Валерич, Люгер Макс Отто, Шепелёв Алексей : другие произведения.

4. Другая Грань. Роман. Часть первая. Гости Вейтары

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    7-я и 8-я главы.

Глава 7.

В которой рабский караван уходит всё дальше.

От героев былых времен

Не осталось порой имен.

Те, кто приняли смертный бой,

Стали просто землей и травой.

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах иных:

Этот вечный огонь

Нам завещанный одним

Мы в груди

Храним.

(В.Златоустовский)

   Богатые тоже плачут. Только этого никто не видит. Потому что слезы надо прятать - иначе неприятностей будет ещё больше. Потому что дома у господина Августа Иоахима Альберта фон Стерлинга всегда всё хорошо. Или почти всегда. Лишь один раз за десять лет Анна могла плакать, не скрывая своих слёз: когда умерла мама.
   Господин фон Стерлинг уже к тридцати годам стал Главным Финансовым Советником корпорации "Электрический мир" - одной из крупнейших компаний Вест-Федерации в области, как говорят взрослые, "высоких технологий". Он нежно любил свою жену Марию Селесту Альмиру. Счастливый отец двух сыновей, господин Август был несказанно обрадован, когда врачи сообщили, что третий его ребенок будет девочкой. Разумеется, он с радостью исполнил просьбу жены: отдохнуть неделю на принадлежащей им вилле на небольшом островке. Кто же мог знать, что налетит неожиданный, но неимоверно сильный ураган, который начисто отрежет их от мира на целых две недели? И как можно было предположить, что долгожданное дитя родится на два месяца раньше положенного срока?
   Мать выходила маленького семимесячного младенца, но индекс ему вовремя привить не удалось. Новорожденная Анна-Селена стала "безындой". Для господина Августа это был страшный удар. Первым его желанием было сдать девочку в специальный приют, однако жена категорически отказалась отдать ребёнка в чужие руки. Чтобы не огорчать супругу, он сделал всё что можно. В Лебене был заказан индекс-браслет. Маленькая Анна-Селена осталась в семье. Но одного Август фон Стерлинг так и не смог: полюбить дочь. Его нелюбовь передалась всем в доме, кроме матери, не чаявшей души в несчастной девочке. Так Анна очень быстро поняла, что она плохая, безында. И ещё - что ей ни в коем случае нельзя никому и никогда об этом жаловаться. На людях она всегда была любимой и любящей дочерью...
   Вскоре после того, как девочке исполнилось семь лет, нелепая автокатастрофа лишила её единственного любящего её человека - матери. К чести отца, он не нарушил волю жены и после её смерти. Анна-Селена осталась в доме и продолжала числиться дочерью и наследницей. Но только числиться. Она была всем чужая. Старшие братья не хотели с ней играть. Отец сухо и отстранено уделял ей не больше двадцати минут в день. Слуги, за исключением только гувернера Олафа и кухарки Марты, искали любой повод, чтобы продемонстрировать своё превосходство: пусть они бедные, но не безынды. В школе... через неделю после начала учебы стало ясно, что в этом классе до выпускного вечера будет одна бессменная "муля".
   Что ж, зато у неё было две радости, которых никто отобрать не догадался. Во-первых, она могла много времени проводить в Сиреневом Парке. Во-вторых, никто не мешал ей рисовать.
   Этим она увлеклась, когда была ещё совсем маленькой. Маме очень нравились её рисунки. Со временем Анну-Селену рисование захватило. Иногда девочка думала, что когда вырастет, то станет дизайнером и будет создавать красивую рекламу, глядя на которую люди сразу захотят купить изображенные на ней автомобиль, колбасу или компьютер.
   Как и у всякого ребенка, у Анны-Селены бывали и другие планы на своё будущее. Например, стать биологом и ставить интересные опыты на белых мышах... Впрочем, это мечта долго не продержалась: после того, как выяснилось, что большинство виртуальных опытов в школьном и "расширенном школьном - экстра" курсе биологии ничем хорошим для мышей ( хотя бы и виртуальных ) не заканчивались, к биологии Анна-Селена охладела. Стоит ли убивать тех, кого любишь?
   А вот с дизайном все шло отлично. И сегодня Анна-Селена шла домой в отличном настроении, беззаботно помахивая "познавателем". Компьютер заменял в школе учебники, тетради и много чего еще и был не в пример удобней. К тому же, у неё было маленькое преимущество перед остальными - индексное излучение чуть сбивало идеальную четкость картинки, а она могла снять браслет и рисовать без всяких помех. Не очень много, но все-таки...
   Дело было в том, что Анна-Селена отправила на конкурс "лучший юный дизайнер" свою разработку рекламы собачьего корма - и неожиданно для себя получила приглашение участвовать в финальном туре, к которому прилагалась подробная анкета. Вопросы там были интересные, взрослые: например, про то, что из современных концепций нравится больше, что меньше, и вообще... Это была не какая-нибудь школьная анкета - примитивная, скучная и занудная. Эта анкета была про искусство! И, кстати, составили её так, как будто за Анну-Селену сцепились в схватке лучшие преподаватели дизайна столицы.
   На самом деле, конечно, никто не вцеплялся. На предварительном этапе работа Анны-Селены действительно понравилась многим: было ясно, что путь ей определен в десятку лучших, или очень недалеко от таковой. Но анкеты, тем не менее, для всех рассылались типовые, абсолютно одинаковые. Точнее, почти для всех. Авторы явно безнадежных работ получили письма с благодарностью за участие и извинением - что-то вроде того, что какая-то мелочь не соответствует п. 22278-бис Общедоступных Правил. И что их работу с интересом ждут на следующем конкурсе, а сейчас - извините...
   В общем, все было очень даже неплохо. Сейчас, на улице. Дома все будет скучно и грустно, если получится найти укромное местечко, где можно в одиночестве порисовать и помечтать. Найти бы только... На чердаке старшие братья устроили себе отличное место - когда-то оно было берлогой, потом - рубкой корабля, сейчас - звездолетом. Подвал для рисования никак не подходил: кто из настоящих художников хоть когда-нибудь рисовал в подвале? А в комнатах вечно кто-то мешал...
   Электронный привратник вежливо поздоровался с подходящей девочкой и открыл калитку. Из дома как раз выходил отец.
   - Как дела, Анна-Селена? - суховато спросил он.
   - Здорово! Па, посмотри-ка!
   - Ага... Это что у нас такое? Конкурс начинающих дизайнеров? Прошла в Финальный Тур? Интересно, интересно, всяческих успехов...
   И Август Иоахим Альберт фон Стерлинг пошел к калитке, более ничего не сказав. Как всегда... Хорошее настроение, тоже как всегда, улетучилось непонятно куда, и Анна-Селена тихо вошла в дом. Поднявшись в свою комнату, она посмотрела в окно. Как и следовало ожидать, братья экспериментировали с бассейном, бегая вокруг воды и брызгаясь друг на друга. За их развлечением с выражением глубокого и искреннего ужаса наблюдал с дерева серый кот Кэррол - любимец семьи. А с веранды поглядывал молодой гувернер Олаф - без особого энтузиазма, но и без возражений. В руках у него была скучного вида книга, но всем в доме было известно, что для тренировки невозмутимости он читал "Вредные советы", дойдя уже до двадцать третьего тома.
   - Тони, Алек! А ну быстро, время пить чай! Так... - и выдернул из кармана коммуникатор. - Анна-Селена, ты уже тут? Давай, чай ждет, церемония есть церемония. Тони, Алек! Я кому сказал?! Вы что, думаете вычерпать эту штуку до дна? Живо вытирайтесь и за стол!
   По правде говоря, до гонга еще оставалось минут пять, но выдергивать ребят за стол принято пораньше - так зачем же нарушать старые добрые правила?
   Через пять минут молодое поколение и воспитатель уже сидели за столом. И одновременно с ударом гонга в распахнувшуюся дверь въехала новинка от компании "Электрический мир" - интеллектуальный чайный столик. Поначалу он даже пугал некоторых гостей - при всем своем интеллекте он плохо предсказывал поведение людей и, случалось, во время фуршета был способен въехать прямо в ноги иному невнимательному гостю. Август Иоахим Альберт фон Стерлинг относился к этой разработке трепетно - первый экземпляр такого столика был подарен монарху одной из соседних стран и пользовался при дворе определенным успехом: видимо потому, что помогал в возрождении традиций. Мало кто оставался спокоен в душе, когда эта почти одушевленная мебель въезжала в залу приемов в полном соответствии со старыми добрыми традициями и церемонно произносила голосом лидера республиканской партии: "Полуденный кофий Его Величества и высочайших гостей!.."
   - Анна-Селена, - мягко сказал гувернер, когда была выпита первая чашка и можно было перейти к разговору. - Я слышал про твои новые успехи на дизайнерском поприще... Скажи, можно мне будет посмотреть на твою анкету - или хотя бы на ее бланк? Честное слово, просто интересно... Из меня в свое время дизайнера не получилось, такие вот дела.
   - Ага, - весело сказал Тони. - Все преподаватели говорят, что из них кого-то не получилось!
   - Тони, - спокойно, как обычно, сказал Олаф. - К примеру, из тебя уже не получилась звезда балета, этому учатся лет с четырех... Из каждого человека кто-то да не получился. А у меня еще многое впереди, я же студент.
   - Ну, да, - Тони чуть надулся и допустил ошибку: - А вот из Аськи не получится ничего, потому что...
   Так говорить за столом было против принятых в доме правил.
   - Тони! Вон отсюда! До вечера сидишь в своей комнате!
   - Не больно-то и хотелось, - Тони демонстративно поплелся наверх.
   - Я, пожалуй, пойду с ним? Или для этого тоже надо поскандалить? - мрачно спросил Алек.
   - Скандалить не стоит. Хочешь идти - иди.
   Братья гордо удалились.
   - Дядя Олаф... Это все из-за меня, да? - Анна-Селена была готова расплакаться прямо на месте.
   - Хм... Ты знаешь, наверное, нет... В их возрасте люди жутко любят задираться. Ты тоже скоро окажешься такой, - Олаф улыбнулся. - У меня в семье было принять оставлять за такие выходки без сладкого. Подозреваю, это сохранило мои зубы. А вообще, не нравится мне эта история с индексами, ох, как не нравится...
   - А почему?
   - Видишь ли, я учусь на юриста и недавно обнаружил, что, в сущности, вся эта индексация базируется не на законе, а на инструкции, срок действия которой истек очень давно... А юрист живет по принципу "пусть погибнет все, но в строгом соответствии с законом". Будь я бунтарем, я бы свернул шею нашему государству без всяких проблем.
   - А зачем?
   - Вот то-то и оно, Анна-Селена. Ага, спасибо за бланк... Так... Ну, вот, что и требовалось доказать - у тебя нет шанса получить премию. Даже твой браслет не поможет. Господи, в какое безобразие вляпались наши предки!
   - А почему?
   - Кто бы знал?.. Тебе нужен совет, как я понял?
   - Да.
   - Уезжай отсюда через несколько лет. Мне жаль, но это - не твоя страна. Отец будет только рад: дочь учится на дизайнера где-то за границей - это престижно и никто не будет спрашивать про что-то другое. Сейчас тебе, конечно, рано уезжать, а вот когда вырастешь... Мой тебе совет: подучи южные языки.
   - А потом?
   - Хм... Потом... Ты знаешь, как велик мир? И что в этом мире индекс есть от силы у тридцати процентов людей? И что специалисты могут жить одинаково хорошо везде, где им нравится, приезжая домой раз в несколько лет? И что с твоими талантами и возможностью получить образование везде, где захочешь, перед тобой открывается неплохая дорога?.. Поверь мне, хоть я и не пророк - в этом ты не встретишь особых проблем...
   - А Вы?
   - Я... Ты начинаешь влюбляться в меня?
   Анна-Селена покраснела.
   - А что, это так выглядит?
   - Не знаю... У всех это выглядит по-разному... Слушай, через неделю у твоего отца День Рожденья, ты не забыла?
   - Нет, а что?
   - В мои времена особым шиком было подарить самоделку. Слушай, идея буклета про эту разумную мебель тебе не приходила в голову?
   - Ой! Дядя Олаф! Это же класс! Счастливо, я бегу!
   И, забыв обо всем, Анна-Селена поспешила к себе. Олаф с улыбкой поглядел ей вслед.
   Набрасывать было интересно до безумия, только через пару минут стало ясно, что это будет не буклет, а маленький мультик о знакомстве стола и собаки. Анна-Селена отошла от компьютера и засела за стол с листами бумаги - придумывать рисунок было куда интереснее так... Вот так - уже не щенок, но еще не взрослый пес, вот...
   Не шло. Не пошло ничего. Захотелось погулять - и Анна-Селена взяла коммуникатор.
   - Дядя Олаф!
   - Слушаю тебя, Анна-Селена. Знаешь, твои братья, похоже, решили продержаться в своей комнате до конца, а сподвигнуть их на приготовление уроков трудно... А как ты? Подвигается работа?
   - Да так... Можно, я погуляю?
   - Конечно. Возвращайся до шести вечера, как обычно.
   - Ага!
   И Анна-Селена отправилась в любимый Сиреневый Парк.
  
   Если бы она тогда не пошла в парк. Или пошла, но не стала бы забираться в дальние аллеи, где в это время не встретишь ни души. Или даже бы зашла в эти аллеи, но отнеслась бы с большим недоверием к неизвестно откуда взявшемуся молодому человеку со странным именем Евдоким Сергеев... Чем он её тогда подкупил? Похвалами нарисованному щенку? Да ну, она не раз и не два слышала, как незнакомые дяди и тёти одобряли её рисунки. Самые разные: мелом на асфальте, красками на бумаге, сформированные на компьютере... Рассказами о таинственной ксенобиологии ( это необычное название крепко врезалось в память девочки )? Тоже вряд ли: Анна-Селена целый год занималась биологией в районном Центре Детского Развития и Творчества и давно уже не млела от одного вида микроскопов, предметных стекол, центрифуг и прочего оборудования, а уж тем более - от разговоров о них.
   И всё-таки было в Евдокиме Сергееве что-то такое особенное, притягательное, убедительное, что она, не задумываясь, пошла неизвестно куда со взрослым человеком, о котором ничего не знала. Несмотря на то, что еще в раннем детстве ей внушали, что идти куда-то с незнакомыми дядями и тетями нельзя. Наоборот, если тебя пытаются увести такие дяди и тёти, то надо громко плакать и кричать, и тогда придет дядя полицейский, отведет домой, а нехороших дядей и тёть - накажет. Конечно, Анна-Селена давно выросла из того возраста, когда верят во всемогущего и доброго дядю-полицейского, а так же Новогоднего Деда, Святых Хранителей и других сказочных персонажей, зато теперь она прекрасно понимала, какой может быть интерес к одиноко гуляющей девочке у таких дядей и тёть.
   И ещё она знала, что настоящие преступники бывают совсем не похожи на преступников. Они пытаются казаться добрыми и ласковыми, и им это часто удается. Знала, но всё же пошла с незнакомым человеком. Почему? Ответа на этот вопрос у неё не было. И, наверное, никогда уже не будет. Но теперь всякий раз, попадая в очередную неприятность, девочка непременно спрашивала себя: "Зачем я пошла в тот день в парк?" и "Зачем я тогда пошла с этим незнакомцем?"
   Вот и сейчас, плетясь в невольничьем караване, Анна-Селена не могла думать ни о чем другом. Какая она всё-таки несчастливая. Подумать только, когда-то она всерьез считала, что ничего на свете хуже нету, чем жить в "золотой клетке" - богатом доме, в котором ты никому не нужна и всем безразлична, а то и неприятна. Было время, когда она проливала слезы только из-за нескольких колких фраз, брошенных в её адрес во время школьной перемены, а то и вовсе из-за одного только смеха одноклассников над какой-нибудь её неловкой фразой или неудачным поступком.
   Разве можно сравнить все эти мелочи с участью вампира? С жизнью, которую и жизнью-то назвать нельзя? Сама девочка это плохо понимала, но мадемуазель Виолетта и Наромарт, ссылаясь на умные книги, объясняли ей и Женьке, что вампиры - не живые и не мертвые. И, если сначала она радовалась тому, что не мертвая, то потом постепенно, но неумолимо на неё накатывало отчаяние оттого, что она - не живая.
   А можно ли мелкие неприятности её прошлой жизни сравнить с похищением? Когда они шли с Рионой смотреть её хижину в глубине леса, маленькая вампирочка и подумать не могла, что им может что-то угрожать. Обитатели Кусачего леса казались милыми и добрыми, а сама Риона - дружелюбной и общительной девчонкой. Новые подружки весело болтали, увлеченно обсуждая, как лучше оформлять клумбы. Оказалось, что Риона, как и сама Анна-Селена очень любит выращивать цветы, но при этом не имеет ни малейшего понятия о научном подходе к этому важному делу. Да и как она могла об этом знать, если в местном языке даже не было слов для обозначения такого основополагающего понятия как "ландшафтный дизайн". С другой стороны, нехватку образования местная девочка с лихвой возмещала практическим опытом и врождённым вкусом. А ещё Риона держалась с новой знакомой на равных, без робости, но и без заносчивости. Именно о такой подруге Анна-Селена мечтала раньше, ведь дома подруг у неё не было: кто же захочет дружить с безиндой?
   И когда из темноты на них налетели похитители, девочка просто обмерла от страха. Наверное, она могла вырваться, ведь превращение в вампира сделало её намного сильнее, чем можно было предположить, глядя на хрупкую десятилетнюю девочку. Уж совершенно точно, она могла превратиться в летучую мышь и улететь от разбойников. Но тогда, парализованная страхом, она даже не подумала об этих возможностях. Потом, когда, её запихали в мешок и перевозили через реку на плоту, она чувствовала рядом какой-то особенный, мертвящий, как ни странно звучит такое определение в мыслях уже не живого человека, холод текущей воды и думала только об одном: чтобы мешок случайно не упал в реку. Это означало немедленную гибель: естественная проточная вода убивает вампиров почти мгновенно и так же верно, как и прямой солнечный свет. И, если от губительных солнечных лучей кольцо, полученное Наромартом от Элистри, могло защищать Анну-Селену довольно продолжительное время, то про волшебную защиту от текущей воды богиня ничего не обещала.
   Последнюю возможность для попытки бежать вампирочка упустила, когда её везли в город. Даже перекинутая поперек лошадиной спины и крепко придерживаемая сверху всадником, она всё же могла бы попытаться трансформироваться в летучую мышь и попытаться улететь. Но теперь уже - именно попытаться. Потому что рядом с похитителями скакал человек, обладавший могуществом Повелителя Праха. Она почувствовала его силу ещё до того, как плот ткнулся в берег реки. К счастью для Анны-Селены, мощь Повелителя была сосредоточенна на управлении низшими не-мертвыми. Появления рядом с собой маленькой вампирочки он просто не заметил.
   Когда её вытряхнули из мешка и переложили на лошадь, девочка успела рассмотреть таинственного Повелителя. Она представляла его высоким седобородым старцем в черной мантии и с пронзительным взглядом холодных черных глаз. Но оказалось, что Повелитель не просто молод, а, можно сказать, неприлично юн, чуть постарше Тони или Женьки. Да и никаким, строго говоря, Повелителем этот чернокожий подросток не был: вся сила была заключена в висевшем у него на груди амулете. Только вот этой самой силы в этом маленьком блестящем диске было вполне достаточно не только для того, чтобы полностью подчинить себе маленькую вампирочку, но даже и для того, чтобы уничтожить её на месте. Была, конечно, слабая надежда, что юноша не умеет использовать амулет на полную мощь, но, поразмыслив, Анна-Селена решила не искушать судьбу.
   Девочка предполагала, что разбойники запрут их в какой-нибудь темный подвал, откуда она, дождавшись подходящего момента, ускользнет, обернувшись туманом. Кто же знал, что её и Сережку продадут на рынке, как продают в зоологических магазинах котят или морских свинок? Кто же мог подумать, что придется целый день идти пешком под прямым светом местного солнца? Хорошо ещё, что погода была не слишком солнечной, светило постоянно пряталось за облаками, увы, слишком уж легкими и прозрачными. К тому же, облака очень уж быстро проносились мимо, и тогда оно снова начинало щедро изливать на землю свои лучи. Не будь на ней кольца, вампирочка превратилась бы в горстку праха ещё не доходя до рынка. Но и возможности подарка Элистри были не беспредельны. С каждым часом пути Анна-Селена чувствовала, как слабеет кольцо, - и слабела сама.
   А день всё не кончался и не кончался. Пыльная дорога петляла по холмам, среди полей и виноградников. Изредка на пути попадались деревни: длинные ряды хижин вдоль дороги, скрытые за высокими каменными заборами. Должно быть, работорговцев в них не любили: при приближении каравана поселения словно вымирали. Лишь на центральных площадях девочка видела людей, в основном - убеленных сединами стариков и старух. И никто из местных жителей не делал попыток заговорить ни с купцами, ни с охранниками.
   Те, в свою очередь, тоже не пытались завести разговор с местными жителями. Видимо, купцы не рассчитывали на них, как на возможных покупателей, а охрана... А и вправду, что может быть общего у охранника каравана рабов и простого крестьянина? Так что деревни были интересны хозяевам и охранникам разве что как места, где можно пополнить запасы воды. Но для этого не нужно было ни с кем разговаривать: просто пара охранников останавливалась у колодца, вытаскивала бадейку и разливала холодную воду по мехам и флягам. Караван при этом не останавливался. Рабов поили только на полуденном привале, каждому полагалась кружка воды. Кроме того, охранники выдали всем по ломтю серого ноздреватого хлеба и по два небольших яблока. На время еды их даже развязывали - по очереди, связку за связкой. К счастью, у надсмотрщиков были дела поважнее, чем замечать, что на запястьях девочки веревка не оставила никаких следов.
   Еда и питье Анне-Селене, естественно, были не нужны. Она попыталась, было, предложить свою порцию Сережке, но тот не просто отказался, а грубо потребовал, чтобы она всё съела сама.
   - Да не хочу я есть, - затянула вампирочка свою обычную песню, но тут это не подействовало.
   - Ешь, а то совсем с голоду ноги протянешь, - буркнул в ответ Сережка, торопливо дожёвывая остатки своей порции.
   Девочка обидчиво замолкла и кое-как сгрызла яблоки и проглотила краюху. Вреда от человеческой пищи не было никакого, просто противный привкус во рту. Только вот и пользы никакой не было. Она же хотела как лучше, ведь Сережке человеческая пища как раз могла бы помочь.
   И только тут Анна-Селена поняла, что и Сережка, в свою очередь, тоже хотел как лучше. Мальчишке тоже было тяжело идти, не так, как ей, по-своему. И он точно знал, что человеку, для того, чтобы вынести этот путь необходимо есть. Не знал он лишь того, что Анна-Селена вовсе не была человеком, и еда ей была не нужна.
   После кормежки рабов снова привязывали к длинным канатам, а затем позволили справить нужду, по очереди отгоняя связку за связкой к росшим неподалеку от места привала густым зарослям можжевельника. Потом снова погнали вперед по дороге - опять без отдыха до самого вечера.
   Анна-Селена очень надеялась, что погода переменится, небо закроют тучи, но время шло, а тучи так и не появились. Местное солнце же, словно специально издеваясь над маленькой вампирочкой, ползло к горизонту до невозможности медленно. Силы убывали быстрее. Хотелось упасть и просто лежать, что бы ни было дальше.
   Она не знала, что заставляет её двигаться. То ли упрямство, то ли тайный страх, то ли ещё какое-то неизвестное ей самой чувство. Но девочка не падала, а продолжала брести. Ничего не замечая вокруг себя, она шла и шла, словно кто-то неведомый руководил ей, будто управляемой куклой-игрушкой производства корпорации "Электрический мир" - как когда-то сама она управляла такими куклами. Шла до тех пор, пока силы не оставили её окончательно. Тогда свет померк в её глазах, ноги подкосились, и сознание покинуло Анну-Селену...
  
