Аннотация: Александр Щербинко ВЗВЕЙТЕСЬ СОКОЛЫ ОРЛАМИ Москва, зима, 1993 год Из вестибюля станции метро Боровицкая вышел высокий полковник в длинной, темной шинели, серой, каракулевой папахе и медленно направился к пешеходному переходу. Уже наступившие вечерние сумерки и падающий крупными хлопьями снег скрывали его в тени между уличными фонарями. Двигаясь вдоль тротуара, он внимательно разглядывал ту странную, новую для него городскую, столичную кипящую жизнь. В центре Москвы, недалеко от библиотеки имени Ленина, возле кафе стоял грязный, оборванный нищий. Морозный чистый воздух, искрящийся в лучах мощных прожекторов иней, монументальные здания не соответствовали внешности этого опустившегося человека. Из его неопрятного, перекошенного рта вместе с паром выпрыгивали такие же грязные как он сам слова - обрубки. Эти слова совсем не вязались с тем праздничным, приподнятым настроением полковника Российской армии Сергея Петровича Казаченко, который, наблюдая все это, чувствовал глубокое отвращение к тем переменам, которые произошли в столице. Из детства о Москве у него осталось восторженное чувство красоты, гармонии и величия этого города. Тогда, приезжая на несколько дней в столицу вместе со своей старшей сестрой он несколько раз был у этого кафе, где всегда пахло горячими, вкусными пончиками, посыпанными сахарной пудрой. Это место было для него одним из любимых. Он часто был на ВДНХ, на выставках, площадях Москвы, которые также поражали своим великолепием, но это место ему почему - то нравилось больше всего. Сейчас Москва производила удручающее впечатление. Толпы озабоченных, угрюмых людей шли по грязным, замусоренным улицам. Вдоль стен домов стояли такие - же серые, злые люди, продающие зарубежные товары: бананы, кофе, одежду. Нищие, бомжи, какие - то сомнительные личности заполнили город. Город напоминал большую барахолку на свалке. Грязь, мусор, вонь, никем не убираемые горы снега, все это производило удручающее впечатление. Сергей Петрович, проголодавшись, решил подкрепиться в одной из множества стоящих вдоль улицы палаток. Однако цена стакана коричневой бурды и бутерброда с сосиской сомнительного вида повергла его в шок. Это окончательно испортило его настроение и неприятное чувство брезгливости и раздражения овладело им, отодвинув то хорошее, что накопилось в последнее время - переезд в Москву и новое назначение по службе, связанное с повышением, а также ожидание встречи с семьей. Отвернув рукав шинели, посмотрев на часы, он решил, что пора двигаться к вокзалу - через час приходил поезд. Встретив семью: жену и младшую дочку он повез их в гостиницу, где им предстояло прожить долгое время в ожидании очереди на получение квартиры. Сергей Петрович чувствовал себя не то чтобы очень худо, но и не совсем хорошо. Нет, со здоровьем у него в свои сорок пять лет проблем особых не было. Гнетущее состояние вызывало совсем другое. Помотавшись, лучшие годы жизни по северным гарнизонам, он со своей семьей не имел крыши над головой, автомобиля, дачи, то есть всего того, что, незаметно окружая человека, создает комфортное состояние. Чувство неустроенности давило на него. Больше всего он страдал оттого, что его семья испытывала связанные с этим бытовые неурядицы. Дети выросли, стойко перенося трудности армейской жизни вместе с ним. Жена привычно собирала вещи при очередном переезде, устраивалась заново на новом месте, находила работу и устраивала детей в новой школе. К чему он пришел за годы изматывающей, напряженной офицерской службы? Казахстан, 1956 год Мальчик сидел перед громадным ящиком радиоприемника, крутил ручку настройки заворожено глядя на разгорающийся и гаснущий зеленый глазок индикатора. Глазок то жмурился, то удивленно открывался на всю ширину, когда голос или музыка лились из ящика в полную силу. Сережа, коротко стриженый шестилетка с восторгом, замирая, мог подолгу сидеть у радиоприемника. Тяжелый, массивный с подсвеченной изнутри цветной шкалой с непонятными буквами и цифрами радиоприемник производил неизгладимое впечатление на мальчика. Особенно нравилось ему рассматривать обратную сторону крышки радиоприемника. Через решетчатую стенку видны были разогретые нити накала радиоламп, какие то непонятные агрегаты, вращающиеся вместе с вращением настроечного лимба. Все это составляло неразъяснимую загадку, тайну которую предстояло раскрыть. - Рига десять, - по слогам шептал Сережа. Внизу, сбоку были нарисованы проволока с изоляторами натянутая между двумя мачтами со спуском к гнезду. - Антенна, - читал мальчик. Рядом, у второго гнезда был нарисован водопроводный кран, от которого шел провод. - Земля - прошептали его губы. Радиоприемник был куплен давно, он был почти его ровесником, но всегда манил и тянул к себе с непонятной силой. Неосязаемые, невидимые радиостанции неожиданно появлялись при вращении ручки, вещали на разные иностранные голоса, звучала то восточная заунывная музыка, то бодро играл оркестр или пели хором и в одиночку чужие голоса. Редко удавалось найти русскую речь или русскую песню. Сереже было абсолютно непонятно, как, каким образом попадали в радиоприемник эти голоса. Чудо, тайна, загадка восхищала
|