юММНРЮЖХЪ: Был такой конкурс радио "Свобода" и "Общей газеты", назывался "декабрь 91-го в истории России". Это было давно и не правда, но текст был написан и сохранился. Пусть он висит здесь.
91-й.
Остатки конкурса "Декабрь 91 в истории России".
Передо мной план экзаменационного билета. Мысленно составляю план ответа по схеме: причины, ход событий, последствия. Даже сейчас, после двух лет, прошедших с окончания школы, я могу внятно изложить его содержание в устной форме. На подготовку понадобится 10-15 минут.
Это примитивный билет. Его можно дополнить подробностями очевидца, втянув, таким образом в дискуссию экзаменатора, измученного восстаниями Болотникова и последствиями крещения Руси, что уже составляет половину успеха. С таким билетом на руках сойдут даже некоторые неточности в изложении событий, относительная "недавность" происходящего позволяет еще общаться вживую - было бы что сказать, вернее, вспомнить вместе.
Беда в другом - в том, что и вспоминать-то, как оказалось, нечего. Нехитрый опрос знакомых, друзей и родственников на тему "Что вы помните про декабрь 91-го?" ничего определенного не показал. Некоторые на третьей минуте интервью вспоминали про Беловежское соглашение и трудности с выпивкой. Другие отсылали к учебникам. Не исключено, что сакраментальные события декабря вытеснили из памяти "куда более страшные животные" - события последовавшие за ним, напирая на неокрепшее сознание своей быстротой и количеством. Отсюда же, из 2001-го, по результатам опроса кажется, что в предновогодней спешке их просто не заметили. Что в общей сложности всем было наплевать. А если что и было, то прошло и быльем поросло. Занавес. Постскриптум: все это было давно и неправда.
Впрочем, как бы ни сопротивлялись участники опроса, все нужное уже лет 10, как зафиксировано, проанализировано и каталогизировано для профессоров и нерадивых абитурьентов - "все уже украдено до нас". И нет особого интереса выяснять, что было, тем более, что мы еще помним, как это было; наверное, имело бы смысл выяснить, к чему мы пришли. Но и это было бы непристойной инсценировкой, симуляцией, поскольку на ниве подведения итогов работают весьма успешно другие золотые перья, и вся она уже перепахана вдоль и поперек. Как быть? "Как схватить за горло читательское равнодушие..." (Саша Черный), удержаться от межгалактических ассоциаций и гармонично расположить на холсте всю гамму чувств и оттенков чувств, вызываемых... и так далее. Как? Ну, пусть не гамму, а хотя бы те крохи, что имеются..? Очевидно, писать о себе. Плюнуть на размашистое "...в истории России", амбициозно заметив, что государство это я. И стараться никуда с этой дороги не сворачивать. Таким образом, вместо устного билета получаем домашнее сочинение.
* * * *
Летом мы ездили в Крым, в дом отдыха имени Айвазовского. В августе мама была в Турции. Осенью я пошла во второй класс. В октябре случился переворот.
Мне было как-то не до него. У меня была удивительная турецкая кукла с гнущимися ногами, богатая коллекция вкладышей от жвачки, собирание которых было повальным детским увлечением. Мама работала в верховном совете СССР, а папа занимался вольным предпринимательством. К тому же изучение таблицы умножения занимало меня больше политики.
К Горбачеву я относилась лояльно, он был папин земляк и у него было родимое пятно, Ельцина же презирала сверх всякой меры, потому что на лице его было начертано большими красными буквами - "Пь╨т!" ("Алкаш" - страшное семейное ругательство, и вообще дети недолюбливают пьяных). Непонятно было, чего все им так восхищаются. Ито, что его избрали президентом, вызывало протест. Моим любимым политическим лидером был Рейган - про "империю зла" я ничего не слышала и у него были белые зубы и черные волосы, в то время как у наших политиков - все наоборот.
25 декабря историческое отречение Горбачева мы смотрели по телевизору. При смене красного флага на триколор меня призывали почувствовать исключительность момента фразой: "Смотри, внукам будешь потом рассказывать". Технические детали мне известны из цикла телепередач "Намедни 61-91" и уроков истории Т.Н.Эйдельман.
