Аннотация: Ядерный апокалипсис - конец всего, или начало чего-то нового?
ЗАКАТ НОВОГО ДНЯ
Яков заперся в своем персональном, но от того не менее тесном кабинете, и мрачно рубился в "World of Tanks", полностью убрав звук. Интернет у него был, одного из немногих на фирме - зря, что ли, админу несколько раз пивом проставлялся. Вот и отблагодарил. На экране Т-34 как раз сумел прорваться сквозь линию вражеской обороны и был готов к отчаянному рывку до победного конца, как в нижнем углу монитора требовательно мигнул значок аськи.
"Срочно зайди, очень важно!"
Босс! Какого хрена ему еще надо? Хотелось сделать вид, что ошибся окном и ответить длинной строчкой нецензурщины, а потом извиниться. Но уже потом. Когда шеф поменяется в лице, и будет судорожно искать в кармане пиджака валидол.
Но предательский желудок выбрал именно этот момент, чтобы скрутить тело знакомой болью. К тому времени, когда удалось, тяжело дыша, выйти из неравной борьбы с болью, "тридцатьчетверка" уже дымно зачадила в полуразрушенном переулке, отважно, но совершенно бессмысленно погибнув. Лицо и шея покрылись липким противным потом, руки мелко дрожали.
"Ладно, не судьба, похоже. - Яков, опершись на стол, с трудом поднялся из кресла и выключил компьютер. - Заодно, у Биг Босса надо попробовать в больницу отпроситься. В конце концов, причина - уважительнее некуда! Отпустит, никуда не денется."
Сегодняшний день не задался с самого утра. Впрочем, последнее время почти все дни были такими... Неприятными, что ли. И мутными какими-то. Яков все пытался подобрать подходящее слово для описания, но не получалось. Уплывала куда-то мысль.
Начальство требовало трудовых подвигов во имя Капитала, а подчиненные все активнее саботировали. А Яков, будучи начальником отдела - получился посередине, между молотом и наковальней. Приходилось выслушивать обе стороны. Оказываясь виноватым в глазах и тех, и других. И сделать ничего не мог - потому что проблема была не в работе, как таковой, а в системной ошибке. В деньгах, то есть. Руководство было свято уверено, что платит слишком много, а непосредственные исполнители - что категорически недостаточно. Вот и сегодня с утра, вместо того, чтобы спокойно работать самому и дать работать подчиненным, шеф устроил общее собрание.
И выдал хмурой толпе подчиненных "гениальную" фразу - "Парни, мы одна команда, и гребем в одной лодке". Он долго разъяснял собравшимся, что именно понимает под этим слоганом, рожденным сумрачным гением с Уолл-Стрит. Работа, работа, и еще раз работа. А деньги - не вопрос. В смысле, про них и спрашивать не положено, пока не станем мегакорпорацией.
Эффект получился прямо противоположным, как и всегда, впрочем. Денежная премия стимулирует коллектив на трудовые подвиги куда лучше, чем десять подобных собраний...
Глазами похлопали, мудростью повосторгались, да и разошлись после собрания по рабочим местам работники кульмана и клавиатуры. Те, кто еще не сбежал. На более оплачиваемые места в других компаниях.
Но шефу показалось мало. И, в довесок к прочему, он устроил пятиминутку для "прокладки между собой и коллективом", так сказать - руководителей среднего звена. И пошел, как заведенный, вещать по второму кругу. Пятиминутка в итоге растянулась с одиннадцати почти до двух часов.
Спокойно пообедать Якову поэтому так и не удалось. Пришлось на скорую руку перекусывать в столовке, чем еще оставалось. А потом пытаться сосредоточиться на работе. Получалось откровенно плохо - неоднократно изнасилованный за сегодня мозг работать совсем не желал. А желал он расслабления и отдыха. А вовремя не накормленный желудок наоборот, активно бурчал. В бурчании том, отчетливо слышалось, что ему, бедному, и гастрита хватает, а язва не нужна совершенно. В итоге, часиков после четырех окончательно сформировалась мысль: "а пошло оно все!" - и Яков включил игру, уйдя в приветливый и добрый по сравнению с окружающей реальностью мир танковых сражений.
- Заречный пришел, - манерно сказала секретарша Сонечка, наклонясь к интеркому, и недобро посмотрела на Якова холодно-обжигающим взглядом. Зря он ей отказал тогда, на вечеринке по поводу юбилея фирмы. Подумаешь, употребил бы по назначению - не крокодил ведь, а вовсе даже и наоборот. Зато одним врагом было бы меньше...
- Проходите. Вас ждут!
Разговор получился коротким, но неприятным. И ведь ничего нового, что стоило бы срочного вызова! Босс был в своем репертуаре. Хоть в больницу отпустил, можно сказать, настоял. Даже странно как-то.
Мелькнула мысль, действительно поехать в поликлинику, но тут Якову вспомнились эти очереди, вечные бабки с настоящими или выдуманными от скуки болезнями, недовольные врачи, тяжелый запах больницы. Да и что ему там нового сказать могут? Что у него гастрит, угроза язвы, что надо меньше нервничать, регулярно питаться? При этом, нельзя жареного, острого, соленого, перченого, сладкого, горького, вкусного... Проще сразу умереть, чем эти благие советы все выполнить. Да и боль вроде уже не думала возвращаться, отпустила. Вообще удивительно, что с человеком свобода делает! Поэтому в машину, и домой.
Говорят, счастье - когда утром хочется на работу, а вечером - домой. Наверное, так и есть. У других. Яков не знал, как и назвать свое состояние, когда не хочется ни того, ни другого. От работы ни удовлетворения, ни денег. Одна привычка осталась. И необходимость тратить время. А дома - тоска. И воспоминания. О счастливой семье, жене - умнице и красавице, сынишке замечательном...
Их сбил прямо на пешеходном переходе пьяный папенькин сынок на крутой машине, когда они из садика возвращались... Ударил, и даже не собираясь останавливаться, понесся дальше. Вот только повело машину юзом, выбросило с дороги, и приложило как раз водительской стороной о бетонный столб освещения - не помогли уроду и подушки. Только и смерть его ничего изменить не смогла. И ничего не вернула назад.
Пять лет прошло... Кажется, что вчера. И не понять до сих пор - для чего жить дальше. Поэтому на работе Яков старался засиживаться подольше, заодно в офисе пробки дорожные пережидая. Никто его дома не ждал. Вообще. Даже кота завести не решился. Боясь привязаться, а потом тоже потерять.
А сегодня наоборот получилось. Хоть улицы и были довольно загруженными, как всегда днем в большом городе, стоять или ползти черепашьим ходом нигде не пришлось. А ближе к выезду из города дорога оказалась совсем свободной.
Настроение улучшалось помаленьку. Яков, заметив на остановке молодую девчонку-соседку, подрулил к тротуару.
- Привет подрастающему поколению!
- Дядя Яков! - удивленно распахнула она глаза. - Вы домой?
- А куда ж еще, Настенька? Запрыгивай.
- Рано-то вы как-то сегодня.
- Да вот, всю работу отработал, что там делать, вот пораньше и выехал. Пока дорога чистая. А ты чего пыль глотаешь?
- Маршрутку жду. Уже час почти. - Настя устроилась рядом, поставила в ноги рюкзачок. Одарила сияющей улыбкой. - А она все не едет и не едет.
Якову она всегда так улыбалась. Открыто и радостно.
Как-то давно уже, когда Настя только школу закончила, он учил девушку машину водить. Туго тогда было с деньгами. А семью кормить надо. Вот и приходилось за любую работу хвататься. Институтский товарищ помог - устроился подрабатывать в автошколе. По выходным. Подъем в шесть утра, и на другой конец города.
Говорят, хорошо учил, девяносто процентов учеников сдавали экзамены с первого раза. А вот Настька не сдала. Вошла, так сказать, в неудачные десять процентов. Ну не давалось ей вождение. За городом, по пустой трассе - ехала свободно и правильно, переключалась вовремя, тормозила, где надо. А в уличной толчее и суматохе... Тихий ужас! Терялась в плотном потоке. Что и когда делать - забывала полностью. Похоже, просто пугалась машин со всех сторон. Или внимания на все не хватало. Упросила позаниматься дополнительно.
Яков-то как раз уже с автошколой и учением попрощаться хотел - на работе в должности повысили, так что решил, что от добра - добра не ищут. Надоело видеть родных только по вечерам.
Но для Анастасии исключение сделал. Хорошая девушка, скромная такая, добрая. Живет с матерью, да с бабкой. Работать еще в школе начала - чтобы семье помогать. Мать - почти инвалид. Сахарный диабет, кажется. Так Яков с нее денег и не взял, как не уговаривала. Бесплатно учил.
И ведь получилось у нее все, упорная девчонка. Как сказал ей инспектор, что сдала, так выскочила из машины на площадку, где он, по доброте душевной, ее поджидал, бросилась на шею. На радостях, прямо при всех, поцеловала в щеку. А он, от неожиданности, засмеялся только, не сразу отстранил...
И зря, ох, зря. Иногда, как встречаются случайно, после тех занятий памятных, так смотрит, словно сказать что хочет, да боится... И глаза огромные, зеленые...
Только однолюб он. Ни забыть, ни разлюбить жену не получалось. Да и не пробовал. А Настасья молодая, найдет еще себе парня. Помоложе, чем он, да поудачливее. Повезет же ее избраннику - золото, а не девушка!
- С учебы возвращаешься? - спросил, чтобы не молчать. Да и на душе от ее присутствия легче стало, веселее.
- Ага. Я пятерку на зачете получила! Первая сдавать вызвалась. Боялась, жуть как - преподша у нас строгая очень!
- Ого, поздравляю. А кем будешь, когда закончишь?
- Я же вам говорила, педиатром буду. Детей лечить хочу. - Она смешно сморщила носик. - Люблю их! Сильно-сильно люблю!
"Сама ведь ребенок еще", - подумал.
- Жених-то уже есть? - и с чего брякнул? Пожалел тут же. Сразу как-то неуютно стало под Настасьиным серьезным взглядом, хоть и не смотрел в ее сторону.
- Нет, Яков Олегович, вас жду.
Можно подумать, не сам напросился. Расхлебывай теперь. Горе-ловелас. Хмыкнул неопределенно, и искренне обрадовался, что приехали уже.
- Да зачем тебе такой старый пень? - бросил напоследок, барабаня пальцами по рулю и не оборачиваясь на зеленоглазое чудо.
- Нужен, значит. И вовсе вы не старый, не наговаривайте! - Настька выпрыгнула из машины, обернулась, махнув косой. - До свидания! И спасибо, что подвезли!
Весело так сказала и вежливо, словно и в шутку все до этого было.
Яков несколько минут просидел, глядя, как девушка уходит все дальше и дальше к стоящему чуть поодаль от дороги дому. Потом, обругав сам себя, рванул к себе. Вот ведь пигалица. Вбила там себе в голову что-то. А ему что делать? С любовью девичьей...
Ладно, об этом потом подумает. В ЗАГС не тащит, и то хлеб. А сейчас необходимо поесть и расслабиться. Отойти от этой чертовой работы.
