Гитлер, наконец, прекратил созерцать альпийские пейзажи, расстилающиеся вокруг его летней резиденции "Бергхофф" и, опершись на перила балкона, повернулся к своему собеседнику.
- Итак, Рейнхард, я изучил ваш доклад и даже обсудил некоторые его положения со специалистами... Не делайте озабоченное лицо, сам доклад я никому не показывал. Пусть факт появления в нашем мире пришельца из будущего и та информация, которую он нам столь любезно предоставил, будут нашей маленькой тайной. - Гейдрих молча кивнул, успешно скрыв победную улыбку. Гитлер, как и ожидалось, не захотел делиться полученной информацией ни с кем - хорошее начало.
- Так вот: специалисты, с которыми я счел нужным посоветоваться, сочли основные предложения, содержащиеся в вашем меморандуме, вполне обоснованными и заслуживающими внимания. Более того, все ваши предложения органично объединены в единую систему и взаимодополняют друг друга. Так что можете принять мои поздравления, Рейнхард, ваши эксперты отлично поработали.
- Благодарю, мой фюрер. Мои люди провели самый тщательный анализ всей доступной нам информации, стремясь именно к созданию единой непротиворечивой системы необходимых мер.
.....
- Но если уж речь идет о сотрудничестве, то за всю произведенную продукцию, а также за полную или частичную переналадку производства Германия должна будет заплатить владельцам заводов...
- И она заплатит. А деньги на оплату будут изъяты из казны оккупированных стран - в счет частичного погашения репарационных выплат. Полагаю, такой подход удовлетворит всех. Германия получит фактически бесплатно дополнительные средства для ведения войны, промышленники - крупные заказы для своих предприятий, а правительства оккупированных стран должны быть довольны, что, изымаемые из их стран репарации, вкладываются в их же экономику, а не уплывают за рубеж.
- Хм, остроумно. И весьма прагматично. Мне нравится ваш подход, Рейнхард. Я полагаю, что мы сможем реализовать, предложенный вами вариант. - Гейдрих коротко кивнул. Не покидавшее его последнее время внутреннее напряжение неумолимо наступающей неизбежности, слегка ослабило свою железную хватку. Он сумел! История начала изменять свой ход.
* * *
В полной мере насладиться ощущением вершителя судеб и творца истории Гейдрих не успел.
- Что там, ещё один меморандум? - спросил Гитлер и кивнул на папку, зажатую у него в руке.
- Да, мой фюрер, можно сказать и так, - Гейдрих переложил папку в другую руку, постаравшись украдкой вытереть вспотевшую ладонь. - Здесь анализ показаний пришельца в плане развития техники.
- О-о! Именно этого я и ждал, сподобились наконец-таки, - Гитлер радостно улыбнулся, взмахом руки показал в угол веранды, где ждал гостей небольшой круглый стол и комплект плетёных кресел. - Полагаю, что там нам будет удобно.
Усевшись в кресло, он сдвинул фруктовую вазу в сторону, вытянув шею, уставился на манипуляции с папкой и бумагами.
- Рейнхард, долго ещё будешь копошиться? - не выдержал он ожидания. - Специально издеваешься или как?
- Ни в коем случае, мой фюрер? - продолжая раскладывать бумаги в каком-то, ведомом одному ему порядке, ответил Гейдрих. Интонация вопроса однозначно говорила о благорасположении вождя, и Гейдрих позволил себе даже не отрываться от бумаг.
Подняв глаза, он встретил горящий нетерпением взгляд, глубоко вздохнул и сокрушённо развёл руками.
- К сожалению, дельной информации довольно-таки мало, она разрозненна и нет гарантии достоверности.
- Полагаешь, что этот школьник мог обманывать?
- Нет, проблема отнюдь не в этом, - мотнул головой Гейдрих. - Она в том, что следователь в основном сконцентрировался на этой сверхбомбе, остальная информация отрывочна и выловить из неё крупицы чего-то полезного стоило немалых трудов.
- Я надеюсь, что труды эти всё же не были напрасны?
- Да, мой фюрер. Кое-что весьма существенное, по части наших промахов, из рассказов англичанина нам понять удалось.
Подвинув к Гитлеру один из листов, Гейдрих отправил следом ещё один и прокомментировал.
- Этот школьник очень плохо знал историю и его знания, в основном, базировались на фильмах. По техническим вопросам ситуация не намного лучше - знал лишь то, что в его время считалось обыденной повседневностью.
Бегло просмотрев оба листа, Гитлер поднял голову и недоумённо спросил.
- Рейнхард, какого чёрта я должен читать эту галиматью? Тут ведь никакой толковой информации.
- Прошу прощения, - Гейдрих с показной виноватостью пожал плечами. - Зато Вы сами можете убедиться, что за экземпляр к нам попал. Про вычислительные машины, то есть компьютеры, банальность его времени, наподобие наших народных приёмников, он, в итоге сумел объяснить лишь то, что это "помесь телевизора и печатной машинки".
- Это-то я понял, - перебил его Гитлер. - Насколько мне помнится, телевидение его времени - это наше дальновидение. Но причём здесь фон Нейман, какая-то архитектура его имени, биты-байты, причём здесь печатная машинка, в конце-то концов?
Глядя на возмущённого фюрера, Гейдрих едва сдержал улыбку - в данный момент Гитлер весьма походил на ребёнка, разочарованного подарком на Рождество. Спрятав эту мысль подальше, Гейдрих протянул фюреру ещё один лист: "Вот он - настоящий подарок" и, откинувшись на спинку кресла, застыл в ожидании вердикта. Ждать пришлось недолго, а вдохновенное лицо фюрера яснее ясного показывало, что собеседнику предстоит стать единственным слушателем на очередном митинге. Так оно и оказалось.
Экзальтированно сжав кулаки, Гитлер воскликнул.
- Я знал, я был уверен, что мы были первыми, что германский народ, вырвавшись из оков чужеродных паразитов, может и должен занять подобающее место. Значит, в его время создателем первого рабочего компьютера считают Конрада Цузе!...
Именно так, - поспешил поддакнуть Гейдрих, дабы фюрер не успел погрузиться в пучину ораторского мастерства, и быстро продолжил. - Мои люди подняли всю информацию и, что совсем уж интересно, Цузе ещё два года назад выступал в Берлинском университете с обоснованием возможности создания вычислительной машины, но тогда ему не поверили, а год назад он создал действующий прототип для института аэродинамических исследований.
- Вот как, - Гитлер фыркнул, демонстрируя отношение к "умникам" и спросил. - И где сейчас наш гений?
- В армии он, пехотинцем, - Гейдрих развёл руками. - Должен был демобилизоваться, но, поскольку приказ о расформировании части дивизий отменён, то продолжает служить.
- Рейнхард, ты меня разочаровываешь, - усмехнулся Гитлер. - Неужто, до сих пор ничего не предпринял?
- Вообще-то, некоторые шаги сделаны, - Гейдрих покаянно пожал плечами. - Сейчас мои люди выполняют приказ изъять Цузе из армии и, с максимально возможной предупредительностью, направить ко мне. Хочу сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
- Ишь, шустро как, - Гитлер шутливо погрозил собеседнику пальцем. - Хочешь ещё и эту тему под себя подгрести?
- Ни в коем случае, - резко открестился Гейдрих. Чутьё аппаратного волка подсказало единственно верный ответ. - Судя по показаниям пришельца, эти машины нужны во многих отраслях, поэтому Цузе надо только помочь в работе, а под чьим началом - не так уж важно, лишь бы результат дал.
- Ладно, после обсудим, - отмахнулся Гитлер и кивнул на бумаги. - Что там ещё выудить удалось?
Дальше информация гораздо хуже, - Гейдрих глубоко вздохнул и пододвинул отсортированную стопку фюреру. - Здесь то, чем англичане гордятся настолько, что об этом известно даже их школьникам.
В этой подборке были отсортированы материалы о "воздушном наступлении" на Рейх, о проигранной немцами "войне электронных чародеев" (The Wizard War), про ковровые бомбардировки...
То, что Гитлер прочитал о последствиях ковровых бомбардировок, Гейдрих понял без усилий. Остановившийся взгляд потускневших глаз, играющие по скулам желваки и судорожно открытый рот яснее ясного показали, что творится у того в душе и какие картины стоят перед глазами. Он и сам с огромным трудом сумел избавиться от кошмаров наяву, когда глядя на пока ещё чистые и уютные городские улицы, видел неотвратимо валящуюся из поднебесья смерть. Видел, как накрывают город за городом волны взрывов, как превращаются в горы залитого огнём щебня дома и улицы, слышал вопли заживо погребённых и сгорающих людей. Каково приходится фюреру, с его талантом художника, представить невозможно.
Захрипев, словно от удушья, Гитлер рванул воротник рубашки, отскочившая пуговица запрыгала по полу, подрагивающая рука схватила стакан с минералкой, несколько судорожных, давящихся глотков, часть воды стекла по подбородку.
Плетёное кресло вылетело из под Гитлера, который вскочил, прижал к груди кулаки и с "фирменной" бешенной энергией крикнул.
- Этот толстый боров клялся мне, что на территорию Рейха не упадёт ни одной бомбы, что его орлы посбивают всякого смельчака, посмевшего сунуться в наше небо, а на самом деле....этот... этот...
Рефлекторно вскочивший Гейдрих, с затаённой улыбкой наблюдал за разбушевавшимся Гитлером, который грозил нынешнему командующему люфтваффе всеми мыслимыми и немыслимыми карами. Что ж, по всему получается, что англичанин, несмотря на общую никчёмность в плане информации, пользу принёс всё равно огромную. Его общие слова и фразы дали ориентир, а над, казалось бы, непотопляемым Герингом сгустились тучи и громыхали раскаты начальственного гнева. Пока ещё заочно, но всё впереди, а пока надо поставить на место опрокинутое кресло, тем самым дав знак фюреру, что он не на митинге, нечего красноречие впустую тратить.