   Охраннику каравана рабов платят поденно. Семь серебряных маретов в сутки, да хозяйские харчи. А вот отрабатывать деньги приходится по-разному. Бывает, целый день дуешь пиво в таверне, спишь как сурок, да с девками тешишься, а денежки идут. Хоть рабы и сидят в городском невольничьем бараке под охраной местных воинов, но наемнику-то всё едино: коли подрядился почтенный купец платить всю дорогу - пусть выкладывает денежки. А нет - так пусть себе других охранников ищет, если только найдет. Слухи о тех купцах, что слово не держат, бегут по миру быстрее самого резвого скакуна: наемники всей Империи крепко держатся друг за друга, и тот, кто обманет одного, сразу станет врагом всех.
   Но бывает и наоборот. Найдется в караване отчаюга, готовый рискнуть собственной жизнью, так иди потом по следу, чтобы вернуть хозяину сбежавшую собственность. За бежавшего раба из жалования каждого вычитают его полную стоимость, а бегут они обычно в самую худшую погоду, да и плутают в самых мерзких местах: в чащобах, в болотах, а то и в пещеры забредут. Сплошь и рядом бывает: преследуешь беглого, а воевать приходится то с кобольдами, то с волками-людоедами, то ещё с какими тварями, давно уже беглеца в своих желудках переварившими, да в поисках добавки рыщущими.
   Вот и выходит, что бы ни случилось в дороге - расхлебывать охранникам. Поэтому опытный наёмник в рабах не хуже купца разбирается, от кого чего ожидать можно. Неприятностей-то на свою шею никто не ищет.
   Только вот разбирается охранник, а решает всё одно - купец. Была бы воля Меро - не взял бы он с собой этих двух малолеток, пусть и дешево. Видно же, что с каждым из них мороки не оберешься. Девчонка - дохлая совсем, больная то есть. Лицо - словно сметаной вымазали. Ей бы в постели лежать, да лекаря слушать - может, и вернет себе здоровье. А в караване - по всему видно, не жилец. До полуденного привала, поди, не дотянет, свалится.
   С мальчишкой другие неприятности. Здоровья перенести путь у него должно хватить, но с первого взгляда было ясно, что парень изрядно строптив. И, похоже, с судьбой раба не смирился. Интересно было бы расспросить тех, кто продавал детей, где они этого паренька раздобыли, но заниматься этим Меро было некогда: продавцы пришли перед самым отправлением каравана, когда рабов уже вывели из барака и распределили по связкам. В этом караване рыбы были спокойные, к своему положению давно и привыкшие и смирившиеся, и хозяева не сочли нужным тратиться на цепи, хотя и везли на всякий случай в фургоне несколько оков, рогаток и колодок: мало ли что в дороге приключиться может. Но с самого выхода из Итлены к этим приспособлениям не пришлось прибегнуть ни разу.
   Воля Меро, он бы, ради предосторожности, да и для обучения, от греха подальше, надел бы на шею мальчишке колодку. Но без приказа хозяина такие вещи надсмотрщикам делать запрещалось, а купцы, конечно, не стали бы задерживать отправление каравана из-за невнятных подозрений наемника. Поэтому охранник ограничился лишь тем, что внимательно присматривал за детьми, да и своим ребятам подсказал быть начеку.
   К его удивлению, никаких неприятностей до обеда не случилось. Девчонка, хоть и бледная, словно из Аэлисова царства, но шла довольно бодро, ничуть связку не тормозила. Мальчишка, хоть и зыркал во все стороны глазищами, строптивость свою никак не выказывал. В обед, когда рабов развязывали, Меро незаметно всё время подглядывал: не рванет ли он вдруг к опушке, пытаясь укрыться в зарослях можжевельника и земляного ореха. Но тот сидел смирно, и причину этого Меро понял довольно быстро, когда мальчик заговорил с девочкой. Похоже, они были родственниками. Может, брат и сестра, может, более дальняя родня. Но, в любом случае, заключил наемник, девчонка эта привязывает мальчишку к каравану ничуть не слабее доброй веревки.
   После привала наемник серьезного внимания детям уже не уделял. В караване было почти семь десятков рабов, много чести всё время думать о двоих. Десяток охранников, которыми командовал Меро, постоянно перемещались на лошадях вдоль каравана, зорко наблюдая за тем, не происходит ли чего необычного. Десять человек - не так уж и много для охраны такого большого каравана. Из Итлены они вывели две дюжины рабов, но в пути караван сильно разбух: в малозаселенных внутренних землях Лакарского полуострова рабы были дешевы, а на ярмарках Восьмиградья за них можно было выручить двойную, если не тройную, цену. Вот и прикупали купцы ходячий товар. Прибыль для них - превыше всего.
   Когда рабов пришлось собирать уже не в две, а в три связки, Меро стал подумывать над тем, чтобы взять в охрану еще пару человек. Всех денег не заработаешь, а вот усилить ночные караулы не мешало бы: хоть в караване и были собраны покладистые рабы, да только в тихой роще порой водятся зубастые волки. Но подходящих людей за время кратких стоянок в городах найти не удавалось, а кого попало Меро брать не собирался. Лучше уж вымотаться, как пастуший пес, чем довериться ненадежному человеку, а потом терзаться: случится несчастье или помилуют боги.
   Выручали наемников собаки. Меро считался хозяином четырех верных рабов Ренса - крупных черных с подпалинами кобелей с массивной нижней челюстью. Обученные выслеживать жертв и вести бой с любым противником - будь то медведь, орк или горгулья, псы вызывали у рабов не меньший ужас, чем вольные над их жизнью и смертью хозяева каравана. Сознавая собственную силу, собаки не брехали попусту, не щелкали понапрасну огромными, белыми, словно сахар, клыками. Они степенно трусили по бокам каравана, нарочито не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Но все: и невольники, и наемники, и хозяева знали, что если кто-то из рабов попытается бежать, то от показного безразличия кобелей не останется и следа. Когда псы настигали беглеца, спасти жизнь он мог только одним способом: упасть на землю и не шевелиться. Наемники дрессировали собак так, чтобы те не портили дорогостоящий товар. Псы останавливались над лежащим человеком и ждали, пока подойдет хозяин и отведет беглого раба обратно к его владельцу. Но горе тому, кто пытался сопротивляться. Мог ли измученный невольник, чье тело прикрывали только лохмотья, а вооружение состояло из подобранной палки ( в лучшем случае - украденного кинжала ), противостоять здоровому откормленному боевому псу, чье единственное уязвимое место - горло, прикрывал широкий кожаный ошейник, усаженный острыми бронзовыми шипами. Среди рабов ходили легенды, что где-то когда-то кто-то голыми руками справился с собакой-убийцей: то ли задушил, то ли разорвал пасть, и обрел свободу, но всерьез в эту сказку никто не верил.
   И всё же, как ни хороши были кобели, но их способности поддерживать порядок в караване всё же имели свои пределы. В этом Меро пришлось ещё раз убедиться, когда Шеак-караванщик уже скомандовал остановку на ночлег. Та самая болезненная девчонка, что последний переход шла, шатаясь, как былинка на ветру, вдруг повалилась прямо в дорожную пыль. Ехавший ближе всего к хвосту связки Шана злобно выругался и заорал:
   - А ну, вставай, дохлятина!
   Девчонка, однако, даже не попыталась выполнить его команду. Шедшие впереди рабы не сразу поняли, что случилось, и продолжали идти, волоча упавшую по земле. Шана замахнулся плеткой, но тут необычным образом повел себя мальчишка, который шёл в этой же связке последним. Нагнувшись над упавшей девочкой, он постарался помочь ей подняться.
   "Сдохла или жива?" - машинально подумал Меро, направляя коня к месту заминки. Увидев, что девочка шевелится, с облегчением понял, что жива. Это было хорошо: пусть уж подыхает на ночевке, чем во время перехода: хлопот меньше. Хоронить в любом случае хозяйским рабам: охранники с трупами возится не нанимались.
   Шана всё же решил проучить девчонку, чтобы не смела задерживать караван. Он наотмашь хлестнул плетью, но удар пришелся по мальчишке, увидевшему движение наемника и прикрывшего девочку своей спиной. Охранник вновь вскинул руку, намереваясь обрушить на дерзкого раба новый удар, но Меро был уже рядом.
   - Не бей его, Шана! Остынь! - приказал он на родном гласийском, а потом, перейдя на всем известным морритский, скомандовал рабам: - Чего встали? Пошли, давай, пошли!
   - Какого демона?! - возмутился Шана, но плеть опустил.
   - Остынь, - повторил Меро. - Нечего товар портить. И не наше дело воспитывать рабов. Мы их только охраняем.
   Шана сплюнул в дорожную пыль и отъехал в сторону.
   Рабы потихоньку потянулись к месту ночевки, то и дело украдкой оборачиваясь и бросая косые взгляды на идущих последними мальчика и девочку. Девчонка немного оклемалась, но идти могла только поддерживаемая мальчишкой. Если бы невольникам предстоял долгий путь, то связку бы пришлось останавливать, девчонку отвязывать и решать, что с ней делать: то ли везти на подводах, то ли прирезать. В диких землях, бывало, ещё и просто бросали ослабевших, в пищу волкам, оркам или ещё кому-нибудь, но здесь в благодатном и цивилизованном краю, в приграничье Торопии и Прунджи такой поступок слишком смахивал на раздачу милостыни: брошенного раба мог подобрать местный крестьянин, а то и жупан и объявить своей собственностью. Раздавать такие подарки купцы-работорговцы вовсе не были склонны.
   Но, к счастью для детей, идти далеко не пришлось. Местом ночлега стал небольшой пологий холм рядом с дорогой, чья вершина была испещрена следами от многочисленных кострищ, оставшихся после привалов предыдущих караванов. Невольников усадили прямо на траву под охрану собак, после чего наемники и слуги купцов занялись обустройством лагеря. Одни отправились в близлежащую рощу за дровами, другие ставили шатры для ночлега, третьи занялись приготовлением ужина.
   Почтенные купцы в этой суете участия не принимали - не по чину. За наемниками ухаживать было некому, приходилось заниматься разбивкой лагеря наравне со слугами и рабами. Ничего обидного в этом Меро не видел: ещё неизвестно, смогут ли выжить посреди леса или в горах эти важные торговцы, за которых все делают другие. А вот бывалый наемник вдали от жилья не пропадет, это всем известно. Поэтому, дав задания своим людям, он и сам взялся за приготовление ужина. За этим занятием и застал его почтенный Кеббан, хозяин мальчишки и девчонки.
   - Что случилось, фар Меро? Что это за заминка была в третьей связке перед тем, как мы остановились на ночлег?
   - Ничего особенного, - обернувшись через плечо, ответил командир охранников. - Девчонка упала от слабости, почтеннейший Кеббан.
   Лицо торговца, и так кислое, помрачнело ещё больше.
   - Поднялась?
   - Поднялась... Мальчишка помог...
   - Мальчишка? Тот, которого продали вместе с ней? - в голосе купца слышалось неподдельное удивление. Удивляться и впрямь было чему: у рабов закон простой: "Умри ты сегодня, лишь бы я - завтра". Случаи, когда один раб приходил на помощь другому, были столь редки, что их считали сказками.
   - Именно он, - не оборачиваясь, подтвердил наемник, продолжая пластать на тонкие полоски копченое мясо.
   - Ишь ты, заботится... Надо было спросить, брат он ей, что ли...
   Меро только плечами пожал. Ему-то какое дело, почему этот мальчишка так о девчонке заботится. Нет, конечно, сегодня эта забота охранникам даже помогла, но не помнить же теперь про это всю оставшуюся жизнь. Меро охранял невольничьи караваны уже почти две дюжины весен, в памяти стирались, словно галька на морском берегу, черты купцов, с которыми он имел дело в первое время. А уж рабы... Рабы вообще не запоминались, за редким исключением. Но не ставить же на одну доску с мальчишкой-скелетом, например, уршита Таралакатама, почти три дня скрывавшегося от погони на болотах, заманившего в трясину четверых наемников, стравившего преследующих его псов с жившими в топях хищными ящерами, сражавшегося с обложившими его в конце концов врагами самодельным каменным копьем и даже сумевшего захватить в чертоги Ренса двоих преследователей в рукопашной схватке. Или здоровенного пьемурца, умудрившегося порвать кожаные путы, что и не всякому огру-людоеду под силу. В общем, сегодня мальчишка есть, завтра его нет, а после завтра Меро о нём и не вспомнит.
   - Вы там это, плетью-то не больно машите, - неуверенно продолжил торговец. - Девчонка хлипкая...
   - Нам что же, теперь её на горбу нести? - буркнул наемник. - За это нам не платят. Хлипкая - не надо было брать с собой...
   - Но-но, - возвысил голос купец. Впрочем, его неуверенность никуда не пропала. - Это моё дело, кого покупаю, а кого продаю.
   - Верно, - Меро развернулся и посмотрел Кеббану прямо в глаза. - Кого покупать и кого продавать - это твоё дело. А вот следить за тем, чтобы в дороге никто не падал и караван не задерживал - это моё дело, почтеннейший. Рабов, которые не хотят идти, учат плетью. Рабов, которые идти не могут, прирезают на месте, не так ли? Впрочем, эта девочка принадлежит тебе, ты можешь взять её в свою повозку и ухаживать за ней...
   - Еще чего, - возмутился торговец. - Ухаживать за рабыней? Разве что если за это мне кто-то заплатит сотню ауреусов.
   - Боюсь, что такие деньги за этого заморыша не выручить и через восемь весен, - скептически ухмыльнулся командир охранников.
   Купец только вздохнул и побрел к палаткам, которые уже установили слуги. С ужином было немного сложнее: времени на заготовку дров и приготовление пищи требовалось намного больше. В отличие от купцов, наемники часто обходились холодной пищей: сухарями, вялеными или солёными мясом или рыбой, овощами. Рабам, однако, в тот вечер торговцы распорядились сготовить горячее варево. Поэтому, пока оно готовилось, охранники успели не только насытится, но и разложить вокруг живого товара шесть костров, ярко освещающих сбившихся в кучу людей. Костры эти предстояло поддерживать всю ночь, дабы ни у кого не возник соблазн бежать, воспользовавшись тем, что караульщики его не видят. Дело это было совсем не сложным: всё одно чем-то часовой заниматься должен, а дров из лесу принесли в изобилии.
   Кормили рабов по очереди, по связкам. Сначала отвязывали от направляющего каната кожаные ремни-поводки, на которых люди шли целый день, затем, по очереди, путы на руках. Канат и ремни тут же относили за круг костров, что бы кто-нибудь из рабов под шумок их не повредил. Особой беды в порче, конечно, не будет, на телегах везли достаточное количество запасных пут, но хорошие хозяева берегут своё имущество, а караванщики были хорошими хозяевами.
   На ужин невольникам выдали по деревянной миске густой гороховой то ли каши, то ли похлебки, большой кусок хлеба, густо посыпанный солью, а так же пару мелких огурцов и стручок сладкого перца на каждого. Кроме того, поставили большую лохань с водой, из которой каждый мог выпить, сколько желал. При этом надсмотрщики зорко следили, чтобы рабы не устроили у лохани драку, готовые в любой момент сунуть под ребра зачинщику пятками копий. Ну да, рабы в этом караване, как Меро уже не раз убеждался, были смирные, и драк никто не затевал. Уставшие за день, они хотели только одного: улечься спать и восстановить свои силы перед новым тяжелым дневным переходом. Привыкшие к покладистости невольников, охранники не стали никого на ночь спутывать или привязывать на ремень к колышку. К удобной вещи хозяин относится бережно, а что такое раб, как не вещь? Пусть говорящая, ходящая и даже чем-то на хозяина похожая, но все же - вещь и не более того.
   Закончив кормежку невольников, Меро распределил на ночь караулы, осведомился у Шеака, в какое время назавтра поднимать невольников и немного прогулялся, для лучшего сна, по лугу. Вернувшись в лагерь, он обнаружил, что, за исключением караульных и рабов-слуг, все уже спят. Командир наемников мог бы и сразу забраться в палатку, но он решил ещё раз осмотреть вверенный ему товар.
   Костры по кругу горели не очень ярко и в середине сгустились тени. Невольники могли незаметно для охраны ворочаться, двигать руками и ногами, может, даже переползать с места на место. Но выбраться за пределы круга незамеченными они точно не могли. А если бы попытались, то бодрствующие охранники и чутко спящие псы живо бы пресекли эту попытку.
   С минуту Меро стоял и всматривался в лежащие во тьме фигуры. Потом с удивлением понял, что высматривает среди рабов сегодняшних мальчишку и девчонку. Так и не смог разглядеть, вероятно, они были где-то в центре. Удивленно покачал головой, недоумевая, что всё-таки его так заинтересовало в этих детях, и отправился спать. Блажь - блажью, а на сон у наемника в пути не так уж и много времени, чтобы попусту его тратить.
  
