Он чуть не разбил стакан, когда ставил его на стол. Стакан уцелел, но получилось громкое "бамс". Звук ударил по нервам, зато способность мыслить частично вернулась. Вот уже целый час он сидит и давит пальцами на экран телефона, будто пытается заставить его позвонить. Трубка мокрая и до омерзения скользкая. Может, телефон сломался? Работает, всё работает. Но звонка нет, зато есть скотч, слава богу, есть скотч. Уже неделю спиртное позволяет ему засыпать свинцовым сном, в другом ему отказано.

Он представил, какой она будет. Она говорила, что наденет свое синее платье. Да, оно так идет ей, синее платье... Он хотел резать себя тупой бритвой, может, физическая боль сможет хотя бы частично искупить его вину за то, что он отдал ее старику? Еще несколько дней назад он не казался ему старым, но сейчас он называл его про себя не иначе как "старик".

Цепь случайностей, которые принято называть судьбой, свела их в городском парке. Она гуляла с младшим братом, и пока тот носился поблизости, читала маленькую книжку в мягком переплете - под такой бумажной одеждой обычно скрываются бульварные романы. Но это оказался томик стихов неизвестного ему поэта. Потом, когда они познакомились, ему было очень стыдно, что он заподозрил ее в чтении бульварщины и никогда не слышал имени обожаемого ею поэта. Она отвела брата домой, и они гуляли до самой ночи по спокойным дворам и галдящим проспектам, забегая в кафе, разглядывая витрины, рассказывая друг другу свою жизнь. Он узнал, что Олеся студентка, и у нее два младших брата и, как она выразилась, "старший" кот, который появился в доме еще до ее рождения.

- Все дети моей матери от разных отцов, - рассказывала она, смахивая с ресниц упавшую дождевую каплю. - Странно, откуда вода? Даже туч нет. В общем, сейчас у мамы новый муж, она всегда любила мужчин больше, чем детей, которые появлялись от этих мужчин. Мне кажется, она точно не знает, от кого у нее кто родился. Я ее никогда не понимала. Я мечтаю о настоящей любви, чтобы раз - и навсегда. Глупо, по-женски?

Он отвечал, что вовсе не глупо, что неправильно раздавать свое тело, словно оно - леденцы, но постарался перейти на другую тему, боясь обидеть ее любвеобильную мать.

Они стали встречаться каждый день. Через неделю ему казалось, что он знает о ней все, через две он решил, что всегда хочет быть рядом с этой девушкой. Единственное, что отравляло его полную теперь смысла жизнь - пустые карманы. Он мог поменять работу, но мысль о том, что придется привыкать к другим людям и новому месту, угнетала его. И он не торопился. "Что-нибудь придумаю", - говорил он себе каждый день, тем более Олесю пока не смущала его бедность. Ее глаза были полны обожания; она забросила на полку зачитанный томик стихов. Каждый день они просто бродили по улицам, не приглашая друг друга в гости: у нее было слишком много народу, он стеснялся своей потрепанной съемной квартиры.

Первый раз он заметил этого человека возле университета, где училась Олеся. Конечно, он бы не обратил на незнакомца никакого внимания, если бы тот так откровенно не рассматривал их.

- Ты знаешь того мужчину? - спросил он, крепко сжав ее руку; ему казалось, что гравитация не справится с ее тонким телом, и он потеряет ее.

- К сожалению, - равнодушно ответила она.

- И кто он? - Какой именно?

- Вон тот, ты же сказала, что знаешь его? - он занервничал.

- Он - любой. Разве я не знаю других мужчин?

Налетел предгрозовой ветер, и вспенил подол ее платья. В тот день он больше ни о чем ее не спрашивал. Они расстались далеко за полночь.

Следующие несколько дней они не виделись. Возлюбленный Олеси почему-то стал избегать встреч с ней и по телефону разговаривал нехотя. Врожденная тактичность и страх показаться назойливой пересилили растущую тревогу, и она не полезла к нему в душу, а наглухо заперлась в своей. Через неделю он позвонил сам.

