Валерич, Люгер Макс Отто, Шепелёв Алексей : другие произведения.

3. Другая Грань. Роман. Часть вторая. Дети Вейтары

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    5-я и 6-я главы.

Глава 5

  

Растяпы мы, конечно, и разини мы,

И нам любая кажется беда

Невероятной и неотразимою,

Но как-то всё обходится всегда.

(Л.Дербенёв)

  
   В Плошт въехали без проблем. Йеми, приодетый под местного жупана, чуть опередил свою свиту и, лихо осадив коня перед самым носом стражника, грозным голосом поинтересовался, в городе ли его милость городской вистиарник жупан Дроко Малина.
   - Не знаю, вроде был, - растерянно заморгал воин.
   - Что значит - не знаю? - изумился Йеми. - Ты кто такой есть? Стражник или молодой дубок, на которого шлем напялили?
   - Был его милость, был, когда на стражу заступали, - торопливо заговорил воин, чувствуя за собой непонятную провинность и лихорадочно пытаясь понять, чем грозит ему гнев незнакомого жупана. С детьми едет, вистиарника спрашивает. Не иначе как свойственник.
   - То-то, соображай быстрее, город не позорь, - хмыкнул всадник и, ударив пятками в бока коня, заехал под арку ворот. Вслед за ним двинулась и укутанная в плащи свита. Остановить их для досмотра никто не решился: и так уже неприятностей не миновать, зачем же лишнего на свою шею ещё вешать.
   - Здорово их Йеми обработал, - одобрительно шепнул Балис, наклонившись к Мирону.
   - Молодец. Я бы его с удовольствием к себе в отдел взял, - согласился Нижниченко.
   - А кто это - вистиарник? - поинтересовался Сашка, когда до ворот было уже далеко, и стражники не могли расслышать его вопроса.
   - На нашем языке - казначей, - пояснил кагманец. - При господаре - большой человек. А под властью Империи... Считай, что ещё один сборщик налогов...
   Плошт почти не отличался от Альдабры. Как и там окраинные улочки утопали в грязи и воняли нечистотами. Одноэтажные деревянные хижины, крытые соломой, создавали ощущение беспросветной нищеты. Ближе к центру дома пошли побогаче, а воздух стал почище. Тот тут, то там появлялись лавки. Наконец, копыта зацокали по булыжной мостовой, а окружающие постройки выросли до двух этажей, причём у доброй половины домов первый этаж был каменным и только второй - деревянным.
   Йеми, уверенно ориентируясь в хитросплетении плоштских улиц, вёл отряд к намеченной цели. Вскоре всадники остановились возле крепких тесовых ворот, за которыми возвышался большой трёхэтажный особняк: над вторым этажом хозяин надстроил пару симпатичных башенок по краям и мезонин в центре. Не слезая с лошади, кагманец постучал по доскам рукояткой хлыста.
   - Что надобно? - донеслось из-за ворот на местном наречье.
   - Жупана Дроко. То жупан Йеми со свитой к нему в гости пожаловал.
   По обычаю, надлежало, чтобы переговоры с привратником вёл кто-нибудь из слуг. Но в данном случае Йеми приходилось всё делать самому: здешний язык кроме него знала только Рия, а поручить разговор нечке означало смертельно обидеть хозяев: Восьмиградье влилось в Империю Мора добрых полторы сотни вёсен назад, и местные жители давно усвоили мысль о превосходстве людей над остальными народами.
   Услышав, кто прибыл в гости, во дворе всполошились. Не прошло и минуты, как ворота распахнулись.
   - Пожалуй, твоя милость, - почтительно склонился привратник в белой опочке. Почтительно, да не очень низко. Понятное дело: жупан, конечно, господин, только супротив вистиарника невелика фигура.
   Балис с профессиональным интересом окинул взглядом двор, но ничего особо примечательного не обнаружил. С правой стороны к забору лепился какой-то хозяйственный сарай, слева - конюшня и небольшая кузница. Двое подростков чуть постарше казачонка стремглав кинулись принимать поводья у Йеми и Сашки, безошибочно определив, кто здесь главный.
   - Мир и процветание этому дому, - важно произнес кагманец, слезая с лошади. Двустворчатые двери с шумом распахнулись, наверняка, что от доброго пинка. Из дома на крыльцо вышел вистиарник Дроко: невысокий крепкий мужчина лет сорока, в белом таларисе с квадратной проймой, украшенной по краю узорчатой синей вышивкой, светло-зеленых штанах и мягких кожаных сапогах. Кончики чёрных с лёгкой проседью усов были лихо закручены вверх.
   - Йеми, чтоб меня грифон разорвал! - воскликнул Дроко, распахивая объятья. - Йеми, плут эдакий. Вот это удача!
   - Дроко, старина, - кагманец уже спешил через двор. - Рад видеть тебя в добром здравии.
   Мужчины стиснули друг друга в объятиях до костного хруста. "Совсем как на Земле", - подумалось Балису.
   - Да ничего, копчу ещё небо понемногу, - усмехнулся Дроко, когда они с Йеми отпустили друг друга.
   - Понемногу? Ты хочешь сказать, что уже перестал быть первым копьём Восьмиградья? - поинтересовался Йеми, переходя на морритский.
   - Ещё чего, - фыркнул бан, и тоже заговорил на морритском. - Вёсен через дюжину, пожалуй, кто-то из нынешних молокососов и сможет меня превзойти. А пока что, место занято.
   И звучно расхохотался.
   - Плишек, поди-ка сюда, - поманил Сашку Йеми. Тот послушно подошел к старшим.
   - Вот, Дроко, знакомься. Этот малец - сын друга моего Кишиша из Высоких Пихт, что в Хланде.
   Сашка, как учили, легонько поклонился.
   - Рад, твоя милость, быть представленным такому знатному и благородному воину.
   - Да быть не может, чтобы кто в Хланде знал жупана Дроко, - явно деланно изумился хозяин. Женька нагнулся к башмакам, чтобы никто не мог заметить его кривую усмешку. По мнению маленького вампира, хозяин явно переигрывал, изображая из себя эдакого д'Артаньяна на покое.
   - Хланда хоть и не близко от Восьмиградья, а только про воинов доблестных из дальних земель и в наших горах слава идёт. Его милость Йеми мне много о тебе рассказывал.
   Мирон одобрительно кивнул. Способный всё же парень - Сашка Волков. Неполные две недели, которые были у Йеми, чтобы обучить мальчишку на юного жупана - не такой уж и большой срок: в настоящих-то жупанов правила поведения годами вкладывают. Но подросток схватывал всё буквально налету, и, главное, работал в охотку. "Когда вернусь, в лепёшку разобьюсь, а в Симферополе открою кадетский корпус для таких Сашек", - в который раз пообещал себе генерал. Проект такого корпуса разработан был ещё в середине девяностых, намного раньше, чем подполковник Нижниченко возглавил Крымское Управление Службы Безопасности. Но бороться с собственным Министерством Просвещения оказалось сложнее, чем со спецслужбами "дружественных" стран. После войны с Румынией военные организовали училище имени Богдана Хмельницкого в Киеве, а моряки, не утруждая себя изобретением чего-либо нового - училище имени Нахимова в Севастополе. По горячим следам Минпрос возражать не осмелился, но все последующие попытки силовиков как-то поучаствовать в воспитании подрастающего поколения натыкались на стену непонимания и отрицания. Как полагал Мирон, всё упиралось в деньги: на детей, которые, как известно, "своё будущее", в ЮЗФ средств не жалели. В то же время, генерал Нижниченко не мог не признать, что работа с сиротами и неблагополучными детьми была поставлена толково. В отличие от "большого соседа", в городах которого на каждом вокзале ютились стайки малолетних бомжиков, беспризорность в Федерации была сведена практически к нулю.
   - А это сестра Плишека, Анья, - продолжал представление Йеми.
   - Странное имя, - заметил Дроко.
   - Это старинное и редкое имя, твоя милость, - ответила Анна-Селена, сделав безупречный книксен.
   Хозяин немного смешался.
   - Не держи обиды на старого вояку, юная госпожа.
   - Что ты, твоя милость, какие обиды? Я счастлива, что оказалась в гостях у такого достойного и знаменитого человека.
   Дроко улыбнулся, подкрутил кончик уса.
   - Однако, что же мы тут стоим во дворе? Тьюмаш, Ёон, Шибаш, бездельники эдакие... Живо помогите перенести вещи.
   Слуги выбежали из дома с таким проворством, словно в ожидании приказа стояли сразу за дверями.
   - Богата у тебя свита, - заметил хозяин, оглядывая прибывших.
   - Да мне-то, сам знаешь, свита не к чему. Но вот за детьми и вправду присматривать надо. Вот Кишиш в помощь мне Балиса и отрядил. А остальные - слуги. Дети есть дети.
   - Видно добрый воин этот Балис, - уважительно протянул бан, окинув внимательным взглядом отставного капитана.
   - Неплохой. Только, сам знаешь, горцы - народ своеобразный. Топором он не шибко владеет, да и копьём тоже. Зато на ножах или голыми руками биться - равных нет.
   - Так уж и нет? - Дроко горделиво расправил плечи, давая понять, что готов испытать незнакомого воина в деле прямо здесь и сейчас.
   - Дроко, дружище, - Йеми умоляюще обнял хозяина за плечи, - дай нам хоть отдохнуть немного с дороги. Ежели твоя милость нас со двора не сгонит, то мы поживем у тебя несколько дней, и ты сможешь убедиться, сколь хороший воин Балис.
   - О чём ты говоришь, Йеми? Мой дом всегда готов принять моих друзей. Гостите хоть до Илока.
   - До Илока нам будет долговато, но на половину осьмицы, надо думать, задержимся. Позволь, твои слуги покажут нам комнаты, нам и вправду нужно отдохнуть с дороги.
   - Так уж показывают. Весь первый этаж в правом крыле для твоей милости. Только вот нечек куда твоих загнать, ума не приложу. Разве что в сарай?
   - Дроко, нечкам мы выделим отдельную комнату.
   - Комнату в доме? - изумился вистиарник. - Помилуй, Йеми, держать этих тварей под одной крышей с человеком просто неприлично.
   - У горцев свои причуды, - извиняющимся тоном произнёс Йеми. - Конечно, если ты станешь настаивать, то их придётся отправить в сарай, но этим ты чрезвычайно огорчишь своих гостей.
   - Рия не будет спать в сарае, - капризно протянула Анна-Селена. - Это нечестно. Йеми мне обещал, что моя служанка будет всегда при мне.
   - Анья не капризничай, - шикнул Сашка. - Что о нас подумает его милость бан? Мы его гости, а гостям надлежит слушаться хозяев.
   - Ещё того не хватало, чтоб знатные жупаны огорчались за нечек. Тьфу! Да пусть живут в комнате, если вам так нравится. Потом мои лентяи всё отмоют и дымом можжевеловым окурят, чтоб и запаха поганого в доме не было, - милостиво соизволил Дроко.
   - Спасибо, твоя милость, - Анна-Селена улыбнулась самой милой улыбкой, которой в былые дни удостаивался только добряк Олаф.
   - Да не стоит за то благодарить, юная госпожа, - улыбнулся хозяин. Йеми, доподлинно знавший, насколько сильно Дроко брезгует нечками, поразился тому, как легко девочка добилась от вистиарника уступки. Не иначе как вояку совсем замучила скука, что он готов исполнять столь нелепые просьбы маленькой девочки.
   - Значит, сейчас вы позавтракаете, а потом мы...
   - Прошу прощения у благородного жупана, но у нас с Балисом есть в городе одно небольшое дело. В общем, пока тут готовят завтрак, мы с ним ненадолго отлучимся, как я это обычно делаю.
   - С заднего крыльца? - понимающе покачал головой Дроко.
   Кагманец только руками развёл.
  
   Вошедшие в харчевню сразу привлекли внимание завтракающего Шеака. Точнее, один из них, высоченный детина в коричневом плаще. "Не обошлось в роду без огров", - подумалось купцу, хотя на лицо незнакомец выглядел чистокровным человеком: эдакий молодец двух с половиной дюжин вёсен от роду, смуглый, черноволосый, выбритый по морритскому обычаю.
   Спутник же его был добрую голову ниже, возрастом на полдюжины вёсен помладше, да и вообще взгляд на нём не задерживался. Явно на подхвате при верзиле. Он и держался как-то робко, скованно, вперёд не лез, лишь молча выглядывал из-за спины дружка.
   Коротко переговорив у стойки с хозяином харчевни, странная парочка направилась прямо к столику работорговца.
   - Доброго здравия, почтенный, - приветствовал Шеака верзила, без лишних церемоний опускаясь на лавку напротив купца.
   - И тебе не болеть, почтенный, - хмуро ответил Шеак, подхватывая с тарелки очередной рулетик из обжаренной сырокопченой ветчины, фаршированный плодами смоквы.
   Низенький как-то бочком присел в стороне, кутаясь в тёмно-зелёный плащ и не осмеливаясь встрять в разговор.
   - Ты, стало быть, почтенный купец Шеак, верно? - продолжал детина.
   - Я-то Шеак, а вот ты, почтенный, кем будешь? Что-то я тебя не знаю.
   - Точно, не знаешь, - невозмутимо кивнул собеседник. - Балис имя моё. Зовут ещё иногда Балис с лугов. Может, слышал?
   Работорговец честно напряг память. Где-то в её глубине бродили смутные воспоминания. Но попробуй, упомни всех, ежели у наёмников каждый шестой, наверное, либо с лугов, либо с гор, либо ещё из-под какой коряги выполз...
   - Нет, извини, почтенный, что-то не вспомню.
   - Не такие уж вы с Меро друзья, выходит дело, - осмелился вставить слово второй наёмник.
   Верзила смерил его нехорошим взглядом, отчего тот сжался ещё сильнее, и снова повернулся к купцу.
   - Ваш караван охранял Меро со своими ребятами, верно?
   - Верно. И что?
   - Да приятель он мой, вот что. Работенку ищу, а тут прослышал, что дружок мой поблизости. Ну, я на коня и из Тырговища прям сюда и рванул. Уж он-то меня в свой отряд возьмет.
   - Не повезло тебе, почтенный фар, - вздохнул Шеак, отхлебнув из кружки кислого квасу. - Меро подряжался довести караван до побережья. Работу свою сделал, нам он более не надобен.
   - Вам не надобен - иным пригодится, - усмехнулся Балис. - Добрый топор всегда в цене.
   - Дык, ради богов. Только ты опоздал: нет Меро в городе.
   - А где же он?
   - В море.
   - Это в каком смысле? - напрягся верзила.
   "Настоящий наёмник: тупой и решительный", - усмехнулся про себя Шеак. Похоже, воин вообразил, что караванщик убил Меро, да и выкинул труп в море. Наверное, чтобы денег за работу не платить. Всяк по себе о других судит...
   - В прямом, почтенный, в прямом: сел на корабль - и уплыл.
   - Не понимаю, - Балис сокрушенно развел руками. - На какой корабль? Как уплыл?
   Нет, всё же изрядно туповат детинушка. Видать, когда боги раздавали людям разум, этот парень второй раз встал в очередь за силой.
   - Не видел, почтенный фар, как корабли по морю плавают?
   - Эх...
   - Пошли, - спутник потянул Балиса за плащ. - Если, конечно, почтенному торговцу не нужны услуги двух наёмников...
   - Сейчас - не требуются. Через осьмицу заходите, может, и понадобитесь.
   - Нет, погоди, - уже поднявшийся было, верзила снова склонился над столом. - Может, знаешь, почтенный, куда он поплыл?
   - Откуда мне знать?
   - А давно?
   - Третьего дня вечером.
   - А...
   Махнув рукой, верзила удручённо поплёлся к выходу.
   - Удачи тебе, почтеннейший. Пусть Кель благословит твою торговлю, - задержался на мгновение маленький.
   - Удачи и вам. Да пребудет с вами благословение Ренса, - добродушно усмехнулся вслед Шеак.
  
   Морской порт - слишком серьёзное предприятие, чтобы Император мог позволить там командовать местным "аристократам". Разумеется, самым главным в порту был смотритель - не просто старший гражданин, а даже благородный лагат с безупречной родословной. Разумеется также, что особыми заботами сей почтенный муж себя не обременял. Порт своевременно платил в казну наместника установленные сборы - чего же более?
   Юний Саридий, разменяв пятую дюжину вёсен, отлично знал, что во вверенной его попечению гавани ошивается великое множество воров, душегубцев и прочих преступников, что купцы и капитаны утаивают от портовых чиновников часть груза, что в кабаках ежедневно случаются поножовщины, а по ночам их обитатели придаются разнузданным оргиям ( разумеется, в меру своей платежеспособности ). Так и префекту это было отлично известно, и императорскому наместнику в Восьмиградье, и эдилу - всем, кого это касалось. Разумеется, негласно, государственные бумаги таких сведений не содержали.
   Известно, а что делать? Выкорчевать эту заразу было чрезвычайно трудно, а главное - совершенно бессмысленно. Потому что не пройдёт и месяца - и порт заполнит новая погань. Ничего с этим не поделаешь. Варвары - они и есть варвары. Быдло, выродки, позор человеческого рода. Придёт время и Император очистит от них благословенные земли Вейтары, тогда и в портах воцарится чистота и порядок. Но пока что Мора не могла обойтись без варваров, приходилось терпеть и их, и привносимые ими неприятности.
   В конце концов, не дело благородного лагата самому ловить преступников - на это есть городская стража. Она же и за порядком в кабаках глядеть должна. Ежели в этом нужно ей как-то посодействовать, то благородный Юний всегда готов потрудиться к вящей славе Императора Кайла. Равно как и самолично досматривать торговые суда - тоже занятие неблагородное. Есть на то чиновники. Ежели кто обвинит их в том, что они долг свой исполняют недобросовестно и интересам Империи ущерб наносят и представит убедительные доказательства - лагат Саридий проследит, чтобы мерзавцев примерно наказали. Но Юний управлял портом уже более дюжины вёсен - и никто никогда чиновников не обвинял. А сборы порт отдавал в казну всегда в полной мере и в срок. Какой же тут ущерб божественному Императору?
   Понятно, почему Саридий был несказанно удивлён, когда незадолго до обеда его аудиенции попросил некий благородный лагат Порций Паулус. Имя соплеменника Юнию ничего не говорило, но, разумеется, моррит был немедленно приглашен в кабинет смотрителя порта.
   Порций оказался совсем молодым человеком, наверное, едва отпраздновавший круглую дату - две дюжины вёсен. Видимо, он давно путешествовал вдали от дома: вся одежда была местной, лакарской. Но достаточно было глянуть на гордую осанку, чтобы сомнения в благородном происхождении гостя отпадали. Впрочем, проверить последнее было нетрудно.
   - Слава Императору! Да прибудет с тобой благословение богов, благородный Юний! - приветствовал он хозяина.
   - Слава Императору! Да не обделят боги своей милостью и тебя, благородный Порций! - поднявшись с кресла, как того требовал этикет, ответил Саридий. - Присаживайся, расскажи, что тебя привело в эти стены.
   Паулус с недоумением окинул взглядом предложенный ему табурет.
   - Правильно ли я тебя понимаю, благородный Юний? Ты предлагаешь мне сесть на табурет, в то время как сам будешь сидеть на стуле со спинкой?
   - О, прошу простить меня. Здесь, вдали от Моры, иногда забываешь...
   - О правилах приличий?
   - Прошу, не гневайся. К тому же, я должен был проверить, не самозванец ли ты...
   Брови на лице молодого лагата удивленно поползли вверх.
   - Самозванец? Неужели кто-то дерзает...
   - Увы, - вздохнул смотритель порта, - в позапрошлую весну некий негодяй осмелился выдавать себя за благородного лагата.
   - Полагаю, он получил по заслугам?
   - Разумеется, всё было в соответствии с законом. Однако, достойно сожаления, что находятся такие закоренелые преступники, которые не страшатся справедливой кары. На моей памяти не было ни одной весны, чтобы в этом городе кого-то не приговорили к сожжению в печи за преступления против Империи. А бывало, что за одну весну приговор выносился не одному, а нескольким преступникам.
   - Согласен, на окраинах Империи почитание законов оставляет желать лучшего.
   - Тебе виднее, благородный Порций: ты ведь путешествуешь по свету. Я же, обремененный службой, не покидал Плошта уже больше дюжины вёсен.
   - У каждого из нас своя служба, - многозначительно произнёс молодой человек, чем вызвал в душе Юния Саридия немалый трепет: ежели служба посетителя как-то связана с контролем исполнения смотрителем порта своих обязанностей, то ничего хорошего от визита ждать не приходится. Проверки никогда не устраивают для того, чтобы похвалить проверяемого.
   - Мне бы желательно узнать, какие корабли покинули гавань третьего дня, - продолжал лагат.
   - Какие корабли покинули гавань третьего дня? - недоуменно переспросил Юний.
   - Именно, - молодой человек подтвердил просьбу энергичным кивком. - И побыстрее, если можно.
   - Отчего же нельзя, - с явным облегчением выдохнул смотритель. Учёт кораблей вёлся аккуратно и точно, здесь ему опасаться было нечего. - Сейчас выясним.
   Из-под груды лежащих на столе свитков он извлёк толстую книгу, в деревянном, обтянутом кожей, переплёте.
   - Так, вот, пожалуйста... Третьего дня, то есть в десятый день до ладильских календ из Плошта отбыло три судна.
   - Какие? Куда?
   - Вот. "Сирена", принадлежащая сообществу кожевников Плошта, отбыла в Тампек с грузом выделанных кож. Пошлина в размере...
   - Это меня не интересует, - поспешно заметил молодой человек, чем ещё больше обрадовал собеседника. Первой обязанностью смотрителя порта было именно взимание пошлины. Если визитёра это не интересовало, значит, его служба была далека от контроля добросовестности Юния Саридия.
   - Дальше. "Морская звезда", судно почтенного купца Кейеса из Толы - отплыла в Толу же с грузом зерна. И "Быстрый" - бирема Имперского Флота вышла на боевое патрулирование.
   - Военные суда ни коим образом не могут меня интересовать. Я спрашивал только о торговых судах.
   - В таком случае - два корабля, которых я назвал.
   - Благодарю, благородный Юний, ты мне очень помог. Не смею тебя более задерживать.
   - Мой долг - трудиться на благо Императора и Империи.
   - Слава Императору!
   - Слава Императору!
   С лёгким полупоклоном Порций покинул кабинет смотрителя порта. Через открытую дверь Саридий успел заметить, как пожилой слуга почтительно подал благородному лагату тёмно-зелёный плащ. Юний тяжело опустился в кресло, приходя в себя после напряженной беседы. Только сейчас он почувствовал, как пересохло во рту.
   Подрагивающей рукой смотритель нашарил на столе маленький бронзовый колокольчик, позвонил. В кабинет торопливо вбежал слуга.
   - Вина, живо...
   Жадно осушив чашу, лагат почувствовал, что волнение немного улеглось. Разговор, вроде, закончился успешно, таинственный посетитель ушёл удовлетворенным. Во всяком случае - не разгневанным. Вот только на кой имп благородному лагату сдались вонючие кожи или варварское зерно, было решительно непонятно. Уж не контрабанду ли запрятали в трюмы ушлые кожевники или пронырливый толиец? В таком случае, отвечать, конечно, придётся ему, Юнию Саридию. Если только...
   Если только не принять заранее мер предосторожности. Кто предупреждён - тот вооружен. Надо будет сегодня же вечером посетить плоштского эдила, благородного лагата Калера Гравиция, дальнего родственника Юния по материнской линии. И между делом напомнить ему, что он, смотритель порта Юний Саридий, уже не раз делился с эдилом своими подозрениями о том, что не все портовые чиновники безупречно служат Императору Кайлу. Конечно, варвары они и есть варвары, требовать с них, как со старших граждан невозможно, но и поощрять безнаказанность - тоже не дело. Пора бы уличить пару-тройку чиновников в мздоимстве и потворстве контрабандистам, да и быстренько осудить к виселице. И наместник сможет отметить рвение смотрителя порта, и, если вдруг и впрямь молодой лагат идёт по следу, то к моменту его возвращения в Плошт виновные будут уже давно выявлены, осуждены, и, главное, казнены. Ежели дело касается меньшего, чем злоумышление против особы Императора, а в этом Саридий сомнений не испытывал, то никто не станет требовать со жрецов Аэлиса проведения обряда вызова душ казнённых преступников с целью посмертного допроса. Слишком уж хлопотное это действо...
   Да, несомненно, именно так и следовало поступить.
  
   - Всего лишь два судна. Нам несказанно повезло.
   - Я бы так не сказал, - скептически сощурился генерал Нижниченко. - Судна-то два, но на каком из них увезли Серёжу, мы понятия не имеем. А искать на удачу - это всегда риск отправиться совершенно не туда, где ты нужен.
   Спутники сидели за угловым столиком небольшого портового кабачка, обсуждая сведения, только что добытые Йеми от смотрителя порта.
   - Даже если искать мыша в горшке, то лучше, если этих горшков будет два, а не шесть, - пожал плечами кагманец.
   - И, тем не менее, знаем мы маловато. Можно ли выяснить точно, на каком из кораблей уплыл этот наёмник?
   - Можно попробовать, - неопределённо покрутил рукой в воздухе Йеми.
   К столику подошел хозяин заведения. Стандартное пожелание "вина и чего-нибудь там" обернулось парой чарок, и большой деревянной тарелкой с куском какой-то пищи, залитой густой белой массой.
   - Держи, кормилец, - кагманец барственным жестом протянул хозяину серебряную монету.
   - Благодарствую, господин хороший, - угодливо улыбнулся "кормилец", надо понимать - на сдачу.
   - Ну, давай выпьем за нашу удачу. Чтобы нашли мы нашу потерю с первого раза.
   Мирон скопировал жест Йеми, поднявшего чарку до уровня лба, а затем пригубил её содержимое. Внутри оказалось белое вино весьма скверного качества, совсем немного не дотягивавшее до почётного звания столового уксуса.
   - Кислятина, - сморщившись, Нижниченко поставил чарку на стол.
   - А чего ты хотел? Может, чёрного вина? Так кто тут за него заплатит? И потом, им, - Йеми легонько кивнул на зал кабачка, - сойдёт. Это для них ещё, можно сказать, благородный напиток. А вообще здесь чаще наливают такое пойло, что...
   Достав кинжал, кагманец умело разрезал пополам "закуску". Насадив на острие свою половину, опробовал.
   - М-м-м, неплохо.
   - А это что?
   - Чулама из какой-то рыбы.
   - Чулама?
   - Ну, рыба, запеченная под мучным соусом.
   Управляться за столом одним кинжалом было непривычно, но Мирон всё же справился с непростой задачей, разве что посадил на плащ пару крупных пятен от соуса. Чулама ему понравилась намного больше вина: и рыба свежая, и приготовлена вкусно.
   - И всё же, что теперь будем делать?
   - Ты тут посидишь немного, а я пробегусь по порту, есть у меня кое-какие знакомые. Потом вернемся к Дроко, надо с ним обсудить один вопросец. Дальше - договариваемся с каким-нибудь капитаном, судно которого идёт на север, чтобы взял нас пассажирами. А потом уж, до отплытия, можно пытаться уточнить, на какой именно корабль сел этот Меро.
   - Хорошо, - кивнул Нижниченко. - А теперь давай каждый пункт твоего плана разберём более детально.
   - Зачем это, Мирон? Разве ты мне не доверяешь?
   - Странный вопрос. Если бы я тебе не доверял, то не забрался бы вместе с тобой вглубь Моры, верно?
   - Тогда - в чём дело?
   Нижниченко усмехнулся, вспомнив культовый сериал.
   - Один наш коллега в моём мире на подобный вопрос ответил: "Не выношу, когда меня держат за болвана в старом польском преферансе".
   Два последних слова пришлось сказать на русском, аналогов в местном языке, разумеется, не оказалось. Да и "болван" перевёлся весьма приблизительно. Но суть высказывания Йеми понял. Глотнув вина, поинтересовался:
   - А если бы я оказался в твоём мире, Мирон, ты бы посвятил меня во все свои тайны?
   - Разумеется, нет. Но я ведь и не прошу рассказать мне всё. Достаточно, если ты поделишься со мной некоторыми деталями. В своём мире я бы сделал это без колебаний. Особенно, учитывая, что здесь есть личный интерес.
   Кагманец поднял взгляд на собеседника.
   - Кстати, о личном интересе. Серёжа ведь не сын Балиса, верно?
   - Почему ты так думаешь?
   - Потому что он не разу не назвал мальчишку своим сыном. Будь он отцом, тревога о сыне вырывалась бы из него постоянно. А утаивать родство у него причин нет. Я же не скрываю того, что Риона - моя племянница, хотя, в отличие от вас, у меня для этого есть основания.
   - Всё верно, Серёжа Балису действительно не родственник.
   - Даже не родственник. Тогда почему он так беспокоится об этом мальчишке? Я понимаю тебя - Балис твой друг. Понимаю Наромарта, точнее, верю ему, что он действительно хочет спасти этих детей, хотя и не думаю, что у него это получится. Но Балис... Почему?
   - Лучше было бы спросить у него.
   - Возможно. Но ты его друг, значит, должен понимать, что им движет.
   Мирон помедлил с ответом. Поведение Балиса было легко понять, но трудно объяснить.
   - Как ты думаешь, Йеми, на что сейчас надеется Риона?
   - На то, что её освободят.
   - Кто?
   - Я... или кто-то ещё.
   - А вот Серёжа сейчас надеется только на Балиса. "Кого-то ещё" для него не существует. И Балис это понимает.
   Несколько секунд кагманец сосредоточенно дожёвывал чуламу.
   - Хорошо, Мирон. Это против правил, но я попробую выполнить твою просьбу. Во-первых, Тампек находится на морском пути из Плошта в Толу. Таким образом, если один след ложный, то нам не понадобится много времени, чтобы взять второй.
   - Это действительно важно. И очень удачно.
   - Во-вторых, ни на одном, ни на другом судне не упомянуты пассажиры. Одно из двух: или капитан скрыл это от чиновников, или же Меро устроился на судно охранником. Вернее - второе.
   - Почему?
   - Потому что скрывать пассажира - большой риск и маленькая прибыль.
   - Хорошо, предположим, что Меро - охранник. И что это нам даёт?
   - Можно потыркаться среди наёмников. Если повезёт, кто-нибудь вспомнит, на какой именно корабль нанялся Меро...
  
   Жупан Дроко уже второй раз присылал слугу справиться, не вернулся ли из города его друг. Сашке приходилось выдавать трафаретно-вежливую фразу, после которой слуга тоскливо удалялся огорчать своего господина. То, что Йеми заходил поменять себе спутника, подросток решил не уточнять. В крайнем случае, сидя в своей комнате, он мог этого и не увидеть.
   Вернувшись из города, Балис первым делом расправился с оставленным для него завтраком, после чего решил поговорить с Наромартом. По прошествии времени ситуация со снами казалась не такой уж и страшной, но капитан знал, что давать задний ход ни в коем случае не следует. В конце концов, у Гаяускаса было твёрдое желание разобраться во всех этих странностях, так почему бы ни заняться этим сейчас, когда делать всё равно нечего.
   Эльфу и вейте слуги отвели маленькую угловую комнатушку типа рабочего кабинета. Когда Балис вошел в комнату, Рия, свернувшись в калачик и укрывшись плащом, сладко спала на сдвинутой в угол шкуре какого-то большого мохнатого зверя. Наромарт, сидя за столом, погрузился в чтение своей магической книги.
   - Нар, мы могли бы поговорить, или ты очень занят? - поинтересовался морпех.
   Эльф отложил книгу.
   - Проходи, Балис. Конечно, мы можем поговорить. Присаживайся.
   Проходя к столу, отставной капитан бросил ещё один взгляд на Рию. Ящерка никак не отреагировала на его появление в комнату. Светло-зелёный плащ мерно колыхался в такт дыханию. Похоже, сон вейты был глубок и безмятежен.
   - Умаялась, бедняга, - ласково произнёс Наромарт. - Для неё такие путешествия в диковинку.
   - А Анна-Селена не устаёт? - поинтересовался Гаяускас, усаживаясь на круглый табурет с гнутыми ножками.
   - Не устаёт, - серьёзно ответил Наромарт. - В этом плане она намного ближе к мёртвым, чем к живым.
   Повисла неловкая пауза.
   - Ладно, Наромарт. Я ведь не об Анне-Селене пришёл говорить... Этой ночью я снова видел сон.
   - И что же на этот раз?
   По возможности подробно и точно Гаяускас пересказал ночное сновидение.
   - И в итоге сбылось: мы действительно опоздали, Серёжу увезли из города и именно морем, - задумчиво подвёл черту эльф.
   - Наромарт, я понимаю, что эти сны - не случайно. Но почему? Ты можешь мне дать простой и ясный ответ?
   - Простой и ясный - не могу. Здесь многое непросто, а, кроме того, мне кое-что ещё не ясно.
   - Что же?
   - Например, твой перстень, Балис.
   Капитан недоуменно посмотрел сначала на свою левую руку, указательный палец которой украшало массивное золотое кольцо с гравировкой в виде переплетающихся змеек и крупным золотисто-зелёным камнем, потом - на собеседника.
   - При чём здесь перстень?
   - Откуда он у тебя?
   - Наследство, от деда.
   - А у него откуда?
   - Понятия не имею.
   - Может, от его предков?
   - Вот уж вряд ли. Дед потерял родителей совсем мальчишкой, воспитывался в приюте... К тому же, он из бедной семьи, откуда там такое сокровище... И вообще, какое это имеет отношение к моим снам?
   - Я же говорю, это мне пока не очень понятно. Но этот перстень - волшебный. Я понял это сразу же, как встретил тебя. Мы, эльфы, способны чувствовать магию там, где её очень много.
   - Очень много?
   Наромарт положил на стол свою искалеченную правую руку. Поверх чёрной бархатной перчатки, обтягивавшей кисть, на безымянный палец было надето золотое кольцо с тёмно-красным камнем. И размерами кольца, и размерами камня перстень эльфа уступал перстню Балиса.
   - Это кольцо падающих звёзд. Должен сказать, очень мощная магия. Но до силы твоего перстня мой не дотягивает.
   Гаяускас задумчиво потёр подбородок.
   - Совсем недавно я бы просто сказал, что это - чушь.
   - А сейчас?
   - А сейчас, возможно, я смогу в это поверить. Что делает мой перстень?
   - Что делает? - недоуменно переспросил Наромарт.
   - Ну, я не знаю. Желания исполняет? Превращает в невидимку? Ещё чего-нибудь там...
   Чёрный эльф улыбнулся. Если бы его лицо не было обезображено ожогом, улыбка, наверное, была бы красивой. Сейчас же получилась гримаса, но отставной капитан уже привык не обращать внимания на увечье спутника.
   - Ты слишком многого от меня хочешь, Балис. Чтобы разобраться, что именно делает это кольцо, нужно проводить сложные опыты. Да и маг нужен посерьёзнее, чем я.
   - Но ты же сказал, что эльфы чувствуют...
   - Эльфы чувствуют общую магическую силу, но не определяют её свойств. Когда ты видишь свет, то это не означает, что ты видишь и то, как действует его источник. У магии очень много проявлений, Балис. Полагаю, намного больше, чем ты себе представляешь.
   - То есть, что делает перстень, ты объяснить не в состоянии?
   - Нет.
   - Значит, мы никак не можем проверить, волшебный ли он на самом деле? Можешь ты провести какой-нибудь простенький опыт, который бы показал, что это - не просто золотое кольцо?
   - Это не трудно. Будь любезен, сходи на задний двор, там у нашего гостеприимного хозяина кухня. Попроси пригоршню муки.
   - Муки? Какой муки? - изумился Гаяускас.
   - Всё равно какой, лишь бы помельче. Подойдёт и сахарная пудра, но она здесь наверняка дорогая. А потом загляни к Олусу, попроси его кольцо.
   - А оно-то тебе зачем?
   - Для большей убедительности. Его кольцо не волшебное, это я знаю точно. Ты у нас человек недоверчивый, если я просто покажу тебе, как ведёт себя волшебное кольцо, ты можешь мне не поверить. А так ты сам сможешь сравнить и увидеть разницу.
   - Хорошо, - улыбнулся Балис.
   Задний двор, как и полагается, был отдан под хозяйственные нужды. В дальнем углу двое слуг пилили дрова. Искомая кухня занимала изрядную часть двора: печь, жаровня и большой стол под навесом. У печи хлопотала толстенькая пожилая женщина. На натянутых поперёк двора верёвках сохла сменная одежда путешественников: о стирке Йеми договорился в первую очередь. Разумеется, слугам отдали только то, что было привычным для здешних мест, благо, ещё в Шофе Йеми озаботился тем, чтобы у каждого путешественника было по два комплекта подобной одежды. Чуждые этому миру костюмы, а так же морритский наряд благородного сета, естественно, никому здесь показывать не стали.
   Стараясь не задеть мокрое бельё, Гаяускас прошел к кухне и вежливо попросил:
   - Хозяйка, дай мне немного муки.
   Стряпуха настороженно глянула не него и, коверкая слова, произнесла:
   - Я не говорить по-морритски.
   Балис едва удержался от горького смеха. В Вильнюсе ему не раз приходилось видеть, как местные жители демонстративно не понимали обращения на русском языке. "Как ето по-русски..." Балис всегда в таких случаях старался объяснить незадачливому приезжему вместо человека, не пожелавшего ответить на вопрос. И непременно добавлял при этом в сторону непонимающего: "Kaip tau ne geda"(1). Или просто: "Geda"(2). Реагировали на его слова по-разному, но Балис ни разу не усомнился в правоте своей точки зрения: прикидываться, что ты ничего не понимаешь - в первую очередь унижать себя. И не надо этих баек про "внутреннее сопротивление". Кому сопротивление? Голодным шоферам-дальнобойщикам, не способным сориентироваться в незнакомом городе? Приехавшим на каникулы посмотреть Тракай московским школьникам? И вот теперь, словно в насмешку, судьба поставила его в положение тех людей, которым он помогал.
   Только вот никакой нарочитости в поведении кухарки не было: она действительно не знала "государственного" языка, а Балис не владел языком жителей этой местности. Тупик?
   - Тьюмаш! Тьюмаш!
   Один из слуг, бросив пилу, поспешил к навесу.
   - Извини, уважаемый, наша Парба говорит только на языке здешних земель. Других языков она не разумеет.
   - Не стоит извинений. Мы, горцы, к этому привыкли - наше наречие и свои, равнинные хландцы редко понимают. Но будь уж любезен, попроси её дать мне пригоршню муки.
   - Муки?
   - Да, пригоршню муки.
   Удивлённый Тьюмаш перевёл, женщина кивнула. Взяла со стола глиняную плошку, сдвинула крышку с одного из стоящих у стены ларей и зачерпнула содержимого.
   Поблагодарив, Балис понёс плошку с сероватой мукой в дом.
   Раздобыть кольцо сета удалось тоже не без усилий.
   Благородного Олуса Гаяускас обнаружил крепко спящим. Разумеется, привычного к путешествиям моррита, в отличие от ящерицы, не дорога утомила. Просто, не зная чем себя занять, сет решил отоспаться впрок. С точки зрения отставного капитана решение было вполне здравым, на его месте и сам Балис, наверное, поступил бы точно так же.
   И точно так же бы сразу проснулся, едва кто-то приблизился бы к его кровати.
   - А, это ты, Балис.
   - Я. Почтенный Олус, не мог бы ты дать мне на некоторое время твоё кольцо?
   - Моё кольцо? - сет сел на ложе. - Зачем оно тебе?
   - Наромарт хочет произвести небольшой опыт над моим перстнем. Твоё же кольцо нужно нам для сравнения. Поверь, через несколько минут мы вернём его тебе в целости и сохранности.
   - Э-э-э... Видишь ли, Балис, наши обычаи никак не могут мне позволить выполнить твою просьбу. Кольцо благородного сета - такой же символ его статуса, как и шарф, пурпурная кайма на тоге или двуручный меч. Отдать его в чужие руки для каких-то непонятных опытов - недостойный поступок. Я никак не могу на это согласиться.
   - Что ж, если это так важно, то мы сможем обойтись и без твоего кольца.
   По правде сказать, Гаяускас вообще не понимал, зачем Наромарту понадобилось ещё и кольцо Олуса. Как ведут себя не магические кольца, капитану было отлично известно, сравнения, на его взгляд, были совершенно излишними.
   - Я бы мог пройти с тобой и сам поучаствовать в этом опыте. В таком случае, ничего неблагородного не совершится, - предложил сет.
   Капитан на мгновение задумался. Обсуждать свои проблемы в присутствии Олуса он, конечно, не собирался, но в опыте Наромарта ничего секретного Гаяускас не видел.
   - Почему бы и нет? Приходи в комнату Наромарта. Только осторожно, не разбуди ящерицу, она спит.
   - Хорошо.
   Пока Балис ходил за мукой, эльф расстелил на столе свой плащ, на который положил свой перстень.
   - Вот мука. Что дальше?
   - Сними своё кольцо и положи рядом с моим. Так... А третье кольцо где?
   - Олус сейчас принесёт.
   - Хм...
   Наромарт хотел что-то добавить, но не успел: в комнату уже входил наскоро накинувший одежду благородный сет.
   - Здесь предстоит какая-то волшеба?
   - Простенький тест на магию, не более того.
   - Пусть так. Что от меня требуется?
   - Положи своё кольцо рядом с нашими... Нет, лучше вот так.
   Наромарт передвинул перстни так, чтобы они образовали равносторонний треугольник, затем зачерпнул в горсть муку и подкинул вверх над кольцами.
   - Ну что, убедительно?
   Мучное облако осело на плащ большим грязно-белым пятном. Кольцо Олуса равномерно припорошило мучной пылью. А вот перстни Балиса и Наромарта оказались в центре тёмных пятен, куда не упало ни пылинки.
   "Может, электричество или магнетизм?" - подумал Гаяускас, но тут же отверг это предположение. Физика его никогда серьёзно не интересовала, но всё же он точно помнил, что золото никак не относится к ферромагнетикам, а значит, не проявляет свойств магнита. А если это электростатический заряд, то совершенно непонятно, почему муку не оттолкнуло кольцо Олуса: тоже золото, тоже человек... Приходилось признать, что его с Наромартом перстни обладают какими-то необычными свойствами. Волшебными? Пусть волшебными. Ведь колдовством часто называют то, чему не умеют дать научного объяснения.
   - Так просто? - изумился благородный сет. - С помощью пригоршни муки любой человек может определить, является ли волшебной вещь или нет? А проклятые чародеи берут за такую работу огромные деньги...
   - О нет, благородный Олус, всё отнюдь не так просто. Этот тест способен распознать только некоторые волшебные вещи, но никак не все.
   - Вот как... Ты многое знаешь о волшебстве, Наромарт. Ты сильный колдун?
   - Я вообще не колдун, благородный Олус. Я собираю знания, не более того. Знание того, как сражаться мечом, не делает человека воином: мало знать, надо ещё и уметь. Вот и для того, чтобы стать магом, мало знать, как магия действует, надо ещё и уметь её использовать. Я - не умею.
   - Хм... И всё же, в Море дозволяется изучать магию только людям и только по специальному разрешению. Я вижу, ты всего лишь хотел оказать услугу почтенному Балису, но прошу тебя с большим уважением относиться к законам. Благородному Порцию ещё предстоит отчитываться за все совершенные проступки перед Императором, и ни к чему осложнять ему эту и так не лёгкую задачу.
   - Конечно, благородный Олус. Мне стыдно, что я не подумал об этом. Обещаю, что впредь я не поступлю столь опрометчиво.
   Олус кивнул, забрал кольцо и вышел из комнаты. Повисло неловкое молчание. И человек и эльф чувствовали себя виноватым друг перед другом, хотя ни тот не другой не могли бы внятно сказать, в чём заключается его вина.
   - Плащ надо выбить, - задумчиво произнёс, наконец, Наромарт, глядя на закрывшуюся за сетом дверь.
   - Я выбью, - заверил его Балис. - А то можно подождать до Йеми: он вернётся и в стирку здешним слугам отдаст.
   - А в чём мне ходить? - грустно улыбнулся эльф. - У меня останется только волшебный плащ, но надеть его после такого разговора будет просто издевательством по отношению к Олусу.
   - Да уж, лучше не надо, - согласился Балис. - Ладно, Йеми с Мироном скоро должны вернуться.
  
   Разговор по душам с Йеми привёл Нижниченко в отличное настроение. Мало того, что из скуповатого на информацию кагманца удалось выжать изрядное количество интересных фактов и версий, так ещё и договорились о том, что пока Йеми будет наводить справки о наёмниках, Мирон самостоятельно побродит по порту.
   Найти какую-то важную информацию генерал не рассчитывал: слишком плохо ещё он ориентировался в этих краях и этих людях. Но и "поведением экскурсанта" уже пора было завязывать. В последнее время Мирону всё чаще вспоминался анекдот из старых советских времён: на космическую станцию "Салют" прибыл экипаж, включающий в себя космонавта из очень дружественной, но и очень неразвитой страны, каковых в то время кормилось вокруг СССР изрядное множество. Прибыл, значит, экипаж, поработал, отбыл. Космонавт-исследователь вернулся в свою родную очень не развитую стану.
   - Ну, и как там, в космосе? - спросили у него соотечественники.
   - Очень интересно, только вот руки теперь болят, - ответил новый национальный герой.
   - А почему болят?
   - Да как чуть что: "Не трогай!", "Не лезь!"...
   При рассказе последняя фраза сопровождалась характерной иллюстрацией: рассказчик робко тянул вперёд левую руку и тут же безжалостно хлопал по ней с размаху сверху правой ладонью.
   Конечно, при надлежащем присмотре, в космос можно было практически безопасно отправить не только дилетанта-туриста, но даже обезьяну или собаку. И отправляли, особенно в первое время. Но специалисту-то под ним каково? Знаешь, что ты способен на многое, а за тобой следят, как за той самой обезьяной. Каким бы спокойным человеком ты ни был, но очень скоро злость начинает зашкаливать.
   А всего-то и нужно дать человеку возможность почувствовать себя свободным, ответственным и принимающим самостоятельные решения. Если он умный, то лишнего на себя не возьмёт. А если, дорвавшись до самостоятельности, начнёт тут же демонстрировать всем встречным собственную крутость... Значит, никакой он не профессионал и до свободы не дорос. Пусть пока на поводке погуляет.
   Словом, никого не задевая и ни о чём не расспрашивая. Мирон Нижниченко просто гулял по порту, рассматривая происходящее вокруг. Посмотреть было на что. Порт Плошта ничуть не походил на с детства знакомые Мирону крымские порты, хотя, во времена древних греков они, наверное, примерно так и выглядели.
   Прежде всего, акваторию не ограничивали молы-волнорезы, наверное, их ещё просто не умели строить. Или до этого ещё не додумались, хотя, наверняка штормы всякий раз причиняли порту немалый ущерб: склады-то стояли совсем уж близко от воды. Маяк - круглая каменная башня метров пятнадцать высотой, возвышалась прямо посредине порта, среди складов. Всюду сновали работники: полуголые, в лохмотьях, растрёпанные, чумазые, они всё время что-то катали, таскали, волокли, словно мураши в гигантском муравейнике. Над портом стоял постоянный гомон, в котором, наверное, нелегко было расслышать собеседника. А ещё запросто можно было не услышать крик и оказаться на пути у очередных носильщиков. Мирон уже успел пару раз чувствительно задеть плечом какие-то ящики, а один раз едва не был сбит с ног огромной бочкой, причём катившие её ребята не только не соизволили извиниться, но и, судя по интонации, обругали чужемирного генерала на чём свет стоит.
   У причалов легонько покачивались на легких волнах корабли. К удивлению Нижниченко, вёсел, которые он считал непременным атрибутом античного флота, нигде не было видно. В остальном же суда были очень похожи на картинки в книжках по древней истории или в музеях. Одномачтовые, с приподнятыми носом и кормой, на которой у большинства располагались два длинных рулевых весла, и с опущенными на середине бортами, через которые на причалы перебрасывали трапы. Мирона очень удивляло, что перекладина для паруса на мачте находилась не на верхушке, а внизу, у самой палубы, да ещё и сориентированная от носа к корме, а не поперёк. Похоже, аборигены так и не додумались, как облегчить себе жизнь, и, всякий раз, желая поднять парус, сначала подолгу кружились вокруг мачты. "Надо посоветоваться с Балисом и подсказать Йеми", - подумал генерал и продолжил обход порта.
   Теперь он сильно забрал вправо, причалы остались позади, а здесь были лишь склады. Людей вокруг стало намного меньше. Мирон свернул на идущие вдоль кромки воды узкие мостки. Слева - море, справа - стенки построек. Он уже прочти прошел своеобразный "переулок" насквозь, как вдруг впереди дорогу заступил чернобородый мужик в жилетке на голое тело и заляпанных какими-то чёрными пятнами шароварах, с кривым кинжалом в руке.
   "Этого ещё не хватало", - Мирон повернулся назад, но и тут идти было некуда: путь к отступлению преграждал второй оборванец, так же вооруженный коротким клинком. "Попал", - мрачно подумал Мирон, выхватывая из-под плаща свой кинжал. Надеяться на то, что, увидев оружие в его руках, налётчики разбегутся в стороны, было слишком наивно. Намечалась драка, в которой предстояло отстаивать свою жизнь - на полном серьёзе. Нижниченко прижался к стене сараев, чтобы видеть одновременно обоих нападающих и защитить спину, взмахнул рукой.
   Правое запястье тут же оказалось зажато чьими-то сильными пальцами, под подбородком Мирон ощутил чужое предплечье: третий нападающий, наверное, распластался на крыше постройки и теперь тянул жертву вверх. Двое первых с гортанными криками устремились к попавшему ловушку страннику...
   Что нужно делать дальше, отлично знал не только Мирон, но и любой его ровесник, родившийся с Нижниченко в одной стране: фильм "Белое солнце пустыни" был у советских мальчишек начала семидесятых одним из самых популярных. Забросив наверх левую руку, Мирон крепко обхватил лежащего на крыше за шею, подтянул колени к груди, а потом, резко распрямив ноги, сильными ударами снёс двоих бандитов с мостков в воду. И, на инерции движения, разгибом попытался бросить лежащего наверху туда же. Тот, не ожидавший такого оборота дела, не успел сориентироваться и заскользил животом по гладкой крыше. Уже в полёте он отпустил запястье, но было слишком поздно. Красиво пронесясь над головой генерала и на каких-то пару сантиметров разминувшись затылком с краем мостков, мужик плюхнулся спиной в воду, подняв тучу брызг.
   Нижниченко не отказал себе в удовольствии немного поиграть: медленно вытер рукавом потный лоб, тяжело выдохнул и ласково, с луспекаевскими интонациями произнёс:
   - Умойтесь, ребята!
   А потом торопливо зашагал подальше от места стычки: "ребята" вполне могли повторить попытку нападения, или, что ещё хуже, навести на него других "ребят", числом поболее, ценою... да нет, не подешевле, а, наоборот подороже.
   "Всё, хватит строить из себя крутого оперативника", - твёрдо сказал себе Мирон, оказавшись снова посреди портовой толчеи, где ему могли угрожать воры, но никак не бандиты. - "Поиграл немного - и будет. Каждый должен заниматься своим делом. Есть Йеми, есть Балис - вот пусть они информацию и собирают. А самому без крайней необходимости соваться чёрти куда незачем. Второй раз может ведь и не повезти".
  
   Как Вам не стыдно. (лит.)
   Стыдно. (лит.)
  

Глава 6

В которой над Толой собирается гроза.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,

Если, руки сложа, наблюдал свысока,

Если в бой не вступил

С подлецом, с палачом,

Значит, в жизни ты был

Не при чём, не при чём.

(В.Высоцкий)

   - Ну, что, отец Тарло, как жизнь?
   - Да потихоньку. Скуповат народишко в Толе, ох, скуповат. Маловато подают во славу Аэлиса. Совсем не думают о том, что станется с ними после смерти.
   Старый жрец осуждающе покачал головой.
   - Верно говоришь, Тарло, верно говоришь. Знай себе мошну набивают, а отдать священнику и храму - скупость заедает.
   - Не к добру это, отец Ойер, ох, не к добру.
   - Ясное дело, что не к добру. Недаром и знамение нам явлено.
   Младший жрец с недоумением воззрился на старика.
   - Это какое же знамение? Что-то я ничего про знамение не слышал.
   Старик довольно хрюкнул.
   - Больше времени надо на молитве в храме проводить, Тарло, да меньше неизвестно где шататься.
   - Я по городу хожу не абы ради чего, не своей волей, но по велению отца Галена. Собираю милостыню на содержание храмов и капищ, - с обидой в голосе протянул отец Тарло. Младшему жрецу Аэлиса на вид было под сорок лет, его буйная шевелюра изрядно поседела, но совсем не поредела. Солидности добавляла и густая окладистая борода. В соответствии с правилами, принятыми среди служителей культа Аэлиса, одежда Тарло состояла из длинного серого балахона, да деревянных сандалий-калиг.
   - Не больно много ты собираешь.
   - Сколько подают. Или, может быть, мне ограбить пару лавок городских ювелиров?
   - Не стоит, не стоит, - добродушно проворчал старик. - Но о знамении тебе следует узнать как можно быстрее.
   - Так расскажи.
   - Прошлой ночью отец Кромкамп, наблюдая звёздное небо, обнаружил в созвездии Серпа нечто похоже на хвостатую звезду. Нынешней ночью, не смотря на облачную погоду, отец Тиммер предался наблюдениям. Милостью Аэлиса через просвет в облаках он снова наблюдал новое светило. Сомнений нет: он обнаружил новую комету.
   - А точно, что новую? Изучили ли таблички?
   - Отец Кромкамп и отец Тиммер изучили таблички с большой тщательностью. Прежних записей об этой комете в них не содержится.
   - А оракула вопрошали?
   - Сегодня утром. Отец Гален принёс подобающие жертвы и вознёс молитвы. Молились и все, кого удалось собрать в храме.
   Тарло потупил взор - всё утро он провёл далеко от храма.
   - Увы, Аэлис не пожелал дать ответ.
   - Значит, это может и не быть знамением. Или знамение послано иным богом?
   - Всё может быть, - развёл руками старик. - Отец Гален отослал сообщение к Всеверховному Престолу, а так же известил старших жрецов городских храмов остальных божеств. Завтра они вопросят своих богов и, может быть, окажутся удачливее отца Галена.
   - Будем ждать, - вздохнул Тарло.
   - Ни в коем случае, - с неожиданной горячностью воскликнул отец Ойер. - Есть знамение или нет, но комета точно будет видна на ночном небе. Ступай к людям, отец Тарло, ступай к людям! Неси весть о появлении кометы! Пусть задумаются о бренности жизни. Пусть задумаются о тех муках, что ожидают их души после смерти. И пусть щедро жертвуют во славу Аэлиса, единого, кто способен избавить их от этих мук.
  
   - Хей, Бликс, иди-ка перекуси. Я постою.
   Мако рыгнул так громко, что откуда-то сверху, из-под сводов надвратной башни, ему откликнулось эхо.
   - Что нынче на обед?
   - Гороховая похлёбка с копчёной грудинкой, кровяная колбаса и пиво.
   - Подходяще, - повеселел Бликс. - Пойду, заморю червячка. А тебе вон тех путешественников потрошить.
   - Тоже дело, - сытный обед настроил Мако на миролюбивый лад. Прислонив гвизарму к стене, стражник сощурил глаза, пытаясь определить, кто направляется в город и что можно от них ожидать. Четверо всадников, телеги нет. Значит - не купцы. Плохо. С простых путников за вход в Толу денег не берут. А путешественники - люди не бедные: рядом с конями бежит невольник-нечка.
   Вот путников скрыла от взгляда стражника лощина, а когда они её миновали, то Мако чуть не застыл от удивления. Во главе отряда ехала женщина. В кожаной куртке с нашитыми круглыми металлическими бляшками и высоких кожаных сапогах. С длинным мечом на поясе. Благородная лагата? Мако потряс головой. Морриток он видел в своей жизни не раз и не два, но никогда - в таком виде. В Море уделом женщины традиционно считался домашний очаг и семья, а война всегда была делом мужчин.
   Что-то тут было не так. Стражник ещё раз вгляделся в приближающихся путников. Остальные выглядели, словно обыкновенные наёмники. Но женщина... Что-то в ней было неправильно. Но что? Что?
   И только когда всадники были уже совсем рядом, Мако понял причину своего беспокойства. Вспотевшими руками схватился за древко гвизармы, встал поперёк ворот, словно желая собой закрыть пришельцам путь в город.
   - В чём дело, стражник? - спросила женщина, по-прежнему державшаяся впереди. Голос у неё был чистый и звонкий, удивительно красивый. Да и вообще всё у неё было красивое. Замечательная фигура, тонкая, гибкая и крепкая одновременно. Мако успел подумать, как было бы приятно обнять эту девицу на ложе. Бледное, но удивительно красивое лицо. Прекрасные голубые глаза необычной миндалевидной формы. Роскошные серебристые волосы, заколотые так, чтобы подчеркнуто открыть острые уши.
   Женщина была нечкой! Нечка на коне и с мечом на поясе собиралась открыто въехать в город. Мир сошел с ума, а он, Мако, оказался в центре этого безумия. О боги, за какие грехи?
   - В чём дело, стражник? - повторила женщина, теперь уже в вопросе слышалась угроза. Затянутая в перчатку правая рука путешественницы опустилась на рукоятку меча, на лицах остальных всадников и пешего нечки появились нехорошие усмешки.
   - Тревога! - заорал Мако неожиданно тонким голосом. Женщина в ответ только расхохоталась громким мелодичным смехом, будто зазвенел серебряный колокольчик.
   В арку ворот вбегали один за другим стражники: восемь солдат и сержант Коку. Только от обеденного стола, ошалелые, кое-кто с перепачканной гороховой похлёбкой бородой, они перегородили арку живой цепью и замерли, не зная, что делать дальше.
   - Во, нечка... - зачем-то произнёс Мако.
   - Ага, - женщина кивнула. - А теперь посмотрите сюда.
   Она вытянула вперёд левую руку, поверх кожаной перчатки на указательный палец был надет железный перстень с гербом Императора. Мако недоумённо хлопнул глазами.
   - Кто из вас главный? - спросила таинственная незнакомка.
   - Я главный. Сержант городской стражи Коку.
   - Целуй.
   Коку хмыкнул, приставил гвизарму к стене, подошел к страннице и почтительно поцеловал перстень. Он решительно не понимал, что происходит, но был твёрдо уверен в том, что целование перстня с императорским гербом ему никто в вину не поставит. А если такой человек и найдётся, то тем лучше: пострадать за преданность Императору удаётся далеко не каждому сержанту городской стражи в отдалённой провинции, и вознаграждают за такие страдании очень и очень недурно.
   - Скажи, сержант, как мне найти Верховного Инквизитора Толы?
   Коку снова хмыкнул. Нечка ищет Инквизицию на свою голову? Ну-ну...
   - В замке Вальд, разумеется. Спросите прохожих, вам покажут.
   - Я знаю, где Вальдский замок, Инирэль. Я бывал в этом городе много лет назад, - вмешался один из спутников незнакомки.
   - Хорошо. Бараса, поезжай вперёд.
   По взмаху руки сержанта стражники освободили проход, и странный отряд въехал в Толу.
  
   - Отец Сучапарек!
   - Что, сын мой?
   Верховный Инквизитор оторвал взгляд от просматриваемых бумаг и недовольно глянул на юного брата Флахбарта, исполнявшего, помимо прочего, обязанности секретаря. Отец Сучапарек очень не любил, когда его отвлекали от работы по пустякам, а юноша, хотя и находился в должности более четырёх месяцев, далеко не всегда был надлежаще умён и расторопен.
   - К тебе пришёл посетитель.
   - Нурлакатам? Очень кстати. Немедленно зови.
   Брат Флахбарт отрицательно помотал головой.
   - Нет, отец мой, это не Нурлакатам. Тебя хочет видеть женщина-нечка.
   - Нечка?
   - Да, отец мой. Она пришла в замок и сказала, что ей нужно поговорить с Верховным Инквизитором.
   Отец Сучапарек раздражённо фыркнул.
   - Брат Флахбарт, в этом замке нечки смеют говорить только, когда мы это им позволяем, - инквизитор сделал особе ударение на слове "мы". - И приходить сюда они могут только, когда это требуется нам. Запомни это раз и навсегда. А наглую тварь заковать в цепи и бросить в подвал, чтобы знала своё место. Ясно?
   - Да, отец мой! Но вот только...
   Юноша замялся.
   - Что "только"?
   - У этой нечки перстень с гербом самого Императора.
   - Стальной перстень с гербом Императора?
   - Да, отец мой.
   Откинувшись на спинку стула, отец Сучапарек огладил бороду.
   - Что ж, мой мальчик, из самых строгих правил бывают исключения. Это перстень меняет дело. Извини, что я отругал тебя, ты ни в чём не виноват...
   - Отец мой..., - протестующе воскликнул юный инквизитор, но Сучапарек прервал его властным жестом.
   - Именно так, сын мой. В этом мире нет ничего важнее справедливости и мы, инквизиторы, её воплощение. Ты не заслуживал порицания, и мой долг был сказать тебе это. А сейчас ты пригласишь ко мне в кабинет эту нечку, а потом внимательно смотри, что здесь будет происходить.
   - Да, отец мой.
   Сучапарек поднялся со стула и встал у торца рабочего стола. В двери кабинета вошла эльфийка. Самая настоящая эльфийка, живой представитель практически уничтоженного народа. В высоких кожаных сапогах для верховой езды, облегающих рейтузах и боевой кожаной куртке с нашитыми металлическими бляхами. Как и принято у эльфов, головного убора женщина не носила, серебристые волосы свободно ниспадали на спину. В правой руке эльфийка держала большой деревянный пенал для свитков.
   Брат Флахбарт закрыл дверь кабинета и приготовился наблюдать за происходящим. А зрелище и вправду оказалось необычным. Женщина опустилась на колени и поползла в сторону Верховного Инквизитора. Тот ожидал её с молчаливой усмешкой. Когда нечка преодолела путь, отец Сучапарек торжественно произнёс:
   - Не по рождению, но только по милосердию Императора!
   И протянул женщине левую руку, на которой сиял золотой перстень с крупным опалом - знак принадлежности к высшей иерархии Ордена Меча. Эльфийка почтительно приникла к перстню губами.
   А потом поднялась с колен и не менее пафосно произнесла:
   - По милосердию Императора, богоподобного в своём величии!
   После чего уже она протянула инквизитору свою длань, и отец Сучапарек столь же почтительно приник губами к стальному перстню.
   - Мои бумаги, отец инквизитор, как того требует закон, - эльфийка протянула деревянный пенал.
   Верховный Инквизитор Толы присел на стул, женщина осталась стоять, хотя у стола и стояла пара табуретов: присесть ей хозяин кабинета не предложил. Бумаги отец Сучапарек изучал недолго и не очень тщательно. Просмотрев, вернул хозяйке.
   - Итак, ты - Приёмная Дочь Императора Инирэль. Куда направляешься?
   - В Нахат. Я намерена задержаться в Толе додекаду, как позволяет закон. Если, конечно, Орден не поручит мне здесь какую-нибудь работу, которую я, как Приёмная Дочь, буду обязана выполнить.
   Отец Сучапарек задумчиво поскрёб заросший подбородок. С появлением в городе Приёмной Дочери возникали интересные перспективы, но сначала всё было необходимо тщательнейшим образом продумать.
   - Вполне возможно, ты получишь работу.
   Тонкие бледно-красные губы эльфийки тронула улыбка.
   - Замечательно. Поработать на Орден нам доставляет истинное удовольствие.
   - Ты путешествуешь в одиночку?
   - Нет, со мной три человека и полуорк-полуогр. Все - редкостные мерзавцы, но перед законом и Императором чисты, как невинные младенцы.
   - Замечательно. Сейчас я выделю тебе провожатого, он поможет вам найти пристанища и возьмёт на себя общение с добрыми горожанами, не привыкшими к виду вооруженных нечек.
   Эльфийка снова усмехнулась.
   - Нечки. Олха я в цивилизованных краях держу без оружия и в ошейнике, как принято у людей.
   - Похвально... А завтра мой посланник известит тебя, нашлась ли работа. И, если да - то какая.
   - Благодарю, милостивый отец.
   - Благодари Императора... женщина.
   Взгляд отца Сучапарека упал на лицо собеседницы, и на миг ему показалось, что в её льдисто-синих глазах он видит бурю чувств, кипящих в её душе. Но, только на миг. В следующее мгновение в холодном взгляде эльфийки было невозможно различить никаких эмоций.
   - Благодарю за напоминание, отец мой. Но я свято чту свой дочерний долг и ежедневно возношу благодарность милостивому Императору.
   - Это достойно. Блат Флахбарт... Брат Флахбарт!
   - Да... отец мой!
   Юноша вздрогнул от сурового голоса отца-наставника. Он всеми силами пытался выполнить данный ему приказ, стараясь запомнить и понять всё здесь происходящее, но искушение было слишком велико. Приглашая нечку в кабинет Верховного Инквизитора, брат Флахбарт вдруг глянул на неё как на предмет вожделения, а дальше уже не находил сил, чтобы совладать с собой. Сначала, помимо воли, он представил себе это прекрасное тело полностью обнаженным, потом видел мысленным взором, как оно принимает самые изысканные, самые манящие позы. Ему представлялось, как он ласкает эту женщину, и она тоже отвечает ему любовными ласками. Сил, чтобы выбраться из паутины наваждения у юного инквизитора не было, да не было и желания. И только суровый голос отца Сучапарека вернул его к действительности.
   - Разыщи брата Мареша и пришли его ко мне. Быстро!
   - Да, отец мой!
   Юноша стрелой вылетел из кабинета. Лицо его пылало от стыда, а сердце замирало от страха: конечно, отец Сучапарек понял, что молодым инквизитором овладели недостойные помыслы, и теперь брата Флахбарта ожидало покаяние и приличествующее наказание.
   - Кстати, госпожа Инирэль, я надеюсь, что ты не станешь вооруженной расхаживать по улицам города? Конечно, закон это разрешает, но...
   Эльфийка улыбнулась не разжимая губ, и отец Сучапарек, помимо воли, подумал, что Приёмная Дочь Императора ужасно обворожительна. Не стоит удивляться, что юный брат Флахбарт при взгляде на неё потерял голову. Впрочем, от заслуженного наказания это его не освободит.
   - Мне некому и нечего доказывать в Толе. Разумеется, гулять по городу с мечом на поясе я не намерена. Но меня постоянно будут сопровождать двое моих слуг, весьма опытных воинов. К тому же, в умелых руках стилет ничуть не менее смертоносное оружие, чем меч.
   - О, я ни сколько не сомневаюсь в том, что у тебя умелые руки, госпожа, - искренне ответил отец Сучапарек. - Но пойми и меня: я пекусь о том, чтобы твоё пребывание в городе не вызвало нежелательных происшествий.
   - Я в них не заинтересована, - презрительно бросила эльфийка.
   - Мне отрадно это слышать. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы оградить тебя от каких-либо недоразумений.
   - Это в наших общих интересах. По статусу я выше младших граждан, которых в городе большинство и любое преступление против меня будет рассматриваться имперским эдилом. Не думаю, чтобы кому-то хотелось озаботить эдила лишней работой.
   - Ты мудра, Истребительница.
   Прекрасное лицо, подобно отвратительному шраму, изуродовала злая усмешка.
   - Мне пришлось научиться мудрости. Те из нас, кто не сумел стать мудрыми, давно покинули этот мир. Я не желаю себе их судьбы. И даже своим врагам её не желаю.
   - Говорят, эльфы никогда не пытают своих пленных? - усмехнулся отец Сучапарек.
   - О да, эти остроухие ублюдки готовы часами рассказывать о том, как они ценят любую жизнь и не выносят вида мучений. Их руки всегда чисты. Они не пытают и не убивают нас, они лишь не возражают, когда это делают другие. Пленных Истребителей отдают оркам, ограм или ещё каким-нибудь презренным тварям, а их способности тебе хорошо известны. Ты ведь из Ордена Меча?
   - Ты совершенно права.
   - Значит, должен знать о том, как пытают орки. Разумеется, понаслышке. Если бы ты попал в их руки, то я не имела бы счастья говорить с тобой, - при этих словах лицо Инирэль осветила очаровательная и добрая улыбка, от которой по спине инквизитора побежали мурашки. Отец Сучапарек был далеко не трус и обладал властным характером, без которого невозможно сделать карьеру. Но сейчас он понимал, что стоящая перед ним эльфийка не уступала ему ни в смелости, ни в силе духа. К счастью, они не были врагами. Мало того, Приёмная Дочь Императора нуждалась в его помощи и покровительстве, чтобы там она о себе не думала.
   - Думаю, тебе бы интересно взглянуть на орков, которые попали в мои руки, - Сучапарек особо выделил голосом слово "мои". - Люди - любимые дети богов, они превосходят нечек во всём, дочь моя. В том числе - и по жестокости и изощрённости пыток.
   Эльфийка хищно улыбнулась, показав острые белые зубы.
   - Если ты это можешь устроить, отец мой, то я готова. Нет лучшего зрелища, чем муки врага.
   - Увы, сейчас подвалы замка пустуют. Но если за время твоего пребывания в городе в них появится достойная жертва - я приглашу тебя посмотреть на то, как брат Бодак обрабатывает их тела.
   Ответить Инирэль не успела. В кабинет вошёл брат Флахбарт, а вслед за ним ещё один инквизитор - брат Мареш. Ещё не старый, едва разменявший третью дюжину вёсен, он уже почти полностью облысел, лишь за ушами ещё сохранилось немного светло-русых волос. Сами уши были крупными, хрящеватыми и слегка оттопыренными. На одутловатом лице выделялся крупный нос, гладко выбритый шишковатый подбородок и немного выпученные водянистые глаза. Щёки и верхняя губа так же были начисто выбриты.
   Одежду инквизитора составляли котарди с узкими рукавами из фиолетового сукна и того же цвета облегающие шоссы. Его было бы нетрудно принять за почтенного горожанина, если бы котарди не украшали несколько нашитых сверху продольных полос алого бархата, слишком дорого для простого обывателя. К тому же, мирные горожане предпочитали в качестве обуви башмаки или полусапожки, а никак не кожаные сапоги для верховой езды.
   - Брат Мареш, наш город посетила Приёмная Дочь Императора, госпожа Инирэль, - сразу перешел к делу отец Сучапарек.
   Эльфийка царственным жестом протянула брату Марешу руку, тот почтительно облобызал перстень.
   - Я вверяю её твоим заботам, брат Мареш. Проводи её на какой-нибудь достойный постоялый двор, объясни хозяину, какая ему выпала великая честь. Госпожа проживёт в Толе додекаду.
   - Да, отец мой.
   - В таком случае, аудиенция окончена. Идите с миром.
   Брат Мареш и Инирэль покинули комнату. В небольшой приёмной эльфийка с удивлением заметила ещё одного посетителя: немолодого чернокожего мужчину в тёмно-синей лацерне, накинутой поверх того же цвета туники. Облик варвара решительно не вязался с морритской одеждой. Не иначе, этот человек сумел проникнуть в те круги общества, куда большинству его соплеменников не было хода. Сама прошедшая тем же путём, Приёмная Дочь Императора глянула на визитёра с невольным уважением. И заметила в его глазах неподдельное удивление. Похоже, он понял, с представительницей какой расы свела его судьба в приёмной Верховного Инквизитора Толы, и чрезвычайно удивился подобной встрече.
   Инирэль нахмурилась. Она не предполагала, что спустя столько лет после почти поголовного истребления эльфов в этих краях, кто-то кроме инквизиторов сумеет распознать в ней не просто нечку, но дочь древнего, а сейчас почти вымершего народа. И эта осведомлённость эльфийку не порадовала.
  
   Будучи опытным магом, Нурлакатам хорошо представлял себе, что умеют инквизиторы и чего не умеют. Будучи осторожным человеком, он не расставался с парой очень полезных амулетов, защищающих его там, где он был особенно уязвим: от физического и псионического воздействия. И всё же, отправляясь в Вальдский замок, логовище Инквизиции, он сильно волновался. Но и не идти было нельзя. Когда отцы инквизиторы требуют к себе мага - он должен явиться по первому зову. С Орденом Света шутки плохи. Если дать инквизиторам повод обвинить себя в незаконном использовании магии, то и заступничество самого наместника не спасёт, и статус "особого покровительства" не убережёт. И выражать неудовольствие ни в коем случае нельзя: инквизиторы - слуги богов и подчиняться им должно с почтением.
   Уршит образцово сыграл свою роль. К дверям Вальдского замка его носилки прибыли за четверть часа до назначенного времени, с кнехтами-стражниками маг был вежлив и любезен, а с секретарём отца Сучапарека - безукоризненно почтителен, хотя молокосос оказался почти ровесником недавно убитого Кебе. Или, может, на весну постарше, не более того. И даже известие о том, что Верховный Инквизитор Толы занят и его следует подождать, волшебник выслушал с подобающим смирением и скромно присел на стул в углу приёмной.
   Кто бы знал, какие душевные муки доставляет ему это напускное почтение, какой страх терзает его душу. Каждая минута ожидания оборачивалась жесточайшей пыткой, а деревянный табурет казался страшнее раскалённого железного трона, на котором не так давно зажарили вождя накхатских повстанцев, осмелившегося на мятеж против Императора. И всё же Нурлакатам ничем не выдал своего волнения, так что у хозяев замка не должно было возникнуть никаких подозрений в благонадёжности чародея.
   И лишь только когда из кабинета Верховного Инквизитора вышла в сопровождении одного из младших братьев самая настоящая эльфийка в кожаных доспехах и с мечом на поясе, чернокнижник не смог сдержать изумления. Из древних манускриптов маг знал, что до Катаклизма в Угольном лесу эльфы водились в изобилии, но, после того, как Инквизиция провозгласила Дивный Народ вне закона, длинноухих в окрестностях не осталось, как, впрочем, и в других частях Империи.
   Увидеть в замке инквизиторов эльфийку даже в оковах и колодках было бы неординарным событием. А уж гордо шествующую в сопровождении почтительного инквизитора - делом вообще невозможным. Нурлакатам даже испугался, не заснул ли он или не сошел с ума. И только пребольно ущипнув себя за ягодицу, маг успокоился: чувства его не обманывали. В Вальдском замке и вправду завелась самая настоящая эльфийка, сумевшая каким-то образом обеспечить себе покровительство его мрачных хозяев.
   Попытки представить себе, как же это нечка сумела обратить на свою сторону самых злейших своих врагов, несколько отвлекли чародея от волнения за собственную участь. Но стоило лишь только юному инквизитору пригласить посетителя в кабинет отца Сучапарека, как страх обрушился на мага с новой силой. Руки и ноги сделались словно набитые старым тряпьём, во рту пересохло, изнутри Нурлакатама била мелкая дрожь. На негнущихся ногах он прошел через приёмную и вступил в святая святых замка: кабинет Верховного Инквизитора.
   Ему уже приходилось здесь бывать: когда он только прибыл в Толу, тогдашний Верховный Инквизитор, отец Кралик, удостоил молодого мага, находящего под особым покровительством Императора, непродолжительной аудиенции. С тех пор, хотя у кабинета давно уже появился другой хозяин, здесь мало что изменилось. Разве что поменялись драпирующие стены гобелены, да вместо простенькой деревянной люстры, напоминавшей тележное колесо, новый хозяин обзавёлся модным паникадилом местных мастеров-литейщиков, пару вёсен назад взявшихся отливать большие фигурные поделки для дворцов знати и домов богатых людей. Как слышал Нурлакатам, заказами литейщиков не очень баловали: это до Катастрофы люстру мог заказать себе всякий преуспевающий купец, ныне же денег на столь сложную работу хватало только у немногих.
   - Проходи, Нурлакатам, присаживайся, - гостеприимно предложил хозяин кабинета.
   Маг старательно улыбнулся, с сожалением понимая, что улыбка получилась вымученной и фальшивой до невозможности.
   - Благодарю, отец мой. Я пришёл по твоему зову, как и подобает верному слуге Императора.
   Императора чародей упомянул неслучайно: не мешало лишний раз напомнить инквизиторам о своём статусе. Всё-таки "особое покровительство" давало младшему гражданину изрядные преимущества, особенно когда дело шло о судебных разбирательствах: такой человек имел право требовать суда Императорского наместника.
   - Похвально, сын мой, очень похвально, - по непроницаемому лицу отца Сучапарека было невозможно прочитать, какие чувства он испытывает к собеседнику на самом деле. - Законопослушные граждане - прочная опора трона божественного Императора Кайла, да продлят боги его дни, а так же и Инквизиции. Император - наместник богов на земле, а мы - их скромные слуги, а значит - верные слуги самого Императора.
   Лично у Нурлакатама были большие сомнения в безукоризненной верности инквизиторов. У него так же было достаточно мудрости, чтобы нигде и никогда не высказывать этих сомнений вслух. Вот и теперь он ограничился лёгким кивком, словно речь шла о какой-то настолько общеизвестной истине, которую не стоит даже и обсуждать.
   - Сейчас мы должны доказать нашу верность Императору делом, Нурлакатам. Ордену нужна твоя помощь - помощь мага.
   - Мой талант принадлежит Императору, - ритуальную фразу чародей произнёс с видимым облегчением: у того, кого намереваются бросить в застенки, помощи не просят. Впрочем, подозрения пока что до конца не развеялись: о коварстве инквизиторов он знал не понаслышке.
   - Ты должен помочь нам выследить оборотня, который появился в городе.
   - В Толе появился оборотень? - изумился Нурлакатам.
   - Да, четыре дня назад. Сам понимаешь, ты обязан хранить это в строжайшем секрете.
   - Конечно, отец мой. Я буду нем, как могила.
   - Плохо сказано, - покачал головой Верховный Инквизитор. - Ты же маг, Нурлакатам, и отлично знаешь, что могилы бывают иногда неприятно разговорчивыми.
   - Простите, отец мой, но если мне придётся столкнуться с магом или священником, способным разговорить могилу, то, боюсь, и я стану разговорчивым, отнюдь не по своей воле. Могу лишь надеяться, что, поскольку я буду на службе Императора и Ордена, то ты и наместник не оставят меня в этой схватки без помощи и поддержки.
   - Можешь надеяться, - утвердительно кивнул отец Сучапарек. - В твоих трудах тебе поможет брат Горак, он так же и весьма опытный воин. Кстати, брат Флахбарт, пригласи-ка его сюда, в кабинет.
   - Да, отец мой, - юноша поклонился и исчез за дверью.
   - Итак, ты должен хранить молчание, - повторил Верховный Инквизитор.
   - Конечно, отец мой. Я понимаю, сколько усилий стоило вам спрятать следы нападения: ведь по городу не ходит слухов...
   - Слухов по городу не ходит потому, что никаких нападений не было, - прервал мага Сучапарек.
   - Нападений не было? Но как же тогда... Может быть, и никакого оборотня нет?
   - Нет нападений, а оборотень есть, это совершенно точно. У нас, инквизиторов, есть свои способы узнавать тайное, - криво усмехнулся собеседник.
   У Нурлакатама больше не оставалось сомнений: речь идёт о маленькой мерзавке, заточённой в его башне. Не смотря на все предосторожности, инквизиторы как-то узнали о её существовании. И узнали с самого начала: ведь именно четыре дня назад чернокнижник тайно перевёз узницу в Толу из своего загородного дома.
   Это было, конечно, очень плохо. Но, с другой стороны, было в этом "плохо" и нечто хорошее: инквизиторы не могли самостоятельно определить местонахождение оборотня. И обратились за помощью ни к кому-нибудь, а именно к нему, Нурлакатаму. Кстати, а почему к именно к нему?
   - Отец мой, ты должен знать, что магия предсказания - не самая сильная моя сторона. Почтенный Мастер Слова и глава городского братства волшебников Кожен, наверное, мог бы помочь Ордену лучше меня.
   Отец Сучапарек важно кивнул.
   - Нам это известно. Но почтенный Кожен уже второй день болен сердцем. Лекари полагают, что ничего страшного не произошло, но ему нужен полный покой, хотя бы наступления ладильских ид. Сам понимаешь, мы не можем ждать столько времени.
   - Конечно, - кивнул чародей. - Пусть жертв пока нет, но они могут появиться в любую минуту. Хотя, конечно, Умбриэль в ущербе...
   - Но это не повод, чтобы предаваться благодушному безделью, - грозно сверкнул глазами инквизитор. - Наш долг - защищать людей от богомерзких тварей.
   - Да-да, конечно, отец мой, - поспешил согласиться Нурлакатам.
   Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошёл незнакомый магу инквизитор: невысокий плотный мужчина. На вид он казался довольно молодым, не старше двух дюжин вёсен, если бы не сильная проседь в коротко стриженных чёрных волосах и маленькой аккуратной бородке. Обычно столько седины набирается у тех, кто разменивает четвёртую дюжину. В его одежде так же преобладали чёрный и серебряный цвета: поверх простой серой камизы на инквизиторе было надето чёрного цвета сюрко без рукавов и традиционной меховой опушки, зато расшитое серебряной нитью. Костюм дополняли тёмно-серые шоссы и высокие кожаные сапоги.
   Вслед за седым в комнату просочился и вездесущий блат Флахбарт.
   - Брат Горак, перед тобой маг Нурлакатам, младший гражданин, находящийся под особым покровительством божественного Императора Кайла. Он заменит нам так некстати заболевшего почтенного Кожена.
   - Его помощь будет очень кстати, - мрачно ответил Горак. - К моему глубокому сожалению, никаких новых следов твари отыскать не удалось.
   - Усердие, брат мой, усердие и настойчивость, - кротко произнёс отец Сучапарек. - А, кроме того, помни, что отвечать за последствие придётся тебе. Орден делает всё, чтобы помочь тебе выполнить свой долг, но и спросит с тебя за его выполнение.
   Верховный Инквизитор задумчиво посмотрел куда-то сквозь стену и жёстко повторил.
   - Да-да, Орден спросит с тебя за выполнение. По всей строгости.
   "А у них тоже жизнь не мёд", - злорадно подумал Нурлакатам.
   - Ступай, брат Горак. Ступай, почтенный Мастер Слова. Да помогут вам боги найти и уничтожить чудовище. Я жду от вас добрых вестей.
  
   С теми, кто при власти, жить лучше в мире и согласии. Эту заповедь Хесселинк помнил так же хорошо, как и рецепт приготовления толийского карбонада, а то, что лучший карбонад в городе готовит именно он, признавало всё братство трактирщиков.
   Немудрено, что трактир у такого мастера кулинарных дел процветал и считался одним из лучших в Толе. Пожелай Хесселинк, он бы смело мог испросить у префекта Толы, благородного сета Кермия Мерка разрешения на обустройство номеров для проезжих морритских аристократов. Но Хесселинк того не желал. Кроме толийского карбонада хороший повар умеет готовить и иные блюда. Кроме мудрости о мире с власть предержащими умный человек знает и другие заповеди. Одна из известных почтенному трактирщику заповедей гласила, что от господ следует держаться подальше, даже если господа относятся к тебе с искренним расположением. Жизнь переменчива. К тому же, покровительство одних господ легко может обернуться неприязнью других. А неприязнь - чувство гораздо более прочное, нежели симпатия.
   И потом, пришлось бы продавать доставшийся от отца трактир "Графский лебедь" и покупать здание где-нибудь поближе к центру. А иначе кто ж из господ лагатов, не говоря уже о благородных сетах, захочет селиться в трактире, расположенном довольно далеко от базилики и "морритского квартала". Не хотят - ну, и не нужно. И без денег имперских аристократов заведение Хесселинка процветало. Кстати, неблагородные старшие граждане останавливаться в "Графском лебеде" не гнушались, если, конечно, имели для этого достаточно денег: номера здесь стоили недёшево. И поэтому две-три комнаты в трактире всегда пустовали, отнюдь не в ущерб делам трактирщика. Лучше иметь возможность всегда принять богатого и почтенного постояльца, чем забить все комнаты сомнительными людьми с тощим кошельком.
   Как раз в тот момент, когда Хесселинк обдумывал эту мысль, параллельно натирая до блеска бронзовый канделябр - непременный атрибут каждого стола в общем зале, в трактир вошёл отец Мареш, инквизитор из ордена Меча.
   - Доброго здоровья, почтенный отец, - поклонился трактирщик, нервно комкая в руках тряпку. Неожиданные визиты инквизиторов смущали в городе всех, даже тех, чья совесть, казалось, была совершенно чиста.
   - И тебе не болеть, - добродушно кивнул отец Мареш.
   - Пива не желаешь ли? Пшеничное, ячменное, ламбик свежий есть, как раз утром пару бочек прикупил. А хочешь, могу крику или фрамбуазу налить.
   - Потом пиво. Есть у меня к тебе, Хесселинк, разговор.
   - Слушаю, отец Мареш, - пробормотал трактирщик враз пересохшими губами.
   - Ты - человек рассудительный, почтенный, Орден тебе доверяет.
   - Дык... Как говориться, мы - люди маленькие, что должны - делаем.
   - Комнаты свободные есть? - неожиданно сменил тему и тон инквизитор.
   - Есть, как не быть.
   - Сколько?
   - Три.
   - Отлично. Надо разместить у тебя гостей Ордена.
   Это было более чем странно: заезжие инквизиторы всегда останавливались в самом Вальдском замке, благо места хватало. Но сейчас больше чем необычность просьбы трактирщика беспокоил другой вопрос.
   - Так это... А как...
   - Они заплатят, - понял затруднение Хесселинка отец Мареш. - Заплатят столько, сколько стоит проживание в твоём трактире для всех прочих.
   У хозяина словно гора с плеч свалилась.
   - Так что ж не разместить-то. Ежели заплатят - так я завсегда... Такой почёт и доверие...
   - Да уж, доверие, - кивнул инквизитор. - Только ты вот что, ты тут вполглаза приглядывай, чем гости занимаются. И, если что подозрительного заметишь, так чтобы сразу доложил в замок. Понятно?
   Хесселинку теперь было уже абсолютно непонятно. Что за гости такие могут быть у Ордена, за которыми надо следить? Но, твёрдо зная, что с инквизиторами лучше во всём соглашаться, трактирщик уверенно кивнул: мол, не извольте беспокоиться, всё понял, всё сделаю.
   - Вот и хорошо, вот и славно, - широко улыбнулся отец Мареш. Ни дать, ни взять - добряк-лавочник после удачного торгового дня. А потом, обернувшись к двери, инквизитор прокричал: - Входи, дочь моя.
   Хесселинк понимал, что ему предстоит увидеть нечто необычное, но к тому, что произошло, оказался совсем не готов. В трактир вошла невысокая женщина в кожаной куртке с нашитыми металлическими бляхами, облегающих кожаных штанах и высоких сапогах для верховой езды. С широкого пояса на левом боку свисал длинный меч без ножен, а справа - кинжал с узорчатой гардой. Длинные серебристые волосы украшали ажурные заколки, усыпанные мелкими блестящими камушками. Мягкой изящной походкой она подошла к застывшему от изумления трактирщику.
   А тому было от чего изумляться. Инквизитор Меча просит принять в трактире нечку. Хесселинк быстрее поверил бы в дождь из золотых монет или в летающего механического дракона.
   - Госпожа Инирэль, Приёмная Дочь Императора, - представил незнакомку отец Мареш.
   Нечка грациозно протянула трактирщику левую руку. Поверх боевой кожаной рукавицы на указательном пальце был надет железный перстень с выгравированным гербом Императора. Толиец почтительно приложился губами к холодному металлу.
   - Есть три свободных комнаты, госпожа, - объявил инквизитор.
   - То, что требуется, - голос Приёмной Дочери был мягок и удивительно красив. Хесселинк, человек далеко не романтичный, вдруг вспомнил щебет птиц в весеннем лесу. - Одна для меня, вторая - для людей, а третья - огру.
   - Нечку - в сарай, - по привычке решительно распорядился Хесселинк, но тут же смутился и, запинаясь, принялся объяснять. - Таков обычай, госпожа. И постояльцы другие не потерпят, чтобы...
   - Потерпят меня - стерпят и его, - властно оборвала трактирщика женщина. - Впрочем, я не настаиваю, можно и в сарай. Только учтите, что характер у него довольно скверный. Если он начнёт буянить... Конечно, доблестная городская стража его усмирит, а я уплачу за ущерб, но по городу наверняка поползут слухи, и это может плохо отразиться на твоих доходах, почтенный хозяин.
   - И всё же, мы должны принять во внимания местные обычаи и чувства живущих тут людей, - вмешался инквизитор.
   - Конечно, отец мой. Если эта тварь посмеет выйти из своей комнаты и смущать своим видом почтенных жителей трактира - я самолично отдам его отцу Сучапареку. Он намеревался при случае показать мне, каким пыткам подвергают нечек в подвалах Вальдского замка.
   Приёмная Дочь Императора рассмеялась, блеснув мелкими ослепительно-белыми зубками. Хесселинк шумно сглотнул. Женщина поражала мирного обывателя своей силой воли и циничной жестокостью. Как и большинство толийцев, трактирщик нечек не любил и презирал. Но жестокость, с которой расправлялись со своими жертвами инквизиторы, в нём вызывала лишь страх. Будь его воля, нечек умерщвляли бы без мучений. Это вроде как утопить слепых щенят - необходимость: не держать же во дворе псарню, а вот живыми в костёр бросать - уже живодёрство. Да и к тому же, пытали в подвалах инквизиторского замка не только нечек, но и людей. И, говорят, никакой разницы между людьми и не людьми палачи знать не желали.
   Отец Мареш задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.
   - Если огр не будет здесь попадаться никому на глаза, то, полагаю, мы можем допустить, чтобы он жил в комнате. В конце концов, наша главная задача - обеспечение порядка и спокойствия, не так ли, почтенный Хесселинк?
   Толиец обречёно вздохнул.
   - Тебе лучше знать, отец мой. Я - простой трактирщик и не знаю нечек так хорошо, как ты.
   Женщина снова усмехнулась.
   - Не переживай, почтенный Хесселинк, всё будет хорошо. Олх будет сидеть в своей комнате тихо, как мышка, да и я не стану расхаживать по твоему трактиру и удивлять своим видом остальных постояльцев. Мне не нужны проблемы в городе так же, как они не нужны и тебе. Возьми.
   Золотой кругляшек немного улучшил настроение трактирщика, хотя, конечно, будь у него такая возможность, в постое этой нечке он бы отказал. Денег можно заработать и более спокойным трудом, а с такими постояльцами того и гляди, заработаешь не денег, а неприятностей.
   - Пойду, потороплю своих ребят, - разговор с трактирщиком Приёмная Дочь Императора посчитала оконченным. - Конюх у тебя есть?
   - Как не быть. Дрыхнет, поди, в конюшне.
   - Ну, мои парни его разбудят, - пообещала нечка уже в дверях.
   Конюхом при "Графском лебеде" работал племянник Хесселинка - Хоуф, шалопай четырнадцати вёсен, то есть шестнадцати лет от роду. Последнее время все мысли в его голове были исключительно о девках, поэтому небольшая взбучка от наёмников, на взгляд трактирщика, должна была принести исключительно пользу.
   - Я тоже пойду, - сказал отец Мареш. А потом, понизив голос, добавил: - Не забудь, что я тебе велел. Гляди в оба.
  
   Хесселинк честно исполнял поручение инквизитора, но ничего подозрительного в поведении постояльцев не наблюдалось. Госпожа и зелёный верзила сразу спрятались в своих номерах и не выказывали ни малейшего желания выйти наружу. Обед и ужин трактирщик подавал им в номер самолично, не желая лишний раз показывать на глаза нечкам жену или старшую дочку. Зеленокожий жрал мясо и пил пиво за двоих человек, но в остальном вёл себя смирно, так что остальные жители трактира и догадаться не могли, что рядом с ними живёт настоящий огр. Хотя, насчёт настоящести у Хесселинка имелись сомнения: в сравнении с тем, что ему приходилось видеть на рабских рынках и гладиаторских аренах, Олх был для огра несколько жидковат: не иначе, как кровь разбавлена.
   С госпожой мороки было больше: мяса и пива она вкушать не изволила, вместо этого потребовала овощей, фруктов и вина. Исполнять капризы какой-то нечки было унизительно, но, с другой стороны, платила она настоящими человеческими деньгами, так что Хесселинк предпочёл увидеть в её желаниях каприз богатой и взбалмошной аристократки и вызов своей репутации одного из лучших трактирщиков и поваров Толы. В итоге Приёмная Дочь Императора оказалась полностью удовлетворена наспех сооруженным салатом из свежей редиски и моркови, несколькими сортами ягодного варенья и вялеными абрикосами. Хорошее вино для господ старших граждан у Хесселинка всегда имелось в избытке, кроме того, воительница не отказалась отведать и фрамбуазу и нашла этот напиток вполне достойным своей персоны. Так что, репутацию заведения трактирщик отстоял по всем статьям.
   Что касается наёмников, то они и вели себя как наёмники, находящиеся под присмотром сурового капитана. Перво-наперво нажрались от пуза, особенно усердствовал здоровяк-северянин, сожравший не меньше огра. Второй воин, судя по акценту - тоже откуда-то с севера, хвастался тем, что знает всё, что есть в Толе хорошего, и потребовал на всю компанию белого пива, которое, впрочем, восторга у его спутников не вызвало. Напившись и наевшись, мужики завалились спать. Самый младший, почти мальчишка, пытался, было, договориться с трактирщиком насчёт женщин, но Хесселинк сразу дал парню укорот. Хочешь ласки - нет проблем, ступай в лупанарий или в бордель, но в приличном трактире непотребным девкам делать нечего. Старшие наёмники высказались в том смысле, что эти самые непотребные девки очень даже потребны, но согласились, что всякому развлечению - своё место. В итоге вечерком вся тройка куда-то втихаря из трактира улизнула, Хесселинк лишь успел предупредить, чтобы возвращались до полуночи, иначе ночевать придётся на улице: никто специально ради них открывать дверей не станет. А будут буянить - городская стража живо сведёт в холодную: в центре города порядок поддерживается не только днём, но и в тёмное время суток. Ответом наёмники трактирщика не удостоили, и, похоже, слова его во внимание не приняли. Двое, что постарше, вернулись задолго до полуночи и мирно отужинали в общем зале, не пытаясь завязать ссору с остальными постояльцами, а вот молодой всё не приходил. Когда наёмники направились к себе в комнату, трактирщик рискнул поинтересоваться, чего это задержался их товарищ.
   Милостиво выслушав вопрос, тот, что хвастался знанием Толы, удостоил хозяина ответом:
   - А мы Решу не опекуны и не сторожа. Развлекается, небось, после долгого похода.
   И криво ухмыльнулся, недвусмысленно намекая, где и как развлекается их юный спутник.
   Хесселинк забормотал про запираемые двери и городскую стражу, наёмники ещё больше скривились, и здоровяк пробасил:
   - Это тебе, перцу старому, пришлось бы среди ночи возвращаться, а нашего паренька раньше утра не жди, он своего не упустит.
   Довольно заржав, воины повернулись к хозяину трактира спиной, давая понять, что разговор окончен, и действительно отправились в свою комнату, где, судя по тишине, завалились спать. Юный же их спутник до полуночи так и не вернулся.
   "Завтра отцу Марешу и доложу, что парень всю ночь по бабам шастал", - решил Хесселинк, перед тем как после тяжелого трудового дня отойти ко сну. - "Вроде и я свой долг исполню, и наёмники на меня, если что, не в обиде будут: в лупанарий и почтенному горожанину заглянуть незазорно, а уж наёмнику, да после долгого похода - уж точно сама Дита велела".
  
   Летние ночи коротки, но Олху благоприятствовала погода: весь день над Толой висели низкие тучи, то и дело принимался накрапывать дождик. Вечерние сумерки сгустились над городом, наверное, за добрый час до захода Ралиоса. Тем не менее, орк выждал ещё не меньше получаса, пока улица, на которой стоял трактир, совсем обезлюдеет. Скаут знал, что где-то недалеко мучается в ожидании Теокл, но заставлял себя дождаться того момента, когда можно будет выскользнуть из комнаты без малейшего риска. Пустой поднос после ужина хозяин трактира унёс из комнаты уже давно, и до утра его в логово полуогра, наверное, и дармовым пивом не заманишь. Но вот если кто-то с улицы заметит, как обитатель трактира выбирается из окна, и пойдут разговоры, то это может привести к очень большим неприятностям. Так что, при всём уважении к Теоклу, лучше уж пусть священник помучается лишние минуты в ожидании, чем потом всем заговорщиках мучаться в руках палачей. К тому же их Иссон учил своих последователей быть терпеливыми.
   Наконец, решив, что время пришло, Олх тихонько выбрался за окно, аккуратно прикрыл его за собою, перебрался на окружавший трактирный двор забор и спрыгнул вниз, на пустынную улицу. Плотнее закутавшись в плащ и низко надвинув капюшон, дабы случайный встречный не догадался, что видит перед собой не человека, полуогр медленно пошел в сторону Вальдского замка: по уговору, Теокл должен был ожидать его где-то на пути к цитадели инквизиторов.
   Ждать появления священника долго не пришлось: Олх едва миновал пару переулков, как из третьего навстречу вышла тёмная, сливающаяся с ночным мраком фигура. Будь на месте Скаута человек, он бы, пожалуй, встречного и не заметил, но унаследованное от матери-орчихи тепловое зрение давало Олху несомненное преимущество. Как же сумел его разглядеть в темноте священник, пусть даже полуогр шел, не таясь, прямо по середине улицы, Олх не знал, да и узнать не стремился: у каждого есть право на свои маленькие тайны.
   - Где Реш?
   - Со мной, со мной. Ты-то, как устроился? - поинтересовался Теокл.
   - Милостью отцов-инквизиторов просто отлично. Вообразить себе не мог, что горожанин-трактирщик будет таскать мне в комнату бараний бок и пиво. Почувствовал себя человеком-аристократом.
   - Это плохо, - серьезно ответил изонист. - Аристократам рода людского присущи многие недостатки. Хотя, конечно, и хороших и плохих людей можно встретить в любом звании, но среди аристократов мерзавцы почему-то попадаются чаще.
   - Я не считал, - равнодушно парировал Олх. - Ну, далеко до этой школы Ксантия?
   - Не близко.
   - Тогда не будем терять времени на болтовню, веди быстрее. Чем быстрее я вернусь в свою комнату в трактире, тем всем будет спокойнее.
   - А мы что делаем? Уже идём.
   Действительно, за разговором священник, полуогр и присоединившийся к ним Реш углубились в лабиринт узких тёмных переулков. Великолепно ориентирующийся в любой дикой местности, Скаут уже через несколько минут понял, что самостоятельно назад вернуться не сумеет.
   - Как ты только здесь дорогу находишь? - удивлённо поинтересовался он у Теокла.
   - Когда-то я прожил в этом городе четыре весны. Не так уж и много, даже для короткого человеческого века. Но всё же город я запомнил. Правда, это было давно, но с той поры Тола почти совсем не изменилась.
   - Четыре весны... Да, за четыре весны, наверное, можно научиться ориентироваться и в этом хаосе, - неуверенно согласился Олх.
   Теокл не просто знал дорогу, он ещё и специально сторонился больших улиц, на которых, несмотря на поздний час, ещё встречались прохожие. Переулки же опустели с заходом Ралиоса, на крепкие засовы закрылись выходящие в них ворота, двери и ставни. В ночной час сюда рисковали сунуться лишь лихие люди, но для путников они представляли наименьшую опасность: в драке сила полуорка и опыт священника позволяли рассчитывать на успех и против полудюжины противников. К тому же, даже крепко побитые, работники ножа и топора не пойдут жаловаться ни в эшевенство, ни к инквизиторам: слишком много грехов висит на каждом из таких людей. Пока что для городской Инквизиции они всего лишь простой изонист и простой нечка - слишком мелкая добыча, чтобы миловать доносчиков-душегубцев. Вот если удастся освободить Ская - тогда другое дело. Тут уже охота пойдёт по всем правилам, и опасность будет представлять любой встречный человек. И, чтобы вернуться в горные убежища целыми и невредимыми, понадобится изрядное везение.
   Например, такое, как в этот вечер: до школы Ксантия они добрались, не встретив на своём пути не единой живой души.
   - Вот и пришли, - сообщил Теокл, указывая на длинную каменную стену, тянущуюся вдоль переулка.
   - А где именно Скай внутри - неизвестно? - на всякий случай поинтересовался Олх.
   - Откуда ж мне это знать? Тот человек, который рассказывал мне о Скае, не работает в этой школе.
   - Жаль, - меланхолично заметил полуогр, задумчиво рассматривая стену. - Придётся лезть наугад. Но сначала понаблюдаем за караульщиками.
   Пройдя ещё немного вдоль стены, они свернули в переулок и остановились, прижавшись к стене одного из домов.
   - Дюжину песов высотой, - задумчиво пробормотал Теокл.
   Реш хмыкнул.
   - Даже побольше немного, - ухмыльнулся Олх. - Ерунда. Камни грубой работы. Если наверх положить яблоко, то малышка Эстрель заберётся туда и достанет его раньше, чем ты молитву прочитать успеешь.
   - Твоя дочка заберётся куда хочешь и достанет кого угодно, - не остался в долгу священник.
   Тут уж улыбка у полуогра растянулась буквально до ушей. Своих детей суровый разведчик любил самой нежной любовью. Но в следующее мгновение Скаут был уже серьёзен.
   - Стена не помеха. Но вот эти караульщики...
   - На стене нет караульщиков. Все сидят в башнях.
   Теокл кивнул на стоящую на углу стены круглую башню, возвышавшуюся над стеной ещё песов на шесть. На внешние стороны в башне были прорублены бойницы, из которых наружу вырывался неяркий свет. Порой в них мелькали чьи-то тени, доказывая, что помещения не пустовали.
   - Сидят. Но жаровни для чего-то же расставлены.
   На верхней кромке стены, очевидно, достаточно широкой, стояли четыре жаровни с углями, освещающие небольшое пространство вокруг себя, а заодно и маленькие участки примыкающего к стене переулка.
   - Думаешь, ходит патруль?
   - Подождём.
   Теокл вздохнул, но подчинился. К счастью для него, ждать пришлось недолго. Вскоре по стене от одной башни до другой лениво протопал стражник с алебардой. Даже не будучи профессиональным воякой, Теокл понял, что особой внимательностью стражник себя не утруждал. Никто через стену не лезет - и ладно.
   - Люблю я ветеранов на покое, - усмехнулся Олх.
   - Это почему?
   - А потому, что у них всё старание осталось там, в прошлом. Если бы эту стену нормально патрулировать - у нас бы вряд ли что вышло. А сейчас... Жди нас здесь.
   Бросив плащ на руки священнику, полуогр решительно направился к стене. За ним тенью последовал молчаливый Реш. Теокл почти сразу потерял их из виду: переулок, в котором он прятался находился почти напротив одной из жаровен, а для штурма стены Олх, естественно, выбрал место как раз посредине между источниками света. Священник щурился, пытаясь уловить какое-то движение на тёмном фоне, но тщетно.
   Потекли томительные минуты ожидания. Сколько времени понадобится полуогру и бывшему воришке для разведки, Теокл не мог себе даже представить: гладиаторская школа занимала огромную территорию. Зато священник в совершенстве владел искусством ждать. Перебирая в правой руке священные четки, он начал читать молитвы Иссону, одну за другой. Теокл молился за удачу их предприятия, за каждого члена их маленького отряда, особо за рискующих сейчас своей жизнью Олха и Реша, за находящегося где-то рядом Ская, за всех, кто ожидал их возвращения в горах. Священнику всегда есть о чём просить своего бога, если, конечно, он настоящий священник. До возращения разведчиков Теокл не успел прочитать все молитвы, которые ему хотелось бы вознести.
   Полуогр вынырнул из темноты так же неожиданно, как и растворился в ней. Человек вздрогнул, схватился, было, за малый боевой цеп, но узнал своего спутника раньше, чем успел выхватить оружие из-за пояса. Безмолвный Реш возник за плечом Олха мгновением после. Будь Скаут его врагом, священник был бы убит, не успев оказать сопротивления. К счастью, полуогр и человек были не врагами, а друзьями.
   - Ну, что там?
   - Прямо за стеной - замкнутый внутренний дворик. До крыши строения песа три, но выглядит она хлипковато, туда мы спускаться не рискнули. Левее - узкий проулок, туда мы в следующий раз и полезем.
   - В следующий раз?
   - Конечно. Он не мощёный.
   - И что? - не понял Теокл.
   Олх скривился, но терпеливо принялся объяснять:
   - Сегодня дождливо, земля раскисшая. После нас там останутся следы. Лапка у меня не маленькая, какой-нибудь не в меру внимательный стражник может заподозрить неладное.
   - А Реш?
   - Ага, чтобы я его одного отпустил в неизвестность? За кого ты меня принимаешь?
   Священник чувствовал правоту Скаута, но не хотел с ней соглашаться.
   - А может, внимательного не будет? Или пройдёт сильный дождь и твои следы смоет.
   - Может быть, - равнодушно пожал плечами полуогр. - Но, когда речь идёт о моей шкуре и шкуре моих друзей, я предпочитаю не рисковать. Время у нас есть. Подождём более благоприятной погоды.
   - Реш, ну ты-то хоть что-нибудь скажи?
   Юноша только пожал плечами:
   - А я-то что? Я - как старший.
   Теокл вздохнул, но спорить дальше не стал: понимал, что это бесполезно.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"