Эта история приключилась в начале лета. Школа была уже хорошо забыта, отдалившись куда-то в необозримое далёка. Утратив статус пятиклассника, я стал просто обыкновенным мальчиком без всяких опознавательных знаков. Я, что называется, по самую маковку погрузился в летнюю хлопотливую жизнь, которая разительно отличалась от школьной. В школе за меня решали, что надо было делать, а здесь я хоть и был занят всё время, но зато был сам себе хозяин, потому что сам, вполне осознанно, принял на себя определённые обязанности. Многочисленные домашние дела особо не тяготили. Да и делал я их в основном с удовольствием, находя или придумывая развлекательные и соревновательные моменты. При поездке в магазин на велосипеде я засекал время поездки, или тренировался перепрыгивать через препятствия, в виде небольших брёвен или канавок, в изобилии встречавшихся на дороге. О велосипедной технике преодоления неожиданных препятствий я прочитал в небольшой книге, которую брал в библиотеке, и сразу начал на практике осваивать новые знания. Даже в такое нудное занятие, как полив огорода, я старался внести новаторский элемент, делая работу на время, считая количество перенесённых ведер с водой, или меняя последовательность полива. Но вообще-то огородные работы меня тяготили. Я, как и отец, инстинктивно предпочитал более творческие и квалифицированные занятия.
Иртыш занимал в моей жизни большое место. С этой рекой меня связывало очень многое. Мы жили на берегу, рядом с железнодорожным мостом. Он охранялся. Для часовых вдоль берега была насыпана дамба, по верху которой они ходили параллельно берегу. С дамбы хорошо просматривался весь Иртыш, до самого противоположного берега. На другой стороне находились многочисленные острова, заросшие ивой, и отмели, которые появлялись, когда река мелела. Острова отделялись спокойными илистыми протоками. Ивы склонялись к самой воде, так что часто даже не было видно берегов островов. К нашему берегу вплотную подходил фарватер. Река в этом месте была глубокая, с сильным течением.
Пространство между дамбой и рекой был обитаемым местом. На берегу были причалены разномастные лодки, были сложены брёвна, недавно выловленные в реке. Складировать их на берегу надолго не разрешалось, так что они быстро распиливались и перевозились или переносились на другую сторону дамбы. Весной, в половодье, полоска между рекой и дамбой становилась совсем узкой, а в иные годы доходила до самой дамбы. Незадолго до ледохода, или в ледоход, лодки смолили, готовили к сезону. Сама процедура вызывала радостное волнение и сладостное предвкушение речной свободы. Тянуло куда-то далеко, за горизонт, и дальше, дальше... Задувал холодный северный ветер, ярко светило солнце, на трепещущем костре в ведре плавился гудрон, а по реке сплошной шипящей массой шёл ледоход... И всё вместе вселяло безудержный восторг, и душа пела, радостно волновалась. И так хотелось быстрей спустить лодку на воду, что я почти физически ощущал прикосновение к ладоням рукояток вёсел, отшлифованных до блеска их частым использованием..
На реке всегда было чем заняться. Всё лето я вылавливал брёвна, плывущие по Иртышу, отправлялся в разные места на рыбалку (но удочкой я никогда не пользовался - не хватало терпения). На противоположном берегу мы одно время сажали капусту, так что надо было переправляться через реку, чтобы полить грядки. С брёвнами на берегу было много работы. Их надо было расколоть повдоль, потом распилить, перетащить в безопасное место, а там уже напилить на чурбаны и наколоть дров. Это надо было делать и для себя, чтобы отапливаться зимой, и, кроме того, часть дров и брёвен шли на продажу.
Вот такая была моя летняя жизнь - на природе, почти в деревенском стиле, и с не меньшим количеством тяжёлого физического труда. Всё это надо было делать по-настоящему, не для развлечения, а чтобы жить дальше, добывать хлеб насущный. И задачи, дела, появлялись каждый день сами по себе, а не потому, что они придумывались для забавы. Это и была самая настоящая жизнь, во всей своей полноте, возможной для этого места и этого времени, и другой у меня не было. И то, что произошло, по большому счёту не было чем-то особенным, и осталось бы заурядным событием наряду со многими похожими ситуациями, не сопровождайся оно некоторыми обстоятельствами.
