Каскадами падает с нежаркого ещё, но страстного, апрельского неба солнечный свет. И, прикасаясь к лицу, свет этот не жжёт, но полнит приятными силами. Хочется создавать что-то столь же прелестное, как и природа.
Птичий, мелодичный гомон; журчащие голоса ручьёв больших и малых; мягкий, проседающий снег под ногами; но главное всё же свет - повсюду свет. В такое вот время не сидится ни дома, ни в школе, ни на работе. Хочется быть совершенно свободным, и объять и почувствовать весь весенний мир, ни одного мгновенья не пропустить в эти счастливейшие дни, когда пробуждается земля...
* * *
И в такой вот радостный весенний день Коля Попов решил пропустить школьные занятия, и погулять в парке. Этот Коля Попов не был ни двоечником, ни хулиганом; хотя оценки его, особенно по таким точным предметам, как математика или физика оставляли желать лучшего. Он был очень мечтательным мальчишкой, этот Коля Попов. Ему только исполнилось четырнадцать лет, а он уже писал наивные, но очень искренние стихи, в которых прославлял красоту природы, а также - той неведомой, прекрасной принцессы, которую ему ещё не довелось встретить в реальной жизни.
Коля Попов, помимо написания стихов, рисовал ещё и картины. Дома создавал он цветные полотна акварелью; а на уроках в школе садился на последнюю парту, закрывался учебниками, и рисовал карандашом чёрно-белые рисунки. Изображал он лошадей, а также единорогов, и других сказочных созданий, которые иногда снились ему ночами. И картины у него у него получались очень даже хорошие, только вот ни картин, ни стихов своих он никому не показывал, потому что стеснялся.
И вот теперь Коля Попов медленно шёл по подтаявшему снегу, по размякшей тропке, радовался солнечному свету; а также тому, что скоро увидит одно из своих любимейших в этом парке мест. Там деревья расступались, и открывалось весьма широкое, причудливыми валами вниз уходящее поле. Вдали, за этим полем возносились жилые дома, но до них было очень далеко, и они тоже казались живыми великанами, которые прямо из земли выросли. Сколько раз Коля на этом месте бывал, и всякий раз ему казалось, что здесь реальный мир пересекается с миром сказки, и стоит только ещё один шаг сделать, и он окажется там, где все те образы, которые он наносил на лист бумаги и о которых грезил в своих стихах, станут явью...
И вдруг он заметил старушку, маленькую ростом, горбатую, с густыми белыми волосами, которые выбивались из-под цветастого, словно на праздник надетого платка. Старушка стояла возле молодого ясеня, и толкала его клюкой, восклицая возмущённо:
- Ах ты, проказник! Нет, ну вы видали, какой?!..
Сначала Коля подумал, что у старушки этой не всё в порядке с головой, но, приглядевшись, заметил, что нижние ветви ясеня согнулись совсем низко к тропе, и захватили старушкину сумку. Это была самая удивительная сумка, которую когда-либо доводилось видеть Коле. Была она треугольной формы, причём сужалась в нижней своей части, поверхность же сумки была настолько похожа на залитое солнцем небо, что, казалось, это и есть кусок неба, вырезанной специальным магическим ножом.
Мальчик решил, что стоит помочь несчастной старушке высвободить сумку, поэтому подошёл, протянул руки к сумке и тут почувствовал, что стоит быть осторожнее, а то можно провалиться прямо в это небо, принявшее форму сумки.
Старушка, обернувшись к нему, блеснула изумрудами глаз и сказала:
- Осторожнее! А то провалишься в небо!
Это словесное подтверждение его фантазий показалось Коле столь удивительным, что он задумался: а уж не спит ли он, в самом деле? Поэтому он сильно ущипнул себя, и вскрикнул от боли.
Тогда старушка обернулась к мальчишке, внимательно посмотрела на него, и сказала:
- Да уж не спишь ты, и помочь мне не сможешь, так что иди своей дорогой, мечтатель!
Но Коле очень уж хотелось помочь старушке. Поэтому он всё же дёрнул, но не за саму сумку, а за ветвь, которая удерживала сумку. Причём дёрнул он с неожиданной для самого себя силой. В результате ветвь стремительно распрямилась, а сумка (или треугольный кусок неба), перевернулась несколько раз в воздухе и упала в сугроб.
На мгновенье глаза старушки засияли, словно два раскалённых изумруда, и Коле стало очень страшно, он даже отступил на шаг. Но вот глаза приняли прежний, вполне человеческий цвет, и старушка сказала с сарказмом:
- Ну, спасибо, услужил...
Желая достать сумку, Коля бросился было к сугробу, но был остановлен властным окриком старушки:
- Не делай этого! - и уже спокойнее добавила, - Я сама достану...
Она подошла к сугробу, и с неожиданным проворством выдернула из него свою небесную сумку. Коле она сказала:
- Ну, прощай. Хотя, сдаётся, мы ещё встретимся...
И она быстро пошла именно в ту сторону, куда направлялся до этого Коля.
Некоторое время мальчик просто стоял на месте, не двигался; - растерянный, глядел он вслед удалявшейся старушке. Наконец, когда её фигура слилась с золотистым сиянием, которое полнило воздух, Коля очнулся и проговорил:
- Бывают же такие встречи!
Он покосился на ясень, но тот стоял, как и иные деревья: недвижимый, готовый расцвести молодыми листьями.
Затем Коля глянул вниз, и ему показалось, что в сугробе, как раз в том месте, куда упала сумка, что-то сверкнуло. Опустился мальчик на колени, осторожно начал разгребать подтаявший снег, и вот увидел, что там лежит выпуклая линза.
