Дождь не отставал. Все время шел в ногу, рядом. Сначала пытался бежать наперегонки, потом все же решил не состязаться. Он все равно был быстрее. На мгновение, на тысячную долю секунды, но все же быстрее. Он чувствовал Дождь. Он жил дождем, может быть: он был самим дождем?..
Боль рвалась наружу, сметала хлипкие заграждения, с трудом возведенные стены. Въедливые мысли рушили и подтачивали: А потом водопад обрушивался с непомерной высоты, с кучи нагроможденных масок. Веселье, беззаботность, беспечность и бездумность. Маски разлетались прочь, летели в разные стороны осколки более твердых, и рассыпались прахом самые недолговечные.
Кем он был? Кто смотрел на него с той стороны зеркала? Кого видели остальные, какое из многочисленных обличий? Вечный пофигист с вечно меняющимся настроением, неуловимым, словно огонь.
Сходила короста равнодушия, цинизма и иронии. Следом исчезали надменность и холодность.
Дождь окружал его стеной и закрывал обнаженную душу, закрывал от длинных игл Внешнего Мира, вел его узкой тропой среди большого театра - всеобщей жизни. Он встречался взглядами с другими актерами и распознавал их фальшивые лица. Нарисованные Восхищение, Одобрение, Открытость, Доброжелательность резали глаза, и поэтому он всегда носил темные очки.
Он знал наизусть улицы своего города, каждую подворотню, но каждый раз удивлялся, насколько менялся город во время дождя. Менялись люди: Прятались по домам, с маниакальным рвением оберегая свои маски И лишь единицы, так же как он, выходили смыть с себя налипшую цивилизацию.
Гнулись деревья, летела рваная листва и зонты из рук еще не успевших спрятаться по подъездам и остановкам прохожих, а он вел за руку Дождь.
Один день. Одна ночь.
Когда он вернется - все закончится. Вновь выйдут на улицы куклы-люди. Вновь в самую глубь будет загнана боль и вечная хандра. Вновь на амбарные замки наигранности будет заперта тоска.
Ну а пока что: только этот день и эта ночь - время разоблачения:
Дождь сомкнулся за спиной и пропустил вперед странного человека.
Шум проносящихся сквозь раскаленный воздух машин режет реальность миллионами шорохов.
Динамики - на полную громкость - чуть заглушить окружающее и остаться в тишине собственного мира.
Закрыты глаза...
И вдруг - грохот покореженного металла рвет мою тишину... звон стекла и вопль сирены, трещат по швам жилы и кровь въедается в бархат сидений...
битые стекла впиваются в лицо острыми лезвиями боли, сердце захлебывается судорожными ударами, и воздух криками вырывается из-под сломанных ребер...
Чей-то голос с корнем выдергивает из горячечного бреда...
Еще и не такое привидится, сидя в закупоренном раскаленном автомобиле...
Сердце колотится, упрятанное в клетку костей. В окно тянется смуглая рука старухи-цыганки.
- Дочка, дай погадаю?
Поднимаю тяжелый взгляд и упираюсь в холодные, гипнотизирующие, затягивающие глаза. Цыганка замирает, и мгновение даже не дышит. А потом, будто опомнившись, судорожно убирает руку и спешно пятится: провожаю ее взглядом, и она не отрывает своего, что-то лопочет на своем тарабарском и полнится ужасом.
Старая ведьма, увидела. Я не хуже ее могу предсказывать судьбы. Стоит только вглядеться и проникнуть в душу - можно практически безошибочно угадать, что ждет человека в будущем. И это не магия: просто причинно-следственные связи. Просто вычисление вероятности и выбора.
Откидываюсь на спинку. Виски жгутся пламенем. Скручиваются жгутами нервы. Возвращение всегда болезненно. Руки трясутся, падает диск, и пластиковая коробка дает трещину. Трещинка разбегается в разные стороны двумя дорожками:
Выбор: всегда два: пути, пирожных на прилавке, человека: всегда выбирать:
Совершенно не помню пути домой: полная отрешенность и электронный океан звуков, затянувший, заглотивший своим странным очарованием.
