"Словно огромное грохочущее перо прочеркнуло по небу, и написало первую строку новой грозной истории, ударом отдалось в ночи, и, когда раскаты этого удара замолкли, все, кому суждено было стать главными героями этой истории, уже знали, что их жизнь изменилась, и что пути назад уже нет...
И в маленькой деревушке Берёзовке проснулась девушка Мария, который было девятнадцать лет. Она, одетая в длинную, белую ночную рубашку, приподнялась на своей кровати, и тогда Лунный свет плотной и густой серебряной аурой, высветил её красивое лицо. Её густые русые волосы, её загорелая кожа, её девичья округлая фигура - всё так и дышало природным здоровьем. Её, обычно такие добрые, проницательные глаза в эти минуты выражали тревогу.
Тот звук, который разбудил её, уже замолк, но всё же Мария знала, что тот или то, что этот звук породило - всё ещё в ночи, и не удаляется, но приближается.
Мария отдёрнула занавеску, на которой сама же вышила очень красивый, отображающий диковинные цветы да травы узор. По ту сторону был привычный, но никогда не надоедающий, милый её сердцу вид:
Их ухоженный яблоневый садик, окружённый невысоким, скорее символическим заборчиком, с калиткой. А по ту сторону заборчика видна была небольшая украшенная ромашками полянка, а за полянкой чернела усеянная серебром звёзд река Сладозвонка. На противоположном берегу Сладозвонки чёрными шпилями вздымался Сосновый Бор, в котором очень любила Мария вместе с друзьями гулять.
И тут красная искра блеснула в водах Сладозвонки. Никогда прежде не доводилось девушке такого видеть, и встрепенулась она, а одновременно тёмная тень метнулась к окну, и застучала громко-прегромко.
- А! - вскрикнула Мария, и зажала ладошкой рот.
По ту сторону окна появилось лицо Вани, мальчика, которому был на три года младше Марии, то есть исполнилось ему шестнадцать. Ваня жил в соседнем с Марией доме и их объединяли многие интересы, - они были хорошими друзьями.
Мария приподнялась и шепнула в форточку:
- Да что же ты так стучишь? Всех в доме разбудишь...
- Выходи скорее! - зашипел, выпучив на неё глаза, вихрастый Ваня. - Тут та-а-акое. В общем, тебе это ни в коем случае нельзя пропустить.
По ту сторону двери раздались шаги, и встревоженный, но всё равно мягкий голос вопросил:
- Доченька, что случилось?
- Ванька, кыш!
Ваня пригнулся под окном, ну а Мария улеглась, как и прежде и прикрыла глаза. В комнату заглянула её мама, пожилая уже, но сохранившая красоту и здоровье женщина. Убедившись, что её доченька спит, она осторожно вышла, но, прислушавшись, чуткая Мария ещё услышала её шёпот:
- Ох, чует моё сердце, - тёмные времена грядут...
И вот после этого девушка вскочила, быстро надела своё любимое длинное белое платье, а поверх ещё и тёмный платок накинула - это затем, чтобы не слишком выделяться в ночи. Она распахнула окно и бесшумно выскочила в садик. Ваня поджидал её за яблоней. Вместе они перескочили через ограду и оказались на украшенной ромашками поляне. Ваня поманил её ещё дальше, и вот они уже уселись на покатом берегу Сладозвонки. Теперь их совершенно не было видно из деревни.
- Ну, зачем звал? - спросила Мария.
- Ты не на меня, а на небо смотри! - воскликнул Ваня, которому, однако ж, очень приятен был мягкий, тёплый свет очей Марии.
И, когда девушка подняла голову, и взглянула в звёздное небо, то поняла, что увидела в реке не некую красную искру, но отражение того, что в небе происходило. А там, вытягивалась не искра, а целые четыре багровых дуги. Эти дуги дрожали, и медленно опускались к горизонту. Над дугами этими виднелось нечто чёрное, на некоторое время закрывающее звёзды.
Ваня спросил:
- Как ты думаешь - это большая штука?