Но какой же прелестной показалась эта линза Коле! В отсветах солнечного света переливалась на её гладкой поверхности радуга; стёклышко казалось живым - вот, того и гляди, выпрыгнет, и закружит в воздухе, словно миниатюрная бабочка...
Не дождавшись, когда начнётся этот чудесный полёт, мальчик сам подхватил этот застекленевший кусочек радуги, восторженно улыбаясь, покрутил его в руках; и решил, что этот весенний день совсем уж замечательный.
Широко улыбаясь, зашагал он в ту сторону, куда ушла старушка. Он не думал, что догонит её, но если бы всё же случайно догнал, то отдал бы эту расчудесную линзу.
Уже близко было то поле, которое так любил Коля.
И вот тогда услышал он топот. А спустя ещё мгновенье увидел, что мчится на крепком коне всадник. Удивительной была одежда всадника - каких-то неопределённых, то ли современных, то ли средневековых форм. У всадника была длинная и густая рыжая борода, и ещё более длинная, правда не такая густая борода свисала с нижней челюсти коня.
Конь скакал, взламывая массивными своими копытами снег, и вместе с кусками снега разлетались брызги талой воды...
Конь выскакал на поле, прогарцевал по дорожке, на которой, несмотря на великолепную погоду, никого не было видно, и, обогнув массивный сугроб, галопом устремился туда, где в призрачных облаках живого солнечного сияния возносились массивные жилые дома.
Следом за конём медленно шёл Коля. Никогда прежде чувствие того, что видимый им, и столь привычный мир - это только наружная видимость, хранящая тайну, - никогда прежде это чувствие не было столь сильным. Даже удивительным казалось то, как это иные люди не чувствуют то же самое? Или, всё-таки, чувствуют, но стесняются сказать?..
Наконец чувство того, что столь желанный мир волшебства рядом, сделалось настолько сильным, что Коля огляделся, и, не увидев ничего сказочного, недоуменно пожал плечами, - как же так может быть?..
Затем подумал, что ключом к иному миру может стать радужная линза. Мальчишка поднёс её к правому глазу, посмотрел через неё и то, что увидел, он принял с радостью, но без удивления, как должное.
Вместо современных жилых домов увидел Коля крепостные стены, за которыми возвышались крыши средневековых домов, а ещё дальше, - лебедем выступая из толщ воздуха, красовался белоснежный замок. А парковые деревья были раза в два выше и шире, нежели те, что видел он раньше. Хотя... и прежде он видел такие деревья во снах! А на том поле, которое так любил созерцать Коля, стояли какие-то стилизованные под часть языческого капища столбы. В этот новом мире он видел не кусочек капища, а капище полностью. Оно было окружено столбами, между вершинами которых протянулись радужные нити.
А в отдалении скакал на своём бородатом коне бородатый всадник, и в этом мире он казался гораздо более органичным, нежели в заполненной машинами Колиной реальности.
Зажмурив левый глаз, и продолжая удерживать возле правого глаза линзу, Коля стремительно пошёл вперёд...
И всё же он очень испугался, когда на воротах капища зашевелилась голова некоего существа. Существо вовсе не казалось страшным, а очень даже милым, приветливым; и всё же сам факт того, что оно было сказочным, а главное, что оно до этого казалось неживым - это очень напугало Колю. Он вскрикнул, и стремительно побежал в сторону средневекового города. И бежал он до тех пор, пока не послышалось ему, что в воздухе разливается озорной смешок. Вот тогда он остановился, огляделся, но не увидел того, кто посмеивался над ним.
Зато он осознал, что уже не держит возле своего лица линзу, но всё ещё видит волшебный мир.
- Как же так? - растерянно спросил он.
И вновь послышался тот же озорной, тоненький смешок. Быстро обернулся Коля и опять-таки никого не увидел.
Вновь поднёс к правому глазу стёклышко; думал, что, глянув через него, увидит привычную реальность с компьютерами и машинами. Но ничего не изменилось - он прибывал всё в том же сказочном мире.
И он не только видел этот новый мир, он и чувствовал его. Чувствовал мальчишка, что здесь и воздух иной: более свежий, чистый - в этом воздухе больше жизни, больше весны было. И ещё - какие-то неведомые, едва-едва уловимые звуки даже и не слышались, а скорее угадывались, тонюсенькими нотками вытягиваясь в воздухе. И, несмотря на невещественность этих звуков, Коля очень хорошо знал, что подобных звуков не было в том мире, из которого он только что ускользнул.
Он шёл вперёд, к городу, который составляли дома готических очертаний, и думал:
"Раз уж я оказался в таком мире, о котором прежде только грезил, так нужно постараться увидеть здесь как можно больше всего. Только вот что меня волнует: одежка моя местным жителям может показаться чрезмерно подозрительной и, чего доброго, посадят они меня в темницу. Так что, до тех пор, пока не удастся мне раздобыть какой-нибудь более подобающей одежки, лучше я буду прятаться. Ещё интересно: пойму ли я их язык?.. А ещё больше интересно: смогу ли я вернуться домой, увижу ли когда-нибудь своих родителей, своих друзей... Ах..."
Несмотря на то, что он решил быть осторожным, и не попадаться никому на глаза, Коля пребывал в таком растерянном состоянии; такие разные чувства распирали его, что он и не заметил кое-кого, хотя этот кое-кто вовсе не прятался от него; и вообще был он (а точнее она), очень даже приметной.
Под белоснежной, похожей на одинокую колонну античного храма берёзой, сидела на брёвнышке, и вычищала с помощью талой воды свои сапожки девушка. Ступни девушки были босыми, и она поставила их на уже освобождённую от снега землю. На девушке был красное, длинное платье, так что её мог бы Коля заметить издали, но заметил, только когда рассмеялась она.