Вечер пришел багряным закатом и духотой пыльных улиц. Невыносимо хотелось дождя. Проливного ливня, чтобы вода - за шиворот, чтобы вымокнуть насквозь, ощутить кожей холодные прикосновения дождя: стряхнуть капли с волос и подставить им лицо. Ловить воду ладонями и чувствовать ее неповторимую нежность, чувствовать силу воды.
Она шагнула на улицу, полную людей; пыль въедалась в открытые сандалии и одежда неприятно липла к телу. Окружающие звуки резкими мазками укладывались в голове. Рывками, судорожно цепляясь голосами друг за друга, толпа двигалась, словно огромная пульсирующая серая опухоль на несчастном теле Земли. Далеко на западе небо потемнело, налилось свинцом, словно переспелая виноградная гроздь. Духота стала осязаемой, и совсем невыносимой. Казалось, воздух застревал в легких тугим комком, облеплял кожу тонкой пленкой. Гроза приближалась:
Она размышляла, успеет ли добраться до заветной площади до того, как небеса разразятся молниями. Да, скорее всего так и будет, она успеет к самому началу: Двадцать минут неспешного шага и она на месте. Тяжелые мраморные плиты, отполированные и уложенные без малейшего просвета между краями, отражали застывшее чуть выше линии горизонта солнце. Тень высокой стальной стелы перечеркивала площадь серой прямой, упираясь в стену белого мрамора, где позолоченными буквами значились имена героев города, воевавших за Родину в Великой Отечественной. Купола белого храма на самом краю площади, прямо у обрыва, лучились теплым золотом и чуть заметно дрожали в потоках раскаленного воздуха. Она подошла к самому краю, откуда спускались вниз к набережной многоступенчатые лестницы. Солнце зависло прямо над зданием городского бассейна, тучи приближались, уже накрыв собой половину реки. Четкая грань была заметна издали, бурлящие, темно-сизые волны резко контрастировали с безмятежной спокойной водой у другого берега. Казалось, гроза надвигается прямо на нее:
Ветер поднялся неожиданно, как обычно бывает в грозу. Закружил пыль вдоль бордюров, зашлепал полотнищем флага на здании администрации города, в двух десятках шагов от стелы, пронзительно зашелестел березовыми и липовыми кронами. Тучи проглотили солнце, и сделалось темно, как вечером.
Она стояла и с довольной улыбкой наблюдала за стремительным наступлением стихии. Первый раскат грома прокатился по улицам и замер в отдалении. И вслед за ним явилась неизменная спутница-молния. Ярко-фиолетовая, с розовыми прожилками, пронизала горизонт сверху донизу:
И тут пришел он: Подкрался тихо, незаметно, появившись еле слышным шепотом, постепенно набирая силу. Первые капли упали на асфальт, наполнив воздух запахом мокрой пыли. А вскоре уже бурные потоки заливали площадь. Дождь лил и лил. Стеной, без единого просвета.
Она так и осталась стоять на краю. Одинокой фигуркой посередине водяного буйства. Одежда промокла в первые минуты ливня, и теперь она только изредка отбрасывала назад мокрые волосы. Обернувшись, она обнаружила, что площадь абсолютно пуста. Она вскинула руки вверх, ловя прохладные струи ладонями, и закружилась в безумном танце, под музыку, которую слышала только она. Музыку Дождя. Радость и сумасшедший восторг охватили ее, и она совсем не заметила, как из дождя вышел Он:
Долго блуждая по улицам, он, наконец, обнаружил, что ноги привели его к городской площади. Пустынное пространство привлекло его, и он свернул с намеченного пути. Приближаясь к дальнему краю, он заметил одинокую фигуру. Сначала он не понял, потом подумал, что ему мерещится: но нет: Она на самом деле танцевала под дождем: Он не задумываясь поспешил навстречу.