- Думаю - да. - молвила Мария. - Ведь чувствуется, что очень далеко она опускается, и всё равно видно... это... чтобы это ни было...
А Ваня закончил:
- Чтобы это ни было, - мне это не нравится. И знаешь, почему?
- Почему же?
- Потому что оно хоть и сошло с неба, но небу не принадлежит, и вообще - нашему миру не принадлежит. Оно такое тревожное и напряжённое. Такого никогда у нас не было, и мне не нравится, что оно растревожило эту ночь. Оно пришло из каких-то иных мест, где жизнь не такая, как у нас. И там плохая, ненужная нам жизнь. Мария, мне сегодня приснился какой-то кошмар, который я уже не могу вспомнить, но я проснулся в холодном поту, и теперь знаю, что кошмар навеяла именно эта штука.
- Да-да. - кивала Мария, и вдруг взяла Ваню за руку. - Я ведь то же самое почувствовала, а раз мы это вместе это почувствовали, так, стало быть, нас судьба объединила...
Тут девушка смутилась, и больше ничего не говорила...
Немного помолчали, наблюдая за тем, как багровые дуги коснулись верхушек Соснового Бора. Затем и багровые дуги, и то чёрное, что было над ними, скрылось за кромками деревьев.
- Как думаешь, куда это он? - спросил Ваня.
- Мне кажется - к стольному Белому Граду. - ответила Мария. - Отсюда до него семьдесят вёрст по прямой...
- Что же с Белым градом будет?! - воскликнул, и сжал кулаки Ваня.
Ведь и Мария и Ваня в Белом Граде каждый год бывали, и очень любили этот красивейший, сияющий белизной стен и пышной зеленью садов город...
И в эти самые мгновенья они услышали взмахи крыльев, которые стремительно приближались. Не сговариваясь, они вскочили, держались за руки, готовы были к любой беде.
И оказалось, что - это сова. Пучеглазая птица летала к ним со стороны Соснового Бора. И вот уже оказалась рядом, ударилась об землю, и поднялась... статной, высокой женщиной, с огромными, сияющими малахитами очами.
Женщина шагнула к ним, протянула руки. Друзья отпрянули.
- Не бойтесь, я не враг вам. - звучным, красивым голосом попросила женщина.
И ребята тут же доверились ей, и больше не отступали. Тогда женщина подошла к ним вплотную, и положила свои ладони на их плечи. И они почувствовали исходящую от этих ладоней силу, и им даже показалось, что за спинами у них выросли крылья, и стоит только ими взмахнуть, как взовьются они над землей.
Женщина заглянула в очи Марии... И Мария почувствовала, что все, и даже самые сокровенные уголки её души сейчас предстали перед этой колдуньей. Колдунья кивнула, и приветливо улыбнулась девушке, чем немало её ободрила. Затем она взглянула в Ванины глаза, и также прочла всё, что было в нём, и также приветливо улыбнулась ему. Затем она сказала:
- Мы не ошиблись в вас, Мария и Ваня.
Тут нетерпеливый Ваня начал быстро спрашивать:
- "Вы"? А расскажите, пожалуйста, - кто эти "вы". И откуда Вы наши имена знаете?
- Всё в своё время откроется. - ответила колдунья.
- Ну, а про те багровые огни, - про них вы расскажите? - спрашивал мальчик.
- Да, расскажу. - кивнула колдунья. - Нам известно далеко не всё, но то, что они пришли из иного мира - это, надеюсь, вы и сами поняли.
- Да! - кивнули друзья.
- У нас было предчувствие, что будет беда, но мы не знали, что она нагрянет так быстро. Те, кто пришли с небес попытаются изменить наш мир. Они - захватчики.
- Да... да... - кивали зачарованные Мария и Ваня.
- С ними большая сила, и эта не наша сила колдовства, но та сила, которую они называют диковинным словом... - и колдунья по слогам выговорила. - "тех-ни-ка". Я не могу сказать, что сила "тех-ни-ка" плохая, но она в злых руках. Сейчас они спустились к Белому граду...
- Так мы и думали! - горестно воскликнул Ваня. - Неужели они его разрушат?
- Пока - нет. Сейчас они снарядили посольство к государю Алексею-однорукому, предложат ему свои условия, но, конечно, такой честный человек, как Алексей не сможет эти условия принять: ведь они означают фактически рабство. И вот тогда начнётся самое страшное...
- Что же? - с замирающим сердцем спросил Ваня.
- Война. - это страшное слово словно громом их ударило.
- А предотвратить эту войну никак нельзя? - спросила Мария.
- Боюсь, что теперь уже нет. - вздохнула женщина. - Но, если вы отдадите все свои силы, а, ежели понадобиться, то и жизни, то ход этой тяжёлой войны можно повернуть в нашу сторону...
- Конечно, мы согласны! - горячо и быстро говорил Ваня.
- А мы и не сомневались. Ведь вы - избранные.
- Но что же нам делать?! - хором спросили Мария и Ваня.
- Завтра поутру выступайте в Белый град. - ответила женщина. - А там просто делайте то, что велит вам сердце, и произойдёт очень важная встреча. Дальше действуйте по обстоятельствам..."
* * *
Таково было начало нового романа Василия Васильевича Застенчивого, молодого прозаика и поэта-романтика, которого угораздило родиться не на рубеже 18 и 19 веков, но в двадцать шестом веке, когда такое понятие как романтик, считалось уже полностью устаревшим.
К своим двадцати шести годам Василий Васильевич закончил уже восемь романов, ни один из которых не был напечатан как раз из-за чрезвычайной романтичности, тогда как в романах требовался боевой дух. Особой популярностью пользовались супермены, супервумены - накаченные, с автоматом под мышкой или под грудями в железных бикини. Писать такое Василий Васильевич не хотел, и не мог. Писал же он только то, что шло у него от сердца.
Также Василий Васильевич изредка пописывал статейки для небольшой газетёнки. В основном, он обозревал новинки психомузыки. Микрочипы с новым альбомом через ноздри заползали в мозг меломана, и тот на несколько часов полностью отключался от реальности...
Жил Василий Васильевич Застенчивый в однокомнатной квартире, на шестисотом этаже небоскреба, в Евросити - центральном городе объединённой Европы, площадь которого равнялась шестистам восьмидесяти девяти квадратным милям. Площадь же квартиры Василия Васильевича, вместе с кухней, равнялась двадцати квадратным метрам. Василий Васильевич не состоял в браке, но у него была девушка по имени Анджела.
Именно девушка и отвлекла Застенчивого от написания романа. Она позвонила ему по видеосвязи. Здесь не стоит делать вывода, что Василий Васильевич жил богато. Нет, - он жил очень бедно. Видеосвязь же была таким же обычным явлением, как простой телефон в квартире начала двадцать первого века. К тому же его аппарат был устаревшим, и всегда соединял с пронзительным, верещащим звуком, отрегулировать который Василий Васильевич никак не мог, так как он вообще в технике не разбирался.
- Привет! - окрикнула его Анджела.
Василий Васильевич вздрогнул, обернулся, и натянуто улыбнулся ей. И он тоже сказал:
- Привет.
- Что, новый роман начал? - проницательно спросила Анджела.
- Да.
- Как называется?
- "Лебеди"
- Про что?
- Э-э-э... про... про...
Тут Василий Васильевич замялся. Дело в том, что он совершенно не хотел рассказывать Анджеле о своём новом романе. И дело было даже не в том, что вся эта романтика была Анджеле чужда, но и в том, что рассказывать о придуманном им сюжете вообще было опасно...
Если предыдущие свои романы Василий Васильевич ещё предлагал в некоторые редакции, то этот он начал писать исключительно для себя, так как опубликовать роман с таким сюжетом решился бы разве что самоубийца. Ведь описывался в ней быт вполне реальной планеты Рос, несколько лет назад обнаруженной возле одной из звёзд в созвездии Девы. Всё это время планету исследовали с помощью электронных зондов, которые передали много любопытнейшей информации.
Так, оказалось, что на планете существуют народы, удивительно напоминающие древние расы Земли. Причём, они обладали некоторыми особыми знаниями, имели связь с сокрытыми в вещах и природе силами. В атмосфере и почвы планеты Рос содержались особые субстанции, которые, хоть и не имели физической оболочки, всё же существовали. Называли их духами.
Природа планеты была сущим раем для землян. Девственная, свежая, несущая исцеление для всех - эта природа таила в себе огромное количество полезных ископаемых: золота, алмазов, нефти, угля, и прочего и прочего, чего на Земле давно уже не осталось.
Наконец, было объявлено о колонизации планеты Рос. Прошли переговоры с тамошними правителями, которые никаких положительных результатов не принесли. И вот, совсем недавно началась война.
Конечно, поверхность планеты запросто можно было бы выжечь прямо с орбиты, но это не входило в планы земных политиканов. Планета должна была достаться на их растерзание целёхонькой, или же с минимальными потерями. Жители планеты Рос организовали сопротивление, да какое сопротивление!
Никто и не ожидал, что эти не знающие электричества, компьютеров и прочих благ цивилизации создания смогут противостоять хорошо подготовленных военным соединениям, на службе у которых были и скорострельные пулемёты, и огненные танки, и соответствующая поддержка с воздуха. Вначале ожидалось, что войну удастся закончить за несколько дней; максимум - за две-три недели; однако война затянулась, и продолжалась уже несколько месяцев.
Всё новые и новые боевые отряды поставлялись на поверхность Росы, и в ожесточённой бойне медленно, шаг за шагом завоёвывали чужую землю. Потери, как и среди людей, так и среди техники были просто колоссальными, однако отступать финансирующие компанию политики Объединённой Европы не собирались. Теперь это было делом их престижа; они должны были доказать, что способны решить любую проблему, в том числе и такую сложную.
Так как бойцов не хватало, была объявлена демобилизация: новые солдаты избирались из списков молодых людей подходящего возраста. Причём избрание рекрута (а, по сути дела, обречённого, так как никто, кроме калек ещё не вернулась из Росского пекла), происходило случайным образом, - всё решал компьютерный мозг. Так что никто не мог себя чувствовать застрахованным от попадания в военную кампанию. В том числе и Василий Васильевич Застенчивый.
Кончено, все телевизионные каналы занимались пропагандой патриотических чувств. И всем упорно вдалбливалось, что на Росе обитают исключительно преступники и извращенцы, и что эти негодяи без жалости убивают наших, земных ребят. Конечно, показывали истерзанные тела, но Василий Васильевич подозревал, что - это тела обитателей Роса. Власти очень тщательно отслеживали проявление инакомыслия, особенно в молодёжной среде - т.е. среди потенциальных солдат. И всякое бунтарство очень жестоко подавлялось. Так как за дело взялись военные, то применялись прямо-таки драконовы меры: немногочисленных бунтарёй объявляли шпионами врага, и после недолгого следствия, их расстреливали.
И Василий Васильевич знал, что, попади его явно про-Росский роман на глаза какому-нибудь сыщику, так его незамедлительно объявят Росским шпионом, и расстреляют. Что касается Анджелы, то она не стала бы докладывать намеренно, но из-за легкомысленности своей, вполне могла бы кому-нибудь проболтаться. К тому же до Василия Васильевича дошли слухи (правда, никак не подтверждённые), что в нынешнее время все телефоны прослушиваются компьютерами, и при употреблении некоторых подозрительных слов включается запись, которая переходит уже к государственным чиновникам.
И вот именно поэтому Василий Васильевич замялся, и всё никак не мог придумать, что же сказать Анджеле касательно сюжета нового романа.
И он не нашёл ничего лучшего, как пробормотать:
- Это романтическое произведение. Про возвышенные чувства.