Тогда он вздрогнул, остановился, и испуганно уставился на неё. Девушка рассмеялась потому, что ситуация показалась ей забавной, и этот так похожий на совсем юного бродячего менестреля мальчишка, тоже показался ей забавным. Одна его одежда чего стоила! Такое было впечатление, будто он вырядился на маскарад. Но самой главной причиной её смеха было то, что день выдался таким замечательным...
Но вот теперь, когда остановился, когда обернулся к ней, и когда она смогла его хорошенько разглядеть, девушка резко перестала смеяться; и глядела на него ещё более испуганно, чем он на неё.
Коля раскрыл рот - только собирался что-то сказать, но девушка пала перед ним на колени. Это было столь неожиданно, что Коля отшатнулся назад, и смог выдавить только:
- Э-э...
Зато девушка заговорила своим звонким, мелодичным голоском:
- Ах, ваше высочество, простите меня во имя Солнца! Вы были одеты столь необычно, а я так замечталась, что не признала вас сразу! Прости же меня за этот дерзкий смех...
Про себя Коля отметил, что понимает язык жителей этого мира, будто родился здесь и учился в местной школе...
Вместе с тем он чувствовал и некоторое смущение. Всё ж как-то непривычно было, когда стояли перед ним на коленях. Поэтому он и сказал девушке:
- Да что вы, право. Какое я вам "высочество". Меня вообще-то Колей Поповым зовут, и я в школе учусь. Так что вы поднимитесь с коленей, и скажите, как вас зовут.
Девушка вздохнула и, потупив взгляд, поднялась. И она произнесла своим красивым, смущённым голосом:
- Леной меня зовут.
Коля несколько ободрился тем, что девушка так смутилась. Ведь обычно в присутствии девушек смущался он. И он сказал, внимательно разглядывая её миловидное, доброе личико:
- Что ж. Елена это вполне даже неплохое имя. У нас в классе больше всего Лен учится, аж шесть штук. Вот...
Елена едва заметно кивнула, и всё никак не смела поднять на Колю своего тёплого взгляда.
Ну а мальчишка рассуждал следующим образом: "Вот, стало быть, приняли меня за какого-то местного правителя. Это, в общем-то, хорошо. Этим надо воспользоваться".
А вслух он произнёс:
- Вот что, Лена, у меня к тебе будет просьба.
Девушка опять едва заметно кивнула.
Коля продолжал:
- Охота мне, чтобы ты устроила мне небольшую экскурсию по вашему... а точнее - нашему городу. Как, кстати, он называется?
Наверное, Лена решила, что принц подшучивает над ней. Ведь знала же она, что имя его Колямир, а Коля - это просто уменьшительная, и никакая не подобающая такой персоне форма этого торжественного имени. И, главное, - ведь принц Колямир должен быть знать название города, в котором он родился и вырос. Город звался Битцасвет, и являлся столицей обширного Светорусого государства.
Название города сообщила Лена Коле (или, как она думала - Колямиру), в то время, когда они уже шагали в сторону высоких стен...
И, сообщая это, вспомнила она о том тревожном слухе, который пронёсся среди простых людей, и в который совсем не хотелось верить. Говорили, что принца Колямира сразил какой-то колдовской недуг. И вот теперь задумалась Лена: а может в тех неясных слух есть, к сожалению, доля истины?
Украдкой бросила она взгляд на Колю. А ведь и право: разоделся как на маскарад, и вопросы такие странные задаёт. Что, если на него нашло временное умопомрачение?..
А следующая фраза этого "лже-принца" только укрепила подозрения Лены. Он сказал:
- Видишь ли, красивая Лена, случилось так, что я потерял свою обычную одежду. А эту одежду... Ну, в общем, я нашёл её в лесу. Но ведь не подобает мне появляться в родном городе Битцасвете в таком виде. Правда?
- Да, - вздохнула, глядя на журчащие ручьи, Лена.
- Так я попросил бы одолжить мне какую-нибудь более подобающую одежду.
- Ну что вы, ваше высочество! Ведь я из простой, крестьянской семьи. Я живу с матушкой; мы собираем редкие, целебные ягоды и грибы, также ткём украшения и всякую одежду. Раньше жили с отцом. Но он, батюшка мой... он...
Не договорила Лена, но Коля почувствовал, как стало ей, в этот прекрасный весенний день печально. Казалось, вот-вот заплачет она слезами горючими, безутешными.
Но не заплакала Лена, а только сказала:
- Его нет с нами. Когда тёмные тучи надвинулись с севера, когда в пронзительных завываниях ветра послышался голос Забытого; он, сохранивши нас с матушкой в погребе, поспешил на свою лесную пасеку, где в специальном вольере держал и воспитывал Жар-птиц. Ведь вы то знаете, ваше высочество, про Жар-птиц...
- Нет-нет, что-то я подзабыл, - произнёс Коля. - Ты напомни мне, пожалуйста.
