И вот снова навалило снега, и я почти каждый день бегаю на лыжах. Прихожу из школы, накладываю подходящую мазь, и бегу трусцой до леса, метрах в двухстах от дома. А иногда, если снега много и занесло железнодорожные пути между домом и лесом, надеваю лыжи прямо у подъезда, и по снегу на перехожу рельсы. В зависимости от погоды я пробегаю от пятнадцати до двадцати пяти километров, практически каждый день. Потом ем, недолго сплю, и уже потом занимаюсь, обычно до половины первого. В шесть тридцать подъём. Спать охота, аж пошатывает. Одеваюсь, и на автопилоте в темноте иду на автобусную остановку. Иногда за мной заходит приятель, Гена, живущий в соседнем подъезде. Он пребывает в таком же сомнамбулическом состоянии. Но мороз быстро делает своё дело, и сон вскоре улетучивается.
Хорошее это дело, беговые лыжи! Ну, в смысле для здоровья полезно. Я ещё в детстве читал рассказ о самбисте, который стал заниматься лыжами - из-за того, что ему нравилась девушка лыжница. Но, кажется, у него там ничего не получилось. В смысле девушки, а на лыжах он неплохо бегал. А потом он вернулся в борцовский зал и всех победил. И так это всё драматично происходило, и писатель всё так точно описал, что я прямо чувствовал эти борцовские маты, их жёсткое прохладное прикосновение к коже, потому что я и сам некоторое время в седьмом классе занимался самбо. И все эти описанные захваты и подсечки я знал, и хорошо представлял, когда противник грубо и жёстко хватает за куртку и рвёт на себя, чтобы провести приём. И когда я читал рассказ, я прямо-таки волновался и болел за этого парня. Благодаря лыжам у него было хорошее дыхание, и он выдержал натиск чемпиона в финальной схватке. А о бывшем чемпионе было сказано, что тот проводил время в закрытых спортивных залах, и потому у него дыхание было хуже, чем у нашего героя. Потом я только беспокоился немного за этого парня, что он перестанет заниматься лыжами, и тоже станет проводить в борцовских залах всё время. И может испортить своё замечательное дыхание. Но как там оно на самом деле дальше пошло, я не знаю. Автор на этот счёт промолчал. Да, а с девушкой, кажется, у нашего героя после той победы отношения наладились. А может, и нет. Я не помню. Это не такой важный момент, чтобы на него обращать внимание. Рассказ был о лыжах и соревнованиях по борьбе. А этот парень, он был боец. И вообще, молодец. А девушки... Ну что там говорить. Тётя Катя об этом уже сказала, зачем мне повторяться.
Декабрь выдался холодный даже для наших мест. Сами морозы ещё ничего, но сорок градусов с ветром, это холодновато. Стоишь на остановке, а ветер продувает пальто насквозь, и ледяной воздух "ласкает" спину вселенским холодом. Пальто у меня хорошо проветривалось, и даже молодая кровь не успевала компенсировать приток чересчур свежего воздуха.
У меня была чёрная лыжная мазь для низких температур, ниже тридцати градусов. Однако пользы от неё не было, лыжи всё равно не скользили по снегу. Полное представление о таком катании на лыжах получить довольно просто, причём не подвергая себя воздействию низких температур. Достаточно в летний солнечный день взять с собою на пляж беговые лыжи и попробовать покататься по песку. Это даст хорошее представление о занятиях лыжами в том декабре. В это же время начались проблемы с креплениями. Год назад я купил крепления на шести мелких шурупах, отдав им предпочтение перед креплениями на четырёх более длинных шурупах. Боялся, что лыжи могут потрескаться. Но мелкие шурупы начали вылетать. Я пробовал укреплять их, вывёртывая, потом набивая в гнёзда палочки, и снова завинчивал. Помогало, но ненадолго. Хотел поменять крепления на другие, с четырьмя шурупами, но гнёзда по странной прихоти инженеров почти совпадали.
Сдвинуть крепление я не то чтобы не догадался, а опасался - центр тяжести лыжи тогда сместится по отношению к креплению, и я этому нарушению пункта инструкции внутренне всячески сопротивлялся. Сейчас бы я именно так сразу и сделал, зная, что реальность позволяет довольно большие люфты во многих случаях, и вообще я сейчас предпочитаю больше руководствоваться здравым смыслом. Это не просто, не всегда получается, но можно. Себе надо доверять. А тогда я подпал под влияние стереотипа "точность". Обобщение этого (губительного по сути) стереотипа формулируется также как "следуй букве инструкции, закона, указания, правил, идеи, ...". Жизнь явление настолько сложное, многообразное и динамичное, что даже его отдельные аспекты невозможно описать более-менее адекватно набором фиксированных правил. А за любое неадекватное представление о жизни надо платить. Когда больше, когда меньше, а когда и приходится отдавать всё, что есть. Всё. И при этом не имеет значения, в какую сторону произошло смещение от адекватной оценки ситуации. Один, волевой и сообразительный, свернул себя в бараний рог за ради несколько ошибочной идеи. Другой, бездельник и недалёкий человек, не способен предвидеть очевидные последствия своих действий. И там и там - неадекватное представление о реальности, и в итоге заплатят оба. Неадекватность такой товар, что на неё нет распродаж.
Поход по зимнему Уралу
Перед зимними каникулами мы задумали поход по Уралу. Сначала мы собирались просто пойти на лыжах на север вдоль Иртыша. Но потом Серёжа, который знал взрослых опытных туристов, договорился с одним из них, Валерой. Он согласился возглавить наш поход, предложив маршрут по Уралу. Мы должны были пройти на лыжах из Златоуста в город Карабаш, или дальше, до Кыштыма, если будет время и желание. Валера со скандалом отпросился на своём заводе. Он работал слесарем-инструментальщиком.
Числа второго января мы сели в поезд, и по-о-ехали. Вася нас провожал, и у меня до сих пор есть фотография с Васей, запечатлевшей момент проводов. Ночью мы приехали в Златоуст, и с утра пораньше отправились в Карабаш. Нам предстояло пройти порядка сотни километров по тайге и невысоким горам Южного Урала. Мне в походе понравилось. Зимняя тайга была волшебно красивой. Довольно пологие подъёмы и спуски не утомляли, по крайней мере меня, зато открывавшиеся виды просто очаровывали. Я до сих пор помню в деталях многие зимние картины того похода, окрашенные богатейшей гаммой волнующих и глубоких эмоций. С перевалов и скалистых возвышений открывались уходящие в даль невысокие хребты, в основном покрытые таёжным лесом. И эти виды были пронизаны светлой, закатной грустью уходящего зимнего дня, от чего млело сердечко, и было сладко и хорошо, так, что так бы и сидел на скале до темноты, растворяясь в этих чувствах, купаясь в обволакивающей смеси сладкой грусти и щемящего надрыва. И было неважно, какая была погода. Шёл ли снег, светило ли солнце, эмоции, как волны, поднимали и несли меня, ласково трогая каждую жилочку, каждую струнку в моей душе. И всё моё существо отзывалось, открывалось, и тянулось навстречу непонятно чему, что там было впереди.
В поэме "Нити" я посвятил походу несколько строф, но они только в малой степени передают жившие тогда во мне чувства.
Рюкзак тяжел - легка дорога,
Безветрен день. Ель-недотрога.
И солнце в холоде небес
Сиянье льет в таежный лес.
Чудным изгибом снег на соснах,
Изба в лесу, бушлат на досках.
Тепло дороже тесноты,
Поутру хмарь, следов кресты...
Еще изба. Дружна ночевка.
В лесу снег рыхл, и лыжам топко,
Я тихо весел, вверх ползу...
Ах, чудо дней младых в лесу!..
Лег на снег лапник (ветки сосен).
Костром нагреты... Дух стал росен.
Сон на морозе - подремать,
И хочется скорей вставать.
До боли в мышцах "отдых" тела.
Быстрее на ноги, за дело.
Бахилы, лыжи, рюкзаки...
Вниз! В ложе сонное реки.
Раза два мы находили избушки для ночлега. Спать там было тесно и неудобно, но терпимо. Ночуя на улице, разводили большой костёр, возле него стелили сосновые ветки, лапник. На ветки клали полог, и так спали. Костёр прогорал, становилось холодновато, но, в общем, так ночевать вполне можно. Тут даже больше психологически надо настроиться, понять, что опасности замерзнуть нет. Главное - настроиться. Раз пройдя через это, потом уже просто. Если температура воздуха градусов до двадцати мороза, можно спокойно ложиться на улице и спать, что я и делал неоднократно впоследствии. Надо только подстелить что-нибудь под спину, иначе растопишь снег, и одежда промокнет. Человек существо с большим запасом, спасибо процессу эволюции и естественному отбору. (А что такое неестественный отбор, к слову сказать?)
Из-за слабых креплений у меня всё время были проблемы. На привале я чинил лыжи, но на следующий день, где-нибудь на спуске, шурупы креплений снова вылетали. Бывало, я по несколько часов шёл на одной лыже, а вторую тащил в руках. На свободную ногу надевал валенок, и таким вот прискоком и перемещался, на каждом втором шаге хорошо проваливаясь в снег. Ничего, ни разу не отстал.
Поход с моей точки зрения прошёл хорошо. Помню, что мы много шутили, смеялись, Валера нам рассказывал разные туристические истории. Я был как-то несколько обособлен от группы. Вроде все вместе, а всё равно как бы сам по себе. И Валера периодически давал мне это понять. То ему казалось, что я мало забочусь о костре, хотя в это время я весь в мыле пилил в отдалении деревья на дрова, и стаскивал их к костру по пояс в снегу. Я понимал, что народ устал, силёнок немного осталось, и работал, что называется, остервенело, и за себя, и за того парня, который в это время тёрся возле костра. Ребята старались, как могли, это я понимал, и потому просто молча делал ломовую работу. Но надо сказать, что Валерины упрёки никакого влияния на меня не оказывали. К тому времени я успел побывать в ситуациях, по сравнению с которыми его претензии звучали сладкой музыкой. Для меня всё было просто чудесно, и сам я к Валере относился очень хорошо и с уважением. Я ему до сих пор благодарен за тот поход.
Вообще-то нам везло. В последний день перед Карабашем стало на глазах холодать. Недалеко от города крепления в очередной раз вылетели, на сей раз на обеих лыжах. Я переобулся в валенки, и пешком по глубокому снегу добрался до города. Пешком я тоже не отстал от группы, догнав её уже на входе в Карабаш. Я же говорю, ежедневные тренировки на лыжах большое дело. Валера договорился, что мы заночуем в городском спортзале. На фотографии мы стоим возле этого спортивного зала. По изморози на шарфах и шапках видно, что погода довольно морозная. На тот момент было уже хорошо за тридцать. Я стою справа, мой друг Володя рядом, а из-за его спины выглядывает другой Володя, из параллельного класса. А ещё с нами был третий Володя, тоже из нашего класса, такой хороший весёлый парень. Но чересчур неугомонный и несколько авантюрного плана. Вскоре он сбежит из дома, прихватив с собою Толю, с которым мы вместе так бесстрашно охраняли полевую кухню. Ну и в результате Володю потом попрут из школы, и доучиваться он будет в другом месте. А Сережа нас фотографирует. Вот и вся наша туристская компания. Хотя на классических туристов мы на этом снимке не очень похожи.