Манёвр ли Гейдриха был замечен, или Гитлер успел "выпустить пар", как бы то ни было, но фюрер сел обратно за стол и, неожиданно спокойно, сказал.
- Если у тебя есть что-то подобное, то давай сразу.
- Именно такого - Гейдрих неопределённо покрутил рукой в воздухе. - Пожалуй, что нет.
- Ладно, будем на это надеяться, а ты садись, воздух не загораживай - пробурчал Гитлер и снова углубился в чтение. Через некоторое время он судорожно вздохнул и запустил ладонь под отворот пиджака.
- Знаешь, Рейнхард - поднял голову Гитлер. - Это очень больно - читать о последствиях собственной глупости.
От удивления Гейдрих едва не раскрыл рот, помешала лишь неописуемая тоска в глазах вождя.
- Именно собственной, - продолжил Гитлер, сгорбившись и опуская взгляд. Зажатый в руке листок затрясся. - Мне года два назад показали способ нейтрализации радаров с помощью полосок металлизированной фольги, назвали "система дуппель". Я запретил дальнейшие исследования и приказал уничтожить образцы, поскольку боялся, что наши враги пронюхают.
- Выходит, что они таки пронюхали? - насторожился Гейдрих.
- Вряд ли, - махнул Гитлер рукой. - Там тоже есть инженеры, и таланты имеются. Прогресс не остановить глупыми запретами.
Не зная, что тут сказать, Гейдрих смотрел на поникшего фюрера, который совершенно ушёл в себя. Прошло немало времени, прежде чем тот встрепенулся, вздохнул и вернулся к чтению. По всей видимости, Гитлер оправился от нанесённого удара из будущего, поскольку распрямился и вернулся к привычно-мгновенному ритму чтения.
- Неплохо, - буркнул фюрер, отложив в сторону прочитанный лист, взял следующий и снова углубился в чтение. На этом листе была подготовлена краткая аналитическая справка по упомянутым вопросам.
Второй лист прочёл, не отвлекаясь, затем просмотрел ещё раз, поставил локти на стол, ладонями упёрся в лоб, некоторое время сидел молча. Пауза затянулась и Гейдрих едва не забыл как дышать, гадая про себя - всё ли он сделал верно?
- Совсем неплохо, Рейнхард, - нарушил тишину Гитлер. - Даже, можно сказать, что хорошо. Настолько хорошо, насколько это может быть в нашем положении.
Гейдрих облегчённо вздохнул, его инициатива пришлась Гитлеру по душе, тот вновь вскочил, заставив подняться и собеседника. Нарезая круги вокруг стола, Гитлер, в радостном возбуждении, словно уговаривал сам себя оптимистическими выводами.
- Не так всё и страшно, значит. Хорошо, что этот недоучка запомнил словосочетание "сантиметровый диапазон", выходит, что мы от него отказались, понадеявшись на блицкриг, а эти островитяне изначально рассчитывали на долгую войну и вложились в долгосрочные исследования. Теперь мы от них не отстанем, более того! - я уверен, что превзойдём. Никакой информации о лазерах, только "когерентное излучение" вспомнил, зато по инфракрасной теме у нас АЕГ с 36-го года работает, а над ракетами фон Браун не покладая рук трудится. Надо только его сориентировать, чтобы все силы бросил на зенитную ракету, а дальнобойную, то есть межконтинентальную, пока отложим на будущее. Кстати, согласно последнему докладу Дорнбергера, его А-5 устойчиво поднимается на 12 км, два десятка удачных пусков сделали, вот пускай ею и занимаются. О немецком космонавте только слухи и легенды, а до шестидесятых надо ещё дожить. Космос отложим на после войны. Что у нас ещё? - ах, да! - вычислительные машины...
Гейдрих замер в ожидании.
- Рейнхард, ты и твои люди отлично поработали. - С этими словами Гитлер сел в кресло и кивнул на разложенные бумаги. - Я ещё раз изучу эти документы, а ты пока занимайся своими делами, встреть Цузе, намекни ему, что он может стать для Рейха вторым фон Брауном. Можешь идти, спасибо за работу.
Проводив взглядом спину Гейдриха, Гитлер откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову, некоторое время сидел, рассматривая проплывающие над головой облака. Затем встряхнулся и погрузился в чтение оставленных бумаг. Выглянувшему из двери секретарю дал знак, что занят. Плеск воды в бассейне и звонкий голос Евы, донёсшийся снизу, заставили оторваться от чтения, но ненадолго - дела важнее, ведь его миссия на Земле может закончиться сокрушительным крахом. И дело отнюдь не в собственной смерти. После траншей Великой войны он прекрасно осознавал, что люди, и он в том числе, внезапно смертны, и два своих Железных креста считал заслуженными. Гораздо страшнее было закончить жизнь с осознанием краха своего дела, своей миссии - тысячелетнего Рейха, просуществовавшего всего двенадцать. Сделанного не воротишь, и в новую мировую войну он, всё-таки, вляпался. То, что Франция и Англия вступились за поляков, стало тяжелейшим шоком, кабы знать заранее, он бы отказался от договора со Сталиным, но... Единственное утешение - это Вермахт, ведь ни поляки, ни французы, никто даже предположить не мог, что военные кампании окажутся столь скоротечными, они все рассчитывали на очередную выматывающую войну ресурсов, где у Германии нет никаких шансов, и они просчитались. Он тоже просчитался, коммунистам верить нельзя, а он поверил, и теперь..., и теперь Судьба дала ему ещё один шанс. Похоже последний. Стоп, а если шанс дан не только ему, а вдруг у англичан, советов или американцев тоже оказались такие вот... пришельцы? Вдруг это такой экзамен? - кто лучше использует свой шанс? Впрочем, нечего забивать себе голову лишними вопросами, у него своя миссия.
Закончив с чтением и обдумыванием предоставленных материалов, Гитлер нажал кнопку вызова. В распахнутых витражных дверях материализовался дежурный секретарь.
- Связь с Герингом, телефон сюда.
Секретарь щёлкнул каблуками, кивнул и исчез, Гитлер вновь начал просматривать бумаги, погрузившись в чтение. Ждать пришлось недолго, всего пару минут.
- Командующий люфтваффе слушает, - секретарь протянул трубку, поставил аппарат на стол, замер, ожидая дальнейших распоряжений.
Гитлер кивнул, взмахом руки дал понять, что тот свободен, приложил трубку к уху, прихлопнул документы, вздумавшие разлететься под порывом ветра.
- Добрый день, Герман. Чем занимаешься?
- Добрый, мой фюрер, - в голосе Геринга сквозила нешуточная усталость. - У меня весь штаб на ушах стоит, работаем по плану.
- По тому самому?
- Так точно.
- Операция отменяется - это приказ.
Некоторое время на другом конце провода стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь техническими шумами и отдалёнными голосами штабных офицеров. Придя в себя, Геринг выдал очередь вопросов.
- Но как? Почему? Всё ведь было решено...
- Герман, это приказ! - жёстко отчеканил Гитлер и, убрав металл из голоса, продолжил. - Разрешаю только разведку. Ты понял? - только разведку, больше ничего.
- Понял, - а голос-то у командующего совершенно убитый.
- У меня для тебя и твоего штаба другое задание.
- И какое же? - скептицизм Геринга просто сочится через телефон. Ещё бы - он готовился ударами бомбардировщиков принудить Англию к миру, наглядно показать, что их остров, их география больше не гарантирует полной безопасности и тут такое. Всё равно, что скомандовать собаке "Фас", а когда она разогналась и готова вцепиться, дёрнуть за поводок со строгим ошейником.
- Собери все материалы по американским и английским четырёхмоторным бомбардировщикам, приведи в понятный вид, обобщи и подготовь анализ дальнейшего развития. Через два дня позвоню, доложишь, как идёт работа, определимся с датой большого совещания по авиации.
- Только американские и английские? - поинтересовался Геринг.
- Можешь ещё советские включить, этого хватит. Всё, до связи.
Оборвав разговор, Гитлер кинул трубку на аппарат, попытался представить, что сейчас творится в штабе люфтваффе, усмехнулся и сразу помрачнел. Теперь, отменив бомбардировки острова, он совершенно не понимал - как он мог в той истории довериться гипнотической уверенности Геринга? Ведь это же элементарно - англичане будут драться истребителями и зенитками, над своей территорией, их выжившие пилоты возвращаются в строй, а для люфтваффе потери безвозвратные, хоть убитые, хоть пленные. Эту "засаду", спасибо пришельцу, обойти удалось.
Ну что же, можно сказать, что первый шаг сделан, теперь надо готовиться к совещанию и, кстати, ... ну конечно!
Вновь материализовавшийся в дверях секретарь услышал ожидаемый приказ
- Накрывайте ужин, - зато следующий приказ оказался неожиданным. - Найдите мне книгу генерала Дуэ, итальянца, о воздушной войне.
* * *
Следующие трое суток остались в памяти обслуживающего персонала "Бергхофа" как сплошной аврал, ведь такого наплыва посетителей в истории резиденции ещё не было. С раннего утра и до позднего вечера приезжали учёные и промышленники, администраторы и военные, практически каждый из которых мучительно недоумевал о причинах вызова. Всех их следовало разместить, обеспечить им комфорт и согласовать время приёма, в запланированное время не укладывался практически ни один из вызванных, и график бесед ломался на ходу. Взмыленная обслуга носилась по территории резиденции как угорелая, едва успевая готовить гостевые комнаты, разносить еду и напитки, и обеспечивать безопасность мероприятия. Одним из итогов этой суматохи стал ночной разговор Гитлера с Альбертом Шпеером - личным архитектором фюрера.
