Борьба за душу человека. Как-то автором был задан вопрос - в чем причина уклонения в ересь или раскол, а также уход из Церкви в секты людей, казалось бы, искренне стремящихся ко Христу, к познанию Истины. Присутствующий в аудитории молодой монах отец И. безапелляционно ответил - в гордыне! Мол, работа бесов, тут все просто и огород городить не стоит - человеческая гордыня как главный грех уводит людей в секты и ереси... Основание находим в Священном Писании: "начало греха - гордыня" (Сир. 10:15). О том, что ересь - плод гордыни читаем и у свт. Игнатия (Брянчанинова): "Она - возмущение и восстание твари против Творца, восстание и возмущение ничтожнейшего, ограниченнейшего существа - человека против всесовершенного Бога. Она, - страшно сказать, - суд человека над Богом и осуждение человеком Бога. Она - грех ума, грех духа. Она - хула на Бога, вражда на Бога. Она - плод гордыни, этой причины падения падших ангелов"[1]. Конечно, здесь важно не спутать ересь с грехом. Грех рождается от слабости человека, от его поврежденной природы. А ересь, как правило, - это плод нашей личной воли, внутренней психологической установки, несовершенств человеческой души. Безусловно, роль сил зла не следует сбрасывать со счетов. Изучение истории уклонения людей в секты и ереси, то есть от Истины, от Бога, следует рассматривать и в контексте борьбы мировых сил зла, сил Сатаны и преисподни - с Богом и Его творением. "Несомненно, - пишет иерей О. Давыденков, - что ереси и расколы в Церкви, гонения на Церковь также инспирируются духами злобы" [2]. На тесную связь сектантской психологии с потусторонним миром указывает и прот. В.В. Зеньковский, подчеркивая, что "религиозное отношение и здесь диктуется этой сопряженностью с Jenseits*?" [3].
Примеры непосредственного воздействия сил злобы известны и из нашей истории. Например, случай с иноком Никитой, ставшим впоследствии епископом Новгородским и причисленным к лику святых. Родом из Киева, он с юных лет подвизался в Печерской обители. Горя стремлением к высшим подвигам, он, несмотря на отговоры опытного настоятеля о преждевременности такого выбора, ушел в затвор, где и подвергся жестокому искушению. Дьявол, явившийся в образе светлого ангела, внушил ему отказ от молитв Богу и сосредоточение на чтении ветхозаветных книг. Никита принимает паломников, дает им советы и приобретает тем самым известность и славу в миру. Практически наизусть зная все книги Ветхого Завета, Никита не читает Евангелия и новозаветные книги. Заподозрив неладное, Печерские отцы совокупной молитвой к Богу освобождают молодого инока от пелены дьявольского обольщения [4]. И это только один из примеров прямого влияния мира падших ангелов на человеческие души, свидетельство непрекращающейся борьбы. Известно, когда началась эта борьба, известно, когда и как она закончится. Но в формате данной работы наш интерес ограничен только психологическими аспектами возникновения ересей, сект и расколов, причинами, проистекающими непосредственно из душевного устройства человека, из его психологического выбора. А воздействие сил зла нами как бы вынесено за скобки.
Душа по природе христианка. У известного апологета и церковного писателя II века Тертуллиана есть широко известное изречение "Душа по природе христианка". Казалось бы, человек по определению должен стремиться к Богу. Мысль о Высшем Начале наличествует в душах всех, родившихся на земле. И каждый, или почти каждый человек, пусть в разной степени, но стремится к справедливости, к Истине, к осознанию себя в мире. Но почему нередко человек, стремящийся к Истине, впадает в ересь, воспринимая Истину искаженной? Блаженный Августин в "Исповеди", отвечая на сходный вопрос, говорит, что Бог присущ всем мудрствующим: "Истина, Ты восседаешь всюду и всем спрашивающим Тебя отвечаешь одновременно, хотя все спрашивают о разном. Ясно отвечаешь Ты, но не все слышат ясно. Все спрашивают о чем хотят, но не все слышат то, что хотят" [5]. Или в другом переводе, где эта мысль выражена более четко: "Ты ясно отвечаешь, но не все ясно слышат. Все мудрствуют сообразно с своими желаниями, но выслушивают не всегда сообразное с своими желаниями" [6]. Святой Феофил Антиохийский, шестой по порядку от Апостолов епископ Антиохии, писал в первой книге "К Автолику": "Человек должен иметь душу чистую, как блестящее зеркало" [7]. По нашему убеждению, именно замутнение души человеческой, искажение ее устроения и есть прямой путь к еретическим, сектантским и раскольническим воззрениям и поступкам. Помимо чистоты души непременным условием является свободная воля человека, устремленная к Богу. Для встречи с Богом необходимо преодолеть свою часть пути. Необходимо соработничество, синергия. Без свободной воли человека встреча "души христианки" с Христом практически трудно представима, можно сказать, - невозможна. Святой Макарий Египетский пишет в "Духовных беседах", что предназначение человека, взыскуемое Богом необходимо нуждается в неком труде со стороны человека: "Потому воля человеческая - это как бы существенное условие. Если нет воли, Сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Потому совершение дела Духом зависит от человека" [8]. По общему мнению восточных отцов Церкви, человек может свободно направить свою волю и вопреки благодати. Тому есть прямые подтверждения в Священном Писании. Первомученик архидиакон Стефан, обращаясь с братьям иудеям с горечью говорит: "Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы" (Деян.7:51). Так же и апостол Павел предупреждает тех же иудеев относительно реакции на действие Святого Духа: "когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших" (Евр.3:7-8). Таким образом, можно сделать вывод, что душа является "христианкой" в некой заданности, в потенции, но отнюдь не в актуализации. И человек может в ответ на обращенный к нему глас Божий не откликнуться, проигнорировать Бога, отвернуться от Него, ожесточить свое сердце, уйти в ересь или тем паче в неверие.
Постановка проблемы. Изучение проблемы не прихода человека к Богу, уклонения его в разнообразные ереси и секты, а равно и уход верующего человека в расколы от Православной Церкви - сегодня чрезвычайно важно по нескольким причинам. В начальные времена существования Церкви дело зачастую ограничивалось только описанием и перечислением ересей и сект, как это было, например, в трудах св. Иринея Лионского "Против ересей", св. Епифания Кипрского "Панарион", в "Церковной истории" Евсевия Кесарийского. На сегодняшний день в Церкви накоплен достаточный материал по данному вопросу, как в трудах святых отцов, так и в работах православных философов, психологов, церковных историков. Много интересных наблюдений можно найти и в трудах современных светских ученых и исследователей. Вопрос психологических проявлений в выборе человека, предпочтение лжи истине подобает рассматривать на стыке нескольких дисциплин, а не только исключительно в русле истории, сектоведения или психологии. Данная проблема, а именно психологические аспекты возникновения в Церкви Христовой сект, ересей и расколов, будет рассмотрена нами с точки зрения несовершенств в душевной природе человека, которые при определенных условиях позволяют делать предпочтение не в пользу Истины. Исторический контекст возникновения лжеучений, которые оформились в начальной истории Церкви, оказали влияние на выработку догматов, оказывают влияние на формирование современных сект и ересей, является необходимым элементом работы.
В данной работе будут проанализированы в психологическом проявлении "иудейская проблема" в Первоначальной Церкви, дан краткий обзор гностических сект, тринитарных и христологических ересей, проблема иконопочитания. Объектом исследования является Церковь Христова со времени ее основания и по наши дни. Предмет исследования - это психологические аспекты уклонения человека в ереси, секты и расколы, то есть несовершенства разума, сердца и воли человека, совершающего неверный выбор. Цель исследования - показать, что изначальные побудительные мотивы ересей, сект и расколов коренятся в душе человека, они являются неизменными причинами предпочтения лжи Истине. И только потом ложные представления об Истине оформляются в широкие движения лжеучений, претендующие на абсолютное обладание Истиной. Задачей исследования при рассмотрении таких лжеучений является выявление, насколько это будет возможно, характерных душевных проявлений личностей еретиков, их психологических особенностей, определивших в конечном счете уклонение этих людей от Истины.
Достаточно подробно для своего времени проблема ересей была рассмотрена Тертуллианом в сочинении "О прескрипции еретиков". Много интересных мыслей находим у свв. Афанасия Великого и Кирилла Иерусалимского, у св. Иоанна Дамаскина. Первые века Вселенской Церкви, особенно борьба за триадологические и христологические догматы, оставили Православию много ценнейшего материала и бесценного опыта в работах свт. Афанасия Александрийского, в трудах Великих Каппадокийцах свв. Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского. Ближе к нашему времени вопрос с уклонением в ереси подробно рассматривался русскими святыми, например, св. Феофаном Затворником и упоминаемым выше свт. Игнатием (Брянчаниновым). Для работы над данной темой нами привлечены труды преп. Макария Египетского, преп. Иоанна Синайского, блаж. Аврелия Августина. Использованы труды русских философов А.С. Хомякова, П.Д. Юркевича, прот. В.В. Зеньковского, Л.П. Карсавина, прот. Г. Флоровского, В.Н. Лосского, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова. Привлечены работы архиеп. Филарета (Гумилевского), прот. Н. Малиновского, прот. И. Мейендорфа, архим. Киприана (Керна), еп. Кассиана (Безобразова), еп. Александра (Милеанта), А.В. Карташева, свщм. Илариона (Троицкого), А.В. Горского, прот. Н. Афанасьева, прот. М. Зноско-Боровского, свт. Луки (Войно-Ясенецкого), Н.И. Сагарды, К.Е. Скурата, И.В. Попова, А.И. Сидорова. Привлечен материал из исторических трудов М. Поснова, прот. А. Шмемана, Н.Д. Тальберга, свящ. С. Мансурова, Л.А. Успенского. Изучены работы современных нам православных исследователей отца Серафима (Роуза), архим. Рафаила (Карелина), диакона А. Кураева, А.Л. Дворкина, иерея О. Давыденкова, иерея В. Уляхина, В.М. Чернышева, Н.В. Кривельской, М. Бахтина и П. Клевцова, свящ. М. Немнонова. Использованы мысли западных исследователей и философов Б. Паскаля, Христоса Яннараса, Игоря Карузо и Корнелиуса Касториадиса. Полагаем, что привлеченный нами материал, позволяет сделать определенные выводы.
Глава 1. ПСИХОЛОГИЯ ПРОБЛЕМЫ ЕРЕСИ
1.1 Благодатный опыт встречи с Богом
Призыв Бога к человеку это и есть та "благодать", или "благодатный опыт" о чем свидетельствовали святые отцы, и этот опыт в той или иной мере, наверное, пережил каждый православный, каждый верующий. Благодатный опыт - это мистическая встреча с Христом, это начало мучительного и трудного преображения-перерождения человека в новую тварь. Истинный опыт встречи с Богом - состояние не душевное, не эмоциональное, а духовное. "Благодатный опыт, - пишет архимандрит Рафаил (Карелин), - возможен только как синергизм благодати с человеческой волей, покоряющейся божественной воле человеческим сердцем, любящим Бога, и разумом, просвещенным верой и послушным ей.
Благодатный опыт - это видение в своей душе бездны грехов, недоступной для взоров плотского человека, и в то же время отблеска Фаворского света. Это ощущение невыразимо и непередаваемо. Благодатный опыт - это соприкосновение с тайной будущего века" [9]. Поэтому закономерны вопросы об истинности такого опыта, о реальности встречи с Христом, - в визионерстве католических аскетов; в экстазе сектантов пятидесятников с их сумеречным состоянием; в переживаниях баптистов, радующихся своему якобы свершившемуся уже спасению; в энтузиазме духоборов, в медитации квакеров, в ритуальных хороводах хлыстов, в прочих экстатических состояниях множества лжемистических сект. Ответ может быть только отрицательным. Отвергнув Церковь Христову с ее таинствами, эти многочисленные "христиане" отторгли объективные критерии истинности внутреннего опыта, заменив их своим субъективным состоянием, который и стал для них критерием Истины. Именно в мистическом опыте, по убеждение архимандрита Рафаила, "открывается самая глубокая пропасть между Православием и инославием" [10]. Тут же можно добавить к инославию также все псевдохристианские секты и ереси, потому как чистота духовного опыта, его истинность, возможна только в русле православной аскезы, в русле опыта Вселенской Церкви Христовой. Можно с уверенностью сказать, что человек, откликнувшийся на призыв Христа и в Церковь Христову не пришедший, подменил Христа в своем сердце чуждыми Ему духами, говоря языком святых отцов и аскетов, - впал в прелесть. "В ересях и сектах не может быть "скудного", "ущербного" и "половинчатого" Христа - это не живой Христос, а только "христопохожий" мертвый образ. Спасение - это возможность вечного общения через благодать человека с живым Богом, общение личности с Личностью" [11]. Христос сердцем или узнается, или не узнается. И тогда человеческим разумом выстраивается свое представление о Христе, "свой", личный, индивидуальный образ Господа. Призыв Бога к человеку, или "призывающая благодать", которая, по словам свт. Феофана Затворника, "всеобщая, никто не исключен", - побуждает человека искать Позвавшего его, стремиться к духовной истине. "Душа христианка" устремляется ко Христу... И не всегда к Нему приходит. И вместо Церкви, этого, по словам архим. Рафаила, онтологического, непременного условия для взаимодействия Божественных энергий с душой человека, душа оказывается в плену сект и ересей. По нашему мнению причина такого выбора а) в замутненности сердца, и б) в рационализме разума, преобладающего над порывами сердца. "Призывающая благодать - это дыхание Божества, ощущаемое душой, прикосновение божественного перста к человеческому сердцу, неожиданный просвет в неведомый духовный мир. Пробуждающую благодать, как новое состояние души, как внутреннее и внешнее свидетельства о бытии Бога, переживал хоть раз в жизни каждый человек" [12]. Реплика диакона Андрея Кураева, сделавшего из вышеприведенных слов архим. Рафаила вывод, что "возможно такое прикосновение Божества, которое не приводит человека в совершенное, обоженное состояние, но лишь подвигает к нему... именно такая благодать может быть у неправославных христиан" [13] - некорректна. Акцент отцом Андреем сделан на "прикосновение Божества", то есть на призыве как факте безусловной божественной благодати для человека. А речь здесь идет о том, что человек по своей свободной воле, откликаясь на призыв, идет не туда, куда его позвали, и не тем путем, по которому ему идти следует. Человек в данном случае ориентируется, сообразуя свое движение не с волей Бога, а со своим представлением об этой воле, вглядываясь в свой личный неисправный компас, показывающий ложное направление.
Таким образом, речь идет об искажениях мистического опыта человека как общения его души с духовным миром, о неадекватном, неистинном восприятии своих внутренних переживаний, о подмене встречи с Живым Личным Богом на встречу с иными духовными сущностями, вероятно, и под "личиной" Бога. Возможно ли в таком случае познание Христа наполовину или частично, как об этом пишет Андрей Кураев? Очень и очень спорно. Истина или есть, или ее нет. Частичная истина есть ложь. Часть истины пребывает в абсолютно каждом человеческом заблуждении, а в нашем случае - в ереси, в секте. Поэтому нам трудно не согласиться с выводами архим. Рафаила: "Православный мистический опытпротекающий в русле церковной жизни, ориентируемый на церковное предание, особенно на аскетическую литературу, имеющий живую традицию старчества, дает возможность различать истину ото лжи, богообщение - от демонообщения, голос духа - от своих страстей. Это внутреннее чувство истины как полноты жизни и света дает мистическому опыту реальность и достоверность - это и есть дар различения духов. Вне Церкви ориентиры разрушены. Человек идет как бы во тьме, он слышит голоса, но не знает, кто стоит перед ним и кто зовет. Мистика неразрывно связана с догматикой и литургикой. В общинах, где догматика загрязнена, а литургика исковеркана, не может быть правильного духовного опыта. Творение мистика - это дыхание его сердца; оно воспринимается не как сумма информации, которую можно подвергнуть анализу, а как непосредственное состояние. Выделить "доброкачественный опыт" инославных так же трудно, как отделить вино от влитой в него воды или лекарство - от попавшего в него яда" [14]. Поэтому воззрения диакона А. Кураева в данном вопросе выглядят для нас достаточно спорными, если не глубоко ошибочными.