А теперь, когда вы получили представление об атмосфере, в которой протекала моя жизнь, мы начнём разматывать клубок самой истории.
Мой сосед был хороший любознательный мальчишка, младше меня на два года. Жили мы в соседних квартирах, и отношения у нас были близкими. Он прибежал на огород, где я заканчивал поливать последнюю грядку, и в телеграфном стиле выпалил следующую новость: 'С баржи на той стороне свалились брёвна. Дядя Юра четыре строевых поймал, остальные кто два, кто одно'. Это означало, что на лесоперевалке на другой стороне Иртыша, выше по течению, разгружают баржу с брёвнами, и большое количество строевого леса, сосновых брёвен, свалилось в воду. Ну и наши мужики эти брёвна быстро выловили, а мой дядя поймал четыре очень хороших бревна, которые можно будет выгодно продать застройщикам.
Я немедленно прекратил полив и побежал на берег, он был неподалёку от огорода, метрах в ста. Выбежав на дамбу, я сразу понял, что прибыл, как говорится к шапочному разбору. Так бывает, даже ещё не осознав, что происходит, вы мгновенно улавливаете общую атмосферу. И сейчас в воздухе повисла именно такое ощущение, что всё уже кончено. Ещё десять минут назад жизнь бурлила в этом месте, лодки тянули брёвна, удачливые охотники за пилолесоматериалом возбуждённо кричали и вытягивали свой тяжёлый улов на берег. И вот уже наступило неторопливое, немного сонное спокойствие, как будто набежали две-три волны от проходящего мимо буксира, и снова река тихонько плещет о берег маленькие ленивые волны.
Свежевыловленные брёвна выделялись своей тёмной от воды сосновой корой. Всего их было около двадцати. Богатый улов. Окажись я вовремя на берегу, что-то досталось бы и мне. Но, увы. Сегодня не мой день. На берегу стояло несколько знакомых мужиков. Завидев меня, они начали добродушно подтрунивать: 'Что-то ты сегодня припозднился! Весь улов без тебя разобрали'. Досада, видать, была написана на моём лице, поскольку они все дружно рассмеялись, но так, незлобиво.
- 'Ничего, наловишь своих дров, всё лето впереди', - утешил меня самый пожилой из них, дядя Серёжа. Он был хороший плотник и столяр, зарабатывал в основном своим мастерством, брёвна его особо не интересовали. На берег он пришёл видать просто так, поговорить с мужиками, а может, остановился поговорить по дороге в кузницу, он там заказывал железные детали для своих изделий. Кузница стояла здесь же, неподалёку.
По лестнице поднимался мой дядя. Он был в завёрнутых болотных сапогах, брезентовых брюках и брезентовой куртке. На плече он нёс вёсла, багор, и какие-то доски. Поднявшись от берега по лестнице, дядя Юра, так его звали, весело поздоровался с присутствующими. Заметив меня, так же весело поприветствовал: 'О, и племянник здесь! Припозднился ты маленько... Подсоби мне чуток, возьми-ка вёсла'. Я взял у него у него вёсла. Он ещё немного поговорил с мужиками, они вместе отметили наиболее яркие или смешные моменты. Один из добытчиков, торопясь зацепить бревно, чуть не кувыркнулся в воду. Другой второпях плохо вбил крюк в бревно, и когда поплыл за вторым трофеем, оно у него отцепилось. Пришлось возвращаться, и в итоге вся его добыча составила одно небольшое бревно. Но посмеивались мужики больше с сочувствием, а тот, который чуть не слетел в воду, стоял тут же и сам смеялся над своим промахом.
