Аннотация: Вообще-то никто из славной четверки тут прямо не упомянут, но все ж понимают, что такая казуистика под силу только саратовскому юристу :) Так что встречайте - Сэй в гриме :)
- Итак, чего ты хочешь, брат во Христе, от этого разговора с безбожным еретиком Джордано, чьё упорство воистину достойно только очищающего костра?
Никогда ещё Салюцци, как следователь святой конгрегации не сталкивался с такой непонятной просьбой, как разговор с подследственным еретиком. Сама личность просителя была удивительной и непонятной, даже ему, дознавателю с таким многолетним стажем. Да и письмо с просьбой подписанное настоятелем какого-то далёкого киевского монастыря в таинственной азиатской Польше вызывало скорее вопросы и сомнения, чем желание исполнить её. Ну не могло быть у монаха на самом краю ойкумены такого безупречного знания латыни! А обильные цитаты из Тертуллиана и Августина Блаженного, что снабжались неопровержимыми логическими доводами в пользу разговора с еретиком, никогда не были сильной стороной даже большинства итальянских кардиналов, не говоря о писаре затерянного в дикой восточной степи монастыря. Будь его воля, Салюцци никогда не только не допустил бы этого разговора, но и самого посланца немедля взял под стражу. Однако приказ Ипполито Альдобрандини был недвусмыслен - предоставить просителю такую возможность, под надзором надёжнейших братьев-инквизиторов разумеется. Здесь не папская приёмная и у следователя нет необходимости называть папу Климента VIII полным титулованием. Этот выскочка из рода бумагомарак и паршивых законоведов навсегда будет для него Ипполито Альдобрандини и точка. Впрочем в молодости тот ведь, кажется, был легатом в этом самом Киеве и возможно лично знал неизвестного настоятеля монастыря? Салюцци схватил кожаный бювар в котором кроме распоряжения из канцелярии лежали рекомендательные письма к папе от "лучших людей города". Что за варварские имена? Сергей Дарькин, Виктор Черепков (это приморские политики, автор не только анархист, но и сепаратист - прим. автора), ещё бы их матери Аттилами или Аларихами окрестили. Проклятье, снова великолепное знание латыни писцами, будто письма составлял один и тот же человек! Но нет почерк разный, хотя в чём-то неуловимо схож, будто писали братья или сёстры. Нет не то. Впрочем, и чернила разного цвета. Он слишком подозрителен. Всё гораздо проще. Салюцци расслабился - в конце каждого из писем просьба соблаговолить принять скромный вклад в дела матери-церкви. Ну конечно, теперь понятно откуда у папской канцелярии нашлось тридцать тысяч флоринов на оплату фейерверков в честь празднования юбилейного года. Да, всё гораздо проще.
Монах, закутанный в новенькую с иголочки сутану, низко поклонился.
- Пославший меня отец-настоятель знал в молодости этого опасного еретика как талантливого и увлекающегося юношу, не способного, однако, вникнуть в глубинную суть учения великого Птолемея. Получив письмо о помощи от подследственного, он немедленно отрядил меня в святой город, дабы я мог по-отечески поговорить с ним и указать на глупые ошибки, которые единственно и привели несчастного к опасным заблуждениям, что грозят ему костром.
- Я не судья, а только следователь, милостью нашего господа. Этот еретик отвергает учение о единственности мира созданного творцом для чад своих. Он упорствует в чудовищных утверждениях о множественности их и безусловно достоин очищающего костра - резко ответил Салюцци.
- Его упорство проистекает единственно из ошибочного толкования Птолемея и простого незнания отдельных трудов святых отцов. Неужто мать-церковь готова карать за ошибки? - монах снял капюшон, и на свет появилось лицо на редкость худого человека со светлыми волосами и чисто выбритой тонзурой.
- Нет, если он признает их. Годового покаяния в удалённом горном монастыре Апулии в таком случае было бы более чем достаточно. Но он опасный еретик, смущающий умы. - Салюцци был непреклонен.
- И все-таки позвольте мне указать брату Джордано на его ошибки, а если и после моих скромных замечаний он будет упорствовать, то лишь честный суд сможет определить глубину падения несчастного.
- Что ж, люди собраны, приглашены и богословы, как указала папская канцелярия, идёмте.
- Вы позволите мне захватить с собой грифельную доску? - монах показал на широкий свёрток, обмотанный грубым холстом у него за спиной. - Мне будет проще объяснять, рисуя.
Салюцци равнодушно сделал рукой разрешающий знак.
Четвёрка факелоносцев освещала путь следователя и посланца по длинным коридорам в допросный зал.
Вошедший за следователем священник поставил доску около входа, и, бегло оглядев зал, с оборванным подследственным в центре, сделал пару резких шагов вперёд и, опустившись на колено, припал губами к перстню епископа, присланного папской канцелярией в качестве одного из богословов.
- Благослови тебя господь, сын мой. - Механически произнёс епископ и сел, оправляя фиолетовое одеяние.
Салюцци был лишён желания проявлять телячьи нежности или задерживаться в камере больше того времени, что потребуется еретику, чтобы вновь отвергнуть все доводы.
- Задавай свои вопросы.
Монах из Киева распаковал грифельную доску, взял мел и повернулся к Джордано Бруно в измученном взгляде которого явно появилось любопытство.
- Брат Джордано, пославший меня настоятель из монастыря святого Дерсу Узала просил узнать, как вписывается в твои неумные рассуждения о множественности миров и бесконечности вселенной общеизвестный фотометрический парадокс?
Подследственный явно замялся и, нервно одёрнув своё рубище, смущенно переспросил:
- Ты не читал трудов Зосимы Палеопатрасского и берёшься судить об устройстве вселенной? - в голосе приезжего монаха как будто послышалось удивление. - Но я поясню тебе.
С этими словами решительной рукой монах начертил в центре грифельной доски большой круг, а потом принялся рисовать маленькие на некотором расстоянии от него с неравными промежутками, но очень плотно. Закончив работу он провёл несколько линий от малых кругов к большому.
- Это земля, брат Джордано - монах показал огрызком мела на большой круг и несколько раз ткнул им в малые круги. - А это бесконечное количество миров, о которых ты говоришь. Тебе понятно брат?
- Пока да. - Джордано Бруно подошёл поближе, Салюцци дал знак швейцарской страже, и та стала за спиной подозреваемого в еретичестве.
- Каждая звезда, как тебе известно, испускает свет, а стало быть, от бесконечного количества звёзд света будет бесконечно много: тусклого, яркого, но много - монах из монастыря святого Дерсу Узала потёр лоб. - А раз так, то ночью также будет светло и тьма станет невозможна. Однако сейчас только вечер, а небо уже черно и звёзд негусто в нём. Так как ты объяснишь сие доказательство конечности числа звёзд Зосимы Палеопатрасского, если считаешь его бесконечным?
Джордано растерянно сделал несколько шагов вперёд, стража последовала за ним. Он вплотную подошёл к доске и сделал попытку провести пальцем линию. Прибывший монах перехватил его руку и вложил в ладонь мел. Бруно растерянно скользнул по лицу последнего и, переведя глаза на доску, нарисовал несколько дополнительных линий к уже изображённым.
- Свет от бесконечного числа звёзд, где же он? - прошептал монах, поднося ладони к лицу.
За его спиной, грубо оттолкнув швейцарскую стражу, стал явно заинтересованный епископ, в руке которого был поспешно свёрнутый пополам лист для записи протокола допроса. На нём епископ быстро что-то записывал, часто макая перо в чернильницу, что услужливо держал богослов рангом пониже.
- Как же так? - пробормотал Джордано - Ведь господь всемогущ, и ставить предел числу звёзд и созданных им миров, значит подвергать сомнению силу господню.
- Господь всесилен - подтвердил, отряхивая пальцы испачканные мелом монах. - Но любит лишь род человеческий, на процветание которого и направлена вся бесконечность его сил и желание блага.
- Неужто я ошибался? - растерянно произнёс Джордано Бруно - Годы наблюдений, рассуждений, тщательно изученные труды Птолемея и Коперника. И просто ночная тьма всё опровергла, да опровергла.
- Господь не всегда посылает нам прозрение сразу, но рано или поздно в зависимости от собственных замыслов даёт его - поспешно заявил епископ. - Понял ли ты свои ошибки брат Джордано?
- Как же так, о боже, как же я ошибся в таком простом наблюдении?
- Но ты ошибся? - вновь спросил епископ, делая знак замолчать пытавшемуся что-то сказать Салюцци.
- Конечно да, но как глупо, как глупо...
- Ты отрекаешься от своих еретических взглядов? - продолжил епископ.
- Скорее ошибочных, чем еретических - буркнул приезжий монах.
- Да, отрекаюсь, о боже, как я был слеп! - Джордано стоял, обхватив голову.
- Наконец господь вразумил тебя - довольно заявил епископ. - Сейчас подпиши отречение и собирай вещи, я забираю тебя в Анкону, где оставлю в монастыре бенедиктинцев, дабы душа твоя успокоилась.
- Но Ваша светлость...
- Подготовь бумаги Салюцци - оборвал его епископ. - Я должен отправляться к его святейшеству немедля.
- Могу ли я идти? - тихо спросил монах из Киева. - Время вечерних молитв, что я должен читать по обету.
- Не буду мешать тебе в богоугодном деле брат - епископ излучал удовольствие, ведь вновь обретённый так называемый фотометрический парадокс - великое оружие в борьбе с еретиками, и папа наградит его, а о скромном участии монаха с далёкого востока можно и не упоминать, или упомянуть лишь вскользь.
- Прощайте, святой отец.
- Прощай, сын мой.
* * *
- Я никогда более не видел этого брата - дрожащая рука старого кардинала с трудом водила пером по листу плотной бумаги. - Мне многое пришлось после испытать в жизни, изучать труды святых отцов, нести свет веры Христовой дикарям Индий, прежде чем я, Джордано Бруно, получил сан его преосвященства. Я бывал во многих библиотеках, прочёл немало книг, но так и не смог найти труд Зосимы Палеопатрасского о котором говорил этот святой брат. Но дни мои ещё не сочтены и может я наконец обрету и прочту книгу, что когда-то спасла мою мятежную душу.