И вот что опечаленная воспоминаниями Лена поведала:
- Жар-птицы не могут вблизи от человеческих городов взрастать. Ведь они очень хорошо человеческие души чувствуют; а такое обилие чувств и мыслей могут сделать маленьких Жар-птиц чрезмерно нервными. Вот поэтому отец и воспитывал их на отдалённой пасеке. Там, в специально выстроенном доме, они и жили, и ждали моего батюшку, потому как к нему-то привыкли. А вообще, когда Жар-птицы достигают совершеннолетия, выдёргивается из них одно перо, и даётся определённому человеку. У самого сердца то перо человек держать должен. Выше радуги летают Жар-птицы, некоторые даже говорят, что до самых звёзд поднимаются они, и клюют звёзды, словно зёрна; только вот все склевать не могут, потому как бесконечны звёзды. Прекрасным видят мир Жар-птицы, и самые далёкие и красивые глубины мироздания открыты пред их очам. И тот человек, который хранит у своего сердца перо Жар-птицы, засыпая, видит и чувствует то же, что и они. Так что такого человека из-за одних только снов его можно назвать счастливейшим. Но Жар-птицы - очень редкие создания. Никто не знает, где они гнездятся; никогда никому не доводилось поймать самку и самца Жар-птицы для размножения. Просто иногда находят яйца, которые подобно радуге сияют. Вот из таких яиц и вылупляются Жар-птицы. А та Жар-птица, которую мой батюшка воспитывал, предназначалась для Вашего, принц Колямир, отца, - мудрого и светоносного Дрогомысла. Ведь Вы знаете, что его с некоторых пор стали беспокоить ночные кошмары; которые, несомненно, тоже насылал Забытый...
- Ага, - кивнул Коля, стараясь не запутаться в том множестве сведений, которые сыпались на него.
- Итак, батюшка мой, чувствуя, что Жар-птице, к которой он тоже очень успел привязаться, грозит беда, поспешил в лес. Точно не известно, что произошло на той пасеке, но все видели, как из туч били в то место частые молнии, а в завываниях ветра слышался голос Забытого...
Здесь печальная речь Лены прервалась и, взглянув на неё, Коля заметил, как блеснули в её глазах слёзы.
Вот, что она поведала дальше:
- С тех самых пор я и не видела своего батюшку. Все говорят, что он погиб. Ведь пасека была совершенно выжжена, и только чудом не начался лесной пожар. Бесследно исчезла Жар-птица, исчез и батюшка мой. Пусть люди уверены, что батюшка сгорел в том пламени, а вот я так не считаю. И мама моя, и я - чувствуем, что он и сейчас жив. Унёс его Забытый в свои мрачные чертоги, и держит там в полоне. Также унёс он и Жар-птицу. Пусть нет никаких вещественных доказательств в правоте моих слов, но всё же самое главное доказательство - в моём сердце...
И тогда из Коли вырвался вопрос:
- Ну а что же ты, Лена, не отправилась на поиски своего отца?
Девушка вздохнула и ответила чуть слышно (казалось, что её голос порождался их журчащих голосов ручьёв):
- Очень я хотела в такой путь отправиться, и собиралась, и почти уже собралась; но делала это в тайне от матушки своей - не хотелось мне её расстраивать, ведь путь этот очень опасный, а многие даже считают, что и безвозвратный. Но так уж сложилось, что матушка всё же узнала о моём замысле, и так огорчилась, что даже и заболела. Я осталась ухаживать за ней, а она мне говорила: "Дочь моя милая! Знала бы ты, как сердце моё огорчилось, узнав о решении твоём. Ведь уйдёшь ты и не вернёшься, погибнешь! И останусь я совсем одна-одинёшёнька! Ты, солнышко моё, ты радость моя; не выдержу я такой горечи, и уже никогда не улыбнуться, и быстро увяну, слезами изойду. Не оставляй же меня, дочь милая!". Таковы были мольбы матушки моей, и, слушая её, я не выдержала, разрыдалась и пообещала ей, что никогда её не оставлю. А вот и наш скромный домик...
Этот, окружённый, невысоким, декоративным заборчиком дом, стоял под сенью высоких стройных берёз, и являл собой образ такой ладный, изящный и аккуратный, так глубоко был слит с образами природы, что Коле подумалось, что это - какая-то иллюстрация к сказкам.
Но тут Коля засмущался, что, наверное, совсем не подобало такой царственной особе, за которую почитала его Елена.
И он сказал:
- Вот что, Лена, я внутрь дома не пойду. Я подожду..., - он оглянулся и указал на небольшой овражек. - ...Вот в том овраге. А ты, будь добра, принеси мне какую-нибудь одежку попроще...
Девушка удивлённо посмотрела на него, но вслух ничего не сказала, а опрометью бросилась к дому. Всё время, пока она не вернулась, Коля смотрел то на средневековый город, то на окружавшие его весенние леса, и он не знал, что краше: город, леса, или же благодатное, безоблачное небо, которое безбрежным и невесомым куполом щедрого мирового храма нависало над ним. Впрочем, всё было одинаково мило, и всё казалось и было частью другого, и небосклон перетекал целующими лучами в землю, а земля звенела и тянулась навстречу ему пробуждающейся, могучей жизнью.
Но всё же, когда Лена выбежала из дома, и лёгкой, светлейшей тенью бросилась к нему, то Коля как-то невольно, словно извне это к нему пришло, почувствовал, что самая прекрасная здесь - это она, Лена.
И вот она уже рядом: улыбнулась едва заметно и смущённо, и протянула свёрток. Коля ответил такой же смущённой улыбкой, и, прижав свёрток к груди, бросился к овражку, откуда, спустя несколько минут вернулся, в образе средневекового юного крестьянина: впрочем, одежда, несмотря на старость свою, вовсе не была ни ветхой, ни некрасивой; ну разве что подчеркнула она Колину худобу.
И Лена заметила это, и произнесла:
- Ах, ваше высочество, похоже, что вы действительно нездоровы. Вы так исхудали!..
Тут же, впрочем, она вновь потупилась и прошептала:
- Простите меня! Простите за эту дерзость. Я иногда бываю такой порывистой...
На что Коля ответил:
- Ничего страшного. И общайся со мной на "ты". А то, право, ты меня самого смущаешь.
- Как скажите. Или, извините... извини... Как скажешь!..
И вот они пошли в сторону города.