1.2 Что есть ересь, секта, раскол
Само русское слово ересь происходит от греческого (αιρεσις - airesiz или hairesis), что означает "выбор", "завоевание", "расположение к чему-либо", "решимость". Слово употреблялось также для обозначения какого-либо философского или религиозного направления. В современной нецерковной литературе мы находим достаточно много схожих между собою определений явлению "ересь". Здесь и
- отступление от истинной веры;
- учение, противоречащее господствующей церкви;
- религиозное учение, отклоняющееся от официальной доктрины в области догматики, культа, организации;
- непреднамеренное, но фактическое уклонение от ясно выраженного догмата христианской веры;
- попытка подменить собственным учением догматическое учение Церкви;
- какое-либо отдельное учение;
- мнение, расходящееся с учением церкви; в более широком смысле - убеждения, отклоняющиеся от общепринятых;
- сознательное и преднамеренное уклонение от ясно выраженного и сформулированного догмата веры христианской, и вместе с тем - выделение из состава церкви нового общества;
- искажение или умышленное повреждение смысла слов Священного Писания.
Ну и так далее. А в современной богословской литературе Православной Церкви, в частности, у иерея О. Давыденкова ересь есть:
- "предпочтение части истины целому, в результате чего одна из граней духовного опыта вырывается из общего контекста и возводится в абсолют... всякое погрешение в вопросах вероучения есть ересь... ересь является внешним выражением повреждения в самом строе духовной жизни" [15]. Схожая формулировка ереси как частной истины встречается у австрийского психоаналитика Игоря Карузо:
- "Ересь - это абсолютизация частных истин, и она неизбежно сопровождается релятивизацией абсолюта... Так же и в богословском смысле слова догматическая ересь - это не просто рациональная гипотеза. Еретический взгляд никогда не является только интеллектуальным предположением... Он искажает всю картину мира, которая из-за ереси становится "безумной"... Догматическая ересь имеет не только религиозное значение, это ошибочное поведение на всех уровнях жизни... В то время как истина едина, ересь есть разрывание истины, частная истина" [16].
Схожую точку зрения на ересь, когда истина Церкви подменяется человеком своим личным антропоцентрическим видением мира, разделяет и современный греческий богослов Христос Яннарас. Ересь, по его мнению, есть:
- "выбор некоего способа истолкования и осуществления события спасения, способа иного, чем тот, в котором показана истина Церкви" [17].
Выбор этот есть предпочтение некой части истины, которой придается абсолютное значение в сравнении со всей истиной. "Выбор какой-то одной части церковной истины, - пишет Яннарас, - и абсолютизация этой части, возведение ее в масштаб целого претендуют на правильное истолкование и выдаются за христианское откровение, на самом же деле являются искажением и извращением целостной истины Церкви и уничтожением возможности спасения" [18]. Ересь, организационно сформировавшаяся вне Церкви, на полном или частичном отрицании церковных догматов есть секта. Очень точную характеристику секты с социологических позиций, а, стало быть, и ереси, актуализировавшей секту, дает французский философ Корнелиус Касториадис: "Слово секта для нас - не качественное определение, оно имеет точный социологический и исторический смысл... Секта - это группировка, которая возводит в абсолют одну сторону, аспект или фазу движения, из которого она вышла, она делает истину из доктрины, абсолютизируя ее, подчиняет ей все прочее, и, чтобы сохранить "верность" этой "истине", радикально отделяется от мира и с этого момента живет в "своем" отдельном мире" [19]. Как мы видим из выше приведенных формулировок, внецерковные определения ереси рассматриваются исключительно как некоторое несогласие с господствующими в данное время догматами, соотнося их с "официальной церковью". Это внешняя характеристика явления. Православные богословы, а также некоторые ученые, рассматривают ересь с внутренней стороны, выделяя качественные различия ереси от учения Церкви Христовой, от Божественного Откровения, оформленного в церковных дОгматах.
Отдельным вопросом стоит проблема границ, отделяющих раскол от ереси, проблема, "которая постоянно возникала и возникает в истории Церкви" [20]. Другой важной проблемой является наличие сектантских настроений и течений в современной Русской Православной Церкви. Эти вопросы будут затронут ниже и вкратце. Ересь и секта принципиально отличаются от раскола. Раскол есть обособление, организационный выход из Церкви какой-то ее части, выход из церковного общения под предлогом, скажем, обвинения в ереси правящей иерархии Церкви. Причиной раскола может быть предпочтение каких-либо частностей в церковной практике, в местных обрядах, в тех или иных различиях и особенностях, например, в богослужебном языке, церковном календаре, и так далее, которым придается исключительное вероучительное и спасительное значение. Раскол может быть и по чисто личным разногласиям среди высших иерархов, личных амбиций, нежеланием подчиняться авторитету Церкви или государства. В расколе речь о чистоте догматов Церкви, как правило, не идет. Напротив, раскол может оправдываться обвинением правящей иерархии Церкви в ереси, ссылкой на Апостольские правила и деяния Вселенских Соборов. Яркий пример тому так называемый "раскол епископа Диомида". Не развивая эту тему далее, сформулируем наши определения - ересь, секта, раскол, теологумен - не с социологической или религиоведческой точек зрения, а исключительно с православной позиции и относительно Истины, Которая пребывает в Церкви, Которая и есть Христос. Таким образом:
Ересь - это неосознанное или сознательное уклонение от Истины, выраженной в догматах Церкви Христовой.
Секта - это всякая организационно оформленная ересь вне Церкви Христовой, вне Истины.
Раскол - это организованный выход части членов Церкви, вследствие нетрезвенного отношения к целостности Церкви Христовой, при верности их догматам Церкви и Истине.
Теологумен - богословское мнение одного или нескольких отцов или учителей Церкви по вопросу вероучительной истины, не получившее соборного одобрения Христовой Церкви.
Схема наглядного соотношения секты, ереси и раскола относительно организации и догматов представлена в Приложении 1.
Ересь - антицерковь, или - следствие поиска истины? Как бы мы не пытались вынести за скобки вопрос о влиянии потусторонних сил, он возникает помимо нашей воли. Борьба за чистоту православного вероисповедания проходит на протяжении всей истории Церкви. Можно, сказать, что вся история Церкви с апостольских времен - это борьба с ересями, пытавшимися разрушить образ Христа в сердце человека, это борьба за саму себя, потому как только Церковь есть мистическое тело Христа и в то же время единственный путь ко Христу. А любая ересь есть не только гордое противопоставление и противостояние Церкви, ересь - это, по сути, отрицание Церкви. Архимандрит Рафаил (Карелин) пишет: "В истоке каждой ереси содержится протест против Церкви. Всякая ересь в самом начале представляет собой не уход от Церкви, а противостояние Церкви, поэтому каждая ересь и секта представляют собой антицерковь. Первый еретик и раскольник был Люцифер: еретик, т.к. он объявил себя равным Богу; раскольник, потому что увлек за собой треть Ангелов и создал в аду свою сатанинскую мессу. Всякая секта и ересь зачаты в грехе гордыни и рождены в борьбе против Церкви" [21]. Как тут не вспомнить изречение святых отцов "Всякая крайность от демонов"!.. В известном споре владыки Рафаила и диакона Андрея Кураева выявляется диаметрально противоположное отношение к ересям, сектам и их членам. По архим. Рафаилу, "всякое сектантство - это потеря универсума и гордое притязание на элитарность" [22], это глубоко извращенный "опыт соприкосновения с демоническими силами", в сущности, "ересь - это синергизм человеческой и демонической воли" [23]. Вектор здесь исключительно центробежный. Отрицая мистическую полноту Церкви, всякая секта и ересь пребывает в гордой самоуверенности собственной истинности и полноты. "Сектант и раскольник гордятся своим грехом отчуждения от Церкви, они стараются представить этот грех как истину, утерянную Церковью" [24]. Секта есть антицерковь. Между антицерковью и Церковью - пропасть. По Кураеву выходит, что у части сектантов "рождается желание увидеть в Православии то, нехватку чего они начинают ощущать у себя", когда о. Андрей им пояснит, что он видит в них христиан, но "христианство их уж очень "гностично", что оно развоплощено, лишено таинствозиждительной глубины". Мысль отца Андрея, что еретики и сектанты это как бы ученики начальной школы, только и желающие, чтобы им поясняли, их учили и доводили до истины. Таким образом, выходит, что ересь, по Андрею Кураеву, некая малая степень благодатного опыта, возникшего от "прикосновения Божества", которая восполняется вследствие лекций о. Андрея. Ни бездны, ни мистической пропасти между Церковью, с одной стороны, и сектами и ересями, с другой стороны, по его мнению, в природе не существует. Есть только ветви единого древа, по которым следует направить живительный сок Православия в виде разъяснений многоуважаемого о. Андрея. Нам все же ближе мысль св. Антония Великого: "Древняя ложь не может стать новой правдой". Хотя и утверждение, что "во всем виноваты - бесы!", не является бесспорным.
"Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем" (Еккл. 1:10). Нам часто кажется, что все вокруг ново, и мир начинается только с нас. Но это совершенно не так - всё уже когда-то было. Меняется обстановка, исторические декорации, антураж времени, менталитет человека, но отнюдь не природа человека, испорченная грехом. Прогресс - вещь весьма относительная, и это утверждение стало расхожей истиной. Природа человека остается неизменной со времени грехопадения Адама и Евы. И человек вынужден в поисках истины, если он только действительно настроен на поиски истины, сталкиваться с теми же вопросами, что и наши предшественники. С этими же вопросами наверняка столкнутся и наши потомки. Ошибки предков, безусловно, знать необходимо. Но знание не страхует от собственных ошибок. Знание только помогает осознавать собственные заблуждения, ошибки оппонентов, но отнюдь не препятствует их повторению в истории. Потому что истоки расколов, сект и ересей коренятся, по нашему убеждению, не столько в исторических и географических особенностях той или иной местности, эпохи, народа, не только в особенностях определенного этапа в истории Вселенской Церкви, а сколько именно в греховной природе падшего человека, в единообразии психологических проявлений на протяжении тысячелетий исторического человечества. Поэтому, можно согласиться с мнением А. Дворкина, о некоторой недостаточности, может быть, ущербности широко распространенного мнения, что, якобы, для изучения новых, современных нам сект "достаточно ознакомиться со святоотеческой аргументацией против древних сект, ересей и лжеучений" [25]. Безусловный факт, что доктрины многих новых сект включают в себя элементы еретических, оккультных и языческих вероучений, которые Церковь знала и с которыми неизменно боролась с самого начала своего возникновения на земле. По нашему мнению, внимание следует сосредотачивать не только на изучении новых структур, организаций, методов пропаганды и вербовки, способов контролирования сознания сектами своих адептов. Это - внешние и изменяемые в истории элементы ересей, сект и расколов. Остается одно неизменяемое - психология ереси, природа ошибок человека, даже порой искренне стремящегося к Истине, но почему-то оказывающегося в результате в ереси, в секте, в расколе. Это первично. А современные технологии, особенности постмодернистской цивилизации, отточенные методы маркетинга и рекламы, беспомощность современных демократий, сращенность сект и еретических групп с политикой, бизнесом, средствами массовой информации, криминалом и спецслужбами - вторично и преходяще. "Начиная с арианства и вплоть до пиетизма при всех исторических и теоретических разногласиях явно проступает "однотипность" ересей: всегда одно и то же отрицание или искажение истины о личности и истины о природе" - пишет известный греческий богослов Христос Яннарас [26].
1.3 Вселенская Церковь и разрушительность ересей
Ересям, по словам Апостола Павла, подобает быть, дабы явились искуснейшие. Это, естественно, означает не искусство красноречия в изложении своего, человеческого, воззрения, а максимальную точность в переводе Божественных тайн на язык человеческого понимания. История заблуждений в поисках и трактовке истины чрезвычайно интересна и поучительна. Вот как описывает ситуацию с ересями известный русский религиозный философ XIX в. А.С. Хомяков: "От самого начала немало ересей возмущало христианский мир. Еще прежде, чем апостолы закончили свое земное поприще, многие из их учеников обольстились ложью. Позднее, с каждым веком умножались ереси, каковы, например, савеллианство, монтанизм и многие другие. Наконец, множество верных отторгнуто было от Церкви несторианством, евтихианством, с их многоразличными разветвлениями и, в особенности арианством, подавшим, как известно, случайный повод к римскому расколу" [27]. Как мы видим, с точки зрения А.С. Хомякова, наличие ересей есть неизбежное следствие развития Церкви в историческом плане. Он рассматривает ереси как некие болезни, естественным образом присущие развивающемуся организму Церкви в процессе его оформления и становления в организационном плане. И главная причина ересей, по Хомякову, есть отсутствие догматов, ясно определяющих Истину в триадологическом или христологическом аспектах. И на свой вопрос, могут ли эти преодоленные Церковью ереси вновь возродиться, решительно отвечает - нет! "Во время их возникновения догматы, против которых они восставали, - пишет А.С. Хомяков, - хотя и заключались подразумевательно в церковном Предании, но еще не были облечены в форму совершенно ясных определений; поэтому для немощи личной веры была возможность заблуждения. Позднее Божиим Промыслом, благодатию Его Вечного Слова вдохновения Духа истины и жизни догмат получил на соборах точное определение, и с той поры заблуждение в прежнем смысле стало невозможным даже для личной немощи. Неверие возможно и теперь, но невозможно арианство. Одинаково невозможны и другие ереси. Они заключали в себе заблуждения в Поведанном догмате о внутренней природе Бога или об отношениях ее к природе человеческой, но искажая догматическое Предание, они заявляли притязание на верность ему. Это были заблуждения более или менее преступные, но заблуждения личные, не посягавшие на догмат о церковной вселенскости, а, напротив, пытались доказать истинность своих учений согласием всех христиан" [28]. Таким образом, Хомяков полагает, что все ереси, когда-либо осужденные и преодоленные Церковью, для нее уже не опасны: "заблуждение, единожды определенное, становится невозможным для членов Церкви" [29]. Но это абсолютно не означает того, что отдельные члены Церкви не могут впадать в ереси, уходить в секты или расколы. Иммунитет к преодоленным инфекциям сохраняет Церковь как организм, но не члены Церкви, приходящие в нее со своей поврежденной и инфицированной грехом природой. Образно говоря, источник искажения истинного пути человека находится в нем самом. Даже идущие ко Христу сбиваются с пути, потому что их личный "компас" указывает им неверное направление. Это относится и к католикам и к многочисленным протестантским сектам и деноминациям. Сектантские настроения в Русской Православной Церкви так же свидетельствуют о расстройстве внутреннего "компаса" определенной части членов Церкви Христовой.
Церковь открывает людям тайну спасения. Догматы Церкви часто представляются человеческому разуму неразрешимыми антиномиями. И задача человека всегда состояла в том, чтобы не устранять эти антиномии, не приспосабливать их к уровню своего понимания. Задача всегда заключалась, по мнению В.Н. Лосского "в изменении нашего ума для того, чтобы мы могли прийти к созерцанию Бого-открывающейся реальности, восходя к Богу и соединяясь с Ним в большей или меньшей мере" [30]. Поэтому, изучая историю человеческих заблуждений, историю ересей, особенно в период становления Первохристианской Церкви, следует помнить, что любой человек, сколь бы мудр и свят он ни был, в своем личном богопознании, по выражению Л.Н. Карсавина, "лишь становится христианином. В нем всегда есть большая или меньшая внутренняя разъятость; в нем никогда нет полноты целомудрия. Он внешне сочетает проявления христианской веры с непродуманным осуществлени-ем еще-не-христианского" [31]. Природа человека, в результате грехопадения лишившаяся целостности, остается рассеченной на индивидуальности. По выражению Христоса Яннараса: "Истина принимается только умом индивидуума, который делается "лучше" в моральном смысле, но сущность его не становится другой" [32]. Человеческий грех подрывает истину Церкви, когда вследствие обмирщения истину приспосабливают к меркам падшего человека. Здесь пролегает водораздел между Церковью и ересью. Ересь, по большому счету, ставит Церковь перед выбором - оставаться в истине, или заменить ее "личной идейной, моральной и в узком смысле религиозной однородностью разделенных индивидуумов" [33]. Греческий богослов утверждает, что истина церковного единства есть истина бытийная, и она относится к "подлинной, изначальной природе человеческого бытия" [34]. Следовательно, из этого можно сделать вывод, что природа ереси коренится в изменениях, произошедших в человеке по грехопадении. В конечном счете, утверждает Яннарас, не существует множества церковных разделений, есть только одно фундаментальное разделение - на Церковь и ересь. Ересь есть отход от истины Церкви, от способа существования, которое воплощается в церкви как бытийное единство и община. Ересь раскалывается на множество сект и конфессий. Церковь же пребывает Вселенской и единой в каждом своем проявлении во времени и пространстве. Пространство Церкви - это единство живых и умерших, грешных и святых, не знающее ни зазоров, ни разрывов в отношениях и общении. И в то же время Церковь есть грешное и разобщенное человечество, где среди греховной разобщенности иразрушения человека заквашивается новая жизнь" [35]. Ересь же в свою очередь стремится подчинить истину Церкви разделенному способу бытия падшего человека. Ересь отрицает и единое видение, и опытное переживание Церкви. Она подчиняет знание об Истине и Спасении расщепленному индивидуальному бытию. Выделяется какая-либо одна сторона - или интеллект, или эмоции, или нравственная деятельность. Задействованы бывают, как правило, не три части души (мыслительная, желательная и раздражительная), а две или одна. В итоге ересь ставит под сомнение, искажает или отвергает связь природы и личности, природы и энергий. "Ереси всегда абсолютизируют либо интеллектуальное познание сущности или природы, игнорируя опытную истину личного отношения, либо индивидуальные особенности, этические или психологические, которые оказываются таким образом в отрыве от общей природы, т.е. общего способа существования" [36]. Ересь разрушает евхаристичность Церкви. Ересь, по Христосу Яннарасу, есть состояние жизни, противоположное евхаристическому единству жизни. Человек не принимает от Бога этого дара. Он отказывается встроить свое индивидуальное бытие в плоть общения со Христом. Он безуспешно пытается через свои интеллектуальные, эмоциональные и моральные способности перебросить мост через бездну, отделяющую его жизнь от бытия Бога. "Поэтому ересь, - заключает Яннарас, - всегда имеет все признаки антропоцентричной религиозности: она является "религиозной составляющей" жизни человека, "удовлетворением религиозных потребностей" индивида наравне с удовлетворением других потребностей другими составляющими жизни" [37]. Трудно не согласиться. Вывод - есть Истина, и есть ложь. Есть Церковь, и есть ересь. Попытка стереть или размыть границы между ними - нынешний экуменизм. Но об этом явлении мы вкратце выскажемся ниже.