Девушка удивленно взглянула на него, когда он неожиданно для нее вынырнул из-за пелены льющейся воды. И взгляд этот поразил его. Шедший откуда-то из глубин души он был настолько искренним и честным, что он смутился. Так и стоял, не зная, что сказать. Она улыбнулась и, засмеявшись громче, схватила его за руку, закружив в дождливом вальсе:
Неожиданно-горячее прикосновение обожгло плечо. Обернулась - стоит. Странный, насквозь промокший, глаза - за блестящими зеркалами. Но они - не проблема, мне не важны зеркала и стекла, не важны преграды: Странный, странный: что-то необъяснимое, пугающее, притягивающее в этом нахмуренном суровом взгляде, что он прячет в застеколье. Тайна, загадка. В нем есть что-то: что-то дождливое: мокрое, изменяющееся, перетекающее.Сильное:
И внезапно, как озарение - маски, маски, везде одни маски: торчат из карманов, выглядывают из-под куртки, веером рассыпаются под ногами и сползают одна за другой с лица. Разноцветные, однотонные, ассиметричные, круглые, объемные: Всевозможные, разные. Невозможно разобрать в этой пестрой мешанине - где же настоящее лицо?
Нет! Не могу! Впервые невозможно понять - кто он?
Видение пропадает и вновь передо мной он - черный незнакомец. Усмешка трогает губы, а потом и вовсе смех вырывается наружу. Я не смогла! Значит, все же не все еще потеряно для меня: Хватаю его за руку, совершенно неожиданно для самой себя, и он устремляется вслед за мной, подхваченный музыкой дождя:
- Кто ты? - мой вопрос звучит уже сотый раз за эти два часа.
И сотый раз звучит ответ:
- Я - Дождь!
- Ты не можешь быть им, ведь он - это я. На свете не может быть двух дождей!
- Не может: потому что настоящий дождь - это я!
И снова:
- Кто ты?...
И вновь - тот же ответ:
- А маски, они зачем? Зачем так много?
- За тем же, зачем у тебя нет ни одной. Для маскировки.
- Почему ты думаешь, что у меня нет?
- Вижу.
- Ты видишь только то, что я хочу, чтобы ты видел. (Интересно, как он выкрутится:)
- Нет. Я вижу то, что мне нужно, хочешь ты того или нет: А ты - ты не можешь предугадать ничего из моих слов, поступков. - Самодовольно улыбнулся и взглянул на меня, прищурившись, чуть наклонив голову вбок.
- Правда? А что это у тебя спряталось вон там, в самом низу? Такое невзрачное, серо-голубое, тонкое, почти прозрачное, с такими чудовищными шрамами, еле-еле дышащее? А? - победно воззрилась прямо на него.
Надменность тут же исчезла, уступив место растерянности. Понял, что нашла, обнаружила, раскопала: И тут же какая-то серая болезненность проступила на лице, согнула, сгорбила.
- Прости, я не хотела: - положила руку на плечо.
- Тебе не зачем это знать, - глухо, с расстановкой, с трудом каждое слово, - это моя боль.
Что-то заныло в груди, просясь наружу. Какие-то слова, может быть, совсем не нужные сейчас. Замолчала, боясь сказать что-то не то. Но оно все продолжало рваться, обдавая слева то жаром, то холодом. Отвернулась. С обрыва скатывалось закатное солнце, почти утонув в реке, распластав свои кроваво-красные пальцы по затянутому сетью облаков горизонту. Такой близкий и родной: сидит сейчас сзади на развалинах детской площадки, такой странный и непонятный, притягивающий, такой похожий на меня, и: такой же одинокий. Ветер трепал мокрые волосы. Холодно. Раздумья, размышления: просчеты. Всегда все рассчитывала. А здесь - здесь нужно сразу, не раздумывая. Да: сейчас! Обернулась и:
Пусто. Исчез. Испарился. Вместе с дождем:
Стон разочарования и досады сорвался с губ. Слишком долго! С чувствами нельзя так. Так долго:
Ушел вместе с дождем: Унес с собой половину сердца и оставил половину своей боли:
И потекли серые тоскливые будни ожидания. Каждодневного, ежеминутного, постоянного ожидания. Лето стояло жаркое и сухое. Дождь будто забыл про нас или просто не хотел появляться из-за чего-то: или кого-то. Просто всегда обходил стороной. Теперь слева в груди поселилась тупая неясная, нечеткая, но все же - боль. Практически не мешая, она всюду сопровождала меня, заставляла подолгу вглядываться вдаль, где тонкой едва заметной линией пролегала граница между землей и небесами. Я ждала Дождь, потому что знала - Он появится вместе с ним: