НУЖЕН ЛИ НАМ СОЦИАЛИЗМ?   (часть первая)

 

 

                                    

 

     Выйти из нынешнего идейного кризиса без 

добросовестного
разговора о том, каким должно 

быть
истинное христианское общество, думается, 

невозможно.
В частности, нужен разговор на тему 

<христианство
и социализм>, который не получается 

пока по
многим причинам. Некоторые из них, на мой 

взгляд,
в следующем.

 

    Во-первых, слово <социализм> стало
для 

большинства
христиан, похоже, синонимом 

марксизма
и марксистской практики переустройства 

жизни.
Поэтому они не в состоянии понять, как это 

можно
тратить время на выяснение и без того 

понятного
предмета. Огромный вклад в 

формирование
этой слепящей <ясности> внес 

И.Р.Шафаревич
своей книгой о социализме как 

стремлении
к смерти. Немалую роль сыграли в этом 

деле и
популярные в православно-патриотических 

кругах
митрополит Иоанн (Снычев) с И.А. Ильиным. 

Отмечу
также и то немаловажное обстоятельство, 

что
могучие силы современного мира, связанные с 


капитализмом,
несомненно заинтересованы в том, 

чтобы
закрепить в русских головах исключительно 

негативное
представление о социализме. Ведь 

марксизм
как раз и был создан этими силами для 

того,
чтобы дезориентировать людей в социальном 

вопросе
(об этом чуть подробнее в моей статье, см. 

журнал
<Молодая гвардия>  Љ 4, 1996г.). 

Дезориентировать
посредством соединения 

антикапиталистической
идеи с самыми 

разрушительными
идеями - отрицанием 

христианства,
отрицанием государства, отрицанием 

нации и
семьи. В такой связке идея социальной 

справедливости
и разумного устроения общества 

должна
была приобрести монструозный характер и 

породить
на практике бесчисленные преступления. 

Т.е.
дискредитировать в глазах близоруких людей 

идею
разумной альтернативы капитализму. Который 


получал
в ходе этой операции время для маскировки 

своих
подлинных черт посредством социальной 

косметики
и приобретал как бы человеческие черты. 

Становился
<капитализмом с человеческим лицом>. 

Но об
этой стороне дела ни Ильин, ни Шафаревич, 

ни
митрополит Иоанн не написали.

     Во-вторых, в течение последних трех веков
нас, 

русских
православных христиан, воспитывали в том 

убеждении,
что религия есть дело личное и не 

имеющее
отношения ни к экономике, ни к 

социальной
проблематике. Поэтому-де ее влияние на 

общество
сказывается лишь через нравственное 

состояние
его членов. А если так, то и размышлять о 

социально-экономических
устоях общества значило 

бы
сходить с магистрального религиозного пути на 

мирскую
обочину. А то и блудить в дебрях 

социальных
мечтаний. Думать об обществе, - 

внушалось,
- подобает не всем, а только тем, кому 

дана
власть и позволено от начальства. Прочим же 

следует
заниматься посильными для себя делами. 

Иначе,
высокоумничая, увязнут в спорах о том, 

каким
надо быть обществу. Докатятся до того, 
что 

объединятся
против властей предержащих как 

главной
помехи в поисках и осуществлении добра. А 

затем,
упразднив законную власть, начнут разборки 

между
собою. И, ожесточаясь от несогласий, 

перейдут
от доводов нравственных и логических к 

физическим
аргументам. Самые талантливые 

демагоги
и патологические насильники объединятся 

и
подомнут под себя остальных, провозгласят свою 

правду
доказанной, а несогласных с нею объявят 

преступниками.
И под покровом новейших форм 

деспотизма
воцарится полная идейная анархия, 

которую
очередные освободители одобрят и назовут 

плюрализмом.


        Это предупреждение об опасности
социальных 

мечтаний
и спасительности доверия к начальству 

оказалось,
однако, бессильным предотвратить 

российскую
катастрофу. Как и позднейшее, 

родственное
по духу, предупреждение советской 

пропаганды
об опасности буржуазных идей и 

спасительности
народного единства с партией. Но: 

легкомысленные
умники не вняли этим 

предупреждениям,
а потом стали кусать себе локти. 

Не
вняли же потому, что слишком перегруженными 

оказались
эти предупреждения фальшивой начинкой. 

А
фальшь была в том, что далеко не всякая мысль, 

отклоняющаяся
от мыслей начальства, пагубна для 

общества.
Фальшь была в том, что человеку, этому 

образу
Божию, наделенному разумом и совестью, 

назначалась
роль простого винтика в 

государственном
механизме. Вместо того, чтобы 

обеспечивать
соборное осмысление общих дел, 


правители
присвоили только себе самим право 

думать
об обществе и погрузили тем самым народ в 

социальное
безмыслие. Лишили его иммунной силы 

против
тех самых зол, о которых сами же и 

предупреждали.
Самих же себя лишили народной 

критики,
без которой государственная мысль 

вырождается.
А в результате оказались под 

обстрелом
критики исключительно инородной, от 

которой
и стали зависеть чем дальше тем больше. 

Пока,
наконец, не рухнули перед ней на колени.

 

     Но в установке, удерживавшей подданных от


социальной
критики, была частичная правда. Она 

была в
том, что далеко не всем по силам охватить 

своим
пониманием такой сложный организм, как 

общество.
Тем более на ранних стадиях его 

созревания,
когда оно еще только начинало сознавать 


себя.
Кроме того, люди видят обычно лишь те 

стороны
общества, которые ближе к ним  и 

непосредственно
связаны с частными их интересами. 

А
поскольку их положение в обществе различно, то 

результатом
стало бы ожесточенное разномыслие. И 

чем
многочисленнее общество, чем оно разнороднее, 

чем
завистливее и невежественнее его члены, чем 

пространнее
и разнообразнее занимаемая им 

территория,
тем труднее достижение единства. Без 

которого
общество бессильно и фактически 

обществом
не является. Вот  почему при 

возникновении
государств на месте родоплеменных 

обществ
требовалось сознательное или 

принудительное
подчинение всех немногим. Или 

даже, в
критических ситуациях, одному лицу. А 

поскольку
история народов едва ли не вся целиком 

состояла
из таких критических ситуаций, т.е. войн и 

подготовок
к ним, то в этом обстоятельстве мы и 

находим
объяснение того, почему в свое время 

монархическая
власть, при всех ее минусах, стала 

самым
эффективным типом власти. И была им до тех 

пор,
пока в обществе не вызрели под покровом самой 

же
монархической власти тайные паразитические 

силы,
окружившие эту власть и подчинившие ее 

себе.
Или попросту заменившие ее другими 

механизмами
власти, более удобными для 

закулисного
управления ими.

       Вот на этой-то доле истины - на эффективности 

монархий
в домасонский период истории - и 

споткнулись
монархические умы, принявшие эту 

долю
правды за полную правду. До которой нам, при 

нынешнем
состоянии умов, думается, еще далеко. 

Если
такую очевидную вещь, как неспособность 

монархий
защищать законные интересы Церкви и 

народов,
приходится доказывать, то, значит, 

монархическая
слепота стала не меньшим 

препятствием
для возрождения русского народа, чем 

западнические
иллюзии нашей пустоголовой 

интеллигенции.
Культивировать эту слепоту - не что 

иное,
как служить на деле той самой криптократии, 

против
которой на словах нынешние монархисты так 

усердно
выступают.

       Но вернемся к той установке, согласно
которой 

фюрер
думает за нас, каким надо быть обществу. В 

ней
верно то, что прежде, чем судить об обществе, 

надо
праведно организовать себя. Т.е. в полном 

соответствии
с религиозными истинами о человеке. 

Но,
начинаясь с религиозной организации человека, 

организация
общества не заканчивается на ней, 

потому
что общество имеет собственную природу. 

Да и
сам человек не заканчивается на себе, он 

неполон
без общества, в котором его начало и 

продолжение.
Поэтому завершением 

самоорганизации
человека является его участие в 

жизни
общества. Которое невозможно без понимания 

природы
общества, его устройства и своей роли в 

нем. И,
разумеется, невозможно без отчетливого 

понимания
того, что не только общество зависит от 

человека,
но и сам человек зависит от общества. А 

особенно
молодой человек. И тем более ребенок. Не 

заботясь
об обществе, в котором будут жить дети 

наших
детей, мы их предаем. Не спасаем их от 

уродств,
которые они приобретут в уродливом 

обществе.
Вот что стоит за позицией тех христиан, 

которые
думают лишь о собственном спасении. 

Предательство
своих братьев и сестер. 

Предательство
своих потомков.

                                     
---оОо---

    Казалось бы, эти азбучные истины о
человеке и 

обществе
должны быть уже давно раскрыты в ходе 

христианской
истории. И не только раскрыты, но 

развиты
в стройное учение о соборности человека и о 

подлинной
природе созданных Богом общественных 

организмов.
Таких, как брак и семья, община, народ, 

государство.
И, разумеется, сама Церковь. Но: где 

же оно,
это православное учение? И почему в то 

время,
когда русский народ, утративший привычные 

ориентиры,
катится в бездну, Церковь наша не 

вразумляет
нас своим социальным учением? Если 

оно у
нее есть, то скрывать его от русских людей в 

такое время
было бы чудовищным преступлением. А 

если
его нет, то не честнее ли было бы сказать об 

этом
прямо, чтобы никто не питал иллюзий на этот 

счет?

        Похоже на то, что за две тысячи лет 

христианской
истории были раскрыты и утверждены 

лишь фундаментальные
истины по этой части. Но 

далее
фундамента дело не пошло или пошло как-то 

вкривь
и вкось. А в результате мы имеем на 

сегодняшний
день не социальное, но лишь 

политическое
учение, возникшее в Византии и 

получившее
известность под именем <симфонии 

двух
властей>. Это учение, не будучи учением 

церковным,
приобрело, однако, видимость 

церковного
учения, оно подменило собою и учение 

Церкви
о самой себе, и ее социальное учение. И 

надолго
закрыло эти темы. Если бы Церковь успела 

выработать
на Вселенских соборах достаточно 

полное
и понятное для своих членов учение хотя бы 

только
о самой себе, то, думается, был бы 

невозможен
такой силы раскол, какой оторвал от нее 

всех
римо-католиков. А в дальнейшем были бы 

невозможны
такие грандиозные скандалы, как 

признание
почти всеми византийскими иерархами 

Флорентийской
унии или признание почти всеми 

российскими
иерархами (с одобрения восточных 

Церквей)
антицерковных Петровских <реформ>: В 

подтверждение
этой мысли сошлюсь на тот факт, что 

арианство
исчезло после того, как было раскрыто в 

полной
мере учение Церкви о Богочеловеке, а ересь 

иконоборчества
исчезла после того, как был раскрыт 

достаточно
полно смысл почитания иконы.

       По логике раскрытия церковного учения о
Боге и 

человеке,
христологическая и тринитарная темы 

должны
предшествовать теме экклезиологической, а 

следующей
за ней должна быть уже социальная тема. 

Ибо
общество внецерковное или только отчасти 

воцерковлённое
не может быть правильно понято без 

правильного
представления о Церкви. Нет 

полноценного
учения о Церкви - и, как результат, 

расколы
и споры о нормах церковной жизни. Нет 

полноценного
учения о Церкви - нет и надежных 

ориентиров
для суждений о жизни общественной. А 

свято
место пустым не бывает. Оно заполняется 

псевдоцерковными,
нецерковными и 

антицерковными
учениями об обществе.

       Не в этой ли неразвитости православного
учения 

о
Церкви причина того, что некогда победный 

христианский
мир стал утрачивать свои 

христианские
черты и превратился, наконец, в мир 

современный?

     Известный  
славянофил И.С.Аксаков писал в 1856 

году:
<Я вообще того убеждения, что не воскреснет 

ни
русский, ни славянский мир, не обретет цельности 

и
свободы, пока Церковь наша будет пребывать в 

такой
мертвенности, которая не есть дело случая, а 

законный
плод какого-нибудь органического 

недостатка>
(<Письма к родным>, 1994, с.453). Но 

что
имел в виду под <органическим недостатком>? 

То же
ли самое, что и Достоевский, писавший: 

<Церковь
наша в параличе с Петра Великого> (ПСС, 

т.27,
с.49)? Или Аксаков связывал болезнь Церкви не 

только
с <реформами> Петра? Т.е. имел в виду какие-

то
более глубокие причины, без которых были бы 

невозможны
эти <реформы>?

 

      Удивительный факт: при всем изобилии 

христианских
мыслителей мы не находим у них 

объяснения
причин дехристианизации мира. Хотя это 

вопрос
вопросов. Случайно ли это?.. И только в 

качестве
видимости такого объяснения имеем учение 

об
АПОСТАСИИ (это слово переводится на русский 

язык,
как ОТСТУПЛЕНИЕ, но иностранное его 

звучание
придает ему оттенок таинственности и 

делает
его как бы недоступным для простых умов. 

Подобным
же образом у нас набрасывался флер 

значительности
на безбожие, которое стало не просто 

безбожием,
но атеизмом, к тому же сияющим своей 

научностью.
Нищие стали пролетариями и т.д.). 