* * * * *
Есть мнение, что всяк рожденный в СССР уже отравлен этой аббревиатурой и до конца своих дней факта рождения в СССР не забудет. Не могу полностью с этим мнением согласиться, но что-то в нем, безусловно, есть. Да и зачем забывать, это же безумно интересно.
В любом случае мне нравится бравировать фактом рождения в СССР (наверное, сказываются "внуки"). СССР - империя-миф, вся сотканная из мифологий, последней из которых, кажется, является факт ее распада, побуждает творить новые мифы (Как говорится в каком-то советском фильме - "людям нужны легенды"). Тем более, что бывшие homo soveticus, как и всякие нормальные люди, отчаянно ностальгируют по своему советскому прошлому. А ностальгия, как правило, заразительна и чем-то даже завидна. Ее приятно разделить. И потом мне важно знать, кто я и откуда, чтоб знать, куда я и зачем. Для этих целей я держу советское прошлое. Собственный шарж на Советский Союз.
* * * * *
Я появилась на свет 5 мая 1983 года в роддоме имени Грауермана, где пьяная нянечка, по свидетельству моей мамы, держа меня за ногу, чуть не уронила на пол. В этом же роддоме родился известный поэт Булат Окуджава, что дало мне повод в отрочестве жутко собой гордиться и приставать ко всем с вопросом, из какого роддома его впервые принесли домой. Мы с родителями жили на Новозаводской улице, в четырехэтажном доме 8\8,к.2кв.2, в двух шагах от Покровы в Филях, от которого сейчас, увы, ничего не осталось. Квартира наша была (о ужас!) коммунальной и, что существенно, мы жили на первом этаже. Соседствовала с нами еще одна молодая семья и какой-то милицейский чин. Разъехалась вся эта компания довольно быстро, квартира досталась нам, и коммунальное жилье в моей памяти как-то не отложилось. За исключением одного эпизода, когда я в простоте душевной подарила соседской девочке импортного немецкого пупса, за что была обругана мамой, которая подарок у соседки изъяла и велела добро не разбазаривать. На самом деле до меня не скоро дошло, что, занимаясь дарением я себя обделяю, так что хорошо, что мне не довелось строить коммунизм, - это была бы страшная личная трагедия, т.к. внутри меня коммунизм уже вроде бы был построен, судя по моим поступкам. Так вот, квартира (трехкомнатная) досталась нам и в пустующую комнату вселилась моя бабушка. Мы с бабушкой ходили, время от времени в церковь в Филиповском переулке на Арбате. Я ходила в детский сад при заводе имени Хруничева, в который меня взяли в нагрузку к бабушке; а до этого - в ясли. За забором нашего детсада виднелся Филевский стадион, чуть правее располагалось то, что сейчас называется Горбушка, - дом культуры имени Горбунова (кстати, интересно знать, кто был этот самый Горбунов). Именно со стадионом связано замечательное воспоминание моего детства: какой-то то ли парад, то ли фестиваль союзных республик, когда на стадион тянулись отряды пестро одетых людей в национальных костюмах. Что-то было очень ярко и солнечно, а люди в праздничных тряпках для детского сада событие посильней, чем колокольчик для Пушкина. Кажется, мы висели на решетке забора, как дикари, а может пытались просунуть через нее головы, как щенки в питомнике. Ощущение чуда было сильным. Впрочем, не все в детском саду было так радужно. Однажды нас повели на экскурсию, возлагать цветы к какому-то монументу павшим героям, усаженному тюльпанами и с вечным огнем. Вроде бы у всех было по цветочку ,и каждый должен был положить. А может и не так. Не знаю, что это были за герои, что за братская могила, но когда воспитательница стала про них рассказывать, про них и про войну, на которой они погибли, я очень перепугалась. Мне казалось, что война либо началась, либо уже идет. Хотелось убежать куда глаза глядят с этого места, очень не хотелось умирать, а всех близких казалось уже убили. По-моему я рыдала у всех на глазах и вообще была крупная истерика. Даже когда мне попытались объяснить, что мы живем в мирное время, и здесь у нас никакой войны нет (что в принципе было не совсем так), страх остался и затаился где-то на дне. На самом деле страшнее всего было то, что они все умерли и логичный вывод, появившийся в моей голове; наверное, с тех пор я молилась Богу, чтоб никто из моей семьи никогда не умер и чтоб я сама никогда не умерла. По телевизору часто показывали возложения венков правительственными чинами и их гостями к какой-либо братской могиле или памятнику неизвестному солдату. Я долго не могла понять, кто такой неизвестный солдат и что такое вечный огонь, боялась этих мероприятий. Позже выяснилось, что огонь. как на конфорке на плите, а венки лучше плести из одуванчиков.