Мы пошли к дому. Когда отошли подальше от мужиков, дядя Юра деловитым тоном сказал: 'Я когда за брёвнами плавал, заметил, что штуки три застряли на отмели. Ну, той, в начале длинного острова, ты знаешь. Думаю, никто их не заметил, а с реки за отмелью их не видно'. Я сразу понял, о какой отмели идёт речь. Это была узкая илистая полоска грунта поперёк течения, метров пятнадцать длиной. Из года в год она могла мигрировать, немного менять положение, но не исчезала. Если встать не неё, то сразу провалишься по колено в серый липкий ил.
Дядя Юра продолжал: 'Мне в ночную сегодня, а то бы я сам съездил. Скажи отцу, может, до темноты успеете сплавать'. Сложив в дядином дворике вёсла, я побежал разыскивать отца. Он уже пришёл домой, так что нашёл я его быстро. Отец выслушал меня, и сказал, что надо сплавать, посмотреть самим. Мы отправились на берег. Мужики уже разошлись, не берегу никого не было. На востоке собирались тёмные низкие облака. Похоже, дело шло к дождю. Отец тоже заметил перемену погоды, но это его нисколько не смутило.
- 'А ничего, не сахарные, не растаем!' - поделился он со мной своими мыслями.
У нас была хорошая лодка. Сверху она была покрашена в приятный голубой, почти синий, цвет, а борта от ватерлинии и днище были, естественно, покрыты гудроном. Но, конечно, её главными достоинствами были не цвет, а замечательные ходовые качества. Она была в аккурат самого удобного размера, не маленькая, и не очень большая, когда начинает страдать маневренность. В то же время она хорошо держала волну и была остойчивой, что весьма немаловажное качество для охотников за брёвнами и рыбаков, когда надо вытягивать через борт рыболовные снасти, порой совсем нелёгкие, или, перегнувшись через борт, на волне вбивать крюк в вертящееся бревно. Частенько небольшие брёвна через борт вытягивали в лодку, чтобы не терять маневренность, иначе буксируемые на тросике трофеи резко замедляли ход лодки.
Мы быстро спустили нашу 'ласточку' на воду кормой вперёд. Я прыгнул в качающуюся лодку и быстро перебежал на корму, а отец в последний момент сильно оттолкнулся и запрыгнул на нос. Он сел на вёсла, на месте крутанул лодку, развернув её против течения, и без видимого напряжения начал методично грести наискосок реки, загребая к противоположному берегу. Меня всегда удивляло, что отец гребёт вроде бы без особого напряжения, а лодка плывёт быстро. Конечно, лодка у нас ходкая, но я такую скорость и близко не мог развить, даже если напрягался изо всех сил.
Масса серых облаков на востоке продолжала расти, и приобретала свинцовый оттенок. Река стала серой и пасмурной, и волнение понемногу стало усиливаться. Ветер срывал с вёсел капли воды, и иногда они попадали мне в лицо. Я любил такую бесприютную погоду, почему-то испытывая каждый раз восторг. Похоже, отцу она тоже нравилась.
- 'Ну, теперь держись!' - весело крикнул он мне, когда нас обоих окатило брызгами от волны, резко ударившей в борт. Поближе к берегу ветер чуть поутих, по-видимому ослабленный высоким берегом и растительностью на островах. Мы прижались к илистым берегам, где течение было послабее, и поплыли вверх по течению. Несколько раз начинал накрапывать дождь, но потом прекращал. Мы проплыли под железнодорожным мостом. Огромные металлические фермы снизу внушали уважение и какую-то опаску. Поверху прогромыхал поезд, и грохочущие звуки долго метались между поверхностью воды и металлической громадой моста.
Мы быстро поднимались вверх по течению. Мост сзади уменьшался в размере. Теперь он совсем не выглядел таким внушительным и опасным, почти живым существом, как мне казалось, когда мы плыли под его фермами, высоко поднятыми над водой. Наконец на серой поверхности воды я различил узкую полоску нужной нам отмели, а вскоре заметил и сами брёвна. Днём бы я их давно заметил, но сейчас уже начинало темнеть, да к тому же эти нависшие облака всё окрасили в серый цвет. Да и волнение на реке усилилось. Волны были не так чтобы сильно большие, но уже с 'барашками' на гребнях.