Порадовался, что так рано приехал. Пока еще светло - можно что-то успеть возле дома сделать. Нужно к зиме готовиться - живя на земле, всегда есть чем заняться. Только сначала перекусить! Смена деятельности - тоже отдых. Умные люди не раз говорили. А они, хоть и умерли все, все равно, умнее некоего Якова Заречного. Все вместе, разумеется, поотдельности - это еще как посмотреть!
Загнал Ниву под навес - все никак гараж не получалось поставить, всегда - то денег не хватает, то более срочные дела. Только машинка его - неприхотливая, по дорогам и бездорожью возит исправно, и не жалуется, а на неизменной в выходные рыбалке - ночует под открытым небом. Не такая она проходимая, правда, как УАЗик армейский - но зато и более удобная и комфортная. Рашен джип, лайт версия.
- Все, отдыхай, ласточка! - произнес Яков вслух. И погладил горячий капот. Окинул взглядом двор, ровные грядки огорода, курятник небольшой, где и инвентарь хранил садово-огородный, какой попроще. Все более ценное привык в доме держать. Снова пошаливать воришки начали. Прямо как в девяностые. А забор за сараем уже еле держится, бедолага... Интересно, не рухнет зимой под снегом?
Хорошо сейчас. Слава Богу, не в прокаленном последними солнечными днями, городе. Свежий воздух, и ветерок легкий. Может, удастся поработать во дворе дотемна. Забыть на время все неурядицы...
Поесть только... Яков зашел в дом, привычно бросил ключи у зеркала в прихожей, включил в кухне свет. Снимать ботинки не стал - пока дождей нет, нет и грязи. Долго он не задержится, и за чистоту никто ругать не будет. Сам выпачкал - сам же и уберет.
Заглянул в холодильник, постоял немного перед его раскрытым нутром, размышляя - чего бы съесть эдакого. Вот яичницу с колбасой пожарить по-быстрому можно. Вкусно и сытно... А, нет - желудок Якова сразу возмутился, только услышав...
- Ладно-ладно, - привычка говорить дома вслух иногда помогала чувствовать себя не таким одиноким, - утром получишь свою кашку! А сейчас... да вот два яйца взобью, с молоком, да омлетик быстренько сварганю.
Кроме десятка кур, другой живности Яков никакой не держал. Зато яйца домашние. А молоко покупал у соседки через два дома. Они пару коров держат. На рынке городском порой сметаной, сыром приторговывают. Так что все натуральное, без консервантов и ароматизаторов, "идентичных натуральным". Ему всегда досадно было от таких "хитрых" рекламных ходов. Что за умник только эту чушь придумал - "идентичные натуральным"? Либо натуральное, либо - химия...
Ловкость рук, немного терпения. Вот и омлет поспел, заодно и чайник закипел. Самое время залить кипятком маленький фарфоровый заварничек, пусть настаивается. Как раз за это время можно перекусить омлетом с золотистой корочкой...
- Дядя Яков, а дядя Яков! - послышалось с улицы, когда подносил уже вилку ко рту. Вышел на крыльцо, оставляя дверь распахнутой - пусть проветрится. Да и от кого запирать, если он во дворе будет. Вот на ночь - необходимо обязательно. Город не так уж и далеко. Скоро бомжи потянутся по дачам шуровать. Заодно и поселку от "гостей" всяких "радостей" добавится...
Паренек соседский, лет восьми, мнется, держась за свой велик, смотрит пытливо и просительно. Или девять ему... Яков как-то не задавался никогда этим вопросом, а тут сынишку своего вспомнил, прикинул, сколько бы ему сейчас стукнуло...
Мама за чем-то послала, что ли? Решил, что омлет подождет минутку, все равно горячий еще...
- Чего тебе, Артём? - Якову нравился парнишка. Точно, девять. Весной с учебником прибегал - на лето задач много задали.
- Дядя Яков, цепь у меня на велике слетает, помогите натянуть! Пожалуйста!
Вот что с ним, сорванцом, делать? Не выгонять же. Придется помочь.
Спустился с крыльца, присев на корточки, осмотрел цепь - провисла. Да и колесо заднее болталось, держась на честном слове.
- Не отваливается?
Артёмка шмыгнул носом:
- Нее, только за крыло задевает. А что?
В руках он теребил цепочку с жетонами - "смертник" еще называются.
- Подкрутить его надо. Не только цепь. Подожди минутку, сейчас ключи возьму!
- Ага.
Инструмент Яков в погребе хранил, полку там ему выделил специальную, пока гаража нет. Придется спускаться. Ступеньки хоть и крутые, да ничего - лампа горит, да и не старик он еще совсем. Даже Настена так думает. Вот ведь напасть! Не идет из головы ученица бывшая, с глазами бездонными...
Подвал у Якова глубокий, добротный. Тот, что был раньше, два месяца цельных углублял, расширял, да благоустраивал. Надо бы и дом перестроить, задумки есть - да вот та же ерунда, что и с гаражем...
Взял с полки пассатижи, набор ключей и пару отверток - на всякий случай, чтобы второй раз не спускаться сюда.
Повернулся уже выходить, и вдруг замер. Удивился, что за гул такой? Землетрясение, что ли? Еще завалит его здесь - дом-то старый совсем... Нафиг отсюда! Метнулся к лестнице, бросив инструменты обратно. Только успел вскочить на ступеньки, как лампочка погасла, погрузив подвал в темноту, а люк наверху с грохотом захлопнулся, приложив по макушке... "Всё! - успел подумать, - Конец!". Как рухнул на пол, он уже не почувствовал.