Вообще было время цветов. Самых разных. В основном же тюльпанов и гвоздик. Еще были астры, розы и калы. Эти последние новобрачные складывали у памятника Ленину тоже в непосредственной близости от нашего детсада. Попробуй теперь объясни кому-нибудь этот обычай.
* * * * *
У меня было обеспеченное детство с санаториями, домами отдыха, Крымом и пансионатом "Снегири". При этом в квартире у нас жили мыши и одно время даже крысы. Я была (и остаюсь) капризным ребенком и больше санаториев мне нравились пионерлагеря; я была , по крайней мере, в четырех. Причем чем хуже там были условия, тем лучше мне в них было. Папа называл их концентрационными. По достижении семи лет меня отдали в гимназию, где наш класс был первым гимназическим за всю историю школы. Был скандал, потому что мне хотелось ходить в школу через дорогу с моими друзьями и приятелями. Я поступила в обе, но под давлением мамы пошла в первую, что меня, конечно, спасло от прелестей общего образования. И еще от ношения октябрятского значка, которые мне, надо признаться, нравились.
РОДИНА ИЗ БУКВАРЯ.
Я рано научилась читать. И вообще с младенчества увлекалась книгами. Не знаю, откуда у нас были книжки о Ленине и букварь с текстом вроде "Волгоград - город-герой" (букварей, наверное, других тогда просто не было). Они были. И я их читала наряду со всеми остальными. Ленин запомнился тем, что жил в шалаше и мастерил скворечники в детстве. И всегда говорил правду. Кажется, этот книжный Ленин будил во мне совесть. Мне, в отличие от Ленина, больше нравилось врать. Так что он был не мой герой. Чук и Гек были куда интереснее.
Голубой букварь, наряду с прописями для 1-го класса, сообщал, что "наша родина - СССР", а "Дон, Волга, Ока - реки". Что такое родина с большой буквы я узнала именно оттуда. Конкретно из песни "С чего начинается родина". Она была такой трогательной, что ее хотелось распевать вслух. Еще хотелось найти в шкафу буденовку, о которой там пелось. Лично я искала. И "хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе" тоже. Короче, всего того, "что в любых испытаниях у нас никому не отнять". Вот так у меня и сложилось это понятие.
"СОЮЗ".
Гимн Советского Союза был напечатан на обложке всех школьных тетрадей. Я знала его наизусть. Смысл текста был темен, пафос чувствовался. Меня занимало пение пафосных песен. Что такое коммунизм, к которому ведет партия Ленина и сила народная, можно было догадаться по мелодии - что-то громовое и прекрасное. О конкретике задумываться не приходилось. Тем более что в гимне все слова были значительными и узывными., кто бы стал размышлять, какое из них "главнее".
Гимн - торжественная официальная песнь. Под нее вставали люди в телевизоре, а мы только на Новый год под бой курантов. У меня были панибратские отношения с этой песнью. "Союз нерушимый лежит под машиной и кушает кашу за родину нашу", - так тогда пели. Я много раз пыталась пропеть этот вариант с серьезным лицом. У меня до сих пор не получается.
Про Ленина я уже писала. Поход в мавзолей наверняка вызвал бы у меня ужас, который я испытывала от лицезрения мумий в Пушкинском музее или чучел животных в Зоологическом. Очереди перед мавзолеем, которые я видела на картинках и на экране тв, были полны какой-то скорби, серости и таинственности. Что там лежит, кто там лежит, зачем на это ходят смотреть - до сих пор картинка из ужастика. Как и все, что связано со смертью. Но даже кладбище не так страшно, как мавзолей. Там хоть цветы есть. Моя бабушка, которая родилась до революции, воевала и строила метро, Ленина не видела. Может он действительно был гриб?!