1.4 Проблематика и система ересей
Истина не была привнесена в Церковь механически извне, свыше. Истина "рождалась" Церковью в мучительных и страстных спорах, но не как нечто новое и оригинальное, а как Слово Божие, выраженное на человеческом языке. Можно сказать, что Церковь вырастала до восприятия Откровения. Христианство, как и личность Иисуса Христа, воспринималась очень разно людьми, входившими в Церковь Христову. Многие воспринимали его только внешне, поверхностно, без глубокого вхождения в сущность новой религии. Принимая лишь "новизну" христианства, они, в то же время, привносили и искажали его примесью различных учений, совершенно чуждых духу Священного Писания и Священного Предания. Критерий ереси в Церкви - степень непонимания и искажения Слова Божиего: "Люди во всей полноте принявшие и усвоившие христианское учение, исповедовали православие; те, кто искажал его, придерживались ереси" [38]. В отношении ереси и Православия важно помнить слова протоиерея Иоанна Мейендорфа, сказанные им относительно одного из самых первых и крупных богословом раннего христианства Оригена, сочинения которого были осуждены Церковью как еретические: "в нашем падшем мире полной свободы от заблуждений не существует, и в каком-то смысле люди даже "имеют право" на заблуждения. Еретические утверждения можно отыскать у любого святого отца. Но не существует и такого явления, как полный абсолютный еретик: и в учении Оригена есть много глубоких и важных истин. Только вера Церкви как единого целого, как сообщества верующих, объединенных и ведомых единым Духом, может "опознать" ересь, провести границу между истиной и заблуждением, обеспечить те преемственность и постоянство христианской мысли во времени и пространстве, которые и составляют сущность церковного Предания" [39]. (Выд. автором).
Перманентность появлений ересей в Церкви обусловлена не только явной и постоянной враждой мира зла, окружающего Церковь. Во многом это вызвано несовершенством человека, не готового, не могущего истины Откровения выразить доступными ему средствами и словами. Большинство ересей, по мнению прот. И. Мейендорфа, проистекают из неспособности преодолеть соблазн философии, когда тайны Откровения объясняются научными категориями, ограничиваются рамками человеческого разумения. "Не будет преувеличением сказать, - пишет И. Мейендорф, - что большинство ересиархов стремились познать истину не в меньшей степени, нежели сторонники Православия, но, в то время как первые отделили истину от Христа и пожертвовали Им в угоду своему пониманию истины, сотворив из нее идола, вторые поставили Христа, Который и есть Истина, центром и единственным критерием всех своих утверждений" [40]. Таким образом, появление ересей в Церкви естественно и закономерно. Существует некая последовательность и система в их проявлениях. Сначала это было обусловлено борьбой с влиянием иудейства в Первохристианской Церкви. Далее борьбой с язычеством в виде многочисленных гностических учений. Затем Церковь выдержала натиск манихейства, стремившегося "из христианского вероучения, в соединении его с восточным религиозным миросозерцанием или греческою философиею, образовать смешанную религиозную систему" [41]. Выдержав осаду извне, истина и целостность Церкви оказались под угрозой ересей, выросших уже на христианской почве, проявившихся как "болезни роста" самой Церкви и ее развивавшегося, то есть проявлявшегося во времени учения. Это были сначала ереси тринитарные, где предметом споров стал главный догмат христианства о троичности Лиц в Божестве. Затем последовали споры христологические - о Божественности Второго Лица Святой Троицы.
Глава 2. ИУДЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА В ПЕРВОХРИСТИАНСКОЙ ЦЕРКВИ
2. 1 Суть иудейского вопроса
Для рассмотрения вопроса о возникновения сект и ересей чрезвычайно важно рассмотреть проблему, всколыхнувшую всю Первохристианскую Церковь Христову. Этот вопрос, можно сказать, стал первым экзаменом, который Церковь с честью выдержала, но не без потерь для части новоначальных христиан. Вспомним вкратце историю. I век по Рождеству Христову. Буквально вчера воскрес и вознесся на небеса Господь Иисус Христос, Который жил среди них, иудеев, ходил по дорогам Палестины и Галилеи, по которым ходят и они, призванные Им в Царство Небесное. Живы его ученики - Апостолы, тесно общавшиеся с Христом и пережившие Его трагическую смерть и чудесное Воскресение. Живого Иисуса Христа помнят тысячи людей, видевшие и слышавшие Его. И, казалось бы, вдруг, из ничего, в Церкви, только-только основанной Самим Господом возникает конфликт. Что стояло за проблемой? Исчерпана ли она до конца? В чем уроки разрешения иудейской проблемы для современной Церкви, в частности, для Русской Православной? Суть же иудейской проблемы в Первохристианской Церкви - в вопросе соблюдения в полном объеме закона Моисеева, данного Богом еврейскому народу на горе Синай, для вступающих в Церковь Христову язычников. Распространяется ли благодать Христа-Мессии на все языки, или же только на избранный еврейский народ, ревностно соблюдающий обряды и предписания Моисеева закона? Обязательно ли для спасения исполнение Ветхозаветного закона, или же необходимость в нем отпала? Является ли Бог Авраама, Исаака и Иакова равным образом Богом и для всех других народов? В чем избранничество еврейского народа, если Христос пришел спасти также и язычников, отвергающих обряды и установления закона Моисеева? Чем является для христианина Ветхий Завет, когда на землю пришел Мессия-Спаситель? Как примирить убеждение в богоизбранности с мыслью о всеобщем спасении? Таковы были вопросы, задаваемые первыми христианами в Палестине. Вопрос о "голосе крови" в христианине, о национальном тщеславии члена Церкви, о "богоизбранничестве" отдельного народа, отдельной Церкви, отдельного иерарха - актуальны и по сей день. Рассмотрим сложившуюся тогда ситуацию более подробно.
2.2 "Секта" внутри иудейства
Изначально община иерусалимских первохристиан состояла только из галилеян. До крещения трех тысяч после чуда Пятидесятницы (Деян.2:41) "коренные иерусалимские элементы представляли среди верующих незначительное меньшинство" [42]. Рост христианской общины в первые годы шел в основном за счет иудеев эллинистической культуры. Но, какова бы ни была светская культура первых членов христианской Церкви, все они были "люди Моисеева закона" [43]. "Маленькая секта внутри иудейства" - так, по мнению А. Шмемана, можно было определить положение христиан в Иерусалиме в первые годы. Подобных течений в иудействе того времени было немало. Егизипп, родом еврей, упоминаемый в "Церковной истории" Евсевия Кесарийского, говорит о семи таких сектах [44]. Иерусалимская община не только не отделяла себя от иудейства, но и во внутренней своей жизни всецело сохраняла "еврейский религиозный уклад" [45]. Более того, христиане были "особыми ревнителями Закона Моисеева" [46]. Ежедневно они ревностно посещали храм, усердно день и ночь служили Богу, соблюдая предписания и обряды Ветхозаветного закона. Лет через двадцать после основания Церкви, глава иерусалимских христиан Апостол Иаков, брат Господень, мог не без гордости сказать Апостолу Павлу: "Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших из иудеев, и все они ревнители закона" (Деян.21:20). Христианская Церковь всецело жила верой в возможное обращение Израиля к Христу-Мессии. "Для первого христианского поколения, почти целиком еврейского по крови, обращение Израиля, которому, по словам Апостола Павла, принадлежат "усыновление и слава, и заветы и законоположения, и богослужение и обетования" (Рим.9:4), представляется естественным завершением евангельской истории, исполнением прямого завета Христа, поручившего ученикам начать проповедь о Нем с Иерусалима и Иудеи" [47]. Хотя проповедь эта промыслительно и должна была выйти за пределы иудейского мира и охватить все языки. Стать Вселенской Церковью Иерусалимская община первохристиан могла, только разорвав пуповину, связывавшую ее с церковью Ветхозаветной. Но парадокс Иерусалимской Церкви заключался в том, что она "отличалась резко выраженным ветхозаветным характером". "Иерусалимская церковь была и осталась церковью иудео-христианской. Связь с ветхозаветным храмом и послушание Ветхому закону, неизбежные в первые годы христианства, когда Иерусалимская церковь представляла собою весь христианский мир, продолжалась и дальше" [48]. Конфликт с иудейством и разрыв назревали постепенно. Христиане продолжали считать себя "органической частью своего народа, а своим призванием - обращение его ко Христу" [49]. Но зрело осознание радикальной новизны от собратьев, складывались естественные предпосылки к выходу из ветхозаветной традиции.
Первохристиане не спешили создавать новые формы богопочитания, не стремились обособляться в богослужении. Напротив, они чувствовали себя истинным Израилем. Но сознание, что они искуплены от суетной жизни отцов кровию Христовою, ставшее краеугольным камнем их жизни, неизбежно повлекло их к выделению из старой иудейской народной среды" (1Пет.1:18-20) . Они продолжали соблюдать обряды и вместе со всеми иудеями молиться Единому Богу, "но в этой молитве раскрывалась уже новая жизнь, неизвестная дотоле иудейству" [50]. Помимо общего служения в Иерусалимском храме, христиане стали собираться по домам. Возникали новые обряды: крещение, Евхаристия. И эти новые формы богообщения, веры, жизни, выросшие первоначально наряду с прежними, еврейскими, постепенно и органически сменяли и вытесняли Закон Моисеев и отеческие обычаи. По мере приобретения опыта церковной жизни и благодати, со временем и закон Моисеев христианами стал восприниматься как приготовление к Евангелию, "как тень будущих и теперь наступающих Христовых благ". Из ревнителей буквы Закона под руководством благодати Христовой, возрастая в ней, зрели ревнители Духа. Апостол Павел, из фарисея Савла, преобразился мгновенно, другие - медленно и болезненно. Но по этому пути шла вся Церковь. Самоощущение христиан говорило - они уже иные. Процесс идейного самоопределения исторически завершился мученической смертью Апостола Иакова, - столпа христиан, исполнителей Закона, и гибелью Иерусалимского храма. А догматически точку в этом процессе поставило Послание Апостола Павла к Евреям [51].
Сознание "инаковости" от иудейства, означал и выход из него как приход к язычникам, ко всему человечеству. А это принципиально было невозможно для иудейства. Для правоверного иудея такое решение становилось равносильным предательству своей веры, измене своему Богу. И на этом перепутье, этом водоразделе и возникает так называемая иудейская проблема в Первохристианской Церкви. Здесь встают вопросы о сущности избранничества еврейского народа и универсальной полноты спасения для всех людей и народов. В свое время ап. Петр напомнил народу израильскому обетование, данное Аврааму, что в семени его благословятся "все племена земные" (Деян.3:25). Иудеи "первые", к кому Бог послал Сына Своего Иисуса (Деян.3:26). Избрание еврейского народа есть не исключительное отделение его от прочих народов, а выделение и научение его для донесения истины Спасения для всех народов. Ибо "им вверено слово Божие" (Рим.3:1-2). Петр выразил понимание универсальной полноты спасения в доме сотника Корнилия (Деян.10:35). Позднее истину универсальности спасения, что "правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих" (Рим.3:22) сформулирует Апостол Павел. И очевидно, что мысль Апостола Петра, что во "всяком народе" есть люди приятные Богу и спасаемые Им, была в полном согласии с мнением других Апостолов. "В противном случае была бы непонятна та легкость, с которой они согласились утвердить принятие Корнилия в Церковь" (Деян.11:1-18) [52]. От Корнилия не потребовали соблюдать закон Моисеев. И это не было условием вступления его в Церковь. Возможность спасения и для язычников означала, что пришел конец ветхозаветной эпохе. Вопрос об исторической судьбе ветхозаветного домостроительства был поставлен на суде Синедриона перводиаконом Стефаном. Большая речь, которую произнес Стефан, сводилась к мысли, "во-первых, что ветхозаветное обетование получило исполнение во Христе и, во-вторых, что исполнение Ветхого Завета означает и его прехождение" [53]. Он раскрыл смысл ветхозаветной истории как постоянного сопротивления избранного народа тем, кого Бог посылал ему. И этот длинный ряд отвержений и измен привел к конечному отвержению Мессии - Спасителя: "Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника" (Деян.7:52). "Здесь дана как бы первая христианская формулировка трагического парадокса религиозной судьбы Израиля: Законом он отверг Того, о Ком свидетельствует и к Кому ведет Закон" [54]. "Процесс Стефана выяснил отношение христиан к Закону и к храму, которое, несомненно, не было личным мнением Стефана, или группы из эллинистов, а разделялось всеми членами Иерусалимской церкви" [55]. И мысль, "что ветхозаветному строю наступил конец, не всем казалась чудовищной" [56].