...Жутко болела голова, где-то в районе затылка. Это первое, что ощутил Яков, приходя в себя. И ног словно нет, совсем не чувствуются... Холодно. Темно. Не видно вообще ничего. Где он? Почему-то мысли текли медленно и как-то вяло. Что-то липкое было на лице, или на руках, которыми он попытался протереть глаза. Во рту какой-то гадкий привкус, как будто жевал долго зеленые неспелые яблоки. А потом кошки с лотком перепутали...
Он спускался в подвал... Точно! Спустился, чтобы взять инструменты. Артёмка попросил подтянуть цепь на велосипеде. Что потом случилось? Воспоминания поступали медленно, как в старом кинотеатре, когда крутят фильм с криво склеенной и подпаленной пленкой. Так, значит он в подвале...
Непонятный гул отовсюду... Подумал, что началось землетрясение, хотел выбраться наверх, но не успел. Похоже, что получил чем-то тяжелым по голове, и валялся без сознания. И никак не несколько минут. А больше. Намного...
Так, все вроде вспомнил. Больше в темноте этой делать нечего - надо выбираться.
Быстро встать не получилось, затекли ноги, и он едва не рухнул снова на бетонный пол. Удержался, схватившись за лестницу.
Яков подвигался немного, покачался с ноги на ногу, несколько раз больно сам себя ущипнул, восстанавливая кровообращение. Вроде как в норму пришел. Можно и наверх подниматься. Двигаться было нелегко, мелкими, но острыми иголками неприятно кололо в мышцах, и, казалось, вот-вот какая-нибудь из ног решит подвернуться, и хозяин снова рухнет на бетон. Хорошо, что ступенек всего десяток. А там и люк...
Который не то что приподнять - даже пошевелить не удалось. Как будто кто-то сверху держит. Ерунда, конечно - кто его будет держать? Привалило чем-то. Значит, точно землетрясение, вот старый дом и не выдержал. Теперь точно перестраивать придется, еще и по страховке что-то выплатят наверняка. Хорошо, что не пожадничал, и вместе с машиной и дом застраховал.
- Ладно, сначала вылезти отсюда, а потом уже дальше планы строить! - Голос странно прозвучал в оглушающей тишине.
Напрягая все силы, попытался приподнять люк снова. Ничего. Слабым Яков себя никогда не чувствовал, да и работа на собственном участке всегда поддерживала в неплохой физической форме, но сейчас остро ощутил полное бессилие.
Присев на ступеньку, потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Голова на тряску немедленно ответила резкой болью. Нда, придется поаккуратнее...
Может, надо просто подождать? Артёмка, который на улице остался, позовет на помощь... Только кого? Мать? Кроме нее, у пацана никого нет. Был брат, срочную в пограничниках служил, погиб в Чечне, мальчишка еще везде таскал его жетоны-"смертники" на цепочке. Никогда не расставался...
О чем он думает?! Там же куча соседей! И дома у них крепкие, а некоторые и новые совсем. Найдет кого-нибудь! Или Антонина, мама его, позвонит в МЧС. Или в милицию скорее, а те разберутся. Не совсем ведь слепые, да и их тряхнуть должно было неслабо.
"Стоп, мобилка же есть - можно самому позвонить, не ждать никого. Если, конечно, связь будет. Погреб-то, на голову свою, выкопал глубокий..."
Ощупав карманы, Яков убедился, что самому вызвать помощь не получится - телефона нигде не было. Мужчина смутно припомнил, что вроде на столе его оставил, возле тарелки с так и не съеденным омлетом... Желудок на воспоминание о еде тут же отозвался ноющей болью.
"Да, верно говорят, война войной, а обед должен быть... Хотя бы просто быть, если уж не получается по распорядку. Даже после землетрясения."
Страха никакого Яков не испытывал. Поводов не видел. Сам более-менее цел, и даже если не сможет сразу выбраться - то спасатели помогут. А пару дней он и в подвале может прожить - еда есть, консервацией всякой, на зиму заготовленной все полки заставлены. На неделю-другую хватит без проблем, не то что на несколько дней. Воды нет, правда - так сок яблочный с прошлого года остался, несколько банок еще, вроде. Хлеба нету, да и не беда. Вот еще свет был бы.... "И машинка специальная, губья закатывать" - тут же сам себя одернул Яков.
Осторожно держась за перекладины, Яков спустился, мимоходом отметив, что конечности уже обрели чувствительность. Едва не споткнувшись, неизвестно обо что, добрался до полки, стал шарить по стене над ней. Где-то здесь висел его нож в кожаных ножнах, охотничий, которого постоянно брал с собой на рыбалку... не то... вот!
Недолго думая, нацепил его на пояс, в темноте еле попав ремнем в прорезь. Так, чем можно перекусить... Точнее, что подходящее можно найти сейчас в темноте. Два фонарика было дома, только остались они наверху - в подвале всегда был свет. Раньше.
На следующей полке Яков наткнулся на несколько трехлитровых банок. Примерно там, где должен быть сок. Тоже годится! Самое то, вернее.
Осторожно взяв одну, поставил ее на пол, и, вытащив нож из ножен, аккуратно прижал его острием к крышке, недалеко от края. Затем ладонью левой руки несильно, но резко стукнул по ручке. Получилось - лезвие разрезало тонкую жесть крышки, оставив отверстие. Немного расширив, пару раз прокрутив клинком, Яков вернул нож в ножны, и припал к банке, поднеся ее ко рту. Сок оказался виноградным, еще позапрошлогодним, но совершенно восхитительным на вкус. Только через одно отверстие сок шел плохо, и Якову пришлось таким же макаром проделать второе. Теперь можно было пить намного веселее. Полбанки почти, судя по весу, выпил не отрываясь. Сразу полегчало. Открывать и продолжать трапезу какими-то салатами или маринованными помидорами с огурцами уже совершенно не хотелось. А хотелось - наверх, наружу...