   Что его разбудило, Сережка так и не понял. Но сон вдруг куда-то пропал, и тут же нахлынули неприятные ощущения, о которых так хотелось забыть, хотя бы на несколько часов. Болела спина, чесались слипшиеся от грязи и пота волосы, пылали босые ступни ( одно дело с друзьями босиком на Днестр бегать, и совсем другое, когда тебя в рабском караване гонят по каменистой дороге ), горло пересохло, в пустом желудке кололо... За прошедший день он неоднократно вспоминал учебник по истории Древнего Мира для пятого класса, в котором было написано про те времена, когда на Земле было рабство. Сережку взрослые часто называли "мальчиком с богатым воображением", ещё чаще - просто фантазером, но тогда он совсем не представлял себе, что такое быть невольником. Да это и не представишь, пока не переживешь. В который уже раз за прошедшие с момента похищения сутки на него накатила глухая безнадежная тоска, на глаза навернули слезы. Что может сделать один беззащитный мальчишка, которому совсем недавно исполнилось одиннадцать лет в этом чужом и враждебном мире? Ничего не может. Только и остается, что забиться в какую-нибудь щёлку и стараться выжить.
   Сережка приподнялся на локте и упрямо тряхнул головой. Нет уж. Смиряться со своим нынешним рабским существованием никак нельзя. Если это сделать, то тогда придется признать, что всё было зря. Зря погибли в бою с румынскими карателями отец и его друзья. Дядя Василий, дядя Петря, дядя Семен, дядя Виорел... Зря он сам убежал на позиции. Зря они с Балисом Валдисовичем из последних сил шли по красной пустыне. Зря, зря, зря...
   Не раз ведь и ему, и его отцу, и друзьям отца говорили, что их борьба бессмысленна, что на самом деле почти все права у них останутся, а то, от чего придется отказаться... Надо ведь понимать, молдаване, точнее - румыны жили тут с незапамятных времен, еще десять тысяч лет назад их предки молились тут камням и деревьям, а вы, Яшкины, приехали в Молдову только после войны. Что, какой такой русско-турецкой войны? Суворов? Ну, это вы хватили, нельзя же так фантазировать... Ах, медаль... Ну всё равно, две сотни лет и десять тысяч, нельзя же уравнивать... Что значит, "кто придумал десять тысяч лет"?! Это история Великой Румынии. Ну, вот только не надо глупостей, что римляне и греки у румынов культуру перенимали, этого вам никто не говорит... Зачем, вообще, нагнетать страсти? Кстати сдать государственный экзамен на знания языка вам нетрудно, вся семья им отлично владеет. И работу можно будет найти приличную...
   Сережка не мог объяснить, что в этих словах не так, при таких разговорах он только молча сопел, глядя в пол. А потом запомнил слова отца: "Я тридцать четыре года прожил свободным человеком. Я не преступник, меня не судили. Если теперь меня лишают прав, а я буду молчать, значит, все эти годы я жил рабом в душе". А потом добавил: "Мы - не рабы. Рабы - не мы". И Сережка тогда почувствовал, что эти слова отца вобрали в себя и его мысли, хотя он прожил пока что не тридцать четыре года, а только неполных одиннадцать.
   И сдаться сейчас - означало признать, что он, Сережка Яшкин, - и есть раб в душе. Да еще и глупый раб: был бы умным, жил бы сейчас в каком-нибудь интернате... Уж во всяком случае, в интернате плетью бы не били, да и еды было бы побольше. Кстати, и получше. И обувь бы, какая никакая, нашлась. И уж точно не пришлось бы ночевать на голой земле.
   Быть глупым рабом не хотелось. Значит, оставалось только одно: не сдаваться, не отчаиваться и пытаться во что бы то ни стало вырваться на свободу. И ещё надеяться на то, что придет помощь. В самом деле, не бросят же его Балис Валдисович и Мирон Павлинович. Не такие они люди. И Наромарт тоже хороший человек... Тьфу, эльф... А какая разница? Подумаешь, уши. Сережкин одноклассник и лучший друг Антошка Климанов вон какой лопоухий, кому это мешало? Ну, иногда, кто подколет по-доброму, все посмеются немного - и забудут до следующего раза.
   Стараясь не беспокоить рассеченную плетью спину, мальчишка перевернулся на другой бок, и увидел, что Анна-Селена почему-то не лежит на земле, а сидит, сжавшись в комок и уткнув голову в колени.
   - Ты чего, Ань? - прошептал он на всякий случай. Может, ей просто удобно так спать? Хотя и странно это. А может, с ней что-то случилось?
   Девочка подняла голову и повернула к нему своё лицо, в свете лун казавшееся ещё более бледным, чем обычно. В отсвете костров блеснули глаза, и мальчишке показалось, что она плачет.
   - Я... мне...
   Сережке стало стыдно. Ведь он совсем забыл про девчонку, всё только о себе думал. А ведь ей пришлось намного тяжелее, чем ему.
   - Не плачь, - постарался утешить её мальчишка. - Нас скоро найдут и освободят.
   Голосу не хватало уверенности, и он поспешил добавить:
   - Точно говорю. Балис Валдисович один раз из автомата стрельнет - и все эти уроды с плётками разбегутся.
   Это прозвучало намного убедительней: в том, что при первом же выстреле надсмотрщики разбегутся в стороны, Сережка нисколько не сомневался.
   Анна-Селена легонько кивнула.
   - Может быть. Только дело в том, что я, наверное, не дождусь этого.
   - Почему? - изумился мальчик. - Не выдумывай, надо еще только день или два продержаться. Ты сможешь. А я тебе помогу.
   Насколько всё-таки был непохож этот худенький взъерошенный мальчишка на бывших одноклассников Анны-Селены из элитного столичного лицея. Вряд ли хоть один из них, безупречно одетых, холодно-вежливых, не стал бы валяться в ногах у торговцев и умолять их освободить его. Смог бы пройти целый день в этом караване под палящим солнцем. И уж точно бы не помог добраться до костра малознакомой, в общем, девочке, а уж тем более не принял бы на свою спину предназначавшийся ей удар плети.
   На самом деле, именно этот поступок Сережки и был причиной того, что Анна-Селена решила раскрыть ему свою тайну. Мальчишке и так было тяжело, девочка просто не могла позволить, чтобы он собирал на свою голову неприятности из-за неё. Тем более, что плётка никакого вреда причинить вампирочке не могла, так что смелый поступок Серёжки на самом деле был абсолютно бессмысленным.
   Но как нелегко признаться, что ты - вампир. Девочка расспрашивала своего товарища по несчастью - Женьку, про то, что в его мире известно о вампирах: хотя все мальчишки попали на Дорогу и из разных миров, но ведь из очень похожих. Рассказы не очень обнадеживали: вампиры на Земле были хорошо известны, причем, именно те, которые либо не могли, либо не желали сопротивляться жажде. О тех же, кто не поддался инстинктам кровососов, тамошний фольклор умалчивал. Анна-Селена очень боялась, что стоит открыть Сережке, кто она такая на самом деле, то он станет относиться к ней либо со страхом, либо с брезгливостью. Но и позволить, чтобы мальчишка попусту страдал из-за неё, девочка тоже не могла. И, в любом случае, если их не найдут и не спасут в ближайшие два-три дня, то ей уже всё будет неважно. Точнее, она просто исчезнет.
   - Сережа, ты не понимаешь, - собравшись с силами сказала девочка. - Все дело в том, что я не человек.
   - А кто? - заинтересовался парнишка. - Неужели, тоже эльфа, как Наромарт?
   Девочка опустила взгляд и пробормотала:
   - Нет, я не эльфийка. Я - вампир.
   - Что? - изумленным громким шепотом переспросил мальчишка. - Вампир? Выдумываешь!
   - Нет, я говорю правду, - девочка никак не могла заставить взглянуть в лицо собеседника. - Я - действительно вампирка.
   - А как же ты не боишься дневного света?
   - В том-то и дело, - вздохнула Анна-Селена. - Я его очень боюсь. На прямом свету я погибну в одно мгновенье. Меня защищает вот это волшебное кольцо, - она шевельнула рукой. - Это подарок Элистри - богини, которой служит Наромарт. Но сила кольца не беспредельна, его хватит еще на день, максимум - на два.
   - И ничего нельзя сделать?
   - Ничего...
   - Совсем-совсем ничего?
   - Мне может помочь живая кровь, только я должна пить её совсем по чуть-чуть, иначе я превращусь в кровососа, и это уже никак нельзя будет исправить.
   - А ты сама знаешь, когда тебе надо остановится?
   - Конечно, я это чувствую.
   - Ну, так тогда выпей, сколько нужно.
   - А...
   - Ну, ты чего? Давай.
   Девочка недоуменно подняла глаза. Сережка немного наклонил голову и повернул её вправо, так, что под натянувшейся кожей шеи набухла жилка.
   - Ты что, хочешь, чтобы я тебя укусила? - испуганно спросила Анна-Селена.
   - Нет, чтобы поцеловала, - хмуро пробурчал мальчишка, но, сменив гнев на милость, пояснил: - Я же слышал, что вампиры всегда в шею кусают.
   - Это кровососы, - обречено вздохнула девочка. - А у меня даже клыки не выросли. Я не только слабенький вампир, а еще и маленькая.
   Она широко раскрыла рот, показывая свои зубы. Они были белыми и крепкими, а клыки, на взгляд Сережки, несколько великоваты, но на знаменитые вампирские клыки, конечно, никак не тянули.
   - Ох, ну и возни с мелкотой, - тоном новоиспеченного первоклассника в окружении почтительно внимающих дошколят проворчал мальчишка, и ковырнул ногтем длинную царапину на левом запястье, полученную прошлой ночью где-то в лесу. Тотчас на руке набухла крупная темная капля.
   - Так хоть кровь пить можешь? - и он протянул руку Анне-Селене.
   Начиная разговор, она совершенно не рассчитывала на такое его развитие. Сережка снова поступил против негласных правил, принятых среди ребят Вест-Федерации. По крайней мере, среди ребят того круга, в котором общалась Анна-Селена. Конечно, были и другие ребята, жившие, наверное, по другим правилам, но они были где-то далеко, за пределами доступного ей мира. Анна-Селена, конечно, была безиндой, но ведь она была и фон Стерлинг. Август Иоахим Альберт просто не мог допустить того, чтобы его дочь общалась с детьми прислуги, заводских рабочих, или, страшно сказать, с безнадзорками, которые, несмотря на все усилия полиции и даже Корпуса Улан, никак в Вест-Федерации не переводились.
   Но теперь выбирать не приходилось. Не принять дар мальчишки было нельзя: это и для него обидно, и глупо: всё равно кровь уже проступила. Маленькая вампирочка прильнула губами к теплому Сережкиному запястью и ощутила соленый вкус теплой человеческой крови: губами, языком, всеми клеточками рта она чувствовала этот волнующий, захватывающий, пленяющий вкус. Хотелось пить, пить и пить, тянуть эту кровь, пока мальчишка не отдаст ей всё, до последней капли. Но она сумела подавить в себе этот инстинкт, и вовремя оторвалась от ранки.
   На языке вертелись слова благодарности, но она сказала совсем другое: ей пришло в голову, что необычного мальчишку и благодарить надо как-нибудь необычно:
   - И никакая я тебе не мелкота. Мне десять лет, и я училась в пятом классе.
   - А мне - одиннадцать, и я должен был пойти в шестой, - с чувством превосходства заявил Сережка.
   - Как Оттону, моему брату, - прикинула Анна-Селена.
   - Оттону?
   - Ага, это его полное имя. Вообще-то дома мы зовем его Тони.
   - А у меня сестра есть. Только она младше тебя, ей семь лет всего. Её Иринкой зовут...
   - Слушай, а как ты меня назвал?
   - Когда?
   - Ну, вот сегодня... Когда я плакала.
   - Обыкновенно назвал, - пожал плечами мальчишка. - Аней.
   - Меня никогда никто так не называл...
   - Так по-дружески называют... ну, в общем, девочек с именем Анна в моем мире. Но если тебе не нравится - я не буду так тебе говорить.
   - Да нет, говори, пожалуйста. Просто, непривычно.
   - А как - привычно? Как тебя дома звали? Ленкой?
   - Почему - Ленкой? - не поняла девочка, - Аськой.
   - Почему - Аськой? - Сережа так уморительно хлопнул ресницами, широко раскрыл глаза и чуть приоткрыл рот, что Анна-Селена чуть не расхохоталась.
   - Анна - значит "А". Селена - значит "Эс". Вместе и получается Ася.
   - Прикольно, - улыбнулся мальчишка. - А почему у тебя двойное имя, а у брата - обычное?
   - Не знаю. Наверное, потому, что так меня назвала мама...
   - Понятно, - теперь вздохнул Сережка. - Слушай, а Наромарт знает, что ты - вампирка?
   - Знает. Он меня пытается лечить.
   - И как?
   - Слушай, ты всегда такой любопытный?
   - Ага, - мальчишка снова улыбнулся, теперь улыбка у него была немного виноватой. - Интересно же.
   - Спал бы лучше. Мне-то спать не надо, а тебе хорошо бы сил набраться.
   - Да не засну я теперь, весь сон куда-то сбежал.
   - Ложись, - строго сказала девочка. - Ложись и старайся уснуть.
   А ему вдруг сквозь голос Анны-Селены послышался голос мамы. Конечно, это было невозможно, просто случайно девчонка сказала эти слова совсем с мамиными интонациями, сказала так, как говорила когда-то совершенно незнакомая ей женщина, укладывая спать непоседливого своего сына... И тогда он послушно устроился на правом боку и закрыл глаза, хотя точно знал, что не уснет, потому что спать не хотелось ни капельки. Просто, хотелось продлить хоть немножечко сказку. Волшебную сказку, в которой он возвратился в мирное время.
   "Вот полежу так минутку, а потом скажу ей, что не спится", - подумал Сережка и провалился в глубокий крепкий сон.
  