2.3 От "секты" к Вселенской Церкви Христовой
Однако: "Евреи по крови, по психологии, по всей многовековой традиции, воспитавшей их, иерусалимские христиане естественно и прежде всего видели в Церкви увенчание своей истории, воспринимали ее как последний и высший дар Бога Своему народу, как духовное завершение иудейства. Их человеческое сознание еще не вмещало всемирного, всечеловеческого назначения Церкви" [57]. Следствием смерти Стефана стало оставление христианами Иерусалима и рассеяние их по близлежащим странам. Результатом же рассеяния стало распространение благовестия среди язычников, в первую очередь в Палестине, Сирии и Самарии, где Филипп крестил эфиопского вельможу (Деян.8:26-40). С принятием самарян и евнуха в Церковь Христову и вошли первые язычники. В лице последнего "в Церковь был принят не только иноплеменник, но и скопец, каковым по закону был закрыт доступ в общество верных" (Второзак.23:1). Отсюда проистекает проблема, встревожившая Первохристианскую Церковь, - "нужно или нет обязывать вступающих в Церковь язычников соблюдать закон Моисеев" [58]. Приход в Церковь язычников стал первой и острой болезнью роста для христианства. По сути, вопрос о приеме язычников, есть "вопрос о сверхиудейском, всемирном назначении Церкви" [59]. Рост христиан за пределами иудейства закономерно поднял вопрос по образованию церкви из язычников. И такое известие о новообразующейся в Антиохии церкви без соблюдения обрядового закона Моисеева произвело в Иерусалиме недоумение и недоверчивость. "Хотя происшествие с Корнилием уже некоторым образом приуготовило к такому явлению, но еще не могли согласиться на нововведения, соединенные с этими происшествиями, и иметь прямой доверенности к христианам из язычников" [60]. Но первоначально конфликт назревал между иерусалимскими христианами и иудеями рассеяния, которые "и прежде не так тесно были привязаны и к храму и к жертвам". Обращавшиеся в христиане иудеи-эллинисты или совсем оставляли Моисеев закон, или же сильно к нему охладевали, поэтому, "им не стоило большого труда войти в общение с обращающимися язычниками, от которых не требовалось соблюдения закона иудейского" [61]. Все эти новации в церковной жизни вызывали трудности и смущения. Остро встал вопрос о возможности спасения благодатью Христовой для людей, не соблюдающих ни обрезания, ни другие ветхозаветные узаконения закона Моисеева. Для уяснения этого вопроса, важного для еврейства, как до тех пор исключительно народа Божия, собрались Апостолы и пресвитеры на первый Собор в Иерусалиме. На нем было прояснено вселенское назначение христианства и завершение времени Ветхого Завета (Деян.15:19-20, 28-29). "Было провозглашено, что благодатию Христовою спасаются не только евреи, но и язычники, что Дух Святой в излиянии даров Своих на учеников не полагал различия между обрезанными и необрезанными. Эти истины, поразительные для древнего еврея, воспитанного в отеческих преданиях, было дано изъяснить Апостолам Петру и Павлу" [62]. Апостол Павел отстоял на Соборе свободу христиан из язычников. Обрезание не требовалось. Им предписывались общие нравственные нормы, и они призывались к некоторым ограничениям по любви к братьям из иудеев. Но закон был обязателен для иудеохристиан. Это был компромисс для сохранения баланса между языческими и иудейскими элементами в Церкви. "С распространением христианства среди язычников это равновесие все более и более нарушалось в пользу язычников" [63]. Важно, что решения Собора были освящены авторитетом Апостола Иакова, брата Господня. Он засвидетельствовал, что отныне не одни евреи, но и язычники призваны составить народ Божий, и что его истолкованию воли Божией с доверием и без ропота покорилась вся Церковь евреев-христиан. Это был поворот и, в некотором роде, переворот в мировоззрении. Не все восприняли это как должное. "В народе творилось что-то новое, неслыханное. Но что это было: исполнение ли исконных чаяний народа Божия или злая попытка ниспровергнуть весь строй и миросозерцание еврейства? Этот вопрос, не существовавший для язычников, должен был настойчиво смущать всякого праведного еврея" [64]. Для иерусалимских христиан положение облегчалось авторитетом Апостола Иакова. В более трудном положении оказались евреи рассеяния, потому что некоторые, по выражению апостола Петра, "невежды и неутвержденные" (2Пет.3:16) извращали проповедь апостольскую. Так утверждает священник Сергий Мансуров [65]. Однако другой исследователь этого периода Церкви А.В. Горский полагает, что евреи рассеяния с большей легкостью расстались с отеческой традицией [66]. Как бы то ни было, но здесь проходит водораздел, отделяющий христианскую Церковь от Церкви ветхозаветной. Не все обладали апостольской мудростью, даже будучи освящены Святым Духом. Важно уяснить причину, по которой благочестиво и ревностно верующий в Бога человек, отказывается от встречи с Живым Богом и делает выбор не в духе Церкви, а в пользу мертвой буквы, отеческих традиций и собственных ошибочных представлений.
В основании проповеди Апостола Павла было учение о всеобщем спасении верою и благодатию Христовою, помимо закона Моисеева (Рим.3:28) и (Гал.2:16). Это достаточно трудно усвоялось и вызывало недоумение у евреев. Но Апостол свидетельствовал, что свой образ проповеди заимствовал не от людей, а от духа Христова. Дух Христов вводил его в особенное разумение. В Апостоле Павле "фарисейство выразилось с самой противоположной стороны к христианству; зато теперь без всякого постепенного перехода, вдруг, после одного внезапного перелома, объятый силою Евангелия он стал из сильнейшего гонителя ревностным исповедником" [67]. Вероятно, что в глубине души Апостол Павел уже не связывал себя Ветхозаветным законом и формальным долгом. Он перерос ветхозаветные догмы, и некоторые уступки на Иерусалимском Соборе были сделаны им из любви к братьям. "Несомненно одно: согласившись на иерусалимские постановления, Павел в тайниках своего сердца уже отрицал обязательность закона" [68].
Неоценимая поддержка Апостолу Павлу была оказана главой иерусалимских первохристиан Апостолом Иаковом. Иаков обратился с Посланием к "двенадцати коленам, находящимся в рассеянии". В нем он разъяснил, какова та вера, которая спасает, по учению христианскому, помимо дел Закона. Хотя сам Апостол Иаков до конца дней оставался ревностным исполнителем Моисеева закона. Апостол Иаков, брат Господень, "вел строго подвижническую жизнь, был девственником, не пил вина или других спиртных напитков, не ел мяса, носил только льняную одежду, строго соблюдал Моисеев закон и часто уединялся для молитвы в Иерусалимский храм" [69]. Апостол сочетал в себе все своеобразные и лучшие качества еврея-христианина. В памяти христиан Апостол Иаков остался "как воплощение иудеохристианства, этой еще неомраченной надежды обратить Израиль ко Христу" [70]. Послание Апостола Иакова "отвечало на самые больные вопросы еврейства, встревоженного христианством" [71]. Вождям еврейства, отпавшим от благодати, был ненавистен истинный праведник, зовущий народ ко Христу. И Апостол Иаков был убит. В лице праведного апостола, хранившего и соблюдавшего подлинный духовный и народный строй, еврейский народ отверг и возможность своего исторического и духовного спасения, он отверг "христианство, соблюдавшее всю истину и красоту подлинного Израиля" [72].
2.4 Уроки иудейской проблемы
Почему так важно, изучая причины возникновения сект и ересей, психологию ереси, прояснить проблематику иудейского вопроса и сделать соответствующие выводы? Потому что, на наш взгляд, здесь средоточие проблемы. Каждый человек, в сущности, повторяет в своем духовном становлении историю еврейского народа. Не-встреча еврейского народа с ожидаемым им Мессией, неузнание Его и, наконец, отвержение и распятие Бога - в той или иной мере воспроизводится в духовной истории каждого еретика и сектанта. И это притом, что еврейский народ веками жил мессианской идеей, он "варился" в мессианстве, богоизбранничестве, надеялся на чудо пришествия Машиаха. Но встреча стала трагедией, она высветила такие углы в человеке, в которые давно никто не заглядывал. Н.А. Бердяев писал: "Идея исторического внесена в мировую историю евреями, и я думаю, что основная миссия еврейского народа была: внести в историю человеческого духа это сознание исторического свершения, в отличие от того круговорота, которым процесс этот представлялся сознанию эллинскому. Для сознания древнееврейского процесс этот всегда мыслился в связи с мессианством, в связи с мессианской идеей" [81]. Но Сын Божий ожидался иудеями только как Царь-Освободитель, способный Своей силой и властью избавить свой избранный народ от унижения и истребления. "Никакой иной Спаситель не мог быть даже представлен иудейским сознанием в силу общего представления о Боге как Пантократоре, Справедливом Судии и Покровителе. Эта одномерная установка настолько закрепилась за шесть столетий в еврейском народе, что привела к трагедии еврейского народа, к тому, что в конечном итоге еврейский народ не узнал и не признал своего Мессию, Христа, и распял Его" [82]. И эта "одномерность установки", как сплав субъективных представле-ний, волевых действий, внешних и внутренних обстоятельств - воспроизводится в психологическом выборе каждого человека, совершающего ошибку, "промах" в своем личном свободном духовном выборе. В этом промахе предпочтение отдается всему, чему угодно, но не сердцу. Сегодняшние иудействующие секты и ереси суть воспроизведение тех сект и ересей, в которые частично пошли люди, не узнавшие Спасителя, отвергшие Иисуса как Христа.
Чрезвычайно важно для нашей темы предположение архимандрита Киприана (Керна), высказанное им по поводу психологии еретиков, людей, вольно или невольно отвергающих в своем свободном и волевом выборе Бога. Он считает, что основным моментом в таком выборе является не гордость, не самомнение, а руководящим и решающим очень часто бывает "некая робость мысли, недостаток смелости для того, чтобы восприять и осознать всю глубину и головокружительность догматической мысли церкви. Трусливость мысли запрещает огромному большинству средних людей, благочестивейших простецов не только "попросту" верить, но и думать. Для большинства этих "простых сердцем" благочестивцев, в религии не нужно ничего другого, как слепая и простая вера. Всякая работа мысли от лукавого" [73]. В психологии богословских споров, считает Киприан (Керн) первичным фактором является "готовность или боязнь углубить данную мысль, способность выслушивать то или иное уточнение мысли, или же совершенная нечувствительность к этим богословским дерзаниям, в основе чего лежит духовная трусость и некий примитивизм" [74]. В полной мере это относится к иудейской проблеме, возникшей в Первохристианской Церкви. В основе выбора - преобладание эмоций; нежелание кардинально изменить свое бытие в свете открывающейся перед человеком перспективы; "голос крови", питающий национальное тщеславие; наконец, неготовность разума, всего человека, открыться полноте Истине. "Недостаток смелости мысли, недостаток дерзания, желание слепого и рабского охранения своей слабой веры, лишенной какого бы то ни было разумения и сознания, побуждали вообще ни о чем не думать, лишь бы не нарушить покой своей некрепкой веры" [75]. И как прямая противоположность такой позиции - Апостол Павел, в служении Богу не останавливающийся ни перед какими трудностями.
Использование слово "секта" по отношению к Церкви Христовой означает только то, что она таковой рассматривалась современниками с позиций иудейства, с позиций господствующей Церкви, не сумевшей вместить Истину и отвергнувшей Христа. Как таковой Церковь Христова "сектой" не была и быть не могла по определению. Слово "секта" это некая дань историческому моменту, при котором количество призванных к Истине, призванных ко Христу, - определялось минимальным арифметическим количеством. Но арифметика к Истине абсолютно не применима, "ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф. 18:20). Поэтому утверждения современных сектантов, в особенности из протестантских течений, использующий данный факт пребывания Церкви Христовой в положении "секты", что мы, мол, ныне "Истинная Церковь", хоть нас и называют сектой, - абсолютно беспочвенны. Воплощение Христа - событие уникальное, как уникально и неповторимо в человеческой истории основание Церкви: "Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. 16:18).
Как мы знаем из истории Первохристианской Церкви, столкнувшейся с национальной проблемой в самом начале своего существования, "голос крови", ощущение национального тщеславия, национальной гордыни, безусловно, присутствовал. Но все же Церковь сделала, под влиянием Апостолов и Духа Святого, единственно правильный выбор. Отпадение назад в иудейство, вероятно, было во многом вызвано, на наш взгляд, а) глубокой укорененностью евреев в обычаях, связанных с ветхозаветной традицией; и б) не особенным духовным горением и стремлением к истине, не желанием изменить приземленный вектор существования на устремленность к Богу, к Истине.
Глава 3. ПЕРЕЖИТЫЕ ЦЕРКОВЬЮ ЕРЕСИ
3.1 Психологические аспекты иудействующих ересей
Начало иудействующих ересей относится ко времени упомянутого нами выше Апостольского собора, на котором было принято решение, что соблюдение закона Моисеева для христиан необязательно, потому что спасение совершается благодатью Господа Иисуса Христа. В тридцатых годах II века по Рождеству Христову часть христиан-иудеев оставила исполнение Ветхозаветного Закона, составив с христианами из язычников единую Церковь. Христиане же из иудеев, настаивавших на строгом соблюдении Моисеева закона, отделилась от Первохристианской Церкви, образовав первое, по сути, еретическое сообщество. В дальнейшем они разделились на строгих ревнителей Закона - евионитов и умеренных - назареев.
Назареями первоначально не уверовавшие во Христа иудеи именовали всех христиан соплеменников, как это видно из Деяний апостольских (24:5). Назареи признавали Христа Мессией и Богом, а также его сверхъестественное рождение от Девы Марии. В этом они не расходились с общецерковным учением Первохристианской Церкви. Но они выступали за соблюдение Закона для христиан из иудеев, не вменяя необходимость его исполнения для христиан из язычников. Апостола Павла для последних они признавали учителем Божественной мудрости. Согласно Евграфу Смирнову, "Церковь относилась снисходительно к этой партии иудействующих, не считая их в собственном смысле еретиками" [76]. Назареи в небольшом числе существовали вплоть до IV века.
Евиониты. Время возникновения этой первохристианской секты относится к II веку по Рождеству Христову. Евиониты строго следовали предписаниям Моисеева закона: совершали обрезания, соблюдали субботу, принимали кошерную пищу. Евиониты отвергали послания Апостола Павла и ссылались на некое свое "евангелие от евреев". Из новозаветных книг признавали только Евангелие от Матфея и Откровение Иоанна Богослова. Часть из них Иисуса считала только как сына Иосифа и Марии, часть все же воспринимала его Мессией, Христом, потому что он пребыл верным Закону. Но Христос был для них не Богом, а пророком, подобным Моисею. Христианство они полагали не новой религией, а всего лишь продолжением иудейства. Догмата об искуплении Господом Иисусом Христом человечества от греха, проклятия и смерти у них, таким образом, не было. Смерть Спасителя не имела искупительного значения, а только давала надежду на скорое вторичное пришествие Его на землю и основание земного 1000-летнего царства. Естественно, что евиониты разнились от истинной Первохристианской Церкви и в церковной практике. "Так, они совершали таинство евхаристии только однажды в год, в воспоминание тайной вечери Спасителя, и употребляли в нем одну воду, как аскеты" [77]. Выборочно воспринимая Завет Новый, так же частично они воспринимали и Завет Ветхий, отвергая кровавые жертвы и некоторых пророков. По образному выражению блж. Иеронима: "желая быть и иудеями и христианами, не иудеи они и не христиане" [78]. Просущество-вали они недолго, однако идеи и настроения этой секты возродились в конце II и в III столетии в учении так называемых антитринитариев и хилиастов [79]. Нетрудно заметить влияние этой секты и на установки некоторых современных сект протестантского толка.
Елкезаиты. Из смешения иудейства с христианством возникла еще одна секта иудействующих еретиков - евиониты-гностики. В истории они известны как елкезаиты или, что то же самое, самсеи. Сосредотачивались он в пустыне за Мертвым морем среди ессеев. Часть елкезаитов составляли евиониты, бежавшие в тридцатых годах II столетия из разрушенного императором Адрианом Иерусалима. В мировоззрении евионитов-гностиков присутствовали уже элементы миросозерцания восточных религий и греческой философии. Они являлись как бы переходом к язычествующим гностикам. Суть их воззрений такова: первый человек, Адам, обладал истинною религиею, так как в нем обитал Божественный Дух. Но постепенно человечество, под влиянием злого начала - материи - потеряло эту религию. Виной этому - жена, как принцип чувственности и слабости, греха и заблуждения. Для поддержания истинной религии Бог посылал к людям своего Божественного Духа, который и являлся в лице Авеля, Еноха, Авраама, Исаака, Иакова, и Моисея. Моисей сообщил свое учение 70 разумным мужам, чтобы они передавали его последующим поколениям. Со временем учение Моисея было записано, но извращено. Истинное учение сохранилось только в обществе ессеев. Народ еврейский, погруженный в чувственность, не понимал истинной религии, превратив ее в обрядовые церемонии с непременными жертвоприношениями. Для очищения Моисеева закона вновь был послан Божественный Дух в лице Христа и выполнил дело. Таким образом, роль Господа Иисуса Христа ограничивалась только прояснением для мира учения, хранившегося ессеями, как истинной религии Адама. Сущность истинной религии, по мнению елкезаитов, во взаимной братской любви внутри общества и в стремлении к уничтожению чувственности, то есть, зла. Отождествляя материю и зло, уничтожать оное они пытались через строжайший аскетизм. Тем не менее, брак допускали. Секта просуществовала до V столетия [80].
Очевидно, что многие взгляды и положения их миросозерцания, а именно - отождествление материи со злом, призывы к братской любви и аскезе - существуют и тем или иным образом присутствуют в воззрениях и современных нам сект и ересей.
3.2 Психологические аспекты гностических ересей
По свидетельству св. Иринея Лионского, еще во II веке немало людей называли себя исправителями Апостолов, полагая, что они мудрее и епископов, и тех же исправляемых ими Апостолов. Речь шла о гностиках. Гностических же учений в начале христианских веков было несчетное количество, так как каждый более или менее даровитый гностик составлял свою систему, видоизменяя ту, которой держался. Гностицизм, по выражению свщм. Илариона был каким-то удивительным сплетением "обрывков эллинской философии с мифами и мистериями восточных культов, такое сплетение, что даже и ученые специалисты затрудняются его распутать и часто склонны бывают объявить совершенно безнадежным вопрос о происхождении гностицизма и вопрос о классификации гностических систем" [83]. В гностицизме присутствовали различные элементы буддизма, греческой философии, пантеизма, смеси халдейского язычества, в основном зороастризма, и библейских представлений. Древнецерковные полемисты сравнивали гностицизм с чудовищем, подобным Лернейской гидре, у которой на месте отрубленной головы вырастало две новых. По их словам, гностические системы появлялись, как грибы. Гностиками была проведена известная рационализация, формальное упрощение учения Церкви, с одной стороны, а с другой - мифологизация. По сути, "гностицизм никогда не представлял собой формально фиксированного учения и церковными богословами оценивался скорее как особая психологическая настроенность отдельных людей, падких на все мистическое и таинственное, одержимых фантастическими идеями и стремящихся воплотить их в собственные богословские схемы" [84]. (Выд. автором). Такие люди афишировали, что они обладают особым знанием - гносисом, получив его каким-то необыкновенным образом. В учениях выделялась идея личного спасения и религиозного избранничества в среде неких "избранных и посвященных", причем круг их весьма ограничен. Разрабатывались системы различных уровней в доктрине "посвященные - непосвященные". Выстраивались фантастические космические "иерархии" на фоне дуалистичных картин извечной борьбы мировых сил добра и зла. Религиозная практика была насыщена магическими элементами и техниками. Целью адептов было эволюционировать к неким высшим формам космического бытия, и, через взаимодействие с различными энергиями, стихиями, силами, духами, осуществить связь с этими Высшими Силами, Духами, Иерархами.
