Валерич, Люгер Макс Отто, Шепелёв Алексей : другие произведения.

1. Другая Грань. Роман. Часть вторая. Дети Вейтары

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пролог, 1-я и 2-я главы.

Часть 2. Дети Вейтары.

Пролог.

  
   Такие долины жители гор называют "цирками": высокие скалы с трех сторон охватывают низину, защищая её как от ветров и других погодных напастей, так и от излишне любопытных глаз. Попасть в неё со стороны хребта тому, кто лишен крыльев очень тяжело: склоны не просто круты, но зачастую отвесны, а порой на них образуются карнизы, выдающиеся в пустоту на несколько локтей. Не говоря уж о том, что на скалы нужно взбираться по другую сторону хребта, что само по себе очень сложная задача. Легче, конечно, войти в эту долину через горловину, но ведет она вовсе не в предгорья, а в седловину между двумя хребтами. До края горного кряжа от этого места несколько десятков сухопутных лин по прямой линии, а как причудливо изгибаются пути в горной стране, и скольким линам на равнине равна всего одна в горах - знает каждый, кто хоть раз побывал хотя бы в предгорьях.
   Тех четверых, кто в этот вечер собрался на опушке расположенной в долине пихтовой рощи, её труднодоступность только радовала: у каждого из них были очень серьезные основания отгородится от обитаемых земель.
   - Итак, Скай в плену, - подвел итог первой части разговора черный дракон.
   Говорят, в давние времена драконы умели наводить вокруг себя магический ужас. После Катастрофы они лишились этой способности, и всё же враги этого дракона должны были чувствовать себя при его виде очень нехорошо. Черный как смоль, раза в полтора больше обычных драконьих размеров, он мог бы быть воплощением того ужаса перед драконами, что сохранили легенды и сказки. И в то же время он был невероятно красив, какой-то особенной, чудовищной красотой. Крупные аспидно-черные чешуйки ( на спине - размером с добрую тарелку ) поблескивали в свете Ралиоса. Крылья сложены вдоль туловища. Длинная мощная шея лежала на земле, дракон лишь немного приподнял увенчанную длинными прямыми рогами голову - так, чтобы его крупные черные глаза с вертикальными зрачками оказались примерно на одном уровне с глазами его собеседников.
   - Это совершенно точно, - ответил сидящий напротив дракона пожилой мужчина в балахоне зеленого цвета. Длинные седые волосы ниспадали ему на плечи. Голубые глаза смотрели на собеседника без тени страха, но с почтением, как смотрит опытный мастер на того, кто превзошел его в мастерстве.
   - Но его не убили, - продолжал дракон.
   - Ты прав, Дак, его не убили. Он продан в гладиаторскую школу Ксантия, лучшую из школ Толы. Надо полагать, скоро его бросят на Арену.
   - Могу себе представить бешенство Ская, - включилась в разговор третья собеседница.
   Драконесса уступала черному Даку размерами чуть ли не вдвое, и принадлежала к другому виду Крылатых. Фиолетовая чешуя не просто блестела на свету, нет, она мерцала и переливалась, ибо была прозрачной, словно дымчатое стекло или драгоценный камень. Вдоль шеи, в отличие от черного дракона, не змеился сплошной гребень, а шла лишь цепочка небольших костяных образований, похожих то ли на большой зуб, то ли на маленький рог. Небольшие гребешки возвышались лишь над ушами, а рогов не было вообще. Зато большие шипы вырастали из плеч её передних лап, менее крепких и массивных, но намного более длинных, чем у черного сородича. Она так же возлежала на земле, чуть приподняв голову, и о том, что это драконесса, а не дракон было понятно только по её удивительно мелодичному голосу.
   - К сожалению, Ланта, это может себе представить каждый, кто хоть однажды встречался со Скаем Синим, - вздохнул человек.
   - Теокл прав, - согласился Дак. - Ненависть Ская к людям была больше его мудрости, когда он был свободен, боюсь, что после потери свободы, ненависть превзойдет и его ум.
   - Надеюсь, что он не совершит глупость, которая будет стоить ему жизни, - продолжила Ланта.
   - Если бы это зависело от него, то я бы не поставил на благополучный исход и марета против ауреуса, - заявил Теокл. - Но ланиста этой школы - человек здравомыслящий и не хочет терпеть огромные убытки из-за сумасбродства Ская. Диктатор сидит в отдельном дворе закованный в железные цепи. Вырваться из них у него нет никакой возможности. Для ухода за ним ланиста нанял мага с парой големов.
   Драконесса негромко рыкнула, из пасти вырвался длинный и гибкий язык, раздвоенный на конце наподобие столовой вилки.
   - Не люблю големов, - пояснила она.
   - А кто их любит? - философски заметил Дак. - Разве можно любить бесчувственное существо, не способное проявлять никаких эмоций? Но не будем отвлекаться. Теокл, ты хотел только рассказать нам о печальной судьбе Ская? Или...
   - Или. Я считаю, что мы должны попытаться его освободить.
   - Это опасно.
   Человек грустно улыбнулся.
   - Разумеется. Если бы было достаточно войти во двор школы и снять с него цепи - мы бы тут не сидели и не обсуждали бы этот вопрос.
   - И тебя не смущает этот риск?
   - Иссон учит помогать тем, кто нуждается в помощи. Легко помогать тогда, когда помощь не требует от тебя никаких усилий и не приводит ни к каким неприятностям. Но и в том случае, если помогать опасно, Иссон учит думать о том, кто нуждается в поддержке, а не о себе.
   Дак как-то замедленно моргнул.
   - Разговаривая с изонистами, я всё чаще спрашиваю себя: что бы сказал об этом сам Изон. Не бог Иссон, а тот Изон, которого я знал.
   - Я убежден, что человек Изон и бог Иссон смотрят на вещи одинаково.
   - Как знать, Теокл, как знать. Подумай, что движет тобой, когда ты настаиваешь на попытке спасти Ская? Точно ли желание помочь попавшему в беду? А, может быть, это желание прославить своего бога и его верного слугу? Очень легко убедить себя принять второе за первое, а цена такого самообмана самая высокая: жизнь. Может даже - не одна жизнь.
   Человек смотрел в глаза дракона, не отводя взгляда.
   - Я благодарю тебя, мудрый Дак, что ты напомнил мне об этой опасности. И отвечаю тебе без всякой лжи: мною движет единственное желание - помочь попавшему в оковы Скаю. Вольных драконов осталось совсем мало, ты знаешь это не хуже меня. Потеря даже одного из них - это не только трагедия несчастного, но и беда для всей стаи: еще немного и ваше число сократится настолько, что драконы будут обречены на вымирание. Ради него и ради всех вас надо попытаться спасти пленника.
   Что же касается прославления моего бога, то ему нет нужды в таком прославлении. Гибель верных не усиливает веру, а только подрывает её. Если завтра все мы погибнем во имя Иссона, то кто послезавтра расскажет о нём вопрошающим? Наш бог присоединится к сомну мертвых богов, когда-то почитаемых в этих землях, но о которых теперь остались лишь полузабытые предания, такие, что никому никогда не узнать, что там правда и что - ложь. Разве этого хотят его последователи?
   И уж совсем не интересует меня собственная слава: всё, что я делаю, я делаю только во славу моего бога. Так что, говорю тебе правду и да будет Иссон свидетелем моих слов: всё, что я намерен сделать для освобождения Ская, делается во исполнения заветов Иссона и ради помощи нуждающимся в ней.
   Ровный и торжественный голос Теокла смолк. Заговорил Дак, в его голосе слышалась усталость.
   - Что ж, да будет так, как ты сказал, Теокл. Послушаем теперь, что скажет наш молчаливый друг.
   Три головы повернулись в сторону четвертого участника беседы, до этого не проронившего ни слова. Три пары глаз внимательно уставились на зеленокожего верзилу, сочетавшего в своем облике черты орка и огра. Это сочетание не было случайным: Олх по прозвищу Скаут родился от смешенного брака огра и орчихи ( как шутили в лесу "Мышь копной не задавишь" ), унаследовал от отца силу и выносливость, а от матери - умение прятаться где угодно и терпение, и теперь считался в вольном поселении лучшим разведчиком. Эльф мог превзойти его в лесу, полурослик - в полях и лугах, гном - в горах, но на длинном маршруте, включающем в себя и то, и другое, и третье Скаут был вне конкуренции.
   - Я не мудрец, друзья мои, я мыслю сегодняшним днём, - немного виновато произнес Олх. - Я думаю, что у каждого есть своя правда, по которой он и живет. И вот моя правда заставляет меня пойти и попытаться вызволить Ская. Если я этого не сделаю, то до конца своих дней буду терзаться тем, что бросил его в беде.
   - Кого ты хочешь взять с собой? - поинтересовался Дак.
   - Теокла, Барасу, Глида, Реша, Соти и Льют. Больше никто не нужен.
   - Плохой выбор...
   - Почему?
   - Подумай о Теке и Эстрели. Кто позаботится о них, если они потеряют сразу и отца, и мать?
   - Лес позаботится. Но, думаю, нужды в этом не будет. Мы отправляемся в Толу не для того, чтобы погибнуть. Мы идем туда спасти попавшего в беду товарища. Если выяснится, что это невозможно, то мы вернемся назад. Покупать жизнь Ская ценой наших жизней мы не станем.
   Дак согласно кивнул. Слова у Скаута не расходились с делом, да и здравомыслием он был не обделен. И всё же дракон не расставался со своими опасениями:
   - Мне не по душе эта затея. Я боюсь, что, пытаясь освободить Ская, вы перейдете ту грань, когда риск становится неоправданным. Это может стоить многих жизней. Да, правда, что вольные драконы вымирают, но подумайте о том, каково будет нам выжить, зная, что наша жизнь обеспечена кровью других народов? Можете ли вы представить себе, как тяжело принимать такие жертвы? Ведь за них невозможно отблагодарить.
   - Возможно, - не согласился Олх.
   - И каким же образом?
   - Сделать так, чтобы эта жертва не осталась напрасной. Я повторю, мы идем туда не умирать, а спасать товарища. Но если кто-то из нас погибнет - бывает всякое, всё же мы не в лес по орехи отправляемся, так вот, если кто-то из нас погибнет, то нужно сделать так, чтобы дело, ради которого он отдал жизнь, было исполнено. Это и будет той самой благодарностью.
   - Внушить Скаю мысль о том, что у Крылатых есть долг перед бескрылыми обитателями Вейтары будет не легче, чем вытащить его из плена, - вздохнула Ланта.
   - Ты права. Но я обещаю сделать всё возможное, чтобы он понял это. Мне горько это говорить, но мы, драконы, сами виноваты, что Скай стал тем, кем он стал. Мы молчаливо мирились с его ненавистью к людям, стараясь представить её как любовь к драконам, желание защитить их. Как же надо лгать самому себе, чтобы выдавать ненависть за любовь...
   - Стоит ли сейчас говорить об этом, Дак? - осторожно спросил Теокл.
   - Именно сейчас об и стоит говорить. Я не желал быть диктатором, потому что считал, что познающему не следует вступать на путь властителя, а знания всегда манили меня сильнее, чем сколь угодно большая власть. Я уходил от жизни, чтобы суета не мешала моим размышлениям. А получилось, что я сам загнал себя в ловушку: стремясь к вершинам, я оторвался от основ, на которых должна стоять любая мудрость. Мы все - дети одной матери: нашей Вейтары. Люди забыли об этом - и для нелюдей жизнь превратилась в кошмар. Но если об этом забудут драконы - кошмар не будет ни меньше, ни легче. Я обещаю вам, что если Скай обретет свободу, то драконы не позволят ему обижать кого бы то ни было только за то, что они родились без чешуи и крыльев.
   - Мы ни о чем не просили, Дак.
   - Конечно, нет. Вы только разбудили нашу совесть, принявшую за действительность свой кошмарный сон.
   - Сколько же времени я ждала от тебя этих слов, - с горечью произнесла Ланта.
   - Ты была права, моя девочка. Ты всегда была права. Прости, что я заставил тебя ждать так долго.
   - Это вы обсудите попозже, без нас, - с грубоватой прямотой заявил полуорк. - Сейчас мне бы хотелось узнать, поможете ли вы моей команде добраться поближе к Толе?
   - Конечно, да. Мы готовы перенести вас к предгорьям хоть сегодня ночью.
   - В таком случае, мы встретимся на этом же месте на закате. Время не ждёт!
  