Я сказал отцу, что вижу брёвна, и стал направлять лодку к отмели. Когда мы подплыли, я уже собрался было спрыгнуть в воду и начать цеплять брёвна, но отец меня придержал.
- 'Подожди немного, давай осмотримся', - сказал он. Лодка уткнулась в ил. Отец встал на баночку, сиденье лодки, и внимательно посмотрел вперёд. Я тоже встал, расперев ноги в борта лодки, чтобы не качаться, и тоже начал разглядывать, что там впереди. Вначале я увидел длинную темную полосу, где был затон лесоперевалочной базы. Это были связки узких сцепленных плотов, чтобы задерживать брёвна, сваливающиеся с барж в воду. Судя по неровной границе этой полосы, их там скопилось много. Но брать оттуда мы всё равно ничего не могли. И я не понял, что так заинтересовало отца.
- 'Смотри правее затона', - будто угадав мои мысли, произнёс он. Я пригляделся, и только теперь понял, в чём дело. Почти сливаясь с полосой сцепленных плотов, ближе к нам я разглядел другую темную полоску, и понял, что это были брёвна, застрявшие на другой отмели, за пределами лесоперевалки.
- 'Давай-ка подплывём поближе, может там неплохой улов будет', - решил отец. Мы оплыли отмель, и продолжили наше плавание вверх по течению.
Брёвен на той отмели было штук тридцать. Вот это да! Но, как говорится, за морем телушка полушка, да дорог перевоз. Мы с отцом разделись, спрыгнули в воду, и начали разбирать завал. Отбирали самые лучшие брёвна и формировали плот, вбивая крюки и стягивая брёвна верёвками. Были использованы все запасные крюки. Такого улова у нас ещё не было. Заканчивали работу уже в темноте, вбивая крюки ориентируясь на звук удара. Более звонкие означали, что тяжёлый болт для крепления бетонных шпал, которым мы вбивали крюки, бьёт о край крюка и вот-вот соскользнёт.
Наконец всё было готово, мы забрались в лодку, наспех отмыли ноги от ила, быстро оделись, и отец навалился на вёсла. Я взял рулевое весло и тоже начал подгребать. Курочка по зёрнышку, и мои усилия немного помогут. Наш плот поначалу даже не стронулся с места, но мало-помалу отец разогнал его, и мы медленно начали двигаться к нашему берегу. В общем-то мы должны были успеть переплыть Иртыш даже на этой скорости, мы забрались далёко вверх по течению. Главное для нас было проплыть под первым пролётом, это был ориентир. Иначе быстрое течение снесёт нас ниже нашего дома, и добраться назад будет скорее всего уже невозможно. Против течения с таким грузом нам не выплыть.
Но пока всё шло нормально. Отец, видать, рассчитал свои силы. Противоположный берег медленно приближался. Над рекой была кромешная тьма. Светили только далёкие огни на мосту, да несколько фонарей на шпалопропиточном заводе, который был выше по течению от нашего дома. А так весь наш берег был в темноте. И тут начался дождь. Мы оба гребли, так что нам не было холодно, но намокшая одежда мешала грести. Отец пошутил: 'Видишь, как всё удачно складывается, и брёвен наловим, и помоемся'.
Берег выступил как-то неожиданно. Вроде мы плыли, плыли, а он был всё далеко, и вдруг огни на шпалопропиточном заводе исчезли, заслонённые береговыми постройками и причалами. Я уже предвкушал скорое прибытие и собирался обсудить с отцом, как это мы будем причаливать к берегу. И тут что-то поменялось. Я ещё не понял, что произошло, но ощущение спокойствия исчезло. В следующее мгновение я не то что увидел, а почувствовал приближение какой-то огромной тёмной массы. В полной темноте снизу вверх по течению двигалась, по-видимому, большая баржа. Не было слышно ни шума двигателей, ни гудков, да и дождь заглушал звуки. Я моментально предупредил отца. Он повернулся и быстро оценил обстановку. Времени у нас не было, решение надо было принимать мгновенно. Тёмная громада двигалась прямо на нас. Развернуться с нашим грузом было невозможно. Перерубить тросики, чтобы освободить лодку, мы не успеем.