Привлекательность ереси. Отличительной чертой гностиков, как уже говорилось выше, была вера в то, что только избранные обладают знанием тайн, определяющих спасение человека и его просвещение. Безусловно, что такое особое положение избранных при ощущении власти тайного знания были приманкой для многих. Поэтому неудивительно, как писал свщм. Иларион, что "гностиков сравнивают с масонами" [85]. Как обладающие единственно истинным знанием, гностики в своих системах предлагали безусловное решение всех вопросов бытия. Но предлагаемые ими решения - о мироздании, о происхождении в мире зла и освобождении от него - были, в сущности, решениями фантастическими, так как "в их миросозерцании фантазия востока берет перевес над строгостью и последовательностью мысли запада" [86]. В основе гностицизма лежало противопоставление Божества и мира, где все материальное является злом, а все духовное - благом. Святая Троица представлялась гностикам как множество абстракций, Ветхий Завет противопоставлялся Завету Новому, а духовное отделялось от плотского. Все гностические учения определялись двумя существенными признаками: 1) основывались на дуалистическом мировоззрении; 2) утверждали наличие двух божеств: трансцендентного высшего и Демиурга, в качестве низшего, управляюще-го миром. Утверждая положения своего учения, гностики произвольно добавляли и изымали целые главы Нового Завета. Тертуллиан писал, что для гностиков изречения Священного Писания были тем же, чем одежды овчие для хищных волков. Христа гностики считали не воплотившимся Богом, а всего лишь одним из духовных существ, имеющих связь с Богом. Одни из них полагали, что Иисус был человеком смертным, а другие, что он не был человеком вообще - тело, в котором Он пребывал, было призраком. В принципе, гностицизм не был течением в христианстве, то есть сектой или ересью... Он по сущности был далек от христианства. Тем не менее, роль гностицизма в истории Вселенской Церкви была чрезвычайно велика. Многие положения тогдашнего гностицизма были воспроизведены в эпоху Реформации, а также используются и современными ересями и сектами. Обойти гностицизм вниманием невозможно. Поэтому сделаем небольшой и краткий, обзор гностических сект начального периода Церкви Христовой.
3.3 От гностиков до николаитов
В апостольские времена первым представителем гностического учения был некто Симон Волхв, упоминаемый в Деяниях апостолов, когда Филипп благовествовал в Самарии (Деян. 8:9-13). Он выдавал себя за воплотившуюся Силу Божию, спутницу свою Селену или Елену - за воплощение Мудрости Божией. Симониане почитали их как Зевса и Афину. Таким образом, Симон, в отличие от других ересеучителей, не только распространял смешанные языческие, иудейские и христианские понятия, но сам принимал на себя роль Божественного посланника. На самом деле он был фокусником и шарлатаном. Во II и III веках симонианами называлась небольшая партия еретиков-гностиков. Как известно, Симон за деньги хотел купить у Апостолов благодатную силу Святого Духа через рукоположение. Поэтому с IV века понятием симонии обозначается приобретение за деньги благодатного иерархического служения в Церкви.
Подобным Симону был ученик его Менандр, утверждавший, что он есть посланник Верховной Божественной Силы. Родом Менандр, гностик I века, был из Самарии. Он утверждал, что Первая Сила людям неведома, что мир сотворен ангелами, порождениями мысли. Через преподавание магических знаний он, Менандр, сообщает силу, способную побеждать ангелов, покоривших мир. [87]. Учеником Менандра был гностик II века антиохиец Саторнил. Он связал гностический дуализм с антииудаизмом. Саторнил противопоставил создателю иерархии ангелов, непостижимому Богу Отцу - царство владычествующего над материей Сатаны. По его утверждению 7 ниспадших ангелов, главным из которых был Бог Ветхого Завета, захватили часть материи и создали из нее наш мир. Эти демиурги, пытаясь выразить в материи образ Отца, создали жалкого червя. Бог, усмотрев в нем свое подобие, вселил в него искру жизни, то есть часть самого себя. Эта искра жизни должна была довести пресмыкающегося до человека и вернуться назад. Но она то ли попала в плен к материи, то ли была туда заточена ангелами. Проникнувший в мир Сатана, положил начало злым людям. История мира есть борьба мировладык - ветхозаветного Бога и Сатаны. И тот и другой говорили устами пророков. Высший Бог, чтобы победить Сатану и Бога иудейского с ангелами, чтобы собрать и вознести к Отцу "искорки жизни", послал на землю в мнимом теле Божественный эон Ум. Этот эон указал людям путь к Отцу в знании и строжайшей аскезе. [88].
Офитство. Симон Волхв и Саторнил оформили гностические течения, волновавшие Сирию и часть Египта. Общее их название офитство, от греческого слова "офис" - змей, по-еврейски "nahasch". В теогониях офитских сект существенную роль играет Змий, то искуситель, то высшее существо. Сюда относятся собственно офиты, или нахашены (наасены), ператы, каиниты, и сифиане, варвелиоты (от змия "Варвелло"), последователи Иустина гностика, или варухиты (от эона "Варуха"). Оценивая офитство, Л.П. Карсавин писал: "Часть этих сект древнее христианства и относится к нему враждебно, часть осваивает некоторые христианские идеи, часть обусловлена поздними гностическими системами" [89].
Разновидности гносиса. Если в апостольское время еретики высказывали отдельные мысли гностического характера, то во II веке развились цельные гностические системы. Основой мировоззрения был дуализм: началами бытия гностики признавали Верховное Существо, с одной стороны, и материю - с другой. Через эманацию, истечение, Верховное Существо производит множество духовных существ, составляющих полноту бытия и называемых плиромою. Материя является у гностиков независимым началом чувственной жизни и зла. Соглашаясь в основных взглядах, гностики расходились о роли материи. Одни, вслед за Платоном, считали ее за мертвый хаос. Другие, согласно учению зороастризма об Аримане, видели в ней деятельное начало зла. Первые были гностиками александрийскими, вторые - сирийскими.
Александрийский гносис. Колыбелью гностицизма считается город Александрия. Александрийские гностики учили, что один из эонов оторвался от плиромы и упал в материю, (по учению Валентина, частица последнего светлого эона истекла в материю). Добро берет верх над злом. Материя противодействует духу как масса, а не как живая сила. Мировая жизнь есть непрерывная борьба духовного и материального, добра и зла. Дух стремится вырваться из материи, а та - удержать его. Демиург, согласно александрийским гностикам, помогает добру, избрав иудейский народ и сообщив ему в Моисеевом законе правила и учреждения. Они признают за религией положительную роль в окончательном освобождении добра от зла. Посланный Верховным Существом эон при крещении соединяется с человеком Иисусом и при страданиях покидает его. Александрийские гностики признавали страдания человека Иисуса. Из представителей александрийского гносиса наиболее известны Василид и Валентин. Василид был родом из Сирии, основал свою секту около 125 года. Василидиане существовали в основном на западе вплоть до IV века. Валентин, иудей из Александрии, принявший христианство. Три раза он был отлучаем от Церкви. Еретическое сообщество основал на о. Кипр, где и умер около 160 года по Рождеству Христову. Последователи его назывались валентинианами и существовали в IV веке и даже позднее. Керинф, иудей из Александрии, соединил гностицизм с евионитством. Учил, что творение видимого мира совершено не Богом, а низшим духовным существом, Демиургом. До появления христианства Высший бог был неизвестен миру. Его открыл Мессия, вышний Христос, Божественное Слово, Который, во время крещения, в виде голубя, сошел на человека Иисуса и оставил Его во время страданий. Вслед за евионитами он признавал Иисуса Христа простым человеком и разделял их надежды на тысячелетнее царство. Одно время Керинф жил в Ефесе, когда там был Иоанн Богослов. Еретическое сообщество он основал в Малой Азии, где оно держалось до IV века [90]. Карпократ, родом из Александрии, там же основал свою секту. Его сын, Епифаний, распространил ее еще на острове Кефалонии. Система его принадлежит к антиномистам. К последним принадлежат секты: антитактов, или адамитов и офитов с разросшимися из нее партиями сифитов, каинитов и прочих.
Сирийский гносис. Согласно сирийским гностикам, эон, боровшийся с материей или царством Сатаны, был поглощен ею. Он становится Демиургом видимого мира, соединяя элементы духовного и материального. Материя или зло, - так как она есть живая, деятельная сила, - берет перевес над духом или добром. Демиург помогает злу, удерживая дух в узах материи. Верховное Существо посылает своего верховного эона, который принимает вид человека (докетизм). Эон сообщает людям гносис: избранным преподал духовное учение, а чувственное, в книгах Священного Писания, всем остальным людям. Страдания Христа на Кресте - кажущиеся. Сирийские гностики проповедовали аскетизм, как путь к уничтожению материи, запрещая вино, мясо, брак - как служение Сатане. В некоторых сектах аскетизм, под предлогом поругания и уничтожения материи, сменился своей противоположностью - развратом. По мнению таких еретиков, нравственный закон есть ограничение свободного духа, он не должен стеснять достигших высшего гносиса. Таких еретиков называют антиномистами. К представителям сирийского гносиса относится Тациан, родом из Ассирии, ученик св. Иустина Философа. После смерти учителя Тациан вернулся на восток, где и впал в ересь. Он проповедовал строгий аскетизм, запрещая употребление вина даже в евхаристии. Его последователи получили название энкратитов, а вследствие употребления одной воды при совершении евхаристии - идропаристов, аквариан.
Маркиониты. Ярким представителем сирийского гносиса является Маркион, сын синопского епископа, признанный св. Поликарпом за "первенца Сатаны". По преданию, за приверженность гностицизму, отец лично отлучил его от Церкви Христовой. Маркион учил, что есть два Бога: злой Бог Ветхого Завета - Демиург и добрый Бог Нового Завета - Сын. Таким образом, еретик разрывал связь между Ветхим и Новым Заветами. Маркион доверял только Апостолу Павлу, и утверждал, что лишь он точно и правильно понял Христово учение и сохранил его в чистоте, а прочие апостолы есть лжеапостолы, "потому что в Христово учение внесли элементы иудейства" [91]. Будучи неукротимый последователем Апостола Павла, он хотел сохранить и продолжить его дело, "со всей остротой переживая противоречия закона и благодати, справедливости и любви, необходимости и свободы, добра и зла" [92]. Маркион всеми силами пытался остаться в Церкви. Будучи отлученным, он добивался признания от христианских общин в Малой Азии, а затем в Риме. И только отвергнутый последним, он основал свою собственную церковь, общины которой рассеялись на пространстве Европы, Африки и Малой Азии, где они существовали до Х века. Затем маркиониты слились с манихеями, в XI - XII веках возродились в болгарском богомильстве, а в XI - XIV веках в западноевропейском катарстве, или альбигойстве. Созданная Маркионом церковь на протяжении долгого времени соперничала с Церковью Христовой, почитая только себя истинной Церковью Христа и Апостола Павла.
Докеты известны с апостольских времен, то есть с I столетия. Ересь, связанная с природой Христа, с отрицанием или специфическим пониманием человеческой природы Его. Докетизм - одна из первых христологических ересей. Заблуждение докетов состояло в том, что они, под влиянием восточных языческих воззрений, рассматривали материю как зло. Отрицая воплощение Сына Божия, они полагали, что тело Иисуса Христа призрачно. Они учили, что страдание и смерть Христа были только кажущимися, но не действительными. Докеты считали, что Христос прошел через утробу Девы как через некоторую трубу или канал, ничего от Нее не восприняв. Позднее эту же идею использовали манихеи. В наше время воззрения ереси докетов были воскрешены в сектах протестантского толка, в частности у квакеров. "Корни докетизма нужно искать в мироощущении античного человека эллинистической эпохи с его дуалистическими представлениями о мире, с резким противоположением духи и плоти, мира и Божества. Мысль о том, что Бог может воплотиться, стать человеком, каким-то образом вселиться в человеческое тело, пострадать и умереть, была чужда сознанию человека того времени, и для многих язычников, обладающих определенным уровнем философской культуры, обращавшихся в христианство, было естественным стремление каким-то образом объяснить христианскую веру, привести евангельское благовестие в соответствие со своими философскими представлениями. Реакцией на Благовестие явился докетизм" [93]. Согласно блж. Феодориту, подобных докетических взглядов придерживались: Симон Волхв, Менандр, Сатурнин. По сообщениям св. Епифания Кипрского, докетом был Василид, а по сообщению Тертуллиана, также и Валентин. Правда, последние не считали, что тело Христово было призрачным, но они полностью отрицали Его единосущие нам, утверждая, что человечество Христа было особой природы. Они называли Его тело "небесным", "космическим", то есть - более тонким, более совершенным, чем наши человеческие тела. Василид считал, что человечество во Христе не участвовало в искуплении. Учение Маркиона состояло в том, что Христос явился исключительно как дух. Симон учил, что телесная природа Христа была лишь видимостью, иллюзией. Варденс полагал, что Христос был существом сверхъестественным, обладавшим лишь чувственным образом. Согласно учению Коринфа следовало, что во Христе было два естества, не соединенных между собой, но соединившихся случайно.
Николаиты. Под влиянием воззрений на материю, как на зло, развили учение о необходимости умерщвления плоти и возвышения свободы духа. Но "умерщвление плоти" и "возвышение свободы духа" у николаитов необъяснимым образом оборачивалось у них неприкрытым распутством. Свое происхождение николаиты во II веке возводили к Николаю, пришельцу антиохийскому, диакону иерусалимской Церкви, жизнь которого обезображивали нелепым образом; но на самом деле, по объяснению Иоанна Богослова в Апокалипсисе (2:14-15), они "держались учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов израилевых, чтобы они любодействовали"
Секта элькесаитов. Секта иудействующих гностиков II века. Название ведет от книги "Елксая", полученной неким Елксаем, или Элькасаем, якобы от ангела с неба. Ориген сообщает, что в 220 году сириец Алкивиад из Апамеи привез ее в Рим. От нее сохранились только отрывки, собранные и изданные Гильгенфельдом. Умудренные книгой, элькесаиты надеялись спастись с помощью заклинаний - молитв и повторных крещений. Они полагали, что во время крещения на человека Иисуса сошел Божественный эон Христос и его обожил. "Среди элькесаитов говорили о том, что наряду с вечным, воплотившимся последний раз в Иисусе пророком и владыкой будущего мира Христом у Бога есть другой слуга - князь мира сего, дьявол" [95].
Таким образом, рассмотрев ряд иудействующих и гностических сект первых веков Церкви Христовой, мы видим в основах их учений ряд общих закономерностей. Главным образом, это некая неизменная избирательность к Истине. Истина воспринимается не целиком, а как бы раздробленной. При этом воспринимаются только те части Истины, которые доступны разуму человека, и отвергаются части Истины умом человека не воспринимаемые. Происходит упрощение Истины, приспособляемость ее под восприятие человека. Цельность и всеохватность Истины подвергается переосмыслению через человеческое мудрование. С одной стороны, некоторые явления мифологизируются, а другие, напротив, объясняются через рациональное восприятие. При этом личное спасение обусловлено не всеобщностью Спасения в Церкви Христовой, а исключительным избранничеством своей персоны, обособленностью ее среди прочих людей. Все, что в начальные века христианства пребывало в невнятных звуках начальных сект и ересей, отзовется громким эхом Реформации, отольется в формулы еретических протестантских "церквей". В основе такого выбора, такого предпочтения, еще раз процитируем современного исследователя: "особая психологическая настроенность отдельных людей, падких на все мистическое и таинственное, одержимых фантастическими идеями и стремящихся воплотить их в собственные богословские схемы" [96].
