Шибнев Алексей Игоревич : другие произведения.

Легенда номер 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

ЛЕГЕНДА N3

  

Все так нереально... В каком мире мы с тобою?

Снова небо плачет над моею головою.

Старые обиды - как слова из глупой песни.

Пусть все будет в прошлом. Все равно мы будем вместе.

Свет огней проспектов, крики чаек над водою.

Город как волшебник нас уводит за собою.

В ночных клубах люди пляшут, словно заводные.

Если будет больно, это значит: мы - живые!

  

Вдаль ведет дорога, и что будет - неизвестно.

Нам не надо много, лишь бы было интересно.

Странники, поэты, заводные апельсины...

Мчатся в ночь, сигналя, словно призраки, машины

против всей Системы. Это время быть голодным

Ничего не бойся, страх мешает быть свободным

Нарисуешь образ, сложишь стих, все сабли сточишь

И пошли все к черту, делай мир таким, как хочешь

Мы не сидим дома, гуляем по улицам

Пока папа плачет, а мама волнуется.

Тусовки и бары, все эти свидания...

Пускай длится вечно миг очарования!

Кончается ночь, кто-то мне улыбается...

Беспечная жизнь - это то, что нам нравится.

Танцуем, пока ветер не переменится...

Кончается ночь. Всем привет, завтра встретимся...

Ш. Рупельшейт. "Беспечная юность в Увели".

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава первая

  
  
   "...Ах, что за рассвет!..
   Ах, что за закат!..
   Смотреть на звезды приятно,
   Но при этом опасно..."
   Бодом. "Маленький снежный поезд".
  
   Когда Вера была маленькой, Солнце светило так ярко, что казалось: сейчас ослепнешь. Небо тогда было голубое-голубое, и до того прозрачное, что можно было увидеть пятки Бога, а трава во дворе такая высокая, что без проводника в ней можно было заблудиться навеки, ведь тропинки, протоптанные неизвестно кем, так причудливо петляли среди кустов полыни, что путник, доверившийся им, попадал куда угодно, но только не туда, куда хотел. Святые говорили, что Заросли - это что-то вроде стадиона, где века играют людьми в футбол, словно мячами, а старики только бранились - там все, мол, шиворот - навыворот, ничего не поймешь! Потому Взрослые в придворовые Заросли вовсе не ходили, а вот Вера была там целых два раза.
   Первый раз она попала туда совсем еще крохой, случайно. Помнится, девочки играли в прятки, и, желая спрятаться получше, Вера забежала в Заросли и нечаянно ступила на Тропу, а та, недолго думая, закружила ее в кустах дикой вишни и привела прямо к какому-то озеру, возле которого миролюбиво паслось небольшое стадо сиреневых бегемотов. Они совсем не понимали вежливую французскую речь, с которой обратилась к ним Вера, но отнеслись к ней дружелюбно и даже позволили ей поиграть со своими детьми, маленькими бегемотиками, что с грацией пивных бочонков резвились неподалеку. Может быть, у этого мирного озера, под сенью плакучих ив, Вера тихо прожила бы до глубокой старости, но, к счастью, ее дядя Серж (мамин брат) был в то время еще достаточно сумасшедшим для того, чтоб войти в Заросли вслед за племянницей, с огромным ножом для разделки мяса в одной руке и бутылкой рома - в другой. Вернулся он уже за полночь, и ожидающие его люди вздрогнули, когда он вошел в круг дрожащего света их факелов. Его сальные индейские волосы стали пегими от внезапно выступившей седины, в глазах плескался черный ужас, руки и одежда были густо забрызганы чьей-то вонючей кровью, но любимая племянница крепко спала в плетеном коробе за его спиной, а значит, все кончилось хорошо. До конца своей жизни дядя Серж никому не рассказывал, что же произошло той ночью в Зарослях, говорил только, что нашел Веру у какого-то карьера, заполненного дождевой водой и что не было там никаких бегемотов, но девочка не верила дядьке: она хорошо помнила, как плюхались в воду жирные сиреневые туши, испуганные дикими воплями дяди Сежа, что спешил на выручку племяннице, потрясая своим ужасным мачете.
   Через пять лет после той истории с бегемотами Вера вновь попала в Заросли, вместе с одиннадцатью мальчишками со своего двора. Собаки дружественной стаи попросили их наказать Существо, что выползало по ночам из полыни и воровало несмышленых щенков. Сами собаки справиться с ним не могли - это было одно из тех Существ, что могло быть убито лишь рукою человека. И вот, расписав кожу магическими знаками, что делали тело неуязвимым, двенадцать детей цепочкой вошли в Заросли, сжимая в руках луки и копья, закинув за спины щиты, где спиралью из крошечных рисунков раскручивались от центра к краю щита их прошлые подвиги. А наутро они вернулись, но было их уже девять.
   ...Сначала детей выпороли - за то, что не ночевали дома. Потом выпороли еще раз - когда узнали, что Джим, Кенни и Арт пропали. У Веры отца не было, и ей не сильно досталось - мать с плачем шлепнула ее несколько раз по макушке и посадила под домашний арест. Позже рыжий Илья рассказал Вере, что отцы пропавших мальчишек, собрав друзей и родственников, вооружившись ружьями и ножами, отправились на поиски детей, но ничего не нашли, хотя повсюду были следы босых детских ног, часто перекрываемые отпечатками чьих-то семипалых лап. Они рыскали среди полыни до самого вечера, пока дядя Серж не уговорил их вернуться.
   - Солнце уже садится, и если мы останемся тут, то эта ночь может стать для нас последней, - сказал он. - Вашим мальчикам уже ничем не поможешь, но вспомните: у вас есть жены и другие дети. Что с ними будет, если вы сгинете в Проклятых Полях?
   Мужчины возвратились. Они долго еще сидели во дворе, оплакивая пропавших ребятишек, а потом дядя Серж накачал несчастных отцов ромом и разнес на плечах по домам, словно резиновых кукол. После этого дядька зашел к Вере домой и о чем-то долго разговаривал с ее матерью. Сквозь сон девочка слышала его голос, гулкий, словно контрабас. "Бу-бу-бу" - басил дядька, а мама только плакала в ответ, и лишь иногда восклицала: "Эти ужасные мальчишки!" или "Ах, зачем она связалась с этими мальчишками!"
   II
   "...До пяти ты жил,
   До шести рисовал,
   В семь тебе стало все ясно..."
   БОДОМ. "Маленький снежный поезд".
  
   О чем договорились мама с дядькой - осталось неизвестным, но наутро она сказала: - "Доченька, ты уже совсем взрослая! Пора тебе отправляться в странствия, чтобы научиться отличать "ХОРОШО" от "ПЛОХО" и найти Дело, которое будет тебя кормить".
   Вера вздохнула. Если честно, то она давно уже знала и про Дело и про Странствия, и иногда ей даже хотелось, чтобы эти странствия побыстрее начались - ведь в них люди переживали всякие чудесные приключения и находили разные волшебные вещи - Дядя Серж, например, притащил из своего странствия хрустальный череп-пепельницу, который сам курил, если в зубы ему вставить сигарету, но девочка успела заметить, что никто не возвращался из Странствий таким, каким был раньше. Странствия меняли людей, и в этом было что-то пугающее девочку.
   Вера окинула долгим взглядом комнату, полную дорогих сердцу вещей: стол, за которым они столько раз пили с мамой чай, буфет, где за стеклом блестел хрусталь и фамильное серебро, лампу с красным абажуром, которая стояла на столе, а раньше, когда Вера была очень маленькой и не могла еще сама произносить Защитных Заклятий, всю ночь горела у Вериной кроватки, отпугивая Кактус - Джеков и неприкаянных Клу - и вдруг на нее накатило такое глубокое чувство, что в носу защипало, а на глазах выступили слезы.
   - Прощай, детство! - сказала Вера и заплакала.
  
   III
  
   "Они умрут среди осин,
   И он останется один.
   Ведь кто-то должен включить свет,
   Закрыть все краны, снять берет,
   Тянуть существованья нить,
   Чтоб научить детей как жить".
   БОДОМ. "Фатерленд"
  
   Мама помогла собрать девочке узелок, научила ее, как писать адрес на почтовых конвертах и проводила до Городских Ворот. Тут она последний раз поцеловала девочку, благословила ее, и показала в какую сторону идти.
   Вера бодро зашагала по пыльной дороге. Она уже успокоилась и больше не жалела о прошлом. Оглянуться она не догадалась, поэтому не видела, как мама плакала и долго-долго махала ей вслед рукой.
   Там, где проселочная дорога выходила на асфальтированное шоссе, прямо у поворота, Вера заметила какое-то движение в кустах у обочины. Это оказался Рыжий Джек - пес из знакомой Вере Стаи. Вера окликнула его, и Джек подбежал к ней, бросив все свои дела - а он, между прочим, вылизывал банку из-под сгущенки.
   - Здорово, Джек! - сказала Вера и погладила пса по голове.
   - Здорово, девочка, - пролаял Джек. - Ты куда собралась в такую рань? Воровать сливы у Дяди Сержа?
   - Нет! Я иду в Странствия.
   - Уже?! - присел Джек на хвост. - Да, время летит! Еще недавно ты была крохой, не выше моего плеча, а сегодня ты уже идешь в Странствия! - и он глубокомысленно почесал за ухом задней лапой. - А денег тебе сколько дали?
   - Нисколько... ты же знаешь: мы бедные.
   - Ну! - удивился Пес, - ну и Люди пошли: отправляют дите странствовать без копейки! Но Добрых Советов тебе уж наверняка надавали целую кучу, а?
   - Ни одного, Джек, - улыбнулась девочка, - ты что, забыл: до Странствия советов детям никто не дает! Мы сами должны всему научиться... и узнать чем "хорошо" отличается от "плохо", вот.
   - Дожили! - сердито гавкнул пес, - отправляют детей в Странствия без Советов, без денег, без друзей - прямо в пасть Смерти, а потом удивляются, что возвращаются всего 20 процентов! Люди совсем стыд потеряли, я тебе скажу!.. Но вот что: Странствие уже началось?
   - Да!
   - Значит, тебе можно что-нибудь посоветовать, не так ли?
   - Ну, я не знаю, - задумалась Вера, - ведь ты же мой друг... Да и Странствие началось совсем недавно.
   - Ерунда! - перебил ее пес. - Странствие уже началось и, значит, ты имеешь полное право выслушать мои советы. А без них я тебя ни за что не отпущу, поняла? Итак, слушай, - Джек поднял лапу и задумался.
   - Ты, наверно, дашь мне очень Мудрые Советы, да, Джек? - воскликнула девочка.
   - Нет. Я дам тебе Практические Советы, такие, которые помогут тебе остаться в живых, поняла? Вобщем, запоминай, первое: ЖИЗНЬ - НЕСПРАВЕДЛИВА!
   - Как это?
   - Ну, - принялся объяснять Джек, - некоторые думают, что жизнь у них будет как сказка - красивая, радостная, легкая... Что мясные кости будут им падать с неба... Но так не бывает! И когда у этих некоторых жизнь складывается наоборот, то эти самые некоторые ужасно расстраиваются и, рыдая, восклицают: ЖИЗНЬ - НЕСПРАВЕДЛИВА! - как будто кто-то что-то им обещал.
   Ты же должна быть готова к тому, что жизнь действительно несправедлива, понимаешь? Тогда ты не будешь в ней разочарована. Это дает тебе хороший шанс выжить!
   - Хорошо... А второй Совет?
   - Второй? Вот: ничего не бойся и верь в свою Судьбу. Принимай свою Судьбу смиренно...
   - Объясни, - потребовала Вера.
   - Это дедушкин совет. Я сам его не очень-то понимаю, потому он идет без объяснений, - сказал Джек, - а теперь последнее: ты ведь идешь в Столицу, не так ли? Так вот: придешь туда и первым делом устройся на работу, на любую работу, пусть самую поганую - лишь бы тебе хватало денег на хлеб и крышу над головой. Потом - сиди тихо, как мышь: никуда не суйся, ни с кем не знакомься, а через месяц возвращайся домой. Твое Странствие закончится!
   - Домой? - протянула девочка, - тихо как мышь? А как же Приключения?
   - Приключения - это для тех, у кого карманы лопаются от папкиных денег, поняла? А таким, как ты, надо просто уцелеть! Поэтому через месяц - домой! Вот тебе мои советы, и ты им внимай!
   - Хорошо Джек, я все так и сделаю. Спасибо тебе! - сказала Вера и погладила пса по голове.
   Потом они обнялись на Прощание, расцеловались и пошли каждый своей дорогой - Джек вернулся к своей банке из-под сгущенки, а Вера вышла на шоссе и двинулась в сторону Столицы.
  
   IV
  
   "А там спросят нас: "как живете?",
   Но явно на толщах их лиц
   Написано: "О, когда ж вы уйдете
   Подальше от наших столиц?"
  
   P/CLUB. "Город - романтик".
  
   К вечеру Вера пришла в Столицу (население 300.000 человек!). Она переночевала на Железнодорожном Вокзале - под визги паровозных гудков, - а утром отправилась искать работу, как и советовал ей Рыжий Джек. Сначала она сходила на Морской Вокзал (он был тут же, за железнодорожными путями) и долго донимала своими вопросами Морских Администраторов, пока те не объяснили ей, что на Морском Вокзале работы не найдешь - тут вовремя платили деньги (притом неплохие деньги), потому все места были давно заняты. Тогда Вера немножко побродила по магазинам (а весь второй этаж Морского Вокзала был битком набит магазинами со сверкающими стеклами витрин), полюбовалась на телевизоры от SAMSUNG и видеокамеры от SONY, поулыбалась Зеркальным Дверям, а потом набралась духу и вышла в Город.
   Сначала Столица Вере не понравилась. Угрюмые серые небоскребы равнодушно поблескивали стеклами окон, на длинных улицах, точно в печных трубах завывал ветер, а по мокрому асфальту дорог рыскали машины с мордами хищными, как у тигровых акул. Лица редких Прохожих были суровы и неприветливы, а если Вера пыталась спросить их о чем-либо, то Прохожие вздрагивали и, испуганно взглянув на девочку, уходили, всей своей спиной показывая: мол, оставьте меня в покое! Но потом, наконец, нашелся все-таки один Добрый Дядька, который сказал, что работу лучше искать на Рынке, и объяснил, как туда пройти.
   На Рынке Вера пошла по ларькам, киоскам, магазинчикам, лоткам, забегаловкам, буфетным закусочным и пивным, и везде спрашивала:
   - Нет ли у Вас какой-нибудь работы?
   Но Ларечники, Киоскеры, Магазинщики, Лоточники, Забегаловщики, Буфетчики, Закусчики и Выпивохи только разводили руками: "Вах, вах, вах... Слюшай, совсэм работы нэт, да?"
   Не найдя работы на рынке, девочка снова вышла в город и обошла все кварталы, прилегающие к центру Столицы. Она заходила во все магазинчики, лавочки, столовые, парикмахерские, прачечные и даже казино, но ей везде отказывали: в лучшем случае говорили, что она еще слишком мала, чтобы работать, но чаще жестокосердечные столичные предприниматели просто смеялись над ней, ржали, мерзавцы, колыхая своими толстыми животами!
   Тогда Вера немножко подумала, и решила походить по Адвокатским Конторам и Иностранным Посольствам, где, по ее рассуждениям работодатели должны быть помягче, поинтеллигентнее, но уже наступил полдень и все конторы закрылись на обед, а в Посольства Веру не пустила охрана.
   - Ну спросите у Посла, - молила Вера толстого морского Пехотинца, что стоял у дверей Американского Посольства, - может ему нужна умненькая девочка, чтобы вытирать пыль со стола или уничтожать секретные документы? Я согласно работать почти что задаром! - так охранник до того осерчал, что чуть не застрелил Веру из своего хромированного револьвера.
   - Задаром! - орал ей он вслед и золотая фикса хищно блестела у него во рту. - Я тебе дам "задаром", соплячка! Ходите тут, гады, расценки сбиваете!
   Больше Вера работу не искала. Она устала так, что ноги у нее гудели, как провода электропередач, а еще она замерзла - от холодного столичного ветра. По длинной каменной лестнице она спустилась на Набережную, чтобы отдохнуть на лавке и немного согреться.
   На Набережной вовсю сияло солнце, и огромное ласковое море лениво плюхало волнами о прибрежный песок. Возле лавочки, на которой устроилась девочка, торговала пирожками очень хорошая бабка с добрым красным лицом. Она угостила Веру бракованным пирожком (который все равно никто не хотел покупать), выслушала рассказ о Вериных мытарствах, поохала, а потом подарила девочке плакатик с надписью: "Сирота из Провинции ищет любую работу" и подсказала, на какой улице лучше всего стоять с таким плакатиком, оказалось - на Светланской. Вера доела пирожок, поблагодарила добрую бабку и побрела на свою Светланскую.
   ---------------------------------------
  
   -------------------------------------------------------
  
   V
  
   "Вторую такую, Господи,
   Мы больше нигде не найдем..."
  
   P/CLUB. "Галадриэль"
  
   "...Ваше радио - поганое повидло!"
  
   БОДОМ. "Радио".
  
   Светланская оказалась недалеко. Это была широкая и красивая улица, со множеством торговых лавок и магазинных витрин, мимо которых величаво тек бесконечный Поток людей, который гудел тысячами человеческих голосов, стучал по мостовой десятками каблучков и стоптанных каблучищ, пыхтел, плевался, белозубо улыбался, вспенивался кипучими водоворотами у пивных и кинотеатров, растекался сотнями людских ручейков по узким переулкам и снова сливался воедино у подземных переходов.
   Вера выбрала себе местечко поспокойнее - возле какого-то супермаркета, и встала там, подняв над головой свой плакатик.
   Тут же человеческий поток булькнул, и из него выскочила стройненькая девушка с короткими светлыми волосами, подстриженными "а-ля мальчик".
   - О! Столичная штучка! - подумала Вера и принялась соображать, сколько может стоить такая прическа, как у белобрысой, а между тем девушка подбежала к ней и, быстро взглянув на плакатик, радостно закричала:
   - Сирота из провинции ищет любую работу!!! Вот оно! Полл, быстрее сюда! Это тут!
   Рядом с девушкой появилась еще одна фигура - тощий паренек, волосатый, в рваной джинсовой куртке, весь обвешанный какими-то сумками, магнитофонами, шнурами и еще каким-то непонятным электрическим хламом. Видимо, это и был искомый Полл.
   - Ага! - хрипло закричал он Вере, и девочка с ужасом заметила, что передних зубов у Полла почти нет, только два клыка по бокам, как у вампира. - Вот ты где?! А мы тебя везде ищем, га-га-га!
   - Зачем вы меня ищите? - сурово спросила девочка и спрятала за спину свой узелок.
   - Хэй! Расслабься! - затараторила белобрысая. - Я - Алиса из радио "Восток", слыхала? Нет? Ну хорошо, сейчас мы с тобой будем делать передачу, не бойся - это легко! Ты, конечно же, согласна?
   - Нет, - сказала Вера и выставила вперед левую ногу. - Я, конечно же, не согласна. Мне это не нужно!
   - Зря! - воскликнула Алиса, - лучше соглашайся! Радио "Восток" слушают 214,6 человекоединицы в минуту! Ты ищешь работу? Так вот: после того, как ты скажешь об этом в эфире, твои шансы устроиться повысятся в 40 раз! Ну что, согласна?
   Вера посмотрела на Полла, который ласково улыбался ей своей вампирской пастью и кивнула головой.
   - Хорошо! - сказала Алиса, посмотрела на свои часы и вдруг завизжала:
   - Полл, время!!! Опаздываем!!! - И бросилась стаскивать с вампира сумки и магнитофоны.
   - Опоздаем, опоздаем, - радостно загундосил Полл, - вечно вы носитесь по магазинам в рабочее время, а потом кричите: "Опоздаем, Полл!" А мы люди маленькие и, между прочим, с утра ничего не кушали, - и он начал шустро распутывать шнуры и втыкать их в магнитофоны.
   - О, Полл! Быстрее, о, Полл! - кричала Алиса, роясь в груде кассет, высыпавшихся из сумки, потом бросалась к Вере и совала ей в руки какие-то бумажки, - а ты чего стоишь? Бери текст - учи, у тебя минута! Успеешь? (Вера отрицательно мотала головой) Ладно, будем импровизировать! Да где же эта фонограмма? О, быстрее, быстрее, Полл!
   - А я уйду из этого гадюшника! - веселился Полл, ловко раскладывая пульт и надевая наушники, - Вот вы тогда попляшите! А где еще вы найдете таких дураков, которые с утра ничего не кушали?
   Вера почувствовала себя неловко. Она огляделась по сторонам: может, кто-нибудь смотрит на нее, как на дуру? Но радиоэфиры, видимо, были не в новинку Человеческому Потоку и он продолжал мирно течь мимо.
   - 16 секунд, - крикнула Алиса.
   - Есть 16. И тогда этот гад поймет, - бубнил Полл, копаясь в шнурах.
   - 10! Монитор, Полл!
   - Есть монитор! Вы много о себе воображаете, - Полл доставал из сумки маленькое радио и подключал его к пульту.
   - 8! - взвизгнула Алиса и схватила микрофон.
   Полл замер за своим пультом. Потом радиовосточники молча посмотрели друг на друга ("точь в точь, как две незнакомые собаки перед дракой", - подумала Вера) и Полл показал Алисе руку с растопыренными пальцами. "5,4,3,2,1", - загибая пальцы, просигналил он Алисе, потом хрипло выдохнул - "Эфир!" - и крутанул какую-то ручку на своем пульте.
   Тут из радио полилась приятная музычка, и Алиса, поднеся микрофон к губам, нежно защебетала:
   - Привет, привет, привет, дорогие жители и гости нашей столицы!
   - Привет, привет, привет, - запело Поллово радио вслед за девушкой Алисиным голосом.
   - С вами опять Радио "Восток" и его бессменная ведущая Алиса, - продолжала щебетать Алиска, - не переключайтесь на другую волну: только вместе с нами вы сможете узнать самые стильные сплетни нашей любимой столицы, услышать самую модную музыку, а кроме того, поплакать вместе с нами о судьбе несчастных детей из Провинции, лишенных Цивилизации и Культуры.
   Тут Вера нахмурилась.
   - ...потому, что сегодня в гостях у нас Известная Защитница Обездоленных...
   Вера открыла рот.
   - Сирота из Провинции! - воскликнула Алиса, - И так, присылайте вопросы нам на пейджер, звоните по телефону 2-09-84, и оставайтесь с нами на волнах самого стильного радио "Восток", - тут Алиса сделала Поллу страшные глаза, тот быстро защелкал какими-то рычажками и радио, перестав передразнивать Алису, разухабисто захрипело какую-то песню.
   - Фу! - Алиса вытерла со лба пот и быстро обернулась к Вере:
   - Поняла, о чем будем говорить?
   - О том, что я ищу работу?
   - Нет! Говорим про несчастных детей! Вобщем, отвечай на мои вопросы, - затараторила было Алиса, но тут Полл крикнул: "Время!", и она снова поднесла микрофон к губам.
   - Итак, это была композиция самой стильной столичной группы "Достоевский и велосипеды", а теперь мы снова возвращаемся в нашу студию, где Сирота из Провинции расскажет нам о судьбе Несчастных детей, - тут голос Алисы стал проникновенно-печален.
   - Сирота, расскажи нам, что новенького в Провинции?
   - В Провинции? - переспросила Вера.
   - В Провинции? - хрюкнуло басом радио.
   "О Боже", - мелькнуло в голове у Веры, - "Неужели это мой голос - такой неприятный?!" Но Поллу Верин голос понравился - он ободряюще взглянул на девочку и показал ей большой палец правой руки - "ВО!"
   - В Провинции... у нас... родилось много картофеля, - с трудом выдавила из себя Вера, но Алиска так злобно зыркнула на нее глазами, что она тут же поправилась, - то есть... совсем мало картофеля.
   - И Несчастные дети, - всхлипнула Алиса.
   - Его собирают, - подхватила Вера
   Алискино лицо перекосилось от ярости, а Полл посмотрел на Веру и покрутил пальцем у виска, - "мол, ты уже совсем". "Сам такой" - покрутила Вера ему в ответ и хотела уже показать язык, но тут Алиска больно дернула ее за плечо.
   - Несчастные дети ... - снова всхлипнула она и стала делать ртом какие-то знаки.
   - Голодают! - догадалась Вера.
   - И что им приходиться делать?
   - Голодать? - вопросительно произнесла Вера, но Полл с Алиской замотали головами и Вера, подумав, сказала, что детям приходиться побираться (Полл с Алиской радостно закивали).
   - И эти дети очень... - печально взвыла Алиска
   - Несчастные, - понятливо добавила Вера.
   - И им очень...
   - Хреново. Плохо.
   - И жизнь у них очень...
   - Поганая. Плохая. И еще мерзкая, - перечислила девочка.
   - Да, не все еще хорошо в нашей стране, - печально произнесла Алиса, - есть еще в ней несчастные дети, которым очень плохо. Но, - и голос ее зазвенел радостным колокольчиком, - но вот уже поступили первые вопросы на наш пейджер! Крошка спрашивает Сироту: где можно научиться плести фенечки?
   - Да фиг знает, - растерялась Вера.
   - Крошка, для тебя есть хорошие новости! Сирота советует обратиться к Фигу - он специалист по фенечкам! А вот Ромашка задает такой вопрос: "Сирота, говорят, что к осени выйдет твой новый хит, это правда?"
   Вера выпучила глаза.
   - Это правда! - радостно взвизгнула Алиса, - вы не видите этого, дорогие радиослушатели, но здесь, в нашей студии, Сирота кивает головой! Кстати, как же будет называться этот хит, а, Сирота?
   - Бублик! - выпалила Вера.
   - А это, случайно, не блокбастер всем известного хита "Утекай"?
   - Почему? - удивилась Вера.
   - Ах, нет! - воскликнула Алиса, - оказывается, это блокбастер всем известного хита "Почему" группы "Фемзира"! И последний вопрос с пейджера: Сирота, Малышка шлет тебе привет и спрашивает: как зовут твоего парня?
   - Его зовут... его зовут... Полл - брякнула Вера, но увидев как испуганно вытянулось Поллово лицо, поспешно добавила, - но не этот Полл, а другой... Рыжий.
   - Да, да, да, - подхватила Алиса, - и у Сироты есть парень, по имени Полл, и он ждет Сироту в своей несчастной Провинции, и, надеюсь, дождется, ибо, как поет группа "Африканские волки-кусаки" в своем последнем хите: "Любовь побеждает время..." На этой лирической ноте я прощаюсь с вами - пока! Встретимся завтра, в это же время на волнах самого стильного радио - "Восток!" А напоследок для вас звучит самая длинная песня десятилетия - итак, группа "Фопс-Блуп" со своей балладой "Галадриэль".
   Полл опять защелкал своим пультом, и радио затянуло длинную песню: про девушку, которую Монах из Дублина обозвал Ведьмой. Полл с Алиской побежали покупать хот-доги, а Вера "стояла как дура" и охраняла "все это Поллово барахло". Хорошо еще, что Полл оказался пареньком добрым и отдал один свой хот-дог Вере ("видно, самому трудно два сжевать, бедняге беззубому" - решила та). Они пообедали немного и немного поболтали, пока радио мрачно описывало свирепого моряка-англичанина, осмелившегося поднять пистолет и выстрелить в "прекрасную Галадриэль", а потом Полл снова встал за пульт. Радио напоследок оплевало всех ирландцев за то, что "они погубили свою красоту" и эфир закончился.
   - Все, - сказал Полл и снял наушники.
  
   VI
  
  
   "Не бойся нанайцев, приносящих дары,
   Ты не упадешь ниже этой дыры."
  
   Слоны. "О прекрасном".
  
   - Как все? - испуганно закричала Вера, - а работа? Я же про работу ничего не сказала!
   - Надо было говорить, - сказала Алиса и стала помогать Поллу собирать аппаратуру.
   - Как говорить? Когда? Ты же мне не давала своими глупыми вопросами!
   - Ах, оказывается это я виновата? - холодно произнесла Алиса, - я виновата, что ты двух слов не можешь связать? А вопросы, между прочим, были вовсе не глупые, да, Полл?
   Полл пожал плечами.
   - Вы обманули меня! - ахнула Вера, - вы же меня просто использовали, как... как промокашку!
   - Ну, хватит, - отрезала Алиса и, нагрузив на Полла сумки и магнитофоны, схватила свой микрофон, крикнула "Чао! Полл, догоняй" и, нырнув в толпу людей, уплыла вниз по Светланской. Вера провожала ее злым взглядом.
   - Всегда вот так: напорет косяков, а потом "Догоняй, Полл", - мрачно произнес Полл, - ну дура, ну дура! А куда денешься? - и он стал сосредоточенно ковыряться пальцем в ухе.
   - Так вот и живу, - продолжал он, проделав эту нехитрую процедуру. - Хреново, правда?... А ты что, действительно ищешь работу?
   - Да, - и Вера печально опустила голову.
   - Очень надо?
   - Очень. Даже очень-очень.
   - Ну ладно. Тогда на, бери, - и Полл протянул Вере какой-то листок из плотной бумаги, свернутый в трубочку. - Для себя берег... хотел воспользоваться, когда меня прогонят из этого гадюшника. Да уж ладно...
   - Спасибо, - сказала Вера и хотела уже развернуть листок*, но Полл сказал, что делать этого нельзя.
   - Развернешь его когда будешь одна... ну, где-нибудь в спокойном месте... А, чуть не забыл: тебе надо будет слово еще одно сказать... "Бомбо-Джамбо". Повтори.
   Вера несколько раз повторила слово - пока Полл не убедился, что она запомнила его как следует, потом они пожали друг другу руки, сказали "удачи тебе" и Полл уплыл следом за Алиской, а Вера долго махала ему вслед своим сиротским плакатиком.
   Между тем наступил вечер. Зажглись фонари. Человеческий Поток поредел, а потом и вовсе иссяк, изредка пуская жидкие струйки влюбленных или полицейских, на фасадах домов и витринах магазинов загорелись разноцветные рекламные щиты, а на высокое столичное небо взобралась Луна - правда, не такая большая, как в Верином городе, но все равно красивая.
   Вера вздохнула, подняла плакатик с узелком и отправилась на свой Вокзал, но почему-то не нашла его. Поплутав немного по каким-то темным улочкам, где вовсю орали коты, Вера вышла, наконец, к Парку, где среди пышных кустов сирени стояла лавочка, озаренная одиноким фонарем. Лавочка чем-то приглянулась уставшей девочке, и вот, удобно устроившись на ней, Вера немного позевала, а потом вспомнила про Поллову бумажку, достала ее и развернула.
   Да так и ахнула!
   Самая настоящая Поразительная Картина - вот что было нарисовано на этой бумажке!
  
   -------------------------------------------------------------------------------------------------
   *Она подумала, что это какое-то объявление или рекламный проспект.
   -------------------------------------------------------------------------------------------------
   VII
  
   "Кай колдует обрывками фраз
   возведя их со временем в строчку".
   P. CLUb. "Кай"
  
   Лесная поляна - вот, что было на этой Картине! Лесная Поляна с цветами яркими и экзотическими, вокруг которых порхали бабочки - большие, преогромные (в два раза больше, чем обычно). Поляну окружали могучие дубы, торжественные и величавые. Они стояли сплошной стеной и только в одном месте неохотно расступались, давая пройти Мощеной Дороге, которая шла от Поляны к Замку с разноцветными башенками и минаретами (его плохо было видно из-за деревьев, но Вера углядела-таки, что он необычайно красив). Все это было нарисовано так чудесно!* Как настоящее, только лучше - видно, картину рисовал настоящий Художник.
   Когда глаза Веры немного насладились красотой Поразительной Картины, она вспомнила о слове, которому ее научил Полл. Девочка оглянулась по сторонам - никого! и, усевшись поудобнее, она снова склонилась над картиной и шепотом произнесла слово: "Бомбо-джамбо".
   Картина вздрогнула! и вдруг обрела глубину! Поляна приблизилась к Вериным глазам, а далекий Замок наоборот - еще отодвинулся, но стал гораздо четче (Вера даже сумела разглядеть, что крыша его крыта красной черепицей).
   Ухо девочки уловило какой-то слабый звук. Вера прислушалась - может быть, ей показалось? Но нет! Звук повторился, потом еще и еще...
   - Лопни мое сердце!!! - подумала девочка - Это что...
   -------------------------------------------------------------------------------------------------
  
   *Поразительно яркими красками, как настоящее.
   ------------------------------------------------------------------------------------------------
   Это Картина поет, что ли?
   А звуки становились все отчетливее и громче, и вдруг превратились в прекрасную Песню. Сомнений больше не оставалось: песню пела сама картина - и не какую-нибудь там попсню, а настоящий гитарный рок!
  
  
   Серые будни рождают сомненья,
   Боль и несчастья нашли свой покой...
   Что же ты медлишь входить в Искушенье
   С сердцем на небе и мхом под ногой?
  
   Так весело, так радостно,
   Как будто ты не ведал контраста
   Так искренне, так празднично,
   Как будто это все не напрасно.
  
   Вера открыла рот во всю ширь, да так и застыла! Вот как ей понравилась песня! Да что там! Песня ее просто очаровала, - ведь Вера (если вы не забыли) была всего-навсего Маленькой Девочкой, а Песня и вправду была могучей и даже, немножко, - колдовской!
  
   Брось свои камни в саду Помрачений,
   К пропасти встань и спокойно шагни,
   И, если редкость моменты везенья,
   Просто растай и что видел - верни.
  
   Да, это была Чудесная Песня!
   Она наполняла душу Счастьем и Умиротворением... Кроме слов и музыки в ней было что-то еще... Какая-то сила, которая манила и звала за собой, обещая нечто Чудесное и Неотразимо Прекрасное, такое, чему невозможно было не поддаться. Вера закрыла глаза и отдалась во власть Песне и поплыла в волнах чудной мелодии... Куда? Она не знала...
  
   Счастье с обложки - здесь все полумеры!
   Вечное - минус, конкретное - плюс
   Сердце - как птица! Я вновь продолжаю
   Эксперимент расширения чувств.
  
   Полицейский, делающий обход в Городском Парке, заметил какое-то движение на лавке под Одиноким Фонарем, но когда он подошел, чтобы узнать, не нужна ли кому-нибудь его помощь, там уже никого не было, только на тротуаре валялся какой-то измятый листок, а над ним роем кружились золотые искры.
  

Глава вторая

"Он был собой, а значит - был поэтом,

Не ты его - он поджидал тебя,

И он связал тебя обетом..."

Слоны. "О птицах".

  
   "Бах!" - раздался страшный грохот. Он выдернул девочку из блаженства путешествия по тихому потоку мелодии и, больно встряхнув, вернул к действительности.
   - Господи! - закричала Вера. - Это что, я взорвалась? Разлетелась на кусочки, как тарелка?
   - Вы абсолютно целы, дитя мое, - раздался чей-то участливый голос.
   - Ой! - Вера открыла глаза и увидела Чужого Дядьку.
   Он был высокий-превысокий, худой, а одет - как разбойник с большой дороги: в грязный балахон до пят, а на голове картонная корона, точь-в-точь, как у директора Дома Культуры на новогоднем утреннике - что за нескладная фигура! "Ужас!" - подумала девочка, но потом она посмотрела на лицо незнакомца и немножко успокоилась, потому что лицо было замечательное: очень подвижное, как бы резиновое, которое могло легко складываться в различные гримасы, с большим (что называется - от уха до уха) ртом. Еще у него был нос - как клюв у орла, и маленькие черные глазки, очень смышленые и быстрые, как два зайца.
   - Я испугал тебя, девочка? - участливо спросил незнакомец хорошо поставленным голосом и сложил на лице сочувственную гримасу (но глаза у него все равно остались веселыми и хитрыми).
   - Нет, - сказала Вера, - просто я была в парке, а потом вот... - тут она посмотрела по сторонам и ахнула!
   Она была в Полловой картинке... Но это была не та КАРТИНА!
   Здесь тоже были поляна, бабочки и цветы, но НЕНАСТОЯЩИЕ!
   Трава была сделана из бумаги, а цветы из цветного целлофана. И росли они не из земли, как полагается порядочным цветам, а крепились пластилином к грязному деревянному полу. Бабочки тоже были бумажные, грубо раскрашенные акварелью. Очевидно, раньше они летали при помощи какого-то хитроумного механизма, спрятанного между крыльев (Вера заметила маленький моторчик с заводным ключом), но теперь завод, видимо, кончился, и только две бабочки продолжали барахтаться, стуча об пол крыльями, а остальные просто лежали среди травы мертвыми цветными пятнами. Дорога, лес и Замок тоже были здесь - грубо намалеванные на огромном куске холста, который стеной висел на краю поляны. Холст был грязный, дырявый и, кажется, очень старый: краски на нем выцвели, а кое-где даже отвалились (и получились серые проплешины по всей картине).
   С одной стороны поляна кончалась этим самым холстом, а с другой - темным провалом, за которым находилась большая полутемная комната, заполненная множеством поломанных кресел. По бокам (справа - слева) болтались какие-то канаты и занавески, а над головой вместо неба Вера увидела плохо побеленный, в желтых потеках потолок. Все это напомнило Вере театр, в который девочка ходила с мамой в прошлом году. Но в том, прошлогоднем, театре было светло и весело, а в этом - пыльно и страшно!
   - О-е-ей! Да что же это такое-е-е! - заревела девочка. - Дяденька, да куда ж это я попала?
   Рев девочки был так громок и печален, что незнакомец немного испугался.
   - Ну-ну-ну... Не надо... Не реви, - зашептал он. Потом суетливо порылся в карманах своего балахона, вытащил откуда-то грязный носовой платок и принялся неловко вытирать Вере слезы. - Ну, не реви... Все хорошо!.. А я ни в чем не виноват!
   - Дядечка, меня обману-у-ули! Там лес был настоящий! А сюда я совсем не хоте-е-ела! - плакала Вера.
   - Ничего страшного! И здесь люди живут. Здесь не так уж плохо, если привыкнуть... Я вот живу - и ничего... - продолжал успокаивать ее незнакомец.
   - Что ж здесь... Кормят-то хорошо? - все еще всхлипывая, произнесла Вера.
   - Три раза в день, три раза в день... По субботам даже мясо дают...
   - А шоколад?
   - И шоколад, - послушно согласился незнакомец.
   - О-о! А кто здесь командует?
   - Хм! - резиноволицый выпрямился, посмотрел на Веру, потом на потолок, отошел от девочки на 3 шага, остановился, гордо выпятил грудь, надул щеки и сказал:
   - Я!
   Это получилось так громко, что незнакомец несколько смутился и произнес уже более скромно:
   - Здесь командую Я!
   - А вы что - король? - спросила Вера, недоверчиво разглядывая его заплаканными глазами (все-таки очень уж не по-королевски он был одет).
   - Да, да, Именно... - обрадовано закивал тот. - Король! Президент, так сказать... Диктатор.
   - А где ваши слуги?
   - Ах! - воскликнул Король, заломил руки над головой и замер. Так он постоял две минуты, потом резко сел на пол, закрыл лицо руками, и плечи его затряслись от бурных рыданий.
   - Ты задала нетактичный вопрос, девочка, и он ранил меня в мое нежное сердце, - прорыдал Король ничего не понимающей девочке.
   - Извините, Ваше Величество, я больше не буду! - на всякий случай сказала она, но Король не обратил на ее слова никакого внимания, а трагическим голосом продолжал выкрикивать свой монолог.
   - Все... Все покинули меня! Бросили! Меня, несчастного, больного! И это после того, что я для них сделал! После того, как я ради них страдал! О-О, как я ради них страда-а-ал! - в этом месте несчастный Король завыл, как волк. - А они бросили меня! Не осталось у меня ни сокровищ, ни слонов, ни слуг! Все растащили! Остались у меня только э-э-э...
   В своем трагическом порыве монарх, видимо, затруднялся вспомнить, что же оставили ему неблагодарные слуги-воришки! Вера пожалела его и быстро подсказала:
   - Грязный балахон и корона остались! Балахон и картоновая корона!
   - Остались у меня только жесткое рубище и корона предков! - на ходу переиначил текст Монарх и зарыдал дальше, перейдя почему-то с прозы на высокую поэзию:
   Очень просто умереть голодной смертью,
   Я три дня не жрал (извините),
   И некому даже будет вызвать гробовщика,
   Ибо нет у меня слуг, нет у меня слуг!
   - Но ты, дитя, не оставишь меня в трудную минуту? - вдруг обернулся он к Вере.
   - Кто? Я? - изумилась та.
   - Ты , дитя, с глазами блестящими, как алмазы!
   - Нет, не оставлю - быстро сказала девочка, - а... как что у меня глаза?
   - Как бриллианты! - с надрывом выкрикнул Король
   - Первый раз вы говорили что-то другое... Но бриллианты - это тоже здорово!
   - Поклянись, что ты никогда не оставишь меня!
   - Клянусь, - храбро сказала Вера.
   - Твое благородство поразило меня прямо в мое чувствительное сердце! - растроганно произнес Король. - Но без подписи клятва недействительна. Вот, - он порылся в карманах и извлек на свет божий бутылек с чернилами и несколько помятых бумажных листочков, - вот... макни палец в чернила и приложи, пожалуйста, здесь, здесь и здесь...
   Вера макнула в чернила большой палец правой руки и - шмяк-шмяк-шмяк - проштамповала все листочки, даже не читая текста (она привыкла доверять королям).
   - Ага... - Президент-диктатор быстро осмотрел отпечатки и торопливо засунул бумажки в потайной карман. Потом снял корону и рукавом вытер пот со лба.
   - Ну вот и все... Так просто, - устало сказал он.
   - Что просто? А что я буду делать? А где я буду жить? А у вас есть королевская кухня? Вам надо сменить костюм, Ваше Высочество! Да-да, костюм и прическу! Разве это дело - ходить Королю-диктатору в таком рванье? Нет! Мы вам купим пиджак (знаете, такой серый, в мелкую клетку) и ботинки с пуговками. А ваша корона? Фи! С этой короны все державы над нами смеются! Да, корону мы тоже сменим! Мы знаете, что сделаем? Мы купим вам кепку, а волосы чуть-чуть уберем вот здесь, на височках! Будет очень хорошо! Да что ж вы молчите, Король? - так говорила Вера лениво сидящему Королю, и она имела на это право! Ведь теперь она была единственной законноподанной Короля.
   - Помолчи, девочка... И не называй меня Королем, - устало произнес Монарх, достал из кармана сигарету, подкурил и медленно выпустил струйку дыма в потолок.
   - Ах, вот как? Ну уж нет! Раз я ваша подданная, значит, я ваш народ! И вам придется, Ваше Величество, прислушиваться к гласу народа, или... слышали такое слово - "революция"?
   Но слово "революция", от которого коронованные особы обычно падают в глубокий обморок, на Вериного Короля впечатления почему-то не произвело. Он спокойно выслушал девочку, потом повернулся к ней спиной и крикнул в сторону холста:
   - Маэстро! Где вы там прячетесь? Выходите! Все!
   - Иду, - ответил чей-то противный голос. Затем нарисованный на холсте лес зашевелился, задрожал и из-под него, кряхтя, вылез тот, кого Король называл "Маэстро".
   "Бум", - сказала Верина голова, стукаясь об пол: от испуга девочка упала в обморок.
  
  
   II
  
   "Два негодяя там делили поросенка..."
   Слоны. "О Гринпис"
  
   И вправду, было с чего испугаться: на взгляд обычного человека Маэстро выглядел несколько экстравагантно. Туловище у него было паучье: жирное, черное и блестящее, оно болталось, как желе, между четырех пар длинных тонких ног с огромными когтями, но голова была человеческая: круглая, лысая, как бильярдный шар. На толстом породистом носу Маэстро плотно сидели маленькие кругленькие очки с толстыми линзами, из-за которых на мир таращились злобные глазки. Вобщем, маэстро был ОЧЕНЬ СТРАШНЫМ СУЩЕСТВОМ! Даже Король, который, вероятно, видел паука уже много раз и то избегал смотреть в его сторону.
   - Я вижу, неплохая рыбка попалась в наши сети, - вкрадчиво произнес Маэстро (а голос у него был мягкий, липкий и противный), - неплохая рыбка... и ты хорошо поработал, придется подкинуть тебе лишнюю порцию кашки, хе, хе, хе... - и он гаденько захихикал.
   - Не надо, Маэстро, порцию кашки можете засунуть себе под хвост - там ей самое место, - а я свое дело сделал... Уговор был: жизнь - за жизнь, так вот вам вместо меня девочка. Дрессируйте ее, как хотите, а я пошел собирать вещички. Сегодня ночью я хочу быть в Дрянцинге. - сказал Король, рассеянно выпуская дым изо рта.
   - Толстенькая девочка вместо худого тебя? Да-да-да! А контракт она уже подписала?
   - Да, все здесь, - похлопал рукой по карману Король, - но довольно...
   - А клеймо? Ты уже поставил ей на ушко клеймо? Толстенькая девочка уже визжала?
   Тут король резко вскочил и громко закричал:
   - Нет! Своими гадкими делами занимайся сам! А я... Я тебе не помощник! Я не трогал ее!
   - Тише, тише, тише... Чего это мы так разволновались? Мы и так всегда сами занимаемся своими гадкими делами... Мы сами пишем дурацкие песенки, чтобы заманивать маленьких пухленьких девочек, да, да... - насмешливо прошептал Маэстро.
   Король содрогнулся от этих слов, как от удара бича. Он медленно вытер грязным рукавом пот со лба и тихо произнес хриплым голосом:
   - К черту... Делай, как обещано... Отпусти меня, я уйду... Жизнь - за жизнь - таков был уговор...
   - Жизнь за жизнь? Но мы не помним такого уговора, хе, хе, хе... Три жизни! Три пухленьких глупых девочек за одного худого тебя, да, да, да... Меньше было бы нам в убыток!
   - Гад... Гад! - крикнул Король. - Ты же обещал! Ты же мамой клялся!
   - Мы шутили... Мы вылупились из яйца, без мамы, сами... - захихикал паук. - Мы тоже умеем обманывать!
   - А-а-а! - закричал обманутый Король и, оскалившись, бросился как бы на паука. Тот от неожиданности и удивления попятился, а Король тем временем схитрил: чуть-чуть не добежав до Маэстро, он резко свернул вправо и помчался к проходу за холстом, по которому недавно пришло чудовище. Паук разгадал маневр Короля, злобно взвизгнул, легко подпрыгнул, развернулся и помчался за беглецом. Бегал он очень быстро - его восемь ног так и мелькали в воздухе, сливаясь в одну сплошную линию. В три прыжка он догнал Короля и схватил его за горло мохнатыми лапами.
   - Пусти, гад! - закричал Король и стал выворачиваться из паучьих объятий. Он так бешено брыкался, так царапался, что почти вырвался уже из цепких Маэстровых лап, но тут паук быстро наклонил голову и - "Ам!" - укусил человека за шею. Король продолжал отбрыкиваться, но постепенно его движения становились все менее энергичными, а потом он и вовсе затих, обмяк в паучьих лапах.
   - Вот так, вот так... - прошипел паук, - отдохни, человечек... тихо, тихо... - и он нежно положил беглеца на пол.
   Лицо Короля стало серым, как камни, а губы - синими. По рукам-ногам его пробежала дрожь, и тело замерло, заледенело...
   Паук наклонился к Королю, поднял веки, всмотрелся в закатившийся королевский глаз - и, видимо, остался доволен.
   - Вот так, вот так... - опять прошептал он, потом взял Короля за ногу и потащил за холст, к проходу.
   По пути он зацепил свободной лапой обморочное тело Веры и она заскользила по полу рядом с Королем, сминая траву и бумажных бабочек, которые все еще слабо шевелили крыльями.
  
   III
   "... Это место не знает никто,
   Так как там Нечто..."
   P. Club. "Кай"
  
   Вера очнулась в абсолютной темноте. Она открыла глаза и посмотрела - так, а потом - вот этак, и все равно ничего не увидела. Хотя нет: НИЧЕГО она разглядела очень хорошо - черное-пречерное и большое - на весь Мир.
   Ни один лучик, ни единое пятнышко света не могут выжить в животе у НИЧЕГО (а, как вы уже, наверное, догадались - Вера находилась именно в животе), и если они, дети Солнца, нечаянно попадают в это жуткое место, то очень быстро умирают от тоски и отчаяния, потому что здесь НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ!
   Дорожные Инспекторы, конечно же, знают, где находится это жуткое место, но стараются не думать об этом, иначе волосы у них встают дыбом так, что никак невозможно натянуть на голову форменную фуражку, а глаза становятся такими большими, что лопаются очки! Это вводит Инспекторов в финансовые убытки и мешает исполнять им служебный долг.
   Только очень старые, имеющие обширную лысину, Инспекторы рискуют иногда подойти к НИЧЕГО на расстояние выстрела. Дрожа и потея от страха, они быстро втыкают в сумеречную землю плакатик с душещипательной надписью и с визгом убегают назад в контору. Раньше им за это давали медальки - и все ничегойские поля были утыканы плакатами, а теперь - уже не то! Старые традиции умирают, медалек больше не дают, и душещипательный лес обветшал и захирел. Но если приглядеться, то и теперь еще можно разобрать некоторые выцветшие надписи. Например: "Ученье - свет, а неученье - тьма!", "Всех женщин не победить, а одну или двух - это скучно!", "Бога есть!"
   Или даже такие заумные: "Мелочи жизни губительны - Люди мельчают быстро!"
   Итак, по-вашему, согласится ли настойчивый путник, прочитав такое, продолжить путь к страшному НИЧЕГО? Фигушки! Вот поэтому-то порядочные люди в животе у НИЧЕГО не попадаются, но зато там обитает множество неприличных звуков, давным-давно изгнанных людьми из-за обеденных столов. Шуршание, Хруст, Хрюканье, Бульканье, Чмоканье, Чавканье и Бурчание живут там, как в собственной квартире и доносятся со всех сторон.
   А это ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗВУКИ!
   Такие страшные, что услышав их, Вера несколько минут боялась даже пошевелиться. Но звуки ее не трогали, она мало-помалу перевела дух и попыталась собраться с мыслями. Мыслей было на удивление много, всяких разных, и Вера выбрала одну, которая ей больше всего понравилась. Это была очень смелая и зрелая мысль, вероятно, чужая, нечаянно залетевшая в Верину голову, и она выделялась среди прочих мыслишек, как белая мышь среди банды рыжих тараканов.
   - Опыты... Опыты... - внушительно прожужжала эта мысль.
   - А! Надо делать опыты, чтобы убедиться... да? - подумала Вера.
   - Опыты... Убедиться... - согласилась Зрелая Мысль.
   - Чтобы убедиться... - решилась девочка и медленно-медленно подняла правую руку.
   НИЧЕГО продолжало мирно хлюпать и повизгивать.
   - Ага! - решила девочка, значит руку подымать можно... а ногу?
   Так же медленно и бесшумно Вера подняла ногу... - ничего.
   - Ага! Значит двигаться можно... Вот это опыт... А я, прям, этот... - профессор! Вот что: как только выберусь отсюда, так сразу куплю себе белый халат, очки и напишу книгу: "Опыты и ответные реакции в животе у НИЧЕГО", - обрадовалась Вера, - только жаль, книжечка будет тоненькая, всего два опыта... Хотя, как тоненькая: если напихать туда побольше рисунков и мою биографию, то может нормальная книжка получиться... И, кроме того, я ведь все еще здесь, и вполне могу совершить еще парочку экспериментов... Например, звуковые эксперименты... Точно... Звуковые... - и она стала делать звуковые эксперименты: открыла рот и тихонько вскрикнула:
   - Эй!
   После восклицания Веры звуки на минутку прекратились, как бы прислушиваясь, а потом снова стали хрустеть, шуршать, взвизгивать и булькать.
   - Как-то странно... То ли заметили, то ли нет... какой-то непонятный эксперимент... Надо повторить, - и Вера опять вскрикнула: "Эй!", а потом еще добавила: "Ты кто?", - хриплым шепотом. Как и в прошлый раз, наступила тишина, а потом из темноты раздался громкий вскрик:
   - А?!
   - Ой! - тоже вскрикнула Вера (крик-то раздался неожиданно и напугал ее). И опять наступила тишина, но это была уже другая тишина - тревожная и настороженная.
   - Кто здесь? - раздался вдруг торопливый шепот. - Не подходи! У меня в руке пистолет - если что, я буду стрелять! Кроме того, я не один! Со мной здесь 20 кровожадных молодцов!
   - Ой, не стреляйте, дяденька! - взревела басом Вера. - Это всего лишь я - маленькая слабенькая девочка! Ой, да что же это тако-о-е...
   - Судя по голосу, тебя можно принять скорее за корову средней величины, чем за девочку... Уж больно громко ты ревешь... - опять сказал, заметно успокоившийся, Голос-из-темноты.
   - О-ой, да я не реву! Я плачу! - проплакала в ответ Вера.
   - Ну, не плачь... Я пошутил про пистолет... И про молодцов... Где-то у меня тут были спички, - и в темноте раздалось какое-то шуршание, потом вот такой звук - "чик" - и зажегся свет.
   Вера увидела силуэт человека, который стоял на коленях на полу и, держа в руке горящую спичку, вглядывался в Верину сторону. Потом он немного повернулся, свет упал на его лицо, и Вера узнала его! О, ужас! Это был Король!
   - Король! - воскликнула девочка, и мысли в ее голове заметались как бешеные.
   - Значит, это не сон! Картина и Король - это не сон! - пискнула одна мысль и выпрыгнула из Вериной головы через ухо.
   - Где Король - там и паук!
   - Паук!
   - Чудовище! - заметались в панике остальные, ища в лабиринте мозговых извилин местечко, чтобы спрятаться. Среди них, точно слон среди кроликов, неуклюже скакала, уже знакомая девочке, Зрелая Мысль, растерянно приговаривая: "На хрена нам такие опыты? ... Ну, на хрена?..."
   А тем временем Верин рот сам собой раскрылся, набрал полную грудь воздуха и хотел уже издать Великий Предсмертный Клич, но не успел - Король в два прыжка подскочил к Вере и закрыл ей рот ладонью.
   - Молчи! - прошипел он. - Ты что, хочешь, чтоб он услышал?
   Тут из глаз Веры хлынули обильные слезы, и Король стал утешать девочку словами и гладить ее по голове.
  
   IV
  
   "...Кто нас погубит?
   Кто нас полюбит?
   Кто нас спасет?
   Какой нынче год?
   Кто закрутит лихую интригу?..."
   Бодом.
  
   Ну так вот. Пока Вера плакала (а плакала она вдоволь, а вдоволь - это полчаса и еще пять минут), Король так и сидел, закрывая ей рот ладонью и гладя по голове. А потом, когда она немного успокоилась и Король отпустил ее, Вера сказала ему:
   - Король - вы подлец! Только подлецы обманывают маленьких девочек!
   Король посмотрел на нее, подумал, но ни чего не ответил, а вздохнул и, встав на ноги, пошел зажигать факелы, которые торчали из стен (да, там были стены, только Вера их не сразу заметила).
   - А я вам поверила... Согласилась стать вашей подданной... А вы... А я... А вы с па-а-у-у-ком! - и Вера опять начала громко всхлипывать.
   - Эх, девочка! - сказал Король из угла, где он зажигал последний факел. - Знала бы ты то, что я знаю! Я-то здесь второй месяц и все это время так: или делай то, что Он хочет, или останется от тебя одна кожура... Вот такие у нас Лилы!
   - Между честьем и бесчестьем храбрые люди выбирают Смерть! - сказала Вера (эти слова она не сама придумала - это была фраза из ее любимой книжки "Сказки").
   - Фигня! Я храбрый человек! - неуверенно сказал Король. - А кроме того... Ты, кстати, читала Абу-Саида?
   - Нет, я такое не читаю... Я только сказки и приключения...
   - Это философ... Ну так вот... А впрочем, что толку тебе объяснять - все равно ты ничего не понимаешь!
   - Я понимаю! - твердо сказала Вера.
   - Ну, в общем, суть в том, что... исходя из этой философии... то, что я делаю - это не аморальное занятие... э-э-э... не аморальное... а даже наоборот, поняла?! Ну, исходя из этой философии, то что я делаю - это нормально. Статус-кво! Понятно?
   - Угу, понятно, - соврала Вера, - а что вы делаете?
   - Что, что! Грибы собираю! - крикнул Король (кажется, его задел этот вопрос). - Ишь! Прокурор нашелся! Что делаю, что делаю... - выкрикивал Король, хватаясь за голову и бегая по камере (да, может вы не заметили сразу, но наши герои находились в самой настоящей тюремной камере, с железной дверью и решетками на окнах).
   - Не кричите! Он услышит! - перепугалась Вера.
   - И пусть слышит! Я его не боюсь! - крикнул Король, а потом брякнулся перед Верой на колени и зашептал:
   - Да я, если ты хочешь знать, самое несчастное существо на земле... Чем я занимаюсь... Знаешь чем? Я заманиваю для него рабов!
   - О! И много заманили? - тоже шепотом спросила Вера.
   - Много! Ты первая, - закивал головой Король, - но больше не буду... Ошибки, ведь, надо смывать кровью, не так ли? Платить тяжелою монетой за все, что в жизни ты берешь, не так ли? Веревку и мыла на три пенса! Зачем вам? О боже, я повешусь, не так ли? - последние три фразы Король произнес разными голосами (получилось, будто разговаривают два человека), затем вскочил, отбежал в угол камеры и стал там возиться...
   - Ох! - перепугалась Вера, - Король, вы что, вешаетесь уже?
   - А? - обернулся Король, - а, нет! - улыбнулся он, поняв, что Вера имела в виду, - нет, я не вешаюсь! Это слова из пьесы! Я их так сказал... для поднятия духа... Кстати, который час?
   - Пора обедать! - сказала Вера, немного подумав.
   - То, что надо, то, что надо, то, что надо нам, - тихонько запел Король, продолжая рыться в своем углу, - эта скотина, наверное, уже пообедала, а после обеда она всегда спит... Самое время!
   - Самое время для чего?
   - Для побега! Я к нему уже второй месяц готовлюсь... Вот только тебя не хватало!
   "Меня не хватало! Как это благородно с его стороны", - подумала девочка.
   Тем временем Король вылез из своего угла на свет. В правой руке он держал какую-то веревочку, а левой прижимал в груди кучу четырехугольных пачек в зеленой упаковке.
   - Динамит! - пояснил он, - как шарахнет!
   Насвистывая, он разложил пачки на две кучки: одну рассовал по карманам, другую сложил в небольшую поленницу у стены камеры. Затем перочинным ножом отрезал от веревки длинный кусок и обмотал им тот динамит, что лежал у стены.
   - Порядок, - сказал Король, - ну что, бежим? Ты готова?
   - Угу! - кивнула головой Вера.
   - Тогда отойди вон туда, ляг на пол и закрой голову руками. Приготовились... Все!
   Король быстро поджег Динамитную Веревку, вскочил, подбежал к Вере, упал рядом с ней на пол и прижал ее к себе рукой. Вера слышала, как, шипя, горит веревка (шнур), а потом раздался взрыв - "Бах - Трах!!!" - и Веру с Королем засыпало обломками кирпичей, мусором и какими-то деревяшками.
  
   V
  
   "Вперед!
   Еще до зари мы узнаем, для кого
   Здесь играет весь этот джаз,
   Девственницы любят петь про таких, как мы..."
   Слоны. "О побегах".
  