Она жевала жвачку, и вот надула большой розовый шар, который лопнул, и прилип к её губам. Она стала счищать с накрашенных губ липкую, слюнявую массу, и при этом бормотала:
- Ну, так чуточку поподробнее расскажи.
- Это про столкновение людей, которые очень любят свою родину; и захватчиков, которые отличаются нечеловеческой жестокостью...
- Угу-угу. Это что же, про современность?
- Нет. Что ты! - поспешно заверил её Василий Васильевич, осознав, что чуточку заговорился. - Разве же такое возможно в наше время? Просто нет подходящих примеров. Вот на планете Рос мы можем наблюдать местных жителей - преступников, и наших доблестных бойцов, которые ведут с ними праведную войну. Моя мысль такова: я хочу показать, что такие бандиты могут угрожать и нашей Земле, и воспитать в людях чувство любви к своей Родине, непримиримую ненависть к противнику. Фоном же для развития своего драматического сюжета я взял средневековье...
- Угу-угу. - кивала, усердно жуя жвачку Анджела, и тут поморщилась. - Фи! И чего-й то тебя, милок, в политику потянуло?..
- Да вот... - пожал плечами Василий Васильевич.
- Ладно. Всё с тобой понятно. Вот что: я хочу погулять. Выведешь меня в парк?
- Да, конечно. - молвил Василий Васильевич.
- Тогда через час, у входа.
Анджела послала ему воздушный поцелуй и отключила связь.
Некоторое время Василий Васильевич сидел на своей маленькой, скрипучей кроватке, и смотрел в окно, за которым, на расстоянии пятидесяти метров была видна стена соседнего небоскрёба. Все окна были непроницаемы с внешней стороны, т.е. даже если бы Василий Васильевич купил мощный бинокль, и начал глядеть в ближайшие окна, то не увидел бы ничего кроме ровной матовой поверхности. Но Василий Васильевич знал, что - это только иллюзия конфиденциальности; быть может - защита от глаз таких же как он простых людей, работяг; но государство то следило не через окна, у Государства были куда более совершенные методы для слежки.
То и дело в новостях появлялись сообщение о том, что раскрыта очередная группа шпионов, или отдельный шпион. Как их выявляли? Василий Васильевич не знал, и от этого сердце его тревогой полнилось.
Он вновь и вновь вспоминал свой последний разговор с Анджелой, однако ж, отнюдь не из-за романтических чувств, а, переживая насчёт того, - не сказал ли он лишнего. И вот он пришёл к выводу, что, если бы был сторонний наблюдатель, то слова и поведение Василия Васильевича показались бы ему чрезвычайно подозрительными. Просто Василий Васильевич понимал, что сам он не похож на ярого проповедника государственной политики, но скорее наоборот - на человека свободолюбивого, и бунтаря в душе. Его длинные, до плеч волосы; его романтические, утончённые черты; его несколько печальный, таящий тайну голос - всё это не могло укрыться от проницательных, многое уже повидавших сыщиков.
И чем больше обо всём этом Василий Васильевич думал, тем больше он укреплялся в мысли, что он сделал большую ошибку, рассказав всё это Анджеле. И он корил себя, приговаривая: "Можно ведь было сказать, что это просто романтическая история, про рыцаря и царевну; или про пастуха и лесную фею; такая нейтральная, никому не интересная история. Можно было вообще об этом романе не говорить. Так нет же, - понесло. А ведь могут нагрянуть с проверкой. Найдут начало рукописи, и тогда - к стенке, и кусочек свинца в затылок..."
И действительно, так как время было военным, то боевые патрули могли ворваться в любую квартиру и учинить тщательный обыск. Василий Васильевич знал, что в их доме таким образом проверяли несколько квартир (правда, и квартир было порядка двадцати тысяч), и в какой-то квартире нашли что-то подозрительное - проживавших там увели, и больше о них ничего не было слышно. Скорее всего, их уже лишили жизни.
И тут - долгий, наглый звонок в дверь!
Василий Васильевич едва не вскрикнул. Болью защемило сердце. Он был уверен, - сейчас его арестуют. Взгляд его лихорадочно заметался по комнате.