3.4 Ересь манихейская. Монтанизм
Манихейство. В начале III века на смену гностицизму, терявшему свою привлекательность, пришло новое еретическое учение - манихейство. Оно представляло смесь христианства с началами религии Зороастра, став не столько церковной ересью, сколько новой религией. Основанием является перс Мани, маг одной из религиозных партий зороастризма. Он принял христианство и одно время, до отлучения его от Церкви, был пресвитером. Учение Мани - это попытка объединить воспринятое им от гностиков христианство, с дуалистической религией древних персов. Манихейство утверждало два самостоятельных начала, образующих два отдельных мира. Во главе положительных сил стоит "царь светлости", который обладает пятью нравственными признаками: любовью, верностью, мужеством, верой и мудростью. Все силы добра, или света, соединяются для сотворения первочеловека, или небесного Адама. А все элементы царства зла объединяются для создания сатаны. Первочеловек побежден темными силами и заключен на дно ада, откуда его избавляют светлые силы. Небесный Христос действует через человека Иисуса без внутреннего соединения с Ним (докетизм) и покидает Его при распятии. Учение Мани о будущей жизни предполагает двойной дуализм - добра и зла, с одной стороны - духа и материи, с другой. Вселенная есть некая ничейная зона между Богом добрым и богом злым. Все богатство мира и разнообразие - игра света и тени, вызванной борьбой двух начал. В итоге тела уничтожатся полностью, никакого телесного воскресения не последует. Видимый мир сгорит полностью, и мировая душа вернется к своему источнику. Сатана будет тогда бессилен. "С конца III века вплоть до блаженного Августина отцы ревностно боролись против манихейства, но в этой борьбе они пользовались философскими категориями, самая постановка которых несколько уводила их в сторону от самой проблемы. Для отцов зло действительно есть недостаток, порок, не-совершенство; не какая-то природа, а то, чего природе недостает, чтобы быть совершенной. В аспекте сущностном отцы считают, что зла не существует, что оно есть только лишение бытия. Этот ответ был достаточным опровержением манихеев, но он бессилен перед реальностью зла, всеми нами ощутимой, перед злом, присутствующим и действующим в мире" [97]. Несмотря на жестокие гонения, манихейство довольно широко распространилось в III и IV веках, просуществовав на востоке до XI столетия.
Монтанизм среди ересей II и III веков представляет собою явление особого характера. Исходный пункт монтанизма, в противоположность антитринитариям, - отрицание участия разума в деле веры и слепая вера во все откровенное, граничащая с суеверием. Основатель ереси - фригийский языческий жрец Монтан, принявший крещение около 156 года. В противоположность гностикам и антитринитариям, монтанисты держались во всем положительного учения Церкви. Главный пункт, в котором они расходились с Церковью, - учение о продолжении в Церкви откровения и благодатных даров. Они считали, что Церковь Христова развивается на земле под водительством благодати постепенно, имея свои возрасты. Отрочество - при Моисееве законе. Юность - под благодатью Христовой. Период мужества - при Монтане и других пророках. Новые откровения монтанистов направлены не к сообщению нового догматического учения, а к переустройству собственно церковной жизни на более строгих началах. Благодаря тому, что монтанисты строгими правилами жизни привлекли на свою сторону выдающегося церковного писателя Тертуллиана, пресвитера Карфагенской Церкви, одного из выдающихся писателей западной Церкви, их доктрина была облечена в строгую систему и стала хорошо известна, и не только от полемистов. Монтанисты, образовав отдельное общество, стали называть себя духовными христианами, а всех православных - душевными. Под управлением своего патриарха, обитавшего в Пепузе, монтанисты существовали до VI столетия и даже далее. В 325 г. на I Никейском Соборе монтанизм, "катафригийская ересь", был осужден. Борьба с экстатической сектой монтанистов, возвещавших пришествие Параклита, привела к появлению секты алогов, или "бессловесников", как решительных противников учения Монтана. Так как о Духе Утешителе говорится только в Четвертом Евангелии, поэтому алоги, по замечанию В.В. Болотова, "круг весьма темных, неглубоких богословских умов", признали и Евангелие от Иоанна, и Послания его, и Апокалипсис подложными. Авторство этих новозаветных текстов они приписывали некоему Керинфу [98].
3.5 Ереси Оригена и Ария
Ересь Оригена. В истории богословия значение Оригена, по словам Л.П. Карсавина, совершенно исключительно. "Он положил начало его методам, коснулся основных его проблем, во многом дал верные решения или - даже своими ошибками - наметил пути будущих решений. Не признавая никаких граней, отвечая на всякий новый вопрос самыми дерзкими гипотезами, он пытается охватить, понять и объяснить все" [99]. Ориген первым среди христианских мыслителей, выдвинув идею богословского синтеза, первым и осуществил ее, создав на основе Священного Писания и церковного Предания философски-богословскую систему, заключающую в себе все содержание христианской веры. Заложив фундамент научного богословия, он предпринял шаги к "воцерковлению" классической науки. "Ум чрезвычайно глубокий и разносторонний, человек, по личным убеждениям своим несомненно и искренне церковный, Ориген порой не умел сдерживать полёта своей мысли, смирять и удерживать её в рамках <...> ясно обозначенного Церковью "правила веры" [100]. В этом необузданном "полете мысли" и коренились истоки оригеновской ереси.
Тело, по мнению оригенистов, является источником скверны. Оно виновник нашего греха и падшего человеческого состояния. "Тело бывает виною злоречия и всяких прегрешений; потому что душа сама по себе - одна без тела - совершенно не может грешить, а посему, чтобы по отшествии отсюда, она могла быть свободна от греха и преслушания на небе, где и будет иметь пребывание вместе с Ангелами, она должна остаться свободною от тела, потому что тело служит для нее причиною осквернения грехом и содействует этому" [101]. Конечно же, умаление тела в корне расходилось с учением Церкви: "Тело не темница души, а часть человека, без которой человек был бы неполным. Смерть тела есть следствие греха, но чрез смерть само тело очищается. Падение произошло не в состоянии чистой духовности, а вместе с телом, поэтому в теле живет грех" [102]. Такова православная позиция св. Мефодия Патарского, противопоставленная воззрениям Оригена. Тело человека не есть узы и оковы, как считал александрийский учитель. "Человеком в самом истинном смысле относительно природы называется не душа без тела и не тело без души, но то, что составилось в один прекрасный образ из соединения души и тела" - считает святой Мефодий [103]. "По плану Творца тело создано бессмертным - и смерть явилась вследствие греха, - пишет архиепископ Филарет (Гумилевский), раскрывая учение святого Мефодия в его борьбе с Оригеном. - Дело Божие должно восстановиться в своем виде. Смерть попускается с тем, чтобы с одной стороны разрушением телесного состава совсем изгладить грех в теле, который иначе живет до гроба и в лучшем христианине; с другой - преобразовани-ем испорченного состава исцелить в нем язвы греха. Таким образом, первоначальное тело не должно уничтожаться; это было бы противно идее о Боге и человеке; оно только преобразится. Точно такая же перемена произойдет и со всем миром: он не уничтожится при кончине века, а преобразится" [104]. Ориген также учил, что вселенная совечна Богу. Он говорил, что Создатель не бывает без создания, творец без творения, вседержитель без содержимого. И по логике Оригена выходило, что творения были при Боге от начала и что "не было времени, когда бы их не было" [105]. На что Святой Мефодий, в своих рассуждениях отстаивая православное учение о Боге как едином Творце и Виновнике всего сущего, говорил: "Не есть ли Бог иное, нежели мир, и мир иное, нежели Бог? Конечно так. По сему не следует называть Бога совершенным и Создателем и Вседержителем чрез мир? Нет. Дабы Он оставался совершенным Сам по Себе и чрез Себя, а не через мир и притом изменчивый? Так следует" [106]. Как видим, последствия учения для Церкви, возобладай они над Истиной, были бы разрушительны.
Ересь арианства. Основатель ереси Арий был родом из Ливии. Вслед за гностиками отрицал Божественность Иисуса Христа. По Арию, Христос - не Бог, а первый и совершеннейший из сотворенных Богом существ. Он выше всех ангелов и архангелов, но ниже Отца. Подчеркивая тварность Христа, Арий утверждал Его рожденность, вследствие этого, по его мнению, Христос не Бог. Отрицал Арий и существование человеческой души во Христе. Арий исходил из понятия о Боге как совершенном единстве, как о самозамкнутой монаде. И эта монада есть Бог Отец. Все иное, что действительно существует, чуждо Богу по сущности, имеет иную сущность. Завершенность бытия Бога исключает всякую возможность сообщения или уделения Божественной сущности кому-либо другому. Сын Божий, по его мнению, как Ипостась, как действительно Сущий - безусловно и всецело чужероден и не подобен Отцу. Он получает Свое бытие от Отца и по воле Отца, как прочие твари, и приходит в бытие как посредник в творении, ради создания мира. Есть некий "промежуток", некий "зазор" между Отцом и Сыном. Сын не совечен Отцу. Иначе - два "Безначальных", два "Начала". Истина единобожия была бы отвергнута. Было время, когда Сына не было. Он "из не сущих". Он есть "тварь". Имеет изменяемую природу. Божественная слава сообщается Ему - "по благодати", а не по природе. В сущности, это отрицание Троичности Божией. [107]. Учение о Слове, как первой твари, как некоем посреднике между Богом и миром, о Слове, совершенно иноприродном Отцу, несло в себе самую большую опасность, так как в корне разрушало учение о Св. Троице. "По тому, с каким успехом арианство быстро распространилось по лицу тогдашней вселенной, - писал архим. Киприан (Керн), - и с каким трудом оно должно было быть преодолено со стороны православных ясно, что по своему калибру это лжеучение существенно отличалось от всех до него бывших догматических заблуждений" [108].
Борьба, развернувшаяся в Церкви, была "не о богословских тонкостях, но о жизненных интересах христианского человечества: вопрос шел о том, какое место в икономии веры должно быть отдано Христу" [109]. Вопрос распадался на несколько частных: если Слово Божие, Логос, действитель-но существует, то в каком отношении Он стоит к Богу, к единому Богу? Является ли Слово Божие составной частью Божественной сущности, или Он только творение, подобное людям - бесконечно высшее, но творение, созданное свободной волей Божией? Если Он совершенно одинаковой сущности с Богом, то остается ли место для различия и не нарушается ли достоинство Бога и Вседержителя, если рядом с Ним стоит такое существо? Если Слово есть творение и Ему следует поклоняться, то не будет ли это обоготворение твари? Не проникает ли в Церковь, при положительном ответе, старое языческое многобожие? Давая свои однозначные ответы на поставленные временем вопросы, арианство в IV столетии стало первой крупнейшей богословской ересью вселенского масштаба. Внутренние споры сотрясали Церковь. Арианство грозило чистоте веры и представляло серьезную опасность для всего неокрепшего еще христианского мира. Вопросы внутренней жизни Божества не были чужды писателям ранних веков. "Но мысль писателей той эпохи не была еще достаточно подготовлена, чтобы уловить все оттенки и осознать всесторонне все входящие в нее вопросы. Не зрелая сама по себе, эта мысль не породила еще ничего подобного по своему значению и силе тому лжеучению, которое вошло в историю с именем Ария, равно как и тому православному ее опровержению, которое связано с именами свв. Афанасия и великих Каппадокийцев" [110].
Борьба Антиохии с Александрией. Борьба с ересью проходила на фоне борьбы двух богословских школ, господствовавших в тогдашней Церкви - Александрийской и Антиохийской. Антиохийская школа, по мнению В. Лосского, - "школа буквализма в экзегезе, обращавшая главное внимание на исторический аспект Священного Писания. Всякая символическая интерпретация, всякий гносис священного события казались ей подозрительными, и потому она часто теряла из виду присутствие вечности в истории" [111]. Антиохийцы акцентировали внимание на человечности Христа. Была реальная опасность усмотреть в Иисусе всего лишь "индивидуум" в Иудейской истории. В Антиохийской школе история замыкалась в себе настолько, что порой даже проходила мимо грандиозного видения Бога, ставшего человеком. Антиохийцы "не могли с достаточной ясностью выразить таинство соединения двух природ во Христе" [112]. Для выражения этого у антиохийцев отсутствовали терминологические средства. Антиохийской школой руководил одно время пресвитер Малхион, обличавший лжеучение Павла Самосатского. Затем школу возглавил сторонник Павла - Лукиан Самосатский. Его учениками были: Арий, Евсевий Никомидийский, Фоегнис Никейский. "Лукианисты хотели быть представителями положительного и точного, основанного на прямом смысле Писания богословия. Они отрицательно относились к аллегорическому методу александрийцев и к связанному с ним мистико-философскому умозрению. Воспитанные на Аристотеле, истинном отце еретиков, увлеченные его категориями и силлогизмами, они любили и умели спорить. Желая и в богословии оставаться строго научными, они верили в силу разума и не хотели знать ничего непостижимого" [113]. (Выд. автором).
Александрийская школа, напротив, основываясь на христианском гносисе, "в своей крайней аллегорической экзегезе часто лишала библейское событие его конкретной простоты, проявляя тенденцию игнорировать исторический, человеческий аспект воплощения" [114]. Опору Александрийская школа находила в "богословии Оригена с его свободным аллегорическим истолкованием" [115]. Школу последователь-но возглавляли знаменитые богословы, среди которых Пантен, Климент Александрийский и уже упомянутый Ориген. Александрийская школа характеризовалась особым направлением и качеством преподавания, постепенно из школы огласительной преобразовавшись в академическую. "Священное Писание в понимании представителей аллегорической школы толкования, - по выражению протоиерея Иоанна Мейендорфа, - было чем-то вроде криптограммы для непосвященных, имело эзотерический смысл, доступный лишь избранной элите образованных интеллектуалов, но не простым непросвещенным смертным" [116]. Обе эти школы дали как великих богословов, так и великих еретиков, "когда каждая из них поддавалась характерному для них искушению" [117]. Кульминацией противостояния школ стал христологический спор александрийца Кирилла с антиохийцем Несторием. Хотя, по словам А.В. Карташева, у Александрийской школы недостатки были не менее крупными и скользкими, но в споре сначала "Александрия восторжествовала над Антиохией в порядке антитезы и с уклоном в полярную крайность. И лишь затем, с учетом и антиохийского богословия, достигнуто было синтетическое равновесие" [118]. Известно, что Александрийская школа богословия тяготела к философии Платона, а Антиохийская - к философии Аристотеля. Арий, обиженный неизбранием на александрий-скую кафедру, был учеником антиохийца Лукиана. Св. Александр писал: "Это не значит, что Арий просто заимствовал свое учение у Лукиана. Нет оснований отрицать известную самостоятельность Ария..." [119]. Георгий Флоровский подчеркивает, что проблематика арианского богословия понятна только из предпосылок Оригена. Арианское движение было возможно только на почве оригенизма. "И потому борьба с арианством была в действительности преодолением оригенизма" [120]. И это притом, что сам св. Афанасий Александрийский к Оригену относился с большим почтением. Таким образом, "преодоление арианства исторически оказалось сразу и преодолением оригенизма, - в троическом богословии" [121]. "Арианство, как и оригенизм, можно назвать ересью о времени" [122]. Здесь и была основная погрешность арианской мысли. Лукиан, признавая предвечное существование Сына Божия, объявлял Его высшим творением Божиим, созданным из ничего. В школе Лукиана группирова-лись будущие вожди арианства: Евсевий Никомидийский, Марий Халкидонский, Феогний Никейский, Арий.
Характеризуя опасность арианской ереси для судеб православия, Е. Ловягин в конце XIX века писал: "Христианская Церковь, многократно подвергавшаяся гонениям и всякого рода бедствиям... ни от чего и ни от кого не испытала столь великой опасности, как от еретиков. Еретики, посягая и на внешнее благосостояние верующих, стремились преимущественно возмутить внутренний мир их, похитить у них истинное сокровище - чистоту веры и благочестия, извращали святые истины богооткровенного учения и таким образом посягали прямо на то, без чего самая Церковь не была бы истинною Христовою Церковью... Из всех же ересей, возникавших в Церкви от времен апостольских доныне, самая опасная, гибельная и сопровождавшаяся важнейшими последствиями есть ересь арианская... она по всей справедливости может быть названа хитрейшим изобретением духа злобы" [123]. По меткому выражению архимандрита Рафаила (Карелина): "ариан можно было бы назвать "философствующей интеллигенцией", старающейся примирить платонизм с христианством. Простота отцов была непосредственным восприятием христианства и отражением его света в своей душе. Они богословствовали не столько словом, сколько духом. Если бы не было Ария, то не существовало бы арианства, если бы не было Афанасия и каппадокийцев, то православие осталось бы тем же самым" [124].