- Если я правильно понял, то на мировую англичане не пойдут? - спросил Шпеер в продолжение разговора.
- Именно так! Они готовы воевать до последнего солдата, - Гитлер усмехнулся. - Раньше до последнего французского, теперь до последнего русского, а после их заокеанские кузены подключатся, устроят нам бомбовый ливень днём и ночью.
- Может разведка несколько сгущает краски?
- Альберт, эта информация получена из весьма достоверного источника, никаких сомнений у меня нет, и тебе я советую принять за аксиому, что нас ждут те самые бомбёжки, которые предвидел этот макаронник, ... гениально предвидел, надо отдать ему должное.
- Неужели они станут целенаправленно бомбить жилые кварталы? - возмутился Шпеер. - Это же варварство!
- А ты подумай хорошенько, затем попробуй ответить на свой вопрос сам.
В голосе фюрера проскользнули нотки раздражения, и Шпеер счёл за благо промолчать. Он ехал с мыслью, что они вновь будут обсуждать грандиозные планы реконструкции Берлина, на всякий случай захватил с собой множество эскизов и набросков, а вместо этого узнал оглушительную новость, что эти плутократы решили сровнять Рейх с землёй с помощью невообразимо огромных бомбардировщиков в непредставимом количестве. Подумать только - удар тысячью бомбардировщиков, каждый из которых готов высыпать не одну, не две и даже не три тонны бомб, сегодня один город, завтра другой, послезавтра третий и, чтобы ты ни построил, какой бы шедевр ни возвёл, всё это станет лишь грудой обломков. Такова реальность сегодняшнего дня.
- Я правильно понял, что мне предстоит заняться проектированием бомбоубежищ?
- Ты быстро всё схватываешь, - ответил Гитлер, затем покачал головой. - Однако в этот раз ошибся. Строить убежища найдутся люди и без твоего таланта, а для тебя найдётся другая задача, гораздо ответственнее.
- Какая же? - удивился Шпеер.
- Альберт, ты весьма талантлив, а талантливый человек всегда разносторонен, - Гитлер сделал паузу, обдумывая дальнейшие слова, и Шпеер поспешил ответить.
- Благодарю, мой фюрер, но...
- Не перебивай меня - сверкнул глазами Гитлер. - Сиди и слушай! Я хочу, чтобы ты сделал эти бомбёжки невозможными.
- Но к-как? - удивление Шпеера переросло в изумление.
- На словах просто, а вот на деле,... на деле сложнее. Но ты сможешь, я это знаю.
Глядя на совершенно ошеломлённого своего, теперь уже бывшего архитектора, Гитлер едва сдержал улыбку. Альберт действительно талантлив, он справился с поставленной задачей в той истории, значит, справится и в этой. Тот английский школьник не знал о ходе войны практически ничего, но Роммелю и Шпееру буквально пел дифирамбы. С промышленностью пока обождём, слишком там всё переплетено, но вот это направление надо разгребать немедленно.
- Мне надо, всему нашему Рейху надо, чтобы ты навёл порядок в науке.
- Но как!? - воскликнул Шпеер, непонимающе глядя на фюрера.
- Видишь ли, Альберт, в последнее время я много общался с самыми разными людьми практически на одну и ту же тему. Как ты, наверняка понял, на тему защиты нашего неба. И выяснил, несколько неожиданно для себя, что в сфере науки у нас творится страшный бардак. Есть министерство науки, просвещения и воспитания, со своим научно-исследовательским советом, обществом кайзера Вильгельма и своими лабораториями. Есть лаборатории наших промышленных концернов, у военных каждый вид вооружённых сил имеет свой научный сектор, да ещё плюс Имперская почта со своими учёными. Есть Государственный научно-исследовательский совет и параллельно с ним Управление развития экономики. Получается, что по многим направлениям у нас идут одни и те же исследования в разных секторах и учёные, которые в них заняты, ничего не знают о своих коллегах из других ведомств. Нет ни одной инстанции, которая бы руководила ходом исследований, некому обобщать результаты и доводить их заинтересованным сторонам, в общем и целом - бардак!
- Но причём здесь я?
- Притом, что у тебя есть мозги и есть талант, для которых найдётся лучшее применение, нежели работа на стройке. Поэтому успокойся и прими как данность, что ты назначен на должность рейхскомиссара по научным исследованиям. Для начала лично ознакомься с ситуацией, пообщайся с людьми, набросай план мероприятий, обдумай и, как будешь готов, сразу ко мне на доклад. Но не позже, чем через месяц! Список первоочередных исследований обсудим завтра, заодно и позавтракаем. Когда план реорганизации составишь, сразу получишь все необходимые полномочия.
- Мой фюрер! - от избытка чувств Шпеер вскочил. - Как я могу координировать научные исследования, если не разбираюсь в них? Как я определю правильность выбранного пути?
Вместо ответа Гитлер махнул рукой.
- Садись и слушай, - вздохнув и потерев лоб ладонью, он продолжил. - До тебя я общался с полковником Фишером, начальником школы аэрофотосъёмки, обсуждали технические проблемы. Так вот, оказалось, что работы по его направлению параллельно ведут Цейс, Аэрофотограф, Ганза-Люфтбильд и Фотограмметрия, все эти фирмы разрабатывают методы и технику для аэрофотосъёмки, всем нужны специалисты, деньги, материалы и время, при этом ни одна из фирм не имеет никакого представления о достижениях и неудачах коллег. От тебя вовсе не требуется быть учёным в области оптики или фотографии, тебе надо скоординировать их работу так, чтобы силы, время и деньги не распылялись, не уходили водой в песок. Таких примеров я могу привести множество, и поэтому мне нужен человек, который возьмёт на себя наиболее востребованные направления исследований и обеспечит их максимальную эффективность.
- Но почему именно мне...?
- Потому, что этого хочу я и потому, что это нужно Рейху! - резко оборвал начинающиеся возражения Гитлер. - Ты пойми, что из тысячи новорожденных только один имеет шанс стать учёным-первооткрывателем, двое-трое смогут открытие продолжить и развить, а у нас они, получается, что дублируют друг друга. И это в тот момент, когда наша страна ведёт войну на выживание, против нас практически весь остальной мир, все эти плутократы и жидобольшевики желают нашей гибели и мечтают видеть Германию вымаливающей пощаду.
- Но ведь у нас пакт со Сталиным, он поддержал нас в польском вопросе, - вклинился в речь фюрера Шпеер.
- Поддержал, - с горечью усмехнулся Гитлер, - Тебе пока незачем знать некоторые вещи, может быть, позже я расскажу о них, но пока вспомни их главную риторику до пакта - "Грязное, преступное порождение империализма - фашистская Германия". Это сейчас у нас мир и дружба, но у Сталина есть свои цели и мир долго не продлится. Сейчас он выкручивает мне руки по финскому вопросу, лезет в Румынию, на Балканы и, если продолжит в том же духе, его придётся останавливать силой.
- То есть, нас ждёт ещё и война со Сталиным?
- Не исключено, хоть мне и хотелось бы этого меньше всего. На осень у нас намечены очередные переговоры, в Берлин прилетит Молотов, тогда и определимся насчёт отношений с коммунистами. Всё, Альберт, спать пора, ты ведь не хочешь, чтобы Ева тебе яду в бокал подсыпала, а то и чего похуже?
Ночь, для Шпеера, выдалась бессонной. Он до утра ворочался с боку на бок, перебирая варианты действий, самый простой из которых - решительный отказ. Однако фюрер недвусмысленно дал понять, что отказа не примет, его аргументы логичны, а уверенность в правильности выбора, что ни говори, воодушевляет. Он дал месяц на вхождение в курс дела, теперь осталось узнать о конкретных направлениях работы, а там видно будет. Да и действительно, если ситуация обстоит именно так, то деваться некуда - надо впрягаться и тащить, другого выхода нет, под угрозой само существование Рейха.
* * *
Полученная от Гитлера эмоциональная накачка, в сочетании с характером трудоголика заставили Шпеера трудиться, не зная ни сна, ни отдыха, а поставленная задача - обеспечить надёжную ПВО страны, тяжким грузом ответственности легла на его плечи. Чем глубже он вникал в связанные с ней проблемы, тем сильнее становилось ощущение полнейшего бессилия. Практически любой вопрос требовал многочисленных консультаций, согласований и бесконечных совещаний, каждый из участников которых всеми силами стремился получить хоть малую толику дополнительного влияния, расширения властных полномочий и подконтрольных ресурсов. На фоне этих бесконечных дрязг, интриг и перекладывания ответственности, настоящей отдушиной остались встречи с доктором Тодтом. Доктор, сам тянущий на себе неимоверный груз руководства тремя министерствами и организацией имени себя, с неизменной приветливостью встречал Шпеера в своём скромном жилище на берегу Хинтерзее, особенно радуясь, когда земляк появлялся с женой. Помимо общих профессиональных интересов, - оба строители - и землячества, у них обнаружилась ещё одна причина для сближения.
Несмотря на искреннее уважение к фюреру, оба профессионала не могли скрыть за тщательно обтекаемыми формулировками своё презрение к многочисленному племени партийных горлопанов, которые, словно пена на гребне волны, захлестнули все стороны общественной жизни Германии. Первичное безоглядное доверие, родившееся из фантастического рывка страны, сумевшей вырваться из унизительных оков Версальского мира, из нищеты Веймарской республики, постепенно сходило на нет при виде вчерашних лавочников, торгашей и просто люмпенов, превратившихся в чванливых вельмож благодаря подвешенному языку вкупе с беспринципным интриганством. Особенно их возмущало заигрывание партийной верхушки с низами общества через унижение учёного сословия, а последней каплей стало выступление Роберта Лея, умудрившегося заявить, что для него любой дворник гораздо выше любого академика. Мол, дворник одним взмахом метлы сметает в канаву мириады бактерий, а какой-нибудь учёный гордится тем, что за всю жизнь открыл одну-единственную бактерию.
В ходе рабочих встреч и консультаций Шпеер познакомился с бывшим командующим пятым флотом Эрхардом Мильхом, ставшим генерал-фельдмаршалом за Норвежскую операцию. Тот сильно натерпелся от идёйных болтунов, поскольку его мать была еврейкой и лишь решительное заступничество Геринга, заявившего, что у себя в штабе только он решает, кто еврей, а кто нет, спасло Мильха от травли. Геринг доверил ему пост статс-секретаря и начальника вооружений люфтваффе, поэтому именно с ним Шпееру пришлось контактировать больше всего при вхождении в курс дела. На почве общих взглядов и характеров они весьма быстро образовали ещё один "полюс силы" в руководстве страны. Может показаться странным, но их почти союзником стал Геббельс, который весьма настороженно относился к группировке Гесса и Бормана. А тут ещё и резкий взлёт Гейдриха, в одночасье ставшего ещё одной значимой фигурой на политическом небосклоне.
Оказавшись в этой "банке с пауками", ломая голову над раскладами, складывающимися между всевозможными клановыми и ведомственными группировками, Шпеер искренне завидовал Тодту, который умудрялся сохранять практически со всеми ровные отношения и пользоваться безграничным доверием фюрера. Компенсацией за потраченные нервы и время выступало то обстоятельство, что дело стронулось с мёртвой точки, а эскизные наброски по решению поставленной задачи постепенно превращались в рабочий чертёж, своего рода технологическую карту. Сегодняшнее собрание подводило итог трёхнедельных встреч и консультаций, оно же являлось вторым этапом сегодняшнего выступления Геббельса в Берлинской высшей технической школе, где собранные со всех отраслей "авторитеты-технари", довольно неожиданно для себя, узнали о новом курсе во взаимоотношениях между ними и государством. Ещё более удивительным стал фактический приказ, высказанный в форме пожелания о том, чтобы они подготовили списки молодых специалистов - на своё усмотрение! - которых следовало забрать из армии и вернуть обратно в науку. На этом же "первом этапе" собравшимся представили нового рейхскомиссара по научным исследованиям, он же заместитель Уполномоченного по четырёхлетнему плану (Геринга), он же А. Шпеер.
Для второго этапа Гитлер, весьма впечатленный информацией из будущего, решил использовать помещение рейхсканцелярии, символизируя этим одновременно отношение к Шпееру, приглашённым гостям и важности обсуждаемых вопросов. Одним из самых важных и "болезненных", для Шпеера и Гитлера, стал отказ от планов грандиозной реконструкции Берлина и других городов Рейха - эти замыслы отложили на "после войны". Заодно решился вопрос со строительством башен Винкеля, бомбоубежищ в форме термитника, массовое строительство которых решено было ускорить всеми силами. Логическим продолжением башен Винкеля стала идея зенитных башен, насущная необходимость которых вытекала из того простого факта, что городская застройка не позволяла размещать на крышах зенитки "серьёзней" 20-мм, а при размещении на земле те же 88-мм пушки и более крупные перспективные калибры, получали слишком узкие сектора обстрелов. Крупнокалиберные зенитные орудия требовалось поднять выше уровня городских крыш, к выводу об этом в люфтваффе пришли достаточно давно, но лишь теперь сошлись воедино интересы ПВО, желание Гитлера и архитекторский талант Шпеера. Проекты первых зенитных башен он набросал буквально "на коленке" только ради того, чтобы вернуться к привычному и знакомому делу.
Вот и сейчас, проезжая мимо знакомого полицейского, открывшего ворота, он обдумывал, как сделать башню "многофункциональной", как её можно относительно безболезненно "вписать" в городской ландшафт, а вовсе не над координацией научных исследований. В вестибюле, где разрешалось курить, Шпеер поздоровался с несколькими курильщиками и прошёл в гостиную, единственное помещение, которое считал уютным и где обычно накапливались гости перед приглашением за стол. По заведённой традиции здесь не использовалось партийное приветствие и никогда не велись деловые разговоры, заменяясь сплетнями, новостями культурной жизни и анекдотами. Сегодняшней темой стало очередное выступление так называемых "неформалов" в Гамбурге, которые в очередной раз нарвались на активистов гитлерюгенда. Перемыть им косточки до основания не удалось, поскольку появился Гитлер, пожал собравшимся руки и, по своему обыкновению, уселся на любимое кресло, попутно захватив со стола свежую газету. Незнакомые со здешними правилами поведения гости сперва оторопели, и Шпеер взял инициативу на себя.
- Итак, господа, мы собрались, чтобы обсудить проблему защиты нашего неба, а именно совершенствование радаров и весь комплекс взаимосвязанных вопросов. Предлагаю выступить моему заместителю по работам в области высоких частот инженеру Брандту.
После этой фразы Шпеер уселся на диван и знаком показал собравшимся, чтобы те не терялись и занимали места, где им удобнее. Три десятка приглашённых быстро разместились, а к столу вышел Брандт.
- Фактически мы находимся лишь в начале пути - сказал он, подойдя к столу и окидывая взглядом аудиторию. - Тем не менее, некоторые наши фирмы на свой страх и риск вели работы по этому направлению, я говорю о сантиметровом диапазоне. Особенно следует отметить фирму "Лоренц", именно их работы дали основную почву для выводов. Можно констатировать, что этот диапазон позволяет значительно увеличить точность выдачи координат и является весьма перспективным. Однако, при этом следует отметить, что он же довольно значительно зависит от погодных условий, а главное в том, что на пути его внедрения стоит множество технических проблем. Требуются длительные и дорогостоящие эксперименты, прежде чем мы сможем использовать такие радары. Поэтому принято решение продолжать работы над метровым диапазоном, используя данные радары для обнаружения, а радары целеуказания пока будем использовать дециметровые, всемерно повышая их помехозащищённость. В рамках нашей Комиссии по радиолокации, названной "Комиссия 10", будет создано четырнадцать рабочих комиссий и четыре рабочие группы для координации, их руководители здесь присутствуют. В области разработки электронных ламп рабочая комиссия доктора Штаймеля одновременно является органом Комиссии по радиолокации и комиссии по сантиметровым лампам. Для информации о результатах работ, обсуждения и принятия решений запланированы ежемесячные собрания "Комиссии 10", а узкотехнические вопросы будут обсуждаться внутри рабочих комиссий...
То, о чём рассказывал Брандт, было заранее обговорено, и Шпеер позволил себе немного расслабиться. Всё равно сейчас начнётся разговор профессионалов, а он ничегошеньки не понимает в их диаграммах направленности, волноводах-фидерах и прочих магнетронах. Он мысленно поморщился, когда вспомнил беседу со специалистами "Цейса", которые занимались приборами управления зенитной стрельбой и заставили его чувствовать себя беспомощным младенцем, рассуждая про прямоугольную, сферическую и цилиндрическую системы координат, их перевод и прочую заумь. С другой стороны они же подсказали несколько направлений, которые обязательно надо увязать с обсуждаемой темой. Собственно говоря, именно поэтому Винер (разработчик Wikog -9SH, наиболее совершенного ПУАЗО) также участвует в работе "Комиссии 10".
От флотских зенитчиков пришла идея, что с увеличением скорости самолётов, ручной привод становится неэффективным, требуется переход на механический. Специалисты "Телефункена" требуют увеличить финансирование на работы над радиовзрывателями, а Цузе обещает к новому году создать вычислительную машину, которая намного увеличит скорость исследований. И всех их надо "запрячь в одну упряжку", поставить задачи, разграничить сферы ответственности, не дать погрязнуть в склоках... - та ещё головная боль.
По ходу обсуждения Гитлер в основном молчал, ограничившись несколькими уточняющими вопросами, причём сумел удивить собравшихся точностью формулировок. Когда было вспыхнувшая дискуссия на тему люминофоров для экранов, пошла на спад к Гитлеру подошёл его личный официант Канненберг, что-то прошептал ему на ухо, после чего тот встал и объявил
Шпеер, знакомый с этой формулировкой как человек имеющий право на ежедневный обед у фюрера, лишь усмехнулся, глядя на ошарашенных гостей провожающих взглядом спину вождя.
- Без церемоний, господа, - бросил Шпеер, направляясь к дверям. - И помните, что за столом беседуют о чём угодно, но не о делах.
В этот раз ему пришлось быть одним из самых высокопоставленных участников застолья, из соратников Гитлера присутствовал только Гейдрих, и Шпееру пришлось занять место за большим круглым столом, а не за привычным столиком в углу, где можно было беседовать комфортно и спокойно. Дальнейшую программу вечера он знал практически наизусть, будет обсуждаться Великая война, какая-нибудь свежая сплетня из жизни гауляйтеров и прочие дежурные темы. Впрочем, с этим можно смириться, ведь главное, что Гитлер, судя по всему, доволен собранием и не высказал несогласия по каким-либо вопросам. А раз он одобрил принятые решения, то будет теперь сам настаивать на них и, значит, дело сдвинулось.
* * *
Через четыре месяца, 13 ноября 1940 г. Берлин, украшенный по такому случаю красными транспарантами и прочей наглядной символикой союза двух режимов, встречал Молотова. Надо было обсудить те условия, на которых СССР был готов войти в "Антикоминтерновский пакт". За эти месяцы в советско-германских отношениях изменилось многое. Вопреки прогнозам живущих прошлым теоретиков, никакого позиционного фронта во Франции не возникло, теперь Молотову приходилось считаться с тем, что вермахт и РККА могут встретиться на поле боя в ближайшее время. Собственно говоря, практически никаких иллюзий участники переговоров не питали, и выдвигали взаимно бредовые предложения.