Вскоре вышли на дорогу выложенную синими, глянцево-гладкими, но совершенно нескользкими плитами. Несколько раз их обгоняли всадники на статных конях. Причём один из коней имел ярко выраженную малахитовую окраску, но так как на это никто не обращал внимания, то Коля рассудил, что такой конь - дело совершенно обычное...
Между прочим, чувствовал Коля сильное смущение. И надеясь, что это смущение пройдёт, обратился он к Лене с просьбой:
- Возьми меня за руку. Пожалуйста.
Видно, девушка от этой просьбы смутилась ещё больше его, но ослушаться не посмела, и вот её маленькая, прохладная ладошка оказалась в его руке. Дальше они пошли рука об руку. Так Коля действительно чувствовал себя увереннее.
* * *
Несмотря на то, что Коля решил не подавать вида, что он чему-то удивляется, возле городских ворот произошло нечто такое, что заставило его громко вскрикнуть.
Там, под выложенными из многотонных каменных блоков стенами, которые возносились, казалось, к самому небу, выгибался над широким, заполненной чистой родниковой водой рвом, мост. Дорога проходила через ворота, створки которых были выкованы из металла метровой толщины.
Створки были приветливо раскрыты, но на специальном выступе, над верхней кромкой ворот, на двадцатиметровой высоте сидела на удобной жердочке птица с головой женщины. У женской головы были огромные, нечеловеческие, но и не птичьи глаза; цвет кожи были синеватым, и обрамляли это лицо густые, смолянисто-чёрные волосы. Птица была очень большой - со взрослого человека. Поначалу Коля принял эту птицу за искусственное украшение. Украшение это казалось одновременно и притягательным, и пугало. Казалось, что это - кусочек какой-то древней, беззвёздной ночи, ненароком забравшийся в этот радостный весенний день.
Но вот птица взмахнула крыльями, и полтела прямо к Коле. Мальчишка вскрикнул, и бросился к ограждению. Возможно, он прыгнул бы в воду, но Лена по-прежнему держалась за него и приговаривала:
- Нет. Не прыгай. Это птица Гамаюн, она охраняет ворота нашего города. Тебе всё равно от неё не убежать...
И вот Гамаюн уже уселась на ограждение, надо рвом; её сказочные глаза уставились прямо на Колю, который замер и не смел пошевелиться. И казалось мальчишке, что Гамаюн видит не его внешность, но все внутренние его чувства и помыслы.
Вот заговорила Гамаюн приятным, благозвучным голосом:
- Здравствуй, Коля...
Мальчик выдохнул:
- Так, значит, вы знаете, откуда я...
И птица ответила:
- Да, знаю. Да, сразу тебя почувствовала. Но не бойся меня, а проходи в город. Вместе со спутницей твоей Леной иди прямо ко дворцу. Твой приход ожидается; твой приход к началу великих дел послужит...
Сказавши эти слова, Гамаюн вновь взмахнула своими сильными крыльями, и взлетела на тот выступ над воротами, на котором сидела до этого.
Рядом с воротами стояли также и стражники-люди: в кованных, блещущих на солнце латах, бородатые, вооружённые мечами - они направились к Коле и Лене. Ведь обычно Гамаюн сидела спокойно, погружённая в свои неземные грёзы, и в тоже время зорко наблюдая за дорогой. Так что эдакое её поведение вполне могло послужить сигналом тревоги. Вот и шли стражи к Коле и Лене, чтобы задержать их, и проверить, кто они такие.
Но музыкальным парусом проплыл в воздухе голос птицы Гамаюн:
- Пропустите их.
Тут и стражи увидели лицо Коли. Несмотря на то, что мальчишка измазался грязью (думал, что так больше будет походить на бродягу), они узнали его. И приклонили стражи колени, и говорили с почтением:
- Быть может, в эти тревожные дни, когда молва говорит о том, что Забытый что-то тёмное замышляет, не стоит без охраны из города выходить? Быть может, проводить вас до дворца?
- Нет-нет, - энергично замотал головой Коля. - Я и сам дойду...
* * *
Коля попросил Лену, чтобы она провела его ко дворцу по самым малолюдным улицам, так как совсем не хотелось ему, чтобы люди принимали его за принца Колямира, и проявляли своё почтение. Зачем ему всё это было нужно? Он вообще хотел стать невидимкой, и спокойно осмотреть этот мир.
Лена вела его по узким, но всё равно озарённым солнцем улочкам. Мимо заборов деревянных и белокаменных, покрытых известкой и разукрашенных цветочными орнаментами; мимо дверей и ворот - закрытых и приоткрытых шли они. Здесь уже совсем не осталось снега. Из-за заборов выглядывали украшенные россыпями готовых раскрыться почек раскидистые ветви. И здесь, не меньше чем в лесу пели птицы, их юркие тельца перелетали среди ветвей и над улочками. И странным казалось Коле, что стражники говорили о какой-то опасности. Ему казалось, что всё то, что его окружает - это части какого-то прекрасного, сказочного праздника.
А люди всё же иногда попадались им навстречу. И они узнавали в Коле принца Колямира и кланялись ему и желали ему доброго здравия, а потом спешили сообщить своим родным и друзьям, что видели молодого принца в нищенской одежде, исхудалого и в сопровождении какой-то крестьянской, но очень миловидной девушки.
Лена не смущалась, и не гордилась тем, что идёт под руку с такой важной особой. На неё снизошло то лёгкое, радостное состояния весеннего праздника, в котором она прибывала до встречи с Колей. Она улыбалась своей милой, открытой улыбкой и людям и солнцу и Коле, когда он обращался к ней с каким-нибудь вопросом, относящейся к городским постройкам или к городской истории. И отвечала она на его вопросы уже легко, без лишнего смущения, так уже совсем привыкла к нему. И Коля перестал смущаться её, и тоже улыбался ей, вновь и вновь убеждаясь, что он попал на какой-то праздник.