Две или три секунды прошло, и тут звонок повторился.
- К-кто там? - едва смог выговорить Василий Васильевич.
Ответил неприветливый, женский голос:
- По важному делу. Откройте немедленно.
То, что говорила женщина, нисколько Василия Васильевича не успокоило, так как он знал, что в Органах работают и женщины, и вместе с ней могла прийти и группа захвата. А властный тон этой незнакомки только убедил Василия Васильевича в справедливости его мыслей.
И тогда прямо-таки ожгла его мысль: "Уничтожить начатую рукопись". Он метнулся к столу, и одновременно крикнул:
- Сейчас - минуточку, оденусь только!
Он схватил со стола тетрадь, и вырвал первые два листа, на которых начал писать роман "Лебеди". Он писал на листах, а не в компьютере, по старинке, опять-таки из-за безопасности. Всем было известно, что каждый включённый в электрическую сеть компьютер был подключен и к правительственной сетке: т.е. его запросто могли просматривать.
Василий Васильевич забился в угол, и, стараясь делать это бесшумно, начал рвать листы. Затем он бросил в обрывки в трубу мусоропровода, и бросился к двери, над которой опять-таки оглушительно дребезжал звонок.
Он распахнул дверь, и так при этом нервничал, что даже и капли пота по его лицу скатывались. За порогом стояла здоровенная тётка, которая запросто могла бы свалить Василия Васильевича одним ударом своего боксёрского кулака.
- Разрешите! - она отпихнула Василия Васильевича и ввалилась в комнату.
Василий Васильевич ожидал, что за тёткой последуют и сыщики, однако, никого там не было, и Василий Васильевич решился прикрыть дверь.
Тётка достала из своей кожаной сумки ноутбук, раскрыла его, и приказала Василию Васильевичу:
- Заполняйте!
- Что это? - робко спросил он.
- Что? Что? Анкета! - хмыкнула тётка. - Новая, расширенная анкета для Военного ведомства. Теперь всех вас, бездельников, дезертиров на особый учёт поставят. Ну, чего уставился-то, волосатик проклятый?! А? Вот из-за таких как ты, трусов, и гибнут наши ребята на Росе. И мой сын, и мой муж там головы сложили!..
Слеза набежала на один глаз тётки, но она смахнула эту слезу и ещё больше рассердилась на Василия Васильевича за то, что он стал свидетелем её слабости. Она ударила своим кулачищем по столу, и рявкнула:
- А ну заполняй, студень!
И тогда Василий Васильевич спешно начал заполнять анкету, в которой было очень много вопросов, касающихся его воззрений на мир, его образования, семейного положения, места работы, навыков и прочего. Вслед за этим вмонтированный в ноутбук фотоаппарат заснял его, и новая фотография Василия Васильевича была перенесена в базу данных.
Тогда тётка собрала своё оборудование и прошагала к двери. У порога она заявила:
- Всё. Теперь - жди.
- Чего ждать? - спросил Василий Васильевич.
- Чего-чего? Призыва, ясное дело! Уж там тебя то воевать научат! Может, и сделают из тебя настоящего мужчину...
На прощанье она хмыкнула и громко хлопнула дверью, выразив тем самым презрение к Василию Васильевичу.
А Василий Васильевич пребывал в крайнем нервном возбуждении. Он быстро прохаживался по комнате и приговаривал: "Ничего-ничего. Не заберут. Столько раз уже эти рекрутские наборы проходили, и всё мимо меня, потому что я и веса достаточного не имею, и зрением слабоват; да и спина кривовата. А вот роман жалко. Как же я так погорячился. Правда, там и было всего-то несколько страничек. Можно их восстановить. А хотя, зачем восстанавливать? Сам я написанное помню, а для иных это и не предназначалось. Сохранить целую рукопись для потомков?.. Для каких таких потомков?.. Я совсем не уверен, что эти потомки будут лучше нас. Да и где хранить? Кому завещать? В общем, можно писать по несколько страничек в день, а потом эти странички уничтожать. Напишу эпилог, и его уничтожу. Так весь роман будет создан, но, в то же время, ничего, кроме моего личного морального удовлетворения от него не останется. Ну, и прекрасно..."