Об этом визите Шпеер узнал, когда ему пришлось согласовывать мероприятия по встрече высокопоставленного гостя и график-маршрут колонн строительной техники, работающей на котлованах будущих зенитных башен. Работы велись на шести огромных участках, разворачивать транспортные потоки, ради помпезности визита он счёл ненужным. Достаточно проезда кортежа почётной охраны по второстепенным магистралям и небольшой массовки. Нечего мешать складывающемуся и пока ещё хрупкому механизму грандиозной стройки.
Комплексы ПВО будут строиться по индивидуальным проектам и, спустя год, горожане должны увидеть, как над городской застройкой возвышаются крепостные башни. Символизируя связь прошлого и будущего, они могут стать архитектурным украшением Берлина. Мимо такого соблазна Шпеер пройти не смог, поэтому взял под личный контроль работу над крепостью "Тиргартен" из трёх башен. Ещё две крепости по две башни, курировал профессор Фридрих Таммс из ведомства Тодта, которое и вело строительные работы. Под дружеским присмотром Тодта Шпеер проходил практику управления многоотраслевым объектом государственной значимости.
Самые яростные баталии кипели вокруг проекта перестройки в зенитную башню здания рейхстага, отвлекая на себя скандалистов, а тем временем Шпеер стал ежедневным визитёром на строительстве "Тиргартена", сдать который планировалось в апреле 41-го.
На чертежах и эскизах "стандартная" крепость состояла из двух башен: артиллерийской и управления. Флотский опыт показал, что радары оптимально располагать не ближе 300м от ведущёй огонь артиллерии, поэтому боевая башня становилась платформой для четырёх перспективных 128-мм спаренных установок. По замыслу, целеуказание она получает от расположенной в полукилометре башни управления, главным оружием которой планируется выдвижная чаша радара "Вюрцбург-2". В убранном положении антенна и "сопутствующие" механизмы/персонал/приборы, занимают половину седьмого этажа - выделено с расчётом на перспективные антенны. Другая половина предназначена для технических служб радара ближнего целеуказания, оптического дальномера и звукопеленгаторных установок. Всё бы ничего, но в помещениях нуждаются ещё и представители конструкторских бюро, которые планируют использовать башню управления как полигон для лабораторных образцов.
Один этаж "уходит" штабу воздушного флота "Райх", требования к планировке от них меняются день ото дня, общее единодушие только насчёт вертикального планшета обстановки и балкона для торжественных речей. Много решений напрямую приходит из флота, поскольку там давно решена задача хранения и подачи боеприпасов из глубины, герметизация, стрельба по вычислителю и множество других. Главный калибр ПВО страны пройдёт войсковые испытания на башнях, затем станет вспомогательным калибром для линкоров, крейсеров и основным для эсминцев. Для этого в конструкцию будут внесены улучшения по итогам эксплуатации и добавлены корабельные устройства.
До третьей башни крепости "Тиргартен" 40 километров на запад, она предназначена для радара дальнего обнаружения "Вассерман", отдельный кабель связи, а две башни "Зоо" соединяет туннель. Каждая башня сможет укрыть от бомбёжки до 20 тыс. человек и гарантированно защитить от полуторатонной бомбы.
Через год Берлин должны прикрывать семь башен первой очереди, три из которых боевые и теоретически способны поставить непроходимую огненную завесу на всех требуемых высотах.
Такие же комплексы строятся в Гамбурге, Вене, Бремене, прорабатывается идея зенитных бронепоездов, Конрад Цузе обещает к Рождеству рабочий прототип первого универсального вычислителя ...
Этот бесконечный поток замыслов крутился в голове Шпеера, пока он ехал на очередное заседание "Комиссии 10", после которого его ждал Пенемюнде и фон Браун на испытательном полигоне.
Глава 2
Рождественские каникулы преподнесли изрядное число новостей по самым разным направлениям. Цузе действительно представил на суд взыскательной публики из высших эшелонов власти опытный образец вычислителя, за который вновь разгорелась свара между институтом аэродинамики и командой фон Брауна. Более всего "Z-2" походил на бильярдный стол, только увеличенный втрое. Ещё одним отличием стало то, что вместо зелёного сукна и шаров, агрегат показывал работу без малого тысячи телефонных реле и вакуумных трубок, металлических пластин, отвечавших за память и другой загадочной машинерии. По словам Гитлера, не хватало только парового котла.
Цузе настоял на использовании телефонных реле, давно отработанных промышленностью, киноплёнки для перфолент и других подобных комплектующих, чтобы обеспечить максимальную надёжность и наглядность работоспособности его идей. Через два года он обещал показать прототип серийного вычислителя, под выпуск которого резервировались производственные площади в подземном комплексе "Миттельверке", основной задачей которого должен стать выпуск ракет фон Брауна. "Z-3" разрабатывался ламповым, каковых планировалось две тысячи, поэтому в работе опытного цеха фирмы "Zuse Ingenieurburo und Apparatebau, Berlin" на первый план вышел инженер-электронщик Гельмут Шреер. Фирма Цузе, персонал которой насчитывал 10 человек с уборщицей, стала первой на Земле коммерческой компанией, поставившей своей целью только развитие компьютерных технологий, и готовилась к новоселью на один из этажей башни управления крепости "Фридрихсхайне". Руководство воздушного флота "Райх" согласилось на передачу помещения только после железной договорённости, что прототип "Z-3" и следующего "Z-4" останутся работать вычислителями командного пункта ПВО страны.
Подобно температуре за окном, на Рождество пришли к точке замерзания германо-советские отношения. После ноябрьских переговоров с Молотовым, закончившихся дежурно-общими дипломатическими фразами, в пропаганде сторон проявилась двусмысленность. Не то, чтобы вернулись времена оголтелого клеймения, но советские статьи о доблестных английских моряках, прорывающихся к родным берегам, показывали, что Берлин и Москва могут вновь изменить отношение друг к другу. Об этом же свидетельствовал нарастающий вал претензий по кредитному соглашению, согласно которому СССР должен был получить высокотехнологичное оборудование и лицензии. Но теперь немецкие фирмы всеми способами затягивали отправку, не соблюдали комплектность и отказывались от уже заключённых соглашений.
Тем временем в небе над Англией практически беспрерывно шли поединки между эскадрильями дальней разведки люфтваффе и перехватчиками островитян. Особое место в них занимали полёты "группы Ровеля".
Эта группа, находясь в подчинении Абвера, занималась стратегической разведкой и аэрофотосъёмкой в глубине территории потенциального противника. На вооружение ей поступала самая разная техника из опытных, предсерийных, импортных и реэкспортных образцов, а личный состав подбирался из лучших экипажей эскадрилий дальней разведки. Свою лепту в пополнение группы внесла также компании "Люфтганза", которая предоставила вместе с экипажами три "Фоке-Вульф-200", ранее бывших дальними четырёхмоторными пассажирскими самолётами. Помимо аэрофотосъёмки группа занималась также десантированием иностранных агентов Абвера.
Опыт показал, что Хейнкель-111 и Дорнье-17 - основная матчасть разведывательной авиации - в английском небе становятся довольно лёгкой жертвой истребителей RAF, им не хватало ни скорости, ни маневренности. Чтобы провести фотосъёмку затребованных участков, люфтваффе приходилось устраивать настоящие экспедиции из сотен самолётов, использовать Ме-110 с увеличенной дальностью и установленными вместо вооружения камерами, продумывать маршрут и анализировать активность истребителей. Все эти ухищрения оказались паллиативом - потери элитных экипажей росли, а вылеты стали походить на лотерею.
Осенью дневные полёты над Англией практически прекратились, впрочем, как и ночные, поскольку единственный образец ночной фотокамеры был ручным, с фокусным расстоянием всего 18 см и крохотным негативом. Исключением стала 1-я эскадрилья, получившая летом 40-го шесть Юнкерсов-88Д и группа Ровеля.
К Рождеству перевооружение дальней разведки в целом завершилось, фирма "Цейс" представила на испытания новые камеры, а инспектор разведывательной авиации генерал Богач получил внушительный перечень объектов и направлений. Система, выстроенная Богачем, оказалась жизнеспособной и эффективной. С самого начала (августа 39-го) предполагалось, что воздушная разведка в ходе боевых действий, прежде всего, обслуживает интересы наземных войск, а значит, и получает задания от армейского командования. Поэтому, к штабам всех групп армий и танковых групп направлялись "командиры Люфтваффе", в чине не менее полковника. Штаб группы армий получал заявки на проведение воздушной разведки, а также сам формировал задания на разведку в ближнем тылу противника. Затем все они передавались "Колюфту" (Koluft), который непосредственно и отдавал боевые приказы конкретным эскадрильям ближней разведки.
С эскадрильями дальней разведки решалось иначе. Районы действий и конкретные объекты для них определялись как в штабе группы армий, так и в штабе соответствующего авиакорпуса или воздушного флота. В итоге они действовали как в интересах командования Вермахта, получая приказы напрямую от Koluft, так и в интересах командования Люфтваффе.
А директивы, полученные Богачем, однозначно свидетельствовали, что ближайшей целью вермахта назначен Советский Союз.
* * *
Согласно одной из них, первым в Финляндию вылетел FW-200, с экипажем из пилота Корнелиуса Ноэля и штурмана Зигфрида Кнемейра. С этим экипажем (и ещё несколькими) была связана забавная ситуация, когда пришедший из гражданского флота штурман командовал военным пилотом. Таковы были правила немецкой разведывательной авиации, и ефрейтор Кнемейр ранее отдавал приказы лейтенанту Рунке. Правда, командование сориентировалось, стало быстро продвигать в званиях бывших "штатских" и, к моменту командировки в Финляндию, Кнемейр стал обер-лейтенатом.