ДЕНЬГИ.
Распад Советского Союза происходил очень просто: то, что называлось СССР стало называться РСФСР, СНГ и Россией. Москва так и осталась столицей нашей родины, только Ленинград переименовали в Санкт-Петербург (ну, т.е. не только его, конечно...). Рубль так и остался национальной валютой. За пределами нашего огорода появились зайчики, карбованцы и другие тугрики. Новым явилось другое - доллары США. Баксы, зеленые, капуста. Мы быстро научились интересоваться его курсом, потому что от этого зависел наш курс. Со словом "курс" тесно связались слова "бизнес" и "экономика". Последняя была не совсем понятна. Первый преобладал.
При социализме денег не было. Ты идешь в магазин и меняешь красивые монетки и грязные мятые бумажки на полезные, вкусные или красивые нужные тебе вещи. Теперь понятие денег было реальным. Они ощущались. Можно было почувствовать их вес и количество. Папа дает столько-то денег в неделю (помню шок от впервые увиденной двухсотрублевой купюры). Их можно экономить. Копить. Лучше всего копить доллары. Выгоднее. Но можно и рубли. Для этого покупается специальная копилка в виде поросенка, которую потом разбивают. Приятно копить на что-то особенное. Приятно копить просто так. Я - маленький барыга, увлеченно сколачивающий капитал ("Он деньги любил. Любил и копил!"). Но я часто бью копилки. При этом трясу родителей. В конце концов, делаю собственный бизнес. Шью шмотки для заграничных кукол и продаю их впечатлительным одноклассницам. Пытаюсь расширить рынок, найти единомышленников. Потенциальные единомышленники дискутируют с ошарашенными родителями на эту тему. Постепенно затея сходит на нет, уступив место чему-то менее материалистическому. Предпринимательство затея заразная, но быстро выдыхающаяся. А деньги между тем растут. Не в весе, а в объеме. Обесцениваются приятно для самолюбия. Можно побыть миллионером. Главное успеть до этого перевести все сбережения в доллары.
СТРАХ.
Вообще же характер перемен заставлял волноваться. Скорее всего, потому, что вокруг о них много и увлеченно говорили. Оживленно, но как-то неоднозначно. То, посмеиваясь, то, пророча конец света. Скорее пугая, нежели обнадеживая. Хорошего не пророчили, сулили плохое. Непонятно, но ощутимо. Чему радоваться мне было более-менее известно. Праздникам, собственным успехам, когда тебе что-то купили или купят. Всегда радовали скопления народа. Магазины и рынки. Мне даже очереди нравились. Бояться можно было всего остального. В основном физического насилия. Еще я боялась собак. Плавать. И что меня украдут цыгане. И что люди умирают. В подслушиваемых мною разговорах взрослых ничего этого не было. Разве что о войне говорили. Войны я, правда, тоже боялась. В какой-то пиковый момент папа мне сказал, что если будет война, придут люди с автоматами, спросят за кого ты, и если ответ им не понравится, расстреляют, а дом сожгут. Не знаю, зачем он это говорил, но с тех пор я испугалась по-настоящему. Единственным разумным выходом в такой ситуации мне казалось спрятаться под письменный стол. А на улице ударить чем-нибудь тяжелым, портфелем, например. По дороге в школу я представляла, как и когда я буду этот портфель снимать. Смутно догадывалась, насколько я беззащитна. Не перед людьми с автоматами, а вообще перед любым человеком. Было время, когда каждый прохожий казался мне подозрительным. После распада Союза я уже боялась не только войны.
НАЦИОНАЛИЗМ.
Не знаю, с чего начать. Интернациональная позиция моих детских книг, естественно, о нем ничего не говорила. Про расизм встречалось, а про национализм - нет. Мне было известно, что мы - русские. Что живут на территории СССР и разные другие народы. Что вообще бывают люди разных национальностей и даже рас. Как отличить их друг от друга, кроме цвета кожи и национальных костюмов, - нет. Уроженцев Кавказа можно было выделить из массы по внешним признакам, но, не вдаваясь в детали. О том, например, что Армения существует на карте, я узнала по телевизору - там в 89 году было землетрясение. Цыган я очень боялась. Т.е. не цыган, а цыганок. Это был не народ, а культурный фантом - некоторые люди в ярких одеждах с золотыми серьгами в ушах, навсегда для меня скомпрометированные за то, что они воруют детей. Фантом этот, понятное дело, подпитывался из литературных источников, приключенческими романами вековой давности. Постепенно женщины, гадающие по руке, и способные стянуть кошелек мальчики отошли в область фольклора. Должно быть, в связи с изучением классической литературы. Вербально общаться с настоящими цыганами мне не приходилось, так что судить о том, кто они такие, я не могу.
О существовании евреев я узнала лет в 12. Бабушки из нашего двора за мою усеченную дедом фамилию пару раз называли меня татарочкой, что меня дико обижало. Не зная толком, кто такие татаре, я считала, что такое название в общем смысле означает "ты не наш", не такой, как мы. Что-то вроде "твой дом не здесь", не твоя песочница. После того, как я пошла в школу, те же бабушки во дворе, силясь доискаться моей истинной национальной принадлежности назвали меня еврейкой. Я подумала - если татарин плохо, значит и еврей плохо, и обратилась к родителям. На вопрос, кто такие евреи, откуда они и где живут, ответили что-то невразумительное. Что евреи преобладают у меня в школе. Что они умные и хитрые. Я ничего не поняла. Выходило, что у меня какая-то необычная еврейская школа. Она была необычна тем, что была гимназией. Хитрых евреев я там не обнаружила, потому что сама была хитрой, и одурачить могла кого угодно. Внешних особенностей у евреев, судя по всему, не было. Специально выяснять, кто из моих учителей и одноклассников еврей, было как-то стыдно. Мне такой вопрос показался жутко некорректным, потому что я ставила бы другого на место себя ущемленной дворовыми бабушками. В общем, я была жутко не продвинутой в национальном вопросе. Позже выяснилось, что мои еврейские одноклассники тоже считали меня еврейкой. То, что я их разубедила, никак не повлияло на наши отношения.
РЕЛИГИЯ.
Меня окрестили в младенчестве, поэтому, в общем, у меня не было выбора. В разговорах с приятелями я еще люблю упоминать, что мне дали религиозное воспитание, что на самом деле, правда. Текст библии, ежедневные молитвы и ход церковной службы мне известны с раннего детства. И еще страх и покаяние в грехах часов в 6 утра в очередь с набожными старушками, когда почему-то все торопятся и проявляют недружелюбие. Политика православной церкви в миру не вызывает у меня положительных эмоций, но правильнее было бы сказать, что я к ней агрессивно равнодушна. Я не чувствую единения со всеми православными, потому что знаю, что они довольно разные бывают. Религия для меня дело семейное. Вернее, наше с бабушкой. Просфора поутру и церковь в Филипповском переулке. Верба в банке весной. Непонятное слово пост. Лампада, которая горит ночью. Красивые и страшные иконы в углу. День ангела. Молитвы на ночь и после еды. Нательные кресты, которых почему-то все время больше, чем требуется. Много чего еще. В самом деле, христианка из меня никакая, я расплывчато представляю, как это - по-христиански, знаю только, что хорошо. То, что Иисус изгнал торгующих из храма не представляется мне таким уж христианским поступком, и то, что в церкви как правило торгуют предметами культа не вызывает негативных эмоций. Мне и правда все равно. Я даже не уверена, что этот отрывок как-то связан с темой распада СССР. Разве что тем, что после этого распада в большую силу вошли самые разнообразные сектанты, твердящие на разные лады о приближении конца света. Дело в том, что, наслушавшись какой-то подобной ерунды я однажды ей поверила и целый день ждала, что небо упадет на землю. С моей точки зрения для государства лучше официальный атеизм, нежели официальная религия, поскольку относительное отсутствие идеологии в данной области едва ли сможет породить какое-либо сектантство.
