо.
  
  Зажав в кулаке сухари и колбасу, Сенька подхватил свою миску и спустился на пляж, к своему излюбленному каменному "столу".
  
  Решетов с грохотом швырнул пустую миску на скатерть.
  
  - Да, ребята, - тяжко вздохнул он, - начинается голодуха.
  
  - Грибочков никто не желает? - криво усмехнулся Костя. - От ужина остались.
  
  - Ну уж нет, - истерично выкрикнула Ленка.
  
  - Сам жри, - сердито поддакнул Мишка.
  
  - Шуточки у тебя... - недовольно поморщился Решетов.
  
  Он взял противень с остатками вчерашней жарехи и вывалил смертоносное блюдо под ближайший куст.
  
  - Что, грибы больше не собираем? - с грустью спросила Светка.
  
  - А ты готова их есть? - спросил я.
  
  Дамочку передернуло.
  
  - Ни за что на свете! - с отвращением заявила она.
  
  - Значит, не собираем, - резюмировал Вася. - Будем ловить рыбу.
  
  - Если бы она ловилась, эта стервозная рыба! - горько посетовал Костя.
  
  Решетов пожал плечами.
  
  - В любом случае грибов в меню больше не будет, - властно заявил он.
  
  После чая Костя, рассеянно ковыряя палкой угли, задумчиво протянул:
  - Все-таки это странно, вы не находите? Все оклемались, а Лиза умерла. - Он оторвался от костра и обвел компанию недоуменным взглядом. - Ели-то все одно и то же.
  
  - А может, в жарехе кроме мухоморов была бледная поганка? - предположила Ленка.
  
  - Одна? - недоверчиво спросил Решетов.
  
  - Ну да, - подтвердила моя супруга. - Кто-нибудь по ошибке кинул, грибочек достался Лизе...
  
  - Маловероятно, - с сомнением покачал головой капитан.
  
  - Знаете, о чем я подумал, - вступил в разговор Мишка, попыхивая вонючей сигаретой. - Может, она принимала какие-нибудь препараты, которые усиливают действие яда?
  
  - Да кто ее знает, что она там принимала, - сердито отозвался Решетов.
  
  - А это мы сейчас проверим, - бодро сказал я. - Розочка, будь добра, принеси-ка нам Лизин рюкзак.
  
  Роза покорно встала и зашагала к палатке. Вскоре она вернулась с большим станковым рюкзаком, вдоль и поперек утыканным всевозможными молниями и карманами.
  
  Распаковав все карманы и закутки, я выгреб на скатерть содержимое рюкзака.
  
  - Здесь все ее вещи? - спросил я.
  
  - Да, кроме спальника и коврика, - ответила Роза.
  
  Тщательно осматривая каждую вещь, я принялся перекладывать шмотки обратно в рюкзак. Пара свитеров, джинсы, курточка, шапка, шарфик, разномастное бельишко, кроссовки... Тушенка, пакеты с крупой и сухарями, мыло, мочалка, маникюрный набор, зеркало, расческа, пакетик с косметикой... Так, а это что?
  
  Ухватившись за горлышко, я вытащил из кучи барахла полупустую бутылку чешской бехеровки.
  
  - Бехеровка? - полувопросительно сказал Костя.
  
  - Она самая, - подтвердил я, отвинтив крышечку и продегустировав жидкость.
  
  - Вот это номер! - пробормотал Решетов. - Я и не подозревал, что она к бутылке прикладывается. И часто она это делала? - обратился он к Розе.
  
  - Не знаю, - ответствовала та. - Никогда не видела ее за этим занятием.
  
  - Ну что же, мужики, - резюмировал Мишка, - суду все ясно. - Бехеровка вкупе с мухоморами и дала летальный исход.
  
  Я кивнул. Действительно, алкоголь усиливает действие грибных ядов, факт общеизвестный. Так все, скорее всего, и было.
  
  Я покидал в рюкзак оставшиеся вещи, запаковал его и понес к Розиной палатке.
  
  - Эй, постой, - окликнул меня Решетов, протягивая фотоаппарат. - Это Лизкина мыльница, положи в рюкзак.
  
  Я пихнул фотик в карман рюкзака и отнес вещички обратно в палатку.
  
  Когда я вернулся, капитана на "кухне" не оказалось.
  
  - Куда Васька слинял? - спросил я у Кривина.
  
  - Крест пошел ставить, - одними губами шепнул тот.
  
  Я повернулся и пошел к могиле.
  
  Вася сидел на поваленном дереве и стругал толстый березовый кол. На земле валялись три палки потоньше.
  
  Я сел на бревно, достал из кармана нож и, подобрав с земли жердочку, принялся счищать с нее тонкую коричневую кожицу.
  
  - Послушай, - между делом поинтересовался я, - ты ее хорошо знал?
  
  Решетов кивнул.
  
  - Я знал Лизу около трех лет, - задумчиво проговорил он, - и все эти годы я любил ее. Когда я с ней познакомился, она только что развелась, и у нас начался роман.
  
  - Она отвечала тебе взаимностью?
  
  - Да, - согласно кивнул Решетов. - Мы даже собирались пожениться.
  
  Замолчав, он сорвал травинку и сунул ее в рот. Я спросил:
  - Она тебя бросила?
  
  - Да. Нашла другого.
  
  - Когда это было?
  
  - Полтора года назад, в феврале.
  
  - После этого ты женился на Светке?
  
  - Да.
  
  - А Лиза? - полюбопытствовал я. - Вышла замуж за того хмыря?
  
  - За Кольку-то? - уточнил Вася. - Да, она вышла за него замуж.
  
  - Что же Колька с ней в походы не ходит? - поинтересовался я.
  
  - С Колькой мы ходим уже десять лет. Просто на этот раз он не смог поехать - срочно вызвали в Бостон, по делам фирмы.
  
  - Он твой друг?
  
  - Вроде того.
  
  - Значит, вы дружили семьями?
  
  - Ну да, дружили, - согласился Решетов. - Вместе встречали Новый год, отмечали все праздники, ходили в походы, на лыжах катались...
  
  Решетов взял у меня ошкуренную перекладину и, обтесав палку с одного края, принялся выцарапывать на деревяшке мелкие буковки.
  
  - Эта смерть, - медленно проговорил я, - тебе не кажется странной?
  
  - А что тут странного? - пожал плечами Решетов. - Травятся люди грибами, бывает.
  
  Я кивнул. Конечно, бывает. Но уж слишком много ненависти было вокруг молодой, вызывающе красивой Лизы. Бабы ревновали девчонку к мужьям, Мишка жаждал мщения... Я вспомнил, с какой радостью, с каким нескрываемым торжеством Мишка с Маринкой закапывали Лизину могилу, и мне сделалось нехорошо.
  
  - Светка с Маринкой ее просто ненавидели, - тихо сказал я. - Мишка тоже.
  
  Решетов изумленно уставился на меня.
  
  - Ты хочешь сказать, - насмешливо завел он, - что кто-нибудь из них насыпал в противень мухоморов и заставил Лизу выпить настойку?
  
  - Не знаю, - сухо ответил я. - Знаю одно: все трое безумно рады Лизиной смерти.
  
  Решетов недобро усмехнулся.
  
  - Твоей смерти тоже человек пять - шесть обрадуются, - язвительно заметил он. - Только это вовсе не означает, что эти люди станут тебя убивать.
  
  - Все это, конечно, верно, - вздохнул я. - И все же... накормить разлучницу ядовитыми грибочками - это так по-женски!
  
  - Ну, не знаю, - не слишком уверенно промямлил капитан. - Чужая душа - потемки, а бабская - тем более.
  
  - Не исключено, что Лизу просто хотели припугнуть, - задумчиво продолжал я. - А тут эта настойка...
  
  - Ну ничего себе, - возмутился Вася. - Припугнули-то всю группу!
  
  - Правильно, - продолжал я развивать свою мысль. - Кое-кому могло показаться, что в группе слишком игривая атмосфера: Лизка ведет себя вызывающе, выставляет напоказ свои прелести, мужики откровенно пускают слюни... Вот, скажем, бабы сговорились да и подсыпали в жареху мухоморов... Так, небольшая встряска для сексуально озабоченных мужчин.
  
  - Да уж, - согласно закивал Решетов, - встряска получилась что надо. После такой ночки мир видится совсем в иных красках.
  
  - Вот именно. К тому же без грибов все мужики из сексуально озабоченных сразу становятся желудочно озабоченными. Тут уж не до девочек - только бы чего-нибудь пожрать.
  
  - Ну да, ну да, - снова закивал Решетов. - С утра до ночи будут на речке сидеть, рыбку вылавливать.
  
  Мы замолчали и уставились друг на друга. Похоже, у обоих промелькнула одна и та же мысль. Первым озвучил свои соображения Вася.
  
  - Ну хорошо, - вкрадчиво завел он, - допустим, бабы подбросили в жареху парочку мухоморов. В результате погибла Лиза. Что ж теперь, заявлять на них в милицию?
  
  - Не знаю, - тихо отозвался я. - Может, сначала попробовать поговорить с ними по душам?
  
  - Поговори, коли охота тебе, - довольно нелюбезно отозвался Решетов. - Лично я умываю руки.
  
  Он взял две половинки креста, плотно вбил перекладину в замок кола и воткнул это примитивное соружение в землю. Затем он встал, отряхнул штаны, подхватил с земли топор и вразвалочку зашагал к лагерю.
  
  Я окинул взглядом нехитрый могильный "памятник". "Нестерова Лиза", - гласила надпись, составленная из неровных, разбегающихся во все стороны буковок.
  
  - Покойся с миром, - вздохнул я и быстро зашагал в лагерь.
  
  
  Глава 6
  
  В лагере царила меланхолия. Дежурные без всякого энтузиазма толклись вокруг угасающего костра в тщетных попытках вернуть его к жизни. Светка, свесив с обрыва ноги, в глубокой задумчивости смотрела на подернутую мелкой рябью воду. Мишка сидел возле палатки с сигаретой в зубах и деловито прилаживал донышко к самодельной березовой торбочке. Ленка с Семеном мирно паслись на близлежащем черничном поле.
  
  Вытащив перемазанного Семена из черничника, я вручил ему удочку, сам взял спиннинг и поволок парня на озеро. Грибов теперь не будет, так хоть рыбешек надергать.
  
  Мы уселись на катамаран и отплыли метров на тридцать от берега. Сенька пристроился с удочкой на носу; я же, повернувшись к парню спиной, принялся бросать с кормы блесну.
  
  Так мы просидели с ним минут тридцать, без всякого результата. Похоже, наша рыболовная снасть местную живность нисколько не привлекала. Сенька спросил:
  - Пап, а тетя Лиза умерла?
  
  - Да, сынок.
  
  - А куда вы ее дели?
  
  - В землю закопали.
  
  - А отчего она умерла?
  
  - Отравилась.
  
  - Чем отравилась?
  
  - Мухоморов поела и отравилась.
  
  - Зачем же она ела мухоморы? - удивился сын.
  
  - Ну не специально же, - усмехнулся я. - Мухоморы по ошибке бросили в жареху, вот она их и поела.
  
  - И от этого она умерла? - недоверчиво поинтересовался ребенок.
  
  - Да.
  
  - Почему же все остальные не умерли?
  
  - Все остальные тоже отравились, - разъяснил я. - Нам всем было плохо: и рвало, и несло, и живот болел, но мы не умерли, потому что водку не пили...
  
  - А почему у меня живот не болел? - перебил Сенька.
  
  - Что? - я развернулся и в полной растерянности уставился на отпрыска. - Разве у тебя не болел живот?
  
  - Ни капельки.
  
  - И не тошнило?
  
  - Нет.
  
  Я сидел и обалдело хлопал глазами. За всеми этими событиями я как-то совсем выпустил мальчишку из виду. Честно говоря, я думал, что парня прихватило раньше всех, оттого он и смотался тогда в палатку, сразу после чая. Теперь же выходило, что Сеньку миновала чаша сия. Впрочем...
  
  - А ты грибы-то ел? - спросил я.
  
  - Ел, - спокойно отвечал мальчик. - Целую миску слопал. Потом еще утром сегодня две миски съел.
  
  - Утром? - Я не верил своим ушам.
  
  - Ну да, - радостно подтвердил Сенька. - Вы все по палаткам дрыхли, а я очень есть хотел.
  
  - Ну и что? - глупо спросил я.
  
  - Ничего, - невозмутимо парировал ребенок. - У меня живот почему-то не болел, ни вчера, ни сегодня.
  
  Я во все глаза смотрел на улыбающуюся Сенькину физиономию и потихоньку покрывался липким, противным, холодным потом. Значит, никаких мухоморов в жарехе не было. Где же была отрава? Суп? Колбаса? Варенье? Чай?
  
  - Ты оладьи с вареньем ел? - деловито спросил я.
  
  - Ел.
  
  - Чай пил?
  
  - Выпил кружечку.
  
  - Суп?
  
  Сенька потупился.
  
  - Ненавижу суп харчо, - виновато пробормотал он.
  
  - Так ты его ел или нет?
  
  - Не-а.
  
  - Но ведь я сам его разливал, - не унимался я. - Мисок было ровно десять. Я помню: ты взял свою миску и пошел на пляж, к своему "столу".
  
  - Угу, - радостно подтвердил Семен. - Там я его и вылил. Под камушек.
  
  - Ясненько, - удовлетворенно сказал я. Я быстро смотал леску, привязал спиннинг к раме и скомандовал: - Все, Семен. Сматываем удочки и плывем домой.
  
  Не успели мы причалить, как по тайге разнесся оглушительный звон - Кривины били в "набат", созывая туристов к ужину.
  
  После ужина, который прошел в тягостном молчании, я ухватил Ленку за руку и потащил в тайгу.
  
  - Чего ты? - упиралась ничего не понимающая супруга. - Случилось, что ль, чего?
  
  - Сейчас все узнаешь, - пообещал я.
  
  Удалившись от лагеря метров на двести, я усадил Ленку на лежачий ствол, уселся сам и с места в карьер выпалил:
  - Лизу убили.
  
  - Ну? - вяло отозвалась жена.
  
  - Ты что, дура? - удивился я. - Я говорю, Лиза погибла неслучайно, ее убили преднамеренно.
  
  Ленка побледнела и испуганно уставилась на меня своими огромными глазищами.
  
  - Что? - выдохнула она. - Ты имеешь в виду... - она запнулась.
  
  - Лизу отравили преднамеренно, - терпеливо вдалбливал я супруге. - И грибы здесь ни при чем.
  
  - Но мы же их ели... - глупо проблеяла Ленка.
  
  - Нет, - покачал я головой, - с грибами все чисто.
  
  И я пересказал супруге свой последний разговор с Семеном.
  
  - Значит, суп, - дрожащими губами прошелестела Ленка. Она подобрала с земли прутик и, спеша и нервничая, принялась отламывать от него кусочки. Внезапно она подняла голову и, сверля меня недоверчивым взглядом, сказала: - Но я же от него не отходила! Как пакетики всыпала, так и стояла все пятнадцать минут, мешала. Потом практически сразу ты начал разливать.
  
  - Да, все так, - кивнул я. - Но пока вода закипала, в котел запросто могли подсыпать отраву.
  
  - Запросто? - возмущенно переспросила супруга. - Да ведь там вся группа тусовалась практически. Мы с тобой вокруг костра скакали, Мишка с Розой оладьи жарили, Светка с Лизой грибы чистили, Маринка жареху разогревала, Кривин с Решетовым вокруг варенья ходили, пальцы окунали...
  
  - Ну вот, кто-то из них и сыпанул отраву в суп.
  
  - Что, на глазах у всей группы? - недоверчиво покачала головой супруга.
  
  Я пожал плечами:
  - Уж не знаю, как он, или она, это сделал, но только в супе был сильнодействующий яд.
  
  - Невероятно, - потрясенно прошептала Ленка. - Он ведь мог отравить нас всех.
  
  - Ну, это вряд ли, - успокоил я благоверную. - Убийца ведь ел суп наравне со всеми. Разумеется, допустимую дозу он просчитал заранее.
  
  - Но зачем ему понадобилось травить всю группу?
  
  - Чтобы создать иллюзию массового отравления грибами. Все отравились, один умер - в принципе это нормально, тем более что у Лизы в рюкзаке нашли бутылку с алкоголем.
  
  - Ты думаешь, она умерла из-за того, что хлебнула перед ужином бехеровки?
  
  - Бехеровка тут ни при чем, - усмехнулся я. - Откуда убийца мог знать про бехеровку, если даже соседка по палатке ни разу не видела, как Лиза пьет этот напиток?
  
  - Ну и что? - сказала Ленка. - Умерла-то она все равно от нее?
  
  - Да не пила она никакую бехеровку, - рассердился я.
  
  - Да ну? - усомнилась Ленка. - Бутылку-то у нее нашли.
  
  - Бутылку, скорее всего, подбросил убийца.
  
  - Зачем?
  
  - Господи, - закатил я глаза, - ты что, совсем без мозгов? Ну-ка, вспомни, как все сразу успокоились, когда обнаружилась эта несчастная бутылка? Сразу все встало на свои места. Мухоморы плюс алкоголь - вот вам и летальный исход.
  
  Ленка понимающе кивнула.
  
  - Тогда отчего же она умерла?
  
  - Думаю, что в Лизину миску была всыпана дополнительная порция яда, вот и все.
  
  - На глазах у всей группы?
  
  - Понятия не имею, - сказал я. - Я за ее миской не следил.
  
  - Какой кошмар! - ужаснулась Ленка. - Но кто мог это сделать?
  
  - Да кто угодно, - ответил я. - Светка с Маринкой ее ненавидели, Мишка жаждал мести. Даже Решетов в принципе имел мотив.
  
  - Решетов? - удивилась Ленка. - Он-то при чем?
  
  - Ну как же, - пояснил я, - три года назад у них был роман. Он любил ее безумно, любит до сих пор, а она взяла да и ушла к другому. А теперь, между прочим, - я многозначительно поднял палец, - Лиза крутит роман с Костей, и Решетову это известно.
  
  - Ну крутит, - отмахнулась Ленка, - ну и что?
  
  - А то, что некоторые мужчины, - веско сказал я, - предпочитают видеть любимую мертвой, нежели в объятиях более удачливого соперника.
  
  - Может, ты и прав, - легко согласилась Ленка и тут же сердито выкрикнула: - Просто кошмар какой-то!
  
  - Полностью с тобой согласен.
  
  - И каким же ядом нас травили? - полюбопытствовала супруга.
  
  - Этого я не знаю, - отозвался я. - По ядам я не специалист. Несомненно одно: если бы Семен скушал вчерашний супчик, он бы сейчас лежал рядом с Лизой.
  
  Ленка побелела как мел и судорожно вцепилась в мою руку.
  
  - Что ты такое говоришь? - в ужасе прошептала она.
  
  - Говорю то, что есть, - отрезал я. - Сенька весит в пять раз меньше меня. Соответственно, чтобы умереть, ему требуется в пять раз меньше яда, чем тебе или мне.
  
  - Господи, - Ленка смотрела на меня круглыми от ужаса глазами. - Ведь он не съел этот суп по чистой случайности!
  
  - Да, - вздохнул я, - нам с тобой просто повезло, невероятно повезло.
  
  - Что же теперь делать? - жалко спросила Ленка. - Не есть суп?
  
  - Ерунда, - рассмеялся я. - Спокойно ешьте все, что дают. Уверен, эксцессов больше не будет.
  
  - Думаешь, ему не захочется убить кого-нибудь еще?
  
  - Если он поймет, что ты что-то знаешь или подозреваешь, убьет непременно.
  
  Ленка вздрогнула и стиснула руки. Я невозмутимо продолжал:
  - Человек, убивший Лизу, кто бы он ни был, коварен, хитер и чертовски умен. Убить свою жертву в глухой тайге, за сотни километров от цивилизации, от врачей и правоохранительных органов - абсолютно беспроигрышная идея. Погибших туристов никогда не везут в Москву, закапывают на месте. Да и мыслимое ли это дело - по дикой жаре неделю-другую тащить разлагающийся труп? Да кому это надо? В результате ни вскрытия, ни уголовного дела, ни химического анализа еды - ничего этого не делается. Именно это-то ему и было нужно! И гляди, как точно все рассчитал. Команда отравилась - натурально, все сразу подумали о грибах. Лиза умерла, кому-то это могло показаться странным. Чтобы развеять все сомнения, в Лизин рюкзак подбрасывается полупустая бутылка бехеровки. Всем сразу становится ясно: Лиза умерла из-за неблагоприятного стечения обстоятельств. Все, тело предано земле, вопрос исчерпан. Блестящая комбинация, не так ли?
  
  Ленка согласно кивнула.
  
  - И если бы не Сенькина ненависть к супчику харчо... - задумчиво протянула она.
  
  - Никому бы и в голову не пришло, что Лиза погибла неслучайно, - докончил я.
  
  - Да... - промямлила супруга, ошарашенно озираясь по сторонам.
  
  - Надеюсь, ты понимаешь, - с нажимом сказал я, - что мы должны разыгрывать из себя ничего не подозревающих глупеньких туристов, твердо уверенных в том, что их по ошибке траванули серыми мухоморами.
  
  - Разумеется, - легко согласилась Ленка. - В конце-то концов, наше дело десятое. В Москву приехать, разбежаться и поскорее все забыть. Ты совершенно прав: незачем нам ворошить это дело.
  
  - Ну, это как сказать, - заметил я. - Из-за этого подонка мой сын был на волосок от смерти, - угрюмо бросил я. - И ты всерьез полагаешь, что я оставлю его, или ее, спокойно разгуливать на свободе? Да чтоб я сдох!
  
  
  Глава 7
  
  В пятницу решили плыть дальше. Маршрут сокращать не стали. Нам оставалось пройти где-то километров девяносто: десять кэмэ по озеру и восемьдесят еще по одной речке - Пунеге. Данная дистанция легко проходилась за пять дней, а в запасе у нас была неделя с хвостиком, так что по крайней мере две дневки были нам обеспечены. Практически у всех был левый сахар, и бабы единодушно заявили, что нет такой катастрофы или катаклизма, которые помешали бы им сварить и привезти в Москву запланированное варенье. Так что жизнь потихоньку входила в привычную колею.
  
  В отличие от Шельмы Пунега буквально кишела рыбой, и мы лопали ее с утра до вечера во всех мыслимых и немыслимых видах: жареную, вареную, заливную, маринованную, запеченную в тесте, в виде рыбных палочек и котлет. Мужики ни на минуту не расставались со спиннингами, Сенька в шесть утра вскакивал и бежал к ближайшему омуту. От постоянной возни с рыбой бабы насквозь провоняли рыбьими потрохами и с головы до ног украсились прозрачными рыбьими чешуйками. Рыбу ловили до поздней ночи, все равно спать было невозможно: стоило женщине заползти в палатку, как все местные комары немедленно дохли, а мужики пулей выскакивали вон. В конце концов благовоняющих русалок изолировали в одну палатку, после чего жить стало совсем хорошо.
  
  Со смертью Лизы на нашем катамаране образовалась "вакансия", и нам была пожертвована Роза. Розино место заняла тунеядствующая особа - Маринка, которая до того путешествовала у Решетова на правах пассажира.
  
  К моему великому удивлению, уже на второй день после убийства о Лизе прочно забыли; все как один ходили сытые и довольные, бодро суетились по лагерю, весело переговаривались, отпускали глупые шуточки, дружно смеялись над анекдотами, по вечерам как ни в чем не бывало распевали веселые песни. Как будто и не было этой ужасной трагедии. Как будто и не было этого серого старушечьего лица, искаженного нечеловеческим страданием и болью. Как будто не осталась навеки гнить под елками вызывающе красивая, яркая и эффектная девушка Лиза.
  
  Удивительно, насколько легко человек адаптируется ко всякой ситуации.
  
  Но я-то, конечно, помнил и о Лизе, и о том, что мой драгоценный сынишка лишь по чистой случайности не разделил с покойницей холодное, жесткое, неуютное ложе.
  
  О том что я имею лицензию частного детектива, в группе не знал никто. Кроме Ленки, разумеется. Вообще-то на работу я хожу в Институт проблем кибернетики и информации, которым, кстати сказать, заведует один мой дальний-предальний родственник, впрочем теперь уже, наверное, не родственник, ибо родство мы с ним имели через его жену, а теперь, когда Тоню убили, я даже и не знаю, родственники мы с Иннокентием Ивановичем или нет. В любом случае, после того как я распутал Тонино убийство, Иннокентий, зная, что я постоянно кручусь по каким-нибудь детективным делам, позволяет мне ходить на работу как вздумается. Почему я не брошу эту работу совсем? Не знаю. Наверное потому, что лежащая в Кешином сейфе трудовая книжка дает мне твердую уверенность в завтрашнем дне. А работа детектива - кто ж ее знает? А ну как завтра все дружно раскаются, заделаются не знамо какими праведниками и перестанут убивать, грабить и насиловать? Да я ж тогда с голоду помру.
  
  Итак, я ни минуты не сомневался в том, что один из шести туристов, с которыми я делил карельское небо и благодатные воды Пунеги, - жестокий, хладнокровный, расчетливый убийца. Вычислить этого негодяя я считал делом чести.
  
  Роза была покрепче тоненькой и хрупкой Лизы, реакция у нее была безупречная, гребок почти мужской, да и в порогах она вела себя куда более грамотно и уверенно, нежели Лиза. Так что препятствия мы теперь проходили играючи, задней левой ногой.
  
  Мы лениво перелопачивали веслами почти стоячую воду бесконечного плеса. Солнце пекло нещадно. От жары всех разморило, хотелось пристать где-нибудь в тенечке, залечь под куст и часик-другой вздремнуть или просто полежать, глазея в бездонное голубое небо.
  
  - Слушайте, давайте пристанем, - попросил Мишка.
  
  - Что, в кустики захотелось? - засмеялся я, разворачивая судно. - Вон к тому плоскому валуну, - скомандовал я.
  
  Катамаран мягко ткнулся носом в поросший высокой травой берег. Мишка ухватился за куст, подтянул борт и выбрался на большой черный камень. Ленка швырнула парню причальный конец и, осторожно переступая по раме, сошла на берег вслед за ним.
  
  - Ты не хочешь прогуляться? - обратился я к Розе. - Небось всю задницу отсидела.
  
  - Да нет, посижу, - тихо откликнулась та.
  
  Я повернулся и взглянул на Розино лицо. Я всегда с удовольствием смотрел на ее лицо, в особенности после того, как не стало Лизы. И в плохую погоду, и в хорошую, и утром, и вечером - Розина изящная головка всегда была в безупречном порядке. Блондинистые волосы взбиты и аккуратно уложены, ресницы и губы тщательно накрашены, брови выщипаны и нарисованы карандашом.
  
  Какая умница, в очередной раз умилился я. Просто приятно посидеть рядом с такой девушкой.
  
  Я сказал:
  - Слушай, ты так классно читаешь речку! Чувствуется, опыт у тебя есть. Сколько ты уже ходишь?
  
  - Десять лет, - обронила Роза.
  
  - С Решетовым?
  
  - Нет, в этой компании я первый раз.
  
  - Значит, поменяла компанию? Почему?
  
  - В той компании остался мой бывший муж, - неохотно пояснила Роза. - Как ты понимаешь, у меня нет ни малейшего желания с ним общаться.
  
  - Понятненько, - протянул я. - А как ты вышла на Решетова?
  
  - По объявлению.
  
  - Я, между прочим, тоже, - радостно сообщил я. - Выходит, Лизу ты до похода не знала?
  
  - Нет.
  
  - Послушай, - я секунду помедлил. - Ты ведь с Лизой пять дней прожила в одной палатке. Ничего интересного за ней не замечала?
  
  - Да мы на самом деле мало с ней общались, - извиняющимся тоном сказала Роза. - Она плыла у вас, я - у Васи. Дежурили тоже порознь. Только спали вместе. Но во сне люди ведь не общаются.
  
  - И ты никогда не видела, как она пила из той бутылки?
  
  - Я же говорю, - нахмурилась Роза, - я приходила в палатку, залезала в мешок и тут же засыпала. Я не знаю, что она пила и чем она вообще занималась в свободное время.
  
  - Значит, вы не подружились?
  
  Роза пожала плечами:
  - Ты же видел, как она себя вела.
  
  - Как?
  
  - Вызывающе. По-моему, себя она считала на порядок выше всех прочих женщин.
  
  - Да? Разве?
  
  - Да. Меня она, по-моему, вообще не замечала. А Свету с Мариной самым откровенным образом унижала.
  
  - Да?
  
  - Да. И твою жену, кстати, тоже.
  
  Я замолчал, переваривая полученные сведения. Вот уж никогда бы не подумал, что купанием в голом виде можно кого-нибудь унизить. Впрочем, эти взбалмошные бабы всегда все сумеют поставить с ног на голову.
  
  В скором времени подошли Мишка с Ленкой; все расселись по местам, и мы дружно замахали веслами, пытаясь нагнать ушедшего далеко вперед Решетова.
  
  
  Глава 8
  
  В понедельник пришлось сделать вынужденную дневку. Накануне вечером Мишка напоролся на битое стекло и сильно порезал левую ступню. Ходить он практически не мог, рана постоянно сочилась кровью, и мы решили подневать. Денечек посидит, подержит ногу на солнышке - глядишь, рана-то и затянется.
  
  К сожалению, в смысле черники место было дохлое - весь черничник стоял начисто ободранный комбайнами. Местные заготовители постарались - видно, где-то неподалеку пролегала проезжая дорога. Туристы никогда не опускаются до такого варварства. Шутка ли - ни единого листика на кустах не оставили, одни голые былки из земли торчат. Жуткая картина, честное слово. Просто оторопь берет. Между прочим, после комбайна черничник восстанавливается целых три года!
  
  За отсутствием ягод целый день занимались рыбой: мужики ловили, бабы чистили и готовили.
  
  Мы с Костей стояли на песчаной косе и бросали блесны поперек довольно широкой Пунеги.
  
  - Бедная Лиза, - со вздохом сказал я. - Так по-дурацки погибнуть!
  
  - Да, жалко, - подхватил Кривин. - Классная была телка.
  
  - Ты давно ее знал? - спросил я, вытаскивая из воды здоровенную щуку.
  
  - Вот это да! - ахнул Костя. - Дай-ка я ее успокою. - И он всадил в щучий мозжечок свою блестящую негнущуюся финку.
  
  Засим он сполоснул нож и сообщил:
  - С Лизкой мы ходили два лета, это третье. - Костя бросил блесну и, накручивая леску на барабан, принялся охотно рассказывать: - В прошлом году она была с Колькой Нестеровым, они как раз недавно поженились. А в позапрошлом году она крутила с Решетовым, весь поход из палатки не вылезали.
  
  - А в Москве вы с ней как, встречались?
  
  - Конечно. А, зацепила! - возбужденно вскричал Костя.
  
  Он деловито смотал леску и ловко выдернул на песок окунища совершенно невероятных размеров.
  
  - Экой гигант! - восхищенно присвистнул я. - Пунежский старожил. Может, отпустим? - смеясь, предложил я. - Это ж не рыба, а музейный экспонат.
  
  - Не-а, - пожадничал Костя, - съедим.
  
  - Да ты посмотри, какой он старый, - не унимался я. - Жесткий небось. Зубы обломаем.
  
  - Ничего не обломаем, - заупрямился Костя и прикончил "старожила" ножом. - Рыба, она всегда мягкая. Это тебе не корова. Между прочим, - хвастливо прибавил он, - за сегодня это уже двадцать первый.
  
  - Потрясающе! - я закатил глаза. - Ну так что, в Москве вы с Лизой встречались?
  
  - Конечно. Понимаешь, - пустился в объяснения Кривин, забрасывая в омут блесну, - мы все: Колька Нестеров, Решетов, Мишка и я - мы дружим еще с института, мы МАИ кончали. Маришка, кстати, тоже в нашей группе училась. И Танька, Колькина первая жена. Десять лет, считай, дружим: и праздники вместе празднуем, и в походы ходим, и загород ездим, шашлыки жарим.
  
  - И ты своему лучшему другу рога наставлял? - насмешливо спросил я.
  
  - С чего ты взял? - осторожно поинтересовался Костя.
  
  - Да я видел, как вы с Лизой на мху кувыркались.
  
  Поняв, что отпираться бессмысленно, Костя ухмыльнулся и махнул рукой.
  
  - Ну перепихнулись пару раз, - беспечно сказал он, - подумаешь. - Он посмотрел на меня плутоватым взглядом и спросил: - А ты бы от такой телки отказался?
  
  - Ни за что, - с самым серьезным видом ответил я.
  
  - То-то и оно. О-опс! Дернула! - крикнул Костя и начал яростно накручивать леску на катушку.
  
  - У меня тоже!
  
  - Кажись, клев пошел!
  
  И действительно, рыба как будто с ума посходила. Не успеешь забросить - тут же хватает. Костя окуней таскает, я - щук. За пятнадцать минут целый мешок натаскали.
  
  Вдруг так же внезапно, как начался, клев прекратился. Я возобновил разговор.
  
  - Маринка у тебя такая ревнивая, - как бы в шутку сказал я. - Лизку прям убить была готова!
  
  - А, - засмеялся Костя, - это она после операции такая стала, раздражается по малейшему поводу.
  
  - А что с ней? - поинтересовался я.
  
  - Да по женской, - неохотно процедил Костик. - Опухоль вырезали.
  
  - Рак?
  
  - Нет, доброкачественная, слава Богу.
  
  - Бедняга, - посочувствовал я. - Выглядит она неважно, - прибавил я. - Это из-за болезни?
  
  - Ну да.
  
  - А когда ее оперировали?
  
  - В сентябре, почти уж год прошел.
  
  - Ну и как она сейчас?
  
  - Да вроде ничего. Вот только ревнивая стала - жуть! - засмеялся Костя.
  
  - Лиза вроде помоложе вас?
  
  - Да. Нам всем по тридцать, а Лизке было двадцать пять.
  
  Мы замолчали. Я подумал: "Вот вам и мотив: больная, озлобленная, постаревшая, подурневшая после операции Маринка, бешено ревнующая мужа к молоденькой, красивой, изящной, эффектной Лизе".
  
   Я вспомнил, как Маринку трясло от ненависти, когда Костя пялился на обнаженную Лизу, когда та купалась в речке. А когда он назвал свою жену "уродиной"? Даже Решетов тогда заметил, что Маринка готова его убить.
  
  Что и говорить, мотив у нее, конечно же, был. Но ведь далеко не всякий человек способен на убийство. Впрочем, здесь надо различать. Одно дело убить в порыве гнева, или, как говорят, "в состоянии аффекта". Но в данном случае никакого аффекта не было. Убийство было спланировано заранее, скорее всего, еще в Москве: выбран подходящий яд, рассчитана доза, просчитаны все нюансы, включая полупустую бутылку бехеровки.
  
  На такое убийство не всякий отважится. Здесь нужен характер - твердый и жесткий. Ну у Маринки-то характер железный, никакой мягкотелости или сентиментальности я в ней не заметил. Эта, если надо, убьет и глазом не моргнет. Если надо. А Маринке, судя по всему, было очень надо.
  
  С Марины мои мысли плавно перекочевали на Светочку. Здесь мотив просто шит белым по черному. Шутка ли - Решетов любит Лизу, любил все время, все полтора года супружеской жизни. Наверное, и в первую брачную ночь спал с одной, а губы шептали совсем другое имя.
  
  А теперь взглянем на Светочку. Молодая, довольно интересная, мужика найдет без особого труда. Видит отлично: Решетов сохнет по Лизе. Отчего же она не разводится? Детей нет, проблема решается за полчаса. Нет, живет. И за себя страдает, и за мужа. А за любимого - так вдвойне. И что же, прикажете так и жить - одними страданиями? И сколько терпеть? Пока оба не заработают себе невроз или, что еще хуже, не попадут в психушку? А ведь проблема решается одним взмахом руки - сыпанул мерзкой разлучнице яду, и дело с концом.
  
  Что ж, подумал я, мотив отличный - как говорится, и за себя, и за того парня. Что же касается того, способна Светка на убийство или нет, отвечу так: за себя, может, и не поднялась бы рука, а вот за Решетова - легко.
  
  День медленно клонился к закату. Откуда ни возьмись налетели вдруг тучи гнуса. Эти мелкие, крайне противные насекомые, в отличие от благородных комариков, кровь не сосут, зато откровенно и беззастенчиво поедают вашу плоть. Удивительно, как такая микроскопическая козявка умудряется прогрызть в вашем теле дырищу размером с булавочную головку. Если такой гнусный мошкаренок укусит вас в веко - все, два дня будете ходить с опухшим, раздувшимся, ничего не видящим глазом. И главное, от этого гнуса нет никакого спасения: букашки настолько крошечные, что без труда пролезают через самый мелкий накомарник. Спастись от них можно только репеллентами, но, по мне, лучше уж гнус с комарами, чем эти липкие вонючие мазюкалки.
  
  А еще лучше, пойду-ка я в лагерь, подумал я и быстренько смотал леску.
  
  - Ухожу, - сказал я, поймав Костин вопросительный взгляд. - Мошка заела.
  
  - А ты побрызгайся, - предложил Кривин, доставая из кармана спрей.
  
  - Нет, нет, спасибо, - поспешно отказался я и бодро зашагал в лагерь.
  
  Мишка, с сигаретой в зубах, сидел у костра, подставив заходящему солнцу свою малоаппетитную ступню, и вырезал из прутика дудочку.
  
  Я тяжело плюхнулся на бревно и простонал, расчесывая в кровь саднящие укусы:
  - Хорошо Лизке, ее хоть мошкара не кусает.
  
  Мишка окаменел, сигарета выпала изо рта, дудочка шлепнулась на песок.
  
  Я продолжал:
  - Бедная Лиза! Умереть в таком возрасте, когда вся жизнь впереди!
  
  - Господь покарал, - тихо обронил парень.
  
  Я так и сел.
  
  - Господи, да за что? - искренне удивился я.
  
  - Шлюха, - коротко резюмировал Мишка.
  
  - Ну, знаешь, - попробовал я поддержать разговор, - на шлюхах мир держится. Если поубивать всех шлюх, от прекрасной половины человечества в лучшем случае останется одна пятая.
  
  Мишка не ответил. Демонстративно повернувшись ко мне спиной, он вновь склонился над своей дудочкой.
  
  
  Глава 9
  
  Практически весь поход нам сопутствовала прекрасная погода: дожди, как по заказу, орошали землю только в ночное время, днем же почти всегда ярко светило солнце, было тепло, сухо и безветренно.
  
  Во вторник погода самым неожиданным образом испортилась - с самого утра зарядил мелкий, противный дождик. Пришлось зачехляться в непромокаемые куртки и штаны.
  
  Удивительно противно плавать по речкам в дождь. Пейзаж, еще вчера такой веселый и привлекательный, вдруг становится до жути унылым, мерзким и отвратительным. Недаром говорят, что когда идет дождь - это плачет природа. Действительно, такая кругом тоска и уныние - самому плакать хочется.
  
  И что самое мерзкое - несмотря на непромокаемые костюмы, все равно весь мокрый едешь. Ты ж в этом костюме, как под стеклянным колпаком: все, что с тела испаряется, на тебя же и капает. Через два часа хорошей гребли впору отжимать одежду. Только этим никто не занимается. Так целый день и едут, в собственном соку маринуются. Ощущение абсолютно непередаваемое. Советую попробовать.
  
  До обеда часа два провозились с обносом. Обносили "Великана".
  
  "Великан" - это не порог, а самый настоящий водопад. Небольшой, конечно, метров семь всего, однако желающих прыгать почему-то не нашлось. Неспортивный народ, только бы поглазеть.
  
  Но зрелище, конечно, потрясающее: ревущая, разрушительная, взбесившаяся стихия. Только сунься - сметет и раскрошит. Гул стоит - на весь лес. И брызги, брызги, брызги - миллионы мельчайших брызг.
  
  В общем, водопад обнесли, зрелищем полюбовались, пофотографировали, тут же заодно и пообедали, чтобы лишний раз не чалиться.
  
  После обеда, километра через два, был еще один порог - "Лисичка".
  
  Катамараны стояли в центре широкого плеса, сушили весла. Ждали, пока капитан вдоволь налюбуется на карту местности. Пока суд да дело, Ленка поднялась во весь рост и стала осматривать окрестности.
  
  - Ребята, да вот же она, "Лисичка", - вскричала она. - Вон за теми камнями. Смотреть будем?
  
  - А нечего смотреть, - лениво отозвался капитан. - По описанию, все просто как три рубля. Проход под правым берегом, сливы все чистые. Мы первые, вы за нами.
  
  Бодро гребанув веслами, Решетовские гаврики бешено рванулись вперед. Однако не успели они проплыть и тридцати метров, как у Кости дернулась дорожка.
  
  Дорожка - это вот что такое. Отматываешь метра три-четыре лески, фиксируешь катушку и просто опускаешь блесну в воду. Получается очень удобно: не надо ничего тянуть, не надо катушку крутить. Плывешь себе потихоньку вперед и тащишь за собой приманку. Обычно перед порогом дорожку сматывают, чтобы блесна не зацепилась за камень и не оборвалась. Но на этот раз, по всей вероятности, Костя про дорожку просто-напросто забыл.
  
  Ну так вот. До порога уже метров двадцать или даже меньше, и тут на Костину дорожку шальная рыбка клюнула.
  
  Костя отложил весло, начал леску сматывать. Решетов орет:
  - Ты опух, что ли? Порог на носу, какая, к черту, рыба?
  
  А Костя знай себе катушку крутит.
  
  - Щас, щас, я быстро, не оставлять же врагам...
  
  Вытащил щуренка, финку достал, ножик над рыбкой занес...
  
  Тут Вася просто терпение потерял.
  
  - Идиот! - кричит. - Бросай немедленно, в порог входим!
  
  Ну у Костика от всех этих криков и суеты рука-то и дрогнула. Рыбка выскользнула, и финка плавно вошла в гондолу.
  
  Раздалось зловещее "ш-ш-ш", и капитанский катамаран левым бортом тяжело ушел под воду. Ребята и понять ничего не успели, как очутились в воде.
  
  Мужики, конечно, за живую гондолу ухватились, тащат свою лоханку к берегу.
  
  Я ору:
  - Ленка, снимай! Такие кадры уплывают!
  
  Бабы барахтаются, визжат, от страха с ума сходят. Маринка вопит:
  - Ванечка, милый! Скорее! Спаси!
  
  А их течением уже к первым камням прибило. А за камнями порог начинается. Сливчик, конечно, не водопад, только все равно кому ж охота камни в пороге головой пересчитывать?
  
  Пришлось нам с Мишкой заняться эквилибристикой. Женщин и детей быстренько на берег выкинули, сами на нос сели, разогнались как следует - и к камню.
  
  - На борт, живо! - кричим.
  
  Девки на катамаран вползли, на раме лежат ни живы ни мертвы. Ну, натурально, пока суд да дело, лоханку нашу задом наперед развернуло, да нам это только на руку: мы ж с Мишкой на носу сидели - теперь на корме оказались. Быстренько морды поразворачивали - и вперед. На ура порог прошли, да он, впрочем, несложный был.
  
  После порога к берегу пристали, там уже костер горит - Ленка с Розой потерпевших поджидают.
  
  В общем, сволокли все вещи в одно место, разбили лагерь. Шутка ли - гондолу проткнули. Это ж сколько возни: гондолу от рамы отвязать, часа два сушить. Дальше зашивать, клеить и сутки держать под грузом. Словом, опять дневка.
  
  Неожиданным образом местечко для дневки оказалось подходящее. Пока Решетов с Кривиным латали свою лоханку, бабы сходили в разведку и донесли, что вокруг лагеря черники - непочатый край.
  
  - Все, девочки, - безапелляционным тоном заявила Маринка, - завтра объявляется черничный день.
  
   ***
  
  Погода стояла чудесная: солнечная, сухая и безветренная. Сразу после завтрака женщины, водрузив на лица накомарники и вооружившись котлами и ведрами, отправились в ближайшее болото за ягодой.
  
  Свистнув на "кухне" чью-то миску, больше смахивающую на тазик, я последовал за дамами.
  
  Болотце оказалось довольно привлекательное - мягкое и сухое. Черники - тьма. Ягоды крупные, черные, блестящие.
  
  Вообще черника в Карелии встречается двух видов: черная и синяя. Синяя черника мягкая и кислая, черная - твердая и сладкая. Разумеется, черная вкуснее и лучше сохраняется. Так что с черникой дамочкам крупно повезло.
  
  А вот все комары достались мне. Дамы, предусмотрительно отгородившиеся от назойливых насекомых спасительной сеткой накомарников, преспокойно посиживали на кочках и ловко ощипывали черничные кустики. Мне же было не до черники. Не успевал я нагрести жалкую горсточку аппетитных ягод, как добрая сотня жестоких комариных хоботков безжалостно впивалась в мое лицо, шею и руки. Особой популярностью у кровососов почему-то пользовалась нежная и чрезвычайно чувствительная кожица век. Очень скоро я понял, что малой кровью ягод мне не добыть, и целиком и полностью сосредоточился на истреблении зловредных насекомых.
  
  Яростно тряся головой, отплевываясь и поколачивая себя руками по физиономии, я потихоньку подполз к Маринке и со свойственной мне наглостью пристроился под самым ее носом.
  
  - А, - засмеялась дама, - конкурента Господь послал! Другой кочки в болоте не нашлось?
  
  - Да какие, к черту, ягоды, - сердито буркнул я. - На чернику рук не хватает, не видишь, что ли?
  
  - Ага, - засмеялась Маринка. - Зачем тогда пришел?
  
  - Соскучился по дамскому обществу, - дипломатично ответил я.
  
  - Ах ты, льстец!
  
  - У, сколько ты уже набрала! - восхитился я, заглядывая в Маринкино ведро.
  
  - Работаем, - скромно потупилась та.
  
  - Эх, жалко, Лизы с нами нет, - горестно вздохнул я.
  
  Маринка плотно сжала губы и ничего не ответила.
  
  - Такая молодая, - причитал я, - ей бы жить да жить...
  
  Маринка стиснула зубы и молча продолжала срывать ягоды.
  
  - Какая нелепая, совершенно дурацкая смерть, - давил я на психику. - И за что ей наказание такое?
  
  Маринка подняла голову. Лицо ее враз налилось гневом, глаза засверкали, рот искривился, и она тихо, но явственно прошипела:
  
  - Я не желаю слушать про эту... сучку!
  
  От удивления я широко распахнул рот и моментально в мою глотку влетела целая туча комаров. Выпучив глаза, я принялся кашлять, чихать и отплевываться.
  
  С трудом отдышавшись, я вытер вспотевшее лицо рукавом и прохрипел:
  - О мертвых плохо не говорят!
  
  - Извини, я говорю то, что есть, - резко сказала Маринка и с вымученной улыбкой прибавила: - Она спала с моим мужем.
  
  Я чуть было снова не отвесил челюсть, но, вспомнив о комарах, поспешно придержал ее рукой. Вот так поворот! Выходит, Маринка знала! Что ж, значит, у нее были все основания совершить это убийство.
  
  Единственное, что меня отчасти смущало, - это Маринкино поведение. Со стороны убийцы было бы непростительной глупостью открыто выражать ненависть к своей жертве. С другой стороны, человек должен вести себя естественно. И если Лиза соблазняет Костю практически на глазах у всей группы, как же в данной ситуации должна вести себя его жена? Излучать довольство жизнью и светлую радость? Нет, это было бы ненатурально. Более того, это было бы крайне подозрительно.
  
  Я повернулся и пополз в сторону Светки.
  
  Светочка мирно "плавала" в море черники и бодрым голосом напевала себе под нос какой-то мотивчик.
  
  - И чего комаров кормишь? - рассмеялась она, с минуту понаблюдав за моими магическими телодвижениями. - Надел бы накомордник, да и жил спокойно.
  
  - У, сколько ты уже набрала! - запел я хорошо заученную песню.
  
  - Стараемся.
  
  - Жаль, Лизы с нами нету, - пустил я слезу. - Вот бы она порадовалась.
  
  Светка неопределенно пожала плечами.
  
  - Такая жалость, что она умерла, - всхлипнул я. - Такая молодая, ей бы жить да жить...
  
  - Бог дал, Бог взял, - философски заметила Светка.
  
  - И тебе ее не жалко? - спросил я, делая наивные глаза.
  - Да-да, конечно, - рассеянно поддакнула Светка и уткнулась носом в черничник.
  
  Ладно, подумал я, с этими двумя все ясно: Лизу ненавидели люто и имели вполне основательный мотив. Может, совместными усилиями девчонку и уничтожили?
  
  С остервенением хлопнув себя в очередной раз по лбу, я нехорошо выругался и поспешно ретировался в лагерь.
  
  Решетов с Кривиным маячили на реке. Там же, над омутом, притулился Семен. Мишка со своей злосчастной ногой, по обыкновению, сидел у костра и, попыхивая сигареткой, ковырял ножом очередную деревяшку.
  
  Прихватив спиннинг, я присоединился к рыбакам.
  
  - Папочка, - радостно приветствовал меня сын, - ты только посмотри, сколько мы рыбы наловили!
  
  И он ткнул пальцем в здоровенный полиэтиленовый пакет, под завязку набитый разнокалиберной рыбой.
  
  - Вы с ума сошли, - вскричал я, проинспектировав содержимое мешка. - Куда вам столько?
  
  - Съедим, - хором отозвались рыбаки.
  
  - Съедите? - я хитро прищурил глаз. - А чистить кто будет?
  
  - Как кто? Бабы.
  
  - Черта с два! - сказал я. - У них сегодня черничный день.
  
  - Действительно, - зачесал в затылке Решетов. - У них сегодня черничный день. Тогда все, ребята, кончаем.
  
  Мы быстренько смотали спиннинги и двинулись в лагерь.
  
  К обеду с болота притащились женщины, пригибаясь под тяжестью ведер и котлов. Тара была доверху наполнена ягодами.
  
  - Ну, девчонки, вы даете! - искренне восхитился я. - Литров по десять набрали, не меньше! Вот руки-то загребущие! Сень, подь сюда! - крикнул я сыну. - Гляди-ка, сколько мама черники надыбала!
  
  Подбежал радостно-возбужденный отпрыск, мы черпанули из Ленкиного ведра по горсточке ягод и смачно зачавкали, блестя от удовольствия глазами.
  
  - Кончайте воровать, - сердито проворчала Ленка. - Как собирать, так вас не дозовешься, а как лопать - так пожалуйста. - Она сунула мне под нос пустой котел и велела: - Давайте садитесь, будем ягоды от гусениц отбирать.
  
  Я недовольно скривился.
  
  - Да зачем отбирать? - заныл я. - Пускай остаются. Будет мясное варенье, чем плохо-то?
  
  Ленка схватила со скатерти мою миску и поставила Сеньке на колени.
  
  - В папину миску складывай гусениц, - велела она.
  
  - Зачем? - изумленно спросил ребятенок.
  
  - Вечером сварю ему гусеничное варенье!
  
  - А это вкусно? - полюбопытствовало дитя.
  
  - Не-а, - засмеялся я, - гусеницы хороши только в черничном сиропе.
  
  После обеда варили варенье. Решетов с Кривиным ушли на речку чистить рыбу, меня же девки отмазали, оставили регулировать огонь. Огонь им, видите ли, нужен особенный - постоянный, но медленный. Попробуйте-ка изобразить нечто подобное на сухих сосновых дровах!
  
  Короче, освободился я только после ужина. Бросив грязную посуду на Сеньку, я утащил Ленку подальше от лагеря и усадил на ближайший пень.
  
  - Ну что тебе? - недовольно поморщилась женушка.
  
  - Слушай сюда, - возбужденно зашептал я. - Похоже, эта Лиза - просто роковая женщина, вся в интригах. Решетов ее безумно любит, отвергнутый Мишка ненавидит; Светка тоже ненавидит и, я уверен, просто мечтает избавиться от разлучницы. Маринка в сентябре перенесла операцию, постарела, подурнела, стала ревнивой до умопомрачения; а кроме того, она знала, что Костя изменяет ей с Лизой. Причем, заметь, вся эта компания: Решетовы, Кривины, Нестеровы и Мишка - все они регулярно встречаются: праздники, уикенды, походы, шашлыки...
  
  - Понятно, - без всякого интереса отозвалась Ленка. - А что насчет Кости с Розой? Их ты тоже подозреваешь?
  
  - Этих нет. Костя пользовался Лизиной благосклонностью, поэтому убивать ее у него не было никакого резона. К тому же спать он с ней спал, но особых чувств, судя по всему, не испытывал. Что же касается Розы, то эта дама до похода с Лизой вообще не была знакома. Откуда здесь мотив?
  
  - Ну и что ты хочешь от меня?
  
  - Я хочу, чтобы мы попробовали восстановить тот вечер. Кто-то из этих четверых кинул в суп отраву. Давай попробуем восстановить картину.
  
  - Как только вода закипела и до самого розлива я от котла не отходила ни на шаг, - сказала Ленка.
  
  - Значит, отраву кинули после того, как ты поставила котел на огонь.
  
  - Я тебе еще раз повторяю, - рассердилась Ленка. - Там же весь народ тусовался. Ну как он мог на глазах у всей группы всыпать отраву в котел?
  
  - Не знаю. Поэтому и хочу, чтобы ты вспомнила, как это все было. Ну-ка, давай, кто где был и чего делал.
  
  - Мишка с Розой жарили оладьи.
  
  - Кажется, оладьи жарили на другом костре, на камнях? - спросил я.
  
  - Да, оладьи жарили на камнях, и, по-моему, к большому костру эти двое не подходили.
  
  - Кажется, да. Дальше.
  
  - Светка и Лиза чистили грибы.
  
  - К костру подходили?
  
  - А пес их знает, - проворчала Ленка. - Я за ними не приставлена. Знаешь что, - неожиданно заявила она, - ты бы лучше у Маринки спросил, подходил кто-нибудь к костру или нет. Она около него сиднем сидела, жареху разогревала.
  
  - Ага, - многозначительно сказал я. - Вот кто мог запросто подбросить отраву в котел. А что делал Решетов?
  
  - Решетов с Кривиным около варенья толклись, пальцы макали и облизывали.
  
  - Хорошо, - сказал я. - Теперь скажи: ты, как воду с озера принесла, сразу на огонь поставила?
  
  - Я принесла? - удивилась Ленка. - Я не носила. Разве не ты воду принес?
  
  - Я? - пораженный внезапной догадкой, я уставился на супругу широко раскрытыми глазами. - Я не приносил воду, - тихо сказал я.
  
  - Ну, значит, Мишка принес, какая разница, - досадливо отмахнулась Ленка.
  
  - Может, конечно, и Мишка, - задумчиво протянул я. - Только не в этом дело.
  
  - А в чем? - устало спросила Ленка.
  
  - Ты абсолютно права, - медленно проговорил я, - на глазах у всей группы убийце, действительно, было бы трудно всыпать отраву в суп. Поэтому он поступил просто: взял котлы и сходил за водой. Баня к тому времени уже закончилась, на пляже никого не было, и он мог совершенно беспрепятственно сыпануть в суповой котел яд.
  
  - Потрясающе! - восхитилась Ленка.
  
  - Да, умно, - согласился я. - Теперь, если мы выясним, кто в тот вечер принес котлы с водой, мы будем знать, кто убийца. Ты уверена, что это сделал Мишка?
  
  - Нет. Я не видела, кто принес воду.
  
  - Я, к сожалению, тоже.
  
  - Ну и что мы будем делать? - поинтересовалась супруга. - Может, поспрашать народ, кто в тот вечер ходил за водой?
  
  - Думаешь, убийца признается?
  
  - Убийца, наверное, не признается, но кто-то может вспомнить.
  
  - Сомневаюсь. С тех пор столько всего произошло...
  
  - А ты все равно поспрашивай. Чем черт не шутит?
  
  Глава 10
  
  В пятницу нашему плаванью пришел конец. В четыре часа пополудни мы доплыли до железнодорожного моста, откуда до станции "Пунега" было ровно два километра.
  
  Катамараны вытащили на лужок, разобрали, просушили и запаковали в рюкзаки.
  
  В восемь часов вечера на станцию потащилась первая ходка.
  
  Пользуясь суетой и всеобщей бестолковщиной, я стал потихоньку расспрашивать народ про котлы. Кто, мол, в тот злополучный вечер ходил за водой. Как и следовало ожидать, вся группа дружно открестилась. Дескать, носить не носили и видеть ничего не видели.
  
   ***
  Обратная дорога пролетела быстро. Народ до самой Москвы резался в картишки, я всю дорогу валялся на полке и думал.
  
  Думал я, думал, и так прикидывал и этак - а только ничего путного у меня не выходило. Мотивов хоть отбавляй, зацепок - ни одной, не говоря уже об уликах. Хоть плачь.
  
  Единственная светлая мысль, которая пришла мне в голову, заключалась в том, что Мишку можно смело исключить из списка подозреваемых. То что Лиза отвергла Мишкину любовь и то что она сделала это в такой грубой и оскорбительной форме, безусловно, могло создать мотив для убийства. Но ведь отвергла-то она его уже в походе. Значит, в Москве мотива еще не было! Не было? Нет, не было. И в самом деле, если бы мотив был уже в Москве - стал бы он к ней подкатывать в поезде? Стал бы на коленках перед ней ползать? Думаю, что не стал бы.
  
  Итак, до похода у Мишки мотива не было. А между тем убийство было спланировано и подготовлено как раз до похода, еще в Москве. Значит, либо Мишка тут ни при чем, либо таскает с собой сильнодействующий печеночный яд - так, на всякий пожарный случай!
  
  Впрочем, была, конечно, еще одна возможность - лекарство. Допустим, Мишка принимает лекарство, которое в больших дозах может вызвать сильное отравление и даже летальный исход. Тогда, конечно, и Мишка может быть убийцей. К сожалению, проверить эту гипотезу у меня не было никакой возможности.
  
  Мы уже подъезжали к первопрестольной, когда в моей измученной голове проклюнулась одна прелюбопытная мыслишка. Разумно это было или нет, я не знаю, а только другого выхода у меня просто не было.
  
  Я вызвал Семена и, отведя парня в тамбур, долго втолковывал ему, что от него требуется. Засим мы вернулись в купе, и громким капризным голосом сынуля завел:
  - Тетя Марина, а почему, после того как тетя Лиза умерла, нас ни разу не кормили грибами?
  
  - А тебе хотелось грибов? - изумилась Маринка.
  
  - Ужасно хотелось, - мечтательно пропело дитя, - но вы их почему-то не жарили.
  
  - Ну видишь ли, после того как все отравились...
  
  - Отравились? - перебил Сенька. - Это когда тетя Лиза умерла?
  
  - Да.
  
  - А чем вы отравились?
  
  - Грибами. Кто-то по ошибке почистил в жареху мухомор...
  
  - Да? И что было?
  
  - Как что? - оторопела Маринка. - Разве у тебя живот не болел?
  
  - Ни капельки, - радостно сообщил Семен.
  
  - А ты грибы-то ел?
  
  - Три миски съел, - с гордостью поведал мальчик, - одну вечером и две утром, когда вы все по палаткам валялись.
  
  В купе повисла звенящая тишина. Через десять секунд грянул залп голосов:
  
  - Не может быть!
  
  - Как же так?!
  
  - Вот это поворот!
  
  Потрясенные и недоумевающие, округлив глаза и раскрыв рты, туристы недоуменно уставились друг на друга. Первым нарушил молчание Костя.
  
  - Это что же, - неуверенно промямлил он, обшаривая лица товарищей потерянным, полудиким взглядом, - получается, что нас отравили?!
  
  Группа подавленно молчала.
  
  - Кто это сделал? - нечеловеческим голосом вдруг взвизгнул Костя. - Кто?
  
  Ответа не последовало. Да я, признаться, на него и не рассчитывал. Все что мне было нужно, - это дать понять убийце, что, грубо говоря, он вляпался по самые уши. Теперь всем ясно: Лизу убили и, вероятнее всего, будет проводиться расследование.
  
  - Что ты собираешься делать? - обращаясь к Решетову, резко спросил Костя. - Ты должен заявить в милицию, - решительно сказал он.
  
  - По-моему, он прав, - мягко сказал я. - Лизу убили...
  
  - Лизу убили... - в унисон выдохнули женщины.
  
  - Какой же гад это сделал? - истерично выкрикнул Костя. - Кто это сделал? Кто?
  
  В бессильной ярости он вскочил на ноги и треснул кулаком по столу. Чья-то одинокая кружка подпрыгнула и свалилась на пол. Никто не нагнулся поднять посуду. Все сидели будто в ступоре - не двигаясь, не говоря ни слова.
  
  Вскоре под окнами поплыл перрон Ленинградского вокзала. Поезд остановился. Все похватали рюкзаки и начали проталкиваться к выходу.
  
  Когда мы с Ленкой вынесли на перрон последние вещи, там оставались только Решетовы, все остальные поспешили разбежаться, даже не удосужившись сказать друг другу "до свиданья".
  
   Я поймал Решетова за рукав.
  
  - Ты не против, если я сам доставлю Кольке Лизин рюкзак? - спросил я.
  
  - Бери, - угрюмо обронил тот.
  
  - Где они обретаются?
  
  - Волоколамское шоссе.
  
  Я записал в записную книжку адрес и телефон, и мы расстались.
  
  
  Глава 11
  
  Потекли трудовые будни. Ленка - она у меня трудится врачом-гинекологом в женской консультации - в понедельник вышла на работу. Семен пошел в сад.
  
  Вторник я проторчал весь день в Институте, разгребал накопившиеся за время моего отсутствия дела. В среду я созвонился с Колькой, запихал в свою ядовито-зеленую девятку Лизин рюкзак и покатил на Волоколамское шоссе.
  
  Нестеровы занимали довольно приличную трешку с изолированными комнатами и просторной кухней. Колька оказался высоким стройным атлетом с правильными чертами лица, смуглой кожей, вьющимися черными волосами и выразительными серыми глазами.
  
  Правда, взгляд у него был затравленный и потрясенный - видно, о смерти жены ему уже доложили.
  
  С Колькой я решил говорить начистоту.
  
  - Я занимаюсь расследованием убийства Вашей жены, - сказал я ему, продемонстрировав лицензию частного детектива. - Разумеется, кроме Вас, об этом не должен знать никто.
  
  Колька кивнул. Я продолжал:
  - Я хотел бы задать Вам несколько вопросов.
  
  - Слушаю.
  
  - Меня интересуют Решетов, Мишка, Марина и Света. Насколько я понимаю, вы общались с ними довольно часто?
  
  - Да.
  
  - Как они относились к Лизе?
  
  - Да кто их знает? - пожал плечами Коля. - У Решетова с Лизой был роман, полтора года встречались, уже заявление в ЗАГС подали. - Коля вздохнул. - Потом мы с Лизой полюбили друг друга, поженились. Решетов тоже женился, но Лизу забыть так и не смог. Переживал ли он ее измену? Разумеется, переживал. Только я не думаю, что он мог бы ее убить, - грустно закончил Коля.
  
  - Всяко бывает, - философски заметил я.
  
  - Не знаю, - пожал плечами Коля. - По-моему, Вася на такое просто не способен.
  
  - Хорошо, - сказал я. - Что Вы можете сказать про Мишку?
  
  - Мишка? - недоуменно переспросил Коля. - Абсолютно безвредный человек. Мухи не обидит.
  
  - Мне показалось, что к Лизе он относился крайне отрицательно.
  
  - Да ее в нашей компании все недолюбливали. Кроме Решетова.
  
  - Да? С чего бы это? - полюбопытствовал я.
  
  - Из-за Таньки, моей первой жены. Танька была душой нашей компании, - пояснил Коля, - и... в общем, они считают, что Лиза нас развела. За это они ее и невзлюбили.
  
  - Понятненько, - кивнул я.
  
  Вероятно, и Марина, и Света не без оснований опасались, что как только Колька Лизе осточертеет, она без колебаний перекинется либо на Костю, либо обратно на Решетова. Именно это, в сущности, и произошло.
  
  - Значит, Мишка тоже ее не любил?
  
  - Не то чтобы не любил, - поморщился Коля. - Осуждал за Таньку, скажем так. Но, между прочим, - сердито прибавил он, - глаза пялил и слюни пускал.
  
  Я кивнул.
  
  - Ну а женщины? Света с Мариной?
  
  - Ну, эти просто ревновали, совершенно понятно. Светка отлично видела, что Решетов сохнет по Лизе, ревновала страшно. Ну а Маринка... эта после операции просто взбесилась.
  
  - Если такая напряженка в отношениях, - с недоумением заметил я, - зачем же тогда общаться?
  
  - Решетов, Кривины, я и Мишка - мы дружим десять лет, еще с института. И что же, прикажете из-за бабских капризов отношения рвать?
  
  Я пожал плечами.
  
  - Вы вот что, - обратился я к Кольке. - После всего, что случилось, боюсь, что Решетов не захочет устраивать гусятник. Между тем гусятник сделать очень желательно.
  
  - Зачем? - безразлично поинтересовался Коля.
  
  - Ну, можно будет разыграть какой-нибудь спектакль. Например, пустить утку, что, дескать, Лизин труп эксгумировали, привезли в Москву и провели экспертизу... Любопытно будет посмотреть на их лица.
  
  - Неплохая идея, - похвалил Коля. - И что Вы хотите от меня?
  
  - Если Решетов откажется собирать народ у себя, тогда я хочу, чтобы Вы пригласили всех к себе. Мол, хотите почтить память покойной и все такое прочее.
  
  - Это можно устроить, - легко согласился Колька.
  
  На этом мы расстались, и я поехал на Тверскую, к своей бесценной подруге Ирочке Крамольниковой.
  
  С Ирой Крамольниковой я познакомился в процессе расследования дела об убийстве моей троюродной тетки Антонины Кудриной. Судьбе было угодно, чтобы я вырвал полуживую Ирочку из рук безжалостного бандита, который уже занес над ее головой свою смертоносную дубинку. Опоздай я на две секунды, и Ира, вне всякого сомнения, отправилась бы в мир иной.
  
  Ирка - совершенно потрясающая женщина, и, несмотря на то что она старше меня на десять лет, сразу после ее чудесного спасения у нас завязался головокружительный роман. Это был самый незабываемый роман в моей жизни.
  
  Сейчас мы с Ирочкой просто друзья. Встречаемся мы довольно часто, потому что Ирка просто обожает участвовать в моих детективных расследованиях. Иногда, кстати, дает очень дельные советы.
  
  Ира торгует недвижимостью и живет соответственно. Огромные пятикомнатные апартаменты в старинном особняке на Тверской они занимают с мужем вдвоем.
  
  Ира встретила меня обворожительной улыбкой. Мы расцеловались, и я был препровожден в громадных размеров кухню, обставленную по последнему слову мебельной науки и кухонной техники.
  
  За чаем я в подробностях рассказал ей об убийстве Лизы и о том, что мне удалось выяснить.
  
  Выслушав всю историю, Ира заметила:
  - Бедная Светочка! Не хотела бы я оказаться на ее месте.
  
  - Ты думаешь, она могла?
  
  - Разумеется, - согласно кивнула Ира. - Борьба за мужчину частенько заканчивается летальным исходом.
  
  - А Маринка?
  
  - Ну, Маринка навряд ли. Одно дело, когда мужик просто пялится, совсем другое - когда годами сохнет по другой женщине.
  
  - Ну, не скажи, - возразил я. - Если бы ты видела, с какой сатанинской радостью Маринка закапывала Лизкин труп, ты бы не исключала ее с такой легкостью. К тому же, - веско прибавил я, - Маринка знала, что Лиза наставляет ей рога.
  
  - Возможно, возможно, - легко согласилась Ира. - После операции она могла слегка подвинуться рассудком... И все же, вероятнее всего, Лизу убила либо Светка, либо Решетов.
  
  - Да, Решетова я не исключаю.
  
  - Ну еще бы! Думаю, эта любовь, безответная и безысходная, его просто измучила. К тому же Лиза им явно играла.
  
  - Да она там всеми играла!
  
  - Вот и доигралась.
  
  - Хорошо. Что будем делать? - спросил я.
  
  - Во-первых, позвони Андрею, пусть он сведет тебя с экспертом. Попробуй выяснить, какой использовался яд.
  
  - Зачем?
  
  - Как это зачем? - возмутилась Ира. - А что ты будешь говорить на гусятнике? Тело эксгумировали, вскрыли... А нашли-то что? Ничего? Да над тобой просто посмеются. Если же мы выясним, какой использовался яд, сказочка получится совсем другая. Поднимаешься и громовым голосом объявляешь: "Вскрытие показало, что Лизу отравили цианидом. Ведется следствие". Представляешь, как побледнеет убийца!
  
  - Ирка! - умилился я. - Ну и светлая же у тебя голова!
  
  Мы еще немного поболтали о том о сем, и я поехал домой.
  
  Живем мы теперь в роскошной трешке на Войковской, в добротном сталинском доме. Квартирка у нас - просто класс! Потолки высокие, коридоры широкие, кухня просторная, ванная огромная, комнаты - залы. Раньше-то мы жили на Щуке, в хрущобе занюханной, теперь вот переехали - сподобил Господь. Скажу по секрету: эту роскошную хату я получил в качестве гонорара за одно распутанное мною убийство.
  
  Представляете, гонорарчик - на сотню косых! Небось сам Ниро Вульф бы позавидовал.
  
  Домашние встретили меня по всей форме: здоровенная овчарка Дэнди положила лапы мне на плечи и дочиста вылизала мое пропылившееся за день лицо. Вальяжный и манерный до безобразия кот Васька вскочил на шкафчик и выставил на обозрение свой эксклюзивный хвост. Сенька влетел в прихожую и камнем повис на моей шее.
  
  Я скинул штиблеты, прошел на кухню и плюхнулся на стул. На ужин давали жареную картошку с рыбой.
  
  - Ну что, Кольку видел? - рассеянно поинтересовалась супруга, накладывая мне добавочную порцию жареной горбуши.
  
  - Да.
  
  - Ну и как он?
  
  - Известно как: в шоке.
  
  - Что-нибудь путное сказал?
  
  - Не-а.
  
  - А у меня сегодня прикол был, - похвасталась супруга. - Смех и грех.
  
  Работая гинекологом в районной консультации, Ленка частенько приносит домой разные смешные историйки.
  
  - Расскажи, - попросил я, заранее предвкушая удовольствие.
  
  - Приходит дамочка, молодая еще, сорок пять лет, - весело затараторила Ленка. - Звать Валентина Анатольевна. Ну, слово за слово - в общем, разговорились мы с ней. Ну, я что-то такое о мужском деспотизме брякнула. Та аж с кресла свалилась. Стоит на полу полуголая и руками размахивает. Вы, говорит, будете толковать мне о мужском деспотизме?! Да что Вы о нем знаете?
  
  Подбегает Валечка к столу, вытаскивает изо рта вставную челюсть да как шмякнет о столешницу!
  
  - А это Вы видали?
  
  Я, конечно, слегка обалдела. Говорю:
  - Ну, говорю, вставная челюсть. Что такого?
  
  - Как это что? - кричит Валюша, а сама чуть не рыдает. - Зубы у меня были не подарок, конечно, но вполне сносные.
  
  - Зачем же вставную челюсть сделали?
  
  - Да муж, паразит, заставил.
  
  Оказывается, у этой Валечки муж - дантист, притом Валя старше его на пять лет. Валя, конечно, безумно боится, что муж ее бросит. Так вот, этот дантист, под угрозой развода, взял да и повыдергал Валечке все зубы...
  
  - Больные?
  
  - Какое больные - здоровые!
  
  - Зачем?
  
  - Ну как же, - кипятилась Ленка, - Валины зубы, видите ли, мешают ему заниматься сексом!
  
  - Как зубы могут помешать... - начал я и тут же расхохотался. - Отличная идея! - в полном восхищении вскричал я. - Может, и ты себе вставную челюсть сделаешь?
  
  - Ах ты, мерзавец! - вскипела супруга и так грохнула чашку об стол, что та немедленно развалилась на две половинки. - Все вы, мужики, одним миром мазаны! - бросила она в сердцах и, возмущенно виляя задом, понесла в мойку грязную посуду.
  
  
  Глава 12
  
  С майором Андреем Васильевичем Скоротовым я познакомился после того, как разогнал одно осиное гнездышко - некий подпольный лесбийский клуб, который был организован парочкой предприимчивых мошенников с целью вымогательства у богатых клиенток крупных денежных сумм.
  
  Андрей Васильевич мне чрезвычайно понравился. Хороший мужик - умный и толковый. К тому же спокойный и доброжелательный. В процессе следствия по делу "Розового бутона" мы подружились, и в дальнейшем, когда мне требовалась помощь официальных структур, я всегда обращался к Скоротову.
  
  Андрея я застал на рабочем месте.
  
  - Как дела? - поинтересовался он.
  
  - Да вот, ввязался тут в одно убийство.
  
  И я вкратце изложил ему суть дела.
  
  - Тухлое дело, - сочувственно вздохнул Андрюша, выслушав мой рассказ. - Чем-нибудь могу помочь?
  
  - С экспертом бы поговорить, - просительно сказал я. - Хочу выяснить, чем таки нас травили.
  
  Андрей кивнул и потянулся к телефону.
  
  - Алло, Жора! Подскочи на минутку, дело есть.
  
  Вскоре в кабинет вошел щуплый низенький юноша - чернявый, веснушчатый, с маленьким изящным носом, украшенным интеллигентскими очками в золотой оправе.
  
  Мы уединились на стареньком кожаном диванчике, и я рассказал Жоре все, что я помнил о том злополучном вечере, когда была отравлена Лиза.
  
  Эксперт сказал:
  - Желудочно-кишечные проявления характерны для огромного количества ядов. Попробуйте вспомнить какие-нибудь более специфические симптомы. У покойной была желтуха?
  
  - Язык и белки глаз были желтые, лицо - желтушно-серое, все в мелких кровоизлияниях. Еще я помню, - прибавил я, - что всех мучила просто убийственная жажда.
  
  - Ясно, - кивнул Жора. - А во рту был металический вкус, так?
  
  - Да, верно, - подтвердил я. - Помню, Лиза еще сказала, что у нее такое ощущение, будто она наелась железных опилок.
  
  - Все понятно, - резюмировал Жора. - Мышьяк. Смертельная доза - 0,2 грамма. Что же касается ядовитых грибов, - снисходительно прибавил он, - то при отравлении мухомором симптоматика несколько иная, поскольку мухомор содержит яд нейротоксического действия - так называемый мускарин. Мышьяк же при приеме внутрь дает гепатотоксическую реакцию, что и наблюдается в данном случае. А от бледной поганки, между прочим, человек умирает только на третьи-четвертые сутки. Первые же признаки отравления появляются только через 8 - 24 часа после съедения гриба. Понятно, что прихватить всех разом, в один момент, бледная поганка никак не могла.
  
  Поблагодарив эксперта за ликбез, я выбрался на улицу, уселся в тачку и помчался к Ирочке.
  
  На мой нетерпеливый звонок дверь открылась немедленно. Я шагнул в прихожую и со словами "это мышьяк" вручил хозяйке розовый букет.
  
  - Мышьяк - это название сорта? - удивленно поинтересовалась Ира. - Или у них в шипах мышьяк?
  
  - Мышьяк убил Лизу.
  
  - Ясно.
  
  Мы прошли в гостиную. Громадная комната была декорирована с совершенно возмутительной роскошью: навесные потолки из красного дерева, стены расписаны фресками, пол выложен терракотовой плиткой, мебель в шелку...
  
  Мы уселись на диван в стиле не то ампир, не то вампир - точно не знаю, я их все время путаю.
  
  - На будущее запомни, - наставительно сказал я, любуясь Иркиным классическим профилем, - желудочно-кишечное отравление с сильной жаждой и металлическим вкусом во рту - это мышьяк. Смертельная доза - 0,2 грамма.
  
  - Буду иметь в виду, - со смехом пообещала Ира.
  
  - И, смотри, никогда не запивай ядовитые грибы водкой!
  
  - Хорошо, данные продукты буду употреблять строго раздельно, - засмеялась Ира и уже серьезным тоном прибавила: - Ладно, кроме шуток. Теперь ждем гусятника. Кстати, нельзя ли как-нибудь форсировать это событие?
  
  - Не знаю. Попробовать можно.
  
  - Попробуй. Нажми на Кольку - пусть скажет Решетову, что через две недели уезжает за границу, в длительную командировку.
  
  - Ладно, что-нибудь придумаем, - пообещал я.
  
  - Фотографии не проявил еще? - полюбопытствовала Ира.
  
  - Ах да, - спохватился я, вытаскивая из пакета пузатый кодаковский конверт, - как раз хотел тебе показать.
  
  - Пошли на кухню, - предложила хозяйка. - За чаем поглядим.
  
  Спустя десять минут мы сидели за массивным дубовым столом с витыми ножками и наслаждались Иркиной стряпней, запивая ее душистым ахмадом.
  
  - Так, - велела Ирка, - для начала познакомь меня с группой.
  
  - Ага, - сказал я, раскладывая на столе пять фотографий. - Это групповая. Это Лиза. Это Светка. Это Маринка. Это Роза.
  
  - Да, - восхищенно пробормотала Ира, разглядывая улыбающуюся Лизу. - В жизни не видела такого красивого лица. - Немудрено, что мужики бегут за ней без оглядки, стоит ей только поднять пальчик.
  
  - Бежали, - поправил я.
  
  - Ну да. Ты небось тоже... бежал? - со смехом спросила Ира.
  
  - Я-то? - усмехнулся я. - Нет, я не бежал.
  
  - Не успел?
  
  - Не успел, - со вздохом признался я.
  
  - Роковая женщина, - сказала Ира. - Такие всегда окружены интригами, ненавистью и всякой грязью.
  
  - Роза симпатичная, - продолжала Ира. - Только уж больно вся... напомаженная. Она что, и в тайге красилась?
  
  - Каждый божий день.
  
  - Кадрила кого-нибудь?
  
  - Вроде нет.
  
  - Чего тогда краситься? В лесу-то? Медведей соблазнять? - недоумевала Ирка.
  
  - Да мало ли? Хочется.
  
  - Маринка выглядит ужасно, - с жалостью проговорила Ира. - Сколько ей лет? Сорок? Пятьдесят?
  
  - Тридцать.
  
  - Бедняга.
  
  - А как тебе Решетов? - спросил я, ткнув пальцем в великолепного Васю.
  
  - Красавчик. Но взгляд какой-то несчастный, потухший. Видно, эта любовь совсем его доконала.
  
  Я взял в руки стопку, и мы принялись перебирать фотографии. Я комментировал, Ира шумно восхищалась.
  
  - Какой изумительный бережок! А закат! Чудо!
  
  - А водопад? - сказал я. - Правда прелесть?
  
  - Водопад потрясающий! Никогда ничего подобного не видела. А это что - кораблекрушение? - спросила Ира, с любопытством разглядывая наполовину затонувший капитанский катамаран.
  
  - А, - засмеялся я, - это наша цирковая труппа. Был у них такой коронный номер. Костя снимает с крючка рыбу, заносит над ней нож... Но хитрая рыбка прыгает в воду, и Костя втыкает нож в гондолу.
  
  - Неужели проткнул? - ахнула Ирка.
  
  - Еще как проткнул, - заверил я. - Все как горох в воду посыпались.
  
  - Невероятно!
  
  - Да, такого номера я отродясь не видывал, - согласно кивнул я. - На другой день попросили на бис повторить - те отказались. Ну вас, говорят, к лешему, сами своему катамарану харакири делайте, ежели охота.
  
  - Этот Мишка, - удивилась Ира, - что он у вас все время калекой ходит? То рука перебинтована, то нога.
  
  - Такой уж он человек, - пояснил я. - Не турист, а ходячее несчастье. Подумать только, напороться на кусок битого стекла в глухой ненаселенке! Ты можешь себе такое представить?
  
  - Кошмар!
  
  Увидев на снимке громадную кучу разнокалиберной рыбы, Ира недоуменно сдвинула брови.
  
  - Куда вы девали всю эту прорву?
  
  - Как куда? Съедали.
  
  - Ну и обжоры!
  
  - Ага, - ухмыльнулся я. - В день уминали килограмм десять - пятнадцать.
  
  - Наверное, все консервы обратно привезли?
  
  - Да прям! Все сожрали - и крупу, и консервы, и сухари.
  
  - Ну и ну!
  
  - А ты что думала? - вскинулся я. - Это тебе все ж таки турпоход, а не по бульвару прошвырнуться!
  
  Ира взяла у меня стопку, отобрала с десяток фотографий и разложила их на столе в два ряда.
  
  - Посмотри-ка повнимательнее, - сказала она. - В верхнем ряду Решетов до убийства, в нижнем - после. Разницу видишь?
  
  - А действительно... - удивленно пробормотал я, разглядывая снимки. - Здесь он несчастнейший из несчастных...
  
  - А после убийства, - подхватила Ирка, - сияет и лучится...
  
  - Как будто обрел наконец долгожданное счастье!
  
  - Вот именно!
  
  - Так ты думаешь, это он? - с сомнением спросил я. - Все-таки, знаешь, ядами травят в основном женщины...
  
  - Кто знает. Подождем гусятника.
  
  - Подождем.
  
  Ирка задала мне еще несколько вопросов, я выпил пару чашек чаю, уничтожил горку пирожков с мясом и вскоре откланялся.
  
  
  Глава 13
  
  Гусятник удалось организовать только в конце сентября. То Васе некогда, то Мишка занят, то Роза не успела проявить фотографии, то Косте все недосуг смонтировать фильм... Халявщики. Полтора месяца резину тянули. К двадцать шестому сентября только раскачались.
  
  В назначенный час мы с Ленкой позвонили в квартиру Решетовых.
  
  - А, Холодновы пожаловали, - Маринка расплылась в добродушной улыбке. - И что за манера - все время опаздывать? - шутливо отчитала она нас. - Все давно уже здесь, вас одних ждем.
  
  - И Колька тут? - спросил я.
  
  - И Колька тут, - заверила Маринка и вдруг спохватилась: - А где же наш маленький юнга?
  
  - Маленький юнга, к сожалению, прихворнул, - объяснил я. - Лежит в кроватке, чай с медом потягивает.
  
  - Вот жалость-то, - несколько театрально заохала Маринка. - Да вы проходите, проходите, - поспешно пригласила она. - Салаты принесли?
  
  - И салаты, и колбасу, - кивнула Ленка, и женщины прошествовали в пищеблок.
  
  Покрасовавшись пару минут перед зеркалом, я двинулся на кухню. Кухня располагалась слева от входа, туда вел небольшой коридорчик, который заканчивался роскошным занавесом, состоявшим из множества длинных нитей, на которые были плотно нанизаны мелкие речные ракушки.
  
  Раздвинув завесу, я с любопытством обозрел помещение. Вокруг стола, заваленного горами всякой снеди, дружно суетились Светка, Маринка, Ленка и Роза.
  
  - А, Ванечка! - закричала Светка. - Иди, иди сюда, откроешь нам банки.
  
  - Ну вот, - поморщился я, - шагу ступить нельзя, без того чтобы какие-нибудь дамочки тебя не запрягли.
  
  - Открывай, открывай, - напустились на меня бабы, - а то кормить не будем.
  
  Ворча и чертыхаясь, я вскрыл добрый десяток банок и, не дожидаясь новых указаний, с поспешностью отступил в коридор.
  
  Коридорчик привел меня обратно в прихожую. Прихожая плавно переходила в здоровенный холл, в котором я насчитал три двери в комнаты.
  
  Я толкнул первую и оказался в гостиной. Довольно просторное помещение было обставлено без претензий: самая простецкая отечественная стенка, диван, пара кресел. У окна стоял большой стол, заставленный посудой и бутылками. Над диваном висели штук пять репродукций с картин Моне. Я подошел и с удивлением уставился на "Мост Черинг-Кросс в Лондоне". На мой взгляд, данному полотну гораздо больше подошло бы название "Беспросветный туман, за которым скрывается нечто, отдаленно напоминающее мост". "Поле маков" привело меня в полное недоумение. Мне показалось, что у художника либо проблемы с восприятием, либо окулист выписал ему слишком сильные очки. Во всяком случае, если бы не название, я бы ни за что не догадался, с чего он писал сей загадочный пейзаж.
  
  - Наслаждаемся искусством? - С салатницами в руках в гостиную влетела раскрасневшаяся Светка, за ней чинно вплыла размалеванная до жути Роза. - Ну и как тебе Моне? - вежливо поинтересовалась хозяйка.
  
  - Знаешь, - не без сарказма ответил я, - если он видел мир таким, каким рисовал его на своих картинах, - тогда я ему глубоко сочувствую!
  
  - Много ты понимаешь в искусстве! - презрительно фыркнули дамочки.
  
  Поставив салаты на стол, они развернулись и упорхнули обратно на кухню.
  
  Недоумевая, куда подевалась худшая половина нашей группы, я вышел обратно в холл. Услышав голоса, доносившиеся из дальней комнаты, я поспешил туда.
  
  На диване сидели Решетов, Кривин, Колька и Мишка и листали альбомы с фотографиями. Рядом, на столике, громоздились еще штук пять пузатых альбомов, тут же лежали пакеты с негативами.
  
  - А, Ваня, - хором приветствовали они меня, - фотки смотреть будешь?
  
  - Конечно.
  
  - На вот, возьми мой. - Мишка протянул мне толстенный глянцевый талмуд.
  
  Я уселся поудобнее и принялся рассеянно перелистывать страницы. Странное дело: в Мишкином альбоме совсем не было людей. Лес, речка, ягоды, грибы, рыба. Природа во всех возможных видах и ракурсах - и ни одного человеческого лица! Так, изредка промелькнет на заднем плане чья-нибудь серая, незаметная спина, затесавшаяся в кадр явно по ошибке или недосмотру. И все.
  
  Немало подивившись на пристрастия фотографа, я отложил альбом в сторону и хотел было взять другой, но тут из гостиной послышался Маринкин хрипловатый голос:
  - Мальчики! Все готово. Идите сюда.
  
  Мужики разом побросали фотографии и, толкаясь и обгоняя друг друга, засеменили к кормушке.
  
  Картина, открывшаяся нашим глазам, превзошла все мои ожидания: стол буквально ломился от множества салатов, бутербродов, пирожков и всяческих изысков - в виде фаршированных яиц, трубочек из ветчины и прочих кулинарных выкрутасов.
  
  - У! - восхищенно присвистнул Костя. - Сколько у нас сегодня блюдей!
  
  - Так, - шумно сглотнув, распорядился Решетов, - сначала всем водки.
  
  Капитан самолично наполнил рюмки, дамы разложили по тарелкам еду.
  
  - Ну, ребята, - напыщенно проговорил Решетов, поднимая стопку, - за Лизу. Не чокаемся, - предостерегающе прибавил он.
  
  - Пусть земля ей будет пухом, - с чувством сказал Костя и выкушал жидкость.
  
  Колька поднес к глазам руку и отвернулся.
  
  Стопки опрокинули, наполнили снова. Полились тосты. Сначала выпили за удачные маршруты, потом за погоду, за природу, за счастье, за женщин, за хорошую рыбалку...
  
  После первого же тоста Колька взял тарелку и ушел в дальнюю комнату.
  
  После Колькиного ухода стало заметно веселее: мужики вовсю травили анекдоты, отпускали сальные шуточки, щипали дамочек за филейные части, хохотали и прикалывались. При этом, разумеется, о еде и выпивке не забывали ни на минуту.
  
  Вдоволь наевшись, напившись и наоравшись, стали потихоньку расползаться по комнатам. Смотрели фотографии, обменивались негативами, вспоминали поход, болтали о том о сем.
  
  В самый разгар праздника Колька вдруг засобирался домой.
  
  - Постой, - зашептал я. - Куда ты? Сейчас спектакль будем разыгрывать. Ты разве не хочешь посмотреть?
  
  - А, - отмахнулся тот, - нет нужды.
  
  - Не понял, - удивился я. - Что ты имеешь в виду?
  
  - Слушай, - наклонился к моему уху Колька, - сейчас мне недосуг, спешу в одно место. Давай я позвоню тебе на этих днях, и мы все обсудим.
  
  И, не дожидаясь моего ответа, Колька выскочил за дверь.
  
  Я недоуменно пожал плечами и вернулся в гостиную. Там никого не было, веселье переместилось в спальню. За стенкой под мощные семиструнные аккорды грохотала залихватская пиратская песня.
  
  Прихватив тарелочку с едой, я присоединился к обществу. Общество вошло в раж и отпустило тормоза. Костя сидел на стуле и с упоением лупил по струнам, Решетов с Мишкой ревели во всю глотку пьяными голосами, дамы, раскачиваясь в такт музыке, громко подпевали. Я скромно притулился у балконной двери и занялся пирожками и бутербродами.
  
  За пиратской залихватской последовали Козловские блатные, затем полный набор туристических. Исчерпав традиционный репертуар, перекинулись на Высоцкого. Под конец прониклись окончательно и исполнили всенародные: "Я от ежиков тащусь", "Цыпленок жареный" и "Ах, зачем меня мать родила".
  
  Перепев все, что хоть как-то ложилось на музыку или хотя бы на мычание, объявили перерыв. Все разбежались кто куда: кто поесть, кто попить, кто покурить. В спальне остались только я и Костя.
  
  Костя, тихонько чертыхаясь, ковырялся в видаке. Я сидел в кресле и размышлял. Народ уже хорошо захмелел, можно начинать спектакль. Сразу после кино, решил я. Как только включат свет, так сразу встану и скажу. Как бы это получше сформулировать? Ага, вот: "По факту Лизиного убийства прокуратура возбудила уголовное дело. Тело эксгумировали и привезли в Москву. Экспертиза показала, что Лиза была отравлена мышьяком". Представляю, как все вытаращатся. Сразу небось протрезвеют. Да, это будет бомба!
  
  Прибежала Ленка.
  
  - Чего сидишь? - накинулась она на меня в своей обычной, агрессивной манере. - Фотки все видел?
  
  - Не-а.
  
  - Ну так пошли.
  
  - Да я тут пригрелся, - лениво пробормотал я. - Принеси пару альбомчиков, сделай милость.
  
  Подобревшая от выпивки жена, против обыкновения, скандалить не стала и без лишних слов приволокла два Решетовских альбома. Я принялся разглядывать снимки. Здесь, в отличие от Мишкиного альбома, было много портретов и особенно групповых фотографий.
  
  Я уже заканчивал второй альбом, когда в комнату ввалился Решетов.
  
  - Ну что тут у вас? - с порога заорал он. - Кина не будет?
  
  - Все будет, - спокойно отвечал Костя. - Минуточку терпения. Впрочем, можете потихоньку рассаживаться, - разрешил киномеханик, пропихивая в видик кассету.
  
  С криком "все в спальню, кино дают!" Решетов пулей вылетел вон.
  
  Вскоре шумной ватагой в комнату ввалился народ. Свет погасили, и Костя запустил фильм.
  
  Замелькали карельские пейзажи, восходы, закаты, пороги. Вот мы строим катамараны, вот прохождение первого порога, за ним второго и третьего, вот первая стоянка, море подосиновиков... Вот наша первая дневка, та самая, злополучная, где мы похоронили Лизу.
  
  Когда на экране появились голые женские зады, худшая половина зрительного зала восторженно взвыла; когда же баня закончилась, пьяный Решетов затопал ногами и завопил:
  - Повторить! Костя, мотай назад!
  
  - На бис так на бис, - радостно проблеял Костя. - С нашим удовольствием!
  
  Баню прокручивали еще три раза. Похоже, Кривин готов был делать это до бесконечности, однако бабам эта петрушка вскоре надоела, и они положили этому конец: усадили Костю на диван и навалились на парня с двух сторон.
  
  Когда на экране возник перебинтованный Мишка, в комнате раздался дружный смех.
  
  - А, - заорал Решетов, - калика перехожий! Ну-ка, Мишка, колись: как это тебе удавалось?
  
  - Да, да, - подхватили Кривины, - расскажи, как ты умудрился напороться на единственное во всей Карелии битое стеклышко?
  
  Мишка не отвечал.
  
  - Чего молчишь, герой? - не отставали насмешники.
  
  - Ребята, да его тут нету, - удивленно сказал Решетов, мутным взглядом обозрев присутствующих.
  
  Он открыл дверь и заорал:
  - Миш! Иди кино смотреть! Там как раз тебя показывают.
  
  Ответа не последовало.
  
  - Куда же он подевался? - недоумевал Вася. - Заснул, что ли? Пошли, ребята, Мишку поищем.
  
  Мы осмотрели всю квартиру: обыскали комнаты, кухню, заглянули в кладовку, в туалет и в ванную - Мишки нигде не было.
  
  - Наверное, пошел курить, - предположил Костя. - Пойду позову его.
  
  Пошатываясь и держась рукой за стенку, он отворил дверь и шагнул за порог. Не прошло и минуты, как дверь с грохотом распахнулась, и Костя влетел обратно в прихожую, дико вращая глазами и возбужденно жестикулируя.
  
  - Мишку убили, - побелевшими, трясущимися губами прошелестел он и, покачнувшись, навалился на косяк.
  
  - Что? - вскричал я, не веря своим ушам.
  
  Отпихнув Костю в сторону, я рванул дверь и выбежал вон. В общем коридоре никого не было, возле лифтов тоже была пустота. Напротив мусоропровода виднелась еще одна дверь - на лестницу. Я открыл ее, и мне стало дурно: Мишка лежал ничком на бетонном полу, из его спины торчала рукоятка ножа, вокруг тела разлилась темно-вишневая вязкая лужа.
  
  Я нагнулся над телом. Рука была еще теплая, однако, вне всякого сомнения, Мишка был мертв.
  
  Я вернулся обратно к лифтам и прислонился к стене. На площадку вышел Решетов, следом за ним из дверей вывалилась возбужденно галдящая толпа гостей.
  
  - Где Мишка?
  
  - Вот он. - Я открыл дверь и посторонился.
  
  Народ начал потихоньку протискиваться на лестницу. Обступив тело тесным полукругом, люди стояли и молча глазели на кровавое зрелище. Я поманил Решетова пальцем. Вася подошел и глянул на меня исподлобья.
  
  - Ну?
  
  - Иди вызови милицию, - тихо сказал я.
  
  Решетов кивнул и ушел в квартиру.
  
  Вскоре из лифта, тяжело ступая, вышел пожилой майор. Он был большой и грузный, и от него попахивало чесноком и перегаром. Выглянув на лестницу и увидав вокруг трупа целую толпу народа, мент злобно сверкнул глазами и рявкнул:
  - Все по домам, шагом марш!
  
  Очнувшись от милицейского окрика, люди медленной вереницей потянулись в квартиру. Мент стоял возле двери и, делая рукой волнообразные движения, как будто пытаясь ускорить процесс, сердито приговаривал:
  - Едрит твою в корень, настановились тут! Кто разрешил? Все следы затоптали, черти поганые...
  
  Все ушли в квартиру. Я остался стоять на лестнице.
  
  - А ты чего, особого приглашения дожидаешься? - вызверился на меня майор. Потом, заметив у меня на поясе мобильник, чуть сбавил тон: - Дай-ка мне сотовый, позвонить надо.
  
  Я отдал служителю телефон, тот принялся нажимать на кнопки, потом продиктовал невидимому собеседнику адрес и попросил прислать "группу". Затем мент позвонил еще в одно место и тоже попросил прислать людей. Возвращая мне телефон, майор пробурчал:
  - Принеси-ка мне стул да иди в дом, нечего тебе здесь торчать.
  
  Я принес участковому табуретку и присоединился к своим товарищам.
  
  Итак, убийца продолжает плодить трупы. На этот раз его жертвой стал Мишка. В том что Мишку убил тот же самый человек, который отравил Лизу, я не сомневался ни минуты. Да и кто другой мог бы это сделать? Сосед по этажу? Случайный прохожий? Чепуха, нужен мотив. А мотив тут может быть только один: Мишка узнал что-то такое, что грозило убийце разоблачением. За что и получил нож в спину.
  
  Я подумал: "В квартире находится убийца, каких-нибудь полчаса назад он воткнул в человека нож. Руки-то он, конечно, помыть успел, а вот как насчет эмоций? Сидит себе в креслице с совершенно невозмутимым лицом? Спокойный, как танк? Да нет, конечно, наверняка нервничает. Пойду-ка я посмотрю".
  
  Я просунул голову в гостиную и внимательным взглядом обвел присутствующих. Костя сидел возле стола и меланхолично поедал бутерброд с колбасой. В уголку дивана, тяжело уронив голову в ладони, сгорбившись, сидела Маринка. Решетов, с отрешенным лицом и скрещенными на груди руками, нетерпеливо расхаживал из угла в угол.
  
  В спальне, уткнувшись лицом в спинку дивана, тихонько посвистывая, спала Ленка.
  
  В дальней комнате никого не было.
  
  Я прошел в кухню. Светка стояла возле раковины и с хмурым и сосредоточенным видом мыла посуду. Роза в глубокой задумчивости сидела у окна.
  
  Я растерянно почесал затылок. Ну и кто из них убийца? Никто вроде не нервничает, не суетится, не выказывает беспокойства или страха... Да если бы и нервничал - это же в данной ситуации совершенно естественно. Во-первых, человека убили. Во-вторых, сейчас менты припрутся, станут мурыжить, подозревать, донимать допросами...
  
  Я вышел в прихожую. Найдя на вешалке Мишкину кожаную куртку, я пошарил по карманам и вытащил на свет Божий небольшую связку ключей и паспорт. Ключи я опустил к себе в карман, а паспорт наскоро пролистал. Оказалось, что Лядов Михаил Васильевич, тридцати лет от роду, прописан по улице Котлова, дом 12, квартира 6. Переписав адрес в записную книжку, я сунул паспорт обратно в куртку и вышел на лестницу.
  
  В этот момент двери лифта разъехались, и на площадку вывалилась целая толпа штатских. Один, высокий, плотный, осанистый, с пышной белесой шевелюрой и жестким взглядом холодных голубых глаз, судя по всему, был за главного. Рассеянно кивнув участковому, блондин командирским тоном распорядился:
  - Паша, начинайте работать. На что смотреть, вы и без меня отлично знаете.
  
  - Да тут искать нечего, - встрял участковый, ткнув пальцем в мою сторону. - Целое стадо прошло - следы затоптали, волос натрясли...
  
  Блондин повернулся и сурово посмотрел на меня.
  
  - Мать вашу за ногу, - зло выругался он и процедил: - Пройдемте в квартиру.
  
  На пороге мент обернулся и бросил поспешавшему за нами молодому человеку:
  - Дима, займись опросом соседей.
  
  Парень кивнул и бросился выполнять указание.
  
  Началась скучная и малоприятная процедура. Сначала мент выяснил личность убитого, потом, поодиночке, опросил каждого из нас: где был, что делал, что видел, что слышал...
  
  Потом пришли эксперты, и главный велел им осмотреть нашу одежду. Подозрительных пятен, судя по всему, ни на ком не обнаружили. Во всяком случае, рубаху ни с кого не сорвали и в качестве вещдока не реквизировали.
  
  На прощанье, обведя компанию жестким взглядом, голубоглазый сказал:
  - Значит, так. Завтра всем явиться для дачи показаний, улица Большая Конюшенная, дом десять. Время следователь уточнит по телефону.
  
  Засим суровый страж порядка явил обществу свою несгибаемую спину и без лишних церемоний вышел вон из квартиры.
  
  Все с облегчением вздохнули и с какой-то нервной, суетливой поспешностью стали расходиться по домам.
  
  Мы с Ленкой уходили последними. Я перебрал все висевшие на вешалке куртки, однако моего светло-бежевого плащика там почему-то не оказалось.
  
  - Что за чертовщина? - громко возмутился я.
  
  - Что такое? - выскочила из кухни озабоченная Светочка.
  
  - Не вижу своего плаща, - резко сказал я.
  
  - Поищи получше, - посоветовала хозяйка.
  
  - Да я уж все перерыл, нету.
  
  - Может, ты в комнате раздевался? - предположила Светочка. - Пойду погляжу.
  
  Пока Светка шарила по диванам, до меня наконец дошло, куда подевался мой плащ.
  
  - Пошли, - я схватил Ленку за рукав и потащил на выход.
  
  - А плащ?
  
  - Плащ-то? - криво усмехнулся я, нажимая на кнопку вызова лифта. - Плащ туточки. - И я треснул ногой по крышке мусоропровода.
  
  - Что ты мелешь? - глухо проворчала Ленка.
  
  - Я мелю! - возмутился я. - А ты думаешь, даром, что ли, на убийце не нашли ни единой капельки крови?
  А?
  
  - Ты полагаешь, он пошел на дело в твоем плаще?
  
  - Разумеется. И тут же, не отходя от кассы, спустил его в мусоропровод.
  
  - Ну хитрец! - Ленка покачала головой и спросила: - У тебя там в карманах-то что-нибудь было?
  
  - Ерунда, немного денег да грязный носовой платок.
  
  Я высадил Ленку около подъезда и сухо обронил:
  - Ты иди спать, а мне надо заскочить в одно местечко.
  
  - А... - раскрыла рот супруга, но я не стал дожидаться комментариев - развернулся и дал газ.
  
  Мой путь лежал на улицу Котлова, где до настоящего момента был прописан Михаил Васильевич Лядов.
  
  Я рассуждал так. Раз Мишку убили, значит, у него был на убийцу компромат. Что это была за информация, я не имел ни малейшего понятия. Именно поэтому я и ехал к нему на квартиру - вдруг да отыщется какой-нибудь кончик?
  
  
  Глава 14
  
  "Апартаменты" на улице Котлова и квартирой-то назвать язык не поворачивался: узкая, как пенал, двенадцатиметровка соединялась миниатюрным коридорчиком с крохотной кухонькой.
  
  В комнате с трудом уместились: диван, платяной шкаф, письменный стол, тумбочка с телевизором да с десяток книжных полок.
  
  Один за другим я вытащил из тумбы стола все три ящика и внимательнейшим образом осмотрел их содержимое. Деньги, документы, разноцветные корочки, пожелтевшие квадратики фотографий, гарантийные талоны на магнитофон и холодильник, книжки об оплате коммунальных услуг, магнитофонные кассеты, дискеты для компьютера, какие-то старые тетради, ручки, линейки, скрепки, ножницы, несколько пуговиц... В общем, ничего, заслуживающего внимания, я не нашел.
  
  Дальше я обратил свой взгляд на книжные полки. Полки буквально ломились от разнообразных поделок из дерева: ложки, черпачки, веретенца, ковшики, чаши, дудочки и свирели - все это, насколько я понял, было сделано Мишкиными руками.
  
  Там же я обнаружил несколько фотоальбомов. Судя по всему, это были предыдущие походы: в одном альбоме Лиза обнималась с Колькой, в другом - с Решетовым, в третьем и четвертом ее вообще не было. Никаких плодотворных идей знакомство с фотографиями мне не принесло.
  
  Для очистки совести я пошуровал в платяном шкафу и на кухне, однако и там ничего интересного тоже не обнаружилось. С тяжелым сердцем я вышел на лестницу, запер дверь и спустился вниз на улицу.
  
  Домой я вернулся в четвертом часу утра. Супруга дрыхла, нагло оккупировав большую часть нашей общей кровати.
  
  - Разлеглась тут, - проворчал я, освобождая себе место под солнцем. - Двинь тазом, небось не одна.
  
  Ленка села на постели и, одарив меня мутным взглядом, скороговоркой, словно хорошо заученное правило, выпалила:
  - Опять всю ночь по бабам шлялся, кобель проклятый!
  
  С этими словами она упала обратно на подушку и захрапела, сладко причмокивая. Оскорбившись огульным обвинением, я мстительно задвинул женушку к самой стенке, вольготно раскинул руки и ноги и моментально заснул.
  
  Проснулся я за полдень. Разбудил меня Дэнди. Думаю, что ненасытный пес опять сунул нос в кошачью миску и, похоже, Васька ему таки вломил. Впрочем, я не знаю, что там у них случилось.
  
  А проснулся я оттого, что мне приснился эротический сон. Как будто лежу я на душистой мягкой травке, и неземной красоты девица вылизывает языком мое могучее тело. Ну, натурально, лежу балдею, ловлю кайф.
  
  Я хочу обнять свою нежную и ласковую любовницу, протягиваю к ней свои трепещущие, жадные руки... и тут оказывается, что, в то время как я лежу на травке абсолютно голый, девица по самые уши закутана в толстенную шубу с длинным черным мехом. Я в ужасе просыпаюсь и обнаруживаю в своих нежных объятиях... гнусно ухмыляющуюся собачью морду!
  
  - Ах ты, негодяй! - закричал я, выпихивая собаку из постели ногами. - Мало того что ты хомофил, так в придачу к этому еще и голубой! Брысь отсюда, извращенец несчастный!
  
  Дэнди, обиженно заскулив, выскочил из постели и забился в дальний угол спальни.
  
  - Иди, иди, чего прячешься?
  
  Я открыл дверь и ахнул. В дверном проеме в полной боевой готовности стоял Васька. Он стоял на задних лапах и с устрашающим шипеньем раскачивался из стороны в сторону, дико вращая глазами и скаля свои мелкие, острые зубки. При виде страшного монстра Дэнди заскулил, поджал хвост и трусливо уполз под кровать.
  
  - Васька, - строго сказал я, - и не стыдно тебе мучить бедную несчастную псину? Смотри, террорист, как бы я не замочил тебя в сортире!
  
  Кот, негодующе шипя, ретировался в детскую. Дэнди, опасливо озираясь, потрусил к своей лежанке.
  
  В ванной к зеркалу была приклеена записка: "Следователь ждет нас к двум часам дня, пятый кабинет". Я глянул на часы - времени в обрез. На все про все - сорок минут. А между тем перед визитом в правоохранительные органы надо навести на себя побольше шику и благородства. В подобные учреждения следует ходить исключительно в презентабельном виде.
  
  Я быстренько принял душ, тщательно побрился, уложил феном свои изумительные каштановые кудри, нацепил свой лучший парадный костюм с искрой и сбрызнул все это великолепие одеколоном.
  
  На то чтобы оценить свой имидж в зеркале, времени уже не оставалось. Я бросился на кухню, запихнул в рот сразу три котлеты и, стараясь не ронять еду на костюм, кубарем скатился с лестницы.
  
  Когда я затормозил возле пятого кабинета, наши были в полном сборе. Кое-кто сидел на обшарпанных жестких стульях, кое-кто прохаживался взад и вперед по коридору. Лица у всех были напряженные и мрачные. Все как один хранили молчание и друг на друга старались не смотреть. Одна только Ленка, завидев меня, изобразила на лице некое подобие улыбки и многозначительно подмигнула.
  
  Не успел я как следует отдышаться, как дверь кабинета распахнулась и на пороге возник улыбающийся Скоротов.
  
  - Андрюха! - обрадовался я. - Ты что, теперь в пятом?
  
  - Ага, - весело отозвался тот. - Две недели как переехал. - Улыбка на его лице вдруг погасла, и майор бесстрастным тоном сказал: - Зайди, Иван, побеседуем.
  
  Мы прошли в кабинет. Скоротов уселся в широкое кресло, я примостился напротив - на жестком и довольно неудобном стуле.
  
  - Что же ты, - укоризненно сказал Андрей, - патентованный сыщик, а такие ляпы допускаешь?
  
  - Какие еще ляпы?
  
  - Почему возле убитого народ топтался?
  
  - Что же мне было делать - грудью на дверь ложиться?
  
  - Именно так: лечь костьми, но место преступления сохранить в чистоте.
  
  - Подумаешь, - запальчиво вскричал я. - Велика важность!
  
  - Послушай, Иван, - вкрадчиво завел майор. - Мы вот нашли рядом с телом три волоса - Решетова, его жены и Марины Кривиной. Вполне возможно, что один из них - волос убийцы. И если бы вся эта толпа не трясла над убитым своими дурными головами, мы могли бы вычислить убийцу по волосу. А теперь, - майор вздохнул и поджал губы, - поди разберись, откуда что взялось.
  
  - Ладно, проштрафился, - я виновато опустил глаза, - в другой раз будем умнее.
  
  - Хорошо. - Андрей сцепил пальцы, расцепил, сжал руки в кулаки и легонько стукнул по подлокотникам. - Рассказывай.
  
  Я как можно подробнее изложил другу вчерашнее происшествие.
  
  Выслушав мой рассказ, Андрюха задумался. Минут пять он молчал, воткнувшись взглядом в янтарную булавку, украшавшую мой лучший, серый в крапинку галстук.
  
  - Ты чего расфуфырился? - вдруг спросил он. - Как будто по бабам собрался.
  
  - Да ты что, - полупрезрительно отозвался я, - по бабам я бы так наряжаться не стал.
  
  - Неужто весь этот лоск предназначается нашему славному ведомству? - озорным глазом подмигнул Андрей.
  
  - Исключительно, - засмеялся я.
  
  - Польщены, польщены, - Андрей расплылся в улыбке и тут же, без перехода, резко спросил: - Когда ты видел убитого последний раз?
  
  Я на минуту задумался.
  
  - Когда пели песни, он был в спальне, пел вместе со всеми, - сказал я. - Потом все разбежались кто куда. Мишка тоже ушел, и больше я его не видел.
  
  - В котором часу убитый ушел из спальни? - спросил майор.
  
  Я вздохнул.
  
  - Понимаешь, Андрюха, - виновато сказал я, - люди веселились. Домой никто не спешил, на часы не смотрели. Накажи меня Господь, если я помню, в котором часу Мишка ушел из спальни.
  
  - Ну, на стенке-то часы небось висели. Неужто не заметил?
  
  - Настенные часы были только на кухне, да и те стояли. Батарейка, что ли, села - не знаю.
  
  - Ладно, - проворчал Андрей. - Что было дальше?
  
  - Потом все снова собрались в спальне, потушили свет и стали смотреть походный фильм.
  
  - Михаил был с Вами?
  
  - По-видимому, нет. Во всяком случае, когда мы стали его звать, он не откликнулся. Тогда мы пошли его искать и нашли на лестнице труп.
  
  - Когда вы обнаружили труп?
  
  - Около половины восьмого.
  
  - Сколько времени прошло с того момента, как Михаил вышел из спальни, и до того как вы нашли его труп?
  
  - Точно не знаю, на мой взгляд, минут пятьдесят, а может, и больше.
  
  - Ты видел, как Михаил выходил из квартиры?
  
  - Я не мог этого видеть, - разъяснил я, - я ведь не выходил из спальни, так и просидел безвылазно до самого кино.
  
  - Все остальные из спальни выходили?
  
  - Нет. Костя Кривин тоже не отлучался.
  
  - Ни на минуту? - усомнился майор. - Даже в туалет?
  
  - Даже в туалет, - подтвердил я. - Он все чего-то с видаком возился, что-то там у него не ладилось.
  
  Андрей кивнул.
  
  - Правильно ли я понял, что входная дверь из спальни не видна? - задал он вопрос.
  
  - Нет, Андрюх, не видна. К тому же, знаешь, - поспешно прибавил я, - дверь спальни все время была закрыта. Она у них косо повешена, что ли, - все время сама закрывается. Так что я и не видел ничего, и не слышал.
  
  - Ладно, с этим все, - подвел черту Андрей. - Теперь взгляни-ка на этот нож, - сказал он, демонстрируя мне орудие убийства. Это был большой кухонный нож, с виду совсем новый, с круглой деревянной ручкой и толстым окровавленным лезвием. - Узнаешь?
  
  - Кто его знает, - пожал я плечами. - Очень похожий тесак я видел на кухне у Решетовых. Кажется, девчонки резали им колбасу и хлеб. - Отпечатков, конечно, нет? - безнадежно поинтересовался я.
  
  - Было бы странно, если б они были. Ты не находишь? - съехидничал приятель.
  
  - Да, ты прав, - согласился я. - Не дурак же он, в самом-то деле, оставлять следы. Платочком протер, и живи спокойно.
  
  - Припомни-ка: в гостиной этого ножа не было? - спросил Андрей.
  
  - Кажется, нет, но я не уверен.
  
  - В вашей компании у Михаила были враги?
  
  - Да ты чего, Андрюха? - изумился я. - Какие враги? О чем ты говоришь? - Я вскочил со стула и, опершись ладонями о столешницу, уставился майору прямо в глаза.
  
  - Чего вскочил? - строго вопросил тот. - Немедленно сядь и говори толком.
  
  Я плюхнулся обратно на стул и с пафосом заявил:
  - Мишку зарезал тот же человек, который отравил Лизу. Помнишь, я рассказывал тебе, как у нас в походе девушка умерла? Ты мне еще эксперта тогда подкинул, Жору такого, очкарика? Помнишь? - Скоротов кивнул, и я продолжал: - Ну так вот, как мне объяснил твой эксперт, Лизу отравили мышьяком.
  
  - Да ну? - изумился Андрей. - Но ведь дело по этому факту, кажется, не возбуждали?
  
  - Нет, дело не возбуждали, - подтвердил я. - Колька не заявлял.
  
  - Ну хорошо, - подытожил Скоротов. - Допустим, убийца тот же. Мотив?
  
  - Мотив? - переспросил я и принялся торопливо объяснять: - Вероятнее всего, Мишка узнал какой-нибудь факт, который мог уличить убийцу. Наверное, ляпнул сдуру свой секрет, за что и получил нож в спину.
  
  - Ляпнул сдуру свой секрет, - насмешливо передразнил Андрей и спросил: - Ты на труп-то смотрел?
  
  - Ну?
  
  - Нет, ты лицо убитого видел?
  
  - Нет. А что?
  
  - На, смотри. - Андрей положил передо мной фотографию.
  
  Я глянул на фото: на лице убитого застыло спокойное, слегка насмешливое выражение. Ни малейших следов беспокойства, страха, гнева или злобы.
  
  Скоротов сказал:
  - Такое впечатление, что Лядов даже не догадывался, что рядом с ним стоит убийца. А? Как ты считаешь?
  
  - Похоже на то, - растерянно пробормотал я и не слишком уверенно прибавил: - А может, убийца подслушал разговор и понял, что Мишка его вычислил. А Мишка, наоборот, в полной уверенности, что убийца ничего не знает, потому и спокоен.
  
  - Отлично, - не без ехидства заметил Андрей, - но в таком случае убийца должен был убить не только Лядова, но также и его собеседника.
  
  - Логично, - согласился я и спросил: - Соседи что-нибудь путное рассказали?
  
  - Нет. Одна дамочка видела, как из квартиры выходил Михаил, а больше никто ничего не заметил.
  
  - Скверно.
  
  - Вот именно, - согласно закивал Скоротов. - Следы затоптали, волос натрясли, на ноже отпечатков нема, под ногтями у трупа тоже ничего... - Он на секунду остановился, перевел дух и удрученно закончил: - И самое замечательное - ни у кого на одежде ни единой капли крови! Прямо не знаю, что и думать. Может, убийца пришел со стороны?
  
  - А вот это не надо, - уверенно возразил я. - Убийца вышел из Решетовской квартиры!
  
  - Доказательства! - жестко потребовал майор.
  
  - Плащ, - пояснил я. - Чтобы не запачкаться, он надел мой плащ. А как дело сделал, выкинул шмотку в мусоропровод.
  
  - Так-таки в мусоропровод? - с недоверчивой улыбкой спросил следователь.
  
  - За мусоропровод поручиться не могу, - не без сарказма парировал я, - а вот то что мой плащ бесследно исчез, - это факт.
  
  - Что? - возмущенно вскричал Андрей. Плащ исчез - и ты молчишь? - Он одарил меня уничтожающим взглядом.
  
  - А некому было говорить, - пожал я плечами. - Когда я обнаружил пропажу, мент..., то есть ваши уже ушли, а звонить среди ночи тебе я как-то постеснялся.
  
  - Утром надо было позвонить, - не унимался майор. - Утром его еще можно было откопать.
  
  - Да я только во втором часу встал. И сразу помчался сюда.
  
  Майор тяжело вздохнул и посмотрел на меня таким взглядом, каким отчаявшиеся родители смотрят на "трудного" подростка.
  
  - Ну от кого угодно я мог этого ожидать, - с чувством сказал он. - Но чтобы сыщик вставлял палки в колеса следствия?!
  
  - Я вставляю палки?! - возмутился я.
  
  - Ты, - сурово подтвердил майор. - Если бы мы тот плащик нашли, была бы улика, даже, возможно, вещдок. А теперь... - он безнадежно махнул рукой. - Ну, пропал плащик и пропал, кто его знает, куда он делся?
  
  - Послушай меня. - Я постучал себя по груди и перешел на заговорщический шепот: - Голову даю на отсечение - плащик взял убийца!
  
  - И откуда такая уверенность? - усомнился Андрей.
  
  - Интуиция.
  
  - Ах, интуиция! - Андрей не выдержал и громко расхохотался. - Извини, друг, - с нескрываемым сарказмом продолжал он, - интуиция хороша, когда ты с бабой в постели валяешься, а следствие должно опираться на голые факты!
  
  - Факты, факты... - недовольно проворчал я. Настроение у меня испортилось, и я смотрел на приятеля мрачным взглядом.
  
  - Ладно уж, - добродушно сказал майор, заметив в моем лице перемену. - Давай подпишем, и можешь быть свободен.
  
  Он сунул мне под нос исписанные мелким почерком листки. Я прочел текст, кивнул и поставил свою подпись.
  
  - Послушай, - вкрадчиво завел я, возвращая Скоротову протокол допроса, - ты ведь знаешь, я занимаюсь этим убийством.
  
  - Той девушки?
  
  - Ну да, - кивнул я. - Лизы Нестеровой. А теперь еще и Мишки.
  
  - Ну и? - со скукой в голосе спросил майор.
  
  - Хочу послушать, что скажут мои гаврики, - шепотом сообщил я, скосив глаза на широкую дверь с нежно-кремовой обивкой. - Не можешь ли ты как-нибудь это устроить?
  
  - Так уж и быть, - после минутного колебания буркнул майор. - Спрячься за выступом. Только чур: сидеть тихо, не чихать, не сморкаться и чтобы сослуживцам ни слова. Иначе у меня будут неприятности. Понял?
  
  - Так точно! - Я вскочил и сделал рукой под козырек.
  
  - Прекрати, - поморщился Скоротов. - Хватай стул и конспирируйся. Живо!
  
  Я отошел к противоположной стене, где по непонятной причине строителями был сконструирован совершенно нелепый выступ толщиною в метр. Уму непостижимо, какие такие функции выполнял этот несуразный элемент архитектуры, но для меня он оказался просто находкой. С большим удобством, расположив за выступом стул, я уселся на него и приготовился слушать.
  
  Скоротов самым тщательным образом допросил всех свидетелей. К сожалению, почти никакой полезной информации эти допросы мне не принесли. Никто не видел, как Мишка вышел из квартиры. Никто не выходил на лестницу следом за ним. Все в один голос твердили, что, насколько им известно, врагов у Мишки не было.
  
  Орудие убийства, с большой долей вероятности, было взято с Решетовской кухни. Все без исключения женщины признались, что резали этим ножом кто рыбу, кто колбасу, кто хлеб. Однако даже Решетов с супругой не могли утверждать наверняка, что это был их нож: нож был куплен совсем недавно и специфическими отметинами обзавестись не успел. Но ведь решетовский-то нож бесследно исчез! Лично я ни минуты не сомневался, что именно этим ножом был убит Лядов. Убийца вышел из Решетовской квартиры: не было ни единого факта, который бы противоречил этой гипотезе.
  
  Самое поразительное заключалось в том, что, кроме нас с Костей, алиби не имел никто. Ленка значительную часть "криминального" периода проторчала на кухне. В разное время туда приходили Светка, Роза, Маринка и Решетов. Однако все они потом куда-то убегали, и ручаться за их передвижения Ленка не могла. Точно так же обстояло дело и с другими свидетелями. Сопоставить показания разных свидетелей я тоже не мог: люди пили, ели и веселились, на часы никто не смотрел, да и к чему смотреть на часы, когда вся ночь впереди?
  
  Поэтому расписать "историю" каждого подозреваемого по минутам было абсолютно невозможно. Тем не менее дотошный Андрюха досконально выспросил каждого: где был, что делал, кто был рядом и так далее.
  
  В результате картина получилась следующая. Решетов сначала пошел в гостиную, поесть. Там он просидел минут двадцать. Засим он заглянул на кухню (минут десять), далее посетил туалет и ванную (минут десять), оттуда направился в дальнюю комнату, смотреть фотографии. Здесь он пробыл минут пятнадцать. Под конец Вася заглянул в спальню и, получив от Кости добро, побежал созывать народ на фильм.
  
  Роза сначала посидела в дальней комнате (минут десять), потом наведалась в гостиную, съела пирожок и тут же понесла на кухню пустые тарелки. На кухне особо не задерживалась. После кухни, воспользовавшись туалетом и ванной, дама вернулась в дальнюю комнату.
  
  Светка первым делом побежала на кухню, греть мясо. Там она проторчала довольно долго, впрочем отлучалась в туалет и в ванную. Разогрев мясо, Светочка отнесла его в гостиную и просидела там до самого кино.
  
  Маринка, судя по всему, носилась как угорелая. Эта везде побывала дважды - и в гостиной, и в кухне, и в дальней комнате, и, разумеется, в туалете с ванной.
  
  С моей точки зрения, все эти реконструкции не стоили выеденного яйца. К примеру, Маринка заявила, что после пения сначала пошла на кухню, потом в гостиную, потом в дальнюю комнату. И действительно, в кухне ее видела Ленка, а в гостиной - Вася. Но кто может поручиться, что между кухней и гостиной дамочка не заскочила на лестницу и не воткнула в Мишку нож? За пару минут вполне могла управиться, никто бы и не заметил ее отсутствия.
  
  Или, скажем, Решетов. По его словам, минут двадцать он пробыл в гостиной - пил и ел. Потом пошел на кухню, потрепался с Ленкой. После этого около десяти минут провел в туалете и в ванной. Оттуда отправился в дальнюю комнату смотреть фотографии.
  
  Что ж, в гостиной, в кухне и в дальней комнате его, действительно, видели, а вот насчет туалета могут возникнуть очень серьезные сомнения. Может, не в туалет он с кухни пошел, а прямиком двинулся на дело - убивать опасного свидетеля? За пару минут дело сделал, заскочил в ванную, руки сполоснул и чистенький потопал смотреть фотографии.
  
  Да любой человек, проходя из кухни в гостиную, мог тихонько приоткрыть входную дверь и незаметно выскочить на лестницу. Благо ни из гостиной, ни из кухни входная дверь не просматривается.
  
  С ножом тоже был полный провал. Ленка значительную часть "криминального" периода проторчала на кухне. Она видела, как пришла Светка, потом Маринка, потом Роза, потом Решетов. Однако кто и когда умыкнул с кухни нож, супруга не заметила.
  
  Уж и не знаю, что моему майору удалось извлечь из этих бесконечных разговоров, а только кончил он тем, что, взяв с каждого подписку о невыезде, отпустил на все четыре стороны.
  
  
  Глава 15
  
  Во вторник я решил устроить себе выходной. Сразу после завтрака, обложившись кучей книг, я завалился на диван. Дел у меня особых не имелось, думать не было ни малейшего желания, и я решил просто побалдеть и расслабиться.
  
  Около шести, сам не знаю почему, я вдруг вспомнил Кольку Нестерова. Если не ошибаюсь, парень обещал позвонить мне "на этих днях". Кажется, Коля хотел сообщить мне нечто важное. Может, не ждать милостей от... кого бы то ни было и действовать самому?
  
  Я отложил в сторону книжку и потянулся к телефонной трубке. Однако не успел я к ней прикоснуться, как аппарат мерзко заверещал. От неожиданности я вздрогнул. С некоторой опаской я поднял трубку:
  - Алло.
  
  До моего слуха донеслись какие-то невнятные хрипы и бульканье.
  
  - Что еще за шуточки? - вскипел я. - Говорите почеловечески. Иначе брошу трубку.
  
  Как будто испугавшись моих угроз, мой невидимый собеседник вдруг перешел на более понятный язык:
  - По-ми-ра-ю, - медленно и раздельно, словно первоклассник по букварю, выговорил он.
  
  - Кто это? - резко спросил я.
  
  - Ко-ля Не...- неожиданно голос оборвался, на другом конце провода послышался грохот, и через мгновенье все стихло.
  
  Я сгреб со стола ключи от машины и как был - в шортах и домашних тапочках - в мгновенье ока выбежал на улицу.
  
  По случаю вечера буднего дня машин на дорогах было до черта. Я давил на клаксон, ругался с водителями, подрезал всех и каждого, пускался на обгон по газону и по встречке... Вдогонку мне неслась отвратительная нецензурщина, водители крутили пальцем у виска, другие делали неприличные жесты, но мне было наплевать.
  
  Я мчался вперед, не обращая ни малейшего внимания на светофоры. Двух пешеходов чуть не задавил, трижды сам был на волосок от столкновения. Увидев, как мой отчаянный жигуль идет в лобовую по встречной полосе, молоденький гаишник в изумлении отвесил челюсть и выронил жезл.
  
  В общем, до Колькиного дома я домчал за пятнадцать минут. Дверь Нестеровской квартиры оказалась незапертой. Колька лежал на полу в гостиной, прижимая к груди пропитанное кровью полотенце. Рядом валялись окровавленный нож и мелко тренькающая телефонная трубка.
  
  - Господи! - в ужасе вскричал я, склоняясь к Колькиному лицу.
  
  Парень на мгновенье открыл глаза и еле слышно прошептал:
  - Танька...
  
  Он протянул ко мне правую руку, в ней была зажата какая-то бумажка.
  
  - Здесь... здесь... - невнятно забормотал он и впал в забытье.
  
  Я взял бумажку и рассеянно сунул ее в карман. Потом я набрал 03 и вызвал скорую.
  
  Колька снова открыл глаза и попытался что-то сказать. Внезапно у него в горле что-то забулькало, изо рта пошла кровавая пена. Дернув несколько раз ногами, он испустил вздох, вытянул конечности и застыл.
  
  Я закрыл покойнику глаза и принялся названивать майору Скоротову. К счастью, тот еще был на работе.
  
  Через двадцать минут в сопровождении экспертов появился Андрей, почти следом за ним в квартиру ввалились двое дюжих парней в белых халатах, с носилками в руках.
  
  Один, рыжий очкастый детина, едва взглянув на распростертого на полу Кольку, недовольно проворчал:
  - Зря вызывали, нам здесь делать нечего.
  
  - Верно, Вова, - согласно закивал другой, щупая Колькину руку, - стопудовый мертвяк.
  
  Они тут же развернулись и, глухо ворча, потопали прочь.
  
  - Пошли-ка в комнату, - предложил Андрей и потянул меня за рукав. - Ребята им пока займутся.
  
  Мы прошли в гостиную и уселись в кресла.
  
  - Ну-с, - весело сказал Андрей, закуривая "Честерфилд", - рассказывай. - С любопытством оглядев мою голую грудь и домашние тапочки, он ехидно прибавил: - Ты здесь что, ночевал?
  
  - Не говори ерунды, - досадливо поморщился я. - Когда тебе звонят и говорят "помираю", ты что, побежишь фрак надевать и галстук привязывать? В чем был, в том и выскочил на улицу, натурально.
  
  - Не замерз? - засмеялся майор. - Как-никак на дворе двенадцать градусов, не лето все-таки.
  
  - Ты знаешь, не замерз, - сам себе удивляясь, ответил я.
  
  - Ладно, - вдруг посуровел Скоротов, - к делу. Кто он?
  
  - Это Коля Нестеров, муж той самой девушки, которую отравили в походе. Я рассказывал тебе о ней неоднократно.
  
  - Ну да, ну да, - покивал Андрей и прибавил: - По данному факту дело не возбуждалось, я узнавал. - Он раздавил в пепельнице окурок и задумчиво протянул: - Думаешь, эти два убийства связаны?
  
  - Понятия не имею, - пожал я плечами. - Колька перед смертью упомянул какую-то Таньку.
  
  - Что он сказал конкретно?
  
  - Сказал "Танька". И все, больше ничего не успел сказать. В связи с чем он ее помянул, я понятия не имею.
  
  - Надо полагать, эта Танька имеет какое-то отношение к его смерти. Возможно даже, что именно она его и убила. Кто эта Танька, не знаешь?
  
  - Пес ее знает. Возможно, первая жена. - Я немного помолчал, потом прибавил: - Не знаю, про какую Таньку говорил покойник, но Лизу убить данная Танька никак не могла, потому что в походе ни одной Таньки не было.
  
  - Так-так, - протянул майор. - Что-нибудь еще он говорил?
  
  - Нет.
  
  - Как ты вошел в квартиру? Он тебе открыл?
  
  - Нет, я вошел сам. Дверь не была заперта.
  
  - Что-нибудь еще сказать можешь? - безнадежно поинтересовался майор. - В котором часу он тебе позвонил?
  
  - Ровно в шесть.
  
  - И что сказал?
  
  - Сначала в трубке что-то хрипело и булькало, потом он выдавил по слогам, как школьник: "Помираю".
  
  - Дальше.
  
  - Дальше я спросил, кто говорит. Он сказал "Коля Не..." и на этом, кажется, грохнулся на пол. Натурально, я тут же помчался сюда. Когда я приехал, он еще был жив, но, едва успев сказать "Танька", отдал Богу душу.
  
  - Да, информации негусто, - подытожил Андрей. - Что ж, будем разрабатывать соседей, может, кто-то видел, как убийца входил в подъезд. - Он минуту подумал, потом спросил: - Ты говоришь, это его бывшая жена?
  
  - Танька-то? Да, бывшая жена.
  
  - Адресок, случайно, не знаешь?
  
  - Без понятия.
  
  - Ладно, беги. Будем работать, - сказал майор. - Если что-нибудь интересное откопаю, обязательно сообщу.
  
  Мы обменялись рукопожатием, и я вышел.
  
  - Алло, Иван, - вдогонку мне крикнул Скоротов, - завтра ко мне заскочи, показания оформим.
  
  - Лады! - проорал я в ответ и выскочил из подъезда.
  
  Вырулив на Волоколамку, я вжал газ до упора, и тут меня вдруг пронзила мысль, от которой мне стало дурно. Сенька-то ведь сегодня мой, как же я забыл? У Ленки вторая смена, и я должен был забрать сына из сада еще в шесть часов вечера. Я посмотрел на часы и похолодел: четверть восьмого. Затем я глянул на свой прикид, основным компонентом которого был волосяной покров, густо покрывавший мои ноги, руки и грудь, - и руль выскользнул у меня из рук. Тачка залихватски вильнула и прижалась боком к красной тойоте. Сидевшая за рулем довольно потасканная блондинка нервно вывернула баранку и смачно матернулась в мой адрес. Я послал красавице воздушный поцелуй и быстро выровнял машину.
  
  Через десять минут я был в саду. Я с разбега ворвался в группу и затормозил посреди просторного зала, заставленного стеллажами с игрушками, аквариумами, птичьими клетками и здоровенными кадками с экзотической флорой.
  
  Сенька сидел в углу и увлеченно собирал что-то из конструктора. Завидев меня, он бодро крикнул:
  - Подожди, сейчас трактор доделаю!
  
  Алевтина Николаевна, молодая симпатичная брюнетка, при виде моего почти первозданного наряда гневно сверкнула глазами и вскочила со стула. Она открыла было рот, чтобы отчитать меня за недостойное поведение, но тут я выгнул грудь колесом, повел плечами и напряг бицепсы.
  
  Очаровательный ротик немедленно захлопнулся, гнев сменился неподдельным восхищением, дама одарила меня чарующей улыбкой и проворковала:
  - За Сенечкой пришли? Вот и хорошо! А то мальчик совсем извелся.
  
  Девушка приосанилась и лебедем подплыла к Семену. Нагнувшись к Сенькиному уху, она минут пять, в разных ракурсах, демонстрировала мне свои стройные ножки и прелестнейший в мире задик.
  
  Вернувшись наконец в ходячее положение, воспитательница взяла парня за руку и подвела ко мне. Она посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочел: "Ну как? Впечатляет?" Изобразив на лице полный восторг, я взял сына за руку, и мы побежали к машине.
  
  Выруливая со стоянки на почти безлюдную в этот час улочку, я припомнил наш давешний разговор с Мишкой. Помнится, я тогда сказал, что если истребить на земле всех шлюх, то от прекрасной половины человечества останется одна пятая. Похоже, я ошибся в расчетах - в знаменателе там будет как минимум двузначное число.
  
  
  Глава 16
  
  Следующий день я провел на работе. Время от времени все-таки приходится туда ходить, как это ни печально. Например, когда надо охмурять заказчика, доказывая неоценимые преимущества наших информационных систем перед всеми прочими, конкурирующими, продуктами. Во всем огромном институте не найдется человека, который справился бы с этой задачей лучше меня. Так что всю среду я выворачивался наизнанку и разливался соловьем перед какими-то дядьками в строгих черных костюмах, с солидными животиками и холодными, недоверчивыми глазами.
  
  Охмурил всех. Даже толстый сноб из ВНИИПАСа, который, по его словам, заглянул к нам из чистого любопытства, унес в кармане пухлый договорчик на десять тысяч баксов.
  
  Ну так вот, в четверг я был свободен и ближе к вечеру махнул к Решетову.
  
  Вася со Светой пребывали в самом мрачном расположении духа. Не успел я войти в квартиру, как Решетов угрюмо процедил:
   - Кольку убили.
  
  - Знаю, - кивнул я. - Я как раз хотел тебя кое о чем спросить.
  
  Мы прошли в гостиную и уселись в кресла. В комнату с подносом в руках вплыла Светка. Поставив на столик чашки с чаем и вазочку с печеньем, она включила телевизор и плюхнулась на диван.
  
  - Ну? - вяло поинтересовался Решетов, запихивая в рот печенье.
  
  - Перед смертью Колька упомянул какую-то Таньку, - сказал я, прихлебывая обжигающий напиток.
  
  - Ты откуда знаешь? - всполошился Вася.
  
  - Да он умер у меня на глазах.
  
  И я поведал изумленному капитану печальную историю Колькиной смерти.
  
  - Танька? - пожал плечами Решетов. - Скорее всего, Колькина первая жена. Кажется, других знакомых Татьян у него не было.
  
  - Адрес дашь?
  
  - Сейчас.
  
  Покопавшись минуту в записной книжке, Вася нацарапал на бумажном квадратике адрес и отдал мне.
  
  - Бийская улица. Это Бабушкин, - пояснил он. - Кстати, ты альбом забыл, - вяло прибавил он и подал мне пузатый альбомчик с цветастыми корочками.
  
  - Это не мой, это Мишкин.
  
  Я взял альбом и перелистнул несколько страниц. Взгляд зацепился за пустой карман. Странно! Когда я смотрел этот альбом на гусятнике, все до единого кармашки были заполнены снимками. Голову даю на отсечение - на каждой странице было ровно четыре фотографии. Здесь же одной фотографии не хватало. Водопад, баня, сосновый бережок - четвертой фотографии не было!
  
  - Послушай, - поинтересовался я у Решетова, - ты отсюда фотку вытащил?
  
  - Не-а, - отмахнулся Вася, - я не брал. Свет, - обратился он к жене, - ты из Мишкиного альбома фото не вытаскивала?
  
  - Нет, - буркнула Светка, не отрывая взгляда от телевизора.
  
  - Мишкины негативы где? - быстро спросил я.
  
  - Понятия не имею, - раздраженно отозвался Решетов. - Во всяком случае, здесь их нет.
  
  - Кто их взял, не знаешь?
  
  - Без понятия, - поморщился капитан. - Зачем тебе?
  
  - Надо, - отрубил я. - Дай-ка мне телефоны Кривиных и Розы, - попросил я.
  
  - Зачем? - спросил Решетов, поглядывая на меня с настороженным интересом.
  
  - Надо.
  
  - Надо так надо, - пожав плечами, Решетов выписал на листок два номера, и я тут же прозвонился по обоим.
  
  Ни Кривины, ни Роза Мишкиных негативов не брали. Так они, во всяком случае, утверждали.
  
  Я распрощался с хозяевами и поехал на Тверскую, к Ирочке Крамольниковой.
  
  - Куда ты пропал? - обиженно спросила Ирка, жадно заглядывая мне в глаза. - Не звонишь, не появляешься. Я аж вся извелась. Как прошел гусятник?
  
  - Может, сначала хоть чаем напоишь? - укорил я хозяйку.
  
  - Конечно, конечно, - зачастила Ира. - Пошли на кухню.
  
  Торопясь и роняя на пол продукты, Ира принялась накрывать на стол.
  
  - Да не суетись ты, - попытался я угомонить подругу, - пожар, что ли?
  
  - Да нет, Ванечка. Просто не терпится услышать, что было на гусятнике, - виновато оправдывалась Ира.
  
  - Сейчас услышишь. Все приготовила?
  
  - Да, солнышко, - подобострастно пропела Иришка, вытирая руки о цветастое полотенце.
  
  - Тогда садись и хватайся за стул.
  
  - Да говори же, не томи душу!
  
  - Еще два трупа, - небрежно обронил я, набивая рот ветчиной.
  
  - Да что ты! - ахнула Ирка. - И кто же?
  
  - Мишка и Колька.
  
  И я выдал подруге подробнейший отчет о событиях последних пяти дней.
  
  - Значит, Мишку убили из-за фотографии? - спросила Ира.
  
  - Да. По-видимому, в Мишкином альбоме была фотография, которая убийцу каким-то образом уличала. Он решил, что Мишка все знает, и поспешил избавиться от опасного свидетеля. Естественно, и фото, и негативы убийца забрал и уничтожил.
  
  - Думаешь, Мишка знал, кто убийца? - спросила Ира.
  
  - Скорей всего, нет, - ответил я. - Но, кажется, убийца считал, что фотография достаточно красноречиво об этом свидетельствует. Эх, кабы хоть одним глазком взглянуть на эту фотку!
  
  - Да ты ведь альбом-то смотрел, - сказала Ира. - Или нет?
  
  - Смотрел, - со вздохом признался я. - Но какая там была фотка, убей меня Бог, не помню. Помню только, что у Мишки в альбоме совсем не было людей.
  
  - То есть как?
  
  - Да так, одни пейзажи и натюрморты: лес, речка, пороги, рыба, ягоды, грибы... Палатки есть, катамараны тоже, а вот людей почему-то совсем почти нет.
  
  - Постой, постой, - засомневалась Ира, - если у него на снимках одна природа, какой же тогда там мог быть компромат?
  
  - Понятия не имею, - я пожал плечами и удрученно заметил: - Значит, что-то было, раз убийца украл и фото, и негативы. К сожалению, - горько посетовал я, - гусятник не прояснил дело, а только запутал. И улика исчезла, и спектакль с эксгумацией не удался. В общем, полный облом.
  
  - Ну ничего, - сочувственно отозвалась Ира. - Зато круг подозреваемых существенно сузился.
  
  - Да, - эхом отозвался я, - Мишку убили, у Кости алиби. Остаются трое - Решетов, Светка и Маринка. Как думаешь, кто убийца?
  
  - Мне кажется, Светка. Самый убедительный мотив - у нее.
  
  - Да, пожалуй, - согласился я. - Все-таки Решетов и Маринка знали Мишку целых десять лет. Представить себе не могу, как можно убить старого, доброго друга?
  
  - Ну это как раз ерунда, - усмехнувшись, возразила Ира. - Когда речь идет о жизни и смерти, дружба, родство, привязанности, любовь - все это отступает на второй план.
  
  - Ну, не знаю, - с сомнением протянул я. - Знаешь, в походе Решетова заставили резать Мишке руку...
  
  - Да? Ну и что?
  
  - Понимаешь, он не смог этого сделать, пока не выхлебал полфляги спирта.
  
  - Хочешь сказать, что на гусятнике он не пил?
  
  - Пил.
  
  - В чем же вопрос?
  
  - Да нет, ни в чем, - я небрежно махнул рукой и сказал: - Ну хорошо, круг подозреваемых сузился, но дальше-то что? Ни на Светку, ни на Решетова, ни на Маринку мы не имеем ровным счетом ничего. Ниточки все оборвались, и что теперь делать, просто ума не приложу.
  
  - Как это что? - возмутилась Ира. - А Танька?
  
  - Нет, Таньку я, конечно же, буду разрабатывать, - поспешно согласился я. - Только не думаю, что это поможет мне выйти на Лизиного убийцу.
  
  - А вот мне почему-то кажется, - задумчиво проговорила Ира, - что эти три убийства каким-то таинственным образом связаны между собой.
  
  - Ну, не знаю, - уныло отозвался я. - вскрытие покажет. Ладно, я пошел.
  
  Я поднялся и двинулся в прихожую.
  
  - Будь осторожен, - предостерегла меня Ира, мелким шагом поспешая за мной.
  
  - А что такое?
  
  - Ничего. Просто убийца теперь знает, что ты в игре.
  
  - Не понял, - я остановился и с удивлением воззрился на подругу.
  
  - Убийца знает, что ты охотишься за Мишкиными негативами, - разъяснила Ира. - Ты ведь всех про эти негативы расспрашивал?
  
  - Разумеется.
  
  - Ну вот. Так что будь начеку.
  
  - Да ладно тебе драматизировать, - досадливо отмахнулся я.
  
  Я чмокнул хозяйку в прелестную розовую щечку и вышел.
  
   ***
  
  К ужину я несколько опоздал. Давали рис, тушеный с овощами и свининой.
  
  Еда была еле теплая, зато в больших количествах, а это последнее извиняет любые ее недостатки.
  
  Пользуясь отсутствием сына, Ленка делилась впечатлениями от трудового дня.
  
  - Такую пациентку Бог послал, - захлебываясь смехом, тараторила она, - ну просто умора.
  
  - Да ну? - притворно удивился я.
  
  - Угу, - подтвердила супружница. - Заходит, значит, в кабинет. "Доктор, определите мне, пожалуйста, размер". - "Размер чего?" - спрашиваю. - "Ну как же, - говорит, - этого самого". - "Боже, зачем?" - "Как это зачем? - возмущается тетка. - Мужа буду искать, подходящего по размеру".
  
  Что за чушь! Усаживаю пациентку на стул, прошу рассказать толком, какие ей нужны размеры и зачем. Оказывается, на Западе уже давно додумались: измеряют органы по шкале S - M - L, то есть маленький - средний - большой. Это чтобы не ошибиться в выборе партнера. Это ей, между прочим, все муж наболтал, когда разводился. "Мы, говорит, с тобой не подходим друг другу по размеру. Я, говорит, - L, а ты - S. Мы, говорит, с тобой несовместимы". Словом, заморочил дамочке голову и развелся.
  
  Ну, тетка моя стала себе другого мужа искать. Нашла одного S, попробовала - чего-то не то. Даже, говорит, не знаю, что и думать: то ли, говорит, я не S, то ли он вообще какой-то нулевой. Вот и притащилась к гинекологу - "уточнить свой размер".
  
  - Господи, - вздохнул я, - неужто есть еще на свете такие непроходимые придурки?
  
  - Да сколько угодно.
  
  - И что ты с ней сделала? Просветила?
  
  - Таких просвещать - себе дороже. Проще дать им то, чего они хотят.
  
  - И что ты ей дала?
  
  - М - золотая середина.
  
  - Смотри, - засмеялся я, - опять у нее что-нибудь не заладится - в суд ведь потащит, пришьет врачебную ошибку.
  
  - И отлично. Надеюсь, народные заседатели растолкуют ей, какие у нее размеры... извилин.
  
  
  Глава 17
  
  Бийскую улицу я нашел легко. Вообще в этом районе почему-то превалируют сибирские мотивы: Ленская, Печорская, Чукотская, Минусинская, Норильская, Таймырская, Таежная, Шушенская, Магаданская... Интересно, а в Магадане есть улица Московская?
  
  В Танькиной квартире на звонок никто не отозвался. Подождав для очистки совести минут десять, я принялся трезвонить в соседнюю, десятую квартиру. Дверь отворилась, и в щель просунулась всклокоченная рыжая голова с толстым мясистым носом и хитрыми лисьими глазками.
  
  - Чего надо? - пробасил мужик.
  
  - Вот, - я виновато развел руками, - с Таней Нестеровой хотел поговорить. Не знаете, где она?
  
  - А, Танька-то, - хозяин вышел на лестницу и вытер руки о засаленную клетчатую юбку.
  
  Я малость прибалдел. Мужик - и в юбке? Из Шотландии, что ль? Впрочем, какая, к черту, Шотландия. Эвон сиськи какие болтаются. Как две увесистые свеклы. Нынче их сам черт не разберет, где мужик, а где баба.
  
  Существо неясного пола между тем продолжало:
  - Таньку я с марта месяца здесь не видела. Ни единого раза не появилась. Просто как в воду канула. Не знаю, может, в другой город уехала.
  
  "Видимо, все-таки баба, - подумал я. - Раз в женском роде о себе говорит".
  
  "Дамочка" пожевала толстыми губами, вздохнула и продолжала: - Тяжело ей, конечно, было здесь жить, после того что случилось с девчонками.
  
  - А что случилось с девчонками? - навострил я ушки.
  
  - Да Вы разве не знаете? - удивилась "баба". - Обе умерли. Юлечка и Ирочка, двойняшки были, по три годика только исполнилось.
  
  - Ах, ах, ах, - горько посетовал я, - и что же случилось с девочками?
  
  - Газом отравились, - пояснила "баба". - Да только Танька сама виновата. Напилась в дым и заснула. А газ, конечно, не перекрыла. Ну, девчонки любопытные, крантики пооткрывали да и надышались насмерть. Я, как газ учуяла, сразу и в милицию, и в Мосгаз, и в скорую позвонила. Но только, когда дверь высадили, девчонки уже мертвые были.
  
  - А как же Танька жива осталась? - поинтересовался я.
  
  - Две закрытых двери, - охотно пояснила "соседка". - И в комнату дверь была закрыта, и в кухню тоже.
  
  - И часто она так напивалась?
  
  - Танька-то? - переспросила "баба". - Нет, Танька водяру на дух не переносила.
  
  - Чего же тогда напилась?
  
  - Чего напилась-то? - снова переспросила "баба". - Да чего-то с мужем они поссорились. Так орали - стены тряслись. Потом слышу: дверь хлопнула, ушел, значит, Колька-то. Вот после этого все и произошло.
  
  Я тяжело вздохнул: право же, какие на свете творятся ужасы! "Баба" между тем бубнила как заведенная:
  - Помню, Таньку в больницу свезли, а этих-то сразу в морг. Через три дня хоронили. Уж как Танюшка, бедная, убивалась! Чуть гроб не изгрызла! Гроб-то один был, общий, - пояснила "женщина". - А у Танькиной матери прямо у гроба инфаркт случился, скорую пришлось вызывать.
  
  - Значит, родители ее живы? - задумчиво спросил я.
  
  - Сейчас не знаю, - отвечала "баба". - А тогда были живы - и отец, и мать.
  
  - А где они живут, не знаете? - с надеждой спросил я.
  
  - Нет, - покачала головой "баба", - где живут, не знаю.
  
  - А когда случилось это несчастье?
  
  - В феврале, - с тяжким вздохом сообщила "соседка". - Только не в этом, а в прошлом, скоро два года будет.
  
  - А после похорон Танька тут жила?
  
  - Да я же говорю: год целый прожила. А в марте исчезла - как в воду канула.
  
  - Одна жила или замуж вышла?
  
  - Нет, - мотнула головой "женщина", - ни единого разу мужика тут не видела. - А Вы ей кто будете? - неожиданно проявила бдительность "соседка". - Ходите, все выспрашиваете.
  
  - А... - я на секунду замялся и тут же выпалил: - Да я с ее старой работы. Премию ей выписали за прошлый год, - вдохновенно врал я, - две тысячи рублей. Уж мы домой звонили, звонили - никто не отвечает. Вот и пришлось идти разбираться на месте. Вы уж извините, - виновато закончил я. - Надо же человеку деньги получить.
  
  "Соседка" согласно кивнула, я поблагодарил за информацию и сбежал по лестнице вниз.
  
  В машине я достал мобильник и набрал номер Решетова.
  
  - Алло, это Иван. Ты, случаем, не знаешь, где Танька Нестерова работает?
  
  - Вычислительный центр, Брусилова, сорок.
  
  - Спасибо. Привет!
  
   ***
  
  На Брусилова, 40 вход был строго по пропускам.
  
  - Мне в отдел кадров, - вежливо поведал я охраннику, затянутому в темно-синюю форму.
  
  - Документ, - холодно потребовал бдительный страж.
  
  Я вытащил из кармана лицензию. Ознакомившись с ксивой, дядька тут же вытянулся во фронт и отчеканил:
  
  - Второй этаж, десятая комната.
  
  В отделе кадров царствовали женщины. Изобразив на лице широчайшую улыбку, я обратился к густо намазанной шатенке с пухлым личиком, сильно смахивающим на обезьянью мордочку:
  - У вас работает некая Татьяна Нестерова. Где я могу ее видеть?
  
  - Танюшка? - переспросила дамочка. Ее лицо опечалилось, отчего еще больше стало походить на обезьянью мордочку. - Таня умерла, - с грустью поведала она.
  
  - Как? - озадаченно спросил я.
  
  - Так. Попала под поезд.
  
  - Но как же... - я не верил своим ушам. - Когда это случилось? - выдавил я.
  
  - Чуть более полугода назад. 13 марта, если быть точным. Такое несчастье!
  
  - Танины анкеты у вас сохранились?
  
  - Конечно. Что вас интересует?
  
  - Координаты родителей.
  
  - Сейчас.
  
  Девица открыла несгораемый шкаф и, минуту порывшись в его недрах, вытащила на свет Божий дешевый скоросшиватель.
  
  - Вот, - она протянула мне исписанный мелким почерком разворот.
  
  В графе "Родители" я прочел: "Пырьев Александр Петрович, 1933 года рождения, г. Москва, ул. Светлая, д. 5, кв. 117".
  
  Рядом были указаны сведения о матери: "Пырьева Мария Леонидовна, 1945 года рождения, г. Москва, ул. Светлая, д. 5, кв. 117".
  
  Я вернул девушке анкету и в полной растерянности спустился вниз. Я забрался в машину и задумался. Опять конец оборвался, стоило только за него потянуть. Танька Нестерова мертва, стало быть, к Колькиной смерти она не имеет никакого отношения. О какой же тогда Таньке говорил умирающий Нестеров?
  
  Я набрал номер Кривина.
  
  - Алло, это Иван.
  
  - Ага.
  
  - Послушай, припомни, пожалуйста: у Кольки были знакомые Татьяны кроме Тани Нестеровой? Может, на работе или родня какая?
  
  Кривин минуту молчал, потом решительно заявил:
  - Нет. Во всяком случае, ни о каких других Татьянах я от него никогда не слышал. А что?
  
  - Да нет, ничего.
  
  Я отключился и завел мотор. Что ж, придется ехать к господам Пырьевым. Раз нет другой Татьяны, попробуем покопать вокруг этой. Все равно других ниточек у меня нету. К тому же история этой поголовно вымершей семьи ужасно меня заинтриговала.
  
  Улица Светлая находилась на другом конце Москвы. Сдуру я поехал через центр и, как всегда, попал в огромнейшую пробку. Два с половиной часа добирался! Нет, продам тачку к чертовой матери и буду ездить на метро, вместе со всем народом. Сколько на этой машине времени впустую тратится, не говоря уже о нервах!
  
  В общем, к дому номер пять по улице Светлая я подъехал лишь в пять часов вечера. Как водится, на звонок никто не откликнулся. Недолго думая я позвонил в соседнюю квартиру.
  
  На лестницу выпорхнула барышня лет шестнадцати, вся из себя такая воздушная и светло-радостная.
  
  - Вы к кому? - ласково пропела она.
  
  - Я ищу Пырьевых, - в тон ей ответил я. - Не знаете, они вообще тут живут?
  
  - Живут, - заверила меня девушка. - Только Алена раньше семи никогда домой не приходит.
  
  Я вздохнул. Вот невезуха! Придется тащиться сюда еще раз. Сегодня в шесть мы всей семьей уезжаем на уикенд, и ждать до семи я никак не могу.
  
  
  Глава 18
  
  Домой я добрался только в восьмом часу. Супруга рвала и метала.
  
  - Где ты шляешься? - вопила она, воинственно размахивая руками. - Ведь договорились, что в шесть выезжаем. Битый час с Сенькой на чемоданах сидим.
  
  - А я что, виноват, что ли? - ощетинился я. - Застрял в пробке.
  
  - Скажи лучше: застрял пробкой, - сардонически усмехаясь, заявила женушка, - Вот только хотелось бы знать, в какое такое "горлышко" ты ввинтил свою "пробку" на целых два часа?
  
  Я только вздохнул и, не говоря ни слова, схватил дорожные сумки и потащил к машине.
  
  Через двадцать минут мы уже мчались по Ленинградке по направлению к дому отдыха с совершенно очаровательным названием "Райский уголок".
  
  Данное учреждение в полной мере оправдывает свое наименование, и мы с большим удовольствием проводим там уикенды, разумеется когда представляется такая возможность.
  
  Сей восхитительный "Эдем в Подмосковье" устроила себе организация, в прошлом именовавшаяся наводящей ужас аббревиатурой из трех букв. Мы, впрочем, не имеем к этому ведомству абсолютно никакого отношения. Но у Ленки лечится одна дама, которая фактически руководит всем этим райским гнездышком. Однажды Ленка вылечила ее от какой-то болячки, перед которой оказались бессильны два заслуженных профессора и три кандидата наук, и теперь время от времени мы отдыхаем в патентованном подмосковном "раю". Со скидкой в восемьдесят шесть процентов.
  
  Вся прелесть этого заведения заключается в том, что туда можно приехать не только с детьми, но также и с домашними животными. Вас поселят в отдельном домике с кухней, холодильником, телевизором и всеми удобствами. Впрочем, при желании вы можете питаться и в ресторане, правда без кошек и собак.
  
  Жилище нам досталось прекрасное: большая гостиная с мягкой мебелью, коврами и телевизором, две уютные спаленки, кухня, туалет, ванная. Вокруг - почти первозданный лес. Тишина, чистейший воздух, под ногами - мягчайший лиственничный ковер. Ближайшие соседи - в пятидесяти метрах.
  
  В общем, два дня и две ночи мы отрывались по полной программе: бродили по лесу, купались в бассейне, парились в настоящей финской сауне, играли в теннис и бадминтон, танцевали на дискотеке... Но максимум удовольствия получили, конечно же, Сенька и Дэнди. Первый все дни напролет торчал в зале бесплатных игровых автоматов, второй с утра до ночи носился по лесу, гоняя белок и раскапывая мышиные норки. Домой прибегал в двенадцать ночи - голодный, замотанный, но абсолютно счастливый.
  
  Ко всему прочему погода стояла великолепная, почти летняя, и днем народ раздевался до шортиков.
  
  В субботу, когда мы с Ленкой играли в бадминтон, я поскользнулся и шлепнулся задом на землю.
  
  - Эх, пропали шорты! - расстроился я.
  
  - Ладно, пошли постираю, - снизошла супруга. - К утру будут как новые.
  
  Мы вошли в дом, и женушка велела:
  - Освобождай карманы и давай сюда свои портки.
  
  Я засунул руку в карман и вытащил скомканную бумажку. Я машинально швырнул бумажку на пол, Васька тут же подхватил бумажный комок и принялся катать его из угла в угол. Я уселся к телевизору и вставил видеокассету.
  
  На экране, судя по всему, разыгралась трагедия. В темном углу сидел красавец-брюнет и, зажимая кровавой тряпкой рану в груди, издавал совершенно нечеловеческие хрипы и стоны. Умирающий немного смахивал на Кольку Нестерова: мощная грудь, вьющиеся черные волосы, серые глаза... Неожиданно к жертве подбежал человек в белом халате, и раненый стал пихать ему в руку какой-то предмет, невнятно что-то бормоча.
  
  Как ужаленный вскочил я с кресла и бросился искать кота. Вот ведь дурак, бросил Ваське бумажку, которую мне давеча сунул умирающий Колька!
  
  Изрыгая проклятия, я, как полоумный, заметался по дому. Так, одна комната, другая, третья - везде пусто. Я бросился на кухню. Никого.
  
  Я открыл дверь ванной. Супруга с остервенением трясла в тазике колом стоящие шорты.
  
  - Васька не забегал? - задыхаясь, выкрикнул я.
  
  - Только что выпихнула в коридор.
  
  - Ясно.
  
  Я заглянул в туалет, пошарил глазами в унитазе. На мгновенье мне показалось, что из воды на меня глянули два внимательных зеленых глаза. Я отшатнулся и опрометью бросился вон. "ФСБ в своем репертуаре, - на ходу подумал я, - прячут агентов в унитазе!"
  
  Ваську я нашел на улице, в двадцати метрах от крыльца: кот увлеченно катал бумажку по хвойному ковру. Вдруг откуда ни возьмись на лужайку выскочил Дэнди, схватил "шарик" в пасть и с выражением крайнего недоумения на морде попытался разжевать случайно подвернувшийся "подножный корм".
  
  В мгновенье ока я разжал собачьи челюсти, и на моей ладони оказался грязный, слюнявый, отвратительный бумажный комок.
  
  С трудом преодолевая неэстетичные позывы, я разгладил бумажку. Это оказалась квитанция на фотографии. Документ выдала некая фирма "Лебедь". Разумеется, ни адреса, ни телефона фирмы на бумажке означено не было.
  
  Я свернул квитанцию вчетверо и положил в карман. "Да, в понедельник мне мало не покажется, - с горечью подумал я. - Не пришлось бы обегать пол-Москвы в поисках этой загадочной "лебедь-птицы".
  
  Вскоре из ванной вышла Ленка, и мы возобновили прерванную игру.
  
  Больше, пожалуй, ничего интересного в эти выходные не произошло, если не считать того что Дэнди устроил у нас под крыльцом самый настоящий могильник. Он притащил из лесу штук пять дохлых мышей, двух или трех птиц и одну дохлую кошку. Уж не знаю, сам он их убил или нашел уже в "готовом" виде, - а только всю эту мертвую братию он старательно зарыл у нас под крыльцом.
  
  Когда же пришло время уезжать и мы понесли вещи к тачке, предприимчивый пес быстренько разрыл свою захоронку и оттащил все это хозяйство к машине.
  
  - Ты что, приятель, - засмеялся я, открывая дверцу, - опух, что ли, падаль в Москву везти?
  
  Проигнорировав вопрос, кобель осторожно положил под сиденье дохлую кошку. Я озверел. Схватив дохлятину за хвост, я швырнул ее в наглую псиную морду и затопал ногами.
  
  - Немедленно отнеси обратно взад и предай земле! - завопил я.
  
  Как это ни покажется странным, но он понял! Оттащил свои трофеи обратно к дому и зарыл на прежнем месте.
  
  Вскоре, подгоняемые попутным ветерком, мы резво мчались домой.
  
  Дома поджидал сюрприз. Впечатление было такое, что по квартире пронесся ураган: дверцы шкафов распахнуты, ящики выдвинуты, вещи вывалены на пол, книги с полок тоже сброшены на пол, кухня буквально усыпана битым стеклом и осколками сервиза...
  
  Увидев следы погрома, Сенька шумно зарыдал и уткнулся носом в материнский живот. Ленка без сил опустилась на диван и впала в прострацию. Я бросился к телефону и вызвал Андрея.
  
  В ожидании органов правопорядка я прошелся по комнатам и проверил деньги и ценные вещи. На первый взгляд, все было на месте.
  
  Вскоре появился Скоротов - в сопровождении уже знакомых мне мужчин в штатском. Эксперты немедленно принялись за работу, мы же с Андреем прошли в комнату.
  
  С изумлением обозрев "поле брани", майор участливо поинтересовался:
  - Ну-с, что на этот раз?
  
  - Как видишь, - развел я руками.
  
  - Ограбление?
  
  - Скорее, погром.
  
  - Что-нибудь взяли?
  
  - Трудно сказать так сразу, - пожал я плечами. - Но деньги и ценные вещи, определенно, не тронули.
  
  - Как насчет врагов? - спросил Андрей. - И вообще кому это могло быть нужно?
  
  - Не имею ни малейшего понятия, - в полном недоумении развел я руками.
  
  Андрей задумчиво пожевал губами, вздернул брови и спросил:
  - А тебе не кажется, что у тебя что-то искали?
  
  - Похоже на то, - согласно кивнул я. - Только вот что он искал, никак не пойму.
  
  - Может, кто-то просто хочет тебя припугнуть?
  
  - Довольно странный способ запугивания, - иронически сказал я.
  
  - Ну, - философски заметил Андрей, - у каждого своя метода. - Он на минуту задумался, потом сказал: - Похожую картину я видел на днях в квартире Лядова.
  
  - Лядова? - возбужденно вскричал я. - Мишку обокрали? Когда?
  
  - Насчет обокрали не знаю, - сказал Андрей. - Поскольку Лядов жил один и несколькими днями раньше его убили, мы не можем квалифицировать действия преступников как кражу. Единственное, что я могу сказать, - комната выглядела так, как будто там что-то искали.
  
  - Когда это случилось?
  
  - В пятницу.
  
  - Что же ты молчал? - я смотрел на приятеля с неприкрытым осуждением. Тот, спокойно выдержав мой взгляд, усмехнулся.
  
  - Все выходные на работе прокрутился, - рассеянно пояснил он. - Не до того, брат, было. Интересно, как он вошел? - Выглянув в коридор, он негромко крикнул: - Дима, подойди на минуточку!
  
  В комнату просунулась аккуратно подстриженная седая голова.
  
  - Что там с замками? - поинтересовался Скоротов. - Следы есть?
  
  - Ни малейших.
  
  - Как же он вошел?
  
  - Я знаю, как он вошел, - с улыбкой сказал я. - Через окно в кухне.
  
  Я провел Андрея на кухню и показал ему пожарную лестницу, проходящую буквально в полуметре от нашего карниза. Пару месяцев назад, когда я потерял ключи от квартиры, а Ленка была в отъезде, я сам залез по этой самой лестнице и проник в свое жилище через окно, благо оно оказалось незапертым. Нынешнему визитеру повезло куда меньше моего: все шпингалеты были плотно задвинуты, и хулигану пришлось выдавливать стекло.
  
  Растворив окно, точнее то, что от него осталось, Андрюша поглядел вниз и недоверчиво покачал головой:
  - До лестницы-то надо еще добраться. Тут, наверное, метров пять, не меньше.
  
  - Это не проблема, - с видом знатока заявил я. - Цепляешь за перекладину канат и лезешь, упираясь ногами в стену. Делов на копейку!
  
  - Откуда такая уверенность? - подозрительно посмотрел на меня Андрей. - Сам, что ли, лазил?
  
  - Нет, нет, - поспешно отрекся я, - но я слышал, что это очень просто.
  
  Внимательно осмотрев подоконник и карниз, Андрей разочарованно протянул:
  - Хитрющий негодяй, этот твой взломщик! Ни единого следочка не оставил.
  
  - Да, парень не дурак, - согласился я.
  
  - Почему парень? - возразил Андрей. - Может, женщина?
  
  - По-твоему, женщина смогла бы подтянуться по канату?
  
  Андрей усмехнулся.
  
  - Знаешь, Иван, - снисходительно проговорил он, - я тебе по опыту скажу: среди преступниц-женщин частенько попадаются такие, которые любому мужику сто очков вперед дадут. По всем параметрам.
  
  В общем и целом, Скоротов был прав. Даже в моей скудной практике мне попадались такие дамочки - хладнокровные, жестокие, коварные, готовые на все ради достижения своих преступных целей.
  
  - Ладно, - подвел итог Андрюша. - Сейчас ребята снимут отпечатки, а мы пока что давай составим протокол.
  
  Я пододвинул майору стул, он выложил на стол несколько листков и принялся строчить, время от времени задавая мне вопросы.
  
  После того как с писаниной было покончено, я спросил:
  - Как у тебя дела с Колькой Нестеровым?
  
  - Пока никак, - со вздохом отозвался майор. - Татьяна, бывшая жена, умерла еще в марте, попала под поезд. Есть описание предполагаемого убийцы: женщина, лет тридцати - тридцати пяти, ярко-рыжая, темные очки в поллица, рост средний, фигура стройная.
  
  - С чего ты взял, что она убийца?
  
  - Вошла в подъезд без четверти шесть, вышла в шесть ровно. Опросили всех соседей - получается, что заходила она именно в Колькину квартиру.
  
  - И что - нашли кого-нибудь?
  
  - Пока нет.
  
  - Других Татьян искать не пробовал?
  
  - Есть одна дальняя родственница, живет на Камчатке, в Москве не была два года. Еще зам. директора института, где Николай работал. В шесть часов вечера в тот роковой вторник проводила совещание у себя в кабинете. С Николаем внеслужебных отношений никогда не имела.
  
  - Нет, это все не то, - сказал я.
  
  Подошли эксперты.
  
  - Все, ребята? - спросил Андрей.
  
  - Да, закончили.
  
  - Тогда пошли.
  
  Мы распрощались. Я схватился за веник и начал приводить кухню в порядок.
  
  
  Глава 19
  
  Понедельник выдался не то что тяжелым, а просто-таки гадким. На редкость. До самого обеда я восстанавливал на кухне статус кво: сначала съездил в мастерскую, купил стекло; потом, матерно кроя Лизину убийцу, а заодно и весь криминальный мир, вставлял эту штуковину в осиротевшую раму.
  
  Ловко орудуя почти игрушечным молоточком, я размышлял. Кто же все-таки почтил нас своим вниманием? Обыкновенный уличный хулиган? Грабитель? Но почему тогда взломщик ничего не взял? Сегодня мы с Ленкой еще раз тщательно осмотрели все вещи - все мало-мальски ценные предметы были в целости и сохранности. А может, просто какой-нибудь маньяк устроил погром из любви к искусству? Ну, просто какой-нибудь сумасшедший экстремал-нигилист, которому нравится крушить и топтать все, что попадется под руку. Ну да, лазит по пожарным лестницам, бьет стекла и громит квартиры.
  
  Помуссировав немножко эту идею, я отверг ее как совершенно несостоятельную. Во-первых, никакого погрома, в сущности, не было - а был самый банальный шмон. Во-вторых, на первый этаж залезть было куда проще, но бандиты почему-то выбрали второй. А кроме того, вдоль пожарной лестницы есть еще куча квартир, да и в соседних домах сплошь и рядом висят пожарные лестницы. Однако из целого моря доступных квартир злоумышленники почему-то выбрали именно мою.
  
  Нет, ночной посетитель явно что-то искал, что-то, что было для него ценнее долларов, драгоценностей, золотых часов, компьютера, магнитофона и так далее. Что же такое он искал, и, главное, кто проявляет столь пристальный интерес к моей особе?
  
  Я вдруг вспомнил Иркины слова о том, что мне следует опасаться убийцы. Убийца! Может, это он залез в мою квартиру? Но зачем? Припугнуть? Что-то как-то сомнительно - слишком много сложностей. Куда проще было бы сбить в темноте машиной. Например.
  
  Неожиданно меня осенило: убийца знал, что я интересуюсь Мишкиными негативами. А что если на гусятнике он их не нашел? Ну да, допустим, что их взял кто-то другой. Или допустим, что они потерялись. Какой вывод делает убийца? Негативы у меня! Совершенно верно: он думает, что я эти негативы перехватил, и лезет в мою квартиру! Перерывает все и ничего не находит. Да, да, все так!
  
  Теперь понятно, почему взломщик ничего не взял - ему были нужны негативы. Я схватил телефонную трубку и набрал номер Скоротова.
  
  - Алло.
  
  - Андрюха, это я, - торопливо заговорил я. - У меня есть все основания полагать, что в моей квартире побывал Мишкин убийца.
  
  - На основании чего ты сделал данный вывод? - с сомнением спросил майор.
  
  - Долго объяснять, - отмахнулся я.
  
  - Хорошо. Чего ты хочешь от меня?
  
  - Может, попробовать допросить подозреваемых - проверить алиби?
  
  - Нет, - после минутной паузы сказал майор, - думаю, что этого делать не следует.
  
  - Почему?
  
  - Во-первых, мы не знаем точно, когда это произошло, вы ведь отсутствовали две ночи, верно?
  
  - Да.
  
  - Во-вторых, я абсолютно уверен, что все твои приятели будут в один голос твердить, что тихо и мирно спали в своих постельках. Семейные пары друг друга покроют, а Роза живет одна, там вообще не подкопаешься.
  
  - Розу я исключаю, - сказал я, - у нее нет мотива.
  
  - Ну, я-то как раз никого не исключаю, - сердито проворчал майор и резюмировал: - Так что к алиби сейчас привязываться нет никакого смысла - убийцу спугнешь, а толку не добьешься.
  
  Покончив со стеклом, я на скорую руку пообедал и отправился на поиски фирмы "Лебедь", выдавшей Коле Нестерову квитанцию на кодаковские фотографии.
  
  Лично я проявляю свои фотографии в ближайшей к дому кодаковской будке, и я очень надеялся, что Колька мыслил и поступал аналогично. Трудность заключалась в том, что будки эти в большинстве случаев ютятся под сенью больших магазинов и супермаркетов и об их наличии или отсутствии в том или ином заведении можно только догадываться.
  
  Я подъехал к Колькиному дому, вылез из машины и в задумчивости опустился на лавочку. Следовало разработать план действий. Впрочем, какой тут может быть план? Тупо прочесать все окрестные улицы, заглядывая в каждое мало-мальски приличное заведение. Перспектива, мягко говоря, удручающая. Впрочем, альтернативы не было.
  
  Я со стоном оторвал свой зад от скамейки и сделал шаг в сторону машины. И тут за моей спиной вдруг послышалось препротивное щебетание:
  - А таперича, доча, гляди-кося сюды, у дырочку, щас птичка вылетить!
  
   Я обернулся и увидел бабульку лет, наверное, восьмидесяти пяти. Бабка сидела на лавочке, наставив мыльницу на маленькую девочку, стоявшую возле качелей с грустными глазками и надутыми губками.
  
  - Я тоже хочу фотографировать, - капризничала девочка.
  
  - Нельзя, - строго сказала бабка. - Мамка не велить.
  
  Старушка отщелкала пару кадров и убрала мыльницу в карман плаща. Я подошел и вежливо поздоровался.
  
  - Чудесный у Вас ребенок, - подобострастно заглядывая бабке в глаза, залебезил я. - Я вот свою тоже заснял, а проявить не могу, - вздохнул я и с деланно удрученным видом развел руками.
  
  - А чаво? - спросила бабка.
  
  - Да только-только переехали, - пояснил я, - и где тут проявка, совершенно не в курсе.
  
  - Кондак-то ентот? - оживилась бабка. - Щас я тобе усе расскажу. Самый, значить, ближний будеть у ниверсаме, на Немчинова. Щас, как со двора выйдешь, направо наскосок. - Бабка ткнула пальцем в туманную даль. - Тута тобе и ниверсам будеть.
  
  - А еще есть? - робко спросил я.
  
  - Есь на Волоколамском саше, прям на становке, фирмяной магазин, сам углядишь.
  
  - А еще?
  
  - Есь на той стороне, у бензинки, у промтоварном магазине. А еще возля пошты.
  
  - Больше нет? - замирающим голосом спросил я.
  
  - Да куды тобе столько? - осерчала бабка.
  
  - Да мне вот посоветовали фирму "Лебедь", - закинул я удочку. - Говорят, отличное качество дают.
  
  - "Лебядь" - та возля пошты, - сообщила бабулька. - Так бы сразу и говорил.
  
  Я встал и, объятый невыразимой благодарностью, достал из кармана шоколадку "Марс". Со словами "вот, душечка, это тебе" я протянул лакомство девчонке.
  
  - У чужих конхветы брать нельзя! - строго сказала бабка.
  
  Она выхватила у внучки батончик, споро разорвала обертку и с жадностью накинулась на аппетитное лакомство.
  
  - А-а, - захныкало дитя, - почему мне нельзя, а тебе можно?
  
  - Мене все можно, потому что помирать скоро, - резонно заметила бабка.
  
  - Я тоже хочу помирать, - заплакала девочка, - только дай мне конфетку...
  
  Я не стал дожидаться окончания этой поучительной дискуссии, сел в машину и помчался к почте.
  
  Когда я выложил квитанцию перед приемщицей, девица в ужасе отшатнулась и гневно сверкнула зелеными глазищами.
  
  - Вы что, использовали ее вместо туалетной бумаги? - с нескрываемым отвращением спросила она.
  
  - Что Вы, что Вы, - засуетился я, - это все животные...
  
  - Обгадили?! - на лице приемщицы выразилось омерзение.
  
  - Нет, нет, - испуганно забормотал я, - наоборот, хотели съесть.
  
  Девица выудила с полки пакет и, гадливо поморщившись, протянула его мне. Затем она натянула на руку перчатку, скомкала квитанцию и швырнула в корзину.
  
  - Это просто омерзительно! - ледяным тоном отчеканила она. - Двадцать пятьдесят.
  
  - Я с Вами полностью согласен, - подобострастно пискнул я.
  
  Бросив на стойку тридцатку, я схватил пакет и пулей вылетел на улицу.
  
  В машине судорожно, как наркоман, дорвавшийся до дозы, я просмотрел толстую пачку снимков. К моему величайшему удивлению, ничего криминального на фотографиях не было. Какие-то пейзажи, прохождение порогов, голые мужики выскакивают из бани, народ суетится вокруг стола, кто-то лопает кашу, кто-то пьет чай... И ни малейшего намека на криминал.
  
  Я убрал фотографии в пакет и задумался. С чего я, собственно, взял, что Колькины фотографии дадут мне ключ к разгадке убийства его жены? Ведь, насколько я понял, криминальная фотография была у Мишки. Недаром же убийца его прикончил!
  
  Но зачем тогда Колька так настойчиво совал мне эту квитанцию? Да еще бормотал: "Здесь, здесь..." Нет, определенно, Колька хотел, чтобы я эти фотографии получил и просмотрел.
  
  Ну вот, я их получил. Но убей меня Бог, если я извлек из них хоть что-нибудь для себя полезное.
  
  Я снова достал фотографии из пакета и просмотрел еще раз. Теперь уже внимательно и не спеша. Нет, ничего. Ни единой детали, способной уличить кого бы то ни было. Опять облом.
  
  Я скверно выругался и включил зажигание. "Поеду-ка я к Пырьевым, - решил я. - Может, хоть там меня чем-нибудь порадуют!"
  
  
  Глава 20
  
  На улице Светлая я припарковался в семь двадцать пять. На этот раз в квартире 117 бурлила жизнь: из-за двери доносилось тарахтение стиральной машины, и хорошо поставленный голос известного спортивного комментатора вещал о величайших достижениях российских спортсменов.
  
  Дверь мне открыла молодая женщина с изможденным лицом и глубоко несчастными глазами. "На маму не тянет, - подумал я. - Может, сестра?"
  
  - Кого Вам? - устало поинтересовалась дама.
  
  - Я ищу Пырьевых, - радостно сообщил я, - Марью Леонидовну и Александра Петровича.
  
  - Они умерли, - печально отозвалась девица. - А Вы кто?
  
  - Видите ли, Танин первый муж умер, и я подумал...
  
  - Что? Колька сдох? - перебила меня дама, и на лице ее заиграла злобная, торжествующая, отвратительная улыбка.
  
  Я слегка опешил.
  
  - Да, Николая убили, - пробормотал я.
  
  Дамочка истово перекрестилась и выкрикнула:
  - Есть-таки Бог на свете! - Она радостно потерла ручки и сладострастно пропела: - Так ему, негодяю, и надо! - Без всякого стеснения смакуя радостную новость, женщина спросила: - А как его убили?
  
  - Зарезали, - глухо отозвался я.
  
  - Надо было привязать к конскому хвосту и протащить по Садовому кольцу, - мстительно процедила тетка, - потом выворотить на дыбе руки, после отрезать ноги, потом выколоть глаза, потом отрубить голову... и все это медленно и со вкусом, не спеша... чтобы сутками мучился и истекал кровью...
  
  - Что он Вам сделал? - пробормотал я, уставившись на кровожадную тетку оторопелым взглядом. - За что Вы его так ненавидите?
  
  - Колька-то? - взвилась девица. - Что нам Колька сделал? - переспросила она, наливаясь гневом по самую макушку. - Я Вам расскажу, что он сделал, я Вам все расскажу, - вскрикнула она и, схватив меня за рукав, втащила в квартиру.
  
  Мадам проволокла меня по длинному коридору в кухню и усадила на колченогий облупленный табурет.
  
  - А Вы, собственно, кто такой, - вдруг спросила она, - что Таней интересуетесь?
  
  Я положил перед хозяйкой лицензию. Документ оказал на мою собеседницу весьма странное действие - она испугалась. Дама побледнела, лоб покрылся испариной, глаза беспокойно забегали. Я взирал на нее с некоторым удивлением - вполне понятно, что некоторые люди с опаской смотрят на милицию, но бояться частного детектива? Это уж ни в какие ворота не лезет.
  
  Впрочем, дамочка довольно быстро справилась со своими эмоциями. Она заулыбалась и даже попыталась изобразить гостеприимство.
  
  - Чаю хотите? - ласково предложила она.
  
  - Да, благодарю, - ответил я, решив не обижать хозяйку отказом.
  
  - Вот как раз с обеда заварка осталась.
  
  Женщина взяла с сушилки чистую чашку, налила в нее заварки из цветастого миниатюрного чайничка и поставила передо мной. Засим она зажгла газ под пузатым красным чайником, стоявшим на плите. После чего, усевшись за стол напротив меня, дамочка скрестила на груди руки и принялась изливать душу.
  
  - Зовут меня Алена Пырьева, - начала моя собеседница. - С Таней мы родные сестры, близнецы. В нашем роду близнецы рождаются довольно часто: и у мамы была сестра-близняшка, и мы с Таней близнецы, да и Таня сама двойню родила.
  
  Родители в нас с Таней души не чаяли, кстати, папа был профессором, преподавал математику в МАИ, а мама в свое время была его лучшей студенткой. Сразу после маминого окончания и поженились. Жили счастливо, любили друг друга до последнего вздоха. Нас с Таней просто обожали. Мы, разумеется, платили им той же монетой.
  
  Когда Таня вышла замуж за Кольку, папа сразу купил им квартиру. А когда Таня родила Юлечку с Ирочкой, мы все были так счастливы - просто рыдали от восторга. Таня ведь четыре года не могла забеременеть. И вдруг - родила, да еще двойню! Вы и представить себе не можете, как мы были счастливы.
  
  А потом случилось это ужасное несчастье, и все пошло наперекосяк. Колька ушел от Тани к ее лучшей подруге. Таня с горя напилась и заснула. И то ли от расстройства, то ли спьяну забыла перекрыть газ. Юлечка с Ирочкой открыли крантики, и через полчаса, когда квартиру вскрыла милиция, девочки были мертвы. Таня, слава Богу, выжила, только я не думаю, что она была этому рада.
  
  Алена на минуту замолчала. Потом, стиснув руки и ломая пальцы, она простонала:
  - Из-за этого негодяя погибла вся моя семья! Мама, молодая, здоровая, цветущая женщина, свалилась с инфарктом. В пятьдесят три года! А Таня! Как она переживала! Думаю, что и погибла она неслучайно. Не смогла себе девочек простить, вот и бросилась под поезд.
  
  После Таниной смерти у мамы случился второй инфаркт, а через неделю ее не стало. Папа умер в тот же день, мама - утром, папа - к вечеру. Дня не смог прожить без любимой женщины. Вот такие дела, - горестно закончила Алена. - Всю семью, гаденыш, извел, будь он трижды проклят! Одна я осталась.
  
  Услышав эту грустную историю, я был потрясен до глубины души.
  
  - Как погибла Татьяна? - тихо спросил я.
  
  - На Петровско-Разумовской, в ста пятидесяти метрах от платформы. По шпалам размазало, одни ошметки остались.
  
  - Скорый?
  
  - Скорый.
  
  - Как ее опознали? Тест на ДНК делали? - поинтересовался я.
  
  - Тест не делали. Опознали по сумочке. У нее паспорт с собой был.
  
  - Как она там оказалась?
  
  - Не знаю, - недоуменно пожала плечами Алена. - Вообще-то в тот день она приехала из Питера.
  
  - И зачем потащилась на Петровско-Разумовскую?
  
  - Не знаю. Может, к нам хотела заскочить? Мы ведь тут рядом живем.
  
  - Дайте мне Танину фотографию, - попросил я.
  
  - Сейчас.
  
  Алена поднялась и ушла вглубь коридора. Через минуту она вернулась с полиэтиленовой сумкой в руках.
  
  - Вот, возьмите, - сказала она, протягивая мне пакет, набитый фотографиями и какими-то бумагами. - После смерти родителей собрала все ненужные фотографии и прочий хлам. Хотела выбросить, но чего-то рука не поднимается. Так полгода и простоял в углу за шкафом. Даже не знаю, что с ним делать. Возьмите, - повторила она, - может, хоть Вам пригодится.
  
  Я вытащил из пакета первый попавшийся снимок. С фотографии на меня смотрела цветущая брюнетка, среднего роста, полная, но весьма симпатичная. Длинные прямые волосы, слегка подкрашенные карие глаза и открытая, доброжелательная улыбка делали ее очень привлекательной.
  
  - Это она или Вы? - спросил я. Несмотря на видимую худобу и потухший взгляд, Алена была ужасно похожа на запечатленную на снимке женщину.
  
  - Нет, это Танюшка, - сказала Алена. - Здесь она счастливая, - тяжело вздохнув, прибавила она.
  
  Я сунул фотографию обратно в пакет, попрощался и вышел.
  
   ***
  
  Дома, как всегда, царил бардак и всяческая суета. Сенька, вцепившись Дэнди в холку и сжимая коленками собачьи бока, с гиканьем и свистом носился по квартире. Ленка грохотала сковородками на кухне. Один Васька мирно полеживал на спинке дивана, абсолютно безучастный ко всему на свете.
  
  Я вымыл руки и прошел на кухню.
  
  - Что на ужин?
  
  - Мясо по-французски, - с гордостью возвестила супруга.
  
  - А-а, - засмеялся я, - это которое подают взасос?
  
  - Именно, - согласно кивнула Ленка. - В переваренном виде.
  
  К мясу прилагалась запеченная картошка, а на десерт Ленка выдала традиционную служебную "клубничку".
  
  - Помнишь, ко мне в июне приходила парочка? - спросила она.
  
  - Нет, не помню. Расскажи.
  
  - Сначала пришла девица. Страшная как смертный грех. На затылке две косички, на носу очки, под мышкой - учебник. А уж одета - туши свет, бросай гранату. "На что жалуетесь?" - "Я бесплодна". - "Давно замужем?" - "Два года". - "Как часто занимаетесь сексом?" - "Каждый день". - "Не предохраняетесь?" - "Что Вы! Два года бьемся, ребеночка зачать пытаемся. И все без толку!" - "Садитесь в кресло".
  
  Перчатки надела, подхожу... Батюшки-светы - да она же девственница!
  
  - Каждый день, говорите, сексом занимаетесь?
  
  - Да.
  
  - И получается?
  
  - Да, все отлично.
  
  - Приводите мужа.
  
  В тот же день приходит юноша - ну ботан ботаном. Шейка тонкая, грудка впалая, ножки - тростиночки, лоб Сократа. Идет - ничего не видит, на ходу книжку читает.
  
  Сажаю парня на стул, начинаю расспрашивать. Невежество полное и непроходимое. Географию материков и океанов знает безупречно, в географии женского тела - полный ноль. Пришлось сажать девчонку в кресло и показывать на пальцах, что и как. Но, слава Богу, урок усвоили. Сегодня пришли с цветочками: дескать, спасибо, доктор, огромное, наставили на путь истины! Жена на третьем месяце, дочурку назовем Леночкой.
  
  - В твою честь, что ли? - спросил я.
  
  - Вот именно, в мою честь!
  
  
  Глава 21
  
  Следующие два дня я пахал на работе, как раб на галерах, - разгребал накопившиеся дела. В четверг же, сразу после завтрака, я отправился к Ире.
  
  - Ну, выкладывай: что накопал? - набросилась на меня хозяйка, лишь только я оказался в громадных размеров прихожей, вполне способной внушить благоговейный ужас среднестатистическому жителю столицы.
  
  - Спокойно, спокойно, - попытался я остудить подругу. - Не надо так возбуждаться. Тем более что и рассказывать особенно нечего.
  
  - Как это нечего? Таньку нашел? - спросила Ира.
  
  - Танька Кольку не убивала, - спокойно сообщил я.
  
  - С чего ты взял?
  
  - Колькину убийцу Скоротов вычислил: женщина лет тридцати - тридцати пяти, ярко-рыжая, темные очки на поллица, рост средний, фигура стройная. А теперь посмотри на Таньку. - Я протянул Ире фотографию Татьяны.
  
  - Да, - разочарованно протянула Ирочка, - не проходит. Брюнетка и толстая.
  
  - К тому же Танька мертва.
  
  - Что? - изумленно вскричала Ира.
  
  - Танька мертва, - тихо повторил я. - Вымерла вся семья. Почти полностью.
  
  И я рассказал подруге печальную историю семейства Пырьевых. Женщина сидела белее полотна, подавленная и удрученная.
  
  - Невероятно! - только и смогла вымолвить она, когда я закончил свою ужасающую историю.
  
  - Да, - с грустью отозвался я, - эта ниточка оборвалась, впрочем как и все остальные.
  
  - Какие?
  
  - Например, Колькины фотографии.
  
  - Что за фотографии?
  
  - Перед смертью Колька сунул мне в руку квитанцию, я надеялся, что там будет какая-нибудь улика. Оказалось - пустышка, ничего интересного там нет.
  
  - Покажи.
  
  - Вот, возьми.
  
  Ира принялась перебирать фотографии, время от времени задавая вопросы. Я рассеянно комментировал.
  
  - Мишка чистит грибы. Что это у него за гриб? - подозрительно спросила Ира. - Случаем, не поганка?
  
  - Да причем здесь грибы? - поморщился я. - Лизу отравили мышьяком.
  
  - Так, а это что?
  
  - Решетов передает Маринке чай. Что-нибудь не так?
  
  - Да нет, все так, - неуверенно сказала Ира. - А это кто?
  
  - Ленка. Высыпает в котел пакетики с супом.
  
  - Ясно. А что тут Светка делает?
  
  - Кашу мешает, не видишь что ли?
  
  - Вижу. А это Маринка?
  
  - Да. Посуду моет.
  
  - Ясно, - удрученно сказала Ира. - А чьи это вообще фотографии?
  
  - Думаю, что Лизины, она снимала довольно активно.
  
  - Ну да, верно, - поддакнула Ирка, - видишь, все снимки сделаны до пятого августа. Она ведь четвертого умерла, да?
  
  - Да, четвертого вечером.
  
  Я собрал фотографии и запихнул обратно в пакет.
  
  - Да, кстати, - сказал я, - есть еще одна новость.
  
  - Да?
  
  - Кажется, убийце не нравится мой пристальный интерес к этому делу.
  
  - Что-нибудь случилось? - обеспокоилась Ирка.
  
  - Именно, - кивнул я. - Мерзавец забрался ко мне в квартиру и устроил погром.
  
  - Взломал дверь? - спросила Ира.
  
  - Да зачем дверь ломать, когда там пожарная лестница в полуметре от окна болтается? Я и сам этой лестницей как-то раз воспользовался, когда ключи потерял. Помнишь, ты внизу стояла, веревку придерживала и причитала?
  
  - Как же, помню, - улыбнулась Ира. - Но тогда... - задумчиво протянула она. - Думаешь, женщина могла бы это сделать?
  
  - Скоротов уверяет, что женщины-убийцы во всех отношениях намного способнее мужчин. В общем и целом, я склоняюсь к тому же мнению.
  
  - Ну не знаю, вам виднее, - рассеянно обронила Ира и поинтересовалась: - Что-нибудь ценное украли?
  
  - Нет.
  
  - Тогда, наверное, что-то искали?
  
  - Определенно, искали. И я даже знаю, что.
  
  - Что же?
  
  - Мишкины негативы.
  
  - Мишкины негативы? - удивленно переспросила Ира. - Он их что, не нашел на гусятнике?
  
  - Вполне вероятно.
  
  Ира пожала плечами и выдала:
  - А тебе не кажется, что тебя просто и элементарно запугивают?
  
  - Ну вот, и ты туда же, - я досадливо поморщился, - может, мы не будем нагнетать обстановку?
  
  - Ладно, пошли чай пить, - Ира схватила меня за рукав и потащила на кухню.
  
  - Вот-вот, - поддержал я. - Хоть что-нибудь полезное в этой жизни сделать.
  
  За чаем была сделана попытка оценить ситуацию. Вывод напрашивался неутешительный: следствие зашло в полный и окончательный тупик.
  
  - Да ладно тебе, Иван, - утешала Ира, - не убивайся ты так. Подожди, вот найдет Андрюха эту рыжую, которая Кольку зарезала - может, тогда что-нибудь и прояснится.
  
  Мне категорически не нравится, когда меня жалеют. Жалеют - значит, ты неудачник, тряпка и слизняк, ни на что не способен и ни к чему не годен. А уж если женщина жалеет, это до того унизительно, что и сказать нельзя. Заметив, что от жалости ко мне хозяйка дома уже почти рыдает, я ощутил непреодолимое желание поскорее удалиться. Наскоро дожевав надкусанный пирожок, я сослался на неотложные дела и откланялся.
  
  Выскочив из подъезда, я бодро зашагал к боковой улочке, на которой оставил свою тачку. За моей спиной оглушительно взревел мотор. Чисто машинально я обернулся и с ужасом увидел, что прямо на меня несется ярко-красная девятка. Времени на размышления не оставалось ни секунды. Я рыбкой отпрыгнул в сторону, машина со свистом пролетела мимо, задев мои лакированные ботинки правой фарой.
  
  Минуту-другую я трупом лежал на асфальте, не в силах пошевелить ни ногой, ни извилиной. Затем я ощупал руки и ноги - конечности были целы и реагировали адекватно. Я осторожно поднялся на ноги и, испуганно озираясь по сторонам, побрел обратно к Иркиному подъезду.
  
  Увидев мою жалкую, побитую физиономию и вывалянный в грязи костюм, Ирка сбледнула с лица и всплеснула руками.
  
  - Боже, на тебя напали! - в ужасе вскричала она.
  
  - Машиной пытались сбить, - удрученно поведал я, тяжело опускаясь на стул.
  
  - Бедняжка! - Ирка бросилась в ванную и через минуту вернулась с мокрым полотенцем. - Так, ссадин вроде нету, - шептала она, заботливо протирая прохладной тканью мое заляпанное грязью лицо. - Господи, Ванечка, ну что же ты так?
  
  - Да что я могу поделать? - слабым голосом отозвался я. - Сама видишь, он на меня охотится.
  
  - Ты хоть номер запомнил?
  
  - Шутить изволите, мадам! Отскочить еле-еле успел, какой уж там номер!
  
  - Ну хоть водителя разглядел?
  
  - Где же его разглядишь - за тонированными-то стеклами? - посетовал я.
  
  - Ну хоть машину-то разглядел? - со вздохом спросила Ира.
  
  - Вздыхаешь так, будто я дебил, - обиделся я. - Ты на моем месте разглядела бы не больше моего.
  
  - Не говори ерунды, - строго сказала Ира. - Так какая была машина?
  
  - Ярко-красная девятка, - проворчал я.
  
  - Отлично. У Решетова есть машина?
  
  - Есть. Нива.
  
  - У Кости?
  
  - У Кости, кажется, девятка, - задумчиво пробормотал я. - Дай-ка мне телефон.
  
  Ирка сунула мне в руки трубку, и я торопливо набрал номер.
  
  - Алло, Костя, это Иван.
  
  - Да.
  
  - У тебя какая машина?
  
  - Девятка. А что?
  
  - Ярко-красная?
  
  - Да. А что?
  
  - Стекла тонированы?
  
  - Тонированы, - рассвирепел Костя. - Может, изволишь объяснить, в чем дело?
  
  На минуту я запнулся, потом скороговоркой выпалил:
  - Ага, значит, это твоя машина сегодня на Тверской врезалась в маршрутку?
  
  - Ты спятил! - заорал Костя. - Моя машина стоит в гараже. Сегодня на ней никто не ездил.
  
  - Слушай, сделай одолжение, - я заговорил просительно, возбужденно, спеша и проглатывая окончания, - сходи проверь, на месте твоя машина или нет. Для меня это чрезвычайно важно, - с нажимом закончил я.
  
  - Да я только что оттуда, - сказал Костя. - И вообще я не пойму, что тебе, собственно, надо? - сердито проворчал он.
  
  - Только что оттуда? - эхом отозвался я. - И долго ты там торчал?
  
  - Долго. Колесо менял.
  
  - И давно пришел?
  
  - Я же сказал: пять минут назад.
  
  - Ну ладно, парень, - облегченно вздохнул я. - Значит, это не ты сегодня в маршрутку влупился. Я рад.
  
  Я дал отбой и повернулся к Ире.
  
  - Это не Маринка.
  
  - Почему не Маринка?
  
  - Потому что их машина последние пару часов простояла в гараже, - пояснил я и с уверенностью прибавил: - Думаю, что это кто-то из Решетовых.
  
  - Ну, у Решетовых-то нива.
  
  - Ну и что? Может, взяли у знакомых или просто угнали, - предположил я.
  
  - Так и Маринка могла то же самое сделать.
  
  - Ну, знаешь, - усмехнулся я, - если уж она воспользовалась для криминала чужой машиной, зачем было выбирать такую тачку, которая как две капли воды похожа на ее собственную?
  
  Ира неопределенно пожала плечами и предложила:
  - А давай попробуем позвонить им всем. Рабочие телефончики у тебя есть?
  
  - Угу. - Я кивнул и снова защелкал пальцем по кнопочкам.
  
  Пять минут спустя я отчитался:
  - Маринка на работе, это Новогиреево, за пять минут от Тверской не домчишься. А Решетовых нет ни дома, ни на работе - ни его, ни ее.
  
  - Значит, кто-то из них, - задумчиво проговорила Ира.
  
  - Значит, кто-то из них, - эхом отозвался я.
  
  - Знаешь, Иван, - убежденно сказала Ира, - тебе нужно обязательно рассказать обо всем Скоротову. Пускай он их допросит и выяснит, где они были сегодня в двенадцать часов дня и чем занимались?
  
  - В одиннадцать пятьдесят пять, - машинально поправил я.
  
  - Ну да, - послушно оговорилась Ира, - в одиннадцать пятьдесят пять. Она взяла с полочки щетку и потянула меня на лестницу: - Пошли почистимся, а то, боюсь, сограждане могут неправильно тебя понять.
  
  Вычистив мой жестоко пострадавший прикид и для поднятия тонуса напоив крепчайшим кофе, Иришка выпустила меня наконец из своих нежных и заботливых рук, и я отправился в прокуратуру.
  
  В прокуратуре я провел битых три часа: сначала ждал, пока освободится мой майор, потом мы с ним долго и нудно обсуждали происшествие и составляли протокол. Под конец меня снова напоили кофеем, пообещали всяческую поддержку и содействие и вежливо выставили вон.
  
  
  Глава 22
  
  Из прокуратуры я прямиком отправился в Сенькин сад, благо время близилось к шести часам вечера.
  
  Алевтина Николаевна, та самая брюнеточка, которая в день Колькиного убийства с таким вожделением пялилась на мою волосатую грудь, при виде меня расплылась в улыбке, выставила на обозрение ножку и принялась усердно строить мне глазки.
  
  Я оглядел комнату - Сеньки нигде не было.
  
  - Что-нибудь забыли? - кокетливо прочирикала воспиталка.
  
  - Семена Холоднова, - любезно отозвался я.
  
  - А Сенечку мама забрала, - ласково пропела дамочка.
  
  - Мама забрала? - насторожился я. - Когда это было?
  
  - Час назад.
  
  Я выскочил на улицу, сел в машину и помчался домой. Душу терзало беспокойство. Я знал, что забрать Семена Ленка никак не могла. Гинеколог в районной консультации - это не та работа, с которой можно удрать пораньше. Есть пациентки, нету - врач обязан досидеть до конца приема. Выходит, Сеньку забрал кто-то другой. Какая-то чужая тетка прикинулась Сенькиной мамой и похитила ребенка. Внезапно меня пронзила мысль, от которой руки мои похолодели, а спина покрылась липким, противным потом. Ну конечно, мальчика похитил убийца!
  
  Дважды он пытался нагнать на меня страху, и оба раза потерпел неудачу. Теперь же решил прибегнуть к беспроигрышной тактике - играть на отцовских чувствах.
  
  Проклятье! Какой же я осел! Ведь можно было принять меры - предупредить воспиталку, на худой конец, отвезти парня на недельку-другую к бабушке! Э, да что уж теперь! Поздно! Поздно, бабка, пить боржоми, когда почки отказали!
  
  Эх, детектив, детектив! Дефективная, однако, у тебя голова!
  
  Притормозив у подъезда, я захлопнул дверцу и в один момент взлетел на второй этаж. Как и следовало ожидать, ни Ленки, ни Семена дома не оказалось. Я бросился к телефону и принялся с ожесточением давить на кнопки.
  
  Первым делом я, конечно же, позвонил супруге на работу. Разумеется, та была на своем рабочем месте. Затем я обзвонил Сенькиных бабушек и выяснил, что обе почтенные дамы преспокойно сидят перед телевизором и даже не помышляют о том, чтобы ехать на другой конец Москвы - похищать любимого внука.
  
  Ни минуты не медля, я набрал номер Скоротова.
  
  - Андрюха, облом! - от волнения мой голос сорвался на визг.
  
  - Что Вам угодно, мадам? - холодно приветствовал меня Андрей.
  
  - Да какая тебе мадам, - рассердился я, - это я, Иван.
  
  - Да неужели? - рассмеялся Скоротов. - А визжишь, словно девка в момент лишения невинности.
  
  - Какая, к черту, невинность, - возмутился я. - Сеньку похитили.
  
  - Ах, вон что, - посерьезнел майор и велел: - Говори толком: когда, кто и как.
  
  - Значит, так, - пустился я в объяснения. - В пять часов вечера в детский сад пришла какая-то дамочка и, представившись Сенькиной мамой, увела ребенка в неизвестном направлении.
  
  - Понял, - коротко бросил Андрей, - Сейчас же звоню Бате, чтобы взял это дело под контроль. Езжай в сад, жди розыскников.
  
  Я бросил трубку, вылетел на улицу и помчался обратно в сад.
  
  В детском учреждении происходило что-то неладное. В зале переминались с ноги на ногу две молодые мамаши, на их лицах застыли страх и отчаяние, глаза смотрели испуганно и одновременно умоляюще.
  
  Алевтина Николаевна, недоуменно пожимая плечиками, твердила как заведенная:
  - Господи, откуда же мне знать! И за Петенькой папа приходил, и за Ленечкой.
  
  Я подошел и с ходу присоединился к дискуссии:
  - Значит, Петеньку с Ленечкой тоже похитили?
  
  Обе дамы разом повернулись ко мне.
  
  - Что же теперь делать? - безнадежными голосами спросили они.
  
  - Не беспокойтесь, - авторитетно заявил я, - сейчас приедет милиция, деточек найдут, бандитов накажут - все будет тип-топ!
  
   Посмотрев на меня с благодарностью, мамаши подошли к окну и, нервно ломая руки, принялись сверлить взглядами окрестный пейзаж.
  
  Вскоре появилась милиция. Могучий красавец-капитан с классическими чертами лица и пышной соломенной шевелюрой усадил Алевтину Николаевну на стул и принялся терзать своими вопросами.
  
  - Опишите внешность похитителей, - попросил он.
  
  Побелев как полотно, воспиталка пролепетала:
  - Я их не видела.
  
  - Как это понимать? - сурово вопросил страж порядка.
  
  - Я... - совсем потерялась Алевтина Николаевна. Она всхлипнула и принялась торопливо объяснять: - Мальчишки подбежали, Сеня кричит: "Алевтина Николаевна, за мной мама пришла, можно мне идти?" Леня с Петей тут же трутся: "За нами папы пришли!" Ну я их всех и отпустила.
  
  Боже, ну и дура, злобно подумал я и принялся остервенело вышагивать из угла в угол. Внезапно мой висок пронзила дикая боль. Проклятье, опять мигрень. Что-то последнее время эта мигрень меня совсем замучила. Стоит чуть-чуть перенапрячься, понервничать, как сразу голова начинает раскалываться на две половинки. И никакие лекарства не помогают. Единственное, чем можно облегчить страдания, - это расслабиться и провести сеанс самовнушения.
  
  Я опустился на пол и прислонился спиной к стене. "Я расслабляюсь и ни о чем не думаю", - приказал я себе. Я закрыл глаза и вообразил, будто лежу на морской поверхности, мерно покачиваясь на волнах, овеваемый легким морским ветерком... Водичка приятно холодит мое тело, солнышко ласково согревает лоб... Лепота!
  
  Мало-помалу боль отступила, и я уже хотел было встать, но тут до моего слуха донесся тихий и очень знакомый голос.
  
  - Петька, смотри, - совершенно явственно прошелестел Сенькин голосок, - менты приперлись, это они нас разыскивают. - В голосе слышались хвастливые нотки. - На вот, посмотри-ка в дырочку.
  
  Я вскочил и в недоумении уставился на стенку. Стена была самая обыкновенная, только в нижней ее части, как в сказке про Буратино, была нарисована дверь. По-видимому, дверца все же была настоящая, поскольку на уровне моего пупка в ней имелась замочная скважина, и в этой скважине сверкал и переливался всеми цветами радуги чей-то любопытный глаз!
  
  Недолго думая я пнул дверь ногой. Дверь не подалась. Тогда я выбежал в коридор, огляделся, прикинул и толкнул первую дверь с правой стороны.
  
  Створка распахнулась, я сделал шаг и оказался в довольно просторном помещении. В комнате стояли с десяток столов, на которых громоздились компьютеры вполне современного образца. Три из них были включены, по экранам ползали эльфы и гоблины. У правой стены, возле замочной скважины, кучковались Сенька и еще двое парней.
  
  - Так! - гневно возопил я.
  
  Мальчишки обернулись и испуганно посмотрели на меня.
  
  - Немедленно идите за мной! - приказал я и повел беглецов в группу.
  
  Появление "пропавших без вести" произвело в обществе самый настоящий фурор. Мамаши с радостными криками бросились навстречу своим чадам, Алевтина чуть не хлопнулась в обморок, а красавец-капитан со словами "ну, блин, навели тень на плетень" без промедления покинул залу.
  
  - Где Вы их нашли? - с видом умирающего лебедя спросила Алевтина.
  
  - Играли в компьютерные игры в соседнем помещении, - лукаво усмехнулся я и жестко прибавил: - В следующий раз, будьте любезны, передавайте ребенка строго из рук в руки. И только родителям. Никаких бабушек и тетушек.
  
  - Хорошо, хорошо, - проблеяла воспиталка и тут же принялась судорожно взбивать опавшую от огорчения челку.
  
  Кажется, во всей этой истории больше всего ее обеспокоило то, что ее шансы окрутить меня упали резко и необратимо. Ох уж эти мне женщины!
  
  *****
  После ужина я решил заняться бумагами, которые мне давеча всучила Алена Пырьева,- вдруг да отыщется какая-нибудь ниточка, проливающая свет на весь этот клубок загадочных убийств.
  
  Я вывалил содержимое сумки на пол и принялся одну за другой перебирать бумаги, складывая их обратно в мешок.
  
  По большей части это все был малозначительный хлам: инструкции к бытовым приборам, товарные и кассовые чеки, документы финансовой отчетности, черновики заявлений, письма и фотографии.
  
  Фотографий было много, в основном это были старые черно-белые фото, но изредка попадались и более свежие, цветные, снимки. Танька, Алена, предположительно, чета Пырьевых и, конечно, много разных других лиц.
  
  Письма были адресованы, главным образом, родителям, каждое из них я прочел самым внимательным образом. Одно письмо оказалось весьма интересным. Это было заказное письмишко, в конверте на поллиста. Адресовано оно было Нестерову Николаю, отправителем указана Пырьева Алена. Согласно почтовому штемпелю, письмо было принято в почтовом отделении 28 марта сего года, доставлено в пункт назначения 1 апреля. Однако, судя по всему, адресат за письмом не явился, либо почтальон не застал его дома, и после 30 дней хранения письмо было отправлено обратно. Письмо не было вскрыто: до адресата оно не дошло, а отправителю незачем было его вскрывать - он ведь и так знал, что там в нем написано.
  
  Сгорая от любопытства, я разорвал конверт. Внутри оказалась фотография Кольки Нестерова, которая, к моему величайшему изумлению, была вся истыкана чем-то острым. На обратной стороне снимка, в правом верхнем углу, был довольно искусно нарисован череп с костями. К фотографии прилагался тетрадный лист с текстовым посланием следующего содержания:
  "Мерзкий убийца, бессовестный негодяй, из-за тебя погибла вся моя семья. Ты убил моих племянниц, двух прелестных невинных девочек. Ты унизил, обесчестил и, в конечном итоге, убил мою сестру. Ты убил моих родителей. Будь ты трижды проклят!
  
  Знай, выродок: возмездие придет раньше, чем ты думаешь. Ты заплатишь жизнью за все мерзости, которые ты натворил".
  
  Подписи не было, но из контекста было совершенно ясно, что письмо написала Алена Пырьева.
  
  Я аккуратно сложил послание и вложил обратно в конверт. В моей памяти всплыла наша встреча с Аленой. "Надо было привязать к конскому хвосту, - злобно вещала дамочка, - и протащить по Садовому кольцу. Потом выворотить на дыбе руки, после отрезать ноги, потом выколоть глаза, потом отрубить голову... и все это медленно и со вкусом, не спеша... чтобы сутками мучился и истекал кровью..."
  
  И после того как она это все сказала, как она испугалась, когда я показал ей лицензию! Еще бы не испугаться: детектив, небось про убийство вынюхивает, а она тут такого наговорила - вовек не отмоешься!
  
  А ведь Алена с Танькой близнецы, подумал я. Похожи как две капли воды, только Танька полная, а Алена худая. Колька перед смертью упомянул Таньку. Но ведь Танька толстая. А Скоротов утверждает, что убийца худая. Не исключено, что это была Алена! Мотив у нее более чем убедительный, а судя по письму, дамочка просто горела жаждой мщения. И еще эта исколотая ножом фотография... прямо вендетта какая-то!
  
  Да, но если Алена и в самом деле убила Кольку, зачем же тогда она подсунула это письмо мне? Можно сказать, преподнесла улику на блюдечке с голубой каемочкой.
  
  Я задумался. Сумку с хламом Алена собрала сразу после смерти родителей, то есть где-то в конце марта. А через месяц, когда письмо вернулось, она просто сунула его в сумку с бумагами, намереваясь весь этот мусор выкинуть на помойку. И, думаю, про это письмо она просто забыла. Как это обычно бывает, пройдет некоторое время, прежде чем она поймет, что сделала большую глупость. Боюсь, что эта глупость мне еще аукнется. Как бы эта кровожадная тетка не начала за мной охотиться!
  
  Вдруг меня осенило: ведь это Алена Пырьева пыталась сбить меня сегодня машиной! Ну да, конечно. Разумеется, она вспомнила, что вместе с хламом, предназначенным на выброс, отдала мне письмо, уличающее ее в преступных намерениях! И теперь ей во что бы то ни стало надо избавиться и от меня, и от компрометирующей ее улики.
  
  Я схватил телефонную трубку и, торопясь и нервничая, набрал номер Андрея.
  
  - Андрюха, я извиняюсь...
  
  - Ты что, Иван? - недовольно пробурчал майор. - Ночь на дворе. У тебя там пожар, что ли?
  
  - Да нет, слава Богу, пожара нет.
  
  - Чего тогда звонишь в такую поздноту?
  
  - Прости, не подумал. Ладно, давай я завтра утречком позвоню?
  
  - Да ладно уж, - смилостивился приятель. - Говори, раз уж позвонил. Завтра я целый день буду занят.
  
  Я облегченно вздохнул и скороговоркой выпалил:
  - Послушай, не мог бы ты проверить некую Пырьеву Елену Александровну - не владеет ли она автотранспортом в виде ярко-красной девятки жигулей? Адрес: улица Светлая, дом 5, квартира 117.
  
  - Это можно, - снисходительно ответил Андрюха. - Подожди, сейчас запишу данные. Продиктуй еще раз.
  
  - Да, и чтобы два раза не вставать, можешь проверить ее алиби на сегодня, 7 октября, 11.55 утра?
  
  - Так уж и быть, сделаем, - лениво отозвался Андрей. - Диктуй фамилию и адрес.
  
  
  Глава 23
  
  Следующая неделя выдалась бурной. Начать с того что в понедельник с утра пораньше мне пришлось тащиться на работу. Позвонил "монах" и велел срочно явиться. "Монах" - это наш директор, Иннокентий Иванович Кудрин. За Иннокентия его окрестили "иноком", впоследствии же из "инока" произвели в "монахи".
  
  Ну так вот, звонит "монах" и начинает капать на мозги. Послезавтра, понимаете ли, сдавать Автодору готовый продукт, а Пирогов, на чьи плечи было возложено это дело, взял да и слег с гриппом. И в каких таких заповедных местах люди добывают вирус гриппа в октябре месяце? Наверное, по блату достают, за большие деньжищи.
  
  Короче говоря, недовольный и злой, едва успев побриться и сбрызнуть одеколоном морду лица, я потащился в Институт.
  
  Не успел я, однако, как следует вникнуть в дело, как меня подозвали к телефону.
  
  Звонил Андрей.
  
  - Вчера я допрашивал Решетовых, - сообщил он. - У обоих на утро четверга, 7 октября, железное алиби: супруги в восемь утра уехали на дачу и весь день копались в огороде, соседи подтвердили. Так что наехать на тебя они никак не могли.
  
  - А что с Аленой Пырьевой? - с надеждой спросил я.
  
  - Елена Александровна Пырьева также не могла на тебя наехать в тот злополучный четверг, так как в 11.55 находилась на своем рабочем месте. Четверо сослуживцев подтвердили данный факт.
  
  Я подавленно молчал.
  
  - Алло, ты на проводе? - поинтересовался Андрей.
  
  - Да, - поспешно ответил я. - Спасибо, Андрюха.
  
  - Ага. Ищи врагов.
  
  Андрей уже давно отключился, а я все стоял с мелко тренькающей трубкой в руке, сверля стенку отсутствующим взглядом. Ниточка оборвалась. Последняя. Все до единой ниточки оборвались. Что же это такое?
  
  Меня охватило странное чувство нереальности происходящего, как будто вдруг перестал действовать закон всемирного тяготения и все прочие физические, химические и биологические законы. Я словно болтался в невесомости, безуспешно пытаясь выкарабкаться на твердую почву. Как мне расследовать убийство Лизы Нестеровой и всю цепочку последовавших за ним убийств, если эта действительность не подчиняется законам логики и здравого смысла?
  
  - Эй, Иван! - вдруг послышался веселый женский голосок. - Тебя что, столбняк хватил?
  
  И в дверном проеме показалось симпатичное личико Кешиной секретарши. Я вздрогнул и стряхнул с себя наваждение.
  
  - Любаша? Ты что-то сказала? - вяло промямлил я.
  
  Люба смотрела на меня с некоторой долей удивления.
  
  - Я говорю: ты что стоишь, как столб вкопанный? Случилось, что ль, чего?
  
  - Да нет, - голосом, полным безнадежности, прошелестел я. - Просто... я вспомнил одну печальную вещь...
  
  Секретарша глупо хихикнула и умчалась в глубины коридора.
  
  Я поспешно запихнул бумаги в стол, вырубил компьютер и быстро зашагал к лестнице. На этом свете есть только один человек, который может мне помочь. И этот человек - Ира Крамольникова.
  
   ***
  Слава Богу, Ирка оказалась дома. Увидев подругу, я немедленно раскрыл рот, собираясь излить на нее полный отчет о своих несчастьях, однако хозяйка остановила меня.
  
  - Подожди, Иван, - сказала она, окинув мое лицо цепким взглядом и в полной мере оценив мое психологическое состояние. - Давай сначала перекусим и успокоимся.
  
  Через полчаса, набив брюхо вкуснейшими пирожками с мясом и придя в благодушное расположение духа, я принялся рассказывать о своих "достижениях" последних дней. Закончил я свою тираду следующими словами:
  - Короче, Ирунчик, тупик полный и окончательный. На руках у нас целых три трупа и ни единой ниточки. Хожу впотьмах, как будто в жмурки играю, и, бессмысленно тыкаясь во все стороны, хватаю руками пустоту. А убийца стоит в сторонке и, млея от удовольствия, тихонько посмеивается.
  
  Ирка вздохнула: - Знаешь, в чем твоя проблема, Иван?
  
  Я не ответил, и она продолжала:
  - Тебе не хватает гибкости. Гибкости мышления, я имею в виду. Ты с самого начала сформировал для себя некие установки, которые до сих пор считаешь аксиомами. Аксиомы хороши в математике, Иван. В процессе следствия аксиомы недопустимы. Ситуация динамично меняется: появляются новые факты, меняется круг подозреваемых и так далее и тому подобное. Соответственно должна меняться и предполагаемая картина преступления. Мы с самого начала исключили Розу из числа подозреваемых...
  
  - Ну да, - встрял я. - У Розы нет даже намека на мотив...
  
  - Согласна, - кивнула Ирка. - Но чисто теоретически Роза могла совершить все три убийства, а также попытку твоего убийства, Иван. И раз все прочие "кандидаты" у нас вылетели, нам ничего другого не остается, как начать разрабатывать Розу. Это называется "метод исключения", Иван. И пока что я совершенно не вижу причин для отчаяния или уныния. Тяни за эту последнюю ниточку, Иван, и посмотрим, куда она нас приведет.
  
  Выслушав Иркину тираду, я заметно приободрился. Ирка - светлая голова. Ведь и правда, Роза - темная лошадка. Мы о ней не знаем ровным счетом ничего, кроме того что она штукатурилась даже в глухой тайге. А ведь, если посмотреть, это, мягко говоря, странно. Сколько лет я хожу в походы, но такого отродясь не видывал. Даже кокетка Лиза - и то не красилась. Впрочем, она и без того была ослепительно красива.
  
  - Что ты собираешься делать, Иван? - прервала мои размышления Ирка.
  
  - Попробую проникнуть в ее квартиру, пока хозяйка на работе, и поискать какие-нибудь фактики...
  
  Ирка неодобрительно покачала головой.
  - Для начала давай не будем прибегать к криминалу. Тем более что у нас есть для Розы лакомая приманка.
  
  - Какая?
  
  - Убийца ведь интересовался Мишкиными негативами. И до сих пор думает, что они у тебя. Сыграй на этом, Иван. Под это дело она сама тебе дверь откроет. И чаем напоит...
  
  - Чаем? - ухмыльнулся я. - С мышьяком?
  
  Ирка озабоченно кивнула:
  - Разумеется, ты должен быть осторожен. Можно ведь согласиться на чай, но не пить его.
  
  - Или перелить его незаметно в бутылочку и переправить Андрею для экспертизы...
  
  Ирка решительно мотнула головой:
  - Ни в коем случае. Если Роза - убийца и если она поймет, что перешла в разряд подозреваемых, она тебя живым из квартиры не выпустит. Убьет и глазом не моргнет. Так что излучай улыбки и воздушные поцелуи. И ни при каких обстоятельствах не подставляй ей спину.
  
  Мы проговорили еще около часа, обсуждая детали предстоящей операции. На прощание я нежно обнял подругу и проникновенно зашептал ей в самое ухо:
  - Ирка... Ты мой ангел-хранитель... Вернула меня к жизни... И как это у тебя получается? Без тебя я бы совсем пропал...
  
  Ирка смущенно улыбнулась и распахнула передо мной входную дверь.
  
   ***
  
  Ехать на работу уже не имело смысла, и я отправился за Сенькой в сад.
  
  Алевтина Николаевна встретила меня равнодушным и пустым взглядом. Вероятно решив, что после истории с "похищением" ее шансы на успех у меня сравнялись с нулем, она потеряла ко мне всякий интерес.
  
  Внимательно оглядев меня с головы до ног, она подошла и с силой дернула меня за роскошные каштановые кудри. Я непроизвольно вскрикнул и потер потревоженное место рукой.
  
  - Мадам, - укоризненно сказал я, - может, мы все-таки не будем переходить на личности?
  
  - Извините, - твердо сказала воспиталка, - но я должна убедиться в том, что Вы, действительно, Сенечкин папа.
  
  - Сейчас Вы в этом убедитесь, - пообещал я и продемонстрировал ей лицензию частного детектива.
  
  Прочтя документ, дамочка широко распахнула глаза, сказала "о!" да так и осталась стоять с раскрытым ртом. Сенька успел и одеться, и обуться, а она все стояла, глупо хлопая густо намазанными ресницами. Не понимаю, что ее, собственно, так удивило?
  
   ***
  В родную хату мы вернулись аккурат к ужину.
  
  Дома была полная идиллия: Дэнди валялся на подстилке, кот с удобством расположился на собачьем загривке. Зверушки так хорошо пригрелись, что даже не отреагировали на наш с Сенькой приход. Впрочем, пес было поднял голову, но Васька тут же съездил вассалу лапой по морде: дескать, лежи и не выпендривайся и вообще знай свое место, деревенщина.
  
  В недолгом времени явилась супруга. В темпе накормив отпрыска, она выпроводила его с кухни и оседлала любимого конька.
  
  - У меня нынче в кресле Волгина сидела, - давясь словами, расписывала благоверная. - И что ты думаешь - опять с новой стрижкой! И, знаешь, такая классная, - восторгалась супруга, - настоящий "морской конек"!
  
  - Да что ты говоришь? - рассеянно отозвался я.
  
  - Да, - восхищенно взвизгнула Ленка. - Ты не поверишь, как ни придет - все время с новой стрижкой.
  
  - Да что тут удивительного? - возразил я. - Вон у нас на работе бабы каждую неделю стрижки меняют!
  
  - Откуда ты знаешь? - изумленно вылупилась Ленка. - Они что - не скрывают?!
  
  - Стрижки? Нет, не скрывают.
  
  - Напоказ выставляют?! - гневно возопила жена.
  
  - Разумеется, напоказ. Для того и делают.
  
  - В сеточке, что ли, ходят?
  
  - Зачем в сеточке? Без всего.
  
  - Как это без всего?! - разъярилась жена. - У вас там что - бордель или академический институт?
  
  - При чем тут бордель?
  
  - Ну если дамы в учреждении открыто демонстрируют свои интимные стрижки!!!
  
  - А почему ты называешь их интимными? - удивился я. - Конечно, если налысо - это да, это, действительно, не совсем прилично. Но если обыкновенный перманент или там химия...
  
  - Да ты о каких стрижках говоришь? - набросилась на меня Ленка. - На какой части тела?
  
  - На голове, - рассмеялся я. - А где же еще стрижки делают?
  
  - Господи, вот дурак! - тяжело вздохнула супружница. - Я ему про Фому, а он мне про Ерему. К твоему сведению, - снисходительно заметила она, - сейчас стрижки где только не делают. И я как раз говорила про интимные стрижки.
  
  - Ах, вон оно что, - обрадовался я. - То-то я все не мог понять. Висит объявление: "Стрижка собак плюс интим". Я-то, грешным делом, подумал, что это парикмахер-зоофил стрижет собак при условии, что хозяин потом разрешает...
  
  - Тьфу ты, заткнись! - в сердцах заорала Ленка. - Не порть аппетит!
  
  - Сама завела, - огрызнулся я. - Интимные стрижки, морской конек... Я тебя за язык не тянул.
  
  - Ладно, - недовольно буркнула супруга, - давай лучше есть.
  
  - Давай.
  
  
  Глава 24
  
  Адреса Розы в группе не знал никто. Пришлось, как обычно, прибегнуть к помощи Андрея. Однако созваниваться с Розой предварительно я не стал. Чтобы не успела привести квартиру "в порядок", то бишь заховать подальше какие-нибудь вещички, не предназначающиеся для посторонних глаз. И оказался прав!
  
  Однако все по порядку.
  
  Открывать дверь Роза не спешила. Она посмотрела в глазок и, опознав меня, осторожно осведомилась:
  - Зачем пожаловал, Иван?
  
  - Да тут такое дело... Обнаружилось Мишкино завещание, и, понимаешь, он отписал тебе кое-какие свои поделки...
  
  - Мне не нужны его деревяшки, - сухо сказала Роза. - Можешь взять их себе.
  
  Я был готов к такому повороту и немедленно выложил беспроигрышную карту:
  - Да, и еще. Мишкины негативы нашлись. Мне они без надобности, Решетову и Кривиным тоже. Может, ты возьмешь?
  
  Не прошло и минуты, как дверь открылась, и, не дожидаясь приглашения, я шагнул в прихожую.
  
  Изобразив на лице гримасу страдания, я обратился к хозяйке:
  - Туалетом можно воспользоваться?
  
  Роза нахмурилась, но отказать не посмела.
  
  - Вторая дверь по коридору, - тихо сказала она.
  
  После сортира, наскоро сполоснув руки в ванной, я вышел обратно в коридор и просительно посмотрел на хозяйку:
  - Не в службу, а в дружбу... Такой сушняк в горле, ты не представляешь! Ты не заваришь мне чашечку чая?
  
  - Хорошо, - бесстрастно отвечала Роза.
  
  Проследовав за дамой в кухню, я без приглашения опустился на табурет, притулившийся возле небольших размеров обеденного стола, и сразу же принялся внимательно осматривать помещение, благо Роза, возившаяся с чайником у плиты, стояла ко мне спиной.
  
  Кухонька была совсем крошечная, не больше шести квадратных метров. Справа от окна - холодильник, плита и раковина, слева от окна - высокая узкая колонка и вплотную к ней - стол, за которым я сидел. Напротив окна, на стене - миниатюрные открытые полочки, глубиной сантиметров пятнадцать, заставленные небольшими стеклянными баночками со специями. На каждой баночке скотчем закреплена наклейка с названием специи, причем названия написаны довольно мелкими буковками, и мне пришлось сильно напрячь глаза, чтобы разобрать несколько надписей: базилик, паприка, имбирь, корица, петрушка, майоран, мускатный орех...
  
  И среди этого моря однотипных баночек в глаза мне бросилась банка побольше, наполовину заполненная белым порошком, на которой красовалась наклейка с большими буквами, выведенными ярко-красным маркером. Банка была повернута таким образом, что видна была лишь первая буква названия - "М".
  
  Прочитав эту буковку, я несколько напрягся и поспешил перевести свой взгляд на соседнюю стенку, где принялся старательно разглядывать премиленькие голубые цветочки на поблекших от солнечного света обоях.
  
  Спустя минуты три или четыре Роза подошла к столу и поставила передо мной высокий бокал, наполненный кипятком.
  
  - Заварка на столе, - коротко бросила она. - Бутерброд тебе сделать?
  
  Я изобразил на лице самую обворожительную улыбку, выжав максимум из своих мимических возможностей:
  - Нет-нет, премного благодарен, только чайку глотну.
  
  Засим я пододвинул к себе золоченую коробочку с чаем, вытащил из коробочки пакетик и, опустив его в кипяток, принялся энергично мешать напиток ложечкой.
  
  Роза между тем снова повернулась к раковине и занялась мытьем посуды. Я мельком глянул на специи и обомлел: буковка "М" таинственным образом исчезла из моего поля зрения! Полностью! Еще минуту назад я мог видеть ее совершенно отчетливо, а теперь банка с загадочным порошком была повернута наклейкой к стене! Как по мановению волшебной палочки! А впрочем, какое, к черту, волшебство! Очевидно, пока я возился с чаем, Роза успела незаметно для меня развернуть банку. Что ж, удовлетворенно подумал я, это наводит на мысли.
  
  От этих мыслей мне почему-то захотелось поскорее уйти из этого дома. Однако я понимал, что делать этого ни в коем случае не следует. Надо вести себя максимально естественно. Прежде всего, для правдоподобия придется выпить чай. Было бы крайне подозрительно, если бы я вдруг, ни с того ни с сего, отказался от чая и ушел. Сам напросился - теперь придется пить.
  
  Пока мой чай остывал, я достал из рюкзака пакет с негативами и положил на краешек стола. Роза без лишних слов взяла пакет и, отойдя к окну, принялась разглядывать негативы. Я потихоньку потягивал чаек и исподтишка наблюдал за хозяйкой.
  
  Пересмотрев негативы, она засунула их обратно в пакет и повернулась ко мне:
  
  - Это точно Мишкины негативы? - недоверчиво спросила девица. На лице ее читалось разочарование.
  
  - Ну да, - согласно кивнул я. - Так мне, во всяком случае, сказали.
  
  Роза молча положила пакет с негативами на подоконник и присела на табурет напротив меня. Воцарилось неловкое молчание. Женщина мрачно смотрела в пол, всем своим видом показывая, что ждет не дождется, когда я наконец уйду.
  
  Я и сам не горел желанием продолжать беседу. Спешно допив свой чай, я поднялся, истово поблагодарил хозяйку за гостеприимство и откланялся.
  
  Всю дорогу, пока ехал домой, я обдумывал добытую только что информацию. Впервые с момента Лизиного убийства у меня, похоже, появилась реальная зацепка - Роза. Хотя мотив до сих пор не просматривается, зато есть несколько весьма красноречивых фактов. Во-первых, пускать меня в квартиру Роза не хотела, но как только я упомянул Мишкины негативы, дверь моментально отворилась. И да, она не удержалась - просмотрела их сразу, лишь только я выложил пакет на стол. Интерес к негативам явно нездоровый. А ведь именно убийца, как мы помним, проявлял к негативам настолько повышенный интерес, что даже залез в Мишкину квартиру. Неожиданно меня пронзило еще одно воспоминание: когда я упомянул Мишкино завещание и сказал, что он отписал Розе свои поделки, она ответила: "Мне не нужны его деревяшки". Откуда она знала, что все Мишкины поделки были сделаны из дерева? Строго говоря, поделки можно смастерить из папье-маше, картона, спичечных коробков, плексиглаза, пластика, глины, пластилина, желудей, пуговиц, проволоки и так далее. Даже из металла, если на то пошло. Но если Роза побывала в Мишкиной квартире, она не могла не заметить все эти стеллажи, от пола до потолка, буквально заваленные Мишкиными поделками, которые, действительно, все были вырезаны из дерева. Далее. Загадочная баночка с белым порошком, название которого начинается на "М". В русском языке я не силен, равно как и в кулинарии. Понятия не имею, какие есть слова на "М", которые обозначают специи или какие-нибудь сыпучие вещества, которые так или иначе могут использоваться на кухне. Нет, мышьяк, конечно, в общем случае на кухне не используется... Ну ладно, не на кухне, а вообще в хозяйстве. Мне так не терпелось прояснить данный вопрос, что я немедленно позвонил Ленке и потребовал зачитать мне из толкового словаря все слова на "М", обозначающие вещества, которые так или иначе можно насыпать в банку.
  
  Ленка перезвонила через пять минут.
  
  - Вообще-то их тут до черта, - недовольно проворчала супруга.
  
  - Читай, - ледяным тоном приказал я.
  
  - Хорошо. Магнезия. Магний. Мазут...
  
  - Мазут жидкий. Жидкости пропускай.
  
  - Ладно. Мазь. Маис. Майоран...
  
  - Мазь тоже не годится. Зачитывай только те, которые сыпучие. Или если из них можно сделать сыпучие.
  
  - Ладно.
  
  - Маис - это что?
  
  - Кукуруза.
  
  - Дальше.
  
  - Мак. Макароны. Макуха, это жмых масличных растений. Малахит. Малина. Мальва...
  
  - Мальва - это что?
  
  - Растение. Дальше. Малыга, это каша из кукурузной муки. Манго. Мандарин. Манка. Мармелад. Марципан. Маслины. Мать-и-мачеха. Махорка. Медуница. Медь. Мел. Металл. Мимоза. Миндаль. Минерал. Мирт. Мокко, это сорт кофе. Молибден. Моллюск. Молоко...
  
  - Молоко жидкое. Я же сказал...
  
  - Молоко может быть сухое, - живо возразила Ленка.
  
  - И то верно. Дальше.
  
  - Монпансье. Морошка. Морфий. Моховик. Мощи...
  
  - Как мощи можно положить в банку? - сердито спросил я.
  
  - В молотом виде, - парировала Ленка.
  
  - Согласен. Дальше.
  
  - Мука. Мускатный орех. Муха. Мухомор. Мыло. Мышьяк. Мякиш. Мясо. Мята.
  
  - Это все? - спросил я.
  
  - Все, - подтвердила моя благоверная.
  
  Я отключился. Итак, что мы имеем?
  
  Из всех озвученных Ленкой предметов мое внимание привлекли: сухое молоко, мука, манка, мел, магнезия и морфий. Ну и, конечно, мышьяк. Мускатный орех и майоран я исключил, потому что баночки с этими специями стояли на соседней полочке. Сухое молоко, муку и манку я, по зрелом размышлении, тоже отмел. По той простой причине, что никто не хранит данные продукты в миниатюрной баночке объемом не более чем в 150-200 миллилитров. И что им делать на полке, где хранятся исключительно специи? И зачем писать на банке название крупными буквами предупредительного красного цвета?
  
  Остаются: мел, магнезия, морфин и мышьяк. Ну и, раз уж мы заговорили про морфин, добавим до кучи метадон, метамфетамин и метилфентанил. И сразу же все вышеназванные наркотики придется из списка исключить. Незаконное хранение наркотических веществ - это уголовная статья, с реальными сроками, в том числе лишения свободы. Никто, ни при каких обстоятельствах, не станет хранить наркотики на открытых полочках среди баночек со специями. Да еще с приклеенными ярлыками! Это абсолютно исключено.
  
  Остаются мел, магнезия и мышьяк.
  
  Для чего в хозяйстве может потребоваться мел? Я слышал, некоторые люди любят жевать мел от недостатка кальция в организме. Ну, магнезия-то есть в каждом доме, это понятно. В случае с мелом и магнезией я еще мог бы допустить, хотя и с натяжкой, наличие наклейки с предупредительным красным текстом, но разворачивать банку наклейкой к стене? Зачем? Нет ничего постыдного или же криминального в том, чтобы хранить в доме мел или магнезию.
  