   Навеять сон на человека - пустяковая задача даже для самого слабого вампира. Убедившись, что Сережка крепко спит, Анна-Селена тихонько улеглась рядом, чтобы не возбуждать подозрений, если кто проснется, и принялась обдумывать, что же делать дальше. То, что хозяева и надсмотрщики каравана не представляли, кто затесался среди купленных рабов, было в её пользу. От неё не ожидали никаких неприятностей: разве способна их доставить десятилетняя девочка. Обычная десятилетняя девочка - конечно нет. А вот вампирка, выглядящая как обыкновенная десятилетняя девочка, шороху навести могла. Вплоть до того, что перегрызть горло всем этим мерзавцам-торговцам и их слугам. Правда, это означало неизбежную собственную гибель: мадемуазель Виолетта несколько раз повторяла ей, что, превратившись в кровососа, Анна-Селена навсегда потеряет себя - ту, которой она была. И тогда уже совсем неважно, распадется ли она в прах на рассвете, ведь кольцо Элистри не станет защищать от солнца кровососа, или сумеет найти убежище: в любом случае, это уже будет не она. Но разве это такая уж неприемлемая плата за то, что эти мерзавцы больше никогда не смогут торговать людьми?
   Может быть, она от отчаяния так и поступила, если бы попала в этот караван одна. Но вместе с ней был Сережка, и теперь она чувствовала, что они должны выйти из этого испытания вместе. Он протянул ей руку помощи, дав самое дорогое, что только может дать человек вампиру - свою кровь. Перед отъездом из Риттерберга мадемуазель Виолетта успела рассказать девочке несколько историй о знаменитых вампирах, которые не были кровососами. Но даже с легендарными Джандером и Регисом вот так вот, по-дружески, никто кровью не делился. "Джандер и Регис разнесли бы этих караванщиков в клочья без всякой помощи", - тут же поправилась девочка. И тут же мысленно добавила: "Но Сережка всё равно молодец, он ведь ничего не знает о моих возможностях".
   Вот именно, о возможностях. Она, конечно, не Джандер и не Регис, но и не несчастный, беззащитный и беспомощный ребенок. Целые сутки она изображала из себя несчастную жертву. Хватит, пора позаботиться о себе... и о Сережке, конечно. Итак, что она может?
   Бежать? Вполне реально. Сил для трансформации в летучую мышь теперь у неё достаточно. Никто и не заметит, как она упорхнет в небо. Лес совсем рядом, в густой тени пихт и буков она может без малейшего ущерба провести день, а с вечерними сумерками отправиться назад, в сторону Кусачего леса. Самое большое две-три ночи - и она окажется среди друзей. Если и не друзей, то точно - не врагов.
   Одна только беда: Сережка таким образом бежать не сможет. А бросить его тут одного не сможет она. Даже если бы он и не спас её своей кровью, всё равно бы не оставила. А уж после этого - и подавно. Превратить мальчишку в вампира она тоже не могла: такое удается только опытным и сильным вампирам, а не новичкам вроде неё. Значит, от этого решения придется отказаться. Что ещё в её силах?
   А действительно, что? Вампирье очарование ей вроде как и доступно, но именно "вроде как": Наромарт не стал её учить. А пытаться зачаровать кого-то наудачу, можно было только в случае смертельной опасности, когда провал уже ничего испортит и не ситуации не ухудшит. Что ещё у неё есть из способностей вампира? Только зов...
   Анна-Селена покрепче зажмурила глаза и постаралась освободить своё сознание от любых посторонних мыслей. Она почти явственно представляла себе, как какая-то часть её сущности покидает тело и начинает кружить над лугом, постепенно удаляясь всё дальше и дальше от костров, в поисках тех существ, что исстари были верными спутниками и друзьями вампиров. Девочка почти физически ощущала, как эта сущность методично обследует пространство, метр за метром. Вот беспокойно всхрапнули во сне лошади купцов, почуявшие неупокоенную мертвечину, неприязнь к которой с кровью передали им предки, а тем - предки предков. Вот испуганно забилась в норку испытывающая безотчетный ужас полевая мышь. Вот зов коснулся ленивого разума каких-то больших сонных птиц, не соизволивших обратить на него внимания.
   И вдруг в голову маленькой вампирочки будто вкатился какой-то пищащий клубок. Девочка инстинктивно зажала руками уши, но контакт оборвался даже чуть раньше, стоило ей только этого пожелать. С минуту она приходила в себя от неожиданности, потом возобновила зов. На сей раз она нашла отклик куда быстрее и была к нему готова.
   На зов откликнулась стая небольших нетопыренышей, круживших неподалеку от ночной стоянки каравана. Управлять ими оказалось довольно сложным занятием: умом летучие мышата явно не блистали. Но торопиться Анне-Селене было некуда, и до самого рассвета она упражнялась в контроле над миньонами. Результат оставил у неё двоякое впечатление. С одной стороны, она наловчилась подчинять себе нетопыря практически целиком, чувствовать происходящие через его чувства и заставлять совершать те или иные поступки. С другой, никакой практической пользы из этого девочка извлечь не сумела, поскольку и сама не понимала, чем ей могут помочь летучие мыши. Вот если бы поблизости оказалась волчья стая... Время от времени маленькая вампирочка бросала возню с нетопырями и старательно обшаривала окрестности в поисках серых, но всякий раз без результата. Тогда девочка огорченно вздыхала и снова принималась за упражнения с летучими мышами. Рано или поздно волки встретятся, твердила она себе. Пусть не сегодня, пусть даже не завтра, но встретятся. А пока надо оттачивать своё мастерство на мышках. Совсем как когда-то давным-давно в родном доме, когда она с увлечением изучала основы биологии. В самом деле, не случайно все биологи начинают своё обучение с мышей, а потом переходят к другим животным. К слонам, например... или к мухам. Неважно. Важно, что любое мастерство изучается от простого к сложному. Вот и ей предстоит тем же методом изучить мастерство быть вампиркой. Не по названию, по сути. Потому что это, наверное, единственный шанс выжить самой и спасти Сережку. И когда от овладения мастерством зависит так много, приходится использовать любую возможность сделать это быстрее и лучше. Подбадривая себя такими словами, Анна-Селена без устали гоняла нетопырей до самого рассвета.
   Проснулся караван на утренней зорьке, когда дневное светило еще не показалось из-за отдаленного лесочка. Первыми, как и положено, засуетились слуги караванщиков: рабы и вольные: им предстояло накормить хозяев и их живой товар и быстро свернуть лагерь. Следом поднялись охранники, которые обслуживали себя сами. Купцы могли ещё чуть-чуть понежится на мягких шкурах, прежде чем придет время отведать завтрак, невольники же такой возможности были лишены. Кое-как разогрев вчерашнюю гороховую размазню, слуги стали спешно обносить рабов мисками. Вдобавок снова раздавали овощи - репу и огурцы, а вот вместо хлеба на сей раз выдали сухари. Зато воды снова принесли целую лохань.
   Сережка, даром что заспанный, смолотил свою порцию горохового варева в одну минуту. Будто заснувшая над миской Анна-Селена, улучив момент, когда на них никто не смотрел, торопливо подсунула мальчишке свою порцию. Тот возмущенно зыркнул на неё, но, прежде чем успел что-либо сказать, она прошептала:
   - Ешь! Мне же не нужно.
   Он недоуменно посмотрел сначала на девочку, потом перевел взгляд на запястье, на темно-красную корочку засохшей крови, медленно кивнул, и тут же расправился и со второй порцией. Дополнительное питание пришлось как нельзя кстати: после него Сережка почувствовал себя сытым и бодрым. И было ужасно досадно, когда почти тут же охранник туго стянул ему руки кожаным ремнем, а второй конец ремня привязал к длинному канату, служившему основой для всей связки невольников.
   "Нужно обязательно придумать, как бежать. И вытащить с собой Анну-Селену", - твердо решил для себя мальчишка. А уж упорства в выполнении своих решений Сережке Яшкину было не занимать.
  
   Купцом ты можешь и не быть, но торговать уметь обязан! Эту истину Меро усвоил ещё в детстве. В самом деле, жизнь человеческая вертится вокруг двух дел: купли и продажи. И купить всегда хочется подешевле, а продать - подороже. А чтобы это удавалось, полезно помнить нехитрые истины. Например, перед тем, как платить деньги, убедись, что товар хорош. Или ещё: если продавец знает, что вещь тебе нужна, то будет изо всех сил стараться набить цену. Только вот, не так уж и просто проверить качество товара так, чтобы его хозяин не осознал, что к товару прицениваются. Даже если этот товар - раб из охраняемого каравана.
   Если же говорить проще, то на второй день пути пришла в голову командиру наемников мысль о том, что мальчишку можно с прибылью продать в гладиаторскую школу. По тому, как парнишка вёл себя в невольничьем караване, было видно, что он крепок и телом и духом. Из такого можно вырастить отличного бойца. Хотя, с другой стороны, первое впечатление могло оказаться обманчивым. И Меро хотелось ещё раз его проверить.
   Как надо проверять будущего гладиатора? Естественно, в драке. А где ж эту драку взять? Как назло, в караване были собраны рабы, давно уже потерявшие волю, смирные, знающие, что любая заварушка им добра не принесет. Подговорить кого-то из них нечего было и думать: донесет, а потом объясняйся с купцами. Рассчитывать наемник мог только на себя и на своих ребят: эти не выдадут. По крайней мере, за те деньги, которые им готовы будут заплатить скуповатые купцы. Вроде бы, этого и не мало, а вот ничего путного в голову не приходило целых два дня. Меро не торопился, до Альдабры оставалось ещё более чем достаточно времени. И под вечер третьего дня пути, когда ему на глаза попался мешок с кожаными путами, у наемника созрел план.
   После ужину, отозвав в сторонку Арша, самого молодого наемника в отряде, Меро подробно объяснил тому, что надлежит делать. А потом, уединившись в палатке, изрядно стер один из запасных ремней.
   Наутро Арш был приставлен в охрану той связки, в которой вели мальчишку и девчонку. День тянулся медленно и скучно. И только когда Шеак дал команду останавливаться на ночлег, Меро довольно сощурился: пройдет мальчишка испытание или нет, но, по любому, наемников ожидало развлечение.
   Вот юный наемник, как обычно, принес к костру охапку ремней. Меро лениво нагнулся, взял один из них в руки, и...
   - Ах ты, болван! Куда смотришь?
   Оплеуха бросила юношу на землю.
   - Это что такое? - Меро гневно потрясал в воздухе ремнем. - Что это, я тебя спрашиваю?
   Удивленные физиономии наемников повернулись в сторону своего командира.
   - За что? Меро, за что? - в голосе Арша смешалась боль и ярость. Парнишка и не подозревал, что ему достанется столь чувствительно. Ничего, злее будет.
   - За что? Сюда смотри. Видишь или ослеп?
   - Что там, Меро? - поинтересовался Шана.
   - Ремень перетёрт, вот что, - командир снова повернулся к Аршу, который успел подняться и теперь опасливо мялся перед Меро, держась левой рукой за ухо. - Где твои глаза, растяпа? Чей ремень?
   Арш тоскливо молчал.
   - Он сверху лежал. Кого ты последним отвязывал? Чей ремень?
   - Вон её! - палец наемника указал на Анну-Селену.
   Пышущий гневом Меро направился к девочке, за ним, всё ещё держась за ухо, шел Арш, а уж следом потянулись остальные наемники, сообразившие, что в любом случае им гарантированно бесплатное представление. Купцы, сидевшие чуть поодаль, тоже начали проявлять интерес к происходящему: очевидно, какой-то раб совершил проступок, интересно, чья же собственность провинилась.
   Наемник навис над вампирочкой, словно коршун над цыпленком и Анне-Селене стало страшно. Вся вера в свои силы, словно по волшебству, куда-то испарилась, сейчас она ощущала себя обычной десятилетней девочкой, совершенно беззащитной перед разъяренным мужчиной.
   - Твоя работа? Бежать хочешь? Ах ты, блоха...
   Девочка молчала, не в силах вымолвить хотя бы слово.
   - Мелочь пузатая, - всё больше распалялся Меро, - Ходить едва научилась, а теперь решила бежать? Ей, парни, всыпьте-ка ей полдюжины розог, чтобы знала, что за побег положено. Живо присмиреет.
   Почтенному Кеббану будет ни в жизнь не заподозрить наемника в какой-нибудь хитрой игре: и попытка к бегству налицо, и наказание выбрано с учетом возраста и состояния невольницы: за такие провинности Меро имел право назначить девочке и дюжину ударов. Ну да не только купцу эта игра предназначалась, был у неё и ещё один адресат.
   Арш торопливо схватил перепуганную девчонку за платье на плече и рывком поднял на ноги.
   - Оставьте её. Это не её ремень.
   Сережка уже успел привыкнуть к тому, что Анна-Селена - не человек и многие неприятные вещи ей совсем не страшны. Бывает ли вампирам больно, он выяснить как-то не успел, но сейчас видел, что девочка боится расправы. А раз так, то он должен был принять удар на себя. Полдюжины розог - наверное, больно. Точно знать ему было неоткуда: и в семье Яшкиных, и у их друзей никому не приходило в голову бить своих детей в качестве наказания. Но не больнее же, чем проколоть насквозь ступню, наступив на брошенную каким-то уродом в высокой траве доску со здоровенным гвоздём - а именно это и произошло с Сережкой летом прошлого года. Пережил. Значит, и порку переживёт.
   - Не её? А чей? - командир наемников скосил голову на звук.
   - Мой.
   - Твой? - Меро резко повернулся. Выглядел он очень удивленным: ещё бы, даже не надеялся, что всё так гладко получится. Впрочем, это только начало.
   - Бежать, значит, хотел?
   Мальчишка только передернул худыми плечами: чего спрашивать, если всё и так понятно. На самом деле, он сам ничего не понимал: ни Анна-Селена, ни он ремня не терли. Незачем: убежать из каравана было нереально. Да и не похоже, чтобы этим занимались другие рабы - во всяком случае, сам Сережка ничего подозрительного за эти дни не замечал.
   Арш бросил девочку и схватился за ворот Сережкиной футболки, словно мальчишка собирался убежать прямо сейчас.
   - А ну, пошел...
   Мальчишка ничего не ответил, только встретив полный испуга и боли взгляд Анны-Селены подмигнул: мол, не волнуйся, всё будет хорошо.
   Какое уж там "хорошо"... Наемники, кроме двух караульных, купцы, их слуги - все потянулись к ближайшему дереву, куда шел Меро, а следом Арш толкал Сережку.
   Шеак недовольно морщился: наверняка наемник устроил скандал на пустом месте. Уж больно спокойно проходило путешествие, боится, небось, что купцы заартачатся и не захотят платить всю сумму, вот и доказывает свою пользу. Хорошо хоть, что не на его, Шеака, собственности доказывает.
   Кеббан вообще скривил рожу: и так у пацаненка непонятно в чем душа держится, а уж после порки как бы совсем в царство Аэлиса не перебрался. И ведь не поспоришь: коли пытался бежать, то охранники имеют право наказать раба по своему усмотрению. Таковы и закон, и обычай.
   Остальные наоборот радовались: в кои то веки развлечение привалило. Кто-то из наемников уже перекинул через толстую ветку веревку. При виде качающейся петли Сережка ощутил где-то в животе противный холодок: повесить они его хотят, что ли... Но тут же понял, что не повесть, а подвесить - маленькая петля предназначалась не для шеи, а для рук.
   - Дюжину розог, - распорядился Меро. Опять-таки, половина того, что он имел право назначить. Незачем вводить почтенного Кеббана в излишнее волнение. - Кодд, раздень щенка.
   - Не лапайте, - дернулся мальчишка. - Сам разденусь.
   Оставаться голым на виду у этих рожь было не столько стыдно, сколько противно. Но - плевать. Им хочется видеть, как он будет плакать и унижаться? Не дождутся!
   Меро только головой покачал. Ишь какой наглец выискался. Видать, непуганый. К эдакой храбрости следовало относиться крайне осторожно: много таких, что смелы на словах, но ломаются при первом же приступе настоящей боли.
   Кодд крепко затянул на запястьях мальчишки петлю и подтянул веревку. Серёжка повис над землёй, вытянутый в струнку.
   - Меро, разреши, я с него шкуру спущу, - попросил Арш. Он то и дело тер покрасневшее ухо. Видать, досталось парню серьезно, и теперь он горел желанием выместить злобу на том, кто послужил причиной его неприятностей.
   - Не промахнешься? - подзадорил наемника кто-то из слуг.
   Сережка вскинул лохматую голову. Сам ещё не понимая, почему, звонко воскликнул:
   - Связанного бить - умения хватает.
   Купцы, за исключением Кеббана, рассмеялись: дерзкий мальчишка их развлекал. Меро злобно скривился.
   - Вам это кажется забавным, почтенные?
   - Что возьмешь с глупого раба? - дипломатично произнес Шеак. Поведение Меро ему не нравилось: вся эта кутерьма явно была затеяна вовсе не ради банальной порки. Караванщик всё больше убеждался, что командир наемников желает показать свою значительность и ищет драки. Только, похоже, Меро не учёл дерзости маленького невольника. Благодаря ей у Шеака сейчас был абсолютно законный повод не позволить наемникам искалечить кого-нибудь поценнее мальчишки.
   - За слова раба отвечает господин. Почтенный Кеббан, если ты считаешь, что мои воины способны справиться только со связанным мальчишкой, то тебе не составит труда преподать нам урок боя на палках. Эй, Шана, принеси пару дубинок - для Арша и для почтенного купца.
   Шана довольно хмыкнул и заспешил к палатке.
   - Ты что, Меро, - заскулил Кеббан. - Я доволен тем, как вы охраняете караван и плачу свой вклад за охрану в полной мере и в должное время.
   - Но твой невольник...
   - Да ты прекрасно знаешь, что я купил этого клопа только что, в Плескове. И что, мне ещё его учить?
   - Так и быть, почтенный Кеббан, на этот раз я готов проучить не тебя, а твоего языкастого раба. Если, конечно, ты не против.
   Вообще-то Кеббан был против: его собственности грозил изрядный ущерб. Но, в нынешних обстоятельствах, лучшего выбора у него не было.
   - Конечно не против, почтенный Меро. Ты можешь пороть мерзавца до потери сознания, я разрешаю...
   - Нет, почтенный, - ухмыльнулся наемник. - Я преподам ему иной урок. Мы, наемники, даем своим врагам шанс, но не знаем к ним жалости. Кодд, отпусти веревку!
   Сережка окончательно перестал понимать, что происходит вокруг. Почему его вдруг опустили на землю и развязали. И только когда наемник сунул ему в руки палку, мальчишка понял, что ему хотят заставить сражаться против того здоровенного парня, того самого, что не уследил за перетертым ремнем. Мальчишка нерешительно повертел палку в руках, не зная, участвовать ли в этом балагане. Всё решили слова заметившего его колебания главного наемника:
   - Что, ты только на словах смелый?
   После этого отступать было невозможно, и Сережка шагнул навстречу противнику.
   Это не было поединком, это было избиением. Техники боя на дубинках Арш был обучен не слишком хорошо, но это не имело никакого значения: Сережка совсем ничего не умел. Будучи лет на шесть старше и килограммов на двадцать тяжелее, молодой наемник имел подавляющее преимущество. На мальчишку обрушился град ударов, отразить которые не было никакой возможности. Ловкий и вёрткий, Сережка ускользнул от первых трёх, но на четвертый раз Арш достал его по правому бедру и тут же другим концом палки ударил слева по ребрам. На мгновение перехватило дыхание, но мальчишка палки из рук не выпустил. Словно нарочно наемник дал противнику передохнуть, а затем снова бросился в атаку. Теперь каждое движение отдавалось в ноге резкой болью, и уворачиваться от ударов мальчишка уже не мог, оставалось только их отбивать. Обманный маневр вынудил Сережку опустить своё оружие вниз, и тут же достиг цели сильный удар по плечу. Правая рука сразу онемела, пальцы непроизвольно разжались, Сережка едва удержал палку в одной руке. Мальчишка был в этот момент совершенно беззащитен, но Арш снова выдержал паузу, давая ему возможность собраться с силами. Зрители одобрительно гудели: благодаря Кеббану и Меро им досталось увлекательное зрелище. Сережку охватывала холодная злость. Очень хотелось достать этого самоуверенного наемника. Достать хотя бы один раз, а там - будь что будет: терять мальчишке было нечего. Неожиданно он бросился в атаку. Арш с большим трудом успел парировать несколько неожиданно сильных ударов, в которые его противник вложил всю свою злость. Гася атакующий порыв мальчишки, он сплел палки, лишая Сережку возможности маневра, а затем с силой наступил пяткой на пальцы голых мальчишкиных ног. От боли Сережка на мгновение ослабил внимание - и палка Арша тут же ткнула его в солнечное сплетение. А следующим ударом - под колени, наемник уронил задохнувшегося мальчишку на землю.
   - Всё, - скомандовал Меро, обводя тяжелым взглядом купцов и их слуг. - Может быть, кто-то хочет испытать умение моих ребят на собственной шкуре?
   Купцы хмуро молчали, слуги отводили взгляд. Большинство из них были невольниками и в любой момент могли оказаться на месте избитого мальчишки.
   Наемник хмуро глянул на корчащегося у его ног Сережку, пытающегося встать на ноги. С нарочитой ленцой умело пнул мальчишку под ребра, так, что тот снова распластался по земле, пронзенный болью. Медленно наступил на пальцы правой руки, всё ещё сжимавшие палку, и давил, пока они не разжались.
   - Полагаю, почтеннейшие, мы друг друга поняли. Рабам не следует распускать свои языки в присутствии вольных граждан. Я слышал, в Восьмиградье в каждом городе есть мастер по выдергиванию чересчур длинных языков.
   - Истину говоришь. Если кто-то из моих рабов осмелится сказать лишнее - ты будешь свидетелем того, как он познакомится с клещами мастера, - поддержал Шеак. - Ну а нам, вольным гражданам, следует относиться друг к другу с надлежащим почтением и уважением, не так ли?
   - Истину говоришь, - улыбнулся Меро. - Мы всегда готовы и честно отработать свои деньги и наказать того, кто попытается нас надуть.
   - Вот и отлично. Я предлагаю выпить по кружке пива в знак того, что всё уладилось.
   - Отчего ж не выпить. Кодд, Керж, швырните щенка к остальным рабам, - наемник указал на всё еще распластанного в пыли Серёжку. Те деловито подхватили мальчишку под локти и потащили к сидящим у костров невольникам. - Пойдем, почтенный Шеак, и вправду пропустим по кружечке.
  