Глава 1.

В которой Серёжка умудряется найти себе друга.

Заблудиться можно в ней ровно в пять минут,

Но она полна друзей - и тебя найдут.

Приласкают, ободрят, скажут: "Не робей!.."

Звёзды красные горят по ночам над ней!

Вот она какая -

Большая, пребольшая,

Приветлива со всеми,

Во всех сердцах жива, -

Любимая, родная

Красавица Москва!

((С) В.Лифшиц)

   - Извините, что мы к вам обращаемся. Сами мы не местные, из Молдавии приехали, проездом.
   - Да, я Вас слушаю.
   И доброжелательная улыбка.
   - Вот, хотел сыну зоопарк показать, а что-то никак не сориентируюсь.
   - Да что Вы, вот же он, зоопарк. Вон ворота.
   - Ой, и правда. Извините, пожалуйста...
   - Ну что Вы, бывает.
   И поспешил по своим делам.
   Всё же москвичи - немного странные люди. Вечно куда-то торопятся, а куда - сами толком не знают. Поэтому-то и похож город на большой развороченный муравейник.
   - Серёжка, не зевай. Хотел в зоопарк - так идём.
   - Пап, а в этом доме тоже люди живут?
   Серёжке всё интересно. Москва совсем необычная, ничуть не похожая ни на Тирасполь, ни на Кишинёв. Сколько памятников. Какие шикарные вокзалы. А метро? А дома? Это не дома, это настоящие дворцы.
   Мальчик с восхищением разглядывал высотку - от пандуса до шпиля и размышлял о том, как было бы здорово пожить в таком доме.
   - Конечно - люди. А кто же ещё?
   Серёжка подумал, что это наверняка какие-то особенные люди. Очень уважаемые, очень заслуженные. Ветераны Великой Отечественной войны, космонавты, хоккеисты...
   - Давай, пошли. А то времени мало, - поторопил отец.
   Времени у них действительно мало: поезд в Куйбышев уходил в восемь вечера. Там, в Куйбышеве, жила мамина двоюродная сестра, тётя Галя. К ней, отдыхать на целый месяц, отец и вёз сейчас мальчишку. Специально взял билеты через Москву, чтобы показать город. Обратно придётся ехать уже напрямик, через Харьков.
   - Ой, пап, а я знаю эти ворота. Через них дяденька в фильме лазил.
   - Какой дяденька?
   - Ну, там такой фильм был... Где лев сокровище сторожил.
   - Действительно, - папа, наконец, вспомнил, о каком фильме идёт речь. - Верно, эти ворота и снимали.
   - Пап, а лев там будет?
   - Обязательно будет: какой же зоопарк безо льва.
   - А тигр?
   - И тигр.
   - А пингвин?
   - Серёжка, не строчи, как пулемёт, сто слов в минуту. Помолчи чуть-чуть. Сейчас дойдем - и всё увидишь.
   Но как можно помолчать, когда вокруг столько интересного?
   - Пап, а почему здесь улица камнями выложена?
   - Для красоты. Когда-то все улицы так мостили булыжником. Поэтому и называется - "мостовая".
   - А почему не асфальтом?
   - Потому что не умели асфальтом. Так, внимательно: переходим улицу.
   Серёжка важно кивнул. Переход улицы в Москве - это серьезное дело, тут машин - видимо-невидимо. Идти надо только на зеленый сигнал светофора. И сначала посмотреть налево, а, дойдя до середины, - направо.
   У билетных касс никакой очереди. Купили билеты, тут же отдали их контролёру и прошли в ворота. А за воротами Серёжка просто остолбенел: глаза разбежались. Прямо перед ним раскинулся большой пруд, в котором плавали настоящие лебеди - и белые, и чёрные. Справа вдоль аллеи стояли большие клетки, из которых доносилось разноголосое чирикание.
   - Так, а ну-ка, прочти, что написано на этой табличке, - вывел его из задумчивости голос отца.
   Серёжка улыбнулся снисходительной улыбкой взрослого человека. Букварь они прошли ещё к Новому Году, и по чтению у него - твердая пятерка.
   - Лев. Тут написано: "Лев".
   - Правильно. Значит нам - туда.
   Туда - это налево, между прудом и забором, отделяющим зоопарк от улицы. Серёжке уже не так сильно хотелось ко льву, он бы с большим удовольствием посмотрел на птиц. Но сказать об этом мальчик не решился: это только девчонки всё время меняют свои намерения.
   К счастью, очень быстро выяснилось, что в зоопарке интересно везде - куда бы ты не пошел. Не прошло и пяти минут, как Серёжка совсем забыл о тех клетках: потому что в пруду оказались фламинго. Настоящие розовые фламинго. Раньше Серёжка их видел только на картинках. А тут они стояли буквально в пяти шагах и, как ни в чем ни бывало, чистили свои розовые перья. Эх, если бы хоть одна птичка уронила хоть одно пёрышко около Серёжки. Он бы привез его домой и показал всем друзьям. Тот-то бы все удивились...
   После фламинго пошли смотреть льва. Но это оказалось не так интересно. Лев, свернувшись в клубок, спал в дальнем углу вольера. Рядом с ним развалилась львица.
   - Вот тебе и царь зверей, - печально говорит мальчишка.
   - Львы тоже спать хотят. После сытного обеда, по закону Архимеда... Вас в детском саду спать укладывали? Тот-то.
   Серёжка скривился. Послеобеденный сон в детском саду для него был хуже всякой пытки: спать днём мальчишка не умел и не хотел. Лучше бы прогулку подольше. Хорошо, что в школе спать не заставляют.
   Ничего, было на что посмотреть и кроме льва. Например, на моржа. Серёжка думал, что моржи - маленькие, а оказалось - здоровые, размером с корову, а весом - так с целого быка, наверное. Только на самом деле это был вовсе даже и не морж, а моржиха по кличке Баронесса. И вздыхала она ещё так смешно: "Ух! Ух!" Совсем как человек. А ещё моржиха еду выпрашивала.
   - Пап, давай ей яблоко дадим, - предложил Серёжка.
   - Нет, яблоко мы дадим тебе, а моржа кормить не будем.
   - Жалко тебе что ли? - расстроился мальчишка.
   - Не говори глупостей. Мне яблока не жалко, но ей есть нельзя.
   - Почему?
   - Потому что там, где живут моржи, яблок нет. Это же северные животные. Им только рыбу можно кушать.
   - Да она привыкла. Видишь, ей и яблок, и апельсины, и хлеб кидают - она всё ест.
   - Ест. А потом что с ней будет - ты подумал? Кто-то весной крыжовник зелёный объел, а потом...
   А потом Серёжке было плохо: и живот болел, и температура, и вообще... Чуть в больницу его не отправили. Нет уж, такого счастья он моржихе не пожелает, прав папа.
   После моржа были орлы - скучные. Сидят себе на искусственной скале, нахмурились и думают о чем-то своём. Ноль внимания, кило презрения. Зато жираф, хоть и сверху, очень интересовался, кто это столпился около его вольера. А уж разные животные помельче - те прям не отходили от ограды. Кого-то Серёжке даже успел погладить, незаметно для папы. Вообще гладить было запрещено, потому что животные могут укусить. То есть, так написано, что могут укусить, но видно же, что они вовсе не злые, а добрые и кусать Серёжку не собирались.
   Мальчишку прямо разрывало на части от любопытства: и постоять подольше у вольера хотелось, и интересно, а что там дальше? Дальше оказалось смешно. Большой вольер, а в нём ходила птица, похожая на журавля, но не журавль: журавлей Серёжка видел близко не один раз. Так вот птица эта так прикольно задирала ноги, что невозможно не расхохотаться.
   - Пап, а кто это? - удивленно спросил мальчишка.
   - Сам не знаю, - пожал плечами папа. - Кто ж это такая будет? Сейчас прочтем.
   Ну да, на каждой вольере висели таблички с объяснением, кто здесь живет. Только для Серёжки они были высоковаты, а папе - в самый раз.
   Отец неожиданно рассмеялся.
   - Серёжка, это ж твоя знакомая. Ты ж у нас всё время "КОАПП" слушаешь?
   Серёжка кивнул: эту радиопередачу он, и правда, очень любил. Только кто же эта птица: не сова - это понятно. Удод? Глупости, удод совсем другой...
   Мальчишка умоляюще посмотрел на отца: мол, подскажи, никак не догадаюсь.
   - Птица-секретарь, - пояснил папа.
   Ну, кто бы мог подумать...
   - Коапп, коапп, коапп, - закричал птице Серёжка. Та на мгновение остановилась, покосилась на мальчишку маленьким круглым глазом и снова давай ходить взад-вперёд вдоль дальней ограды. Не захотела разговаривать. Серёжка огорчился, но только на минуточку: в соседнем вольере резвились настоящие кенгуру. Играли, веселись, бегали вперегонки. Мальчишке очень хотелось увидеть, как у них малыши из сумки выглядывают. Только бегали кенгуру далеко, сумок не видно.
   Словно услышав мальчишкины мысли, самая маленькая кенгуру вдруг подскочила к ограде в двух шагах от Серёжки. И застыла столбиком, настороженно глядя на людей темными бусинками глаз, только длиннющие уши подрагивали самыми кончиками.
   - Не бойся, - неслышно прошептал Серёжка.
   Кенгуру только ушами шевельнула: дескать, а я и не боюсь. Потом крутанула головой вправо, влево - и понеслась догонять подружек. Как бы сказал дедушка - только пятки засверкали.
   - Жалко, - вздохнул Серёжка.
   - Что - жалко?
   - Что убежала кенгуру. Я её даже не разглядел...
   - Ей страшно. Ты вон какой большой, а она - маленькая.
   - Разве больших надо бояться?
   - Если они злые и глупые - то надо, - лицо у папы стало мрачным.
   - Разве я злой и глупый? - обиделся Серёжка.
   Папа улыбнулся и потрепал сына по голове.
   - Нет, конечно. Ты - добрый и умный. Вот только кенгуру этого не знает.
   Серёжка тоже улыбнулся: он вообще не умел долго грустить. И подумал про себя, что будь он на месте кенгуру, то не стал бы пугаться, а потом вообще забыл обо всём на свете, потому что увидел, что впереди - слоновник.
  