Вникая
в характер этого учения (как оно изложено, 

например.
У М.В.Назарова в его книге <Тайна 

России>,
М.1999г.). обнаруживаем не желание 

выявить
действительные причины отступления от 

христианства,
а, наоборот, по возможности 

замаскировать
их и свести в конечном итоге к 

предательству
народами своих монархов. Это 

русский
народ, по Назарову, а не российские 

императоры,
виноват в том, что безбожие победило в 

нашей
стране. О том, что полнота власти невозможна 

без
полноты ответственности, у Назарова нет ни 

слова.
О том, что нужен куда более совершенный 

механизм
власти, чем тот, который сделал 

возможным
и Петровскую революцию в России, и 

последующие
за ней революции, - об этом тоже ни 

слова.
Из чего следует, что не столько судьба 

Православия
и русского народа интересует 

нынешних
монархистов, сколько судьба монархии 

прежнего
образца, ради которой они и 

мистифицируют
историю.

 

      Второй способ оболванивания русских
христиан 

связан
с первым и заключается в замыкании всей 

социальной
проблематики на грядущем царе. Будет у 

нас
православный царь - будет и решение всех 

проблем.
В нем вся наша социальная программа. А 

других
программ нам не надо. Все наши силы - на 

подготовку
пришествия грядущего Царя!..

 

    Если бы я работал в ЦРУ и заведовал
русскими 

делами,
то не стал бы менять ничего в этой 

установке.
Более того, утвердил бы такую схему: 

Пусть
марксисты не избавляются от разрушительных 

идей в
своей идеологии, а, маскируя их, воспылают 

любовью
к социально бессильному Православию. 

Русское
же Православие, в свою очередь, пусть 

воспылает
любовью к монархииЮ некогда сдавшей 

его
вместе с русским народом их общим врагам. 

Пусть
русские люди закрепят таким образом свое 

социальное
безмыслие в культе российских царей. В 

этом
случае огромная потенциальная энергия 

русского
народа будет канализирована в 

<бесконечный
тупик>.

 

    В противоположность этой схеме следовало
бы, на 

мой
взгляд, не бояться мыслить о том, о чем наши 

мыслители
не мыслили никогда. Выяснять по-

хозяйски,
почему Православная Церковь и русский 

народ
при столь несомненных их достоинствах в 

столь
беспомощном состоянии. Лучшим способом 

исцеления
русских умов от спячки и сновидений 

были б
публичные дискуссии по ключевым для нас 

темам.
Чтобы не ворожить келейно над этими 

темами,
а выявлять соборно здравые идеи, 

освобождая
их от исторических аберраций. Открытое 

и
добросовестное обсуждение русскими 

православными
людьми важных для общества тем 

было бы
лучшей апологией православной веры в 

глазах
тех, кто не дорос до способности судить о ней 

по ее
внутренним достоинствам. Угробить такие 

дискуссии
превращением их в подобие балагана, 

конечно,
можно. Но угробить можно все на свете 

своим
неразумием. Опасности есть во всем, но 

главная
наша опасность это безмыслие.

                                    ---оОо---

 

    Имеет ли сказанное выше какое-то отношение
к 

теме
<христианство и социализм>?.. Я думаю, что 

имеет.
Оно показывает, почему так трудно в 

нынешней
атмосфере обсуждать эту тему. И что в 

наших
православных интересах не разоблачать в 

очередной
раз заблуждения безбожных социалистов, 

а
выяснить, почему идея социальной справедливости 

и
разумного устройства общества оказалась вне 

Церкви
и приобрела антицерковный характер.

 

    Начать это выяснение можно, пожалуй, с 

констатации
того факта. Что святые отцы 

Православной
Церкви единодушно отрицали 

священный
характер частной собственности. Так, 

например,
вселенский святитель Иоанн Златоуст 

говорил:
<Невозможно разбогатеть тому, кто не 

делает
неправды: Но что скажешь ты, если кто-

нибудь
от отца получил наследство? Он получил 

собранное
неправдою: Можешь ли, восходя через 

длинный
ряд поколений, доказать таким образом, что 

имущество
это законно приобретено? Никак не 

можешь
этого сделать. Напротив, начало и корень 

его
непременно должны скрываться в какой-нибудь 

несправедливости
(сказано за пятнадцать столетий до 

Прудона,
- Г.Ш.). Почему так? Потому, что Бог не 

сделал
одного богатым, а другого бедным>. И еще 

слова
Златоуста: <Только тогда ты оправдаешься, 

когда
ничего не будешь иметь: а пока ты что-

нибудь
имеешь, то хотя бы ты дал тысячам людей, а 

остаются
еще другие алчущие, нет тебе никакого 

оправдания>.
Другой вселенский святитель, Василий 

Великий,
писал: <Кто любит ближнего как самого 

себя,
тот ничего не имеет у себя излишнего перед 

ближним:
Чем больше у тебя богатства, тем 

меньше
у тебя любви>. В статье Н.В. Сомина 

<Любовь
не ищет своего> (журнал <Православная 

беседа>
Љ 2, 1999г.), из которой я заимствовал эти 

прекрасные
слова Учителей нашей Церкви, 

приведены
аналогичные по смыслу высказывания 

других
святых отцов. При этом автор статьи отметил, 

что
размеры журнальной статьи не позволяют 

вместить
в ней все богатство святоотеческих текстов 

подобного
рода. Текстов. Имеющих корень в 

Евангелии:
<НЕ МОЖЕТЕ СЛУЖИТЬ БОГУ И 

МАММОНЕ>
(Мф.6,24) и <УДОБНЕЕ ВЕРБЛЮДУ 

ПРОЙТИ
СКВОЗЬ ИГОЛЬНЫЕ УШИ, НЕЖЕЛИ 

БОГАТОМУ
ВОЙТИ В ЦАРСТВО БОЖИЕ> 

(Мф.19,24).


 

      Нет, думают христианские противники 

социализма.
Можно и богатому пройти сквозь 

игольные
уши. Надо только делиться с Богом своими 

доходами.
Что за нелепость - жить совсем без 

собственности:
Святые отцы имели в виду каких-то 

идеальных
святых. А мы лишь рядовые христиане. 

Для нас
и нормы должны быть другими. Ведь даже в 

христианских
царствах люди никогда не жили по 

нормам  святых отцов:


      Но не за это ли и наказал Бог христиан,
сделав их 

данниками
иудеев? Современные христиане очень не 

любят
задумываться о таких вещах.

      В свое время американцы, тоже исходя из 

здравого
смысла, понятого ими по-американски, 

приватизировали
религию, т.е. изъяли ее из общих 

дел и
сделали частным делом. Общество в результате 

обезбожилось,
а сама их религиозность, поначалу 

истовая,
под влиянием гниющего общества 

выдохлась
и приобрела декоративный характер. О 

том,
что приватизация собственности тоже 

обезбоживает
общество с этой его стороны, 

православные
противники социализма не думают. А 

если бы
думали, то обратили б внимание на тот факт, 

что и
на Западе, и у нас загнивание общества 

началось
не после свержения монархий, а еще при 

монархическом
образе правления. Поняли бы, что 

созидая
христианское общество, нельзя 

ограничиваться
милостыней в пользу нищих и 

содержания
своих церквей. Христианское общество 

невозможно
без христианских социальных устоев. 

Если
прежние устои оказались гнилыми, то, значит, 

они не
были христианскими. И в этом причина краха 

прежнего
христианского мира.

 

Показывая
отличие двух противоположных по 

своему
смыслу социальных принципов, Ф.В.Карелин 

писал в
начале 80-х годов: <:мы предлагаем нашим 

читателям
проделать следующий мысленный 

эксперимент.
Допустим, что все население 

Советского
Союза с одной стороны и Соединенных 

Штатов
с другой - возымело бы твердое намерение 

жить в
строгом соответствии с Евангелием, при этом 

не в
кальвинистском, а именно в Православном его 

понимании.
Что произошло бы с социальными 

системами
в той и другой стране? Совершенно 

очевидно,
что в силу прекращения конкурентной 

борьбы
и классовой эксплуатации, а также полного 

падения
спроса в таких отраслях производства, как 

<индустрия
наслаждений>, индустрия роскоши, 

военное
производство, капиталистическая система 

немедленно
прекратила бы свое существование. Что 

же
касается социализма, то столь же очевидно, что в 

случае
всеобщей нравственной Евангелизации 

социалистическая
система достигла бы величайшего 

расцвета,
ибо все стали бы добросовестно работать, 

справедливо
распределять и умеренно потреблять. 

Ясно,
что это привело бы к невиданному росту 

общественного
богатства. Основное 

НРАВСТВЕННОЕ
различие между капитализмом и 

социализмом
как раз в том и состоит, что 

капиталистический
способ производства 

ЭКОНОМИЧЕСКИ
нуждается в грехе (алчности 

предпринимателей
и развращенности потребителей), 

а
социалистический способ производства 

ЭКОНОМИЧЕСКИ
нуждается в добродетели 

(честность,
бескорыстие, справедливость). В 

принципе,
капиталистический способ производства 

ставит
ставку на самые темные стороны 

человеческой
природы, социалистический - на самые 

светлые>
(Ф.В.Карелин <С нами Бог>, самиздат, 

Москва,
1990г., с.256-257).

 

       Итак, социализм мог раскрыть свои
подлинные 

возможности
в нашей стране лишь при условии 

христианизации
русского народа и других народов, 

связанных
исторически с христианством. К этому 

можно
добавить, что в исламе социалистические 

потенции
тоже значительны. О том, чем такая 

метаморфоза
СССР грозила всей мировой 

криптократии,
догадаться не трудно. И почему был 

ликвидирован
СССР.

Август-сентябрь
1999г.

 

 

 

 

 

 

 

            Нужен ли нам социализм? (часть
вторая)

 

---------------------------------------------------------------------

 

    Чтобы думать о жизни и праведно жить,
человеку 

нужно
немногое. Избыток собственности опьяняет 

ум и
лишает его зоркости. А ослепление ума это 

причина
того, что другие болезни входят в 

незащищенную
душу. Богатые, за редкими 

исключениями,
беззащитнее небогатых перед 

соблазнами
греха. Им доступно недоступное для 

других,
и это преимущество они используют, как 

правило,
не для служения Богу и людям, а для 

услаждения
собственных чувств и возвеличивания 

себя.
Этим они распространяют вокруг себя 

духовную
заразу. Распространяют болезнь, которая 

выглядит
цветущим здоровьем и которая тем 

опаснее,
что люди редко догадываются о том, что это 

болезнь.

      Богатство создает иллюзию богоподобия 

человека.
Богатый свободен, он светится и 

благоухает.
От него, как от солнца, исходит тепло, 

которое
привлекает людей. Богатый благотворит. Но 

он
значителен и без благодеяний. Богатство делает 

человека
сильным, красивым, мудрым и 

непорочным.
Его пороки, как пятна на солнце, тонут 

в его
свете.

      Пороки же бедных людей выставлены всем 

напоказ.
Их нечем прикрыть или как-то приукрасить. 

Крайняя
степень нищеты сходна с большим 

богатством
в том отношении, что она тоже 

подталкивает
к преступлениям. Но, в отличие от 

богатства,
нищета не маскирует пороки и 

преступления,
а показывает их как бы через 

увеличительное
стекло. Бедные поневоле скупы и 

связаны
в лучших своих движениях. Об этом 

свидетельствуют
даже их позы, походка и мимика. 

Бедных
окружает какое-то затхлое пространство, 

находиться
в котором противно. От них стараются 

быть
подальше. Это существа низшего порядка. На 

них
даже добрые люди смотрят как-то невольно 

сверху
вниз. Бедных не уважают даже собаки.

 

     А богатые это почти небожители, вкушающие


амброзию
и нектар. Их слова и поступки, даже 

предосудительные,
полны величия и поэзии. Они 

завораживают
бедных, которые смотрят на этих 

почти
богов снизу вверх и глотают при этом слюни. 

Богатые
живут истинной жизнью, а бедные, как 

говорится,
лишь существуют.

     Богатым завидуют, а зависть рождает мечты
о 

собственном
богатстве и планы разбогатеть. 

Практические
предприятия. Но в силу того, что 

трудами
праведными нажить богатство не так-то 

легко,
то предприятия эти почти незаметно при 

обретают
ущербный в нравственном отношении 

характер.
А то и совсем криминальный. И чем 

насыщеннее
общество контрастами роскоши и 

нищеты,
тем насыщеннее оно завистью и 

соперничеством
по части приобретения богатств. И 

тем
больше в нем преступлений самого разного рода, 

от
потаенных предательств своих близких до 

махинаций
в международных масштабах. Чем ярче в 

обществе
культ золотого тельца, тем непонятнее в 

нем Бог
и нелепее добрые люди.

      

      Чтобы думать о жизни и праведно жить,
человеку 

нужно
немногое. Но: лишь при одном условии, что 

он один
и никому ничего не должен. А для этого 

надо,
как минимум, отказаться от брака и семьи, 

которые
автоматически включают его в гонку за 

материальным
успехом. Или смотри спокойно на 

страдания
жены и детей, не имеющих того, что 

имеют
другие, или включайся в эту гонку. Которая, 

приобретая
всеобщий характер, изматывает всех. В 

ней
лишь для того, чтобы не отстать от других, надо 

выкладываться
полностью. И особенно в том случае, 

если
начинаешь с нуля - и по части стартового 

капитала,
и по части опыта, и по части полезных 

связей.
Выкладываться каждый   день с утра до 

вечера,
после чего тебя хватает лишь на немногое. 

Для
большинства - лишь на созерцание голубого 

экрана
за бутылкой вина. Или чего-то подобного. А 

как же
иначе?.. Маммоне нельзя служить кое-как или 

только
частью души, оставляя другую часть для 

высоких
занятий. Маммона требует всю душу.

