Предваряя третье произведение тетралогии Григория Демидовцева "Дуновение смерти и ветер любви" оказалось необходимым обратиться к контексту романов" Дуновение будущего" и "Дуновение прошлого", уже известных читателю, личности главного героя и времени, как физической переменной определяющей положение главного действующего лица, его поступки и отчасти впечатления и мысли.
С литературной стороны, Артур Демидов, безусловно, по праву может называться героем. По классическому определению таковым считается: действующее лицо древних мифов и поэм, обладающее сверхъестественной силой, великий исторический деятель (пусть даже и вымышленный), и, наконец, главное действующее лицо литературного произведения. Исходя из этого, вполне закономерно считать, к примеру, Чичикова - главным героем поэмы Гоголя "Мертвые души". Школьники восьмидесятых годов, называя главным героем "выжигу", не так уж были и не правы. И все же были неправы - главный герой очевиден, постоянно присутствует на страницах гоголевского творения, а, временами, выступая с задворков сцены, он заслоняет собой весь горизонт событий. Отодвигая несимпатичных действующих лиц, герой становится настолько явным, что сомнения исчезают - Русь. "Птицей-тройкой" стремглав мелькнув перед взором читателя, она врывается в душу и затрагивает в ней некие невидимые струны, звон которых может быть и не громок, но остается вибрировать всю жизнь. Следует только остановиться на мгновение, вспомнить прочитанное, хоть немного, прислушаться и струны снова запоют. Не от Чичикова же они поют, в самом деле?! В общем, с местом Артура Демидова в семиотической конструкции романов "Дуновение будущего" и "Дуновение прошлого" достаточно ясно, но нам, поколениям жителей России одной ногой стоящих в героическом XX столетии, такого определения героя уже, или еще, недостаточно. Воспитанные на примерах легендарных, но виденных лично: воинах Отечественной войны, покорителях космоса, строителях городов, полярниках и путешественниках; испытавшие, но еще не пережившие до конца унижение Афганистана и чеченских войн; вовлеченные в ежедневный подвиг выживания, уже не ради чего-то, а вопреки кому-то, читатели, воспринимают образ героя более узко и конкретно, нежели лицо поставленное на вершине иерархической пирамиды действующих лиц романа. Мало существовать (existence), от персонажа требуется не только пребывать в "приключении", а совершать акты направленного волевого действия, если не отражающиеся благоприятно в окружении, то, по крайней мере, стремящиеся произвести положительное действие.
В классической комедии Чадский уезжает не понятым и не принятым, оскорбленный, он все же остается героем. И его подвиг, слово сознательно не берется мной в кавычки, поскольку для большинства читателей таковым и является, не дает нам право жалеть героя, жалко остальных персонажей. Карета подана, быстрый экипаж уносит автора в Персию, где, как мы уже догадываемся, он будет убит. Чадский и Грибоедов, сливаются у читателя в один типаж и уже не разорвать ту связь, что намертво спаяла героя, автора и исторический контекст первой трети XIX века. Реплики и порывы литературного героя логически завершаются трагической гибелью автора, навсегда обессмертив и его имя, и его произведение.
Однако этот пример только приближает нас к познанию ключей способных раскрыть подлинное содержание мистических романов Григория Демидовцева. Написанные в реалистической манере, только слегка оттененной фантастическим способом помещения персонажа в гущу событий, чаще всего вполне реальных и уже имевших место в истории, романы, есть ничто иное, как духовный эксперимент, сходный с исторической реконструкцией Тойнби. Экзерсис с намерением, с одной стороны, проверить возможность иного пути исторического развития, а с другой, бросить человека в пасть Левиафана, полагая с затаенной надеждой (а иначе к чему было бы пытаться), что победа личности над государственной машиной все же возможна.
С полным правом, Артура Демидова можно было бы назвать "Героем нашего времени". Автор намерено показывает его личностью достаточно ординарной, часто даже эпатируя этим, настолько, что сразу же возникает вопрос: почему, собственно, главный персонаж может считаться героем? И потому, вторым приближением к пониманию смысла тетралогии будет обращение к произведению М. Ю.Лермонтова "Герой нашего времени", творению глубокому и яркому, незаслуженно отнесенному критиками в разряд школьной литературы. Нетрудно будет заметить, что центральный персонаж Лермонтова, достаточно тесно сросшийся с автором, менее всего может называться героем. Его поступки эгоистичны, а если и несут на себе некий отпечаток гармонии, то, только несколько скрашивают персонаж, не позволяя ему подняться до вершин трагедии, в классическом понимании этого слова. И все же Печорин герой, и не просто герой романа, а герой "своего времени". Его поступки наполнены эгоизмом, и все что он делает, он делает не по принуждению судьбы, а исходя из своего воления. Для него еще нет антитезы: "Не выберешь ты - выберут тебя", но известна печаль личного опыта, утвердившего: "Нас выбирают, мы выбираем, как это часто не совпадает". Печорин творит свою действительность, но что-то не связывается. Апатия и усталость, следуют за удовлетворенностью. Удовлетворенность заставляют искать более острых ощущений, позволяющих притупленными, почти отмершими чувствами воспринять реальность, но достижения порождают еще большую усталость, за которой следует уже не апатия, а тоска, по чему-то иному, не могущему быть "здесь и сейчас". Может быть, это происходит оттого, что нет любви, только и позволяющей ежемоментно открывать "новое"? А может быть, не все так уж просто, хотя "нового" так хочется и оно, это "новое", позволяет ему, подчас, уже не оставаться - нет, а только числиться среди живых. В предисловии у "Герою нашего времени", и далее в "Журнале Печорина" Лермонтов, отчасти, приоткрывает завесу тайны, отвечая возможным оппонентам, что его герой вовсе и не герой, а скорее его антипод. Но, это если и, правда, то далеко не вся. В словах автора, а еще более в поступках и мотивации самого героя сквозит нечто, часто принимаемое за тайну предыдущей жизни Печорина. Но разгадки тайны нет, и тогда главным остается фон, на котором разворачивается причудливая вязь событий "Героя нашего времени", тот исторический фон, в котором проживали современники, и автора, и Печорина, и который мы знаем, увы, не понаслышке даже, а по скупым репликам политических историков и критиков-разночинцев, заклеймивших эпоху правления Николая I, как время гнуснейшей реакции, в которой, однако, творили такие гении слова, как Пушкин, Лермонтов, Толстой, Гончаров, Аксаков, Достоевский, да и многие многие другие. Полет их мысли, глубина переживаний, и полнота осмысления сияют недостижимыми вершинами для последующих поколений литераторов. Но причем тут реакция? Исторический фон "Героя нашего времени" остается загадкой, но не так уж и трудно заметить, что во многом он похож на наше время. Пережив страшное нашествие Европы на Русь 1812 года, страна выстояла в открытом бою, но борьба против России на этом, отнюдь не закончилась. Постоянным идеологическим нападкам подвергались все институты власти. Россия, выиграв у Наполеона, оказалась втянутой в коварную "холодную войну", победа в которой была неясной, а поражение очевидно, ибо цель была уже намечена - революция. Подавив движение декабристов, власть оказалась в состоянии только затормозить процессы разложения традиционного русского общества, начало которым было заложено еще в допетровскую эпоху. И элита, и обыватели, и все общество, стесненные закостенелыми привычками и законами, утратившими связь с действительностью, барахтались в текучке будней, решая накатывающие социальные, религиозные и экономические проблемы, исподволь, по необходимости, чаще всего, латая дыры на ветхом кафтане архаичной государственности. Закон был мертв, а бурная жизнь требовала своей реализации, и в такой обстановке, множились самые беззастенчивые формы обмана. Капитал, еще не получив легитимного воплощения уже показал все свои негативные "прелести". В поисках "национальной идеи" ломали копья "западники" и "славянофилы", а на закатном горизонте европейской цивилизации вставал призрак коммунизма, познать который, Печорину было не дано, но Артур Демидов впитал всеми "фибрами своей души". Стоит только задуматься об этом и понимаешь, что на фоне той грязи и пошлости, что захватывала Россию с квасными нуворишами, маклерами, ростовщиками и барышниками, патриотами и революционерами, даже откровенный светский хлыщ виделся настоящим героем, и отнюдь не только в экзистенциальном смысле. Его подвиг "ничего не деланья" будет вызывать у большинства современников и подавляющей массы многих поколений потомков непонимание. Потребуются полторы с лишним сотни лет и; после "стрюцких" и "нечаевых" Достоевского; после ползучего, душного провинциального мещанства, мастерски срисованного Федором Сологубом с натуры; после Чехова и Горького; героев обоих Островских; после "Поднятой целины"; после "Живых и мертвых" Симонова; Финкельмайера Феликса Розинера, наступит "Бандитский Петербург", в котором пришлось жить, увы, не одному только Артуру Демидову, но и нам с Вами, читатель. Впечатление о прожитом настолько сильно, что негативизм прошлого, словно заслоняет у Артура лучшие годы жизни любого человека - детство и юность. Совсем как Печорин, Артур чувствует нарастающую угрозу Хаоса и также отправляется в путешествие. Но, если Печорин, видя приближающуюся грозу на закате и уже не веря в избавление, уезжает в последнее путешествие на Восток, то наше время не оставляет даже призрачной иллюзии ни на востоке, ни на севере, ни на юге. Сжавшийся, как шагреневая кожа, изменившийся и проявленный почти до конца времен, до Страшного суда, мир, не оставляет герою Григория Демидовцева альтернативы, ставшей фатальной за прошедшие 700 лет - "Восток или Запад". И, это третье приближение к ключам тетралогии "Дуновение смерти и вечность любви".
"Странное" время, ставшее нашим временем, имеет вполне четкое физическое определение - это время нарастающего хаоса, внутри которого нет ни времени, ни пространства. Кантианские определения понятия времени и пространства, оказываются не такими уж вечными и незыблемыми и сегодня можно с уверенностью сказать что, то, что характерно для человека конца XVIII века, неосознанно утверждено в качестве категорий проживания в веке XIX-ом, и целиком изжито в XX столетии. Прогресс, путеводной звездой сиявший с эпохи промышленной революции и Возрождения, заставил почти забыть цикличный характер времени, отчет последнего, близкого к нам цикла явило распятие Спасителя. Ожидание Страшного Суда, раз за разом переносимое в будущее, уступило место, казалось безграничному торжеству человеческого разума, которому подвластны стихии и социум. Но, безудержный прогрессизм англо-саксонской цивилизации, упрятавшей Бога в инструментарий компенсаторных протезов, сначала начал давать сбои, а теперь и вовсе заглох, исчерпав свои возможности без остатка. Чем больше человек разумный (иначе говоря, рациональный) углубляется в тайны природы и пучину своего сознания, тем все сильнее его окутывает черное непроницаемое облако хаоса. И совсем не бездна непознанного видится им в непроницаемой черноте плаща Исиды, а образ Зверя, неясный еще, но уже ужасный, грозящий явить себя миру. "Странность" времени означает одно из бесконечных проявлений хаоса и характерно тем, что изначально заданная цикличность событий, по прошествии нескольких периодических, логически и причинно обусловленных тактов, срывается в непредсказуемый водоворот событий. С той лишь разницей, что в водовороте имеется определенная законообразная торсионная последовательность, а уткнувшийся в хаос наблюдатель видит, как единомоментно возникают мириады вихрей, которые, едва возникнув, распадающиеся на еще большее количество новых, создавая причудливые конструкции-фракталы. И так до той поры, пока способно уловить его сознание. Конец времен, увиденный Ньютоном во втором законе термодинамики, приобретает практическое воплощение, и в науке, и в жизни, ибо состояний беспорядка гораздо больше, чем состояний порядка.
Порядок утрачен и в его поисках Артур выбирает не Запад и не Восток сегодняшнего дня, как поступают многие наши соотечественники, иммигрируя "черте куда", Нет, он погружается во время. "Дуновение будущего" это последняя попытка утвердится в существующей реальности, оставаясь в категориях меры, последовательности и предела, прожив до конца один только день, но, прожив его так, как требуют законы, которые диктует его время - уже "странное" во многих отношениях, но еще воспринимаемое как нормальное.
Новейшие полевые исследования, проводимые Л. И. Андреевым , в тайных ритуальных сообществах Африки, выявили интересный факт что, пространственные представления людей обусловлены восприятием водных поверхностей, как некой "зримой природной двухмерности, достаточно стабильной ... и являющейся непременным условием любых форм биологической жизни".
Житель "Северной Венеции", Артур Демидов, не может воспринимать образ воды иначе, как некое устойчивое женское начало, животворящее, но остающееся пассивным. Так было на заре становления человечества, пока огонь не вошел в сознание человека вторым базисным атрибутом. Главное свойство огня его переменчивость, трепетность и, именно огонь пробуждает левое полушарие и мужскую инициативу, противоречивую, но обязательную для осуществления перемен, как в собственном сознании, так и в окружающей действительности. Очевидно, что колодец и вода в водоеме требуют только пассивного пользования, а жизнь огня требует постоянной работы по его поддержанию. Это обусловливает строение нервной системы человека: правое (женское) полушарие - воспринимает пространство (воду), левое (мужское) -- время (огонь). Для женской психики, в которой доминирует восприятие пространства, не так важно убить врага, как изгнать его, и именно этим обусловлены поступки женских персонажей Яны, Юлии и Дианы. Позже, когда в "Дуновении прошлого", Яна появляется в образе "храмовника в изгнании", ее поступки приобретают другой оттенок, очевидно, что ими движет иное восприятие мира, в котором контекст, историческое окружение имеет второстепенное значение. Сам пейзаж утрачивает форму полотна любовно сотканного женщинами и становится картой действий воина.
Теперь, когда очевиден источник глубинной мотивации переживающих половые метаморфозы героев, обратимся в сущности понятия времени. Время для африканцев есть совокупность событий, а не мерных единиц известных нам, как секунда, минута и т. д. В чем же тут разница? При событийном подходе, время как бы раздваивается на свои разновидности: правополушарное время составляют эмоциональные воспоминания о прожитом, отречься от которых невозможно не только африканским аборигенам, но и главному герою тетралогии; а левополушарное время, более абстрактно, аккумулируя в себе мифы событий состоявшихся, но не утративших своего существования в настоящем. Мы, современники Артура, знаем те же мифы и сказки, что и он, но они есть для нас целиком достояние прошлого, имевшего место быть, к тому же, не с нами, но герой Григория Демидовцева переживает это совершенно иначе. Картина, как видите, получается довольно необычная. Но ее необычность на самом деле еще глубже, поскольку только в нашем анализе время получает дихотомию, в личности Артура совершенно как у первобытных африканцев они существуют как единое целое, создавая тот причудливый мир, в который мы погружаемся по прихоти автора. Проживание такого времени подбрасывает нам, смотрящим со стороны, удивительные сюрпризы.
В первую очередь, из-за отсутствия четкого деления времени оказываются нежелательны новации, нарушающие время, "заведенное" предками у африканцев, а в романе "Дуновение прошлого", время героя устанавливает сам герой. Если у африканских каннибалов малоизвестны такие феномены социально-экономической жизни, как передача товаров в долг и кредитование, работа не по зову тела, а по расписанию (что западным человеком воспринимается, как лень), то у Артура это выражается в неком запрете покидать пространственно-временной континуум 12 лет, хотя приход в мир и уход из мира герой определяет сам. В качестве предельного состояния давно уже известно "ганское время", как вялотекущий поток, в котором ничего не происходит. В этом аспекте исторические события, происходящие вокруг героя в "Дуновении прошлого", как бы совершаются без его участия, а сам Артур больше погружен в свои внутренние искания. Отсчет его времени не зависит от времени развертывания событий вокруг него. Ощущение вялотекущего потока не покидают читателя на всем протяжении действия второго романа тетралогии. Пока персонаж вовлечен в цепь событий, он принимает участие в действе, но стоит ему удалится за пределы повествования и он словно перестает существовать для социума. У африканцев, наблюдаемых Андреевым, отмечался аналогичный факт: с отсутствующим зримо не может быть дел, лишь физическое появление приводит в радость, и все приходит в движение, с точки, на которой общение остановилось в момент расставания. Это мир без времени, страны созданной Артуром - Неворусии. Время в нем не соотносится с деньгами, его не считают. Годы и деньги, если и упоминаются в романе, но не определяют ни размеры изменений, ни сроки и очередность событий.
Очевидно, что происходящее остается реакцией главного героя на события современности, но нарастающий хаос реальности диктует Артуру единственно возможную реакцию на его познание и само проживание в мире - внесение в него своего порядка. Такой метод получил название в науке как метод организованного хаоса и заключается в непосредственном погружении наблюдателя в хаотическое пространство. Герой перестает быть наблюдателем, а становится демиургом. Он словно ввинчивается в хаотическое аморфное облако своего пространства-времени, упорядочивая его по своим внутренним законам. Застыв в точке своего осознания грядущей гибели мира, он пытается найти средства его спасения и конечно первое, к чему он обращается это будущее.
Не так интересен сам факт псевдокоммунистического переворота, автор классически развил ситуацию, и можно предположить, что уже существует достаточное количество реальных сценариев будущих насильственных изменений существующего баланса сил и капиталов. Важно не это. На протяжении последних 12 лет мы непосредственно наблюдали два удачных переворота, которые и привели к тому состоянию политической системы России, дальнейший генезис которой представляется Артуру бесконечным падением в пропасть Тартара. Но крайне любопытно обратиться к формам, которые, в романе "Дуновение будущего", приняла политическая система после переворота. Бесспорно, заговор зрел в недрах одной из многочисленных спецслужб, утративших сакральную санкцию на насилие, вместе с уничтожением Коммунистической партии. И не так уж важно, какая из них решилась ускорить события, в той или иной степени этого жаждут все лишь бы на миг взойти на пирамиду власти. Закрепляя узурпацию, заговорщики делают ставку не на сословия и классы, что невозможно в сегодняшней российской действительности и, не на религиозные пристрастия - в стране три поколения которой жили под игом атеизма, церковь перестала быть движущей силой и, даже, не на национальность. Угроза апелляции к чувствам национального самосознания и опоры на этнос сильна, и, как видим в конце романа, именно эта опасность реализуется в полной мере. Но заговорщики идут дальше и делают ставку на самые глубинные основы неравенства людей - половое различие. Движущей силой переворота выступает прекрасная половина человечества - женщины, возникает некий нео-матриархат.
Существование в доисторическом прошлом такого способа организации социума, при котором женщины выступали в качестве правителей, и предшествовавшем патриархату, закрепившему права присвоение доли общественного богатства за семьей в пику обществу (роду), является общепринятым, т. е. недоказанным. Попытки проследить генезис становления идеи матриархата упираются в творчество немецкого исследователя древней мифологии Альбрехта Дитериха (1866--1908), классический труд которого "Мать Земля" (1905 г.) оказал огромное влияние на умы современников и закрепил частную, по сути, и произвольную, по основаниям, трактовку прошлого человечества. Так почему же Артур в будущем завтрашнего дня встречает матриархальный переворот? Только потому, что Россия страна с женской душой, что подмечают кто с позитивным оттенком и с затаенной гордостью, а кто и с презрением? Интенции на волю авторов. Но факт налицо, по ряду известных социальных и исторических причин мужской тип первым принимает на себя удары судьбы и, следовательно, первым погибает. Статистика смертности известна достаточно широко и, цитировать ее, нет нужды. Остатки мужчин, либо прибегают к неким компенсаторным формам реакции на действительность, выпадая и социума, либо меняют (насколько это позволяет театр жизни) свою половую принадлежность, в попытках добиться успеха. Мужская часть общества современной России, в своей основной массе, состоит: либо из немногих героев, численность которых сокращается; либо из спившихся, или иным путем выпавших их социальной жизни духовных или физических бомжей (монахов, бездомных и т. п.); либо из истериков, бизнесменов и чиновников, подчинившихся внешней силе и "тупо" исполняющих приказы руководства, живущих, собственно по женскому стереотипу поведения; либо мужчин-примаков, сохранивших свои мужские признаки, но смирившихся с ведущей ролью женщины в семье и принявших на себя функцию хранителя очага, в то время когда "вторая" успешная половина, становится добытчицей и; наконец, параноиков, одержимых идеей власти над всем и вся. Таких, много в сумасшедших домах, а заметными они становятся только тогда, когда достигают вершины политической пирамиды. Окруженные сакральным ореолом власти, они воспринимаются как идеал мужчины-самца, и принимают на себя все переносы тревог женского общества, "снять" которые они не в состоянии.
Артур из всех возможных альтернатив выбирает роль "примака". Выбор действительно детерминирован по принципу: "Не выберешь ты, выберут тебя" и альтернативы тут нет. Цельная натура главного героя не имеет проявленного параноидального стремления к власти. Попытки уйти от активной жизни, уехав на Кипр не серьезны и совершаются скорее по инерции. Недаром, оказавшись в конце романа за границей, Артур даже не пытается бежать, внутренне убежденный, что выбор был сделан правильно. Причина такого его поведения в той роли, какая отпущена женщинам, и в романах Григория Демидовцева, и в нашей сегодняшней жизни. Высокая адаптивность женской натуры позволила им в условиях тотального слома принципов социалистического общежития быстро найти себя. Достаточно поднять глаза от панели петербургских проспектов, как вас окружат целые легионы "успешных" женщин-бабочек. Сидя за рулем, отнюдь не подержанных, иномарок, они словно новые амазонки стремительно врываются в "странную" жизнь.
Российское общество конца 90 годов XX века по праву необходимо называть не обществом "новых русских", а племенем "новых амазонок". Еще не "утерев сопли", со школьной скамьи они бросаются в гущу жизни и конечно гибнут, сгорая, как мотыльки, но и кто-то и выживает. Прошло всего несколько лет и, вот уже женщины не просто заправляют бизнесом, задают тон на всех элитных тусовках, они уже пробрались во властные структуры. Велика личная заслуга каждой, но смешно было бы думать, что она есть главная составляющая их успеха. Рискуя многих разочаровать, замечу, что главное - это наличие тех ролей, которые отпускает актерам история. А роли сегодня в России преимущественно женские: исполнять функции секретаря, номинального директора, подставную фигуру, "смотрящего" у превысившего мыслимые пределы мужского, сиречь, "патриархального" капитала, обеспечивая анонимность реальных владельцев. Такие роли присущи именно женщинам. Даже мужчина средних возможностей будет на посту "зиц-председателя" постоянной угрозой сохранности капитала, поскольку вольно, или невольно будет стремиться выйти из под контроля. И ничего тут не поделать, такова натура охотника. Женщина более прогнозируема, более зависима. А, следовательно, ни о каком матриархате и речи быть не может. Да, растет процент женщин на постах руководителей, и в бизнесе, и во властных структурах, но это показатель, отнюдь, не роста ответственности женского пола перед историей, а индикатор растущей анонимности самой власти, желающей и дальше присваивать "львиную" долю общественного "пирога". Власти совершенно не желающей нести ответственность и перед обществом и перед историей за последствия своего правления. И это еще одна странность "странного" времени.
Герой Григория Демидовцева, как в кривом зеркале отражает Печорина попавшего в круг интересов Бэлы. Не Артур борется за Яну, а совсем наоборот, его "крадут", запирают и приручают. Герой борется, страдает, но смиряется. Получается совершенно в точности, как у Лермонтова, с поправкой на "странное" время. Мотивация Яны ясна - добиться ответной любви, но это поверхностная ясность. "Странное" время не знает любви мужчины и женщины, это время симулякров, заменителей и суррогатов. Есть страсть, есть инстинкт, есть привязанность, наконец, полезность и потому, как только инстинкт материнства получает свое удовлетворение, потребность в самце отпадает. Потому Артур не просто отпущен за границу, он фактически отторгнут. Яна откровенно провоцирует Артура покинуть ее и только женская ревность не позволяет ей допустить возврата Артура в семью первой жены. Как Бэла - ребенок, полюбивший в первый раз, Артур оказывается не в состоянии сделать самостоятельный выбор, а именно этого от него требуют женщины. И этот выбор не раз и не два будет "дамокловым мечем" висеть над головой Артура. "Делай свой выбор Артур"! Но всегда ли возможен выбор? Чаще всего он есть продукт воли при недостатке знаний. А если есть вся полнота информации, да еще информации затрагивающей не только разум, но и чувства? И точно ли нам отпущена одна половинка, с которой мы можем и надеемся слиться, а если две, а если больше? Бывает, что сразу встречаешь и "женщину жизни" и "женщину судьбы" и отчетливо понимаешь, что не в состоянии отказаться ни от одной, ни от другой. Тяжек момент, когда ты представлен перед выбором, и выбора нет.
Будущее срывается в хаос, рушиться политическая система неокоммунистической Москвы, как грибы после дождя возникают халифаты, директории, республики, и нет им конца, кажется, еще день и все захлестнет кроваво-черная волна джихада "всех против всех". На этом заканчивается первая книга. Но Артур, в полной мере осознает, что в "странном" сегодня - завтра уже наступило, и чтобы пресечь неотвратимость грядущего ужаса он вынужден "ввинтиться" в прошлое.
Чем объясняются метаморфозы настоящего и будущего Артура уже понятно, но не менее "странным" оказывается прошлое. Выросший на начетнической концепций исторического развития академика Бромлея, хронологии Скалигера, Артур буквально захлебнулся информационными помоями фактов конца 80-х. Идеалы "омытые" кровью поколений были легкомысленно втоптаны в грязь, но брызги лжи и нечистот, попав на чело наших современников, далеко не у всех проникли в душу. Так или иначе, а прошлое утратило свои главные атрибуты, незыблемость мифов и четкую логическую последовательность. Это только кажется, что Артур оказывается в прошлом России, чтобы изменить историю, нет, на самом деле он наводит порядок в своем прошлом, чтобы жить в настоящем. Вот в этом то и представляется главный смысл обращения во времени.
Что такое порядок? Жестко связанная иерархия? Тогда чего же проще - сядь за стол с зеленой лампой, положи перед собой учебник истории, а теперь и того проще - включи компьютер и, разложи имеющиеся факты по полочкам - хаос исчезнет. Нет, не исчезнет! Наше прошлое, время бывшее, составляющее историю, конечно, может выглядеть как привычка. Это так, но только отчасти. Скорлупа образования только мертвая корка, но под ней живые воспоминания о себе, родных, знакомых, предках, местах, где мы/они были. Пока это есть в нашей памяти оно живое, как живы наши ушедшие любимые и близкие. Сломай корку истории и, как кишки из разорванного брюха, это лиловое и красное вывалится наружу, и не приди вовремя помощь - гибель неизбежна. Помните, как говорил Ипполит в культовой комедии "С легким паром": "...сломать легко, а вот построить за ночь невозможно". Наша личная, персональная вселенная сокрыта скорлупой памяти. Время от времени, подрастая, мы сами ломаем скорлупу, но только потому, что новая уже создана нами. Пройдет немного времени, и она скроет возросший объем под затвердевшим панцирем и когда-нибудь станет снова тесной и будет сломана, но плохо когда она содрана преждевременно. Хаос обрушивается на сознание, грозя умертвить все. Просто уложить все элементы конечно можно, но хаос от этого не станет меньше, ибо одно может быть антиподом мертвому хаосу - это органически устроенный вечно рождающийся космос. И потому Артур оказывается в прошлом на двенадцать лет. Его задача намного шире, чем кажется на первый взгляд. Он пришел не как родоначальник новой династии, не как пророк, чьей волей заряжаются народы и не как строитель демократии, он пришел как отец, но одновременно он и мать своей памяти. Великим Гермафродитом, Демиургом Своей Вселенной он возвращается в хаос прошлого с единственной целью - породить Дитя.
Дети, часто воспринимаются родителями, как свое продолжение. Им многое прощается, но требуется от них совсем уж невозможное. Насколько это оправдано и не является ли одним из величайших заблуждений? Индикатором может служить проблема обучения добру. Еще Платон словами своего учителя Сократа заметил, что добру нельзя научить, иначе давно уже были бы учителя добра. Увы, при всем разнообразии образования в истории человечества не было ни одного примера такого учителя. Учат лгать, и довольно часто. Учат разбираться в людях, учат манерам и пониманию, но никто не брался сделать человека добрым. Думаю, правильно было бы считать, что все, что есть плохого в родителях, ребенок усваивает почти наверняка, что-то плохое берет из окружающего социума, а что-то придумывает сам. Но, совершенно точно что, то хорошее, что оказывается в нем, есть исключительно его собственная заслуга.