   Господин Шоавэ, старший надзиратель невольничьих бараков города Плошта, свою работу не любил. Вазюкаться с грязными рабами - небольшое удовольствие. Командовать осьмией городских стражников - куда как приятнее и почетнее, хоть и дохода часто приносит поменьше. Но карьеру в городской страже сделать не удалось: пару раз по молодости Шоавэ проявил нерасторопность и вынужден был навсегда распрощаться с мечтами о должности осьминия, не говоря уж о более почтенных должностях. Подался, было, в жупанскую дружину - но там тоже, как говорится, клёна не снискал: на жизнь деньжонок хватало, но не более того. Наперсник у жупана один, доверенных людей - два-три, а дружинников - с пару дюжин, и все хотят в наперсники, да в доверенные люди попасть. Идти на совсем уж вольные хлеба, в шайки авантюристов сомнительного толка, ему мешала врожденная осторожность: закончить свою жизнь с топором в башке ещё куда не шло, а вот в петле - это уж слишком. Да и в зубах какого-нибудь монстра помирать тоже не хотелось. Этим-то оторвам всё едино: что орков пограбить, что гробницу старую разорить, что драконьи сокровища присвоить, что своего брата, человека, на большой дороге обобрать до нитки. Шоавэ же всегда чтил законы и помнил, что можно, а что нельзя. И ещё - что нельзя, но можно, если очень уж нужно, и что нельзя не при каких обстоятельствах, потому что себе дороже.
   Словом, помыкавшись в молодые годы, он на склоне жизни, к двадцати восьми веснам по имперскому счету, нашел, наконец, себе уважаемую и хлебную должность и исполнял обязанности старшего надзирателя городских невольничьих бараков вот уже третью весну. Исполнял старательно, потому и городские власти его жаловали.
   Не пренебрегал обязанностью лично осмотреть всех рабов, что приводили в город более-менее серьезные купцы. Хоть в зной, хоть в проливной дождь, хоть в редкий в Плоште снег господин Шоавэ не покидал своего поста, пока последний раб не был занесен в таблички и определен в барак, а его хозяин не получал бумаги о том, что за принадлежащий ему живой товар город принял на сохранение, на какой срок и на каких условиях.
   Сегодня, в одиннадцатый день до ладильских календ по имперскому календарю, ему пришлось распределять невольников, которые пришли с караваном почтенного Шеака, купца уважаемого и хорошо в этих краях известного. На сей раз, он привел караван из Итлены, сплошь люди, лишенные воли уже давно, а потому смирные и беспокойств страже не доставляющие. Позёвывая от скуки, господин старший надзиратель следил за процедурой, в конце которой его ожидал сюрприз. Когда список сданных рабов, заверенный специальной печатью, получил последний из купцов, к столику подошел один из наемных охранников.
   - А сколько, почтеннейший надзиратель, стоит сдать под охрану раба тому, кто не входит в гильдию купцов?
   - В полтора раза дороже, чем членам гильдии, почтеннейший. Стало быть, девять медных лориков за сутки.
   - Это при обычном содержании. А если при строгом?
   - Тоже в полтора раза дороже. Стало быть, полтора марета.
   Наемник поморщился, понимая, что торговаться тут бессмысленно: не надзиратель цену назначает, город. Почесал затылок.
   - Ладно, почтенный, оформи мне этого волчонка.
   Из толпившейся неподалеку группы наемников к столу вытолкнули... мальчишку. Да, совсем небольшого мальчишку, весен десяти, не более того. Худющего, с выпирающими из-под кожи ребрышками и тоненькими коричневыми палочками рук и ног. Короткие штаны не доставали до колен, другой одежды на нём не было. Руки мальчонки на запястьях крепко стягивал кожаный жгут.
   - И как его оформить? - поинтересовался Шоавэ. - На простое содержание, или на строгое?
   - Пожалуй, хватит с него и простого. Вот бумага, которая свидетельствует, что я заплатил за него две дюжины ауреусов, да ещё марет в придачу. И, если мой раб потеряет свою товарную ценность, я желаю получить свои деньги в полном объеме. Равно, я не стану оплачивать ущерб, который он причинит, пока находится в распоряжении города.
   - Э, почтеннейший, тут немножко другие правила. Ежели раб потеряет ценность по нашей вине - город платит. Ежели по собственной - извиняй. Может, он у тебя сейчас же на стенку головой бросится да и вышибет себе мозги. С чего это город тебе за такое платить должен? К каждому рабу я не могу поставить надсмотрщика, да и не зачем это.
   Собеседник только тоскливо рукой махнул: всё одно правды не найдешь. Ему оставалось только положиться на порядочность господина Шоавэ и его подчиненных. Кстати, не такой уж хлипкой была эта надежда: господин старший надзиратель был не заинтересован в дурной славе вверенного ему заведения. Если купцы станут часто жаловаться на то, что их собственность в бараках приходит негодность, то вскоре здесь появится другой старший надзиратель.
   Шоавэ еще раз окинул взглядом тщедушную фигурку и взялся за перо.
   - Итак, вольный человек...
   - Младший гражданин Меро, - подсказал наемник.
   - Младший гражданин Меро, - перо забегало по бумаге, - оставляет в невольничьих бараках города Плошта принадлежащего ему невольника - человеческого ребенка мужского пола возрастом в десять весен, купленного за цену в две дюжины ауреусов и один марет, о чем свидетельствует бумага, выданная в городе Альдабре надлежащим порядком. Оставляет на обычное содержание сроком на...
   Шоавэ поднял голову, вопросительно глядя на хозяина этой мелкой и костлявой собственности.
   - Один день, почтенный.
   - ...сроком на один день. Денежное вознаграждение городу за содержание его невольника в размере девяти лориков означенный младший гражданин Меро вносит при составлении настоящей бумаги в полном объёме.
   Шоавэ снова поднял голову, наемник выложил на стол перед ним стопку медных монеток.
   - От имени города бумагу выдал старший надзиратель Шоавэ. Грамоте обучен?
   - Читал ли ты поэмы божественного Рубоса, о почтенный надзиратель Шоавэ? - с невинным видом поинтересовался в ответ Меро. Его приятели дружно загоготали.
   - Я скучный человек, почтенный. Мне некогда читать поэтов, я читаю только служебные бумаги.
   - Жаль, почтенный. Рубос воистину достоин прозвища "божественный".
   - Стало быть, младший гражданин Меро подписал бумагу сам. Свидетель со стороны города - младший надзиратель Тробок, - Шоавэ мотнул головой на стоящего за спиной плешивого дылду с перебитым носом. - Свидетель со стороны младшего гражданина Меро...
   - Младший гражданин Шана. Он тоже читал божественного Рубоса.
   Наемники вновь загоготали. Шана, хотя и был обучен вывести своё имя, грамоте совершенно не разумел, а из стихов был знаком только с гнусной похабщиной, которую самый пропащий человек устыдится публично признать своим творением. А уж записать эдакое на бумагу не придет в голову и с самого страшного похмелья.
   - Отлично, - Шоавэ подтолкнул бумагу сидящему рядом писцу. - Сними копию.
   Когда оба экземпляра были подписаны, и один из них исчез в кошеле наемника, тот развязал ремень на руках у мальчишки и толкнул его к господину старшему надзирателю. Шоавэ обернулся к помощнику:
   - Этого в седьмой барак.
   Тробок кивнул.
   - Ступай за мной.
  