Отец навалился на вёсла и изо всех своих немалых сил погрёб по направлению к берегу, к причалу шпалопропиточного завода. Лишь бы выдержали вёсла! Я тоже схватился за своё рулевое весло. Мы приближались к причалу, но и шедшую на нас баржу почему-то тянуло туда же. У причала стояла другая баржа, гружённая углём, с низкой посадкой в воде. Я, конечно, видел только контуры наваленных куч угля на фоне слабого зарева от фонарей, но ничего другого там быть не могло.
Мы почти подплыли к угольной барже, стоящей у причала, когда отец резко вывернул нос лодки против течения, и мы по инерции со скрежетом ткнулись в железный борт баржи. Отец прыгнул на нос, одновременно крикнув мне: 'Быстро на вёсла и прижимайся к барже!'. Меня не надо было уговаривать дважды, и уже через пару секунд я изо всех сил загребал веслом. Вскоре раздался сильный глухой удар. А, это наш плот прибыл! Я только сейчас понял, зачем отец так резко взял влево. Иначе наш тяжёлый плот раздавил бы лодку.
Я грёб, вцепившись обеими руками в рукоятку весла. Мы быстро скользили вдоль железного борта. В этом месте очень сильное течение, фактически это фарватер. Из тьмы вырастала высокая махина шедшей по реке баржи. Она было уже совсем близко. Мне казалось, что она движется прямо на нас! Да нет, она и в самом деле двигалась прямо на нас! На носу лодки произошло какое-то резкое движение, и лодка начала быстро притормаживать, потом остановилась, и медленно начала двигаться назад против течения. Я не понял, почему это произошло.
- 'Давай сюда!' - услышал я слова отца. Я крутанулся на баночке и, держась за борта руками, двинулся на нос. Тут я разглядел причальный конец, носовую верёвку, накинутую на кнехт баржи и несколько раз обмотанную вокруг него. Кнехт, это такая двуногая железная тумба на кораблях, на которую наматывают причальные канаты. Тут только я понял замысел отца. Мы скользили вдоль баржи и ждали, когда попадётся кнехт, чтобы закрепиться на нём. Когда я услышал движение на носу, это и был момент, когда он сумел накинуть верёвку на кнехт, потом стравил её, чтобы остановить лодку, а затем подтянулся обратно.
- 'Лезь наверх!' - сказал отец. Я успел отметить, что в его голосе не было торопливости. Всё происходило как-то быстро, но без суеты. Я уцепился за верёвку, а он снизу подсадил меня. Перебирая руками по верёвке, я дотянувшись до кнехта, подтянулся, и перебрался в его нишу. Кнехт был довольно высоко, и было непонятно, как отец умудрился накинуть на него верёвку.
- 'Перелезай наверх, а то мне некуда будет встать', - раздалось снизу. Я с трудом, на ощупь перебрался на кучу угля, которым была нагружена баржа. Когда я повернулся, отец уже был в нише. Следом за мной он выбрался оттуда, и вскарабкался на осыпающуюся под ногами кучу. Мы уселись на угле. Стоять на нём было невозможно, куски разъезжались под ногами, скользили вниз и падали в воду. Я чувствовал, что на руки налип мокрый уголь.
Теперь можно было оглядеться. Мы были в безопасности, но внизу оставалась лодка с плотом. С баржей на реке происходило что-то непонятное. Она была очень близко от нас, и расстояние на глазах сокращалось. Вдруг её повело к нам, и, спустя несколько секунд, раздался удар чудовищной силы, она ударилась о нашу баржу. Слишком близко подошла, и потому её притянуло. Удар пришёлся в место метрах в пятнадцати-двадцати от нас. Ещё немного, и она зацепила бы наш плот. В воду мимо нас полетели куски угля. Баржа на реке как будто содрогнулась, и медленно начала отходить в сторону, продолжая продвигаться вперёд.
