Аннотация: Историческая драма действе которой происходит в закате Римской республики во времена консульства Цицерона, в Риме происходит заговор, мятежники собираются свергнуть действующую власть насильственным путём, данные события названы "заговор Катилины".
Павел Александрович Мурзин.
"Заговор Катилины"
Драма в нескольких действиях.
Герои:
Луций Сергий Катилина
Марк Туллий Цицерон
Гай Юлий Цезарь
Кассия (Любовница Катилины)
Председательствующий сенатор Катон.
Гай Манлий (заговорщик)
Корнелий Цетега (заговорщик)
Кальпурния Бестия (Заговорщик)
Марк Лека (Заговорщик)
Децим Силан (сенатор)
Войны
Центурион
Сенаторы
Рабы
Слуга
Сцена Выборы в сенат.
Сенаторы в бело-красных тогах занимали места в ярусном зале храма Юпитера, когда все сели, то председательствующий сенатор поднял вверх согнутую руку с зажатым кулаком и тотчас в храме воцарилась тишина.
Председательствующий сенатор Катон. В этот день мы собрались с вами для того, чтобы выбрать лучших отцов на должность консулов республики, свои заявки подали патриции Луций Сергий Катилина и Публий Сильпиций Гальба, а также пятеро плебеев Гай Антоний Гибрида, Луций Кассий Лонгин, Гай Лициний Сацердот, Квинт Корнифиций и Марк Туллий Цицерон.
Цицерон сразу же взял слово.
Цицерон. Я обращаюсь к вам, благочестивые мужи сенаторы, не забывайте, что находитесь в доме Юпитера, не совершайте святотатства в этих стенах, а мне доподлинно известно, что есть среди вас те, кто брал деньги из рук богатых аристократов в угоду их политическим интересам.
Цицерон кинул взгляд на Катилину и этот взгляд всем своим видом давал понять, что именно Катилина, тот самый аристократ, подкупающий сенаторов.
Разъяренный от такой наглости Катилина вступил в перепалку с Цицероном, но тот только этого и ждал.
Катилина. Ты безродный выскочка, хомо новус! Ты добился своего положения за счёт острого языка и хитрости ума, интриган! Но я предупреждаю тебя, если ты не замолчишь, то я отправлю тебя в объятия Плутона!
Цицерон. И это ты пугаешь меня Плутоном? Может быть, это я, будучи пропретором в Африке бесчинствовал? Нет, это ты бесчинствовал, занимаясь откровенным вымогательством заморских купцов, мне ровным счётом наплевать на купцов Египта и Карфагена, но мне не безразличны граждане Рима. То зерно что кормит нашу республику идёт из Африки, нам всем хорошо известно насколько подорожал хлеб за последние годы. Да - да... хлеб подорожал и это не вина купцов, а вина Луция Сергия Катилины, это его алчность привела к росту цен и к его личному обогащению. Его наместничество в Африке закончилось позорным финалом.
Катилина. Я протестую, все обвинения были сняты, это гнусная ложь и происки моих врагов!
Цицерон. Не важно какое решение вынес суд, мы все знаем, что судьи берут во внимание родство, и особенно, большие деньги, да... суд тебя оправдал, но знайте сенаторы, этот суд состоялся только лишь потому, что на Катилину поступило более тысячи жалоб о вымогательстве.
Катилина. Это святотатство, суд под покровительством храма! Хуля суд, ты очерняешь Юстицию, Цицерон, богиню мира и справедливости, не забывай об этом! Неужели ты не боишься кары богов?
Цицерон. Пусть так, пусть так, я не стану ставить под сомнение святость наших судий, но факт остаётся фактом - Луция вышвырнули из Африки со скандалом, потому что, если бы он пробыл пропретором ещё один год, то нашу республику ждал неминуемый голод.
Катилина. У меня всё есть - поместья, земли, корабли и рабы. Неужели кто-то из присутствующих думает, что род Сергиев опустится до вымогательства каких-то там грязных африканских купцов? Цены на зерно растут от междоусобных распрей в Африке, я неоднократно просил прислать мне несколько легионов для наведения порядка, но легионы нужны Риму в других провинциях, поэтому, это не моя вина в росте цен на хлеб, а все подобные обвинения в мой адрес происки врагов!
