Там, где о брег бьёт облако-волна,
За небо-озеро садятся солнца два,
Где тени в сумерках взрастают как колосья,
Зловещим градом высится Каркоза.
Странна та ночь, где чёрных звезд сполна,
И луны странные кружат на небесах,
Но всех странней, как странная угроза,
Затерянная в вечности Каркоза.
А где-то песни прозвучат Гиад,
Там, где трепещут на ветру лохмотья Короля,
И сгинет не услышанная проза
Во тьме Мрачнеющей Каркозы.
Песнь духа, знай, уж голос мой погиб.
Умри ж и ты, неспетой, как мой всхлип.
Умрут, иссохнув, мной не пролитые слёзы
В Затерянной средь вечности Каркозе.
Озвучив свой выбор, Никодимус вопросительно воззрился на любимую.
- Как тебе, Цветочек?
Поиграв зажатой в металлических пальцах ложечкой, старшая ведьма одобрительно кивнула.
Частью работы над "Жёлтым королём" был проект "Вавилонская библиотека" - оцифровка сотен мёртвых гримуаров, что лежали в архивах ковена, - вызвавший глухое ворчание в Регентском совете. Зачем тратить столько времени и ресурсов на копание в старых нерабочих пергаментах? Начавшуюся было дискуссию пришлось гасить окриком и совместным рескриптом. Нейросеть срочно надо было учить, загружая в неё заклинание за заклинанием, обряд за обрядом, дабы она могла собирать сотни тропок - порой еле заметных, порой заросших травой - что были рассыпаны по страницам множества книг, в магистральное шоссе, ведущее к поставленной цели, складывать крупицы силы в неудержимый мощный поток, послушный воле работающего с "Королём".
Посторонние и до этого экспериментировали с нейросетями. Никодимус, например, создал для Ольги несколько простеньких служебных комплексов - "Кассандра", "Хрустальный шар", "Футарк", "Папюс" - для обсчёта мантических выкладок. Военные получили свой "Стратегикон", комиты - "Мидаса" и "Синклитика", канонисты - "Фемиду", алхимики - "Витриоль". Созданная по настоянию вещей Юстины "Схола" формировала индивидуальные программы обучения для начинающих магов и ведьм с учётом обрабатываемых ею при этом массивов всевозможных персональных данных учеников - от роста и веса до гороскопов и гематрии .
В прошлом году одноглазый Галерий написал "Гекату" для Клэр, которая после гибели Константина с Вероникой возглавила некромантов, и "Фирманент" для астрологов. Хаоситы Дианы создали недавно своего "Тзинча". Но это были, по сути, лишь цифровые фамильяры, технические помощники, виртуальные костылики... Создать нечто подобное теоретически мог бы и профанный программист, прочитай он или она предварительно пару библиотек, посвящённых тайным знаниям.
Решив, что азы усвоены, Никодимус вывел работу на следующий уровень и начал добавлять в алгоритмы всё более сложные магические формулы. Первым по-настоящему серьёзным и масштабным опытом стало создание "Влахернов" - нейросети для моделирования политических интриг. Результат был ужасающим: цинизм, жестокость и безжалостность предлагаемых ею схем и решений напугали бы даже какодемонов. Председатель сутками просиживал за компьютером, безуспешно пытаясь привить новому творению хотя бы азы морали; в конце концов, Флёра мрачно проговорила:
- Кошмар какой! Димус, сотри эту штуку прямо сейчас. Если она попадёт в руки мятежников...или Дианы (мудрейшая мрачно покачала головой)... Первый блин комом, давай просто признаем это.
Мастер быстро понял, где он ошибся. Задача, которую должна была решать "Влахерны", содержала слишком много корысти, личного эгоистического интереса. Знание не любит, когда его используют так грубо; свинцовая тяжесть цели диктовала соответствующие средства, тянула алгоритмы вниз, во тьму магических (и этических) подвалов и канализаций. Никодимус поделился своими мыслями с мудрейшей, и та горячо поддержала его.
- Ты совершенно прав, Димус, мы сглупили... Нужно что-то другое. Знанию тесно в клетке утилитарности, оно любит размах, красоту, игру, лёгкость... С профанной наукой, кстати, примерно так же; дети Уробороса никак не осознают этого и поэтому постоянно скатываются к разработке всё новых средств взаимного истребления. Попробуй использовать теургию или хотя бы церемониальную магию, друг мой.
Новый замысел созрел в голове Никодимуса за чтением греческих магических папирусов, вывезенных некогда предками Флёры из захваченного арабами Египта. Идея философского камня, возврата к абсолютной целостности заключала в себе всё то, о чём говорила Цветочек.
