Любовь казалась Никодимусу хитроумной теоремой с множеством доказательств. Кто-то знал их все и даже придумал в придачу своё, кому-то довольствовался одним, пребывая в счастливом неведении об остальных, кому-то она так и не поддалась.
... Это началось в тот день, когда кабали уничтожил кикимору. Неужели за 500 лет, проведённых в мире Гайи , натура его начала перерождаться? Неужели разум поддался натиску чувств, подобно тому, как эрозия понемногу дробит самые твёрдые скалы, а ржавчина неумолимо съедает закалённый металл? О, Ольга, Ольга.
До этого он несколько раз видел у Флёры эту девчонку, обычно одетую в форму "Brocken airlines", но никогда не обращал на неё внимания. В конце концов, там у них постоянно крутились ведьмочки. Кто-то отчитывался Флёре о проделанной работе, кто-то получал новое задание, нагоняй или похвалу, кто-то плакался на свои проблемы. Всех и не упомнишь. Погружённый в дела капитула, техномагические изыскания и противостояние какодемонам, навсегда, казалось бы, увлечённый старшей ведьмой, Никодимус воспринимал их как просто фоновое явление.
Но когда там, на реке, он, механически зачитывая древние формулировки обряда бракосочетания, которым некогда научила его Флёра, в свете белёсого пламени саламандр увидел Ольгу, что-то пошло не так. Какая-то крохотная адамантовой твёрдости песчинка угодила меж зубцов шестерёнок безупречно отлаженного механизма.
***
Эмоциональность детей Гайи всегда поражала Постороннего.Эмоциональность и влечение ко всему бессмысленному, но волнующему, ранящему, беспокоящему нервы. Насколько иной была эстетика в этом мире! Во вселенной Посторонних основным критерием прекрасного была функциональность. Красиво всё удобное, понятное, экономичное, делающее сложное простым. В характере ценились рациональность, прагматизм и прохладная отрешённость, в одежде - простота и функциональность, в искусстве и философии - реалистичность и умение свести запутанные проблемы к набору нехитрых истин. Божеством их мира был разум, воплощением которого считалось Священное древо, в мире Гайи именовавшееся "грецким орехом". Плоды его так напоминали две половинки мозга.
После этого благородного аскетизма Никодимусу казалось, что он попал на сущую оргию чувств и цветов. Мир безумных гурманов и расточителей, богами которого были яркость, сложность и опьянение. Во имя них женщины были готовы носить неудобную, сковывающую движения одежду и ставить на кон честь и самую жизнь, мужчины - умирать и убивать без колебаний, правители - опустошать казну и разжигать войны, а поэты и художники - одурманивать себя ядами, прозябать на чердаках и всходить на эшафоты. Боги здесь требовали кровавых жертв, безумия, золота, циклопических храмов и рабской покорности. Философы и учёные, точно соревнуясь, возводили на песке иллюзий и спекуляций титанические здания прихотливых концепций. Любовь накрепко сплеталась со страстью, обладанием и смертью, то вознося до звёзд, то низвергая ниже скотского хлева. Еда и напитки не столько утоляли голод и жажду, сколько услаждали гортань.
Первой реакцией Никодимуса на это неистовство был столбняк. Так человек, всю жизнь пивший только ключевую воду, мертвецки пьянеет от кубка лёгкого вина. И лишь со временем он распробовал терпкий, пряный вкус мира Гайи.
Его проводником здесь была Флёра. Общаясь со старшей ведьмой, Посторонний постепенно понял - именно такая цветущая сложность и поддерживала этот мир, благодаря ей он и простоял столько времени, периодически сбрасывая кожу, подобно змее. Он весь горел в лихорадке эмоций и чувств, щедро тратя их, а не загоняя вглубь, как это было принято в их макрокосме. Наверно, именно поэтому старый дом погиб, растерзанный страстями, а мир Гайи жил.
Никодимус снова и снова вспоминал день своего знакомства с Флёрой. После безумного, смертельно опасного прыжка через загадочный, призрачный Внешний мир, проделанного им вместе со 143 последователями, они оказались в глухих лесах. Чащобы, куда не ступала нога разумного существа, где грибы мирно вырастали до размеров зонтика и, выбрав отведённое им время, распадались, источенные червём, так и не познавшие ножа сборщика. Начинался сезон, который дети Гайи называли "осенью" - павший мир Постороннихпочти не знал владычества Кроноса, дни в нём ничем не отличались друг от друга - и вокруг царило настоящее пиршество цвета. Уже через несколько часов глаза беглецов заболели, израненные десятками оттенков красного, оранжевого и жёлтого.
Никодимус выбрел на берег речушки и замер, увидев женскую фигуру. Молодая дама, даже скорее девушка, светловолосая, в неброском грубошёрстном тёмно-синем платье сидела на берегу, опустив голову и погрузившись в свои явно не весёлые мысли. Услышав шорох, она ни капли не испугалась, подняла голову и посмотрела длинным взглядом ярко-синих глаз, после чего произнесла что-то с вопросительной интонацией. Убедившись, что Никодимус не понял её, незнакомка повторила вопрос, теперь уже на магическом койне - к немалому облегчению Постороннего.Они смогут разговаривать, и в этом мире знают колдовское искусство. Назвав себя и узнав, что первую из встреченных им детей Гайи зовут Флёрой, Никодимус подумал: есть нечто, что объединяет их двоих. Взгляд этой женщины свидетельствовал о том, что она тоже пережила катастрофу и теперь сомнамбулой брела по обломкам своего мира. А ещё Никодимус с лёгким ужасом почувствовал, как в его жилы проникает разымчивый яд того, что во вселенной Гайи считалось любовью.
Через месяц (Флёра терпеливо учила нового знакомого управляться с иллюзорной категорией времени, деспотично управлявшей её миром) между беглецами, единодушно избравшими Никодимуса своим предводителем, и "народом Феникса" - той частью детей Гайи, что владели искусством чародейства, - был подписан Пакт. Посторонние принесли торжественную клятву 144-х, взяв на себя обет вечной верности новому дому. Губы Никодимуса впервые коснулись руки Флёры - пока что лишь в церемониальном, символическом поцелуе. По его указанию изгнанники тогда сделали серьёзную уступку царству Гайи, впервые выдернув один конкретный день из бесконечного потока мироздания и объявив его праздником. Народ Феникса, поражённый техномагическим искусством пришельцев, вскоре начал называть Постороннихагатодемонами, противопоставляя их мятежникам Баеля.
***
"Время - тиран этого мира, и поэтому дети Гайи живут с такой жадностью. Их преследует осознание своей конечности, с которой они не могут смириться, они постоянно боятся чего-то не успеть. Для нас же неизбежное слияние с бескрайним потоком непрерывного становления не значит почти ничего, поэтому мы никуда не спешим. Так не спешат звери, птицы, рыбы, насекомые", - думал однажды Никодимус, ненадолго оторвавшись от техномагических чертежей. Внезапно за спиной раздались негромкие шаги, шелест платья, и через мгновение женские руки, тогда ещё обе живые, закрыли его глаза.
- Флёра..? - как бы угадывая, полувопросительно сказал Посторонний.
Прикосновения перстов женщин универсума Гайи были не в пример нежнее, чем сухие деловитые ласки дочерей его мира. Чароплётка медленно убрала ладони, милостиво вернув Никодимусу зрение, тот поднялся со стула и повернулся к ней лицом. На гостье было светлое длинное ниспадавшее свободными складками одеяние с узором в виде цветов; распущенные волосы доходили почти до пояса. Он медленно сомкнул объятия вокруг её плеч, замер так на мгновение, а потом левой рукой щедро зачерпнул подобные руну кудри. Ведьма прильнула к Постороннему, затем повлекла за собою, и вскоре кровь мира Гайи влилась в его тело и, поднимаясь вверх, заструилась по жилам.
Ночью он лежал без сна, смотрел в потолок и думал, что, наверно, Флёра права, и Посторонние - это потомки детей Гайи, которых увлекли за собой феи, эльфы, фейри или уводны. Он вернулся домой.
***
Сейчас же Никодимус ощущал себя мелким воришкой. Вот, он даже украдкой оснастил телефон миниатюрным генератором экранирования, чтобы таить свои мысли - не от врагов, но от самого близкого ему существа. Он боялся за Ольгу, боялся за Флёру, боялся за всё их общее дело - но ничего не мог с собой поделать. Впервые в жизни.