ЗАКОННАЯ ГОРДОСТЬ (торжественная часть).
Если труд сделал из обезьяны человека или Бог вдохнул в него душу, то в меня вдохнул человека именно развал Советского Союза. Открыл удивительные возможности и тому подобное. Пафос этих фраз вовсе не надуман, как это может показаться, а вполне обоснован. Не будь этого развала, мне пришлось бы таки прочитать "Тихий Дон", чего сейчас я могу себе позволить не делать просто потому, что не хочется, каких-нибудь "Молодогвардейцев" и еще уйму макулатуры, да еще и с удовольствием, потому что ничего больше под рукой бы не было. С ужасом представляю себе освоение томов Ленина или Маркса. Наверняка бы пришлось. "Как подумаю, что надобно будет под венцом при всех с ним целоваться...Ни за что! Ни за какие благополучия!" Впрочем, дело не только в этом. Распад Союза позволил мне быть человеком, которым я могла и не стать, и даже наверняка бы не стала, не развались он так вовремя. Получить другое образование, другое воспитание, другой кругозор и образ мыслей. До определенного момента никто из нас не задумывается, как он живет и кто он такой, просто плавает в биомассе. Потом происходит некоторый эволюционный процесс, который открывает человеку глаза, если, конечно, повезет, и только тогда человек по настоящему осознает себя человеком. Мне лично этот процесс открыл много хорошего. Т.е. что есть на свете что-то еще, кроме инстинктов дикого зверя, которыми наделен каждый маленький человек в период взросления. Решающую роль, уверена, сыграло именно то, что принято именовать "глотком свободы" и "развинчиванием гаек", апофеозом чего стал распад СССР. Открылся своеобразный кредит доверия на жизнь, огромные загашники оптимизма, не исчерпанные по сей день. Причем открылся просто так, задарма, меня и раньше ничто не угнетало. Но были преобразования в мире и, главное, в них можно было принять участие. Мне хотелось. Совмещение желаемого и действительного известная редкость, так что я получала от этого процесса удовольствие, мало с чем сравнимое. Тем более что у меня все еще продолжалось детство.
Гордится же позволяет то, что это бесшабашное время будет зафиксировано в исторических анналах как свободное со всеми достоинствами и недостатками. То, что повезло жить именно в этой эпохе в лучшем из миров, находиться в самой гуще событий etc, etc. Наверное, вспоминая эйфорию тех лет, ею невольно заражаешься, так что я уже не могу писать дальше, не впадая в оптимистический идиотизм вроде "счастья для всех и каждого, и чтоб никто не ушел обиженным"...
Мне понравилось, что Союз распался. Это было неповторимо.
ПОСЛЕДСТВИЯ.
Говорить афоризмами и шаблонными фразами, взвешивать все "за" и "против", двигаясь сверху вниз строго по прейскуранту, - хорошо и правильно, это организовывает внутренне и высоко ценится вокруг. Составление правильных вариантов ответа захватывающе. Finis coronat opus. Однако вольное состояние текста в данном случае ничего подобного не допускает, - слишком личным, слишком сырым и слишком художественным он получился. Впрочем, на идол из глины можно надеть любой венок, как из лавра, так и из полыни. Я не выбираю. Я не могу подвести итог. Наверное, потому, что его рано еще подводить. Государства, на которые разбился Советский Союз, все еще связаны невидимой пуповиной друг с другом. И будут связаны, поскольку близки территориально. Их суверенитету 10 лет. В них по прежнему живут советские люди; сильно изменившиеся (они вспоминают: "Как будто это было сто лет назад") и все-таки советские, с советским прошлым. Даже те, кому 20, полжизни прожили в СССР. Из чего еще, собственно, состоит государство, кроме людей и границ? Не следует, думаю, даже задаваться вопросом, какая из этих двух составляющих важнее. Приятно, что через 10 лет это уже не единственное прошлое людей, сменивших безграничность на огромное количество границ, и имеющих даже возможность за них выходить.