Теперь оставалось загрузить в память "Жёлтого короля" ещё одну, последнюю книгу. Но это сделают уже другие.
Никодимус опустил флэшку в конверт, запечатал его охранным заклинанием. Теперь бумагу не возьмут ни огонь, ни вода, ни железо, ни магия. И даже если конверт чудом попадёт не в те руки, чужак сильно пожалеет о своём приобретении: с таким же успехом можно совать пальцы в крепкую водку .
- Держи, номер 783. Всё, ступай.
Когда дух исчез, Никодимус снова сел за стол, упёрся в него локтями и обхватил голову. Естественное человеческое поведение - слишком часть непозволительная роскошь для облечённых властью! Он уходит, словно дезертир, объясняясь через служебного духа, Славная благодарность и Флёре, и Ольге, и остальным!.. Но так надо: сжечь корабли, поставить перед фактом, вынудить действовать в новых обстоятельствах, не связывая никого новой паутиной интриг и вопросов, претензий и оправданий. Иногда лучший выход - просто одним махом разрубить свои и чужие путы! Это не хорошо и не плохо, просто такая данность, твоя же любимая фраза. Как там говорит Юстина? Башня должна рухнуть.
"И всё равно ты оправдываешь себя, - подумал он. - Всё это правда, но не вся. Ещё есть две пары глаз, и в каждую ты сейчас боишься заглянуть..."
Висевшее на стене зеркало вдруг несильно засветилось, затем стекло заиграло всеми цветами радуги, а ещё через пару-тройку секунд стало иссиня-чёрным, точно беззвёздное ночное небо. В волосах и одежде Постороннего раздался электрический треск, повеяло теплом, запахло озоном, и в амальгаме появился закутанный в бурый плащ с капюшоном Барка. Серые глаза визиря сурово взглянули на Никодимуса, он погладил холёную чёрную бородку и надменно процедил:
- Приветствую тебя, мастер.
- Да осенит тебя Священное древо, Барка, - отозвался Посторонний.
- Я проделал этот путь - а он был нелёгок, сей мир становится твёрже гранита - дабы убедиться, что ты услышал зов владыки Демогоргона и госпожи Анниат.
- Услышал. Скоро я отправлюсь в путь, Барка.
- Они очень недовольны тобою, впрочем, как и я. Нам приходится импровизировать, на ходу внося коррективы в свои планы. Ты был в шаге от того, чтобы свести на нет миссию ста сорока четырёх, Никодимус. Хорошо хоть расположение светил сейчас благоприятно, и мы сможем быстро вернуть тебя в Область безмолвия. Твоё дальнейшее пребывание в универсуме Гайи вредно для всех.
- Я понимаю и готов нести любое наказание, Барка.
- Ты уже несёшь его, мастер. Твоя душа для меня что книга... Сейчас она открыта на скверной повести, Никодимус, я вижу это. Делай задуманное сейчас и возвращайся. До встречи.
- Подожди, Барка...
Никодимус поспешно встал и подошёл к зеркалу, коснулся подушечками пальцев нагретого стекла.
- Сапфир и янтарь, ты же понимаешь меня... Я спокоен за первую. Она умна, она сильна, о ней есть кому позаботиться. Но вторая... Тростинка, преломить которую сможет любой... Я вверяю Ольгу владыке Демогоргону! - почти выкрикнул он.
Голос Постороннего потерял прежнюю монотонность, в его звуках зазвучали живые неподдельные эмоции, подобно тому, как играет свет на гранях камня, прошедшего через умелые руки рабочего. Барка пренебрежительно махнул рукой.
- Её судьба - уже не твоя забота, мастер, и это тоже часть наказания. Но всё же (Барка понизил голос, в котором зазвучали доверительные нотки) во имя нашей давней дружбы я слегка нарушу волю нашего повелителя и приоткрою край покрывала. Знай, сей дочери Феникса уготовано немалые испытания, но и большое будущее. Она сильнее, чем ты мнишь, мастер. И она не одинока, поверь мне.
- Барка!..
- Молчи, друг мой. Мы ждём тебя.
Ольга, бледная, нахмуренная, сосредоточенная, выхаживала по комнате, нервно одёргивая фиолетовый плащ; на койке лежала металлическая трубка сифонофора.
- Последний раз прошу тебя...
- Даже и не думай Ник (ледяной тон ведьмы скрывал клокотавшую внутри безумную какофонию истерики). Или мы идём сейчас вместе, или я буду кричать...
После торжественного шествия, в котором участвовал сам Калан, его по собственному приказанию заперли в доме. Затем философ бросился в огонь и сгорел, как бревно, вместе с домом.
В произведении использовано стихотворение Р. Чамберса.