   Раздался яростный рев - как будто загудели 10.000 полицейских сирен - это ужасное Ничего кричало от боли и каталось по земле (ведь то, что казалось тюремной камерой нашим героям, на самом деле было желудком Ничего). Теперь на его темном брюхе зияла огромная дыра, из которой валил дым, и летели искры и горящие палки. От такой раны любое другое чудовище сразу бы "отбросило коньки" или "приказало бы долго жить", но надо признать, что, при всех своих недостатках, Ничего было все-таки очень сильным и мужественным существом. Плача и стеная, оно попыталось встать на ноги.
   Пол под Верой заходил ходуном, но Король не обратил на это никакого внимания. Как только перестал падать взрывной мусор, он вскочил, схватил девочку за руку и потащил ее к дырке, проделанной взрывом (изнутри она выглядела как Стенной Пролом).
   - Быстрее, быстрее! - кричал он. Падал, запинался о кирпичи, но так и не выпустил руку девочки, которая падала и запиналась в два раза чаще. Они добрались почти до Пролома и приготовились уже выпрыгнуть наружу, но тут Ничего все-таки ухитрилось встать на ноги, и пол темницы стал стеной, а стена (не та, что с дыркой, а соседняя) полом. В игру вступил Закон Притяжения. Он схватил беглецов и - шмяк-шмяк - отбросил их вправо, сверху - дых-тых - накидал на них кучу битых кирпичей. К счастью, в это время Ничего поскользнулось, полом стала, вдруг, та стена в которой был Пролом, и Закону Притяжения пришлось все переделывать: - хыт-дых -раскидал он кирпичи, схватил беглецов и - кямш-кямш - швырнул прямо в дырку.
   Вера и ахнуть не успела! Только что она прощалась с жизнью, задыхаясь под грудой кирпичей, а вот уже, крича, падает с высоты пятиэтажного дома на черную жирную землю. Это был немного странный, но по-своему прекрасный момент Вериной жизни. Она его хорошо запомнила и любила потом вспоминать, как вместе с Королем и кучей мусора она неподвижно висела в воздухе среди тихо мерцающих звезд, а откуда-то сбоку бесконечно долго на них падал черный диск Земли...
   ...Вера шлепнулась на землю и набила себе шишку. Она хотела уже заплакать, но тут к ней подскочил Король, рывком поставил ее на ноги, закричал: "Быстрее, дура!" и дал такого пинка, что хочешь-не хочешь, а пришлось Вере быстро-быстро бежать за Королем. О, как они бежали! Они мчались как два оленя: вперед-вперед, через поля с плакатами, через буковый лес, через холмы и поляны, сминая высокую траву, и крики Ничего за их спинами становились все тише, все слабее.
   Минут через сорок беглецы очутились у огромного кургана, у подножия которого Вера заметила небольшую дырку (барсучья нора, диаметр 35 см!).
   - Нам сюда! - сказал Король и нырнул в темное отверстие. Вера полезла за ним. Тело девочки вошло в Подземную Нору: плотно-плотно, ни миллиметра в запасе. Ползти в таких условиях было невозможно, но Вера догадалась: выдохнула из себя весь воздух и бешено заработала локтями и коленями. Так, обдирая в кровь локти, она проползла немножко и почувствовала, что Нора стала чуть просторнее. Тут девочка уловила принцип и ползла до тех пор, пока Нора не превратилась в просторный - хоть на паровозе езди - Подземный Туннель.
   Король уже поджидал ее. Он помог девочке подняться на ноги и даже отряхнул с нее пыль. Потом они взялись за руки и пошли по туннелю вперед-вперед! Мимо обшарпанных стен, покрытых тускло светящимся мхом, мимо странных статуй с выпученными глазами, которые неизвестно зачем затаились среди древесных корней, свисающих с потолка, словно щупальца неизвестных чудовищ.
   Проснулось Древнее Эхо - погрязший в маразме математик. Оно зевнуло, надело очки и принялось умножать звук их шагов на 2, потом на 4, и начинало казаться, что по туннелю идут не двое несчастных беглецов, а целое стадо слонов. Потом Эхо умножало вдохи и выдохи, пока туннель не задышал всеми своими уголочками, потом шуршание одежды... Проделав все эти математические опыты, Эхо немного затихло, прислушалось... И вдруг стало умножать скрипение зрачков в Вериных глазах! Но девочка сочла это плохим тоном и перестала обращать на Эхо внимание...
   Так вот наши герои и шли, пока не столкнулись нос к носу с культовой фигурой нашего эпоса, носящего скромную кличку "Маэстро".
  
   VI
   "Да, мой контроль,
   Я здесь король,
   Так что вперед!
   Пленных не брать, никого не щадить
   Каждый пьет, то что найдет"
   Слоны. "О власти"
  
  
   Несколько секунд все молчали. Беглецы изумленно смотрели на паука - и наоборот, потом Вера тихонько сказала "Ой" - и спряталась за спину Короля, успев заметить краем глаза, что выглядит он не столько испуганным, сколько бесконечно удивленным.
   - Не понял... - наконец раздумчиво произнес Король, по-прежнему пристально созерцая паука.
   Глаза Маэстро испуганно забегали, рот стал открываться - закрываться, как бы подбирая слова, жирный лоб наморщился...
   - Что? - наконец тихо прошипел паук.
   - Да разве это здесь? - удивленно сказал Король и стал вдруг рыться в карманах балахона.
   Паук опять наморщил лоб и, немного подумав, сказал, глядя почему-то на МУШКЕТ, а не на СТРАЖНИКА:
   - Преследую беглых рабов... Человек длинный, худой...
   - Маэстро! Что вы играете?! - закричал Король, тыча пальцем в маленькую потертую книжечку, которую достал из кармана. - Вы что, с ума сошли? Это же 38-я страница!
   - Ну... и что? - испугался паук.
   - Вас же нет на 38-й! Вы где должны быть?
   - Как нет? Позвольте, позвольте... - засуетился паук, быстро вытащив откуда-то книжечку (такую же, как у Короля), и стал торопливо ее листать.
   - Вот! Нет вас здесь! - закричал Король. - Вы вот только где, - он быстро перелистнул несколько страничек, - на 51-ой! Вы ж с 51-ой играете!
   - Как! Как с 51-ой! Я же проверял! - жалобно закричал Маэстро. - Как с 51-ой?
   - Ой, баран! Баран! - застонал Король, хватаясь руками за голову. - Осел!
   - Позвольте... - забормотал Маэстро, снимая запотевшие очки.
   - Не позволю! - злобно закричал Король. - Вы - осел! Откуда вас только взяли? Где еще таких рожают? Что вы стоите, как самовар? Из-за вас шоу срывается! Мукомол! Быстро убирайтесь отсюда в свою 51-ую!
   - Боже мой! - всхлипнул паук и, неловко развернувшись, галопом поскакал по туннелю.
   - Куда? - застонал Король. - Куда вы? Вы же так полчаса еще будете здесь мелькать! Вы же здесь так сейчас наследите, что нашу книжку только в дурдомах будут покупать! Быстро убирайтесь отсюда! Прямо через стену! Чтоб духу вашего здесь не было! Мукомол! Убивец!
   Маэстро затравленно всхрапнул и вдруг со всего маху грянулся грудью прямо в стену туннеля. Огромный кусок скалы (почему-то в форме правильного четырехугольника) зашатался, затрещал и упал с громким грохотом. В образовавшееся отверстие ворвался поток свежего зимнего воздуха и лучи яркого солнечного света. Вера успела заметить заснеженные вершины каких-то гор и синь неба, по которому торжественно плыли огромные облака.
   - Быстрее, быстрее, изверженец! - опять закричал Король, и, замешкавшийся было, паук кинулся в отверстие, бешено заработал лапами и пропал из поля зрения девочки. Тотчас из пролома послышались чьи-то возбужденные голоса и тонкий визг Маэстро.
   - Берегись, Фродо! - закричал кто-то густым басом. - Чудовище из Мордора!
   - Подвинься, Боромир! Я его пронзю!
   - Фродо, беги!
   - Арагорн, слева! - звенели голоса, потом раздался резкий звук - "Сиу", - и визг Маэстро превратился в громкий рев, вперемешку со словами, которые мы здесь приводить не будем.
   Кажется, Существа-С-Той-Стороны очень удивились. Наступила небольшая пауза, затем раздался быстрый шепот, потом еще шепот, потом кто-то тихо сказал: "Да это, вообще - не наш!". Послышались шаги, какое-то сопение, шуршание, и в проломе появилось испуганное лицо паука.
   - Куда! - закричал Король, бросился к пролому, схватился за его края руками, а ногой стал выталкивать Маэстро обратно.
   - Я не виноват! - сказал паук. - Они меня толкают...
   - Эй вы, там! - опять закричал Король. - А ну прекратите толкать к нам сюда всякую дрянь!
   - Это ваша дрянь! Она от вас прилезла! - закричали Голоса-С-Той-Стороны.
   - Не надо рассказывать мне сказки! У нас такого никогда не было! - сказал Король. - По морде даже видно, что это ваши хоббитские штучки! Толкиенисты! Фэны проклятые!
   - Я сейчас кому-то покажу толкиенистов! - раздался уже знакомый Вере бас.
   - Не надо, Боромир! - сказал кто-то, но Боромир, видимо, был настроен решительно: забряцало железо, лицо паука исчезло, а вместо него в проеме показалось лезвие меча.
   - С кем имею честь общаться? - опять закричал Боромир. - Хочу узнать ваше имя, а то мертвые имеют скверную привычку молчать!
   - Меня зовут... Меня зовут князь Андрей Болконский, - сказал Король, проворно отскакивая от пролома, - и драться с вами у меня нет никакой охоты. У нас тут лирическая сцена с Наташей Ростовой, и паук, которого вы к нам пихаете, здорово мешает нам вызывать в читателях высокие чувства.
   - Простите великодушно, князь, - сказал Боромир после некоторой паузы, - я много о вас наслышан и вовсе не хочу вам мешать, но ведь это... оно выползло именно от вас!
   - Не знаю, не знаю... Может быть и от нас, но что-то раньше я его не видел... Может, оно где-нибудь пряталось? А вообще-то знаете, у нас высокореалистичное произведение, и такие уроды явно не из нашего романа. Все-таки это больше напоминает... Слушайте, а это не Саурон?
   - Нет, это точно не наш, мы-то своих всех знаем, - печально сказал Боромир. - Ну и что прикажете нам делать? Мы только что вышли из Мории, нас ждет долгожданный отдых у эльфов Лориэна, а тут это... чудо... ну куда мы его денем?
   - Я вам очень сочувствую, сударь, но... Хотя знаете что? Вы его пристрелите... или просто заройте где-нибудь в снег. У вас ведь там зима? Вот и заройте... А сами идите к эльфам! А этот... пусть потом сам выкручивается, как может!
   Из пролома послышался громкий плач Маэстро и печальный вздох Боромира:
   - Ладно, князь... Мы что-нибудь придумаем... приятно было с вами познакомиться. Честь имею!
   - До свидания, сударь... И вам всего хорошего... Будьте счастливы... - и Король стал тихонько отодвигаться от отверстия, сигналя Вере глазами, что пора уходить. На цыпочках они отошли от пролома на несколько метров, Король скомандовал: "1, 2, 3!", и они дунули по туннелю, что было силы: Боромир мог передумать, а связываться с ним не хотелось ни Вере, ни, тем более, Королю, который хорошо знал, кто такой Боромир и на что он способен, если его разозлить.

Глава третья.

   "...Старый мистик у окна объясняет принцип другу..."
   Фобс-Блуб. "День большой попойки".
  
   Чем дальше тянулся Подземный Туннель, тем сказочнее он становился. Сначала изменился пол: мягкую черную землю и обломки скал сменили гладкие мраморные плиты - идти по ним было одно удовольствие! Каменные стены постепенно меняли свой цвет с темно-бурого на небесно-голубой и приобрели необычный эффект: они переливались, блестели, дрожали, а иногда по ним расходились круги, точь-в-точь, как по воде, если бросишь в нее камень. Один раз, когда круги были особенно большие и Вера специально подошла поближе, чтобы их рассмотреть, из стены вдруг высунулась рыбья морда с выпученными глазами и сказала девочке: "У!", а потом, нырнув обратно в стену, так шлепнула хвостом, что обрызгала Веру с ног до головы. К счастью, брызги оказались не каплями воды, а мелкими камушками, и Вера нисколечко не вымокла.
   Тем временем туннель со скрипом сделал крутую петлю и раздвоился.
   - Нам туда! - показал Король вправо.
   - Подождите... - сказала Вера. - А куда этот коридор ведет?
   - В Девятимирье! - сказал Король таким тоном, как будто это разумелось само собой.
   - Тогда нам с вами не по пути, Ваше Величество! - твердо сказала Вера. - Извините, но в Девятимирье я не собираюсь! Да и что это за Девятимирье-то такое?
   - Но ведь ты моя подданная, не так ли? Контракт ведь ты подписала? И клятва... - заволновался монарх.
   - А вы запятнали себя предательством!
   - Но... Ты же обещала!
   - А вы служили пауку... Ловили ему рабов!
   - Но я же потом спас тебе жизнь! Устроил побег!
   - Ишь какой! Сначала заманил, а потом устроил!!! Не считается!
   - Неблагодарная девчонка! Я же тебе все объяснил! Почему я так делал!!! - закричал Король. - Но ты ничего не поняла! Ты... Ты просто глупая девчонка!!!
   - А вы - глупый, подлый, негодяйский королевишка, но я вам этого не скажу, ведь вы спасли мне жизнь, и я была вашей подданной и любила вас! - тихо сказала Вера (ведь она читала много книг и знала, как ставить королей на место).
   Речь девочки очень обидела короля: он насупился, втянул голову в плечи и стал вдруг похож на большую несчастную ворону.
   - Так ты не хочешь больше быть моей подданной? - наконец угрюмо спросил он.
   - Нет!
   - Хорошо! - наигранно бодрым тоном сказал Король. - И куда же ты пойдешь?
   - Домой, к маме! - сказала девочка, повернулась и пошла в левый туннель.
   - Но ведь ты не спросила, куда ведет этот туннель! Не спросила! Но так и быть: я - брошенный тобой монарх, все же останусь благороден, и если ты спросишь меня, я скажу тебе чистую правду!
   - И куда же ведет этот туннель? - не оборачиваясь спросила Вера.
   - Тоже в Девятимирье! - радостно сказал Король, но потом взял себя в руки и лицемерно завздыхал.
   "Шлеп!" - Вера села на пол, уткнулась лицом в передник и горько зарыдала.
   - О, опять плачет! - удивился Король. - Да не плачь ты, девчонка, слезы тебе не помогут!
   - Обманщик, а еще Король, - прошептала Вера сквозь слезы.
   - Морока с этими подданными... Ну, не плачь... - Король аккуратно поднял Веру и, обнимая за плечи, повел к правому туннелю.
   - Не плачь... Все хорошо кончится! Вот попадем с тобой в Девятимирье и ты сразу почувствуешь себя легко и свободно...
   ...О, Девятимирье! Возвышенная страна бродяг - философов и поэтов, где женщины ходят и кони, где нет ничего постоянного! Оно течет, как река, изменяя очертания материков, скал, вещей и людей. Там нет смысла заниматься глупыми делами, ведь накопленные сокровища могут там превратиться в кучу черепков, а только что построенные дома убегают на север. Поэтому всякий девятимирец делает только то, что ему хочется, не беспокоясь, что из этого получится. Ведь ЗАВТРА там уже наступило. Этого Вера не поняла, и Король объяснил: в Больших Мирах - так он называл все страны, не входящие в Девятимирье - люди никогда не становятся счастливыми, хотя многие хорошо знают, что для этого надо сделать.
   Люди хотят быть смелыми, сильными, добрыми, веселыми или богатыми, но откладывают это на завтра. Они говорят себе: "Все! С завтрашнего дня я становлюсь сильным и смелым! Сначала я стукну по носу Сашку Чернышева, а потом..." - тут они ложатся на диван, прикрывают глаза и начинают мечтать, как они станут завтра счастливыми, да куда после этого пойдут, да чего увидят, да что скажут. Но завтра все повторяется сначала, ведь когда "ЗАВТРА" приходит, оно становится "СЕГОДНЯ", и мечты людей не осуществляются.
   В Девятимирье ЗАВТРА уже наступило, поэтому там все сильные, смелые, добрые и счастливые.
   Потом Король рассказал, какие в Девятимирье деревья (оказывается, там есть деревья, которые умеют ходить, и если такое дерево приручить, то оно будет бегать за тобой, как щенок!), и Вера так заслушалась, что почти перестала плакать. А Король все говорил и говорил, опутывая девочку словами, как разноцветным шелком, и Вере вдруг так захотелось попасть в эту чудесную страну Девятимирье и самой увидеть все те чудеса, о которых рассказывал Монарх-диктатор, что по коже у нее мурашки забегали!
   - О! Неужели там так чудесно?! - простонала она, когда Король описал ей Девятимирские луга с облаками бабочек.
   - Да, да! - закивал Король. - Именно... Там чудесно! И еще, там все истории заканчиваются хорошо потому, что, в конце концов, все остаются живыми. Никто не умирает насовсем - не то, что в этих, в Больших Мирах!
   - А разве в Больших Мирах все заканчивается плохо? Вы что, Король? Я вот, например, читала одну книжку про... принца... (там еще злая колдунья была), но кончилось все хорошо! Принц женился на прекрасной принцессе, а колдунье отрубили голову, и она умерла! Разве это плохой конец?
   - Так это ж совсем не конец! - воскликнул Король и принялся с жаром объяснять, - Это просто писателю надоело писать сказку дальше, вот он и поставил слово "конец", а на самом деле это только середина истории. Вот Принц женился на Принцессе, так? Хочешь узнать, что было дальше? Ну, тогда слушай: через год после свадьбы у них родился сын - Громкоголосый Ночной Крикун и Великий Пачкун Пеленок, и заботы о нем целиком лягут на худенькие плечи Принцессы. От бесконечных недосыпаний и стирок лицо у нее подурнеет, а характер станет злобный и язвительный. Все чаще она станет срывать свой гнев на Принце (который к тому времени, может быть, станет уже королем): мол, такой-сякой, почему я одна должна присматривать за твоим ребенком? И тут Принц обидится. Он ведь тоже не баклуши бьет, а работает - управляет королевством и очень устает за день! (Знаешь, это действительно очень тяжело - целый день играть с первым министром в подкидного дурака). Но Принцесса уже ничего не слышит, ее понесло, она кричит, как резанный поросенок и рыдает, как фонтан. Тогда Принц хлопает дверью и идет... Куда? К Психологу? Нет! Он, милая моя, идет в пивнушку. Там он возьмет четыре кружки пива и порцию жареных немецких сосисок - чтобы успокоиться.
   И начнет их жизнь тянуться скучно, как серая паутина, и наполнена она будет не радостью и любовью, а руганью, злобой и взаимными оскорблениями. Пройдет лет 10. Короля (бывшего Принца) к тому времени так разнесет от пива, что он станет толстым, как боров. С каждым годом ему все меньше и меньше хочется приходить после работы домой и выслушивать язвительные замечания от Королевы, которую прошедшие годы превратили в злую растрепанную женщину. Все дольше и дольше станет Король засиживаться в таверне за стаканом - иногда аж до 2 часов ночи, но это не принесет ему желанного покоя, ведь, подзуживаемая соседками, Королева возьмет в обычай приходить в эту таверну и закатывать Королю истерики при посторонних.
   - Представляю себе эту картину! - фыркнул Монарх-диктатор, - Сидит за столом Король: красный, обрюзгший, в грязном неряшливом кафтане, миролюбиво что-то бормочет и даже пытается улыбаться, а возле него мелькает разъяренная седая фурия в выцветшем старомодном платье и вопит: "Подлец! Пьяница! Ты сломал мою жизнь!" - и лупит его сухонькими кулачками по спине. А вокруг свист, шум и хохот - для завсегдатаев таверны идет бесплатный спектакль. И так будет продолжаться до тех пор, пока однажды Король не снимет со стены старинный пистолет... Он нежно подержит его в руках, а потом поднесет к виску, печально улыбнется, скажет: "А колдунья-то была права!" и "Бах!"...
   Тут Король снял корону, выдержал небольшую торжественную паузу. В глазах его заблестели слезы и перед тем, как продолжить свой рассказ, он несколько раз всхлипнул.
   - Его похоронят на фамильном кладбище ясным осенним днем, - продолжал Король. - И по этому поводу будет пролито множество слез (в том числе и Королевой) потому, что, в сущности, он был неплохим малым. Тут Королева, конечно же, раскается и станет каждый день носить на его могилку цветы. Люди скажут: "Э! Да она, оказывается, любила Короля!", и постепенно Королева тоже в это поверит, и станет считать своим долгом нудно рассказывать каждому встречному-поперечному отретушированную историю своей жизни с Королем. Со временем она так надоест всем со своими рассказами, что к ней перестанут ходить даже булочница с молочником. Сын тогда ее уже умрет, внуки ее позабудут, и будет она жить одна в холодном полуразрушенном замке, среди одичавших кошек и сверчков - никому не нужная, голодная, глупая старуха. А потом и она умрет! Вот какой будет конец. Правда, печальный?
   - Печальный, очень, - тихо подтвердила Вера.
   - В Больших Мирах так всегда... А в Девятимирье - нет! Там все наоборот...
   Вдруг Король остановился, принюхался и пробормотал что-то себе под нос. Вера разобрала только фразу: "Должен быть..." и переспросила:
   - Что должно быть?
   - Пограничный Пост, вот за этим поворотом. Ну-ка, девчонка, подойди-ка сюда! - Король достал из кармана платок, поплевал на него и обтер Вере лицо. Потом руками пригладил ей волосы, отряхнул платье, опять поплевал на платок, но на этот раз вытер не лицо, а ботинки девочки. Потом он внимательно осмотрел Веру с ног до головы и, наконец, остался доволен.
   - Ну-с...
   - Погодите, Король... - сказала девочка. Она подошла к нему и вдруг попросила:
   - Нагнитесь, пожалуйста, Ваше Величество...
   Король удивился, но выполнил Верину просьбу - нагнулся, и она поправила корону ему чуть-чуть набок.
   - Так красивее, Ваше Величество...
   - А... Спасибо... - смущенно сказал Король. - Э-э... Ну что, пошли?
   - Угу! - кивнула Вера, и они снова зашагали по туннелю, который через несколько минут привел их прямо к обещанному Королем Пограничному Посту.
  
   II
  
   "...В нем зреет божия искра,
   Играя дулом револьвера.
   За все прошедшие века
   Не знали доблестнее тела..."
   Бодом. "Дети тишины"
  
   Пост на Веру впечатления не произвел. Там не было ни стекла, ни бетона, ни многочисленных полицейских, как в фильмах, а только стул и палка, черная в белую полоску, которая перегораживала туннель от стены до стены, как шлагбаум. На стуле сидел здоровенный усатый Пескун в круглой железной шапочке. Раньше Вера таких Пескунов ни разу не видела. Да что там! Она и не подозревала раньше, что Пескун может быть таким толстым и важным!
   Тем временем Пескун заметил беглецов: его толстые щеки дрогнули, а свиные глазки крутанулись и уставились на короля, усы встопорщились, а руки подняли огромный мушкет. Приклад мушкета Пескун упер в свой толстый живот, а ствол направил прямо в грудь короля.
   - Эк-к? - хрюкнул Пескун, как бы говоря: "Ну чего вам?"
   - Здравствуйте, вашесокоблагородие! - закланялся Король толстяку. - Как служба? Как детишки? А мы вот, знаете ли, проходили мимо и подумали: "Не зайти ли нам в Девятимирье?".
   - Не юли! - оборвал его толстяк. - По существу...
   - А! По существу! Хотим пройти! - Король показал, куда они хотят пройти с Верой. - Туда!
   - Хочешь - плати и проходи! - прохрюкал недружелюбный Пескун. - А нечем - катись, откуда пришлепал!
   - Вот именно... К вопросу об оплате... Понимаете, денежек у меня, как бы нет...
   Стражник уперся в Короля тяжелым взглядом, и тот зачастил:
   - Поиздержался в пути, вашесокоблагородие... Денежек как бы нет, но есть очень хорошая толстенькая девочка. Может быть хорошей служанкой: знает три языка, умеет ухаживать за коровами и... варить отличное пиво!
   - Пиво? - оживился стражник. - Точно умеет?
   - Угу! Точно! - закивал Король и сквозь зубы шепнул Вере: "Для тебя же, дура, стараюсь! Говори!".
   - Что? - тоже шепотом спросила Вера.
   - Поддакивай!
   - Да, да. Да, да, да, - быстро проговорила Вера и посмотрела на толстяка честными глазами.
   - Что ж, - сказал стражник, немного подумав, - если денег нету...
   - Нету, - вздохнул Король и развел руками.
   - Тогда можно и девчонку! - продолжал Пескун. - Ну что, по рукам?
   - По рукам! - сказал король, подвел девочку к стражнику и вложил ее руку в толстую Пескунову лапу. Потом он вздохнул, посмотрел на Веру печальными глазами, нежно взял ее руками за голову и, наклонившись, поцеловал в лоб. Потом повернулся к стражнику и сказал:
   - Открывай!
   - А оружие? - прохрипел тот.
   - Ах, оружие... да вроде нет... хотя, - и похлопав себя по карманам, Король вытащил две пачки динамита, кусок шнура и коробок спичек. Все это он покидал под стул, на котором сидел Пескун и вывернул карманы - мол, смотрите - ничего больше нет.
   - Проходи! - хрюкнул стражник и поднял черно-белую палку.
   - До свидания! Счастливо оставаться! Ариведерчи, ку-ку! - закивал Король и неспешной походкой двинулся по туннелю.
   - Постойте, Король! Вы что... уходите? - крикнула ему вслед изумленная Вера. (Она все еще думала, что это какая-то королевская хитрость, что сейчас он вернется, обманет Пескуна и они вместе пойдут в прекрасное Девятимирье).
   - Именно! - обернулся Король. - Ухожу навсегда! Как сказал бы поэт: "Пистолетный дым вдруг на миг рассеялся,
   А там... золото дороги!"
   Или как сказал бы другой поэт:
   "Презренно иду толпы мимо
   туда, куда слава зовет"...
   - А я? - все еще не веря, спрашивала девочка.
   - А ты? Я не знаю. Что она будет делать, господин стражник?
   - Варить самогон! - важно пропыхтел Пескун.
   - Варить самогон! Прекрасное занятие. - засмеялся Король. - Удачи на производстве, а мне пора! - и он удалился, насвистывая.
   От такого явного предательства Вера сначала прямо-таки остолбенела. Король давно уже скрылся за очередным поворотом туннеля и даже мраморная пыль, поднятая его башмаками, успела осесть на плиты пола, а девочка все еще стояла с открытым ртом. Но потом она очнулась, села на пол, закрыла лицо руками и вволю проплакалась (вы только не подумайте, что Вера была какой-нибудь плаксой - вовсе нет, просто... просто очень уж тяжело было ей в тот момент). Она все еще тихонько всхлипывала, когда Пескун вдруг всхрапнул и проснулся (а когда он заснул, Вера и не заметила). Толстяк потянулся, зевнул и стал косить глазами, пытаясь разглядеть Веру у себя за спиной: он ведь был такой ленивый, что не хотел даже повернуть головы.
   - Эй, девчонка, ты здесь? - грозно хрюкнул Пескун.
   - Да! - испуганно ответила девочка.
   - А-а... Слушай, какой мне приснился сон... вообще-то, знаешь ли, я свои сны только Смеульчику рассказываю. Это мой самый лучший друг, Смеульчик... А сны мне сняться преинтереснейшие, я тебе скажу, многие люди готовы были бы кучу денег мне отвалить, лишь бы послушать их, а тебе, так и быть, расскажу бесплатно. Ты только вдумайся, как тебе повезло! Ты вдумалась?
   - Да.
   - Угу... тогда слушай... Сначала мне приснилась черная стена, на которой горела такая, знаешь ли, огненная надпись... Я стал ее читать, и тут же какой-то голос, густой, как труба, стал ее вслух произносить, как бы читать для меня. А написано было вот что: кровь пролилась на землю прерий...

Начало рассказа о Шепоткове.

"...кровь пролилась на землю, и цветы

прерий безутешно зарыдали в порыве

отчаяния, и кактусы в бессилии закрывали

глаза..."

  
   Жил один человек, которого звали Шепотков. У него было постоянное желание петь и женские бедра. Когда он шел на работу, девушки не смотрели ему вслед, девушки должны были стать женами щеголеватых молодых людей, принцев черного рынка. Даже попадая в пределы видимости их прекрасных коровьих глаз, Шепотков по каким-то причинам оставался незамеченным: он только скользил по сетчатке глаза, а в маленький девичий мозг почему-то не попадал, и, наверное, девушки очень удивились бы, узнав, что на свете есть такой вот Шепотков.
   И все-таки раньше он был женат. Ее звали Эльвира. Кроме грозного имени шепотковская возлюбленная обладала еще двумя сокровищами: плоской грудью и длинными, голенастыми, прямо - таки верблюжьими ногами. Три эти компонента, слитые вместе, составили гормонический ансамбль, созерцание которого довело некоторых мужчин, в разное время, до инфаркта.
   - Ты так уродлива, что прекрасна, - сказал однажды жене Шепотков, - Я напился дешевого пива и ясно вижу это... Каждую эпоху Земля ваяла подобных тебе, но все они только предтечи, наброски твоего будущего великолепия. Наверное, и после тебя будут рождаться карлики с паучьими животами и люди - палки с клювами вместо носа, но жизнь их будет скучна и никчемна, ведь уродство, как смысл жизни, уже достигло своей высшей цели, сотворив тебя! Но больше всего меня восхищает, то, как твое моральное, духовное убожество дополняет и углубляет твой материальный облик... О, жена моя, ты - совершенство!
   После этих слов Эльвира стукнула его кулаком по лицу и ушла жить к другому мужчине, а Шепотков заскучал и, повинуясь порыву чувств, купил у одного подозрительного знакомого настоящий револьвер. Револьвер был тяжелый и неуклюжий, стоил дорого, и что с ним делать дальше бывший муж не знал. Убивать себя было жалко, а жену - противно. Подумав, Шепотков завернул оружие в туалетную бумагу и спрятал в ящик стола. Ящик закрыл на ключ и стал жить дальше.
   Но просто "жить дальше" оказалось трудно, почти невозможно. На третий день по уходу жены, бабка Леонтьевна из третьего подъезда публично, за глаза обозвала его "мяфой" и "рогоносцем", а Шепотков в это время курил на балконе и все слышал. Но сдержался и промолчал. Неодернутая Леонтьевна говорила до вечера. Яд ее речей был сладок, и соседи перестали замечать Шепоткова. Даже рыжий Андрюшка, которому Шепотков частенько помогал затаскивать на четвертый этаж велосипед, смотрел теперь сквозь него.
   - И ты, Брут... - сказал ему Шепотков.
   Андрюшка уткнул виноватые глаза в ботинки, взял велосипед и потащил его наверх, страдая.
   Воодушевленная Леонтьевна продолжала подрывную работу.
   У Шепоткова за спиной смеялись.
   - Да, я пропащий человек. Жена ушла от меня, а я не смог удержать ее потому - что я не мужчина, а тряпка. Надо мною все смеются, а я делаю вид, что все нормально - я трус. Я стал всем противен... Но самое страшное, что я стал противен самому себе, - такими мыслями терзал себя Шепотков по ночам, пока душа его не стала похожа на кровяную колбасу, отобранную у голодной собаки. В таком состоянии очень просто мог он умереть, но не умер, а наоборот - решил мстить.
   Итак - месть!
   Револьвер был вытащен из стола, помыт теплой водой, вытерт сухой тряпкой, заряжен и засунут в черный портфель, с которым Шепотков обычно ходил на службу. Единственный приличный костюм - серый, в мелкую клетку - был вычищен, отглажен и дополнен ковбойской шляпой, купленной в "Меркурии" всего за сорок рублей. Там же была куплена белая рубашка, свежая и внушающая доверие. В пятницу утром Шепотков позвонил на работы бывшей жены и узнал ее новый адрес, потом, тщательно побрившись, одел свои ковбойские доспехи, взял в руки портфель с оружием и решительно вышел на улицу.
   Рыжий трамвай быстро домчал его до нужной остановки и, оскалившись вслед, подмигивал на Шепоткова проезжающим мимо грузовикам. Предупрежденные грузовики замечали шепотковскую шляпу, и радостно ржали. От этого Шепотков разнервничался и долго искал нужный дом, но потом все-таки нашел, поднялся на третий этаж и позвонил в нужную дверь.

***

   - ...дверь под нумером сорок... - со вздохом повторил Пескун, немного почмокал губами, повздыхал, а потом обратился к девочке. - Ну как, интересный сон?
   - Да, - сказала девочка.
   - Что - "да"? Интересный - "да" или "да" - неинтересный?
   - Да, интересный, - сказала Вера, хотя на самом деле сон показался ей весьма глупым.
   - А вот как ты думаешь, если написать про этот сон рассказ, это будет хороший рассказ?
   - Да, хороший, - опять покривила душой Вера.
   - Вот! Хор-р-роший! - мечтательно прохрипел Стражник - Но только я его не буду писать... Слышишь, если он тебе так нравится, то я тебе его дарю! Будет время - напиши, если хочешь. Только в уголке подпиши - "идея О.Б. НЭП - стэр-Стэтэра" - так всегда в солидных книгах пишут. Кстати, Б.О. НЭПСТЕР - СТЭТЭР - это меня так зовут...
   - Очень приятно... А меня зовут, - начала было Вера, но самовлюбленный Пескун грубо перебил ее:
   - Так че, берешься за рассказ? Будешь писать?
   - Да знаете, я как-то не поняла... Может быть, вы... и вообще... - забормотала Вера.
   - Эй, ты че? Не юли! Не хочешь - не пиши, дело твое. Просто жаль, хороший рассказ мог бы получиться...
   - Может быть, было бы лучше, если бы вы сами написали... Ведь это ваш сон... У вас лучше получится... Вы такой умный... талантливый... ваш могучий интеллект, - забубнила Вера (она-то знала, что нужно говорить в таких случаях).
   - Я бы написал... да, понимаешь, скучно мне это... Понимаешь! В уме-то я все это уже пережил: и написал, и название выдумал, и в газету отнес, и гонорар получил, и Смеульчику газету с рассказом показал! Он аж позеленел от зависти - в смысле, в уме позеленел - вот... Так зачем мне этот рассказ писать, если я его уже написал тут, внутри? - и Пескун постучал себя кулаком по железной шапочке. - Нет! Не буду я писать! Лучше я что-нибудь другое выдумаю, а эту мысль пусть кто-нибудь другой напишет, у кого своих мыслей нету! Я так часто делаю.
   - Что делаете? - переспросила Вера.
   - Ну вот, к примеру, выдумываю какую-нибудь мысль и отправляю ее... выкидываю из головы... Понимаешь: летает, летает моя мысль и попадает кому-нибудь в голову... Какому-нибудь дураку, у которого своих мыслей нету... Он, конечно, глаза выпучит и бежит мою мысль делать... А потом ходит, раздуется, а я думаю: " Дурачок ты, дурачок! Ведь я это выдумал!"
   - И много таких ваших мыслей сделали?
   - А-а-а, не помню... Ну, вот выдумал я как-то паровоз... Утром прибегает Смеульчик и говорит - "Ну ты гений! Твой паровоз уже два года из Пенга в Ицу ходит... Народ, - говорит, - ненарадуется: дешево и удобно". А то еще выдумал в животе у Ничего опыты проводить, ну так - звуковые эксперименты, физические... Наутро прибегает Смеульчик и говорит...
   Но что сказал Смеульчик своему умному другу Вера так и не узнала потому, что в этот момент какая-то черная тень выскочила из-за поворота туннеля и на полном ходу врезалась в шлагбаумную палку.
   "Ой" - испугано вскрикнула Вера и быстренько залезла под стул Пескуна - ведь прибежавший был никто иной, как Маэстро!
  
   III
  
   "...наши души в руках стариков,
   отупевших от бешеных денег."
   P. Club. "Сон"
  
   Наверное, шлагбаум был сделан из хорошего дерева: он не сломался от удара Маэстровой туши, а только немного прогнулся, спружинил и отбросил паука назад. Маэстро злобно зашипел и попытался пролезть под палкой, но тут ему прямо в лицо уперся ствол мушкета и невозмутимый Пескун прохрипел:
   - Тпру... осади...
   Глазки Маэстро испуганно забегали, рот стал открываться - закрываться, как бы подбирая слова, жирный лоб наморщился...
   - Что? - наконец тихо прошипел паук.
   - Ха! - ответил Пескун, продолжая целиться прямо в лицо паука.
   Маэстро опять наморщил лоб и, немного подумав, сказал, глядя почему-то на ствол мушкета, а не на стражника:
   - Преследую беглых рабов... человек длинный, худой, с ним девчонка - толстая, глупая... Если видел, скажи... Заплачу...
   - Плати и преследуй, а если денег нет - катись отсюда... - начал было Пескун отработанную фразу, но вдруг замолчал на полуслове и глаза его радостно блеснули. "Девчонка" - пробормотал он и отвел ствол мушкета в сторону.
   - Сколько?
   - Что? - удивился паук.
   - Сколько заплатишь?
   - А-а... пять, - прошипел Маэстро.
   - Смотри, эта девчонка? Ее ищешь? - сказал Пескун и поджал свои толстенькие ножки. Паук увидел Веру.
   - Она, она, - радостно зашипел он и снова попытался пролезть под шлагбаумом. При этом он так злобно смотрел на девочку, что она чуть не упала в обморок.
   - Стоять! - мушкет Пескуна опять уткнулся в лоб паука.
   - Дай, дай, моя.., - закричал Маэстро, пытаясь уклониться от ружейного ствола и заодно дотянуться лапой до Веры.
   - Еще раз дернешься - стреляю! - рявкнул Пескун.
   - Моя, моя, - продолжал злобно пришептывать Маэстро.
   - Стой, где стоишь! - рассердился Стражник.
   - Моя!
   "Бах", - грохнул мушкет, и весь пост окутался клубами порохового дыма.
   - И-И-И! - завизжал Маэстро, как поросенок и быстро ускакал за поворот туннеля.
   - Га-га-га! - заржал Пескун и затрясся так, что стул под ним аж застонал, зашатался.
   - Мистер, э-э... Вы убили его? - взволнованно спросила Стражника Вера из-под стула.
   - Такого и палкой не добьешь... Токо подранил! - сказал Пескун. - Сейчас вернется. Кажется, очень ты ему нужна. Такие всегда возвращаются... Эти, которые деловые...
   - И что? Вы опять стрелять будете?
   - Зачем стрелять? Торговаться будем... Конечно, он с тобой что-нибудь гадкое сделает, - вздохнул Пескун. - Эти, которые крутые, только на гадости и способны... Да и рожа у него - видно, что не филантроп. И жалко мне тебя! Поэтому меньше, чем за 50 монет тебя не отдам!
   - А может, не надо отдавать? Я на вас работать буду! Все ваши рассказы напишу... А, дяденька? Я б вам полы мыла, шапочку чистила, не надо отдавать... - жалобно запричитала Вера.
   - Да заткнись ты, девчонка!.. Думаешь, мне не жалко тебя отдавать? Знаешь, как это мне тяжело? Может, у меня сердце на кусочки лопается, а тут ты еще... О, вылез! - и Пескун указал мушкетом на паучью голову, высунувшуюся из-за угла. Вера посмотрела на паука и вздрогнула, когда ее глаза встретились со злобно горящими глазками Маэстро. Лицо его странно изменилось: раньше гладкое и холеное, теперь оно было покрыто сыпью из разнообразных предметов: гвоздиков, кнопок, кусочков проволоки, обломков обручей, шурупчиков, крючков и других железяк, которыми обычно пескуны заряжают свои мушкеты. Железячки впились в лицо паука и торчали, словно давно не бритая щетина, что придавало ему еще более свирепый, дикий вид.
   - Как морда? Не чешется? - громко заржал Пескун. - Хочешь, еще вкачу? Со второго ствола?
   Маэстро ничего не ответил, только его маленькие глазки перебежали с Веры на стражника и заблестели еще злее.
   - О, Абдул губы надул... ну хватит, че дуешься? Или торгуйся - или я тебе еще в другую щеку пальну! У меня пороха хватит! - и Пескун воинственно потряс мушкетом.
   - Пять... - тихо прошипел Маэстро.
   - 150 - уж больно девочка хороша! - молодцевато выкрикнул Пескун.
   Маэстро задумчиво посмотрел на Стражника, на Веру, особенно долго - на мушкет и, наконец, произнес.
   - Шесть...
   - 149! - крикнул Пескун и азартно ударил себя ладонью по жирной ляжке.
   - 7...
   - 147!
   - 7,5...
   Пока они так торговались - Пескун азартно, а паук медленно и вдумчиво, Вера тряслась от страха под стулом. Ее воображение услужливо рисовало красочные картинки: вот паук ведет ее в свое логово, вот кусает, вот бьет ее крапивой, а вот - о ужас! - садит в котел и начинает варить живьем. Тут силы совсем оставили девочку: она прижалась щекой к холодным плитам пола и жалобно заскулила, как новорожденный щенок, за что сразу же получила удар мушкетом в бок:
   - Ты нашла время петь, девчонка! 127! - Пескун продолжал торг.
   Страх девочки вдруг куда-то исчез...
   - Да что это я, в самом деле? Веду себя как... как вещь.., - ужаснулась Вера, - как будто я уже умерла! Но ведь я еще не мертвая! Надо бороться! Вот сейчас найду камень да как стукну Пескуна по башке! - и она стала шарить руками по полу, ища подходящий булыжник. Ей попалось несколько мелких камешков - слишком мелких, и Вера их отбросила, - а потом рука ее наткнулась на какую-то четырехугольную пачку. Это был динамит Короля!
   - 115!- кричал наверху Пескун
   - 10,5... - отвечал паук.
   - 114!
   - 11..
   - 113!
   Тем временем Вера нашла вторую пачку динамита, спички и шнур. Она несколько раз глубоко вздохнула - и весь мир погрузился в туман: голоса негодяев доносились теперь еле слышно, как сквозь ватное одеяло, и только сердце бухало в груди, как огромный колокол.
   - Тихо-тихо... не спеши, - уговаривала себя девочка, обвязывая пачки динамита шнуром, как это делал Король. Затем она взяла в руки спичечный коробок, открыла его и стала зажигать спички - осторожно-осторожно, чтоб не услышал Пескун. Спички не загорались: то ли оттого, что руки у Веры дрожали, то ли просто были плохие спички. Несколько штук просто сломались, а у других серная головка крошилась и вспыхивала по частям, маленькими огоньками, которые тут же потухали.
   Тем временем торг между Пескуном и Маэстро продолжался и, кажется, стороны постепенно стали подходить к соглашению:
   - 70! Чтоб тебя! - кричал Пескун.
   - 39... - шипел паук
   - 69! - И никто никому ничего не должен!
   - 39...
   - 68!
   - 39...
   Вера достала последнюю спичку. Она опять вздохнула, прочитала коротенькую молитву и чиркнула спичкой по серному бочку коробка. "Пш-ш", - недовольно зашипела спичка и... вспыхнула! Сердце бешено заколотилось в Вериной груди, но она взяла себя в руки и медленно-медленно поднесла спичку к запальному шнуру. Шнур задымился, затрещал и по нему быстро пополз красный огонек.
   - Все! - выдохнула Вера и так же медленно, чтобы не выдать себя резким движением, встала на четвереньки и поползла прочь от стула с Пескуном в ту сторону, куда недавно ушел Король. Она ползла и голоса негодяев за ее спиной становились все неразборчивей и тише.
   - 48!
   - 39!
   - 47!
   - 39!
   - 46!
   - 39...
   А потом раздался взрыв!
   Он был не так грандиозен, как те взрывы, что устраивал Король (динамиту маловато), но все-таки поднял клубы пыли и порохового дыма, поэтому Вера не смогла рассмотреть, что стало с Пескуном и пауком, зато она ясно услышала как там, сзади, что-то падает, булькает и хрипит...
   - Наверное, это кровь хлещет из их оторванных рук и ног! - с содроганием подумала девочка. - Бедные... Оба готовы...
   Тут Вера вскочила на ноги и быстро побежала по туннелю не оглядываясь - ведь она ужасно боялась как-нибудь случайно увидеть окровавленные тела погубленных ею бедняг. Она не видела, как из клубов порохового дыма выполз Маэстро и, злобно шипя, поплелся за ней, шатаясь, как пьяный и пятная кровью плиты пола - взрывом ему оторвало заднюю ногу.
  
  
   IV
   "Скажите, как его зовут?"
   Детская песенка.
  
   Вера бежала час или три часа - она не помнила, помнила только, что ужасно запыхалась. Наконец она на полном ходу врезалась - в кого бы вы подумали? - в Короля собственной персоной! Он сидел у стены туннеля, вытянув ноги и сосредоточенно грыз яблоко. Вера споткнулась о его ноги и с грохотом растянулась на плитах пола. Короля, похоже, это нисколько не удивило!
   - О! - сказал он и протянул Вере яблоко (не то, что грыз, а другое - из кармана) - На!
   Вера взяла яблоко, подползла к стене, села рядом с Монархом-диктатором и они вместе заработали челюстями - "Хрум - хрум!" Король при этом оставался все так же загадочно спокоен, а Вера восторженно смотрела на него сверкающими глазами. Конечно, по-хорошему, Короля стоило бы обругать, а то и прибить, но девочка решила отложить это на потом. А пока она радовалась: все-таки Король был самым приятным существом из тех, что ей пока встречались.
   - А вы знаете, Король... этот Пескун, которому вы меня отдали... - сказала Вера
   - Знаю! Собака и гад! - ответил Король.
   - Почему? - удивилась девочка.
   - Потому! Он обманул меня!.. То есть нас он обманул! Вон - посмотри на эту скотину! - и Король мотнул головой вправо. Вера посмотрела туда, да так и обмерла: метрах в десяти от них лежал огромный желто-зеленый дракон! Он лежал, вытянувшись вдоль стенки туннеля по собачьи, положив морду на передние лапы. Когда Вера рассматривала его, Дракон как раз открыл глаза - очень красивые и добрые.
   - А кто это? - тихонько спросила девочка Короля
   - Друг твоего Пескуна... Он, оказывается, не настоящий Стражник (настоящий там - дальше), а просто мошенник! Видишь ли, этот гад Пескун собирает с путников входную пошлину, а потом их жрет этот ящер... Это они правильно делают - в таком деле свидетелей оставлять нельзя. Если б пенготаны узнали о проделках этих кооператоров, то быстро отправили бы их на капустные грядки!
   - О-о! Король, а он не бросится на нас? - прошептала Вера с опаской поглядывая на дракона.
   - Этот? Нет!... Он же того... заколдован! Эй, ты! Расскажи, как тебя заколдовали? - крикнул монарх дракону.
   Дракон поднял голову, внимательно посмотрел на короля и вежливо переспросил приятным тоненьким голоском:
   - Это вы ко мне обращаетесь, сэр?
   - К тебе! - и Король швырнул в ящера яблочным огрызком.
   - Меня заколдовал один великий волшебник, - тут Дракон сделал резкое движение головой и на лету поймал королевский огрызок своей огромной пастью (блеснули тысячи зубов, огромные и острые, как кинжалы). "Чап, чап" - чавкнул он и продолжал: - за то, что я пообедал его любимой козочкой... Он положил на меня заклятие такого рода: мне нельзя пересекать красную черту...
   - Стандартное заклятие! - зашептал Король Вере. - Специально для драконов разработанное... Я потому всегда в кармане таскаю кусок бордового мела ... Вот черта - видишь?
   Вера кивнула головой: она уже рассмотрела черту, которая проходила по полу перед самым носом дракона, продолжавшего свой печальный рассказ:
   - Я горько плакал и тогда волшебник сжалился надо мной. Он сказал, что заклятие не вечно и что если когда-нибудь прекрасная девушка поцелует меня, то заклятие исчезнет, а я превращусь в красивого юношу - принца! Но девушки боятся меня! Видно век придется мне мучиться и страдать! О! Если б нашлась хоть одна смелая незнакомка! - тут Дракон поднял голову, просительно склонил ее набок, как это делают собаки, и вежливо добавил: - Между прочим, это я тебе говорю, девочка!
   - Не слушай его - врет! - сказал Король, доставая новое яблоко, - Пока тебя не было, он говорил то же самое, только вместо девушки поцеловать его, мол, должен прекрасный рыцарь - я, значит... Эх, молодой еще, желтый, врать не научился!
   - А зачем врет? - спросила Вера.
   - Подманивает! - Объяснил Король и захрустел новым яблоком.
   Дракон, видя, что девочка не собирается подходить к нему, вздохнул и опять положил голову на лапы.
   - И что, никак его не обойти? - продолжала выяснять обстановку Вера.
   - Обойти - никак, тут только одна дорога. Но у драконьего заклинания есть еще один пункт: дракон обязан повиноваться тем, кто знает его... настоящее имя... Если мы назовем его по имени, то он не только пропустит нас в Девятимирье, но еще и вылижет до блеска наши ботинки... Видишь, сижу вот, думаю... - Король опять швырнул в дракона яблочным огрызком. - Я думаю, что его зовут Желтопузик... или Беллариус Бонифаций Агрикола... У этих драконов никаких традиций!
   - А может, я попробую? - спросила Вера.
   Король пожал плечами. Тогда девочка встала и подошла к дракону (правда, не очень близко). Драконьи глаза, большие, как блюдца, следили за каждым ее движением.
   - Эй, если я угадаю твое имя, ты пропустишь нас?
   Дракон кивнул головой. Вера обхватила голову руками, наморщила лоб, что-то припоминая, и сказала:
   - Тебя зовут... тебя зовут... Смеульчик! Правильно?
   Дракон посмотрел в потолок, выдохнул из ноздрей два фонтана пламени и печально сказал:
   - Вы очень умная девочка... Прошу... - и он прижался к левой стенке туннеля, освобождая дорогу девочке и Королю.
   - Ура! Ты сокровище! - крикнул Король Вере и вскочил на ноги. - Как хорошо, что я взял тебя с собой при побеге, хотя и нехорошо так говорить! Молодец, а?! - обратился Король к Ящеру.
   - Очень красивая и умная девочка, - полным уважения тоном подтвердил Дракон.
   - Пошли, пошли! - заторопил Король покрасневшую от похвал Веру. - А то вдруг эта туша передумает...
   И они быстро, почти бегом, бросились по туннелю мимо блестящего, переливающегося желто-зеленой чешуей драконьего туловища, но не успели сделать и двадцати шагов потому, что драконьи лапы - огромные, но изящные и гибкие, как у обезьяны - схватили их и поднесли прямо к носу ящера.
   - Эй, эй, Смеульчик! - развязно сказал Король, хотя лицо его ужасно побледнело. - Это очень смешно, ха-ха-ха... Но мы, понимаешь, спешим... Ты это... КУЛАЧОК-ТО РАЗОЖМИ!
   - Но меня зовут вовсе не Смеульчик, - приятным звонким голосом сказал Дракон, - не Смеульчик, нет! И очень глупо было с вашей стороны обзывать меня этой подлой кличкой, а потом так близко подходить ко мне!
   - О-о! Как же мы ошибались! Каемся, каемся, - запричитал Король, - отпусти нас, пожалуйста, милый ящер, великодушнейший из Драконов, ведь повинную голову меч не сечет, а мы осознали свои ошибки и раскаялись! Кроме того - я не скажу за эту девчонку - но если ты съешь меня, ты разом осиротишь 12 ни в чем не повинных малышей или, так сказать, моих детишек! Их мать давно умерла и теперь я их единственный кормилец! О, бедные дети мои! Кто позаботится о вас? Кто накормит вас, вытрет вам сопли, приласкает и поколотит, если ваш папочка будет съеден этим прекрасным животным, лучшим из драконов!! - и из глаз Короля закапали крупные слезы.
   - Что, все так плохо? - печально спросил Дракон. - 12 малышей?
   - 12! - закивал Король. - И еще несколько есть... внебрачных!
   - Скажите ваш адрес! Где живут эти детки?
   - Ну какое это имеет значение? - запричитал Король, - им отец нужен, а не похоронка с уведомлением!
   - Скажите, пожалуйста, адрес, сэр! - и Дракон так сжал кулак, что королевские кости затрещали, как домино.
   - Пенг, третий базар, лавка Бубула! - закричал несчастный Монарх-диктатор.
   - Я запомнил, - Дракон немного разжал кулак и заговорил печально и торжественно:
   - Сэр! Я сожалею, что доставляю вам столько неприятностей, но клянусь, что пока я жив, 12 малышей никогда ни в чем не будут нуждаться! Слово Дракона! Очень жаль, что мы встретились в столь неподходящее время и я прошу вас не держать на меня зла - я на службе! До свидания! Спасибо за внимание! - и Дракон раскланялся.
   Пленники открыли было рты, чтоб сказать ответную речь, но тут Дракон внезапно распахнул свою огромную пасть и быстро зашвырнул туда и Короля и девочку. Правда. Правда перед тем, как сьесть Веру он немного задержался, ровно настолько, чтоб шепнуть: - Эй, девочка! Вам кто-нибудь уже говорил, что у вас очень красивые глаза?! Спасибо за внимание!
  

Глава четвертая.

   I
  
   "...я вновь сижу в кругу людей,
   которых можно звать друзьями"...
   P. Clob. "Цветы позавчера."
  
   Видно, наши герои показались Дракону незавидным куском: он даже не стал их пережевывать, а просто протолкнул шершавым языком в глотку, которая напоминала огромную трубу, идущую с крутым уклоном вниз, к желудку. Она была покрыта какой-то слизью - оттого очень скользкая: не задержаться, не зацепиться, и вот Вера с Королем покатились по ней вниз, как с горки, постепенно наращивая скорость. Ветер засвистел у Веры в ушах, а в животе образовалась захватывающая дух пустота (знаете, как бывает в самолете, когда он проваливается в воздушные ямы). Впрочем, ощущения были скорее приятные, нежели наоборот, и если бы не страх, сжимающий тело девочки в ледяных объятиях, то смело можно было бы сказать, что это было замечательное Приключение.
   Так наши герои и летели в полной темноте, а потом впереди вдруг показался стремительно приближающийся круг света и - фить!фить! - они влетели в какое-то большое светлое помещение, полное всяких разных существ. Пролетев по воздуху метров пять, девочка с Монархом шлепнулись на пол: Король упал прямо на зайца Макса, а Вера на какую-то свинью. Свинья была толстая, а заяц - большой и мягкий, так что беглецы нисколечко не ушиблись.
   Несколько секунд все молчали: наши герои оправлялись от шока, безмолвно тараща выпученные глаза, а комнатные существа молча удивлялись, и только заяц Макс жалобно визжал под Королем. А потом Гусак-Португалец (он был невелик ростом, но храбр, а потому оправился от испуга раньше других) посмотрел пристально на Короля, захлопал глазами и вдруг громко закричал:
   - Эге-гей! Смотрите! Это же Дик Тру-ля-ля!
   - Где? - закричали остальные Комнатные Существа. - Этот? Точно Дик! Наш Дик! Вставай! - и они бросились к Королю, осторожно поставили его на ноги и, столпившись вокруг, стали с радостными воплями обнимать Короля, целовать, хлопать по плечу и жать руку.
   - Какой Дик? Который? - возбужденно завизжала из-за Веры свинья, - Какой? Эй, девочка, ты долго будешь на мне валяться?
   - Простите, пожалуйста, - сказала Вера, охая, поднялась на ноги и стала медленно отряхивать платье. Свинья, которая на самом деле оказалась поросенком Эллисом, быстро вскочила на ноги, пробилась сквозь толпу к радостно улыбающемуся Королю и вдруг заорала:
   - Олорин! Лопни мои глаза, Олорин! - и бросилась, то есть бросился Королю на шею.
   - Кажется, мой Король очень популярная личность, - подумала Вера, на которую, кстати, никто не обращал внимания. - Одних имен у него вон сколько - штук шесть... А держится-то как! Ишь! К нему все так и льнут, а он - хоть бы хны...
   Король и впрямь был очень хорош в эти минуты: воспринимая знаки внимания как должное, он нисколько не заважничал при этом, и только в облике его появилось нечто величавое и благородное. Посмотрев на него в эту минуту, вряд ли кто-нибудь осмелился бы признать в нем того самого Короля, который пресмыкался перед Маэстро и кидал яблочные огрызки в Дракона. Даже Корона на его голове перестала выглядеть, как нелепое украшение, - теперь это был атрибут власти. Насчет имен Вера тоже попала в точку: у Короля их оказалось великое множество, самых разных. Гусак-Португалец, Петрушка-Солярис и еще несколько волосатых бандитоподобных личностей, одетых в яркие лохмотья, сверкающие всевозможными драгоценностями и оружием, называли его "Диком" и "Стариной", большинство существ из тех, кто поприличней - "Миррамоном", пенготаны - "Дудочником", поросенок Эллис называл Короля "Олорином", корабельные крысы - "Шед-шед-Каем", тролли - "Экспериментатором" и "Освободителем", а русские эмигранты говорили "Сам" или "Арсений Сергеевич". В общем, каждый выкрикивал имя Короля на свой манер - Король охотно откликался на любое, - но все одинаково радовались и безумствовали, словно Король был и давно потерянным и вдруг случайно нашедшимся братом. Они кричали:
   - Дик, Дик! Как поживаешь, старина?!
   - Олорин, блин!
   - Миррамон, ты нашел тропу испанцев?
   - Дудочник, дружище, когда ты вернешь мой револьвер?
   - Экспериментатор, где ты был?
   - Шед-шед-Кай, дружище!
   - Дик, выпьем!
   - Олорин, блин!
   - Дик, а где Хоха?!
   - Сам, а, Сам?!
   - Миррамон, смотри, что у меня есть!
   - Олорин, блин! - они снова хлопали Короля по плечам, обнимали, целовали, пожимали ему руки и плакали от радости. Король в долгу не оставался: в ответ он тоже хлопал, обнимал, целовал, пожимал, громко смеялся и кричал:
   - Хорошо! Нет! Я его потерял! Где только не был! Выпьем! Хоха в плену у Куклов! Дела - полный вперед! Отличная куртка, выпьем! О, Эллис, старая ты колоша, и ты здесь!
   - Здесь, блин! Я, Олорин, блин, поступаю! Вместе с Экспонатом!
   - Экспонат, деревянная ты задница! Здорово! Еще не скопытился? - удивленно восклицал Король.
   - Нет, Дик! Я живучий.
   - О, Петрушка... Я так и знал, что встречу здесь какой-нибудь старый хлам!!!
   - Да, Дик! Это я, твой старый... - и у Петрушки-Соляриса от избытка чувств в глазах заблестели слезы. - Твой старый...
   - Хрыч!!! - закончил какой-то шутник фразу Петрушки, и громко смеялись Комнатные существа, и опять тормошили Короля:
   - Миррамон, ты надолго к нам?
   - Освободитель, да ты потолстел!
   - Шед-шед-кай! А правда, что ты побывал в столице?
   - Дик, Дик! Наш Дик! Старина Дик!
   - Сам!Сам!
   - Олорин!
   - Дудочник!
   - Олорин! Ну, Олор-и-ин! - громче всех визжал неугомонный Эллис и ластился к Королю, как голодная кошка к повару.
   - Что, окорочек? - ласково улыбнулся ему Король.
   - Олорин... Пой!!! - крикнул вдруг поросенок, засмеялся, отскочил от Короля и хлопнул в ладоши.
   - Да, да! Пой, Дик, пой!!! - радостно подхватили клич поросенка остальные. Они тоже отступили от Короля, быстро выстроились в почти правильный круг с Королем в центре и принялись громко и ритмично стучать ладонями. После каждых двух ударов они хором выкрикивали "Пой, Дик, пой" - и получилась простенькая веселая песенка, похожая на те, что поют черные рабы, когда работаю на плантациях:
   - Хлоп-хлоп-пой, Дик, пой! Хлоп-хлоп-пой, Дик, пой!
   - Да что вы! - заскромничал Король. - Я вовсе не хочу петь!
   - Хлоп-хлоп-пой, Дик, пой!
   - Хм... Ну ладно... И что же вам спеть?
   - Пой, Дик, пой! - продолжали хором весело выкрикивать Комнатные Существа, а Слоненок Боуи громко протрубил:
   - Спой нам, как ты путешествовал, Миррамон!
   - Ну ладно... Хотя я сегодня не в голосе, - жеманно и томно, видимо, подражая какой-то оперной певице, завздыхал Король, а потом вдруг гордо выпрямился и, подняв руки над головой, запел высоким приятным голосом, пуская редких петухов:
   Хоха придет ко мне за повестью,
   Которой я не написал,
   С ним будет мятый томик Бодлера
   И два билета, что он взял.
   Мы в ожиданьи отправления
   Откроем мутное вино,
   Загнав в себя свои сомнения
   И ноги высунув в окно.
   - У-у! Шалала-лула! У-у! Шалала-ла-лула, - подхватили припев Комнатные существа. - У-у шалалала - ла - лула!!!
   Нас ждет страна беспечной радости,
   Все то, о чем мечтал давно, - продолжал петь Король, и в голосе его зазвучала страсть, а тело задергалось, как будто какая-то внешняя сила стала играть им, кидая из стороны в сторону, -
   Стоит там холст работы Мелкина,
   Лолита смотрит вдаль, в окно,
   Рассказ о ней поведал сокол нам,
   Что улетел за облака
   К лучам, где счастье - настоящее
   И люди стройны на века.
   У-у! Шалала-лу-ла! У-у! Шалала-лу-ла!
   Но может, плохо собиралися,
   А может, просто не судьба
   Мы, как обычно, с ним надралися,
   Забыв в угаре все и вся.
   И вот итог - проспали поезд мы,
   Быть может, будет так всегда,
   Так в жизни: часто хочешь блага ты,
   Но вновь выходит ерунда.
   У-у! Шалала-лу-ла! У-у! Шалала-лу-ла!
   Хоха опять придет за повестью,
   Быть может, я начну писать,
   Стрела мечты умчится к лучшему,
   Вновь время будет пропадать.
   Опять проснувшись после выпивки,
   Пишу своей судьбы рассказ,
   Идя страданьем и ошибками
   К тому, что счастье где-то в нас.
   У-у! Шалала-лула! У-у! Шалала-лула!
   У-У-ша-ла-ла-ла-ла-лу-ла! - выкрикнул Король последние звуки припева и замер, подняв руки и устремив глаза куда-то в бесконечность. Так он постоял несколько секунд, а потом выдохнул воздух, улыбнулся и поклонился.
   - Браво! Ништяк! - восторженно закричали все существа и энергично произвели тот шум, что обычно называется "бурными аплодисментами". Король опять раскланялся, а неугомонный Эллис сказал, что песня хорошая - в качестве вступления, но он бы хотел услышать более полный отчет о "твоих похождениях, Олорин, за прошлый год."
   - Хорошо, хорошо, расскажу.., - сказал Король. - Но дело это долгое... Кто угостит рассказчика табачком?
   Петрушка-Солярис засуетился, зашарил по карманам и быстро подал Королю пачку сигарет и зажигалку, а поросенок Эллис, пыхтя, притащил потрепанное плетеное кресло, в котором Король вольготно развалился, вытянув свои длинные тощие ноги. Все остальные существа расселись возле него - прямо на полу, достали свои кисеты, трубки, сигареты, спички, зажигалки и принялись важно пускать в потолок дым, внимательно слушая рассказ Короля.
   На Веру по-прежнему никто не обращал внимания. Никто даже не пригласил ее в компанию, поэтому она не стала садиться вместе со всеми около Короля, а отошла к стене, оперлась на нее с независимым видом и обиделась.
   - Какие они тут все... эгоисты! И Король... думает - певец, а сам эгоист тоже! Мог бы меня и познакомить с кем-нибудь. Я, может, тоже хочу попеть и послушать... А! Ну и ладно... подумаешь! - думала девочка и надувала губки.
   Заяц Макс тоже стоял у стены - он тоже обиделся. Ведь Король сначала упал на него - и не извинился, чем оскорбил тонкие эстетические чувства интеллигентного зайца, а потом Король даже не пожал ему лапу, хотя Макс громче всех кричал: "Как поживаешь, Миррамон?" И вот теперь заяц старательно делал вид, что он всех презирает, и что он эстет.
  
   II
   "Ваш стиль - съедать на завтрак падаль,
   Король, вы зря включили газ,
   Какая невидаль: в экстаз впадает тонущий корабль.
   Но слава Богу - Бог все ближе, он выгонит
   из душ тоску, он ради нас забросил
   Все, что свыше и учит малышей кричать "ку-ку".
  
   Слоны. "Ку-ку".
  
   Король оказался отличным рассказчиком. Лаконично, но красочно он поведал друзьям, как радовались Куклы, захватив в плен его и пенготана - крепыша Хоху, без всякого сопротивления, мертвецки пьяных, и как Хоха переживал, когда на рынке рабов их, закованных в тяжелые цепи, продали всего за пять монет: Хоху - Князьям Внешнего круга, а его, Короля, одному авантюристу по имени Моосе.
   - Хотя жителям девяти миров он больше известен под кличкой "Маэстро", - добавил Король и по рядам комнатных существ прокатилась волна тревожного оживления, а Эллис взволнованно воскликнул:
   - Неужели это тот самый, что сожрал в позапрошлом году Старика Ерла?
   - Сожрал Ерла, и графа Мерсо, и Стрелка-всей-Листвы, и еще многих...
   - Ох! - испуганно воскликнул поросенок, а Король продолжил свой рассказ:
   - Маэстро в тот момент как раз возомнил себя крутым театральным режиссером... Он набрал себе актерскую группу - так, всякую третьесортную бездарную дрянь (на хороших актеров у него не было денег) - и стал ставить пьесы, которые сам же и сочинял.
   Пьесы были дрянные, актеры... ну что они могли сыграть, жалкие пасынки искусства? - в общем, дело не шло. И вот тогда Маэстро - а я всегда говорил, что он гениальный импресарио в своем роде - стал съедать после каждого спектакля по актеру: того, кто хуже всех играл. Если на сцене ты выворачивался наизнанку, то мог быть спокоен: вечером тебя не коснется кнут, и ты получишь свою порцию пудинга, но не дай бог тебе запнуться на сцене или забыть хоть строчку текста - все!!! Вечером ты - шашлык!!
   И вот тогда-то мы стали играть! О, как мы стали тогда играть! Как мы ставили Шекспира, бог ты мой! Да, господи, это было шоу! 27 человек было в труппе! 25 спектаклей мы сыграли и прославились на всю Пустырину! Нас приглашали даже в ночные клубы! Мы же были суперзвездами! - Король торжественно поднял руку к небу и несколько секунд молчал, глядя куда-то в потолок блестящими глазами. По щеке его ползла блестящая слеза, выжатая из сухих королевских очей ради пущего эффекта. Потом Король заговорил снова и голос его стал тих и печален.
   - В конце концов, в труппе остался только один актер, и скажу вам без ложной скромности, это был...
   - Ты? Ты, Дик? - закричали существа.
   - Нет. Крошка Циммер, я-то был помощником режиссера, - ответил Король и стал рассказывать дальше: как он слезно просил Маэстро не есть крошку Циммера "ради искусства", и как паук сначала согласился, но потом не утерпел и сожрал-таки беднягу с чесноком и солью, и как после этого они стали бедствовать и нуждаться, и как Королю пришлось соорудить иллюзорную картину-ловушку, чтоб наловить новых актеров для Маэстро, но "клева не было" и никаких лицедеев не попадалось, а попалась только вон та толстенькая девочка - тут Король представил Веру собравшимся и они тепло похлопали ее по плечам, а Король быстро пересказал те приключения, о которых Вера все знала потому, что сама в них участвовала.
   - Ящер сожрал нас - и вот мы здесь! - закончил свой рассказ Король.
   - О!О! - выразили свое восхищение комнатные существа, а слоненок Боуи, вздыхая, покрутил головой, взволнованно повторяя: "Везет же некоторым... везет же."
   - Подожди, Олорин, - сказал вдруг поросенок Эллис, глядя на Короля своими маленькими черненькими глазками, в которых загорелась тревожная мысль. - Так ты сюда через дракона попал? Через того Ящера?
   - Да. А что? О, слушайте... А вы что ж? Вы - нет? - удивился Монарх.
   - Нет! Мы сами! Своим ходом! И ящера никакого нигде не видели!
   - Как это? И вообще: где это мы?
   - Олорин, ты че? Не узнаешь? Мы же в Увели, в Муниципальных Классах Архитектуры и Искусства!
   - Да? И вы что - сами сюда пришли? - продолжал удивляться Король.
   - Ну да! Мы теперь абитуриенты! Мы поступаем, Олорин! Мы экзамены здесь сдаем! Да вон экзаменаторский кабинет!!! - и Эллис указал копытом на резные дубовые двери с табличкой:
   "Экзаменаторский кабинет.
   Прием абитуриентов с 11 до 13."
   - А зачем? Зачем сдаете? - продолжал допытываться Король.
   - Ну, Дик... Мы же хотим стать актерами!
   - Режиссерами!
   - Пора профессию получать!
   - Будем народ веселить!
   - Мы будем учиться! - радостно загалдели Комнатные существа или Абитуриенты.
   - В муниципальных классах учиться? Ха-ха-ха, - засмеялся Король, а потом, резко став серьезным, зловеще прошептал - Все ясно!.. Ничего иногда принимает странные формы!
   - Что?
   - Нет, ничего... Просто теперь я знаю, как звали того Дракона!
   Абитуриенты неловко замолчали, пожимая плечами, а Петрушка-Солярис, стоявший рядом с Верой, тихонько шепнул девочке:
   - Дик - он очень умный!.. Иногда такое ляпнет - шиш что поймешь.
   - Я это заметила, - прошептала Вера в ответ.
   - Так, ясно.., - сказал Король, вскочил с кресла и поманил пальцем поросенка Эллиса, - Эллис, отойдем в сторонку... есть разговор. А ты, Петрушка, посмотри пока за моей девчонкой...
   Поросенок с Королем отошли в угол и о чем-то оживленно заговорили, махая руками. В этот момент двери экзаменаторского кабинета распахнулись и из них вышли две красивые девочки-близняшки: Саша и Таша. Их лица сияли, как только что начищенные сковородки, а рты безмятежно улыбались. Абитуриенты сразу же позабыли про Короля: всей толпой они бросились к близняшкам, обступили их и стали наперебой восклицать и спрашивать:
   - Ну как, сдали? Что Ганапольский - злобен? Что Тэль - режет? Что спрашивали, девчонки? Что поставили?
   - Пять! Обоим! - звонко сказала Таша, а Саша прижимала руки к груди и, закатывая свои васильковые глазки, шептала:
   - Ой, ребятки! Ганапольский такой инте-ересный! Он на меня вот так, вот так посмотрел! И говорит: "Представьте себе, что вы обезьяны!"
   - Следующий! - донесся из полуоткрытых дубовых дверей громкий крик, и Экспонат вздрогнул и засуетился:
   - Ну вот... ну что ж... я пошел...
   - Ни пуха, Экспонат! Не трусь, Экспонат! - быстро подбодрили его абитуриенты и опять повернулись к Саше, которая элегантно била себя руками по грудной клетке - показывала, как нужно изображать обезьяну на экзамене.
   - Ну что ж... - Экспонат поправил дрожащими руками свой неказистый серый пиджачок и, махнув рукой, вошел в Экзаменаторский кабинет.
   - Удачи тебе, Экспонат! - звонко крикнула ему вслед Таша и - "бам" - резные двери закрылись.
   - А Ганапольский подошел ко мне близко-близко - вот так вот - и говорит: "Милое дитя! Вы необычайно талантливы! Нам надо как-нибудь с вами позаниматься наедине!" Представляете? - продолжала завывать Саша.
   - Старый козел! - воскликнула Таша.
   - Ничего ты не понимаешь в ти-и-е-е-э-атре! - парировала Саша и опять что-то горячо говорила об экзамене взволнованно сопящим абитуриентам.
   Вера, конечно, не собиралась сдавать никакого экзамена, но разговор показался ей интересным. Она как раз хотела подойти поближе к Саше, чтоб как следует обо всем расспросить, но тут Петрушка-Солярис, присматривающий за девочкой по просьбе Короля, вдруг почему-то решил, что в его обязанности входит также ведение с подопечной светских разговоров. И вот он откашлялся и сказал:
   - Привет... э-э... Вы любите... э-э... цветы?
   - Что? - удивилась девочка.
   - Э-э... цветы любите?
   - Люблю... очень...
   - А вы... э-э... любите.. э-э... конфеты?
   - Да.., - продолжала удивляться девочка.
   - А вы любите... э-э... любите... э-э... - Петрушка-Солярис аж весь покраснел и вспотел - ему всегда тяжело давались светские беседы.
   - Послушайте! К чему все эти любовные разговорчики, а? - грозно спросила Вера и уперла руки в бока, как это всегда делала мама, ругаясь с молочницей.
   - Э-э... Ни к чему... - потерянно пробормотал Петрушка и стал окончательно похож на спелый помидор. - Э-э... А может вы... вы Дика... любите?
   - Ха! И не надейтесь! Ваш Дик - типичный авантюрист и предатель, в таких не влюбляются! Наоборот: если в Девятимирье все такие, то я, наверное, повешусь!
   - Ты что!? - Петрушка-Солярис так удивился, что даже перестал краснеть. - Ты что - еще не поняла? Да таких существ, как Дик, в мире единицы! Да знаешь ли ты, как тебе повезло, что он просто разрешил идти рядом с собой? Да на твоем месте я держался бы за Дика, как обезьянка за маменькин мех, во как! Ни в коем случае не бросай его, потому что Дик это... это... О!
   Из-за плеча Петрушки показалась голова Короля - он, оказывается, незаметно подкрался к собеседникам и слышал большую часть разговора. Теперь, внимая горячей Петрушкиной речи, он надувал щеки и важно качал головой, как бы соглашаясь с Солярисом, но при это глаза его весело поблескивали и это выглядело так комично, что Вера засмеялась.
   - А, это ты, Дик..., - обернулся Петрушка, - а я вот...
   - Кости мне полоскаете? - ехидно прищурившись, сказал Король.
   - Нет! Нет! Что ты, Дик... - смутился Солярис.
   - Много чести - кости вам полоскать! - поддержала Петрушку девочка. Мы просто разговаривали! И, между прочим, мистер Солярис всячески вас нахваливал и просил меня вас ни за что не бросать - вот и все!
   - Да? - удивился Король. - И что ты ответила?
   - А я еще не ответила! Но отвечу! - Вера повернулась к Петрушке, торжественно посмотрела ему в глаза и сказала: - Нет, мистер Солярис, я никогда не брошу своего Короля! Он, конечно, трус, предатель и негодяй, но я могу теперь путешествовать только в его компании. Ведь я - убийца!
   - О?! - вежливо изумились Солярис с Королем.
   - Да! Я убила того Пескуна, которому вы меня продали, Ваше Величество - подожгла динамит, и теперь ни один честный человек не подаст мне руки... Поэтому вы, Король, теперь самая подходящая для меня компания... Так и пойдем вместе - убийца и предатель! - и Вера горько заплакала.
   - Точно, я не подам ей руки, - сказал Петрушка (Вера заплакала еще громче), а Солярис покрутил своей круглой головой, высматривая что-то в воздухе и вдруг хлопнул ладонями у себя над головой.
   - А теперь я... э-э... подам ей руку! - и Петрушка показал Вере ладонь, на которой лежал свежеубитый комар. - Ведь я убил... э-э... комара!
   - Точно! - обрадовался Король. - Ты, Солярис, можешь подать руку моей девчонке! Вы теперь одного поля ягоды! Оба - киллеры!
   - Нет, не можете! - прорыдала девочка - Я этих комаров убила, наверное, тыщу! Но ведь комар - это только комар! За него не посадят в тюрьму, а Пескун - это совсем другое дело! Спасибо вам, но...
   - Но ведь я... э-э... тоже убийца! - изумился Солярис. - И как убийца убийце хочу пожать твою руку!
   - Ну какой же вы убийца? - принялась объяснять Вера, - Вашего убийства никто и не заметил! А мое... Знаете, какой тот Пескун был умный? Мир стал чуть беднее после смерти этого Великого Пескуна!
   - А знаешь, какой это был комар? Всем комарам комар! - весело закричал Король.
   - Да. Он был... э-э... писатель, танцор... певец и барабанщик легендарной группы... э-э... "Комарики - ударики".
   - Знаешь песнью "Хэй, Джуд?". Так вот: это он написал! - опять встрял в разговор Король.
   - Именно... но я э-э-э... убил его, когда он стал сосать мою кровь!
   - Не понимаю, - и Вера с надеждой посмотрела на Короля.
   - Петрушка хочет сказать, что жизнь комара не менее важна, чем жизнь какого-нибудь Пескуна или там слона... Поэтому все с радостью пожмут твою честную руку убийцы, разве что найдется человек, который никого не убил, но я таких не знаю.
   - А я знаю! - подхватил Солярис, - Этому человеку всего два дня отроду, но он уже хочет убить... э-э... муху, которая садится ему... э-э... прямо на нос...
   Петрушка с Королем засмеялись, а Вера с огромным облегчением почувствовала, что камень, лежащий на ее сердце с того времени, когда она взорвала Пескуна, потихоньку исчезает...
   Снова заскрипели Экзаменаторские двери, и Экспонат, спотыкаясь, вышел из кабинета и безутешно зарыдал, закрывая лицо руками.
   - Экспонат, ты сдал? Что спрашивали? Что Ганапольский - злобен? Что Тэль - режет? Что поставили, а? - обступив Экспоната, печально заговорили абитуриенты. Некоторые даже завсхлипывали, глядя, как рыдания сотрясают худенькое Экспонатово тело.
   - Гана... Гана... - хотел сказать что-то Экспонат, но рыдания душили его, он царапал себе грудь и мотал головой.
   - Что? Что?
   - Экспонатик, миленький... Ну что ты... - сказала Таша и ласково погладила Экспоната по лохматой голове.
   - Гана... Ганапольский - сука! Режет! Го-о-ворит, представьте... что вы обезьяна, а я что, железный ему что ли?!! - вдруг страшно закричал Экспонат, поднимая к потолку свое мокрое от слез лицо, - Я... я вот пиджак купи.. купил... Я учить... учиться хотел!
   Слоненок Боуи с Петрушкой-Солярисом подхватили беднягу Экспоната под руки и потащили куда-то прочь успокаивать.
   - Так, соберись! - сказал Король девочке. - Сейчас идем мы. Я обо всем договорился...
   - Куда идем? - удивилась Вера.
   - На экзамен! Надо кое-кого поставить на место... Одного старого знакомого... Ну, три-четыре - пошли! - Король схватил Веру за руку и потащил за собой к Экзаменаторскому кабинету, продираясь сквозь толпу встревоженных абитуриентов. Возле самых дверей дорогу им перегородил дрожащий заяц Макс. Он уперся трясущимися лапами в грудь Короля, покраснел и быстро забормотал (а глаза его безумно бегали за запотевшими стеклами очков):
   - Вы куда? Теперь моя очередь! Почему вы без очереди? Теперь моя очередь!
   - Эллис! - злобно крикнул Король. - Нам мешают! Объясни этому лопуху - ху из ху!
   - Ви! Ви! - поросенок с визгом вырвался из толпы абитуриентов, подскочил к зайцу Максу и изо всех сил двинул его копытом в ухо! Заяц охнул и тихо опустился на пол.
   - Мерси, Эллис! - сказал Король, хладнокровно перешагнул через зайца и вошел в двери Экзаменаторского кабинета. Вера засеменила за ним, ведь цепкие пальцы Короля по-прежнему сжимали ее локоть - не вырваться (хотя Вере очень хотелось в ту минуту убежать).
   III
  
   "... Он говорит "театр", завывая
   и закатив глаза к преддверьям рая,
   проводит, что-то с пафосом играя,
   Всю жизнь в пределах старого сарая!
   G. Sapit "Эпиграмма на профессора Ганапольского"
  
   Экзаменаторский кабинет оказался большой полутемной комнатой, посреди которой стоял большой деревянный стол.
   Настольная лампа бросала на него круг яркого света, четко высвечивая бумажные завалы, пепельницу с дымящимися окурками, кучу цветных карандашей и четыре белых руки, которые порхали над столом как большие мотыльки, в такт оживленному разговору, которые вели два громких голоса.
   - Нет! - дребезжал первый голос и руки (те, что поуже, поизящнее) взлетали кверху. - Мой следующий спектакль будет шедевром! Скажу больше! Я, как зритель, давно уже жду выхода этого спектакля!
   - Нет-нет-нет! - отвечал другой - густой, хорошо поставленный голос. - Ничего мне о ней не говорите! Не надо! Она же бездарность! - и другие руки (те, что побольше, с короткими толстыми пальчиками) сцепились в замок и стали вертеть большими пальцами.
   - Она бездарность??? Да! Она - бездарность! - опять порхали, бились в круге света первые руки. - Но я скажу больше: вот я, как режиссер, сумел поставить ей брови! Да-с! Я... - тут руки застыли в воздухе, а потом быстро упорхнули в полутьму (видно, их хозяин заметил девочку с Королем).
   - О, да у нас гости! Прошу вас, подойдите сюда, - сказал второй голос, и в кругу света появилась круглая лысая голова с толстыми щеками и маленькими усиками под мясистым носом. - Ну-с... И чем же вы нас порадуете?
   - Мы приготовили вам басню... - вежливо ответил Король. - Можно?
   - Да, пожалуйста..., - разрешила усатая голова (Вера догадалась уже, что она принадлежит известному профессору Тэлю), - пожалуйста... - и голова, скучно зевнув, уползла в темноту, а тэлевы руки вяло забарабанили по крышке стола пальцами-сосисками.
   - Басня!.. - громко сказал Король - Под названием "Сашин Армагеддон!" Слова народные, исполняет Дик Тру-ля-ля.
   Король откашлялся и стал декламировать, завывая и размахивая руками:
   Как у Александры чистые руки,
   Она бегает смотреть, как горит кислород,
   В ранце за спиной иллюзии,
   Верхом на коне - до святого Петра,
   Мол, здравствуй, холоп! Скоро будешь генералом!
   А среди святых...
   - Стоп-стоп-стоп! - вдруг закричал профессор Тэль. - Это никуда не годится! Что это вы нам рассказываете?
   - ???
   - Ну что это? Проза, баллада? Что?
   - Может быть и баллада, - саркастически сказал Король. - Но еще вчера это была басня.
   - Ну так и рассказывайте, как басню... А то... снежок ... бережок...
   - Сначала?
   - Ну... давайте сначала... - нехотя согласился Тэль.
   Король вздохнул, высморкался в подол балахона и начал рассказывать басню с начала, но получилось гораздо хуже, чем в первый раз. Видимо, его обидели придирки профессора. Ярости в его голосе поубавилось, и руками он больше не размахивал - напротив, сложил их на груди, как Наполеон.
   - ...А среди святых нет плохих, нет хороших,
   Но в городе Уржум есть настоящее рэгги.
   Отчего ж гимназисты падают в снег?
   И.... добро скажет... то есть, говорит казаку,
   Мол... она трогает... портреты...
   - Ну, послушайте, это же невозможно! - опять закричал Тэль. Он выбежал из-за стола, чем-то щелкнул (всю комнату залил неприятный электрический свет) и стал раздраженно ходить вокруг Короля. - Невозможно! Вы басню рассказываете или холопов на ярмарку зазываете?
   - Я рассказываю басню, - сквозь зубы сказал Король и стал презрительно смотреть в сторону.
   - Тогда рассказывайте! Не мямлите! Какие там слова? Она трогает... что?
   - Портреты... задумчивыми пальцами... - нехотя пробормотал Король.
   - Ну вот и покажите, как она трогает портреты... задумчивыми пальцами... Нет, не так... Не так! Вы же пустой! Нет! Нет! Не верю! Так! Текст! Текст дальше! - и Тэль сел задницей на крышку стола и стал подкуривать сигарету.
   - Как много их, кем хочется бы-ы-ыть! - неуверенно завыл Король.
   - Как много и-их, кем так хо-о-очется бы-ы-ыть! - тоже подвывая, произнес Тэль, взмахнув тоненькими ручками, - Бы-ы-ыть, понимаете? Ну, давайте, давайте....Работайте дальше.
   Король попробовал провывать стихи, как профессор, и это выглядело так жалко - хоть плачь. Кажется, Король это и сам понял: он вдруг перестал декламировать и, взмахнув рукой, с вызовом сказал:
   - Больше кривляться не буду!
   - Так! - сказал Тэль и посмотрел на второго профессора - высокого старика с холеным одутловатым лицом (это был знаменитый професор Ганапольский).
   - А скажите, молодой человек, - загундосил Ганапольский, поймав взгляд Тэля, - а не могли бы вы нам показать что-нибудь? Скажу больше: если бы вы показали нам обезьяну...
   - Нет.
   - Ну... - Ганапольский, зевнув, развел руками и принялся зачем-то капаться в бумажных завалах.
   - Так, - сказал Тэль, сел за стол, откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, сделал вид, что задумался. Потом профессора немного пошептались (Вера ясно разобрала фразу "полная бездарность") и вместе посмотрели на Короля с участием, точно родственники на тяжелобольного.
   - Ну что ж, - наконец неуверенно произнес Тэль, - неплохо, неплохо... Прошу вас, подойдите сюда.
   - А танец вы смотреть не будете? Я танец приготовил... - оживился Король, задрал подол балахона и подрыгал своими тощими волосатыми ногами.
   - Нет, не надо танца... Подойдите, пожалуйста, сюда... А эта девочка с вами? Пусть тоже подойдет... Значит, вы хотите быть артистами? - сказал Тэль, когда девочка с Королем подошли к столу, - Похвально, похвально... А скажите, зачем, по-вашему, нужен театр?
   - Вообще? Принципиально или, скажем, в частном контексте? - заискивающе уточнил Король и сложил на своем подвижном лице такую гримасу, какая бывает у официанта принимающего заказ у миллионера.
   - Как это? - удивился Тэль
   - Ну, скажем, как элемент исторической данности или...
   - А, понятно! Нет, не как элемент, а... Ну, вы понимаете...
   Король конфиденциально покивал головой ("Понимаю! О, понимаю!") и мягко сказал:
   - Зашибать деньгу!
   - Что?
   - Театр нужен - зашибать деньгу! - уверенно сказал Король и развил свою мысль дальше - Вообще-то, конечно, он вовсе и не нужен, но поскольку у крестьян есть досуг - они ведь хотят иногда развлечься и готовы платить за это деньги - то тут появляемся мы и говорим: "Крестьяне! Вы нам деньги, мы вам - театр!" Крестьяне говорят: "Да, да!" - и мы играем. Все остаются довольны!
   - Вот вы как считаете?!! - протянул профессор Тэль и испуганно посмотрел на Ганапольского, который, наконец, оторвался от своих бумажек и бросал теперь на Короля тревожные взгляды.
   - Да, я так считаю! - сказал Король.
   - Оригинально... Слушайте, милейший... вы откуда родом будете? - спросил Тэль.
   - Какое отношение это имеет к искусству?
   - Да, вы правы... пожалуй, что никакого...
   - А что?.. Что-нибудь не так? Вы как-то странно на меня смотрите... - вдруг заволновался Король.
   - Да как вам сказать... Вы так интересно мыслите...
   - Скажу больше, - вдруг сказал Ганапольский тонким дребезжащим голосом, - с таким мировоззрением вам не сюда бы надо поступать! Вам знаете куда? Вам в мукомольный техникум надо поступать!
   - А-а... Вот вы как заговорили, - драматично прошептал Король и стал внимательно разглядывать профессора Ганапольского, - а тогда... Тогда зачем же, по-вашему, нужен театр?
   - Театр, молодой человек, нужен, чтоб раздвинуть границы души, да-с! Скажу больше: деньги в театре вообще никакой роли не играют! - отчеканил Ганапольский.
   - Ах, не играют? А на что же вы тогда жрете?
   - Не ваше дело! - сухо произнес Ганапольский.
   - Это мое дело! Я - налогоплательщик! - отчаянно закричал Король.
   - Поздравляю вас!
   - Ага! Вот вы какие! - опять закричал Король. - Окопались тут!
   - Вон там.., - он драматическим жестом показал на дверь, - там простой серый народ убивается на производстве! Ему головы некогда поднять! Потому что он работает! Чтобы профессору Ганапольскому было, что жевать! А когда выдается свободная минута, он вертит головой, мой народ, он хочет развлечься!
   - Он хочет прекрасного, он ищет театр! Но театра нет потому, что профессор Ганапольский, видите ли, занят развитием своей души!
   - Не своей! - тонко закричал Ганапольский, вскакивая со стула.
   - А чьей?
   - Зрителей!
   - Зрителей? И как же вы ее развиваете?
   - Я их учу! Скажу больше...
   - Как это учите? Чему вы их учите? - орал Король.
   - Я учу их жизни! Жизни, да!!! - визжал Ганапольский.
   - Жизни? Ха-ха-ха, - сатанински засмеялся Король. - Что вы можете знать о жизни, жалкие люди, живущие на одну зарплату??
   - Вон! - взвизгнул Ганапольский, указывая пальцем на дверь.
   - Вон! - поддержал его Тэль, но вдруг заинтересовался, - А кто же, по-вашему, должен тогда учить народ?
   - Буддийские монахи! - крикнул Король.
   - А! Тогда вон! И девчонку свою заберите!
   - Нет! Я не уйду! Я открою вам глаза на жизнь!
   - Вон! Вон!
   - Не смейте меня гнать! Я гениальный!
   - Ну, вы на-а-ахал! - сказал Тэль, вытирая пот со лба.
   - Скажу больше: вы бездарность! Вы хам! - добавил Ганапольский, вытирая очки подолом своей белой рубашки.
   - Это вы - бездарность! Бюрократы от искусства! Я теперь и сам вижу, что мне нечего здесь делать! Посмотрите на себя: ну чему такие, как вы, могут меня научить? Потакать своим амбициям?
   - Вот и прекрасно! Вот и уходите! - обрадовался Тэль и замахал на Короля своими толстенькими ручками.
   - Но я не уйду! Я останусь!
   - Но зачем? Зачем вам здесь оставаться? - простонал Тэль.
   - Не за ради себя!
   - А зачем?
   - Ради них! - и Король торжественно указал на входную дверь, за которой толпились взволнованные абитуриенты. - Иначе вы научите их неправильному театру!
   - Во-о-о-он! Во-о-он! - вдруг как бык заревел Ганапольский. - Во-о-о-о-он!!!!
   - Да замолчите вы, старик! - язвительно сказал Король. - Мессия вы наш! Границы души он раздвигает! А сам вчера наорал на невестку! Бедная девочка плакала - тарелку-то не она разбила, а сынок ваш - Анастасий, и вы ведь знали это, великодушный вы наш! Но на сынка-амбала не очень-то поорешь, он ведь и укусить может, а поорать хотелось... правда, профессор? А четыре года назад вы другу своему соврали: сказали, что жену его не видели, а она в это время у вас в спальне на кровати сидела... Но что вам было сделать: друг-то у вас - кто? - слесарь?! - ну конечно! Не понял бы он - такой темный и неинтеллигентный, что люди искусства такие тонкие и возвышенные, спонтанные, и страсти сдержать не могут...
   А двадцать лет назад ты за детишек из кружка своего театрального не заступился... Помнишь "Короля Лира?" Помнишь, как сидели они на лестнице в костюмчиках своих средневековых, которые ты для них придумал, а толстые гопера издевались над ними и называли их по-всякому, и колпачки с них срывали... а ты рядом стоял и курил... Но вид сделал, что не замечаешь ничего! А ведь дети тебе верили! Одна девочка даже влюблена в тебя была! Не вступился ты за них, гениальный наш, для театра себя берег...
   Эх Даня, Даня... Для чего же ты жил эти 30 лет?
   Вера с ужасом выслушала тот бред, что нес король, а потом украдкой посмотрела на Ганапольского. Тут она так удивилась, что глаза у нее чуть не вылезли на лоб: как воздушный шарик, теряя воздух через дырочку в боку, превращается в резиновую тряпочку, так и Ганапольский быстро терял свой гонор и лоск, на глазах превращаясь из ухоженного, уверенного в себе профессора в жалкого, сморщенного, смертельно уставшего старичка. А заглянув в его глаза, Вера увидела бесконечную тоску и страх! Ганапольский боялся Короля!
   - Кто это? Кто это? - вдруг страшным голосом закричал Ганопольский. - Имя! Как его имя?! - и бросился к столу, и стал так рыться в своих бумагах, что во все стороны полетели бумажные клочья.
   - Что вы наделали? Негодяй! Сейчас же убирайтесь отсюда! - закричал Тэль и кинулся успокаивать Ганапольского.
   Король молча повернулся, взял Веру за руку и они быстро вышли из экзаменаторского кабинета. Уже у самых дверей они услышали крик Ганапольского:
   - Олорин! Я узнал тебя, Олорин! Олорин, прости!!! Подожди!
   Но Король с девочкой быстро выскочили в коридор и закрыли за собой дверь.
  
  
   IV
  
   " Пойдем со мной туда, где нету нас,
   Где чувствуют, как если б дышат правдой,
   Где солнце не бросают ради свеч."
   Пост-Клуб. "Пойдем со мной."
  
   - Ну как там? Сдали экзамен? Что спрашивали? Что отвечали? Что Ганапольский - злобен? Что Тэль? Режет? - закричали абитуриенты, окружив наших героев, едва те оказались в коридоре - Ну, рассказывайте, рассказывайте!!!
   Король поднял руку, призывая всех к молчанию, подождал, пока затихнут последние восклицания, и, выдержав паузу, произнес, наконец, указывая рукой на экзаменаторский кабинет:
   - Там - духовная смерть!
   - Хи-хи-хи! - засмеялись абитуриенты, оценив шутку. Но Король не шутил: он резко задвигал головой, злобно всматриваясь в лица смеющихся, щелкая при этом зубами, как волк, а потом закричал:
   - Ржете? Дураки! Дураки! Там, на луне, человечек висит, за вас, гадов, распят! Чтоб вы жили! А вы как страусы - головы в песок! От жизни спрятаться... Там Девятимирье! Там кони ходят, там люди, умирая, смеются! Так почему ж вы здесь, а не там? Вот ты, свинья, - и Король свирепо посмотрел на Эллиса, - ты думаешь, что тебя здесь чему-нибудь научат? Думаешь, будешь делать спектакли для людей, дарить им радость? Хрена лысого! Ты же через два года отсюда уйдешь, а если не уйдешь, то станешь таким же яйцеголовым кривлякой, как Ганапольский! И будешь всю жизнь, знаешь, что делать? Знаешь что? Ничего! Вот!
   - Неправда, Олорин! - тихо сказал поросенок. - У меня будет свой театр! А ты... тебя просто Ганапольский выгнал, вот ты и орешь на нас...
   - А! Мейерхольды хреновы! Ничего не понимаете! - закричал Король. - Театр! Нет здесь театра, нет! Никогда не было и не будет!
   - Театр - это вот, - и он вдруг выхватил из-под балахона огромный сверкающий тесак и, махая им, прыгнул в толпу абитуриентов. Что тут началось! Все бросились врассыпную, толкаясь и спотыкаясь, девушки завизжали, Гусак-Португалец упал на пол, на него наступил слоненок Боуи - храбрая птица истошно захрипела, выпучив глаза, а посреди всей этой объятой ужасом толпы, как тигр, скакал Король, размахивая оружием и радостно крича:
   - Вот вам театр! Вот! Театр - это страх! Театр - это любовь! Театр - это когда люди не спят перед сценой в удобных креслах, а корчатся от смеха и заливаются слезами! Эй-яу! - тут Король метнул свой тесак... "Взик" - пропел тесак и воткнулся в экзаменаторскую дверь совсем рядом с ушами зайца Макса. Макс истерично вздрогнул, охнул, позеленел и медленно опустился на пол в глубоком обмороке.
   Абитуриенты тут же замолчали, одновременно повернув головы, как бараны, посмотрели на Зайца Макса, потом на дрожащий в двери тесак, потом - восторженно! - на Короля.
   - Браво! - Крикнул слоненок Боуи, и все громко захлопали. Король раскланялся, а когда аплодисменты утихли, просто сказал:
   - Пойдемте со мной! Научу вас водить человеков... за нос!
   И он ушел из муниципальных классов Архитектуры и Искусства города Увели. Вместе с ним ушла девочка Вера, и слоненок Боуи, и Гусак-Португалец, и поросенок Эллис, и Петрушка-Солярис, и бедняга Экспонат и много других, веселых и смелых существ. Только заяц Макс и Саша остались у Экзаменаторского кабинета, поступили в экзаменаторские классы, научились, завывая, произносить слово "театр" и ломать дурачка на сцене... Со временем они станут знаменитостями и проживут бурную жизнь, заполненную сплетнями, раздражением, славой, пустыми разговорами, глупыми амурными похождениями, и история их жизни будет очень печальна потому, что они в конце концов умрут.. Такова судьба всех существ, живущих в Больших Мирах - в конце-концов, они все умирают..
  
  
   ГЛАВА 5
  

ОБЩАЯ СТРАТЕГИЯ

  
  

I

   "Вокруг нас красивые люди
   Пустые внутри, как стаканы
   Из них самый лучший не будет
   Мечтать о возвышенных странах
   В страну моих снов
   Царство вечного лета
   Пройдем только мы
   Дураки и поэты."
   Патрик Тоша. "Человек - меч".
   -Итак, дорогие мои, дело в следующем, - Король смачно затянулся сигаретой, выдохнул в потолок изящное табачное облако, и, выждав, пока перестанет грохотать печатная машинка, (Вера записывала все его слова для Истории), продолжил, - Все мы знаем чего хотим.... Не так ли?
   -Так, так...- преданно таращась в рот Монарха, подтвердили слушатели.
   -И чего же мы хотим?
   ("Трах-тах-тах" - увековечила эту фразу Вера)
   - Попасть в Девятимирье... прекрасную страну, где не надо работать...(Король поморщился). Где никто не умирает навсегда... - пробубнили десятки голосов
   -Именно! - тонко улыбнулся Король и зачастил, подгоняемый пулеметными очередями, испускаемыми Вериной машинкой, - но попасть в Девятимирье очень трудно. Мало быть готовым к опасностям и лишениям, чтобы достичь его! Да знаете ли вы, сколько Существ не смогли вырваться из лап Ужасного Ничего только потому, что некому было указать им верной дороги? К счастью, среди вас есть знающий человек,... эту дорогу укажу вам я!
   - Ура!- восторженно взревели слушатели и устроили Королю бурную овацию. Отхлопавшись, долго усаживались на свои места: грязная комнатка, снятая Королем в обшарпанной портовой гостинице на деньги Эллиса - единственного сына респектабельных родителей - была мала, а последователей у Короля было уже много, потому набились тесно, как сельди в бочку, и сидели, чуть ли не на головах друг у друга. Еще некоторое время в воздухе висел раздраженный шепот: " Уберите, пожалуйста, отсюда свои ноги, гады!" или " Вы меня совсем придавили!", но, наконец, все расселись, и Король вновь всплеснул руками:
   - Да я укажу вам эту дорогу! Вчера я ходил в библиотеку...
   Кое кто из слушателей - большей частью мускулистые парни, обвешенные саблями и револьверами - пооткрывали рты (это были пираты, только вчера завербованные Слоненком Боуи, они впервые пришли послушать Короля ).
   ...и нашел там мемуары самого Дудукана!
   - О!- восторженно выдохнули слушатели.
   - Вы, конечно, не знаете, кто такой Дудукан, ну так вот: я вам это расскажу!- кричал Король, преследуемый грохотом печатной машинки.- Дудукан - это принц пенготанов! Он отказался от власти, от жены, от богатства ради того, чтоб вырваться из лап Ужасного Ничего, и вырвался! Более того: он оставил записи для следующих поколений, дабы мы с вами не плутали по путаным тропам этих сумрачных миров, а сразу двигались бы в верном направлении, да- с! Дудукан пишет, что в Девятимирье ведут два верных пути. Об одном я умолчу, потому что такой ордой мы все равно там не пройдем, зато о втором пути я все вам расскажу! Это дорога на Кошачьи Врата!- выкрикнул Король, и замер с радостно оскаленным ртом, видимо ожидая очередной порции аплодисментов, но слушатели напряженно молчали, и вышла неловкая пауза.
   -В чем дело?- резко стерев с лица гримасу радости, деловито осведомился Король.- Что, название не нравится?
   -Не нравится,- раздался сиплый голос, и из толпы слушателей поднялся невзрачный бородатый старикашка, по виду - скромный житель увелийской окраины. Сердце Веры екнуло: волонтеров на окраине вербовала она.
   -Не нравится название, сударь,- продолжал старик.- И место не нравится. Слышали мы про енти самые ворота, слышали... Двадцать лет назад появился у нас в городке какой-то, с позволения сказать, хмырь... тоже все горы золотые сулил, если кто пойдет, мол, с ним к ентим самым вратам... Народу много увел... Брат мой единоутробный тоже с ним пошел, да вот только назад никто не вернулся, так-то сударь. Верно я говорю?- обернулся он к слушателям, и кое-кто из них утвердительно кивнул головой.
   -Так может они уже того...в Девятимирье уже?- неуверенно предположил сидевший недалеко от Веры здоровенный пират, с толстыми обнаженными ручищами.
   - Может, может,- живо обернулся к нему старик.- Отчего же не может?.. Да вот только потом купцы, что с хомбрийскими царьками торгуют, товары с юга привезли: сабли там, уздечки... тут бусы янтарные, а тут - часики... Думал - обознался, а подхожу поближе - они самые! Брата моего единоутробного часики, отцом нашим к свадьбе ему подаренные - вот они, лежат!
   А он бы с отцовским подарком ни в жисть бы не расстался, так - то! Да и другие наши тоже узнавали: и часы, и платье, и там перстни с сережками - это как, сударь? И вот что я думаю, судари мои: были наши братья убиты и ограблены - уж не знаю кем. Потому и говорю вам: сам я к этим вратам не пойду и вам не советую! А вы что скажите, сударь? - и, вскинув на Короля укоризненный взгляд своих выцветших глаз, старик терпеливо ждал ответа. Но Король промолчал. Тогда старик презрительно плюнул в пол и стал пробираться к выходу. За ним поднялись и ушли остальные увелийцы, за увелийцами - Алибанские Пастухи, чей интеллект, отточенный постоянным общением с овцами, властно звал своих хозяев держаться большинства. За Пастухами потянулись гимназисты и студенты, пираты, шулера и какие-то бродяги, неизвестно как просочившиеся на сходку, кучка Фентезвильских Мушкетеров и пара клерков - растратчиков, с трусливо бегающими глазками.
   Пират с толстыми руками ушел последним: сначала он немного постоял посреди опустевшей комнатушки, качая головой, как бы сомневаясь: уходить или остаться, но потом махнул рукой и устремился вслед за ушедшими товарищами. Напоследок он так грохнул дверью, что с потрескавшейся стены дождем посыпалась штукатурка. В комнате остались Король, Вера, Поросенок Эллис, Слоненок Боуи, Экспонат, Петрушка - Солярис, Таша и еще несколько абитуриентов, уведенных Королем с экзамена по театру. Ошеломленные и напуганные произошедшим, они растерянно озирались вокруг.
   Множество скособоченных кресел и стулья, подобно мертвым солдатам валяющиеся на полу, превращали комнату в некое подобие поля битвы, абсолютно проигранной битвы. Эта печальная картина окончательно утвердила ощущения разгрома в их сердцах.
  
  

II

"...где стебель о стебель шуршат камыши

   Где волны медлительны, как латыши
   Туда, где от тела свободна душа
   Где можно пить чай и курить не спеша
   Мечтает уплыть на своем корабле
   Последний корзинщик на этой земле."
   Самуэль Бардо. "Корзинщик"
  
  
   - Вы видели?- дрожащим голосом произнес Король, когда штукатурка у дверей, наконец, перестала сыпаться. - Нет, вы видели этих баранов, этих тупоголовых дураков? Месяц, месяц роботы насмарку! Это что, это с ними я с ними должен был штурмовать Кошачьи Врата? Да неужели вы, - яростно заорал он, потрясая кулаками, - да неужели вы думаете, что с такими ослами можно вырваться из когтей Ужасного Ничего?! Вы кого мне привели? Да что же это вы творите со мной?
   Раздался громкий лязг: это Вера спохватилась и принялась с чувством долга тарабанить пальцами по клавишам пишущей машинки (ей ведь было поручено фиксировать все без исключения речи Короля). Короля это еще больше взбесило.
   - Прекрати печатать, дура! - взвизгнул он. - И все вы тут дураки! Дураки, дураки!
   Пока Король переводил дух, готовясь с новыми силами обрушиться на товарищей, бывшие абитуриенты удивленно таращились на него - никогда раньше Король не был с ними так резок и груб! - и только из-за пишущей машинки доносились тихие всхлипывания обиженной Веры.
   - Дураки!- вновь завизжал Король, но тут его вдруг перебил Поросенок Эллис.
   - Ты чего это орешь на нас, Олорин? - насупившись, тихо сказал он. - Мы же делали, все как ты нам велел...
   -Я велел? Я вам велел? Я велел... опухнуть можно!- Король схватился руками за голову и стал ее раскачивать так, словно хотел оторвать. Потом, резко бросив это дело, он ткнул пальцем в сторону Эллиса и зловеще прохрипел:
   - Это ты во всем виноват, свинья! Это ты уговорил меня остаться в этом вонючем городишке!
   - Я?? - оторопел Эллис.
   - В этом! Вонючем! Городишке! - пролаял Король.- В Фентезвиле я бы давно уже набрал 100 000 бойцов! Да что там 100! - 200 бы набрал! Слышишь, свинья?! Слышишь?!
   - Вот что, Олорин... не фиг орать на меня, - упрямо сказал поросенок. - Ты знаешь, как я тебя уважаю, но если ты сейчас же не извинишься перед нами...
   - Ты, ты... - возопил, было, Король, но Эллис твердо закончил свою фразу. Я вообще сейчас уйду!- сказал он,
   и Король закашлялся, подавившись собственным криком, и рухнув на ближайший стул, скрючился и закрыл лицо руками. На целую минуту в комнате воцарилась напряженная тишина.
   - Прости, Эллис, - наконец как-то устало и глухо сказал Король, - что-то я разыгрался....Простите... Братцы, кончай стоять, подсаживайтесь сюда!
   С почтительным грохотом разобрав стулья, встревоженные абитуриенты расселись вокруг Короля и выжидательно уставились на него.
   Уф - ф! - потряс Король головой и, отняв от лица ладони заговорил торжественно и печально.
   - Итак, братцы, вышел у нас полный облом, только это все фигня: за одного битого двух убитых дают, или как там.... Не знаю как вы, а я для себя давно решил: иду в Девятимирье... Ребята, я в одной книге прочитал, прямо опух... прочитал, что не стоит, мол, пытаться изменить этот мир, не изменишь его! Хоть волком вой - все равно ничего не переделаешь, потому что миром этим гордыня правит, глупость и всякая такая дрянь. Ребята, вы знаете: я много где побывал и везде так, только в Девятимирьи все по-другому.... Наверно есть и другие какие-то цели, к которым стремиться стоит, но я их не знаю, знаю только вот эту, про Девятимирье, и не откажусь, хоть вешайте меня...
   Ну не собираюсь я всю жизнь тут маяться, не интересно это мне! Вот как я думаю, ... а вы? Со мной? - он медленно оглядел лица товарищей, и взгляд его странен был.... И ясность в нем была, и отрешенность, и теплота, и какая-то светлая грусть.
   - Мы с тобой, Миррамон! Разве не ясно! Мы за Девятимирье, Дик! Подумаешь, ушли эти ослы: что ж мы из-за такой мелочи от идеи что ли откажемся? - зашумели бывшие абитуриенты.
   - Олорин, ну че с тобой? Прямо на себя не похож...- подобрался к Королю поросенок Эллис, - мы твои друзья , мы с тобой... Ты не раскисай, брат! - он схватил Короля копытами за плечи, тихонько потряс его, - Олорин, вернись... Стань каким раньше был... А то мне нож в сердце, когда ты такой...
   - Да, Эллис, все нормально... Сейчас я соберусь... Не волнуйся, брат. - и Король легонько хлопнул поросенка по плечу, - пусть чай кто-нибудь поставит.
   - Я, я поставлю! - подскочили Вера с Ташей, кинулись в угол, где за неимением полок была свалена вся кухонная утварь, и принялись хлопотать, возиться с чайником и кружками. Петрушка-Солярис с Боуи низвергли с дубового стола Верину печатную машинку, осторожно кинули ее в угол, а сам стол потащили прямо к стулу, на котором сидел Король. Эллис с Экспонатом мчались в магазин за продуктами, кое-кто вертелся возле девочек, предлагая посильную помощь в приготовлении чая, остальные Существа негромко болтали, а Король о чем-то задумался, подперев голову рукой, и рассеянно глядя куда-то в бесконечность печальными глазами.
  

III

"...чего-то напьется

Кого-то погубит

А что оно бьется?

Кого оно любит?

В подъезде друг к дружке

Прижмется, хохочет...

А что ему нужно?

Чего оно хочет?"

Патрик Тоша. "Сестре хозяйки".

   Через некоторое время Эллис с Экспонатом вернулись, притащив с сумки полные хлеба, сыра и колбасы, и вместо обычного чаепития вышел настоящий пир. Когда чай был допит, и подчищены все блюдца с бутербродами, немного оживший к тому времени Король распорядился поставить еще чая - мол, долго будем еще сидеть! - вновь рукоположил Веру в секретари и велел ей опять записывать все умные мысли, что мелькнут на совете - "...только не на машинке....Грохочет, как танк, с мысли сбивает...
   Возьми листочек с карандашом...",- потом откашлялся и сказал:
   - Значит так: времени у нас в обрез. Сегодня мы должны выработать Общую Стратегию!
   -Так, так!- поддакнули Эллис с Петрушкой.
   -Цель у нас есть...
  
   - Есть! Девятимирье!
   - Да. И чтобы достичь его нам нужны...перечисляем...
   - Бойцы!
   -Сколько бойцов? Как думаешь, Петрушка, 3000 хватит?
   - Нет, Дик, не хватит. Ну-ка, Эллис, дай-ка вон ту карту, - Петрушка с Эллисом раскатали на столе потертую карту республики Фентизвиль, придавили ее края кружками - чтоб не сворачивалась - и Солярис принялся бороздить пальцами материки, моря, и лесные массивы южных окраин Фентизвиля.
   - Вот Увели, вот здесь, предположительно, Кошачьи Врата, вот хомбрийские царства: Лелап, Пок, Дилон, Ица... вот это Хольмквест... Евфрат течет вот здесь, а потом на юг. Переправляться надо вот тут - вот, по мосту, что у крепости вот этой, Бумтханги, а там гарнизон тысячи две, наверное, не меньше. Бумтханга - это крепость Ицы, в Ице сейчас правит Гозал Мак-Реон, царек он боевой, услышит, что мы перешли реку - тотчас же выступит, и хорошо бы его где-нибудь здесь, в степях за Бумтхангой быстренько разбить, пока другие хомбрийские орды не подошли. Вот. А потом путь нам лежит сюда, в Хелидонские горы... хомбрийцы туда за нами не полезут, это уже не их земля.
   - А чья же это земля?
   - Ох, даже говорить боюсь, - вздыхал Петрушка,- это племенные земли Троллей.
   - Троллей? Ты че, к Троллям лезть собрался? - возмущенно гоготал Гусак-Португалец, - Вот же как подойти можно, с востока!
   - Нельзя, - отвечал Петрушка, - там нам придется две недели по степи шарахаться, со всеми хомбрийскими армиями на хвосте. Вот здесь надо, через Ицу. Всю компанию провести за неделю: перейти по мосту Евфрат, разбить Гозала Мак-Реона - и в горы. А Тролли... это не факт .Их мало, они редко встречаются...
   - Ну, если редко... - крутили лохматыми башками члены Совета.
   - Редко, редко. - перебивал Король. - Нам до этих Троллей еще добраться нужно! Так сколько бойцов нужно, Петрушка, чтобы Ицу распотрошить?
   - Тысяч шесть, Дик, не меньше...
   - Тысяч шесть... да еда, да оружие, да пушки... повозки, военспецы, кони...да Ящеров покупать...обмундирование.... Это сюда, это туда... это так...- задумчиво принялся грызть ногти Король. Он закатил глаза к потолку, немножко посвистел и, наконец, сообщил товарищам следующее:
   - Ну что ж, все понятно! В общем все ,что нам нужно, это люди и деньги!
   - Только люди нужны крепкие!
   - Только денег нужно много! - волновались члены Совета.
   - Ну, давайте тогда думать: где можно найти людей и денег? Начинаем с первого: где можно раздобыть 6000 бойцов?
   - В армии!- крикнул Экспонат.
   - Армии больше делать нечего! - фыркнул кто-то из Существ.
   - Да, армия - это дохлый номер!
   - Тогда в Береговом Братстве!
   - Точно, у пиратов! Пообещаем им процент с добычи...
   -Или у филателистов... или как их там?.. нумизматов!
   - А что, их 6000 наберется?
   - По их спискам в этом клубе, нумизматическом, 11000 членов! - воскликнул Слоненок Боуи.
   - Да плюньте! Там из 11 000 половина старушек, а остальные - это хлюпики - интеллигенты! Зачем нам 11 000 дохляков, которые даже стрелять не умеют?!
   - Может тогда наемников? Пискунов нанять?
   - Да ну... Дорого!
   - Слушайте, слушайте! Да послушайте же! - протрубил вдруг Слоненок Боуи.- Я знаю, где можно взять людей! Их можно взять у... молодежи!
   - Как ты сказал? - воскликнул Король.
   - Молодежь!
   - Ге-ни-аль-но!!! - восторженно выдохнул Король. - Боуи, ты - гений! Конечно, конечно молодежь! Молодежь пойдет куда угодно, если ей все правильно разжевать!
   -- Да я тоже так подумал... все равно им делать нечего.... - пробормотал Боуи, смущенный похвалой Короля.
   - Молодежь, молодежь! - заорал Король, вскакивая на стул. - Братья, быстро начинаем мозговой штурм: что любит молодежь?
   - Целоваться!
   - Танцевать!
   - Пить пиво!
   - Рок-н-ролл! Она любит рок-н-ролл!
   - Да - да! Петь и целоваться!
   - Записывайте, записывайте! - кричал Король. - Записываете?
   - Да!
   - Еще молодежь любит драться, - вспомнил Гусак - Португалец.
   - Да, восточные единоборства!
   - Каратэ!
   - И бокс!
   - А еще она любит играть! В карты!
   - Нет, в театре!
   - И на гитарах!
   - Да - да, рок-н-ролл!
   - Записывайте, записывайте!
   - Еще молодежь любит творчество!
   - Да - да, стихи и рассказы!
   - И песни!
   - Вот - вот, рок-н-ролл!
   - И ходить на дискотеки.
   - И на всякие концерты!
   - Рокинролл!!!
   - А на концертах - драться!
   - ...восточные единоборства!
   - ...бокс!
   - И целоваться!
   - ...в театре!
   - ...на гитарах!
   - Стоп - стоп - стоп! - хлопнул в ладони Король. - Кажется, повторяемся. Девчонка, что там у нас получилось? Ладно, дай я сам прочитаю... - он отобрал у Веры листочек, пробежал его глазами, затем громко прочитал: - Целоваться, драться, пить пиво, театр, ди... ну и почерк! Ди... дискотеки, видимо.... Так: танцы, стихи, концерты, ры... что за слово такое? А! Рокинролл! Еще творчество... ага! Вот это мы вычеркнекм...Эллис, дай мне карандаш.... Это тоже вычеркнем.... Целоваться они сами умеют - вычеркнем.... В общем, вот что у нас получилось: первое - творчество! Это театр, танцы, музыка, литература и прочая дребедень. Второе - спорт; бокс и тому подобное, третье - шоу-бизнес; концерты, дискотеки.... Все!
   - Еще, Дик, религию можно...Молодежь по религиям сейчас тоже прется! - подсказал Эллис.
   - Молодец! Конечно религия! Как это мы забыли? - Король что-то черкнул на своем листочке. - Значит, получилось не три, а четыре: творчество, спорт, шоу, религия.... Так - так - так...
   Король оживился, но на остальных членов Совета не произвели ни какого впечатления. " Начали с патронов и бойцов," - думали они, - " А закончили каким - то театром.... При чем тут театр и как он поможет нам попасть в Девятимирье?" Поэтому их удивил тот восторг, с которым Король размахивал своим листочком.
   - Ага, дело проясняется! - восклицал Король, а потом вдруг заорал громко и весело: - Банзай, братцы! Всем встать и приготовиться к великой раздаче слонов! Петрушка!
   - Я тут, Дик, - настороженно отозвался Петрушка.
   - Творческое направление доверяется тебе! Чтоб через месяц у тебя был кукольный спектакль - мы на нем неплохо заработаем - и кружки: танцевальный и музыкальный. Выбирай себе помощников и вперед!
   - А...как музыкальный? Я же не умею играть ни на чем?!
   - Ерунда! Возьми Плоффа, пусть учит молодежь играть на трыкатыме!
   - Дик, я не умею играть на трыкатыме! - с ужасом кричал Плофф.
   - Фигня! Все умеют играть на трыкатыме! Проехали! Хэпет!
   - Я!
   - С тебя единоборства... чтоб через месяц у тебя была тысяча крепких бойцов, понял?
   - Понял.... Дик, а можно я возьму в помощники Феклуса? Он боксер!
   - Бери кого хочешь, но спрашивать я с тебя буду, имей в виду! Айкел, ты будешь Гуру,...чтоб через месяц у нас была секта!
   - Я... - долговязый Айкел собирал брови в кучку, - э... а какая секта? Религиозная?
   - Любая! Лишь бы монахи тебя слушались!
   - Тогда это.... Может буддийская? Я буди...
   - Нет! Ты что? У буддистов свои ламы есть, а нам не с руки с ними бабки делить!
   - Какие бабки?
   - Какие ты с верующих соберешь, дурень! Выдумай свою религию, чтоб ты был главный жрец, а не какой-нибудь Махатма Ганди!
   - Я не могу! - испуганно верещал бедный Айкел.
   - Можешь! Думай! Петрушка!
   - Я!
   - Еще с тебя газета - запиши там себе. Рупор нашей идеи. Чтоб через неделю был готов макет.
   - Хорошо.
   - Дик, а можно я тебя возьму в помощники по религии?
   - Нет!
   - Почему?
   - Ну почему?
   - Я другим буду занят!
   - Чем?
   - Я буду рок - звездой! Мне будут поклоняться, и приносить жертвы! Кроме того, концерты принесут неплохой доход нашему делу. Боуи, куда тебя Хепет тащит?
   - Он будет вести у меня кружок суммо! - объяснил Хепет.
   - Пусть суммо у тебя Экспонат ведет, или вон - Суслик Мартин. А ты, Боуи, теперь мой продюсер, ясно? Через три дня первая репетиция нашей звездной рок - группы. Собери музыкантов.
   - Хорошо, Дик, - в лапах у Слоненка моментально появился блокнотик с ручкой, - контрабас нужен?
   - Пригодится.... Может, акустику играть будем.
   - А флейту?
   - Тащи обоих. Да, вот еще что: к репетиции сделаешь мне три хита. Два про любовь, и один медляк, про разочарованность в этой жизни.
   - Сделаем! - Боуи что-то деловито строчил в своем блокноте.
   - Название подбери...
   - "Армагеддон форевер" подойдет?
   - Нет, слишком уж оно... - Король, морщась, щелкал пальцами. - ...Того... Что-нибудь другое нужно, такое бы....
   - Понял.
   - Так, а теперь вспоминаем, что еще забыли.
   - Меня забыли, Дик!
   - В смысле?
   - Я не могу бога выдумать! Ну подскажи хоть чуть-чуть.... Кому молиться?
   - А чтоб тебя! Ну, молись этому....О! Девчонка, как того звали.... Ну того, которого Пискун выдумал?
   - А, тот Пискун? Он выдумал этого.... Шепоткова?
   - Да, Шепоткова. Вот ему молись, Айкел. Спроси у девчонки, она расскажет тебе детали. Все! Хепет, чего тебе?
   - А где нам заниматься? Помещение нужно!
   - Точно! Совсем забыли, точка нужна! Эллис!
   - Я, шеф!
   - Ты что-то про подвал говорил, во второй гимназии....
   - Есть. Мы там хотели казарму устроить. Длинный коридор, пять комнат, вход отдельный. Только нам его не дают.
   - Взятку директору дали?
   - Да. Только все равно не дает. Его с Управления Гимназий напрягают, мол, надо пустить этот подвал под всякое детское творчество.
   - Дай ему еще взятку и скажи, что мы подвал берем.
   - А творчество детское?
   -Будет ему творчество, моя девчонка этим займется. А ты, Эллис, будешь ей помогать, вместе с Джорджем. Джордж, ты слышал? Сбацайте какой-нибудь детский клуб, будете нашей ширмой, понял?:
   - Рисовальный клуб?
   - Нет, лучше каких-нибудь скаутов или разбойников.... Чтобы директора не удивлялись, когда мы начнем тут с оружием мелькать! Понятно?
   - Да. - Эллис, Джордж и Вера кивали головами.
   Между тем королевские мысли вернулись к подвалу под гимназией.
   - Пять комнат, пять комнат....Одну, значит, спортсменам, одну - религии, одну - под скаутов, еще одну - мне под офис, пятую - Петрушке, под газету. Обойдемся!
   - А где танцевать моим детям?
   - А где репетировать моим музыкантам? - в один голос орали Боуи с Петрушкой - Солярисом.
   - Танцуйте у себя в газете, а репетировать.... Да фиг с вами, давайте у меня в офисе! Эллис, чтоб завтра подвал был уже наш! Что еще?
   - Дик, девчонка рассказала про этого Шепоткова: с какой радости ему молиться? Он же обычный человек!
   - Ну найди, за что молиться, подумай! Может глаза у него добрые и красивые.
   - Я серьезно, а он... - Айкел обиженно отворачивался.
   - Ладно, погоди. Сейчас. Молись ему за то, что он... э - э... выдумал всех нас, и вообще все! И что если ему не молиться, то Шепотков, мол, может умереть, и тогда мы все исчезнем, понял?
   - В смысле: мы как - будто все у него в голове?
   - Ну, типо того.
   - Ништяк!
   - Дальше сам разберешься?
   - Да, Дик! Спасибо, Дик!
   - Не за что. Боуи, тебе чего?
   - Деньги нужны!
   - На что?
   - Микрофоны, усилки...
   - Спроси у Эллиса.
   - Нет у него! У него только директору на взятку осталось.
   - Тогда обойдемся пока без микрофонов. Акустику будем играть!
   - Шед-шед-кай, скажи Экспонату! - продираясь сквозь толпу, окружающую Короля, кричал крупный белый кролик.
   - Чего?
   - Он Ташку к себе в суммо тащит, а мне она во как нужна!
   - Экспонат, зачем тебе Ташка? Сам свое суммо веди, а она вон, Хэму нужна. Кстати, зачем она тебе, Хэм?
   - Красную Шапочку играть!
   - В кукольном спектакле? Ну что ж, бери.... Хотя погоди.... Это что, это тебя Петрушка в кукольники взял?
   - Меня. Главным режиссером.
   - Жаль. У меня на тебя планы были. Ты ведь песни пишешь? Это ведь ты ту песню, про Идиота сочинил? "... я Идиот и здоровым не буду, я Идиот и я весь в поту..."? Твоя?
   - Моя! - кивал польщенный кролик.
   - Так я хотел тебя в группу взять...
   - Че такое?! Кадры у меня отбиваешь, Дик? - с ходу врубался в разговор Петрушка. - И думать не моги забрать у меня Хэма! Он мне нужен! Мы с ним такой спектакль поставим! Кукольный!
   - Да я и не забираю, брат! - оправдывался Король. - Но ты, Хэм, все равно приходи на репетиции, если свободное время будет, хорошо? Ну, идите.... Гусак, а ты чего трешься возле творческой интеллигенции? Что тебе Петрушка сказал? Кто ты? Ты чего, колбасы, что ли объелся? Какой ты к чертям поэт - прозаик? Ни в какую газету тебе не надо писать, дружок, успокойся! Лучше иди к Эллису с Джорджем, учи скаутов фехтованию. Кстати, про газету: Петрушка, чтоб в первом же выпуске, на первой странице был большой репортаж про мою звездную группу, название у Боуи спросишь, понял? Богатков, ты чего с Шилом в углу стоишь? Что значит: " никто не берет?" Делать чего умеете? А - а... а Шило что, вообще ничего не умеет? Айкел, Айке - е - ел! Слышишь меня? Возьми к себе в секту Богаткова с Шилом. Богатков пусть печет пирожки - он умеет, скажешь, что это такие специальные религиозные пирожки, что кто их съест тот Шепоткову лучший друг и брат, понял? А Шило пусть четки делает и амулеты.... Петрушка! А где Петрушка? Убежал афиши заказывать? Какие афиши, ночь же на дворе!? А, да - да, правильно, они там и ночью работают. Плофф, а тебе чего?
   - А сколько денег с учеников брать?
   - За что?
   - Ну, за то, что я их на трыкатыме учу играть.
   - Ты в эти дела вообще не лезь! Этим займется.... Боуи! Боуи, слышишь? Все финансовые потоки через тебя будут идти! Да, ты продюсер, а теперь еще и наш бухгалтер! Эй, все слышали? Денежными вопросами нашего Ордена занимается Боуи! Айкел, ты куда? Не ходи. В этой библиотеке, ночной, религиозных книжек нет, там только детективы одни. Тебе надо в ту, что возле площади, " Библиотека Атеиста", вот тебе куда, а она до десяти работает.... Лучше чаю поставь. Боуи, ты чего?
   - Деньги нужны.... У Эллиса нет.
   - Зачем?
   - Петрушка просит. Афиши печатать для театра... реклама!
   - Петрушка? Он же ушел?
   - Вернулся за деньгами. Вот он!
   - Деньги, говоришь.... Слушай, ты чего лезешь ко мне? Ты же теперь финансовый директор! Сам и ищи!
   - Дик, а как мы будем называться? - спрашивал Джордж.
   - Называться?
   - Ну да.... Может ТОМ УВЕЛИ?
   - Не понял.... А при чем здесь Том Увели? Кто он вообще такой, этот Том?
   - Это абривеатура....Расшифровывается: творческое объединение молодежи города Увели. ТОМ УВЕЛИ. Прикольно?
   - Дрянь! С таким названием мир не перевернешь! Название должно быть радостным, энергичным! От него оптимизмом должно веять, типа: "Деньговыжимательная Машина Дядюшки Миррамона" или "Элитный Девятимирский Королевский Полк ", во как!
   - Слишком как-то прямолинейно, Дик. Прямо в лоб!
   - Да, ты прав. Тогда просто: " Орден Глюкеров". Да, " Орден Глюкеров" - панацея от душевной усталости и приют всех малых сил, Орден Глюкеров во веки веков!
   - Круто!
   - А то! Погоди, а где Боуи с Гусаком? Куда пошли? Решать финансовые вопросы? Мушкет взяли? Так.... Эллис, Петрушка, быстро верните этих балбесов! Нам тут только грабителей не хватало! Подпортят нам весь имидж... А мы пока займемся следующими вопросами. Ташка, поставь чай...
  