Один из FW-200 задействовался в операции, поскольку такие же самолёты выполняли регулярные пассажирские рейсы по маршруту Берлин - Данциг - Кенигсберг - Белосток - Минск - Москва, они же летали и в Скандинавию, поэтому разведчик мог "затеряться" на маршруте, затем провести аэрофотосъёмку ряда объектов в Ленинграде и обстановки на "линии Маннергейма". Помимо FW-200, в Финляндию направлялись также два бывших почтовых гидросамолёта Bv-142 и один Юнкерс-88Д, оснащённый прототипом новой автоматической, широкоформатной, ночной фотокамеры. Настоящим же "козырным тузом" воздушной разведки стал Юнкерс-86П, доработанный вариант отвергнутого люфтваффе бомбардировщика, переоборудованный для высотных полётов. Первый прототип этого самолёта прошёл испытания летом 40-го в группе Ровеля и, совершая полёты на высоте до 14 км, проявил себя с наилучшей стороны. Англичане его просто не обнаруживали.
Вдохновлённое этим успехом техническое управление министерства авиации выдало заказ на 40 таких самолётов в трёх модификациях: "чистый" разведчик, высотный бомбардировщик и самолёт радиотехнической разведки. Последняя модификация выросла из "туристического вагона" - гондолы, вывешиваемой с борта дирижабля "Цеппелин-2", напичканной оборудованием для фиксации параметров излучения английских радаров и радиообмена. С 39-го года полёты этого дирижабля стали невозможными, однако нужда в такого рода информации только обострилась, и Ju-86P был признан наиболее подходящей платформой для доработанного комплекта аппаратуры.
Помимо Абвера, разворот вектора усилий германской военной машины, также стал понятен для эскадрилий погодных разведчиков - Wekusta. Четыре "изначальных" эскадрильи, сформированные из персонала школ слепых полётов, превратились в одиннадцать, их маршруты полётов дополнились советским Заполярьем и Кавказом. Специально для "погодных лягушек" был заказан сверхдальний четырёхмоторный Ju-290, перевооружение на который планировалось с осени 1942 года, а пока они осваивали Ju-88D.
Занимаясь обеспечением ПВО страны, Шпееру "поневоле" пришлось разбираться и с делами воздушной разведки, поскольку именно эта структура выступала своеобразным полигоном, на котором можно было смоделировать возможные ходы противника в ходе грядущего воздушного наступления. Помимо информации о затребованных объектах, рейды разведчиков люфтваффе предоставляли богатейший аналитический материал по структуре и действиям английской ПВО. Практически сразу был сделан вывод, что дневные налёты люфтваффе отразить сумеет, но вот ночные отражать попросту некому и нечем, поскольку существующая организационная и материально-техническая база, в ходе командно-штабных учений, показала полную несостоятельность.
Нельзя сказать, что до вмешательства Шпеера, "орлы Геринга" почивали на лаврах, нет - ещё в 39-м была сформирована 1-я эскадрилья ночных истребителей, а в мае 40-го Геринг пригласил на совещание капитана Фалька, который буквально завалил вышестоящие инстанции рапортами о необходимости создания специальной структуры. Заслушав соображения Фалька, Геринг немедленно назначил его командиром первой эскадры ночных истребителей. Вот только эскадру эту предстояло ещё создать.
Занимаясь архитектурой Берлина, в лице зенитных башен, Шпеер практически устранился от непосредственного участия в комплектовании эскадр ночных истребителей. После многократных встреч и обсуждений, он убедился, что это направление надёжно взяли на себя генерал-майор Каммхуббер, назначенный в октябре 40-го инспектором ночных истребителей*, и майор Фальк. Сам же Шпеер вплотную занялся радиоэлектронным оборудованием наведения ночных истребителей, а также их материально-технической частью - "выцарапать" из Геринга как можно больше Bf-110, оказалось задачей нетривиальной.
То, что этот двухмоторный дальний истребитель как нельзя лучше подходит к роли ночного, было понятно всем и сразу, однако "толстый Герман" ещё питал надежды, что фюрер скоро изменит решение, разрешив бомбардировки острова, поэтому всеми способами противился изъятию и переоборудованию "церштёреров" (Zerstoerer - тяжёлый истребитель). Помимо них, в ночной истребитель "переквалифицировали" часть Do-17, сведённые в группу дальних ночных истребителей под командованием капитана Гейзе. На эту группу Каммхуббер возлагал особенные надежды - бывшие бомбардировщики планировалось использовать в небе острова, чтобы ловить на взлёте/посадке самолёты англичан. Дело оставалось за "малым" - обеспечить ночников потребной аппаратурой.
Ежемесячные отчёты перед фюрером по "сантиметровой папке" привели к тому, что тот, устав выслушивать претензии заинтересованных сторон, дал Шпееру карт-бланш по радиоэлектронной промышленности. Бывший архитектор воспринял этот "подарок" даже с некоторым удовольствием, поскольку ему действительно не хватало полномочий, при этом надеялся, что с него снимут тяжелейший груз по тематике реактивных двигателей, однако надежды оказались напрасными и, с каждым визитом к фюреру, Шпеер отчётливо понимал, что эту, поистине адскую тематику, разгребать придётся лично.
На первый взгляд положение дел и ход работ там выглядели на редкость позитивно. С 1937-го года работу по реактивным двигателям "тянул" Гельмут Шельп, ранее получивший в США степень магистра и прошедший спецкурс для будущих руководителей авиационной промышленностью. Именно он, проделав выдающуюся теоретическую работу, обосновал, что максимальная скорость оптимального дозвукового самолёта должна соответствовать 0,82М, то есть в диапазоне 850-900 км/ч. Рассмотрев существующие на данный момент авиационные двигатели, он пришёл к выводу, что альтернатива реактивной тяге отсутствует. Его идеи нашли живейший отклик у многих инженеров, он нашёл единомышленника Ганса Мауха, который отвечал за ракетную тематику, был составлен план работ вплоть до 1950-го года, но вот затем... начались сложности. Мягко говоря.
Прежде всего Шельп перешёл из отдела общих исследований Технического управления люфтваффе в отдел двигателей ("поближе" к Мауху), рассчитывая проломить консерватизм моторных отделов БМВ и Даймлер-Бенц, твёрдо стоявшие на том, что поршневые двигатели далеко не исчерпали потенциал развития. Инициативу Шельпа поддержал моторный отдел Юнкерса, но руководитель отдела Отто Мадер на дух не переваривал ведущего инженера Макса Мюллера и делал всё, чтобы заменить его на австрийца Ансельма Франца.
Кроме того, Шельп твёрдо настаивал на приоритетности осевых компрессоров, а на фирме Хейнкеля ещё с 1936-го года работал фон Охайн, так же одержимый идеей реактивных двигателей, но сделавший ставку на центробежный компрессор и добившийся фантастического прорыва - в конце августа 1939-го, на его двигателе HeS-3b, в небо поднялся первый в мире реактивный самолёт Не-178. Однако на фирме Хейнкеля попросту отсутствовали мощности для производства двигателя.
Но самым большим разочарованием Шпеера стали консультации по этому вопросу с руководством люфтваффе. Ни Геринг, ни Удет, ни даже Мильх отнюдь не видели ничего выдающегося в полёте Не-178. И, формально говоря, имели на то основание, ведь самолёт показал скорость всего лишь 600 км/ч. При этом поршневики уверенно гарантировали, что новые самолёты с их двигателями смогут перешагнуть рубеж в 700 км/ч. К тому же, трудоголику Шпееру было просто по-человечески противно, видеть погрязшего в оргиях и пьянстве Удета, наслаждающегося роскошью и гедонизмом Геринга и, явившего нутро прожжённого интригана, Мильха. Последний, правда, за интригами хотя бы не забывал о делах. Поэтому Шпеер предпочитал общаться и решать вопросы с начальником связи люфтваффе Вольфангом Мартини и надеялся, что для реактивной темы Гитлер подберёт кого-нибудь другого.
Глава 3
Новый, 1941-й год эти надежды развеял по ветру. Январский доклад о ходе работ над сантиметровыми радарами шёл своим чередом, хотя, говоря по правде - это был не доклад, а скорее перечень пожеланий и намерений. На разработку измерительных приборов, испытательных стендов и новых материалов требовалось, как минимум, ещё полгода. Поэтому Шпеер сосредоточил внимание фюрера на первичном успехе, достигнутом в дециметровом диапазоне. Этап лабораторных испытаний завершили два образца приставок к станциям орудийной наводки: Вюрцлаус "отсекала" помехи от металлизированных лент на принципе изменения фазы отражённого сигнала, а Нюрнберг "цеплялся" за периодические колебания от винтомоторной группы.
- Таким образом, если помехи не превышают уровень отражённого сигнала более чем в пять-десять раз, то наши радары смогут выдавать целеуказания, невзирая на фольгу - закончил доклад Шпеер.
- А если... как там, - Гитлер поморщился. - Уровень помех будет больше чем в десять раз? Тогда что?*
Шпеер развёл руками.
- В таком случае станции ослепнут, мой фюрер, но...
- Никаких "но"! - вскочив, буквально взорвался Гитлер. - Я не желаю слушать этот жалкий лепет, мне не нужны оправдания, мне нужен результат! Неужели ты полагаешь, что англосаксы построят десятки тысяч тяжёлых бомбардировщиков, но при этом не смогут найти достаточного количества этих ленточек? У них хватает всего, с избытком хватает, а меня каждый день мучают тем, что у нас нету железной руды, нефти, ванадия, марганца, никеля... проще сказать, что у нас есть.