Цицерон. Твоя тяга к роскоши и распутству опустошила карманы республики, в Риме об этом всем известно и теперь, ты задумал стать консулом, чтобы пустить свою руку поглубже в государственную казну, это ясно как белый день.
Катилина. Всё лож, я не желаю слышать подобный вздор! Да... я богат, я купаюсь в роскоши, но это значит, что мне более ничего не надо в отличии от большинства кандидатов на этот пост. Став консулом, я не побегу, подобно свинье подъедать последние трюфели, мне эти трюфели подносят с самого детства!
Цицерон. А связь в похоти с весталкой Фабией, ты тоже будешь отрицать?
Катилина. Был суд, меня оправдали, это очередная клевита!
Цицерон. Да будет тебе известно, Фабия сестра моей жены и мне очень хорошо известно о твоём святотатстве с храмовой девой, целомудрие которой принадлежит богине Весте.
Катилина. Лжец... Этот процесс был заказан для того, чтобы разделаться со мной как с соратником Сулы, после тех проскрипций, я нажил для себя тысячи врагов, и тысячи злых языков, один из которых сейчас клевещет в мой адрес!
Катилина указывает на Цицерона и в зале поднимается гул, одна половина сенаторов поддержала Катилину, другая Цицерона, но снова встал председательствующий сенатор и подал жест рукой, призывающий к порядку.
Председательствующий сенатор Катон. Прошу сенаторов достать свои глиняные таблички и написать имена двух кандидатов.
Сенаторы голосовали, в зале снова поднялся гул и суета. Когда все таблички были сданы, то стало тянутся долгое время ожидания подсчёта голосов.
Председательствующий сенатор Катон. Сенаторы сделали свой выбор, голоса подсчитаны, и я сообщаю вам, что большинством голосов побеждает Марк Тулий Цицерон!
Раздаются овации партии Цицерона, сенаторы обнимают победителя.
Второе место консула Рима достаётся Гаю Антонию Гибриде.
На этот раз вместо оваций в зале раздался удивлённый гул.
Луций Сергий Катилина уступил ему всего один голос.
Изумлённые крики теперь слышались во всех сторонах сената, казалось, что все были довольны исходом голосования, все кроме Катилины, который сидел на трибуне взявшись руками за голову, он был ошеломлён таким решением сенаторов, потому что он шёл на эти выборы с полным заверением своих сторонников в поддержке, но победу у него украли и этим вором был ненавистный для него Цицерон.
Сцена Начало заговора
(Действие на улице города)
Катилина прогуливается по улицам города, взгляд его задумчив, лицо немного безумное, его окликает человек, Катилина оборачивается и видит своего старого друга Гая Манлия.
Гай Манлий. Что ты понур как бездомная собака, я не узнаю тебя, тебя... будущего консула Рима.
Катилина. Ты видимо пришёл надсмехаться надо мной, мне более никогда не быть консулом Рима, я потратил всё своё состояние на выборную компанию этого года, но снова проиграл, Красс и Цезарь теперь смотрят на меня как на мертвеца.
Гай Манлий. К чему отчаиваться, у тебя есть ещё одна попытка выдвинуть свои кандидатуру на пост консула.
Катилина. Моя честь не выдержит насмешек, а если я выдвину свою кандидатуру в четвёртый раз, то буду для сенаторов для смешон или чего более они сочтут меня глупцом, нет... я не дам такого удовольствия своим врагам, враги должны харкать своей кровью глядя на меня, а не заливаться смехом.
Гай Манлий. Мне нравился твой настрой Люций, я вижу, что жажда мести так и кипит в твоей крови, именно ты должен был по праву победить в выборах позапрошлого года, но твою победу выкрал какой-то безродный плут Цицерон, да будут мочиться псы на его голову.
Катилина. Не смей произносить даже его имени в моём присутствии, когда я слышу о нём, то у меня пропадает аппетит на весь день и случаются приступы гнева.
Гай Манлий. Увы... но он консул и имя его раздаётся на каждом углу этого вечного города. Но я знаю как вернуть твой аппетит Люций, ты должен убить этого выскочку и занять его место, пока он жив тебе не будет покоя.
Катилина. Ты предлагаешь мне стать мятежником?