- 'Интересные дела происходят ночами на Иртыше', - задумчиво прокомментировал событие отец, - 'Одна баржа таранит другую...Они что там, с ума посходили?..'
Тёмная громада проплывала мимо нас. Я только сейчас заметил, что дождь идёт по-прежнему. За всеми этими событиями мне было как-то не до него. Высокий тёмный борт медленно отваливал в сторону фарватера. Вскоре показался буксир, толкавший баржу. По-видимому, у него что-то случилось. Там раздавались крики и метались тени. Наконец шум двигателя буксира стал затихать. Отец спустился в лодку, а потом подстраховал меня, когда я соскользнул вниз по верёвке. Я перебрался на корму, отец стравил верёвку с кнехта, и течение быстро подхватило и лодку и плот. Отец легонько направлял лодку вверх по течению, и нас быстро сносило к дому.
Причаливание заняло всё наше внимание, но, несмотря на это, мы успели заметить следы какого-то опустошения на берегу, но сейчас нам было не до этого. Мы ещё долго разбирали плот, опять сняв брюки. Помогал свет прожектора на железнодорожном мосту, освещавший берег. Я выбивал крюки из брёвен, разматывал верёвки, и подгонял брёвна ближе к берегу. А там уже отец вытаскивал их на сушу, сколько мог. Некоторые были тяжеленные, так что даже отец не мог вытянуть их из воды больше чем наполовину. Такие брёвна мы закрепляли верёвками, на всякий случай.
Закончив свои дела, мы направились к лестнице, чтобы подняться наверх. И только тут отец обратил внимание на остальные лодки. Свет прожектора позволил разглядеть, что же произошло на берегу. По-видимому, ту же баржу притянуло к берегу. Шла она порожняком, потому и возвышалась так над водой. Из-за мелкой посадки она вылетела почти на берег и помяла все лодки, которые были в воде даже наполовину. Некоторые были разбиты, у многих были значительные повреждения. Все они были вышвырнуты на берег какой-то чудовищной силой. Уцелела только одна лодка, плотника дяди Серёжи. Плавал он на ней редко, и потому предпочитал целиком вытаскивать на сушу. Ну и наша лодка осталась невредимой.
Мы пришли домой, я переоделся и тут же лёг спать. Времени было около часа ночи. Вот так и закончился этот день. Утром дома отец в двух словах рассказал, что произошло с лодками на берегу, не упоминая о нашем приключении. Как будто ничего такого интересного не случилось. А мне та ночь хорошо запомнилась. И отец всё чётко сделал, хотя ситуация была серьёзная. И у меня никакого страха не было. Был какой-то азарт даже, что ли. Как будто трогаешь жизнь за самый край, так что дальше уже некуда, дальше - пропасть. И жутковато, и здорово! И ещё, что голова работает как часики, или как компьютер, как теперь бы сказали. Ко мне потом это чувство часто приходило, когда ситуация хорошо прижимала. Казалось бы, положение хуже некуда, а я спокоен, как вода в осеннем прудике, и только чувствую, как мозги работают, и ничего лишнего при этом, всё как по полочкам разложено, и все решения какие надо принимаются. Интересное состояние!
Ну, а остальным мужикам с утра сюрприз был, конечно. Понятно, что никакой страховки ни у кого не было, в те времена о ней никто и не слышал. И они, чертыхаясь, начали ремонтировать свои покорёженные плавсредства. На реке без лодки нельзя. Дядя Серёжа, и тот время от времени столкнёт свой четырёхвёсельный 'дредноут', как народ нарёк его тяжеловес, и куда-то отправляется. А куда, как-то не принято было спрашивать. Мало ли кому куда надо...