Обустроившись в зале, мы торжественно отправились в городскую баню. Когда вышли оттуда, было темно, и довольно холодно. Прохожий порадовал нас, что сейчас на улице около сорока двух градусов. Да, в такую ночь на снегу особо не выспишься. Повезло. Вернувшись, мы поели. Тут пришли баскетболисты, сборная команда города. Мы с ними, конечно, сразились, и, самое смешное, выиграли. Серёжа играл за клубную команду города, а у нас в классе баскетбол был любимой игрой, так что мы за счёт слаженной командной игры обыгрывали все остальные классы, включая Серёжин (всего в нашей школе было пять десятых классов).
После игры я починил свои лыжи, приготовившись к переходу в Кыштым. Наконец-то у меня хватило ума не заниматься ерундой, а просто перекрутить крепления на новое место большими шурупами. Сверла у меня не было, но я высверлил отверстия под шурупы шилом. А шурупов я с запасом из дома набрал, разных, не надеясь на крепления. Окончив работу, я радостно завопил на весь спортивный зал, что теперь можно идти до Касли, что там Кыштым! Перед тем, как мы улеглись спать на спортивных матах, произошло ещё одно незначительное событие. (А из них и складывается в основном жизнь, и ими же во многом и определяется - называется кумулятивный эффект). Валера вытащил бутылку водки, отметить приход в Карабаш. Я отказался пить, сделав это спокойно и безмятежно, без всяких там задних мыслей. Однако на противоположной стороне этому событию было придано большее значение. Мой отказ внёс дополнительную насторожённость в Валерину душу и вызвал плохо скрываемое раздражение. Овца, которая вечно отбивается от стада, и ходит где-то сама по себе - какому пастуху это понравится. Со стороны товарищей мой поступок вызвал двойственное отношение. На самом деле пить особо никто не хотел, я уверен, но ведь Валера предлагает, как отказаться, не по-мужски. Надо поддержать компанию. Какие уродские стереотипы создают люди, и как послушно, слепо им потом подчиняются. После этого люди считают себя разумными существами?.. Да полно!.. Это лесть, и лесть наглая, бесстыжая.
Что до меня, то я не обратил на эпизод ни малейшего внимания. Я продолжал купаться в радостном ожидании завтрашнего дня, предвкушая переход, как мне казалось, по более пересечённой местности. Почему-то это грело душу и приводило в радостное возбуждение. Я вообще чувствовал себя в горах очень комфортно, что-то во мне на этот счёт было заложено от природы. По пути мы делали попытку зайти на Таганай, небольшую, но тем не менее самую высокую гору Южного Урала. Однако до вершины мы не дошли. Валера, по-видимому, опасался за ребят, чувствуя ответственность. К тому же встретившиеся нам туристы запугали его рассказами о сильном ветре на подступах к вершине, из-за чего якобы они вынуждены были повернуть назад. Что значит ветер? Он всегда есть. Потом, погода меняется. Ветер явно стих с утра, когда они делали попытку зайти на вершину. Жаль. Я так хотел подняться на гору. Можно было бы сделать это втроём или вдвоём, в конце концов, раз ребята подустали. Но Валера рассудил по-своему. Может, он и прав был с точки зрения безопасности, но, по-моему, он чересчур перестраховался в данном случае. И мы недополучили столько колорита!..
Утром Валера объявил, что поход закончен, дальше будем добираться на автобусах. Двое участников заболели, да и лыжи у половины состава были в плачевном состоянии, а ремонтировать их ребята явно не собирались. Было досадно, но ничего не поделаешь. Праздник закончился. Наступили трудовые будни.
В Омск вернулись ранним морозным утром. Мы с Валерой жили неподалёку друг от друга, добирались вместе, в насквозь промёрзшем и заиндевелом изнутри троллейбусе. Валера опять нашёл повод высказать свои соображения, что я делал не так в походе. Может быть что-то я и делал не так - я не ангел. Но, думаю, была более глубокая причина его недовольства. Я был сам по себе, делал то, что считал нужным и так, как считал нужным. В коллективном обществе это не приветствуется. Но тогда я этого не понимал, да и вообще не задумывался на эту тему. Жил, как мог, и все дела. В ответ я просто дружелюбно рассмеялся, и сказал примирительно: "Да ладно, Валера, чего ты. Всё нормально, не бери в голову", - и подмигнул ему. Валера только рукой махнул. А я к нему хорошо относился. Он молодец. И спасибо ему большое за тот поход. А погиб Валера глупо, через десять лет. Выпил, и полез купаться в Иртыш. Алкоголь, пьянство, если подумать, ну это такая дикость, что дальше некуда! Но люди живут больше не разумом.
Первое лыжное соревнование
Учёба после зимних каникул началась со школьного собрания, на котором директор до глубины души возмущался нашим походом, усмотрев в нём нарушение всего и вся. Сам я помалкивал на всякий случай, но когда вовлечено пять человек, шила в мешке не утаишь. По обыкновению, я оказался крайним, и по инициативе директора был удостоен роли организатора похода и соблазнителя остальных невинных жертв моего коварства. Я как-то и этому событию не придал большого значения. А зря. Дело шло к окончанию школы, и тёплые, дружественные чувства директора к моей скромной персоне вполне могли материализоваться в нечто боле существенное, чем сотрясения воздуха, именуемые в просторечии звуковыми волнами.
Где-то во второй половине января я возвращался с лыжной прогулки. Погода наладилась, морозы временно отпустили, лыжня была отличная. Над головой вечерело синее безоблачное небо, ветер к вечеру утих. Слышны были только скрип снега под лыжами, да звук втыкаемых в снег лыжных палок. Недалеко от дома меня перехватил мужчина лет сорока пяти.
- Слушай, парень, я смотрю, ты на лыжах часто бегаешь. В каком обществе?
- Да ни в каком, просто бегаю, - озадаченно ответил я, не понимая, к чему такой вопрос.
- Знаешь, нам надо человека выставить от пожарной охраны на соревнование по лыжам. А у нас, откровенно, говоря, некому, народ уже в возрасте.
- Ну, то есть подставным, да? - уточнил я.
- Ну, вроде, - чуть замявшись, ответил мой собеседник.
В этот момент я понял, что мне вообще-то охота поучаствовать в соревнованиях. А то бегаю, бегаю, интересно узнать, хоть что у меня за уровень.
- Ладно. Сколько бежать, когда и где?
- Через три дня, за Амурским, пятнадцать километров, - торопливо выпалил мужчина.
Мы ещё поговорили, уточнили детали, и я отправился домой.
Через три дня я не пошёл в школу, а взял лыжи, мазь, и поехал в пожарную часть. За день до этого я сходил в поликлинику, меня проверили и допустили на соревнования. Выступал я за военизированную пожарную охрану. Соревновалось спортивное общество "Динамо". Из гаража выехала пожарная машина, и мой, так сказать, тренер, которого звали Николай Иванович, пригласил садиться. В пожарной машине до этого я никогда не ездил, мне было интересно. Мы ехали по городу. Была середина зимы, снега было много. Но все улицы были расчищены, и вообще ощущалась какая-то забота о городе. Он выглядел довольно ухоженным. Чувствовалась, что город жил в напряжённом рабочем ритме, в каком-то деловом упорядоченном движении. Машины, автобусы, прохожие - все куда-то целенаправленно двигались, знали что им делать, как и где, все были заняты делом, по-видимому, очень нужным стране. И у меня было какое-то чувство общности со всеми этими людьми, с моим городом. Я ощущал себя его частью, и это уютное и уверенное чувство жило во мне, эмоционально окрашивало в спокойные и уверенные тона всё, что я видел вокруг. И такой же уверенностью было окрашено туманное, но обязательно хорошее и интересное будущее. Где-то там, впереди, за горизонтом.
Наконец мы приехали. Я вышел из машины, пока оставив там лыжи. Вокруг царила атмосфера предстоящей лыжной гонки. Взрослые лыжники разминались в накинутых куртках, натирали мазью лыжи, разогревались на нескольких тренировочных лыжнях. Я посмотрел, какую мазь накладывает народ. К моему удивлению, все накладывали по две мази. Одну, для более высокой температуры, под опорную площадку. Вторую, для более низкой температуры, на оставшуюся часть. Я быстро сообразил, почему. Тут я только начал понимать, какой же я дилетант в лыжных гонках. Но меня это как-то мало смутило. Я вернулся к машине. Николай Иванович уже был там. Он выяснил, что я стартую третьим. Задувал ветер, мела позёмка. Это значит, что первым придётся если не топтать, то раскатывать лыжню для остальных. Я натёр лыжи одной мазью, какая у меня была, и пошёл к старту. Там только собиралась судейская бригада. Лыжня была свободна, и я пробежал немного вперёд. Сначала трасса шла вдоль посадок , но метров через двести выходила на поле. Там крутила позёмка, лыжня была занесена. "Не здорово", - подумал я, - "Буду держаться за теми двумя, потом лыжню раскатают". Дистанция состояла из трёх кругов по пять километров.
Я вернулся к старту. Дальше всё пошло в убыстрённом темпе. Появился Николай Иванович, сказал, что пора на старт. Я попросил его засечь, за сколько пробегу первый круг. Я уже стоял перед стартом, но передо мной никого не было. Неожиданно выкрикнули мой номер, и сказали, чтобы я приготовился к старту. До меня только теперь дошло, что первым придётся стартовать мне. Судья поднял флаг вверх.
- Давай, давай, подходи! - я приготовился к старту.
- Марш! - я сорвался с места и размашисто заскользил по лыжне.
Посадки кончились, и началась занесённая лыжня. Бежать стало намного труднее. Но я продолжал держать темп. Пробежав метров триста, оглянулся назад. Никого. В голове мелькнула мысль, что так я, пожалуй, запалюсь. Но какое-то возбуждение гнало меня вперёд. Так я и прошёл почти весь первый круг в одиночестве, прокладывая лыжню для других. Перед самым завершением круга меня начали обгонять лыжники.
- Двадцать минут! - успел крикнуть мне Николай Иванович. "Не быстро", - подумал я. Прокладывание лыжни далось нелегко. Однако второй круг я ещё держался, пройдя его за двадцать одну минуту. В начале третьего круга силы оставили меня. Теперь я шёл, как говорится, на одних морально-волевых. Легко скользя, меня обходили другие лыжники. Я уже понял, что сделал глупость, потратив все силы на первый круг. Надо было подождать других лыжников, всё равно в итоге я бы от этого только выиграл. Я держался. Выжимал из себя что мог, и даже немного больше. К финишу я выложился весь, без остатка. Я даже не мог наклониться, чтобы снять лыжи. Мало-помалу отошёл, с трудом снял лыжи и пошёл к машине. Сел в кабину. Всё, что я чувствовал, это одну дикую усталость. Пришёл Николай Иванович с результатом - шестьдесят семь минут. Выходит, последний круг я прошёл за двадцать шесть минут. Ладно, хоть так. Николай Иванович с сожалением сказал, что надо было мне кого-нибудь дождаться, все говорили, что лыжню сильно занесло. Я, безразличный от усталости, ответил: "Да я понял это, только на двадцать минут позже". Николай Иванович, поглядев на меня и, видимо, поняв, в каком я состоянии, утешил, что ничего, в следующий раз буду умнее. Я не ожидал никакого следующего раза, и, конечно, мне было досадно за свою глупость. Но я так устал, что и досада была такая, слабенькая, и нисколько не мешала наслаждаться тем, что можно просто сидеть и никуда не двигаться.