Яков никогда не страдал клаустрофобией, с самого детства совершенно не боялся быть один в темной комнате, но сейчас у него буквально руки тряслись, когда искал топор под нижней полкой.
Выбраться! Надо срочно выбраться наверх и узнать, что случилось! Почему-то закружилась голова, и пришлось замереть, опершись на столешницу, подышать, пережидая тошноту.
"К черту! Возьми себя в руки! Ты же мужик!" Ухватив найденный наконец наощупь топор рукой, он буквально взлетел по лестнице.
Удар! Еще удар! Треск пошел. Отлично! Еще разок, приложиться со всей злостью! Щепки от крышки обильно сыпались вниз, запорашивая глаза. Части люка внезапно провалились вниз. Что-то оцарапало руку, но он не заметил. В провал люка глухо бухнулся конец балки, разделив выход практически пополам. А если бы вниз упала? Якова передернуло припоздавшим страхом. Резкий переход от темноты к свету ослепил, залив глаза слезами. Яков кое-как проморгался. Квадрат, в котором виднелось светлое небо - завораживал своей непривычностью. Раньше неба из подвала видно не было. Только потолок прихожей...
На подгибающихся ногах стал выбираться. Никогда ему не было так страшно. Дом, родной и любимый дом - грудой развалин высился вокруг. Ему просто повезло, что люк не завалило, а только прижало отлетевшей балкой...
Да какое там повезло?!
Оглянувшись по сторонам, он снова испытал то же чувство, что и полчаса назад в погребе. Куда бы не посмотрел, Яков не мог увидеть ничего уцелевшего. Словно гигантская раскаленная подошва какого-то великана раздавила, смяла, уничтожила и поджарила весь поселок разом...
Только остов выстоявшей церковной колокольни высился одиноко впереди. Да торчала вверх когда-то желтая, а сейчас черно-серая стрела рухнувшего крана у разваленных новостроек, которые за последние годы начинали подбираться уже к самой дороге, ведущей в город. Одни углы остались. И, словно сложившийся от неосторожного движения карточный домик - нагромождение железобетонных плит. За холмами чуть поодаль город видно не было. Но Яков понимал, что и там ничего не увидит...
Взгянув на часы, которые всегда носил, снимая только когда купался - обычные механические, "Луч". Подарок жены на первую годовщину свадьбы... Часы стояли. Стрелки замерли на 8.41... Запаса хода им хватало примерно на полтора суток, а заводил он их утром! Всегда, и сегодня тоже. Значит - не сегодня... Вчера? Взглянул вверх, в небо, по которому ветер гнал какой-то дымок - судя по высоте солнца, сейчас было примерно часов десять-одиннадцать. Сколько же времени он лежал без сознания?
Замерев, Яков глубоко задышал, стараясь подавить панику. Если никто не пришел спасать людей за двое суток, значит что? Некому?!!
Причины происшедшего Яков внезапно понял неожиданно четко. Со школы помнил картинки последствий ядерного взрыва - очень похоже разрушенные дома, искореженные от ударов и переворачиваний машины, поломанные деревья. И радиация, мать ее... То-то так хреново. Снова тошнота подкатила к горлу. То ли лучевая уже началась, то ли желудок снова о себе напоминает, омлет простить не может...
Мысли путались. Объем катастрофы никак не мог уложиться в голове.
А главное, было тяжело понять собственную удачу. Да и удача ли это? Подспудно в нем все прошедшие пять лет жило желание умереть быстро и безболезненно. Просто закрыть глаза. Или заснуть, и не проснуться. Теперь это вряд ли удастся. Как назло, всплыла в голове статья о женщине, которая выхаживала мужа-"ликвидатора". Пожарный. Доброволец. Чернобыль тушил. И умирал двадцать лет, каждый день...
Говорила бабушка - "много будешь знать, быстро состаришься". От ожидания скорых мучений внутри все сжалось. Яков посмотрел с тоской на небо, на удивление безоблачное сегодня. А ведь если бы не пошел в подвал за инструментами, то не стоял бы здесь. А был бы, может, уже там - вместе с погибшей семьей, с сынишкой...
Стоп! Куда делся Артёмка?
Яков закрутил головой, выискивая следы пацаненка. Боясь увидеть самое страшное... Не мог он выжить! Взглядом наткнулся на край упавшей воротины, лежавшей на земле как-то наискосок. И в неглубокой тени под ней виднелось что-то круглое. Колесо, что ли? Нагнулся, с натугой приподнял - под воротиной лежал искореженный велосипед. На руле накрученная цепочка с жетонами... Детский кроссовок рядом - малец никогда не завязывал шнурки на любой обуви, просто всовывал их концы внутрь... Все, что осталось...
Невольно упал на колени, слепо шаря вокруг себя. Опомнился нескоро. Слёз не было, ничего не было. Пустота внутри. Обугленная. Запекшаяся по краям расплавленной пластмассой Все погибли... И Якова тоже ждет смерть - это понятно. К сожалению, об ядерном оружии он знал достаточно, чтобы не испытывать иллюзий. Смерть только вопрос времени. Радиация уже в нем, так что, в принципе можно просто лечь и ждать смерти.
Мысль об этом была так невыносима, что Яков вскочил, растерянно посмотрел на цепочку с жетонами, зажатую в руке, и повернулся прочь от дома, от того, что осталось...