Они гуляли в том самом парке, где впервые встретились. Она надела свое лучшее платье - ярко синее с жемчужинами вместо пуговиц. Она знала, что выглядит в нем совершенно. Олеся надеялась, что в этом платье она точно прикрепиться к его сердцу, и он больше не посмеет так надолго оставить ее одну. Отчаяние - покровитель безумства.

Он выглядел растерянным, и от этого с каждой секундой ее сердце тяжелело. Они плелись по дороге, и Олеся ждала, когда он скажет что-то вроде "нам лучше расстаться".

- Хочешь, поженимся? - это было неожиданно и неправдоподобно, как в плохом кино: заученная актерская реплика, нелепый текст. Ее густые гуашевые глаза застыли на бледном лице. Она попросила повторить.

- Поженимся, Олесь?

Он не шутил. Олеся поняла, что сейчас оторвется от нагретого асфальта: немыслимая тяжесть упала с сердца, и тело потеряло вес. Она заставила себя выйти из ступора и кивнуть.

- Да, ты согласна? - он в первый раз за этот вечер улыбнулся, но гримаса растерянности почему-то не смылась с его лица. - Я так счастлив, моя милая, ты не представляешь, как я счастлив! Я готов ради тебя на все. А ты можешь сделать кое-что для меня?

- Конечно, любимый, всё что угодно, - Олеся действительно верила в то, что сделает что угодно ради будущего мужа.

- Есть один человек... - начал он. - Ты его знаешь, точнее, видела. Помнишь мужчину, который... изучал нас возле университета? На днях я снова его видел, он представился мне, мы поговорили. Он очень интеллигентный и воспитанный, богатый к тому же. Он попросил меня кое-что предложить тебе, и если ты согласишься, мы сможем пожениться уже через месяц.

- Как он связан с нашей свадьбой? Он что, хочет, чтобы я стала его любовницей за деньги? - Олеся нахмурилась, но словам попыталась придать шутливую легкость.

- Не любовницей, нет! Я бы никогда не пошел на такое. Он хочет, чтобы ты была его спутницей на каком-то важном мероприятии, всего один раз. За это он даст нам много денег, и мы сможем устроить свою жизнь, как ты захочешь!

- Как захочу я... А почему он с тобой торгуется тогда? Я - товар? - девушка кусала губы.

- Как ты можешь так говорить?

- Ты действительно думаешь, что мне не придется с ним спать?

- Олеся, милая, он очень интеллигентный. Ты с ним познакомишься и увидишь.

- Разве интеллигенты не занимаются сексом? - Олеся вновь попыталась пошутить, пытаясь спасти сердце от нахлынувшего разочарования. Ладно... мне нужно подумать.

- Если ты согласишься, мы завтра с ним встретимся и все обсудим, - он не думал, что девушка так легко согласится. Плевать, что ради него. В этот момент привлекательность и магическое сияние Олеси осыпались с нее, как лепестки с испорченного временем цветка. Волшебство растаяло, притяжение ослабло. Словно это она выставила себя на продажу, а он только приклеил ценник.

Они встретились в полупустом кафе: будний день, время не обеденное, да и кафе не из дешевых. Место выбрал "хозяин", так про себя назвала его Олеся. Даже когда она узнала его имя, он все равно остался "хозяином". Пока они ждали его - "хозяин" сильно опаздывал - девушка боролась с желанием убежать отсюда как можно дальше. Ей мерещились какие-то вокзалы и аэропорты, точно они олицетворяли побег. Официантка второй раз подошла к их столику, на ее бейдже перемигивались синие буквы. "Лада, - прочитала Олеся. - "Интересно, это ее настоящее имя или псевдоним для работы?" - Олеся даже хотела спросить об этом официантку, но та уже крутилась у другого столика.

- Наверное, она думает, что мы нищие и просто так пришли, как идиоты, - сказала девушка. - Я вот точно себя идиоткой чувствую.

- Ну, Олесь... расслабься. А она пусть думает, что хочет. Люди часто ждут других людей в кабаках.

- Мы могли бы пока заказать хотя бы чай или минералку.

- Нет, пусть он придет и сам закажет.

- С каких пор он решает, пить мне чай или нет? Как у него получается так на тебя влиять? - Олеся почти заплакала, но взяла себя в руки.

- Осторожно, не размажь тушь, - он протянул ей салфетку. - Идет!

"Хозяин" подошел к их столику. Первое, на что обратила внимание Олеся, - его запах. Это была корица. Наверное, дорогой одеколон или что-то вроде. И ей понравился его запах. "Хозяин" выглядел лет на 50. Его седая шевелюра была аккуратно собрана сзади и перевязана черной атласной лентой. Крупный островатый нос, темные глаза. "Кавказец, что ли?" - думала Олеся. Ее жених стал говорить о плане на тот самый вечер. "Хозяин" молчал. Стало ясно, что он дал парню четкие инструкции, и тот изо всех сил отрабатывал деньги. "Наверное, аванс получил", - неожиданно равнодушно подумал девушка и всколыхнулась от собственного спокойствия, ведь еще несколько минут назад боль и обида вызывали приступы тошноты. От аромата корицы тяжелели веки, она слышала голос возлюбленного как будто сквозь толщу воды. Откинувшись на спинку кресла, Олеся вцепилась глазами в искрящийся ультрамариновый камень на перстне "хозяина", и перестала обращать внимание на липкие сосущие взгляды богача. "Подходит к моему синему платью. Богатый королевский цвет...".

Олеся ушла в субботу вечером, когда город съели сумерки. Она позвонила и сказала, что за ней приехала машина. На всякий случай назвала номер. Они договорились, что девушка позвонит, когда будет дома. Старик пообещал вернуть ее не позже двух часов ночи.

Но она не позвонила, ее телефон был выключен. От отчаяния он распорол тупым карманным ножичком руку: нужно было отвлечься на физическую боль. Конечно, он предполагал, что она может задержаться, что ее могут задержать... Он пил виски, и сквозь тяжелое марево видел ее в парке с томиком стихов, не проданную, не преданную, не разменянную, не потерянную. Он наливал виски и терзал телефон. Он раз пять принял душ - в воде ему становилось немного легче. Запираясь в ванной, он оставлял телефон в комнате: ему казалось, что без него аппарат непременно очнется и зазвонит. Но телефон молчал выматывающей садисткой немотой.

В следующие несколько дней он оббегал весь город; раз пятнадцать приходил к Олесе домой, но ее мать была поглощена своим новым любовником и очередной беременностью. Выставив в открытые двери гигантский живот и яркие губы цвета пионерского галстука, она крякала одно и то же:

- Нечего сюда ходить! Найдется твоя Олеська. В четыре года одна на автобусе ездила!

Одни знакомые говорили ему, что видели Олесю в восточной части города - он мчался туда, наступая на развязанные шнурки. Другие говорили, что девушка - вылитая Олеся - работает официанткой в западной части города - и он неделю дежурил на углу у кафе, иногда забегая выпить чая и воспользоваться туалетом.

По ночам ему снился один и тот же сон: совершенно голый он лежит на ледяном столе, и доктор в синем халате разрезает скальпелем его руку. Крови нет, остается только густо-красная полоса. Он спрашивает у врача, что происходит, но тот продолжает свою работу. Вдруг он видит за спиной доктора подвешенные на крючьях свиные туши, и понимает, где он на самом деле. Он силится вырваться из рук мясника, но тело, охваченное параличом, намертво прилипает к столу. Его будил ужас.

Иногда ему начинало казаться, что он сходит с ума - душная паника терзала его, и хотелось забиться как можно дальше в любой из углов. С работы его уволили еще на третий день прогулов, друзья перестали звонить неделю назад. Он спал не на, а под диваном. Весь мир потопила звенящая тишина захламленной квартиры.

Хозяйка пришла утром забрать деньги. Ее крик слышал весь дом.

***

- Я ведь просто хотела посмотреть, как ты поступишь. Надо же, как ты некрасиво сломался.

Девушка достала из сумки увесистый сверток и зарыла его поглубже во влажную землю.

- Вот остаток, заслужил. Спасибо, ты дал мне понять, что все имеет свою цену. Все мы - гниющее мясо. Теперь ты знаешь это наверняка. Наш знакомый шлет тебе привет.

Она встала и отряхнула с колен кладбищенскую пыль.