   У входа в барак плешивый передал Серёжку другому надзирателю: толстому коротышке с пышными бакенбардами. Тот, отдуваясь и пыхтя, словно тепловоз, поволок мальчишку внутрь.
   Этот барак ничем не отличался от своего собрата в прошлом городе: такой же длинный сарай, разделенный на загоны деревянными перегородками. Было душно, отвратительно воняло гнилой соломой и немытым человеческим телом. Коротышка шел впереди, выбирая нужный загон. Люди за перегородками не обращали на Серёжку никакого внимания. Большинство спало или пыталось спать, растянувшись на соломенных подстилках в самых разнообразных позах. Некоторые о чем-то негромко разговаривали, иные ходили из угла в угол своей клети. Для детей, как и в прошлый раз, был выделен отдельный загон, в котором оказалось с десяток мальчишек, большинство - немногим младше Серёжки. На новенького они сначала смотрели сонно и равнодушно, но едва спина толстого надзирателя скрылась из виду, как пятеро постарше сбились в кучу и жарко зашептались между собой, то и дело бросая в его сторону выразительные взгляды.
   Стараясь не обращать на них внимания, Серёжка выбрал место, где солома казалась более свежей, постарался сгрести её побольше и прилёг. Устал в пути он не так уж и сильно, но за время, проведенное в неволе, уже успел крепко усвоить истину: есть возможность отдыхать - отдыхай. Неизвестно, когда такая возможность представится в следующий раз. Хорошо бы поспать. Только ведь не дадут...
   - Эй, ты откуда такой?
   Конечно, не дали.
   Серёжка повернул голову. Рядом стоял один из той пятерки: мальчишка лет тринадцати, скуластый, черноволосый и смуглый. Чем-то похожий на Маугли из мультфильма.
   - А тебе-то что?
   - Ничего. Просто.
   Не дожидаясь приглашения, мальчишка присел рядом. Серёжка повернулся к нему в пол оборота, опершись на правый локоть.
   - Меня Риком зовут, - представился смуглый.
   - А я - Серёжка.
   - В зуж играешь?
   - Во что?
   - В зуж.
   Рик протянул раскрытую ладонь, на ней лежали три костяных кубика с вырезанными на них точками. Одна, две, три... В общем, кубики как кубики.
   - Не играю, - мотнул головой Серёжка.
   - Брось, чего как маленький. Играем на мои сандалии. Выиграешь - берешь себе.
   - А проиграю - что отдаю?
   - Штаны свои.
   - Ага, и голышом ходить? Я что, больной?
   Вообще-то под шортами у Серёжки были ещё трусы, но это ничего не меняло. Мальчишка понимал, что играть с Риком нельзя: наверняка обманет.
   - Я тебе тогда набедренную повязку дам, - пообещал Рик.
   - Нет уж. Мне моя одежда нравится.
   Серёжка отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
   - Как знаешь, только не пожалей потом, - Рик отошел. Наверное, к своим товарищам.
   Будут бить, в этом Серёжка не сомневался. Весь вопрос в том - когда? И как завяжут драку. Зачинщиков наказывают, а испытать на себе розгу или кнут, ясное дело, добровольно никто не хочет, в том числе и Рик с его дружками. А ему нужно здесь продержаться всего сутки. Может, и обойдется без драки. Только вряд ли.
   В прошлый раз по центральному проходу всё время расхаживал караульный стражник, постоянно наблюдая за рабами. А этот толстый боров сразу почесал наружу. При таком карауле можно успеть впятером отметелить одного раньше, чем снаружи поймут, что в бараке происходит что-то неладное.
   Мальчишка перевернулся на другую сторону и сквозь ресницы стал наблюдать за потенциальными противниками. Те, как ни в чём не бывало, играли в кости и, казалось, не обращали на новичка никакого внимания. Усталость брала своё, хотелось спать, но Серёжка крепился. Прошло примерно полчаса. Пару раз за это время в бараке появился надзиратель - прошелся из конца в конец, лениво поглядывая по сторонам, и снова скорее на улицу. Решив, что нападения в ближайшее время не ожидается, мальчишка хотел уже сдаться сну, но в этот момент, бросив игру, вся пятерка осторожно двинулась в его сторону.
   Серёжка моментально вскочил на ноги.
   - Вы чего?
   - Сейчас узнаешь, чего! - пообещал стоящий напротив белобрысый коротко остриженный парнишка и тут же ударил ногой. Почти машинально Серёжка ушел вправо, подхватил ногу нападавшего левой рукой за щиколотку и дёрнул её вверх. Тот полетел на пол вверх тормашками.
   - Ага!
   На него ринулись кучей. И зря: только помешали друг другу. А Серёжка успел схватить одного из врагов за одежду и провести бросок с упором стопы в живот. Виорелу Петревичу наверняка бы понравилось: описав дугу, подросток глухо шмякнулся на солому, а сам Серёжка успел вскочить на ноги, раньше, чем кто-то из нападавших, отшатнувшихся от взмывшего в воздух дружка, понял, что произошло. Первым опомнился Рик, бросился в атаку, пытаясь ударить кулаком в голову - и налетел на бросок через плечо. Двое оставшихся и поднявшийся с пола белобрысый чуть отступили.
   - Пятеро на одного - не честно, - переводя дух, выдохнул Серёжка.
   - Не честно. Ха! - их уже снова было пятеро, только теперь они постарались взять наглого малыша в кольцо.
   Отбиться в окружении нечего было и думать. Поэтому мальчишка неожиданно сам бросился на белобрысого предводителя. Тот растерялся, позволил сблизиться, а дальше задняя подножка и выход на болевое удержание.
   - Руку ему сломаю, если сунетесь, - заорал Серёжка ошеломленным противникам.
   - Ва-а-а-а... - белобрысый от боли зажмурил глаза, изогнулся всем телом, но не мог вырваться из капкана. Хотя он и был намного сильнее своего победителя, но закон рычага - он и в чужом мире закон рычага.
   Потеряв вожака, ватага в беспорядке отступила. А в следующее мгновение в клеть, размахивая плёткой, ворвался толстый надзиратель.
   - Прекратить!
   Серёжка не только прекратил, но и успел откатиться в сторону, так что удар пришелся только по белобрысому. Один из хвостов плётки рассёк тому лицо, подросток схватился за него обеими руками и аж замычал от боли.
   Бить второй раз толстяк не стал. Вместо этого рявкнул:
   - Кто зачинщик?
   - Он! Он!
   Четыре руки тут же вытянулись в Серёжкину сторону. Остальные обитатели клетки, малышня, ещё в самом начале боевых действий расползлись по углам и теперь оттуда таращили широко раскрытые от испуга глаза, боясь проронить хоть слово.
   Успевший встать на ноги, Серёжка только передёрнул плечами. Доказать, что он не виноват было сейчас ещё труднее, чем когда Меро обвинил его в порче ремня. Проще говоря - невозможно.
   - Ну-ка, пошли! - поманил мальчишку надзиратель.
   Серёжка поплелся к выходу. Сокамерники злобно смотрели ему вслед. Только белобрысый предводитель всё ещё лежал на полу, закрыв лицо руками и тихонько поскуливая. Между пальцами сочилась кровь.
   - Шагай, шагай! - толстяк нарочито ткнул Серёжку в шею. - Сейчас с тебя шкуру спустят - будешь знать, как драки устраивать.
  
   Господин Шоавэ и вправду был скучным человеком: не читал ни поэтов, ни философов. Но своё мнение о смысле жизни он имел, и состояло оно в том, что человек - не более чем щепка на волнах судьбы. Если понесет течением - то уж, дёргайся, не дёргайся, - от тебя ничего не зависит. Пока течение не ослабнет, никуда от него не денешься, так что лучше запастись терпением.
   То, что с парнишкой, которого сдали в барак наемники, будут проблемы, старший надзиратель почувствовал едва понял, к чему клонит Меро. С наемниками вообще почти никогда без проблем не обходится. И рабов у них обычно не бывает, а любой необычный раб - всегда проблема.
   И всё же была у господина Шоавэ маленькая надежда, что всё обойдется: один день - не такой уж и большой срок. Но, не обошлось. Вот вам, пожалуйста: драка в бараке. По-хорошему, первым делом следовало бы выдрать жирного Хасла, за то, что допустил дело до драки. Наверное, опять торчал снаружи, вместо того, чтобы бдеть. Известно доподлинно, что рабы - животные нрава скверного, склонные ко лжи и буйству. Поэтому должны они всё время чувствовать над собой карающую длань. Если стражник постоянно следит за тем, чтобы никто не осмелился нарушать порядок, так лишь самые злокозненные мерзавцы только и осмеливаются. А вот если стражник своим долгом пренебрегает, то пропадает страх и на бунтарство тянет даже смирных невольников.
   Хасл, конечно, своё получит, не первый уже у него промах. Но - не сейчас. Сначала надо было разобраться с зачинщиком драки.
   - Давай его сюда, - скорбно вздохнув, потребовал господин старший надзиратель.
   Тробок втолкнул в кабинет собственность наемников. Шоавэ ещё раз оглядел мальчишку. Кожа да кости, в чём душа держится. Только вот взгляд... У рабов глаза обычно потухшие, а у этого ишь сверкают...
   - Ты начал драку?
   - Один с пятью? Господин думает, что мне надоело жить?
   - Надзиратель ясно сказал, что драку начал ты.
   Мальчишка только плечами передёрнул. Умный. Хочет ведь сказать, а держит себя в руках. Чувствуется, этого волчонка наемники воспитывали на совесть, хотя следов от плети на спине что-то не видно.
   - И потом, хоть их было пятеро, а ты один, но, когда пришел надзиратель, ты не был побежденным. Почему?
   - Мне повезло.
   - Только повезло? - тон старшего надзирателя не оставлял сомнений, что если мальчишка не будет честен, то ему придётся туго.
   - Не только. Я ещё немного умею драться... господин.
   От Шоавэ не укрылось, что слово "господин" мальчишка произносит после маленькой паузы, словно сам себе показывая, как он сопротивляется. Совершенно ясно, что рабом он стал совсем ещё недавно. Всё интереснее и интереснее.
   - Немного? Их было пятеро и они старше тебя.
   - Когда они нападали, то не думали, что я стану сопротивляться. И потом, они не умеют драться. Даже немного.
   Господин Шоавэ довольно откинулся на стенку.
   - Знаешь, что полагается тому, кто устроит драку? Порка, и очень серьёзная. Тебе достанется пять дюжин розог.
   А вот сейчас мальчишка просто обязан был испугаться. Пять дюжин розог сделают его лежачим на несколько дней. Но никаких признаков охватившего раба ужаса господин старший надзиратель не заметил. Да, мальчишка побледнел - но и только.
   - Но я могу и поверить тебе, если ты мне честно скажешь, зачем ты нужен наемникам.
   И снова господин Шоавэ ошибся - да ещё и как. Он рассчитывал увидеть на лице мальчишки облегчение, а увидел изумление. Да ещё такое явное, что ошибки быть никак не могло. Что ж за странный такой мальчик?
   - Они хотят продать в гладиаторскую школу в Толе... господин.
   - Таких малышей ланисты не покупают.
   - Я полагаю, они об этом знают.
   Шоавэ задумчиво поскреб голову, не обратив даже внимания на то, что дерзкий мальчишка ухитрился проглотить почтительное обращение.
   Всё было правильно. Мальчишка слишком мал, чтобы попасть в гладиаторскую школу, но для такого можно и сделать исключение. Во всяком случае, предлагать ланисте этого сорванца точно не стыдно.
   Туманные намерения в голове господина старшего надзирателя сложились в конкретный план.
   - Я не стану торопиться с твоим наказанием. Подождешь до завтра - никуда не денешься. Тробок, надень ему на руки и на ноги оковы, а потом брось в черный барак - в третью камеру.
   - В третью? - переспросил помощник, - Господин, но ведь там же...
   - Вот-вот, к нему и брось, - усмехнулся Шоавэ. - Не сожрёт, он не детьми питается.
  
   К кандалам Серёжка отнесся спокойно: в плену как в плену. А вот разговор о ком-то в третьей камере внушал глухую тревогу. Воображение рисовало заросшего бородой узника, утратившего разум. Что-то среднее между старым аббатом из "Графа Монте-Кристо", фамилию которого Серёжка давно забыл, и просидевшим много лет на необитаемом острове боцманом Айртоном из "Таинственного острова" Жюля Верна.
   Немудрено, что в камеру он входил с опаской, медленно, но тут вмешался охранник, сильно толкнув мальчишку в шею и сразу захлопнув за ним дверь. Звеня цепями, Серёжка вылетел на середину помещения и огляделся. Камера оказалась просторной: метров шесть в длину, вдвое меньше в ширину, да и в высоту - тоже метра три. А в дальнем углу сидело настоящее чудовище - дикая помесь ящера и кенгуру. Ростом, наверное, с Балиса Валдисовича, с толстенными задними и тонкими передними лапами и чешуйчатой кожей грязно зеленого цвета, покрытой бурыми пятнами. Удивительно нелепо смотрелась на нём широкая кожаная юбка, немного не доходившая до коленей. Голова монстра была непропорционально маленькой, с вытянутой вперёд мордой, как у колли или ежа. Серёжку чуть не затошнило при виде мясистых толстых губ и крупных раздувающихся ноздрей. Не прибавлял красоты и протянувшийся ото лба до затылка костяной гребень.
   На мгновение мальчишка застыл не в силах ни оторвать взгляда от обитателя третьей камеры, ни пошевелиться. Из этого оцепенения он вышел, перехватив взгляд чудовища. Маленькие глазки осматривали его так же настороженно и внимательно, как и смотрел на сокамерника сам Серёжка. Несколько мгновений они испытующе глядели друг другу в глаза, а затем ящер приподнялся и подвинулся к стенке, слово уступая мальчишке место. При этом Серёжка заметил, что за правую заднюю лапу чудовище приковано к стене толстенной цепью. Или ногу? Нет, такую лапу ногой не назовешь. Не даром, что и цепь была раза в три, наверное, толще, чем на Серёжкиных кандалах.
   Вообще-то, присесть рядом с ящером было удобно: всю солому, кстати, намного более свежую, чем в бараке, сгребли в этот угол, никакой мебели в камере не имелось, даже табурета. Только голый каменный пол. Но и приближаться к этой махине было страшновато.
   - Это ты мне место уступаешь? - поинтересовался Серёжка, пытаясь казаться спокойным и независимым. Получилось не очень убедительно: голос от волнения предательски дрожал.
   Ящер утвердительно кивнул. Потом ещё показал рукой на солому. Или передней лапой. Не важно, смысл был ясен: садись, мол, и двоим места хватит.
   "Не сожрёт, он не детьми питается", - вспомнил Серёжка слова охранника и пошел вперёд. Сердце бешено колотилось в груди, но мальчишка заставил себя не показывать волнения. Подошел и сел рядом, привалившись спиной к стене и положив ладони на острые колени. Повернув голову до боли в шее, бросил взгляд на ящера - тот смирно сидел рядышком. Похоже, и вправду никакой опасности для Серёжки в нём не было. Вот уж смешно: лучше оказаться в одной камере с ящером, чем с человеком.
   - Значит, ты понимаешь, когда я говорю? - полюбопытствовал мальчишка.
   Утвердительный кивок.
   - А сам говоришь?
   Отрицательный кивок.
   - А почему?
   Ящер открыл рот, показав множество мелких белых зубов, и на Серёжку обрушилось жуткое шипение, будто игла включенной на полную мощность радиолы загуляла по волнистой прокладке, которую надо ставить под пластинку. Непроизвольным движением мальчик зажал уши руками. Почти тут же шипение смолкло. Серёжка отпустил руки - тишина.
   - Только шипеть можешь? - догадался мальчишка. Ящер подтвердил верность догадки новым кивком.
   Серёжки вспомнились книги про старые времена, как наказывали бунтовщиков. Многим вырывали языки, и они на всю жизнь оставались немыми. Может, и этого ящера постигла та же участь?
   - Тебе что, язык вырвали?
   Сокамерник как-то совсем по человечески вытянул вперёд шею и высунул изо рта язык: тонкий, длинный и раздвоенный на конце, как у ужа.
   - Значит, просто не можешь говорить, - подвел итог Серёжка. Как всё сложно в этом мире: в сказках если зверь всё понимает, так он и разговаривает, а тут соображать может, а говорить - нет.
   Ящер снова кивнул. Вид у него был какой-то унылый и совсем не страшный. Конечно, мало радости, когда тебя держат на цепи в каморке.
   - А ты давно тут сидишь? - поинтересовался мальчишка.
   В ответ ящер вытянул в сторону мальчишки руки, с растопыренными пальцами. Ну, не лапы же. Пальцев на каждой руке было по пять, большой отведен в сторону, совсем как у человека. Один палец ящер поджал.
   - Девять дней? - на всякий случай переспросил Серёжка.
   Ящер кивнул.
   - А почему тут, а не со всеми?
   И тут же мальчишка пожалел о своём любопытстве. В самом деле, разве можно объяснить, почему тебя посадили в отдельную камеру, если не умеешь говорить? Оказалось можно. Ящер распластался на полу, так, чтобы его голова оказалась у самых Серёжкиных ног, а затем, ухватив мальчишку за лодыжку, потянул его на себя.
   - Ты чего? - вскрикнул Серёжка, вскакивая на ноги.
   Ящер поставил Серёжкину ступню себе на гребень и отпустил.
   - Я-то тут при чём? - изумился мальчишка, убирая ногу. - Да я тебя вижу в первый раз в жизни. И сам в плену...
   На этом месте он прервался, догадавшись, что могла бы значить эта пантомима.
   - Ты тоже попал в плен?
   Уже успевший подняться с пола ящер утвердительно кивнул.
   - Только ты в следующий раз предупреждай, когда решишь что-то показывать. А то я чуть не испугался.
   В ответ послышалось краткое шипение, которое можно было истолковать, как знак согласия.
   - О чем бы тебя ещё спросить? Или хочешь, я расскажу тебе про себя?
   Утвердительный кивок в ответ...
  
   - Не понимаю, что это означает, почтенный Шоавэ. Я прихожу забрать своего раба, а меня заставляют идти в твой кабинет. Не кажется ли тебе, что ты относишься ко мне неподобающе? Да будет милостива ко мне Нимэйн, я никогда не пренебрегал заслуженной местью тем, кто позволял себе чинить мне обиды.
   Меро действительно был зол. Корабль в Толу отплывал с вечерним приливом, и лишним временем наемник не располагал. Но господина старшего надзирателя, казалось, его гнев нисколько не обеспокоил.
   - Нам надо с тобой побеседовать, почтенный Меро. И, мниться мне, что ты будешь доволен тем, что разговор произойдет здесь, с глазу на глаз, а не во дворе, где его могут услышать посторонние люди.
   - Разве у меня с тобой есть общие дела, которые нужно скрывать от людей?
   Шоавэ улыбнулся одними губами.
   - Любые дела лучше скрывать от посторонних людей. Так спокойнее жить, ты не находишь, почтенный?
   - Я нахожу, что ты злоупотребляешь моим вниманием, почтенный.
   - Ну что ты, и в мыслях не было. Впрочем, если ты желаешь, я сразу перехожу прямо к делу.
   Взгляд наемника не оставлял сомнений: именно этого он и желает.
   - Твой раб вчера учинил в бараке драку. Его уличает почтенный надзиратель Хасл, следивший за порядком в бараке. Сам мальчишка, конечно, всё отрицает, но ты же понимаешь, слово раба ничего не стоит перед словом младшего гражданина.
   Меро еле сдержался от досадливого плевка на пол. Зачинщика драки так награждают плетьми так, что после этого он пару дней лежит пластом. Брать в море такого раба - безумие, тем более - ребенка. Н-да, верно говорят, что не приносит прибыли занятие чужим трудом. Работорговец из Меро - как из Шаны стихотворец. Самое время подсчитывать убытки. Но кто-то за это сегодня ответит.
   - Кажется, мне тоже хочется сказать несколько слов этому надзирателю.
   - О, я совсем не против этого. Но, как ты понимаешь, это не отменяет того, что я всё равно должен буду подобающе наказать твоего раба.
   - Что значит - "буду"? Разве ты его ещё не выпорол? - удивлению наемника не было предела.
   - Представь себе - нет. У меня были некоторые сомнения в том, что он заслуживает этого наказания. Видишь ли, я не в восторге от того, как Хасл несет свою службу. Вполне возможно, что он что-то напутал. Словом, окончательного решения я пока ещё не принял.
   Меро почесал в затылке. Так нагло денег у него уже давно не вымогали.
   - Ты рассчитываешь на мою благодарность, если эти сомнения перерастут в уверенность?
   - Ни коим образом, почтенный, ни коим образом. Я не могу себе позволить, чтобы пошла слава о том, что я руководствуюсь не законами, а благодарностью.
   - Тогда я не понимаю, зачем ты меня пригласил? - наемник был окончательно сбит с толку. Надзиратель снова улыбнулся.
   - Я хочу тебе предложить сделку.
   - Сделку?
   - Именно. Я хочу тебе продать невольника.
   - Я не купец и не торгую невольниками.
   - Разве? Мне известно, что этого мальчишку ты хочешь продать в гладиаторскую школу.
   - И что с того?
   - А то, что он слишком мал. Ни один ланиста, ни один хозяин школы не купит этого сопляка. Если, конечно, у него нет причин пойти навстречу продавцу. Раз у тебя купят малыша - значит, пойдут тебе навстречу. А раз так - то купят и ещё одного раба. Где один, там и два.
   - И что ты хочешь мне всучить? Ещё одного молокососа или старую развалину, которая вот-вот сдохнет?
   - Ну, не надо меня так обижать, почтенный. Нет, товар я тебе предлагаю самый качественный. Вот послушай. Недавно с караваном в наш город прибыл один торговец невольниками, уважаемый и почтенный человек. Да вот беда - расхворался в дороге. Лечили его, лечили - не помогло. В общем, с додекаду назад помер он, в царство Аэлиса, стало быть, отправился.
   - Да мне-то что до этого купчишки? - каждым вопросом Меро демонстрировал своё недовольство, но Шоавэ этого, казалось, не замечал.
   - Что ж ты такой нетерпеливый, почтенный? Слушай спокойно, всё поймешь. Итак, согласно закону, его невольники были проданы с торгов, а вырученные за них, город в течение трех лет может выплатить законным наследникам, буде таковые за ними обратятся.
   - Я что, похож на его законного наследника?
   - Совсем не похож. Дело в другом: одного невольника мы так и не продали - спроса нет. А вот тебе он как раз пригодится.
   - Ага, сплю и вижу: как бы этого раба прикупить, - ухмыльнулся Меро. - Только вот не могу понять, зачем он мне нужен, если его никто покупать не хочет.
   - Так в городе-то он зачем? Он же ящер, нечка.
   - Троглодит вонючий что ли?
   - Нет, другой какой-то. Вонять не воняет, но говорит как вейты или лизиды не умеет, только шипит. Зато нашу речь отлично понимает, на морритском, конечно. Где уж покойный такую зверюгу отыскал - понятия не имею. Смекаешь?
   Меро смекал. Ни одной арены на всём Лакарском полуострове не существовало: не приживалось это развлечение. А вот к северу от Внутреннего Моря затравить нечку - одно из любимых удовольствий. Понятно, почему немой ящер никому не нужен в Восьмиградье - непонятно, к какому делу его можно приспособить. Но там, куда направлялся наемник, спрос был обеспечен. Предлагаемая надзирателем сделка выглядела честной - если, конечно, честной будет цена.
   - И во сколько же мне обойдется этот ящер?
   - Не дорого. Дюжину ауреусов.
   - Всего?
   - Всего.
   - А в чем подвох?
   - А нет подвоха, - улыбнулся Шоавэ.
   - Я, почтенный, не вчера родился. Если совершенно незнакомый мне человек лезет из кожи вон, чтобы мне было хорошо - я опасаюсь.
   - Чего?
   - Того, что за это придется очень дорого заплатить. Мне.
   - Ты мудрый человек, почтенный.
   - Я - осторожный человек, - Меро особо выделил голосом слово "осторожный".
   - Это тоже хорошее качество. А если я скажу, что рассчитываю на твою благодарность в размере пары гексантов - это тебя успокоит?
   Теперь всё вставало на свои места. Господин старший надзиратель собирался по крупному помаслить руки на этой сделке. Естественно, с купцом бы у него такой номер не прошел. Соглашаться? Не соглашаться?
   - Так что, почтеннейший? Мне сказать, чтобы приготовили розги для порки твоего невольника? Или послать за бумагой?
   - Скажи, почтенный, а что ты будешь делать, если после покупки ящера я передумаю оказывать тебе благодарность?
   - Кель да благословит твою ловкость, почтенный. Я же принесу жертву злопамятной Нимэйн, ибо, клянусь, подобно тебе никогда не пренебрегал заслуженной местью.
   Меро криво усмехнулся.
   - Ручаюсь, ты не всегда был надсмотрщиком.
   - Верно, было время, и я продавал свой топор.
   - Что ж, своего брата обманывать грех, - принял решение наемник. - Ладно, посылай за бумагами. Можешь рассчитывать на мою благодарность.
   - Я не сомневался в твоём здравомыслии, - Шоавэ взял пару свитков со стоящего в углу низенького столика. - Бумаги уже приготовлены, всё честь по чести.
   - Однако, - с уважением пробормотал Меро, рассеянно крутя в руке бронзовое писало. - Всё-то ты предусмотрел, почтенный. Честное слово, будет жаль, если ты меня обманываешь.
   - Никакого обмана, почтенный, вот увидишь. Так, эту бумагу - мне, эту - тебе. Стало быть, изволь оплатить дюжину ауреусов.
   Сняв с пояса кошелёк, Меро отсчитал требуемую сумму. Шоавэ смахнул монеты в денежный ящик, запер его на ключ и предложил:
   - А теперь пошли, посмотришь на свою новую собственность.
   Собственность ожидала наемника во внутреннем дворике. Ящер и впрямь был неизвестной породы: почти семи песов росту, с массивными ногами и мясистым длинным хвостом, но непропорционально худыми руками и маленькой уродливой головой на длинной шее. Не смотря на это, нечка производил впечатление тяжести и мощи, и стоящий рядом Сергей поэтому казался особенно маленьким и хрупким.
   - Запомни, Шипун: господин Меро - твой новый хозяин, - обратился к ящеру старший надзиратель. - Понятно тебе?
   Нечка выразительно кивнул головой. Хотя среди аборигенов Лакарского полуострова этот телодвижение исстари считалось отрицанием, наемник не сомневался, что ящер понял как надо.
   - Это его так зовут? - поинтересовался Меро у старшего надзирателя. Тот объяснил:
   - Это мы его тут так прозвали. Говорить не может, шипит только. Вот потому и Шипун. Или - Шипучка, как кому нравится.
   - Понятно. Оковы в цену входят?
   Мощные ноги ящера, оканчивавшиеся трехпалыми ступнями с толстыми тупыми когтями, были скованы бронзовой цепью.
   - Да, это специально для него сделано.
   Меро ещё раз задумчиво оглядел покупку.
   - Никогда не видел таких. Что он жрёт-то хоть?
   - Всё что попало: овощи, рыбу. Наверное, и мясо сожрёт, только, кто ему даст. Мы тут рабов мясом не кормим.
   - Ясно... Значит так, Шипун. Сейчас идёшь со мной и с ним, - Меро указал на мальчишку, - в порт, на корабль. И чтобы никаких мне...
   Наемник запнулся, подбирая слово. Так и не подобрав, закончил:
   - Иначе будешь наказан. Всё!
   И, повернувшись к мальчишке, добавил:
   - И ты пошел! И тоже чтобы без глупостей.
   Невольники направились к воротам, а Меро, задержавшись, сунул в руку старшего надзирателя пару больших монет.
   - Благодарю, почтеннейший, что ты предложил мне эту сделку. Похоже, это и вправду удачная покупка.
   - Уверяю, почтеннейший, ты ещё не раз вспомнишь меня с благодарностью, - ответил господин старший надзиратель, отработанным движением пряча подношение в кошель. Кто-то из его подчиненных, заметив движения начальника, горестно вздохнул: видать, крупный куш сорвал почтенный Шоавэ. Не меньше пары ауреусов. Эх, дожить бы до того времени, когда и самому будет такая благодарность по чину.
   Впрочем, Меро меньше всего думал о надзирателях. Догнав в воротах своих невольников, он потащил их в порт: до отплытия корабля оставалось совсем немного времени.
  
   - И тоже чтобы без глупостей, - сказал Меро.
   Именно "глупость" и была на уме у Серёжки. Убежать от наемника в большом городе легче, чем посреди дороги. Кандалы с него сняли перед тем, как вывести из барака. Руки, ноги свободны, голова соображает - чего ещё надо. К сожалению, с этой идеей сразу пришлось расстаться: за воротами на площади Меро поджидали двое дружков: Шана - тот, что хотел бить Анну-Селену, и ещё один, имени которого Серёжка не запомнил.
   - Вот тебе, мужик, и пиво к рыбе, - удивленно воскликнул Шана, увидев Шипучку. - Меро, это что ещё за зверюга?
   - Пришлось взять с собой, чтобы избежать боле крупных неприятностей, - скривившись, объяснил наемник. И неожиданно грубо дернул Серёжку за плечо, разворачивая к себе, а затем, ухватив за подбородок, поднял ему лицо вверх.
   - Что за драку ты там устроил, волчонок?
   Ящер возмущенно зашипел.
   - Заткнись, скот! - раздраженно бросил ему наемник, и снова уставился в лицо мальчишки злыми глазами. - Ну!
   - Я не устраивал драки... господин Меро, - сердце у Серёжки отчаянно билось, словно хотело вылететь из груди, но он старался держаться спокойно. - На меня напали - я защищался.
   - Мог бы и не защищаться, - недовольно буркнул хозяин.
   - Господину нужен раб, который позволяет другим рабам себя обижать?
   Меро отпустил Серёжкин подбородок и громко расхохотался. Дружки присоединились к своему командиру.
   - Молодец, волчонок, - наемник одобрительно потрепал мальчишкины вихры. - Ладно, наказывать не стану - безвольная сопля мне и впрямь не нужна. Только смотри, не зарывайся. Начнёшь борзеть - шкуру спущу. Понял?
   - Понял... господин Меро.
   - То-то, - наемник снова повернулся к Шипучке. - Тебя, ящерица, это тоже касается. Ишь, кожу драконью надел. А знаешь, сколько стоят сапоги из драконьей кожи? А куртка?
   Ящер издал недовольное короткое шипение.
   - Заешь, значит... Так вот, не понравишься - продам тебя кожевникам на шкуру.
   "Зверьё!" - неслось в голове у Серёжки. - "Сволочи! Фашисты! Опоновцы! Он же живой и всё понимает!"
   - Не надо, - непроизвольно вырвалось у мальчишки. Наемники удивленно повернулись к нему. - Не надо Шипучку на шкуры, - уже тише попросил мальчик.
   - Вот, картина, - осклабился Шана. - Меро, да он ненормальный какой-то. То девчонку эту дохлую защищал, теперь нечку. Слышь, может с тебя самого шкуру вместо него содрать?
   Серёжка задохнулся, вопрос был из тех, на которые лучше не отвечать.
   - Не, - предположил второй наемник, - он, наверное, изонист.
   - Точно, изонисты любят всяких тварей с людьми ровнять.
   - Пасти закройте, - Меро произнес эту фразу негромко, но таким тоном, что наемники моментально умолкли. - И теперь, прежде чем вякать, думайте, что говорите.
   В чём была причина гнева командира наемников Серёжка так и не понял, но разразился он как нельзя кстати: до самой пристани охранники угрюмо молчали. "Хоть они и вольные, а Меро гоняет их не меньше, чем меня", - горько усмехнулся Серёжка. Радости не было, была сильная досада, что ему не удалось предпринять попытку побега. Несмотря на угрозы, попытаться всё же стоило. А теперь всё: с корабля не убежишь, а там, куда они направляются, бежать смысла уже нет. Оставалось только сидеть и ждать, пока старшие найдут его и спасут из рабства. Серёжку очень злила собственная беспомощность, неспособность ничего совершить для своего освобождения, но он понимал, что если попытается освободиться самостоятельно, то сделает себе только хуже. Значит, как это не противно, нужно терпеть и ждать.
  

Глава 2

В которой Нурлакатам получает желаемое

  

В часы, когда всё бесполезно,

И смысла нет на свете жить.

Над тёмной бездной, жуткой бездной

Нас держит тоненькая нить.

Она надеждою зовётся,

И верить хочется, так верить хочется,

Что эта нить не оборвётся,

И жизнь не кончится, не кончится!

(Л.Дербенёв)

  
   - Хорош зайча! Вкусен!
   - Ага, знатный зверюга!
   - Нагулял жирок-то за весну...
   - А как Гвидерий его с одной стрелы уложил!
   Риона тоскливо оставила миску, не съев и половины. Гречишная каша с зайчатиной и вправду была очень вкусной, но аппетит у девочки пропал уже давно.
   - Ты чего не ешь? - поинтересовался вожак разбойников.
   - Мне не хочется. Я спать лягу.
   Она прилегла на шкуры, расстеленные сразу же за бревном, на котором у костра сидели наёмники, и прикрыла глаза.
   Джеральд недовольно нахмурился.
   - Слышь, Кебе, а ты со своими травками не перестарался? Что-то совсем девчонка вялая стала.
   - Я делаю всё как нужно, рив Джеральд.
   - Да? Смотри у меня...Если по твоей милости мы не довезем её живой и останемся без денег...
   - Если ты мне не доверяешь, то можешь давать ей снадобья самостоятельно, - обидчиво заявил юный чернокнижник. - Учитель тебе объяснил, как это делается, верно?
   - Поговори ещё, - повысил голос Джеральд. - Да я ни за какие сокровища мира не стану заниматься вашими колдовскими штучками.
   - Джер, давай-ка по кружечке пива пропустим, - предложил Оудин. - Всё-таки, удачно горы перейти - это дорого стоит. Будет что сыну рассказать.
   - Сына сперва ещё зачать надо, - наставительно произнёс Гронт.
   - Это дело не хитрое, - усмехнулся Гвидерий. - Главное, чтобы баба была правильная.
   - То-то ты столько лет правильную бабу найти не можешь, - подколол приятеля Оудин, - всё выбираешь и выбираешь. А моему-то Оудику в конце месяца яблок уже три года исполнится.
   - Силён, - крякнул Гронт, - такой молодой, а у него уже сын ползает.
   - И ползает, и бегает, и ломает то, что под руку попадётся. Вот вернусь - займусь воспитанием, бабы ж не понимают, как мужика воспитывать надо.
   - Точно, - поддержал северянин, - в этом деле бабы без понятия.
   - Ты лучше ещё одного сына заделай, - с хохотом предложил Арвигар.
   - С удовольствием. Хоть сына, хоть дочку. Свои любые хороши.
   Разговор о бабах мог бы затянуться и до полуночи, но - не судьба. Джеральд как раз полез за бочонком пива, когда его внимание привлекла тень, мелькнувшая где-то на границе видимого пространства. Не подавая виду, наемник внимательно огляделся. Определенно, враги были уже близко.
   - Вляпались, - произнес он на толийском. - Оружие тихо подбираем. Кебе, не высовывайся. Оудин, девчонку охраняй.
   - Ясно.
   В следующее мгновение склон огласился дикими воплями. Вооруженные короткими мечами, орки ринулись на путников со всех сторон. Но застать наемников врасплох им не удалось. Джеральд, Гронт, Додецимус и Арвигар образовали широкую дугу, преграждающую путь к костру. Особенно сложным препятствием оказался Гронт, двумя первыми ударами смахнувший голову двух ближайших орков: от его страшной секиры их хлипкие кожаные щиты защитить не могли. Остальные наёмники тоже не зевали. Оудин, одним прыжком перепрыгнув и бревно, и проснувшуюся в ужасе Риону, пронзил ближайшему орку гладием грудь, и тот рухнул к его ногам, захлёбываясь кровью. Джеральд всадил свой меч врагу в горло. Гвидерий оставшись у костра, стрелял из лука, поддерживая товарищей. Две стрелы - два дохлых нечки.
   Нападавших было не так уж много: не больше трёх дюжин. Вооруженные плохонькими железными и бронзовыми короткими мечами, да щитами из толстой кожи, они явно не рассчитали своих сил. Ещё минута, и враг бы позорно бежал, растворяясь во тьме предгорий, но... Раненый орк, распростертый у ног Оудина с силой вонзил свой меч в ступню человека, пригвоздив её к земле. От боли наемник на мгновение замер, и другой орк резким ударом меча вспорол ему живот. Человек рухнул перед орком на колени, и тот завершил расправу, быстрым взмахом разрубив горло. Риона, увидевшая, как совсем рядом брызнула тёмная тугая струя крови, пронзительно завизжала. Гвидерий уже развернулся в эту сторону, но его опередил Кебе. С вытянутых рук юноши сорвались две мерцающих серебристых стрелы - и убийца Оудина бездыханным упал на тело своей жертвы. Остальные, увидев мага, отступили. Где-то в темноте раздался глухой щелчок и Гвидерий с ужасом увидел, как, разорвав одежду, из спины юного волшебника вышел наконечник арбалетного бельта. В отчаянии лучник выстрелил на звук, не очень веря в удачу. Но громкий вскрик принёс весть о том, что в кого-то он всё же попал.
   Раздумывать было некогда. Бросив лук на землю, толиец перескочил через бревно и скрестил меч с пришедшим в себя орком. Всадив клинок на всю длину под челюсть первому врагу, он тут же вытащил меч, ожидая новой атаки, но её не последовало: орки бежали, потеряв больше половины бойцов. Гвидерий кинулся в темноту вслед за ними.
   - Назад, дурак! Быстро назад! - заревел Джеральд.
   Но лучник не проявил послушания и скрылся во тьме.
   - Гронт, ты командуешь. Не отходите от костра. За девку отвечаешь головой, - бросил Джеральд и ринулся вслед за Гвидерием. К счастью, долго искать его не пришлось. Лучник возвращался к костру, таща в правой руке здоровенный склот.
   - Арбалетчик у них был...
   - Рожу тебе начистить, - почти без гнева сказал Джеральд. - А если бы тебя прикололи тут в темноте?
   - А если бы нас у костра расстреляли, как куропаток? Луки и арбалеты - это моё дело Джеральд, верно? Мы ведь так уговаривались?
   - Верно, - сквозь зубы признался всё ещё злой Джеральд.
   Как бы там ни было, но поступке Гвидерия не было неподчинения, ругать его было не за что.
   Они вернулись к костру, где наемники уже пришли в себя после боя. Гронт перевязывал грязно ругавшемуся Додецимусу рану на бедре. На самом деле меч орка только легонько порезал мышцы, но старший гражданин отличался неприличной для наемника чувствительностью к боли. Оудин и Кебе лежали рядом на шкурах. На перерезанном горле толийца кровь уже начала спекаться чёрной коркой, а из вспоротого живота выглядывали внутренности. Чернокожий волшебник ещё дышал, но по тому, как на посеревших губах пузырилась кровавая пена, было видно - не жилец.
   - Рив Джеральд, - простонал Кебе, - рив Джеральд...
   - Что? - наемник присел рядом с умирающим пареньком.
   - Придётся... тебе кошку поить... без сокровищ...
   Ответить Джеральд не успел: Кебе пробормотал несколько не понятных слов, наверное, на своём родном языке, и, мотнув головой, испустил дух.
  
   - Мы их похоронили в Слицах, небольшая горная деревенька там, в Хасковии.
   Нурлакатам досадливо поморщился.
   - Джеральд, такие подробности меня совершенно не интересуют. Мне важна только девчонка.
   - Девчонку ты видел. Мы довезли её в надлежащем виде, не так ли?
   - Верно. Я доволен. Но, может быть, в пути с ней случилось что-то необычное?
   Наёмник на мгновение задумался.
   - Нет, пожалуй, ничего не произошло. От твоего снадобья она всю дорогу была сонная и вялая, но и только.
   Чернокнижник кивнул.
   - Да, это - не твоя забота. Что ж, я честно заплачу за твой труд. Ты предпочтешь забрать деньги или, может быть, желаешь взять что-то другое?
   - Меня интересует только звонкая монета.
   - Придёшь один или рассчитаться сейчас, при твоих людях?
   - Здесь и сейчас, - жестко ответил Джеральд. - Ребята помогут мне пересчитать деньги.
   - Всё к твоим услугам, - улыбнулся Нурлакатам, сверкая белыми зубами, и поднялся с табурета. - Пройдем со мной.
   Волшебник принимал наемника не в башне, а в своём загородном доме, в доброй лине от городских стен, на берегу небольшого лесного озера. Подальше от любопытных глаз и болтливых ртов. Так было оговорено заранее, когда Джеральд отправлялся в путь.
   Из кабинета хозяина они вышли в большой зал, где Додецимус, Гронт и братья коротали время за поданным по приказу хозяина пивом. На табурете у камина сидел ученик мага - чернобородый мужчина в тёмно-зелёной льняной камизе, судя по вышивке - хландец. При появлении Джеральда и Нурлакатама он торопливо вскочил на ноги, а наемники оторвались от кружек и окинули вошедших выжидательными взглядами.
   - Игор, ты уже выполнил мой приказ? - сурово осведомился хозяин.
   - Да, господин. Она в полном порядке.
   - Отлично. Иди к ней и не отходи ни на шаг, пока я не вернусь.
   Ученик торопливо покинул зал, а маг повернулся к Джеральду.
   - Что ж, время получать награду. Идём.
   - Пошли.
   - Светильник пусть возьмут.
   Хотя зал был достаточно освещен струившимся из окон светом, на столике у наёмников горел небольшой глиняный светильник.
   - Аргентий!
   Замешкавшийся Арвигар одним глотком допил оставшееся пиво, и наемники вслед за хозяином прошли в узкий коридор, заканчивающийся тяжелой дубовой дверью, обшитой широкими медными полосами. Было видно, что двери уже изрядно лет: дерево потемнело, да и металл покрылся зелёной коркой. Хозяин отстегнул от пояса ключ, отпер пузатый навесной замок и потянул за ручку. С противным скрипом дверь отворилась. "Ауреусы тысячами считает, а петли в доме не смазаны", - усмехнулся про себя Джеральд.
   Пахнуло затхлостью. За дверью оказалась небольшая каморка без окон, не иначе, как сокровищница. У дальней стены стояли два сундука, запертых на навесные замки, а перед ними в два ряда выстроились шесть больших плотно набитых мешков.
   - В каждом - по четыреста ауреусов. Итого - две тысячи.
   - Помниться, ещё сотню ты обещал за беспокойство, почтенный.
   - Хорошая у тебя память, - улыбнулся Нурлакатам.
   - Не жалуюсь, слава богам.
   - Что ж, раз обещал - надо платить. Честная оплата - основа мира, не так ли, почтенный?
   Разумеется, Джеральд вовсе не считал, что мир держится на честной оплате. Но спорить не стал. Просто принял из рук волшебника небольшой кожаный кошель, набитый крупными монетами. Сунул его Додецимусу:
   - Пересчитай!
   А потом кивнул остальным на мешки:
   - Чего смотрите? Считайте, давайте. У наемников слуг нет.
   - Откуда такое недоверие, почтеннейший?
   - Деньги любят счёт.
   Нурлакатам раздраженно дёрнул плечом, но ничего не ответил.
   По каменным стенам плясали уродливые тени. Наёмники пересчитывали монеты, высыпая их на крышки сундуков, мешок за мешком. Джеральд привалился к дверному косяку, лениво наблюдая за своими людьми и незаметно, но внимательно - за чернокнижником. Не так уж и редко было, что вместо вознаграждения от работодателя наёмники получали кинжал в бок или яд в вино. У волшебников, конечно, методы иные, да суть-то одна и та же.
   Но маг, похоже, злого умысла за пазухой не держал. Хоть и было видно, что происходящее ему не по душе, но он терпеливо ждал, пока наёмники закончат подсчёт оплаты. Джеральд подумал, что его не столько раздражает недоверчивость наёмников, сколько изводит желание быстрее оказаться рядом оборотняшкой и приступить к опытам. Хоть на этот счёт волшебник не распространялся, но догадаться, для чего ему понадобилась девчонка, мог бы и ребёнок. Ничего, ждал столько времени - подождёт и ещё немного.
   - Скажи, почтенный, а каковы ваши дальнейшие планы? - неожиданно поинтересовался Нурлакатам.
   - Хочешь предложить ещё какую-нибудь работу? - вопросом на вопрос ответил Джеральд.
   - Нет, работы у меня для вас нет. Но есть большое желание, чтобы вы нашли её побыстрее и не показывались в городе хотя бы... до середины месяца красных листьев.
   Намек был - яснее не бывает. Джеральд на мгновение задумался.
   - Скажи, почтенный, а были ли у твоего ученика родственники?
   Чернокнижник недоуменно воззрился на наёмника.
   - А зачем тебе это знать?
   - Ну, всё-таки.
   - В его землях странные нравы. Все мужчины считают себя братьями, а все женщины - сёстрами. Впрочем, это им не мешает делать детей.
   - Я имел в виду родственников по тем понятиям, что приняты в Империи. Родители, жена, дети... Братья и сёстры, как это считается здесь...
   - Не могу сказать точно, но думаю, что были. В любом случае, это можно узнать в канцелярии наместника Императора на Берегу Чёрных Братьев. На имперских магов всегда должны быть документы по месту их рождения.
   - Хорошая идея, почтенный. Думаю, мы с ребятами отправимся в те края. Сам понимаешь, до конца месяца красных листьев мы вряд ли вернемся обратно.
   Чернокнижник смерил Джеральда изумленным взглядом.
   - Берег Чёрных Братьев меня вполне устраивает, но что ты там забыл?
   - А это уже тебя не касается, почтенный. До сих пор каждый из нас занимался своим делом - и мы оба пока что довольны.
   - Джер, в моих мешках восемь сотен, до последнего ауреуса, - первым закончил подсчет вознаграждения Додецимус.
   - Помоги Гронту, - счёт представлял для северянина большую проблему. Повернувшись обратно к магу, Джеральд продолжил:
   - Вот видишь, как хорошо всё складывается, когда каждый делает своё дело и не задаёт лишних вопросов. Девочка у тебя, золото у нас... Мне кажется, не надо ничего менять.
   - Не будем менять, - согласился маг. - Твои доводы вполне убедительны...
  
   Сознание возвращалось к Рионе медленно и постепенно. Не в том смысле, что все эти дни она была без чувств, нет: девочка могла ходить, говорить, понимала, что происходит вокруг неё. Понимала, да только не воспринимала...
   Рионе казалось, что всё происходящее не имеет к ней никакого отношения. От реальности её словно ограждала прозрачная стена, вбиравшая в себя и звуки, и запахи, и краски. То, что проходило сквозь стену не могло вызвать у девочки никаких чувств, а сама она тоже не испытывала ни малейшего желания поинтересоваться хоть чем-то. Какие-то люди её куда-то везли, чем-то кормили и поили, и ей было всё равно - что это за люди, куда и зачем они её везут. Вкуса еды и питья она тоже не чувствовала, не ощущала голода и жажды, усталости, жары, холода...
   Лишь раз, когда на её глазах разыгралась битва, рядом падали мертвые воины, лилась кровь, она на какое-то мгновение словно выпала из вязкого кокона и ей стало по настоящему страшно. Но это длилось не долго, от силы пару минут, а потом Риону снова охватила апатия, и она тупо таращилась на вывалившиеся из распоротого живота мертвеца внутренности, не испытывая ни страха, ни брезгливости. Совсем рядом продолжался бой, мелькали мечи, свистели стрелы, а ей не было до всего этого никакого дела...
   И только теперь, после того как путешествие закончилось заточением в каменном мешке, девочка стала потихоньку приходить в себя. Вместе с интересом к происходящему вокруг просыпались и воспоминания. Итак, она - Риона Пригская, старшая дочь Кейла и Дариды, похищенная неизвестно кем, но понятно для чего: похитителю нужна была её кровь. Каждый день в комнату заходили двое мужчин, приносили с собой небольшой тазик и острый нож, откованный из сплава нескольких металлов, в числе которых было и серебро: такие вещи оборотни ощущают очень хорошо.
   Один из пришедших крепко прижимал девочку к кровати, а второй надрезал жилу на руке Рионы и сцеживал кровь в тазик. Собрав нужное количество крови, они бинтовали рану и уходили, оставляя девочку одну.
   Кроме сбора крови, к ней приходили только за тем, чтобы принести пищу и вынести ночную вазу. Эти обязанности прислуги исполнял один из тех, кто брал кровь - здоровый мужчина, на слугу ни видом, ни поведением совершенно не похожий. Никто из входящих в комнату не проронил ни единого слова. Риона тоже не пыталась с ними заговорить. О чём? Только когда у неё первый раз брали кровь, девочка что-то кричала и билась в лапах у мучителя, но потом смирилась и затихла. Сил у этого человека было более чем достаточно, для того чтобы удержать маленькую оборотняшку. И Риона, поняв, что сопротивление бесполезно, больше отбиваться не пыталась.
   Зато, вспомнив уроки дяди Йеми, девочка припомнила всё, что с ней произошло, и попытаться найти какой-нибудь путь к спасению. Для начала, она постаралась понять, в какие края её затащили похитители. Воспоминания о путешествии были слишком смутны и обрывисты, и всё же несли в себе некоторые ответы. Сначала её везли через горы - разумеется, это могли быть только Торопские горы. Дальше - на корабле по морю. Разумеется, это было Внутреннее море. Скорее всего, путешествие по воде завершилось на его северном берегу, где-то в Большом Заморье. Хотя, конечно, могли завести и куда-нибудь в строну Итлены, но на это было не похоже. Последними воспоминаниями Рионы о путешествии были густые хвойные леса, насколько девочка помнила рассказы учителя, близь Фланского перешейка такие не росли. Значит, Заморье. Сориентироваться точнее у девочки не получалось.
   Оставив вопрос о своём местонахождении до лучших времен, Риона тщательно осмотрела своё узилище. Результаты осмотра не обрадовали. Комната, в которой её заперли, имела шесть шагов Рионы в длину и столько же - в ширину. Потолок очень высокий, песов восемь, а то и больше. Под самым потолком - окно. Большое, света даёт много, но добраться до него по стене - почти невозможно. Та стена, в которой окно, сложена из крупных отесанных камней. Остальные, наверное, внутренние, - кирпичные. В стене, что напротив окна - дверь. Тоже большая, из широких дубовых досок. Помимо скрепляющих доски двух широких медных полос, дверь пересекали ещё шесть тонких металлических лент: три поперёк и три сверху вниз, изготовленных из чистого серебра. Было видно, что полосы эти укрепили на двери совсем недавно, наверняка специально ради Рионы: при одном только приближении к выходу из комнаты оборотняшка сразу ощущала дурноту. О каком-либо взломе двери нечего было даже и думать.
   Из мебели в комнате стояла лишь кровать, зато настоящей морритской работы, с бронзовыми прутьями, да ещё и не из дешевых: массивные ножки украшала искусная резьба. Застелена кровать была так же по морритскому обычаю и тоже с претензией на богатство: расковыряв матрас, девочка обнаружила не только шерсть, но и птичий пух. Это было тем более удивительно, что собиравшие её кровь мужчины ни видом, ни одеждой на морритов не походили. Тот, что держал девочку, для уроженца Моры - слишком светлокож и носил бороду, а его товарищ и вовсе - аргандец. Значит, это были всё-таки слуги какого-нибудь имперского волшебника: кому же ещё могла понадобиться кровь оборотня.
   Скинув сандалии, Риона попыталась влезть по стенке к окну. Простая девочка на её месте, конечно, не смогла бы этого сделать, но оборотняшка, даже в форме человека, была очень ловкой и цепкой. Пластаясь по стене, впиваясь пальцами в самые крохотные выступы и трещины, она сумела добраться до оконной ниши. И тут же почувствовала новый приступ дурноты: окно перегораживала серебряная решетка. Почти теряя сознание, девочка всё же подтянулась, чтобы увидеть, что находится за окном, а потом разжала пальцы и свалилась вниз. Хоть и говорят, что кошки всегда падают мягко, но пятки Риона отбила себе довольно чувствительно. Впрочем, девочка не унывала: увиденное за окном того стоило. Строение, в котором её содержали, находилось посреди довольно крупного города. Значит, её похитил не просто маг, а маг на службе Императора. И сделал он это явно в глубокой тайне, поскольку опыты с нечками в Империи карались жесточайшим образом. Но такую тайну нельзя сохранять долго: у Инквизиции имелись способы обнаруживать нарушителей. Это подвергало Риону большой опасности, но это было и её шансом обрести свободу и вернуться домой: поиски неизвестного оборотня, начатые Инквизицией, непременно должны были потревожить паутину, Повсеместно Протянутая Пауком. И тогда, уловив сигнал, Пауки Господаря смогут догадаться, где прячут девочку, и прийти ей на помощь... Только бы эта помощь не запоздала...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"