Аннотация: Роман о двух друзьях, служивших в Советской Армии в 1980-е годы.
Красная армия
(роман)
Глава 1
- Шестьсот тридцать пятая команда, с вещами на выход!
Пересылка встрепенулась, зашумела. Пацаны, не торопясь, спрыгивали с нар, выходили из проходов. После повторных окриков небритого прапорщика в парадной шинели потянулись к выходу на плац. Некоторых провожали друзья из других команд или ещё не "рассортированные".
- В колонну по четыре стройсь!.. Отставить - по трое! - подал голос прапор и сделал сосредоточенное выражение лица, прячась в себя от кривляний призывников.
- В колонну через одного!
- Бе-э!
- В Афгане встретимся!
- Паха! Не забывай Бобринск!
Шум построений и прощаний вдруг перекрыл высокий, чистый голос:
- Отставить разговоры! В колонну по трое: раз - два!..
Все оглянулись на "командира", а тот, худощавый, в телогрейке и спортивной шапочке, с открытой улыбкой на красивом, несмотря на выстриженную голову, лице, легко и уверенно ударил по струнам своей гитары и запел:
Колонна двинулась к корпусу, в котором днём проходили медицинскую комиссию. Из группы провожающих вырвалось ещё раз: "Паха! Не забывай Бобринск!", и уходящие завыли, засвистели, а гитарист с другими вернулся в казарму. Через минуту он уже слушал соседа по нарам, белолицего, с причёской "под Корчагина" и в очках.
- ... Как закончили с Надеждой третий курс, женились. В общежитии дали комнату, - парень задумчиво улыбнулся в потолок. - Три месяца назад Валёк родился. Из армии приду, два года будет, разговаривать, наверное, уже научится...
- Благодать: ни пелёнок, ни горшков не узнаешь, - цинично вставил Миха, побрынькивая на гитаре. Но сосед по нарам был поглощён своим:
- Мы с тринадцати лет начали дружить, тогда же и решили пожениться...
- Весьма предосудительно.
1
- Да, и вот, как восемнадцать исполнилось, сдержали своё слово. Даже родители не спорили... Я подрабатывал сторожем, стипендию получал сорок пять рублей...
- Миллионер.
- Не миллионер, но нам хватало. Жена у меня скромная, я тоже неприхотлив...
От последней фразы Миху скривило, и он, чтобы не обидеть соседа смехом, запел:
Очи чёрные!.. Я в недобрый час!
Женатый продолжал беседу с самим собой, а Миха отрывками пел романс и поражался про себя: "Откуда такие супчики берутся?.. В восемнадцать лет губить молодость женитьбой! Лучше повеситься!.. А говорит, как по бумажке..."
У двери послышался топот, обе створки распахнулись, и в ночлежку начала вваливаться толпа. Миха, приподнявшись, первый сообразил, что вернулась шестьсот тридцать пятая команда, и закричал:
- Вас что, в армейку не приняли, уроды?!
- Утухни!
- Самого тебя не приняли!
Полупустое помещение вновь стало походить на табор. Одни располагались спать, другие шумно обсуждали что-то. Смех, крики, стуки и снова хохот.
На ноги женатому упал рюкзак, и появившийся на верхних нарах парень с простым, невыразительным лицом, в нахлобученной на бок старой кроличьей шапке, серьёзно произнёс: "Извиняюсь!" Миха отодвинулся.
- Во дают! Постояли, постояли у ихнего штаба и - назад. Теперь до завтра, - сказал тот.
- Как в армии, - сделал вывод Миха. - А чё вы хочете?
- И что же, вас никуда пока не отправляют? - спросил очкарик.
- Нет, здесь будем ночевать.
- А знаешь, - очкарик всё с тем же мечтательным выражением лица посмотрел на нового соседа, - я могу сказать с точностью, кто ты, и чем ты занимался до призыва в армию.
- Ну?
- Ты сельский. У тебя на лице написано, что умеешь водить трактор и сеять пшеницу и рожь.
- Промазал: я городской.
- А здесь темновато, и он не очень точно прочёл надписи на твоём лице.
Миху распирало от наивности женатого пацана. Соскучившись в такой компании, он спрыгнул вместе с гитарой и присоединился к группе, которая выделялась ежеминутными взрывами хохота. Вскоре там громко запели-закричали хором песни "Машины времени".
2
... Часа через полтора, когда Миха возвращался на своё место и осторожно влезал на нары, чтобы не беспокоить тех, кто уже уснул, он услышал негромкое, но энергичное чтение стихов:
... Так будем же памяти предков верны,
Что в огненны годы, как сталь, закалились!
Мы в партию Ленина верой полны,
Бороться за правду мы все научились!
Миха запрыгнул наверх и вперил глаза в очкарика. Тот ответил серьёзным взглядом.
- Мая-аковский? - сочувственно предположил Миха.
- Ну, что ты, я сам немного сочиняю. Вот прочёл Славе одно стихотворение. К примеру...
Миха перевёл взгляд: Славка, их сельско-городской сосед по полке, тихонько посапывал.
- Вообще, я всегда в дороге сочиняю. Времени зря не люблю тратить.
- Неплохо, конечно, неплохо, и рифма есть... но, извини, брат, у Пушкина лучше.
- У Пушкина - конечно. Это гений, недосягаемая вершина...
Женатый ещё что-то говорил, но Миха уже устроился, закрыл глаза и, засыпая, вспомнил единственное стихотворение Пушкина, выученное им в восьмом классе за краткость и ради "тройки":
У Клариссы денег мало,
Ты богат; иди к венцу:
И богатство ей пристало,
И рога тебе к лицу.
- Подъём! Подъём, товарищи призывники! Все подъём, все команды!
Всё тот же вчерашний замурзанный прапорщик метался между рядами нар и дёргал пацанов за ноги. Те неохотно стряхивали с себя сон и материли дурацкую армию.
- Подъём, подъём, ребята! В поезде выспитесь! Хоть сутки будете спать! - подал голос старший лейтенант, стоявший с двумя солдатами у двери.
Эти трое должны были сопровождать призывников к месту службы.
Лишь минут через двадцать огромный зал с рядами грубо сколоченных, обшарпанных нар, бачком воды в углу и портретом военного министра без носа на стене выше бачка наполовину опустел. На плацу уже старлей строил своих подопечных по четверо, пересчитывал, делал перекличку по фамилиям.
- Что за хреновина, товарищ прапорщик? Одного не хватает. Неужели сбежал?
3
- Не может быть... Ещё не от чего бежать... Я сейчас.
Через три минуты на выходе показался парень с гитарой в сопровождении прапора.
- Кириллюк Михаил Петрович? - спросил офицер.
- Ага.
- Что же это ты, товарищ призывник? Команды не слышал? Твои товарищи стоят здесь, тебя ждут...
- Чего суетиться, командир? До поезда ещё полтора часа, а до вокзала двадцать минут ходьбы.
- Почему полтора часа?! - офицер глянул на запястье. - Ну и что, что полтора часа!.. Умник какой нашёлся! Становись в строй!
- Есть! Так точно! Ол райт! - Миха пристроился в хвост колонны.
- Попался бы ты в мою роту, грамотей...
- Попался бы ты мне в баре, солдафон, - чуть тише ответил парень.
Вокруг захихикали.
- Шагом марш!
-... Держи, Митяй, - приятель протянул Славке стакан с вином.
Славка, не торопясь, взял, приподнял до уровня лица: "Ну, дай нам Бог отслужить и вернуться..."
- Эй! Славик, или как там тебя... Да проснись ты!
Сон, на миг смешавшись с явью, отлетел. Знакомый парень, веселивший вчера всех призывников, пока мёрзли в ожидании поезда, дёргал его за плечо.
- Аллё! Проснулся? Жахнуть хочешь?..
- Чё?
- Ну, выпить. Я с проводником добазарился. Башляешь?
Славка слетел с верхней полки:
- Конечно! Водяра?
- Ишь ты, алкоголик, сразу пробудился. Да, водяра. Буди ещё этого, с большой головой... и, наверное, с большим горлом.
Через пятнадцать минут шестеро парней, население одного отсека общего вагона, сидели за завтраком.
4
- Крайние, поглядывайте на проход, - руководил Миха. - Так, я разливаю и - без речей и тостов. Поехали... Витяй... тёзка...наблюдатель... Держи, друг поэта...
Через пару минут покрасневший и повеселевший Славка выгребал ложкой консерву и возбуждённо рассказывал:
- А поэт наш - Красиков его фамилие - рядом с офицером...старлеем... Рассказывал, как мечтал пойти в армию...воспитаться настоящим мужчиной...защищать афганистанскую революцию.
Миха остановил взгляд на славкином кармане рубашки и задумался:
- Я тоже мечтал...
На него посмотрели.
-... остаться дома, рядом с мамой.
Все загоготали, стали продолжать шутку. Миха взял гитару, резко зазвучали первые аккорды "Прощания славянки".
- Ладно, потом споём. Давай, Славик, покурим. Отравим свои молодые организмы.
Следом вышли и остальные четыре собутыльника. Тамбур наполнился гулом голосов и дымом.
- Из Бобринска? - спросил Миха, не обращая внимания на крики не то пьяных, не то кривлявшихся попутчиков.
- Ага, - подвинулся ближе Славка.
- Ничего городишко... Были у меня там знакомства. Но наш город всё-таки повеселее.
- Конечно, пацанов у вас больше... И студенток.
- А как тебя звали в толпе?
- Митяй, так как я Митяев Вячеслав Игоревич.
- Да?.. Ну что ж, Митяй, давай держаться вместе. Попробуем в одно место попасть служить.
- Добро. Вдвоём будет легче.
Миха ещё раз окинул нового друга пристальным взглядом и, видно, решив, что сделал правильный выбор, повернулся к остальным.
- Братва, надо бы того... старлею налить чарочку...
- Ха-ха-ха! Нальём! Он тоже человек!
- Нет, жалко, - Миха изменил выражение лица, - пусть на свои пьёт. Кадеты много зарабатывают... Во, кажется, остановка. Интересно, на свежий воздух мы имеем право выйти?
Вскоре два вагона призывников заполнили весь перрон маленькой станции. Пока Митяй бегал к почтовому ящику бросить письмо, Миха стоял молча и смотрел, как старший лейтенант увещевал пацанов не отходить далеко и не дай Бог отстать. Пошёл ли кто с письмом или к ларьку союзпечати, офицера бросало в дрожь.
5
- Ну что, отправил весточку любимой?
- Ага...черкнул маме...куда едем... - подтвердил запыхавшийся и довольный Митяй.
- А теперь смотри и смейся. Сейчас этот надсмотрщик будет у меня бегать, как ужаленный таракан.
Миха вдруг с испуганным лицом растолкал толпу и, приблизившись к офицеру, замахал руками:
- Вон! Смотрите! Убегает, сволочь!.. Служить не хочет!..
-Где? Кто?
- Да вон, видите: красная куртка мелькает...
- А-а, чёрт! - у лейтенанта задёргался левый глаз. - Ребята! - скомандовал он своим помощникам, двум сержантам, охранявшим фланги. - Загоняйте в вагон этих, а я за тем...
Офицер убежал, а Миха обвёл глазами недоумевающих товарищей, закурил и бесстрастно сказал:
- Пусть побегает... То мужик какой-то рванул на автобус.
От дружного хохота взрывом подлетели голуби и воробьи, старичок у газетного киоска уронил "Правду" в грязную лужу и испуганно огляделся.
Сто восемь призывников с командиром впереди шли, поёживаясь от мороза, по улице небольшого городишка.
- Ну, и дыра, - выразил кто-то общее впечатление. - Посмотрите, даже дома бревенчатые сохранились...
- Да, - озираясь по сторонам, согласился Митяй, - занесла нас нелёгкая...
- Интересно, почему эта деревня называется городом... Вихрянск... Ни одного даже двухэтажного дома, - пробурчал идущий рядом Миха.
- Была трёхэтажка...у вокзала.
- Ну?.. Не усмотрел такой факт.
- А вон смотри, - кивнул Митяй, - пятиэтажки.
- Не может быть, - Миха помолчал пару мину, всматриваясь в сумерки. - Всё ясно: это гарнизон. Где ещё такое увидишь: степь и посреди степи пятиэтажки, белые, как привидения?
- Да, только у нас.
Через полчаса колонна, длинной змеёй растянутая в темноте, вползала на огромный плац, ограниченный двумя зданиями и автопарком.
- Ого аэродром! - удивился кто-то. - Как они столько снега сгребают зимой?
6
- Завтра приступишь к освоению боевой метлы, - отозвался Миха, но шутка растаяла, не вызвав даже смешка.
Пустынный, захолустный, жалкий городишко, серые и грязно-бордовые казармы, натыканные среди поля, ветер, уже совершенно зимний, огромное асфальтированное пространство плаца со скворечником-трибуной в углу - всё это тягостно и гнетуще подействовало на психику пацанов. Каждый остро ощутил, что свободная жизнь окончена, что теперь ты зависишь от воли других, и, весёлая ли, неудачная ли, но в общем-то хорошая и беззаботная гражданская жизнь прекращается на долгие два года. Митяй хмыкнул, чувствуя, что в горле першит и к глазам подкатываются слёзы. Миха нахмурился и вызвал в себе чувство злости и ожесточения: "Ничего, и здесь люди живут".
Призывников разместили прямо на полу третьего этажа учебного мотострелкового полка. По обрывкам разговоров они поняли, что находятся в учебной дивизии и завтра их распределят по разным местам. Поняли и другое, услышав инструкцию от серьёзного, с узкими усиками капитана: "Держитесь, ребятки, кучней, ходить - только в туалет. Если будут отзывать в сторону, не поддавайтесь. Наряд будет охранять вас". Пацаны зашушукались: "Если что, впрягаемся все вместе, нас много". Стало ясно, что теперь нужно быть начеку, как будто находишься в диком лесу среди хищных зверей.
Дожевав последние консервы, без пяти минут солдаты расположились на ночлег, постелив на полу телогрейку или куртку и сунув под голову шапку, пустой вещмешок, сумку - у кого что было. Митяй лежал на боку, вслушивался в скупые шутки, размышлял. Миха, задевая его и других соседей, долго устраивался, стараясь из своего скудного скарба соорудить и хороший матрац и приличную подушку. Неудобства выводили его из равновесия, и он тихо, но живописно ругал армию, начиная с маршалов и кончая последней ржавой гранатой.
- Это ещё начало, - добродушно сказал Митяй. - А что дальше будет?
- Как бы там ни было, но я думаю, что кровать с постельными принадлежностями мне в личное пользование выделят...
- В армии кровать для того, чтоб под ней ползать... - пошутил какой-то знаток.
- С таким подходом к делу, товарищ призывник, вы точно будете жить под мебелью, - оборвал его Миха и, наконец, лёг.
- Митяй, - тихо сказал он, - не забыл про уговор?
- Завтра видно будет. У нас фамилии рядом по алфавиту, может, и попадём вместе...
- Да, сейчас всё по алфавиту. Хоть номер на лбу не ставят, и то хорошо... Дом вспоминаешь?
- Да так...
- Задумался, вижу... Да, дома я весело жил, не замечал, как время проходило... А сейчас два года, двадцать четыре месяца козе под хвост.
- Если б хоть толк с нас был, - согласился Митяй. - У нас вон в городе солдаты...
- У нас тоже... Метут да гребут. Но, как говорится, значит, это кому-то нужно.
- Только не нам.
Митяй не помнил, говорили они с приятелем ещё или нет. Уснул - как всегда, непонятно,
7
в какой момент, на какой мысли. Ночью он воевал, дрался, отвечал на оскорбления кулаком; в ушах всё время был какой-то шум, разговоры... Очнулся от негромкой команды офицера и, открыв глаза, увидел перед собой Миху, который безмятежно зевал и расчёсывался. В окна весело заглядывал новый день. Напряжённые от кошмарной ночи нервы сразу расслабились.
- Ну вот, сегодня, наконец, узнаем, в каком роде войск предстоит проходить службу, - немного напыщенно сказал Митяй.
- Все рода одинаковые - лопатные. Бери больше, кидай дальше.
- Слушай, а где твоя гитара? - удивился приятель, приподнявшись.- Ты ж на ней спал.
Солдаты между тем расставляли напротив призывников столы, вешали таблички. Получалось что-то вроде конвейера. "Распределять будут", - догадывались пацаны. Через час их действительно построили, смешав три команды, и "конвейер" заработал. Осматривали документы, вскользь спрашивали о здоровье, подробнее - об образовании и способностях. Миха потихоньку вышел со своего места и встал за Митяем, пропустив вперёд человек семь. Одинаково отвечая, приятели дошли до последнего стола. Там сидело трое офицеров и ещё несколько стояли за их спинами.
- Фамилия?
- Митяев, Вячеслав Игоревич.
- Так. ПТУ. Токарь?.. Какой разряд?
- Третий.
- Ну, куда его?.. Будешь служить в учебной сапёрной роте.
Миха подался вперёд.
- А люди, умеющие работать лопатой, ломом, киркой, в сапёрной роте нужны?
- Этим у нас умеет работать каждый. На то она и армия, - офицеры переглянулись, изобразили улыбку.
- А я в этом деле профессионал. Вырос в деревне. Могу работать на любой машине, тракторе, даже на экскаваторе. Я в сельхозинститут поступал, на механизацию...
- Ишь ты, в сапёры захотел... Как фамилия?
- Кириллюк. Михаил Петрович Кириллюк.
Миха очень волновался, пока майор листал бумаги. В своём добродушном приятеле он чувствовал человека, на которого можно положиться, и расставаться с ним не хотелось. Митяй тоже просительно смотрел на офицера, хотя мог уже отойти от стола.
- Но ты же городской житель. А говоришь: деревня, трактора... И потом, почему - Кириллюк? Буква ка уже прошла.
- Я, товарищ майор, в туалет ходил. Что-то с желудком не того... А про город - это ерунда, там только прописан, родители живут. Я больше в деревне, у бабушки... И с техникой там имел дело. Дядя у меня тракторист, механизатор то есть. Я с детства с ним. Всё в деревне и в
8
деревне... Даже в школу там ходил два года. Всё равно тётя, жена этого дяди, моей матери сестра, - директор деревенской школы. Вот и я с ними... А ещё у меня батя, отец то есть, служил в сапёрах и дед по материнской линии. Традиция...
- Ну, даёт! - офицеры весело смотрели на Миху.
- Ладно, - подытожил майор, - служи в сапёрах, как имеешь такое сильное желание.
Миха радостно улыбнулся и пожал руку Митяю.
- Всё идёт по плану!
- Будем вместе.
Ближе к обеду младший сержант с детским ещё лицом, чистенький и строгий, вёл отряд из восьми человек по улицам учебной дивизии. Миха с Митяем шли впереди. Пацаны вежливо задавали вопросы о сапёрной роте, а сержант охотно рассказывал, картавя и как-то старательно выдерживая дистанцию и не сбиваясь на простую фамильярную беседу:
- Вота у нас чёткая. Чистая. Такой столовой нигде в дивизии нет. Даже офицевы не ходят домой обедать, в нашей столовой обедают... И "увюков" нет. Вотный их тевпеть не может. Только вусские, хохлы и татавы тоже...
- Эй, младшой, куда ведёшь?!
- Куда надо!
-Что, что?! - с забора спрыгнули два смуглых солдата в бушлатах.
- В сапёвную, - выражение самоуверенности и высокомерия быстро сползало с лица сержанта.
- Чё это, щегол, опухать, да? - один из солдат весело смотрел на то краснеющего, то бледнеющего командира сапёров. - Морда давно не били?
Второй попросил у Митяя свитер, и тот отдал, приговаривая: "Всё равно уже не пригодится". На прощание оба ещё раз строго посмотрели на сержанта и разрешили идти.
Метров пятьдесят шагали молча, каждый по-своему обдумывал произошедшее. Миха отметил про себя, что физическая сила значит в армии больше, чем звание.
- Звя ты отдал вшивник, - наконец, подал голос униженный командир. - В своей воте бы лучше отдал.
Митяй покраснел, стыдясь своего непатриотизма и удивляясь странному названию шерстяной одежды. Миха же с трудом скрыл улыбку. "Что же ты молчал, как обгаженный, когда тот отдавал" ,- мысленно возразил он.
По левую сторону дороги, резко делившей военный городок надвое, тянулись бетонные заборы. За ними - корпуса казарм, стоянки машин. В одном месте были расставлены палатки, и из их печных труб валил густой дым. Справа, вдалеке от дороги, уныло маячили белые и голубые панельные пятиэтажки, вокруг которых не замечалось ни деревьев, ни детских площадок, ни сараев, лишь гаражи кое-где.
9
- Вот наша вота, - сержант подтянулся, строго оглядел подопечных. - Вывовняйтесь в затылок! Идти в ногу! Ваз, ваз!
Вид учебной сапёрной роты радости не вызвал. С трёх сторон лежала степь с чахлыми кустиками. Белая двухэтажка нелепо торчала посреди пустыни и словно вжималась в землю, стараясь не выделяться. КПП и металлические ворота выглядели очень внушительно, но дальше забор терял вид, перекашивался и кое-где валялся на земле пролётами по пять-шесть метров, как будто не устоял от напора ветров. К казарме примыкала столовая, в углу территории угадывалась кочегарка, а слева от КПП с сапёрами граничила большая учебка с длинной синей четырёхэтажной казармой и стоянкой машин. На территории не было ни единого человека, лишь носился туда-сюда, завихряя мусор, злой колючий ветер. Митяй, поёживаясь, вспомнил до времени подаренный свитер. Миха не удержался и красноречиво присвистнул. Другие тоже зашептались, оценивая место службы.
Через полчаса ребят, державших в охапках форму, включая шапку и сапоги, отвели в кочегарку, в душ, а ещё через полчаса новобранцы впервые встали в строй и, растворившись среди одинаковых людей в тёмно-зелёном, пошли в столовую.
... От выхода из казармы до двери столовой - не более пятидесяти метров, и пробежать это расстояние по морозу да без верхней одежды можно было за несколько секунд. Но в нашей армии не любят лёгких путей. Солдаты строились внутри казармы, по одному выбегали на улицу и вновь строились. Выходил сержант и, скомандовав "Равняйсь! Смирно!", вёл роту к столовой, давая счёт и требуя петь песню. Вновь забегали по одному и выстраивались десятками за столами. Следующими командами, регламентирующими поведение, были: "Садись! Раздатчики пищи, встать! Приступить к раздаче пищи!.. Заканчиваем приём пищи, убираем со столов!.. Встать, выходи строиться!"
У свеженьких всё вызывало улыбку или недоумение. Столовая, действительно, прилично выглядевшая, оставила новичков равнодушными. Наоборот, с удивлением они смотрели на соседей по столам, которые жадно ели и строго контролировали движения руки раздатчика. Раздатчики же откровенно предпочитали свои чашки. Команда о конце обеда со стороны сержантского стола пришла ещё до того, как кто-нибудь успел прикоснуться к компоту. Сосед Митяя попытался было запить кашу стоя, тут же получил от сержанта затрещину, и ему пришлось искать шапку среди мелькавших сапог: все начали поспешно выходить.
Оставшиеся полдня молодым пополнением никто не интересовался. Солдат завели в ленинскую комнату, выдали по конверту и общую тетрадь на всех и, назвав адрес войсковой части, приказали написать домой. Когда в дверях появлялся сержант, кто-нибудь кричал "Смирно!", и приходилось подскакивать и тянуть руки по швам.
Ленкомната учебной сапёрной роты была типичной. Внимание человека, ни разу не бывавшего в казармах, могли приковать только стенды, озаглавленные "США - государство-агрессор" и "Китай - государство-агрессор": всё большими чёрными буквами. Ниже приводились доказательства тезиса. Армейская ленкомната используется для политзанятий, которые проводятся несколько раз в неделю, поэтому она уставлена столами и имеет кафедру для оратора - замполита. Половину передней стены занимает портретная галерея членов политбюро ЦК КПСС. Рядом - тексты гимна страны и военной присяги, посвящённые той же партии. Все прочие украшения малоинтересны, зато солдаты точно знают, какая батарея здесь теплей и на каком месте можно спать так, чтобы не увидел замполит. Фотографии военного начальства (для данной эпохи Соколова, Ахромеева, Колдуновского и проч.) помещаются обычно со спины сидящих или сбоку от них.
10
После ужина вновь прибывшим указали их кровати, выдали постельное бельё. Всем приказано было побриться, окантоваться и пришить чистые подворотнички. Ни у Михи, ни у Митяя иголки и бритвенного станка не имелось. Пришлось занимать очередь и ждать других. Впрочем, много времени это не заняло. Несколько десятков молодых солдат умудрились резво поскрестись одной "Невой", привести в порядок форму, и вскоре все сидели в спальном расположении, стараясь придвинуться поближе к батареям отопления. Миха получил первый выговор за то, что не отдал честь сержанту, при этом ему пришлось ещё раз удивиться: к сержантам следовало обращаться на "вы". Он же был теперь "товарищем курсантом" учебного подразделения.
Приводя себя в порядок, Миха и Митяй подсели к группе, говорящей явно с украинским акцентом.
- Завтра будэм умирать... - сказал один.
- Да, начнётся...
- А что будет завтра? - осторожно спросил Миха.
- Всё, конец спокойному житью. С завтрашнего дня всё будэ по расписанию: зарядка, занятия разные... Ждалы ще одну группу, вас, значит, теперь рота набрана.