Выплеснув гневную тираду, адресованную не иначе как высшим силам, обделившим немцев столь необходимыми ресурсами, Гитлер продолжил.
- У нас есть только таланты наших инженеров, мастерство наших рабочих и Вермахт. Всё!
- А ещё у нас есть фюрер, - не преминул вставить реплику Шпеер.
От столь неприкрытой лести Гитлер запнулся, хмыкнул и уселся обратно за стол.
- Это так. Провидение действительно дало германскому народу меня, и я хочу, чтобы эти приставки обеспечивали работу при двадцати... нет! пятидесятикратных помехах. Задача ясна?
- Да, мой фюрер, - кивнул Шпеер.
- Это хорошо. А что у нас с зенитными ракетами?
По этой тематике ходом работ руководил фон Аксхельм, назначенный заместителем Шпеера и генеральным инспектором ПВО. Именно на него указал Геринг, вспомнивший о докладных записках "прожектёра-мечтателя". Генерал, несколько неожиданно для себя, получивший мощную поддержку собственным идеям с вершин властной пирамиды, развил бурную деятельность и постоянно "крейсировал" между Пенемюнде и заводскими КБ. Поэтому к вопросу Гитлера Шпеер был готов и ответил развёрнуто.
- Меморандум фон Аксхельма* разослан, направления работ определены, ответственные лица назначены.
Первое - это создание дешевых неуправляемых ракет с двигателями на твердом топливе для заградительной стрельбы на путях следования целей;
Второе - исследование и развитие более крупных управляемых ракет на твердом и жидком топливе. Создание ракет с визуальным слежением и управлением по радио, которые можно создать в кратчайшее время;
Третье - исследование и создание самонаводящихся ракет и неконтактных взрывателей.
Испытательный полигон Пенемюнде реконструируется и получает новое оборудование, в частности оборудование для траекторных измерений, фирма Аскания предоставила новейшие фотокинотеоделиты, также строятся два новых железобетонных стенда, техническая позиция, стартовая площадка и...
- Хорош, Альберт, прекращай тараторить, - махнул рукой Гитлер, прерывая бодрый доклад. - Понятно, что с ракетами ждать скорого успеха не приходиться, ситуация такая же как с новыми радарами. Ты мне лучше по реактивным двигателям доложи.
Шпеер поморщился, вздохнул и начал перебирать бумаги в принесённой папке. Заранее заготовленные аргументы под сверлящим взглядом вождя куда-то разлетелись, оставив в голове лишь звенящую пустоту, и вынуждая говорить начистоту.
- Мой фюрер, с этой темой я не справляюсь.
- Почему? - удивился Гитлер, всем своим видом выражая недоверие к произнесённым словам.
"А, да чего уж там" - подумал Шпеер и продолжил сеанс самобичевания.
- Потому что я не знаю какими именно они должны быть, потому что у меня нет представлений о необходимой реорганизации и ещё мне катастрофически не хватает времени.
- Времени не хватает всем, - философски заметил фюрер. - Вроде совсем недавно был молодой, а тут раз и старость совсем близко. Поэтому давай по первым двум пунктам. В чём проблема с типом двигателя и почему нужна реорганизация? Говори, не стесняйся.
- Прежде всего, я не знаю на кого сделать ставку. У Хейнкеля есть фон Охайн, их реактивный самолёт уже летает, но с такими характеристиками, что руководство люфтваффе просто отмахивается от него.
- Альберт, запомни, - Гитлер гневно раздул ноздри. - Ты подчиняешься только мне, коль потребуется, то Геринг и вся его компания будут обожать и Хейнкеля и его самолёт. Так что там с Охайном?
- Там всё довольно просто. Охайн сделал двигатель с центробежным компрессором, но сделал буквально в сарае, на коленке. Производить его негде, у Хейнкеля нет производственных мощностей.
- Что он предлагает по этому поводу?
Собственно говоря, именно предложение Хейнкеля и заставило Шпеера всеми силами пытаться спихнуть с себя ответственность за внедрение реактивных двигателей. Предложение радикальное и заставляло Шпеера вторгаться ещё и в сложно-переплетённые финансово-производственные связи страны. Однако на прямо поставленный вопрос фюрера отвечать надо и предложение Хейнкеля озвучить пришлось.
- Он хочет присоединить фирму Хирт, ему нужен кредит для покупки контрольного пакета акций.
- Почему именно Хирт?
- Они занимаются производством нагнетателей, нужное оборудование у них есть.
Получив ответ, Гитлер откинулся на спинку кресла и начал рассматривать лепнину на потолке, размышляя и перебирая варианты действий. Предоставленную паузу Шпеер использовал, чтобы ещё раз систематизировать всё "узкие места" по данной тематике. Фюрер крайне заинтересован реактивными двигателями, готов пойти на самые решительные шаги, вплоть до крайних мер и прямых инвестиций. Достаточно вспомнить, как бесславно закончился феерический взлёт Удета. Летом, в июле, он стал генерал-оберстом, рассадил друзей-собутыльников по всем подчинённым структурам и казался непотопляемым благодаря дружбе с Герингом. Август и сентябрь он посвятил вхождению в должность, "сопутствующим" попойкам, а в октябре застрелился.* Далеко не последнюю роль в этом шаге сыграл и сам Шпеер, который в то время весьма тесно общался с Хейнкелем и фон Охайном. История с однозначно неудачным бомбардировщиком Хейнкель-177, который Удет пропихивал на вооружение для бомбёжек англичан, послужила последней каплей, переполнившей чашу терпения Гитлера.
Всполошившийся, после бесед с Хейнкелем Шпеер, собрал ворох экспертных отзывов про идею четырёхмоторного пикирующего бомбардировщика, что закончилось изгнанием Удета со всех постов и пулей в висок. После этой истории у Шпеера сложились весьма напряжённые отношения с Герингом, которые усугублялись с каждой встречей, что служило дополнительным стимулом для нежелания ещё глубже влезать в вотчину "толстого Германа".
- Это не проблема, - принял решение Гитлер. - Хейнкель получит свой кредит, я распоряжусь.* Какие ещё сложности?
- Главная в том, что Шельп настаивает на приоритетности работ по осевым компрессорам, а сам намерен заниматься диагональными, это такой тип, который...
- Альберт, уволь меня от этих подробностей, - скривился Гитлер. - Говори по существу.
- Если по существу, то есть такой инженер Макс Мюллер, который раньше работал на фирме Юнкерс, но у него не сложились там отношения. Он также увлечён идеей реактивных двигателей, работает над двигателем с осевым компрессором, только теперь у Хейнкеля, поэтому занят борьбой с Охайном, а не конструированием.
- Выходит, что Хейнкель решил собрать под своё крыло оба направления.
- Именно так. Но добром это не кончится, я так считаю.
- Согласен, надо обдумать более основательно. Давай по другим вопросам этой темы пока пройдёмся. Где ещё сложности?
- На первом месте, само собой - это жаропрочные материалы. Крупповские спецы создали тинидур, сохраняющий рабочие качества при 700 градусах, но там в сплаве тридцать процентов никеля, поэтому использование материала под вопросом. Сейчас они работают над другим сплавом, в основе которого менее дефицитный хром, но он менее тугоплавкий. Есть идея делать лопатки рабочей турбины охлаждаемыми, но там масса технологических сложностей. Да и массовое производство этих самых лопаток - это отдельный вопрос. Проблем столько, что я боюсь мне не справиться.
С последними словами Шпеер поник и уставился в поверхность стола. Он действительно не видел путей решения поставленной задачи - за два года дать люфтваффе реактивные истребители, способные бороться с армадами бомбардировщиков. Гораздо чётче он видел этот путь через "демонстрационно-показательный" Хейнкель-100, но фюрер решительно против.
В этот момент Гитлер разрывался между желанием посвятить Шпеера в тайну пришельца из будущего и уверенностью, что время ещё не пришло. Он мучительно подбирал нужные слова, искал обоснования своей уверенности, но ведь нельзя сказать прямо, что английский школьник говорил именно о реактивных немецких истребителях как об упущенном шансе. А значит, в той истории удалось справиться и с дефицитом никеля, и с производством лопаток, поэтому надо лишь вдохнуть в Альберта собственную уверенность, это его долг как фюрера, в конце-то концов. И слова нашлись.
- Альберт, посмотри на меня, - неожиданно мягко сказал Гитлер.
Шпеер поднял глаза, встретил сочувствующий взгляд и добрую улыбку фюрера. Природный магнетизм Гитлера никогда не доводил его до экстаза, в отличие от многих, но именно сейчас он вдруг ощутил, что вождь действительно способен видеть его до глубины души. Тем временем тот, с мудрой, понимающей усмешкой, не давая оторвать взгляд, начал говорить.
- Вспомни, как ты разбирался с радиотехнической промышленностью. Помнишь?
- Конечно, мой фюрер.
- Тогда ты обязан помнить, что было в итоге запрета на кварцевую стабилизацию. Помнишь?
- Да, мой фюрер, помню. Роде и Шварц создали новые катушки индуктивности, а инженеры Лоренца два года назад внедрили порошковое литьё с микронной точностью. И теперь мы не зависим от поставок из Бразилии.
С этими словами Шпеер оживал на глазах, распрямился, во взгляде появилась твёрдость, а на губах заиграла ответная улыбка. Заметив эту смену настроения, Гитлер решил закончить воспитание эффектно и рявкнул:
- Так с чего ты начал впадать в уныние? Я же сказал, что у нас есть таланты наших инженеров и мастерство наших рабочих. Дай им задачу, поставь им цели, тогда они свернут горы и свершат невозможное! Неделя тебе сроку и чтоб предложения лежали у меня на столе!