3.6 Иконоборчество как "сумма ересей и заблуждений"
Истоки иконоборческой ереси не только в иудаизме и исламе. Претензии к Церкви Христовой, что, якобы, она уничтожает или стесняет искусство, раздавались с самых начальных времен христианства. Такие высказывания были у Цельса, Лукиана, Юлиана, Ливания и других. Абсолютно беспочвенны к Церкви, эти обвинения полностью применимы к еретикам и псевдо-христианским сектам первых веков. Упоминаемые нами выше секты назореев, евионитов, монтанистов действительно считали искусство живописи и скульптуры изобретением лукавого с целью ослеплять и увлекать людей. Иконоборчество исповедовали секты, зараженные докетизмом, то есть учением, по которому воплощение Иисуса Христа было не реальным, а призрачным. Таковы были павликиане и некоторые монофизитские секты. На VII Вселенском Соборе св. Патриарх Тарасий сказал, что иконоборцы вдохновлялись иудеями, сарацинами, самарянами и двумя монофизитскими сектами: фантазиастами и теопасхитами. Некоторые иконоборческие идеи проскальзывают в текстах таких известных церковных писателей начальных веков как Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий Кесарийский, Минуций Феликс, Арновий и Лактанций.
Невыразимость и неизобразимость Божества была основным постулатом иконоборцев. Считая, что единственной иконой Христа может быть только Евхаристия, они говорили: "Из всего, находящегося под небом, не названо другого вида или образа, который мог бы изображать Его воплощение" [125]. В анафематствах иконоборческого Собора 754 года говорится о "неизобразимой сущности и ипостаси Слова" даже и после Его вочеловечения. "Слово и по воплощении неизобразимо" [126]. По мнению иконоборцев, на иконах изображается только плоть Христа, а не "ипостасное соединение двух природ" [127]. Логика иконоборцев такова: Образ Бога неизобразим. На иконах изображается только человечество, а не Божество. Происходит разделение ипостасей. А поклоняться человеку нельзя. Так как на иконе только образ человека. Потому что образ Бога не изобразим. Как уже говорилось выше, по мнению иконоборцев, иконой может быть только предмет, тождественный изобразуемому. Если нет тождества образа и предмета, изображающего этот образ, - образа как такового быть не может. В отношении догмата Боговоплощения изобразительное искусство есть богохульство, потому как Божество неизобразимо, это, во-первых. А, во-вторых, пытаясь изобразить на иконе божественную и человеческую природы Христа, иконописец впадает в ересь монофизитства, сливая эти природы в одну. Передать истинное соотношение природ икона не может. Таким образом, по мысли иконоборцев и современных протестантов, Евхаристия является единственным возможным образом Спасителя. В этом утверждении для иконоборцев есть только два соотношения между предметами: их тождество или их различие. Для православных же, при различии природы или сущности, между ними существует известная связь. Два предмета, таким образом, могут быть одновременно тождественными и различными друг другу. Православные возражали им, потому то на иконах изображается "не Божество и не человечество, а единая богочеловеческая личность" [128]. Бог открылся нам видимым образом в Воплощении Бога Сына. "В лице Иисуса Христа - Бог явися во плоти..." [129]. Бог видим, следовательно, описуем. В противном случае ставится под сомнение и реальность самого Боговоплощения. Христос есть Второе Лицо Пресвятой Троицы. Христос в земном Воплощении был осязаем и видим. Что видимо, то изобразимо. Следовательно, видимый образ Бога реально изобразим. В заключительном оросе VII Вселенского Собора 787 года сказано, что "честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней" [130].
В науке на причины, побудившие византийских императоров-иконоборцев упразднить иконопочитание в империи, ввергнув Восточную Церковь на многие годы в ересь иконоборчества, существует много различных мнений. Г.Острогорский пишет: "Для современного наблюдателя проблемы иконоборчества оказались настолько непроницаемыми, и самый тот факт, что в течение целого столетия шла борьба не на живот, а на смерть из-за вопросов религиозного культа, оказался настолько непонятным, что вопреки всем свидетельствам источников иконоборчест-во было истолковано как социально-реформистское движение" [131]. Это с позиции насквозь пропитанного рационализмом и социологизмом Запада. С точки зрения Востока, вопросы, затрагиваемые в иконоборческий период, носят чисто вероисповедальный характер. Иконоборчество имело глубокие корни задолго до того, как государственная власть открыто взяла его лозунги на свои щиты. Иконоборчество продолжало существовать и после того, как власть заняла к иконоборчеству диаметрально противоположную позицию. Истоки этой ереси никак не связаны с определенным историческим периодом и позицией власти. "Иконоборчество, - пишет Л.А. Успенский, - с теми же вероучебными предпосылками несколько раз повторялось в истории разных стран. Продолжает оно существовать и в наше время, и притом без малейшей связи с какой-либо политической властью" [132]. И это лишний раз подтверждает нашу точку зрения, что источник всех ересей, а равным образом разнообразных сект и расколов, находится в плоскости психологии человека. Внешние обстоятельства не являются определяющими, а суть обстоятельства провоцирующие, катализирующие, выявляющие какое-либо ущербное воззрение человека на Истину, то есть уклонение от нее.
Истоки и укорененность ереси. Мир усиленно пытался и тогда, и пытается по сию пору, внести в Церковь свой, мирской, образ, образ мира падшего, греховного, растленного и разлагающегося, стараясь разрушить Церковь изнутри. И церковная иконопись была удобным средством влияния на умы неокрепших в истине христиан. Изображение святыни и отношение к ней были зачастую мирские, без приложения духовных усилий, потому что "гораздо легче изобразить Бога по образу и подобию падшего человека, чем сделать обратное: передать в изображении образ и подобие Божие в человеке" [133]. В Византийской империи в рассматриваемые нами времена влияние на христианский образ античного искусства бывало настолько сильным, что некоторые историки прямо говорили о возрождении античности. Отношение к иконам людей верующих, но духовно не развитых, давало веские аргументы иконоборцам в борьбе против святых образов. Так, христиане, с усердием украшая храмы, полагали, что этого достаточно для спасения души. Византийские аристократы носили пышные одеяния, украшенные изображением святых. Также и в Александрии высокопоставленные особы щеголяли по улицам в нарядах, украшенных священными изображениями. Иконы брались в качестве крестных отцов и матерей при крещении и в качестве поручителей при постриге в монахи. Соскабливалась краска с икон и примешивалась к Святым Дарам. На иконах, вместо престола, совершались богослужения. Почитали не столько изображенное лицо на иконе, сколько сам предмет. Одним словом, иконопочитание зачастую становилось профанацией, вырождаясь постепенно в магию и язычество. Не только внутренние нестроения способствовали иконоборчеству, но и внешние обстоятельства Византии, в частности, набиравший силу вокруг границ империи ислам. Апогеем иконоборчества по сути стал Собор 754 года, начавшийся в Иерее и завершившийся в Влахернском храме Константинополя, прошедший под председательством епископа Ефесского Феодосия. Мыслился этот Собор как вселенский. Но православные Византии не позволили себя обмануть и не отказались от почитания икон.
Уничтожение чудотворного образа Спасителя над входом в императорский дворец в Константинополе было первым и чрезвычайно характерным действом иконоборцев, что естественным образом спровоцировало народные волнения. Жесточайшая борьба с православием продолжалась в Византии около 100 лет. Иконоборческий император Лев Исавр был человеком "деспотическим и грубым". Он принуждал к крещению евреев и монтанистов, которые зачастую насильственному крещению предпочитали самоубийство. "Я царь и первосвященник", - писал Лев Исавр папе Римскому Григорию II [134]. По сути, Восточной Церкви, Византийской Империи навязывался принцип цезаропапизма, принцип господства Государства над Церковью, принцип, глубоко чуждый Православию. И тут одна ересь как бы закономерно влекла за собой другую. Император Константин Копроним, яростный сторонник иконоборчества, дошел до того, что своим указом запретил почитание Божией Матери и всех святых. Он отменял само наименование "Божия Матерь", запрещал употребление слов "святой", "святая". Запрещал частое посещение храмов и безбрачие.
Как мы видим из выше приведенных примеров, иконоборческая ересь не есть только исключительно борьба с образом. Она глубоко укоренена как в человеке, так и в истории человечества. Под разными видами иконоборчество существовало и существует, как ныне в протестантских сектах, давно и постоянно. Можно вспомнить ересь альбигойцев в средневековой Франции, ересь жидовствующих в России XV века. С точки зрения вероучебной, иконоборчество "есть явление весьма сложное и как ересь до сих пор недостаточно изученное" [135]. Начав борьбу с изображениями Иисуса Христа, Божией Матери и святых с примитивных упреков в идолопоклонстве камням, доскам, стенам и так далее, иконоборцы со временем весьма отточили свои аргументы в русле двух основных направлений. Сторонники первого - требовали полного уничтожения священных изображений, начиная с иконы Господа Иисуса Христа. Они отрицали почитание мощей, почитание Божией Матери и святых. Все эти постулаты отрицания в полной мере присутствуют в современных протестантских сектах, например секте адвентистов седьмого дня. Сторонники второго, более терпимого направления, допускали изображения в Церкви, но выступали за "трезвое" отношение верующих к иконам. казалось бы, с ними нельзя не согласиться. Но тут было много нюансов: одни из этих иконоборцев полагали, что почитать иконы нельзя совсем, другие признавали только икону Спасителя Иисуса Христа, отрицая иконы Богоматери и святых, третьи же утверждали, что Спасителя следует изображать только до Его воскресения. Подробный разбор мнений иконоборцев и ответ на их еретические суждения отцов Седьмого Вселенского Собора не входит в план данной работы. Отметим только чрезвычайно важный вывод отцов упомянутого Собора, что "иконоборчество, как своими воззрениями, так и своей деятельностью, разом повторяет злые примеры, заблуждения и ереси всех прежних времен: иконоборчество есть сумма многих ересей и заблуждений" [136]. Отметим особо, что основой иконоборческого мышления и всего того, что с ним связано, был отнюдь не ветхозаветный запрет образа, как это принято считать - этот запрет был аргументом лишь в начале спора. Иконоборчество родилось на Востоке и оно часто характеризуется как отмеченное восточно-магическим пониманием образа. Но, согласно трудам Г. Флоровского, эта ересь имеет более глубокие корни. В ереси иконоборчества была попытка возврата к дохристианскому эллинизму. Основное вдохновение иконоборческого мышления было эллинистическим [137]. Это была фаза многовекового процесса, в которой проявилась бескомпромиссная позиция оригенизма и платонизма. Уже будучи осужденным V Вселенским Собором, оригенизм к тому времени был довольно живым богословским течением и его аллегорически-символический метод "как нельзя более подходил к рассуждениям иконоборческого богословствования" [138]. Дело шло к возврату к древней дихотомиии - разделению между духом и материей, веществом. В подобной системе образ мог быть помехой в духовной жизни - так как он выполнен из грубого вещества и изображает тело, то есть вещество. Таким образом, христология Оригена была фоном и основной предпосылкой рассуждений Евсевия Кесарийского, ревностного почитателя Оригена, считавшего, что неизреченную славу пременившегося Христа можно созерцать лишь духовно. А изобразить неизобразимое есть язычество. "Эллинистический мир с великой трудностью воспринимал и ассимилировал всю полноту христианского Откровения. Эта трудность и лежит в основе всех ересей и никогда не была и не может быть вполне преодолена" [139]. Борьба за цельность христианского Откровения велась еще до оригеновского интеллектуализма. Эллинистское наследие христологии имело место еще до Оригена и Ария. Иконоборчест-вом завершается серия крупных христологических ересей первого периода истории Вселенской Церкви. Каждая из этих ересей ущербляла в какой-то определенной мере домостроительство Божие. Иконоборчество было уже не на отдельные аспекты, а на все домостроительство нашего спасения в целом. "И так же как эта весьма сложная ересь была нападением на православное вероучение в его целом, так и восстановление иконопочита-ния представляет собой не только победу над отдельной ересью, а победу православия как такового. Церковь торжествовала над множеством разнородных ересей и будет еще торжествовать; но лишь одна из ее побед, именно победа над иконоборчеством, торжественно провозглашена Торжеством Православия как такового" [140].
3.7 Наброски к портретам некоторых ересиархов
Чрезвычайно важно взглянуть на некоторых наших ересиархов и их последователей с точки зрения психологии. Дать, так сказать, некоторый психологический набросок выделяющихся особенностей в портрете еретика, выявить некоторые общие черты в их облике. Вот как писал в свое время о еретиках св. Ириней Лионский: "Они мудрствуют свыше меры разумения" [141]. Это проявляется в том, что они, еретики, "служат своим удовольствиям и не предпоставляют страха Божия в сердцах своих, а ведут себя с презрением к прочим и гордятся своим председательством и делают в тайне злое..."[142]. Здесь, по мысли св. Иринея, человеческая гордыня и желание земных благ ведут к исповеданию, сознательно искажающему христианство.
Методы работы тех же гностиков очень узнаваемо описаны Климентом Александрийским в том же II столетии: "Что делают они (еретики)? Они с намерением останавливаются на некоторых неясных местах, толкуют их своеобразно и согласно со своими личными предвзятыми мнениями, ограничиваются отдельными словами и придерживаются буквы вместо того, чтобы вникать в истинный смысл и значение священных текстов. Обращая же внимание лишь на некоторые слова, они искажают их значение; настоящего их смысла они или не знают, или же связывают с ними смысл произвольный, через что первоначальные намерения Святого Духа, выраженные в тех речениях, рушатся. Толкование всегда должно соответствовать правде, чести; объясняемые места Писания, кроме того, должны оказываться сходствующими по смыслу и с другими такими же. Идя в народ, чтобы разливать яд своих новшеств, и очень хорошо понимая, что находятся в противоречии со всем Писанием, а равным образом и нами будучи на всех пунктах опровергаемы, они воочию всех отбрасывают те и другие из священных книг или целые части их. При сем они бесстыдно и на нас клевещут, сожалея о бесталанности нашей, о неспособности нашей понять учения их, отличающиеся будто бы величественной возвышенностью. Если кто их уличит во лжи, то они отрекаются и от своих учений, стыдясь признаться и во всеуслышание объявить то, чему они учат втайне и преподаванием чего хвалятся во мраке. И это над еретиками наблюдается всякий раз, когда кто выступает против превратности их размышлений" (Строматы, 7, 16). Как мы видим, портрет достаточно яркий, красноречивый и многоговорящий о сущности этих людей.
А, к примеру, Тертуллиан в книге "Против Валентина" так живо описывает черты его последователей: "Спроси их о чем-либо откровенно - они примут строгий вид, наморщат лоб и возгласят: "О, глубина!" - Войди с ними в ближайший разговор, они утонченно и двусмысленно станут утверждать, что их вера общая со всеми. Если заметят они, что ты их противник, они будут отрекаться от всего. Если ты приступишь к ним с большой настойчивостью, то они притворятся легкомысленными простаками" [143]. А вот характеристика самого Тертуллиана, данная свт. Филаретом (Гумилевским): "Воображение живое и порывы пламенного чувства увлекали его за пределы умеренности" [144]. Архимандрит Киприан (Керн) продолжает портрет Тертуллиана: "Его прямолинейный и решительный нрав не могли его удержать на линии умеренности и сдержанного отношения к людским слабостям. Ригоризм и суровость увлекли его в течение монтанизма. В начале III века он порывает с Церковью. По свидетельству блаженного Августина, и в монтанизме Тертуллиан не нашел удовлетворения и основал свое собственное направление тертуллианистов" [145]. Тертуллиан, впавший в ересь монтанизма, являлся "одним из самых ярких, непримиримых и риторически-пламенных противников гносиса" [146]. Отвечая на вопрос, как случилось, что "пылкий защитник Церкви" стал ее поносителем и врагом, свящ. С. Мансуров, не соглашаясь с блаженным Иеронимом, главную причину видит "в самой глубине его душевной жизни, во всем жизненном его пути". Его душу С.Мансуров сравнивает с пустым храмом. В душе зияет пустота, в нем нет подлинной духовности, отсутствует терпение, без которого, по словам самого Тертуллиана, "невозможно ни вере умножиться, ни христианскому учению укорениться" [147]. Внутреннюю свою душевную пустоту он как бы пытается заполнить внешней борьбой с проявлениями язычества. Но, "слишком пристальный взгляд на чужие многообразные падения, отвлек его от мыслей о собственной ничтожности" [148]. Как бы подытоживая причину отпадения Тертуллиана от Церкви, С.Мансуров пишет, что "обнаружилась грубоватость всего духовного его пути и природные недостатки его характера, которые он не сумел преобразить помощью благодати" [149]. Другой исследователь отмечает у Тертуллиана "страстность темперамента" [150] и неуемный "ригоризм", который, однако, не мог "удовлетвориться той степенью нравственной строгости, которая характеризовала нравы церковного большинства". И как было сказано выше, именно эти качества его души и подвигли Тертуллиана примкнуть к секте монтанистов. "Однако беспокойный дух сурового пресвитера не нашел и здесь успокоения" [151]. В работе "О терпении" беспокойный африканец признавался, что он начисто лишен этой добродетели, то есть - терпения.
Под влиянием хилиазма - верования о наступлении тысячелетнего царства Мессии - Монтан, основатель секты, в которую ушел Тертуллиан, возымел мысль усилить строгость церковной дисциплины с целью приготовления ко вступлению в это царство. Вообразив себя вдохновенным свыше пророком, Параклитом, которого обещал послать на землю Спаситель, он в состоянии экзальтации, начал проповедовать о своем назначении очистить Церковь от примеси чувственности, привести ее членов в меру возраста совершенна. Монтан требовал строжайшего аскетизма от христиан: удаления от брака, суровых и продолжительных постов, сверх предусмотренных Церковью, стремления к мученичеству во время гонений. Зачастую последователи Монтана искали этих гонений и мученичества, вызывая их искусственно, обостряя социальную обстановку. Они противопоставляли себя Церкви тем, что отвергали церковную иерархию, таинства и все формы богослужения.
Подобная же "пламенность", ревность к Богу, непомерный аскетизм, не раз приводили к ересям и отпадению от Церкви. "Неукротимым последователем ап. Павла" называет Л.П. Карсавин Маркиона, основавшего церковь, соперничавшую с христианской [152]. Другой известный ересиарх и тоже строгий аскет - Мани - проповедовал, что ученики Христа извратили учение. Христос обещал послать в мир Параклита - Духа Утешителя, который явился в лице Мани. Душа мира освобождается - пока только в одном человеке - от оков материи. Средство к освобождению от материи - строгий аскетизм. Мани проповедовал удаление от брака, запрещал употреблять вино и мясо, убийство животных, срывание растений - душа мира находится в них в бессознательном состоянии.
Ориген "выделился смелыми призывами к верности христианству и своей аскетической жизнью, в которой, как и во всем, он не хотел знать границ и дошел до самооскопления" [153]. "Ум чрезвычайно глубокий и разносторонний, человек, по личным убеждениям своим несомненно и искренне церковный, Ориген порой не умел сдерживать полёта своей мысли, смирять и удерживать её в рамках <...> ясно обозначенного Церковью "правила веры" [154]. Ориген с малых лет "стремился к мученичеству", его жизнь была полна "аскетических лишений", продал, когда возникла необходимость, единственное сокровище - библиотеку. Также проявлял "ревность свою к исполнению евангельских требований" [155]. Ориген вообще необычайно противоречивая фигура в истории христианской Церкви. Прот. Г. Флоровский писал: "В жизни Ориген был человек борьбы. Не только по исторической случайности был он полемистом. Полемична сама его мысль. И эта полемика была для него не только диалектическим размежеванием. Мятежный дух Оригена соткан из противоречий" [156]. (Выд. автором).
Другой крупнейший еретик первых веков христианства Арий, по словам Карсавина, "приобрел много приверженцев вкрадчивой ласковой речью и аскетической строгостью жизни" [157]. Поснов, подчеркивая, что он был почитаем главенствующим епископом и имел почтение со стороны благочестивых женщин, так описывает внешний облик знаменитого еретика: "По внешнему виду, Арий был высок, худ, как аскет, серьезный, но приятный в обращении, красноречив и искусен в диалектике, но также хитр и честолюбив; Oн был человек с мятущейся душой" [158]. (Выд. автором). В сущности Арий рисуется натурою богато-одаренной, с некоторыми недостатками, которые, надо полагать, и стали причиной уклонения его в ересь.
На пристрастность ересиархов к разнообразным блудным страстям указывает святитель Игнатий (Брянчанинов). Он пишет: "Поведение ересиархов было развратное: Аполлинарий имел прелюбодейную связь, Евтихий был особенно порабощен страсти сребролюбия. Арий был развратен до невероятности. Когда его песнопение, Талию, начали читать на Первом Никейском Соборе, Отцы Собора заткнули уши, отказались слышать срамословие, не могущее никогда придти на ум человеку благочестивому" [159].
Краткие выводы. Как можно заметить из всего выше сказанного, практически всем рассмотренным нами ересиархам присущ ряд общих или сходных черт характера. Их всех объединяет непомерно строгий аскетизм; пламенность и пылкость в служении; ревность к Богу; мятежная или мятущаяся душа; некая душевная неукротимость и беспокойность; человеческое мудрствование; прямолинейность, непримиримость, нетерпимость и решительность в поступках; надмение по отношению к окружающим. Другими словами - чрезмерность и нетрезвенность по отношению к себе и к Богу. Можно, вероятно, с полной уверенностью говорить о самом главном - о замутнении сердца, искажающего духовные глубины Истины, раздробляющего Истину на фрагменты и отдающего предпочтение одному фрагменту, или одним из фрагментов, в ущерб целостному восприятию. Замутненность сердца восполняется активной работой своевольного разума, лишенного контроля со стороны духа, и уводящего постепенно человека от Бога. В то же время испорченный компас человека показывает ему, что его курс, в отличие от многих других - роль гордыни - самый правильный, верный и истинный.
Глава 4. ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО ПРАВОСЛАВИЯ
4.1 Экуменизм как "вместилище всех ересей и зловерий"
Как мы видим из весьма краткого обзора ересей, пережитых Церковью Христовой на протяжении ее земной истории, люди, не сумевшие по каким-либо психологическим причинам своего душевного устройства восприять Истину в целостном единстве, как правило, неосознанно искажали отдельные ее стороны. В современной ереси экуменизма речь идет уже о полном и сознательном, тотальном и всеобъемлющем изменении самой сущности Православной Церкви. Цель экуменизма - переориентировать вектор Спасения в Церкви Христа на земные конкретные цели человеческого благополучия в современном социуме. Речь идет о низведении учения Господа Иисуса Христа до уровня социальных, гуманитарных, пацифистских идей нынешнего времени, о приспособлении новой экуменической и синкретической "церкви" к уровню сознания секуляризованного человека, к его утилитарным целям и задачам. А задачи эти - рай на земле, но без Бога; церковь, но без Христа... И почему-то сегодня стараются не вспоминать слова Александрийского патриарха Николая VI, сказанные им еще в 1972 году: "Я осуждаю экуменизм и считаю его не просто ересью, а пан-ересью, вместилищем всех ересей и зловерий. Нам хорошо известны антихристианские силы, закулисно управляющие экуменизмом... Экуменизм направлен против Православия. Он представляет сегодня самую большую опасность, наряду с неверием нашей эпохи, обожествляющим материальные привязанности и удовольствия" [160]. Следует вспомнить так же и доклад об экуменизме архиепископа Виталия (Устинова) на Архиерейском Соборе Русской Зарубежной Церкви вскоре после IV Ассамблеи Всемирного Совета Церквей в 1967 году в Упсале. Произнесенные им оценки напрямую связаны с темой нашей работы: "В Мировом Совете Церквей... соединились и объединились все кощунства, заблуждения и противления Истине за всю историю рода человеческого... Тут древнее арианство, монофизитство, монофелитство, иконоборчество, пелагианство и просто всевозможные изуверства под совершенно другими названиями современных сект... Это явление безусловно апокалиптического характера" [161] (Выд. автором). Речь идет о полномасштабном наступлении на основы Христовой Церкви, на Православие. Нельзя не вспомнить и слова американского монаха отца Серафима (Роуза). Отметив, что каждая ересь имеет свою собственную "духовность", свой характерный подход к религиозной жизни, он пишет, что "сама природа экуменической ереси - вера в то, что нет единой видимой Церкви Христовой, что такая Церковь только еще формируется, - такова, что она подвергает душу, поддавшуюся ее влиянию, определенным духовным воздействиям, которые с течением времени должны привести к типично экуменическому "благочестию" и "духовности"" [162]. Экуменизм же, по словам о. Серафима (Роуза) в христианской трактовке "в своем наилучшем варианте представляет собой искреннее и понятное заблуждение протестантов и католиков, - заблуждение, которое заключается в том, что они не умеют понять, что видимая Церковь Христова уже существует и что они находятся вне ее" [163]. (Выд. автором).
Но протестантам и католикам простимо такое "искреннее и понятное заблуждение". Но такое заблуждение совершенно непростимо людям православным. Основной задачей экуменической ереси является полное уничтожение Православия. Конечная цель экуменизма - объединение всех религий, создание новой церкви - по сути Церкви Антихриста. Поэтому абсолютно понятны утверждения экуменических деятелей, что не только отдельные Церкви не обладают всей полнотой истины, но также и само Христианство полноты Божественной истины не содержит. По своей сути экуменизм - это ересь, проявляющаяся в стремлении осуществить единство на основе компромисса между истиной и ложью, между добром и злом, между Христом и Велиаром с целью создания единой "новой церкви" и единого "нового мира". Компромиссам здесь места нет. Примером должно служить решение епископа Псковского и Великолукского Евсевия, когда в 1996 году владыка своим решением запретил в служении настоятеля Мирожского монастыря в Пскове архимандрита Зинона и отлучил от причастия двух иноков за причащение во время католической мессы.
4.2 Психологические искривления как источник ересей
Из всего выше изложенного можно сделать вывод, что непосредственный источник разнообразных ересей, отклоняющих человека от Истины, лежит в душевной области человека. Именно нарушение целостности человека в результате грехопадения, искривление целостного восприятия Бога и мира, приоритет разума над сердцем - все это и является причиной уклонения человека от Истины. Следовательно, в душевной области человека и располагаются главные истоки всех ересей, сект и расколов. Линия главенства разума, берущая начало в гностицизме первых веков христианства логически завершилась в рационализме XX века. Но именно сердце является исключительным органом восприятия Бога, который трудно обмануть, если оно чисто и незамутненно, если открыто обращено к Истине. О роли сердца в познании Бога исключительно подробно говорится в Библии. /Смотри Приложение 2/.
Об этом же говорили многие знаменитые философы и ученые. Как пример, вспомним высказывание Блеза Паскаля: "Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем" [164]. Известный русский философ П.Д. Юркевич в статье "Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению слова Божия", можно сказать, перекинул мостик от Священного Писания и Отцов Церкви к современной психологии. В этом трактате на тему о сердце как центре духовной и, что важно для темы нашей работы, душевной жизни, на примере многочисленных цитат рассмотрел библейское учение о сердце и попытался согласовать его с данными науки. Мышление, утверждает Юркевич, есть часть человеческой души. Сердце есть средоточие душевной жизни человека. "Справедливо, - пишет П.Д. Юркевич, - что откровение сообщает человеку истины, недоступные для его разума, но также справедливо, что человек не есть животное, только научаемое Богом; сама душа носит в себе зачатки и предрасположения к этому необыкновенному научению" [165]. Отсюда мы можем сделать закономерный вывод - если душа не воспринимает истины Откровения, если она не воспринимает Бога как Истину, то есть во всей полноте и целостности, то полную и всеобъемлющую ответственность за невосприятие Истины, за уклонение от Нее, за уход в ереси, секты и расколы - несет душа человека, сам человек.
О том же практически говорит и наш современник свт. Лука (Войно-Ясенецкий) в своей знаменитой работе "Дух, душа и тело". Сердце является важнейшим органом чувств, оно обладает высшей способностью ощущать Бога. Свт. Лука пишет, что "сердцем можно воспринять вполне определенные внушения прямо как глаголы Божии" [166]. Сердце определяет наше мышление, именно оно согласно Священному Писанию, мыслит, размышляет и познает. Поэтому наше сердце несет полную ответственность, то есть лично мы и никто другой - ни человек, ни общество, ни даже Господь Бог - не ответственны за наш выбор Истины, или за "промах" в таковом выборе. Таким образом, выходит, что сердце человека и есть преимущественно главный источник, или исток, всех наших "промахов", то есть ересей, сект и расколов. А если вспомнить начало нашей работы и задать вопрос относительно бесов и гордыни, коих считают исключительными виновниками наших ересей и уклонов, то можно привести высказывания святителя Луки, из которых явствует, что истинная причина несколько в другом: "Гордость - антитеза смирения, злоба и ненависть - антитеза любви, богохульство - антитеза любви к Богу, самолюбие и корыстолюбие - антитеза любви к людям. Отрицательное возникает при потере положительного и неуклонно развивается. Тьма возникает при потере света, холод - при потере тепла, неподвижность и застой - при потере движения. Дух сатаны родился при потере любви к Богу" [167]. И Бог попускает уклонение в ереси, и благодать Божия не осеняет душу человека - исключительно по отсутствию искреннего посыла человека к Истине, по мере его истинной веры. И как пишет преп. Макарий Египетский: "действие Божественной благодати преосеняет душу по мере веры каждого и душа приемлет помощь свыше, тогда благодать преосеняет ее только отчасти. И не думай, чтобы в ком-нибудь озарялась вся душа; внутри нее остается еще великая пажить пороку, и человеку потребны великие труд и усилие, соответст-вующей в нем благодати. Потому-то Божественная благодать, которая в одно мгновение может человека очистить и сделать совершенным, начинает посещать душу постепенно, чтобы испытать человеческое произволение, сохраняет ли оно всецелую любовь к Богу, ни в чем не сдружаясь с лукавым, но всецело предавая себя благодати" [168]. О душевной области, как источнике всех извращений и ересей писал и свт. Игнатий (Брянчанинов). Он главным истоком указывал ум человека: "Ересь есть грех, совершаемый преимущественно в уме" [169]. И далее продолжает: "Ересь сопряжена с ожесточением сердца, со страшным помрачением и повреждением ума, - упорно держится в зараженной ею душе - и трудно для человека исцеление от этого недуга!" [170].
В свое время в недавней политической истории России был лозунг "Голосуй сердцем!" Он вызывал, да и поныне вызывает, насмешки и ерничанье. Но это был гениальный лозунг. Голосуя разумом, Россия сделала бы непременно противоположный выбор, но то, что он был бы стопроцентно выигрышным, наилучшим, безболезненным, - нет абсолютно никакой уверенности... Даже напротив. Разум нас слишком часто подводит. В свое время разум был виновником христологических споров. Разум толкает нас сегодня в раскол. Потому что, если внимательно изучить документы сторонников епископа Диомида - смотри Приложение 3 - то разум практически полностью на стороне раскольников. Но сердце всецело - за Церковь Христову.
4.3 Атавизм древних ересей в современном христианине
Возвращаясь к мысли А.С. Хомякова, что пережитые Церковью ереси более возродиться в Церкви не могут, на наш взгляд, следует сделать небольшое уточнение. Да - в Церкви Христовой не могут. Но они, по нашему глубокому убеждению, в той или иной мере переживаются каждым пришедшим в Церковь, конечно, в разной степени и разной мере. Человек - это микро-Церковь. И он воспроизводит на своем пути к Богу давно, казалось бы, пережитые Церковью сомнения в виде разнообразных ересей. Душевная организация человека на протяжении тысячелетий остается неизменной. А именно оттуда, - из сердца, из разума, из воли человека и берут свои истоки все ереси и прочие уклонения от Истины. Они, имея четкие границы во времени и пространстве, тем не менее присутствуют в дне сегодняшнем. Приведем несколько примеров из нашей практики.
В одном из монастырей, который автор посещал на протяжении ряда лет, ему пришлось столкнуться с явлением, казалось бы, на первый взгляд, к Православию - где нет ни эллина, ни иудея - отношения не имеющему. В братии монастыря определенно обозначались три группировки: молдавская, русская и еврейская, находившиеся между собой в достаточно сложных и противоречивых отношениях. Более того, от одного из отцов, монаха Д., имеющего иудейские корни, в приватной беседе довелось услышать несколько пренебрежительное заявление о "язычниках", которым было сделано одолжение, когда и они были призваны в Церковь. В том, что "язычниками" являются все, кто не имеет иудейских корней, не было никаких сомнений... Сохранение национальной самоидентификации в Православной Церкви проблема не надуманная. Естественным образом возникает и реакция - идея нееврейского Христа. В свое время это разрабатывалось в писаниях небезызвестного А. Баркашова. Ныне тенденция русификации Православия, национального обособления приобретает черты сектантства через требования канонизации Иоанна Грозного, Григория Распутина, Иосифа Сталина. Так называемый раскол епископа Диомида примыкает к этой волне. Из этой же области национальные расколы, идея суверенизации, в частности, на Украине и в Эстонии. А начало этих процессов - иудейская проблема в Первоначаль-ной Церкви, рассмотренная нами выше. Как и другие ереси, она была преодолена, но корни ее остались. Они в нашей поврежденной душевной сфере, приверженности внешнему, в маловерии...