      Если ты стремишься к действительному
успеху, а 

не
просто хочешь кормиться от своих трудов, то 

должен
думать о нем всегда и в полную силу. Думать 

о нем
не только наяву, но и во сне. Иначе ты не 

настоящий
делец, и тебя обойдут настоящие. И тогда 

тебя
тайно или открыто будут презирать и жена, и 

дети.
Или, любя, переживать за твои неудачи.

      

      Мужчина и в древности, особенно
языческой, 

пользовался
уважением, если был грозен для соседей 


и
приносил в дом богатую добычу. Аналогом этого 

добычливого
воина стал в наше время 

преуспевающий
коммерсант. Независимо от того, в 

каком
виде коммерции он воинствует - 

политическом
или  научном, религиозном или 

художественном.
Можно, конечно, и хлеб 

выращивать,
и стоять у станка, но это уже не 

коммерция.
Теперь только самые недалекие люди 

занимаются
этим делом. Их заменят со временем 

умные
машины. А хлебопашцы и простые рабочие 

вымрут,
как вымерли в свое время мамонты. И на 

Земле
останутся лишь думающие о том, как 

перехитрить
других в борьбе за лучшее место под 

солнцем.

 

      Но чем больше в этой гонке за счастьем 

напрягаешься
ты, тем труднее твоим конкурентам. А 

чем
больше напрягаются они, тем труднее тебе. По 

существу
вы душите друг друга, но не своими 

руками,
а своими делами. И этот опосредованный 

характер
взаимного удушения хорошо маскирует 

суть
дела. Как и то обстоятельство, что в этой борьбе 

всех
против всех люди объединяются в стаи, члены 

которых
не душат друг друга, но помогают друг 

другу.
Хотя, конечно, и здесь тоже возможна и 

нередко
бывает скрытная внутренняя борьба.

 

      Вот как ловко придумано. И как просто.
Вместо 

того,
чтобы всем сообща заботиться о всех и каждом, 

уподобляясь
тем самым промышляющему обо всех 

Богу, -
думай лишь о себе и ближайшем своем 

окружении.
Думай только о временном богатстве и 

забывай
о самом главном. А в результате получишь 

то, о
чем сказано: суета сует и томление духа. И 

погружение
после краткого юношеского цветения в 

болезни
и смерть с пустыми от добрых дел руками.

 

      В разумном обществе на самых видных
местах 

появятся,
может быть, со временем такие 

предупреждения:
<СТРЕМИТЕСЬ К ЛИЧНОМУ 

УСПЕХУ
- И ВЫ БУДЕТЕ НЕ В СОСТОЯНИИ 

ДУМАТЬ
О БОГЕ И МИРЕ. СТРЕМИТЕСЬ К 

ЛИЧНОМУ
УСПЕХУ - И В ОБЩЕСТВЕ НЕ 

ОСТАНЕТСЯ
ДОБРЫХ  ЛЮДЕЙ, ДУМАЮЩИХ 

ОБ
ОБЩЕСТВЕ. О НЕМ БУДУТ ДУМАТЬ ТОЛЬКО 

ПРЕСТУПНИКИ.
А В РЕЗУЛЬТАТЕ ВЕЗДЕ 

ВОЦАРЯТСЯ
ДЬЯВОЛЫ, КОТОРЫЕ ОПРЕДЕЛЯТ 

СУДЬБУ
ВАШИХ ДЕТЕЙ>.

 

     Погоня за личным и семейным богатством
гасит в 

людях
высшие их  способности и вынуждает 

смотреть
потребительски на всех, кроме самых 

близких.
А то и на близких. Конкуренция 

демонизирует
людей, делая их проницательными по 

части
слабостей друг друга и умеющими на этих 

слабостях
играть. Как, впрочем, и на добрых их 

качествах.
В этой гонке за призраком счастья 

добросовестные
люди уже заранее обречены на 

отставание.
И не только потому, что их возможности 

ограничены
нравственными преградами, которых нет 

для их антиподов.
И не только потому, что добрая 

совесть
делает человека зрячим к мыслям и 

движениям
души совсем иного порядка, чем те, 

которые
требуются для <дела> (и потому мешают 

сосредоточиться
на нем). Но, главным образом, 

потому,
что исход конкурентной борьбы зависит не 

столько
от деловых качеств конкурентов, сколько от 

их
готовности продать свою душу дьяволу. Правда, 

сказанное
относится не к рядовым и средним 

коммерсантам,
а к тем, которые находятся уже на 

подступах
к коммерческой элите.

 

       Дело в том, что т.н. рыночная экономика
имеет 

на
самом деле только отчасти  рыночный
характер, а 

по
большому счету она управляема. И правят в ней 

те, кто
располагает реальной властью. Эти господа 

положения
стараются закрепить и расширить свое 

господство.
Причем не только в сфере чисто 

хозяйственной,
а во всех жизненно важных сферах. 

Чтобы,
в конечном итоге, им принадлежал весь мир. 

Так для
них будет удобнее и безопаснее. Поэтому 

они и
навязывают нужные им цены, моды, характер 

потребностей,
характер государственности, характер 

образования
и культуры. Навязывают нужные им 

идеи и
нормы жизни. И пополняют состав своего 

клана
не только самыми талантливыми людьми, но и 

самыми
преданными этому клану. И зависящими от 

него
полностью. Этот клан кооптирует нужных ему 

людей
из средних и даже мелких дельцов, а опасных 

для
себя дельцов разоряет или нейтрализует как-то 

иначе.

 

       Включаясь в гонку за материальным
успехом, ты 

не
подписываешь своей кровью договор с дьяволом. 

Такое
предложение могло бы озадачить и 

насторожить
все общество. Поэтому оно и не 

делается
ни начинающим коммерсантам, ни, вообще, 

подавляющему
их большинству. Нет, пусть они не 

догадываются
о том, на какой путь вступают. Пусть 

предварительно
втянутся в эту гонку и заразятся ее 

духом.
Пусть покажут, на что способны. Пусть 

почувствуют
сладость богатства и незаметно для 

себя
ослабеют от этой сладости. Пусть израсходуют 

лучшие
свои силы на достижение успеха и обрастут 

связывающими
их отношениями и обязательствами. 

Вот
когда им будет намного труднее думать о жизни 

здраво
и намного легче принять условия договора. 

Подбадривая
себя словами: <Такова жизнь!>. 

Условия
договора, черты которого проступают не 

сразу,
а постепенно - по мере приближения к 

сильным
мира сего. С которыми надо уметь ладить, 

чтобы
не стать их жертвой. Если хочешь 

приблизиться
к ним и стать им подобным - угадывай 

их
желания и преданно им служи. А если не хочешь 

этого -
прячься от них, если сумеешь. Вот какою 

ценою
расплачиваются опытные дельцы за свой опыт 

и  свои успехи.

 

                                   ---оОо---

 

    А теперь сравним с этой ситуацией
положение 

человека
в СССР в последние десятилетия перед 

катастрофой.
Что положение это было 

неоднозначным,
это бесспорно. Но в том-то как раз и 

было
громадное преимущество советского человека 

по
сравнению с человеком западным, однозначно 

зомбированным
куда более тонкой и лукавой 

пропагандой,
нежели пропаганда советская. 

Западный
человек практически обречён участвовать 

в
хороводах вокруг золотого тельца, вырваться из 

которых
он может, лишь став аутсайдером. При этом 

напитанность
западного общества материальными и 

технологическими
богатствами, похищенными у 

других
народов, усиливает его авторитет в глазах 

корыстных
или просто невежественных людей, т.е.  

усиливает
их зомбированность. Если бы эти 

последние
догадались сравнить положение в США и 

Европе
с положением в Индии и Бразилии, 

экономика
которых основана на тех же 

капиталистических
принципах, а конституции 

которых
попросту переписаны с американской 

конституции,
то их уверенность в преимуществах 

<правового>
общества существенно полиняла бы.

 

     Советский человек, при всей его
обокраденности 

во
многих отношениях и при всем его бесправии 

политическом,
был свободнее тех, кто имел полное 

право
выбора из нескольких политических партий и 

мог
свободно клеймить каждую из них самыми 

последними
словами. Но в каком отношении он был 

свободнее?

 

    Советская идеология и пропаганда, повторю
это 

ещё
раз, были так примитивны по сравнению с 

идеологией
и пропагандой <свободного мира> и так 

явно
противоречили действительности, что 

проникнуть
в сознание глубоко и подчинить его себе 

полностью
не могли. В силу только этого одного 

обстоятельства
советские люди были свободнее 

западных
людей, по крайней мере, в идеологическом 

отношении.
Парадокс заключался в том, что их умы 

были,
при всей идеологизированности и 

политизированности
советского общества, менее 

зашорены
господствующей идеологией, чем умы 

западных
людей, заглатывавших уже с юности 

лукавую
идеологию <правового> общества и в 

дальнейшем
уже не нуждавшихся в том, чтобы 

шевелить
мозгами по части высоких материй. И, 

разумеется,
не имевших на это сил, потому что 

погоня
за личным успехом поглощала все их силы.

 

      А вот советская идеология, выставленная
перед 

всеми
напоказ со всеми ее нелепостями и не столько 

насиловавшая
сознание людей, сколько 

имитировавшая
такое насилие, возбуждала внимание 

к себе
и тем самым внимание к вопросам 

мировоззренческим.
Она дразнила всех, способных 

думать
не только о хлебе насущном, и провоцировала 

думать
о жизни по большому счету. Так ее 

антирелигиозная
направленность оборачивалась 

совершенно
неожиданной стороною. 

Диалектический  материализм помогал человеку 

приблизиться
к самой большой свободе - свободе его 

самоопределения
по отношению к Богу. И если 

далеко
не все воспользовались этой помощью, то на 

то она
и свобода. Не хочешь думать о смысле бытия 

-
принимай эту советскую идеологию, как 

принимают
пейзаж или погоду, не считаться с 

которыми
нельзя, но подчиняться которым 

полностью
тоже как-то нелепо. Так ее, к сожалению, 

и
принимало огромное большинство людей. Не 

выступай
публично против официальных идей, а в 

частной
обстановке, среди своих, говори что угодно. 

Не
хочешь быть транслятором официальных идей - 

не
поступай на соответствующую работу. Только-то 

и
всего. Не хочешь думать о смысле бытия - делай 

карьеру
или ищи приятные переживания. Советская 

жизнь
не давала человеку многого, но она давала ему 

главное:
она разгружала его душу от сминающей ее 

тяжести
обязательной для всех погони за 

материальным
успехом. Она давала ему свободу 

гнаться
за этим успехом или не гнаться за ним.

 

    Вот почему, при всех советских болезнях,
именно 

в нашей
стране начался процесс обратный тому, 

который
происходил и происходит на Западе. 

Процесс
медленного, но неуклонного обращения 

людей к
Богу. В связи с чем известный французский 

писатель
Франсуа Мориак (формально католик, но по 

своему
духу близкий к православному пониманию 

Христианства)
сказал незадолго до своей смерти (он 

умер в
1970г.), что единственная светлая точка в нем 

светится
из России.

 

      Этому возвращению русских людей к Богу 

способствовало
не только их православное прошлое, 

запечатлевшееся
в глубинах их сознания, но в 

значительной
степени также и то обстоятельство, что 

в
советской идеологии, кроме ее примитивности и ее 

обращенности
к метафизическим основам бытия, 

был еще
один важный момент, без которого понять 

советскую
жизнь невозможно. В советской 

идеологии
был НРАВСТВЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ, 

делавший
ее внутренне противоречивой. Идея 

достоинства
человека, никак не обоснованная в 

марксизме
логически, была тем не менее прописана в 

нем как
направляющая в общественной жизни. 

Именно
она-то и привлекала людей к марксизму или 

помогала
им как-то мириться с ним. И эта идея была 

в
советской жизни подкреплена материально правом 

человека
на труд и жилище, правом на бесплатную 

медицинскую
помощь и защиту от преступников, 

правом
на досуг и образование, не говоря уж о праве 

на
какой-то разумный минимум пищи и одежды. 

Сочетание
разрушительных идей с созидательными 

уродовало
эти последние, но не упраздняло их. 

Гарантированный
минимум благ, необходимых для 

жизни,
спасал человека от панического страха за 

судьбу
своих близких, особенно детей, и обеспечивал 

тем
самым его свободой с этой очень существенной 

стороны.
А с другой стороны, как уже говорилось 

выше,
свобода обеспечивалась тем, что 

материальному
преуспеванию у нас не придавали 

такого
решающего значения, как на Западе.

 

      Если западный человек, как рассказывают 

наблюдатели,
теряет работу, то пособие по 

безработице
(превосходящее намного наш минимум 

заработной
платы) не спасает его, как правило, от  

состояния,
близкого к нервному срыву - так велико 

его
чувство собственной неполноценности и так он 

измеряет,
следовательно, свою и чужую значимость. 

Размерами
получаемых доходов. И его можно 

понять,
если учесть, что такими же глазами смотрят 

на него
все окружающие.

 

     Эта духовная болезнь у нас никогда не
принимала 

характера
эпидемии. У нас человек, как правило, 

обладал
внутренним достоинством и признавал его за 

всеми
людьми. Советское общество при всех 

противоречиях,
ему свойственных, было куда 

аскетичнее
и целомудреннее общества западного. 

Любые
грехи по этой части у нас оценивались, в 

конечном
итоге, как грехи, а не как нечто должное и 

законное.
В этом отношении советская 

нравственность
была суррогатом подлинной 

христианской
нравственности, но никак не 

противоположностью
ей, каковой она 

обнаруживается
на Западе чем дальше тем больше. 