- Ще слава Богу, - добавил другой, парень с выразительными чёрными глазами, - говорят, шо наряды будут только после присяги. А пока мы - карантин.
- Сержанты злятся: стара рота вже въихала, а йим приходится каждый день у наряды...
- А что, в нарядах плохо? - поинтересовался Митяй.
Старожилы усмехнулись. Черноглазый, старательно подбирая для собеседников русские слова, объяснил:
- Да кому шо. Сержанты говорят: первое время - хоть вешайся.
- Короче, нэ торопысь, ще находишься у наряды.
- Да, у меня много времени, - по привычке ответил шуткой Миха.
Украинцы заговорили о доме по-своему. Черноглазый, которого звали Петро, интересно и с юмором рассказывал. Миха напряжённо вслушивался в красивую речь, иногда, понимая шутку, смеялся вместе со всеми. Митяй сидел с рассеянным видом и озирался вокруг. Мозг его вытаскивал наружу все происшествия дня и теперь старался их осмыслить.
"... Вшивник... От слова "вши" что ли?.. В ду'ше опозорился: спросил о трусах. Оказывается, зимой солдаты носят только кальсоны... А в столовой! Неужели и я так буду жрать через неделю?!. И почему я курсант, а не рядовой? Курсанты - в военных училищах, а здесь полгода всего - и в войска..."
Митяю хотелось поскорее "врубиться в службу" и быть, как эти хохлы, уже так много знавшие об окружающем их мирке.
Петро посмешил слушателей, но закончил рассказ довольно грустно.
- ...А теперь вот два года к бису...
- Дэмбель неизбежен, як крах импер-ялизма! - возразили ему.
11
- Петро добавил:
- Сказав молодой солдат, утирая слёзы половой тряпкой.
"Рота, сорок пять секунд, подъём! Подъём, рота! Живо одеваемся!" - закричали сержанты. Курсанты с нижних коек подскочили, с верхних прыгнули им на шеи. Все заметались.
"Пять секунд прошло... десять секунд" и - через полминуты - "сорок пять секунд. Не успели! Отбой, рота!"
Немного посовещавшись, сержанты подняли роту и построили в исподнем.
- Смотрите, показываю только один раз, - сказал невысокий сержант с маленькими усиками и чёрными въедливыми глазками. - Засекай...ремень...форма...сапоги...и в последнюю очередь - шапку.
- Тридцать пять секунд! - похвалили его друзья за быстрое раздевание. - Приготовился? Давай!
Натягивая форму, сержант быстро орудовал пальцами и успевал комментировать свои действия.
- Сорок секунд!
- Вот так надо одеваться!.. Отбой, рота!
Все шмыгнули на кровати. Миха больно ударил коленку и в голос заматерился. Митяй два раза столкнулся с соседом, крепким, упитанным парнем, и, наверное, подрался бы, если б имел на то время. Курсанты укрылись одеялами и застыли в напряжении. Их командиры, словно издеваясь, сделали выдержку в полминуты.
"Вота, подъём!.. Отбой, вота!.. Запомните, сынки, - командовал тот сержант с детским лицом, который привёл Миху и Митяя в учебку, - по команде "подъём" одеяло отбрасывается на спинку квовати... Подъём!"
На четыре кровати приходилась только одна табуретка, и тот из курсантов, кто подскакивал к одежде первым, дёргал свою форму, и всё летело на пол. Митяй шустро оделся, догадавшись застегнуть на брюках лишь крючок и, услышав команду "строиться", выскочил на проход одним из первых. Но тут же почувствовал, что левый сапог был явно на два размера меньше того, что он носил вчера. Однако разбираться было некогда. "Выходи строиться на улицу!" - закричал усатенький и начал выталкивать курсантов из спального расположения.
Миха выбегал из казармы, застёгивая пуговицы на пэша и дёргая съезжавшую на глаза шапку. "Холодновато", - подумал он, когда выдохнул и увидел пар. Солнце ещё ни единым лучиком не намекало о своём приближении, но утро уже наступило. С разных сторон доносился размеренный топот. "Стада солдат!, - догадался Миха.
Рота по трое двинулась на зарядку. Впереди и сзади бежали сержанты, "капралы", как услыхал Миха от кого-то. Через триста метров он начал задыхаться и заставил себя дышать носом и более-менее размеренно. Мёрзли руки, уши; под ноги без конца попадали комья смёрзшейся земли, и, если б не плотная толпа, можно было запросто растянуться. Бежали