  Другое дело - мышьяк. Нет, мышьяк тоже, конечно, хранить не стыдно, и это разрешено законом. Но в данной конкретной ситуации, с учетом всех обстоятельств, наличие в доме баночки с мышьяком становится компрометирующей хозяйку уликой. Это единственное разумное объяснение тому, что Роза воспользовалась первым же удобным моментом, чтобы убрать "нехорошую" надпись с моих глаз. С другой стороны, хозяйка могла передвинуть или переставить баночки просто с целью наведения порядка на полках. Возможно, ей показалось, что баночки стоят как-нибудь не так: криво или не в той последовательности. Женщины любят наводить порядок, особенно на кухне.
  
  Так что однозначный вывод мы сделать не можем. Пока не можем. Но ясно одно: Розу мы сбросили со счетов преждевременно. Вокруг этой дамочки, такой тихой и ничем не примечательной, надо копать и копать. Недаром говорится: в тихом омуте черти водятся.
  
   ***
  На следующий день я встал с постели ни свет ни заря и, наскоро позавтракав чашкой кофе с булочкой, выскочил на улицу. Я снова направил свои стопы на улицу Адмирала Макарова, благо от нашего дома это не так уж и далеко. С собой я прихватил несколько фотографий Розы.
  
  Припарковав машину в некотором отдалении от Розиного подъезда, я устроился поудобнее и стал ждать. Сидеть в засаде - работа утомительная, особенно для такого живчика, как я. Тем более в шесть тридцать утра. Меня все время клонило в сон, и приходилось то и дело щипать себя за разные чувствительные места. В восемь двадцать пять я уже засомневался, не пропустил ли я Розу, впав в дремоту. Однако волноваться долго не пришлось. Через двадцать минут Роза чинно вышла из подъезда и, усевшись за руль ярко-красной девятки (еще одно совпадение!), медленно тронулась с места. Подождав для приличия еще минут двадцать, я вышел из машины и вразвалочку зашагал к заветному подъезду.
  
  На мои настойчивые звонки к Розиным соседям откликнулась лишь сорок шестая квартира. Внимательное око минут пять рассматривало меня в глазок, наконец звонкий девичий голосок осведомился:
  - Кто там?
  
  - Милиция. Откройте, - властно потребовал я, небрежно помахивая перед глазком красными корочками с тремя заветными буковками.
  
  Дверь незамедлительно распахнулась. На пороге стояла неопрятного вида молодая женщина, за подол ее халата цеплялись двое ребятишек, мал-мала меньше.
  
  - Проходите, - пригласила дамочка, окинув меня испуганным взглядом.
  
  Мы прошли на кухню.
  
  - Садитесь, - хозяйка указала на табурет, села сама. Мальчишки симметрично уткнулись носами в мамочкины пышные бедра.
  
  - Чем могу служить? - девица смотрела на меня умоляюще, как будто говоря: "Сделаю все, что попросите. Только не убивайте!"
  
  - Лично к Вам у нас нет никаких претензий, - ободряюще улыбнулся я. - Но нам нужна Ваша помощь.
  
  - Да? - хозяйка слегка успокоилась и даже попыталась изобразить на лице некое подобие улыбки.
  
  - В доме совершено ограбление, - с заговорщическим видом поведал я. - Мы прорабатываем жильцов. Расскажите, пожалуйста, о Ваших соседях.
  
  - О соседях? - растерялась молодая мать.
  
  - Да. Начните с сорок пятой квартиры.
  
  - А... там живет молодая женщина, Роза Дурова...
  
  - Так-так, Вы с ней дружите?
  
  - Да не то чтобы очень. Здороваемся, одалживаем друг у друга соль или там крупу, но не более. В гости друг к другу не ходим, задушевных бесед не ведем.
  
  - Она не хочет сближаться или Вы?
  
  - Не в этом дело, - отмахнулась дамочка, - Роза ведь тут совсем недолго живет. Кажется, она переехала в конце марта.
  
  - Понятненько, - задумчиво протянул я. - А что она вообще за человек?
  
  - Откуда мне знать? - пожала плечами мамаша. - С виду тихая, задумчивая, вежливая, всегда коляску поможет поднять, не то что другие.
  
  - Друзья у нее есть, не знаете?
  
  Хозяйка отрицательно покачала головой:
  - Что-то не припомню, чтобы кто-нибудь к ней приходил.
  
  - Ну хоть родственники?
  
  - Нет, никто не ходит. Одна как сыч.
  
  - А где работает?
  
  - Не знаю. Но на работу ходит каждый день.
  
  - Где она раньше жила, не знаете?
  
  - Да я не спрашивала, а сама она никогда ничего не скажет.
  
  - Ладно, хорошо, - я озабоченно посмотрел на часы и с важным видом произнес: - У меня сейчас спецоперация, я к Вам попозже зайду, тогда и продолжим беседу. - Я поднялся и не спеша направился к выходу. - Кстати, - на ходу спросил я, - где находится Ваш ЖЭК?
  
  - Да в нашем же доме, на первом этаже, - охотно сообщила хозяйка.
  
  - Он сейчас работает?
  
  - Да, до часу.
  
  Я попрощался и быстро сбежал по ступенькам вниз.
  
   ***
  В паспортный стол толпилась бесформенная, недовольно гудящая очередь.
  
  - Извините, милиция, - я помахал в воздухе удостоверением и по-хозяйски протиснулся к окошечку.
  
  - Что Вы хотите? - пожилая паспортистка с худым и желчным лицом окинула меня весьма нелюбезным взглядом.
  
  - Мне нужен адрес предыдущего местожительства данной особы, - я протянул дамочке листок с координатами Розы.
  
  Та кивнула и принялась копаться в каких-то толстенных книгах. Через минуту я уже держал в руках адрес предыдущей Розиной прописки.
  
  Как водится, ехать пришлось на другой конец Москвы. Ничего не поделаешь - закон подлости.
  
  В Розину квартиру я звонить, разумеется, не стал, а ломанулся к соседям. Дверь мне открыла приятная молодая особа лет тридцати, для домашней обстановки слишком изящная и рафинированная. Одета со вкусом, прическа - волосок к волоску, лицо искусно подкрашено, на руках свежий маникюр.
  
  Не тратя понапрасну слов, я показал дамочке "документ" и решительно шагнул в прихожую.
  
  - Чем могу помочь? - запоздало предложила хозяйка, поспешая следом за мной в квартиру.
  
  - Пропала Ваша бывшая соседка, Роза Дурова, - принялся заливать я. - Мы надеемся, что Вы поможете установить ее местонахождение.
  
  - Роза? - удивилась соседка. - Но она тут давно не живет. Пойдемте на кухню, - пригласила она. - Не стоять же в коридоре.
  
  Кухонька оказалась маленькой, но столь же изящной и опрятной, как и сама хозяйка.
  
  Усевшись на предложенный табурет, я сказал:
  - Да, в марте Роза отсюда уехала. Но, к сожалению, на новой квартире о ней почти ничего не знают. Сколько она тут прожила?
  
  - Шесть лет.
  
  - Ну вот видите. Небось пуд соли вместе съели, за столько-то лет. - Я усмехнулся и попросил: - Расскажите мне о Розе: что она за человек, кто ее друзья. Как она тут жила: с кем общалась, чем занималась в свободное время, о чем вы беседовали, ну и так далее.
  
  - Вы знаете, я не знаю... - замялась моя собеседница. - В последние две недели она так странно себя вела... Как будто ее подменили. Вы просто не представляете, как она меня обидела - я прямо счастлива была, когда она наконец отсюда съехала.
  
  - Расскажите поподробнее, - попросил я.
  
  Дама кивнула и, обиженно сверкнув большими серыми глазами, пустилась в воспоминания:
  - Шесть лет мы с ней дружили, были, что называется, не разлей вода. Каждый вечер вместе у ящика сидели, языки чесали да чаем друг друга угощали. А за две недели до того как она отсюда уехала... - рассказчица вздохнула и сокрушенно покачала головой, - я просто не знаю, что с ней произошло. Впрочем, наверное, это все из-за аварии.
  
  - Роза попала в аварию?
  
  - Да. Где-то в середине марта она попала в аварию - пришла с перебинтованным лицом. Видно, из-за этой аварии у нее и помутился рассудок.
  
  - С чего Вы взяли, что у нее помутился рассудок?
  
  - Да как же! - обиженно вскричала женщина. - Меня узнавать перестала! Шесть лет дружили, дружили, а тут на тебе!
  
  - Поссорились, что ли?
  
  - Да нет, мы не ссорились, - задумчиво протянула дама. - Когда люди ссорятся, это бывает по-другому. Не разговаривают, сердятся, смотрят друг на друга злобно и угрюмо, устраивают сцены... Здесь же все было иначе. Смотрит спокойно и доброжелательно, но... разговаривать не хочет. "Здравствуй" - и прошла мимо. Я ей кричу: "Розочка, постой!" А она: "Извини, я спешу". Вечером звоню в квартиру - даже дверь не открывает. "Извини, я занята, у меня гости". По телефону звоню: "Солнышко, приходи, чайку попьем, поболтаем!" - "Извини, сейчас не могу, срочная работа".
  
  Рассказчица тяжело вздохнула и горестно поджала губы.
  
  - Целых две недели меня третировала, - дрогнувшим голосом сказала она. - Потом вдруг взяла и съехала. И скажу Вам честно, - дама вдруг заулыбалась, обнажив ровные, аккуратные, белые зубы, - я была так рада, что она наконец уехала, просто счастлива! Вы не поверите, как это тяжело, когда человек, которого ты любишь, пинает тебя ногами!
  
  От хозяйкиных признаний мне почему-то стало неловко, я смущенно закашлялся и попросил воды. Пока я цедил безвкусную тепловатую жидкость, мадам несколько успокоилась.
  
  Заглянув мне в глаза пытливым взглядом, она спросила:
  - А что с ней случилось? Что-нибудь серьезное?
  
  - Пропала, - сухо обронил я. - Ушла из дома и не вернулась.
  
  - Бедняжка, - жалостливо отозвалась хозяйка. - Я так думаю, что у Розочки было сотрясение мозга и амнезия. Оттого она и стала такая - нелюдимая и замкнутая. А теперь вот - совсем пропала.
  
  - Возможно, возможно. - Я достал из кармана походную фотографию Розы и положил перед хозяйкой:
  - Это она?
  
  Дама не ответила. Минут пять она разглядывала снимок, с выражением крайнего недоумения на лице. Наконец она оторвалась от фотографии и уверенно вынесла свой вердикт:
  - Это не Роза.
  
  - Точно не она?
  
  - Абсолютно, - заверила меня хозяйка и принялась объяснять: - Роза была натуральная блондинка, а здесь, совершенно очевидно, блондинка крашеная. Приглядитесь повнимательнее: у самой головы волосы темные. Второе: у Розы над правой бровью была довольно большая родинка. На фотографии родинки, как Вы видите, нет.
  
  - Родинку можно свести, - возразил я.
  
  - Мы говорили с ней об этом, - понимающе кивнула хозяйка. - У нее был странный взгляд на все эти вещи. Она считала, что в человеческом теле не может быть ничего лишнего. Я уговаривала ее свести эту родинку, потому что, с моей точки зрения, родинка ее портила. Но Роза стояла насмерть. Всякий бугорок, всякий волосок, всякая клеточка играет в теле свою, важную, незаменимую роль. Так она, кажется, говорила. Да она даже брови выщипывать отказывалась! - несколько экзальтированно вскричала моя собеседница и возмущенно ткнула пальцем в лежащий перед ней портрет. - А тут у нее, Вы только гляньте: подчистую все выдрано! Я же Вам говорю, - сердито повторила она, - никогда, никогда Роза ничего у себя не выщипывала, не отрезала и не выводила. Только волосы стригла и ногти. И то со скрипом!
  
  - Ну хорошо, - сказал я, - значит, на фотографии Роза совсем на себя не похожа?
  
  - Наоборот, - с жаром возразила женщина, - похожа потрясающе, просто феноменально. Только это не Роза, - тихо закончила она.
  
  - Отлично, - удовлетворенно сказал я.
  
  - Что тут отличного? - удивилась хозяйка.
  
  - Да нет, это я так... про другое, - я неопределенно помахал рукой. - Что еще Вы можете сказать про Розу? Откуда она родом? Есть ли у нее друзья, родственники? Каков ее круг общения? Важны любые подробности.
  
  Дама понимающе кивнула.
  
  - Роза переехала в Москву из Сибири восемь лет назад. После того как умерли ее родители. Кажется, у обоих был рак. Братьев и сестер у нее нет. Есть какие-то весьма дальние родственники, но они живут в Челябинске, и близких отношений у нее с ними нет. Про друзей я тоже от нее ничего не слышала.
  
  - Она была разведенная? - спросил я, вспомнив, что в походе Роза говорила мне что-то про своего бывшего мужа.
  
  - Роза никогда не была замужем.
  
  - Но ухажеры-то у нее были?
  
  - Был один. Геннадий. Год назад его перевели на работу в Питер, и Роза моталась к нему каждый месяц.
  
  - А он к ней не приезжал?
  
  - Нет. Думаю, он нашел себе там подружку, но рвать отношения с Розой почему-то не спешил. То ли не хотел класть все яйца в одну корзину, то ли духу не хватило признаться в измене.
  
  Хозяйка задумалась, вероятно пытаясь припомнить еще какие-нибудь детали из жизни своей бывшей знакомой. Я счел, что полученной информации более чем достаточно.
  
  - Ну что ж, - я взял со стола фотографию, поднялся и двинулся обратно в прихожую, - спасибо за помощь. Родина Вас не забудет.
  
  - Родина ладно, - отмахнулась женщина. - Вы Розу найдите.
  
  - Непременно, - пообещал я.
  
  Напоследок я записал в блокнот хозяйкин телефон, попрощался и вышел.
  
   ***
  Домой я вернулся в восьмом часу. Ленка лежала с мигренью, так что ужин пришлось готовить самому. Заморачиваться я особо не стал: сбацал на скорую руку макарошки и сварил пачку пельменей. Тертым сыром посыпал, майонезом приправил - чем не ужин? Сенька моей стряпней остался доволен, я - тем более.
  
  После ужина мы с Сенькой расположились в гостиной. По телевизору давали мультики, и отпрыск уткнулся носом в голубой экран. Я с удобством устроился в кресле и предался размышлениям.
  
  Итак, соседка Розу не признала. Почему? Может, тут какая-то путаница, и мы имеем однофамильцев? Две разных Розы Дуровы? То есть получается, что Андрей дал мне адрес не той Розы? Постой, постой... Как это не той? Я же по этому адресу нашел именно нашу Розу, ту самую, которая ходила с нами в поход. И по этому адресу ЖЭК дал мне адрес ее предыдущей прописки. Ну, значит, в ЖЭКе ошиблись и дали неверный адрес? Но как это может быть? Ведь и там Роза Дурова, и тут Роза Дурова? Такое совпадение? Это же просто невероятно!
  
  Я тяжело вздохнул. Похоже, я запутался в своих собственных рассуждениях. Внезапно я встал и подошел к столу. Мне вдруг захотелось еще раз взглянуть на Колькины фотографии. Как сейчас помню, "Роза" там была, на одной или на двух. Я вытащил фотографии из конверта и разложил на столе. Ага, вот она: солит суп. Я уперся взглядом в фотографию.
  
  - "Роза" солит суп... - пробормотал я. - Ну и что ж такого? Эта безумная девица всю дорогу солила и суп, и кашу, и даже, кажется, компот.
  
  - Фотографии смотришь? - Сенька подошел к столу и принялся тыкать пальцем в разложенные ровными рядами снимки.
  
  - Вот тетя Марина моет посуду, - с важностью поведал он. - А тут дядя Миша чистит грибы. А это тетя Света варит кашу. Знаешь, какую она кашу варит? - живо поинтересовался сын.
  
  - Нет.
  
  - Рисовую.
  
  - Откуда ты знаешь?
  
  - Да вон же рисинки, не видишь, что ли?
  
  - А... да, - присмотревшись повнимательнее, согласился я, - действительно, рисовая.
  
  - А вот здесь, - Сенька ткнул пальцем в "Розу", - тетя Роза солит суп. Только вот интересно, - задумчиво продолжал он, - почему она солит не свой суп, а тети Лизин?
  
  - Что ты сказал? - я отвесил челюсть и обалдело вытаращился на парня. Сенька между тем продолжал: - У тети Розы миска была белая, эмалированная, а у тети Лизы - деревянная плошка. Вот и посмотри, куда она сыплет соль.
  
  Я послушно опустил взгляд на фотографию. Сомнений не было никаких - "Роза" сыпала соль в Лизину миску! Впрочем, нет, какая, к черту, соль! Разумеется, она сыпала мышьяк, ту самую, дополнительную дозу, от которой девушка и погибла.
  
  Я посмотрел на дату снимка: четвертое августа. Да, именно в этот день была отравлена Лиза, именно в этот вечер мы ели смертоносный супчик харчо. Все правильно, все сходится.
  
  Я уселся поудобнее и предался воспоминаниям. Одну за другой я прокручивал сцены наших завтраков, обедов и ужинов. И всякий раз, неизменно, перед глазами всплывала "Роза" с пузырьком от ундевита в руках. Суп недосолен, каша недосолена, кофе недосолен! Теперь-то я понял, для чего был нужен весь этот маскарад! Она все время носится со своим пузырьком от ундевита и все время чего-то солит. И когда она достает такой же с виду пузырек, но только с мышьяком, и посыпает Лизин суп, никому и в голову не приходит ничего дурного! Ну солит и солит - она весь поход чего-то солит. А что не в ту миску, так этого никто и не заметил. Лихо придумано!
  
  Стоп, стоп, стоп, - осадил я себя. Уже целую теорию выдумал. Да может, она соль сыплет, а вовсе не мышьяк? - Отлично, пусть будет соль. Тогда зачем в Лизину миску? - Да по ошибке. - По ошибке? Неужто белую эмалированную миску можно перепутать с коричневой деревянной плошкой? - Нет, это маловероятно.
  
  Я резко встал и прошелся по комнате. Да-с, несомненно, пазл наконец-то складывается в реальную картину убийства.
  
  Да, но почему "криминальная" фотография оказалась у Кольки? Впрочем, нет, это-то как раз понятно: ведь это Лизины фотографии. Кстати, получилось довольно забавно, если в убийстве вообще может быть что-нибудь забавное. Получается, что Лиза сфотографировала свою собственную убийцу в момент совершения преступления! Вот это, я понимаю, расклад! Вот это фенька! Думаю, что в истории криминалистики таких вывертов отродясь не видывали. Просто в голове не укладывается.
  
  Но как же Лиза не заметила, что "Роза" "солит" не свой суп, а ее, Лизин? Да пес ее знает, выходит, что не заметила. Такое, кстати, часто случается: глаз видит, а мозг не фиксирует. Это как раз нормально, это вполне объяснимо. К тому же в фокусе-то была "Роза", а миски на столе - ну, это вроде как антураж, контекст, задний план. Ловила в кадр-то она "Розу", а не миски. Непонятно другое: причем здесь Мишка? За что убили Мишку и какую фотографию убийца вытащил из его альбома?
  
  
  Глава 25
  
  - Что новенького?
  
  - Новеньких два факта, - важно сказал я. - Первое: косвенные улики свидетельствуют в пользу того, что Лизу и, вероятно, Мишку убила "Роза". Второе: "Роза" - это не Роза.
  
  - Доказательства! - потребовала Ира.
  
  Я встал во весь свой немалый рост, победоносно расправил плечи, гордо вскинул голову и поведал изумленной аудитории об "оперативно-розыскных мероприятиях", имевших место в отчетный период.
  
  - Да, это серьезно, - признала Ирочка, выслушав рассказ о моих детективных изысканиях. - Держать мышьяк на даче, где-нибудь в сарае, - это еще куда ни шло. Но чтобы мышьяк хранился в кухне, стоял на одной полочке с солонкой?!
  
  - Со специями, - поправил я.
  
  Ирка кивнула. Одарив меня строгим взглядом, она продолжала развивать свою мысль:
  - Совершенно очевидно, что "Роза" проводила с мышьяком эксперименты, отрабатывая дозу на себе. Потому и держала банку на кухне, под рукой, так сказать.
  
  - Довольно глупо с ее стороны, - сказал я, - ты не находишь?
  
  - Вовсе нет, - возразила подруга. - Дозу следовало выверить очень точно - с одной стороны, чтобы люди остались живы, с другой - чтобы прихватило пожестче.
  
  - Зачем пожестче?
  
  - Затем, чтобы создалось такое впечатление, будто бы все были "на грани смерти".
  
  - А, понимаю, - подхватил я. - Если девять человек чуть не умерли, то нет ничего удивительного в том, что десятый все-таки умер.
  
  - Вот именно. Статистика - великая вещь.
  
  - Гениально! - восхитился я и загадочным шепотом просвистел: - Знаешь, что мне пришло в голову?
  
  - Ну?
  
  - Если Лизу убила "Роза", то она и Кольку могла убить!
  
  - Почему?
  
  - Потому что он знал, что "Роза" - убийца. Недаром же он пихал мне квитанцию на эти фотографии. Понимаешь, он очень хотел, чтобы я их увидел.
  
  - Логично, - признала Ирочка. - Но ведь, если не ошибаюсь, Колька перед смертью упомянул некую Таньку?
  
  - Ну, мы же не знаем, в связи с чем он ее упомянул. Может, она имеет к его убийству косвенное отношение. Это раз. И второе: иногда перед смертью люди впадают в бредовое состояние.
  
  - Да, бывает, - согласилась Ира. - Только вот куда девать эту рыжую, которая, если верить Скоротову, вышла из Колькиной квартиры за минуту до того, как он позвонил тебе и сказал: "Помираю"?
  
  - Ну, это проще простого, - парировал я. - Очки на поллица плюс парик. Остальное подходит: возраст, фигура, рост - все, как в словесном портрете.
  
  Мы помолчали. Через минуту я сказал:
  - Что мне непонятно, так это за что она убила Мишку. Фотография-то была у Кольки.
  
  - Господи, Иван, - Ира посмотрела на меня, как на дебила. - Мы же не знаем, какая фотография была у Мишки. Тоже, наверное, что-нибудь криминальное.
  
  - Да я же помню: у него были сплошь одни пейзажи и натюрморты.
  
  - Да? - задумчиво протянула Ирочка, потом вдруг хлопнула себя ладошкой по прелестной головке: - Мы идиоты! Это же просто как три копейки!
  
  - Что? Что? - я впился в подругу жадным взглядом. - Говори, Фатима!
  
  - Слушай сюда! - возбужденно заговорила Ира. - Давай рассуждать логически. Колька отпечатал фотографии. Он видит, что в день Лизиной смерти "Роза" что-то сыпала в миску его покойной жены. Так? - Я кивнул, Ирка продолжала: - Он подозревает, что дело нечисто. Что она сыпала? Может, яд? Как это проверить? - Ира выдержала минутную паузу и торжествующе выкрикнула: - Легко! Он идет на гусятник, - принялась она развивать свою мысль, - сует фотографию в первый попавшийся альбом и наблюдает за "Розиной" реакцией. Та, натурально, бледнеет и незаметно вытаскивает фотографию. - Ира сделала глубокий вдох и с ликованием закончила: - Что и требовалось доказать, как говорят сухие математики.
  
  - Так вот почему он ушел, не дождавшись спектакля, - догадался я. - Он уже знал, кто убийца! Помню, когда я сказал, дескать, подожди, сейчас будем сценку разыгрывать, он отмахнулся да и говорит: "Нет нужды". Нет нужды, потому что убийца известен! Вот оно что!
  
  - Да, - согласно кивнула Ира, - так оно, скорее всего, и было.
  
  - Но выходит, что Мишку убили за ни за что?!
  
  - А что ты хочешь? - резонно заметила Ира. - Увидев фотографию в Мишкином альбоме, "Роза", естественно, решила, что снимал ее Мишка, что он, возможно, уже догадался и что его надо немедленно убрать, а негативы и фотографию уничтожить.
  
  - Так вот почему она залезла в мою квартиру! - вскричал я. - Ведь фотография-то была не Мишкина, и среди Мишкиных негативов "криминального" снимка не было! Колькиных негативов она тоже не нашла - они были в проявке.
  
  - Тогда она решила, что автор фотографии - ты, и устроила у тебя обыск.
  
  - Почему же она не взяла негативы?
  
  - Вероятно, просмотрела их на месте и поняла, что у тебя фотографии тоже нет.
  
  На минуту воцарилось молчание.
  
  Потом я сказал:
  - Все-таки Колька мерзавец, подставил под нож ни в чем не повинного человека.
  
  - Ну, - неуверенно протянула Ира, - мне кажется, он просто не подумал.
  
  - А следовало бы!
  - Послушай, - поморщилась подруга, - ну что мы с тобой копья ломаем? Нам надо думать о том, как прищучить убийцу, а мы тут пустым морализаторством занимаемся.
  
  - Да, ты права, - согласился я. - Но как мы можем ее прищучить? Заставить расколоться на фотографии?
  
  - Не расколется, - с уверенностью сказала Ира. - Солит суп, ну и что?
  
  - Чужой!!!
  
  - По ошибке.
  
  - Но ведь Лиза-то умерла!
  
  - Да кто же знает, отчего она умерла? Вскрытия не было, экспертиза супа не проводилась... О чем вообще речь? К тому же не забывай, - со значением сказала Ира, - у "Розы" нет мотива...
  
  - У "Розы" мотива, действительно, нету, - признал я. - Но только ведь "Роза" - это не Роза.
  
  - Вот-вот, - подхватила Ирочка, - пока мы не выясним истинный мотив преступления и не установим личность убийцы - нечего и думать ее расколоть.
  
  - Да, но как это сделать? - хмуро спросил я.
  
  - Не знаю. Подумай, - жестко сказала Ира и торопливо принялась объяснять: - Если Лизу убила "Роза", если это был не экспромт, если убийство было спланировано заранее - значит, в прошлом они контактировали, даже, скорее всего, знали друг друга хорошо. Значит, "Розу" надо искать среди Лизиных подруг и знакомых. - На минуту Ира перевела дух и уже более спокойно закончила: - Найди Лизиных родителей, найди лучшую подругу, лучшая подруга, как правило, знает всю подноготную. Вытащи на свет всех, кого она знала, всех, с кем общалась, - среди них и ищи "Розу". Вот.
  
  Ирка выдала свою речь с таким пафосом и с таким жаром, что я слегка опешил.
  
  - Ладно, ладно, - проворчал я, удивленно глядя на нее, - все понял, будем копать.
  
   ***
  Послеобеденное время я посвятил розыску Лизиных родителей, благо опыт в этой области кое-какой у меня имелся.
  
  Сначала я позвонил Решетову. Как и следовало ожидать, адреса Лизиных родителей он не знал. Зато у Васи я выяснил, что Лиза работала в Институте научной и технической информации, что на улице Усиевича.
  
  Остальное было делом техники. В отделе кадров ВИНИТИ я получил Лизину анкету. К сожалению, в винитишной анкете Лиза почему-то не указала данные о родителях, зато из данного документа я без труда узнал ее предыдущее место работы: НИИЦветмет.
  
  В НИИЦветмете удача мне улыбнулась. Как видно, в этом учреждении к заполнению анкет относились более ответственно.
  
  Короче говоря, к вечеру я располагал искомой информацией: Лизин папа умер, а вот мама пребывала в полном здравии и проживала на улице Космонавта Волкова. Улица эта хорошо мне известна, мы сами там рядом живем, так что визит к почтенной даме я решил отложить до завтра.
  
  
  Глава 26
  
  Эту ночь я долго не мог заснуть - все думал, анализировал, строил догадки и предположения.
  
  Будем исходить из того, что все три наших трупа плюс неудавшийся наезд на меня - дело рук одного человека. Тогда у нас отпадают все: Решетовы, Кривины, Алена Пырьева. Все, кроме "Розы". В пользу нашего предположения о том, что "Роза" убила Лизу, говорит "криминальная" фотография, а также мелкие факты, вроде того, что "Роза" держит в доме мышьяк. Из этого следует, что "Роза" убила также Мишку и Кольку.
  
  Но если Кольку убила "Роза", тогда почему он пытался мне что-то сказать про какую-то Таньку? Ведь его только что пырнули ножом, и он прекрасно понимает, что его жизнь висит на волоске. В такой ситуации человек не станет вести беседы о том о сем. В такой ситуации человек скажет что-то очень важное. Самое важное. А что для Кольки было важнее того факта, что некая дама только что всадила в него нож? И если это, действительно, была "Роза", то почему он не произнес ее имя, а попытался сказать мне что-то про какую-то Таньку? Хороший вопрос. А вот и возможный ответ: эта важная информация про Таньку, которую Колька пытался до меня донести, - она могла относиться не к событию его собственного убийства, а к убийству его жены.
  
  Но может, Кольку все-таки убила некая Танька? Но все Таньки из Колькиного круга общения либо имеют алиби, либо мертвы. А кроме того, они не имеют мотива - кроме Таньки Нестеровой. Тупик? Вовсе нет - ведь у нас есть Алена Пырьева, которая имеет великолепный мотив и как две капли воды похожа на Таньку Нестерову. Но Алена не могла совершить на меня тот наезд, 7 октября. Это, конечно, верно. Но если предположить, что Алена и "Роза" действуют сообща? "Роза" убивает Лизу и Мишку и пытается сбить машиной меня. А Алена под видом Таньки убивает Кольку. И пусть милиция рыскает по всей стране в поисках мифической Таньки! Хорошая комбинация. Только вот логика развертывания событий, которые имели место после нашего возвращения в Москву, однозначно склоняет чашу весов в пользу того, что все три убийства и наезд - дело рук одного человека. А впрочем, это как раз легко проверить. Завтра же позвоню Скоротову и попрошу проверить алиби Алены Пырьевой на вторник, 28 сентября, на 6 часов вечера, когда был убит Колька Нестеров.
  
  Есть, конечно, еще одна версия. Говорят, когда человек умирает, перед его мысленным взором проносится вся его жизнь. Вот и умирающий Колька, возможно, вспомнил, сколько горя и страданий он причинил своей первой жене. Не исключено, что перед смертью он просто хотел попросить у Таньки прощения. Может, он пытался сказать: "Танька, прости меня, я так виноват перед тобой!" Между нами, девочками, говоря, ему было в чем каяться. Если принять это за рабочую гипотезу, то в этом случае "Роза" отлично вписывается в картину всех трех убийств плюс наезд.
  
  И при всем при том я не мог отделаться от мысли, что между "Розой" и Таней Нестеровой есть какая-то невидимая глазу связь. Таня погибла в марте, и в марте же под видом Розы Дуровой в ее квартире появилась самозванка. Что еще мы знаем про этих двоих? Да ничего.
  
  Вот Колька Нестеров - тот знал разгадку этой кровавой истории. И был готов поделиться этой информацией со мной. К несчастью, не успел. Но если подумать... Ведь это знание не свалилось на него с неба - чтобы его получить, он приложил определенные усилия, совершил какие-то действия. Например, проявил и исследовал Лизины фотографии. Но он явно на этом не остановился. Ибо я (точнее мы с Сенькой) тоже раскусили "криминальную" фотографию. Это, конечно, громадный шаг вперед, однако он не дает полной картины убийства.
  
  Что мне сейчас надо, так это попытаться смоделировать Колькины действия: что он, по логике вещей, должен был предпринять, после того как понял, что непосредственно перед смертью его жены "Роза" сыпала что-то в ее миску, возможно отраву. И после того, как из Мишкиного альбома исчезла "криминальная" фотография. Что бы я сделал на его месте?
  
  На этой конструктивной идее я, похоже, заснул. Ибо проснулся я от звонка будильника. И надо же, пока я спал, мой мозг, судя по всему, продолжал анализировать факты и раскладывать их по полочкам. Ибо "плодотворная дебютная идея" созрела в моей голове как будто сама собой. Без всякого моего участия. Или, может, это сам Создатель вложил ее в мое сознание?
  
  Сунув ноги в тапочки, я без промедления бросился к телефону. И хотя часы показывали всего лишь семь часов утра, я беззастенчиво забарабанил пальцами по кнопкам. Прижимая трубку к уху, нетерпеливо отсчитывал долгие скучные гудки. Наконец трубку сняли, и недовольный голос Решетова пророкотал:
  - Господи, кто-то помер, что ли?
  
  - Никто не помер. Доброе утро. Это Иван.
  
  - Здравствуй.
  
  - Я тут занимаюсь расследованием убийства Нестеровых и Лядова, - небрежно обронил я.
  
  - Что?! Ты?! - непритворно изумился Вася.
  
  - Ну да, - еще более небрежно подтвердил я. - Я разве не показывал тебе лицензию?
  
  - Нет, - протянул капитан. Судя по всему, он был в шоке.
  
  - Впрочем, речь не об этом, - продолжал я. - Давай-ка вспомним. В воскресенье, 26 сентября, у нас был гусятник; во вторник, 28 сентября, убили Кольку. Он, случаем, не звонил тебе в промежутке между этими двумя событиями?
  
  - Звонил.
  
  - Так, - я затаил дыхание. - Передай мне ваш разговор слово в слово.
  
  - Он спросил: "Как в группу попала Роза?" Я сказал: "Позвонила твоя бывшая жена и попросила пристроить. Дескать, лучшая подруга и опытная туристка".
  
  - Дальше.
  
  - Колька спросил: "Ты уверен, что это была она?" Я ответил: "Ну, Танькин голос-то я помню!" Колька спросил: "Когда она звонила?" Я сказал: "В июне".
  
  - Дальше.
  
  - Дальше все. Он сказал "спасибо" и повесил трубку.
  
  - Что ж, это меняет все дело, - удовлетворенно сказал я.
  
  - Что меняет? Какое дело? - с нескрываемым любопытством спросил Решетов.
  
  - Ничего. Бывай.
  
  Я отключился и откинулся в кресле. Все, пазл сложился. Точнее, почти сложился. Осталось добавить несколько мелких штрихов - и преступника можно брать тепленьким.
  
  Мне не терпелось пообщаться на данную тему с моей драгоценной Ирочкой, но я знал, что в такую рань подруга еще дрыхнет без задних ног. Так что я решил дать ей немного времени и заодно побриться и позавтракать.
  
  Настроение у меня, несмотря на недосып, было великолепное, и, весело насвистывая "Сердце красавицы склонно к измене", я вразвалочку прошлепал в ваннную.
  
  - Немедленно прекрати свистеть! - послышался Ленкин рассерженный голос. - Все деньги из дома высвистишь!
  
  - Глупости, - сказал я, из принципа. Однако свистеть перестал - не хватало мне еще скандала с утра пораньше.
  
  После того как я привел свою физиономию в порядок и затравил червячка парой бутербродов с колбасой, я облачился в свои лучшие штаны и полосатый пуловер. Сегодня день моего триумфа, и по этому случаю я хотел выглядеть соответственно. Затем я позвонил Ирке и попросил приготовить на завтрак что-нибудь вкусненькое.
  
  - Надо отметить успешное завершение дела, - пояснил я.
  
  - Ты докопался до истины? - с волнением вскричала подруга.
  
  - Так точно.
  
  - Отлично! Давай приезжай, а деликатесов каких-нибудь я тебе приготовлю.
  
   ***
  Через сорок минут я уже стучался в Иркину дверь.
  
  Хозяйка встретила меня обворожительной улыбкой, идеально гармонировавшей с ее изысканным нарядом.
  
  - Сначала рассказывай, - потребовала она.
  
  Мне и самому не терпелось поделиться с подругой новостями, и, не успев еще снять ботинки, я выпалил:
  - Всех троих: Лизу, Мишку и Кольку - убила Танька Нестерова.
  
  Ирка удивленно вскинула брови:
  - Она же мертва! Попала под поезд, если мне не изменяет память.
  
  - Танька жива, - возразил я. - Она звонила Васе Решетову в июне и просила пристроить в группу "Розу".
  
  - Ну и что?
  
  - А то, что, согласно официальной версии, Нестерова Таня "умерла" 13 марта. Как же она могла беседовать с Васей в июне месяце?
  
  - Он узнал ее по голосу?
  
  - Да.
  
  - Может, он перепутал? Она представилась как Таня Нестерова, а он особо не прислушивался?
  
  - Зачем кому-то понадобилось изображать из себя Таньку Нестерову, чтобы пристроить "Розу" в группу Решетова? "Роза" ведь пошла в этот поход с одной-единственной целью - убить Лизу. То есть ты хочешь сказать, что у "Розы" в этом деле была сообщница?
  
  Ирка пожала плечами. Потом с задумчивым видом протянула:
  - Если Решетов был уверен, что слышит Танькин голос, почему же он не заявил куда следует? Он что, был не в курсе, что Танька погибла?
  
  - Точно не знаю, но думаю так. Лизу в компании Решетова и так недолюбливали - из-за Таньки. А теперь представь, если бы Колька рассказал им еще о Танькиной смерти, которая с первого взгляда сильно смахивает на самоубийство? Да они эту Лизу съели бы с потрохами. А заодно и Кольку, я так думаю.
  
  - И все же... - Ирка с сомнением покачала головой.
  
  Я понимающе кивнул:
  - Я тебя не убедил. Тогда попробуем зайти с другого конца. Дай мне телефон.
  
  Ирка подтянула ко мне телефонный аппарат, села напротив и с нескрываемым любопытством приготовилась слушать. Я набрал номер и включил микрофон: пусть слушает, не пересказывать же потом весь разговор.
  
  - Вера Павловна? - любезным тоном проговорил я, когда на том конце взяли трубку.
  
  - Да. Кто это?
  
  - Мы с Вами беседовали в четверг о Вашей бывшей соседке, Розе Дуровой.
  
  - Да, помню. Что-нибудь случилось? - обеспокоилась дама.
  
  - Мне бы хотелось кое-что уточнить.
  
  - Слушаю.
  
  - Вы говорили, что примерно в середине марта Роза появилась с перебинтованным лицом, после чего перестала Вас узнавать и всячески избегала любого общения.
  
  - Да.
  
  - А не могли бы Вы сказать более точно, какого числа Вы увидели ее первый раз забинтованную? Это чрезвычайно важно, - со значением в голосе прибавил я.
  
  - Да, конечно. - Вера Павловна с минуту помолчала. - Как сейчас помню, Роза переезжала в последнее воскресенье марта, не то тридцатого, не то двадцать девятого. А до этого она ровно две недели ходила в бинтах.
  
  Дама снова замолчала. Воспользовавшись паузой, я сверился с карманным календариком.
  
  - Последнее воскресенье марта было двадцать восьмое, - сообщил я.
  
  - А, ну значит, четырнадцатого я и увидела ее первый раз в бинтах. Да, правильно, - вдруг оживилась она. - Тринадцатого марта у меня день рождения, и в этот день Роза как раз возвращалась из Питера. Я ждала ее с нетерпением, наготовила много разных вкусностей, накрыла на стол, зажгла свечи...Я просидела в одиночестве за своим праздничным столом до полуночи. Но Роза ко мне так и не пришла. Даже не позвонила. А на следующий день я увидела ее с забинтованным лицом.
  
  - И все эти две недели она так и ходила - забинтованная?
  
  - Так и ходила.
  
  - И в машину садилась забинтованная? Когда переезжала 28 марта?
  
  - И в машину садилась забинтованная.
  
  - Премного благодарен Вам, Вера Павловна. Вы нам очень помогли.
  
  - Всегда пожалуйста, - с чувством отвечала моя собеседница. - Ну а Розу-то Вы нашли?
  
  - Не совсем, - уклончиво ответил я. - Но мы знаем, где она находится. Еще раз спасибо. И всего наилучшего.
  
  Я повесил трубку и повернулся к Ирке:
  - Вот тебе и недостающие кусочки пазла.
  
  Ирка наградила меня недоуменным взглядом. Я пояснил:
  - 13 марта Таня Нестерова возвращалась в Москву из Питера. В этот же день из Питера в Москву возвращалась и Роза Дурова. 13 марта в восемь часов вечера Таня "погибла" под колесами скорого поезда. А 14 марта под видом Розы Дуровой на ее квартире появляется самозванка с забинтованным лицом. При этом, заметь, ДНК-экспертиза Таниных останков не проводилась. Ее опознали по паспорту, который нашли в лежавшей между рельсов дамской сумочке. А у лже-Розы каким-то образом оказался паспорт настоящей Розы Дуровой, а также ключи от ее квартиры.
  
  - Откуда ты знаешь про ключи? - с любопытством спросила Ирка.
  
  - А как она, по-твоему, вошла в квартиру? Без ключей ей пришлось бы вызывать МЧС и пилить замки. Спасатели наделали бы столько шуму, что Вера Павловна непременно заинтересовалась бы и выглянула на площадку. Не забывай, она ведь ждала дорогую подружку к праздничному столу и весь вечер прислушивалась, не постучится ли кто в дверь. Я тебя уверяю: в данной ситуации малейший стук, вне всякого сомнения, привлек бы ее внимание. А когда замки болгаркой выпиливают, об этом знает весь подъезд.
  
  - А паспорт?
  
  - Ну, это легко проверить, - усмехнулся я.
  
  Я без промедления набрал номер Андрея и попросил приятеля выяснить по милицейским каналам, поступало ли в марте-апреле заявление об утере паспорта от гражданки Дуровой Розы Михайловны, прописанной по адресу: ул. Адмирала Макарова, д. 7, кв. 45.
  
  - Ну вот, - весело сказал я, - пока там Андрюха пробивает информацию, мы можем спокойно поесть. Не так ли?
  
  Ирка согласно кивнула, и мы прошли на кухню.
  
  На обеденном столе были расставлены с десяток тарелочек, накрытых красными, зелеными и желтыми салфетками. Хозяйка усадила меня на антикварного вида стул, сама же молниеносным движением сдернула с тарелок все салфеточки, и моему взгляду открылась весьма аппетитная картинка: рыбка красная, рыбка белая, балычок, буженина, телячья колбаса, гусиный паштет, селедка в винном соусе, овощные закуски и прочая и прочая...
  
  - Ирка, - умилился я, - и когда ты только успела...
  
  - Да я особо не напрягалась, - рассмеялась подруга. - Вчера гости были, весь вечер сидели, но почти ничего не съели, все больше языки чесали.
  
  - Твои гости молодцы, - восхитился я. - Хозяевам чутка оставили. Мои гости сжирают все подчистую.
  
  Мы наполнили деликатесами свои тарелки и принялись за еду.
  
  - Ты перед своим сыном в большом долгу, - с улыбкой заметила Ирка. - Ведь именно Семен обнаружил, что "Роза" "посолила" Лизин суп. Мы с тобой, сколько на фотку ни глазели, так ничего и не увидели.
  
  - Камень в мой огород, - удрученно кивнул я. - Мозг современного человека слишком перегружен информацией, чтобы замечать второстепенные детали. Вот спросили бы меня в конце похода, какая миска была у Лизы, или у Маринки, или у Светки, - я бы, ей-богу, затруднился ответить. Потому что все эти миски интересны мне лишь с той точки зрения, что я должен найти среди них свою. А у кого какая миска и какие на ней нарисованы цветочки - мне это абсолютно по барабану. А ребенку, наоборот, интересны все эти малозначительные подробности, он любопытен и подмечает мельчайшие детали, запоминая то, что мой мозг, наоборот, старается игнорировать.
  
  - Возможно, - легко согласилась Ирка. - Но вот Колька почему-то заметил, что "Роза" сыплет что-то в миску его жены.
  
  - Это другое дело, - возразил я. - Колька отлично знал, какая миска была у Лизы. Тем более что он совсем недавно разбирал ее рюкзак. И на Лизины фотографии он смотрел совсем иначе - ведь это были ее последние впечатления: последнее, что она видела, последнее, что она пила и ела, последнее, что она чувствовала. Я уверен, что, разглядывая эти фотки, Колька всматривался в каждую деталь, в каждый кустик и в каждую веточку, в своем воображении переживая вместе с Лизой ее последние часы и минуты. Неудивительно поэтому, что он подметил то, что могло ускользнуть от моего взгляда.
  
  - Наверное, ты прав, - с грустью в голосе сказала Ирка. - Но как ему удалось за два дня вычислить, что его жену убила Танька?
  
  - Ну, видишь ли, Колька ведь очень хорошо знал всю эту компанию - ребята дружили еще с института. Каждого из них он знал как облупленного, и, наверное, в глубине души он был уверен, что никто из них не поднял бы руку на Лизу. А вот "Розу" он не знал, и когда увидел "криминальную" фотографию, то сильно заинтересовался этой особой. Что он в этой ситуации будет делать? Ну конечно, позвонит Решетову и выспросит все, что тому известно об этой девушке. Прежде всего, как она попала в группу. Ну, Решетов и выложил ему все, как есть: дескать, в июне ему позвонила Танька и попросила пристроить "Розу". Ну, Кольке-то было известно, что Танька умерла еще в марте. Видимо, чтобы проверить свои предположения, он пригласил "Розу" к себе домой и убедился в том, что "Роза" - это Танька. Уж ему-то были отлично известны ее особые приметы.
  
  - А она его убила, - мрачно подвела итог Ирка и прибавила: - Только знаешь, мне почему-то кажется, что она все равно бы его убила.
  
  - За дочерей?
  
  - За дочерей, за родителей, за Алену. - Ирка немного помолчала и с чувством прибавила: - Жаль мне ее все-таки - столько горя хлебнула!
  
  Я нахмурился.
  
  - Жизнь ее, конечно, побила, - сердито проворчал я, - но нельзя же людей убивать направо и налево. Вот, к примеру, Мишка - чем он ей досадил? И меня машиной чуть не грохнула. - Я закрыл глаза и вдруг совершенно отчетливо увидел, как на меня мчится ярко-красная девятка. Впечатления того кошмарного происшествия нахлынули на меня с такой живостью, что я даже вспотел. Я вскочил, гневно сверкнул глазами, стукнул кулаком по столу и отрезал: - Она убийца и должна ответить за свои действия по закону!
  
  - Да ладно, ладно, я ведь не против, - примирительно сказала Ира.
  
  Зазвонил телефон. Я поспешно снял трубку:
  - Алло.
  
  - Роза Дурова в этом году паспорт не меняла, - сообщил Андрей.
  
  - Спасибо, друг. Выручил, - с чувством сказал я.
  
  - Ладно, бывай.
  
  Я положил трубку на рычаг и повернулся к Ирке:
  - Ну вот, значит, Розина сумочка досталась ее убийце вместе с ключами и паспортом.
  
  - Убийце?
  
  - Ну да. Женщине, которая толкнула Розу под поезд. А потом под видом Розы Дуровой стала жить в ее квартире. А поскольку на месте трагедии была обнаружена сумочка Тани Нестеровой, есть веские основания предполагать, что убийцей Розы Дуровой была Танька Нестерова, которая и кинула свою сумочку на рельсы.
  
  - Я думаю, что так оно и было, - проговорила Ирка, одарив меня поощрительной улыбкой. - Однако рассказанная тобой история может рассматриваться только как рабочая гипотеза. Нужны доказательства. Если, конечно, мы хотим ее прищучить.
  
  - Прищучим непременно, - заверил я подругу. - И доказательства будут. Одевайся, поехали!
  
  - Куда? - удивленно вопросила Ирка.
  
  - За доказательствами, - загадочно улыбаясь, ответил я.
  
  Ирка кивнула и удалилась. Через пять минут она появилась снова - в элегантных обтягивающих брюках и стального цвета блузке, которая вся играла, переливалась и нестерпимо слепила глаза.
  
  - Ну как тебе мой прикид? - с гордостью спросила подруга.
  
  - Ослепляет, - совершенно искренне ответил я и тихо прибавил: - Во всех смыслах.
  
  - Ах, ты ничего не понимаешь! - Ирка не обиделась, просто отмахнулась - как отмахиваются взрослые от незрелых суждений малолетнего ребенка.
  
  Мы заперли квартиру и спустились вниз.
  
  - Так куда мы все-таки едем? - спросила подруга, усаживаясь рядом со мной в машину.
  
  - Ко мне на службу.
  
  - Боже, зачем?
  
  - Сличать фотографии "Розы" и Таньки.
  
  - Ну так давай, жми на газ, - подстегнула меня Ирочка. Было видно, что ей не терпится поскорее приступить к "экспертизе".
  
  Не терпелось не только ей - я так просто сгорал от любопытства.
  
  Через десять минут мы уже тормозили у Института. Первый, кто попался нам навстречу, был "монах" собственной персоной.
  
  - А, Ванечка, - заулыбался Иннокентий Иванович, - молодец, что приехал. Ты мне нужен.
  
  - Не могу, Иннокентий Иванович, - взмолился я.
  
  - Что, напал на след? - хитро прищурился директор.
  
  - Да уже, считай, за хвост ухватил, - ответил я. - Осталось только соли на хвост насыпать.
  
  - Ну ладно, ладно, - смилостивился "монах". - Как закончишь, подходи, дело есть.
  
  - Непременно, - я молитвенно сложил на груди руки и слегка поклонился. Заметив, что Кеша с любопытством разглядывает мою спутницу, я запоздало кивнул: - Ирина, мой партнер. Иннокентий Иванович, директор.
  
  - Очень рад, - Иннокентий поцеловал Ирке ручку, лукаво усмехнулся и подмигнул: - И кто из вас двоих Шерлок Холмс?
  
  - Сегодня один, завтра другой, - дипломатично ответил я. - Работаем по скользящему графику.
  
  С фотографиями мы провозились не больше часа. Да там особо и делать-то было нечего. Сперва сканировали оба снимка, загнали в компьютер. Дальше разложили каждую физиономию на составляющие, точнее - просто из каждого изображения вырезали прическу, брови и глаза. Потом к Розиному личику прилепили Танькины брови, глаза и волосы... и получили два абсолютно одинаковых лица!
  
  - Ну вот и все, - со скукой в голосе заключил я. - "Розу", она же Нестерова Татьяна, можно брать. И Лизу, и Мишку, и Кольку убила именно эта дамочка, такая с виду тихая и порядочная.
  
  - Убить-то она убила, - задумчиво отвечала Ирочка. - Да только как ты это докажешь суду?
  
  - Я могу доказать, что "Роза" - это Танька.
  
  - Ну и что?
  
  - У Таньки был мотив.
  
  - Ну и что?
  
  - "Роза" хранит в доме мышьяк.
  
  - Некоторые хранят. Ну и что?
  
  - В день Лизиной смерти "Роза" сыпала в ее миску какую-то дрянь.
  
  - Ну и что? Может, соль.
  
  - Ну, знаешь! - возмутился я. - Если она из-за этой фотографии кокнула двоих парней, значит, она считает, что снимок ее действительно уличает!
  
  - Мне кажется, - не слишком уверенно сказала Ирка, - "Розу" надо сдать Скоротову. Расскажем ему все: что "Роза" - это Танька, что у Таньки была тысяча мотивов для убийства и Лизы, и Кольки, что "Роза" держит в доме мышьяк, что она сыпала что-то в Лизину миску, ну и так далее. И пускай он сам решает, что с ней делать - арестовывать, допрашивать или я уж не знаю что.
  
  Я терпеливо выслушал подругу до конца и отрицательно покачал головой:
  - Нет. Я это дело начал, мне его и завершать.
  
  - И каким же образом ты намерен его завершить?
  
  - Надо подумать. - Я подергал верхнюю губу, почесал затылок, покрутил шеей, потом сказал: - Была у нас с тобой одна задумка, помнишь? Объявить на гусятнике, что тело, дескать, эксгумировано и прошло через экспертизу. - Ирка кивнула. - Ну так вот, - продолжал я, - это ведь не поздно еще и сейчас сказать.
  
  - "Розе"?
  
  - Ну да. Поехать и вывалить на нее сразу целую кучу фактов.
  
  - Эксгумация. Что еще?
  
  - Господи, да у нас столько фактов, что никакая психика не выдержит. А будет мало, придумаем дополнительные. Что нам стоит?
  
  Я замолчал и изучающе посмотрел на подругу. Ирка явно что-то задумала. Она глядела на меня с такой невыразимой нежностью, какой я не видел от нее даже в разгар нашего умопомрачительного романа.
  
  Ирка подошла, обвила руками мою шею и промурлыкала:
  - Ванечка, милый! А ты возьмешь меня с собой? Так хочется посмотреть, как ты будешь ее раскалывать!
  
  - Нет, Ирунчик, - промурлыкал я в ответ, - не получится.
  
  - Почему? - Ирка отстранилась и капризно надула губки.
  
  - Лучше один на один, - пояснил я. - Не надо ее смущать. Да ты не расстраивайся, - прибавил я, - разговор я запишу на пленку, после послушаешь.
  
  - А диктофон у тебя есть? - спросила Ира.
  
  - Диктофон есть у Кеши, пойду стрельну. Спасибо, что напомнила.
  
  Через пять минут я вернулся с диктофоном и занялся необходимыми приготовлениями. Я тщательно замаскировал миниатюрный микрофончик в петлице, затем я сделал "физиономическую" распечатку, на которой были изображены все стадии превращения "Розы" в Таньку, затем я проверил наличие "криминальной" фотографии.
  
  Далее я позвонил "Розе". Трубку взяла хозяйка:
  - Алло.
  
  Я приложил к трубке носовой платок и пробасил:
  - Танечка, привет!
  
  На другом конце провода повисло напряженное молчание.
  
  - Кого Вам надо? - дрогнувшим голосом спросила "Роза".
  
  - Нестерову Таню, в девичестве Пырьеву, - добродушно пояснил я.
  
  Трубка упорно продолжала молчать.
  
  - Алло, Танька, - продолжал наседать я. - Ты меня что, не узнала? Это же я, Игорь.
  
  - Вы не туда попали! - отрезала "Роза" и отключилась.
  
  Я засмеялся. Ирка сказала:
  - Готовишь почву?
  
  - А то! - хвастливо заявил я и спросил: - Знаешь, как преступника надо колоть?
  
  - Как?
  
  - Прежде всего, надо лишить его уверенности в своей неуязвимости. Вот наша "Роза" думала, что так идеально замаскировалась, что ни одна живая душа о ней даже не подозревает. Оказывается, нет: есть некий Игорь, который все знает! Все, теперь девка начнет метаться и делать глупости. А главное - она ничего не может понять. Кто такой Игорь? И как он мог узнать? А может, ее тайну знает кто-то еще? И потом, а вдруг этот Игорь заложил ее ментам? - Я замолчал и торжествующе посмотрел на Ирку. - Понимаешь, детка, - проникновенно сказал я, - главное - это неопределенность. Неопределенность действует на нервы хуже всего. - Я поднялся и чмокнул подругу в нежно-розовую щечку. - Ладно, Ириша, я поехал.
  
  - Подожди, Иван, - сказала Ирка. - Дай-ка мне телефон Андрея и адрес "Розы".
  
  - Зачем?
  
  - Дай, - настаивала Ира. - Жалко тебе, что ли?
  
  - Да Бога ради, - я пожал плечами, нацарапал на клочке бумаги адрес и телефон и, насвистывая "Сердце красавицы", двинулся к выходу.
  
  - Ну хоть до дома-то ты меня довезешь? - поинтересовалась Ирка, поспешая за мной по лестнице.
  
  - Конечно, подброшу, без проблем.
  
  
  Глава 27
  
  До улицы Адмирала Макарова я добрался минут за двадцать. Прежде чем выйти из машины, я нацепил темные очки и надвинул на глаза бейсболку. Пусть-ка попробует узнать меня в таком виде через глазок!
  
  На звонок хозяйка откликнулась почти сразу:
  - Кто там? - Несмотря на кажущуюся твердость, голос выдавал тревогу и напряжение.
  
  - Это Игорь, - скромно представился я. - Я Вам звонил с полчаса назад.
  
  - Кто Вы такой? - резко спросила "Роза", дверь, однако, не открыла.
  
  - Открывайте, открывайте, - подбодрил я женщину, - иначе будете иметь дело с милицией.
  
  Аргумент, видимо, подействовал, так как замки заскрежетали, и дверь слегка приоткрылась. Я включил диктофон, толкнул дверь и решительно шагнул в прихожую.
  
  "Роза" отступила на два шага назад и повторила вопрос:
  - Кто Вы такой?
  
  Я снял очки и бейсболку, аккуратно положил "маскарад" на тумбочку и широко улыбнулся хозяйке. "Роза" слегка побледнела и прислонилась спиной к косяку.
  
  - Иван? - еле слышно прошелестела она.
  
  - К Вашим услугам, мадам, - я по-клоунски шаркнул ножкой и чуть склонил голову набок.
  
  "Роза" выпрямилась и посмотрела мне в глаза твердым взглядом.
  
  - Чему обязана визитом? - холодно и спокойно поинтересовалась она.
  
  Я ухмыльнулся и выставил преступнице высший бал за выдержку и характер. Двух минут ей вполне хватило, чтобы овладеть собой, хотя, прямо скажем, выбил я ее из колеи капитально.
  
  - Вот что, Татьяна, - раздельно сказал я, - давай-ка где-нибудь присядем и побеседуем.
  
  "Роза" молча повернулась и пошла на кухню, я последовал за ней. Мы уселись за стол друг против друга.
  
  Хозяйка посмотрела мне в глаза твердым, спокойным взглядом и холодно обронила:
  - Итак?
  
  Я смотрел на свою визави с нескрываемым восхищением. Я прекрасно понимал, что сейчас творится в ее душе. Однако в глазах ее не было ни страха, ни неуверенности, ни даже неприязни, что уж совсем удивительно, учитывая все обстоятельства.
  
  Я аккуратно выложил на стол все свои вещдоки и сказал:
  - Давным-давно жила-была на свете девушка Таня Пырьева. Восемь лет назад Таня вышла замуж за Колю Нестерова и родила ему двух девочек-близнецов - Юлечку и Ирочку. Однако судьбе было угодно поломать все это благополучие и разрушить Танино семейное счастье. И сделано это было руками лучшей Таниной подруги - Лизы.
  
  Разведясь с первым мужем, Лиза обращает свой взгляд на Таниного супруга. Разумеется, Коля Нестеров не в состоянии устоять перед молодой, очаровательной, эффектной Лизой. В один прекрасный день он собирает вещи и уходит жить к ней.
  
  Бедная Таня в отчаянии напивается до потери сознания и засыпает глубоким сном. К сожалению, думает она в тот момент только о себе и забывает перекрыть на кухне газ. Любопытные девчонки открывают крантики и в результате обе погибают.
  
  Я прервал свой рассказ и посмотрел на хозяйку пытливым взглядом. Дама встретила мой взгляд спокойно и твердо, в лице ее не дрогнул ни один мускул, вот только какая-то жуткая, неестественная бледность вдруг разлилась по ее лицу.
  
  "Держится потрясающе, - почти с завистью подумал я. - Любому разведчику сто очков вперед даст".
  
  Я одобрительно кивнул и продолжал:
  - По чистой случайности сама Таня осталась жива. Естественно, всю вину за случившуюся трагедию Таня целиком и полностью возлагает на изменщика Кольку и разлучницу Лизу. Таня жаждет мести.
  
  За смерть ее любимых девочек оба заплатят жизнью, Колька - за Ирочку, Лиза - за Юлечку. Решение принято и обжалованию не подлежит. "Дай только срок, подружка милая, - шепчет она по ночам, поливая подушку слезами, - дай только срок, муженек любимый, - оба получите по заслугам!"
  
  Однако Таня отлично понимает, что задачу себе она поставила нелегкую - двойное убийство, причем убийство абсолютно красноречивое, абсолютно прозрачное. Ведь случись что с Колькой и с Лизой, первой в списке подозреваемых будет стоять она, Татьяна Нестерова. Один за другим она строит планы мести и тут же отметает их. Слишком рискованно, слишком ненадежно, слишком... шито белыми нитками.
  
  Но Таня не теряет надежды, она свято верит, что рано или поздно ее час пробьет. И вот наконец он наступает, этот час. Возвращаясь из Санкт-Петербурга, Таня знакомится с молодой женщиной, Розой Дуровой. Между дамами возникает симпатия, всю дорогу они друг с дружкой откровенничают, и Таня узнает, что Роза родом из Сибири, что родители ее умерли, а немногие родственники живут в далеком Челябинске, в гости наведываются редко, телефонными звонками не донимают. Не имея ни мужа, ни детей, Роза живет совершенно одна в небольшой квартирке на "Каховской".
  
  В Таниной голове моментально созревает план: она толкает Розу под проходящий мимо поезд и завладевает ее сумочкой, в которой, естественно, лежит Розин паспорт и ключи от квартиры.
  
  Как ни хорошо владела собой моя собеседница, в этом месте она все-таки не удержалась. Презрительно вскинув голову, она возмутилась:
  - Я тут ни при чем! Она сама... - Поняв, что сказала лишнее, дамочка тут же досадливо прикусила губу, сердито нахмурилась и опустила глаза в пол.
  
  Я продолжал:
  - Завладев чужой сумочкой, Таня бросает на рельсы свою.
  
  Натурально, в Розиных останках копаться никто не стал; найдя на месте трагедии Танину сумочку, милиция решила, что под колесами поезда погибла Таня Нестерова.
  
  Дальше Таня проявляет чудеса сообразительности и изобретательности: чтобы Розины соседи не открыли факт подмены, Таня обматывает лицо бинтами и всеми правдами и неправдами избегает контактов с соседями. Ты знаешь такую - Коровину Веру Павловну? - вдруг спросил я, резко повернувшись и впившись глазами в лицо собеседницы. Та еле заметно пожала плечами. - Естественно, нет, - удовлетворенно подытожил я. - А вот Вера Павловна Розу Дурову знает очень хорошо, поскольку они были соседями и близкими подругами целых шесть лет. Тане, натурально, об этом ничего не известно.
  
  Роза погибла тринадцатого марта, в тот же вечер Таня, с забинтованным лицом, под видом Розы появляется в ее квартире. Только Тане невдомек, что Вера Павловна с нетерпением ждет дорогую подружку, потому что у Верочки день рождения, стол накрыт, наготовлена куча всяких вкусностей, горят свечи... А "Роза" ведет себя так странно: на день рождения не пришла, даже по телефону не позвонила, не поздравила. Две недели, пока не съехала на новую площадь, с Верочкой еле здоровалась, разговор не поддерживала, шарахалась, на звонки не отвечала, дверь не открывала. И, между прочим, все две недели так и проходила с забинтованным лицом.
  
  Только когда на новую квартиру переехала, только тогда сняла Таня с лица бинты. Роза была голубоглазая блондинка, Таня - брюнетка с карими глазами. И это было очень кстати, потому что внешность следовало изменить так, чтобы не узнала родная мать. Что ж, сказано - сделано. Волосы обесцвечиваются, в глаза вставляются голубые линзы, брови полностью удаляются и прорисовываются карандашом. Как это ни покажется странным, после всех этих манипуляций Таня и в самом деле сильно смахивает на Розу. Впрочем, Вера Павловна Коровина, когда я показал ей вот эту фотографию, - я положил перед собеседницей походную фотографию "Розы", - ни минуты не сомневалась в том, что здесь изображена самозванка. Между прочим, Вера Павловна дала мне фотографию настоящей Розы, - я положил рядом еще один снимок. - Если приглядеться повнимательней - видно, что здесь засняты две разные женщины. - Я ухмыльнулся и продолжал: - На этом я, однако, не остановился и провел своеобразную физиономическую экспертизу. - Я вынул из стопки документов компьютерную распечатку и услужливо пододвинул к "Розе". - Вот, посмотри: я "снял" с твоего лица прическу, брови и глаза и на их место подставил Танины волосы, брови и глаза. - Я лукаво улыбнулся и закончил: - Получилась вылитая Таня, ты не находишь?
  
  "Роза" слушала мои объяснения молча, с презрительной усмешкой на бледных губах. Однако я чувствовал, что ее внутреннее напряжение зашкаливает.
  
  Закончив о физиономиях, я продолжил свое повествование:
  - Вскоре в Таниной голове зреет совершенно беспроигрышный план убийства: она решает разделаться со своими врагами в походе, инсценировав массовое отравление грибами. В качестве яда Таня выбирает мышьяк. Предварительно, еще в Москве, девушка проводит несколько экспериментов: ей надо выяснить максимальную дозу - для тех, кто должен остаться в живых.
  
  Далее события развиваются по плану: в общий котел подбрасывается легкая доза мышьяка, в Лизину миску досыпается добавка.
  
  С этими словами я положил перед дамочкой ту самую фотографию, за которой она так неистово охотилась и за которую погиб ни в чем не повинный Мишка.
  
  - Кстати, - снисходительно поведал я, - Мишку ты убила совершенно напрасно. Данный снимок сделала Лиза, и Колька сунул его в первый попавшийся альбом - просто чтобы проверить твою реакцию.
  
  "Роза" раскрыла рот и тут же закрыла его. Вид у нее был удивленный, скорее даже - ошарашенный. "Что, сдали нервы-то?" - удовлетворенно подумал я и ухмыльнулся. Минута или две прошли в молчании. Все это время я не сводил глаз с лица моей собеседницы.
  
  Вдруг я заметил, что с "Розой" творится что-то странное. Ее плотно сжатые губы из мертвенно бледных вдруг стали иссиня-черными, глаза закатились, нога задергалась, и девушка начала заваливаться набок.
  
  В некотором замешательстве я поднялся и сделал шаг в ее сторону.
  
  - Воды...- еле слышно прошелестела она.
  
  Я подошел к раковине и потянулся к сушилке, намереваясь снять с верхней полочки чашку. В тот же миг я получил сильнейший удар по голове, мое сознание прорезала ослепительная молния, свет померк, и я провалился в небытие.
  
  
  Глава 28
  
  С трудом разлепив отяжелевшие веки, я попытался обозреть пейзаж. Сомнений не было никаких - я находился в больничной палате.
  
  Я чувствовал непреодолимую слабость во всем теле, меня подташнивало и страшно болела голова.
  
  В палате стояла еще одна кровать, но, кроме меня, в помещении никого не было.
  
  Я не имел ни малейшего представления о том, как я здесь очутился. Последнее, что я помнил, была острая боль в темени и яркая вспышка света перед глазами. Больше я не помнил ничего.
  
  Что же произошло? Как я сюда попал? И где сама преступница? Неужели я ее упустил?
  
  Снедаемый беспокойством и любопытством, я попытался встать с кровати. В тот же миг в глазах у меня потемнело, и, не в силах сохранять вертикальное положение, я мешком рухнул на пол.
  
  Вероятно привлеченная звуком удара, в дверь просунулась голова в белом колпаке и тут же исчезла.
  
  - Вот суки! - выругался я. - Пальцем не шевельнут, пока бабла не отвалишь!
  
  На этом я не то задремал, не то отключился.
  
  Когда я очнулся, я обнаружил, что снова лежу на кровати, а за окном уже темно. Я шумно зевнул и пробурчал что-то нечленораздельное.
  
  - А, ты проснулся! - произнес хорошо знакомый голос, и в комнате зажегся свет.
  
  Ирка быстро подошла к кровати и склонилась надо мной.
  
  - Ну как ты?
  
  - Что случилось? Где "Роза"? - вопросом на вопрос ответил я. - Неужели ушла?
  
  - Т-с-с... т-с-с..., - успокаивающе пропела Ирка, - не надо возбуждаться... "Роза", она же Таня, сидит в отделении. Ее допрашивают.
  
  - Но как же так? - удивленно воскликнул я, - я ничего этого не помню...
  
  - Не помнишь, потому что получил хрустальной вазой по голове.
  
  - От нее? Вот сучка! - злобно выругался я.
  
  - А что ты хотел? Ты повернулся к ней спиной - она этим воспользовалась. Загнанный в угол зверь очень опасен, ты же знаешь.
  
  - Вот тварь! - не унимался я. - Разыграла припадок, гадина такая!
  
  - И ты повелся на ее спектакль, - понимающе кивнула Ирка.
  
  - Ну да. Пожалел эту подлую гадину. Думал, она сейчас коньки отбросит...
  
  Ирка меланхолично заметила: - Феноменально. Убийца, три трупа на совести, а туда же - на жалость давит... Типа: помогите, люди добрые, помираю...
  
  - Четыре трупа, на самом-то деле, - сказал я.
  
  Ирка вопросительно взглянула на меня.
  
  - Ты забыла настоящую Розу Дурову, которую эта тварь толкнула под поезд.
  
  - Ну да, конечно. Четыре трупа. Об этом я и говорю.
  
  Помолчали. Я с грустью думал о том, какой же я все-таки доверчивый идиот... Совсем по-другому представлял я себе финал нашей с "Розой" беседы. А ведь дело было на мази. Ведь я ее практически расколол. Руки уже потирал, предвкушая свой триумф. И так глупо провалить всю операцию! Столько усилий - и все коту под хвост. А все моя дурацкая доверчивость и эта... как там ее... эмпатия...
  
  Изругав себя всласть последними словами, я повернулся к Ирке и поинтересовался:
  - Ну и кто же в итоге ее взял? Или она явилась с повинной?
  
  - Да ты что? - звонко рассмеялась Ирка. - Эта тварь - с повинной? Она хладнокровно убила четверых и не моргнув глазом сделала попытку пятого убийства...
  
  - Меня пыталась убить... - эхом отозвался я.
  
  - Именно. Треснула вазой по башке и открыла все газовые краны.
  
  Меня прошиб холодный пот. Дрожащим голосом я спросил:
  - Но как же я... но кто же меня... ведь я жив?!
  
  - Считай, что я отплатила тебе должок.
  
  - Ирка, рассказывай! - взмолился я.
  
  Ирка присела на край кровати, тяжело вздохнула и начала:
  - Для того чтобы победить врага, Ванюша, его надо, прежде всего, понять. Понять его психологию: что им движет? Какие цели он преследует? Как далеко способен зайти? Ну и так далее. Данный случай с самого начала обещал стать неординарным. Как только ты рассказал мне, что ради достижения своей цели убийца готов был пожертвовать жизнью ни в чем не повинного ребенка - твоего сына, сразу стало ясно, что мы имеем дело с невиданной степенью человеческой жестокости. В дальнейшем, когда трупы посыпались на нас один за другим, я укрепилась в своем убеждении, что наш убийца по своей жестокости и циничности не имеет себе равных. Наверное, ты как мужчина не способен до конца оценить этот феномен. Но я как женщина прекрасно ее понимаю. Потерять в одночасье любимого мужа, двух прелестных дочурок и обожаемых родителей - это что-нибудь да значит. Такое может изменить человека кардинально, как физически, так и психологически. И мы с тобой в этом убедились. Никакого сочувствия и сострадания к людям, никакой жалости, даже к детям. Никаких эмоций, никакого страха - ничего человеческого. Вся жизнь - это месть. Убить Лизу. Убить Кольку. Убить всех, кто мешает и путается под ногами. Этакий Терминатор, убивающий ради "благородной" цели. Ты этого не понял. А я поняла. Я никогда не повернулась бы к Тане-Розе спиной. И противостоять ей в одиночку я бы тоже не решилась. Потому что мы с ней - две совершенно разных категории. Я - человек, она - машина для убийства. Поэтому я сильно заволновалась, когда ты отказался взять меня с собой. Поэтому я и взяла у тебя ее адрес и телефон Андрея. И, разумеется, я поехала вслед за тобой и, сидя в машине, внимательно наблюдала за подъездом. Можешь себе представить, что я почувствовала, когда увидела Таню-Розу выходящей из подъезда. Она в два прыжка подскочила к своей девятке и сходу рванула вперед. Я едва успела записать номер. Затем я схватила фомку и бросилась в подъезд. Слава Богу, до Андрея я дозвонилась сразу. И слава Богу, входная дверь оказалась закрытой только на защелку. Я без труда отжала ее фомкой и сразу почувствовала запах газа. Я уверена, что Тане-Розе доставляет особое удовольствие травить людей газом, мстя за девчонок, которые, между прочим, отравились по ее же недосмотру. Ну, дальше все было просто: открыла окна, вызвала скорую. Минут через десять приехал Андрей, позвонил еще раз на станцию, и они тут же примчались. А взять Таню-Розу не составило никакого труда - ее остановили на первом же посту ДПС.
  
  Ирка замолчала. Я раскрыл рот, чтобы сказать ей, какой же я дурак и как я ей благодарен и все такое прочее, но язык мой как будто онемел. Я сидел и, роняя непроизвольные слезы, умильно смотрел на свою спасительницу, а Ирка одобрительно улыбалась и смахивала мои слезы платочком, как заботливая мамаша.
  
  - Ну что, счет сравнялся? - шутливо спросила она.
  
  - Счет сравнялся, - эхом отозвался я и, не в силах больше сдерживаться, уткнулся в ее мягкое, но такое спасительное плечо.
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  Я в третий раз нажал на кнопку звонка. "Неужели нет дома? - с сожалением подумал я. - Все-таки лучше было сначала позвонить, а потом уже тащиться на другой конец Москвы".
  
  Однако вскоре, против ожидания, мое ухо уловило звук шагов, а уже через минуту дверь распахнулась, и на пороге возникла Коровина Вера Павловна.
  
  Увидев меня, женщина непритворно удивилась.
  
  - Это Вы? Что-нибудь случилось?
  
  Я широко улыбнулся и сделал движение в сторону двери.
  
  - Конечно, конечно, - спохватилась хозяйка, - проходите.
  
  - Я обещал Вам найти Розу Дурову, - напомнил я, проходя в прихожую. - Я ее нашел.
  
  - Роза в порядке? - участливо осведомилась Вера Павловна.
  
  - Мертва, - коротко сообщил я.
  
  - Что Вы такое говорите! - Дама в ужасе всплеснула руками. - Когда это случилось?
  
  - 13 марта. Женщина, которая ходила две недели с забинтованным лицом, вовсе не Роза Дурова, а самозванка, которая Розу, кстати сказать, и убила.
  
  - Боже правый! - с мукой в голосе простонала Вера Павловна. - Бедная Розочка! Выходит, это была не она. А я на нее так сердилась! Вы не поверите - под конец я ее почти ненавидела! Мне так жаль! Но кто же мог подумать!
  
  - Я могу отвезти Вас на ее могилу, - услужливо предложил я. - У меня и цветочки для Вас припасены. - И я вытащил из пакета букет хризантем. - А по дороге я расскажу Вам всю эту историю.
  
  Минуту или две Вера Павловна обдумывала мое предложение.
  
  - Это так внезапно, - сказала она, оправдываясь. - Но Вы, конечно, правы: я должна перед Розой извиниться. За дурные мысли, - пояснила она.
  
  - Ну так мы едем или нет?
  
  - Едем. Конечно, едем.
  
  Дорога была дальняя, и я не спеша, во всех подробностях, рассказал своей спутнице историю семейства Пырьевых, уделив особое внимание криминальной деятельности Татьяны Нестеровой, а заодно и своим похождениям в качестве частного детектива.
  
  Сказать, что Вера Павловна была изумлена и шокирована этой историей, - значит не сказать ничего.
  
  - Я и представить себе не могла, что в жизни могут случиться такие ужасы, - прокомментировала она.
  
  - В жизни бывает и похуже, - заверил я женщину. Поверьте, я как частный детектив такого в этой жизни насмотрелся...
  
  К кладбищу мы подъехали заполдень. Потом еще минут тридцать шли до могилы. Могилка была ухоженная: заборчик, лавочка, цветочная клумба...
  
  Я отдал своей спутнице букет, и со словами "Розочка, прости меня, Бога ради" она возложила его к столбику, увенчанному табличкой, на которой черной краской было выведено: "Дурова Роза Михайловна. 1967-1999".
  
  - Не хватает только памятника, - с грустью заметила Вера Павловна. - Вон и место под него есть, рядом с лавочкой.
  
  - Здесь был памятник, - сказал я. - Но после нашего расследования его убрали, потому что на нем было высечено неправильное имя. Розу ведь похоронили как Таню Нестерову. Так что вместо памятника пока будет эта табличка.
  
  - Знаете что? - вскричала Вера Павловна. - У меня знакомая работает в одной газете. Если позволите, мы напишем небольшое эссе и растиражируем эту историю по всей стране. Думаю, неравнодушные граждане скинутся на подобающий памятник для бедной страдалицы Розы Дуровой. Она его заслужила.
  
  - Отличная идея, - согласно кивнул я.
  
  - И огромное Вам спасибо, что не забыли про меня - рассказали всю правду о Розе. С меня как будто ношу непосильную сняли, - проникновенно поведала моя спутница.
  
  Я понимающе кивнул и одарил собеседницу сочувственным взглядом.
  
  Холодное осеннее солнце медленно клонилось к закату, и в его ослепительных лучах лицо Веры Павловны осветилось теплой, радостной, счастливой улыбкой.
  
  Москва, 2014 год
  
  (C) Copyright: Щеглова Ольга Викторовна, 2024
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"