Гай Манлий. А почему бы и нет, тебе совершенно нечего терять, а потом, мятежник, это плохое слово, я предлагаю стать тебе революционером брат мой, человеком порядка. Ты должен свершить благое дело, дело, которое положит справедливость в этом порочном мире под названием Рим.
Именно сейчас самое подходящее время, в народе кипит недовольство, благодаря гениальному полководцу Гнею Помпею, легионы которого восстановили власть над Азий, все ростовщики и финансисты ринулись на новые рынки. Золото! Золото, к сожалению, не пирожки, которые можно выпекать каждый день, золота мало, и оно утекло из Рима оставив всем нам массу проблем. Ты и сам знаешь, что множество знатных людей подобно тебе, Сергий, разорились по причине истребования долгов, но такая ситуация не в одном Риме, вся Южная Италия разорена ростовщиками, семьи потеряли не только своих рабов, но и все земли. И не только знать недовольна своим положением, полностью разочарован политикой республики плебс, большинство плебеев несут жалкое существование в многоквартирных домах подобно скоту в клетках, в то время как государство прирастает всё новыми территориями. Плебсу когда-то обещали давать земельные наделы из общественного фонда, им обещали новые колонии, но обещания остались пустыми словами, вместо земель и общего дела, они словно какой-то охлос платят огромные подати за жильё и еле-еле сводят концы с концами.
С каждым словом Манлия в глазах Катилины разгорался блеск, он прекрасно осознавал все проблемы государства, и вот он стал осознавать, что именно он, Люций Сергий Катилина, способен воссоздать справедливость для римского народа, а заодно покарать всех своих врагов и в особенности Цицерона.
Катилина. Ты прав! Я подниму ветеранов Суллы, они озлоблены как голодные псы за то что сенат им подсунул бесплодные земли на окраинах Италии и я каждый день встречаю на улицах этого города, своих старых боевых товарищей недовольных жизнью, я соберу их всех, я поведу за собой легионы, легионы разгневанных первоклассных воинов горящих жаждой справедливости, мы поднимем на пики большую часть сената, а голову Цицерона я своими руками повешу на крюк главной площади.
Гай Манлий. Да... да... Люций, это именно то, что я хотел от тебя услышать. Я сегодня же отправлюсь в города республики собирать надёжных людей для твоей поддержки, а ты в это время сплоти вокруг себя всю аристократию Рима, сплоти тех аристократов что утратили надежду на продолжение карьеры законным путём. К следующим выборам я наводню этот город ветеранами и тогда ты сможешь действовать, опираясь на их поддержку.
Сцена Клятва Катилины.
(Действие в доме Катилины)
Катилина собрал своих главных сторонников в своём доме.
Цетега (Заговорщик). Наш брат Гай Манлий переправил в Рим множество ветеранов Суллы, все они готовы пролить кровь и ждут своего часа.
Кальпурния Бестия (Заговорщик). Плебс из Авентина готов учинить беспорядки, вожаки местных банд подкуплены мной, в назначенный час я дам им распоряжение поджечь восточную часть города.
Катилина. Я не желаю разрушать город, я желаю его возвеличить!
Марк Лека (Заговорщик). Но без этого ни как. Нам необходимо отвлечь регулярные силы стражников города, когда все войны Цицерона бросятся к Авентину, мы соберём свои силы, и вместе с ветеранами Сулы пробьёмся к сенату, где на выборы явятся сенаторы и консулы в полном составе...
(Не успевает договорить как его перебивает другой заговорщик)
Кальпурния Бестия (Заговорщик). Да, мы ворвёмся в сенат и устроим им кровавую баню, мы перекрасим их белые тоги в красный цвет!
Катилина. Брат мой (обращается к пылкому Бестии), погибнуть должны только сенаторы из списка и консул Цицерон, не забывай, в сенате не мало наших друзей и лояльных сенаторов жизнь которых должна быть в безопасности.
Марк Лека (Заговорщик). А не стоит ли нам сейчас договориться о том, кому какая доля достанется, когда сенат станет нашим?
Катилина. Ты, Марк Лека, получишь Галию, ты Кальпурния Бестия получишь Александрию, а ты Корнелий Цетега получишь Сирию, я же стану консулом Рима. Все вы, вы, чья карьера была обломана подобно сухой ветви, обретёте политический вес и займёте места в сенате, мы наложим проскрипции на семьи наших врагов, и вы получите их несметные богатства.
Нам известны те семьи, что долгие годы наживались на нашем народе, они давали широкие посулы перед выборами, но слова их как ветер в поле. Мы, пострадавшие и обездоленные, мы больше не будем слушать их посулы, никто не может быть преданным защитником обездоленных людей, кроме того, кто обездолен сам, поэтому, пусть те, которые хотят возместить себе растраченное и вернуть себе отнятое у них, взглянут, как велики его долги, каково его имущество, какова его отвага; бесстрашным и неимущим должен быть тот, кто станет вождем и знаменосцем неимущих, помните это. Не ради себя мы прольём кровь сената, мы всего лишь вернём своё, а после, после мы должны дать Риму новые реформы, которые облегчат жизнь каждого, мы простим жилищные долги, мы раздадим земли, а ветераны получат достойные пенсии и лучшие наделы!
В зал вошёл слуга и нашептал на ухо Катилине.
Слуга. Госпожа Кассия ожидает вас в передней, я сказал ей, что вы необычайно заняты, но она не уходит.
Катилина. Вели ей убираться из моего дома, вечно эти женщины являются в самый неподходящий момент.
Слуга. Боюсь, что она не послушает, у неё серьёзный настрой и бурный напор.
Катилина. Пошёл вон и не беспокой меня, я не желаю видеть ни тебя ни ее в столь важный час.
Слуга уходит, передаёт слова Катилины Кассии, но, как и ожидал, женщина не желала уходить и требовала встречи с Люцием.
Кассия. Ты думаешь спрятаться от меня! Выходи и посмотри мне в лицо, я хочу посмотреть в эти глаза, в эти глазищи довольного кота, которого ублажает другая. Неужели ты трус Луций? Я никуда не уйду пока не увижу тебя, ты будешь слышать мой голос до тех пор, пока я не увижу тебя! Клянусь Юноной я не сдвинусь с места!
Кальпурния Бестия. Я думаю, тебе стоит действительно выйти и разобраться со своей женщиной пока её крики не достигнут ушей Цицерона.
Катилина полный гнева выходит в парадную, Кассия бросается ему на шею, но тот её отталкивает.
Катилина. Я занят, и ты должна немедленно уйти!
Кассия. О... Что может быть важнее меня, неужели твоя страсть изменила мне?
Катилина. Перестань ... ты же знаешь, что моя страсть не ограничивается одной тобой, о боги, что возомнила себе эта женщина!?
Кассия. Что!? Ты назвал меня женщиной!? Ещё вчера я была для тебя Кипридой, а сегодня женщина? О великие парки и духи перекрёстков! (поднимает руки к небу). Я безразлично смотрю на твою близость с теми миловидными мальчиками что постоянно окружают тебя, но неужели у тебя появилась другая женщина?
Катилина. Нет... у меня не появились никакие женщины, да видят боги, что мне сейчас вообще нет дела ни до юношей, ни до женщин, я занят делами политики!
Кассия. Не ври мне, если ты избегаешь меня, значит за этим стоит женщина! Признавайся! Я видела, как в твой дом входил жрец храма Марса в сопровождении весталки, эти хитрые жрецы постоянно подсовывают знатным гражданам юных храмовых шлюх в угоду своим интересам. Признавайся, это с этой весталкой ты развлекался до моего прихода, это она поглотила все твои силы?
Катилина. Нет!
Кассия. Я не верю тебе, я сейчас же пройду в зал и увижу, чем вы там занимаетесь?
Катилина преградил пылкой женщине вход к дверям.
Катилина. Дура!!! Я тебе ещё раз говорю, сегодня, в эти часы, решается судьба всего Рима. В том самом зале (Луций указывает пальцем) собрались одни из знатных мужей республики для того, чтобы изменить положение дел в сенате и сделать меня консулом! ("сделать меня консулом" произносится с паузой после каждого слова).
Кассия умерила свой пыл и утихла, но после небольшой паузы сказала.
Кассия. Значит ты захватишь власть, и я стану женой первого человека Рима?
Катилина громко смеётся.
Катилина. Неужели ты думаешь, что я, знатный потомок Сергиев род которых берёт своё начало от великих троянцев, тех великих потомков, которые некогда сделали Рим тем, чем он сейчас есть! Неужели ты думаешь, что Я способен породниться с тобой, да ещё и на столь высоком посту? Ты и вправду не в себе моя прелесть.
Такое откровенное заявление сказанное Луцием в пылу, застало Кассию в врасплох и разбило все её грёзы, ведь она видела себя именно женой Катилины и тут последовало столь жёсткое разочарование, от которого в её голове всё помутилось, и в порыве гнева она выбежала из дома на улицу.
Катилина. Не убивайся моя жемчужина, (кричит ей в след Катилина) ты будешь лучшей моей любовницей, только подумай какой появится к тебе интерес в свете, когда я стану консулом!
(Катилина переходит из парадной в основной зал).
Марк Лека. (Говорит с иронией) Эти женщины уже сводят тебя с ума, что же будет когда ты станешь консулом?
Раздаётся смех заговорщиков.
Кальпурния Бестия. (Говорит серьёзно). Как бы не была эта женщина дурным знаком, я чую в ней не добрый запах Фурии.
Катилина. Забудь о ней, она не достойна наших мыслей, давайте лучше сделаем то, ради чего нас собрали боги судьбы в этом месте.
Начинает играть арфа, свет в зале затухает, присутствующие расступаются по сторонам, в центр выходит бритоголовый жрец одетый в красную тогу, он ставит в центре зала алтарь, за ним следует весталка одетая в белое, она ставит рядом с алтарём ритуальную треногу в которой загорается огонь, жрец читает молитвы подняв руки к небесам, весталка берёт чашу в которой загорается огонь, она ритуальными кругами обходит зал, жрец приглашает к алтарю Катилину, весталка ставит на алтарь чашу огонь в которой затухает, жрец достаёт нож и проводит лезвием по ладони Катилины, кровь течет в чашу, Катилина заматывает рану лентой, далее подходит заговорщик Лека и делает тот же порез, так все присутствующие проливают свою кровь в чашу, после чего весталка подносит другие чаши, наполняет их вином, а жрец разбавляет вино кровью.
Катилина поднимает свою чашу и произносит.
Катилина. Кровью нашей будет скреплена клятва верности, каждый кто вкусит из чаши клянется всеми богами Рима, что никогда не предаст нашего общего дела и будет верен мне Луцию Сергию Катилине и да будет проклят тот, кто нарушит сие таинство, да будет проклят он сам и все его предки во веки веков.
Сказав это все присутствующие подняли чаши и сказали "Клянёмся", все пьют до дна, занавес закрывается.
Занавес закрылся, на сцену выходит Цицерон, с другой стороны зала выбегает пылкая и сердитая Кассия, она шепчет что-то Цицерону, после чего, они разворачиваются и уходят в разные стороны.
Сцена Обвинение Катилины.
(Действие в сенате).
Цицерон стоит в центре, Катилина сидит широко расставив ноги, одна рука упирается в колено и высоко поднята, другая опущена (см. картину Чезаре Маккари), среди него пустые места, никто не пожелал с ним сидеть рядом.
Цицерон. Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? (кричит крылатую фразу) "О, времена! О, нравы!" Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив. Да разве только жив? Нет, даже приходит в сенат, участвует в обсуждении государственных дел, намечает и указывает своим взглядом тех из нас, кто должен быть убит, а мы, храбрые мужи, воображаем, что выполняем свой долг перед государством, уклоняясь от его бешенства и увертываясь от его оружия. Казнить тебя, Катилина, уже давно следовало бы, по приказанию консула, против тебя самого обратить губительный удар, который ты против всех нас уже давно подготовляешь. Ведь высокочтимый муж, верховный понтифик Публий Сципион, будучи частным лицом, убил Тиберия Гракха, пытавшегося произвести лишь незначительные изменения в государственном строе, а Катилину, страстно стремящегося резней и поджогами весь мир превратить в пустыню, мы, консулы, будем терпеть?
О, бессмертные боги! В какой стране мы находимся? Что за государство у нас? В каком городе мы живем? Здесь, здесь, среди нас, отцы сенаторы, в этом священнейшем и достойнейшем собрании, равного которому нет в мире, находятся люди, помышляющие о нашей всеобщей гибели, об уничтожении этого вот города, более того, об уничтожении всего мира! И я, консул, вижу их здесь, даже предлагаю им высказать свое мнение о положении государства и все еще не решаюсь уязвить словами людей, которых следовало бы истребить мечом.
Неужели тебе, Катилина, может быть мил этот вот свет солнца или воздух под этим небом, когда каждому из присутствующих, как ты знаешь, известно, что ты, в консульство Лепида и Тулла, в канун январских календ стоял на комиции с оружием в руках; что ты, с целью убийства консулов и первых граждан, собрал большую шайку и что твое безумное злодеяние было предотвращено не твоими собственными соображениями и не страхом, а Фортуной римского народа? Я и об этом не стану распространяться; ибо это ни для кого не тайна, ты совершил немало преступлений. Сколько раз покушался ты на мою жизнь, пока я был избранным консулом! От скольких твоих нападений, рассчитанных так, что, казалось, не было возможности их избежать, я спасся, как говорится, лишь чуть-чуть отклонившись в сторону! Ничего тебе не удается, ничего ты не достигаешь, но все-таки не отказываешься от своих попыток и стремлений. Сколько раз уже вырывали кинжал у тебя из рук! Сколько раз он случайно выскальзывал у тебя из рук и падал на землю! Не знаю, во время каких таинств, каким обетом ты посвятил его богам, раз ты считаешь необходимым вонзить его именно в грудь консула.
Отчизна, наша общая мать, и она тебя ненавидит, боится и уверена, что ты уже давно не помышляешь ни о чем другом, кроме отцеубийства. И ты не склонишься перед ее решением, не подчинишься ее приговору, не испугаешься ее могущества? Она так обращается к тебе, Катилина, и своим молчанием словно говорит: (изображает женский голос) "Не было в течение ряда лет ни одного преступления, которого не совершил ты; не было гнусности, учиненной без твоего участия; ты один безнаказанно и беспрепятственно убивал многих граждан, притеснял и разорял наших союзников; ты оказался в силах не только пренебрегать законами и правосудием, но также уничтожать их и попирать. Прежние твои преступления, хотя они и были невыносимы, я все же терпела, как могла; но теперь то, я вся охвачена страхом из-за тебя одного, что при малейшем лязге оружия я испытываю страх перед Катилиной, что каждый замысел, направленный против меня, кажется мне порожденным твоей преступностью, - все это нестерпимо. Поэтому удались и избавь меня от этого страха чтобы мне не погибнуть". (Цицерон выдерживает театральную паузу). Если бы отчизна говорила с тобой так, неужели ты не должен был бы повиноваться ей, даже если бы она не могла применить силу?
Катилина. Хватит! Я готов уйти в изгнание, если того пожелает сенат!
Цицерон. Разве ты не замечаешь молчания присутствующих? Они терпят, молчат. К чему ждать тебе их приговора, если их воля ясно выражена их молчанием?
Катилина окинул взглядом сенат и действительно, все были так усыплены речами Цицерона, что даже самые его главные соратники в этот момент молчали и тогда Катилина со злостью закинул полу тоги себе за спину и вышел вон.
Сцена Катилина покидает Рим.
(Действие в доме Катилины)
Марк Лека. Почему ты решил покинуть Рим? Неужели ты испугался той дешевой пантомимы что произнёс Цицерон в сенате?
Катилина. Наши планы раскрыты, очевидно, что в наших рядах появился предатель.
Цетега. У него нет никаких доказательств, ибо если доказательства были, то не гулять нам на свободе, зря ты убежал из сената, тебе необходимо было истребовать улики и обвинить Цицерона во лжи.
Катилина. Тайная стража консула повсюду, наши планы раскрыты и для этого не нужны доказательства.
Кальпурния Бестия. Покидая Рим, ты признаёшь свою вину, обратного пути теперь нет, как только твоя нога вступит за ворота, сенат признает тебя мятежником, понимаешь ли ты это?
Катилина. Пусть будет так, я уеду и присоединюсь к войскам Гая Манлия, пускай Цицерон ликует и объявляет меня мятежником, когда меня не будет в Риме, тогда его бдительность сойдёт на нет, он поймёт что ему ничего не угрожает и снимет стражу, и только тогда вы сможете прирезать его по дороге к сенату или в саду его виллы, поэтому мне необходимо уехать во благо нашего плана.
Катилина делает римское рукопожатие с товарищами, обнимает каждого и садится в паланкин которой уносят его за занавес.
Катилина. (Кричит из занавеса) Mors certa, hora incerta - смерть несомненна, но её час неизвестен!
Сцена 2е обвинение Катилины.
(действие на форуме, перед закрытым занавесом)
Цицерон стоит возле ростральной колонны на форуме, вокруг него граждане Рима.
Цицерон. Луция Катилину, безумствующего в своей преступности, злодейством дышащего, гибель отчизны нечестиво замышляющего, мечом и пламенем вам и этому городу угрожающего, мы, наконец, из Рима изгнали. Рим радуется тому, что изверг и выбросил вон эту пагубу.
Найдется ли во всей Италии отравитель, гладиатор, убийца, братоубийца, подделыватель завещаний, злостный обманщик, кутила, мот, прелюбодей, беспутная женщина, развратитель юношества, испорченный или пропащий человек, которые бы не сознались, что их связывали с Катилиной тесные дружеские отношения? Какое убийство совершено за последние годы без его участия, какое нечестивое прелюбодеяние произошло не при его посредстве? Кто когда-либо обладал такой способностью завлекать юношей, какой обладает он? Ведь к одним он сам испытывал постыдное влечение, для других служил орудием позорнейшей похоти, третьим сулил удовлетворением их страстей, четвертым - смерть их родителей, причем он не только подстрекал их, но даже помогал им. А теперь? С какой быстротой собрал он огромные толпы пропащих людей не только из города Рима, но и из деревень! Не было человека, не говорю уже - в Риме, даже в любом закоулке во всей Италии, который, запутавшись в долгах, не был бы вовлечен им в этот небывалый союз злодейства.
Этот выродок, это чудовище уже не будет внутри городских стен готовить гибель этим самым стенам. Уже не будет угрожать нашей груди этот кинжал; ни на поле, ни на форуме, ни в курии, ни, наконец, в своем собственном доме не будем мы трепетать в страхе. Теперь нам уже никто не помешает по всем правилам вести войну с врагом.
Уже давно следовало Луция Катилину подвергнуть смерти и жесточайшей казни, этого от меня требовали и заветы наших предков, и суровость моего империя, и положение государства. Но сколько - как вы думаете - было людей, не склонных верить в справедливость моих обвинений? Сколько было таких, которые даже защищали Катилину?
Я понимал, что если я, пока даже не все вы убеждены в его невиновности, покараю его смертью, как он этого заслужил, то вызову против себя ненависть и уже не смогу преследовать его сообщников; поэтому я и довел дело до нынешнего положения, дабы вы могли открыто бороться с ним, воочию видя в нем врага.
Нам известно что Катилина сейчас собирает войско за стенами Рима, в месте с ним покинули город Тонглий, Публиций и Мониций, все они собирают войско, но это войско собрано из стариков, которым уже терять нечего, из деревенщины, склонной к мотовству, из поселян, любителей тратить деньги, из людей, которые предпочли не являться в суд, а вступить в его войско.
Но не стоит думать, что Рим остался в безопасности, сподвижники Катилины остаются в засаде в Риме с целью резни и поджогов. Они понимают, что все планы, составленные позапрошлой ночью, мне сообщены; вчера я раскрыл их в сенате. Сам Катилина испугался и спасся бегством. А они чего ждут? Теперь уже мягкость неуместна; суровости требуют сами обстоятельства.
Я убежден, что им не уйти от их судьбы и что кара, уже давно заслуженная ими за их бесчестность, подлость, преступления и разврат, над ними уже нависла или, во всяком случае, уже близка.
Открывается занавес, зрители видят, как римские войны ведут заговорщиков у которых связаны руки, на переднем плане Цетега, Бестия и Лека.
Цицерон. Отныне я уже не могу забыть, что здесь моя отчизна, что я - консул этих вот людей (пальцем указывает в зрительный зал), мой долг - либо вместе с ними жить, либо за них умереть и видят боги что я не хотел ареста этих людей (пальцем указывает на заговорщиков), ещё вчера я предложил им выехать по Аврелиевой дороге вслед за Катилиной, я не держал у ворот стражей, я не устраивал на дороге засад, я на всё закрыл глаза, но эти люди не послушали меня и вот теперь им предстоит предстать перед судом.