   От избиения Серёжка отделался достаточно легко: костей ему наемник не сломал. Помогло и то, что на следующий день ему удалось отлежаться: караван не двинулся с места - купцы устроили днёвку. Конечно, не из-за мальчишки: каждый пятый или шестой день всегда используются для отдыха. В общем, через день Серёжка был почти здоров, только вот очень болели пальцы на правой ноге, отдавленные сапогом, даром, что без каблука. Пришлось футболку, ещё в первый день после удара плетью лопнувшую на спине, порвать на тряпки и обматывать ими ступню: чтобы было мягче идти. Да ещё первые два дня после днёвки, привязывая по утрам и после обеда мальчишку к связке, главный наемник, нарочито усмехаясь, затягивал узел на запястьях изо всех сил, так, что кожа белела. Сережка молчал: не огрызался, но и не жаловался. Тем более, что узел наёмник предусмотрительно завязывал скользящий, через полчаса-час тот ослабевал. А спустя пару дней наемник и вовсе от него отстал, видимо, нашел себе другое развлечение.
   Анна-Селена очень быстро догадалась, что самая действенная помощь с её стороны - не упоминать о наказании, как будто его и не было. О побеге они тоже не говорили: пока не заживут травмы от побоев, бежать было невозможно. Чаще всего, ребята рассказывали друг другу про свою прошлую жизнь, или обсуждали, как сейчас ищут их Балис и Наромарт. Вампирочке было забавно наблюдать за перепадами настроения мальчишки: он то кипятился, что их до сих пор не выручили, а через минуту горячо убеждал Анну-Селену, что ещё день-два и они будут освобождены. Девочка в ответ тоже выражала полную уверенность в скором освобождении, но в душе в этом сильно сомневалась: раз их до сих пор не нашли, значит, что-то случилось. Караван невольников плелся с маленькой скоростью, по всем расчетам, Наромарт давно должен был их догнать. Поэтому, в тайне даже от Серёжки, маленькая вампирочка не прекращала отрабатывать зов.
   Волков она ощутила в ночь после второй днёвки, которая была через четыре дня после первой, когда уже стала терять надежду.
   К тому времени местность сильно изменилась. Вместо полей, разбавленных редкими рощами, дорогу теперь всё чаще окружали леса. Сначала - лиственные, состоящие по большей части из буков, затем их вытеснили дубы и березы, а ещё через пару дней и они стали попадаться лишь изредка, уступив место темным соснам и елям. Приблизились горы, их поросшие хвойными лесами вершины были хорошо видны, когда дорога вырывалась из леса на редкие луга и поля.
   Изменились и поселения: первое время это были веселые и какие-то яркие деревни, потом отдельные хутора, обнесенные редкой изгородью из высоких жердин. Теперь снова пошли деревни, но они стали какими-то темными и хмурыми, заборы домов - выше и крепче, а калитки и двери - толще. Люди в этих краях жили мрачные и смурые. На всём вокруг словно лежала невидимая печать тайного страха.
   Когда рабов и охранников сморил сон, и Анна-Селена уже привычным образом принялась обшаривать окрестности, в поисках тех, кому сможет направить свой зов, она вдруг ощутила неожиданно сильный отклик. Это было похоже на поиск двери в тёмном коридоре. Таком тёмном, что глаза не видят решительно ничего, и, медленно передвигаясь приставным шагом, приходится тщательно ощупывать каждый сантиметр стены в поисках заветной двери. А та вдруг оказывается незапертой. Прочная стена под руками вдруг куда-то исчезает, и ты летишь вперед, в пустоту и в невесть откуда хлынувший свет.
   Те же ощущения были и у Анны-Селены, когда, вместо привычных сумбурных и нечетких мыслей нетопырей она вдруг услышала спокойный и холодный голос:
   - "Зачем ты зовешь нас, Возвратившаяся?"
   - "Это ты... мне?" - у маленькой вампирочки только и хватило сил на удивление.
   - "Разве кроме тебя ещё кто-то обращается к нам с призывом?"
   - "А ты... кто?"
   То, что возникло в её мозгу, не было смехом, но очень его напоминало.
   - "Я тот, кого ты ищешь, Возвратившаяся. Мы - те, кого ты ищешь".
   - "Вы - волки?"
   Перед внутренним взором девочки явственно возник темный ночной лес и несколько крупных серых теней, неспешно трусящих между стволов. Эти тени вдруг, словно по команде, остановились, присели на задние лапы, задрав кверху заостренные морды, а в следующие мгновения до ушей девочки донесся тоскливый волчий вой. Страж-псы отозвались на это глухим злобным рычанием, в которое была вложена вековая ненависть к родственникам-врагам.
   - "Ты не знаешь, чего хочешь, Возвратившаяся? Зачем ты тревожишь нас?"
   - "Простите меня, я ещё маленькая", - Анна-Селена оробела.
   - "Маленькая? Ты хочешь сказать, что не успела подарить жизнь, прежде чем ушла?"
   Девочка окончательно растерялась, не понимая, что она должна ответить. Голос немного помолчал, а затем с удивлением продолжил:
   - "Ты же ещё совсем щенок. Как же твои старшие отпустили тебя?"
   - "Так получилось..."
   - "Люди", - произнесено это было так, что маленькой вампирочке вспомнился школьный урок естествознания. "Запомните, дети, человек - самое совершенное существо на свете. Поэтому его и называют царем природы". Похоже, сама природа, в лице волков этих лесов, ценила своего царя не слишком высоко. - "Люди легко бросают свой выводок... Ну, а тот, кто провел тебя по пути Возвратившихся?"
   На этот раз Анна-Селена поняла, что речь идет о Наромарте.
   - "Меня украли у него. Я знаю, он ищет меня, но ему нужно помочь. Вы сможете помочь ему?"
   - "Как это сделать?"
   - "Вы можете напасть на караван и перебить охрану?"
   После паузы голос ответил:
   - "Ты просишь слишком много, маленькая Возвратившаяся. Цену крови дают лишь немногим - тем, кто действительно заслужил её".
   - "А что же вы можете?"
   - "Дети леса готовы дать тебе цену слова. Или даже цену дела, но только не цену крови".
   - "Я не понимаю вас", - грустно сказала вампирочка. - "Цена дела, цена крови... Наверное, я слишком маленькая".
   - "Цена слова означает, что мы готовы передать твоё слово тому, кому ты скажешь. Цена дела - мы можем сделать то, что ты попросишь, если это не будет угрожать нашей жизни. Цена крови означает нашу готовность сражать вместе с тобой".
   - "Значит, вы можете отыскать Наромарта?"
   - "Кого?"
   - "Того, кто провел меня по пути вернувшейся", - девочка постаралась говорить в тон собеседнику.
   - "По пути Возвратившейся", - строго ответил голос. - "Возможно, мы тебе поможем. Где нам искать его?"
   - "Меня похитили в Кусачем Лесу..."
   - "Мы знаем это место. Слишком далеко отсюда. Мы не можем сейчас отправиться в такое далекое путешествие: недавно закончилось время дарить любовь, наступает время дарить жизнь. А следом - время ухаживать за новорожденными. Извини, Возвратившаяся, но мы не сможем выполнить эту просьбу".
   Анна-Селена огорченно вздохнула. Вот тебе и верные слуги, исполняющие все приказы хозяев.
   - "У тебя был плохой наставник, маленькая Возвратившаяся. Это были книги людей, которые мыслят, что всё остальные живые существа - всего лишь их слуги. Мы никогда не были рабами или слугами. Мы были, есть и будем друзьями и союзниками Возвратившихся".
   - "У меня самый лучший наставник на свете", - возмутилась девочка. - "Просто, я плохо его слушала".
   - "Если так, то это может привести тебя к гибели. Когда-то в этих краях было немало Возвратившихся. Но люди боялись их и ненавидели. Потом пришло время мести. Тела Возвратившихся обратились в прах, пронзенные деревянными кольями, их головы отделены от тел и захоронены с особыми обрядами, а их древние замки разрушены до основания. Теперь там на грудах камней растёт трава и ночью завывает ветер".
   - "Это были кровососы?"
   - "Разве Возвратившиеся знают иную пищу?"
   - "Но среди нас есть те, кто убивает всех на своем пути, и те, кто старается не причинять ненужного вреда".
   - "И твой и мой народ убивает, чтобы жить. Так было, так будет и это нельзя изменить. Люди тоже убивают ради пропитания, но убивают и тех, кого потом не съедают. Нас они не едят, но всё время ищут способа убить".
   - "Поэтому вы и дружили с местными вампирами? У вас с ними общие враги - люди?"
   - "В тебе слишком много человеческого, маленькая Возвратившаяся. Но народ леса верен своим друзьям. Если дети леса встретят твоего наставника, то сообщат ему о тебе".
   - "Моё имя Анна-Селена".
   - "Имена забываются, Возвратившаяся. Имена забываются, остается память о том, что было. Но дети леса постараются сохранить память и о твоём имени, раз ты считаешь, что это важно".
   - "Спасибо", - грустно поблагодарила Анна-Селена.
   Это было совсем не то, на что она рассчитывала. Хотя, если разобраться, это было всё-таки лучше, чем совсем ничего.
  

Глава 8.

В которой герои получают неожиданную помощь

Здесь вам не равнина, здесь климат иной:

Идут лавины одна за одной.

(В.Высоцкий)

  
   Хотя время близилось к полуночи, в окнах покойницкой при городской больнице мерцал неверный свет. Впрочем, местных жителей, которые могли это увидеть из окон своих домов, это не удивляло: медикусы частично задерживались в больнице до поздней ночи.
   Факелы из сухого бука горели почти без копоти, но света всё равно казалось мало: под потолком и в углах залегли густые тени. Впрочем, медикусов это, похоже, устраивало. Над распростертым на большом мраморном столе разъятым трупом склонились две фигуры в мешковатых халатах: маленькая и высокая.
   - Так, а теперь разрезаю плевру и осматриваю левое легкое... Н-да, курить ему явно следовало бы поменьше. Представляю, что за жизнь с настолько пораженными альвеолами.
   - А что будет, если сломанное ребро проколет плевру?
   - В плевральную полость попадет воздух и человеку будет трудно дышать... Эльфу, впрочем, тоже.
   - Почему?
   - Потому что воздух будет... скажем так, поджимать легкое.
   - Как это называется?
   - Пневмоторакс.
   - А если в плевральной области скопилась кровь?
   - То это гемоторакс. У меня очень хорошая память, но, Виолетта, для чего мне все это знать?
   - Опять ты за своё, - досадливо протянула волшебница. - Как ты не поймешь, ты же лечил эльфов и людей в своем мире!
   - А еще гномов и минотавров. Но там я молился Элистри - и она давала мне силы. Поверь, мне и в голову не приходило интересоваться строением их тела.
   - Не отвлекайся. Вскрывай перикард... Сам говорил, что таким образом ты лечишь только раны, да и то не все. А на тебя будут смотреть, как на целителя. И рано или поздно к тебе пойдут с поносом и зубной болью. И не единицы - десятки в день. Сможешь всех вылечить силой Элистри?
   - Если Элистри будет угодно... Но, скорее всего, так много сил она просто не сможет мне передать. Точнее, я не смогу столько принять. Возможности священника ограничены по самой природе обитателя основного плана. Я - не высшее существо, я - всего лишь полуэльф...был...
   - Еще будешь! Так вот, медикус рассчитывает не на чью-то помощь, а на свои силы. Если можно излечить рану самостоятельно - стоит ли просить о том богиню? У нее и без тебя забот, наверное, хватает. Так, теперь...
   - Кто-то идет!
   Бросив негромко звякнувшие инструменты, Наромарт отступил в темный угол и моментально растворился в тени. Виолетта же наоборот шагнула к дверям. Через несколько секунд снаружи послышались шаги, затем в дверь постучали, и мужской голос произнес:
   - Госпожа Виолетта!
   - Да, мэтр Конрад, проходите.
   Тяжелая дубовая дверь покойницкой со скрипом отворилась, и на пороге возник городской обер-медикус мэтр Конрад Люгер. Это был еще нестарый мужчина, высокого роста и с большими крепкими руками - очевидное свидетельство того, что его работа требует не только умственных, но и серьезных физических усилий. Судя по тому, что мешковатый серый халат, завязанный сзади, был слегка забрызган кровью, мэтр прибыл в покойницкую непосредственно из операционной.
   - Госпожа Виолетта, только что принесли стражника, которого ранили бандиты. Может, ему еще можно помочь. Не хотите ли ассистировать мне при операции? К тому же могут пригодиться и Ваши... гм... другие способности.
   - Благодарствую мэтр. Но со мной коллега, доктор Бользен.
   - О, никаких проблем. Раз он доктор, то может к нам присоединиться. Как городской обер-медикус я имею право разрешить медицинскую практику в городе при отсутствии патента. По жизненным показаниям, которые в данном случае налицо.
   - Но, мэтр... Он, видите ли, из Руссии, и его вид...
   - Вздор, мадмуазель. Образованному человеку пристало смотреть не на внешность, а на суть. Коллега Бользен, где вы?
   Медикус напряженно всматривался в темные углы покойницкой, не замечая там признаков жизни.
   - Здесь мэтр. Я счастлив познакомиться с высокоученым представителем нашей благородной профессии.
   Мэтр Конрад вздрогнул: прямо на него шагнул высоченный человек, ростом добрых семи футов. В то же время он был ужасно худ. Разбросанные по плечам длинные густые волосы в свете факелов казались серебристыми, а кожа была аспидно-черной, так что невероятно резко выделялись белки глаз. И этот человек протягивал ему раскрытую ладонь. Преодолевая оцепенение, медикус медленно поднял свою руку и принял рукопожатие.
   - Простите, коллега Бользен, но вид Ваш действительно несколько... необычен... Теперь я даже готов поверить, что в Руссии по улицам зимой ходят медведи.
   - Ходят. Только не зимой, а круглый год. И не медведи, а беры.
   - Кто, простите?
   - Беры. Они выглядят как обычные медведи, но очень разумны. Басилевс их привечает, знатные беры входят в Боярскую Думу.
   - Достойно удивления... Впрочем, поспешим к больному...
  