   IV

"... небо над нами

в ультрамарине, словно в Нирване

новое Солнце что-то забудет

все уже было, все еще будет

призрачность мира - подтекст между строчек

где-то в прошлом нервные ночи..."

P. Club. "Наблюдатель".

  
   Вера выбежала из таверны вслед за Петрушкой с Эллисом. Тихая сентябрьская ночь была прекрасна. Луна, светлая, словно новенькая монетка,
   ярко освещала деревья, скалы и тропинку, спускающуюся от таверны вниз, к сонно ворочающемуся морю, и бегущую вдоль берега на юг. Там, за песчаными пляжами, тропинка раздваивалась: одна, все так же петляя между прибрежными скалами и морем, вела в Увелийский Порт, а вторая устремлялась на юго-восток, в приморские холмы, заросшие чахлыми дубовыми рощицами. За этими холмами, минутах в пятнадцати ходьбы от моря лежал Увели - уютный, маленький городок.
   В Порту днем и ночью жизнь ключом била; горели огни, хрипели аккордеоны и пьяные матросы шарахались по тавернам и кабакам. Мудро решив, что незадачливые финансисты вряд ли пойдут в Порт - слишком много шума, а ремесло грабителей требует тишины - Эллис на развилке выбрал тропу, ведущую в город, и быстрым шагом припустил по ней, а Петрушка замешкался: у него не во время развязался ботинок. Присев, он принялся возиться со шнурками, тут на него и налетела Вера.
   - Ой, кто здесь? Кабан! - испугалась девочка, и, прижимая руки к груди, пятилась от шевелящегося среди травы холма.
   - Да не кабан я а Петрушка! - сказал Петрушка, вставая.
   - Ой, а у меня сердце прям таки и зашлось! Ты чего это среди травы на карачках ползаешь?
   - Шнурок я завязывал, шнурок у меня развязался, - объяснил Петрушка.
   - А-а... ну что, побежали? А то не догоним Слоненка, Король ругаться будет.
   - Погоди-ка, помолчи.... - остановил ее жестом Петрушка, - Слушай.... Слышишь?
   С вершины холма, из дубовой рощи, донеслись до них звуки чьих-то голосов. Слов не разобрать было, но по интонации можно было догадаться, что происходит: вот кто-то позвал, кто-то откликнулся. Вот первый голос - хрипловатый басок - что-то объясняет, а два других голоса - гундосый (Португалец) и звонкий, чистый ( Боуи ) - оправдываются, извиняются.... Потом все три вместе вдруг грянули хохотом.
   - Все, можно не спешить - Эллис их догнал. Слышишь, сюда идут...- сказал Петрушка.
   - У-у, значит, мы в город не пойдем? - разочарованно протянула Вера.
   - Зачем? Вернемся...
   - В таверну? У-у, там так душно.... А ночь такая прелестная, правда, Петрушка?
   - Ночь прикольная.... А знаешь, что мы можем сделать? Мы можем сходить в город, взять по бутылочке пива - тебе мороженное - и пойти на пляжи, искупаться. Только быстро.
   - Здорово!
   - Тогда пошли парням на встречу.
   - Ага. Хотя постой, Петрушка. - Вера придержала Соляриса за рукав, и развернула к себе лицом. - Я вот все хотела тебя расспросить...вот Король.... Почему он так уверенно про Девятимирье говорил? Он что, бывал там?
   - А ты что, не знала? - удивился Петрушка. - Конечно, он был там, а потом вернулся.
   - А зачем вернулся?
   - Ты что, не поняла еще? Из-за нас...
   - Теперь поняла. - Вера вздохнула и отпустила Петрушкин рукав. - Ну что, пошли за мороженным и пивом?
   - Пошли! - они ушли вверх по тропе и через минуту растворились в теплой ночи, слились с высокой травой, в которой истошно скрипели какие-то осенние насекомые.
   А снизу, от моря, прилетел чей-то тоскливый крик.
   - Люди, люди! - с надрывом кричал кто-то несчастный и пьяный. - Люди!!! - и, душераздирающе: - Какие к черту люди.... Я ОДИН В КОСМОСЕ!!!
   ...Ему не повезло просто.
  
   ГЛАВА 6
   ОРДЕН ГЛЮКЕРОВ

I

   "... братья, завтра выходит газета, все горит, а у нас не
   хватает материала! Последняя страница - голая! Хоть
   что-нибудь, пожалуйста! Стихи, проза...
   Солярис."
   "Петрушка, не гони пургу! Шеф сказал, чтоб ты не смел

нет материала, то на послед задерживать очередной выпуск "Набата". Если ней, чистой странице

   крупным шрифтом напечатай следующее: "НЕ
   ПУТАЙТЕ БОЖИЙ ДАР С ЯИЧНИЦЕЙ"! Шеф
   Сказал, что пора приучать людей мыслить АЛЬТЕРНАТИВНО!
   Боуи."
   Из "Глюкерского Листка Для Заметок"* за 2 октября.
   -------------------------------------------------------------------------------------------
   *Исторические документы, называемые ученными нашего времени "Глюкерскими Листами Для Заметок", представляют из себя папку с разрозненными листочками - записками, с помощью которых, из-за дефицита времени, общались между собой члены этого таинственного Ордена. Большинство этих записей имеют отношение к так называемому "Скаут - клубу" - что-то вроде военного подразделения Ордена, в котором Глюкеры готовили бойцов для последующих сражений в Южной Хомбрии. К сожалению, записи эти весьма лаконичны, отрывисты и вряд ли могут передать всю прелесть той Эпохи, но лучше что-то, чем совсем ничего: ведь почти все другие документы, касающиеся Ордена Глюкеров, были впоследствии уничтожены - контрразведка Фентизвиля проделала это весьма тщательно! Устные же предания современных Глюкеров, повествующие о тех легендарных временах, весьма неконкретны и расплывчаты, и добавить к общеизвестным фактам могут совсем немного. Хотя совсем недавно, профессору Манну удалось услышать фразу, приписываемую Глюкерами легендарному Магистру Олорину, ранее неизвестную современному глюкероведению, цитирую: "... истинный враг человека смотрит на него по утрам из зеркала, а главное поле битвы находится между правым и левым ухом...". Прелесть, правда?
   (прим. Прф-ра Затомски, Пенг-ий Ун-т, Истор. Фак.)
   -----------------------------------------------------------------------------------------------------
   На следующий день Король отправился в городскую типографию и заказал афиши. Он щедро расплатился деньгами Эллиса с топографами - или как их там? - те споро принялись за работу и не пожалели ярких красок: афиши вышли просто шикарные. Особенно хороши были религиозные афиши Айкела (он, кстати, был теперь уже не Айкел, а Гуру Магарадж) с набранными красными буквами угрозами нечестивым увелийским грешникам, и синими обещаниями вечного блаженства всем существам, примкнувшим к духовному обществу " Шепотков плюс". Неплохо удались афиши Петрушки - Соляриса о кукольном театре: требуются актеры, приходите все желающие! - с портретом какого-то уродца в верхнем правом углу, изображающего то ли куклу, то ли самого Петрушку. Объявление о создании в Увели клуба скаутов "Меч и магия" (Вера с Эллисом целый день выдумывали это название), и объявление о приеме молодых людей в спортивную секцию Мастера Хепета и в кружок игры на трыкатыме, и в танцевальный кружок, и прочие объявления - все - все они тоже вышли неплохо.
   Король рассмотрел афиши, пощелкал языком и торжественно объявил товарищам, что с этой минуты Орден Глюкеров вступает в "... великую битву за души молодых людей города Увели!" Глюкеры выразили Королю свое восхищение - битва за души! Ух ты! - взяли банки с клейстером, кисточки и принялись за работу: целую ночь обклеивали афишами дома, заборы, столбы и колокольни Увели.
   Утром почтенные увелийцы проснулись и не узнали родного города: улицы его, прежде чинно - серые, переливались теперь всеми цветами радуги.
   - Праздник! - обрадовались ребятишки.
   - Наверное, цирк приедет. - решили взрослые и подошли поближе к цветным домам, чтобы прочесть глюкерские воззвания. Прочитав - удивились.
   - Че к чему? А где цирк? - сказали они и, пожав плечами, разошлись по своим делам: никто даже и не подумал прийти к Глюкерам чтобы спасти свою душу, или "... познать счастье творчества". Афиши провисели еще два дня, а потом были сорваны увелийскойй шпаной.
   Король закусил губу и приказал Глюкерам переходить ко второму этапу Великой Битвы. Глюкеры вновь взяли свои баночки-кисточки, и второй этап был, как говориться, претворен в жизнь: весь город снова был заляпан афишами. Увелийская шпана восприняла это как вызов: афиши не провисели и трех часов, но дело свое они сделали: в кукольный театр - ура! - пришел и записался какой-то паренек.
   После третьего этапа Великой Битвы к Глюкерам никто не пришел, зато после четвертого явились сразу восемь человек: семеро в секцию к Хепету и какая-то Лошадь к Плоффу - учиться играть на трыкатыме. После шестого этапа в кукольном кружке уже было столько народу, что Солярис с Хэмом приступили к репетициям спектакля, а еще через неделю Король велел прекратить расклейку афиш: филиалы Ордена (Так Король называл секции и кружки) стали пополняться естественным образом. Новоиспеченные Глюкеры взахлеб рассказывали друзьям-знакомым об Ордене, Короле, Девятемирье, заинтригованные друзья спешили к подвалу под гимназией, чтобы своими глазами взглянуть на безумные вещи, что там творятся, да чаще всего там и оставались, очарованные остроумием Короля и энергией К*.
   И тут такое началось!..
   ... Последующие шесть месяцев прошли для Глюкеров на одном дыхании! Наверное боги Увели благоволили им, а может быть им просто посчастливилось поймать за хвост неверную удачу, но все за чтобы не брались они в то время оживало, расцветало и давало пышные плоды. Недоедая, недосыпая, работая по 20 часов в сутки, они выворачивали Увели на изнанку, словно чулок, и улицы, по котором они ходили, еще долгое время хранили атмосферу присущую настоящим Глюкерам: этакий коктейль из всеобщей любви, активной радости, юмора и глубокого чувства причастности к какой-то высшей цели. Даже по прошествию многих лет, увелийцы будут поминать Орден.
   - Это было в ту зиму, когда весь Увели сошел с ума! - будут говорить они.
   - Как это - сошел с ума? - спросят их внуки.
   - Да так..., идешь, бывало в магазин, глядь, а на Главной Площади стоят какие-то в плащах и шлемах, будто Испанцы. Тут же помост, на нем плаха с топором и палач - как из древней сказки; в таком, знаете ли, красном колпаке до плеч - рубит головы каким-то беднягам... Народ в ужасе: "Что такое?". Оказывается - представление! Мертвые тут же вскочат, головы назад прилепят, поклоняться, и уходят с плачем под ручку.... А то вдруг начнут летать над городом на коврах-самолетах...
   - Ковров-самолетов не бывает, дед!
   - Не бывает... - согласится дед и, задумчиво пожевав губу, добавит - а у них все-таки были!
   - А что они еще делали?
   - О, много чего! Какие-то газеты выпускали, танцы какие-то устраивали... А то заберутся ночью на крышу и заиграют, запоют такие песни, что слезы аж из глаз текут.... Чудные песни: слова вроде знакомые в них, а смыслу нету... Ага, нету смыслу, а на сердце такое твориться, как будто ты что-то важное в жизни понял, и легко так тебе становиться...
   - А куда они делись, дед?
   - Сгинули! - вздохнет старик - сгинули, а жаль... Я-то тогда песни их не понял; мне не досуг было: я карьеру делал и за бабушкой вашей ухаживал, а теперь думаю, я те песни досконально бы уразумел.... Да только где их теперь услышишь?
   Так вот будут вспоминать Глюкеров лет через 50. Но пока давайте-ка, вернемся назад, в снежную зиму... года... эпохи по летоисчислению Пенга.
   Итак, Орден Глюкеров находиться на пике своего могущества. Он исчисляет свои ряды уже тысячами существ разных пород и народов.
   Каждое утро сотни монахов - шепотковцев выходят на улицы Увели произносить проповеди и торговать религиозными пирожками Богаткова, к большому неудовольствию старушек, традиционно считавших эту отрасль бизнеса своей; в спортзалах ломают друг другу руки и разбивают носы спортсмены Хэппета; в полутьме ночных клубов тихо бряцают на гитарах музыканты из Королевской группы "Албагевала" и, выступая в луч прожектора, Король, бледный и прекрасный, как демон, шепчет в микрофон слова своего нового хита:
   "...Это конец
   это конец, мой единственный друг
   конец...";
   на прилегающих к городку пустырях Эллис со своими бойскаутами каждую субботу устраивает так называемые Игры, то есть форменные сражения, побудившие одного генерала написать в газету "Голос Увели" статью, в которой он клялся, что давно не видел таких профессиональных воинских учений и тревожно вопрошал правительство, как, мол, оно терпит присутствие в мирном городке целой армии, созданной неизвестно кем, неизвестно для чего.
   Статья генерала уже вышла, но на жизнь Глюкеров это пока никак не повлияло: Плофф еще гремит своим трыкатымом, Петрушка еще ставит спектакли и издает "Глюкерский Набат", Боуи еще контролирует "денежные потоки", а Вера с Экспонатом, хихикая, сочиняют сатирические стишки про Короля...
   У них все еще впереди - ведь они еще так молоды!..
   А главное - все они еще живы...
  

II

   "...Ташка, я уехал за раскладушками. Если
   придут братья - монахи, пусти их в Дацан (третья
   комната) и пусть учат шесть заповедей.
   Айкел. (Гуру Магарадж)."
   Ниже - почерком Экспоната:
   "Внимание! Конкурс: "Рифма к слову Ташка".
   Еще ниже разными почерками написано:
   "...мордашка, близняшка, милашка...".
   Из "Листа Для Заметок" за 12 октября.
  
  
   Ясным январским утром, примерно через неделю после той легендарной Игры, что так испугало генерала, и прославила Орден Глюкеров на всю округу, в темном подвале под гимназией N2 (Главной Цитадели Глюкеров), вдруг появился незнакомый человек. Невысокий, но плотный, и видимо, очень сильный, с веселым выражением приятного смуглого лица, он благополучно миновал стражу, что оперевшись на свои копья дремала у входа, расспросил о чем-то монахов-шепотковцев, медитирующих на лестнице, и уверенно двинулся по широкому коридору, где, словно вода в котле, кипела буйная глюкерская жизнь. Человек осторожно обошел группу бренчащих на гитарах волосатых мужиков с кольцами в ушах, ловко увернулся от огромной фанерной печи, которую тащили куда-то несколько существ, измазанные гримом (Петрушка испытывал декорацию к новому спектаклю), протиснулся мимо десятка мальчишек, азартно машущих мечами (это были бойскауты Эллиса) бросил любопытный взгляд на Эллиса, который, сидя в полном рыцарском доспехе на стуле пил чай через соломинку, вставленную в прорезь забрала, и остановясь возле комнаты N4, вежливо спросил секретаршу, принимает ли посетителей певец Миррамон.
   - Если вы фанат, то нет, - не отрываясь от свежего номера "Глюкерского Набата", вместе с бутербродом прожевала Ташка (обязанности секретари в тот день выполняла она, и у нее как раз был обед).
   - Я не фанат, - приятно улыбнулся человек.
   Тогда Ташка соизволила оторваться от газеты и с ног до головы облила посетителя светом своих прекрасных васильковых глаз. Респектабельный костюм незнакомца и его уверенный вид произвели на девушку благоприятное впечатление: она прекратила жевать и сообщила ему следующее:
   - Если вы продюсер, товарищ, то зря пришли.... У нас уже есть свой продюсер, и ваши предложения певца Миррамона, не интересуют...
   - Я не продюсер, - снова улыбнулся незнакомец.
   - Кто же вы? - забеспокоилась Ташка. Она отложила газету и принялась изучать лежащий перед ней на столике листочек, где были записаны все глюкерские персоны нон - грата.
   - Послушайте, господин, если вы из суда, то за это дело, с макаронным заводиком, мы не несем ни какой ответственности. Обращайтесь к Богаткову - он дальше по коридору в Дацане Гуру Магарадже...
   - Я не из суда.
   - К боям без правил мы вообще никакого отношения не имеем. Я говорю это на тот случай, если вы из налоговой полиции. Эта лицензия...
   - Меня не интересует ваша лицензия и я не из налоговой полиции. - перебил Ташку незнакомец. - если вас не затруднит, передайте, пожалуйста, Миррамону мою визитную карточку. - и он протянул девушке квадратик плотного белого картона. Таша с любопытством взглянула на визитку и вдруг стала взволнованно поправлять прическу, а затем пискнув вежливое: "Одну секундочку, милорд!", она подскочила со стула и стрелой влетела в королевский кабинет. Через минуту она выскочила назад, и, придерживая дверь левой рукой, правой стала делать пригласительные жесты: "Пожалуйста, милорд, проходите. Он ждет вас!"
   - Здравствуйте, - входя в дверь, произнес незнакомец, и в ответ из глубины кабинета послышался встревоженный голов Короля: "Здравствуйте, господин генерал, добро пожаловать в наше...
   Тут Ташка захлопнула двери, обрезав конец королевской фразы, и прислонившись к стене, прижала к груди руки и закатила к потолку глаза, как бы говоря своим видом: "Ну и страху же я натерпелась!".
   - Что, что, - заговорили подоспевшие Глюкеры, которых заинтриговало Ташкино поведение, - кто пришел?
   - Ой, ребятки! - провыла Ташка, - это генерал!
   - Полиция или налоговая!
   - Какая там полиция.... Это контрразведка Финтезвиля! Ужас! Ой, ладно, побегу, мне же надо им чай сделать...
   И оставив встревоженных рыцарей у двери, она убежала занимать чай к Гуру Магараджу, известному гурману, у которого всегда был запас всяких лакомств - не то, что у Короля - разгильдяя. Через минуту она вернулась с подносом, на котором красиво были расставлены какие-то вазочки с вареньями, блюдечки с аппетитными бутербродами и два стакана с чаем, от которых шел вкусный пар - Глюкеры даже сглотнули слюни, глядя на это великолепие.
   - Подержи-ка! - Ташка сунула поднос Эллису - ей потребовали обе руки, что бы поправить прическу.... Проделав все необходимые парикмахерские манипуляции, она отобрала поднос у поросенка и, закатив к небу свои прекрасные глаза, выдохнула: "Отворяйте", и колыхая бедрами вплыла в дверь, услужливо открытую десятком галантных Глюкерских рук, а на встречу ей вылетали звуки королевского голоса:
   - А зачем, вам - то, это нужно, господин генерал? Извините, но я ни за что не поверю, что вы разделяете наши идеи насчет Девятимирья...
   - Это доказывает, что вы умный человек. - начал было генерал, но тут: "БАХ!" - подлая Ташка прикрыла дверь с той стороны, и любопытные Глюкеры так и не успели узнать, отчего контрразведчик считает Короля умным человеком. Они еще немного потусовались у дверей (самые умные даже пытались подслушивать разговор через замочную скважину, да только ничего не разобрали), а тем временем новость о контрразведчике разнеслась по всему подвалу и достигла ушей маршалов - так в Ордене почему - то называли старших Глюкеров - основателей, бывших абитуриентов. Они все тут же прибежали к королевскому кабинету - Боуи, Вера, Петрушка и Гусак - Португалец с Экспонатом - разогнали столпившихся скаутов и музыкантов и принялись сами подслушивать у дверей. Эллис считался старшим Глюкером, поэтому тоже остался у дверей, препираясь и пихаясь с Петрушкой за право приложить ухо к замочной скважине.
  
   III
   Написано рукой Петрушки:
   "Дорогие скауты!
   Приглашаю всех вас посетить кукольный
   спектакль "Лондорик". Для маршалов вход
   бесплатный, а скаутам билет продается по
   льготной цене - 1,5 монеты с носа. У.Д.К. в 19. 00."
   Ниже - рукой Экспоната:
   "Внимание!
   Для всех участников конкурса "Рифма к слову
   Экспонат", объявленного каким-то ослом.
   Дорогие смешные и глупые!
   Вам нужно долго и много учиться, прежде
   чем браться за перо. Вы не можете отличить
   смешное от глупого, и мне вас искренне жаль.
   Поэтому, please, не подходите пока к "Листу
   для заметок", а тренируйтесь дома, ну, хотя
   бы со штангой. Успехов в учебе.
   комендант "Листка" Экспонат."
   Из "Листка Для Заметок" за 16 октября.
  
   Примерно через пол - часа Экспонат, дождавшийся, наконец - то, своей очереди подслушивать, вдруг отскочил от дверей, вытянулся у стены и принял равнодушный вид. В ту же секунду дверь отворилась, выпуская в коридор контрразведчика, Короля и радостную Ташку.
   - Значит, договорились. Завтра в 9. 00 . Ну, до встречи. - говорил генерал, протягивая Королю широкую ладонь.
   - До завтра, господин генерал, буду непременно! - потряс генеральскую руку Король и сотворил на своем лице приятную улыбку. Генерал еще раз кивнул, попрощался с покрасневшей от удовольствия Ташкой и ушел.
   - Ну что, Дик? - кинулись Глюкеры к Королю, едва затихли твердые генеральские шаги.
   - Такие дела, братья.... У нас, оказывается, есть общие интересы с контрразведкой Фентезвиля. - произнес Король, задумчиво взъерошив свои жидкие черные космы.
   - Ты го-о-онишь!!! Какие у нас интересы?
   - А вот какие: оказываются Фентезвилю давно уже нужна заварушка на южных границах - там какая-то политика и все такое...
   - А мы причем?
   - А притом, что в открытую напасть на хомбрийцев Фентизвиль не смеет - там опять какая-то политика и Пенг этого не допустит. Поэтому они хотят выступить под нашими флагами - мол, это Глюкеры сами напали на хомбрийцев, а Глюкеры - неформальное объединение, и к Фентизвилю никакого отношения не имеет, - объявил Король.
   - Так они нам солдат дадут? - обрадовался Эллис.
   - Ну полк дадут... остальных обещают в течении месяца...
   - А где они их возьмут?
   - А вот это меня интересует меньше всего, - сказал Король, - братцы, заходите, дожрем бутерброды.... А то их благородие побрезговало - даже чай не допило.
  
   IV
   "Милостивые господа!
   Завтра первое выступление Миррамона, ему
   нужна ваша помощь. Рок-н-ролл - это маленькое
   королевство, со своими жестокими законами,
   поэтому завтра всем быть в клубе "Зеленый
   Гусь" ОБЯЗАТЕЛЬНО! В клубе от вас требуется
   восторженная истерика и бурные аплодисменты,
   и мне плевать, нравятся вам песни Миррамона или
   нет - успех ему должен быть обеспечен! То же
   самое требуется и от твоих монахов, Магарадж.
   P. S. Эллис, покажи листок Магараджу.
   Боуи."
   Из "Листка Для Заметок" за 17 ноября.
   - На следующий день Король тщательно умылся, причесался, почистил щеткой свой старенький балахон и отправился на встречу с давешним генералом - контрразведчиком, которого, оказывается, звали Роландо Сепо.
   Вернулся он глубоко за полночь и, ничего не объясняя маршалам, которые весь день ожидали его с великим нетерпением, сразу - же завалился спать в своем кабинете. Назавтра все повторилось сначала (Король ушел утром, а возвратился поздно вечером " смертельно уставшим") и на послезавтра, а потом это, похоже, вошло у него в привычку. Примерно через неделю он мимоходом сообщил Глюкерам, едва не лопающимся от любопытства:
   - Устал, как собака.... Мы - то с генералом Сепо набираем бойцов....
   - А где? Где вы их набираете? - набросились на него Глюкеры, но Король хитроумно увильнул от ответа и, широко зевая, отправился к своей койке.
   Этот, новый, образ жизни Короля совсем не понравился Глюкерам. Сначала в их душах появилось какое - то смутное чувство, будто что - то идет не так, словно бы чего - то не хватает, которое постепенно переросло в стойкое ощущение, будто их бросили и даже предали. Ведь раньше Король, словно сгусток энергии мелькал во всех местах сразу, кричал, помогал, ругался, проводил суды и срочные совещания, подгонял и вдохновлял Глюкеров. Он тормошил Орден, как мальчишка тормошит новую игрушку, и холил при этом, словно садовник - молодые деревца. Даже для маршалов Король всегда был той доброй силой, которая ободряла, утешала, и к которой они всегда прибегали в случае неудач.
   Но после той - проклятой! - встречи с контрразведчиком Король совсем перестал интересоваться делами Ордена - он даже не спрашивал у Боуи финансовые отчеты! Он перестал ходить на свои рок - репетиции - а ведь раньше он прямо - таки бредил рок-н-роллом и, бывало, часами гримасничал перед зеркалом с микрофоном. А теперь....
   - Не интересно это мне.... - на бегу бросал он Слоненку, жалобно молящего его взглянуть на текст нового хита.
   - Ты не представляешь, девчонка, сколько труда было потрачено.... - плакался Вере бедный Боуи. - И вот теперь, когда у группы есть имя, когда можно зарабатывать реальные деньги, он нас всех так обломал! Я месяц, месяц бегал как лошадь, чтобы пробить концерт в " Андалузском Гусе" - а это, девчонка, самый крутой клуб, где собирается исключительно продвинутая богема - и что? Он говорит " Мне плевать!" - и не приходит на концерт! Я стою, как оплеванный! Опять - же: неустойку плати, музыканты бесятся, грозятся уйти.... а, все, все к черту! А ведь через месяц мы могли бы реально записать диск! Ты представляешь, рыжая, сколько мы теряем? Миллионы! А как пострадал мой имидж продюсера, а?
   - А он (король) что говорит? - спрашивала Вера
   - А... говорит "наплевать"!! Говорит "раскручивай кого-нибудь другого!" А кого? Где найти экспрессивного чувака, эдакую личность! Опять же время деньги... Ты, кстати, петь умеешь? Приходи сегодня к пяти на точку, попробуешься... А то Миррамона все равно не будет, так пусть хоть музыканты с тобой полабают... А Ташка умеет петь? Пусть тоже приходит, - и расстроенный Боуи удалялся, громко вздыхая и бормоча: " Все к черту, к черту".
   Гусак Португалец был настроен более агрессивно: - Дик продал нас! Заманил, а теперь бросил, - заявила во всеуслышанье храбрая птица, и вечером устроила Королю пару истерик, которых фраза "заманил и бросил" прозвучала раз сто, в разных диапазонах и с разными интонациями. Король сначала пытался было оправдаться, но после нескольких португальских оскорблений, природная королевская агрессия забила как фонтан: он плюнул храброй птице "прямо в харю" (но попал в грудь) и пенками вынес гусака из своего кабинета.
   - Га-га-гад! Харкнул в меня! - орал Гусь, - Пустите меня я его, по-р-р-р-р-рву! - и снова рвался в кабинет, но тут хмурый Эллис тихо сказал: "Противно смотреть на тебя... Ты же мужчина, а ведешь себя как... Брошенная любовница!"
   - Я!?, - ахнул Гусак и замер с таким видом, словно его огрели по башке палкой, потом он поник, и опустив голову поплелся в свою комнату.
   После этого случая к Королю с просьбами и расспросами больше никто не приставал. Только Вера, по старой памяти, как-то попрасила его помочь там и сям, и Король пообещал, но ничего не сделал. Тогда наконец-то и до Веры дошло, что монарха-диктатора лучше оставить в покое. Она так и сделала, даже больше: вообще перестала разговаривать с Королем, и встречая его вечером где-нибудь в коридоре или на лестнице ограничивалась коротким приветствием - Короля похоже это только радовало.
   Таким вот образом выше упомянутый Король наплевал на свое собственное детище (орден) и занялся какими-то темными делишками, предоставляя Глюкерам возможность, плыть по течению жизни так, как они сами того пожелают. Несмотря на это орден продолжал развиваться, расширяться и богатеть, схемы, отлаженные Королем, продолжали работать, планы были ясны, вожаки Глюкеров, вспоенные и "вскормленные с копья" Королем, продолжали железной рукой вести к призрачным целям, намеченным монахом-диктатором еще в 4 главе нашей книги. Все так же каждую неделю выпускался "Глюкерский набат" ( и граждане Фентизвиля с удовольствием раскупали, эту провокационную газетку: видно им понравилось "мыслить альтернативно"), гундосили свои мантры монахи - шепотковцы, Богатков, несомненно ставший бы великим капиталистом, не попади он прежде в когти Гуру Магараджа, все - таки купил тот мукомольный заводик и стал грести деньги прямо - таки лопатой, а спортсмены Хепета уже привыкли брать первые места в соревнованиях по боксу и борьбе. Вера ходила на репетицию королевской группы, чтоб попробоваться в качестве вокалистки. Оказалось, что голос у нее очень красивый и сильный, жаль, только чувство ритма полностью отсутствует - Боуи наговорил ей кучу комплиментов, но в артистки взял не ее, а Ташку (у той с чувством ритма было все в порядке, кроме того, она была безумно красива). Пока Вера искала себя в шоу - бизнесе, Эллис, со своими скаутами, провел еще пару Игр, прямо на городской площади - "Увелийский Еженедельник" разродился в ответ целой серией испуганных статей. Петрушка - Солярис поставил очень хороший спектакль "Лондорик", который завоевал даже какую-то театральную премию: в общем, все было хорошо, дело двигалось, вот только как-то скучнее стало.
   - Знаешь, Солярис, у меня такое странное чувство.... Вот же, Король ходит, здоровается, а ведь все-таки здесь, с нами его больше нет... Я смотрю на него, и вижу что он уже где-то там, далеко-далеко... другим занят, - как-то пожаловалась Вера Петрушке, но тот не согласился с ней.
   - Он не другим занят, это просто мы заигрались в Глюкеров, - сказал Петрушка, - а ведь наш Орден - это что такое? Если выражаться фигурально, то это просто ступенька на пути к Девятемирью. А Дик набирает бойцов - это другая ступенька, но лестница-то одна. Один у нас всех путь и цель одна - ДЕВЯТИМИРЬЕ!
   V
   "...и прошу вас, господа, хоть что-нибудь делать
   полезное. Игра на гитаре и хриплое провывание
   туповатых панк - текстов, работой называться
   не может, впрочем, как и тыкание друг в друга
   плохо заточенными железяками. Лучше наклейте
   обои в приемной - Эллис, проследи!
   Искренне Ваш
   Отец Народов Олорин."
   Ниже - неизвестным почерком:
   "Народы!
   К вам обращаю взор!
   Вы не калеки, не уроды,
   Но ваш "Отец" - он ваш позор!
   Как смел он так присвоить ИМЯ
   Святое, в общем-то, для всех,
   Трясти заслугами своими,
   Наш, вызывая общий смех?
   Его за пульт мы посадили,
   А он и ноги, блин, на пульт!
   Но верю: граблями своими
   Его мы разровняем культ!
   Предлагаю: за неимением лучшего, оставить
   распоясавшегося отца на должности, прибавив
   к его имени слова "временный", "народный
   отчим", считать его ОПЕКУНОМ народов.
   Группа товарищей."
   Из "Листка Для Заметок" за 2 декабря.
   Тем временем оставался открытым вопрос, где - же Король с генералом Роландо Сепо набирают бойцов для похода на Хомбрию. Распутала эту темную историю Вера - причем совершенно случайно. Вот как это было.
   Однажды Вера сидела в скаутской комнате (так называемой "Норе"), пила чай и болтала на разные темы с двумя парнями дикого вида - на руках перстни, в ушах сережки, нечесаные водопады волос спускаются по кожаным курткам аж до самых копчиков - в общем, с двумя музыкантами из бывшей королевской рок - группы. Вера познакомилась с ними во время проб - ну тех проб, после которых она насмерть разругалась со Слоненком Боуи, не оценившим по достоинству ее вокальные способности. Боуи и вероломная
   Ташка сделались с тех пор для Веры кровными врагами, но с музыкантами девочка продолжала поддерживать теплые отношения: они - то ведь были не при чем, из группы выгонял ее Слоненок, а не музыканты. Угрюмые рок-н-рольные парни, в свою очередь, тоже почему - то полюбили девочку и частенько заглядывали теперь к ней в гости. В тот день кроме них троих никого в "Норе" не было: как раз наступили первые теплые деньки (было уже начало марта), и Эллис устроил своим головорезам учения на свежем воздухе. Музыкантов звали Билл (бас - гитара) и Боров - Громобой (барабаны). Они азартно хлебали чай, которым угощала их Вера, и пичкали ее историями о своих рок-н-рольных подвигах или напевали новые ташкины хиты, которые Вера тут - же ругала так хорошо, как позволял ее талант критика.
   - А эту вашу песню я вообще не понимаю, - говорила Вера, подливая кипяток в кружку Громобоя. - Вот когда Король ее пел, я понимала: "Я ворвался в твою жизнь, и ты обалдела...." А теперь Ташка переделала текст под себя: " Я ворвалась в твою жизнь, и ты обалдела, я захотела любви ты же не захотела...." - и что получилось? Это что, песня о любви девочки к девочке? Чепуха какая - то.....
   Благодарная за халявный чай ритм - секция кричала в ответ, что конечно, в Ташкином исполнении песня звучит глупо, но, в конце концов, это не важно: все равно в рок - клубах дураки - звукооператоры выстраивают такой звук на своей убогой аппаратуре, что слов понять нельзя.
   - Не слышно слов?- удивлялась девочка - Так сделайте потише гитары и эти свои.... Как их .... Барабаны!
   - Барабаны? - ужасался Громобой, и принимался объяснять, что барабаны....
   - и бас - гитару! - кричал Билл.
   ....и бас - гитару, - соглашался Громобой, - делать тише никак нельзя, потому - что главное в музыке что? - ритм! - вот, что главное в музыке!
   - Ну, если ритм.... - нехотя соглашалась девочка.
   Тут дверь распахнулась, и в "Нору" ввалился Гусак - Португалец вместе с какой-то неизвестной Вере личностью: тощим большеголовым пареньком с озорными глазами.
   - Здорово, га-га-га!- заорал Гусак. - Где Боуи?
   -Твой Боуи - просто свинья! - безапелляционно заявил ему Боров - Громобой и потянулся за очередной сушкой. - Убежал куда-то со всеми ключами. Мы пришли на репетицию.... - он бросил сушку в рот, - хрум-хрум-хрум, а жверь жакрыта, хрум!
   -Уже час его ждем. - Поддержал Билл коллегу. - А тебе он зачем?
   - Да вот человечка к нему привел, - Гусак указал крылом на незнакомого паренька, - Человечек талантливый, песни пишет, на инструментах играет.... Может, вам нужен?
   - Песни - это хорошо,- с нескрываемой неприязнью произнес Боров, - а на чем играет? На барабанах?
   - Нет, на трубе, - тихо сказал незнакомец.
   - А-а, тогда может и нужен, - голос Борова заметно потеплел, - только у нас такие вопросы Боуи решает, а его нету!
   - Вот че: мне некогда, я через 20 минут должен быть на стрельбище, обучать магараджевых монахов стрельбе из мушкетов.... Поэтому пусть парень пока с вами посидит, вот как! - решил Гусак, развернулся и исчез.
   - Почему с нами? Нам, может, тоже некогда! - возмутились музыканты.
   - Потому! - донесся из коридора удаляющийся португальский голос. - Его зовут Шлепся-а-а!
   - Ну что ж.... проходите уважаемый Шлепся, садитесь.... Хотите чаю? - пригласила Вера португальского протеже, и тот, благодарно кивнув, подсел к столу.
   Хотя, на первый взгляд, незнакомец выглядел человеком деликатным, даже робким, за столом он повел себя очень даже уверенно: махом выпил три большие кружки чая с сахаром, а бутерброды стал запихивать в рот с такой скоростью, что Вера не успевала даже их сосчитать. Боров с Биллом пытались было задать Шлепсе какие-то заковыристые музыкальные вопросы, но Вера цыкнула на них:
   - Дайте спокойно поесть человеку!
   - и те, послушно замолчав, принялись с восхищением наблюдать, как вдохновенно уничтожает куски хлеба с колбасой их новый знакомец.
   Наконец Шлепся с шумом выдохнул воздух и отвалился от стола. Тут он, видимо, вспомнил о хороших манерах, и, обаятельно улыбнувшись, произнес:
   - Простите, мисс, что я все тут у вас пожрал.... Оголодал в тюрьме.
   - В тюрьме? - всплеснула руками Вера. - Да как - же вы туда попали?
   - Если хотите, я вам расскажу, - с готовностью сказал паренек и, когда девочка с музыкантами изъявили огромное желание послушать про тюрьму, он благодарно улыбнулся и начал:
   - Как вам известно....
  
  
   VI
   "...был у директора гимназии - она рычит,
   как тигр. Говорит, что давала подвал под
   детский клуб, а у нас ни одного дитенка!
   Поэтому срочно выдергивай Джорджа и
   и нарисуйте рекламные афиши, 10 штук.
   Ватман и краски в шкафу.
   Эллис."
   Ниже неизвестным почерком:
   "Написав крутую оду
   Пожелания народу
   Вышел Эллис на природу
   Постебать мою породу
   Ну и пусть себе стебет
   Этот гнусный бегемот
   Мы ему откусим уши
   И туда засунем груши
   И повесим на березу
   Как подарок Дед Морозу.
   Группа Товарищей."
   Из "Листка Для Заметок" за 22 декабря.
  
  
   - Как вам уже известно, зовут меня Шлепся. Фамилия моя Рупельшейт. Я потомок тех самых Рупельшейтов, что еще при Испанцах обосновались на восточных рубежах Фентизвиля, у самых гор. Городок, в котором я жил, так и называется - Рупельшейт, и почти все его жители носят эту фамилию и приходятся друг другу родственниками. Поэтому жить там - одно удовольствие.... Да.... Хотя если честно, жить там скучновато и ... тесновато, что ли? Город - то маленький, и ощущение такое, будто за тобой все время следят, понимаете? Ну, например, кинул ты бумажку на улице мимо урны, а это увидела тетя Бэкки и сказала об этом тете Руппе, а та сказала двоюродному деду....в общем, приходишь домой, а там уже ждет тебя грустный отец, что - бы сказать, как он огорчен твоим свинским поступком, потому - что только свинтусы кидают бумажки мимо урн. Или познакомился ты с девушкой... вы еще поцеловаться не успели, а на твою подружку уже собранно целое досье, и тетушки решили, что она тебе не пара и начинают рассказывать, какая она плохая....
   - Ну и гадюшник! - не выдержал Боров - Громобой. - Ты прости меня, Шлепся, но так жить....
   - Да, я тоже не мог больше этого выносить, - согласился Шлепся, - и решил уехать в Фентизвиль - такая была у меня мечта. Дело в том, что с самого детства я сочинял песни - наверное, неплохие, потому - что в Рупельшейте
   все хвалили меня. Я выступал на всех утренниках, во всех концертах самодеятельности....
   Тут Громобой и Билл переглянулись с понимающими усмешками. Билл даже головой покрутил, словно говоря: "Ох уж эти провинциалы!"
   - Вы что, не верите мне? - загорячился Шлепся, уловив жест бас - гитариста, - я... да я дважды лауреат конкурса бардов "Заморские Струны"! Да сам Баркивячиус, послушав мои песни, заплакал, а потом обнял меня и назвал своим лучшим учеником!
   - Это кто ж такой? - мягко спросил Боров, и отвернулся, чтобы скрыть от Шлепси лукавый огонек в своих глазах.
   - Как же... это организатор, судья, спонсор и главный лауреат "Заморских Струн".... Очень известный бард... там... у нас....
   - А - а.... послушай, Шлепся, что - то я слышал о фестивале на Востоке... "Заморские Литры" его в шутку называют. Это не ваш? - сказал Боров.
   - Постой, постой, Громобой, это кто ж нам рассказывал? - подхватил Билл. - Точно, это нам Блинофф рассказывал, саксофонист из группы "Подползающий Терновник", помнишь?
   - Ага! Блинофф! - воскликнул Боров и повернулся к Шлепсе. - Он же был на вашем фестивале! Это у вас там пьют столько шипучки, что к началу концерта все уже валяются, точно мертвые, так?
   - Не все... только темные крестьяне - алкоголики.... - опустив голову, тихо сказал Шлепся.
   - А еще Блинофф рассказывал про отборочный конкурс! - выкрикнул Билл.
   - Да - да! Он говорил, что там есть такая палатка, перед которой стоит очередь из желающих выступить, а в палатке сидит какой - то толстый волосатый мутант....
   - Баркивячиус... - совсем поник Шлепся.
   - И он говорит: "Ну - с"....
   - И он говорит: "Приступим, душечка"! - наперебой закричала ритм - секция.
   - А потом слушает первые строчки песни....
   - Две строчки!
   - Фыркает....
   - Фыркает! Фыркает!
   - И говорит: "Достаточно"!
   - И говорит: "Все понятно"!
   - И говорит: "Вам, душечка, надо еще много трудиться над песнями, читать больше умных книг и слушать больше хорошей музыки! У вас, кстати, есть моя книга с песнями и нотами? Ее можно купить в соседней палатке!"
   - Да, так он говорит всем подряд, всем незнакомцам! Поэтому на "Литрах" выступают только его клевреты, его подлипалы!
   - Неправда! - закричал Шлепся. - Дядя Барки судит справедливо! Он не виноват, что на фестиваль приезжают одни бездарности!!!
   - Га - га - га! - заржали Боров с Биллом, как две гиены. - Так он еще и дядя!
   - Да что вы все... - Шлепся закрыл лицо ладонями и вдруг всхлипнул, - почему вы так все? Все смеются, когда я рассказываю про фестиваль... за что? У нас хороший фестиваль... и дядя Барки....
   Тут сердце Веры не выдержало: она показала кулак ритм - секции (те смущенно потупились), погладила Шлепсю по голове, словно малыша, и объяснила ему, что Боров с Биллом неправы, их ввел в заблуждение Блинофф, саксофонист и предатель, что дядя Барки - очень хороший дядя, просто молодец, и что - не знаю как в этом гнилом городишке Увели - но вот в Париже, откуда она, Вера, родом, песни дяди пользуются большой популярностью. Да, парижане прямо - таки не нарадуются на эти песни - добавила она - и поэтому Шлепся не должен плакать, а должен успокоится и рассказать им дальше про тюрьму, как он им обещал. Шлепся и вправду несколько успокоился, вытер рукавом лицо и глянул на музыкантов - те, как сумели, выразили на своих мордах раскаяние - и сказал, что ладно, все это пустяки, никто ни в чем не виноват, это просто у него что - то с нервами, а потом ушел в дальний угол комнаты, сел там на пол, лицом к стене и нахохлился, словно воробей, отчего все вдруг почувствовали себя несчастными и виноватыми.
   Вера сурово зыркнула на музыкантов - "Эй, вы!"
   "Так получилось, виноваты!" - завздыхала ритм - секция.
   "Идите, гады, извиняйтесь!" - просигналила глазами Вера.
   "Хорошо, хорошо!" - засемафорили своими лупетками осужденные музыканты - "Только не надо на нас так строго смотреть!"
   Они поднялись, подошли к Шлепсе, и с виноватым видом принялись бубнить свои извинения. Сначала они поругали себя - ах, зачем они поверили саксофонисту Блиноффу? - затем, с большим чувством прошлись по самому негодяю Блиноффу, который посмел своим грязным языком оклеветать великолепнейший фестиваль "Заморские Л..." то есть, конечно - же "Струны", и наиталантливейшего дядю Баркивячиуса. В заключении они выразили надежду, что Шлепся простит их и расскажет дальше про тюрьму.... В общем, мир был восстановлен. Шлепся улыбнулся, вернулся на свое место подле Веры и продолжил свой рассказ. Это была обычная история о честолюбивом молодом человеке и Столице, рассказать ее можно в нескольких словах: снял квартиру, пытался что - то сделать, кончились деньги, пришли нужда и голод, украл булочку, попал в тюрьму. Отсидел за решеткой восемь дней....
   - Восемь дней? Так мало? - удивились Глюкеры. - А как - же ты вышел оттуда?
   - О, это совсем другая история! - и понизив голос, Шлепся поведал им, как однажды утром всех арестантов из шлепсиной тюрьмы вдруг повыковыривали из камер стражники, и согнали во внутренний двор тюрьмы, окруженный со всех сторон пушками и солдатами....
   - Не тюремной стражей, а гвардейцами Фентизвиля!
   ...и выстроили в две шеренги. Затем к ним подошли двое: невысокий плотный генерал, со смуглым лицом и какой- то высокий дядька, одетый в рубище, достойное нищего. Генерал приказал заключенным молчать...
   - Заткнитесь, канальи!
   ... и сделал знак оборванцу. Тот выступил вперед и, махая руками, принялся нести какую - то чушь: назвал арестантов братьями и звал с собой воевать Хомбрийские Царства...
   Вера навострила уши.
   ... обещал им вечное счастье в какой - то чудной стране Двере.... Девере....
   - Девятимирье! - ахнула Вера.
   - Точно - Девятимирье! - вспомнил Шлепся и стал рассказывать дальше: как циничные арестанты посмеялись над словами бродяги, а потом послали его подальше. Тогда опять заговорил Генерал. "Зря ржете!" - сказал он - "Со всех, кто согласится идти воевать в Хомбрию, будут сняты все обвинения!". Арестанты опять засмеялись. "Лучше хлебать тюремную баланду, чем валяться с простреленной башкой за Евфратом!" - решили они. "А вы не будете жрать баланду!" - зловеще ухмыльнулся Генерал. - "У меня особые полномочия и всех, кто не выразит желания идти на Хомбрию, я прикажу расстрелять!". "Не имеешь права!" - зашумели заключенные, но Генерал поднял руку, и гвардейцы вскинули свои винтовки и прицелились в них. Пушкари с горящими фитилями в руках припали к орудиям. Но тут какой - то бандит выскочил вперед и закричал: "Никого вы не убьете, это незаконно! Чего вы тут комедию ломаете, гады?!". Тогда Генерал крикнул - "Пли!", и гвардейцы застрелили этого несчастного.
   - Я видел это своими глазами, мы все видели! - дрожащим от волнения голосом говорил Шлепся, - бедняга упал на снег, и целая лужа крови вытекла из него! Он еще бился в агонии, а Генерал уже вновь говорил нам, что не собирается церемониться с нами. "Я считаю до трех, и после слова "три" вы будите либо солдатами, либо трупами." - сказал он... и мы сразу - же записались в солдаты.
   - А потом что? - спросил Билл.
   Оказалось, что потом к заключенным подскочили полковники в разноцветных мундирах, и, тыкая пальцами, заорали:
   - Ты, ты и ты, шаг вперед! Ты и ты, скотина, выйти из строя! Ах, этого вы уже выбрали, господин полковник? Нет, нет, забирайте.... не нужен! Эй, ты, мурло, слышишь? Отойди налево, в артиллерию!
   Тут же какой - то полковник, в черном с золотым мундире, рявкнул Шлепсе прямо в лицо:
   - В обоз!
   ... и велел отойти направо, где уже переминались с ноги на ногу три какие - то невзрачные личности.
  
   VII
   "...кроме того, просвещенным личностям
   кажется, что пора покончить с диктатурой
   Отца Народов, и начать развивать в нашем
   Ордене принципы всеобщего равенства и
   и демократии...
   Группа Товарищей."
   Ниже - рукой Короля:
   "Дабы предотвратить попытки переворотов
   при Ордене создается Тайная Канцелярия
   куда все честные Глюкеры обязаны писать
   доносы и кляузы, если узнают что-нибудь
   подозрительное насчет этого дела..."
  
   Из "Листка Для Заметок" за 3 января.
   Шлепся продолжал рассказывать, как стоя среди арестантов, отобранных в обоз, он, в ответ на какие - то свои мрачные мысли, случайно произнес: "А, ладно! Музыкальные пальчики не горят!", и как давешний оборванец случайно услышал его, заинтересовался, подошел и стал спрашивать - не музыкант ли он? Узнав, что музыкант, он обрадовался, отбил Шлепсю у обозного полковника, и увел с собой. Шлепся еще раз описал этого человека, но Вера уже не слушала его: еще когда Шлепся первый раз упомянул об ораторе, зовущем в Девятимирье, девочка поняла, кто помогал Генералу обрабатывать арестантов. Теперь она сидела неподвижно, как статуя, полностью поглощенная своими мыслями.
   Так вот, где Король пропадал целыми днями, вот где он набирал бойцов для похода на Хомбрию! Он что, сошел с ума? Девятимирья, страны их мечты он хочет достичь с помощью убийц и воров? - мысль эта показалась Вере кощунственной. Это было то же самое, что попросить закоренелого грешника нарисовать икону, или писать стихи о любви вместе с ростовщиком - нелепо, ужасно.... Но не это было самым страшным. Более всего ее поразила мысль, КАКИМ способом Король с Генералом заставляли несчастных вступить в свое войско! Подумать только, они грозили им смертью! Получается, что для того, чтоб она, маленькая девочка, стала счастливой, кто - то должен умереть? Пусть даже этот кто - то вор и бандит - все равно! Да разве можно построить свое счастье на несчастье других людей? А если и можно, то нужно ли ей, Вере такое счастье? - задавала она себе вопрос, и тут же отвечала на него - нет, ей не нужно! Но Король... как он - то мог так низко поступать? - терзаемая такими мыслями, Вера задыхалась и бледнела.
   - Ого, подруга, че с тобой? - воскликнул Боров, взглянув на Веру. - О - о, как ты побледнела!
   - О, ты белая - пребелая! Чистый "Прокл Харум"! - подхватил Билл. - Тебе надо выпить воды!
   Но Вера не стала пить воду. Она встала из-за стола, и сурово глядя на музыкантов, медленно заговорила:
   - Честью и славой Ордена Глюкеров заклинаю вас....
   - Не говори! Не надо! - с мольбой закричали рокеры.
   ... заклинаю вас повиноваться моим приказаниям! - твердо договорила Вера.
   Побледневшие музыканты вытянулись перед ней в струнку и изъявили желание выполнять ее приказы.
   Фраза, сказанная девочкой, называлась "Глюкерский Призыв" и была священной для членов Ордена. "Я знаю нечто важное для всего Ордена, я выполняю суперсекретную миссию" - вот что, примерно, означали эти слова, и любой Глюкер, будь он хоть маршал, хоть сам Магистр, обязаны были беспрекословно повиноваться человеку, сказавшему их. Пользоваться Глюкерским Призывом по пустякам было строго запрещено, суровая кара полагалась за это, (Король не сказал - какая, сказал только, что смерть в зубах Дракона - это цветочки по сравнению с тем, что ждет ослушников).
   Наверное поэтому Билл с Боровом, хотя и согласились подчиняться Вере, но смотрели на нее с жалостью. "Ты ошиблась, девочка.... Что такого важного сказал Шлепся? Ты ошиблась, ты перепутала и напрасно воспользовалась Призывом... что теперь с тобой будет?" - вот что прочитала Вера в печальных взглядах музыкантов. Но она не приняла их жалости, и твердым голосом отдала приказ: Шлепсю схватить и посадить в чулан, под арест.
   Билл с Боровом потащили недоумевающего Шлепсю по коридору, а Вера побежала распоряжаться. Еще несколько раз ей пришлось воспользоваться Призывом, и лица Глюкеров, к которым она обращалась, бледнели или принимали мрачное выражение, но все они повиновались Вере беспрекословно. Девочка послала гонцов за маршалами и наиболее авторитетными лейтенантами, приказала усилить стражу у входа в Цитадель, велела вынести все шкафы и стулья из королевского кабинета и помыть там полы, попросила Глюкерского плотника сколотить деревянную решетку (2 на 1 метр) - хлопотала вовсю, и когда Король заявился наконец - то в Цитадель (не поздно, часиков эдак в девять вечера), то сразу - же у дверей он был схвачен тремя дюжими спортсменами Хепета, проведен по коридору между двух шеренг рыцарей - копейщиков, и втолкнут в свой - же, королевский кабинет, полный встревоженных маршалов, монахов, спортсменов и вооруженных стражников.
   - Братцы, вы чего? В бунт играете? - с иронией осведомился Король, но тут из кучки маршалов навстречу ему выступила Вера и, указывая пальцем на королевский живот, заявила:
   - Я обвиняю этого человека, Магистра Олорина, в предательстве! Столковавшись с Генералом Контрразведки Фентизвиля, вышеупомянутый Олорин ходит вместе с ним по тюрьмам....
   У стражников, стерегущих двери кабинета, со скрипом отвалились нижние челюсти....
   VIII
   "Олорин! В Тайной Канцелярии накопилось
   множество доносов. Может быть, устроим
   большой суд?
   Канцлер Мартин."
   К записке прилагается несколько
   листочков, исписанных корявыми
   буквами:
   "Заевление* в суд на скаута Катю зато что
   она окливетала меня сэра Андрея, а так же
   от Ильи, Борова и Крилиона."
   "Заявление от Феи Смит я жилаю засадить
   в турьму сэра Андрея. Сэр Андрей сказал
   мне: "Свалите от сюда", а я не заслу -
   живаю такого оскарбления."
  
   Из "Листка Для Заметок" за 27 января.
   ---------------------------------------------------------------------------------------
   *Орфография авторов сохраняется.
   -----------------------------------------------------------------------------------------
   - Что за вздор? - выслушав обвинение, сказал Король, - какие тюрьмы? Знать ничего не знаю, первый раз слышу... - и, обращаясь к держащим его спортсменам, добавил. - Пожалуйста, не тискайте меня так сильно. Может, я и чудовище, но это еще не доказано...
   - Сейчас докажем! - воскликнула Вера. - Введите свидетеля!
   - Введите свидетеля! Свидетеля! - подхватили ее слова стражники, потом рыцари в коридоре, и с гулким эхом прокатились они по Цитадели.
   - Что там у нее за свидетель? - заерзал Король. - Кто такой? Знаю ли я его или напротив?
   Раздались приближающиеся шаги, стража у дверей разомкнула копья, и Боров - Громобой с Биллом торжественно ввели в комнату бледного Шлепсю.
   - Ах, вот кто ее свидетель! Как же, как же, узнаю Кровавого Бена из семьи Томпсонов, штат Кентукки! Да и мог ли я его забыть? Моя семья издревле враждовала с Томпсонами, и вот этот самый Бен укокошил мою бабушку, шурина и двоюродного дядьку! - затараторил Король.
   - Вы лжете! - закричала Вера. - Это не Кровавый Бен, это Шлепся!
   - Да нет же, это кровавый Бен!
   - Это Шлепся!
   - Откуда ты знаешь? - осведомился Король.
   - Он мне сказал!
   - А я тебе говорю, что это Кровавый Бен Томпсон - и кому из нас ты больше веришь?
   - Я... я... - сбилась Вера. - Что вы меня путаете? Неважно, кому я верю, важно, что это Шлепся, и что он был в тюрьме и видел как вы...
   - Та - та - та - та - та! - перебил девочку монарх. - Давай уж по порядку! Напротив, нам совсем неважно, где был Кровавый Бен, и что он видел. Важнее узнать, зачем он назвался Шлепсей, и почему он клевещет на меня?
   - Он не клевещет! Правда, Шлепся?
   - Нет, мисс, - поднял голову свидетель.
   - А чем он может это доказать? - крикнул Король.
   - Я могу поклясться.... Кроме того, Гусак - Португалец, который привел меня сюда....
   - Ага! Хочешь выиграть время и уйти от правосудия, бандит? Не удастся! Кровь бабушки и двоюродного деда взывает к отмщению! - завизжал Король.
   - Хватит орать, Ваше Величество! Своими криками вы мешаете работе суда! - сурово отсчитала его Вера, и, обращаясь к спортсменам, держащим Короля, распорядилась, - Вот что, заткните ему чем-нибудь рот и посадите за решетку... - она указала на грубое деревянное сооружение, сделанное Глюкерским плотником по ее приказу (плотник что - то напутал с размерами, и вместо аккуратной клетушки 2 на 1метра сколотил монстра, едва поместившегося в королевском кабинете).
   - Подождите, постойте! - жалобно кричал Король, но спортсмены жестокосердечно поволокли его к клетке. Тут вдруг выяснилось, что плотник не только начудил с размерами, но и забыл прорезать в своем детище дверцу. Гигантские питомцы Хепета столкнулись с серьезной проблемой. Они остановились у клетки, наморщили лбы и растерянно зашевелили губами.
   - Ну что вы там возитесь? Быстрее! - нетерпеливо подбодрила их Вера.
   - А тут это... типа... где дверь? - отозвались изумленные атлеты.
   - Дверей нет? - Вера побежала разглядывать решетку. Вышла заминка - совсем небольшая - но Королю хватило этого времени, чтобы собраться с мыслями.
   - Послушайте, вы сказали, что я мешаю работе суда, так? - быстро заговорил он.
   - Так! - ответила Вера, пробуя расшатать доски, из которых была сколочена клетка.
   - Но здесь я не вижу никакого суда! Позвольте, суд - это целое мероприятие! Должен быть судья, парик, молоток, адвокат и апелляции...
   - "Трах"!!! - двое спортсменов пришли на помощь девочке, и совместными усилиями им удалось выворотить одну доску.
   - Хватит болтать! Лезьте! - указывая на образовавшееся в клетке отверстие, приказала Королю Вера.
   - Не полезу! Хотите меня судить, так судите, но по правилам! - упирался Король.
   - Не цепляйтесь за доски! Не мешайте правосудию! - кричала Вера. - Ребята, да стукните же вы его ногой!
   - Прекратите! - раздался вдруг повелительный окрик.
   - Что? - обернулась девочка. - Эллис? Почему прекратить?
   - Потому, что Олорин прав! - подходя к Вере и зачем-то вытаскивая шпагу, заявил поросенок. - Мы обязаны судить его по правилам!
   - Да, Эллис! Ты прав! Ты прав! - и, оттолкнув спортсменов, Король бешено захлопал в ладоши. - Браво! Браво, Эллис!
   - По каким правилам? - нахмурилась Вера.
   - Ну, по этим... как их?
   - По законам Родоманта, я их знаю, давайте я подскажу! - затараторил Король. - Во первых, нам нужен судья, им конечно - же будет Петрушка...
   - Почему Петрушка? Петрушке нельзя быть судьей, он ваш друг! - запротестовала Вера.
   - Нет, нет, он мне вовсе не друг! Он притворялся моим другом, а на самом деле всегда меня ненавидел, правда, Петрушка?
   - Да, шеф! - отозвался Солярис.
   - Вот видите: Петрушка может быть судьей! Петрушка, садись за стол, и возьми что-нибудь тяжелое - ты должен будешь стучать по столу.
   Петрушка одолжил у одного из стражников секиру и уселся за стол.
   - Теперь нам нужен обвинитель! - продолжал Король.
   - Ну, уж обвинителем - то буду я! - заявила Вера.
   - Нет - нет, ты не можешь! - в ужасе воскликнул Король.
   - Почему?
   - Почему, почему... почему? - хватаясь руками за голову, забормотал Король. - Потому... потому, что... ты... моя жена, вот!
   -"Ого"! - по рядам Глюкеров прокатилась волна оживления.
   - Я - кто? - Вера удивленно распахнула глаза.
   - Моя жена!
   - Это наглая ложь! - закричала девочка.
   - Ладно, хватит притворяться, дорогая, все равно все уже обо всем догадались.
   - Я вам не жена!
   - Вот она, нынешняя молодежь! - указывая на Веру пальцем, обратился Король к Глюкерам. - На что она только не пойдет, лишь бы избавиться от старика - мужа... А ведь 20 лет назад, когда мы венчались в Дрянцинге, она клялась мне в вечной любви! - и Король вдруг заплакал.
   - 20 лет назад я еще не...
   - Еще не разлюбила меня, - подхватил Король, - а теперь вот разлюбила! Ну и пусть! Все - равно ты не сможешь быть обвинителем: по закону Родоманта жена не может обвинять мужа!
   - Ну и прохиндей - же вы, Ваше Величество! - ахала Вера.
   - Почему она меня оскорбляет? - зарыдал Король. - Ваша Честь, прикажите моей супруге замолчать! Она сбивает меня с мысли!
   - Девочка, молчи! - распорядился Петрушка.
   - Но Петрушка....
   - Молчи!
   Вера обиженно опустила голову и отошла в самый дальний от Петрушки и Короля угол комнаты. Она была совсем сбита с толку.
   - Вот и славненько! - Король вытер руками слезы. - Теперь мы выберем обвинителя: он должен быть чист душой и бескорыстен. О, я уже вижу подходящую кандидатуру! - он метнулся в толпу Глюкеров и вытащил из нее за руку крохотную большеглазую девочку с двумя большими белыми бантами на голове.
   - Как зовут тебя, дитя?
   - М - м... Фея Смит! - отозвалась кроха.
   - Как давно ты в Ордене?
   - М - м... два дня! - каждый раз, перед тем, как ответить, девочка на секунду призадумывалась и издавала звук "М - м".
   - Ты согласна быть обвинителем?
   - М - м... согласна!
   - Поприветствуйте обвинителя, господа! - сказал Король (Глюкеры захлопали). - А теперь нам нужен адвокат, тот, кто будет отстаивать в суде мою честь, но поскольку такой чести я никому не доверю, то я сам буду своим адвокатом!
   - Вы не можете быть адвокатом... ваше место за решеткой! - прошипела Вера из своего угла.
   - Но кто - же будет тогда сидеть за решеткой? - задумался Король. - Я ведь должен указывать на чье-то честное лицо во время своей защитной речи! Да и судья должен видеть реакцию обвиняемого... как - же нам быть? О, вот что я предлагаю: давайте посадим за решетку мою жену, как будто это она Магистр Олорин!
   - Ну, это уж слишком! - заверещала Вера.
   - Прошу уважить мою просьбу, Ваша Честь!
   - Хорошо, - сказал Петрушка, - стража, посадите госпожу Олорин за... э - э... решетку...
   - И пусть ей заклеют рот скотчем,... а то она у меня истеричка!
   - Ну, ладно, заклейте... - распорядился Петрушка.
   Стражники залепили девочке рот липкой лентой и, подталкивая алебардами, заставили ее заползти в клетку. Вера скрючилась в углу и зарыдала, вцепившись руками в деревянную решетку. Еще бы! Столько унижений, обид и предательств за один час - это было уже слишком!
   - Ну-с, а теперь можно и приступить к суду... - потер ладони Король.
  
  
   IX
   "Уважаемые скауты!
   Пожалуйста, не оскорбляйте монахов из
   секты Гуру Магараджа. Учитесь уважать
   духовный путь, избранный другими
   Существами.
   Гуру Магарадж."
   Ниже: "Дорогие рыцари и леди!
   Приглашаем вас посетить выступление
   танцевального коллектива "Торнадо".
   Будет очень весело. Цена билета всего
   2 монеты. В Д.К. в 18. 00.
   Петрушка."
   Еще ниже - детским почерком:
   "Дорогой Петрушка!
   Поковыряйтесь у себя пальцем в носу
   (бесплатно). Знаете - преинтереснейшее
   занятие!"
   Из "Листка Для Заметок" за 16 февраля.
   - Сначала заслушаем обвинение, не так ли, Ваша Честь? - сказал Король.
   - Как скажете, шеф!
   - Итак, госпожа Фея Смит, вам слово. В чем вы обвиняете несчастного Магистра Олорина? - и Король указал рукой на клетку с Верой.
   - М - м... я не знаю, - с запинкой произнесла Фея Смит.
   - В том, что он ходит по тюрь... - громко зашептал поросенок Эллис, но Король тут же оборвал его:
   - Цыц! Тихо! Да что же это такое? Налицо неуважение к суду! Ваша Честь, велите арестовать поросенка Эллиса немедленно!
   - Да, шеф! Эллис, иди за решетку, к девчонке.
   - К Магистру Олорину, Ваша Честь!
   - Да, к Магистру Олорину, и скажи ей, чтоб она перестала реветь!
   - Да, - хмыкнул Эллис, - комедия... Цирк какой - то! - встав на четвереньки, он заполз в клетку и уселся рядом с Верой.
   - Итак, я вновь вопрошаю вас: в чем вы меня... то есть Магистра Олорина обвиняете? - обратился Король к Фее Смит.
   Но, кажется, кое - кто из Глюкеров уже успел подсказать Фее нужные слова, потому - что она вдруг улыбнулась и звонко произнесла:
   - Я обвиняю вас в м - м... измене!
   - В измене? - опешил Король, и кинул злобный взгляд в сторону Глюкеров, - и что...э - э... вы можете это как - то доказать?
   - М - м... нет.
   - Отлично! - облегченно вздохнул Король, - Ну что ж, обвинение закончило свое выступление, не так ли, Ваша Честь?
   - Так, Дик!
   - И теперь мы, наверное, должны выслушать защиту?
   - Да, шеф!
   - Тогда дайте, пожалуйста, слово защите, Ваша Честь!
   - Слово дается защите!
   - Спасибо, Ваша Честь. Итак... - голос Короля стал глубок и печален, - итак, дорогие друзья, нет ничего лучше в зимний вечер - а ведь сейчас у нас еще зима, согласитесь - чем сидеть дома у горящего камина, в кругу друзей, смотреть на угли, пить пиво и есть сочное горячее мясо... Так почему - же сегодня мы предпочли оказаться здесь, в этом мрачном подземелье? Что заставило нас совершить такой странный выбор?
   - То и заставило, что ты изменник, и мы хотим тебя засудить! - внятно ответил кто - то из слушателей.
   - Нет, нет, мы здесь не для этого! - замахал руками Король. - Вы глубоко ошибаетесь! Мы здесь не для того, чтобы карать и судить, мы здесь по другому поводу! Сегодня мы собрались здесь для того, чтобы защитить свой образ жизни, свою честь, свою свободу и свой Орден! Оглянитесь...
   Глюкеры стали послушно озираться по сторонам.
   ...и вы увидите вокруг сотни, тысячи враждебных нам существ, которые желают только одного: сокрушить наш Орден, растоптать его, развеять по ветру.... Но пока мы вместе, пока мы доверяем друг другу, нас никто не одолеет! Мы это знаем, и враги наши это знают! Вот поэтому они не сражаются с нами в открытую, а используют ложь, обман, клятвопреступления и грязные технологии, чтобы смутить и разобщить нас! Так произошло сегодня! Мерзкая ложь, распущенная грязными языками наших врагов и завистников, расползлась по Ордену, словно яд, и отравила его! И с горечью я вижу, что кое - кто из вас поверил в этот нелепый обман? Но посмотрите, посмотрите, кто клевещет на нашего Магистра?
   Глюкеры послушно уставились на покрасневшего Шлепсю. Петрушка даже привстал со стула и перегнулся через стол, чтоб не упустить не одной детали в поведении свидетеля.
   - Кто он этот человек, спрашиваю я вас? - с надрывом хрипел Король, Добрый сын, хороший семьянин, верный родитель? Не-е-ет! Это убийца и бандит! И сейчас мы увидим его истинное лицо! Я приступаю к допросу свидетеля!
   Быстрым шагом Король подошел к Шлепсе, и холодным официальным тоном сообщил ему следующее:
   - По законам Родоманта, отвечая на мои вопросы, вы можете говорить только "Да" или "Нет". Других слов говорить нельзя. Молчать тоже нельзя. Вы поняли меня?
   - Да! - закивал головой Шлепся
   - Вы готовы отвечать на мои вопросы?
   - Да.
   - Вы хорошо себя чувствуете?
   - Да.
   - Вы полностью отдаете себе отчет о своих действиях?
   - Да.
   - Давно ли вы перестали называться своим настоящим именем - Кровавый Бен Томсон?
   - Я..., - задумался Шлепся, - а, вот в чем дело! Хитро...
   - Отвечайте "да" или "нет" - гаркнул Король
   - Не буду.
   - Предупреждаю вас: если вы откажетесь отвечать, мне придется подвергнуть вас пыткам! Итак: давно ли ты перестал называться своим настоящим именем, Кровавый Бен? "Да" или "Нет"!
   - Ну хорошо... Да!
   - Ага! - обрадовался Король, - а прекратил ли ты уже убивать беззащитных старушек?
   - Нет!.. - со вздохом отозвался свидетель
   - Протестую. Я протестую! - вдруг сказала Фея Смит.
   - Ты не имеешь права протестовать, ты несовершеннолетняя! - отчеканил Король.
   - Да, протест отклоняется - подтвердил Петрушка - Солярис - вы можете продолжать допрос свидетеля, господин защитник.
   - Спасибо, ваша честь, но допрос свидетеля уже закончен. Теперь вы сами видите, что это за гусь!
   - Протестую! - возмущенно завопил Гусак-Португалец.
   - Протест принимается. Дик, не называй Кровавого Бена гусем.
   - Хорошо ваша честь. Тогда так: теперь вы сами видите, что это за существо! Перед вами зело аморальный тип: давно уже он перестал зваться своим настоящим именем, но кровавым своим инстинктам он не изменил: он до сих пор убивает старушек - вы слышали, как он сам признался в этом!!! А вы поверили ему, его лживым россказням про какую-то тюрьму, в которую будто бы ходил ваш любимый Магистр... Да как вы могли?!
   - Прости, Дик.... Виноваты, Миррамон.... - послышались вздохи раскаяния в толпе Глюкеров.
   - И теперь я вопрошаю вас, друзья: верите ли вы еще в эту чудовищную клевету, в этот нелепый слух, распущенный Кровожадным злодеем? Верите ли вы в то, что наш Любимый Магистр, мог изменить нам, своим детям, своим братьям?!
   - Нет! Нет! - орали Глюкеры
   - Вы не верите... спасибо вам, честные сердца! Но что скажет наш мудрый судья, какой вердикт вынесет он в своем горячем честном сердце? Мы ждем вашего решения, Ваша честь!
   - Суд посовещался и решил: Магистр Олорин невиновен! - гаркнул Петрушка, и - "Хрясь!" - с размаху лихо вонзил свою секиру в стол. - Решение окончательное и обжалованию не подлежит!!!
   - Магистр невиновен!!! - подхватили клич Петрушки Глюкеры. Радостная новость выкатилась в коридор и выкатилась в коридор и полетела по ходам и залам Цитадели: "Магистр невиновен!" - передавали друг другу рыцари-скауты, артисты, монахи, музыканты - трыкатымщики и фанаты Короля.
   Тем временем в королевском кабинете все смешалось. Маршалы, лейтенанты и стражники кинулись к Королю и стали обнимать его, хлопать по плечу, жать руку и все на лады извиняться.
   - Ладно, ладно, - отпихивался Король, - ладно, хватит.
   - Качать Магистра! - предложил какой-то буйный лейтенант.
   - Нет, нет, не надо! Я протестую! Лучше вот что: слушайте мой приказ: уже поздно, потому идите домой. А всех маршалов я прошу задержаться...
   Еще раз дружно прокричав на прощание: "Магистр невиновен! Слава Магистру!", Глюкеры, облегченно смеясь и болтая, разошлись по своим домам. Скоро в Цитадели стало пустынно и тихо, только стража у входа в подвал негромко переговаривалась, легонько бряцая доспехами.
  
   X
   Написано рукою Магистра Олорина:
   "...потом беги к Хепету - он обещал выделить
   ребят на охрану груза. Еще скажи, чтоб он
   подошел к 14. 00 на вокзал для инструктажа.
   Эй, еще кто-нибудь! Сбегайте к Магараджу,
   Спросите, подтверждает ли он, что его
   монахи будут готовить еду на всех в поезде?
   Если нет, то сбегайте к Петрушке, пусть он
   Магараджа пригнет, что мол, его артисты
   перестанут помогать распространять их
   религиозные пирожки...
   А теперь - мой последний указ: всем
   смеяться и куражиться, потому, как на
   веселое дело идем..."
   Ниже - детской рукой:
   "На юг наш Олорин - Магистр ускакал
   Остыл его след на песке
   И вслед ему долго с прибрежных скал
   Мы в тихой смотрели тоске
   Но тише! Не жалуйся: "Жизнь - это ад"
   Ты наберись силы чтоб ждать
   Когда-нибудь с юга вернутся назад
   Магистр и Глюкеров рать."
   Из "Листка Для Заметок" за 8 мая.
  
   Глюкеры давно уже разошлись по домам, а в королевском кабинете все еще тянулась напряженная пауза. Король уселся на стол, и о чем - то задумался, а маршалы вдруг почувствовали себя неловко - в самом деле, как они могли поверить в нелепые слухи, распущенные Кровавым Беном? - и не решались заговорить. Наконец Гусак - Португалец, простая душа, решился: откашлялся, подошел к Королю и, хлопнув его крылом по плечу, миролюбиво заявил:
   - Да ладно тебе, Дик! Хватит дуться! Ну виноваты мы, с каждым бывает...
   - Да я и не дуюсь... - вяло отозвался Король, - Тоскливо мне! Возишься с вами, учишь вас, а вы... котята! Даже засудить человека не можете...
   - Ну... это... - виновато крякал Гусак.
   - Мы научимся, Дик, - пришел ему на помощь Гуру Магарадж. - а пока давай решим, что нам делать с Кровавым Беном? - и он кивнул в сторону Шлепси, который так и сидел на своем стуле, понуро сутулясь.
   - С кем? - поднял голову Король. - А, с Беном... А чего с ним делать... Отпустить, пусть идет.
   - Как отпустить? - удивился Магарадж.
   - Просто отпустить? - подхватил Хепет. - После всего того, что он сделал с твоей бабушкой?
   - Какой бабушкой? Ах, с бабушкой... да ничего он с ней не делал...
   - Как это?
   - Ну, во - первых: с бабушкой моей все в порядке, живет - поживает себе в Нижнем Рехе, а во - вторых: это не Кровавый Бен...
   - Ничего не понимаю... - Хепет постучал себя кулаком по голове, но технический прием, кажется, ничем ему не помог, и он снова повторил. - Ничего не понимаю. Совсем ничего. Это что, не Кровавый Бен? А кто же это тогда?
   - Просто парень... Шлепся... на трубе играет. Ты, кстати как там, Шлепся?
   - Я... - встрепенулся Шлепся, - я... да нормально, сэр!
   - Вот и хорошо...
   - Так, что значит: "Не Кровавый Бен"? - вдруг засуетился Гуру Магарадж. - Что значит: "Шлепся"? Ты что, лгал нам? То есть ты нас обманывал? Но зачем?
   - А ты угадай с трех попыток... - лениво посоветовал Король.
   - Вот оно как! - Эллис подошел вплотную к решетке и принялся сквозь прутья разглядывать Короля каким - то странным взглядом. - Вот так, да, Олорин? Девчонка права была? Значит по тюрьмам ходим...
   - Значит ходим! - хладнокровно заявил Король.
   - Что? - охнули маршалы.
   - Предатель! - шарахаясь от Короля, словно от зачумленного, крикнул Гусак - Португалец. - Предатель! Предатель!
   - Лжец! - в ужасе округляя глаза, шептал Гуру Магарадж.
   - Лицемер! - ахали маршалы.
   - Прощайся с жизнью, Дик! - взвизгнул Португалец, вырывая из ножен шашку и подступая к Королю. - Экспонат, помоги мне его кончить! Один я брезгую!
   Но дорогу гусю вдруг преградил Слоненок Боуи, с двумя револьверами в лапах.
   - Положь саблю! - прошипел Слоненок.
   - Уйди, Боуи! Я его на лапшу порублю, предателя! Будет знать, как плеваться!
   - Положь саблю! - повторил Боуи и направил на храбрую птицу стволы своих револьверов.
   - Боуи, ты чего? - испугался Гусак.
   - Дурак! Брось саблю, наконец!
   -Я - дурак? Ах ты, мутант носатый! - взревел Гусак, замахиваясь шашкой, но тут еще два маршала - Петрушка - Солярис и Плофф - обнажили шпаги, и бросились к Гусаку, с явной целью атаковать его.
   - Ага! - обрадовался Португалец, лихо отбиваясь от блистающих лезвий. - Да их тут целая грядка! Экспонат, Магарадж, ко мне! Мартин, заходи слева! Эллис, стреляй в Трыкатыма!
   - А ну-ка заткнулись все, быстро! - рявкнул Король, - Спрятать оружие! Еще смертоубийства нам тут не хватало! Сейчас я вам все объясню!
   - Что ты можешь нам объяснить?! - орал Гусак - Португалец. - Ты сам только - что признался, что ходишь по тюрьмам с Генералом Сепо!
   - Да, хожу! - гремел Король, - И ты знаешь, зачем я это делаю! Я набираю бойцов для похода на Хомбрию!
   - В тюрьме?
   - А где я должен их набирать? В сиротском приюте?
   - Воров и убийц?
   - Опытных людей, воинов!
   - Зачем? У нас же есть свои люди! У нас в Ордене восемь тысяч бойцов, и ты бы знал это, Дик, если хотя бы иногда интересовался делами Ордена!
   - Восемь тысяч! Восемь тысяч сопляков! Восемь тысяч мальчишек!
   - Зря ты так, Олорин! - зло процедил из-за решетки Эллис, - Ты наших мальчишек не знаешь! У нас в клубе есть сэр Андрей, он так мечом владеет, что пятерых взрослых стоит!
   - Эллис, ну ты-то! - кинулся к клетке Король, - Ты-то умней, чем этот пернатый идиот! Ты что, ничего не понимаешь! Сэр Андрюша, сэр Кирюша... мы на войну идем! Половину из нас хомбрийцы на куски порвут! И я этих мальчиков на смерть не поведу, понял?!
   - У нас в Ордене не только мальчишки... взрослые тоже есть! - упрямо твердил Эллис.
   - Есть. Знаешь, сколько? Мы вчера с Боуи считали: 927 Существ, включая однорукого Брема и ту клячу, что у Плоффа на трыкатыме занимается... А Орден уже существует полгода! Теперь сам посчитай, сколько лет нам понадобится, чтобы собрать нужное количество бойцов!
   - Ну... два года, - буркнул Эллис.
   - Два с половиной!
   - Ну и что... потерпели бы...
   - Два с половиной года - это совсем не долго! - поддержал Эллиса Португалец. Потом подумал, повертел в крыльях шашку и бросил ее в ножны.
   - Недолго... - хмыкнул Король, - просто вы не все знаете... Думаете все так просто? А вот вы спросите у Боуи, какие суммы мы каждый месяц отваливаем разным гадам из мэрии и полиции!
   - Зачем?
   - А затем, чтоб наш Орден был! Чтобы не пришли завтра два полка гвардейцев Фентизвиля с пушками - помнишь, Петрушка, как нам мэр обещал? - и не перебили нас всех!
   - А зачем нас перебивать? - испугались маршалы.
   - А затем, наивные вы души, что наш Орден уже давно здесь всем глаза мозолит! А вы что думали?.. помните старика? Ну старика - в тот день, когда мы Орден придумали, он нам про брата своего рассказывал, которого хомбрийцы убили? Так вот, брат-то этот, он же не просто так за Евфратом очутился... он в Девятимирье шел! Значит, не первый раз в Увели дурачки всякие появляются и подбивают людей идти за Евфрат! Люди уходят, а назад не возвращаются!!! И как вы думаете, нравится ли это правительству? И правильно думаете - очень не нравится! Пятьдесят семь лет закон существует, по которому не только запрещено пропагандировать идеи о Девятимирье, но и само слово "Кошачьи Врата" нельзя произносить! А теперь подумайте: почему же нас терпят, хотя мы уже полгода здесь ходим и всем подряд о Девятимирье твердим? Знаете, почему? Потому, что мы с Боуи и Петрушкой стоим, как три атланта, и сдерживаем всю эту... дрянь, которая хочет с нами покончить! И долго мы так не выдержим, потому, что с каждой минутой, секундой, напор этот все сильнее и сильнее!
   - Это точно! - сказал Петрушка.
   - И выход у нас только один - как можно быстрее убраться за Евфрат, и предложение контрразведки тут для нас - как манна небесная! У нас шанс появился не с кучкой плохо вооруженных Существ в поход идти, а с настоящим войском! Поэтому я хожу по тюрьмам, поэтому обманываю жуликов и воров - ради вас, ради Девятимирья...
   - А зачем врал? Зачем суд этот устроил? - опустив голову, пробормотал Гусак - Португалец.
   - Чтобы Орден зря не тревожить... - объяснил Король.
   - Ну что ж, все ясно... - сказал Эллис, вылезая из клетки, - и какие теперь у нас планы?
   - Пока все остается по-прежнему, - сказал Король, - Занимайтесь своими делами, усиливайте Орден, вербуйте новых бойцов. У нас что уже... март? Значит месяца через два, как потеплеет, мы с генералом Сепо устроим полевые лагеря: где-нибудь подальше от Увели, чтобы те парни, из тюрьмы, хоть немного по настоящему воевать научились. Ну, строем там в атаку ходить, плутонгами стрелять... Потом вы тоже все туда поедете, поучитесь солдатскому делу... то есть не все, а только совершеннолетние Глюкеры - детишек здесь оставим. Я с генералом поеду в Фентизвиль - может, сумеем выбить в Генштабе боевых драконов, да кавалерии полка два - тоже бы не помешало....
   - А дальше?
   - А дальше так: мы возвращаемся из Фентизвиля и сразу же отправляемся в поход. Я думаю, что в Генштабе все быстро решится, и к началу июля мы уже выступим. Ну что, все ясно?
   - Нет, не все! - донесся из клетки мстительный Верин голос, - А теперь расскажите-ка им, как там, в шлепсиной тюрьме, вы с генералом укокошили человека!
   - Ну, это не трудно! - ухмыльнулся Король. - Кстати, Петрушка, выговор тебе!
   - За что?
   - За кадры! Этот парень, Лихоманофф, которого ты мне прислал, это же не артист, а черт знает что такое! Ему надо было просто упасть и притвориться мертвым, а он...
   - Что? Переиграл? - засмеялся Петрушка.
   - Он, наверное, под камзолом целую банку красной краски спрятал! Мы в него стреляем, а он, вместо того, чтоб упасть, как давай бегать! Орет, краской брызжет! Снег весь в краске, он в краске, мы с генералом стоим красные, как два индейца, а он все бегает! Мы уж думали, что арестанты нас расколют... но обошлось.
   - А Лихоманофф так и не упал?
   - Потом упал. Полчаса еще ногами дергал - посмертную судорогу изображал.
   - Что ты хочешь - творческая личность!
   - Да. Ну что, братцы, всем все ясно? Тогда на сегодня все!
   - Нет, не все! - опять прогудела клетка, - Теперь, Ваше Величество, быстренько признавайтесь-ка перед всеми, что я вам никакая не жена!
  
   ГЛАВА VII
   CОЛДАТЫ ФЕНТИЗВИЛЯ.
  

"Читать эпиграфы - увы! - напрасный труд

Всей прелести главы они вам не передадут."

Слоны. "Афоризмы".

I

  
   Милях в сорока от приморских сопок, на которых привольно рассыпал свои белые домики славный город Увели, за горным хребтом, тянувшим черные кручи на далекий и неизвестный Восток, начиналась такая природная штука, которую в учебниках по географии называют, кажется, лесостепью, а в книгах о благородных индейцах - прерией: бесконечно плоская травянистая равнина, на которой то здесь, то там были разбросаны кучки деревьев с пышными кронами. *** года *** Эпохи по летоисчислению Пенга, то есть как раз спустя два месяца после событий, изложенных в предыдущей главе, случайный путешественник, направляющийся по делам на Юг, мог бы заметить дымы множества костров у Абларских Бродов, там, где Южный Тракт пересекает мелководную речку Каменку, текущую с гор. Мы написали о прерии "бесконечно плоская", но во всяком правиле есть свои исключения, поэтому по обе стороны дороги там тянутся невысокие пригорки. Это и есть всем известные Поросячие Холмы, воспетые в прошлом веке великим фентизвильским бардом Чарльзом У. Бодомом. Ну, помните?:
   "... мы встретимся с тобою у - у
   моя любовь, вдвоем, на Поросячьем Холме!"
   Ну так вот: если б наш путешественник оказался неробкого десятка и решился бы взобраться на один из этих холмов, то со своей любовью он, может быть и не встретился бы, зато перед его взором предстала бы следующая грандиозная картина: от правого берега Каменки и до самого горизонта вся зеленая плоскость прерии была покрыта сотнями, тысячами белых солдатских палаток и шатров, возле которых маршировали вооруженные отряды с барабанами и развернутыми знаменами, тянулись караваны обозных ящеров, нагруженные каким-то походным скарбом, и бойкие фигурки ординарцев спешили куда-то по своим штабным делам, а подальше, за рекой, миниатюрные пушечки - "БУМ"! - выдавливали вдруг из себя шарики плотного белого дыма, и цепи крошечных человечков бегали на них в атаку.
   Все это походило на какое-то сражение, но взглянув на ближний берег Каменки, где спокойные обозники поили своих слоноподобных ящеров, на палатки, между которыми праздно шатались какие-то личности в расстегнутых мундирах, на солдат, деловито копошащихся у полковых кухонь, наш путешественник наверняка бы решил - и правильно решил! - что кровопролитием здесь и не пахнет, что перед ним просто какой-то военный лагерь, а сражение за рекой - это всего-навсего учения. И, спокойно вздохнув, он поворотил бы коня и попылил бы по Тракту, унося на Юг свою лихую голову, занятую мыслями об одной нехитрой купеческой спекуляции, и никогда бы не узнал, что лагерь у реки принадлежит Фентизвильскому Легиону Инородцев, входящему в состав Южного Корпуса Республики, и что в одной из тех белых палаток, что он заметил в прерии, сидит сейчас маленькая девочка Вера, солдат Фентизвиля, милостью генерала Сепо.
  
   II
   "...О, мама!
   Режь меня на куски,
   Но не отдавай в солдаты!"
   Патрик Тоша. "Мама".
  
   Арестантов, "добровольно" согласившихся принять участие в войне на Юге, набралось что-то около четырех тысяч, и "всю эту шваль" генерал с помощниками рассортировали, умыли, кое-как обмундировали и сбили в три полка, которым, по обычаю Фентизвиля, присвоили имена хищных птиц. Первые два полка - "Зеленые Вороны" и "Коршуны" - получились отличными, хоть сейчас в бой: воинов туда набрали из числа самых сильных и свирепых арестантов, а в третий, Верин полк посогнали всех оставшихся Существ, большей частью небольших и хилых. В штабных кругах Южного Корпуса этот полк сразу же перестали принимать в расчет, называли "чахоточной бандой" и "дистрофиками" и даже постеснялись дать ему какое-нибудь грозное имя, вроде "Орлов" или "Беркутов".
   - Да какие это, к черту "Орлы", господа? - рассуждали в штабах, - Нельзя их так называть, над нами хомбрийцы насмехаться будут... А вдруг из столицы проверка? Приедет маршал, а я ему что? - полюбуйтесь-ка на "Орлов" ваше сиятельство? Он посмотрит и скажет: "Если у вас "Орлы" такие, то какие же тогда "Вороны", а?
   - Но название необходимо, ваше высокоблагородие, - молил штабных генералов полковник Гатлич, командир третьего полка, - и я надеялся, что грозное название воодушевляет моих...
   - Дистрофиков! - ухмылялись штабные, - Ну, назовите их, "воробушками". А что? Хорошая, шустрая птичка... или, например, "чижиками". Чем плохо - "чижиками"?
   Но у старого полковника не хватало духа так вот просто взять и сказать своим подчиненным это глупое название. Вернувшись в полк, Гатлич полдня о чем-то сосредоточенно размышлял и только к вечеру решился и велел созвать офицеров. Грозно нахмурив свое морщинистое, похожее на печеное яблоко с усами, лицо, он сурово заявил им, что полк отныне именуется "Свирепыми чижами", что в штабе его считают гордостью Южного Корпуса, и питают насчет него большие надежды. Командиры выслушали Гатлича, нисколько не усомнились в его словах и через тупоголовых сержантов ввели новое название в обращение.
   - Ходите, как будто с утра в штаны навалили! - орали на следующий день сержанты, - Это "Зеленые Вороны" могут так ходить! А ты - "чиж"! Ты - "чиж", понял?! Вот и ходи, как "чиж"!
   Или так:
   - Ты чего штыков колешь, как "Коршун"? Это только в их чахоточном полку можно так колоть! А "чижи" как колют? Вот, вот, вот как "чижи" колют!
   Вообще, название прижилось. Как-то один штабной офицерик, проезжающий мимо полка с пакетом, залюбовался слаженными действиями "чижей" - артиллеристов и, подъехав, похвалил их
   - Молодцы, "чижики"!
   Так артиллеристы сверкнули на него глазами и неприветливо заявили:
   - Чижик у тебя в штанах, вашбродь... А мы - "свирепые чижи"!
   Позже, когда оскорбленный офицер, доложил в штабе о своей обиде, генералы с интересом выслушали его рапорт, поулыбались в усы, а потом решили:
   - Ну, пусть будут "чижами", коли так!
   - "Свирепыми чижами", васияс...
   - Да "Свирепыми"! Переделай, братец, бумаги, - приказали писарю. Тот живо переписал всю документацию и "Свирепые чижи" гордо закрасовались в армейских приказах, рядам с "Грифами" и "Альбатросами".
   Такая вот ситуация сложилась в Легионе Инородцев (так называли три полка, созданные из криминальных элементов) к тому времени, когда к войскам явились Глюкеры, свежие, точно блины.
   Вопреки ожиданиям Эллиса и Гуру Магараджа, надеявшихся, что их орден будет отдельной боевой единицей в составе Южного Корпуса, Глюкеров раскидали по разным полкам. Сначала маршалы пытались отстаивать свои права и даже ругались с полковником Гатличом:
   - Почему вы разбросали нас по разным ротам? - орали они - Что за баранов вы назначили нам в командиры? Что вообще происходит? У нас был договор с генералом Сепо! Он обещал, что у нас будут свои командиры, и свой полк, не подчиняющийся генералам Фентизвиля!
   И полковник, вежливо улыбаясь, разъяснил им, что про отдельный полк, он, Гатлич, ничего не знает, поскольку никто никаких указаний на этот счет ему не давал. Зато у него есть приказ, подписанный лично генералом Сепо: принять в ряды армии Фентизвиля, добровольцев, из так называемого Ордена Глюкеров и распределить их по войсковым соединениям наивыгоднейшим для Армии Фентизвиля образом. Что он, Гатлич, и сделал. И что если кого-то, из Глюкеров, текущее положение дел не устраивает, то он вправе покинуть Армию и ехать к мамочке - ему, Гатличу, приказано никаких препятствий в этом случае, им, Глюкерам, не чинить.
   - Кроме того, вами командуют не бараны, - добавил полковник, - а дельные сержанты и не надо их оскорблять.
   - И еще, - вежливо улыбнулся Гатлич напоследок, - я разговаривал с вами вежливо, поскольку вы еще ... никто. Но через два дня у вас присяга на верность Армии Фентизвиля, и после этого я буду разговаривать с вами, как со своими солдатами, то есть, если вы еще раз посмеете ворваться в мой шатер без разрешения и говорить со мной в таком тоне, я вас просто повешу, господа!..
   После этого Глюкеры держали совет, и решили не в какие полки пока не вступать, а встать отдельным табором возле Каменки и отправить гонца в Фентизвиль, к Королю, дабы тот усовестил вероломного генерала Сепо и заставил его выполнить прежние обещания. Гусак-Португалец - гонцом был он - обернулся за пять дней. Утром шестого дня он уже сидел в кругу Глюкеров на берегу Каменки и возбужденно гоготал.
   - Там генералов ого-го сколько! И полковников! Морды у них - во, как у бегемотов, все бегают, щеками трясут! Но заправляет всем, конечно, этот гад, Сепо - стоит там за столом с картами и руками машет! А наш Дик им чай носит!
   - Как это чай носит? Какой чай? - пугались Глюкеры
   - Да никакой.. это я так сказал. Ну, понимаете, он там ничего не значит, совсем ничего!
   - Но он в штабе?
   - Ну в штабе... Только для тамошних генералов он никто, пустое место. Они там чего-то обсуждают над картами, а он сидит в углу и в рот им заглядывает...
   - А нам чего велел?
   - Че велел... Сказал, что поговорит с генералом этим чертовым, а нам пока, мол, выполнять, что командиры велят...
   - Или ехать по домам... - раздумчиво произнес Петрушка - Солярис
   - Да, тоже выход - медленно проговорил Эллис - а Девятимирье?
   Тем же вечером Глюкеры попрощались друг с другом и разбрелись по своим полкам, прямо в объятия сержантов, жаждущих пинками и оплеухами превратить их в настоящих солдат. Ташка, Экспонат и Гусак-Португалец ушли к "Зеленым воронам", Плофф, Хепет с горсткой спортсменов и Гуру Магарадж со всеми своими монахами попали к "Коршунам", а Эллис, Петрушка - Солярис, а с ними множество скаутов, артистов, спортсменов Хепета и музыкантов были определенны к "Свирепым чижам".
   Вера стиснула зубы и тоже поплелась на свою Голгофу - ее приписали к полковой кухне "чижей", где всем заправляла шайка поваров - гоблинов. Они приняли девочку с восторгом и тут - же объяснили, что ей придется выполнять па кухне самую грязную и тяжелую работу, самую мерзкую, вонючую и гнусную работу - в общем, она - хи-хи-хи - попала! Вера плюнула гоблинам под ноги, взяла мыло и тряпку и пошла выполнять свой воинский долг.
  
  
   III

"Сидит в танке ренегат

весь опухший, с пьяной рожей

часто воин и солдат -

это не одно и то же.

Не знаком он со стрельбой

Пропустил политзанятья...

Часто "армия" и "бой" -

Это разные понятья."

Фобс - Блуп. "Солдат".

   Оказалось, что служба Веры заключалась, главным образом, в чистке бесконечного числа картофельных клубней, которые затем надлежащим образом варились в огромных полковых котлах. Когда картофельная бурда была готова, гоблины добавляли в нее какую-нибудь гадость и, разложив по бидонам с плотно закрывающимися крышками, развозили по отрядам и ротам на глупом ящере по имени Жрач, состоящим при кухне на правах средства передвижения. Вообще-то Вера смекала, что чистить картошку они с Тезкой не обязаны (Тезка был Верин напарник, по настоящему его звали Роландо, как генерала Сепо, отсюда и прозвище). Их приписали на кухню для обучения поварскому ремеслу, чтоб отослать затем в какую-нибудь роту - на войне ведь всякое может случиться, не всегда доберешься до полковой кухни. Но гоблины ничему не учили их, а только ругали и заставляли делать всякую грязную работу - впрочем, как и обещали! - поэтому с первых же дней девочка возненавидела их. С Тезкой (он, кстати, тоже был Глюкер, монах - шепотковец) ей наоборот повезло: тихий и покладистый он нравился Вере, они сразу - же подружились и не раз коротали время за душевными разговорами. Тезка имел два высших образования и обширные познания в области географии и истории - разговаривать с ним было одно удовольствие!
   Эллис с Петрушкой и еще десятком Глюкеров попал в роту красных пищальников*, хотя никакими "красными" они не были: форменных мундиров им так и не выдали, и большинство "Свирепых Чижей" щеголяли в тех - же одеждах, в которых прибыли к войскам. Шатры "красных" находились недалеко от полковой кухни, поэтому почти каждый вечер друзья собирались у Вериной палатки - поболтать и попить чаю с сушками (заварку и сушки Вера таскала у гоблинов, которые, в свою очередь таскали их из закромов Армии Фентизвиля). Иногда, правда гораздо реже, Веру навещал Гуру Магарадж со своими монахами - они попали в мушкетеры, и в сержанты им достался такой свирепый Пескун, что у несчастных шепотковцев не было времени даже на то, чтобы выспаться.
   - Вчера этот гад поднял нас, - жаловались монахи, - и устроил нам ночной бег с полной амуницией! Бегали вверх по Каменке, аж до самой Крокодильей Косы, вернулись уже на рассвете. Так вы думаете что, этот гад дал нам отдохнуть? Как же, ждите! Сразу - же погнал нас стрелять по мишеням. "На войне, - орет, - вам никто спать не даст! Прибежали - и в бой!"
   Зато красные пищальники не могли нарадоваться на своего сержанта:
   - А у нас - курорт! С утра погоняет по поляне строевым шагом, с песней, и все. Ну, днем еще лекцию прочтет о любви к Родине, а потом и говорит: "Я вас сейчас отпущу, ребятушки, но вы уж не подведите! Если случится бой, то киньтесь на врага смело!". "Кинемся!" - говорим, а сами думаем: с чем кидаться? У нас же всего одна сабля на троих, пик всего шесть штук на роту! Обещали прислать доспехи, прислали - два шлема, кольчугу какую-то ржавую и перчатку от рыцарского доспеха! Мы говорим ему: "Как с этим воевать?", а он твердит, как попугай: "Вы, главное, на врага киньтесь, а там - как Бог пошлет!". Он же не фронтовик, на войне ни разу не был... Зато песни любит! Не дай Бог не ту ноту возьмешь в строю - ой, серчает! Ногами топает, ругается: "Я вас на хлеб и воду посажу, канальи!".
   - Зато наш - фронтовик... - ругались мушкетеры, - вся морда в шрамах, а кулак - во! - они разводили руки, показывая, какой кулак у сержанта (выходило никак не меньше Вериной головы), - Но зато боевой! Бегал в штаб, ругался, что мушкетов всем не хватает... Добился! Теперь у нас все с мушкетами.
   И монахи тактично умалчивали, что почти все мушкеты, добытые сержантом - фронтовиком, были старого образца, корявые, негодные, и в бою с вооруженным винтовками противником толку от них не будет никакого. И многие бывалые вояки хмурились, окидывая взглядом разношерстные, плохо вооруженные орды, топтавшие поляны на полковых смотрах, что Гатлич устраивал по субботам. Даже Вера, мало что понимающая в войне, чувствовала, что дело не ладно, когда слушала Ташку (Ташка попала у "Зеленых Воронов" в санитарки, и врач, очарованный ташкиной красотой, пару раз отпустил ее в гости к Вере).
   - А Экспонату достался такой милый конь! Я ведь говорила тебе, что он в кавалерии? Как-то он дал мне на нем прокатиться, а Быстрый - так коня зовут - и говорит мне: "Возить вас одно удовольствие, мадам! Жалко, что вы не лошадь, а то бы я в вас влюбился!". Представляешь? - ахала Ташка.
   Вера улыбалась ей, а сама с тоской думала, что "Свирепым Чижам" вообще не дали никаких коней, что вся их кавалерия состоит из пары сотен ленивых, развращенных цивилизацией кентавров, набранных из жителей Увели, что летучих драконов вообще нет - а у "Воронов", по словам Ташки было целых три штуки, правда старых. Но ничего такого Ташке она не говорила - зачем зря расстраивать подругу? - и та уходила, передав ей на прощание целый ворох приветов от Глюкеров - "Воронов". Но однажды вечером Вера не утерпела и выложила все свои подозрения Поросенку Эллису .
   - Да, все так и есть... - выслушав девочку, ответил Эллис, - мы вообще тут никакие не солдаты - так, пушечное мясо... Кажется там, в штабах, эти дураки с эполетами ждут от нас того - же, что и наш сержант: чтоб мы на врага кинулись, а там... - Эллис махнул рукой, потом со вздохом добавил, - одноразовые солдатики!
   - А как же мы тогда будем воевать, а, поросеночек? - ахала Вера.
   - А мы и не будем воевать, - искривил рот в усмешке сослуживец Эллиса, рослый пищальник из бывших арестантов, - не будем! - и он вдруг расхохотался.
  
  
  

IV

"Шинель чиста,

оружья нет,

вам сало мило...

Вы не солдат,

а что-то вроде

Зампотыла?"

Ч. Бодом. "Генеральский вальс".

   В бесконечных хлопотах пролетели май и июнь, а подоспевший июль притащил с собой толстые, как матрасы, тучи и принялся поливать прерии пакостливым мелким дождиком. Со дня на день ожидали подмогу из Фентизвиля во главе с Королем и генералом Сепо, но прошла неделя, другая, а обещанных полков все не было.
   Но вот однажды утром торжественно взревели полковые трубы, забили барабаны и забухали пушки. Вера с Тезкой - они сидели в кухонной палатке и скоблили опостылевшие корнеплоды - прервали интересный разговор о достоинствах разных религий и прислушались. В лагере "Чижей" начался какой-то незапланированный переполох. Слышно было, как бегут куда-то солдаты, оживленно пересмеиваясь на ходу, как выкрикивают команды озабоченные сержанты.
   - Может, почту привезли? - предположила Вера.
   Тезка покачал головой:
   - Почту по субботам привозят, а сегодня вторник... И пушки бы не стреляли...
   - А может какой-нибудь праздник? - оживилась Вера (месяц назад они праздновали День Воссоздания Фентизвильского Парламента и Гатлич в честь праздника разрешил всем солдатам искупаться в Каменке - о, это было здорово!)
   - Да нет никакого праздника в июле...
   Тут возле палатки дробно зацокали копыта, и чей-то голос, показавшийся Вере знакомым, произнес:
   - Тпру! Все б ты гарцевал у меня!
   Звякнула уздечка, послышались чьи-то легкие шаги, парусина у входа в палатку задрожала, раздвинулась, и появился... Король, прошу любить и жаловать!
   Прошедшие месяцы сильно изменили облик Монарха - Диктатора - куда делись нелепая корона и пыльный балахон? - вместо них королевскую фигуру облекал теперь изысканный черный мундир с серебряным шитьем, аксельбантами и эполетами. На боку Короля висел кинжал с золоченой рукоятью, ноги его закованы были в блестящие кожаные ботфорты со шпорами, а в руках он держал военную шляпу с перьями и кокардой. Волосы Короля, торчащие прежде во все стороны, были теперь аккуратно прилизанны и густо набриолиненны, а на его помолодевшем лице сияла такая широкая улыбка, что можно было разглядеть даже зубы мудрости.
   - Ну, и как тут поживает моя девчонка? - молодцевато выкрикнул Король, но тут его глаза встретились с изумленным взглядом Веры, и монарх осклабился еще шире.
   - Король! - девочка вскочила, подбежала к Королю, уткнулась лицом в раззолоченную королевскую грудь и вдруг разревелась от избытка чувств.
   - Ты чего? Ну, что случилось? - недоумевал Король, - Что стряслось, кто тебя обидел? - и он осторожно погладил ее по голове.
   - Тезка. - Подойдя к Королю, представился Верин напарник, - А я вас знаю, вы Миррамон... Я монах из секты Гуру Магараджа.
   - О, шепотковец! - Король пожал Тезке руку, - А что с девчонкой? Я - то думал, что у нее все нормально... Я лично просил генерала Сепо пристроить ее в какое-нибудь тепленькое местечко, подальше от оружия и муштры... Мне сказали, что все устроено, что она тут катается, как сыр в масле...
   - Как сыр в масле? - поднимая вверх зареванное лицо, прогудела Вера, - Как сыр в масле, опухнуть можно! Да знаете ли вы, Ваше Величество, что...
   и Вера выложила Королю всю правду об Армии Фентизвиля. Досталось всем: и полковнику Гатличу, и генералу Сепо, и сержантам - идиотам, и ворам - интендантам, и самому Королю, и Эллису - за какой-то свисток, и ящеру Жрачу - за тупость и лень, но больше всего, конечно, досталось поварам - гоблинам - о, Вера припомнила им все!
   - Так вот и живем... - закончила Вера свою речь, - думаешь: то ли дезертировать быстрее, то ли еще потерпеть...
   - Да... - Король на секунду задумался. Потом открыл рот и хотел, видимо, сказать что-то вроде того, что армия есть армия, и отдельные недочеты... воровство - это конечно,... но тут парусина у входа вновь заходила ходуном, и в палатку всунулась чья-то крупная серая голова, с длинными ушами и большими мягкими губами.
   - Начальник, а, начальник... - сказала голова, но тут увидела Веру и спохватилась, - Извините... Здравствуйте, мисс!
   - Здравствуйте... - Вера изумленно распахнула на голову заплаканные глаза.
   - И тебе здорово, мужик! - подмигнула голова Тезке.
   - Здрасти...
   Голова скользнула по кухне хитрыми глазами, принюхалась и сказала:
   - Начальник, там овес дают... Как бы нам не опоздать, а, начальник?!
   - Это кто?
   - Это мой скакун! - гордо ответил Король, - Его зовут Брем.
   - Это лошадь? - удивилась Вера.
   - Я не лошадь! - обиделась голова, - во первых - я самец, а во вторых - я ослик!
   - Он ослик, но очень, очень быстрый! - объяснил Король, - К тому - же расторопен, понятлив... мне предлагали двух жеребцов, да на что они мне?
   - Самолюбивые, наглые создания! - подтвердил ослик.
   - Я выбрал ослика и не жалею... а на конях пусть эти мерзавцы ездят. - Король обиженно вздохнул, но тут - же спохватился, - Но не будем о грустном... Сегодня великий день! Поэтому прекращайте-ка чистить свою флору и бегите, переодевайтесь к параду! Брем, тащи чемодан!
   - Да, начальник! - и голова исчезла.
   - А к какому параду надо готовиться? - удивился Тезка.
   - А почему день сегодня великий? - спросила Вера.
   - Да потому, что завтра, 21 - го июля, Южный Корпус Армии Фентизвиля наконец-то выступает в поход на Хомбрию!
   - Так союзники подошли?! - в голос воскликнули Вера с Тезкой.
   - Все подошли! - весело кричал Король, - Фентизвильские Мушкетеры, две роты наемников - Пескунов, Монопы, Рабребаны, легкая кавалерия, латники, знаменосцы, барабанщики - всего восемь тысяч воинов, все здесь! При них необходимое количество поваров, саперов, маркитантов и погонщиков! А еще полковники, лейтенанты - адъютанты и прочие офицеры во главе с генералом Сепо - он сейчас у Гатлича, но скоро выйдет, чтобы возглавить торжественный парад, посвященный началу компании, а после раздать доблестным воинам доброе ристольское вино, что хранится исключительно в дубовых бочках, потому, что только олухи хранят ристольское вино в бутылках! А еще будет пиво, и копченная колбаса, и 60 коробок копченной селедки, и прочие деликатесы - я сам видел накладные! А еще будут фрукты и сладости!
   Ослик Брем пыхтя, втащил в палатку большой пыльный чемодан и положил его подле монарха.
   - Будут играть два полковых оркестра, - ликовал Король, - состоящие из труб, скрипок, волынок, а так - же одного аккордеона и балалайки! В ночное небо будет выпущено 1.295 единиц пиротехники, как- то: хлопушек, шутих, огненных дождей и гром - баб! А чтобы ты, дитя мое, выглядела на этом фоне достойно, я привез тебе вот что!
   Король нагнулся над чемоданом, щелкнул задвижками и откинул крышку: сверкнули пуговицы и золотое шитье на красном фоне сукна.
   - Что это?
   - Мундир прапорщика Фентизвиля, специально переделанный под девочку. Ну, юбка и все такое... а то я не переношу баб в штанах!
   - Круто... - тихо сказала Вера, - ну так я побежала переодеваться?
   - Беги! - улыбнулся Король, - только скажи, где мне найти Эллиса и Магараджа? Я их еще не видел...
  

V

"Что за суеверия? Это - кавалерия!

И зевать охота, как идет пехота..."

Слоны. "Парад".

   На следующий день войска Южного Корпуса, вытянувшись грозной змеей по Южному Тракту, двинулись в поход на хомбрийцев. Перед войском летели разъезды легкой кавалерии, и, завидя их, торговые караваны сворачивали с тракта и улепетывали подальше в прерию - на всякий случай. Во главе колонны, с толпой разряженных адъютантов (среди них и Король на своем ослике), на белом жеребце рысил сам генерал Сепо, в сопровождении рыцарей - рабребанов, полк которых состоял сплошь из отпрысков самых знатных семей Фентизвиля. Любимцы дам и столичной толпы, они выглядели весьма антуражно в своих эксклюзивных доспехах, каждый из которых являл собой шедевр высокого искусства фентизвильских оружейников, к великой зависти провинциальных рыцарей - монопов, чьи древние латы напоминали железные бочонки, увенчанные перевернутыми ведерками с перьями. Глотая пыль, поднятую "столичными пижонами", уязвленные монопы в отместку тихо сплетничали между собой, смакуя подробности падения столичных нравов.
   Черным Рыцарям - наемникам (харадотам), полк которых с равномерным металлическим лязгом катился вслед за монопами, было, похоже, одинаково плевать и на нравственность и на столицы. Что же касается доспехов, то харадотов они интересовали только с точки зрения выживания, посему каждый хародот был так укутан в броню, вместе с конем, что им мог бы позавидовать любой танк.
   За харадотами неслась легкая кавалерия; уланы и конные лучники - а, так, ничего особенного: пики, шпоры, беретики и залихватские усики - не смешно и не страшно. А вот кто Вере понравился, так это Фентезвильские Мушкетеры - в своих медных кирасах поверх красных форменных мундиров, и шароподобных зелено-белых штанах они выглядели весьма живописно. Голову каждого мушкетера венчал округлый шлем, и с высоты Вериного ящера полк их, идущий строем, выглядел как ряды металлических яиц, между которых торчали стволы мушкетеров. За мушкетерами шли черные копейщики - на этом элитные полки, придающие любому воинству шик и блеск, заканчивались: за копейщиками вразброд шагали плебейские отряды, так сказать чернорабочие войны: среди серых гоблинских колпаков мелькали традиционные железные шапочки пескунов - наемников, черные, зеленые и красные мундиры пехотинцев волнами накатывали на отставших латников, и, обгоняя их, по обочине Тракта неторопливо трусили отряды толстобрюхих кентавров, вооруженные луками и короткими мечами.
   А в самом конце колонны, где-то между артиллерией и обозом тащились три полка Легиона Инородцев - "Коршуны", "Зеленые вороны" и "Чижи", и где-то там, среди "Чижей"- пищальников разлаписто ковылял кухонный ящер Жрач, неся навстречу судьбе свой ценный груз: девять бидонов из-под картошки, два полковых котла, четыре ящика с оловянными мисками и ложками, одну скатанную палатку, монаха Тезку и маленькую девочку Веру.
  
  
  

VI

"...Поговорим?

Ничто так сердце не смягчает, как беседа

с товарищем, что знал ты сотни лет..."

Альфред Манн. "Товарищ мой блистает средь Двора...".

   Поначалу выступление войска привело Веру в восторг: она вертела головой, разглядывала красочные мундиры гвардейцев, перебрасывалась шуточками с идущими рядом "чижами", провожала долгим взглядом каждого смазливенького адъютантика, проскакивающего мимо, а если в небе вдруг появлялся дракон, она так восторженно и громко вопила, что Тезка морщился. Но постепенно девочка привыкла к окружающему ее великолепию и заскучала. Она принялась, было смотреть по сторонам, но там тоже не оказалось ничего заслуживающего внимания - все та же прерия, опостылевшая еще в лагере - и тогда девочка повернулась лицом к Тезке и принялась болтать с ним.
   - Нет, Тезка, я не понимаю, ведь ты же умный парень: как ты можешь верить в этого Шепоткова? Ведь он обычный человек, жена от него ушла, - продолжая вчерашний разговор, прерванный явлением Короля, сказала Вера, - а вы ему молитесь... странно!
   - О, ты читала Святые Притчи? - улыбнулся монах.
   - Нет...
   - Тогда откуда же ты знаешь, что от Шепоткова жена ушла?
   - А... из Святых Притч, конечно, - выкручивалась девочка (ей ведь нельзя было никому рассказывать ни о том, взорванном ею Пескуне, ни о Шепоткове - Король с Гуру Магараджем строго-настрого запретили ей делать это, не то, мол, среди монахов могут возникнуть ненужные сомнения).
   - Ну чего же ты тогда пытаешь меня? Раз ты читала Святые Притчи, то и сама знаешь, что Шепотков вовсе не обычный человек, а Омр!
   - Кто?
   - Омр!
   - Омр?
   - Да, Омр! Ты что, ничего про Омров не слышала? - вскидывал монах на Веру удивленный взгляд, - ты чему в школе училась?
   - Ну, я ведь не тутошняя, - извиняющимся тоном сказала девочка, - а что значит - Омр?
   - Омр - этот высшее существо!
   - А-а, и Шепотков - Омр?
   - Да.
   - А почему жена ушла?
   - Потому что он еще не пробудился. Не познал своей истинной омрской сути!
   - А когда проснется?
   - Скоро.
   - И тогда что?
   - О, тогда только все и начнется! Он встретит нас там, за Кошачьими Вратами и поведет нас к новой, лучшей жизни.
   - А, вон как вы верите... - протянула Вера, - понятно! А как сейчас у Шепоткова дела?
   - Отлично... он уже встретил человека, который поможет ему пробудиться.
   - А откуда ты это знаешь?
   - Ну, - усмехнулся Тезка, - мы-то за ним постоянно следим... У нас даже есть такие специальные монахи - видящие...
   - А-а... а с женой что? Ее-то он, надеюсь, не убил?
   - Нет, что ты...
   - Почему?
   - Ну, если хочешь, я тебе расскажу.
   - А можно? - удивилась девочка, - тогда конечно расскажи... а то я ж и не знаю ничего.
   - Ну, слушай... только сначала надо молитву специальную прочесть, - и Тезка забубнил, - Кровь пролилась на траву...
  
   ВТОРОЙ РАССКАЗ О ШЕПОТКОВЕ.
  
   ...Дверь Шепоткову открыл здоровый волосатый мужик лет 20-ти, одетый в семейные трусы и тапочки. Он зевнул и кивком головы дал понять, что ждет шепотковской реплики.
   - Здравствуйте, милый юноша, - нежно сказал растерявшийся Шепотков, - мне нужна Она...по делу! - и зачем-то показал на свой черный портфель.
   - Алименты, что ли? - недовольно прогудел полуголый и поскреб густые черные волосы на груди, - ну, проходи, папаша, постреляем...
   - Постреляем? Вы сказали "постреляем"? Позвольте, отчего же "постреляем"? - изумленно забормотал Шепотков, входя в узкий темный коридорчик. Волосатый закрыл за ним дверь и проводил в маленькую гостиную с голубыми, в цветочек, обоями. Тут он остановился и проревел гулким басом, словно Шаляпин:
   - Арсений ергее-еич! Тут до вас какой-то гражданин прибег, в шляпе...Алиментов принес полный портфель..., - потом обернулся к Шепоткову и сказал:
   - Сейчас он выйдет. Ждите, - и ушел на кухню, прикрыв за собой дверь. И радостно зазвенел тарелками.
   Прислушиваясь к кухонным звукам, Шепотков немного отвлекся и поэтому не сразу заметил пожилого джентльмена, вышедшего из спальни. В противоположность первому жильцу квартиры N 40 вышедший был одет полностью. Черный костюм хорошо сидел на его поджарой сутуловатой фигуре, на белоснежном воротнике рубашки чинно застыл галстук-бабочка, красный в белый горошек. Светлые волосы господина были тщательно зачесаны назад, тонкие губы твердо сжаты. Видя себя незамеченным, пожилой джентльмен с достоинством сказал "Гм-м". Шепотков обернулся на звук и был тут же навылет джентльменскими глазами: безумно - светлыми, прозрачными, с черным твердым зрачком внутри, как у офицеров Гестапо.
   - Арсений Сергеевич, - мягко представился хозяин гестаповских глаз, - к вашим услугам, - и вопросительно поднял бровь.
   - Шепотков, - хрипло сказал Шепотков, - к Эльвире, я... по делу...
   - Сергей Владимирович? - живо перебил его джентльмен, очень рад, очень рад... - и красивым жестом протянул крепкую офицерскую ладонь с длинными пальцами, - наслышан... Эльвира Ефимовна очень говорила про вас, - произнес он, конфиденциально склоняя джентльменскую голову.
   - А где она? - робко спросил Шепотков, и сердце его кто-то больно дернул внутри.
   - Как же, позвольте... Третьего дня уехали с Андрюшей в Симферополь... Медовый месяц, так сказать...
   - А, так вы не... - с облегчением проблеял Шепотков.
   - Помилуйте, Сергей Владимирович, какой уж из меня муж... Я просто Андрюшин дядя, приехал из Владивостока, и молодые любезно доверили мне охранять ихнюю квартиру. Так что смело можете довериться мне. А если все-таки сомневаетесь, то я вам напишу расписку...
   - Расписку? Зачем? - удивился Шепотков.
   - Позвольте, ваши алименты...
   - Ах, алименты... нет-нет, я без алиментов... это они напутали, - закивал головой мститель в сторону кухни? - я даже и не говорил, они так сами решили... так Эльвирочка уехала... очень жаль... У меня к ней... впрочем, мне пора...
   - Без алиментов! - передразнили Шепоткова с кухни, - он не говорил! Ну, я говорил! А откуда мне знать? Вся Москва в таких портфелях алименты носит...
   - Да что вы говорите, Степа! Неужели вся Москва? - повернулся к кухне Арсений Сергеевич.
   - Вы, наверное, хотите быть оригинальным, товарищ... - продолжала недовольно бурчать кухня, - Вся Москва в таких портфелях алименты носит...
   - Не обращайте внимания, - доверительно прошептал Шепеткову пожилой джентльмен, - это Степа, жилец. Студент. Немного навязчив, но иногда его суждения меня забавляют, - и подмигнул фашистским глазом, приглашая вместе посмеяться над суждениями оригинала Степы. Потом повернулся в сторону кухни и невинно сказал:
   - Что вы, Степа, придираетесь? Я знаю, например, что в подобном же портфеле известный русский писатель М. Веселов носит по редакциям свою пьесу "Аморовелла". Как вам знать? Может быть, Сергей Владимирович тоже писатель и тоже носит в портфеле пьесу "Аморовелла"?..
   Кухня захрюкала, как бы веселясь при одной мысли, что в шепотковском портфеле может быть пьеса.
   - А может быть, там не пьеса "Аморовелла", а любовные письма бывшей жены Сергея Владимировича и он хочет их вернуть отправителю... и я одобряю этот поступок и нахожу его вполне джентльменским...
   - Как же, письма... - опять загудела умная кухня, - да козлу, извините, Арсений Сергеевич, понятно, что у него в портфеле бомба. Наверное, бабки во дворе над ним издеваются, вот он и хочет Эльвирку кокнуть... Сейчас вся Москва по этой мести с ума сходит. Насмотрелись видиков... смешно! - и кухня саркастически фыркнула.
   - Неужели бомба? - радостно повернулся Арсений Сергеевич к Шепоткову, - нет, правда, бомба?
   - Не-ет, не-ет, что вы, - проблеял испуганный Шепотков, - я пойду...
   - Значит, бомба, - подытожил джентльмен и стал вдруг печален и тревожен, - вы только скажите мен вот что: неужели вы, интеллигентный человек, смогли бы совершить убийство? Достали бы этот нелепый механизм, выдернули бы чеку?.. Залили бы кровью эту прекрасную жилплощадь, закидали бы ее кусочками трепещущего нежного женского мяса?.. Это же пошло!
   - И невинные могли бы пострадать! - встревожился Степа на кухне, - сидишь вот так за столом, кушаешь кефир и вдруг "бац" осколком в голову... Ух, подлец - одни подлецы кругом, - с неодобрением бормотал Степа.
   - Кроме того, продолжал Арсений Сергеевич, - вас же могут посадить в тюрьму? более того: вас обязательно посадят! В тюрьму! Конечно, есть страны, где на подобное деяние посмотрели бы сквозь пальцы... В Италии, например, такой поступок выглядел бы исключительно как поступок чести... Но в России, как ни странно, чтут уголовный кодекс, и в нем явно написано, позвольте, - он достал из кармана красную тонкую книжицу и порылся в ней, - ага, вот! Русским языком написано: до 10-ти лет строгого режима. Вы думали об этом? Скажите, неужели вам не жалко свою молодую жизнь?
   Шепотков давно уже опустил голову и был похож теперь на ученика младших классов, которого учитель распекает за злую шалость. А когда Арсений Сергеевич спросил про жизнь, он так болезненно дернулся, как будто его ударило током, и стал выглядеть еще виноватее.
   - Так как же, молодой человек? - настаивал пожилой джентльмен.
   - Мне не жалко жизнь... Я плохо живу, - хрипло прошептал несчастный, и прозрачная слеза, скользнув по свежевыбритой шепотковской щеке, печально разбилась о пол.
   - Позвольте вам не поверить!!! - сердито воскликнул Арсений Сергеевич, и старческие складки на его шее задрожали от негодования, - как можно плохо жить молодому человеку в этом прекрасном непредсказуемом мире? А вы пробовали жить хорошо?
   - Пробовал... - светло заплакал Шепотков, - да, доктор, я пробовал... Очень часто я пытался изменить свою проклятую жизнь! Ведь я не глуп, доктор, я все понимаю... Да, я говорил себе: "С завтрашнего дня я найду себе Великую Цель"... ну, такую, знаете, что и умереть бы не жалко... думал, что буду читать хорошие книги, что поеду в дальние страны - ведь в мире есть прекрасные страны, доктор!... И что я буду счастлив... Но это ведь невозможно!
   Ну какая, скажите мне, какая здесь, в этом убогом, зажравшемся мире может быть Великая Цель? Убить президента? Накопить миллион? Любить женщину? О, боже... как все это пошло и нелепо!.. - и Шепотков затрясся в рыданиях.
   - Я читал книги - я устал читать их, - продолжал он, немного успокоившись, - я мечтал о дальних странах - пожалуйста! Проклятый телевизор показал мне эти страны: оказалось, что люди живут там так же глупо и убого, как здесь... Больше я ничего не хочу. Мне нечего больше хотеть! А жизнь... да я уже знаю как я ее проживу, все знаю, кроме самых мелочей. Знаю, как буду каждый день ходить на работу по одной и той же дороге, заходить в магазин, покупать хлеб. Как выйду потом на пенсию и заведу себе жирного кота, чтоб было не так скучно... Знаю, что умру на своем старом сиреневом диванчике, потому что зачем мен покупать новый? Для кого? Моя жизнь... я уже прожил ее... Мне ее совсем не жалко! - и он закрыл мокрое лицо ладонями.
   - Но есть же другие времена, - пылко крикнул старый джентльмен, как будто другие времена были совсем рядом, не дальше Тамбова, - или вам не нравится Древний Рим? Гладиаторы, Нероны, могучие легионеры! Или представьте себе Древнюю Русь... нет, вы представьте Древнюю Русь! Видите? Видите эти распаханные во все стороны поля, светлые городки-деревеньки, обнесенные тыном, чье отражение дрожит в прозрачной речке... Чу! Стук копыт! В открытую калитку - как вы знаете, именно так наши предки называли ворота - выезжает конный отряд воинов-русичей в высоких шлемах и в светлых кольчугах. Женщины, гордые и прекрасные, провожают их за околицу, а дети, чистые и знающие азбуку, бегут за конями аж до самого леса и кричат "Тятька уехал!" А воины едут дальше день, неделю... но не кончается русская земля! От Черного моря до Урала разлеглась она могучим медведем, и живут на ней только великороссы, и никаких тебе инородцев - разве что несколько персидских купцов-контрабандистов в диковинных одеждах, но они не в счет.
   ... А на краю этой прекрасной страны, на жирной черной земле возносятся к небу белые стены Киев - града, отца городов русских... Высоки они, а уж так широки, что две колесницы могут проехать бок о бок по их верху. Дозор-стража стоит на башнях и пристально смотрит вдаль - а ну коли ворог? Но нет ворога, ибо всем известна наша мощь. И без всякого страха мирно гуляют киевляне мимо Золотых Ворот туда - обратно.
   А на день конной езды от Киева к югу исчезают леса, на два дня - рощицы и кусты и вот она перед вами, Великая Степь, Вечный Котел, плещущий на Запад полчища завоевателей: гуннов, селитов, готов, мандагов, арийцев и монголов-лучников.
   Но сильны стражи - ручиси и выходят они без страха на ворога, и поливают сулицей родную землю, и загоняют варваров туда, - Арсений Сергеевич небрежно махнул рукой в сторону кухни, - туда куда-нибудь...
   - А запад хор-р-рош, внезапно со злым сарказмом протянул старый джентльмен, - вместо того, чтобы вечно помнить и благодарить нас, упивается прогрессом... Самолюбив Запад, да-с. А хорош был их прежний Архимед, если бы в самый момент открытия им его популярной теоремы забежал бы до него, к примеру, центурион: "Архимед! Гунны прорвались с юго-востока! На коня!" - что, написал бы он тогда свою теорему? Нет! Три раза нет! Да его в первом бою прихлопнули бы, пацифиста! А вы говорите - "цивилизация"! Да тысячу лет, говорю я вам, тысячу лет они должны помнить, как мы прикрывали их спинами, червлеными щитами прикрывали... И дали им возможность жить по-человечески! Помнить и быть благодарными! А они сплошь да рядом пытаются нас обмануть, обжулить... Ну кто они после этого? - тонко поднял бровь Арсений Сергеевич.
   - Животные! - со сдержанным гневом произнес Шепотков.
   - Именно... - усмехнулся Арсений Сергеевич, - но мы несколько отвлеклись от темы... Так вот: Древняя Русь... Скажите, неужели там вы тоже были бы несчастливы? Только не надо говорить мне, что вы ни разу об этом не думали - извините, но я вам не поверю!
   И тут Шепетков сделал то, чего никогда не делал раньше: раскрыл свою нежную, розовую душу перед человеком, которого знал всего-то полчаса.
   - Думал! - исступленно зашептал он, - думал, да! Даже очень часто! Я думал, что это какая-то ошибка... что родись я пораньше, в другое время - я был бы счастлив... Может быть, сюда я попал случайно, поэтому мне так плохо... ведь все мои друзья, все кто мог бы полюбить меня - они там, и, может быть, им тоже не хватает меня... Только не в Древнюю Русь, доктор... Понимаете, в детстве меня звали Виннету...
   - Ах, так значит, прерия... - уголком рта улыбнулся Арсений Сергеевич, - что ж, я мог бы догадаться по вашей шляпе. Впрочем, неважно. Значит, прерия... Вот вам и диагноз. Поздравляю вас!
   - Спасибо, доктор, - Шепотков уже оправился от потрясения и говорил более-менее твердым голосом - но, думаю, верный диагноз мне мало поможет... все это несколько проблематично...
   - Наоборот - нет проблем.
   - Послушайте, но это же все-таки XIX век! - с надрывом выкрикнул Шепотков, - не мучьте меня! У вас что, есть машина времени?
   Старый джентльмен улыбнулся так, как взрослые улыбаются недогадливости детей - мудро, без насмешки.
   - Все гораздо проще: машины времени у меня, конечно, нет, есть один способ - я вам его открою. Я сам пользовался им несколько раз - он действует безупречно. Итак, слушайте: придя, домой, разденьтесь до гола - даже часы с руки вам придется снять - и встаньте посреди комнаты на коврик. Конечно, можно встать просто на пол, но с ковриком этот... гм... метод почему-то работает эффективней. А после сделайте так... - и Арсений Сергеевич рассказал Шепоткову свой метод. Он был не особенно сложен. В нем было что-то от учений индийских йогов, что-то похожее на то, что Шепотков читал в книгах Карлоса Кастанеды, а заканчивался он и вовсе прозаично: надо было резко подпрыгнуть.
   - И что дальше? - в волнении шептал Шепотков.
   - И когда вы снова опуститесь на нашу бедную грешную землю, Сергей Владимирович, то кожей подошв почувствуете, что стоите уже не на коврике, а на...
   - На чем? На чем? - вскрикивал Шепотков.
   Арсений Сергеевич еще раз пристально посмотрел на Шепоткова и твердо сказал:
   - Да, я уверен, что в вашем случае это будет трава прерий, еще влажная от ночной росы. Ах, да, я позабыл: вы должны будете еще слово сказать, прямо во время прыжка.
   И он сказал Шепоткову это странное слово.
   - Запомните?
   Шепотков быстро закивал головой.
   - Да он от радости сам не свой! - донеслось с кухни, - Забудет слово. Вы лучше ему на бумажке запишите, Арсений Сергеевич.
   * * *
  
   Пробегая по двору, Шепотков радостно обозвал бабку Леонтьевну "энкеведэшницей", белкой взлетел на четвертый этаж, гулко хлопнул дверью... Больше его в этой жизни никто не видел.
  
   VII

"...И готова ль ты снова трудиться

ради блага родимой страны?"

Слоны. "О работах".

   - Никто его больше не видел... - раздумчиво повторил Тезка, - Наверное, он уже там, у Кошачьих Ворот, ждет своих детей.
   В этот миг в голове колонны заунывно загудели трубы.
   - Что такое? - Тезка покрутил головой, свесившись с ящеровой спины вниз, о чем-то поболтал с пехотинцами, и, вновь выпрямившись, доложил девочке:
   - Кажется, командиры приказывают разбить лагерь - здесь будем ночевать. Ну что, коллега, ты готова к трудовому подвигу? Сейчас опять начнется: "Сюда ходи, солдаты корми!" - похоже передразнил он поваров - гоблинов.
   В ответ Вера только вздохнула тяжело.
  
   ГЛАВА VIII. БИТВА ЗА БУМТХАНГУ.
  
   I

"Граница не спит,

контрабандою солнце прячет в зенит

Исчезающий вид, ладони старух, что помнят

Берег, забытый тобой

Истерзанный, но золотой..."

Ч. Бодом. "Путешествие к Евфрату".

   Через неделю изрядно запыленные рати Южного Корпуса достигли, наконец, селения Мелиарий - последнего оплота Фентизвиля на южных рубежах. По рассказам крестьян - мелиарийцев дальше на два дня конного пути тянулись Спорные Территории (вернее, никому ненужные Территории) - дикие бесплодные земли, по которым бродили призраки и неизвестные науке монстры. Мелиарий запомнился Вере тем, что здесь она впервые увидела жестокую армейскую казнь: двух "Зеленых Воронов" из бывших арестантов, уличенных в краже курицы у одного старика - мелиарийца, растянули на земле, задрали им рубахи и так отлупили палками, что бедняги не смогли даже сами подняться. Больше в Мелиарии ничего примечательного не произошло. Солдаты спокойно переночевали в своих шатрах, а утром снова выступили в поход.
   Спорные Территории оказались в точности такими, как их описали жители Мелиария - долгие песчаные холмы, лишенные всякой растительности. Сначала Вера с любопытством озиралась по сторонам, надеясь увидеть обещанных монстров, но их не было - наверное, они заплакали и разбежались, заслышав дикие песни фентизвильских ратников (по крайней мере, Вера бы так поступила на их месте - репертуарчик у фентизвильцев был еще тот!).
   Переночевали у развалин какого - то Замка. Всю ночь над палатками метался чей-то невидимый голос и бил барабан, а наутро проводники не смогли отыскать дороги. Еще вчера Южный Тракт плотный, утоптанный делал петлю у развалин и стрелой уходил на юго-запад, а сегодня везде видны были лишь желтые сыпучие барханы. Командиры сориентировались по солнцу и повели полки прямо в глубь песков. Солнце жарило, как бешенное. Сапоги воинов и ноги обозных Ящеров вязли в рыхлом песке, солдаты махом выбивались из сил. К вечеру недосчитались роты "Коршунов" - арбалетчиков - видимо заблудились в песках и сгинули.
   К вечеру третьего дня с Юга наконец-то потянуло ночной прохладой. Местность взбугрилась, стали попадаться одинокие буки и заросли каких-то колючих кустарников. Возвращавшиеся из разведки драконы подбадривали потных пехотинцев:
   - Евфрат близко! - кричали они сверху. Уставшее войско прибавило шагу.
   Уже совсем стемнело, когда взобравшиеся на очередной холм рыцари - монопы испуганно осадили своих коней: и небо и земля впереди были усыпаны гроздьями ярких созвездий. Но это не был Край Земли, как показалось вначале ошеломленным рыцарям, это просто звездное небо отражалось в медленно текущих водах Евфрата.
   - Ну, слава Богам, дошли! - вытерли пот с лысин отцы - командиры и приказали разбивать лагерь. Костры разводить было строго-настрого запрещено, дабы не выдавать хомбрийцам своего присутствия раньше времени.
   - А то они не знают! - ругались голодные солдаты, валясь на прохладную землю, - Драконы ваши целыми днями над ними порхают, а они прям ни сном, ни духом... Хомбрийцы, брат, они того... они знают, что случается, когда в небе появляются боевые драконы!
   Пока уставшее воинство дрыхло у реки, ворочаясь и шлепая комаров, тучи которых налетели из прибрежных зарослей, командиры полков держали совет в шатре генерала Роландо Сепо. Они выжрали два термоса кофе, еще раз пересмотрели все походные карты и, наконец, мудро решили послать в разведку пару драконов - полетать вверх - вниз по течению Евфрата, дабы отыскать врагов - хомбрийцев, вероломно спрятавшихся куда-то вместе с мостом и крепостью Бумтхангой. Наутро это было сделано. Всадники - драконарии без труда отыскали мост и прочее (совсем недалеко, верстах в пяти от лагеря ниже по течению реки), о чем и сообщили начальству. Кроме того они принесли важные новости: оказывается походные карты устарели, возле моста у хомбрийцев было уже не одна, а две крепости. Новую крепость хомбрийцы заложили на северном берегу Евфрата (Бумтханга была на южном).
   - К счастью, - поспешили успокоить командиров разведчики, - эту, новую крепость, враги не успели еще укрепить, как подобает. Пока это и не крепость вовсе, а так... пара казарм, окруженных двумя рядами частокола.
   Эта неприятная новость весьма озадачила полковников, но только не генерала Сепо.
   - Чего тут думать, господа? - решительно заявил он, - Пора начинать компанию! Значит так: атакуем эту чертову новую крепость, разрушаем, перебегаем мост и с ходу берем Бумтхангу! Этим займутся... ваши "Чижи", Гатлич! Тем временем ваши "Зеленые Вороны", полковник, вместе с легкой кавалерией генерала Гуффа переправятся через Евфрат здесь, на Медемотийских Бродах, и по моему сигналу нанесут дополнительный удар по Бумтханге слева. Остальные войска в резерве. Задачи ясны? Хорошо. "Чижам" через час занять позиции для атаки.
   Полковники козырнули и разбежались по своим полкам. Спустя четверть часа "Свирепые Чижи" уже маршировали по берегу Евфрата на запад, к хомбрийским крепостям. Денек выдался ясный, солдаты успели плотно позавтракать - полковая кухня расстаралась! - кроме того, никто не потрудился сообщить им о предстоящем сражении, потому настроение было у всех приподнятое. Перешучиваясь и гогоча, "Чижи" достигли широкой цветущей долины, обрамленной с севера грядой невысоких холмов, из-за которых к Евфрату бежала утоптанная тропа - это и был Южный Тракт, утерянный Южным Корпусом в Спорных Территориях.
   Гатлич быстро выстроил полк в боевом порядке ("Опять учения!" - ржали солдаты), приказал развернуть знамена Фентизвиля - зеленый дракон на белом поле ("Горыныч в сметане!" - не унимались полковые остряки), а затем велел двум пехотным ротам следовать по Тракту и атаковать неприятеля. Евфрат в том месте делал петлю, огибая высокую гору, что называлась Агеласта. Эта вот гора и ввела в заблуждение "Чижей", закрыв от них своими зелеными склонами мост и крепости хомбрийцев. Нисколько не сомневаясь, что никакого неприятеля нет - просто, мол, у Гатлича ум за разум зашел, нашел, где солдат муштровать! - пехотинцы бодро двинулись по тропе и скоро скрылись за отрогом Агеласты. Через несколько минут до оставшихся в долине "Чижей" донеслись странные звуки: будто дрова трещали в огне, потом - "БАМ!", "БАМ!" - словно стукнули палочкой по барабану - и ушедшие роты выскочили из-за горы и галопом припустили к родному полку. Подбежав к стройному ряду развернутых в цепь пищальников, беглецы принялись вводить их в курс дела, возбужденно размахивая руками.
   - Ни фига себе шуточки! - орали они, - Мы идем, а по нам стреляют! Из пушек! Боевыми!! По настоящему!!!
   К толпе беглецов тут - же подскакал полковник Гатлич с десятком офицеров. Он кричал:
   - Почему вернулись? Вперед! Впе-е-еред!!!
   - В какой перед?! - взвились плачущие голоса, - Нас там чуть не убили! Вон, смотри, какая у Кея дырка! Кей, иди сюда! - и беглецы вытолкнули вперед бледного солдатика. Он бережно поддерживал правой рукой левую, кисть которой была окровавлена.
   - А на меня налетел какой-то козел на коне! - басил толстый усатый "Чиж", - с копьем! Точно бы заколол, если б не тот вон парень - он коня шпагой ткнул, козел и промахнулся! - и он указывал на поросенка Эллиса, сжимающего в дрожащих копытах измазанную чем-то липким и красным шпагу.
   - Отставить разговоры, канальи! Раненого в лазарет, свинью - к награде, остальные - вперед! - визжал с коня полковник.
   - Сам иди! - буркнул кто-то из пехотинцев.
   - Сам? Ах ты... Лейтенант! - Гатлич обернулся к командиру пищальников, и хотел уже отдать какой-то приказ, но вдруг из задних рядов беглецов - тех, что стояли ближе к реке - донеслись какие-то вопли.
   Оказалось, что несколько десятков хомбрийских всадников выскочило из-за Агеласты на Тракт, и, сдержав коней, принялись кружиться и гарцевать в клубах желтой пыли, разглядывая полк Гатлича.
   - Слышь, слышь... кто это? А? Что? Наши? Какие это тебе "Совы"? - прокатилось по толпе беглецов, - А? Что? К нам едут...
   - Едут? Сюда едут? - переспрашивали те "Чижи", что стояли подальше от реки, и вытягивали шеи, вставали на цыпочки, пытаясь из-за спин товарищей разглядеть приближающихся всадников.
   - Не наши это... Лица - то раскрашены... Э-э, да они без штанов, в юбках! Глянь-ка, колени голые сверкают!
   - Колени голые? Э-э, да это хомбрийцы! - догадался кто-то из бывалых вояк.
   - Хомбрийцы... Хомбрийцы, хомбрийцы! - тревожная волна прошуршала по толпе беглецов, перекинулась на пищальников, и тут - же раздался чей-то истошный вопль:
   - А-а! Тикайте, братцы! Сейчас они нас кончать будут!!!
   - Погибли, пропали... бежим! - подхватили трусливый клич другие голоса, и охваченные страхом пехотинцы, прорвав строй пищальников, хлынули прочь от реки, сметая ряды выстроенного для битвы полка и увлекая их за собой. Через минуту весь полк был уже объят паникой: дрались из-за коней, лезли на обозных ящеров, зачем-то разворачивали пушки... Кое-кто пустился бежать на восток, к родному Южному Корпусу, но большинство "Чижей" припустило к северным холмам, в сторону далекого Фентизвиля.
   - Ребята, стойте! Нельзя бежать! Нас же сейчас как баранов перебьют! Драться надо! Драться! - вертясь на коне среди несущихся на север орд, жалобно кричал полковник Гатлич, но тут какой-то невзрачный артиллерист, лихо размахнувшись, хватил полковничьего коня по крупу банником - тот с яростным ревом подпрыгнул и унес несчастного старика в голубую даль. Бегство успешно продолжалось.
   Но, к счастью, не все "Чижи" доверили свои жизни быстроте ног. Утесом разбивая и отбрасывая потоки удирающих солдат, прорывался к реке отряд воинов, что были посильнее духом. Вел их здоровенный, весь испещренный татуировкой - даже лицо и шея! - огр. Звали его Феффет, и среди "Чижей" - арестантов он пользовался большим авторитетом, поскольку был бандитом с большим стажем. Выбравшись на чистое пространство, к реке, Феффет обернулся к товарищам и закричал:
   - Их мало, чего труситесь, лаптегрызы?! Смотрите, как я сейчас их заштопаю! - и, вскинув мушкет, он прицелился во вражеских всадников и выстрелил.
   - Правильно, бей их! - поддержал Феффета какой - то солдат, и присев, пальнул в хомбрийцев с колена.
   Потом выстрелил еще кто - то и еще, и тогда ободренные "Чижи" - не все, но многие - вернулись и последовали примеру Феффета.
   - "БАХ!", "БАХ!", "Трах!" - загремели тут и там мушкеты и пищали, выбрасывая в воздух клубы порохового дыма.
   - Ага, славно... - говорили, перезаряжая ружья, "Чижи", - Что, не нравится закуска? А ну-ка еще...
   - "Трах!"
   ... вот так вот, брат! Упал, нет? Не упал... Что, побежали? Ну бегите, бегите... а вот вам еще на посошок...
   -"Трах!"
   ...так вот! Будете знать, как к нам соваться!
   Хомбрийцы с позором бежали. Те солдаты, что участвовали в схватке, подняли победный вой. "Чижи" - беглецы остановились, огляделись и потихоньку потянулись обратно. Из голубого ниоткуда возник белый жеребец Гатлича, и сам полковник. Подскакав к толпе воинственно потрясающих мушкетами и скандирующих имя своего предводителя - Феффет! - победителей, Гатлич брякнулся с коня, обнял и облобызал Феффета и, обернувшись к солдатам, закричал:
   - Вот наш герой! Славьте его!
   - Феффет! - надрывались бойцы.
   - Славьте - славьте! Ура! - и привстав на цыпочки, прильнув губами к волосатому феффетовскому уху, полковник дрожащим голосом шептал:
   - Сынок, выручай! Крест тебе, два креста... или майором станешь. Хочешь - майором?
   - Че надо? - хмурился огр.
   - Атаковать надо! Атаковать, пока неприятель не опомнился... Мне время надо - полк поправить... А то ударят они сейчас и крышка нам! Тебе верят... веди их в атаку, сынок, а я тебе крест, два креста... орден!
   - Орден не надо. Лучше, батя, дашь пошерстить по хатам, как Бумтхан возьмем... Дашь?
   Полковник быстро кивал головой.
   Феффет растянул толстые губы в усмешке, и сделал своим бойцам знак, что хочет говорить. Воины перестали горланить и приготовились слушать своего вожака. Дождавшись полной тишины, Феффет зарокотал густым басом, энергично рубя когтистой лапой воздух перед собой:
   - Гуд, брателлы, хорошо поиграли. А что, слабо нам этих дохляков до винта размочалить? Всю берлогу им расковырять и бакшиш взять слабо?
   - Не слабо! - орали "Чижи", - Веди нас, веди!
   - Тогда держись за мной! - рявкнул Феффет и, развернувшись, зашагал к реке. Несколько дюжин воинов с воплями побежали за ним. Подняв башмаками тучи пыли, они миновали Тракт и скрылись за деревьями, что покрывали склон Агеласты. Почти сразу - же из-за горы послышалась частая ружейная стрельба и гулкое уханье пушек.
   - Ну, слава Богу! - вздохнул Гатлич и принялся приводить в порядок вверенное ему боевое подразделение. Затрещали полковые барабаны и трубы выдули в воздух чистое серебро призывов.
   - Тревога! Ко мне! - пела одна труба, и, повинуясь ей, привычно бежали на звук пищальники Фентизвиля.
   - Собирайтесь! Собирайтесь! - подхватывала другая, и, тяжело грохоча копытами, орды кентавров неслись к ней, распугивая увелийских копейщиков, спешивших на звук родной волынки.
   Ржали кони. Привычно ругались и дрались офицеры. Постепенно в мечущейся куче людей и животных стали проявляться черты выстроенного к бою полка: обозначились квадраты пехотных батальонов и цепи стрелков перед ними, артиллеристы вытолкали из расположения батареи заблудившегося ящера и замерли у орудий... Вот по приказу пузатого кентавра...
   - Ровняйсь! Смирно!
   ...сгрудившаяся масса человекоконей вздрогнула, задергалась и превратилась вдруг в два кавалерийских эскадрона... и полк "Свирепых Чижей", краса и гордость Южного Корпуса, возник из небытия, как Феникс из пепла.
   Приведя полк в порядок, Гатлич перевел дух и велел немедленно выслать в подмогу Феффету эскадрон кентавров и отряд пехоты, но было уже поздно: не успев дойти до Агеласты, подмога встретила отступающих бойцов Феффета, и вместе с ними вернулась на позиции.
   - Может, и взяли бы, кабы не пушки, - осторожно трогая рукой окровавленное ухо, говорил Феффет Гатличу, - А так... считай, половине парней полонез на кишках сыграли.
   Так... - закусывал губу полковник, - Тогда я их сейчас артиллерией подавлю, а потом двумя ротами вдарю!
   - Дави... - равнодушно пожимал плечами Феффет, - Батя, нам бы пожрать чего-нибудь... и отдохнуть.
   - Конечно, конечно! Идите в обоз, там вас накормят, я распорядился.
   Отправив феффетовцев в тыл, Гатлич принялся обдумывать план будущей атаки, но тщательно все взвесив, он решил не рисковать. Атака была отложена. Вместо этого к отрогу Агеласты была выслана рота саперов, дабы выстроить там укрепленный редут. Затем наиболее смышленый адъютант Гатлича был отправлен на восток, к генералу Сепо, с пакетом, в коем корявые буквы, начертанные полковничьей рукой, уведомляли генерала о " подавляющем численном превосходстве противника" и слезно молили о "скорейшей и незамедлительной подмоге". Боевые действия, предпринятые Гатличем в тот день, на этом и закончились.
   Гонец ускакал навстречу сумеречным прохладным теням, что тянул за собой с востока уходящий день. Вернулся он часа через два, а следом за ним, теми же дорогами, что утром шли "Чижи", уже накатывались, пылили рати Южного Корпуса, и опережая их, с явной целью незамедлительно выразить свое неудовольствие полковнику Гатличу, выскакивал вперед сам генерал Сепо, во главе эскадрона легкой кавалерии Фентизвиля.
   Взъехав на холм, где расположился штаб Гатлича, генерал спешился, сухо кивнул полковнику и пригласил его проследовать за собой в шатер, где и наорал на старика в полное свое удовольствие.
   - Где ваша честь?... Как вы посмели... Я недоволен вами!... Ваши инсинуации дорого нам обошлись! Элемент внезапности... Мы упустили момент!.. Из-за вас, старая вы вешалка!... Будем теперь топтаться здесь, черт знает сколько!.. - доносились из шатра раскаты генеральского гнева. Слушая их, офицеры - "Чижи" сжимали кулаки и зубы, а генштабисты из свиты генерала язвительно ухмылялись.
   Тем временем полки Фентизвиля темной рекой все вливались и вливались в долину у Агеласты, и, наконец, заполнили ее всю: от северных холмов до самой горы. Отряд Пискунов прошагал по Южному Тракту в сторону реки - охранять возводимый саперами редут, остальные ратники занялись обустройством лагеря. Через полчаса всю долину уже покрыли аккуратные ряды белых солдатских палаток. Замелькали фигуры воинов, собирающих хворост и, немного погодя, сотни походных костров извергли в небо черные столбы дымов. Забулькала вода в полковых котлах, замахали поварешками повара, и в воздухе запахло чем-то жирным и вкусным.
   Начинать новую атаку на хомбрийцев нечего было и думать: солнце уже наполовину опустилось за далекие горы, долину Евфрата окутывали легкие летние сумерки. Выставив дозоры и усиленные пикеты, армия Фентизвиля завалилась отдыхать. Скоро могучий храп сотрясал уже воздух, и только в шатре Гатлича до рассвета оплывала свеча, и в свете ее, уткнувшись лицом в дощатый стол, как-то совсем по - щенячьи повизгивая, долго плакал старый полковник.
  
   II

"Не знали причин, все были умны,

А враг так могуч и силен

В последний момент, ожидая сигнал

Всем в душу закралось сомненье.

Но что-то извне прожгло нам нутро,

И я думал: что за каприз?

И мы умирали от ваших мечей

И мертвыми падали вниз".

"Баллада о Кейзерлингах".

   Едва рассвет рассеял ночную тьму над Евфратом, как протяжно и чисто затрубили горны, призывая воинов Фентизвиля к атаке, а из-за реки хриплым ревом отозвались боевые трубы хомбрийцев - словно насмешка. Звякнула сталь, затрещали барабаны, и луженные сержантские глотки испоганили чистую прелесть утра командами вперемешку с отборнейшими матюгами. Ежась от утренней прохлады, солдаты толпами спешили на звук знакомых голосов. А они знали свое дело, сержанты: за считанные секунды сбивали подчиненных в боевые колонны, которые бравые полковники вели, затем, на позиции указанные генералом Сепо. По Южному Тракту к реке прошагали два отряда наемников - Пискунов, рота саперов - гоблинов, за ними резво полетели эскадроны легкой кавалерии полковника Френа. А по небу, над их головами, проскользнул дракон и скрылся за Агеластой. Из-за горы сразу - же послышалась частая ружейная стрельба. Сражение за мост началось.
   Завидя Дракона, гарнизон хомбрийской крепости принялся поспешно обстреливать его из луков, ружей и своих допотопных, похожих на гигантские кувшины, пушек. Ящер в ответ поливал их сверху огнем, поджигая соломенные крыши хижин, обугливая стены блокгаузов, сложенные из вековечных бревен. Хомбрийцы так увлеклись дуэлью с Драконом, что не сразу заметили, как цепи наемников выскочили из-за горы и шустро подбежали вплотную к частоколу. Осажденные спохватились только тогда, когда внутрь крепости с ограды посыпались первые Пескуны. Вожди хомбрийцев попытались организовать сопротивление, артиллеристы бросились разворачивать пушки, но тут тяжелые крепостные ворота с грохотом подпрыгнули и рухнули, взорванные саперами Фентизвиля. Через образовавшуюся брешь в крепость ворвалась конница, Дракон поднажал сверху, и хомбрийцы, мудро решив, что битва за крепость проиграна, кинулись бежать через мост к Бумтханге. Вражеская кавалерия преследовала их по пятам.
   - Крепость взята. Преследуя противника ворвался в Бумтхангу, захватил две улицы,- поспешил отправить сообщение генералу полковник Френ, но в последнюю секунду передумал и задержал адъютанта, - Нет, голубчик, скажи лучше, захватил не две улицы, а четыре улицы и площадь... Да, площадь и пушку... Ну, ступай, голубчик!
   - Что за молодец этот Френ! - воскликнул генерал Роландо Сепо, выслушав френова адъютанта, - Жалую его орденом Железного Кита!
   Едва он произнес эти слова, как из-за отрога Агеласты выбежали расстроенные толпы наемников, гоблинов и кавалеристов, а впереди них, на серой кобыле, бодро утекал с поля боя сам новоиспеченный орденоносец.
   Оказалось, что в тот момент, когда всадники Френа уже почти достигли ворот Бумтханги, открытых для отступающего гарнизона северной крепости, навстречу им вырвался большой отряд конных хомбрийских витязей, которые так свирепо ударили по фентизвильцам, что тем осталось только с позором бежать. В один миг хомбрийцы отвоевали мост, северную крепость, но не остановились на этом, и продолжали преследовать удирающих врагов.
   Завидя перед собой родные полки и любимого генерала в окружении пышной свиты, бедный Френ спохватился и, поворотив коня, попытался остановить подчиненных.
   - Солдатушки, стойте! - кричал он, и первые ряды беглецов замялись, остановились было, но тут за их спинами выросли вдруг грозные фигуры хомбрийских всадников, и солдаты Фентизвиля снова пустились наутек, куда-то на восток вдоль Евфрата.
   Закричал генерал Сепо, боевые горны протрубили сигнал атаки. Полк черных рыцарей - харадотов сорвался с места и, набирая скорость, покатился навстречу врагу. Завидя их, хомбрийцы принялись разворачивать коней, но было уже поздно: железный поток настиг их и смял и рассеял в одно мгновение. Только десяток - другой хомбрийцев успел ускользнуть к реке, к развалинам северной крепости, кишевшей подоспевшими из Бумтханги лучниками и копейщиками. Всадники едва успели обменяться парой фраз с соплеменниками - из-за горы уже накатывалась железная волна, она расплескала черные Хомбрийские легионы и, выскочив на узкий мост, понеслась по нему, грохоча тяжелыми копытами по каменным плитам, махом стаптывая нерасторопных хомбрийских пехотинцев. Вновь открылись ворота Бумтханги, и еще один конный отряд выехал из крепости: рослые витязи в красно - белых доспехах. Они пришпорили своих скакунов и полетели навстречу харадотам.
   Они встретились на середине моста: два неистовых потока из людей, коней, копий, щитов и доспехов, и врезались друг в друга с такой ужасной силой, что над содрогнувшимся мостом прокатился долгий железный стон. Первые ряды всадников просто вышвырнуло с моста - они сыпались в реку, словно оловянные солдатики, а оставшиеся витязи и харадоты устроили такую дикую резню, что Ангелы Смерти не успевали уносить души павших воинов
   в рай. Истошно кричали люди и кони, гремело железо и прозрачные воды Евфрата, протекая под мостом, приобретали ярко - рубиновый цвет. Наконец харадоты, более искушенные в своем кровавом ремесле, смяли врага и погнали его в сторону Бумтханги, но едва рыцари съехали с моста, как с крепостных стен их так лихо обстреляли из пушек, ружей, луков, пращей и арбалетов, что второй раз за этот день воинам Фентизвиля пришлось отступить. Потеряв три четверти полка, харадоты вернулись на свой берег.
   - Хорошо, - сказал генерал Сепо, когда ему доложили о подвигах черных рыцарей. - Отступили, значит... Ярости не хватило! Что ж, я знаю у кого ее полные штаны, этой ярости. Капитан, распорядитесь-ка насчет Драконов - пусть немного полетают над Бумтхангой. - и, развернув коня, генерал направился к стоящей поодаль группе всадников. Там, среди блестящих штабных офицеров и веселых ординарцев, восседал на длинноногой крапчатой кобыле любимец генерала - молоденький лейтенант по имени Мушон.
   Генерал перекинулся с ним десятком фраз, и Мушон, козырнув, пришпорил лошадь и ускакал куда - то в сторону Агеласты. Резвым галопом несся он по долине, а справа от него, из-за холмов, уже поднимались в воздух боевые Драконы Фентизвиля, подобные гигантским летучим мышам. Тяжело махая перепончатыми крыльями, они низко пронеслись над головой Мушона (кобыла жалобно ржала и вставала на дыбы), скользнули над серебристой гладью реки, и, резко набрав высоту, закружились над Бумтхангой. В осажденной крепости призывно заревели трубы, и вверх, навстречу Ящерам вылетел целый рой тяжелых хомбрийских стрел и пушечных ядер. Ловко маневрируя, Драконы увернулись от них, снизились и излили вниз целые потоки пламени. Над крепостью поднялись столбы густого черного дыма.
  
   III

"Не надо отчаиваться

Кетчупы никогда не кончаются!"

Слоны. "О пирах".

   Путь Мушона был недолог. Скоро он объявился на левом фланге, где согласно распоряжению генерала со вчерашнего вечера размещался полк "Свирепых Чижей", прикрывая обозы Корпуса. Позиция была относительно спокойная: даже гул хомбрийских пушек еле долетал сюда. Подъехав к шатру Гатлича, Мушон спешился и в сопровождении подскочившего дежурного офицера проследовал в апартаменты опального полковника. Вскоре он вышел оттуда, уже в сопровождении Гатлича, причем надо отметить, что полковник, с самого утра пребывавший в жестокой меланхолии выглядел теперь молодцом: смотрел весело, шагал бодро, а говорил смело и решительно. Даже усы полковника, уныло обвисшие после вчерашнего разноса, теперь были лихо закручены.
   - Генерал может рассчитывать на нас! Сделаем... искупим! Можете мне верить, сударь! - с жаром говорил Гатлич Мушону.
   - Я не сомневаюсь, полковник, - улыбался молодой человек, - Я сам посоветовал генералу послать на это задание ваш полк, и генерал, надо вам сказать, тут - же согласился со мной. Вспоминая о вчерашнем инциденте, он сильно переживал и сожалел о том, что так погорячился, разговаривая с вами...
   Гатлич краснел и смущенно кряхтел.
   - Да, очень сожалел. Ну-с, успехов вам, господин полковник! - лейтенант отдал честь и пошел к своей кобыле.
   - Не волнуйтесь, вашеблагородие, все сделаем! Передайте генералу, что он может рассчитывать на нас! - еще раз заверил офицера Гатлич и почтительно придержал стремя, помогая ему взгромоздиться на лошадь. Мушон ускакал, а Гатлич выпятил грудь и стал метать молнии приказов в своих подчиненных:
   - Немедленно построить полк! В колонны! Важная миссия! Выступаем через десять минут!
   Конные ординарцы птицами прыснули от шатра в разные стороны и, нахлестывая плетками скакунов, полетели поднимать роты.
   - Идем на Бумтхангу! - пронеслась по полку весть, и, кажется, никто ей не обрадовался. Выстроившись в колонны, треща барабанами и трепеща развернутыми знаменами, полк ушел к Евфрату.
  
   IV

"Что после явилось - в словах не сказать...

Да полно! Не в этом же суть!

Вам просто - не жить, а нам - не уснуть

в слезах, на безжизненном поле.

И я подымаю последний бокал

За тех, кто дошел до конца!

Вы были в миру - словно луки для стрел,

что нам обжигали сердца..."

"Баллада о Кейзерлингах".

   Утро выдалось погожим и ясным, но к полудню с юга натянуло плоские серые тучи, как будто Бог, устав смотреть на шумную возню своих детей на земле, прихлопнул мир свинцовой крышкой. Все Приевфратье посерело и выцвело, словно линялая простыня. Воздух стал густ и влажен, а когда полк Гатлича - рота за ротой - спустился к реке, с неба заморосил мелкий, словно пропущенный сквозь сита, дождь.
   - Ну, теперь вся надежда, братцы, на сталь... а про ружья забудь! Порох - то по такой погоде мигом подмокнет... - ворчали "Чижи" - ветераны.
   - А у хомбрийцев - то луки! Им - то дождь нипочем?! - пугались новички.
   - Не - е! Им тоже хреново! У них от влаги тетива слабеет...
   Обмениваясь подобными замечаниями, "Свирепые Чижи" миновали разбитый частокол северной крепости (в крепости, кстати, уже суетились саперы - гоблины) и, поднявшись по невысокой насыпи, вышли к мосту. Там их уже поджидала группа всадников в темно-зеленых плащ-палатках, надетых, вероятно по случаю непогоды - словно копны сена ожили и зачем - то залезли на мокрых лошадей.
   -Че? Кавалерия? Нам в подмогу?.. Да нет, их мало... - заговорили "Чижи", но тут порыв налетевшего от реки ветра распахнул полы плащ-палаток, и тускло блеснуло из-под них золото эполет и орденов.
   - Штабные... - удивились "Чижи", а встревоженный Гатлич, угадавший в одном из всадников самого генерала Сепо, уже выскакивал вперед на своем жеребце, заранее прикладывая руку к виску.
   - Васияс! Согласно вашему приказу полк "Свирепых Чижей" направляется... - сблизившись с генералом, принялся рапортовать Гатлич, но Сепо, холодно сверкнув глазами из-под капюшона, оборвал его:
   - Оставьте, полковник. Ну, как ваши? Возьмут крепость?
   - Васияс... сделаем все, что в наших силах...
   - Так не годиться, полковник! Надо взять! Ну-ка, остановите полк, я сейчас их подбодрю, - сказал генерал.
   Гатлич козырнул, развернул коня и, привстав на стременах, тонко закричал:
   - По-о-о-лк, стой!
   - Стоять, туды - растуды! - продублировали приказ полковника сержанты, и движущийся полк брякнул железом, грохнул сапогами и застыл. Солдаты повернули головы к генералу Сепо и спокойно и мрачно, или напротив - весело принялись рассматривать его.
   Генерал откинул капюшон и, оглядев ряды бойцов злыми глазами, заговорил:
   - Солдаты...
   - Солда-а-аты!!! - подхватил слова генерала капрал - крикун, специально приставленный к генералу, дабы Его Сиятельство не надрывало горло при публичных выступлениях.
   - ...вам на долю выпала почетная обязанность, - продолжал генерал Сепо, недовольно морщась (вопли крикуна раздражали нежное генеральское ухо), - Обязанность взять эту чертову крепость...
   - Взя-я-ять Бумтха-а-ангу!!! - орал крикун.
   - Сделать это надо непременно. А чтобы вам легче было выполнить эту задачу, я сообщу вам следующую новость... Видите эти пушки? - генерал указал рукой на северную крепость, где среди разбитого частокола торчали стволы пушечной батареи, отбитой у хомбрийцев и уже развернутой в сторону моста.
   - Так вот: если вы побежите назад, то вас расстреляют из этих самых пушек! Поэтому возвращаться не советую! Вопросы есть?
   - Е-е-есть? - взвизгнул крикун.
   Да, вопросы у "Чижей" были.
   - Как из пушек? По своим? Разве так можно!? - проступало на лицах воинов недоумение пополам со страхом. Если бы генерал тюкнул каждого бойца поленом по темени, то и тогда он не смог бы привести полк в большее смятение.
   - Как же так - из пушек?
   Но никто не задал этот вопрос - то ли просто не успели облечь свои чувства в слова, то ли поняли, что генерала не разжалобить никакими вопросами и не захотели зря унижаться, а может быть... впрочем... но все равно: подлость-то какая!..
   - Возвращаться не советую, - повторил Сепо.
   - Не ссы, не вернемся! - взвился вдруг, как знамя, над ошеломленным полком бас Феффета, - Вперед, братва, пошли!
   И случилось чудо! Нарушая все армейские уставы и субординации, полк встрепенулся и двинулся к мосту, как будто теперь уже не Гатлич, а Феффет командовал им. Даже сержанты, верные псы Фентизвиля, обязанные по всем законам заорать: "Стой! Куда прешь без приказа, сволочь!?" - не только промолчали, но наоборот - первые повиновались приказу Феффета, словно признав, что власть генерала Сепо над полком закончилась. Роты "Чижей" текли мимо генерала, которому что-то с жаром объясняли Гатлич и Король, вынырнувший из свиты на своем ослике. Но генерал рявкнул:
   - Отставить!!!
   ... и тогда Гатлич содрал с себя мундир, бросил его под ноги генеральского коня и, на ходу вынимая шпагу, ускакал вдоль марширующих колон к мосту.
   Король же отвернулся от генерала, и, с досадой закусив губу, уныло смотрел на проходящих солдат. Только один раз он встрепенулся, когда мимо него в толпе пехотинцев, словно коряга в реке, проплыла Вера на своем ящере.
   - Отставить! - закричал Король, врезался в толпу воинов и схватил Жрача за повод, - Ну-ка слазь, девчонка! Мала ты еще, чтобы под пули лезть!
   - Никуда я не пойду! Я хочу со своими остаться! - упиралась Вера, и ни за что бы не слезла, если б не Тезка: он подхватил ее в охапку и передал в руки Королю.
   - Отстаньте от меня! Я хочу со своими... - колотила девочка кулаками по узкой монаршей груди.
   - Ты останешься здесь... со мной, - хрипел Король. Колотя осла пятками, он развернулся и выдрался из толпы пихающихся солдат. Остановившись у края насыпи, он обернулся и, заметив в рядах "Чижей" еще одно знакомое юное лицо, заорал:
   - И ты, Джордж... Выйти из строя, сопляк!
   - Не выйду, Олорин! - звонко и весело отозвался Глюкер, - Молись за нас, а мы пойдем!
   ... И они пошли. В грозном молчании миновав мост, заваленный трупами коней и рыцарей, они вышли на южный берег Евфрата. Продравшись сквозь тучу стрел, ядер и пуль, они добрались до тяжелых, окованных медными листами стен Бумтханги и разнесли их в щепки принесенными с собой бревнами. Враги пытались задержать их у ворот, но исполненные мрачной решимости "Чижи" разметали цепи рослых хомбрийских витязей, ворвались в крепость и растеклись по ее узким средневековым улочкам.
   Позже Битву- При- Бумтханге воспоют лучшие Фентизвильские барды и прочие мастера образов... Повинуясь взмаху рук седого гения, на ярко освещенных сценах оркестры возьмут фа диез, и в струях сладостной гармонии предстанет она перед слушателями возвышенной и прекрасной: отливающие серебром когорты кольчужников Фентизвиля... Дракон - на - белом - поле реет в голубой вышине... Юные рыцари, в одиночку разгоняющие толпы хомбрийцев, которых талант художника превратит в тупых злобных монстров... Кровь на мече, чистая, алая, словно дорогое вино, кровь на губах полковника Гатлича, рослого блондина, умирающего со словами на устах: "Сладко умереть за Родину"... Гулкий топот преследующей врага кавалерии и слава, слава... Слава!
   Но не верьте поэтам, все было не так!
   Не было никаких когорт, и знамен не было! А была лужа крови, перемешанной со слякотной грязью, в которой, визжа, царапаясь, кусаясь и тыча друг в друга железом, барахтались тысячи обезумевших людей и животных. Под их ногами жалобно кричали раненные, но их тут же затаптывали каблуками в кровавое месиво и закидывали сверху свежими трупами. Дождевые капли падали на холодные лица, и мертвые плакали, а живые продолжали рвать и резать друг друга, стеная и ужасаясь делам рук своих...
  
  
  
   V

"... О да!

Умели делать вещи господа!"

Альфред Манн. "Семнадцатая песня о королеве".

  
  
   Генерал Сепо, кстати, тоже вовсе не
   "... летел впереди всех на белом коне
   войска вдохновляя примером вполне...",
   -о нет! - он покойно расположился на одном из прибрежных холмов северного берега Евфрата, откуда хорошо просматривались и мост, и крепость. Как раз в тот момент, когда в Бумтханге на булыжники мостовой рухнул сраженный пушечной картечью Феффет, генерал опустил подзорную трубу и мудро изрек:
   - Да-с, никто не умеет так хорошо сражаться, как загнанная в угол крыса... Ну, а искусством загонять крыс в угол мы владеем в полной мере, не так ли, Мушон?
   - Так точно, сэр! Вы, сэр, владеете этим искусством в совершенстве! - подобострастно тявкнул любимец генерала.
   - Что да, то да! - крякнул генерал, - А теперь пора выпускать монопов - пусть поддержат Гатлича (Сепо не знал еще, что старый полковник погиб у ворот Бумтханги). А вы, милый Мушон, потрудитесь-ка дать сигнал "Зеленым Воронам". Пусть атакуют. А то второй день сидят на том берегу, бедняги.
  
   ГЛАВА IХ.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ГЕНЕРАЛА СЕПО.

I

"Враг разбит, как китайская ваза

Будем плакать и волосы рвать

Всех врагов победили мы сразу

С кем же дальше мы будем играть?"

Фобс-Блуп. "Битва на Памятных Вершинах".

   К вечеру Бумтханга была захвачена. Потрепанные рати хомбрийцев с позором бежали на ЮГ. Свежие полки Южного корпуса ввалились в побежденную крепость - "трясь - брясь!", как дракон в посудную лавку - и принялись резвиться в ней, как и подобает всем продвинутым воинам. Два дня они пьянствовали и грабили. Они разбивали продуктовые магазины и винные склады, тащили из домов подозрительно звякающие мешки и картины в тяжелых золотых рамах, драли на портянки шелковые еринуские шторы, бузили на улицах, дрались, горланили хриплыми голосами кровожадные песни и танцевали на площадях при свете факелов. Они выковыривали местных жителей из их домов, гнали их прочь и, не снимая грязных сапог, валились на мягкие перины, чтобы подремать пару часов и с новыми силами приняться за грабеж.
   Два дня длился этот "праздник духа" и все это время Вера просидела в какой-то хомбрийской башне, вместе с Гуру Магараджем (именно ему Король поручил присматривать за девочкой) и шестью сотнями монахов - шепотковцев, не принимавшим участие в погромах по религиозным соображениям. Магарадж авторитетно объяснил им, что глупо тратить время на преходящие вещи (а погром - это, несомненно, преходящая вещь!) и посоветовал сосредоточить все свое внимание на скорой встрече с Шепотковым.
   Монахи, было, заупрямились - уж больно сладкие звуки доносились с улицы! - но Магарадж, привычным жестом отличника - зануды ткнул пальцем в переносицу, поправляя кругленькие очечки, и мягким голосом пообещал влепить пулю в лоб первому, кто посмеет выйти из башни. "Потому - что лучше одной голове пропасть, - сказал он, - чем целой душе!". Тогда, немного побурчав для порядка, монахи расселись на полу, и принялись медитировать на четвертую ипостась Шепоткова. Густой рокот мантр заполнил башню, и скоро уже погромные настроения покинули души монахов, их лица приняли выражение довольствия и покоя.
   Вера же не находила себе места. Она все порывалась бежать куда-то, искать свой полк, хлопотать, добиваться, но Гуру Магарадж строго-настрого запретил выходить ей на улицу: боялся, что опьяневшие от драк и грабежей солдаты обидят девочку. Между тем слухи, иногда просачивающиеся с улицы в башню, были ужасны: то говорили что все "Чижи" вместе с Гатличем убиты в сражении, то говорили, что Эллис ранен, а Петрушка с Тезкой попали в плен - а это, мол еще хуже смерти... От таких вестей Вера бледнела и задыхалась, а потом ревела в три ручья. Магарадж с монахами успокаивали ее, как только могли.
  -- Ты что, веришь этим пьяным фентизвильским головорезам? Брось! Это ж такие упыри: услышат где-то "десять", а потом говорят всем "тысяча"! Балаболки! Не бойся, живы наши, живы!
   Утром третьего дня крики на улицах наконец-то поутихли. Высланные генералом Сепо патрули рыцарей - рабребанов разогнали мародеров, и к вечеру в крепости был наведен образцовый порядок. Магарадж высунул нос на улицу и лично убедился, что они очищены от "агрессивно настроенных элементов", что на каждом перекрестке появились караулы солдат - гвардейцев, и что по каменным мостовым разъезжают всадники, останавливающие каждого подозрительного солдата. Только тогда он, наконец, успокоился и соизволил отпустить Веру в город, на поиски друзей, да и то не одну: сопровождать ее должен был вооруженный до зубов Плофф.
   Еще раз пообещав Гуру вести себя хорошо, девочка с Плоффом выскочили в прохладу ясного летнего утра, и пошли по глухим безлюдным улочкам к южным кварталам Бумтханги - где-то там, по слухам, находился штаб. Буквально через полчаса, пользуясь указаниями встречных патрулей, они вышли к ярко - розовому особняку с колоннами, что генерал избрал себе в качестве резиденции, и - о, чудо! - нос к носу столкнулись с Королем. Его Величество как раз выскакивал из высоких резных дверей.
   Король обрадовался Вере с Плоффом, но сначала как-то вяло, в пол - силы. Девочке Король вначале вообще показался каким-то поблекшим, постаревшим, словно он только - что встал с постели после тяжелой болезни. Помнится, в душе она даже пожалела монарха, но вскоре забыла об этом: Король быстро пришел в себя, и после нескольких фраз вновь стал тем энергичным и блестящим кавалером, каким привыкли видеть его Глюкеры.
   Король коротко ответил на вопросы друзей: да, Эллис жив, и Петрушка жив, про Жрача ничего не известно... Тезка? Нет, Тезку он не видел, но слышал, что он почти в порядке... в смысле - немного ранен... - и его Величество тактично умолчал, что вражеская секира сильно разрубила монаху руку возле самого плеча, и что хотя жизнь его была вне опасности, несчастный навсегда теперь должен был остаться калекой. На вопрос Плоффа: "Много ли наших погибло?" Король поморщился, неохотно буркнул: "Много!", и тотчас же сменил тему разговора, принялся в свою очередь расспрашивать маршалов о событиях последних дней. Узнав, что Гуру Магарадж с монахами находится в башне неподалеку, Король обрадовался:
  -- Мне как раз надо срочно посовещаться с маршалами, в каком-нибудь укромном месте... Так вы говорите, что в этой башне только монахи? То есть, никого из фентизвильцев там нету?
  -- Нет, только наши! - подтвердили Глюкеры.
  -- Отлично, значит там мы и соберемся... - блеснув глазами, заговорил Король, но тут по влажным от росы булыжникам мостовой зацокали конские копыта, и из-за поворота выехал отряд рыцарей - монопов. Проводив всадников подозрительным взглядом, Король вновь обратился к товарищам, перейдя на громкий шепот:
  -- Значит так: собираемся через полчаса, в вашей башне. Вы сейчас поможете мне собрать маршалов. Ты, Плофф, сбегаешь за Эллисом и Петрушкой - они отсыпаются в синем трехэтажном доме, это в трех кварталах отсюда, в той стороне. К "Зеленным Воронам" я сам зайду, они тут, недалеко... а ты, девчонка, отправишься выручать Хепета...
   Оказалось, что маршал Хепет вот уже сутки сидит в тюрьме. Пойманный гвардейцами в ту минуту, когда он вытаскивал бронзовую статую из какого-то хомбрийского дворца, Хепет не только отрицал "сам факт мародерства", но и отказался проследовать с караулом "для выяснения обстоятельств", а в последующей схватке так отделал несчастных солдат, что двое из них попали в госпиталь - по крайней мере, так все объяснил Вере офицер тюремной стражи. В завершении беседы он выразил надежду, что Хепет сгниет на тюремных нарах, не Вера, размахивая бумажкой с печатью, что дал ей Король, добилась таки досрочного освобождения маршала.
   Гвардейцы, кстати, тоже не были ангелами: Хепет выглядел просто ужасно! Все лицо его было разукрашено кровоподтеками и синяками, поломанный нос скособочился на левую сторону, а еще он хромал на левую же ногу... Чтобы хоть как-то дотелепаться до башни, ему пришлось опираться на хрупкое Верино плечо, а надо вам сказать, что маршал был грузен и тяжел - не маршал, а самый настоящий кабан! - и пыхтящая, обливающаяся потом Вера, не раз помянула Короля недобрым словом за такое поручение - правда, тихонько, шепотом.
  
   II
  

"Мой вензель двустишьем

блестит на погоне

хвала победившим

при Армагеддоне

И снова на Рим

Все открыты дороги

Хвала наказным

Атаманам Магоге и Гоге."

Ч. Бодом. "Армагеддон".

  

   Через час в магараджевой башне, оцепленной вооруженными монахами, в полутемной готической зале, собрались все оставшиеся в живых глюкерские маршалы. После ритуальных приветствий они расселись за столом в том же привычном порядке, как рассаживались, бывало, на Глюкерских Советах в Цитадели, и сразу - же помрачнели, увидев в своих рядах печальные бреши. Незанятыми остались места Богаткова и Боуи. Это было не страшно: они остались не хозяйстве в Увели, но пустой стул между Верой и Магараджем напомнил всем, что наставник бойскаутов George погиб у стен Бумтханги, а другие два стула - по обе стороны от Суслика Мартина - значили, что Кролик Хэм, веселый кукольник, мертв, и Медвежонок Дилижанс мертв. А еще одно "окно", между Хепетом и амулетчиком Шилом, в котором должен был бы красоваться помощник Хепета Феклус, случилось оттого, что попал вчера Феклус под шальную фентизвильскую пулю, и лежал теперь в лазарете, с перебинтованной ногой.
   А поглядев друг на друга, увидели маршалы, что и сами они уже не те, что были в Увели: уныло торчал из марлевого кома клюв Гусака - Португальца ("Зеленые Вороны" тоже успели поучаствовать в позавчерашнем бою), недовольно хмурился Экспонат. Что-то новое, тревожное в глазах вечной оптимистки Ташки... И уж совсем ужасными показались им две ссутулившиеся за дальним концом стола фигурки: не существа - две угрюмые тени, слабое подобие бывших маршалов Эллиса и Петрушки - Соляриса. И как-то неуютно, тоскливо и даже... страшно стало маршалам, но тут послышались уверенные шаги, бухнула дверь, и фигура в изящном военном мундире прямо от порога крикнула:
  -- Слава героям! - и сделала какой-то легкий и радостный жест, и словно весной вдруг повеяло в сырой зале.
  -- Дик... Миррамон...- заулыбались Глюкеры.
   А Его Величество танцующей походкой подлетело к столу, высыпало на него груду каких-то штабных бумаг и скрученных в рулоны карт, элегантно откинув полы мундира, бухнулось на стул, и стало посылать Глюкерам дружеские улыбки, каждому - индивидуальную. Заметив незанятые места, Король, вероятно почувствовавший то же, что и маршалы, сбился, но моментально исправился, и, пробормотав "Да, да, ужасное время, жаль парней, кто ж знал..." принялся раскатывать свои карты. Потом он выпрямился, расправил плечи и заговорил:
  -- Итак, друзья, победа! Поздравляю вас всех с захватом стратегически важной Бумтханги! Все вы знаете, что это значит: Девятимирье уже так близко, что можно почувствовать его запах!
   Маршалы вновь заулыбались.
  -- Скоро, очень скоро, братцы, мы войдем в Кошачьи Врата, нам осталось чуть-чуть потерпеть... и потрудиться!
  -- Когда выступаем, Дик - нетерпеливо выкрикнул Плофф, волнуясь и ликуя.
  -- Даешь Девятимирье! - хрипло поддержал его Хепет.
  -- По этому поводу я вас и собрал. - важно кивнул Король. - Мы не можем пока выступить на Девятимирье, у нас проблема!
  -- Что?
  -- Слушайте: вчера генерал провел совет на предмет дальнейшего проведения компании. Решено сегодня же вечером выступить основными силами на юго-запад, вот по этой дороге. - Король наклонился над столом и провел пальцем по карте. - Предположительно, через день, то есть завтра, войска Южного Корпуса достигнут Кошачьих Врат. Возглавляет операцию генерал Сепо лично. Но самое интересное другое: мне, с двумя полками - "Коршунами" и "Зелеными Воронами" - приказано двигаться вдоль Евфрата на восток и атаковать вот этот город, Зеленобанн, якобы затем, чтобы отвлечь внимание хомбрийцев от юго-западного направления, где находиться главная цель всей операции - вышеупомянутые Кошачьи Врата. Что мы знаем о Зеленобанне? Город хорошо укреплен, в нем многочисленный гарнизон... Кроме того, к югу от него, в четырех часах конной езды, находиться вторая по величине крепость Ицы - Соганна, а там уж наверняка очень много солдат... И все это мне очень не нравится!
  -- Думаешь - ловушка? - догадался Плофф.
  -- Ловушка, не ловушка, но все это мне очень не нравиться! - повторил Король, - Кажется, к концу компании наш общий друг стал мухлевать...
  -- Генерал Сепо?
  -- Угу. Такие вот, братцы, новости. И сейчас нам надо принять решение насчет наших дальнейших действий. Прошу высказываться!
  -- На Зеленобанн ни в коем случае нельзя ходить, Дик. Если там такая крепость, как ты рассказал, то мы всех ребят там положим! - заявил Гуру Магарадж.
  -- Так.
  -- А здесь кто остается? Ну, в Бумтханге? - спросил Экспонат.
  -- Полк мушкетеров. Полк Гуффа.
  -- А - а, легкая кавалерия?
  -- Да.
  -- Так-так-так... - задумались маршалы, - Да - с....
  -- А может это... послать генерала ко всем чертям, а? А че? Собираемся сейчас и вперед - на Кошачьи Врата! А Сепо пусть тут хоть до осени в полководца играет! - бухнул вдруг Хепет.
  -- Хепет. Ты че? Взрослый дядька, а такую дичь несешь! Как мы выступим? Генерал пошлет нам вслед трех драконов - от нас одни головешки останутся!
  -- Отстреляться можно... и это... - сконфузился Хепет.
   Король с досадой махнул в сторону спортсмена рукой и обратился к другим маршалам:
  -- Какие еще будут предложения?
   Маршалы в ответ только вздыхали тяжело.
  -- Что, никаких идей нету?
  -- Ладно, Дик, кончай томить! - нетерпеливо воскликнул Магарадж, - У тебя же есть какой-то план?
  -- Есть! - гордо блеснув глазами, сказал Монарх - Диктатор.
  -- Ну, говори тогда!
  -- Хорошо! - Король конфедициально лег грудью на стол, и заговорил, бросая пытливые взгляды на рожи Глюкеров:
  -- Вобщем так, братцы: на Зеленнобан мы выступим, да только не пойдем! Денек покружим по округе, и назад, в Бумтхангу!
  -- Ага, а по нам из пушек! - мстительно прохрипел обиженный Хепет.
  -- Я же объясняю тебе, костолом, что никаких пушек не будет! Генерал с Корпусом будет к тому времени уже далеко, а Гуфф с мушкетерами не посмеют с нами ссориться!
  -- Но ведь они поймут, что мы нарушили приказ!
  -- Наврем чего- нибудь... мол, хомбрийцев вокруг полным-полно, пришлось отступить!
  -- Не поверят!
  -- Даже если не поверят, сделают хорошую мину при плохой игре... впустят нас, как миленькие!
  -- Ладно, впустят нас в Бумтхангу... а дальше что? - спросил Суслик Мартин.
  -- А дальше мы сидим и ждем гонца!
  -- От кого?
  -- Я договорился с генералом: вместе с ним, к Кошачьим Вратам пойдет представитель нашего Ордена, с отрядом. Сепо сначала не хотел, на дыбы вставал - зачем, мол, это нужно? - но я его уговорил. Сказал, что такое недоверие... ну и наплел всяких доводов. Представителем будет кто-то из вас. В подмогу ему отберем парней покрепче - да вон, хотя бы парней Хепета...
  -- Моих можно. Парни надежные, - оживился Хепет.
  -- Да. По прибытию на место наши люди окружают Кошачьи Врата и шлют нам гонца - все, мол, в порядке!
  -- А мы?
  -- Сразу же выступаем из Бумтханги, и через сорок часов попадаем прямо в Девятимирье!
   Маршалы обрадовано зашумели.
  -- А если будет не все в порядке? - послышался вдруг хриплый усталый голос. Маршалы развернулись к дальнему краю стола и удивленно посмотрели на поросенка Эллиса.
  -- В каком смысле? - прищурился Король.
  -- Ну, например, генерал не позволит нашим взять Врата под охрану, а пошлет их подальше... - медленно проговорил поросенок.
  -- Угу. - Король кивнул головой, потом призадумался на секунду и металлическим голосом сказал, - Если так случится, Эллис, то тогда ты пойдешь к генералу и скажешь ему, что если он немедленно не выполнит наших договоренностей, то жестоко пожалеет об этом. Скажешь ему, что тогда здесь, в Бумтханге, мы все к чертям повзрываем! Все! И крепость, и мост и вообще все! И вот что он получит вместо Южного Форпоста Фентизвиля в Хомбрии! - Король энергично помахал перед лицами маршалов рукой, сложенной в дулю, - А потом... потом... - он повысил голос и почти закричал, - потом мы встанем у Медимотийских Бродов и не позволим переправиться через Евфрат ни одной фентезвильской собаке! А когда армии хомбрийцев придут сюда и будут резать их на южном берегу, мы будем смеяться с северного берега! Вот как ты ему скажешь! - лязгая зубами, прорычал Король, и в голосе его была такая всесокрушающая ненависть, что маршалы ужаснулись.
   Помолчали, покашляли.
  -- Ну что ж... - сказал, наконец, Гуру Магарадж, - как я понял, Дик, ты решил уже кто будет нашим представителем при генерале?
  -- Да. Я думаю, что Эллис справиться. Правда, поросенок?
  -- Нет, - ответил Эллис.
  -- Что-о-о?
   III

"Но если можешь - скажи

Зачем стоит умирать,

А если можешь сказать,

То почему сам живой?"

Ч. Бодом. "За Командирской холкою".

  -- Так, я не понял... что значит "нет"? - грозно нахмурился Король.
  -- То и значит... - нехотя пробормотал поросенок, старательно отводя глаза от грозного королевского взгляда.
  -- Что - "то"?
  -- Что нет.
  -- Почему?
  -- Потому...
  -- Ладно, хватит! - повысил голос Король. - Че случилось - то? Чего это вы с Петрушкой все морды от меня воротите? С чего это вдруг нелюбовь такая?
  -- С того... - Эллис упрямо не поднимал глаз.
  -- Обосрались что - ли позавчера?
  -- Обосрались... - Эллис поднял голову, и во взгляде его, устремленном на Короля, сверкнула вдруг неприкрытая враждебность. - Если бы сбосрались... Я убил человеков!
  -- Хомбрийцев, что - ли?
  -- Хомбрийцев... да какая разница? - взорвался поросенок, - Они выскакивали, и я убивал их шпагой! Я знаю теперь, что такое война! А ты, Олорин... вот ты много людей за свою жизнь поубивал?
  -- Ну, ни одного...
  -- Ни одного! И стоишь тут теперь такой идейный... правильный!
  -- Все ясно! - оборвал Эллиса Король. - А ты, Солярис, что же? Так же мыслишь?
  -- Да, так же, Дик... тяжело на душе, - вздохнул Петрушка. - Мы там, у ворот такого насмотрелись... Раньше - то мы жили словно в светлой сказке, где все хорошо должно было закончиться, а теперь вот в такой грязи вывалялись, что в зеркало на себя смотреть противно.
  -- Ясно, - сказал Король. - но там, в Увели, мы же об этом говорили... Вы же знали на что идете! Знали, что придется убивать...
  -- Знать то знали... - снова вздохнул Солярис.
  -- Знали да не ведали! - поддержал его Эллис.
  -- В этом мире нам всем иногда приходиться убивать... - начал было Король, но его тут же перебил Эллис: он вскочил со стула, перегнулся через стол и с ненавистью заорал прямо Королю в лицо:
  -- А-а, хватит нам уже эту туфту тележить! Слышали уже: комаров убивают, слонов убивают, всех убивают, а жизнь у всех одна... Да вот только ты, Олорин, ты, который нам все это объяснял, ты чистеньким - да! - чистеньким остался! Ты с нами не пошел, и за нас не заступился, когда генерал нас на смерть посылал... ты нас продал! И теперь мы убийцы, мы в крови по уши, а у тебя ручки - белые! И ты теперь по ночам спокойно спать будешь, потому - что призраки - они не к тебе будут приходить... приходить и вот так вот - слышишь? - спрашивать: " А за что ты меня убил? За Девятимирье? А есть ли оно, твое Девятимирье? А если есть - даже если есть!!! - то стоит ли оно... стоит ли оно моей смерти!!!
  -- Заткнись, заткнись! - с яростью прорычал Король. - Ой, пожалейте бедного свиненочка, он хомбрийца замачил! Он теперь плохой, у него копыточки в крови... А у меня, - загремел Король - у меня в крови все: руки, ноги, жопа - все! На твоей совести пять смертей, а на моей - не отворачивайся, свинья! - а на моей совести и те хомбрийцы, которых ты завалил, и те, которых Петрушка, и все те, что у ворот полегли - и наши, и чужие! - и те, что за воротами, и в реке, и на мосту! И Гатлич! И Дилижанс! И George! И дракон этот дрюкнутый, хомбрийцами сбитый... а еще тысячи, Эллис, тысячи существ, которые живы еще - может быть даже ты, или девочка вот эта! - но умрут скоро, потому - что еще будут битвы, и многие падут!.. А знаешь, почему я живу со всем этим и не скулю, как ты? Потому - что знаю: будет светлый конец у нашей сказки, верю я в это! А если б не было у меня ее, веры этой, то сию же минуту - слышишь, свинья? - я бы разнес себе башку из этого... - он выхватил из-за пояса револьвер и потряс им перед мордой Эллиса, - этого пистолета!!! - он швырнул оружие на стол.
   И гордо расправив плечи, встал Король перед своими маршалами - несокрушимый, как скала, и глаза его неукротимым огнем горели на побледневшем лице, а Эллис... Эллис плакал, уткнувшись мордой в рукав мундира.
  -- Оло-о-о-рин! - с мукой провыл он, - может быть, мы гоним? Может - ошибаемся? Разве такие как мы... как мы теперь стали... разве такие могут попасть в Девятимирье? Может не усугублять и вернуться?
  -- Может быть. - сухо отчеканил Король, - только мне поздно уже возвращаться. Я теперь за всех существ, даже за дурака этого, Роландо Сепо, в ответе. Да и тебе, Эллис, вернуться уже никто не позволит... Ты нам нужен. Я даже больше скажу - в этой игре ты моя козырная карта.
  -- Да пошел ты, Олорин... - вытирая рукавом слезы со щек. Тихо сказал Эллис.
  -- Что-о-о?
  -- Что слышал... Я ухожу. И всех своих ребят, всех "Чижей"... тех, что остались... с собой увожу!
  -- Эллис, никуда ты не пойдешь! - с угрозой молвил Король. - Ты останешься и сделаешь то, что должен! Слышишь, что я говорю?!
  -- А, говори, что хочешь! - Эллис встал из-за стола. - Я ухожу. Ребята, кто со мной? Петрушка?
   Солярис отрицательно помотал головой.
  -- Магарадж, Ташка... вы что, все еще верите ему? Он же "Чижей" предал и вас предаст!
  -- Эллис, Эллис! - взревел Король, - Не смей!!!
  -- Ну, кто со мной? Ребята, пойдемте... - молил ринус поросенок, но те молчали и почему-то виновато отводили в сторону глаза.
  -- Ну и ладно! - Эллис махнул копытом, развернулся и пошел к двери.
  -- Я с тобой, Эллис! - решился, наконец, Гусак - Португалец. Он спрыгнул со стула и переваливаясь заковылял вслед за поросенком. На пороге он обернулся и злорадно прошипел:
  -- Будешь знать, как плеваться, Дик! - и бухнул дверью.
  -- Предатели... - скрежетал зубами Король. - Вот что, никому не расходиться! - обратился он к маршалам. - Ждите меня, через час я вернусь, и мы закончим обсуждение наших планов.
   Король ушел, на ходу напяливая шляпу. Под готическими сводами воцарилась нехорошая тишина.
  -- Ох, как непросто жить... - думали несчастные маршалы.
  
   IV

"Нет ничего более осмысленного,

красивого и гармоничного, чем

фентизвильский бунт..."

Эрик Пурин.

   Вопреки приказу Короля, Вера не стала дожидаться его возвращения, а побежала прощаться с родным полком, расспросив, предварительно, Петрушку. Солярис подробно объяснил ей, где разместились "Чижи", но девочка что-то напутала и минут двадцать плутала по улицам Бумтханги, прежде чем нашла нужный дом. Это был трехэтажный, выкрашенный в синюю краску особняк, фасад которого был пронизан по центру аркой, с ажурными железными воротцами, к счастью открытыми. Из арки доносились какие-то мощные звуки - вроде отдаленных раскатов грома. Двинувшись на этот звук, девочка миновала арку и очутилась во внутреннем дворике, где плескалось и бушевало море человеческих и иных голов. Тут она издала радостное восклицание: головы-то были родные, "чижовые", но, присмотревшись, удрученно вздохнула. Увы! Совсем не море, как показалось ей в начале, шумело в тесном квадрате дворика, не море, а так, небольшое озерцо, даже лужица: сотни три - четыре "Чижей", не больше! А ведь на штурм Бумтханги уходило две тысячи бойцов! Тщательно же проредили полк хомбрийскиеские снайперы!
   В тот момент, когда девочка вышла из-под арки, "Чижи" как раз замолчали, повинуясь знаку поросенка Эллиса, который по пояс возвышался над головами товарищей в центре дворика. ("Наверное, на бочку залез" - подумала Вера.)
  -- А-а, ладно! Делайте, что хотите, только я вам правду сказал! Я ухожу! - сказал поросенок, видимо заканчивая начатый еще до прихода девочки разговор.
  -- Куда? - плеснулась лужица.
  -- Домой, в Фентизвиль! - махнув копытом, Эллис нырнул в толпу и с кучкой существ, видимо своих единомышленников, принялся пробиваться в верину сторону, к выходу: по глади голов пошла крупная рябь. Место же Эллиса тотчас занял какой-то толстый бородатый мужик - из артиллеристов, судя по разодранному кафтану.
  -- Друзья, не верьте этой буженине! Все, что она тут нахрюкала - это провокация и измена! - сипло закричал он, - Нельзя нам никуда уходить! Да нас же даже не пропустят через мост!
  -- Га-а! - волновались "Чижи". Артиллерист же вдруг зашатался, взмахнул руками и плюхнулся в толпу. Вместо него над "Чижами" воспарил новый оратор - тощий одноглазый кролик в треуголке.
  -- Товарищи, братья! - сделав лапками такой жест, словно желая обнять всех присутствующих, звонко заверещал кролик, - О чем говорит эта гнида от артиллерии? Остаться здесь и опять рубиться за этого подлого Сепо? Благодарю покорно! Вот, шиш ему! Мы кровь проливали, теперь пусть другие прольют!
  -- Да-а! Ура! - кричали "Чижи".
  -- И в этом Эллис прав! - продолжал кролик, - Но только в этом! А в остальном - нет, не прав! Потому - что куда нас тянет этот глупый кабан? Он тянет нас назад, в наше нехорошее прошлое! Проще говоря - в тюрьму! Но ведь мы не хотим в тюрьму?!
  -- Нет! Не-е-ет!
  -- Тогда слушайте меня, слушайте! Пожалуйста, не перебивайте... Слушайте, как я предлагаю: в Фентизвиль идти не надо! - с жаром убеждал товарищей кролик, - Я предлагаю по другому, я предлагаю как всегда - идти на Западное Побережье! Почему я так предлагаю? Во первых: я всегда так предлагал. Во вторых: дорогу туда мы знаем, как свои лапки. В третьих: нас там помнят, любят и ждут, и наверняка приготовили ежегодный выкуп за Сан - Михель...
   (Похоже было, что кролик попал в солдаты прямо с палубы пиратского брига.)
   ...в четвертых: у меня там жена, но это не важно... И в пятых: мы же всегда туда ходили! Ну что, рвем когти не Западное Побережье?
   Но, кажется, "Чижи" не хотели идти на Запад, и кролика моментально сменил следующий оратор - желто - розовый питон, призвавший бойцов к походу на очередную часть света. Какую - Вера не дослушала, потому - что стена из "чижовых" спин прямо перед ней вдруг заволновалась и треснула, исторгнув из себя сотню Глюкеров с Эллисом и Гусаком - Португальцем во главе.
  -- О, а вот и наша девчонка! - обрадовался Португалец, - Ты с нами, толстая? Ты молодец!
  -- Я не с вами, Гусак, я только попрощаться... - начала объяснять Вера, не тут часть митингующих "Чижей" как - то не в такт заголосила и стала показывать пальцами куда-то вверх. Глюкеры подняли головы: на крыше особняка, между печных труб, густо блестели стальные шлемы.
  -- "Тресссссь"... - лопнуло на третьем этаже окно и стеклянным каскадом ссыпалось вниз. Из пустой рамы выполз ствол пищали и, вертанувшись, нацелился вниз, на бунтовщиков. Тотчас же за спиной Веры послышался грохот, и тупорылая пушка въехала из арки во двор, едва не придавив девочку. Следом за ней хлынула красно - белая волна мушкетеров Фентизвиля.
  -- Оставить сопротивление! Сдать оружие! - краснея толстым усатым лицом орал полковник, бегущий впереди мушкетеров с обнаженной саблей.
  -- Взять их, взять! - науськивал он своих солдат, словно псов, на "Чижей".
   Операция проведена была мастерски. "Чижи" были так ошеломлены, что не успели оказать никакого сопротивления. В несколько секунд все было кончено. Мушкетеры ловко разоружили мятежный полк, скрутили бунтовщиков, вытащили их на улицу и цепочкой растянули вдоль стен домов.
  -- Братцы, что ж вы... за что нас взяли? - робко пробовали отстаивать свои права "Чижи".
  -- Молчать! - оборвали их мушкетеры, - Сейчас начальство приедет, оно живо с вами разберется!
   Солдаты принялись расхаживать перед арестованными, воинственно потрясая мушкетами. На улице замелькали конные ординарцы и офицеры. Блестя шлемами и стволами ружей, с крыш по пожарным лестницам спускались снайперы.
   ...Начальство действительно прибыло незамедлительно - прискакало на горячем боевом ослике. Догадываетесь, кто это был?
   Да - да, именно он: Первый Магистр Ордена Глюкеров и прочая и прочая и прочая, Его Величество Миррамон, он же Дик, он же Олорин... в общем Король.
   О, змея!
  
   V

"Я вас спасу, тупую массу

Хотя таких ублюдков не пускают в Лхасу

Помойте шеи и глядите веселей!

Я не какой-то там Лукьяненко Сергей!"

Ч. Бодом. "Я вас спасу...".

  
   Спрыгнув с коня, Король о чем-то пошептался сначала с прибывшими ранее адъютантами, а потом подошел вместе с ними к арестованным. Мушкетерский полковник, подобрав живот и виляя жирной задницей, обтянутой форменными рейтузами, неловко подбежал к ним...
  -- Зырь, зырь, ну и круп! - заржал кто-то из "Чижей".
   ... отдал честь и, дрожа усами, пролаял какие-то слова. Король благодарно кивнул, подошел к пленникам вплотную и двинулся вдоль строя, впиваясь в лица "Чижей" цепким взглядом. Полковник, тяжело сопя, семенил за ним. Через минуту Король остановился, сделал какой-то знак полковнику, и тот заорал, страшно выкатывая глаза:
  -- Сейчас с вами будет говорить Его Сиятельство... - он поклонился в сторону Короля, - так чтобы тута мне тишина была! Только посмейте мне вякнуть тута гады!
  -- Сам ты гад, баран! - просипел чей-то злой голос из второй шеренги мятежников.
  -- Взять!!! - быком взревел полковник. Тут же подлетели алые мундиры, врезались в ряды "Чижей" там, куда указывал толстым пальцем красный от ярости полковник. Раздались тяжелые удары, повис и оборвался чей-то вопль, и мушкетеры быстро убежали вдоль по улице, волоча за собой чье-то обмякшее тело.
  -- Кто-нибудь еще хочет говорить без разрешения? - проорал полковник, обводя налившимися кровью глазами ряды мятежников. Выждав секунду и не услышав не слова в ответ, он почтительно обратился к Королю:
  -- Можете начинать, Ваше Сиятельство...
  -- Благодарю за службу, полковник, - сухо отчеканил Король, - Я доложу генералу Сепо о вашем усердии, (полковник козырнул, и его толстое усатое лицо исказилось в страдальческой гримасе) и надеюсь, что он не оставит без внимания ваши заслуги. А теперь займемся делом... - и он обратил свой взор на мятежников. - Здравствуйте!
  -- Здравствуйте, здравствуй Дик, Олорин... - тихо прошелестело по рядам "Чижей", и только справа от Веры чей-то голос пробасил:
  -- Здорово, коли не шутишь!
   Полковник ахнул и тайком от Короля показал кому-то из пленников большой красный кулак.
  -- Не шучу! - металлическим голосом продолжал Король, - Я, Миррамон Олорин, полковник Армии Фентизвиля, явился к вам по поручению высшего командования Южного Корпуса с предложением.
  -- Ну, выкладывай, - недружелюбно пророкотал все тот же басок.
  -- Выкладываю. У меня для вас очень плохие новости. По законам Фентизвиля бунт, который вы сегодня тут учинили, является преступлением, за которое полагается суровая кара. Расстрел. Но командование Южного Корпуса не желает зря проливать вашу братскую кровь. Оно дает вам еще один шанс. Одумайтесь!
  -- Чё делать-то надо? - не выдержал кто-то из "Чижей".
  -- Надо прекратить бунтовать. Надо выкинуть из головы все эти демобилизационные настроения и выполнять приказы. Надо быть готовыми завтра утром снова выступить в поход.
  -- Какой поход?!! Мы город брали, а вы на той стороне моста семечки грызли! Сами воюйте, а мы свое отвоевали! Ишь чего захотел: в поход нас! - загалдели мятежники.
  -- Парни, не верьте ему, он врет! - кричал рослый усатый "Чиж", - Я законы знаю! Параграф 13, статья 6 - бунт в зоне вооруженного конфликта! Максимум, что полагается за это - три года тюрьмы, а не расстрел!
  -- Ага! Обманул!!! - гиенами завывали "Чижи".
  -- Ошибаетесь, вам другая статья положена! - повысил голос Король, - Параграф 2, статья 8: "диверсии и шпионаж в пользу враждебного государства"! И судить вас будут, как хомбрийских лазутчиков!
  -- Мы тебе никакие не лазутчики! - взорвались яростными криками ряды пленников. - Мы честные солдаты! Граждане! Существа! Контрабандисты! Ну в крайнем случае - бунтовщики! Да что это вы тут за цирк устраиваете, гады?!
  -- Граждане? - выхватив из хора возмущенных голосов одно слово, Король языком повертел его так и эдак, словно пуговицу, - Граждане, граж-да-не... - и вдруг удивился, - Кто такие? Вы слышали хоть раз такое слово, мой бравый полковник?
  -- Ни разу не слышал, Васияс! - преданно таращась куда-то в область королевского носа, пролаял командир мушкетеров.
  -- Вот, даже ваш любезный начальник никогда не слышал такого слова: "граждане"... а знаете, почему? А потому, - Король уже кричал, почти визжал, - что в военное время нет такого слова - "граждане", а есть только два других: "лазутчики" - это которых мы будем расстреливать, и "патриоты" - это которые пойдут завтра в поход! И я снова вас спрашиваю: кто вы, засранцы? Отвечайте!
  -- Брось издеваться, Дик! Кем ты тут себя возомнил? Господом Богом? - прошипел кто-то из мятежников.
  -- Значит лазутчики... - вынес приговор Король. - Что ж... Господин полковник, потрудитесь распорядиться, чтобы сюда принесли стол, пару стульев, перья, бумагу и графин с водой. Офицеров у нас достаточно. Сейчас мы быстренько сляпаем трибунал, всех осудим и дело с концом!
  -- Осмелюсь доложить... Тут 512 вверенных мне оглоедов, Васияс... Если всех судить, то много времени потребуется, Васияс... - робко сказал мушкетерский полковник.
  -- Нет, не много! Сейчас я оглашу приговор, вы под ним подпишитесь, и сразу всю эту сволочь расстреляем.
  -- Всех?
  -- Да, всех. Неужели вы думаете, что я буду с этой швалью церемониться?!
  -- Я готов, Васияс! - пискнул мушкетерский писарь, шлепаясь на мостовую подле Короля с большим полковым барабаном, который хитроумный писака тут же приспособил себе под стол: разложил на нем листы бумаги, чернильницу, а сам замер с пером в руке.
  -- Что ж, пиши, братец... Сколько тут ... оглоедов?
  -- 512! - подсказал полковник.
  -- Значит так: мы, такие-то и такие-то, в составе... такого-то числа...
   Писарь бойко застрочил пером.
   -... Присудили лазутчиков хомбрийских варваров, в составе... то есть в количестве 512 существ, казнить через расстрел, приговор привести в исполнение незамедлительно! - продиктовал Король, но потом скользнул ледяным взором по строю мятежников и вдруг сказал. - Хотя вон тот Гусь, пожалуй, ничего...
   Толстый полковник тут же козлом подскочил к Гусаку - Португальцу, потыкал его пальцем в живот и радостно отрапортовал, что Гусь хороший, жирный.
  -- Ага! - крякнул Король. - Я вижу, что этот Гусь тут главный... Очень опасный тип... Ты, братец, вымарай там одного, - обратился он к писарю, - из приказа. Пусть будет 511.
   Писарь кивнул и стал что-то черкать в своей бумажке.
  -- А Гуся - ко мне, я его лично допрошу. Кстати, Осип Карлович, - склонился Король к мясистому полковничьему уху, - у вас повар как, хорош?
   Полковник закатил глаза, всем своим видом давая понять, что повар у него прямо - таки виртуоз.
  -- Тогда пришлите его ко мне, он поможет мне допрашивать этого Гуся... И тогда вас, Осип Карлович, я жду сегодня к ужину, часиков эдак в шесть. Вот и все. А приговор я вас прошу привести в исполнение немедленно.
   Король повернулся к "Чижам" спиной и двинулся прочь, а полковник сделал какой-то знак своим мушкетерам.
  -- Готовсь! - закричали офицеры, а солдаты подняли ружья и прицелились в мятежников.
  -- Постойте, Ваше Сиятельство... помилуйте! - растерянно, словно все еще не веря в происходящее, вскрикнул кто-то из бунтовщиков.
  -- Почему я должен вас миловать? - живо обернулся Король. - Вы ведь лазутчики?
  -- Не-е-ет! Не-е-ет!!! - выкатывая желтые глаза, загоготал Португалец.
  -- А кто вы?
  -- Патриоты!
  -- Кто?
  -- Патриоты!!!
  -- Что-то я плохо сегодня слышу...
  -- Патриоты, чтоб ты лопнул, кабан!
  -- Кто это сказал? Про кабана?
  -- Это вон он сказал, Васияс. Вон тот одноглазый кролик! - подсказал полковник.
  -- Он? - скривился Король. - Нет, пусть лучше это он сказал, вот этот угрюмый Свин! - он указал пальцем на поросенка Эллиса. - И за это мы его тоже допросим. Вместе с Гусем. Ваш повар мне поможет. А то непонятно, кем этот Свин себя возомнил! Он даже слова мне не соизволил сказать, такая гордая чушка! Я так до сих пор и не понял патриот он или нет?
   Эллис с презрением отвернулся от Короля.
  -- Ах, мы еще и морды воротим?! - закричал Король.
  -- Дик, патриоты мы, патриоты!!! - взревел Гусак - Португалец.
  -- Патриоты?
  -- Да!
  -- Точно?
  -- Да! Да!
  -- Ладно. - Король вытер пот со лба. - Тогда мы вас простим. Полковник, мы прощаем Гуся и Свина - пусть идут воюют. Солдаты Фентизвиля! Завтра утром, вместе с другими солдатами Южного Корпуса, вы выступаете в поход на юго-запад. Поэтому сейчас следуйте за господином полковником - он проводит вас в одно хорошо охраняемое помещение, где вы сможете отдохнуть.
   Пока Король говорил, мушкетеры повыдергивали из толпы пленников человек двадцать "Чижей" - в том числе и Веру.
  -- Эй, Дик, а нас куда? - крикнул кто-то из них.
  -- В заложники! - Король подошел к поросенку Эллису и, пристально глядя ему в глаза, медленно процедил. - Если вы сделаете что-нибудь не так... если вы предадите меня, то заложников расстреляют. Ты понял меня, Эллис?
   Эллис выдержал взгляд Короля.
  -- Не боись. - прохрипел он и снова отвернулся от Короля.
  
   VI

"Вы недостойны этой песни

Вы недостойны, потому-что

Слова меняют суть

Торчит иголка в стоге сердца..."

Альфред Манн. "Тридцать первая песня о королеве".

   Заложников угнали в одну сторону, "Чижей" - в другую, а Веру посадили на ослика позади Короля (оказывается, Его Величество разглядел ее в толпе заложников). Король дал ослу каблуками под ребра, тот лениво затрусил в сторону башни Гуру Магараджа. Вера вдруг расплакалась.
  -- Ваше Величество, как вы могли... - захлебываясь слезами, проговорила она.
  -- Не вздумай маршалам про это рассказать. А то выпорю, - сухо пообещал Король.
   ... Узнав от Короля, что Эллис со своими "Чижами" согласны идти с генералом Сепо к Кошачьим Вратам, глюкерские маршалы одобрили весь королевский план. Правда в последний момент, по совету Короля, решено было усилить отряд Эллиса - в подмогу ему отрядили сотню глюкеров - спортсменов, с Мастером Хепетом во главе.
  
   VII

"Остатки древней юрты

Среди победившей монголов травы

О, Элгой - Хэрхой!

Здесь ты строил планы!"

"Алгырыт". Хомбрийский эпос.

  
   Дальнейшие события развивались ток, как и предсказал монарх - диктатор. В предрассветных сумерках два полка Легиона Инородцев вышли из крепости и, сонно чертыхаясь, двинулись вдоль Евфрата на восток, к загадочному Зеленобанну, но вечером эти полки вновь объявились у стен Бумтханги. Правда, не совсем "те же". Кое-что изменилось. В полдень где-то там, среди зеленых хомбрийских степей, Глюкерами совершен был изящный бескровный переворот, и теперь Легионом Инородцев заправляли маршалы Короля, а весь бывший командный состав, вплоть до сержантов, был арестован, переправлен через Евфрат и, под надежным конвоем, угнан в сторону Фентизвиля. Но коменданту Бумтханги, генералу Гуффу, Король, конечно же, изложил другую версию.
  -- Легион столкнулся с превосходящими силами противника. В стычках потерял сотню бойцов и - горе наше безмерно! - обоих полковников. Но сражались. Да, мужественно. Да, храбро. Чуть не победили, но ввиду опасности быть окруженными - вы же понимаете Ваше Высокопревосходительство! - пришлось отступить!
   Гуфф испугался и поверил.
   Он распорядился впустить глюкерские полки в Бумтхангу.
   Более того: генерал, решивший, что с минуту на минуту орды хомбрийцев ринуться штурмовать вверенную ему крепость, поручил Глюкерам защиту южной части Бумтханги, то есть отдал им в полное распоряжение несколько городских кварталов и часть крепостной стены с пушками, башнями и Юго-Восточными Воротами.
   Король радовался, как ребенок - первая часть его замысла с блеском осуществилась. Теперь оставалось только сидеть и ждать гонца от Эллиса - по подсчетам Его Величества он должен был появиться следующей ночью. На всех люкерских башнях были выставлены дозоры из самых глазастых солдат, с приказом высматривать летящего Дракона и сразу же известить Короля, как только "... оный Ящер будет обнаружен". Дозорные всю ночь зевали на башнях и увидели много интересного - как раз наступила пора размножения у крылатых хомбрийских дьяволов, которые, как известно, предаются любовным утехам прямо в воздухе - но никакого Дракона не заметили. Раздосадованный Король метался по своему штабу, словно лев по клетке.
  -- Чертов Эллис! Вечно все перепутает! - рычал он.
  -- Ну, может, случилось чего. Может, чего-то там Сепо напутал или еще чего. Мало ли чего, - успокаивали его маршалы. - Не волнуйся, Дик, прилетит!
   И верно: на следующую ночь дозорные увидели, как крупная тень скользнула по темному небу и, тяжело махая крыльями, опустилась за близлежащими домами.
  -- Гонец прибыл! - тотчас же доложили Королю.
  -- Yes! - по-мальчишески воскликнул Король и распорядился немедленно доставить вестника в штаб - да быстро, быстро!
   Дозорные помчались исполнять приказ, а навстречу им, в двери королевской ставки уже вваливались возбужденные маршалы.
  -- Это правда? Он прилетел?
  -- Да! - отвечал Король.
  -- Yes!!!
  
   VIII

"Неся на согбенных плечах Историю

Но чаще - ведя все к порядку

Даже у гонцов есть свои котегории..."

Ч. Бодом. "В пыли я вижу след копья..."

   -Гонец прибыл, командир! - приоткрыв лакированные двери, доложил дежурный офицер.
  -- Давай его сюда! - и Король, заранее распахивая руки для объятия, заспешил к дверям. Туда же устремились взволнованные взоры маршалов. Офицер козырнул, отворил двери еще шире и впустил в кабинет маленькую печальную фигурку в черном мундире.
   ... Гонцом оказался Гусак - Португалец, и Король на секунду смутился (только Вера поняла почему, она одна из всех маршалов знала, при каких обстоятельствах Его Величество расстался с Гусаком), но тут же оправился и тепло обнял птицу.
  -- Это ты, Гусь, - сказал он, - А я почему-то думал, что гонцом будет Хепет.
  -- А это я, Дик! - ответил Португалец.
   Он отстранился от Короля, и только тут маршалы смогли хорошенько разглядеть его. О, это был уже не их прежний бесшабашный товарищ! Гусак странно изменился!
   Новый Гусак был печальнее и тоньше. Может быть оттого, что исчезла марлевая повязка? - без нее голова птицы казалось крошечной и как-то особенно жалко сидела на скорбном сгибе шеи. Впрочем, нет - глаза! - вот что больше всего поразило маршалов: у прежнего Гусака они всегда были блестящие и наглые, а теперь смотрели как-то печально и... всепрощающе, что ли? Помниться, Вере они тогда напомнили глаза Богоматери с пенготанновских икон.
  -- Это я, Дик, - повторил Гусак и вдруг как-то потерянно прислонился головой к стенке. - А Хепет не смог... потому что нет больше Хепета. И Эллис не смог, потому что умер наш Эллис... И остальные все умерли. А я остался...
  -- Что? - страшно закричал Король. - Ты чего?!! Как это - "умерли", Гусь?!!
  -- Так...- и прикрыв глаза, словно припоминая, Португалец распевно и горестно стал рассказывать:
  -- Мы делали все, как ты приказал. Окружили Кошачьи Врата. Сепо это не понравилось, стал он нам угрожать, и тогда Эллис все ему сказал. Ну, что вы тут все уничтожите, если он будет мухлевать. Сепо тогда испугался и вроде пошел на попятный... а ночью его люди напали на нас. Был бой. Сепо несколько раз предлагал нам сдаться, но Эллис с Хепетом сказали: "Нет! Будем умирать, раз фишка так легла". И ребята тоже... Эллис сказал: "Парни, все равно мы проиграли, вам-то зачем зря умирать? Сдавайтесь! Это разумно, никто ни в чем вас не упрекнет!". Но никто не ушел, все погибли. А там, у Кошачьих Ворот, умирать почему-то легко... там так странно, необычно... воздух легкий такой ...
  -- А ты, Гусак? - прохрипел Король.
  -- А меня, Дик, взрывом оглушило. Меня фентизвильцы подобрали и откачали. Нас трое осталось: я, Сороковой и тот парень, как его? Ну, он еще на суде был, Кровавый Бен, помнишь? Но они поранены сильно, у Сорокового вообще контузия... я самым целым оказался. Вот меня и послали гонцом...
  -- Кто?
  -- Генерал. Он велел письмо тебе передать, - Гусак отклеился от стены, вытащил из за пазухи большой белый конверт и протянул его Королю. - Вот, тебе, лично.
  -- Мне...
  -- Да, от генерала.
  -- А как же... впрочем... - Король дрожащими руками надорвал конверт, развернул листок и стал читать его.
   Много позже, уже в Увели, глюкеры узнали полное содержание этого письма, но той ночью Король не прочел вслух ни строчки, ни словечка. Сколько не вглядывались они в лицо монарха, пытаясь по его выражению узнать новости, что таило послание генерала, но так и не смогли ничего понять: черты Короля словно окаменели и не отразили никаких чувств, только глаза, два черных живчика, быстро перебегали со строчки на строчку. А между тем, в письме было написано вот что:
   Его Превосходительству
   Руководителю Ордена Глюкеров
   Полковнику Армии Фентизвиля от Интендантства
   господину Миррамону.
   Уважаемый господин Миррамон!
   Довожу до вашего сведения, что объект Y - 16, именуемый в просторечье так же Кошачьими Вратами, взорван. Именно в этом заключалась истинная цель Южно - Хомбрийской операции.
   Полагаю, что вы будете удивлены: никогда ранее я не давал вам повода думать, что стремлюсь к Вратам только лишь затем, чтобы уничтожить их. Но что делать? - такова специфика моей работы. Полагаю, что и вы, со своей стороны, тоже не были полностью откровенны со мной, и вынашивали какие-то свои планы в отношении вышеупомянутого объекта. Что ж, мы оба лгали друг другу и посему квиты.
   К моему глубочайшему сожалению отряд Глюкеров, возглавляемый вашими маршалами Мастером Хепетом и Эллисом, попытался воспрепятствовать моей миссии, и посему был полностью истреблен. Видит Бог, я не хотел этого и несколько раз предлагал вашим воинам сдаться, но они отказались - вероятно, посчитали, что именно в этом заключается их долг.
   За несколько часов до боя, маршал Эллис передал мне ваш ультиматум. Тщательно обдумав его, я понял всю серьезность ваших угроз: вы действительно можете сжечь Бумтхангу и, при определенном стечении обстоятельств, даже уничтожить весь Южный Корпус, и все же, так же, как и ваши храбрецы, я посчитал нужным исполнить свой долг, даже если это повлечет за собою смерть: мою и моих подчиненных.
   Постарайтесь понять нашу точку зрения. Это для вас Кошачьи Врата - дверь в вечное счастье (помните, как вы тогда мне говорили?), а для моей несчастной страны это болезнь, вечное проклятие! В среднем каждые пять лет в Фентизвиле появляется какой-нибудь безумец и уводит тысячи наших граждан - большинство из них еще дети! - за Евфрат, на поиски вашего рая. Достиг ли кто-нибудь из них вашего Девятимирья? Неизвестно. Может быть. Зато мы точно знаем, что 90 процентов ушедших гибнет в пути.
   Это наши дети.
   Это, как не банально это звучит, - будущее моей страны.
   И теперь, когда всему этому с моей помощью положен конец, я счастлив.
   Завтра Южный Корпус выступает: на Бумтхангу и далее, в Фентизвиль. Если вы посчитаете нужным привести в исполнение свои угрозы и попытаетесь отомстить мне и моим солдатам, то я буду сражаться с вами, но в глубине души я вас не осужу: может быть ваш долг заключается именно в этом.
   С уважением:

Роландо Сепо, генерал армии Фентизвиля.

   P. S. О телах своих товарищей не беспокойтесь, все они будут захоронены с подобающими воинскими почестями.
   P.P.S. Дорогой друг! В случае вашего успеха, я, вероятно, буду мертв, поэтому прошу вас сообщить все новости относительно меня моей жене, по адресу: г. Увели, ул. Алая Трутта, дом госпожи Бриннер, для госпожи Сепо.

Ваш друг Роландо. Южная Хомбрия, хребет Шед-Шед-Кай.

  
   IX

"Боги плачут от обид, как дети

и смеются, угадав желанья

Ублажая каждой мерзкой твари

Голос страсти, принцип подсознанья

Без подвоха раскрывают карты

Растекаясь мыслями по древу..."

Фобс - Блуб. "Боги".

   - Они взорвали Кошачьи Врата, - каким-то бесцветным голосом сказал Король и медленно скомкал письмо. Страшная новость, как пушечное ядро упала в маршальские головы и разорвалась там, подняв откуда-то из глубин черепа мутные волны ужаса и тоски. Несколько минут никто не произнес ни слова.
   - Все. Это конец. Все, - всплыл в Вериной голове обрывок какой-то фразы, а когда она взглянула на товарищей, то ту же мысль прочитала и в их глазах.
   - Это конец...
   Кто-то из маршалов не сдержался и заплакал.
   - И что же нам теперь делать, Дик? - разлепил, наконец, побледневшие губы Петрушка - Солярис.
   - Уходите... - тихо сказал Король.
   - Что?
   - Уходите. Мне одному надо... побыть.
   - Что? - не могли поверить маршалы.
   -- Пошли вон! Убирайтесь!!! - взорвался Король, - Офицер! Гоните всю эту сволочь отсюда! Вон! Вон!!!
   С приятным стуком распахнулись лакированные двери, и десяток солдат из личной гвардии Короля - к тому времени Его Величество уже обзавелся даже личной гвардией, причем набрал ее не из Глюкеров, а из кадровых солдат Армии Фентизвиля! - окружили маршалов и, легонько подталкивая их прикладами, принялись теснить из кабинета.
   - Дик! Ты чего творишь, Дик?! - упирались Глюкеры.
   - Давай, давай, ребята! Гони их! - с какой-то даже злобной радостью визжал Король, - В шею их! В шею! Прочь!!! У-у, козлы!
   Гвардейцы вежливо вытолкали маршалов в прихожую, в коридор, и за дверь, и за двор, и даже за металлическую оградку, что окружала здание штаба. Лязгнули, закрываясь, железные воротца.
   - Простите, господа... служба! - извинились сквозь прутья гвардейцы и ушли в дом. А маршалы остались стоять на улице, освещенной шеренгой фонарей.
   - И... что теперь? - вновь повторил Петрушка вопрос, на который не захотело ответить Его Величество.
   - Ждать, пока у шефа бзик пройдет? - робко предложил Экспонат.
   - Он не скоро пройдет... Вы видели его глаза? - буркнул Суслик Мартин, флегматичную натуру которого предыдущие события, по-видимому, нисколько не потрясли.
   - А что - глаза? - испугались маршалы.
   - Безумные! Он сошел с ума! - уверенно заявил Суслик, - Во, слышите?
   Даже с того места, где стояли маршалы, хорошо было слышно, как Король вопит в своем кабинете:
   - Скоты!!! Урррроды!!!!
   - Сошел с ума! - повторил Мартин и вздохнул.
   Вот что, парни, я думаю... - сказал Шило, но его вдруг перебила Ташка - легким жестом опустив руку на Шиловы губы, она взволнованно прошептала:
   - Мальчики, постойте... Слышите? Музыка...
   - Музыка? - нахмурилась Вера, но тут вдруг и до нее донеслись звуки какой-то печальной мелодии, - О, да...
   - Ага, я тоже слышу... - повеселев глазами, прошептал Солярис, - Это какая-то известная композиция. Ее все лето на танцах играли... Как же там? - и он пропел:
   Лев спит как лень. Не раз в пивной у Маги
   Бес Числа и Бес Надежды разъярится
   Встречай дожди прекрасного кордебалета...
   - Петрушка, нет! Слова... - воскликнула Ташка.
   - Что?
   - Слова! Слова другие!
   - Музыка? Может, кто-то пластинку поставил? Хотя лично я ничего не слышу... - пожал плечами Суслик Мартин.
   А я слышу, - улыбаясь, выдохнул вдруг Гуру Магарадж и задрал голову кверху, словно невидимый певец находился где-то там, среди звезд.
   Вера вновь прислушалась. Далекий печальный голос пел:
   День спит, как лев из расписной бумаги
   Без тепла и без надежды возродиться
   Прощай, не жди прекрасного большого лета
   Я упустил тебя, моя любимая цветная птица
   Отчего? Но то, что стало не изменишь
   Все пронеслось, как дней отживших непогода
   И ты ушла, как принятая солнцем вера
   И я исчез, как лишняя для всех невзгода
   Как капли в озеро падали слова песни в сердце девочки, смывая тревогу и страх и оставляя только прозрачную щемящую грусть и сожаление о чем-то далеком... хрустальном... и уже недостижимом почему-то.
   - Кайф! - прошептал Гусак - Португалец.
   - Наверное, это какой-то бог прощается с нами... - сказал еще кто-то.
   ...А за окном ответ, что впредь уже не будет лучше
   Ну что ж, пускай, со мной все время будет память
   А том, что я потрогал те цветные перья
   В последний час забыв раскрасить ветер волосами

Я уношу с собой желанье стать когда-то лучше

   Сточив клыки и может успокоив душу
   Чтоб в свой полет о них не растрепала перья
   А над водой птенцы твои достигли суши...
  
   - Это что - магия какая-то? - переглядывались Мартин с Шилом. - Мы ничего не слышим...
   - Парни, тихо! Не мешайте! - страдальчески морщась, махал на них рукой Петрушка и вновь ловил ухом скользящие сладкие ноты. А песня между тем становилась все более мощной и - даже! - тревожной.
   ... Кот в сапогах шагал по миловидным трупам
   В руках неся гвоздей для не продавших души
   Но все пустяк. Гробы позанимали дети
   Они лежат, руками закрывая уши
   Они дрожат - ведь люди веселятся долго
   Всегда уйдя от естества в сухую воду
   И слезы льют, потоком устремившись в небо
   Сжигая тех, кто знает шанс не верить Богу...
   И на миг почудилось девочке, что улица и фонари дрожат и исчезают, а вместо них перед ее глазами возник гигантский столб воды, вроде водопада, только вода текла наоборот: не падала вниз, а стремительно уносилась в далекое небо. Сама же Вера, вместе с Петрушкой, Ташкой и Экспонатом парили и возносились вместе со струями воды, и песня становилась все явственней и громче:
   Так воздвигай в ребро полуживую спицу
   В лицо плесни любви последней кислотою
   Мы все живем, пока не умирает ветер
   Мы все уйдем туда, куда уходят дети...
   - О, это и вправду ужасно! - уткнувшись лицом в Петрушкино плечо, вдруг разрыдалась парящая Ташка.
   - Таша, не плачь... ничего! - успокаивал ее Солярис и, видимо, сам не замечал, что по его щекам потоками катятся слезы.
   - Это все правда... - всхлипывала Ташка. - И ночь пришла. Мы умерли. Когда ж проснемся, то в скучный мир войдет совсем другая сущность... Это ужасно!
   - Ничего ужасного нет, - Гуру Магарадж, паря в струях воды, все так же широко открытыми глазами смотрел вверх и улыбался. - Наоборот - прикольно! - и он вдруг фальшиво пропел:
   На небеса по длинной лестнице взберися
   И поселись в прекрасном королевстве датском...
   - Что он поет? Там же нет таких слов... - удивилась Вера, но легко, как бы краем сознания, потому - что большая ее часть продолжала внимать пению далекого бога.
  
   Смерть знает ложь. А жизнь всегда бессмертный пепел
   Всем хорошо - они уже сменили лица
   Так отчего тревожно застучало сердце?
   Я упустил тебя, моя любимая цветная птица.
   -Я упустил тебя, моя любимая цветная птица, - еще раз пропел голос и умолк. Мелодию подхватила гитара и, продержав ее пару тактов, повела вдруг какой-то неземной, словно бы хрустальный проигрыш. Треньканье невидимых мандолин еще более усилило прелесть мелодии, а потом - "Брень!" - отзвучал последний аккорд, и чудо закончилось, ушло.
   Маршалы вновь оказались на улице в Бумтханге. Половина из них плакала, другая - блаженно улыбалась, и с недоумением смотрели на них Суслик Мартин и Шило - амулетчик, которые ничего не слышали, никуда не улетали и вообще не верили "... во всю эту духовную чушь".
   - Дурдом какой-то! - хмыкнул Мартин. - Эй, перестаньте хныкать! Нам еще надо глобальное решение принять!
   В этот момент, словно по мановению чьей-то могущественной руки, во все Бумтханге исчез свет, и крепость не то чтобы погрузилась, а прямо - таки ухнула в густую ночную темень, и никакого глобального решения маршалам принимать не пришлось - дальше события понеслись как-то сами собой.
  
   X

"К лицу вам глупая бравада

Иди и сделай то, что надо

А если скажешь слово "нет"

Раскрасим весь тебе портрет"

Слоны. "Галерея".

   - Пробки вышибло! - сначала сказал кто-то.
   - Какие пробки? Это дизель кто-то вырубил... - ответил невидимый Шило.
   - А на дизельной кто? Наши или фентизвильцы?
   - Наши. Мои ребята. - отозвался Экспонат.
   - Так чего же ты стоишь? Иди, запускай двигатель!
   - Куда же я пойду? Я же не вижу ничего! - огрызнулся Экспонат.
   - Сейчас увидишь. Погоди, глаза привыкнут... - сказал Суслик Мартин.
   И верно: через минуту зрачки маршалов сфокусировались по-новому, и ночная тьма несколько просветлела. На сумрачном фоне обозначились черные силуэты домов, фигуры маршалов, а над головами у них все небо разгорелось и засверкало узорами созвездий.
   - Что это? - длинная и тощая, словно копье, фигура Гуру Магараджа встрепенулась, маленькая круглая голова, блеснув очками, развернулась к Западу: оттуда послышались странные звуки - то ли рев, то ли вой.
   - Кто это орет?
   - Где это?
   - Это, кажется, возле Красных Казарм... там, где "Коршуны разместились". - подсказал Шило.
   -Так это "Коршуны", что ли, разорались?
   - Не знаю...
   Крики на западе Бумтханги усилились, а потом их вдруг перекрыли новые, раскатистые и знакомые звуки.
   - А это что?
   - Из мушкетов палят! - догадался Гусак - Португалец.
   - Что же там происходит? - волновались маршалы. - Петрушка, что делать будем?
   - Надо Дику сказать... - нерешительно пробормотал Петрушка.
   - Дождешься ты от него помощи, как же! - презрительно хрюкнул Суслик Мартин и взял командование на себя. - Самим надо! Экспонат, быстро на дизельную, запускай свет. Магарадж и ты, Португалец, бегите к Красным Казармам, узнайте обстановку и немедленно доложите мне. Плофф, Шило, вы - к "Зеленым Воронам". Разведайте там и действуйте по обстановке. Если что - подымайте полк по тревоге. Солярис, Ташка, живо организуйте освещение. Факел там или фонарь. Остальные остаются здесь, со мной. На всякий случай советую приготовить оружие...
   Черные фигуры маршалов кинулись в разные стороны. Оставшиеся с Мартином Глюкеры изготовились к стрельбе и, рассредоточившись таким образом, чтобы держать под наблюдением и королевский особняк и улицу, прислушались. Шум боя в западных кварталах все усиливался. Стреляли уже целыми залпами. На Юго-Западе, над крышами домов темнота вдруг бухнула, блеснула огоньком, и, пролетев над головами маршалов с характерным свистом, в центре Бумтханги разорвалось пушечное ядро.
   - Это с крепостной стены! Они развернули пушки! - крикнул маршал Феклус.
   - Что происходит, черт возьми?! - рычал Суслик Мартин.
   В королевском особняке, похоже, тоже услышали звуки боя и переполошились: в окнах первого и второго этажа заметались дрожащие огни, потом двери штаба распахнулись, и десятка два королевских гвардейцев, освещая путь факелами, двинулись через дворик прямо к воротам, за которыми затаились маршалы.
   - Цель слева! - рявкнул Мартин - Готовсь!
   Маршалы развернулись фронтом к гвардейцам и прицелились в них, а те, услышав команду Мартина, насторожились, пригляделись и, заметив блеснувшие в темноте стволы ружей, развернулись и проворно убежали назад, в дом.
   - Вот тебе и гвардия! - ухмылялись Глюкеры.
   - Мартин, сзади! - вдруг подал голос Феклус.
   - Цель сзади! - опять скомандовал Мартин, развернувшись и перегруппировавшись, взяли под прицел Юго-Восточную часть улицы: там послышалось какое-то движение, и показались отблески огней. Но это, к счастью, оказались свои: Петрушка - Солярис и Шило, а с ними - около сотни "Воронов" - копейщиков. Многие из них держали в руках плюющиеся искрами факела, и часть улицы, что прилегала к королевской резиденции, залил дрожащий желтый свет.
   - Вот, Мартин... привел всех, кого мог собрать, - сказал Шило. - Остальные "Вороны" разбежались. Говорят, что "Коршуны" восстали и сцепились с фентизвильцами.
   - Зачем?
   Шило пожал плечами.
   - А Плофф где?
   - Видел, пушка со стены стреляла? Это Плофф решил своим помочь. Развернул с ребятами пушку и палит по мушкетерам...
   Гусак - Португалец, появившийся чуть позже, несколько прояснил картину происходящего.
   - "Коршуны" взбунтовались! - еще издалека закричал он.
   - Знаем уже... - отозвались маршалы. - Почему взбунтовались?
   Они... узнали откуда-то... про Врата... и что Эллис с Хепетом убиты... - остановившись возле Мартина, отдышливо заговорил Португалец. - А еще про обещание Дика узнали... сжечь Бумтхангу... вот и жгут.
   - Без приказа? Надо их остановить!
   - Как? Там такая неразбериха! Все орут, стреляют! Но главное - монахи!
   - Что - монахи?
   - Совсем офанатели! "Кошачьи Ворота, орут, святыня, а фентизвильцы их взорвали, грешники, потому их всех на костер надо"! Они там мушкетеров похватали с сотню и на площадь дрова стаскивают, чтобы жечь их... "А потом, говорят, пойдем к Кошачьим Вратам", потому что бог их, как там его...
   - Шепотков?
   - Ага. Типо, Шепотков жив, ждет их и врата восстановит!
   - А что Магарадж?
   -О-о, Магарадж... Хотел остановить их, так они и его свинтили и потащили на костер. Наверное, что-то не так сказал...
   - Мерзавцы! - закричал Петрушка - Солярис. - Парни, вперед! Освободим Магараджа! Покажем этим монахам!
   - Ты что - дурак?! - подступая к Петрушке, замахал руками Шило. - Своих убивать?! С ума сошел?!
   - Что ж, по-твоему - дать им изжарить Магараджа?
   - А, может, сумеем им все так объяснить? Без кровопролития? - сказал Мартин, но в голосе его явно прозвучало сомнение.
   - Не послушают они тебя! - уныло гоготнул Гусак - Португалец. - Они там все, как безумные...
   На минуту маршалы задумались.
   - Я знаю, кого они послушают, - вдруг звонко сказала Вера. - Короля! Они ему поверят, ему все верят, если только он сам этого захочет.
   - Точно! - воскликнул Солярис.
   - Правильно. Идем за Диком, - сказал Суслик Мартин - Парни, ломайте ворота!
   Глюкеры - копейщики мигом выломали воротца и, перемешавшись с маршалами, побежали к особняку. Дверь штаба оказалось забаррикадированной изнутри. Пока ее выбивали, на задней части дома с треском распахнулись окна, из них выскочили королевские гвардейцы и разбежались в разные стороны. Потому, когда двери рухнули и Глюкеры ворвались в штаб, они не встретили ожидаемого сопротивления ни на первом этаже, ни на мраморной лестнице ведущей на второй. Только у дверей королевского кабинета дорогу им преградил бледный офицер.
   - Сюда нельзя! Миррамон не принимает! - дрожащим голосом произнес он, но Глюкеры оттеснили его и с шумом вломились в темную комнату.
   - Дайте света! - закричали командиры. Из коридора передали факел - он тускло осветил стены, шкафы со стеклянными дверцами и главное - стол и понуро сидящую за ним фигуру Короля.
   - Ага. Дик, вставай! Монахи восстали, хотят сжечь Бумтхангу и Магараджа, - сказал Суслик Мартин.
   - Уходите, - не поднимая головы, тихо попросил Король.
   - Пошли с нами. Поможешь монахов уговорить.
   - Не пойду я никуда... - сказал Король таким тоном... не жалостливым, нет... но каким-то таким, что у маршалов вдруг защипало в носу, а на глаза навернулись слезы. И странное дело: за секунду до этого они готовы были хватать Короля, ругать его, драться с ним, но вот, стоило Его Величеству сказать несколько слов, и руки у них опустились... Кажется, Королю все-таки была присуща некая магия...
   Но, если и была, то на Суслика Мартина она не действовала: грызун решительно подошел к столу и вдруг обрадовался, заметив у руки Короля некий предмет.
   - Ага, вот мы чем тут занимаемся! Собираемся стреляться! - с насмешкой сказал он и, взяв со стола, показал маршалам шестизарядный револьвер системы Кольта. - А листочек где? Ручка? Кто ж стреляется без предсмертной записки?
   - Отдай пистолет! - по-волчьи прорычал Король.
   -Шиш тебе! Иди сначала всю грязь за собой разгреби, а потом стреляйся хоть сто раз!
   - Никуда я не пойду!
   - Куда ты денешься... братцы, что встали? Хватай его! - приказал Суслик Мартин, и, брыкающийся Король был схвачен, поднят и выволочен из дома на улицу.
   - А теперь все за мной! Идем усмирять монахов! Солярис, присматривай за Диком, чтобы он не удрал по дороге. Португалец, показывай, куда идти! - распорядился Суслик, и, заняв вместе с Гусаком место во главе отряда, повел его выручать Гуру Магараджа.

XI

"Среди разорванных плакатов

Среди разбросанных монет

Слышны лишь победивших маты

Мы проиграли, нас здесь нет".

Одр Мо. "Сказание о Мое".

   Два дома у центральной площади Бумтханги ярко горели, и танцующие пламя освещало все окрест, влажно отражаясь от шлифованного камня мостовых, заставляя людей и предметы отбрасывать длинные дрожащие тени. Посреди площади возвышался небольшой холм, состоящий из разного деревянного хлама, стащенного шепотковцами из окрестных домов, а у подножия его копошилась черная монашеская туча. Еще несколько групп бунтовщиков стояли в разных концах площади - вероятно это были дозорные: заметив отряд Глюкеров, выскочивший из темной улицы - ущелья и выстраивающийся теперь в боевое каре, они подняли крик.
   Монахи встрепенулись. Сотня их осталась у деревянного холма, остальные же двинулись навстречу Глюкерам, растянувшись по плоскости площади некой кляксой. Метров за десять до глюкерского каре клякса остановилась, и несколько монахов - вожаков, выйдя вперед, замахали руками и закричали:
  -- Уходите! Не мешайте святому делу!
  -- Отдайте Магараджа! - молодым петушком проклекотал Петрушка - Солярис (у него от волнения что-то случилось с голосом).
  -- Пожалуйста, уходите! Не вынуждайте нас! Мы не хотим вас убивать! Уходите! Уходите!!! - вопли монахов становились все безумнее.
  -- Мартин, они на нас сейчас кинуться! - сообщил Суслику маршал Шило, и в голосе его явно слышался испуг.
  -- Держать позицию, парни! - и, обернувшись к Королю, Мартин сказал, - Теперь ты, Дик... иди и скажи им, чтобы отпустили Магараджа и всех остальных. И чтоб прекратили бунтовать - ни к чему это теперь. Иди.
  -- Ты что, оглох, комрад? Я тебе уже сто раз говорил: никуда я не пойду! - ухмыльнулся Король со злобным торжеством.
  -- Слушай ты... ты... - и с ненавистью глядя на Короля, суслик потянулся к рукояти сабли.
  -- Мартин, стой! - кинулся к нему Солярис. - Что ты делаешь?! А ты, Дик... почему не хочешь остановить их? Мы же сейчас все погибнем!
  -- Что, умереть боитесь? Умереть не страшно! - осклабился Король.
  -- Замолчи! - подскакивая к нему, закричал Гусак - Португалец. - Это тебе умирать не страшно, мне не страшно... Мы - то побродили по свету, мы пожили! А эти соплюхи... - он крылом указал на бледные лица Ташки и Веры, выглядывающие из-за плеча Соляриса. - Они и не видели еще ничего! Не за себя мы с Мартином тебя просим! Э-эх, Дик, ну и скотина же ты!
  -- Уходите! Убирайтесь! - монахи все ближе подступали к каре.
  -- Мартин, они близко! Стрелять? - спрашивали Глюкеры.
  -- Ждем, парни, ждем... - отвечал суслик и опять поворачивался к Королю, - Ты во всем виноват! Как только кого-нибудь из наших убьют, я тебе пулю влеплю! Прямо в лоб влеплю, клянусь хвостом!
   Король криво улыбнулся и равнодушно посмотрел на Мартина. Потом перевел взгляд на девушек, и глаза его, прежде мутные, вдруг как-то смягчились, и даже блеснул в них некий огонек - вроде как поворошили погасший костер, и под слоем пепла вдруг обнаружились живые угольки.
  -- Не бойтесь... - тихо шепнул девушкам Король, а потом резко повернулся к суслику Мартину.
  -- Думаешь, я испугался твоих угроз, грызун?
  -- Да ничего я не думаю... - устало ответил Мартин, - я только знаю, что ты должен сделать. Пойдешь?
   Король кивнул.
  -- Иди. Ребята, пропустите его!
  
   XII

"Здесь прошлый бог лежит в траве

С глазами мертвого оленя

Мой детский бог, простивший тени

Прости меня! Я тоже - тень!"

Ч.Бодом. "Велесофф сад".

  
   Глюкеры быстро пропустили Его Величество вперед и вновь сомкнули ряды. Король расправил плечи, сделал несколько шагов к враждебной толпе, остановился, а потом спокойно, как-то совсем по-домашнему, сказал:
  -- Эй, вы, святые одуванчики... вы чего барагозите?
  -- Уходите, не мешайте нам! - взревели в ответ шепотковцы.
  -- То есть как это - уходите? - рассердился Король, - Это вы кому говорите, олухи? Эй вы, богема католицизма, протрите шары! Перед вами стоит Олорин, Магистр Ордена, к которому, между прочим, принадлежит и ваша конфессия!
   Узнав Короля, монахи несколько смутились.
  -- Хорошо, Олорин, мы скажем! - от группы монахов - вождей отделился плотный лысый монах и, подойдя к Королю, с жаром заговорил: - Солдаты Фентизвиля взорвали Кошачьи Врата. Это ересь!
  -- Е-еееересь!!! - подхватили шепотковцы.
  -- Потому все они должны умереть. Все - все, - продолжал лысый, - И те, что взорвали врата, и те, что остались в Бумтханге. Мы их всех убьем, и оскверненное очистится, и греховное искупиться! Тогда Шепотков сжалится над нами и вновь отстроит Кошачьи Врата, чтоб принять в царство свое своих детей - праведников!
  -- Ну, а Гуру Магарадж что вам сделал?
  -- Он больше не Гуру! Это исчадие ада явилось к нам в облике любимого учителя! Лживые уста его извергали кощунственные слова, а из очей его брызжет замогильный свет!
  -- И какую же ложь изрыгнуло... исчадие ада?
  -- Он сказал, что... - лысый испуганно огляделся по сторонам, свершил религиозный жест и только после этого прошептал, - Сказал, что Шепоткова... нет! Что его выдумали!
  -- Он так сказал? Ах, злодей! - вознегодовал Король.
  -- Да - да, злодей! - подхватил слова Короля лысый, а потом рухнув на мостовую, распростерся перед ним и, обхватив руками королевские колени, заголосил:
  -- О, Магистр Олорин! Мы знаем тебя! Мы верим тебе! Веди нас. Магистр, повелевай! Научи нас, как очиститься от скверны! Прикажи уничтожить грешников! Отведи нас в Девятимирье, Магистр!
   Все остальные монахи последовали примеру своего лысого вождя - попадали на колени и, простирая руки к Королю, завопили:
  -- Спаси нас, Олорин! Научи нас, Святой Олорин! Отведи нас в Девятимирье!
  -- Братья мои! - подымая руки к небу, закричал Король. - Вот я стою перед вами, ваш Магистр! Смотрите на меня! Верьте мне! Будь моя воля, я бы сию же секунду отвел бы вас всех в Девятимирье, к Шепоткову! Но это невозможно! Братья, слушайте меня, внимайте! Сумеете ли вы выдержать удар судьбы и узнать суровую правду? Хотите ли вы познать истину?
  -- Хотим!!! - завывали шепотковцы.
  -- Тогда слушайте! Вчера у моего дома остановился всадник. Не фентизвилец, не хомбриец - больше всего походил он на варвара из Миров Внешнего Круга. Он сказал, что зовут его Джон. Джон Маленькое Одеяло. Он принес мне последние новости о Шепоткове.
   Монахи вдруг с негодованием заворчали.
  -- Он упоминает всуе... без священных мантр...
  -- Ах, да, извините... - спохватился Король, - давайте-ка хором прочитаем священную мантру...
  -- Кровь пролилась на траву прерий... - дружно забубнили монахи.
  
   Окончание рассказа о Шепоткове.
   "...кровь пролилась на землю,
   и цветы прерий безутешно зарыдали
   в порыве отчаяния, и кактусы в
   бессилии закрывали глаза".
   Джон Маленькое Одеяло выехал утром из палаток арапахов (прерия, там где Бизоний ручей впадает в речку Стрела, до востребования) и направил бег своей лошадки на юг, к истокам реки Рио-Гранде. Цель столь длительного путешествия щипала траву и гремела копытами за двести миль от него, в стране ютов. Предприятие было не только утомительным, но и опасным - юты чутко стерегли свои табуны, и не один коллега Маленького Одеяла оставил пряди своих волос сушиться на шесте в вигваме Дикого Кота - колдуна и, по совместительству, вождя ютов.
   ...Когда из высохшей травы на верхушке очередного холма поднялся абсолютно голый белый человек, Джон прямо - таки оцепенел. Его перепуганная душа с визгом упала с лошади и уползла в заросли колючих кактусов, но тело вело себя безупречно, по индейски, ибо наука прерий была накрепко вбита в него ремешками из лошадиной кожи. Левая рука индейца остановила лошадь, правая мягким движением легла на тамагаук, горбоносое лицо закаменело, только бусинки глаз метнулись вправо - влево и доложили в смущенный мозг положительную информацию:
      -- Других белых не видно.
      -- Тот, что есть - гол.
      -- Не вооружен.
      -- По таблице опасности прерий может пойти под графой "не опасный".
   Ободренная душа индейца выползла из кактусов и заняла привычную боевую позицию - в левой пятке.
   А белый... похоже было, что он сошел с ума. Что-то крича и размахивая руками он бежал к Джону, и лицо у него было таким безумно - радостным, что индеец на секунду удивился и даже захотел вдруг узнать, что же такого замечательного с ним произошло. Какое событие может сделать человека таким счастливым? Смерть врага? Любовь? Откровение Бога? Джон терялся в догадках, но тут в голове его мелькнула мысль которая все объяснила: ну, конечно же! бледнолицый просто пьян!
   Джон хладнокровно выждал, когда белый подбежит достаточно близко, затем ловко выхватил топорик и проворно метнул его в голову пьяницы.
   Кровь залила травы прерий. Но они не заплакали и не "... завяли в порыве отчаяния", ибо видели столько душераздирающих трагедий на своем веку, что даже у самого маленького кактуса сердце успело покрыться слоем каменной пыли.
  

XIII

"Есть только снег. Контрастом - зола.

Прерванный бег, слепая пчела

Мелькает и вновь исчезнет в кустах

Тропинка людей, не знающих страх"

Фобс - Блуб. "Ночь".

   ...каменной пыли, - повторил Король, но монахи тупо молчали, никак, видимо, не умея связать его рассказ со своим богом, и тогда Король разъяснил, - Ну, что вы? Не поняли? Это был Шепотков! Он умер! Индеец убил его!
  -- О-о! Горе нам! - шепотковцы попадали на площадь и заколотились головами о камни, - Господин умер! Глаза вселенной закрылись! Жизнь потеряла всякий смысл, и в смерти не найдем мы покоя! Что же нам теперь делать?
   Увидев, что убитые горем монахи и не помышляют больше о сражении, Глюкеры сломали строй и смешались с ними. Десятлк латников, во главе с Сусликом Мартином помчались к дровяному холму - освобождать Гуру Магараджа и прочих пленников. В черной тени, что отбрасывал холм послышалось какое-то движение, возня, а потом хор мужских голосов взвыл и запричитал на разные лады - это Суслик сообщил монахам - стражникам официальную версию гибели Шепоткова. Потом будто горохом сыпануло: множество фигур вылетело из тени и, радостно вопя, помчалось через площадь к Глюкерам. Это были освобожденные пленники. Впереди всех бежали Гуру Магарадж и толстый мушкетерский полковник - тот самый, что помогал Королю запугивать "Чижей".
   В этот самый момент со стороны Восточного проспекта выскочил эскадрон кавалерии Фентизвиля, и все смешалось на центральной площади Бумтханги, озаряемой светом пожара. Мушкетеры - пленники обнимали спасителей - Глюкеров, Глюкеры ругались с кавалеристами, желающими непременно атаковать их и рассеять, Король с маршалами увещевали несчастных монахов, а те и слушать их не хотели, а все продолжали колотиться лбами о мостовую и стенать:
  -- О, что же нам теперь делать?
  -- Я скажу вам, что делать! - кричал Король. - Хватит хныкать! Встаньте, возьмите свои пики и исполняйте приказы своего Гуру! Вот он, ваш Гуру - Магарадж!..
  -- Здорово, Дик!
  -- ...И сейчас он поведет вас тушить пожары и наводить порядок в крепости...
  -- Понял, Дик! - радостно откликался Магарадж.
  -- ...вместе с мушкетерами Фентизвиля....
  -- Да-с, васияс... потушим... наведем... - плача благодарными слезами, лепетал спасенный полковник.
  -- ...А потом вы, братья - монахи, дождетесь генерала Сепо, и вместе с ним вернетесь домой, в Увели! - продолжал Король.
  -- Но зачем? - стонали шепотковцы. - Зачем нам все это? Господин умер... зачем идти в Увели?
  -- А затем, что в Девятимирье ведут тысячи дорог, и по одной из них я туда дойду. А потом вернусь за вами. Вы еще попадете в Девятимирье, дети мои, и там встретитесь с Шепотковым! Верьте мне!
   Монахи светло плакали и хотели верить.
  -- Встретитесь, встретитесь! - убеждал их Король.
  -- Слишком много лжи! - с мукой зашептал в королевское ухо Петрушка - Солярис. - Зачем ты опять их обманываешь, Дик? Какое Девятимирье? Какой Шепотков? Его же и не было никогда...
  -- Я не обманываю. - сухо и деловито ответил Король. - Я дойду до Девятимирья. Землю буду грызть, а дойду! И там будет Шепотков, потому что там есть все, во что ты веришь! У меня... - Король повысил голос, чтобы все маршалы могли услышать его, - ...была минута слабости - она прошла! Я вновь становлюсь на Путь, ведущий в Девятимирье. Сегодня я улетаю - на том драконе, что привез Гусака. И если кто-то из вас еще верит мне и хочет идти со мной, то - милости прошу!
   Через час, подписав приказ о назначении Гуру Магараджа командующим глюкерскими полками, и договорившись с генералом Гуффом о помиловании для всех монахов, что участвовали в бунте, Король улетел в Увели. Дракон мог взять двенадцать Существ, но с Королем полетело только шестеро: Петрушка - Солярис, Экспонат, Ташка, Вера и - как ни странно! - Гусак - Португалец с Сусликом Мартином.
   Карабкаясь по чешуйчатому крылу на Ящера, Гусак уныло произнес:
  -- Не то, чтобы я Дику снова поверил... Просто хочу посмотреть, чем этот бардак кончится.
   Суслик Мартин мрачно кивнул.
  
  
  
  

Глава V.

  
   I
  
   "Опять невозможно смотреть просто так,
   Опять эти губы играют словами,
   Под облаками светел мой флаг.
   Опять невозможно не спать у руля
   Фрегата, что к дальним торопится странам,
   Туманным и странным.
   Поднять якоря!"
   Бодом. "Открытие Америки!"
  
   Шхуна называлась "Черная Курица", и название подходило ей, как сшитый на заказ дорогой костюм: окрашенная в черный цвет, с грязными парусами, 13 дней швыряемая яростными волнами холодного Северного моря, она и впрямь была похожа на мокрую, взъерошенную курицу, неуклюже барахтающуюся среди водяных холмов. За 13 дней вся шхуна пропиталась влагой, как губка: даже в лучших каютах матрасы и занавески покрыла зеленая плесень. Вода просачивалась сквозь палубу, собираясь каплями на потолке кают, нудно и методично барабанила по крышам столов и спинам людей, вода висела в воздухе миллиардами мельчайших частиц, и после каждого вдоха пассажирам приходилось выпускать изо рта фонтаны воды, как китам - чтоб не захлебнуться. Измученная постоянной сыростью команда шхуны - три теплолюбивых поклонника Бога Шивы, боцман Питон и капитан-бельгиец Сопстер прокляли свою работу и дезертировали на камбуз. Там они и сидели целыми сутками, грея над горячей плитой свои татуированные руки. Если обстоятельства требовали присутствия специалиста на мостике, или как он там называется? - Вера так и не узнала, но там еще был руль, - то кто-нибудь из матросов натягивал толстую французскую фуфайку, делал мрачное лицо и, злобно расталкивая многочисленных пассажиров, медленно шел по качающейся мокрой палубе к рулевому колесу, отданному со времени забастовки в полное распоряжение мрачного паломника по имени Ахмед, немного разбирающегося в морском деле.
   - Ну ты, блин, даешь! - презрительно говорил шиваит Ахмеду, тот виновато улыбался и что-то торопливо объяснял, махая руками (он был немым) и тыкая пальцем в мокрые морские карты или в темное свинцовое небо, нависшее над грязными парусами.
   - Но ты, блин, вообще! - зловеще цедил слова моряк, упираясь в Ахмеда тяжелым взглядом. - Я не пойму, ты дурак, что ли? Зюйд-Вест... Девять румбов... бом-брамсель... стаксель, блин!
   Внимательно прислушивающиеся к разговору пассажиры ничего не понимали, но Ахмед, видимо, понимал: он радостно кивал головой, благодарно улыбался, сворачивал карты и снова брался за штурвал.
   - Ну что, Ахметушка... Ахметик... Когда ж мы доберемся до Пенга? - спрашивали его пассажиры, когда грозный шиваит опять удалялся на камбуз. Ахмед ободряюще улыбался и, вертя правой рукой штурвал, левой показывал им 4 или 5 пальцев.
   - Стало быть, еще пять дней... Охо-хо... - переводили с языка немых знающие пассажиры. - Позавчера - пять, сегодня - пять, все время - пять! Ты, Ахметушка, считать-то умеешь?
   Ахмед кивал головой (умею!), и печальные пассажиры медленно тянулись по своим каютам - пить чай с малиновым вареньем. Большинство пассажиров были смирными крестьянами-паломниками, плывущими в славный город Пенг поклониться тамошним святыням и возложить свои большие мозолистые руки на чудодейственные доспехи первых Испанцев. Капитан Сопстер тиранил их, как только мог: заставлял убирать паруса, требовал дополнительную плату за взятый на камбузе кипяток и грубо кричал и плевался, когда паломники робко просили упоминаемые в Путевом контракте матрасы и продукты.
   - Нет понимайт! Нет понимайт! - хрипел капитан, топорща свои страшные черные усы, и вытатуированный на его огромном волосатом животе дракон начинал дрожать и извиваться.
   Если же танец дракона не обращал паломников в бегство и они продолжали неуверенно клянчить "картошечки" и "хлебца", то капитан поминал черта и психологически отработанным жестом медленно тянулся своей ужасной рукой к висящему на стене огромному кортику. Паломники вылетали из камбуза несолоно хлебавши и медленно тащились по своим углам, утешаясь мыслями, что в следующей жизни капитан непременно будет сороконожкой или полным идиотом.
   - Тогда и поквитаемся, толстый! - говорили они и грозили кулаками в сторону камбуза.
   Кошка Девис презрительно смотрела на удаляющихся паломников и насмешливо называла их "вегетарианцами" и "телятами". Сама кошка и девять ее котят были контрабандистами и плыли они не в Пенг, а на Памятные Вершины, где, когда-то давно, первые Испанцы разбили в пух и прах сто-тысячное войско короля варваров Гутара Пайдена. С тех пор, вот уже много веков подряд, каждую весну просыпающаяся земля исторгала из своих холодных недр реликты той страшной эпохи: кости, рассыпающиеся в прах при прикосновении алчных рук, тусклые медные котлы, разбитые доспехи, шлемы со стальными гребешками и, конечно же, оружие Испанцев: странное, изумительное, блестящее и исправно работающее: как будто древним мастерам был известен секрет, как уберечь свои творения от неумолимого времени.
   Мушкеты с инкрустированными серебром прикладами, обоюдоострые мечи, кинжалы, револьверы, тяжелые маузеры, толовые бомбы, которые легко можно было переделать в гранаты - все это бережно собиралось, сортировалось и чистилось, упаковывалось в ящики и парусиновые мешки, а затем быстрые корабли-призраки с командами из пьяных висельников или караваны навьюченных лошадей и верблюдов, охраняемые свирепыми татарами, развозили оружие по всем рынкам Света, от Северной границы до Южных царств. В деле ходили большие деньги, между кланами контрабандистов существовала страшная конкуренция, и редко кто из них доживал до старости. Клан Девисов уже несколько раз участвовал в перестрелках и маленьких контрабандитских войнах: из девяти котят не было не одного целого: у кого-то не хватало глаза, у кого лапы или уха, а сама кошка два года сидела в Пенговской тюрьме. Перенесенные испытания закалили характер Девисов, а посему все они были напористы и агрессивны. С первых же минут своего пребывания на корабле котята запугали своими длинными ножами команду "Черной Курицы", а кошка Девис исцарапала лицо капитана Сопстера, когда, в ответ на какое-то кошкино замечание, капитан позволил себе грубо расхохотаться.
   Теперь Девисы жили в лучшей каюте, ни в чем не испытывая недостатка: по первому их знаку шиваиты, раболепно кланяясь, приносили чайники с кипятком, бутерброды, меняли простыни на постелях и нагревали сырые матрасы горячими кирпичами. Все это Вере рассказала сама кошка Девис, с которой девочка успела подружиться. Кошка относилась к ней лучше, чем к своим котятам, и даже предложила ей переселиться в свою каюту.
   - Вам, милочка, было бы у меня уютнее, чем в трюме... Кроме того, мы могли бы иногда поболтать на разные наши женские темы... С моими бандитами не очень-то пооткровенничаешь! - сказала кошка Девис и Вера поблагодарила ее, но от кошкиного предложения отказалась. Она частенько захаживала к Девисам в каюту, пила горячий чай из хрупких фарфоровых чашечек, болтала с кошкой, но вечером всегда прощалась и шла в "Берлогу" - так ее друзья, бывшие абитуриенты, называли тот угол трюма, который капитан Снопстер выделил им для проживания.
  
   II
  
   "Мы жили в квартирах, вгонявших в тоску
   Там не было света и не на чем спать
   И каждый был богом, призревшим толпу
   Имеющим все, но уставшим искать
   Мы видели птиц
   Предтечу весны
   И ангелы, как на холсте
   Рисовали нам сны..."
   Ш. Рупельшейт. " Беспечная юность в Увели".
  
   В Берлоге среди грубо сколоченных топчанов уже суетился слоненок Боуи, выбранный провиантмейстером. При тусклом свете болтающегося под потолком фонаря он застилал газетами деревянный ящик, служивший столом, расставлял алюминиевые чашки и кружки, резал хлеб и сыр. Когда все было готово, он издавал своим хоботом протяжный трубный рев - "У-у-ужи-и-ин!" и стучал поварешкой по огромной алюминиевой кастрюле.
   - Ужин! - подхватывал сигнал слоненка Богатков (он всегда ошивался возле провиантмейстера), - Петрушка, буди этих остолопов! Экспонат, звони всех наших с палубы! Ужин!
   Начиналась привычная суета: Петрушка-Солярис с Ташей бегали вдоль топчанов, распихивая спящих товарищей, трепля их за уши и сдергивая одеяла. Экспонат, бегущий наверх, спотыкался о стулья-ящики, которые тащил к столу Гусак-Португалец и грохался об пол, свирепо ругаясь. Громко зевали проснувшиеся Близнецы, чесались, потягивались, хрустя суставами, а суслик Мартин медленно сползал на мокрый пол, вяло рассказывая, что ему снилось, и начинал искать под топчанами свои ботинки.
   - Быстрее, вшивая команда! Все остынет! - орал слоненок, продолжая лязгать поварешкой по кастрюле. - Где Лизавета? Где Энжел? Где Богатков? Где Сапич? Где эта чертова девчонка Дика? Куда! - и он ловко стукал поварешкой по крылу Гусака-Португальца, пытающегося стянуть со стола кусок сахару. - Сладкое - для чая! Быстрее! Быстрее! Остынет же все!
   - Я вот! Я уже пришла! - кричала Вера, вползая в Берлогу, и под ее башмаками хрустело ухо несчастного Экспоната, - А это кто здесь валяется?
   - Это я, блин! - орал Экспонат. - Я, блин, упал!
   - Быстрее, быстрее! Где вы ходите? Ужина-а-а-ть! Да ополосните вы руки, свиньи, - ворчал Боуи на Близнецов, которые лезли за стол, даже не продрав, как следует, спящие глаза.
   - Протестую! Кто оскорбляет свиней? Я дружил со многими из них - они очень порядочные люди, особенно те, что английской породы! - весело кричал Богатков, уже свежий и умытый, садясь за стол.
   Это Боуи оскорбляет свиней! - подхватывал Гусак-Португалец. - И он имеет на это право!
   - Почему? - удивилась Вера и тянулась к тарелке с хлебом.
   - Потому что слон - это та же свинья, только большая! - кричал Португалец. - Они происходят друг от друга! Эх вы, темнота! Дарвина читать надо!
   - А ты что - читал? - восхищался Экспонат.
   - Нет! Но мне рассказывал дедушка!
   - А что происходит из болтливых гусей, дедушка тебе не рассказывал? - свирепо трубил слоненок, - А вот я тебе скажу! Из них происходит гусиный паштет, ха-ха-ха!
   - Ладно! Наливай жрачку, а то мы тебя самого превратим в гусиный паштет - и сожрем вместе со всеми костями, и хоботом закусим! - кричали Близнецы, и тогда Боуи ставил на стол огромную закопченную кастрюлю и большущей поварешкой зачерпывал из нее дымящуюся гороховую массу и ловко шлепал ее в тарелки, подставляемые оголодавшими друзьями. Те издавали радостные вопли и начинали азартно лязгать ложками по дну своих алюминиевых чашек, чавкать, сопеть и еще успевали при этом болтать и рассказывать друг-другу анекдоты.
   - Богатков, а мы с Ташей опять ходили сегодня к той каюте... к той, где будто бы никто не живет... - говорил Экспонат.
   - К Запретной Каюте? И чего вам все неймется? Сопстер же сказал, что даст вам бобов, если еще раз вас там увидит! Смотри, Экспонат! - осуждающе вздыхал Боуи, который, как и все повара, не имел склонности к авантюрам.
   - Фигня! Так вот, что мы там сегодня увидели: боцман Питон заходил сегодня в каюту с корзинкой, полной всякой жрачки! А когда он вышел, то корзинка была пуста!
   - Ну и что? - пучил глаза Гусак-Португалец.
   - Это значит, что в Запретной Каюте кто-то живет! Кто жрет еду из корзинки... Кого надо кормить! Да, Экспонат? - догадывалась Вера.
   - Точно! - говорил Экспонат, - А когда мы спросили боцмана, куда делась еда, он стал ужасно ругаться, а потом достал свой мадьярский кинжал - помнишь, Паша, какой был у Войвуда, - и пригрозил отрезать нам уши, если мы еще раз спросим кого-нибудь об этом!
   - Отрежет уши? - переспрашивал Богатков.
   - Да! Он так сказал!
   - А Экспонат показал ему faken! И еще он заступался за меня! - добавляла Таша и благодарно смотрела на смущенного Экспоната.
   - Да, Экспонат у нас парень храбрый, - соглашался Богатков, - Значит, обещал отрезать уши... Ну, это вряд ли, конечно... И все- таки, что там такое, в этой Каюте, если ее так свирепо охраняют?
   - Наверное, там принцесса, которую Сопстер где-нибудь украл, - предполагали Близнецы.
   - Нет! Наверное, там контрабандный Единорог!
   - Какой Единорог? Наверное, там сидит мамаша Сопстера, которая больна проказой!
   - А я думаю, что в этой каюте - Бог! - мрачным тоном говорил Гусак-Португалец.
   - Бог, - изумлялись сотрапезники, а Вера недоверчиво посмотрела на храбрую птицу и сказала:
   - Это глупо! Бога нет!
   - Как это нет? Как нет? А почему тогда птица машет крыльями вверх-вниз, а летит вперед? А? Потому, что Бог есть! - убежденно затараторил Гусак и оглядел всех ликующим взглядом.
   - Даже, если бы, Бог есть, то он не может жить в каюте! Бог живет на небесах! - сказала Таша, хмуря свои красивые брови.
   - Смотря, какой Бог! Есть такие, что на небесах, а есть и такие, что шарятся по чердакам! - парировал Гусак-Португалец и облизал свою ложку.
   - Не кощунствуй! Бог один! - заорал из-за угла слоненок Боуи и, яростно размахивая поварешкой, подступал к Гусаку, - Тот Бог, что сказал "Не убий!" А если некоторые в этом сомневаются, то я им шеи сейчас посварачиваю!
   - Дураки! Бога нет, это научно доказано! - громко кричала Вера.
   - Бога нет!
   - Бога есть!
   - Бог - это солнце!
   - Бог - это Кольцекоатль!
   - Проклятые еретики! Да здравствует Испанский Бог, да сгинут все демоны! - завизжал Петрушка-Солярис.
   - Это Кольцекоатль - демон? - заорали Близнецы. - Ах ты, чучело! - и бросали в Петрушку мисками.
   - Бог - это солнце! Солнце - это Бог! - надрывался Экспонат.
   - Бога нет! Бога есть! Бога нет! - гогатал, выкатывая от напряжения глаза, Гусак-Португалец.
   - Бога есть! Бога есть! - трубил Боуи.
   - Кому и швейная машинка - Бог! - ехидно выкрикивал Гусак, а слоненок Боуи хватал его за шею и начинал целенаправленно душить.
   Религиозные дебаты сменялись оскорблениями, воздух наполнялся летящими тарелками и ложками, мускулистые фигуры защитников веры вскакивали из-за стола, и начиналась свирепая битва. Тут Богатков, никогда не теряющий хладнокровия, орал:
   - Шабаш! Второе блюдо!
   Религиозные бойцы сразу успокаивались, подбирали с пола упавшую посуду и снова рассаживались по своим местам. Через пару минут они остывали и начинали болтать с недавними врагами, как ни в чем не бывало, и только Гусак тихонько шипел, потирая свою длинную шею:
   - Дикари... Невозможно общаться...
   Это была игра бывших абитуриентов, возможность размять кости, и хоть как-то занять время, которое ох, как долго тянулось в трюмном полумраке. Во время самых горячих споров яростно ругающиеся противники помнили, что свирепая красная рожа перед ними - это лицо друга, но когда доходило до драки, кое-кто забывался и наносил нешуточные удары, как, например, сейчас - Гусаку-Португальцу.
   - Ладно, пернатый, хватит, - миролюбиво говорил бывший капиталист Богатков, а провиантмейстер уже ловко расставлял тарелки со вторым. - О, лапша со скумбрией! - и, конечно же, самая большая чашка оказывалась перед Гусаком.
   Трапеза продолжалась в "теплой, дружеской обстановке", а Вера искала глазами длинную фигуру, скорчившуюся под одеялом на самом дальнем топчане, и, улучив момент, шепотом спрашивала Боуи:
   - Ну, как он сегодня?
   - Миррамон-то? Плохо... Даже не ел ничего! - тоже шепотом отвечал провиантмейстер, и лицо его принимало мрачное выражение...
  
   III
  
   "Розовый период закончился. Теперь
   Друзья в шинелях принесут больную радость..."
  
   Бодом. "Жизнь бывшей вдовы."
  
   Вернувшись в Увели, Король первым делом распустил Орден и отправил всех несовершеннолетних Глюкеров домой. Потом отобрал все деньги у Боуи и Богаткова (пока Король и Компания сражались в Хомбрии, эти финансовые гении сумели накопить порядочную сумму на Глюкерских счетах), спрятал себе в карман, а после произнес несколько зажигательных речей перед тремя десятками оставшихся Существ.
   - Дорогие мои братья и сестры! - сказал он. - Мы вырвемся из лап ужасного Ничего, я вам точно говорю! Мы сядем на корабль, и он умчит нас вдаль! Конечно, страшное Ничего могущественно, оно может проглотить человека, город с дачами и озером, целую страну, но весь мир проглотить даже ему не под силу! Братья! Там, где кончается Ничего, начинается Девятимирье! Мой план прост, амиго, но выполним, а значит - хорош. Мы с вами будем двигаться все время на Юг! Это трудно, не спорю! У нас на пути лягут пустыни - мы пересечем их! Дикие племена будут метать в нас стрелы и горящую паклю - мы покорим их! Будут моря... океаны... мы переплывем их! Нет! Не вплавь, Мартин, и не надо пошлить в этот торжественный момент! Мы зафрахтуем Корабль... кстати, эти деньги.., - Король похлопал себя по карману, и глюкерские денежки радостно зазвенели, - эти деньги как раз для корабля... Братья! Если трудности нас не остановят, не заставят сдаться, то, когда-нибудь, Ничего кончится, и мы окажемся в Девятимирье. Ура! - и Король закричал, размахивая руками.
   Вирус возбуждения и спонтанной радости, которыми была обильно пропитана его речь, заразил всех, кроме Веры и вечного пессимиста - суслика Мартина. Тут же, прямо на крыльце бывшей Цитадели, возбужденные экс - глюкеры решили назваться "Братьями-Сестрами - навсегда" и держаться друг за друга навек, в жизни и в смерти, как "дети одной мамки", и "сдохнуть, но дойти" до прекрасного Девятимирья.
   С тех пор, зараженные радостью, Братья и Сестры ходили везде только толпой во главе с Королем, беспрестанно смеясь и кривляясь. Их жизнерадостность не поколебали ни нудные дорожные сборы, ни долгое оформление виз, ни полуголодное существование в обшарпанной портовой гостинице, ни бесконечный шторм, в который попала "Черная Курица" на 2-ой день плавания. Когда команда шхуны плюнула на все и дезертировала на камбуз, именно "Братья - Сестры" взяли вместе с Ахмедом управление шхуной на себя.
   Они забирались на мачты, поднимали-опускали паруса, кидали лот, стояли у штурвала, когда Ахмеду надо было поесть или отдохнуть, и подбадривали пассажиров. Два первых дня Король носился вместе со всеми. Он был душой этой дружной компании: смеялся безумнее Боуи, кричал громче Богаткова, мелькал во всех местах сразу и залезал на мачту так высоко, что касался рукой неба. Но с каждым днем Король все тише кричал, все меньше смеялся, а потом и вовсе погрузился в черную меланхолию. Взгляд его потух, движения стали ленивыми и неуверенными, он стал уклоняться от разговоров с соратниками, а если его о чем-то спрашивали, то часто отвечал невпопад...
   Каждый вечер он вылезал из трюма (где целыми днями лежал на топчане) на палубу, подходил к борту корабля, затравленно озирал горизонт и, вздыхая, плелся обратно. "Ничего опять тут" - бормотал он себе под нос.
   - Ничего растягивается, как резина, - пожаловался он как-то Вере, - оно не отпускает нас....
   - Так прошло ж всего пятнадцать дней, о Король! Ну что вы глазками-то моргаете? Прорвемся!
   - Эх, ты, глупое дитя... Прорвемся?... Как? - угрюмо ворчал Король.
   - Не знаю, Ваше Величество, вам видней! - беспечно отвечала девочка и, быстро сменив насквозь мокрый свитер на более-менее сухую куртку, мчалась наверх, на палубу, где ее ждал Гусак-Португалец - они договорились вместе слазить в грузовой отсек, пошнырять по ящикам - нет ли чего вкусненького?
   - Дура! "Видней"! Я - разрушитель, а не проводник! - кричал ей вслед Король, но Вера была уже далеко и не слышала его слов. Король натужно кашлял, забирался на свою неряшливую койку и, при колеблющемся свете свечного огарка, читал толстые книги, выпрошенные у мягкосердечных паломников. Не ради развлечения просматривал он желтые листы: в поступках живших прежде людей Король пытался найти ответы на какие-то измучившие его вопросы. "Записки о Галльской войне" Цезаря, "Жизнь господина де Мольера", и "Ник Рок-н-ролл" - вот были три любимые книги Короля, а детективов и любовных романов он вовсе не читал.
   Слоненок Боуи клялся, что слышал своими ушами, как Король разговаривал с книгами, а один раз даже ругался с ними:
   - А Миррамон как заорет: "Жертвоприношение! Какое вам еще жертвоприношение? Ну курицу, ну барана.., но это же!!!!!" - и как швырнет книгу в угол. А потом залез под одеяло - а оно мокрое, сырое - свернулся калачиком и до вечера пролежал, как мертвый, честное слово! Я ему "Покушай "Миррамон" - а он молчит... Я не знаю... - и слоненок удрученно вздыхал.
   - Что-то не нравится мне наш Дик, - сказал однажды Гусак-Португалец Суслику Мартину. - Он - что, болен?
   - Ты нашел время мыть кости, - мрачно пробурчал тот: они как раз висели над качающейся палубой "Черной Курицы", цепляясь за мачту и одновременно пытаясь убрать самый большой парус.
   - Нет, ну все таки... - прокричал Гусак. - Что с ним такое?
   - Что, что... - так же мрачно прохрипел Мартин. - Разве ты не понимаешь? Олорин - Испанец. Он видит то, что нам не дано... То, что для тебя просто свежий ветерок, для него может быть вызовом на бой, или предостережением.
   - О! А что он сейчас делает? Предостерегается или что? - прокричала Вера, которая висела тут же - не ради паруса, а так, за компанию.
   - Ну, мне кажется, что он борется со страшным Ничего... Хотя точно не знаю... - ответил Мартин, завязал последний узелок и полез вниз.
  
   IV
  
   "И рассудили силы времени, чтоб было так, а не иначе,
   Чтоб было, как предрасположено,
   Как для чего-то должно быть.
   И приближение к опасности
   Считалось признаком удачи.
   Король скакал на пегой лошади
   Никто не мог остановить..."
   Фопс Блуп. "Король и его пегая лошадь."
  
   Едва Вера, Гусак-Португалец и Мартин ступили на палубу, как к ним подбежали Экспонат с Ташей и быстро заговорили, перебивая друг друга:
   - Мартин, братишка... Сегодня к нам в Берлогу заходил - знаешь, кто? Знаешь, кто?
   - Питон! - подхватила Таша.
   - Да, Питон!
   - Ну, - сказал Суслик.
   - Пришел, увидел, что никого нет - только я и Таша... И Дик еще, но он спал... И Питон стал приставать к Таше.... говорит : "Я такой девушки красивой никогда не видел!"... А она ему сказала...
   - Я сказала: "Отвали", - звонко сказала Таша. - Еще я сказала...
   - Она сказала, что он ей не нравится! Тогда Питон схватил ее за руку и потащил. Он сказал: "Пойдем, детка, прогуляемся! Узнаешь! - говорит, - что такое настоящий мужик, не все ж тебе со щенками целоваться!"
   - С какими щенками, - не понял Мартин, - у нас же нет щенков...
   - Это я - щенок... - пробормотал Экспонат и покраснел, а Таша с вызовом подняла голову и оглядела всех по очереди своими прекрасными голубыми глазами.
   - А! Поздравляю! Так вы, значит, по трюмам... - начал было говорить Гусак-Португалец, но тут Ташин взгляд вонзился в него, как стрела, и храбрая птица смущенно захрипела.
   - Так они любят друг друга! Ничего себе! Повезло Ташке... Ну конечно, она вон какая... красивая... - подумала Вера и вздохнула. - Красивая, бесстрашная... ее все любят... А я... маленькая, толстенькая... Ну и ладно... Все равно меня кто-нибудь полюбит, даже такую!
   - В общем, он потащил Ташу наверх, а меня ударил... Я опять встал, бросился к нему, а Питон достал нож... А я...
   - Ножа испугался? Эх ты! - презрительно сказал Гусак-Португалец . - Надо было - вот так вот и ногой по руке... Нож бы выпал!
   - Ничего он не испугался! - кинулась защищать Экспоната Таша. - Он ни-сколечки не испугался!! Экспонат смелый! Он дрался с Питоном! Питон его бил и ногами, и всяко, а Экспонат все равно вставал!
   - Нет, я испугался. Так я не боялся, а когда Питон нож достал - я испугался...
   - Ну, а дальше что? - воскликнул Мартин.
   - А дальше - проснулся Дик... Он проснулся и говорит: "Эй ты, оставь девчонку!" А Питон стал смеяться и сказал Дику: "Ты что, герой? Ты жить не хочешь?" А потом говорит: " Ты знаешь, кто я?" А Дик в ответ: "А ты знаешь, кто я?" Тогда Питон говорит: "Я друг Темного... Я ему слово скажу - он тебя со всеми твоими щенками завалит... За меня вся Корда встанет, если я хоть слово скажу!"
   - Корда? - испуганно закричал Мартин. - Он так и сказал - Корда?
   - Да, так и сказал... А Дик говорит: "Плевал я на тебя и на твою Корду."
   Суслик обхватил голову лапами и застонал.
   - ...Тогда Питон отпустил Ташу и говорит: "Ты за шипение свое отвечаешь?" Дик сказал, что отвечает. Тогда Питон засмеялся и говорит: "Ну все! Ты - мертвец. Даже до Пенга не доплывешь, тут, на корабле, тебя и замочат! Сиди, - говорит, - молись", а Дик ему отвечает: "Ножи держать и мы умеем!" Тогда Питон говорит: " Я еще вернусь... А ты, дохляк, мертвец." А потом он ушел... Вот и все...
   - А Олорин... где он сейчас?
   - Он в трюме сидит. Как только Питон ушел, он затрясся весь. Нам говорит: - "Ничего не бойтесь", - а сам уже полпачки сигарет скурил.
   - Ой, мальчики, что же сейчас будет? - воскликнула Таша.
   - Не знаю... Вот что, Экспонат... и ты, Гусак... собирайте парней. Пусть все подтягиваются к Берлоге, быстро... девчонки, вы со мной, - и Мартин побежал к люку...
   В трюме висели облака табачного дыма, а Король сидел на своем топчане, закутанный в одеяло, сосредоточенно смотрел перед собой и снова курил. Суслик сел рядом, достал свою трубку, набил, подкурил и тоже стал пускать дым из ноздрей. Несколько минут все молчали, а потом Король медленно повернул голову и, глядя на Мартина блестящими глазами, в которых отражались и суслик, и топчаны, и огонек свечи, глухо сказал:
   - Экспонат рассказал?
   - Да, Олорин... - быстро заговорил Суслик. - Я велел крикнуть всех наших... Что ж теперь будет? Бойня? Они придут?
   - Не знаю... Не знаю, поросеночек, - и Король опять стал сосредоточенно смотреть куда-то в бесконечность.
   Трюм постепенно наполнялся "Братьями и Сестрами". Они вползали в трюм, окидывая тревожными взглядами лица друзей, и, тихо проходя, садились возле Короля - кто на топчан, кто просто на пол. Многие следовали примеру Короля - доставали свои кисеты с табаком, чиркали спичками, и скоро трюм так наполнился дымом, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно.
   - Олорин... Олорин... и что же мы будем делать? - спросил наконец Богатков. Король рассеянно пожал плечами: видно было, что он думает о чем-то другом.
   - Дик, ну ты че? Мы же с тобой! - воскликнул Гусак-Португалец. - Я знаю что делать! Мы установим дежурство и в следующий раз, когда они придут, дежурный даст знак, мы прибежим все сюда и отколотим их, вот!
   - Да! Да! - кровожадно закричали Братья - Навсегда, и сделали зверские лица, как будто драка, обещанная Гусаком, уже началась.
   - Вы что, - тихо сказал Король, и в голосе его было столько горечи, что все сразу же притихли. - Вы что... Это же вам не гимназисты из воскресной школы города Увели! Это убийцы! Ясно? У них у каждого на плечах по десять мертвецов, а у Питона - все сорок! Ты, Гусак, успеешь только крылышком махнуть, а тебя уже ощиплют и покромсают на кусочки! Этот Питон... Вы что, не видели у него татуировки вот здесь? - Король пошевелил пальцами руки. - Там же все нарисовано! Он - ваннак из Корды, ясно? Ему всаднику-пенготану горло перерезать, как два пальца облизать, а нас-то и подавно...
   - Он ваннак? А как же... Король Фло говорил, что Корда уничтожена! Он всех ваннаков перебил, ее больше нет! - воскликнули Близнецы.
   - Корда есть. Это Короля Фло уже нет. Застрелили. Полтора года назад, - тихо сказал Суслик Мартин.
   - Ну тогда... тогда, Олорин, давай нападем на них ночью, и всех перережем! - воскликнул Боров - Громобой. - Нас много! Справимся!
   - Откуда в тебе столько кровожадности, поросенок? - удивился Король. - Ишь ты... хвост крючком - Наполеон с пяточком.
   Боров хихикнул и потерся мордой о рукав Короля. Тот хлопнул его тихонько по шее и продолжал, вздохнув:
   - Нет, Громобой, нельзя нам их резать... Первыми нападать должны они... Таков закон: ваннаки нападают первыми, а мы должны защищаться. Так всегда было.
   - Да плевать на этот закон! - закричала Вера. - Нас хотят убить, а мы тут сиди и трясись от страха? Нет уж! Ну-ка, поднимайтесь, берите оружие и шуруйте!
   - Закон нарушать нельзя - он не дураками придуман, - устало сказал Король. - Были уж такие, как ты. Они плохо кончили. Если мы первыми нападем, то вся Корда воспримет это, как вызов, а ваннаки по всей Пенготании лазают - в Ице, в Скрипской республике, на Архипелаге, да везде они есть - до Южной границы. Даже в парламенте у них есть свои люди... И если мы убьем Питона и его шиваитов, то ваннаки будут мстить, и - будьте спокойны! - они не успокоятся, пока не повесят ваши уши себе на пояс. Кому мстить, они узнают: мы на корабле не одни плывем. И вам придется с ними сражаться - просто, чтобы выжить, а такие, как сейчас - вы с ними не справитесь. У них будет преимущество: ведь они жестоки, свирепы и безжалостны. Им ничего не стоит убить 50 ни в чем неповинных существ или пытать ребенка, чтоб добраться до вас. А вы так сможете? Если не сможете - вас убьют. А если сможете, то будет еще хуже - ведь тогда вы сами превратитесь в ваннаков. А быть ваннаком - незавидный удел...
   - Как так? - воскликнули Близнецы. - Их же все бояться!
   - Они все в золоте, - поддержал их слоненок Боуи.
   - Зато их жизнь коротка и пропитана страхом... Вы хотите себе такую жизнь? Я - нет! Ведь в жизни ваннаков совсем нет места любви и юмору - кто видел смеющегося ваннака? - Никто! Подло хихикать они умеют - не более... А еще у них очень тяжелая смерть. Когда ваннака убивают - а их всегда убивают - они ревут как медведи, их прародители, и грызут камни так, что зубы у них лопаются, как орехи... Даже после смерти земля не приемлет их тела - они превращаются в камни, на которых ни трава, ни цветы не растут... Так появилась Пустырика - раньше там были цветущие королевства, а теперь только голые, никому ненужные скалы. Когда-нибудь и весь этот край превратится в Пустыню: ваннаков очень много в Пенготании уже целые области непригодны для пастбищ. В конце-концов все ваннаки передохнут от голода, ведь, дети этих холмов, они ничего не знают ни о Пути, ни о Девятимирье!
   - И что же нам тогда делать, Дик? - горестно воскликнул Гусак-Португалец. - Так нельзя, так плохо, а так еще хуже...
   - Украсть шлюпку и бежать с корабля! - крикнули близнецы.
   - И всем утонуть или умереть от голода и жажды! - хмыкнул вечный пессимист суслик Мартин.
   - О господи!
   - Влипли!
   - Надо спрятаться!
   - Мы все погибнем, все!
   - Надо Ташку с Экспонатом отдать Питону!
   - Это они виноваты!
   - Да, да, они все!
   - Олорин, это ты нас затащил! - запричитали было Братья-Сестры, но Король поднял голову и оглядел всех по очереди своими горящими, как уголь, страшными глазами и шум прекратился.
   - Вот что... Не суетитесь... - медленно сказал Король... - Это не ваша печаль... Я затащил вас в эту передрягу, я вас и вытащу.
   - Как? - воскликнул Богатков.
   - Так! Вытащу! А вы вот что... что бы не случилось - вы не вмешивайтесь, понятно? - твердо сказал Король, а потом вдруг сильно закашлял, ссутулился и уже тихонько прошептал: - Что-то меня трясет сегодня... Пойду прилягу.
   Пока Братья-Сестры растерянно переглядывались, Король медленно залез на свою койку и, натянув одеяло на голову, отвернулся к стене...
   - Ну че? - прошептал Гусак-Португалец Богаткову, тревожно блеснув желтым глазом. - Че делаем?
   - А что... Ты же слышал... - сказал финансист, виновато опуская голову.
   - Пашка! - ахнула Вера. - Да ведь мы же просто... предаем его!
   - Он сам так сказал... - прошептал Богатков и вдруг заплакал.
   - Да ты что!? Вы что?! - закричала девочка и обвела глазами Братьев-Сестер. - Так нельзя! Я так не буду! Вы... вы же просто струсили! Король, а вы? Как вы можете?
   Но Король молчал, молчали Братья-Сестры, и молчание это было страшнее, чем сама смерть, и Вере вдруг стало так больно, что из глаз выступили слезы.
   - Ах! - всхлипнула девочка и бросилась вон из трюма. Она быстро выбежала наверх, на палубу, где шел мелкий дождь, подняла голову к небу и долго стояла, пытаясь успокоиться. Дождевые капли стекали по ее лицу, смешиваясь со слезами, но она не замечала их.
   - Что делать? Что делать? - шептала девочка и в голове ее мелькали разные планы спасения Короля. Некоторые из них были остроумны и смелы, другие поразили бы постороннего наблюдателя готовностью девочки к самопожертвованию, но вот беда: все эти планы были невыполнимы, ибо что могла сделать маленькая некрасивая девочка одна, без друзей и помощников, убийце-ваннаку, при имени которого тряслись от страха Пустырика и Пенг? Вере нужен был помощник, и, внезапно осознав это, она стала быстро перебирать в уме друзей и знакомых:
   - Боуи? Пашка Богатков? Ахмед? Гусак-Португалец? Таша? Кошка Девис?.. Кошка Девис!!!!
   Ну, конечно же! Только Кошка Девис с вкрадчивыми манерами и стальным характером, не спускавшая обид никому между небом и землей, - только она могла помочь девочке! Сердце Веры радостно застучало в груди, как барабан надежды. Она отерла слезы и со всех ног помчалась в кошачью каюту.
  
   V
  
   "... Легче клеймить, умно говорить,
   труднее помочь
   И не судить..."
   Пост-Клуб. "Ефим"
  
   Девисы как раз пили чай, когда, словно маленький ураган, к ним ворвалась Вера.
   - А, вот и вы, милочка, - промурлыкала кошка и продолжила разливать по маленьким фарфоровым кружечкам заварку. - Пушкарь, принеси еще одну кружечку - нашей гостье. Джо, перестань чистить пистолет - это неприлично. Садитесь, милочка, - вот сюда.
   Котенок Джо вежливо улыбнулся Вере и стал собирать разобранный маузер, а Пушкарь (он уже принес кружку) и одноглазый потеснились, освобождая Вере место на скамье.
   - Нет, нет... Я без чая. У меня беда!!! - и Вера с ходу все рассказала контрабандистам. Ей пришлось еще дважды повторить свой рассказ о Короле и ваннаке Питоне, чтобы кошка уяснила - "у кого рыло в сметане", а потом все-таки присесть к столу и выпить кружечку чая, пока контрабандисты совещались.
   - Хорошо, - наконец сказала кошка Девис. - Вообще-то, это не наше дело...
   - Совсем не наше! - мрачно мяукнул толстый котенок по имени Бутерброд.
   - Но, как говорится, "...переломивший хлеб да воспримет беды брата своего, как свои беды". Это из книги существования, милочка, - повернулась Кошка к Вере.
   - А мы не преломляли с ней никаких хлебов, - опять буркнул Бутерброд.
   - Дурак! - крикнула кошка Девис. - Чай-то мы с ней пили? Пили! И ты пил! И ты первый пойдешь на это Дело, если мать тебе велит, антихрист!
   Бутерброд завял в своем углу, словно гладиолус. Кошка Девис пристально посмотрела на него и сказала:
   - Значит, все - за? Решено! Итак, мальчики, за работу! А вы, милочка, идите и собирайте своих - тех, кто посмелее. Мы к вам подойдем минут через пять.
   - Спасибо! - крикнула Вера и, бухнув дверью, помчалась к Берлоге, а котята встали у стола по стойке смирно и торжественно затянули какую-то кошачью молитву - ведь все они были очень религиозны, кроме Бутерброда (он в прошлом ухитрился прочитать где-то книгу "Физика - 8 класс" и с тех пор был убежденным Атеистом).
  

VI

"Собирайте дружину вместе..."

Слоны. "О дружбе".

  
   Вера простучала каблучками по лестнице и влетела в Берлогу, и сразу же поняла, что произошло нечто ужасное: Братья-Сестры рыдали, скулили, хныкали, взвизгивали и хрюкали на разные лады, а слоненок Боуи громко стонал, лежа на кровати, а лицо его было опухшее и окровавленное. На топчане Короля, лицом в подушку, лежал Экспонат и его худенькие плечи вздрагивали от рыданий, а рядом с ним стояла Таша. Она гладила Экспоната по голове, а из ее прекрасных глаз тихо текли слезы, прозрачные, как алмазы.
   - Где Он?! - закричала Вера, едва бросив взгляд на топчан.
   - Где Король??!
   - Они приходили! - садясь на кровати, сказал Экспонат, - Вчетвером! Питон и шиваиты, эти гады! Они схватили Дика и потащили наверх! А когда Боуи встал, чтоб помочь, то Дик крикнул, что не надо! А Боуи все равно сказал, чтоб они не смели трогать его своими грязными лапами, а Питон тогда избил Боуи, а Дика утащили! А мы, трусы, сидели и смотрели на все это! Мы предатели, мерзкие предатели!
   - Хватит! - вскочил со своего топчана Суслик Мартин. - Хватит, говорю!.. Они увели его три минуты назад, - сказал он Вере.
   - Вот что, - твердо сказала Вера, обвела глазами Братьев-навсегда. Здесь найдется хоть пара смельчаков?
   - Да! - крикнул Гусак-Португалец.
   - Да! - прорыдал Экспонат.
   - Да! - кивнула Таша.
   - Да! - поднялись Петрушка-Солярис, Богатков и Близнецы.
   - Да! - прохрипел, приподымая голову, Слоненок Боуи, но Суслик Мартин поправил ему подушку и шепнул - "Ты и так герой, Боуи. Лежи, выздоравливай!" - и слоненок опять закрыл глаза.
   - А вы? - спросила Вера остальных Братьев и Сестер, но те опять захныкали и отрицательно замотали головами.
   - Хорошо. Экспонат, Петрушка, вы - наверх: узнайте, где Король и шиваиты, - принялась командовать Вера. - Ташка, собери все тряпки, раны перевязывать. Мартин, собирай оружие... и у этих тоже собери, - она презрительно кивнула на рыдающих Братьев. - Собери и раздай нашим. Суслик, возьми фонарь, но пока не зажигай... Так, что еще? - тут Суслик сунул ей в руки огромный старинный пистолет. - Это мне? Отлично. Ну что ж, пошли!
   Они быстро вылезли на палубу, окутанную брызгами волн и нос к носу столкнулись с гремящими оружием Девисами. Кошка сделала какой-то знак котятам - те присели, выставив свои пушки в разные стороны, - а затем подошла к девочке и закричала ей на ухо.
   - Ну?
   - Они увели его! Короля! - взревела в ответ девочка, пытаясь перекричать шум урагана.
   - Куда?
   - Я не знаю... Мартин! Мартин, Экспоната сюда!
   Мартин оглянулся по сторонам, глубоко вздохнув, и вдруг резко свистнул. В ответ послышался ответный свист, и из облака брызг выскочил мокрый Экспонат. Он ловко пробежал по скачущей палубе, остановился возле Веры и закричал:
   - Они там! На мостике!
   - Сколько их? Сколько? - закричала Кошка.
   - Король... Питон... шиваитов трое и Сопстер! Все там!
   - Пошли!
   Сквозь потоки соленой грохочущей воды, цепляясь за ванты, они двинулись цепочкой в сторону мостика. У лестницы, ведущей с палубы на мостик, их встретил Петрушка-Солярис: "Там," - ткнул он пальцем - "пять!".
   - Я знаю! - прокричала Вера, но тут огромная волна перевалилась через борт. Палуба подпрыгнула, и девочка покатилась по ней вместе с потоком воды. Хорошо, что шедший сзади Мартин успел поймать ее за руку и снова подтащить к борту.
   - Спасибо! - прокричала Вера, а потом сделала знак друзьям, что она идет первой. Богатков с Петрушкой согласно закивали головами, и девочка поползла вверх по лестнице, изо всех сил цепляясь руками за деревянные перильца.
  

VII

" Мы с тобой, кажись, одно дело,

Только помирать придется врозень..."

Сашка Кы. "200 лет толпочества."

   Разведчик Экспонат оказался прав: все бандиты находились здесь, на мостике. Двое шиваитов ворочали штурвал, а остальных Вера не сразу заметила - они стояли дальше, у борта. Капитан Сопстер и один из шиваитов держали Короля за руки, а Питон что-то говорил ему, злобно скаля зубы и жестикулируя кистями рук, а Король молчал, опустив голову, и только изредка вздрагивал, когда стоящий сзади шиваит бил его кулаком по голове. Потом, видимо, отвечая на какой-то Питонов вопрос, Король отрицательно помотал головой, а Питон сильно ударил его в лицо своим огромным кулаком. Король дернулся, но державшие его шиваит и Сопстер подхватили его и толкнули прямо к ваннаку, который подпрыгнул и вдруг лягнул Короля ногой в живот.
   Король скорчился, как червяк и упал лицом прямо на палубу, но бандиты снова схватили его и поставили на колени.
   - Отпустите его, скоты! - изо всех сил закричала Вера, и, уцепившись за какую-то веревку, поднялась на ноги.
   Питон медленно повернул голову и, увидев девчонку, ощерился.
   - Ага! Еще герои пришли! - крикнул он, - Чего вам нужно, поросята?
   - Отпусти его! - взвизгнул из-за Вериной спины Петрушка-Солярис.
   - Он вам нужен? - Питон указал на Короля. - Этот дохляк? - Ха, ха, ха! Ну тогда забирайте его! Нате, берите! - и страшно глядя на Веру, он обхватил своими огромными лапами голову Короля, и, улыбнувшись еще шире, еще гаже, резко крутанул ее в бок к спине.
   Тело Короля вздрогнуло и вдруг обмякло, обвисло в руках мучителей. Бандиты отпустили его и он медленно, мягко упал на живот, но тут палуба накренилась, и Король покатился по ней, нелепо разбрасывая руки и ноги, словно тряпичная кукла. Увидев, как, неестественно выгибая шею, бьется о доски голова Короля, Вера поняла, что Король умер.
   - Ну? - крикнул Питон и дико захохотал.
   - Умри! - прошептала девочка и подняла свой пистолет. За ее спиной звякнула сталь - подоспевший Мартин вытаскивал шпагу. Шиваиты отскочили от штурвала и в руках у них блеснули ножи, а боцман Питон присел, издал яростный крик и вдруг, как тигр, бросился на Веру.
   В три прыжка он покрыл расстояние между собой и девочкой, и уже замахнулся своей ужасной рукой, но Вера быстро приставила дуло пистолета к его груди и спустила курок. В глазах Питона мелькнул ужас, но пистолет не выстрелил - видно, порох на полке подмок - и тогда лицо Питона исказилось в зловещей ухмылке, и он с размаху ткнул девочку своим чугунным кулаком в лицо. Вера грянулась о палубу, больно ударившись головой, а ваннак, выхватив из-за пояса длинный узкий нож, нагнулся было, чтобы прикончить ее, но тут чей-то револьвер - "Трах - тах" - выстрелил бандиту прямо в рожу, опалив бакенбарды - это Петрушка-Солярис бросился Вере на помощь.
   Ваннак оглянулся и хватил Петрушку своим ножом прямо в бок - тот охнул и осел на палубу. Но и Питон уже катился по доскам, в обнимку со злобно визжащим Богатковым, и еще какие-то фигуры перескакивали через девочку и бросались в бой.
   "Трах-тах! Тах-тах-тах!" - загремели пистолеты и на палубу рядом с Верой грохнулся шиваит с выкаченными глазами, а из рта его хлынула кровь. Вера подскочила, схватила шиваитов кинжал и кинулась было в бой, но ее опять сбили с ног - на этот раз Капитан Сопстер, который с одним из шиваитов прорывался вдоль левого борта к шлюпкам. Сопстер уже успел метким выстрелом раздробить плечо Экспонату, точно вихрь раскидал воинственно визжащих Близнецов и несся теперь к лестнице, размахивая огромным окровавленным тесаком. Он опрокинул Веру и метнулся по лестнице вниз, грохоча по ступеням каблуками. Бежавший за капитаном шиваит споткнулся о Веру и с проклятьями растянулся во весь рост на палубе. На спину ему откуда-то слева выпрыгнул Гусак-Португалец, схватил его за горло, но шиваит, ловко перевернувшись на спину, поднял руку с ножом, и они схватились, и стали кататься по палубе и по Вере, рыча и пыряя друг друга ножами, а через них уже перепрыгивали Девисы и мчались вслед за Сопстером, кровожадно завывая и паля из револьверов.
   Веру несколько раз больно пнули, потом Гусак двинул ее локтем, а шиваит лягнул каблуком прямо в нос, но девочка собралась с силами и как-то умудрилась выбраться из той кучи-малы, что устроили шиваит с храбрым Гусаком. Девочка с трудом поднялась на ноги. В голове у нее гудело, перед глазами разбегались какие-то круги, но, переборов боль, она подняла руку с ножом и медленно огляделась по сторонам.
   Битва почти закончилась.
   Ваннак, облепленный Вериными соратниками, точно капля меда мухами, уже почти не шевелился, только изредка вздрагивал - а те все кромсали его своими кинжалами и саблями. Гусак уже добивал своего шиваита вместе с подоспевшим Бутербродом, а еще двое бандитов валялись на палубе, задрав к небу свои черные острые бороды.
   От шлюпок затрещали выстрелы - Девисы настигли капитана Сопстера. Богатков, Мартин и прочие бойцы бросили терзать поверженного Питона и, гремя оружием, помчались помогать котятам.
   Вера не побежала с ними. Она двинулась было к раненому Экспонату, но там хлопотала Таша.
   Тогда Вера осторожно переступила через мертвого шиваита, тихо подошла к телу Короля, медленно-медленно опустилась подле него на колени и заглянула в лицо своего монарха. Смерть уже поставила на него свою печать, подправила и изменила дорогие девочке черты: заострила нос и подбородок, разгладила морщины у глаз и придала его лицу выражение умиротворенности и суровой торжественности. Сколько ни вглядывалась Вера в это новое лицо, она так и не смогла найти в нем ни одной черточки того Короля, который лгал, обижался, шутил и пел непристойные песенки. Теперь перед ней лежал воистину Король - мудрый, справедливый, суровый воин, исполнивший свою нелегкую миссию. Только волосы, мокрые и растрепанные, не подходили к этому новому облику Короля - и Вера осторожно пригладила их руками. Потом сложила ему руки на груди, а голову приподняла и осторожно положила себе на колени.
   Справа от Веры раздавались частые хрипы и бульканья - боцман Питон был еще жив. Еще пыталась дышать его широкая грудь, свистя, как дырявые меха, и, надувая кровавые пузыри на губах, еще дергались пальцы его страшных рук, но голова уже не шевелилась. Лицо боцмана было похоже теперь на кусок окровавленного мяса, и не было уже ничего человеческого в этом страшном лице, разве что - глаз: светло-серый, прозрачный, который все еще печально смотрел то на Веру, то на небо и плакал чистыми слезами, которые тут же окрашивала кровь разбитых щек. Потом боцман захрипел и умер.
   Время шло, а Вера все так же сидела с головой Короля на коленях. Она слышала, как котята волокут куда-то плачущего Сопстера, как возбужденно смеются Гусак с Близнецами, еще опьяненные битвой, как стонет Экспонат, как скрипит рулевое колесо и как внизу, в трюме, хнычут трусливые Братья-Сестры.
   В мире что-то изменилось. Вера подняла голову и увидела, что шторм прекратился.
   - Эгей, братья! - вдруг радостно закричал от шлюпок Мартин. - Смотрите!
   - Что?
   - Это ж Шапка Соломона! Вот это - Шапка Соломона!
   - Где, Мартин? - прохрипел Гусак-Португалец. - Где? Вот этот большой камень? Эта скала? Это и есть Шапка Соломона?
   - Да, да! - кричал Суслик и смеялся, как безумный - это она и есть! Это ее называют вратами Девятимирья!!!
   Крик Мартина подхватили остальные бойцы, и паломники выскакивали из кают - их радостные вопли вливались в хор голосов окровавленных контрабандистов и Братьев. Загремели выстрелы - от избытка чувств Девисы палили в воздух из револьверов.
   - Ура! НИЧЕГО кончилось! Мы в Девятимирье!!!
   Вера поцеловала Короля в лоб, отерла слезы со щек и побежала смотреть на скалу, возвещавшую о приближении Девятимирья - страны, где никто не умирает навсегда.
  
  
  
   Эпилог
   "Сто первая песня про королеву
   Вспышка справа уже не та, что слева
   И мир стал картой - его можно порвать
   Если бы здесь водились Драконы
   Они платили б налоги и чтили законы
   И в алфавит превратилась королевская рать
   Остался пустяк - встретить смерть вместе
   А там ты всегда будешь невестой
   Не плач, мой палач, никогда не утонет твой мяч
   И все, что захочешь, будет в продаже
   Даже черное солнце и белая сажа
   И даст разрешенье взять немного портвейна твой врач
   И я не скрою: мы идем за колбасою
   Хоть вначале было что-то другое
   Земля водой, небо огнем - зачем это нам?
   Но только проигравший будет спокоен
   Один в поле - он все-таки воин
   Пусть каждый здесь знает, чего он достоин
   Королева, не верьте глазам..."
   Альфред Манн. "Сто первая песня про Королеву".
  
   Вот так и заканчивается эта история - говорят на Западе - Король умер, а "Братья - Сестры" и все остальные существа, бывшие на "Черной Курице", сразу - же попали в Девятимирье. Но на Востоке, где люди мудрее, эту историю рассказывают иначе: мол, Король и вправду умер, но не было никакого камня, что назывался Шапкой Соломона, и Девятимирья не было - просто прекратился шторм, шхуна поплыла дальше и на следующий день достигла побережья неизвестного материка. Команда решила причалить к нему, чтобы захоронить Короля на суше. Тело на носилках снесли на берег и с подобающими церемониями закопали на высоком прибрежном холме, откуда открывался прекрасный вид на море. Еще говорят, что Гусак - Португалец произнес над свеженасыпанной могилой торжественную речь, насыщенную горечью и пафосом.
   - Умер великий Дик! - будто бы сказал он. - Да, он умер, и теперь мы точно знаем, что никакого Девятимирья не существует... он все время врал нам! Он заворожил нас красивой обманной сказкой и вовлек в опасное и чудесное приключение, которое многим нашим товарищам стоило жизни. Так отчего же мы скорбим теперь, когда Дик умер?
   О, я знаю, почему!
   О, Дик! Теперь, когда наши иллюзии разбиты, мы, твердо уверовав в материальную основу этого мира, вернемся на Родину, чтобы исполнить миссии, уготованные нам родителями и Правительством. Мы станем клерками, продавцами, каменщиками, сборщиками налогов и пошлыми театральными критиками, но это вовсе не значит, что наша жизнь кончена - о, нет! - она будет насыщенной, наша жизнь! Мы еще будем сражаться - с соседями по подъезду, всей душой стремиться - к дивану и телевизору, и бросаться в погоню за каждым лишним франком. А еще мы будем подлизываться к начальству, и заискивать перед сильными мира сего. А когда толстый мужик будет избивать при нас на улице женщину, мы благоразумно решим, что это семейная пара выясняет отношения, и не станем вмешиваться. Мы привыкнем к скуке и лицемерию, к сальным шуточкам сослуживцев и тупости окружающих, и счастливо доживем до полного старческого маразма.
   Но иногда, осенними ночами, когда северный ветер будет так биться в окна, что стекла захлопают, как паруса, нам опять - о, я знаю! - приснятся ходы Цитадели Глюкеров, воды Евфрата и горящая Бумтханга. И мы, вместе с нашими товарищами, во всем блеске гордой юности, снова и снова будем бросаться на Хомбрийские копья за великую цель, за Кошачьи Врата... а наутро проснемся все в слезах, седые вонючие старики, в жизни которых было Приключение. И вот за это - спасибо тебе, Дик! - и Гусак бурно зарыдал.
   Его примеру последовали "Братья - Сестры", паломники, Дэвисы и даже пленный капитан Сопстер тихонько захныкал. Лишь только Вера не проронила ни слезинки. Да - да, она не стала плакать, а, вскинув на плечо свой узелок, развернулась и зашагала прочь от моря.
   - Эй, девчонка, ты куда? - удивленно загоготал ей вслед Гусак - Португалец.
   - В Девятимирье! - ответила Вера.
   - Ты что, ничего не поняла? Никакого Девятимирья нет!
   - Есть!!! - не оборачиваясь, закричала Вера. - И там есть деревья, которые умеют ходить... если такое дерево приручить, то оно будет повсюду за тобой бегать, как щенок! И там нет смысла заниматься глупыми делами! И там никто не умирает навсегда! А еще туда ведут тысячи дорог, и по одной из них я туда дойду!
   ...И она ушла к далеким синим горам, что виднелись на горизонте.
  
   Конец.
  
   ...Все открыты двери, прочь из замкнутого круга.
   В Дрездене и Твери будем мы любить друг друга.
  
   Утром неба пропасть так безоблачна и чиста
   Пускай будет праздник! Жизнь проходит очень быстро.
  
   Всюду боль, а счастья только редкие мгновенья...
   Все неважно, даже наше саморазрушенье.
  
   Ты в глаза мне смотришь... Мы порвали эти сети!
   Хорошо быть юным, наплевать на все на свете...

Мы не сидим дома, гуляем по улицам

Пока папа плачет, а мама волнуется.

Тусовки и бары, все эти свидания...

Пускай длится вечно миг очарования!

Кончается ночь, кто-то мне улыбается...

Беспечная жизнь - это то, что нам нравится.

Танцуем, пока ветер не переменится...

Кончается ночь. Всем привет, завтра встретимся...

Ш. Рупельшейт. "Беспечная юность в Увели".

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"