Быть добрым на Земле тяжело, добро приходится творить вопреки обстоятельствам, преодолевая собственную лень, злобу, непонимание и сопротивление окружающих, но это единственное богатство, чем человек может гордиться. Далеко не всем родителям удается увидеть своих детей на закате их жизни, когда приходит срок подводить итоги. Так устроена жизнь, что, родители обязаны уходить в иной мир раньше своих детей и, если природа или рок устраивают иначе, то горек плод познания результатов своих трудов, ибо дети, чаще всего, бывают, недостойны своих великих родителей. Но обычно от нас сокрыты результаты воспитания своих отпрысков. Ребенок не умирает в человеке никогда и, как бы ему не было хорошо или плохо, он не хочет оставаться один на один с миром. И теплится в каждом из нас надежда, что откуда-то из звездной глубины космоса на нас смотрит мать и молит Бога, за своих детей, а отец подставит плечо в трудную минуту. У мира Григория Демидовцева такая возможность открывается.
Вторая книга тетралогии "Дуновение прошлого" заканчивается возвращением князя в настоящее. Дело завершено, из разрозненных фактов истории трудами, волей и мудростью Артура создано государство, должное изменить судьбы мира в положительную сторону. Оно живет и развивается и способно отстоять свой исторический выбор, но, что-то настораживает читателя. "Странность" времени не утратила актуальность. Надпись на глобусе: "Великое Неворусское кольцо" не снимает воспоминаний о прежнем прошлом и значит не все завершено, хаос по-прежнему рвется из зазоров истории. И тогда Артур возвращается, чтобы увидеть свое детище - "Русь, которую мы не узнали". На что он надеется, что ожидает увидеть, что ждет его в глубинах "странного" времени? Поднимется ли он до высоты мировой трагедии, ибо только в ней место настоящему Герою, или все это сон - продукт сознания? Но даже если это и сон, то что это меняет? Некогда знаменитый немецкий философ Шеллинг задавал каверзный вопрос русскому мыслителю и писателю Владимиру Одоевскому: "...Что такое сон, или, лучше сказать, где мы бываем во сне, а мы где-то бываем, ибо оттуда приносим новые силы. Когда мне случится что-нибудь позабыть, мне стоит заснуть хотя бы на пять минут, и я вспоминаю забытое...". Увы, я не знаю, что ответил на него Владимир Одоевский, но даже если его ответ прост и понятен, мир его уже давно позабыл. Забыл или не захотел услышать и теперь тщится найти свой ответ. Впрочем, может быть, мы все спим, думая, что бодрствуем и только изредка просыпаемся, полагая, что погрузились в сон.
Но, не будем забегать вперед. Скучная страница предисловия перевернута, и старые знакомые в новых "странных" обличиях принимают замысловатые позы, мир Григория Демидовцева становится вашим миром.
Вячеслав Шестаков.
".
Категория существования с бессмысленном мире, введенная в широкий обиход Жаном Полем Сартром и положившая начало философскому направлению XX века известному как экзистенциализм. Безграничная свобода не имеет закона и человек обречен на индивидуальный героизм в попытках избавится от ее удушающего гнета, человек свободен, поскольку выбирает. Наиболее известен роман "Тошнота" (1939 г.).
Согласно концепции экзистенциализма развитой Альбером Камю в романах "Чужой", "Чума" и написанных им пьесах, бессмысленность существования можно нарушить только прокладывая индивидуальный путь в хаосе жизни. Обретение смысла возможно только в приключении, устраиваемым человеком исключительно для себя.
Арнольд. Дж. Тойнби, автор девятитомного труда "Исследование истории". История человечества это драма в которой творческое меньшинство постановкой вопросов создает вызов на который отвечают массы. Исторические события только вехи, из которых можно сложить карту, но путешествие по карте исследователь совершает самостоятельно.
Обратитесь за иллюстрацией ко второму тому "Войны и мира "Л. Н. Толстого" (часть 3, VI), в которой Князь Андрей Болконский принимает деятельное участие в составлении Гражданского уложения Российской империи. По просьбе Сперанского он, взяв Code Napoleon и Кодекс Юстиниана, составлял Отдел Права Лиц, не мало не думая, как они могут быть подходить к крепостнической России XIX века.
Федор Сологуб (1863-1927), видный представитель символизма, наиболее известны романы "Тяжелые сны", "Творимая легенда", рассказы. Извечные проблемы жизни и смерти разрешаются в пошлой атмосфере российской провинции конца XIX века.
Эмигрантский роман Феликса Розинера "Некто Финкельмайер" повествует о трагической судьбе поэта в СССР 60-е годы, роман стал лауреатом парижской премии Владимира Даля за 1980 г.
Иммануил Кант, немецкий философ живший и творивший в Кёнигсберге. Годы жизни: 1724 -1804 .
В храме богини Исиды в Саиса имелась надпись: "Я, Исида, есть все, все что было, все, что есть, все, что будет; ни один смерный человек не приник под покров моей тайны". Фигура Исиды многогранна, но одно из пониманий ее темного, усеянного звездами покрова раскрывается, как ночь, дающая Знания Мира, в противовес солнцу дающему Славу Мира. Образ Зверя, взятый из Библии, почти без изменений трактуется как образ Антихриста.
Фракталы - математические функции с необычными свойствами описывающие некоторые реальные природные объекты, к примеру мгновенный снимок водопада. Название было дано Бенуа Мантельбродом. Рассчитываемые математически функции этого типа трудно, если вообще возможно перевести в пространственные модели. "Страннность" такой функции в том, что, несмотря на свою хаотичность, структура фракталов имеет свойство, повторятся: ветка повторяет конструкцию дерева, капиллярный узор листа, уменьшенный, также несет на себе признаки конструкции дерева. Аналогично конструкции горного хребта, при увеличении снимка сохраняется конструкция ву отбельных фрагментов, камней и более глубже...
Игорь Андреев. Очерк "В джунглях прапамяти" ("Новый мир", 1999, N3)
Дихотомия, греч., осознание человеком явялений окружающего мира в своих противоположностях. Познание категорий бытия в крайностях есть неотъемлемая особенность нашего сознания и языка, как средства передачи и закрепления знаний.
Демиург (греч. Demiurgos), зизжитель, согласно традиции ведущейся с времен прочтения трудов Платона - Бог, создатель мира; в космологических системах гностиков подчиненный верховному Божеству творец из материи видимого мира и чувственной души. В Др. Греции всех ремесленников называли демиургами.
Тартар (Tartaros), миф., глубокая пропасть под землей, темница титанов; иначе весь подземный мир, место заключения отверженных. Интересно, что не европейских картах до XIXвека территория Руси и Российской империи писалась как Tartar.
Апелляция, юр., обращение к высшей инстанции.
Диалектическая процедура "снятия" подразумевает не простое уничтожение одного из элементов дуалистически раздвоенной сознанием реальности, на тезис и антитезис, а постепенного наполнения тезиса содержанием, целиком отнесенном первый момент в антитезис. Исчерпав свое содержание антитезис, "снимается", а тезис, как первоначально понимаемое идеальное состояние наполняется реальным содержанием. Т. е. идеальный образ президента, главы религиозной общины или корпорации, "лопается" под гигантским объемом тревог и ожиданий женского общества, не в силах их переработать и вернуть обратно обществу в качестве жизненного выбора, известного, как мотивация.
Примак - неимущий мужчина, бегущий невесту из богатой семьи и переходящий в ее семью. Не располагая собственностью вынужденный занимать подчиненное положений как по отношению к своей жене так и по отношению к имущим членам ее семьи. С ликвидацией частной земельной собственности в России термин утратил свое значение. Но явление сохранилось в скрытой форме, как во властных структурах, так и в сфере движения капитала. Классическим примером "примака" может считаться М. С. Горбачев, вошедший через Раису Максимовну в клан Громыко.
Концепция смены общественно экономических формаций Ю. В. Бромлея дсостаточно просто описывает историческое становление человечества, оставляя за пределами своей концепции огромную массу исторических фактов и артефактов, противоречащих ей. Число таких исключений грозит, превысит число фактов подтверждающих "классическую" теорию, и Артур Демидовцев вполне правомерно строить прошлое опираясь на "странные" факты, действительно имевшие место в истории.
Существующая хронология событий была предложена Ж. Скалигером в XVI веке. Одним из главных точек фиксации событий не временной шкале считается наблюдение за такими астрономическими событиями, как лунные, солнечные затмения и появления комет, т. е. явлений, не могущих не быть зафиксированных летописцами. Строгая научная критика и компьютерный анализ не оставляют от этой концепции права претендовать на научность и достоверность. Однако именно она политически поддерживается в современном мире, несмотря на возникающие парадоксы и тотальную "чистку" письменных источников, не вписывающихся в "скалигеровскую" хронологию.
"Где восседает Бог - там равновесие", читаем в тексте каббалической "Книги Тайны". Совершенная реализация, есть абсолютный покой. Творение есть движение, а движение возможно когда есть кому идти и куда идти. Через знакомство с эзотерическими доктринами становится ясным почему Артур погружается в Хаос времени и творит свое Дитя - Неворуссию. Далее, творит не Артур, а его творение. Ибо задача Артура не упорядочить . а породить жизнь в мертвом, разложившемся прошлом. Новое государство - тот ребенок, который, подобно Адаму-Кадмону, может устроить Земной Мир. Но, если ранее существовавшее творение пало в хаос, то будет ли ударным новый опыт?