   Как пригодились уроки мадемуазель Виолетты, как пригодились... В первый момент, увидав окровавленное тело Мирона, Наромарт запаниковал. В этом мире Элистри не отзывалась на его молитвы, а раз так, то он не мог рассчитывать, что богиня ниспошлет ему сил исцелить товарища. Затем на место паники пришла вера. Ведь бывало, что он получал помощь в тот момент, когда не смел на это и надеяться. Темный эльф наклонился над человеком и воззвал к своей богине, но... чуда не произошло. И тогда Наромарт вспомнил о том, что он не только священник, но и врач.
   Прощупывать, или как называла мадемуазель Виолетта - пальпировать, повреждения можно было и одной рукой. Тем более что проблемы с левой ногой были заметны даже на глаз, без всякой пальпации. Неестественный изгиб не оставлял сомнений в переломе левой голени, а шишка на бедре подталкивала к выводу, что и кости бедра не остались целыми. Хорошо ещё, что переломы были закрытыми, это он определил по отсутствию кровотечения.
   Рана головы выглядела не очень большой и кровила не сильно, но располагалась в очень неприятном месте - у виска. Там кости человеческого черепа не такие крепкие, к тому же ещё и сосудов много. Да и сам факт, что Нижниченко был без сознания, ничего доброго не обещал. Наромарт приподнял Мирону верхнее веко сначала на одном глазу, потом на другом. Слава Элистри, зрачки выглядели одинаковыми, что было хорошим знаком. Будь они разными, это могло бы означать, что внутри головы лопнул кровеносный сосуд. Хотя, если быть точным, опасность этого ещё оставалось, но сейчас можно было не думать о самом плохом.
   Ещё подозрительно выглядело кровавое пятно на левом боку. Задрав на раненом рубаху и кафтан, Наромарт обнаружил в левом подреберье здоровенный синяк. Чуткие тонкие пальца полуэльфа ощупали пораженное место, и целитель недовольно охнул. Как минимум, два ребра у Мирона были сломаны. Но, вроде как без смещения. Приложив к груди здоровое ухо, Наромарт попытался определить, не пробили ли осколки ребра плевру. Ничего подозрительного, к счастью, слышно не было.
   - Ну что? - спросил топтавшийся рядом в растерянности Сашка.
   Тёмный эльф повернулся к стоящим за спиной людям.
   - Его надо в лечебницу. Левая нога сломана в двух местах, ребра тоже сломаны. То, что Мирон потерял сознание - для него благо, так он хоть боли не чувствует. У меня с собой есть кое-какие лекарства, но этого мало. Йеми, в Плескове есть лечебница?
   - Нет, в Плесков мы возвращаться не станем, - уверенно сказал Йеми. - Здесь недалеко живут хорошие люди, пойдем к ним.
   - Пойми, Мирон нуждается не только в ложе и крыше над головой. Его надо лечить. Нужны лекарства, возможно, потребуется и хирургическое вмешательство.
   - Уверяю тебя, Наромарт, в этом месте ему помогут лучше, чем в Плескове.
   - Тогда что же мы стоим? Идти надо, - решительно произнес Гаяускас. - Сейчас носилки организуем. Саша, Женя, идемте со мной.
   На ходу достав универсальный нож, Балис направился к орешнику. Мальчишки двинулись за ним.
   - Подожди! - окликнул капитана полуэльф.
   - Что?
   - Необходимо зафиксировать ногу, чтобы сломанные кости не сдвигались. Для этого мне нужны две дощечки: прибинтовать ногу.
   - Сделаем.
   - Ножом? Лучше возьмите топор. Йеми, топор остался?
   - Остался, - кагманец, который успел собрать разбросанные по склону пожитки, склонился над одним из узлов. - Вот, возьмите.
   - Хорошо бы исправить смещение костей, но одной рукой, увы, я этого сделать не смогу.
   - Нас учили делать вытяжение, - с некоторой неуверенностью заявил Балис. - Раз нет врача, придётся самому.
   - Я буду говорить, что и как тебе делать. Если тебя учили, то это не сложно. Главное - не нужно прикладывать слишком больших усилий. Не перестараться... Но сначала нужно приготовить всё для фиксации.
   - Тогда мы пошли...
   - Что это за хорошие люди, Йеми? - глядя вслед офицеру и ребятам, поинтересовался Наромарт.
   - Изонисты. К востоку отсюда находится тайный приют Иссона. Там могут найти убежище все, кто в этом нуждается.
   - И чем они могут ему помочь? - чёрный эльф кивнул на Мирона.
   - Священники Иссона обладают даром исцеления. Кроме того, возможно, они смогут узреть что-то о судьбе Рионы и твоих юных спутников.
   - Насколько далеко отсюда они находятся?
   Йеми помедлил с ответом, прикидывая расстояние.
   - Не дальше, чем за полторы лины.
   - Это сколько идти?
   - По равнине - не больше пары часов. Но здесь дорога будет нелегкой, придется перевалить через этот гребень, - Йеми махнул рукой в сторону поднимающегося склона. - Потом спустимся в соседнюю долину и перейдем через реку.
   - Реку?
   - Она неглубока, весеннее половодье давно кончилось. Сейчас там в месте брода воды тебе не выше колен.
   Наромарт обречено вздохнул, и похромал к орешнику, где уже вовсю шла рубка жердей для носилок. На фиксацию ноги Мирона срубили орешину потолще. Эльф отмерил нужную длину, Балис вырубил из ствола чурбачок, расколол пополам - получились импровизированные шины.
   Вытяжение в исполнении Гаяускаса под руководством Наромарта прошло успешно. Балис, несмотря на то, что с того времени, когда его обучали оказанию первой помощи, прошёл изрядный срок, справился не хуже настоящего травматолога. После того, как сломанная нога Мирона была приведена в относительно нормальное состояние, Наромарт обложил её с обеих сторон самодельными шинами, а Гаяускас и Йеми туго примотали их тряпками. Что касается носилок, то морпех собирался натянуть на две длинных жердины пару плащей, но эльф потребовал предварительно уложить несколько поперечных перекладин.
   - Я не могу быть уверенным, что не поврежден позвоночник. А если так, то мягкие носилки делать нельзя, в дороге Мирону может стать хуже.
   После этого Гаяускас и сам вспомнил, что этому их тоже в своё время учили: при травмах позвоночника транспортировать раненого необходимо на жестком щите. Да, быстро же стирается из памяти то, чем не пользуешься в повседневной жизни.
   Наконец, носилки были собраны, а снаряжение большей частью навьючены на Ушастика - единственного оставшегося у отряда средства передвижения, меньшей - распределено между мальчишками и Наромартом. Нести Нижниченко, который ещё не вернулся в сознание, могли только Йеми и Балис: мальчишкам для этого не хватало сил, а однорукий эльф вообще никак не годился на роль носильщика. Он шел чуть сбоку, внимательно наблюдая за пациентом. И как только Мирон начал приходить в себя, скомандовал остановиться.
   - Мирон, ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?
   - Паршиво, - хриплым голосом ответил раненый.
   - Точнее.
   - Больно...
   - Где именно болит?
   - Везде, - скривился Мирон. - Нога, башка...
   - Голова только болит? Не кружится?
   - Кружится... В глазах всё плывет...
   - Не тошнит?
   - Да вроде нет...
   - Хорошо... Так, ещё где-то болит?
   - В груди слева... При вдохе.
   - Старайся не дышать глубоко.
   Закончив расспросы, целитель достал из мешка, в котором хранил травы, бальзамы и настойки, какой-то пузырёк с плотно притёртой пробкой.
   - Балис, открой, пожалуйста. Мирон, мы несем тебя в ближайшую деревню, там займемся твоим лечением. А сейчас я дам тебе лекарство, которое снимет боль и принесет сон. Давай, пей.
   Отпив пару глотков, Мирон снова провалился в забытье.
   - И что ты ему дал? - с некоторым подозрением поинтересовался Гаяускас.
   - Я же сказал: обезболивающий и усыпляющий настой, - ответил темный эльф. - Ты хочешь узнать, как его приготовить?
   - Нет, это меня не интересует. Он поможет?
   - Как видишь, Мирон спит. Раны его это лекарство не вылечит, но сейчас ничем иным я помочь ему не могу. Но меня больше всего беспокоит не боль и даже не переломы.
   - А что же?
   - Бледность. Мирон бледнеет всё больше, а ведь кровоточащих ран у него нет.
   - И что это значит? - не понял капитан.
   - Боюсь, что кровь вытекает у него внутри. Теперь его жизнь в руках богов.
   - Боги, боги, - поморщившись, выдавил из себя Балис. - Кругом у вас боги, одни только боги. Вы сами-то что-нибудь можете сделать? Или только болтать про богов?
   - Не злись, - мягко попросил Наромарт. - Я делаю всё, что в моих силах. Там, куда мы идём, Мирону смогут помочь лучше, - в эту фразу он постарался вложить как можно больше уверенности. - Ты говоришь, мы должны для него что-то сделать сами? Верно. Сами мы должны как можно скорее донести его до друзей Йеми. И вот это вместо нас боги сделают вряд ли.
   Балис молча развернулся и взялся за ручки носилок.
  
   - Что ты поешь, Битый?
   - Это старая песня моей родной страны, Тиана. В ней поётся про старую мельницу. Про мальчишку, который рос среди сосен и скал Хольдстрима, рос и хотел посмотреть мир, а над ручьём вертелось колесо старой мельницы. Мальчишка вырос и отправился в дальние странствия, он путешествовал из страны в страну, а над ручьём вертелось колесо старой мельницы. И однажды, старый и усталый, он вернулся в свою родную деревню, его никто не помнил, да и он никого не узнал, но над ручьём по-прежнему вертелось колесо старой мельницы.
   - Над ручьём? У тебя на родине тоже ставят водяные мельницы?
   - Думаешь, северяне - грубые дикари? Это не так. Правда, нравы у нас суровые, но что касается умения построить дом, корабль или мельницу, то тут мы никому не уступим.
   - А ручных мельниц, значит, у вас нет?
   - Почему - нет? Конечно, есть. Многие марины живут отдельными семьями, далеко от поселков. На поселковую мельницу не набегаешься.
   Битый на минутку прикрыл глаза, чтобы явственнее увидеть голубоватые скалы, темно-синие, словно свинцовые, волны, зеленые сосны родного Хольдстрима.
   - Я знаю, ты скучаешь по Родине.
   - Конечно, скучаю. Как подумаю о том, сколько же времени я не видел своих родных...
   Уроженцу северных земель шел сорок третий год. Не тридцать седьмая весна, как бы сказали добропорядочные граждане Империи Мора, а именно сорок третий год. Большую часть из них он провел в море. С десяти лет плавал на кораблях: сначала в дружине ярла Турира, потом в других дружинах, с другими ярлами. Иногда торговали, чаще пиратствовали, но без живодерства. Пленных не резали и не топили, а, снабдив провиантом и питьевой водой, сажали в лодку, давая возможность добраться до обитаемых мест, или высаживали на каком-нибудь не слишком людном берегу.
   Так год за годом текла его жизнь, он обзавелся женой, подрастали дети. И вдруг, на четвертом десятке, всё круто изменилось. В порту Итлены воин познакомился со священником-изонистом, открывшим ему совершенно новый мир. Нельзя сказать, чтобы о существовании этого мира марин совсем уж не подозревал. С детства проявлялись в нём странные способности, которые он таил от постороннего глаза, но к которым порой прибегал, когда заставляла нужда. Мог быстро заживить свои раны: "Зарастает на нём, как на кошке", - говорили про мальчишку соседи. Мог и сделать кожу твердой и упругой, словно древесная кора, что изрядно помогало в бою. Чувствовал перемены погоды и близость рыбного косяка. Ну и ещё то, сё, по мелочи.
   Священник объяснил ему, что все эти способности - не случайность. Марин оказался псиоником - человеком, способным силой мысли управлять и собой, и другими людьми и иными живыми существами, и даже неживой природой. Разумеется, в определенных пределах.
   Потрясение было столь сильным, что он, отрекшись от своей прежней жизни, отправился вместе со священником навстречу жизни новой. Не отпугнуло его и то, что в Империи изонисты преследовались, как государственные преступники и неправоверующие. Не остановила даже разлука с женой и детьми.
   Впрочем, наставник объяснил неофиту, что семью бросать нехорошо, и что Иссон не требует от верящих в него отречения от своей прежней жизни. А так же что рвение к служению богу надо проявлять не только по желанию, но и по возможностям. "Возжелавший же свыше своих сил принесет лишь беду, когда окажется не в состоянии нести то бремя, которое на себя взвалил", - сказал наставник, и марин, проникшись этой мыслью, отправился в родной Хольдстрим, чтобы навестить жену и детей. А потом вернулся к братьям по вере, дабы овладеть премудростями поклонения Иссону и развить свой талант псионика. И вот уже шестой год он скитался по обителям изонистов, исполняя работы, которые задавали ему наставники. Посвящения в священники его до сих пор не удостоили, но ещё вскоре после приобщения к верным возвели в звание Воина Храма.
   Это было в обычаях многих земель Вейтары: воины посвящали себя тому или иному божеству и становились преданными защитниками храмов и священников. Воинами Храма славился Ренс, их имели и Аэлис, и Кель, и Фи. Оказалось, были свои Воины Храма и у Иссона.
   Вот и сейчас бывший морской разбойник, имеющий на теле свыше трёх десятков шрамов, за что и получивший от новых друзей прозвище Битый, охранял небольшой приют изонистов, расположенный в Торопских горах, в маленькой долине между Южным и Внутренним хребтами. Можно даже сказать, совсем крошечный приют. В нём, кроме Битого, постоянно обитало всего двое служителей Иссона: старый Огустин, бывший за старшего, и юная Тиана, недавно ставшая священницей и проводящая вдали от людей положенное "время уединенного созерцания".
   Уединение, конечно, было довольно условным. Кроме троих духовных в приюте постоянно были посторонние: те самые нуждающиеся в помощи, заботиться о которых повелел Иссон. Да и созерцание было условным ничуть не меньше. На долю Битого и Тианы приходилась большая часть повседневных бытовых дел: приготовление пищи, стирка белья, работа в огородах и виноградниках, уход за домашними животными, рыбалка и сбор диких плодов. Огустин редко обременял себя подобными заботами, вот уж кто воистину предавался созерцанию и размышлению. Но упрекать его в чём-либо Битому и в голову не приходило: почтенному старцу давно уже минуло шестьдесят лет, а в такие года более, чем хочется им самим, трудятся только рабы или те, чьи дети родились без чести и совести.
   Конечно, временно проживающие в приюте помогали насельникам в трудовых буднях, но что это была за помощь... К примеру, в эти дни здесь обитали два изгоя: благородный сет Олус Колина Планк и душегубец Гручо Мракс.
   Первый из них очень старался в поведении ничем не показывать своего аристократического положения, и не отказывался от любой работы, вот только не умел почти ничего. Оно и понятно, у благородных всё рабы делают, откуда умению-то взяться? Конечно, собрать хворост-сушняк навыка особо не требуется, но вот при прополке грядок с морковью овощи пострадали куда больше сорняков. Наградил Иссон помощничком.
   Что же до второго, то у Битого вообще не укладывалось в голове, как можно помогать таким людям. У самого бывшего марина, а ныне Воина Храма, руки были хоть и по локоть в крови, но это была кровь, пролитая в честном бою. Мракс же убил в своей жизни только восемь человек. Восемь женщин и девушек, которых сначала изнасиловал, а потом, чтобы замести следы, лишил и жизни. По мнению Битого, говорить о какой-то помощи этому мерзавцу было просто кощунственно. Попади Гручо в его руки в былые годы, марин бы поступил предельно просто: веревку на запястья, камни в рубаху, мешок на голову и за борт. Зная трепетное отношение изонистов к любой жизни, он не сомневался, что совершить самосуд над душегубом отец Огустин не позволит, но полагал, что в убежище мерзавец допущен не будет. Пусть идёт своей дорогой. Либо звери съедят, либо стражники отловят и отправят на свидание с палачом. Как считал Битый, и то и другое Гручо Мракс заслужил сполна.
   Однако, старый изонист вынес другое решение: душегубцу было разрешено прожить в обители целых восемь дней, осьмицу - говоря на языке этих мест, в течение которой Огустин намеревался говорить с ним о грехах и необходимости покаяния. И хотя в покаяние такого мерзавца Воин Храма верил не больше, чем в покаяние инквизитора, но спорить со старшим священником, конечно, не посмел. Только старался держаться подальше от душегубца, словно боялся обмараться. Да и то сказать, Гручо больше сидел в своей хижине, словно крыса в норе.
   - Ничего, Битый, скоро уже ты поедешь в родные края и увидишь свою семью, - улыбнулась Тиана.
   Он тоже улыбнулся в ответ.
   - Скорее бы. Чем ближе этот день, тем медленнее ползет время.
   - Неужели тебе тут так плохо?
   - Мне не плохо. Но я очень соскучился по родным. А ты разве не скучаешь?
   Молодая женщина задумалась. В далекой Лагурии у неё остались муж, сын, отец, сестра и множество подруг. Скучала ли она по ним? Конечно, да. Но не настолько, чтобы рваться к ним, как рвался к своей семье Битый.
   - Ладно, что-то размечтались мы с тобой, - вздохнул Воин Храма. - Давай, засыпай еще ржи, а то не успеем лепешки к ужину приготовить.
   Тиана зачерпнула горсть зерна из стоящего рядом глиняного блюда и всыпала его в ручную мельницу. Затем засыпала вторую. Мужчина взялся, было, за рукоятку, но не успел сделать и пары оборотов, как в голове у обоих прозвучал голос Стража.
   - "К приюту приближаются незнакомцы!"
   - "Где они?" - напрягся Битый.
   - "За рекой".
   - "Много ли их?"
   - "Не могу сказать точно. То ли пятеро, то ли полдюжины".
   - "Ты - и не можешь сказать?" - удивился Воин Храма.
   - "Я не всесильно", - Страж относил себя к среднему роду. С одной стороны, это было правильно, поскольку он не был ни мужчиной, ни женщиной. Но Битый, общаясь с ним, всё время сбивался на обращение в мужском роде. Всё же быть стражем более пристало мужчине, нежели женщине. Хотя, были в его землях такие воительницы, по сравнению которых многие мужчины - дети сопливые.
   А Страж пояснил, то есть пояснило, свою мысль:
   - "Это не обычные люди. Но я не вижу в них угрозы".
   - "Встретьте их", - включился в мысленный разговор Огустин. Старый священник был то ли в своей хижине, то ли где-то ещё, но это не помешало ему внимать ментальным переговорам. - "Битый, будь осторожен, но дружелюбен. Тех, кто приходит с добром, нельзя оскорблять подозрением. Иссон учит, что лучше по ошибке увидеть во враге друга, чем в друге - врага".
   - "Как прикажешь, наставник".
   Мужчина поднялся с чурбака, на котором сидел.
   - Я пойду с тобой, - заявила Тиана.
   - Нет, ты останешься здесь. Кому-то же надо намолоть муки и приготовить лепешки. Приход даже необычных людей - ещё не повод, чтобы оставить весь приют без ужина.
   Глаза молодой священницы гневно вспыхнули.
   - Всегда вы, мужчины, смотрите на женщин, как на прислугу.
   - Я - Воин Храма, Тиана, - обернулся Битый на выходе из хижины. - Безопасность обители лежит на мне. Ты же знаешь, что Воином Храма может стать и женщина. А если нашим гостям понадобится духовное наставление, то давать им его станешь ты, а не я. И я не стану жаловаться, что вы, женщины, смотрите на нас, словно на боевое мясо.
   Тиана в ответ улыбнулась, сменяя гнев на милость.
   - Ладно, так и быть, иди один. Только смотри, возвращайся целым и здоровым. Иначе некому будет меня защитить от ужасного душегубца Гручо.
   Она скорчила страшную рожу, а потом расхохоталась. "Девчонка!", - подумал Битый, выходя во двор. - "Какая же она ещё девчонка. Она всего лишь хотела меня приободрить, не понимая, что так шутить нельзя".
   Приют изонистов располагался на вершине невысокого плоского холма и представлял собой дюжину круглых каменных домишек, да молельню. Всё это было обнесено стеной высотой примерно в полтора человеческих роста, сложенной из больших кусков известняка сухой кладкой. Местами, правда, для крепости стену промазали глиной. С восточной стороны снаружи к стене примыкал небольшой бревенчатый хлев. Над входом была устроена неширокая арка, с плоской крышей, укрытой деревянным настилом и обнесенной невысокими перильцами. Эта крыша использовалась как смотровая площадка: на неё вели небольшие деревянные лесенки по обеим сторонам арки. Кроме того, деревянный настил скрывал небольшую нишу в перекрытии арки, в которой размещался Страж.
   Подниматься на площадку Битый, однако, не стал: на противоположном берегу реки сразу начинался густой хвойный лес, разглядеть в котором путников было практически невозможно. Вместо этого марин вышел за ворота обители и, не спеша, спустился к речке. Воин Храма решил подождать незнакомцев на берегу, а заодно и проверить ближние рыбные вешки. Вытряхнув на землю пяток форелей, он поинтересовался у стража:
   - "И где твои незнакомцы?"
   - "Скоро будут", - пришел тотчас ментальный ответ. Сила Стража была велика, по меньшей мере, такая же, как и у наставника Огустина. А может, и того больше. К тому же, если священник использовал свои способности для осмотра окрестностей лишь иногда, то Страж только и делал, что без устали обшаривал долину в поисках чужого разума. Битый усмехнулся. Без устали... Откуда взяться усталости, если Страж - не живой. Чистый разум, заключенный в камень. Чему там уставать?
   От этих мыслей его отвлекло появление незнакомцев на опушке леса. Битый сразу понял, почему Страж не смог точно определить их число: одного из путников несли на носилках. Видимо, он то терял сознание, то приходил в себя, вот Страж и сбивался со счета.
   - Эй, почтенные, куда путь держим? - громко крикнул Битый на морритском языке.
   - Да пребудет с тобой Иссон, почтеннейший, - ответил ему невысокий молодой мужчина в сером плаще, тот, что нес носилки спереди. - Мы ищем помощи, наш друг в беде.
   - Да пребудет Иссон и с вами, путники. Обитель его открыта для всех, кто нуждается в помощи. Я покажу вам удобный брод.
   Брод был совсем рядом, в какой-то сотне песов от того места, где путники вышли к берегу. Всего их было шестеро. Раненый на носилках, двое мальчишек и трое мужчин. Битый отметил про себя, что первое впечатление было обманчивым: человек, вступивший в разговор и произнесший ритуальное приветствие изонистов, вовсе не был низкорослым. Нормального он был роста, примерно такого же, как и сам Битый. А показался он марину сначала низким потому, что двое остальных мужчин были необычно высокими. Но на этом необычность путешественников не исчерпывалась. Бросались в глаза ещё два странных обстоятельства. Во-первых, высокий мужчина в тёмно-фиолетовом плаще, тот, что шел рядом с носилками выделялся страшным шрамом, покрывавшим правую половину головы и необычным цветом волос на неповрежденной её части. Дополняла список странностей редкая в этих краях черная кожа незнакомца. Похоже, калека был нечкой. Похоже, для остальных это не было поводом им помыкать.
   Ну а во-вторых, привлекал внимания конь, которого вёл в поводу один из мальчишек. Своими размерами он чуть превышал пони, но тащил на себе такое количество поклажи, которое более подобало битюгу. Да и ещё здоровенные уши чуть ли не в целый пес длиной... Без магии здесь явно не обошлось. Значит, среди путешественников был либо маг, либо человек настолько богатый, что способен оплатить волшебнику такую работу.
   Дальше, однако, развить мысль Битому не удалось: путешественники дошли до брода. Река здесь разливалась шире, и каменистое дно подступало почти к самой поверхности воды.
   - Здесь глубоко? - поинтересовался всё тот же странник.
   - Тебе будет не выше колена, - успокоил его Битый.
   Путники обменялись между собой несколькими фразами, которых Воин Храма не расслышал, а затем мужчины и один из мальчиков ( тот, который вел коня ) вошли в воду. Переходил они реку медленно и аккуратно, что, в общем, было понятно: одни боялись поскользнуться и уронить носилки, хромцу и по земле-то ходить было непросто, а уж по скользким камням и говорить нечего, да и тяжело нагруженного коня вести через поток - задача не из простых.
   Ещё один мальчишка почему-то остался на том берегу. Отошел от воды и присел в тенечке под ёлкой. Его поведение было непонятно и удивительно, но Битый не стал торопиться с вопросами. К тому же, состояние раненого заботило его больше, чем странные поступки мальчишки. Едва носилки вынесли на берег, Воин Храма склонился над пострадавшим:
   - Что с ним случилось?
   На носилках в беспамятстве лежал примерно его ровесник. На правом виске темно-красной коркой запеклась кровь на небольшой, впрочем, ране.
   - Мы попали под лавину, - ответил калека. - Остальные, вот, легко отделались, а Мирону не повезло.
   - Рана, вроде, не страшная, - попытался ободрить его Битый.
   - Эта - да, но есть и другие, - калека откинул плащ, укрывавший лежащего до подбородка, и изонист увидел, что нога мужчины зафиксирована между деревянными планками. - Сломана нога, я опасаюсь, что повреждены внутренние органы. Йеми сказал, - тут он кивнул на человека в сером, - что вы можете помочь нам.
   - Мы постараемся. Надо быстрее отнести его в обитель, - Битый кивнул на возвышавшийся на холме приют. - Давайте, я помогу вам.
   - Балис, может быть, ты отдашь носилки нашему новому знакомому, и поможешь перейти через речку Жене? - предложил калека.
   Высокий человек, который нес носилки сзади, хотел, было, что-то возразить, но передумал и обратился к Битому:
   - Берите.
   Калека, который, похоже, был целителем, снова прикрыл раненого плащом, Битый взялся за жерди вместо высокого Балиса и они направились ко входу в приют. Мальчишка вел ушастого коня вслед за ними. Ещё пока незнакомцы шли по противоположному берегу, Воин Храма обратил внимание на его богатый наряд: на пареньке был красный сафьяновый кафтан с меховой опушкой и того же цвета и материала сапожки. Если судить по одежде, то получалось, что богатый молодой господин путешествует со своими слугами. Только вот не пристало господину собственноручно коня груженного в поводу водить, даже если остальные слуги несут своего раненого товарища.
   А ещё северянин окончательно убедился в том, чернокожий калека был нечкой. Форма уцелевшего уха и разрез сбереженного глаза места сомнениям не оставляли. Вряд ли его спутники об этом не подозревали. При этом их отношение к калеке никак не было отношением хозяев к рабу. Напротив, его слово, похоже, имело большой вес: высокому человеку предложение калеки совсем не понравилось, но он без споров выполнил просьбу нечки.
   - "Страж, передай наставнику Огустину и Тиане, что мы несем человека с тяжелыми ранами", - мысленно сообщил Битый. - "Возможно, Иссон будет милосердным и ответит на наши молитвы".
   Спустя минуту пришел ответ:
   - "Священники предупреждены и ожидают вас. Они помолятся об исцелении несчастного странника".
   Битый облегченно кивнул. Он и сам был неплохим целителем, мог помочь раненому и молитвой и за счет своих способностей псионика, но не в таких сложных случаях. Здесь ему было не справиться, этому человеку мог помочь только сам Огустин.
   Настоятель ожидал путешественников у входа в приют, рядом стояла встревоженная Тиана.
   - Почтенные путники, я вижу, что одному из вас нужна срочная помощь. Не будем сейчас тратить время на разговоры, пройдите в нашу обитель, и да позволит Иссон нам исполнить наш долг и помочь страждущим.
   Он первым прошел в ворота, вслед за ним внесли раненого. Замыкал шествие мальчишка с конём.
   - Как его имя? - спросил Огустин, входя во двор.
   - Его зовут Мирон, - ответил один из путников. - Он - гость с Ольмарских островов. Мы попали под лавину.
   - Поставьте носилки на землю, - попросил старый изонист и склонился над раненым. Откинул плащ.
   - Я давал ему усыпляющую и обезболивающую настойку, - пояснил калека.
   Старик поднял голову.
   - Ты - лекарь?
   - Да, я бродячий лекарь.
   - Ты всё сделал правильно, - кивнул Огустин. - Мы помолимся об исцелении твоего друга.
   Он снова склонился над раненым и что-то зашептал про себя. Остальные стояли вокруг носилок, напряженно ожидая результата. Подошли отставшие, было, мужчина и мальчишка.
   - Ну что? - спросил высокий у нечки. Спросил тихо, понимая серьезность момента. Но Огустин услышал. Подняв голову, ответил.
   - Вы успели вовремя. Ваш друг сильно пострадал, однако, сейчас жизнь его вне опасности. Иссон услышал мои молитвы. Но выздоровление не будет быстрым и легким. Надо ждать. Вы можете жить в нашей обители столько, сколько понадобится для его полного исцеления.
   Путники переглянулись.
   - Благодарим тебя за гостеприимство, почтенный, - неуверенно произнес калека. - Но не будем ли мы вам в тягость?
   Огустин, улыбнувшись, поднялся с колен.
   - Ты сказал, что ты - целитель. Тогда ты должен знать, что лечит не только лекарство, но и покой. Лекарь, который дает больному лекарство и тут же гонит его прочь - дурной лекарь. В таком лечении не будет пользы. Если бы ты был священником, я бы мог сказать тебе, что боги будут глухи к молитвам того, кто желает помочь только затем, чтобы отделаться от проблемы.
   - Ты прав, - согласился калека. - Я понимаю тебя и как лекарь, и как священник.
   - Священник? - в глазах старика мелькнуло беспокойство. - И какому же богу ты служишь?
   - Богине, - поправил калека. - Я служу Элистри, которую иногда зовут Богиней Серебряного Пламени.
   - Никогда не слышал об этой богине...
   - Я охотно расскажу тебе о ней, почтенный. После того, как мы обустроимся в том месте, где ты нам укажешь.
   - Займите ту хижину, - Огустин указал на второй от ворот домик в левой стороне двора. - Битый покажет вам, куда поставить коня. Кроме того, он тоже имеет способности к целительству, и его помощь будет полезна вашему другу.
   - Битый? - удивленно переспросил мальчишка в кафтане.
   - Так зовут того, кто вас встретил. Он управляет всем хозяйством обители, если вам что-то понадобится - спрашивайте его. Моё имя Огустин, я - старший в этом приюте. А это, - старик кивнул на девушку, - Тиана, она так же служит Иссону.
   Он умолк, ожидая ответа. Заговорил человек в сером плаще.
   - Позвольте мне представить моих друзей. Это Саша. Его дядя, тирус Ольмарских островов, послал его в Мору узнать жизнь на большой земле. С ним путешествует его слуги. Мирон, который попал под камни, Сашин наставник. Наромарт, как вы уже знаете, целитель. Балис, - рассказчик указал на высокого, - воин и охранник. Ну и Женя - слуга. Я же - их проводник, нанятый в Кагмане, имя моё - Йеми, и я поклоняюсь Иссону.
   - Да будет на тебе его благословение, - закончил Огустин.
   Йеми склонил голову.
   - Что ж, располагайтесь, - повторил настоятель. - А затем я жду тебя.
   Подняв носилки, Йеми и Балис двинулись к хижине, которую указал им настоятель. Остальные путники последовали за ними.
   - Битый, Тиана, идемте со мной, - позвал постоянных обитателей приюта Огустин. И добавил чуть тише: - Нам надо о многом поговорить.
  
   Хижины в обители изонистов были просты до примитивности: круглая каменная стена высотой в пару метров, сверху - соломенная крыша с небольшим отверстием в центре. Под отверстием - окруженное камнями кострище, над которым укреплен закопченный до черноты металлический треножник с крюком для подвешивания котелка. Четыре плотно набитых тюфяка составляли единственную "мебель" хижины. Дверной проём закрывал полог из выделанной бараньей шкуры.
   Осторожно занеся носилки, Балис и Йеми поставили их на землю.
   - Переложим на тюфяк? - предложил Гаяускас.
   - Пока не надо, - не согласился Наромарт. - Сейчас я ещё раз осмотрю Мирона, надо понять, что удалось почтенному Огустину.
   - Хорошо бы, если ему удалось хоть что-то, - с сомнением покачал головой морпех. - Мирона лечить надо, а не бормотать над ним непонятно чего...
   - Это молитва, - в голосе Йеми звучало глубокое почтение. - Разве есть более сильное средство от ранений, чем молитва?
   Молчание Балиса было красноречивее любого ответа.
   - Не надо спорить, - попросил черный эльф, со своей обычной неловкостью склоняясь над Мироном. - Балис, ты ведь доверяешь моим словам, верно?
   Гаяускас молча кивнул.
   - Так вот, говорю тебе и как врач и как священник: молитвы Огустина пошли Мирону на пользу. Пока вы несли его, я обратил внимание на то, что бледность уменьшилась. Более ровными стали пульс и дыхание.
   - Может, это действие твоего снадобья? - с сомнением спросил отставной капитан.
   - Мне никогда не приходилось сталкиваться с такими недоверчивыми людьми. Саша, Женя, попробуйте раздобыть воды. Йеми, сообрази какую-нибудь тряпку.
   Взявшиеся было за разгрузку коня, мальчишки отправились на поиски воды и вскоре принесли в хижину небольшой глиняный кувшин. Наромарт обмакнул в воду предложенную Йеми тряпицу и аккуратно протер ею лицо Мирона.
   - Ну, Балис, посмотри, что ты скажешь об этом?
   Вода смыла запекшуюся корку крови на виске Нижниченко, под ней оказалась здоровая кожа. Не было не то, что раны - даже шрама. Но не могла же кровь выступить просто так, без повреждения.
   Гаяускас удивленно посмотрел на эльфа, тот утвердительно кивнул.
   - Сила молитвы, Балис. Если молиться с верой и благочестием, то очень многое становится доступным. Исцелить царапину - это не предел чудесам. Гораздо важнее то, что настоятель Огустин остановил внутреннее кровотечение.
   - Так что, Мирон здоров?
   - Если бы, - вздохнул Наромарт. - Болевой шок, кровопотеря... Но, главное - нога по-прежнему сломана. Так что, до выздоровления ещё далеко. Огустин сказал всё абсолютно правильно.
   - Что же он не вылечил Мирона полностью?
   - Послушай себя, Балис. Только что ты говорил, что остановить кровотечение молитвой невозможно. А теперь воспринимаешь это как должное, да ещё и требуешь большего. Не очень-то благоразумно, на мой взгляд.
   - Ты прав, - согласился морпех после небольшой паузы. - Но очень уж хочется, чтобы Мирон скорее выздоровел.
   - При переломе бедра кости у человека срастаются не быстрее чем через два месяца, и это самый лучший случай. Но, молитвами отца Огустина, думаю, Мирон встанет на ноги гораздо раньше. Кроме того, нам обещана ещё и помощь Битого, не знаю уж, в чём она будет состоять.
   - Странное имя - Битый, - заметил Балис.
   - Это не имя, а прозвище, - усмехнулся Йеми. - И, если судить по его лицу, то нельзя не признать, что это прозвище подходить ему как нельзя лучше.
  
   Лечить Мирона Битый пришел после того, как показал Сашке приютскую конюшню, куда они и определили Ушастика. На первый взгляд его действия очень напоминали поведение Огустина. Воин Храма так же присел над всё ещё не пришедшим в сознание Нижниченко и принялся водить раскрытой правой ладонью в нескольких сантиметрах от поверхности тела. Сначала над головой, потом - над левой половиной груди, затем - над животом и, наконец, над поврежденной левой ногой. Это заняло у него около десяти минут, после чего, поднявшись, Битый объяснил:
   - Не знаю, какие раны были до молитв отца Огустина, но сейчас всё очень неплохо. Голова почти не повреждена, я исцелил те травмы, что ещё оставались. В брюхе теперь тоже всё в порядке. Остались только переломы ребер и ноги. Кости мне так быстро не срастить, но повреждения сосудов, кровоизлияния я убрал. Завтра попробую помочь ещё. Хотя, после молитв отца Огустина, это, возможно, и не понадобится.
   - А позвоночник в порядке? - поинтересовался Наромарт.
   Северянин удивленно моргнул.
   - Позвоночник цел, совершенно точно. А что, был поврежден?
   - Не знаю, - честно признался темный эльф. - В отличие от тебя, я теперь не чувствую ауру... А прощупывать я не рискнул.
   - Понимаю, - с серьезным видом ответил Битый. - Твоя богиня властна лишь на своей земле. Я слышал о том, что такое бывает. Как же ты осмелился покинуть её владения?
   Наромарт пожал плечами.
   - Такой вот я непоседа. Ну что, отведешь меня к отцу Огустину?
   - Пошли. И вот ещё что, - он кивнул на раненого, - хотя бы денек хорошо бы его жидкой пищей покормить. Бульон сварить сможете?
   - Справимся, - улыбнулся Йеми. - А ты ещё и повар?
   - Моряк должен всё уметь, - не принял шутливого тона северянин. - В море за нами ухаживать некому.
   Балис окинул Битого уважительным взглядом, но ничего не сказал. Изонист и Наромарт покинули хижину.
  
   В голове шумело, в ушах звенело, в глазах мелькало... Полный набор удовольствий. Такого с Мироном никогда раньше не бывало. Помнился только сход лавины, а всё дальнейшее куда-то ускользало, как песок между пальцев. Кажется, его куда-то несли. Вроде бы, кто-то очень знакомый, которого он никак не мог вспомнить, его чем-то поил... Нет, память возвращаться никак не желала...
   Сделав над собой неимоверное усилие, Нижниченко разлепил глаза.
   Он лежал в какой-то полутемной комнате, свет проникал в неё через дырку в крыше. Боли почти не было, но навалилась страшная слабость. В ушах по-прежнему стоял какой-то гул, а взгляд был мутным, словно Мирон смотрел то ли через чужие очки, то ли сквозь слой воды. Он попытался протереть глаза, руки оказались вдруг слабыми и вялыми, словно вареные макаронины. Сделав над собой отчаянное усилие, Нижниченко всё же смог донести руки до лица, но смахнуть мутную пелену с глаз так и не удалось. Тогда Мирон попытался повернуться на левый бок, и тут в подреберье кольнуло, да так, словно туда ножом ударили.
   - О, ожил, бродяга! - услышал он знакомый голос, и увидел лицо склонившегося над ним Балиса. - Лежи тихо, не ворочайся.
   - Где это мы?
   - Ты не поверишь, но почти в самом настоящем монастыре. Местном, конечно.
   Нижниченко трудно сглотнул.
   - Пить хочется...
   Балис с сомнением глянул на мех с водой.
   - Что же Наромарт не сказал, можно ли ему пить?
   - Если не сказал, значит можно, - уверенно сделал вывод Йеми.
   Воду налили в небольшую глиняную плошку, которую Мирон осушил в три глотка. Утолив жажду, Нижниченко сразу почувствовал прилив сил. В глазах больше не мутилось, мысли прояснились. Однако, попытка повернуться на бок снова отозвалась резкой болью.
   - Да лежи ты спокойно, - возмутился Балис. - У тебя, между прочим, ребра сломаны и левая нога.
   - Неслабо. Это я так под лавину попал?
   - А то... Радуйся, что башку не проломил.
   - Чему тут радоваться-то? Будем теперь хромать с Наромартом на пару. Он - на правую ногу, я - на левую.
   - Не болтай ерунды, - Гаяускас постарался придать своему голосу максимальную уверенность. - Тут знаешь, как лечат? Молитву пошепчут - и зарастает, как на собаке. Вон у тебя висок рассечен был, а сейчас даже шрама не осталось. Потрогай, убедись. Так что, завтра Огустин придет, молитву прочтет, и будешь бегать не хуже, чем раньше.
   - Ну, хорошим бегуном я никогда не считался... Пусть лучше Сашка бегает, а мне бы ходить без проблем - и то хорошо.
   - Никаких компромиссов! Ты должен верить, что будешь таким же здоровым, как раньше. Иначе молитва не подействует.
   - Что-то ты, Бинокль, сразу таким религиозным стал? С чего бы?
   - Почему - религиозным? За богов местных я тебя агитировать не буду - не видел их пока что. Но вот то, что они называют "молитвой" - работает. И отлично работает. Я ж говорю, голова у тебя была в крови, а теперь - целехонька.
   - Ладно, - уступая напору друга, согласился Мирон. - Бегать - так бегать, танцевать - так танцевать. А где Наромарт?
   - Увидел, что ты в порядке и пошел с местными священниками о богах беседовать. Наверное, засидятся допоздна.
   - Ага... - в голове ещё шумело, но аналитик упрямо пытался анализировать полученную информацию. - Священник - это который Огустин?
   - Он самый.
   - Ясно. Ну, а раз так, то докладывай.
   - Что докладывать? - не понял Балис.
   - Всё, и очень подробно. Начиная от того момента, как мы попали под лавину.
   "Ну, раз выспрашивает, значит, и вправду пошел на поправку", - обрадовался Балис. А вслух сказал:
   - Да тут особо и говорить-то не о чём. Одного мула убило камнем, одному ноги переломало, пришлось добить, чтобы не мучался. Последний мул и лошадь унеслись невесть куда. Только ушастый остался.
   - Он у меня умный, - вклинился в разговор Йеми.
   - Ага, как Конёк-Горбунок, - прокомментировал Гаяускас на русском языке и продолжил: - Мы все отделались лёгким испугом: синяки да царапины... Ерунда, в общем... А вот тебя здорово приложило: нашли мы тебя без сознания, да и нога левая выглядела так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть, переломы были закрытые. Наромарт сказал, что тебя нужно в госпиталь, только откуда его здесь взять. И тут Йеми очень вовремя вспомнил, что тут неподалеку тайное убежище этих самых изонистов. Короче, наложили шину, как могли, соорудили носилки, и потащили тебя сюда. Часа три, примерно, добирались. Сам понимаешь, по горам, да ещё с носилками.
   - А вещи наши?
   - Вещи на ушастого навьючили, он силен, как битюг. Да и не так уж и много у нас вещей-то было.
   - Так, значит, мы у изонистов. И что вы им сказали?
   - Да они особо и не расспрашивали. Изложили им основы легенды про путешествующих ольмарцев, они и поверили.
   - А чего сами они тут делают?
   - Это уже к Йеми...
   - Как бы получше объяснить... Во-первых, последователи Иссона должны время от времени заниматься самосовершенствованием в каком-нибудь уединенном месте, где не отвлекают мирские заботы и соблазны. Вот и устраиваются такие вот обители. Ну а, во-вторых, в них находят приют гонимые и другие нуждающиеся в помощи.
   - И кто тут живет?
   - Вообще, интересные люди, - усмехнулся Балис. - Старший тут этот самый Огустин, он мне чем-то деда напоминает. Старый уже, но в форме. Это он тебя молитвами лечил. Потом девчонка молодая, представляешь, тоже священник. И ещё мужик по прозвищу Битый - что-то типа зампохоза.
   - Завхоза, - уточнил Женька.
   - Кажется, в наших монастырях это называется ключарь, - припомнил Нижниченко.
   - Ты хотел сказать - ключник? - переспросил Гаяускас.
   - Нет, именно ключарь. Впрочем, не важно, как назвать. И всё, никого больше?
   - Точно не скажу. Тут во дворе восемь таких хижин. И ещё несколько в глубине, за храмом.
   - В хижинах за храмом живут только постоянные обитатели приюта, - объяснил Йеми. - А в тех, что во дворе - временные, вроде таких, как мы. Думаю, что мы здесь не единственные гости.
   - Понятно. Плохо дело, - подвел итог Мирон.
   - Почему?
   - По многим причинам. Во-первых, мы упустили бандитов, укравших Риону. Упустили капитально: у них уже полдня форы. Будь я здоров и будь у нас лошади и мулы - и то не факт, что мы бы смогли их догнать. А я неизвестно когда встану на ноги, да и не думаю, что здесь нас специально ожидают пять скакунов.
   - Ни лошадей, ни мулов здесь мы, скорее всего, не получим, - подтвердил Йеми. Настроение у него было припоганейшим: Мирон только что высказал именно ту мысль, которую кагманец упорно гнал от себя последние несколько часов. Похитители Рионы с каждой минутой уходили всё дальше и дальше, а он ничего не мог с этим поделать.
   - Едем дальше. Предположим, хозяевам здешним и вправду достаточно того, что вы рассказали. А вот гости наверняка будут полюбопытнее. А у нас легенда совершенно не проработана, не до этого было. Что им рассказывать будем? Ведь на первом же вопросе засыплемся.
   - Почему это - засыплемся? - не согласился Женька.
   - Потому что не договорились, что именно будем отвечать. Мы ведь должны рассказывать одно и то же. А у нас только роли расписаны, легенды никакой нет совершенно. Балис, они хоть спрашивали, что мы в горах забыли?
   Морпех отрицательно покачал головой.
   - Святые люди, - мечтательно произнес Нижниченко. - Свались им на голову непонятно кто непонятно откуда - а они лечат, в дом пускают, ещё, наверное, накормят, напоят, и обогреют.
   - Накормят, и напоят, и обогреют, можешь не сомневаться. Они идут тем путем, которому учил Иссон. Что тебя удивляет, Мирон? Как бы ты сам поступил на их месте?
   - Прежде всего, я бы постарался узнать о встречных как можно больше.
   - Зачем им это? Ты говоришь, как человек, который лезет в чужие секреты, а потому имеет и оберегает свои. А у них секретов нет. Они просто живут, ничего не скрывая. Поэтому, какая им разница, кому оказывать помощь? Зачем им знать что-то сверх того, что человек расскажет о себе сам?
   - А если придёт разбойник, скрывающийся от погони?
   - Рано или поздно погоня всё равно его настигнет. Ты думаешь, такой человек просидит всю жизнь за этими стенами?
   - А если просидит? - снова вмешался Женька.
   - Пожизненное заключение - весьма жестокое наказание.
   - Скажете тоже, - не согласился мальчишка. - Заключение - это тюрьма. Камера, решетки... А тут...
   - Заключение - это лишение свободы, Женя, - очень серьезно ответил Йеми. - Заключенный не может по своему желанию покинуть узилище, в которое ввергнут. А какие в этом узилище стены и есть решетки на окнах... Поверь, это неважно. И те люди, о которых мы сейчас говорим, чувствуют это очень сильно.
   - В твоих словах есть резон, - согласился Мирон. - Ну, а если сюда проберется лазутчик? Ведь ты рассказывал, что в Империи изонисты преследуются.
   - Служители Иссона мирные и неагрессивные. Но это не значит, что они беззащитны. Если бы мы шли сюда со злом, то здесь узнали бы об этом, когда мы только входили в долину.
   - Каким это образом?
   - Расспроси об этом Наромарта, - уклончиво ответил Йеми.
   - Но он же не изонист.
   - Зато он - священник.
   - Хорошо, - согласился Нижниченко. - Придет Наромарт - спрошу. А пока достаточно и этого. Но будут ли остальные обитатели этого монастыря такими же не любопытными?
   - На это рассчитывать не стоит. В приюте можно встретить самых разных людей.
   - Значит, надо приготовиться к общению с ними. Продумать ответы на самые вероятные вопросы и держаться общей линии.
   - Я-то могу ничего не знать, - усмехнулся Йеми, - ведь я - только проводник.
   - И я, - подхватил Женька, - я ведь - только слуга.
   - Это тебе не поможет, - неожиданно возразил Сашка, до этого сидевший на своём тюфяке с отсутствующим видом.
   - Почему это?
   - Да потому, что здесь могут оказаться другие господа со своими слугами. Я верно говорю?
   Йеми жестом подтвердил догадку казачонка.
   - И что?
   - Да то, что господа стараются общаться с господами, а слуги - со слугами. Вот и придется тебе их слугам всё подробно рассказывать, - пояснил Сашка и, после короткой паузы, добавил: - А этот Огустин мне отца Владимира напоминает. Ему что солдат, что офицер - всё едино. Он даже за красных молился...
   - Мудрый был человек, - заметил Мирон.
   - Потом красные его расстреляли, - с неожиданной жесткостью докончил мальчишка.
   Нижниченко вздохнул:
   - Саша, мне кажется, что сейчас не самое подходящее время, чтобы обсуждать гражданскую войну. Нам надо срочно подготовить легенду. Срочно. А ты ведь разведчик. И от тебя я ожидал помощи, а не этого...
   Сашка вскочил, как ужаленный.
   - Виноват, господин генерал.
   Женька отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Всё же Сашка этот явно на голову не здоровый. Ну, пусть он даже воевал, так ведь война-то его давно закончилась. Память услужливо подсказала анекдот в тему:
   Стучится ночью мужик в окно деревенского дома:
   - Бабка, немцы в деревне есть?
   - Какие немцы, милок? Уж пять лет, как война кончилась...
   - Вот чёрт! А я до сих пор поезда под откос пускаю...
   Нет, конечно, Женька не был маленьким ребенком и отлично знал, что у многих воевавших "сносит крышу" и они в мирной жизни продолжают вести свою войну. Такими, судя по телевизионным передачам, были некоторые "афганцы" - те, кто воевал в Афганистане. Именно - судя по телевизионным передачам. В жизни он с такими людьми не встречался. Да и вообще, участников той войны он видел только в День Победы, 9 мая, который они праздновали вместе с ветеранами Великой Отечественной. Эти праздники, кстати, всегда проходили очень мирно. В Киеве вообще все мероприятия проходили мирно. Даже день десантника. По телевизору Женька видел, как в Москве толпы пьяных мужиков в таких же как у капитана-прибалта тельняшках и голубых, а не черных, беретах до ночи купаются в фонтанах, громят ларьки, и устраивают драки с милицией. В Киеве десантники просто гуляли по городу и пили пиво. Город такой: добрый, мирный и спокойный город. И люди в нём мирные и спокойные.
   И вообще, нормальный человек должен понимать, что раз война закончилась, то надо жить мирной жизнью. Сашка этого не понимал, и его тупость Женьку очень раздражала. Строит тут из себя великого разведчика. Ваня Солнцев и Макар Жук в одном флаконе. Когда рядом нет никого, кто бы знал твою прошлую жизнь, можно наговорить о себе что угодно. Женька вот тоже может объявить, что он - великий пианист. Попробуй, проверь. До изобретения пианино в этих местах, наверное, не одна сотня лет пройдет...
   - Ладно, Саша, садись, - устало сказал Мирон. - Давайте, думаем все, причем быстро.
   Женьке опять стало смешно. Теперь происходящее напоминало игру "Что? Где? Когда?"
   "Уважаемые Знатоки, через минуту вы должны дать правильный ответ..."
   Ещё бы одеть всех сидящих в хижине в пиджаки и повязать галстуки-бабочки. Или пригласить сюда на двадцать секунд господ Магистров - пускай дают свой мудрый совет.
   - Женя, ты что скажешь?
   - А... я не знаю...
   - Значит, решили. Тируса этого будем называть в честь Петра Первого Петром, соответственно и описывать. Будем считать, что решил он прорубить окно в Мору со всеми вытекающими последствиями.
   - Прорубить окно? - удивился Сашка.
   - Ну да.

Здесь нам судьбою суждено

В Европу прорубить окно...

   Неужели никогда не слышал? - удивился Нижниченко.
   Казачонок с виноватым видом помотал головой. Женька украдкой хмыкнул. Так его, этого великого разведчика.
   - Печально, - констатировал Мирон. - Это всё-таки Александр Сергеевич Пушкин.
   - Пушкина мы в школе, конечно, учили. Только другое. У него же много стихов было, верно?
   - Верно. Ладно, о Пушкине мы поговорить ещё успеем. Сейчас надо решить более важный вопрос: чего это нас, ольмарских путешественников, понесло в горы?
   - Посмотреть, - предложил Женька. - На островах-то гор нету.
   - Неплохо, - поддержал Мирон.
   - Плохо, - возразил Сашка. - Опасно слишком. Йеми говорил, что в горах тут всякие твари водятся, напасть могут. Как думаете, позволит ли проводник нам так рисковать?
   - Ты же у нас прынц, кто тебе запретит, - ехидно поддразнил казачка Женька.
   Тот ответил холодным колючим взглядом и пояснил:
   - Я хоть и принц, но не самоубийца. И вообще, мне перед тирусом отвечать. Если он такой, как Петр Великий, то за такие походы в горы он мне так нагреет, что долго помнить буду.
   Мирон не выдержал и рассмеялся, но тут же скривился от боли.
   - Я что, что-то не так сказал? - виновато переспросил Сашка. - Нам в школе говорили, что Петр Великий мог и в харю дать.
   - Мог, мог, - успокоил его Балис. - Я согласен, посмотреть на красоту гор - это плохое объяснение. Нужно придумать что-то получше.
   - Лучше придумывать меньше, - заметил Йеми. - Лгать - это дурная привычка, поэтому там, где можно сказать правду, лучше сказать именно её.
   - Правду нельзя говорить, - убежденно возразил Мирон. - Во-первых, звучит она слишком подозрительно. Сейчас нас, похоже, опасными не считают, а вот если выяснится, что мы - пришельцы непонятно откуда, то нас начнут подозревать непонятно в чём. А, во-вторых, ты сам говорил, что народ здесь может оказаться разный. Раз так, то слишком откровенный рассказ о себе может нам потом выйти боком.
   - Я не предлагаю рассказывать всю правду, - Йеми подчёркнуто поставил акцент на слово "всю". - То, что вы не те, за кого себя выдавали, я понял ещё при первой нашей встрече. Но я не стал об этом говорить Сибайи, поскольку не видел в вас враждебности к Кагману и Кусачему лесу. А раз так, то было достаточно и той истории, которую вы рассказали, лишь бы она не вызывала подозрений. Точно так же и здесь: расскажите ту часть правды, которую можно рассказать, и умолчите о том, что говорить нежелательно. Да, мы преследовали разбойников, которые украли... скажем, сестру Саши и её служанку. И ещё - мальчика-слугу, который собирал хворост. Произошло это к западу от Плескова, там довольно густые леса, да и разбойники и вправду попадаются. Вот мы по их следу и забрели в горы, где случайно попали под лавину.
   - Толково, - согласился Балис. - Мирон, как тебе этот вариант?
   - Нормально. Думаю, его и стоит взять за основу. Мелкие несовпадения не страшны, каждый запоминает произошедшее по-разному. Только вот не очень ясно, как мы оказались к западу от Плескова. Вроде бы это дальше от побережья.
   - Дальше. Но можно сказать, что Сашки почему-то захотелось на корабле подняться вверх по Валаге до Белера, а уж потом пуститься в пешее путешествие.
   - Натянуто, - не одобрил Балис. - Но с другой стороны... Конечно, прибытие ольмарского корабля в этот ваш Белер не могло не вызвать массы слухов, но досюда они вряд ли достали. Сколько там от Белера до Плескова?
   - Чуть больше пятнадцати лин по кагманскому счету. Или больших одиннадцати - по имперскому.
   - Так, я окончательно запутался, - Гаяускас махнул рукой. - Давайте заново и по порядку. Во-первых, нам нужно переложить эти лины на известные нам меры длины. Как я понял, час в наших мирах одинаковый. Сколько лин человек проходит за час?
   - Нормальным шагом здоровый человек в час проходит немногим меньше одной лины.
   - Ага, - Балис перешел на русский. - Скорость пешехода считается пять километров в час, значит лина - немногим побольше пяти километров. Уже неплохо. Теперь разберемся с разными счетами.
   - Кагманцы считают восьмерками, а в Империи - дюжинами, - напомнил Мирон. - Значит, пятнадцать по кагманскому счету - это восемь и ещё пять, то есть - тринадцать.
   - Получается, что от Белера до Плескова километров семьдесят пять - восемьдесят. По хорошей дороге, да на лошадях, да если ещё и уметь на них ездить...
   Слова Балиса прервал негромкий мелодичный перезвон колокольчиков.
   - Что это? - удивился Женька.
   - Это почтенный Огустин дает знак, что настало время вечерней молитвы, - объяснил Йеми.
   - Нам обязательно идти? - поинтересовался Балис.
   - Конечно, нет. На молитву идут только те, кто хотят отблагодарить Иссона.
   - Не знаю, как насчет Иссона, - произнес капитан, поднимаясь, - но вот отблагодарить самого Огустина за помощь и гостеприимство я хочу. Кто побудет с Мироном?
   - Я побуду, - откликнулся Женька. - Только надолго не уходите.
   - А у изонистов долгие службы? - спросил Сашка.
   - Долгими бывают специальные церемонии. А это обычная вечерняя молитва.
   - Тогда я схожу с вами. Хорошо?
   Под продолжающийся перезвон они вышли во дворик убежища. Из соседнего домишка вышел невысокий абсолютно лысый крепыш, закутанный в богатый плащ синего цвета, поверх которого вокруг шеи был обмотан парчовый красный шарфик.
   - Это что, сет? - шепотом спросил Сашка у Йеми.
   - Похоже на то, - так же тихо ответил местный житель. - Хотел бы я знать, как он здесь очутился.
   Они подошли к храму, у дверей которого Битый продолжал вызванивать на множестве маленьких колокольчиков призыв к молитве и прошли внутрь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"