... Шипение факелов, вечерняя свежесть реки, прозрачный свет - и эта девочка, подружка невесты, редкий цветок, дитя ведьмы и профана. Уроборос и Феникс вместе щедро одаривают этих полукровок какой-то хрупкой, нездешней, волнующей красотой. Именно такая, оказывается, ему и нужна - с долгим телом, тонкой и сложно организованной душой. Глаза, как камень электрон , внутри которого порой находят диковинных древних созданий, укрытых там от беспощадной косы Кроноса.
В её величавом, степенном спокойствии Никодимусу показалось что-то родное, оставшееся там, в погибшем мире Посторонних.Флёра, при всём её недюжинном уме и умении владеть собою, оставалось верной дочерью мира Гайи, при первой же возможности отбрасывавшей рациональность - так, заходя домой с холода, скидывают верхнюю одежду - и бросавшейся в чувственный поток страстей и эмоций. После бурной свадьбы ведьмы и кабали он впервые признался себе в том, что очень устал от этой круговерти. Он жаждал своего уголка, новой гавани.
Никодимус тайком навёл справки о девушке. Счастливица, родилась с серебряной ложечкой во рту. Дочь большой, живущей в любви и согласии семьи, хорошее образование, таланты, при этом не избалована и не капризна. С детства при ковене, подавала немалые надежды, которые вовсю уже сбывались. Способности Ольги к мантике быстро заметили и в "Brocken airlines" (о, как к лицу ей цвет navy!), куда она, как и многие другие, попала по воле Флёры. Скорее всего, если бы не распоряжение старшей ведьмы, талантливую ведьмочку ждала бы неплохая карьера в Германии. Хайде дважды звонил Никодимусу с просьбой замолвить словечко за фройляйн Аллогию.
- Я готов завтра же отправить её на оплачиваемую стажировку в отдел прогнозов и аналитики, - говорил он с приобретённым за 200 лет пребывания в тех краях тевтонским акцентом.
Однако оба раза Флёра, постукивая металлическими пальцами по столешнице, отвечала:
- Пускай пока катает тележку. Не надо привлекать лишнего внимания к Оле. Скоро я заберу её к себе.
***
Посторонний ощущал себя запертым в темнице, стенами которой был он сам. Председатель капитула хорошо знал Флёру и понимал, что та способна, не задумываясь, уничтожить соперницу. Старшая ведьма ненавидела какодемонов и считала позором перемирие с мятежниками - и всё же на третий день после его заключения приказала повесить четырёх командиров, устроивших лихой самовольный рейд по тылам противника. Ни в коем случае нельзя было допустить и раскола в Регентском совете.
Никодимус пытался сторониться Ольги. Врождённое бесстрастие Постороннего помогало, позволяя не прибегать к особенному актёрству. Так было до вчерашнего дня, когда он не смог остановиться и не то вытащил счастливый билет, ибо Ольга сказала "да", не то погубил их обоих. Услышав же от Флёры "завтра дам тебе в помощь Ольгу"председатель капитула похолодел. От мудрейшей можно было ожидать чего угодно. Это блаженное неведение или изощрённое коварство? В первом случае он - подлец, во втором - они с Ольгой обречены.
... Его руки бережно, но крепко держат тонкую, как стебель, талию. Что же это, что с ним?
Слабую надежду давали лишь некогда пугавшие строки из пророчества сивиллы о демоне и белой деве. После прошлогоднего взлома серверов какодемонов Никодимус знал: за прошедшие 500 лет утекло немало воды, но не находившая выхода всепожирающая страсть Баеля к Флёре не остывала, а лишь разгоралась. Кроме того, вовсе не предводитель мятежников приказал расправиться с королевской четой.
О, это было бы красивым доказательством теоремы - единым махом остановить войну, соединить руки тех, кто враждует лишь по недоразумению, и получить свободу и Ольгу. Скоро он призовёт к себе рыженькую. Искушённые в магоинженерных, но не в сердечных делахПосторонние,с их холодом и отстранённостью, здесь непригодны, а эта авантюристка может справиться. Он же знает о её тайном - пока что безобидном - преклонении перед Баелем и, если понадобится, легко сможет подвесить шуструю девчонку на крючок.
Никодимус допил вино, выключил генератор и откинулся в кресле, улыбаясь своей визави.
Май 2018 г.
Комментарии
Navy - приглушенный тёмно-синий оттенок, напоминающий цвет формы моряков.