Но вот подошли они к белоснежному замку, который Коля заметил, когда только перенёсся в этот мир. Несмотря на свои огромные размеры, замок казался совсем лёгким, и являл собой нечто среднее между облаком, на минутку к земле прильнувшим и готовым отправиться в полёт лебедем. Замок окружала изразцовая ограда с мраморными колоннами, за которой виден был ухоженный парк, в котором преобладали белоствольные берёзы.
Возле ворот стояли стражи, - золотом сияли их доспехи.
И, приближаясь к этим стражам, Коля вновь почувствовал неуверенность, и спросил робко:
- Неужели я должен пройти внутрь?
Вздохнула Лена:
- Ах, ведь и мне страшно. Но мы должны идти до конца...
Но так и не дошли они до ворот. Навстречу им уже шёл высокий, статный старец с длинной белой бородой, которая почти сливалась с такими же белоснежными одеяниями. Совершенно седые волосы обрамляли его седую голову, и весь он казался частью того дворца, который возвышался за его спиной.
И как только увидел его Коля, так почувствовал, что старец этот - человек столько на своём веку повидавший, столько мудрости в себя вобравший, и столько своими удивительными, задумчивыми очами видевший, что теперь он был и не человеком, в обычном понимании этого слова, а почти духом бестелесным. Казалось, что сейчас он полетит, и не понятно было, зачем он опирается при ходьбе о посох.
Лена шепнула:
- А вот сам Радугост.
Коля тоже шепнул:
- А кто он?
- Мудрец. Звездочёт. Алхимик. Маг. Он первый советник твоего батюшки, а также и деда твоего. Давным-давно появился он при дворе...
При приближении старца Лена почтительно опустила голову. Также опустил голову и Коля.
Радугост подошёл вплотную и сказал:
- Приветствую вас, ваше высочество Колямир.
До этого Коля все ещё надеялся, что ему удастся осмотреть окрестности дворца, а может и сам дворец как-нибудь незаметно. Но теперь уже совершенно уверился, что попал он в самый водоворот каких-то важных событий. Он постарался скрыть волнение, но всё же подрагивающий голос выдавал его:
- Здравствуйте, мудрый старец Рудогост.
А Радугост положил ему ладонь на плечо, и повёл во дворец. С другой стороны от Коли шла Лена. Лже-принц держал девушку за руку, а она спрашивала:
- Может, теперь отпустишь меня?.. Ведь даже если бы я оделась в лучшее своё платье, то всё равно не достойна была бы идти в этот дворец.
На это Коля ответил:
- Нет-нет, Лена. Пожалуйста, не стесняйся своей одежды. Видишь, на мне тоже вовсе не наряд принца. Ну и что же? Не важно, какая на нас одежда - главное, это то, что мы несём внутри.
- Конечно, я не осмелюсь тебя ослушаться, - вздохнула Лена.
На самом-то деле, хотя Лена испытывала страх, ей было очень-очень интересно пройти во дворец, увидеть там как можно больше. Думалось ей, что воспоминаний этого дня хватит на всю жизнь. Что касается Коли, то он уже привык к Лене, и чувствовал себя рядом с ней очень легко...
Ну а Рудогост говорил:
- Что же вы, ваше высочество, ведетё себя столь безответственно? Ведь знаете же, какие неприятные события случились во дворце и в нашей жизни в последнее время. Ведь все за вас волнуются, а в особенности батюшка ваш, Дрогомысл.
- Как он сейчас? - как-то само собой вырвалась у Коли.
И Радугост ответил:
- Здоровье его ухудшилось в последнее время, - ответил Рудогост, и добавил. - Ну а я стоял на балконе, и увидел вас идущим в компании этой очаровательной девушки...
- Какое у вас замечательное зрение! - восхищённо проговорил Коля.
- Привык общаться со звёздами без посредства телескопа, хотя и телескоп мне иногда помогает, - молвил Рудогост. - Но сейчас речь не об этом. Скажите, молодой принц, куда вы подевали свою одежду, и зачем надеил эту - крестьянскую?
- Я... я..., - пробормотал Коля и тут понял, что совершенно не готов отвечать на подобные вопросы.
Рудогост продолжал:
- Я спрашиваю не из праздного любопытства. В связи с последними событиями, очень важно знать, помните ли вы, как лишились своей одежды и можете ли объяснить, ради чего сменили её. Ведь, если вы не вспомните, то это скажет о том, что колдовство действует, и вы не всегда можете контролировать свои поступки...
Такие слова напугали Колю, и он поспешил ответить:
- На самом деле, я просто решил немного подурачиться...
- Подурачиться? - переспросил Рудогост, и внимательно посмотрел на Колю.
Мальчишка понял, что сказал что-то не то, но уже поздно было идти на попятную, поэтому он добавил:
- Глупо это, конечно. Но... так надоело мне сидеть в этом дворце, захотелось совершить что-то эдакое... весеннее...
Между тем они вошли во дворец, и Коля подумал, что то изящное великолепие, малую часть которого он увидел в обширнейшей прихожей зале, никогда не может надоесть.
А Рудогост, внимательно глядя на Колю, приговаривал:
- И всё же, сдаётся мне, что всё совсем иначе, нежели говоришь ты. Кажется, случилось нечто удивительное, что ещё не отрыто мне...
Когда они подошли к дверям, которые были выкованы из чистого золота, и украшены бессчётными крупными драгоценными брильянтами, то Лена поёжилась и молвила:
- Ну а можно, я всё-таки останусь где-нибудь здесь? Ведь знаю же, что за этими дверями - царская зала. И вот, кажется, если войду туда в этой своей крестьянской одежде, то со стыда умру...
- Я очень тебя прошу: не оставляй меня сейчас, - шепнул ей Коля. - Ведь мне тоже очень страшно...
Стоявшие у дверей стражи распахнули двери, и Коля, Лена и Рудогост, который настойчиво подталкивал их в спины (иначе бы они так и не решились войти) - все они переступили порог. Оказались они в протяжной зале с высоченными сводами.
Одну из стен занимало многометровое полотно, изображавшее заполненный солнцем, одухотворённый пейзаж. И вышито это полотно было с таким искусством, что казалось - стоит сделать шаг, и уже можно перенестись в глубины этого пейзажа. На другой стене пропускали солнечное сияние высокие окна. А у дальней стены, на которой сияло выкованное из золота солнце, возвышался алмазный трон. На том троне, на удобной подушке сидел старый человек с усталым и печальным лицом.
Он протянул навстречу вошедшим свои морщинистые руки и проговорил негромким голосом:
- Сын мой... ты вернулся... Но что с тобой... Что за одежда на тебе?
Коля догадался, что перед ним - царь Дрогомысл, и тут же покосился на побледневшую, опустившую глаза Лену. Мальчишка думал о том, что зря всё-таки привёл её сюда. А что если сейчас царь обвинит девушку в том, что это она околдовала Колю, - разгневается и прикажет её наказать или даже казнить. Поэтому он поспешил вступиться за свою спутницу.
Он воскликнул:
- Ваше величество, царь Дрогомысл... э-э... отец мой! В общем, я хочу сказать, что эта девушка вовсе ни в чём ни виновата. Она даже помогла мне. Получилась так, что я потерял свою одежду, а она отдала мне ту одежду, которая хранилась в её доме. Она меня не околдовывала - это я вам точно говорю.
На это Дрогомысл ответил:
- Да что ты так волнуешься, сын мой. Конечно, я вижу, что это хорошая девушка, и вовсе не собираюсь обвинять её в злом колдовстве. Тем более, что история случившегося с тобой несчастья хорошо мне известна...
Коля наморщил лоб, и молвил:
- Вот что-то на меня нашло. Не помню, о чём вы говорите. Не могли бы вы рассказать о том, что случилось.
И вновь посмотрел на Колю своими проницательными, мудрыми глазами старец Рудогост и произнёс:
- Ну что ж. Кажется, чувства не обманывают меня: принц Колямир не совсем тот, каким мы привыкли его видеть.
Тогда спросил Дрогомысл:
- О чём говоришь ты?
Рудогост ответил умиротворённым тоном:
- Не волнуйтесь, выше высочество. Дела наши вовсе не так плохи, как, может, кажется вам. И раз нашему юному Колямиру хочется услышать о последних событиях, так почему бы не удовлетворить его просьбу? И прелестная девушка Елена пусть присутствует при нашей беседе. Ведь, сдаётся мне, и её роль в грядущих событиях далеко не самая маленькая.
- Да будет так, - произнёс царь Дрогомысл и хлопнул в ладоши.
И тут же появились слуги: поставили неподалёку от трона стол, накрыли его скатертью, а на скатерть поставили блюда с фруктами. Ах, какие там были яблоки и груши! Как благоухали они! У Коли даже в животе заурчало, поэтому, не дожидаясь приглашения, он бросился к столу и, плюхнувшись на кресло, начал жадно жевать самую крупную грушу.
Лена уселась на стоявшее рядом с ним кресло, но к еде не притронулась - в присутствии государя она очень смущалась, и не знала, куда девать свои руки и взгляд. Но ласково заговорил с ней Рудогост, и девушка улыбнулась, а потом даже и рассмеялась какой-то его шутке, и вот уже начала кушать, вместе с Колей.
И вот Рудогост начал рассказывать. Так как рассказ касался двойника Коли, то мальчишка вскоре забыл о еде, и часть фруктов осталась нетронутой...
* * *
Своё повествование Рудогост начал с лирического отступления, в котором поведал о древнем роде Княжетей, последним отпрыском которого был четырнадцатилетний принц Колямир.
Княжити правили Светорусым государством уже две тысячи лет. И это была не просто традиция. Княжити были защитным и действенным талисманом для Светорусой земли. В их жилах текла магическая кровь. А в случае опасности, они источали такую энергию, что ни один враг не смог бы нанести серьёзного урона прекрасной Светорусой земле.
А главным врагом Светорусой земли издревле был Забытый. Не был он человеком, а могучей нежитью пришедшей в этот мир из древнего хаоса. Забытый жаждал власти, а помимо того он просто ненавидел счастье Светорусых людей; его бесила та красота, в которой они жили и которую они сами создавали. Мысль о владычестве над этой землею и превращении её в смрадные руины была главенствующей для Забытого.
Но зорко следили за дорогами птицы-Гамаюны, и если бы Забытый попытался проникнуть в стольный град Битцасвет, то они вовремя подняли бы тревогу, и Княжити изгнали бы непрошенного гостя.
Уже говорилось о том, что Забытый смог добраться до снов государя Дрогомысла, и совсем измучил его кошмарными виденьями. Мало того, - когда любимая супруга его Улеславна объезжала окрестные деревни, где, как и всегда помогала бедным крестьянам, а в особенности крестьянкам. И случилось с ней страшное несчастье. На карету её, когда ехала она по лесу, бросился из чащи зверь страшный и никогда прежде невиданный. Прежде чем стражи успели опомниться, карета была совершенно разбита, а добрая Улеслава - умерщвлена...
Совсем согнулся, потемнел от горя Дрогомысл. Но всё же оставалась у Дрогомысла ещё одна надежда - сын его Колямир. В нём текла кровь Княжитей. Его берегли как зеницу ока, но... не уберегли.
За день до того, как там оказался Коля, ко дворцу явилась добрая с виду старушка. Как-то удалось ей обмануть стражей, и пройти к тому озерцу, возле которого строил плот принц Колямир. Ласково заговорила она с ним, подошла, обещая его будущее предсказать. Протянул он к ней ладони, а она цепко его за запястье схватила, разразилась жутким, нечеловеческим хохотом и выкрикнула:
- Предсказываю, что жить тебе всего четырнадцать дней осталось.
Колямир пытался вырваться, но - тщетно. Казалось, что руки его попали в стальной капкан. От запястий, за которые его старуха держала, и по всему его телу прошёлся колющий, дурноту вызывающий пламень. Мир потемнел в глазах Колямира, пошатнулся он, и упал бы, если бы не подбежали стражи. Они подхватили почти бесчувственного юношу на руки, понесли во дворец.
А что же старуха? Она, продолжая хохотать, вспыхнула, словно сухая солома. Её облили водой из озерца, но старуха разгорелась ещё больше, словно полили её горючей жидкостью. А потом, когда прогорела наружная оболочка, вырвались из старухи пружинки да шестерёнки, так что ясным стало, что на самом-то деле - это механическая кукла, заряжённая ещё и магическими заклятьями.
Колямир вскоре пришёл в себя, но жаловался на сильную головную боль. Мудрый Рудогост и ещё несколько придворных лекарей осмотрели юношу, но не могли найти причины недуга. И только заглянув в глаза Колямира Рудогост вынужден был констатировать:
- Вижу, что в тебе запечатлелось проклятье Забытого. Что будет с тобой - не ведаю. Хотя и жизни своей не пожалел бы, только бы уберечь тебя!
Вскоре головная боль оставила Колямира, и решено было до тех пор, пока не приключилось ничего нового - не объявлять об происках Забытого. И всё же какие-то слухи просочились из дворца, и даже жившая за пределами города Лена уже слышала, что с принцем что-то не то. Хотя и не хотелось ей в это верить. Ведь была весна!
А возле тех покоев, в которых спал Колямир, была выставлена усиленная стража. Казалось, что и мышка не могла бы проскользнуть рядом с ними незамеченной. Но вот наступило утро. Обычно Колямир просыпался рано, так как много дел ему надо было сделать за день: здесь и учение всяким наукам, и всяческие игры, и строительство модели корабля...
В это утро Колямир никак не выходил. И уже почувствовали неладное: заглянули в его покои. И что же? Окно было распахнуто настежь, а Колямира и след простыл.
Сначала подумали, что Забытому удалось обойти бдительных Гамаюнов и проникнуть в стольный град, во дворец, и похитить принца. Но потом обнаружили верёвку, привязанную к подоконнику. Догадались, что по этой верёвке Колямир спустился в парк. Но вот куда он направился потом - этого никто не мог сказать. Даже специально обученные псы не могли взять его след, так как в парке таял последний снег; текли ручьи, смывали запахи...
* * *
По окончании этого рассказа, Рудогост молвил:
- И вот принц Колямир вернулся.
Затем ещё раз внимательно посмотрел на Колю и произнёс так тихо, что один только мальчишка его и услышал:
- Хотя ещё неизвестно - действительно ли это принц...
Коля поёжился, а про себя подумал: "Ну и попал же я в историю! Надо как-нибудь незаметно отсюда ускользнуть, а то ещё появится настоящий принц Колямир. Тогда обвинят меня в колдовстве; да ещё, пожалуй, скажут, что я - это сам Забытый. В общем, казнят меня..."
И тут от золотых дверей этой залы раздался голос привратника, который за привычной торжественностью тщетно пытался скрыть замешательство и даже страх:
- Принц Колямир!
Ведь и привратник и стражи видели, что Колямир уже был в зале, сидел за столом, слушал рассказ Рудогоста. И тут идёт ещё один Колямир!
Стражники, казалось, ко всему были готовы, но тут растерялись. Сначала они пропустили этого новоявленного Колямира, даже головы перед ним склонили, но потом, переглянувшись, бросились следом; скрестили перед ним алебарды. Им думалось, что это ещё одна кукла, подобная той старухе, которая схватила за запястье настоящего принца и наслала на него проклятье...
Коля вскочил из-за стола. Он готов был, если прикажут его схватить, броситься к окну, высадить его, и прыгать.
Рудогост понял его состояние, и сказал таким умиротворяющим, искренним тоном, что Коля поверил ему:
- Не бойся. Сейчас тебе ничего не грозит. Садись на прежнее место, и смотри, что будет дальше.
И Коля послушался Рудогоста - он вновь сел на кресло. Уселась на соседнее с ним кресло и Лена, которая тоже было, вскочила, и готова была бежать.
Рудогост произнёс:
- Пропустите его!
И стражники дали принцу Колямиру пройти. Они привыкли слушать старца Рудогоста, так как измученный ночными кошмарами и гибелью супруги государь Дрогомысл большую часть времени проводил, погружённый в свои мрачные мысли, а делами государственными практически не управлял.
Колямир шёл мрачный, с опущенный головой; только подойдя к столу, он окинул мрачным, невнимательным взглядом присутствующих.
Но он не обратил внимания на Колю - не вглядывался в его лицо, даже и не задумывался, кто это такой, так как свои, глубокие переживания терзали его.
И вот сказал Колямир:
- Отец, проклятие Забытого на мне...
Дрогомысл шагнул к нему, положил ладонь на плечо своего настоящего сына (а он точно чувствовал, что теперь перед ним настоящий принц Колямир), и спросил: