"В самом центре города есть рассадник похоти и насилия. Зримые чертоги разграничивают ту территорию. И попасть туда может лишь избранный. И правят там люди по законам, написанным кровью, и не люди это вовсе, а слуги дьявола, рогатые козлища - поборники беззакония, разврата и хаоса."
Эту присказку Марк знал наизусть. И впрямь, там, в центре, была другая жизнь - хорошая, богатая, а здесь, на окраине, где жил Марк, было не так.
Кругом беднота, безрадостные трущобы, к тому же небезопасные.
С наступлением темноты выходить на улицу смерти подобно. Но Марк гнушался этим простым правилом, потому что он сам был охотником. Вот и сегодня, сразу после заката, легко поужинав, он выбрался на улицу и сразу приметил мужика, идущего с канатной дороги к реке. Глядя на него из кустов, говорил сам себе - Я снежный барс. Хоть сейчас было и лето, а барсы обитают в горах, где круглый год лежит снег. Сам себя Марк частенько называл то барсом, то тигром, даже как-то обозвал себя манулом. А что, думал он, опасный зверек, пускай и охотится только на пищух и мелких грызунов. Хищник, как ни крути.
Таясь и двигаясь бесшумно, он перескочил в очередной куст. Марк понимал, что можно было идти за преследуемым спокойной, ровной походкой, так он, наверное, меньше бы привлекал внимания, но ему хотелось острых ощущений. И хоть человеком он был образованным и в некотором смысле интеллигентным, в душе он оставался неисправимым романтиком: верил в гадания, в приведения, любил приключения, а жене постоянно дарил цветы несмотря на то, что она частенько погуливала на стороне.
Для всех он был надежным человеком, который и мухи не обидит. Латентный человек с диссоциативным расстройством идентичности, можно было сказать про него и, наверное, это было бы сказано справедливо. И если бы кто-нибудь из коллег увидел, как Марк крадется за кем-то, возможно, подумал бы, что это не он вовсе. А другой человек.
Да, двойное дно Марка было настолько глубоким, что он сам боялся в него заглядывать.
На повороте, на неосвещенном участке, он догнал преследуемого и окликнул низким, грубым басом:
- Стой! Ты должен мне.
- Что? - недопонял человек и, обернувшись в свете серпа нарастающей луны, было видно, что это пропитой мужик. Без двух передних зубов. В руке человека появился нож, возник так, как будто он был продолжением кисти и пальцы его держали привычно и уверенно. Сами руки были испачканы в саже. И тогда Марк сказал:
- Это я. Ты не узнал меня?
- Ааа. - проворчал беззубый, и поправил кепку - Мы договорились у моста.
- Я заметил тебя у станции.
Краснолицый мотнул головой. Спросил:
- С собой то, что ты собирался принести?
- Да.
И они пошли. Вечер был теплым, небо, усыпанное звездами, будто и не в городе, было таким, что казалось, будто до них рукой подать. Набережная, освещенная лишь небесным светилом, тянулась до самого моста, дальше был пляж.
Но туда и не надо было, беззубый, которого родители назвали Эммануилом в честь философа Канта, жил под мостом. Не в коробке, как живут бездомные. Там были у него жилые комнаты и был он смотрителем переправы.
Когда они проходили мимо наполовину затопленной баржи, к ним прицепилась местная шпана, но разглядев рожу Эммануила, извинились и плавно, будто паря, скрылись за кустами.
Эммануил и бровью не повел. Сейчас у них с Марком было дело, не требующее отлагательств. Они доплелись до места и, прежде чем открыть, краснорожий толкнул Марка, чтоб не мешал оглядеться - нет ли за ними хвоста. Вынул ключ и открыл давно некрашеную, облезлую дверь.
Взяв у Марка сверток, высыпал содержимое на бильярдной стол, с низко подвешенным абажуром.
Это были драгоценности, старинные украшения: шейные обручи, перстни, какие-то головные уборы. Он посмотрел на Марка.
- Это что такое?
- Доля. - отозвался Марк.
- Доля? - засвистел, шепелявя Эммануил - Тебе что было сказано? Принести деньги.
- Нет. - осмелившись спорить, буркнул Марк - Я помню, как было сказано: принести что-то ценное... - он ближе подошел к столу - Это ценное.
- Ты что?.. - занервничал Эммануил - Ты что, ограбил лавку старьевщика?
- Нет. - без улыбки ответил Марк - Я ограбил музей.
- Музей. - усмехнулся Эммануил - И ты додумался это принести сюда. - он быстро подобрал цацки и свернул их в газету - На, неси это куда хочешь, уходи отсюда.
Марк не взял.
- Ты обещал меня свести с "самим".
- Ну откуда ты такой взялся, на мою голову...
- Помнишь, ты слово мне дал, когда я помог тебе с отморозками и в других делах. Ведь договорились уже.
- Ну, тогда бери свой сверток, пошли.
- Прямо сейчас?
- А что тянуть... Ух, не повезет тебе, если что-то пойдет не так. Тот, кого ты хочешь видеть, распорядился сегодня поджечь кирху и общежитие при нем, с монашками... Совсем озверел... Не побоишься?!
- Нет.
И пошли они опять. Автобусы, такси в этой части города не ходили. Тьма сожрала Венецианский район, окончательно и бесповоротно. Ушли от моста и вдали показались небоскребы. Они манили свой респектабельностью, нереальной сладкой жизнью. С зарплатой инженера в такие величественные дома и соваться не было смысла.
Над городом повис дирижабль, на котором был прикреплен большущий баннер, рекламирующий внедорожник престижной марки. Машина выглядела брутально и мощно. Выставленные напоказ буксировочные проушины, почти вертикальное ветровое стекло, все в ней было выверено и идеально. И была эта тачка высоко, как небесная колесница - недосягаема. А на земле, под ногами валялся мусор, поломанные лавочки. А центр был все ближе. Такой таинственный и богатый. По слухам, туда не всех пускают, специальный пропуск выдается только тем, у кого есть мешок денег. И Марк там ни разу не бывал.
И вот хмурые и серые дома стали меняться на дома со стенами, покрытыми желтой краской, напоминающей сусальное золото - признак пограничной зоны. Здесь жизнь благополучна и упорядочена.
Деревья, которых здесь было много, благоухали листвой, были украшены цепью гирлянд. На подходе к земле богатых располагались контрольные пропуска. Издалека виднелась тяжелая техника, рассредоточенные вокруг нее вялые, но хорошо экипированные солдаты - хоть сейчас в бой - все же были начеку.
Подойдя ближе, Марк пригляделся. Перед ним была архаичная Матильда (танк второй мировой), выкрашенная в ярко-оранжевый цвет. Она вызвала только смех. Но солдаты в касках, напоминавшие отряды ООН, были серьезны. Вскинув ружья, с презрением и недоверием, потребовали пропуск.
Эммануил показал пропуск и их пустили. На Марка смотрели так, будто его расстреляет прямо сейчас на месте, не отводя в сторону. Но ничего, обошлось, пошли дальше, а солдаты обернулись к парку - той части, где были трущобы.
Войска окружили центр, когда пропасть между социальными слоями достигла гигантского размера, власть уже не стала ничего затушевывать. Она заперлась в цитадели, окружив себя армией и до остального мира ей не было дела. Росли налоги, появились и новые законы, увеличивающие благосостояние богатых и приумножая бедность других, делая их нищими. А в центре (наверное, от скуки), среди элиты появились дикие правила, о которых Марк мало что слышал, но об одном обычае он знал наверняка.
Дальше шли мимо таких же золотых домов и лавочек, что располагались повсеместно, те ослепляли своими витринами. Марк слышал байку о том, что в богатой зоне все бесплатно, главное - пропуск, он же и абонемент на товары продовольственные и непродовольственные, вообще на любые.
Он всю дорогу что-то спрашивал у Эммануила, а тот не отвечал, знай себе шел впереди. Эммануилу это не нужно было, за посредничество он мало что получит, поэтому Марк старался его не раздражать. Спрашивал и, не получая ответа, не расстраивался.
Сейчас Марк уже не чувствовал себя барсом. Там, на окраинах, он только создавал себе репутацию бандита, на самом деле никого он не грабил, только бегал по улочкам старого города и представлял, что он разбойник - вживался в роль.
Иногда приносил якобы краденые вещи Эммануилу, чтобы тот их сбывал. И все это делалось ради того, чтоб попасть сюда, в центр, в рай на земле.
И сейчас от всего этого великолепия, у ненастоящего бандита Марка кружилась голова и, озираясь по сторонам, он робел. И чувствовал себя маленьким, сбитым с толку, неспешным манулом.
Наконец, они пришли туда, куда шли, и это не был небоскреб. Это была миниатюрная копия дворца, новострой воздвигли на месте снесенной гостиницы, которая изжила свой век, была в аварийном состоянии, или, во всяком случае, так решил правивший в то время игемон.
Их было много, этих игемонов, каждый год новый. Кто-то искренне старался помочь людям, принять законы, снизить цены, а кто-то проводил жизнь в празднестве. Криминалитет слился с властью окончательно, игемон был и главой государства и одновременно боссом мафии.
Кто хотел жить красиво, брал что плохо лежит у других и шел на поклон к игемону, тот, в свою очередь, кого посчитает нужным, мог сделать своим приближенным.
Эммануил и Марк попали в разгар вечеринки-пира, повсеместно кто-то страстно целовался, за портьерами кто-то пыхтел. Зеркала на потолке отражали бесстыдство. Длинноногие девушки в купальниках разносили шампанское и черную икру.
Мода была странная, кто-то был во фраках и цилиндрах, кто-то в гавайских рубашках, что совершенно не мешало монархической вакханалии течь огненным ручьем, искрить улыбками красавиц и вспышками фотоаппаратов.
Эммануил повел Марка к трону, на котором восседал игемон и все стихло. Как по команде.
- Ты хорошо подумал? - в последний раз спросил Эммануил.
- Да... я хорошо подумал. - ответил Марк и кожа его под одеждой сделалась гусиной. Он спросил:
- Отдать игемону дары?
- Нет... они не для него предназначены.
Эммануил взял сверток и, не разворачивая, порвал верхушку бумажного куля, разбросал украшения по залу.
Кому-то прилетело в цилиндр, коту-то попало прямо в харю. Но никто не спешил хватать побрякушки, не спешил собирать их по полу. Не дрался друг с другом в алчных порывах. Все ждали.
Перед ежегодным ритуалом приближенные игемона делали что-то такое, после чего ,их предводителя начинали ненавидеть, что-то подстраивали, чтоб его не было жалко. К таким коварным приближенным, собственно, и принадлежал Эммануил. Такие, как он и являлись, по сути, истинными управителями, тенями злодея.
Везде погас свет, кроме предтронной лестницы, и будто началось представление, в одно мгновение Эммануил, словно сойдя с ума, театрально закричал, указывая на игемона:
- Вот кто виноват во всем! Из-за него нас не любят вокруг, это он ополчил против нас всех! Теперь нам нужен новый игемон!
Он обратился к Марку:
- Давай парень, бей этого негодяя ножом. Покарай его за все!
- Ты... ты... во всем виноват. Это из-за тебя все... - говорил Марк негромко, сосредотачиваясь на жертве.
А Эммануил сунул ему в руку финку. И, видимо, расслышав бормотания Марка, весело, озорно повторил:
- Да, это все он... это он во всем виноват... Все нарочно здесь!
Видя, что Марк остолбенел, и не может пошевелить ни одним своим членом, втягивая шею, подобострастно прохрипел:
- Милосердный, милосердный. Вы поглядите на него, он же милосердный!
И в тот же миг, скорее всего, по предварительным договоренностям, какие-то здоровенные мужики, на глазах у всех, уволокли игемона куда-то за тяжелый, бархатный занавес, что был позади трона. Эммануил поднялся по ступенькам, сказал:
- Игемон умер. - состряпав скорбный вид, сделал еще несколько шагов вверх, поднял руку Марка, в которой все еще был нож, громогласно, но уже с торжеством в голосе прокричал: - Да здравствует игемон.! Новый игемон, игемон милосердный!
И разразился гогот. В это время, заготовленные петарды и фейерверки захлопали за стенами дворца, их можно было видеть сквозь большие панорамные окна. Поднимались вверх бокалы и клинки.
- Да здравствует игемон! Да здравствует игемон!
Толпа ликовала. Марк осмотрел своих новых подданных. Он знал, что через год его постигнет та же участь, что и предшествующего игемона, таковы были правила. И именно этот закон центра он хорошо знал. Этот закон все знали, буквально каждый. Но не каждый был готов на это пойти.
Но сейчас Марк не хотел об этом думать. Перед ним стояла обожающая его толпа. Которая признавалась ему в любви, женщины слали воздушные поцелуи. А откуда-то сверху, с балконов, девушки опрокидывали плетеные корзины и из них сыпались доллары, и зеленый необыкновенный листопад, кружась, покрывал залы.
Прощай голод, здравствуй сытая жизнь, а потом пускай будь что будет. А сейчас я счастлив, думал Марк, нехотя ловя банкноты на лету, тут же комкая и швыряя их в людей. Хохотал. Хохотал и держался за живот. И повторял: - Будь что будет, и будь что будет, и будь что будет. И будет, что будет!..