И тут взгляд Василия Васильевича случайно попал на часы, и, оказалось, что уже наступило время, назначенное для свидания с Анджелой.
Тогда он быстренько натянул свою простенькую, старенькую одежду, в которой ходил по улице, и выбежал из квартиры...
...Через пятнадцать минут он примчался к входу в парк, где его поджидала Анджела. У Анджелы были золотистые локоны. Она обладала роскошной фигурой: округлые, отчётливо вычерченные под лёгким сиреневым платьем груди, сама статная, высокая. Ноги её были обнажены много выше колен, так что каждый мог заглядываться на её завораживающие бёдра. Глаза у Анджелы были ярко-голубыми и пламенными. Анджела была девушкой бездуховной. Все её интересы сводились к сексу и деньгам.
Прежний богатый бойфренд бизнесмен бросил Анджелу, так как нашёл двух близняшек фотомоделей, который телесами своими были получше Анджелы. И тогда Анджела закапризничала. Ей захотелось что-нибудь такого-эдакого, с выкрутасом; и даже "извращённого", "постыдного", и вот она отыскала Василия Васильевича, который был из вымершей породы романтиков, и даже пописывал что-то романтическое, что Анджела читать брезгала. Также она брезгала задрипанного Василия Васильевича целовать, но всё же несколько раз из интереса чмокнула его в нос, отчего Василий Васильевич пришёл в большое смущение, так как поцелуями его, мягко выражаясь, не баловали.
В общем-то, Василий Васильевич уже почти наскучил Анджеле, и она собиралась бросить его где-нибудь через недельку. Она уже присмотрела себе несколько нормальных партий, но пока всё же решила ещё немного погулять с Василием Васильевичем, - послушать его робкие бредни.
Когда Василий Васильевич пришёл, она уже жевала мороженое, но сказала, чтобы он купил ей ещё пять пачек, и Василий Васильевич купил.
Затем они вошли в парк. По прямым асфальтовым дорожкам прохаживались жители города. На скамейках сидели влюблённые или пьяные. Надо всем этим, над чахлыми кронами деревьев возносились и почти полностью заслоняли небо небоскрёбы-исполины.
Василий Васильевич в этот раз почти ничего не говорил, ему было совсем не интересно с Анджелой, так как он понимал, что встречается с ней исключительно из-за своего одиночества, которое так уже измучило его. Он понимал, что какая-то серьёзная связь невозможна между ними, но всё же некоторое время стремился к Анджеле. Ему так хотелось найти соответствие внешней красоты и красоты внутренней! Ему так хотелось душевного тепла, ласки! Но, чем больше он общался с Анджелой, тем яснее понимал, что её красота, - это красота куклы, самообман, и что она не сделает его счастливым.
И вот теперь он автоматически отвечал на какие-то её вопросы, а мыслями был в своей квартире. Как же ему хотелось поскорее оказаться за своим столом, и продолжить начатый роман!
Ведь там жили герои, духовный мир которых был близок ему. Василий Васильевич понимал их, он хотел поговорить с ними, и в воображении своём, действительно общался с ними. На пустое, глупое воркование Анджелы он отвечал так же бессодержательно и глупо, не задумываясь. И, когда Анджела попросила купить ей ещё мороженого, - он купил ей, так, словно бы откупился, и, сославшись на занятость, убежал из парка.
И вот он вновь у себя в квартире.
И там увидел, что несколько томов с его книжной полки валяются на полу; также и кровать отодвинута от стены. Он хорошо помнил, что, когда уходил, такого беспорядка не было.
Он молвил тихо:
- Всё-таки были с обыском. Стало быть, хорошо, что я первые страницы уничтожил...
Василий Васильевич быстро прибрался. Проверил, - закрыта ли дверь, и продолжил создание рукописи, первые страницы которой были уже уничтожены.