* В РИ, после применения этих приставок, авиация "союзников" буквально заваливала немецкие РЛС фольгой, добиваясь превышения в 40 раз
* В РИ появился в сентябре 1942
* В РИ это произошло в ноябре 1941
* В РИ это случилось в октябре 41-го
Глава 4
На талантливых инженеров и рукастых мастеров надеялись не только руководители Рейха - куда больше на них рассчитывали пилоты ночных истребителей.
Перед новообразованной первой дивизии ночных истребителей поставили задачу обеспечения взаимодействия экипажей перехватчиков, служб воздушного наблюдения, наземных РЛС, прожекторов и зенитной артиллерии с целью предотвращения бомбардировок Рурского промышленного района. Но для того, чтобы островитяне страшились бомбить не только днём, но и под покровом темноты, требовалось решить превеликое множество проблем. Достаточно сказать, что в составе дивизии поначалу не было ни одной РЛС, штаб и командный пункт только предстояло создать, а первая эскадра ночных истребителей представляла собой редкостный "зоопарк" разнотипных машин, причём большинство из них оказались не приспособлены к ночным полётам. Прожекторный полк был всего один. Единичные же успехи базировались лишь на мастерстве и энтузиазме пилотов и наземных служб.
Невзирая на трудности и препоны, к январю 41-го Каммхубер и его подчинённые добились многого, а самое главное их достижение заключалось в том, что эскадру майора Фалька перестали поддразнивать "ночными сторожами" - прозвищем, намекающим на их бесполезность. Поначалу ночные истребители люфтваффе выглядели и в самом деле на редкость беспомощно, особенно на фоне тех затрат и усилий, которые задействовались для обеспечения их эффективности. Цепь зон ПВО, прозванная англичанами "линией Каммхубера", защищала северо-запад Германии прожекторными секторами и зонами ответственности истребителей. Первая "полоса обеспечения" шла от Шлезвиг-Гольштейна до Льежа, а вторая, прикрывающая Берлин, протянулась от Стендаля до Гарделегена. Вдоль всей линии развернулось строительство одиннадцати аэродромов с бетонными ВПП, кроме того аэродромы ПВО оборудовались капитальными и замаскированными укрытиями для самолетов. На побережье Голландии в районе городка Нунспеет, где чаще всего отмечались пролёты английских бомбардировщиков, установили РЛС дальнего обнаружения "Фрейя". Командиром поста назначили лейтенанта Германа Дихля, который, собственно и разработал метод наведения истребителей с помощью данного типа РЛС, получивший название "тёмный ночной перехват".
Метод был неплох, однако требовал весьма высокой квалификации операторов, к тому же производство этих огромных радаров разворачивалось с трудом и поэтому, с октября 40-го линия Каммхубера оснащалась РЛС "Вюрцбург", а ночные истребители отрабатывали действия методом "светлого ночного перехвата". Понятное дело, что наиболее перспективным подходом было бы оснащение ночных истребителей собственными радарами, однако конструкторские изыскания в этом направлении только начались и результат ожидался не ранее весны 41-го. Наиболее сложной задачей в этом вопросе, оказалось сломить сопротивление Геринга, который заявил, что "истребитель - это вам не кинотеатр" и продолжал упорно сопротивляться передаче Bf-110 на нужды ПВО. Несмотря на то, что недавно созданный воздушный флот "Райх" и входящая в его состав 1-я ночная эскадра формально оставались в подчинении люфтваффе, Геринг буквально спинным мозгом чуял, что ПВО, за делами которой столь пристально наблюдает фюрер, постепенно и незаметно, но выходит из доктрины "всё, что летает - это моё".
Именно поэтому в сентябре 40-го Геринг согласился с "перепрофилированием" 1-й авиашколы тяжёлых истребителей в 1-ю авиашколу ночных истребителей, с переводом туда ряда преподавателей и инструкторов из школ слепых полётов. Однако планы расширения и реформирования 5-го воздушного флота, представленные на утверждение зимой 41-го были им отвергнуты, что называется, "с порога". Три эскадры истребителей, не считая прочего, заставили "толстого Геринга" буквально взбелениться. И было от чего - ведь эскадры предполагалось вооружать и оснащать по усмотрению Каммхубера и маячившего за его спиной выскочки Шпеера. От люфтваффе требовались лишь пилоты и наземный персонал, а самый "вкусный" момент распределения заказов на нужные заводы нужным подрядчикам, фактически уходил в другие руки. Этого Геринг не стерпел и Каммхуберу, взявшему на себя вопрос согласования планов, пришлось выслушать натуральную истерику с заключительными словами: "Вы страдаете гигантоманией! Если Вы хотите иметь под командованием всё Люфтваффе, то почему бы Вам не занять моё кресло?!"*
// * в РеИ эти слова Каммхубер услышал в мае 43-го, но в остальном, за исключением появления ВФ "Райх" еще в 40г, показаны события РеИ //
Впрочем, перипетии борьбы за сферы влияния в высших эшелонах власти, при всей их значимости, лейтенанта Рудольфа Краузе интересовали лишь в отношении влияния на прохождение службы. Закончив обучение для разведывательной авиации летом 40-го, лейтенант пять раз летал в смертельно опасном небе над Англией, а затем принял предложение о переводе в ночные истребители. Люфтваффе уделяло особое внимание лётчикам-разведчикам, достаточно сказать, что их учёба была самой продолжительной, и поэтому Рудольф без особых затруднений прошёл программу переподготовки.
Опыт перехватов осени 40-го сразу показал фундаментальную разницу между действиями истребителей днём и ночью. В дневном воздушном бою одним из решающих факторов выступало личное мастерство пилота, его индивидуальные пилотажные навыки и, своего рода, "натиск агрессивности". Для ночника же на первое место выходили навыки взаимодействия с наземной службой наведения, опирающиеся на умение терпеливо ждать. Кроме того, не менее важную роль играло взаимопонимание между пилотом и оператором аппаратуры обнаружения, поэтому школа ночных истребителей выпускала не отдельных членов экипажа, а сработавшиеся "двойки" из подружившихся курсантов.
В том, что Рудольф дал согласие на перевод в ночные истребители, немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что он, летая разведчиком, фактически работал "водителем штурмана" и подчинялся бывшему штурману "Люфтганзы". Для молодого (в ноябре исполнилось 25 лет), по-хорошему амбициозного парня, необходимость подчиняться в полёте "старому (32 года) пердуну" была просто нестерпимой, а ночная авиация предоставляла возможность вернуться к правильному порядку, когда пилот - это Командир экипажа.
Свои способности пилотажника Рудольф оценивал достаточно высоко, причём небезосновательно - его Do-17 пять раз возвращался на базу, выполнив задание и увернувшись от английских перехватчиков. Маневрируя курсом, высотой и скоростью он оставлял в стороне разрывы снарядов зениток, осколки которых лишь два раза успели "попятнать" корпус самолёта, и Рудольф находил особое упоение в те моменты, когда в игре со смертью он предугадывал следующий ход врага. Эти моменты могли бы послужить компенсацией за унизительное чувство бессилия, когда надо было строго удерживать курс для фотосъёмки, но более всего его угнетала изначальная роль разведчика - своего рода "жертвы" для стай охотников. Возможность поквитаться с перехватчиками островитян, сменить роль и самому быть охотником, на самом деле и стала главной причиной его согласия на перевод.
Оператором бортового оборудования Его экипажа стал Конрад Петц, один из трёх курсантов, ранее служивших операторами наземных РЛС, а подружились они благодаря внешней похожести до такой степени, что их поначалу принимали за родных братьев. Поскольку курсанты, узнав, что они друг другу ни разу не родственники, немедленно принялись острить на тему отцовских похождений, им пришлось дружно отбиваться и между собой выяснить подробности биографии родителей. Тщательное расследование не нанесло ущерба ничьей семейной чести, и Рудольф с Конрадом отнесли свою похожесть на некий каприз природы, а затем и подружились.
В первом наборе школы преобладающим контингентом были экипажи Bf-110, которых перевели в ночники целыми эскадрильями, однако встречались представители других родов авиации и даже (!) лейтенант-танкист.*
// * РеИ - Мартин Древес //
В ходе классных занятий, которые зачастую превращались в яростный обмен мнениями, разбирали сильные и слабые стороны английских самолётов, благо курсанты видели их не только на картинках, создавались тактические приёмы и изучались технические новинки. К сожалению, на текущий момент приходилось довольствоваться ультракрасными детекторами и расплывчато-туманными лекциями от фирм, занявшихся тематикой бортовых радаров. Основной упор в подготовке был сделан на организацию связи с наземными постами и практику по "слепым полётам".
Тем временем фронт воздушной войны с островитянами приносил тревожные вести. Их система ПВО реагировала всё эффективнее, количество перехватов увеличивалось с каждым месяцем, хотя не каждый перехват заканчивался сбитым разведчиком люфтваффе, но сам факт того, что английские истребители становились всё "глазастее", наглядно показывал, что там идут схожие процессы и работы по ночным истребителям. Кроме того, всё ощутимее становились удары английских бомбардировщиков, они всё точнее выходили на цель и наращивали мощь ударов. Никто не сомневался в том, что основные схватки ждут всех впереди, а то, в чём они принимали участие ранее - было лишь "разминкой".
К весне 41-го, а точнее в апреле, основную массу курсантов сочли достаточно подготовленной для отправки в войска, а Рудольф подтвердил мастерский класс на Do-17, поэтому их экипаж направили в группу капитана Гейзе - дальних ночных истребителей. Основная же масса была направлена для пополнения и расширения штатов двух других авиагрупп, а также формирования четвёртой группы.