И остолбенел. Прямо на него бежала здоровенная собака! Правда, бежала не очень стремительно - прихрамывая на переднюю лапу, и подволакивая за собой заднюю. Но вид у нее был просто кошмарный. Вся голова, и левая половина тела ее была сплошной раной, обгоревшая кожа без шерсти местами кровоточила, местами покрыта запекшейся коркой. Левого глаза видно не было, поэтому бежала она, держа морду повернутой немного в сторону. Но в ее полураскрытой пасти виднелись вполне целые и крепкие зубы. И совсем непохоже, что бежала она к человеку, чтобы ее погладили...
По клочьям длинной серой шерсти, свисавшим с другой, более целой стороны псины, Яков ее узнал - это была Альфа, кавказская овчарка, которая и раньше не отличалась добротой, и всегда готова была кого-то цапнуть. Поэтому хозяева держали ее днем в вольере, выпуская бегать по огороженному высоким и крепким забором двору лишь ночью. Где теперь те хозяева, неизвестно, а овчарка выжила...
На сантименты времени не было - она была уже в нескольких шагах. Яков оглянулся вокруг, выискивая взглядом что-то подходящее, чтобы отбиться от неожиданной угорозы, и быстро поднял вроде крепкую по виду штакетину от поваленного, разломанного взрывной волной забора. Лучше всё равно ничего рядом не было. И когда собака была уже в шаге от него - отступил слегка вправо, и с короткого замаха резко ударил атакующего зверя по голове. То есть хотел - по голове, но овчарка все же успела немного среагировать, и удар пришелся чуть дальше, по шее... С коротким взвизгом псина повалилась на землю, промахнувшись мимо добычи. Но отступать и не думала - неуклюже пыталась подняться, глядя ненавидящим, пробирающим до самого нутра взглядом уцелевшего глаза. Уже не молча, как нападала сначала - из ее оскаленной пасти вырывался какой-то утробный рык, делавший это израненное и полуобгоревшее существо еще более жутким.
Не ожидая, пока она встанет полностью, Яков сделал шаг навстречу, и снова ударил штакетиной, со всей силы. На этот раз попал уже по голове... Овчарка свалилась молча, и осталась лежать, вздрагивая всем телом, и скребя лапами по земле.
"Надо бы добить" - мелькнула мысль. Снова подняв до сих пор сжимаемую в руках деревяшку, прикинул, куда лучше ударить...
И не стал. Отбросил не глядя штакетину, вытащил нож и, наклонившись, вонзил его в грудину животному, между проглядывавшими под запекшейся кожей ребрами. Затем вынул его из затихшего тела, и по самую рукоятку несколько раз воткнул в землю, очищая от крови. Обтерев нож о штанину, вновь вложил его в ножны, повернулся и побрел прочь...
Волна шла из города, так что направился Яков в другую сторону. Прочь от эпицентра взрыва. На что рассчитывал? Да ни на что! Вообще. Просто шел, чтоб не стоять на месте, чтобы хоть что-то делать. И уже не столь важно, куда идти...
Его изрядно шатало, пот заливал лицо. Яков не обращал на это внимания, только изредка протирая глаза рукавом куртки. Мучительно смотреть по сторонам, видеть то, что осталось от домов, от людей... Но даже не глядя вокруг, он все видел мысленным взором. Не то, что сейчас - то, что было...
Здесь жил Артёмка... Вот он мчится на велике навстречу с маленькой горки и кричит. Просто так, от восторга, от радости...
- Дядя Яков! Я без рук могу! - казалось, он, в самом деле, слышит его звонкий голос.
Дальше стоял маленький домик одной старушки, Яков не помнил, как ее зовут... Тихая такая, частенько с палочкой, сгорбившись, проходила мимо его ворот... А здесь дом Тараса, друга, можно сказать. С ним, да еще с Пашкой ездили по выходным на рыбалку. Оба должно быть были в городе, когда все случилось.
А возле места, где стоял дом Анастасии, он остановился и долго стоял неподвижно, невидящими глазами упершись в груду чего-то непонятного, оплывшего, покрытого пеплом, мало напоминавшего крепкий еще дом, частью кирпичный, частью деревянный.
Она, наверное, тоже обедала... То ли стон, толи рычание вырвалось из горла. Схватившись за голову, дальше он побежал, не хотел ничего видеть, слышать и вспоминать. Не мог. Он просто сойдет с ума, если позволит себе дальше думать о том, чего уже не вернуть...
Яков не заметил, как покинул поселок, и не знал, как далеко отошел от него. Всюду валялись поваленные, поломанные, а зачастую - вырванные с корнем деревья. Иногда приходилось обходить какие-то завалы, а он все шел и шел. Сил оставалось совсем немного, голова тяжелела все больше, ноги-руки казались чужими и еле двигались. Легкие, в которые попало немало пепла, покрывающего все вокруг, втягивали воздух со странным свистом.
Кровь в голове стучала как отбойный молоток, еле удавалось слышать собственные мысли. А ведь кто-то тоже мог бы выжить, разве мало в городе подвалов, да и метро строили с расчетом там укрываться... Где-то есть живые, они могут помочь... Яков усмехнулся, хотя кожа будто спеклась на лице, и гримаса далась с трудом. Упорная надежда пыталась обмануть реальность даже у самого края. Ему следовало держаться подальше от всех спасенных, кому нужен умирающий калека...
Так плохо ему было много назад, когда слег с пневмонией, но тогда он лежал, а не брел в никуда по безжизненной, мертвой земле. Почему-то было важно - не останавливаться. Чувств не осталось никаких. Безразличие. Даже смерть не пугала уже, а казалась даже желанной. А ведь совсем недавно ему хотелось избавиться просто от резей в желудке, а сейчас уже устроит и смерть...
Как ни странно, но человек ко всему приспосабливается. Яков всегда верил, что люди стали таковыми как есть из-за эволюции, и возможно случившееся теперь даст толчок новым изменениям. Жаль, не таким быстрым, как хотелось. Сразу вспомнился Артёмка, который прочитав подаренный на день рождения комикс про заокеанского героя, очень хотел искупаться в радиактивных отходах и получить суперспособности. Как было объяснить этому сияющему малышу, что это выдумки. Не бывает на свете чудес, а если были, то лимит их исчерпан. Больше ничего не осталось, ничего, кроме боли...
Время словно замерло, а он все шел и шел. Когда ему стало лучше, он сразу не понял. Но потом заметил, что в голове прояснилось, руки и ноги налились упругой силой. Головная боль ушла, а зрение стало отчетливее и резче, чем когда-либо в жизни.
Возможно, с ним происходят какие-то мутации - и от этого так хорошо. А главное - так легко стало на душе, почти весело, все происшедшее казалось не таким и важным. Единственной проблемой стал желудок. Нет, он не болел. Никогда еще Яков не чувствовал себя таким здоровым. Но голод и жажда явственно давали о себе знать.
Неудивительно - судя по всему, он не ел уже два дня. Но вокруг не было ничего съедобного. И не было ни домов, где можно попросить еды, ни каких-нибудь водоемов, даже небольших, маленьких совсем ручейков, чтобы напиться...
И он все шел, внимательно охватывая глазами каждую мелочь, уверенный, что скоро что-то найдет. С каждым шагом ему становилось лучше и легче идти. Упругая походка, ни капли усталости, радость существования... Даже голод не мучил, а скорее напоминал просто о такой потребности.
Яков опять улыбнулся, уже осторожно, с опаской - но боль не вернулась. Стало даже лучше, значит он сам ошибался насчет эволюции, но как любил говорит отец "и Гомер ошибался, значит и нам не зазорно". Осталось придумать, что делать дальше, что делать с новым шансом на жизнь.
На этот пригорок Яков взобрался совсем легко, чуть ли не влетел, хотя склон был довольно крутой. Но настроение было такое, что ему казалось - он может сейчас и на вертикальную стенку взобраться, не то что на какой-то холм.
"Да, странно это как-то, всегда думал, что от радиации только хуже должно становиться, организм ослабевать должен - а у меня наоборот совсем... или я уже такую дозу поймал, что мутантом становлюсь... Ну, лучше так, чем от лучевой болезни загибаться, однозначно!"
А на самой вершине бывшему начальнику отдела захотелось вообще взлететь ввысь, в небо, от радости - за пригорком, в открывшейся его взгляду низинке Яков увидел небольшой сад, или просто несколько росших рядом деревьев, совершенно не пострадавших от взрыва. Полдесятка вишен или черешен - не настолько Яков был садоводом, чтобы по листьям только одни от других отличать - и молодой орех неподалеку. И над всеми ними возвышалась яблоня, с довольно крупными плодами, и висевшими на ветках, и лежащими на земле под ней. И там же рядом тек небольшой ручеек. Картина была настолько идиллической, что и ядерный взрыв, и все разрушения и смерти, возле которых прошел Яков - все показалось каким-то далеким и неважным.
"Я дошел! Я шел, не зная куда - и пришел именно туда, куда надо! Это же рай! Настоящий рай на том, что осталось от прежней Земли! Теперь все будет хорошо!"
Уже не торопясь, не спеша спустился к деревьям. Подошел к яблоне, выбрал из паданцев в траве самое аппетитное яблоко, наклонился за ним, но передумал. Подняв взгляд вверх, выбрал одно еще висящее на нижней ветке, подпрыгнул и без труда его схватил. Затем сел на траву и с удовольствием и наслаждением стал кушать - а скорее даже вкушать! - это такое вкусное и вдвойне приятное от неожиданности находки яблоко. Оставив от него совсем маленький огрызок, забросил его далеко - не хотел бросать под ноги, как никогда не бросил бы мусор на пол в доме. Затем съел еще одно, по прежнему наслаждаясь. Посидел еще немного, блаженствуя и осматривая неожиданно попавшийся ему нетронутый ядерной стихией уголок. Затем подошел к ручейку, опустился возле него на колени, и, зачерпнув струящуюся там воду в ладони, стал пить. Вода - чистая, прозрачная - наполнила Якова совершенно новыми силами. Теперь он был уверен - его жизнь будет такой, как он захочет. Этот Рай - знак, символ Судьбы.
Высмотрев себе местечко под орехом, опавшие с которого листья лежали на земле сплошным ковром, Яков направился туда прилечь и расслабиться. Отдыхать ему, похоже, было не нужно теперь - сила бурлила в нем, наполняла каждую клеточку энергией и мощью.
Выбрав подходящее местечко, присел сначала на листья, и начал немного их подгребать еще к себе, повыше под головой сделать.
И увидел неподалеку, в трех шагах примерно, птичку. Голубя, похоже - перья были частично подгоревшие, но размер, и угадывавшийся серый цвет подсказали. Яков подошел к тельцу птицы, с раскинутыми в сторону крыльями, сел возле нее. Погладил. Птица не реагировала, была мертва. На голове, наклоненной в сторону, один глаз безжизненным взглядом смотрел в небо. Взяв голубя на руки, Яков прижал ее к своей груди, и замер. Он нашел свой Рай, жив и полон сил. А птица тоже прилетела сюда же, но она мертва, и этот рай - не для нее...
Сколько так он просидел в задумчивости, совершенно отключившись от окружающего, Яков не знал. Очнулся он от того, что почувствовал возле груди какое-то шевеление, возню. Недоуменно перевел туда взгляд - и увидел на руках у себя живую птицу, которая пыталась клювом почистить и поправить свои перышки, совершенно целые и гладкие, не обгоревшие... Потрясенный, Яков тут же отпустил ее, но она не улетела, а продолжала прихорашиваться рядом. Только решив, похоже, что в перьях наведен полный порядок, голубь взлетел на орех, и уселся там на ветку, бусинками черных глаз посматривая на человека.
Или уже не человека? Этот вопрос возник у Якова как-то спонтанно - кем он стал теперь? Раньше, еще какой-то час назад, ему хватало для счастья того, что он жив, нашел это замечательный уголок, и неплохо себя чувствует. И даже вполне готов был удовольниться тем, что стал мутантом... Но птица... Она же была мертва... полностью мертва, окончательно...
Может, он спит, или бредит? Подойдя к ручейку, Яков ополоснул водой лицо - вода приятно холодила кожу, давая чувство свежести... Наклонившись над поверхностью ручейка, он попробовал разглядеть себя в неровной, переливающейся и струящейся воде. То же лицо, что видел в зеркале раньше, только небритое, те же волосы... Но что-то неуловимо изменилось... Или это так отражение в неспокойной воде выглядит просто...
Ладно, проверим сейчас...
Отойдя пару шагов выше по течению, где ручеек намыл небольшую глинистую отмель, Яков присел на корточки, и задумался, а руки его тем временем лепили из мягкой, влажной глины какие-то формы - как в давно забытом детстве в песочнице. Лепили сами - Яков пытался понять, что же сделать, как выяснить, кто он теперь... Ничего так и не придумав, он взглянул, что же получилось из глины, которую он все это время месил и лепил. И обомлел - руки его слепили мальчика, глиняного мальчика, который нелепой, неуклюжей глиняной куклой лежал возле весело журчащего ручья...
"А почему бы и нет, собственно... Попытка - не пытка... Во всяком случае, в психушку меня не потащат точно... некому потому что...
Как там говорилось - плоть от плоти, кровь от крови..."
Сняв с пояса ножны, Яков взял их в левую руку, и правой вытянул из них нож, словно совершая какой-то ритуал. Затем положил их на землю и сделал ножом надрез на пальце левой руки. Кровь тонкой, прерывающейся струйкой потекла на глиняную фигурку. Посидев так несколько минут, он сжал палец, и рана практически сразу перестала кровоточить.
Задумчиво просидев рядом примерно полчаса, Яков пристально оглядел творение своих рук. Кровь впиталась в глину, только больше ничего не изменилось... А чего ждать, собственно? И Яков снова пошел и прилег под орехом.
И увидел на ветке над собой по-прежнему сидящего там голубя. "Дух - от Духа!" - промелькнула мысль.
Буквально в два прыжка оказавшись возле лежащей глиняной фигурки, Яков склонился над ней, встав на колени. И - попробовал вдохнуть воздух в глиняные, безжизненные губы...
Не получилось, само собой.
"А чего ты ожидал, идиот? Что он встанет и пойдет? Точно крыша поехала... Хорошо хоть - никто не видит..."
Яков поудобнее уселся на траву, и задумчиво посмотрел на закатное солнце. Чего-то икнулось. Но вставать и подходить к ручейку, струящемуся совсем рядом, не хотелось.
"Может, пройдет... а нет, тогда уже пойду попью!"
Икоту Яков не любил с детства. Еше когда первоклашкой услышал заговор от нее - "Икота-икота, перейди на Федота, с Федота - на Якова". Не понравилось. Да и кому понравится, что всяка бяка должна непременно на него переходить! Неуютно чувствовать себя последним в ряду пострадавших...
"А теперь я и совсем последний, возможно..."
Руки его, лежащие на коленях, сжались в кулаки. И Яков не сразу почувствовал, как сверху на них легла крохотная детская ладошка...
И с недоумением глянул налево, где лежала слепленная им глиняная фигурка... А там, прижав левую ручку к животу, а правой держась за руку Якова - сидел маленький белокурый мальчик. Совсем как его погибший сынишка на старых фотографиях... И своими глазками смотрел на Якова, с доверием и надеждой...
А у того перехватило дыхание, и ком в горле не дал вздохнуть... Кое-как откашлявшись, Яков прошептал еле слышно:
- У меня получилось... Не знаю как, неважно почему - но получилось! Сынок, я буду звать тебя Адамом. Как когда-то моя жена захотела назвать нашего первенца. И пусть даже весь мир погиб - мы с тобой построим новый мир! Который будет лучше, чем прежний!
И две фигурки, большая и маленькая, сидя у ручья, смотрели на заходящее солнце. Которое своими вечерними, уже не палящими, а нежными лучами освещало их...
-----
Внезапно Яков почувствовал, что какая-то сила поднимает, тянет его вверх... Все выше и выше... Выше обгоревшей, с переломанными ветвями яблони, выше невысокой насыпи невдалеке... Вверх от высохшей неглубокой канавки, когда-то бывшей ручьем. Рядом с которым лежала ничком мужская фигура в изорванной одежде, левой рукой прикрывшая бесформенную кучку глины и с головой, повернутой влево - как будто пытающаяся что-то рассмотреть в этой глине или найти... И только лучик света, отражавшийся от освещенных заходящим солнцем часов на руке - бил прямо вверх, словно посылая последний привет небесам от погибшей планеты.