Дух
своекорыстия и погоня за личным успехом, 

естественно,
никогда не исчезал в советском 

обществе
(как и в любом другом), но он не был 

никогда
легализован в нем, как это произошло на 

Западе,
и проявлялся тайком или, по крайней мере, с 

оглядкой
на господствующий нравственный тонус. И 

только
в последние десятилетия этот дух 

своекорыстия
стал нарастать, не достигая, однако, 

тех
гигантских размеров, которые неизбежны при 

капитализме.

                    

                                 ---оОо---

 

    Зримый образ дегенерации людей в денежном 

мире
дал человек, от которого, казалось бы, 

невозможно
было ожидать этого. Не русофил и не 

консерватор,
не христианин и не противник 

капиталистической
системы. Наоборот, 

махровейший
антикоммунист, отдавший себя всего 

целиком
борьбе с советской системой. Изведавший и 

советскую
психушку, и советскую тюрьму, а затем 

вышвырнутый
Советской властью на Запад в обмен 

на
главу Коммунистической партии Чили Корвалана. 

Вот что
он говорит:

 

      <:я не люблю Америку, невзлюбил ее с
самой 

первой
минуты, как там оказался. Достаточно было 

мне на
первом же своем выступлении в одном из 

университетов,
в феврале 1977г., увидеть эти вечно 

открытые
(или жующие) рты, эти незамутненные 

никакой
мыслью, сияющие идиотским энтузиазмом 

глаза,
как я понял, что объяснить этим людям мне 

никогда
ничего не удастся. Да и не только мне, но, 

видимо,
и никому, кто будет аппеллировать к логике, 

разуму,
рассудку - словом, к отделам мозга, 

расположенным
выше мозжечка. Впоследствии, 

проживши
там несколько лет, я лишь уточнил и 

дополнил
это свое первое наблюдение, но не 

опроверг.
Напротив, уезжая из Америки, я объяснял 

знакомым,
что постоянно чувствовал себя весьма 

поднаторевшим
в здешней жизни. А это, как ни 

странно,
создает дополнительную нагрузку на нервы, 

как
если бы вам пришлось жить в интернате для 

умственно
отсталых подростков. Как ни странно, 

видимо,
надо пожить там, чтобы почувствовать 

Европу,
европейскую культуру как некую отдельную 

и единую
сущность. Обыкновенно, живя в Европе, 

мы
этого не ощущаем, не замечаем ничего общего 

между
французами и англичанами, итальянцами и 

немцами;
оказавшись же в Америке - и китайцу рад, 

и с
японцем находишь больше общего, чем с 

местным
продуктом. И дело тут вовсе не в в том, что, 

как
принято говорить, американцы - молодая нация, 

не
накопившая еще своей культуры: думаю, они ее не 

накопят
и через тысячу лет. Ибо заняты отнюдь не 

этим, а
тем, что определено в их конституции 

странным
выражением <pursuit of happiness>. Даже 

перевести
адекватно это выражение я не берусь. Во 

всяком
случае, по-русски <погоня за счастьем> 

звучит
слишком издевательски, предполагая полную 

тщету
такого занятия, и уж никак не годится для 

конституционного
права. Точно так же можно было 

бы
торжественно записать в конституции священное 

право
человека считать себя чайником. Между тем, 

именно
этой бессмысленной <погоней> за призраком 

счастья
и занята вечно молодая американская 

нация:
Средняя американская семья живет на 

одном
месте не более пяти лет. Какое уж там 

<накопление
культуры>, если прошлое в Америке - 

это две
недели назад, а пять лет назад - уже 

древность.
Каждые пять лет Америка заново 

открывает
мир, жизнь, пол, религию - все это без 


малейшей
связи с минувшими открытиями утекших 

пятилетий.
Это зачарованная страна, где жизнь 

трехмерна,
а о четвертом измерении не ведают, 

пребывая
в состоянии перманентной амнезии. Такое 

ощущение,
будто наши шаги не вызывают эха, а тело 

не
отбрасывает тени. И даже при неимоверном 

старании
вы не можете ничего изменить или хотя бы 

оставить
за собой след, словно всю жизнь шли по 

песку в
полосе прибоя. А коль скоро единственная 

цель
жизни - погоня за счастьем, за успехом сейчас и 

любой
ценой, то не может быть у человека никаких 

принципов
или концепций: ведь все это существует 

только
во времени. В самом деле, что есть 

РЕПУТАЦИЯ,
если человек каждый день заново 

родится?
Что есть КОНЦЕПЦИЯ, если каждые пять 

лет мир
изобретается заново? На человека, 

толкующего
о концепциях и принципах, смотрят как 

на
сумасшедшего. Нормально, хорошо, УСПЕШНО 

быть
<прагматиком", оппортунистом, конформистом. 

Это и
впрямь страна крайнего конформизма, даже 

стадности:
Не знаю, быть может в начале века 

Америка
и была <страной свободы>, но слушать 

сегодня
эти слова без смеха невозможно. Трудно 

представить
себе нацию, более порабощенную 

любой,
самой идиотской модой, любой горсткой 

ничтожнейших
шарлатанов, эту моду придумавших. 

В
конечном итоге - своей погоней за успехом. Да 

ведь и
успех, понимаемый      столь трехмерно, 

вневременно,
может быть лишь сугубо 

материальным:
Американские масс-медиа, 

рассчитанные
на самую низкопробную толпу, на 

чернь,
сначала искусственно создают знаменитостей, 

раздувая
их из ничего, а потом столь же 

искусственно
их ниспровергают, раздувая - опять же 

из
ничего - скандал. Все фальшиво, поддельно, 

пусто,
зыбко, как мираж в пустыне, и ничего 

реального,
подлинного, незыблемого, что осталось 

бы
существовать, даже если на минуту закрыть глаза. 

Или
выключить телевизор. Удивляться ли, что при 

всей
этой погоне за счастьем американцы в массе 

своей -
люди глубоко несчастные, не 

удовлетворенные
своей судьбой, часто осажденные 

проблемами,
которые они сами же и создают, 

бесконечно
<ищущие самих себя> и ничего не 

находящие.
Отсюда и процветание всяческих <гуру>, 

психоаналитиков,
сект и прочих спасителей людей от 

самих
себя, без которых не может обойтись, кажется, 

добрая
треть американского населения. Порою 

создается
впечатление, что американцы, будучи 

неспособны
вынести бремя свободы, просто ищут, 

кому бы
отдаться в рабство. Словом. Это 

антикультура,
обезьянья цивилизация, которую 

никакая
эволюция, никакое <накопление> в куль туру 

не превратят:
Думаю,  коммунистическая 

идеология
никогда не смогла бы покорить США - 

просто
потому, что она слишком сложна, слишком 

концептуальна
и предполагает хотя бы какое-то 

знание
истории> (Владимир Буковский <Московский 

процесс>,
Париж-Москва. 1996, с.261-264).

 

      Вот такие дела. После <Архипелагов
ГУЛАГов> и 

эшелонов
прочей обличительной литературы слова 

Буковского
напоминают чем-то рассол, 

употребляемый  после большой пьянки. Что и 

говорить,
преступления советской истории 

грандиозны.
Но разве Запад не несет никакой 

ответственности
за эти преступления? Кто породил 

эту
безбожную чуму и распространил ее на Россию? 

И разве
можно свести всю советскую историю к 

одним
преступлениям?  Меня, однако, занимает 

сейчас
такой вопрос: Если оплотом и квинт-

эссенцией
всего <свободного мира> оказалась 

действительно
<обезьянья цивилизация> (а 

свидетельств
в пользу этого достаточно, причем 

свидетельств
авторитетных), то стоило ли помогать 

этому
<свободному миру> в его борьбе с СССР? В 

свое
время Буковский не захотел задуматься об этом, 

а
теперь, скорее всего, отгоняет эту мысль от себя 

обеими
руками.  Чтобы спасти свою героическую 

деятельность
от развенчания, он противопоставляет 

плохой
Америке хорошую Европу и ставит на этом 

точку.
Но вопросы, от которых он отмахивается, не 

исчезают.
Например, вопрос о том, свалилась ли эта 

Америка
с Луны или была порождена хорошей 

Европой.
А если порождена, то как это получилось, 

что от
хорошего родилось что-то плохое. И почему 

Европа
с ее старой культурой и развитым 

интеллектом
ее представителей так беспомощна 

перед
американскими болванами, еще не доросшими 

ни до
какой культуры? Ведь прогрессирующая 

американизация
Европы это не выдумка, а 

исторический
факт. Из которого следует, что 

американцы
отнюдь не лишены интеллекта. Просто 

их
интеллект эгоизирован в большей степени, чем у 

европейцев.
И в силу этого он не обессиливается ни 

памятью
о прошлом, ни другими отвлекающими от 

дел
соображениями. Он более организован для 

достижения
успеха.

 

      Но: не хочется думать Буковскому ни об
этих 

<мелочах>,
ни о такой <мелочи>, как господство в 

современном
мире еврейско-масонской закулисы. 

Господство,
которое означает призрачность всех 

<прав
человека>. Буковский свободно жмурит глаза 

на
самое главное обстоятельство. И это 

отличительная
родовая черта всех наших западников: 

говоря
о свободе и прославляя ее, они подсовывают 

нам ее
видимость, а от подлинной свободы 

шарахаются,
как черти от ладана.

Май 2000г.


 

 

 

 

       Нужен ли нам социализм? (часть третья)

 

     А теперь спросим: Разве могли разумные
люди, знающие подлинный характер и советского, и западного обществ, разрушить
СССР? Разрушить, чтобы создать на его развалинах капиталистическое государство
(именуемое ради приличия "демократическим"). Ответ очевиден: нет, не
могли. Даже сознавая все пороки советской системы, они стали б ее защищать ради
того ценного, что в ней было. А в ней была не только бОльшая свобода от дурмана
своекорыстия, но и перспектива благих изменений. Перспектива, которой нет в
западном мире. Вот почему они стали бы защищать СССР, как защищают свою
крепость.

      Чтобы не допустить этого, следовало
лишить советских людей здравого смысла. Следовало создать миф о свободном и
процветающем Западе и сошедшей с ума России. Миф, который искажал бы
действительную трагедию русского народа и создавал бы для него ложные
ориентиры. Этот миф должен был создаваться сам собою в головах советских людей
при условии, что в советском обществе, после десятилетий войн и террора, будет
по-прежнему заблокирована, на общественном уровне, всякая мысль, осмысливающая
наше прошлое и настоящее. Заблокирована и подменена помпезной ее имитацией,
отпугивающей всех добросовестных людей своей фальшью.

 

       В этом случае неподцензурная мысль
советских людей должна была искать для себя пищу не только в отечественном и
мировом культурном наследии и не столько в нем (доступ к нему был затруднен для
большинства), сколько в куда более актуальной информации, сообщаемой западной
пропагандой. Более высокий уровень которой делал ее непохожей на советскую
пропаганду и, в неискушенных глазах, на пропаганду вообще. Она воспринималась
как бескорыстное слово правды, произносимое свободными людьми из сострадания к
людям несвободным. Успеху западной пропаганды не могла препятствовать явно
фальшивая советская пропаганда, не только отрицавшая нашу очевидную
политическую несвободу, но и скрывавшая от советских людей иудейско-масонскую
сердцевину капитализма. Скрывавшая и потому карикатурившая критику капитализма.
А вот развязывание в советском обществе потребительских похотей и эгоистических
наклонностей, неизбежное при затухании и профанации высоких идей,
способствовало успеху западной пропаганды. Как и поверхностное знакомство наших
туристов и спецов с западным миром, с его витринами и завораживающим обилием
всевозможных товаров, купить которые они не могли. Вот где истинный коммунизм,
- говорили они по возвращении на родину своим близким. И слухи о сказочном
мире, в котором молочные реки текут в демократических берегах, поползли по
нашей стране.

 

      Советская неподцензурная мысль делалась
жертвою собственного верхоглядства, и эта ее близорукость программировалась
обстоятельствами, на которые она либо вообще не обращала внимания, либо
воспринимала их как естественные и не задумывалась об их искусственном
характере.

 

      Вот как надо работать. Тонко, культурно.
А не рты открывать, совки обманутые.

 

                                     ---оОо---

 

     Советский Союз рухнул не от того, что
людям дали свободу мысли и свободу влияния на общественные процессы, а от того,
что им дали только их видимость, которой и замаскировали деятельность подлинных
его разрушителей. Заранее расставленные кадры в СМИ и других учреждениях,
формирующих жизнь общества, решали за население, какой информацией наполнять
его умы и в каком направлении его вести, маня миражами свободы и процветания.
Так заманивают мышей в мышеловку сладко пахнущим сыром. Вкусивших
"свободы" людей гнали, как гонят овец к заранее намеченным загонам.
Их гнали к заранее намеченным обстоятельствам и событиям, о которых они не
догадывались.

 

     Если бы советские руководители стремились
к действительной перестройке советской системы на более разумных основаниях, а
не к ее ликвидации под предлогом ее перестройки, они обеспечили бы разумную
постепенность в расширении рамок свободы мысли, чтобы подготовить занемевшие
умы к осмыслению далеко не простых вещей и не вызвать шока обвальным характером
информации, осмыслить которую за короткое время заведомо невозможно. Они
позаботились бы о том, чтобы эта информация имела объективный характер, а не
односторонне прозападный и прокапиталистический. Они не стали бы
демократизировать советское общество без предварительного публичного обсуждения
того, чем отличается истинная демократия от демократии западной, и можно ли не
разрушив советского общества, демократизировать его одним махом. Или процесс
его демократизации должен быть длительным, как это бывает, когда поправляются
после тяжелой болезни. Они не стали бы перестраивать советскую систему без
предварительного публичного обсуждения своих соображений о том, что же именно в
ней порочно, а что хорошо и потому должно быть хранимо. Но показательно, что
наши вожди основательно позаботились о том, чтобы никто даже не пискнул
публично о нелепости перестройки без предварительного ее осмысления. Как
показательно и то, что вместо того, чтобы советоваться со своим народом, судьба
которого решалась в эти годы, наши вожди советовались с хозяевами Запада, и совещания
эти имели закрытый характер.

                                     
---оОо---

 

      Из сказанного следует, что на самом деле
никакая свобода мысли не угрожала ни социализму, ни существованию СССР.
Наоборот. Если общество в своей основе разумно и справедливо (или хотя бы
стремится к этому), то оно будет только выигрывать от всякой новой достоверной
информации и от всякой новой правильной мысли. Которые помогают устранить
уродства, привнесенные в его организацию по недомыслию или злому умыслу. Свобода
мысли на самом деле была опасна не социализму, а вцепившемуся в него мертвой
хваткой марксизму, стремившемуся выдать себя за суть истинного социализма.
Свобода мысли была опасна тем, кто уродовал идею разумного и справедливого
общества антисоциальными идеями безбожия и космополитизма и отвечал за их
сохранение в советской идеологии.

 

      А перед кем отвечал? Была ли в советской
элите своя закулиса, связанная духовно или даже, может быть, кровно с мировой
криптократией? В нынешних условиях доказать документально ее наличие, видимо,
невозможно. Но о ней можно догадываться. На ее наличие указывают даже какие-то
документы, значимость которых, правда, может оспариваться. Я имею в виду
документы, содержащиеся в книгах И.Ландовского "Красная симфония"
(отрывок из нее опубликован в МГ Љ 3 - 4, 1992г.) и Э.Саттона "Уолл-стрит
и большевицкая революция" (М.1998г.). Но эти свидетельства лишь проливают
дополнительный свет на обстоятельства, существенные и без них. Главное не в
этих свидетельствах, а в том, что некоторые странности советской политики не
могут быть объяснены иначе, как наличием этой закулисы.

 

     Уже один тот  факт, что советские руководители предпочли сдать
капиталистическому Западу всю социалистическую систему (созданную такими
беспримерными жертвами), но не выдать ее советским людям на добросовестное ее
осмысление, говорит о многом. Значит, была в этой системе такая тайна, раскрыть
которую они не имели права. Значит, была 
советская система на самом деле не идеократией, как ее иногда называли,
а криптократией. Криптократией, замаскированной под идеократию.

 

        Далее. Если учесть, что советская
элита создавалась из самых беспочвенных и антихристианских элементов,
вышколенных в искусстве двуличия и мимикрии, и сохранила, в своей основе, этот
характер до последних дней Советской власти, то придется признать, что среда
для образования и обитания в ней закулисы была самая благоприятная. А это
значит, что даже при самом беспощадном выкашивании из этой среды всех
подозрительных для диктаторов (вроде Сталина) элементов, закулиса могла
сохраняться в ней или образовываться заново. Как и насаждаться
заинтересованными в том силами Запада. Эта закулиса могла таиться до времени,
окрашиваясь господствующими в СССР политическими цветами, чтобы затем, с наступлением
благоприятных для себя условий, резко пойти в рост, окружить командные позиции
и подчинить их себе. Если только они не находились и раньше под ее скрытным
контролем.

 

      В пользу последнего предположения
говорит то обстоятельство, что советская пропаганда никогда не использовала
столь выигрышный для нее, казалось бы, факт господства иудейского капитала в
Европе и Америке (признанный даже К.Марксом). Наоборот, она этот факт скрывала
от советских людей, хотя он разрушал до основания главный миф противника,
изображавший западный мир "свободным миром". А западная пропаганда, в
свою очередь, никогда не использовала против СССР не менее выигрышный для нее
факт практически полного еврейского господства в нем в первые его годы и
перенасыщенности еврейством советской элиты во все годы последующие. Хотя этот
факт свидетельствовал о бесправии русских в их собственной стране. Более того,
западная пресса маскировала этот факт, неизменно называя советских
руководителей - "русскими", а советскую политику - "русской"
политикой. И раздувала созданный ею же миф о порабощении "русской"
властью нерусских народов СССР. Раздувала миф об угрозе человечеству со стороны
"русских".

     Можно, конечно, сказать, что в этих
странностях не было ничего странного: они легко объяснялись тем, что правящие
круги СССР и Запада, сознавая свою зависимость от еврейства, были одинаково
заинтересованы в том, чтобы скрывать это обстоятельство. Скрывать от народов
подлинные размеры еврейской власти в мире. В этом же, кстати, были заинтересованы
и сами евреи. Чтобы сохранить свои позиции, им следовало  их маскировать. Чтобы не подрывать доверия к
себе со стороны неевреев и не давать им пищи для размышлений в этом ненужном
направлении.

      Но, если называть вещи их собственными
именами (хотя евреи, как известно, обожают псевдонимы), придется сказать, что
это скрытное взаимопонимание евреев-социалистов и евреев-банкиров было, по сути
дела, не чем иным, как СКРЫТНЫМ ИХ АЛЬЯНСОМ, сложившимся на корыстной основе и
сохранявшемся поверх их идейных и всяких иных противоречий. Противоречий,
которые имели опять-таки очень странный характер: если публично они намеренно
раздувались, чтобы скрыть реальность означенного выше альянса, то негласно,
среди  "своих", должны были,
по логике вещей, сокращаться, ибо удобство этого союза для обеих сторон было
очевидным. Следовательно, чем прочнее сохранялось в каждом еврее его еврейское
сознание (а оно, по признанию множества евреев, не исчезало в них никогда), тем
фиктивнее оказывалась на деле его верность "классовому сознанию". Это
последнее оказывалось лишь дымовою завесою, которая скрывала реальные еврейские
аппетиты, и, вместе с тем, искусной уловкой, позволившей евреям привлечь на
свою сторону множество русских, противопоставить их другим русским и затем уничтожать
тех и других под разными предлогами, изобретать которые евреи всегда умели.
После краха Советской власти они рассказывали о своем былом идейном
двойничестве без всякого стеснения. А когда говорить о нем было невыгодно или
опасно, то, естественно, молчали. 

 

      В таком двусмысленном прочтении
социализм оказывался не столько действительной альтернативой капитализму,
сколько гениально придуманной и гениально осуществленной ИМИТАЦИЕЙ этой
альтернативы. И, вместе с тем, великолепным дополнением к капитализму -
инструментом, позволившим осуществить такие задачи, которые невозможно было
осуществить традиционными для капитализма методами.

 

     В пользу сказанного свидетельствует то
обстоятельство, что банкиры Запада в свое время действительно финансировали
еврейских революционеров-социалистов и оказывали им могучую политическую
поддержку, без которой те были бы бессильны. Они помогали им захватить всю
полноту политической власти в России. финансы и крупная промышленность которой
к 1917 году уже были в руках евреев (об этом см. мою статью в МГ Љ 1 за 1994
год). Спрашивается: зачем мировым банкирам это потребовалось? Они что,
рехнулись?.. Отдать свои сказочные богатства каким-то нищим своим
соплеменникам, чтобы те их "национализировали". Отдать их тем, кто
открыто грозил воспользоваться этими богатствами для устройства революции в
мировом масштабе, в результате которой все капиталы и вся власть мировых
банкиров должны были быть у них отняты, а они сами использованы на общественных
работах.

 

     Задуматься над этой нелепостью не
захотел, однако, ни один из признанных наших историков. То ли по скудоумию, то
ли, наоборот, потому, что здесь не о чем было думать. Здесь было понятно и без
раздумий, что если мировые банкиры передавали большевикам всю  власть в России, то, значит, они не
утрачивали при этом своего скрытного контроля над ситуацией в стране. И мировая
революция в будущем их беспокоила не больше, чем прошлогодний снег. Чем больше
был звон о предстоящей мировой революции, тем надежнее камуфлировалась суть
происходящего в России. Но напиши такое даже самый ученый и самый знаменитый
историк - и его не поняли бы ни в СССР, ни в "свободном мире". А
историкам жить тоже охота. Вот почему их долг - создавать серьезные научные
труды, а не впутываться в политику.

 

       Известно, что Достоевский не был
никогда серьезным ученым. Поэтому он писал просто: "Жид и банк господин
теперь всему: и Европе, и просвещению, и цивилизации, и социализму. Социализму
особенно, ибо им он с корнем вырвет христианство..." (ПСС, т.27, 1984,
с.59). Но что же следует из этих слов? Из них следует, что дело совсем не в
каком-то "малом народе" (высосанном кем-то из собственного пальца),
списать на который причину и плоды революции кое-кому, конечно, хотелось бы. А
в силе куда более солидной, названной Федором Михайловичем по имени.

 

    И что замечательно. Он дополнил сказанное
такими словами, которые никак не укладываются в головах нынешних христиан. Он
сказал, что "коммунизм произошел из христианства, из высокого воззрения на
человека" и что требования коммунизма "реальны" и
"истинны" ("Неизданный Достоевский", М. 1971, с.446).

    

     Вот ведь как озадачил. И как нам теперь
понимать его слова? Получается одно из двух: либо Достоевский противоречил
себе, либо имел в виду, что требования коммунизма (очищенные, естественно, от
налипшей на них неправды) заключены в самой природе Христианства, но...
поскольку оно не выявило в истории в должной мере свои социальные потенции, то
и требования эти оказались на улице, некогда христианской, а затем все более
безбожной. Они оказались за границами официального Христианства, связавшего с
себя с безбожным строем жизни. И в результате получилась двойная двусмыслица:
социально обессоленное Христианство и духовно обезображенная социальная идея.

 

      Так можно понять откровения Достоевского
о социализме, раскрывавшего свою мысль с разных сторон и лишь отдельными
чертами, внутреннюю связь которых он чувствовал, но не успел изобразить в
слове. А потому, при поверхностном их восприятии, и может возникать иллюзия,
будто он противоречил себе. Хотя сказанное им очень просто: социализм стал в
такой же степени пленником "жида и его банка", как и просвещение, как
и цивилизация, как и Европа. Как и, можно добавить, сама Россия. Так что же теперь,
отказаться от них?.. Нет, лучше освободить их из еврейского плена.

                                   ---оОо---

 

       Чтобы понять происхождение Советской
власти, надо отвлечься от радужных цифр, свидетельствовавших о громадных
успехах российской экономики в предреволюционные годы. Потому что не эти успехи
определяли суть тогдашней жизни. А то обстоятельство, о котором уже сказано
выше: в это время практически все частные банки принадлежали российским и
зарубежным евреям, а банкам принадлежала практически вся крупная
промышленность, И, за редкими исключениями, российская пресса. Евреи направляли
и контролировали ход российской общественной жизни. Изображая положение в те
годы русского писателя (т.е., казалось бы, наиболее свободного члена общества),
А.И. Куприн писал: "Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в
самом хвосте), давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской
истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти
господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот
избранный  народ столь же страшным и
сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь. Ужасно то, что все
мы осознаем это, но в сто раз ужаснее то, что мы об этом только шепчемся в
самой интимной компании на ушко, а вслух 
сказать никому не решаемся. Можно печатно иносказательно обругать царя и
даже Бога, а попробуйте-ка еврея?..". Это написано в 1909 г.  (см. журнал "Наш современник" Љ 9
за 1991г. стр. 90 -93).

 

     Но это господство еврейства в российской
жизни было хрупким и, при естественном ходе дел, могло быть поставлено под
вопрос. Хрупким оно было потому, что русские многократно превосходили евреев
количественно и сохраняли при этом очень высокую рождаемость. Кроме того, они
были крепко связаны со своей землей, которая кормила их, одевала и обувала,
которая обновляла их силы. Пока они были связаны с нею, они были независимы от
еврейства в очень существенном отношении. Хрупким еврейское господство было еще
потому, что русский народ, разоруженный идейно и организационно своими
царями-космополитами, сохранял, в потенции, духовные силы, способные заново
вооружить его и превратить в сплоченную силу. Русский народ, как замечено было
многими, крепок задним умом, поэтому в столкновениях с противниками он
поначалу, как правило, проигрывает. Но его беспомощность в это время обманчива,
она не свидетельствует о его капитуляции. Освобождение от иудейско-хазарского
ига, освобождение от монголо-татарского ига и последующие войны с Наполеоном и
Гитлером иллюстрируют сказанное. Мобилизация русского народа происходит с
большим опозданием, но она все-таки происходит. Как говорил Бисмарк, русские
долго запрягают, но быстро ездят.

      Кроме того, вглядываясь в будущее, не
трудно было догадаться о том, что с ликвидацией монархии в России русское
национальное сознание должно было начать пробуждаться. Иллюзия того, что где-то
там в Петербурге есть русская власть, думающая о своем народе, усыпляла русские
умы. Но с ликвидацией монархии, стилизованной под русскую власть, русские
должны были сознавать все отчетливее свое бесправие в своей собственной стране.
Их национальная мысль, пробудившись однажды, должна была расти. И
распространение в русском народе грамотности, неизбежное в эру техники, должно
было этому содействовать. А в результате его социальная активность соединилась
бы и с активностью национальной. В российских политических партиях и
общественных организациях начались бы расколы по национальному признаку.
Русское национально-освободительное движение приобрело бы своих идеологов и
организаторов, а еврейское руководство в этих организациях лишилось бы прежних
своих союзников и обнажилось бы еще больше как сила именно еврейская.

 

      А как отразилось бы это грядущее
противостояние русского народа еврейству на всей мировой ситуации? Оно способствовало
бы пониманию многими народами подлинного положения в мире и заражало бы их
желанием тоже освободиться от еврейской удавки.

 

    Когда нам говорят, что история не имеет
сослагательного наклонения, то хотят загипнотизировать наши умы случившимся,
чтобы мы не думали о том, почему сильные мира сего выбрали именно этот путь, а
не другой. Хотя сами отрицатели сослагательного наклонения прекрасно знают, что
история уже давным-давно планируется, и этот элемент плановости в ней постоянно
возрастает. Они знают, что успех этих планов зависит от того, будут ли они
во-время распознаны теми, против кого они направлены.

 

     И еще одно обстоятельство. Не трудно было
предвидеть, что с падением монархии в России начнется рост сепаратистских
движений, справиться с которыми "демократическая" власть будет не в
силах. И что эти сепаратистские движения будут тоже работать на разогрев
русского национального сознания. Станут гарантией того, что в истории России
двадцатый век будет веком русского национализма.

 

    
Вот какая перспектива замаячила перед еврейскими стратегами. Тут было от
чего поперхнуться. По мере осознания ситуации они должны были сходиться на том,
что захватили страну, расположенную на вулкане, готовом заговорить  через какое-то время. А для того, чтобы
предотвратить его пробуждение, следовало немедленно брать в свои руки всю
полноту власти, не ограничивая себя рамками классического буржуазного
правосознания. Вся полнота еврейской власти была нужна для запрета и
искоренения любой русской национальной мысли. Для запрета малейших
поползновений на какую-либо организацию русских по национальному признаку. Даже
самую безобидную, вроде общества русских слепых или русских филателистов. НЕ
ПОЗВОЛЯТЬ РУССКИМ СОБИРАТЬСЯ ОДНИМ И РАЗГОВАРИВАТЬ БЕЗ ПОСТОРОННИХ О СВОИХ
РУССКИХ ДЕЛАХ. Даже большая их концентрация вокруг исторических их символов и
памятников была опасна. Вот почему следовало уничтожать их культуру под самыми
разными предлогами. Взрывать православные храмы и устраивать на их месте
общественные туалеты. Или, по меньшей мере, превращать их в загаженные места,
складские и производственные помещения. Уничтожать православное духовенство.
Ввести в Уголовный Кодекс статью, наказывающую за антисемитизм, т.е. за
недовольство обилием евреев на руководящих позициях. И т.д. и т.п.

 

     Сознание русских следовало
гипнотизировать химерами и миражами, чтобы они не сознавали подлинного значения
происходящего в стране. Не сознавали того, что происходит с ними. Что их
осторожно превращают в манкуртов. Что создаются условия, программирующие распад
семьи, алкоголизм и малодетность.

                                    ---оОо---

 

        Евреи, однако, не могли захватить
полноту власти в России в качестве именно евреев. Им требовалась личина,
прикрываясь которой они могли бы господствовать фактически и осуществлять
намеченные цели не как евреи, а как представители некой высшей идеи,
благодетельной равным образом для всех народов. Удел которых, согласно этой
идее, слиться и раствориться в будущем друг в друге. А если так, то и забота о
своем народе оказывалась не только нелепой, но и преступной: она питала в людях
низшие их инстинкты, противопоставлявшие их спасительной высшей идее. А потому
и должна была наказываться самым суровым образом. Т.е. расстрелом.

 

     Этот запрет на национальную мысль
следовало распространить на все другие народы России, чтобы замаскировать его
антирусскую направленность и подавить, до времени, сепаратистские их
поползновения. Хотя острие его следовало направлять против русских. Такой антинациональной
политикой, носителями которой на окраинах России станут сами же русские,
прошедшие соответствующую идейную обработку, будут спровоцированы скрытные
антирусские настроения среди нерусских народов. Которые не догадаются о том,
что именно русские - первые и главные ее жертвы. И обрушат на них со временем
свою ненависть.

 

      А на это непонимание наложится,
усугубляя его, другое непонимание. Если главный удар будет нанесен по коренной
России и за ее счет будут создаваться лучшие условия жизни на окраинах,
населенных инородцами, то это вызовет бегство русских с родной земли на эти
окраины и - скрытное возмущение местного населения нашествием чужаков.
Возмущение, которое тоже аукнется со временем.

 

      Преимущества, закрепленные под разными
предлогами за нерусскими народами, обеспечат 
ускоренный рост их численности и подъем их социального статуса за счет
русских. Что приведет к относительному запустению русской земли и относительной
перенаселенности окраин, с которых начнется перетекание инородцев на русские
земли. Но не столько для хозяйственного их освоения, сколько для эксплуатации
разрозненного русского населения.

 

      И таким образом проблема русского народа
будет, в принципе, решена. Оторванный от своей земли, разрозненный и лишенный здравых
ориентиров, он буден беспомощен. Еврейским руководителям останется лишь
направлять борьбу разнородных сил на российских просторах и помогать им
осознавать, от кого их успехи зависят.

                                   ---оОо---

 

      А теперь вернемся к личине, которой
евреи должны были маскировать свое господство в России. Эта личина должна была
быть добротнейшей по большому счету и привлекательной для подавляющего
большинства русских. А особенно для обездоленных русских, безграмотных и обокраденных
во многих других отношениях. При их разрозненности и отсутствии у них
генеральных идей водить их за нос не так уж трудно. Обещать им золотые горы и
приобретать за эти обещания реальную власть над ними. А когда обман откроется и
вместо золотых гор они увидят все то же Кащеево царство (хотя и в
перелицованном виде), то что они смогут сделать? Только бессильно роптать, но и
за ропот будут строго наказываться. А если решатся на бунт, то собственная их
неорганизованность сделает  бунт их
бессильным. Перестрелять бунтовщиков, а остальных вразумить суровыми
наказаниями и свежими миражами - дело не хитрое. Главное - не лишать русских
иллюзии, будто высшая власть в России имеет благую цель (даже если при этом
ошибается в чем-то).

 

      Русские люди, в отличие от некоторых
других народов, явному злу поклоняться не могут. А если кто-то из них и
поклоняется, то отторгает себя тем самым от русского народа. Такого боятся, от
него отстраняются, его не уважают. И это благодатное начало, сохраняющееся в
русском народе, делает его опасным в глазах претендентов на мировое господство.
И восприимчивым к социалистической идее.

 

     Следовательно, идея социализма как
общества свободного от эксплуатации (а русский народ как раз и был одним из
самых эксплуатируемых в истории) могла - а потому и должна была - стать
наиудобнейшей личиной для сокрытия фактического господства евреев в России.
Или, точнее, господства тех, кто направлял еврейскую политику. Прочие же евреи,
как рядовые, так и высокопоставленные, могли догадываться об истинном положении
вещей или верить в официальные идеи, но... в любом случае, сознавая удобство
своего положения, должны были его оправдывать, пока это удобство сохранялось.
Ибо своекорыстие есть глубиннейшая черта еврейского характера, от которой не так-то
легко избавиться. Черта, воспитанная могучей фарисейско-талмудической
традицией.

 

       Вот, если быть кратким и не
задерживаться на уточняющих подробностях, происхождение и ДИКТАТУРЫ
ПРОЛЕТАРИАТА, и ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ, и КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ, и ПОДГОТОВКИ К ВОЙНЕ С
ГЕРМАНИЕЙ, и САМОЙ ВОЙНЫ, обескровившей русских и немцев.

 

      Но, создавая Советскую власть, евреи,
как говорится, убивали одним выстрелом двух зайцев. Они не только разрушали
русский народ, но и дискредитировали при этом идею социализма. Т.е. идею
разумной альтернативы капитализму. Чтобы в дальнейшем, по завершении
"эксперимента", списать причину русского "холокоста" на
социализм (и, естественно, на дурные качества русских, "поддавшихся"
социалистической пропаганде).

 

                              ---оОо---

 

       Трудно сказать (оценивая со стороны и
потому не зная в точности планов еврейских стратегов, но лишь догадываясь о них
по той логике, что запечатлена в Талмуде), в какой мере задуманное евреями о
русском народе удалось, а в какой события вышли из-под их контроля. И не
объясняется демонтаж Советской системы тем, что "эксперимент" стал
давать какие-то нежелательные для евреев эффекты. Социалистическая составляющая
в нем оказалась, похоже, не только маской, но и реальной силой, способной выйти
из-под еврейского контроля. Поэтому и потребовался срочный демонтаж социализма.

 

    Представлять себе еврейских
"мудрецов" какими-то всеведущими мыслителями. Безошибочно
рассчитывающими каждый свой шаг, так же нелепо, как и отрицать вообще наличие
еврейской головки и ее планов, нацеленных, в конечном итоге, на мировое
господство.

 

    Еврейство никогда не контролировало и не
может контролировать какую-либо ситуацию полностью, ибо такой властью обладает
лишь Бог. Только наше собственное безмыслие и наша собственная пассивность  создают условия, в которых еврейский ум и
еврейская сила  приобретают решающее
значение. Хотя в потенции их у евреев не больше, чем у нас. Но мы свои умы и
силы растрачиваем впустую, а у евреев они накапливаются в их общем национальном
деле. Если бы русские с точно таким же муравьиным упорством работали над
укреплением своего русского мира, то ни еврейские, ни наши собственные паразиты
нам были бы не страшны. А пока мы пассивны или воодушевлены делами, не имеющими
отношения к строительству нации, еврейская сила будет неодолимой и еврейский
ум, при всех его внутренних пороках, будет возвышаться над нашими умами.

 

     Но будет ли так всегда?.. Этот вопрос
почище гамлетовского, хотя и возникает как его продолжение. От ответа на этот
вопрос зависит окончательная оценка еврейского "эксперимента" в
России. Этот эксперимент окажется либо вполне успешным для евреев (если,
конечно, отвлечься от мысли о Страшном суде, которого не избегнет никто), либо
такой их исторической победой, которую принято называть Пирровой.

 

     Но я отвлекся от содержания
социалистической идеи на ее извращение в нашем недавнем прошлом не для того,
чтобы призвать русских людей к мести (она была бы для нас погибелью), а для
того, чтобы показать, что желание объяснить нынешнее жалкое состояние русских
ложностью социалистической идеи есть величайшая услуга, которую только можно
оказать еврейству. Переложив с него вину за русский "холокост" на
правильную, но еще не осмысленную церковно идею. И заблокировав тем самым ее
церковное осмысление.

4
сентября 2000г.

 

         Дополню сказанное ещё некоторыми
обстоятельствами.

 

          Идея парламентской демократии
западного образца была хороша для разрушения монархии в России, но ни на что
другое она не годилась. Первые же месяцы существования такой
"демократии" показали это. Россия, в силу географических и некоторых
других обстоятельств, абсолютно непригодна для этой формы правления. Она
обречена иметь сильную власть, чтобы противостоять силе заключенных в ней
противоречий, способных взорвать любой недостаточно прочный порядок. Поэтому,
свергнув монархию, евреи напоролись на то, за что так упорно боролись. Они
разрушили силу, которая так или иначе противостояла нараставшему хаосу. И
оказались перед необходимостью либо создать свою собственную диктатуру, либо
смириться с тем, что она возникнет спонтанно и независимо от них - и начнет
прибирать Россию к собственным рукам. В этом случае они получили бы вместо
либеральной монархии, обеспечивавшей им фактическое господство,
террористический режим, который показывал бы свои зубы всем, кто посмел бы
указывать ему пределы его власти. А для того, чтобы оправдать законность своего
существования и своих действий, этот режим должен был апеллировать к интересам
большинства населения. И в силу того, что капитализм был крайне непопулярен
даже в среде русской интеллигенции, не говоря уж о рабочих и крестьянстве, он
должен был использовать это обстоятельство для ограничения власти еврейского
капитала. Он должен был в собственных интересах перехватить у своих
политических конкурентов привлекательные социалистические идеи и включить их в
свою программу, придав им разумный характер.

 

     Но в этом случае социалистическая идея
оказалась бы вырванной из еврейских рук и стала бы раскрываться уже не
по-еврейски, а в соответствии с духовными ценностями русского народа и других
непаразитических народов. Эта идея утратила бы свой антирелигиозный,
антинациональный, антигосударственный и антисемейный характер и повернулась бы
своим острием против действительных хищников и паразитов. Но такой поворот был
бы полной катастрофой для руководителей еврейства.

 

      Евреи потому  и облепили так густо социалистические партии, они потому и
оседлали социалистическую идею, что не хотели чужого ее понимания. Они знали,
как это опасно. И как важно навязать гоям собственное ее понимание.

 

                                 ---оОо---

 

      Создатель теории еврейского социализма,
Моисей Гесс (1812 - 1875), считал, что только одни евреи имеют право сочетать
социалистическую идею со своей религией и своими национальными интересами. А
другие народы, в силу ложности их религий, обязаны сочетать борьбу за социализм
с борьбою против своих религиозных и национальных предрассудков. Когда
официальный создатель сионистского движения, Теодор Герцль, ознакомился с
книгой Гесса "Рим и Иерусалим" (опубликованной за тридцать лет до
того), то признал, что идеи Гесса предвосхитили его собственные. Из чего
следует, что действительным  духовным
отцом сионизма был не Герцль, а учитель Маркса и Энгельса, Моисей Гесс.

 

       Американский исследователь жизни и
творчества К.Маркса, Гэри Норт, писал, что "в начальной стадии его карьеры
Маркс был противником коммунизма как философской и политической системы. Но не
прошло и года, как Маркс и еще один молодой немецкий интеллектуал, Ф.Энгельс,
стали последователями весьма примитивной разновидности коммунизма. Причиной
этой метаморфозы был Мозес Гесс, "коммунистический раввин", как
впоследствии отозвался о нем Маркс... Сидней Хук относит становление Маркса как
марксиста... ко времени написания "Немецкой идеологии" (1845 - 46)...
написанной в соавторстве с Энгельсом. Часть рукописи написана почерком
Гесса" (Г.Норт "Марксова религия революции", Екатеринбург, 1994,
с. 18 и 38).

 

      
Другой автор, занимавшийся Марксом, писал: "Гитлер мог бы поучиться
расизму у Гесса. Последний же, учивший Маркса, что определяющим фактором
общественного развития является борьба классов, писал и противоположное:
"Жизнь - это непосредственный продукт расы" (Р.Вурмбранд "Другое
лицо Маркса", М.1991, с.55).

 

      Трудно представить себе, чтобы Маркс, с
его бешеным самолюбием, мог быть сознательным агентом еврейства. Это так же
трудно, как представить себе, что он, христианский внук раввина, мог писать
такие, к примеру, слова:

            Ты о чем? О песнях рая?

             Саблей зарублю тебя я.

             Бог не знает песен, - нет.

             Песни, это - адский бред.

             Что ведет к бездумью души.

             Мне напел их дьявол в уши.

             Дьявол такт мне отбивает,

             Он - смычок мой направляет.

 

     Но это стихотворение не случайность.
Другие стихи Маркса, написанные в это же время (1841г.), не отличаются по
своему характеру от вышеприведенного и свидетельствуют о том, что переход от
христианства к "научному коммунизму" совершался у него через такое
состояние духа, которое никак не связано с приобретением положительных научных
знаний. А если судить по гавкающему и рычащему характеру его последующих полемических
работ и по тираническому его отношению к людям, с которыми он сотрудничал (за
исключением Энгельса и, кажется, Гейне), то придется признать, что это
состояние духа сохранилось в нем и в дальнейшем, хотя обнаруживаться стало уже
иначе. Имеется много свидетельств, подтверждающих с разных сторон слова
Мадзини, сказавшего, что сердце Маркса разрывалось "от ненависти, а вовсе
не от любви к людям". И это противоречие между практическим
человеконенавистничеством и декларациями о высоком достоинстве человеческой
природы сделало его лицо, по меньшей мере, двоящимся. Но если это двоение было
вызвано внутренней лживостью Маркса (а чем же можно еще объяснить его?), то так
ли просты были - и его бешеное самолюбие, и его демонстративно грубый
антисемитизм? Или, быть может, они были только личинами, скрывавшими самую суть
его дела?

 

     Удивительно то, что, начав критику
современного ему мира с констатации денежной и фактической власти еврейства
("К еврейскому вопросу", 1844г.), Маркс не исследует далее, как это следовало
бы по логике вещей, ни происхождения этой власти, ни ее организации, ни ее
ближайших и отдаленных целей. Хотя не понимать важности этого дела он, конечно,
не мог. И, тем не менее, засвидетельствовав перед всеми свою враждебность к
еврейству, он оставляет эту магистральную тему и погружается в непролазные
дебри ученой схоластики, связанной с чисто теоретическими аспектами
функционирования капитала. Который на практике не ведет себя чисто
теоретически, потому что зависит всегда от своих хозяев. Но в угоду своему
панэкономизму Маркс игнорирует это деликатное обстоятельство и устраняет тем
самым еврейский фактор из своей виртуальной "науки" о капитале.  Он создает псевдонаучный антирелигиозный и
антинациональный Талмуд для "гоев". Создает учение,  перенасыщенное нарочитой сложностью и
темными  местами, которые чередуются с
ясными и красивыми мысленными узорами, очаровывающими читателя. Учение, в
котором, при всей его громоздкости, отсутствует положительная программа.
Которая подменена несколькими красочными лозунгами и формулами, оставляющими
простор для безграничных фантазий. Но в этом была не слабость, а сила
марксизма, который не связывал рук своим адептам положительными идеями
("догмами") и позволял действовать по обстоятельствам, не ограничивая
себя ничем, но, вместе с тем, во имя 
как бы самой высокой идеи и как бы от имени самой науки, спорить с
которой никому не позволено. Маркс создает Талмуд для своих последователей, в
котором едва ли не по каждому вопросу дано, как минимум, два противоречащих друг
другу мнения. А то и три, и более, - как в натуральном Талмуде для евреев. Что
и позволило в дальнейшем руководителям марксистов выдергивать, в зависимости от
обстоятельств, из марксистского наследия нужный текст и оправдывать им свои
действия.

 

     Однако, справедливости ради, надо
признать, что иногда Маркс все-таки возвращался к еврейской теме, чтобы
напомнить обществу о своем неприятии еврейства. Так, например, он пишет в
статье "Русский заем" (1856г.): "Нам известно, что за каждым
тираном стоит еврей, как за каждым папой - иезуит. Подобно тому, как войсками
иезуитов истребляется каждая свободная мысль, такой же участи подвергается и
желание угнетенных; кончились бы все войны, начатые капиталистами, если бы за
ними не стояли евреи, которые получают от этого выгоду. Не удивительно, что
1856 лет назад Иисус изгнал из Иерусалимского храма торговцев. Они были сродни
современным торговцам, которые стоят за тиранами и тиранством. Большинство из
них - евреи. Благодаря тому, что евреи окрепли, жизнь на земле подверглась
опасности, и это заставляет нас разоблачить их организацию и цели, чтобы их
зловонием пробудить рабочих всего мира к борьбе" (цитата из книги
Р.Вурмбранда "Другое лицо Маркса", с. 26).

 

      Этот текст, по существу, есть не что
иное, как "Протоколы сионских мудрецов" в самом сжатом виде. И даже,
добавлю, в улучшенном виде - в том смысле, что 
здесь они не содержат никаких неясностей по части их происхождения. Тут
все абсолютно ясно: их автор - величайший мыслитель всех времен и народов, И, что
особенно важно, самый человечный человек, которым заслуженно гордятся евреи
всего мира. А уж они-то знают, кем им гордиться.

 

     Но, разумеется, эти слова Маркса так и
остались пустой декларацией. Никакого разоблачения "организации
евреев" за ними не последовало. Эти слова были нужны в свое время, когда
еврейский капитал еще не успел замаскировать себя (см. мою статью "О
тайной природе капитализма", МГ Љ 11 - 12 за 1993 г.) и потому вынуждал
реагировать на реальность его власти. Но дело было не только в этом. Главное
было в том, чтобы создать дымовую завесу из антиеврейских слов, которая скрыла
бы выгодный еврейству характер работы Маркса. Эти слова были нужны для того,
чтобы ослепить потенциальных противников Маркса иллюзией того, что марксизм действительно
ставит перед собою цель уничтожить еврейское господство в мире.

 

    Вполне естественно, что выпады Маркса
против еврейства так и не вошли в основной корпус марксизма. Они остались (даже
будучи опубликованными частично в собраниях его сочинений) как бы в запасниках,
доступ в которые стал со временем ограниченным. Когда это было нужно
официальным интерпретаторам марксизма, они могли осторожно их использовать. А
когда не нужно - делать вид, будто их никогда не было. Из чего следует, что в
марксизме знаменитая "диалектика" играет роль куда большую, чем об
этом говорится у классиков и официальных их толкователей.

 

      Это отступление о Марксе можно закончить
таким выводом: независимо от того, был или не был он сознательным агентом
еврейства, он создал именно такую смесь из критики капитализма,
социалистических лозунгов и разрушительных идей, которая полностью
соответствовала рецепту Гесса. И даже то обстоятельство, что в зрелые годы
Маркс пренебрежительно отзывался о Гессе, работало на идею Гесса. Как и
замалчивание (или извращение) их действительных отношений ангажированными
биографами.

                                     ---оОо---

 

     Сказанное об особенностях марксистского
социализма и о ситуации в России после свержения монархии поясняет, почему
еврейские руководители должны были сделать ставку на диктатуру большевиков.
Меньшевистский марксизм был размягчён европейским правосознанием и даже в
какой-то степени здравым смыслом, поэтому доверять меньшевикам было нельзя.
Обман может быть успешным лишь при условии, что он сочетается с террором по
отношению ко всем инакомыслящим. Вот почему большевикам ленинско-троцкого
закала не было альтернативы.

 

       Итак, будущее грозило евреям в России
серьезными неприятностями, но настоящее давало им шанс эти неприятности
предупредить и не допустить. Настоящее позволяло заполучить еще небывалое в
России господство. Небывалое как по своим масштабам, так и по своей форме. И
упустить этот шанс было нельзя. Слишком велика была ставка. Слишком многое
могло измениться даже через какие-нибудь год-другой.  Раздумывать было некогда (если только эта ситуация не
продумывалась заранее). Действовать надо было решительно, пока русские не
пришли в себя после шока, вызванного падением монархии. И пока не разгорелись
на окраинах сепаратистские страсти. Вот почему еврейские руководители бросили
свои силы, не афишируя этого, на поддержку большевиков, рядовой состав которых
следовало наполнять преимущественно русскими рабочими, а офицерский  - преимущественно еврейскими интеллектуалами,
от бывших аптекарей и гимназистов до крупных художников разного рода. Вот
почему не изменявшие никогда своему еврейству российские евреи стали срочно и в
массовом порядке перековываться в отъявленных интернационалистов и утверждать,
что они уже не евреи, а большевики. В связи с чем во всем мировом зарубежном
еврействе не произошло никакого переполоха (хотя евреи России были самым
большим отрядом мирового еврейства). И вот этот отряд, почти поголовно,
оставлял свой завет с Богом и переходил на позиции воинствующего атеизма. Хуже
того - оставлял коммерцию и запрещал эту основу еврейской жизни. Казалось бы,
все евреи "свободного мира" должны были в связи с этим неслыханным
преступлением раздирать свои одежды и посыпать свои головы пеплом. Должны были
наложить херем на отступников и созданную ими власть. И начать, по меньшей
мере, холодную войну против СССР, чтобы задушить его экономической блокадой.
Но... только мелкие еврейские недотепы могли осмысливать эту великую еврейскую
трагедию так однозначно. Они не обладали, увы, ни стереоскопическим зрением
своих старших товарищей, ни столь характерным для евреев комбинационным складом
ума. Или, обладая им, не могли представить, что комбинации можно проворачивать
в таких масштабах. Однако, глядя на своих старших товарищей, они успокаивались.
А те, дистанцируясь от большевиков и осуждая публично их методы, следили,
однако, с большим интересом за ходом социального эксперимента.

22
сентября 2000г.

 

 

 

 

      Нужен ли нам социализм? (часть
четвёртая)

 

---------------------------------------------------------------------

 

      Социализм, по своей сути, есть идея
общей 

собственности.
Общая собственность предполагает 

ведение
общего хозяйства в общих интересах всех 

членов
общества - таков объективный ее смысл. А 

как
этот объективный смысл будет осознан членами 

общества
и как будет осуществлен на практике - 

зависит
уже от нравственного и интеллектуального 

состояния
членов общества. Т.е., главным образом, 

от той
или иной господствующей в обществе 

идеологии.

 

     Из чего следует, что разновидностей
социализма 

может
быть не три, как думал священник Сергий 

Булгаков
(атеистический, безрелигиозный и 

христианский,
см. статью Н.В.Сомина 


<Христианский
социализм> С.Н.Булгакова>), а 

столько,
сколько в мире народов с их 

представлениями
о ценностях и способах 

организации
жизни.

 

      Общая собственность есть логическое и 

практическое
следствие идейного и нравственного 

единства
членов общества, а также символ и 

гарантия
нерасторжимости их интересов. У эгоистов 

и людей
чуждых друг другу общей собственности 

быть не
может. У них возможна лишь складчина 

личных
собственностей, на основе которой 

возникают
акционерные и кооперативные общества. 

А
нераздельной собственности, принадлежащей 

всему
коллективу (семейному, общинному и 

национальному)
у них нет.

 

      Всякий плод выявляет свои качества в 

зависимости
не только от его собственной <идеи>, но 

также и
от того, кто ухаживает за плодовым деревом 

и в
каких условиях оно произрастает. Так и общая 

собственность
выявляет свою <идею> в зависимости 

от
того, кто и как ее понимает. Дурная идеология и 

дурное
состояние членов общества дадут дурной 

социализм,
а хорошая идеология и хорошее 

состояние
членов общества дадут хороший 

социализм,
в котором и выявится истинная природа 

социализма.
Поэтому ссылки на дурные 

разновидности
социализма не раскрывают 

подлинной
природы последнего, но лишь сбивают с 

толку.
Как нельзя судить о вкусе хороших садовых 

яблок
по кислым плодам лесных дичков, так и о 

социализме
нельзя судить по уродливым его формам. 

Это
было бы то же самое, как в споре о природе 

Церкви
напирать на грехи христиан и оторванность 

их идей
от реальной жизни - и не признавать в 

Церкви
ничего сверх этого.

 

      В спорах о социализме старания его
противников 

направлены
к тому, чтобы уйти от определения 

предмета
спора и доказать две вещи: 

неэффективность
общих хозяйств и фатальную их 

связанность
с плохими идеологиями. А когда им 

указывают
на тот факт, что общая собственность 

была
связана в истории не только с плохими 

идеологиями,
но и с хорошими (первохристианская 

община
в Иерусалиме, монашеские общежития, 

крестьянские
общины в Византии и на Руси), то они 

отражают
этот аргумент простым заявлением о том, 

что ни
первые христиане, ни монахи, ни 

православные
крестьяне социалистами, конечно же, 

не
были: Чем демонстрируют свое непонимание 

предмета
спора или даже нежелание его понять. Они 

показывают,
что зачисляют в социалистический штат 

по
своему произволу - то по характеру 

собственности,
то по мировоззренческому признаку. 

Когда
как им выгоднее для успеха в споре.

 

                                    ---оОо---

 

    Чтобы понять, хотя бы отчасти, значение
общей 

собственности,
прислушаемся к словам 

Ю.Ф.Самарина
в защиту крестьянской общины, 

которая
была, при всех ее несовершенствах, 

социализмом
в миниатюре. Община не признавала 

частной
собственности на землю и, кроме того, 

строилась
на круговой поруке: один за всех и все за 

одного.
В этом была ее сила. Когда у Самарина 

возник
спор с нашими западниками, отрицавшими, 

во имя
частной собственности, разумность 

общинного
права, то Юрий Федорович воспроизвел 

внутреннюю
логику польских помещиков (речь в 

данном
случае шла именно о них) в следующих 

словах:
<Пусть дают каждому крестьянину, порознь 

взятому,
какие угодно права, это еще не беда, только 

бы он
стоял один, лицом к лицу против помещика; 

только
бы не вздумали подбить эти права плотною 

подкладкою
общинного права; только бы не 

сводились
разрозненные личные интересы в один 

общественный
интерес, и только бы громада 

(община,
- Г.Ш.) не имела повода вступаться в дело, 

когда
мы поведем речь с каждым из ее членов>. Вот 

что
было на уме у противников общинного 

землевладения
из Западного края и что они держали 

про
себя> (<Статьи. Воспоминания. Письма>. М. 

1997,
с. 103).

 

       После этих слов как не вспомнить
рассказ 

Л.Толстого
об отце, который предложил своим детям 

сломать
веник, а когда они не сумели этого сделать, 

то
развязал его и дал им переломать его по 

прутику:

 

      Атомизировать народ, разложить его на 

<независимые>
прутики с тем, чтобы затем 

подчинить
разрозненных и потому бессильных его 

представителей
своей организованной силе, - вот что  

стоит
за масонской идеей <прав человека> 

(оторванных
от права его народа на 

самоорганизацию
и противопоставленных этому 

праву).
Частная собственность, понятая как некое 

господствующее
и <священное> право, есть 

неотъемлемая
часть этой масонской идеологии, 

скрытная
цель которой существенно отличается от 

рекламируемой
публично. <РАЗДЕЛЯЙ - И 

ВЛАСТВУЙ!>
- вот что скрывается за красивыми и 

убедительными
для близоруких людей словами.

 

      Принцип частной собственности
соблазнителен 

для
человека не менее, чем в свое время было 

соблазнительно
яблоко для наших прародителей, 

разрекламированное
дьяволом. Принцип частного 

права
дает человеку иллюзию его экономической 

независимости
и как бы гарантию того, что никто не 

вмешается
в его хозяйственную деятельность и не 

ограбит
его. И действительность эту иллюзию 

оправдывает.
Но: лишь при одном условии. Если не 

видеть
эту действительность панорамно, если не 

видеть
ее исторически и социально, т.е. намного 

шире и
объемнее, чем ее видит вцепившийся своим 

умом в
свою собственность человек. А при 

панорамном
ее обозрении открывается вся 

иллюзорность
веры человека в прочность обладания 

им
своей собственностью. Если его еще не разорили, 

то это
не значит, что он и не может быть разорен. 

Просто
до него еще не дошла очередь. А когда 

дойдет,
ему предложат условия, на которых он может 

ее
сохранить, или просто отымут без всяких условий. 

В мире
частной собственности разорить можно 

любого,
если он не принадлежит к масонской 

номенклатуре.
И разорить без какого-либо заметного 

нарушения
действующих законов. Хотя и нарушить 

закон,
если понадобится, для сильных мира сего не 

проблема.

 

     Но главное даже не в этом. А в том, что 

господство
частной собственности есть господство 

разрушающих
человека и общество начал. Здесь не 

сразу,
а постепенно и неуклонно, берут верх 

разрушительные
процессы. И человек становится их 

пленником.
Они зомбируют если не его самого 

(лично
человек может сопротивляться им), то его 

детей и
внуков. Которые в детстве и юности не могут 

осознать
происходящего в мире и потому принимают 

навязанные
нормы за нечто естественное. Вот о чем 

не
способны думать люди, вцепившиеся своими 

умами в
свою частную собственность.

                                   ---оОо---

 

     К сказанному можно добавить такой штрих.
В 

том,
что большое крестьянское хозяйство прочнее и 

успешнее
мелкосемейного, не сомневались в свое 

время
ни сами крестьяне, ни помещики, ни ученые в 

России.
Поэтому владельцы сел нередко попросту 

запрещали
семейные разделы крестьян без 

чрезвычайных
на то причин. Запрещали, чтобы не 

допустить
их разорения. И тем не менее эти разделы 

совершались
вопреки прямой экономической выгоде 

делившихся.
Значит, действовали в данном случае не 

экономические
соображения, а морально-

нравственные:
личные антагонизмы в большой семье 

взрывали
большие семейные хозяйства, эти, своего 

рода,
мини-колхозы. Значит, большое общее 

хозяйство
требует более высокой нравственной и 

идейной
организации его участников, нежели 

мелкое.
Вот о чем, стало быть, должна идти речь. 

Какой
именно организации требует большое 

хозяйство
и как ее создать. А не о том, как лучше 

пятиться
от уродливых форм общего хозяйства к 

мелким
частным хозяйствам. Или к большим 

частным
хозяйствам.

 

                                   ---оОо---

 

    Заботясь только о себе и своем ближайшем 

окружении,
человек становится слепым по 

отношению
к остальному Божьему миру. Или даже 

сознательным
хищником. Т.е. уподобляется дьяволу. 

Заботясь
же о всех, человек не иллюзорно, а 

действительно
делается богоподобным. Он 

уподобляется
промышляющему о всех Богу. Он 

раскрывает
лучшие силы своего ума и всей своей 

души.

 

    Но в наличном своем состоянии он не может 

заботиться
по-настоящему обо всех. Забота о всех 

это
слишком большое  дело, предполагающее и 

разумную
постепенность в своем осуществлении, и 

разумный
выбор ближайшей задачи. Забота о всех, 

начинаясь
с заботы о своей семье и ближайшем ее 

окружении,
продолжается в заботе о своем народе. 

Ибо
здоровая семья невозможна в больном народе. 

Она
заражается его болезнями и разрушается. 

Поэтому
замыкание человека на самом себе или на 

замкнутой
на себя семье неразумно. Подлинный 

интерес
человека и его семьи - жить в здоровом 

обществе.
А для этого надо его создать. И создать 

поначалу
не во всемирном масштабе (это задача-

максимум,
до которой мы еще не доросли, хотя и не 

должны
забывать о ней), а в масштабе своего народа. 

Потому
что свой народ это естественная среда жизни 

человека
и его семьи. В безнациональной среде люди 

превращаются
в американцев.

 

      Стало быть, разумное социальное
строительство 

невозможно
иначе, как созидание, в первую очередь, 

здоровой
семьи и здоровой нации. Вот то требование 

жизни,
мимо которого прошли как асоциальные 

христиане,
так и социалисты-космополиты.

 

                                      
---оОо---

 

      Общая собственность есть отголосок
некого 

высшего
состояния людей, которое именуется на 

русском
языке словом <соборность>. Это состояние, 

в силу
его возвышенности, труднее понять, нежели 

заботу
о собственных интересах. Поэтому понимание 

соборности
дается не всем и не сразу. Да и то лишь 

отчасти:
соборность есть не столько данность этого 

мира,
сколько его заданность. Это идея познания 

Бога и
исцеления, в меру этого познания, от 

эгоистической
слепоты и связанной с нею тяжести и 

окаменелости.
Это идея все большего внутреннего 

единства
членов общества при все большем 

раскрытии
особенностей каждого из них.

 

      В своем нынешнем виде мы не знаем по-

настоящему
ни Бога, ни себя, ни, тем более, друг 

друга.
Мы страшно далеки друг от друга при всей 

внешней
близости. Мы обладаем лишь начатками 

познания
и видим других, в лучшем случае, в 

полутьме.
Как и себя. Но!.. всею семьею, когда она 

верит в
Бога, мы видим Его лучше и тверже, чем в 

одиночку.
Как и самих себя. А всей общиной и всем 

народом
будем видеть еще лучше. Этот путь 

познания
как раз и является истинным. Его-то и 

обошел
Кант в своей гносеологии. Заведший 

европейскую
мысль в дебри схоластики. Подлинный 

путь
познания дан только в Евангелии: истинное 

познание
начинается с духоподъемной веры в Христа 

и
станет полным тогда, когда мы будем верить в 

Него не
только всем человеческим родом, но вместе 

с
животными, птицами и деревьями. Вместе со всей 

нашей
землей и хорами окружающих ее звезд.

 

     Идея соборности подразумевает не просто 

коллективизм,
но, прежде всего, высокую связь с 

Богом.
Соборность начинается не с горизонтали, а с 

вертикали.
Нужен Бог и познание Его человеком, 

чтобы
стала раскрываться богообразная природа 

человека.
Без раскрытия которой невозможно 

становление
общества. Которое превращается из 

ложного
подобия общества в общество истинное 

лишь в
меру одоления в нем эгоистических 

отношений.
А в той мере, в какой они сохраняются, 

оказывается
обществом лишь по своей внешности.

                                ---оОо---

 

     Альтернативой обществу эгоистов было бы
такое 

общество.
Члены которого сознательно ограничивали 

бы свои
личные и семейные материальные 

потребности
действительно необходимым и думали 

бы не
столько о себе, сколько о Боге и Божьем мире. 

В этом
случае они были бы открыты не к химерам 

быстротекущей
жизни, а к ее подлинным глубинам и 

вечным
ее ценностям. И потому были бы здоровее 

духовно
и телесно. И благоуханнее. В таком 

обществе
людям было бы стыдно обладать 

внешними
преимуществами перед другими людьми - 

и более
вкусной пищей, и более дорогой одеждой, и 

более
богатыми домами, и всякими иными 

удобствами.
В том обществе ценились бы не частные 

богатства
и умение их нажить, а добрые дела и 

добровольная
нищета, этот знак сокрушения о 

совершенных
грехах. В таком обществе чрезмерная 

частная
собственность воспринималась бы не просто 

лишней,
а столь же вредной, как антисанитарное 

состояние
воды, почвы и воздуха. Она 

воспринималась
бы как болезнь, каковою она и 

является.
Частная собственность это порождение 

первородного
греха. 

 

     Чтобы думать о жизни и праведно жить (а
это 

высшая
ценность в жизни), человеку нужно 

немногое.
И это немногое должно быть обеспечено 

каждому
человеку и каждой семье. Обеспечено 

вместе
с духовно здоровой атмосферой общества, 

открывающей
перед всеми пути совершенствования. 

В этом
был бы истинный гуманизм, в отличие от 

безбожного
лже-гуманизма, дезориентирующего 

людей и
развязывающего в них низшие инстинкты. 

Не
плодить нищих, унижаемых необходимостью 

выпрашивать
себе подачки на жизнь, а дать им 

условия
для достойной жизни. Вот что было бы 

истинным
благом для них, которого не хотят им дать 

предпочитающие
плодить нищих, чтобы затем 

создавать
видимость своей заботы о них. И 

выглядеть
добрыми христианами.

 

     Но не утопия ли такое разумное общество,
о 

котором
идет речь?.. Наблюдая современную жизнь, 

можно
поверить тому, что эгоистическая 

озабоченность
это нормальное состояние людей. И 

что
предлагать им нравственное устройство 

общества
это то же самое, что предлагать хищникам 

питаться
травою.

 

    Люди, однако, на самом деле не таковы,
какими их 

делает
современное устройство общества. Они лучше 

и
богаче духовно, чем мы их видим своими 

больными
глазами. Как правило, они хотели бы жить 

в
высоком обществе и дышать его здоровым 

воздухом.
Но их вера в него подавлена, а потому их 

поступки
не соответствуют их глубинным желаниям. 

Не
говоря уж о том, что современное общество 

попросту
навязывает им расчеловечивающий образ 

жизни.
Они живут не так, как им хотелось бы, а 
как 

вынуждают
их обстоятельства и гипнотизирующий 

пример
других. Высокое отношение к жизни 

невозможно
лишь для сознательных служителей зла. 

Рожденных,
подобно плесени. В подземельях. И 

потому
не выносящих солнечного света. Но 

подавляющее
большинство нынешних эгоистов 

сознательными
служителями зла не являются. Это 

эгоисты
поневоле или, лучше сказать, по своей 

слабости.
Это люди, в которых родители, школа и их 

окружение
не пробудили подлинной человечности, 

т.е.
искания правды и мужественного отношения к 

злу. И
сами они не выработали в себе ни того, ни 

другого.

 

      Эгоистически ориентированное общество 

гипертрофирует
в своих членах худшие их черты и 

подавляет
лучшие. Или уродует их. Здесь каждый 

провоцирует
другого на эгоистические движения. И 

каждый
становится их жертвой. Одолеть эту 

инерцию
зла невозможно, если не противостоять ей 

сознательно.
Но вовлеченность в гонку за 

материальным
успехом (или даже за принятым 

стандартом,
умышленно завышенном в 

материальном
отношении) как раз и парализует 

высшие
способности человека и делает такое 

сознательное
противостояние невозможным.

 

     Альтернативой обществу эгоистов было бы
такое 

общество,
которое не ограничивалось бы 

порицанием  эгоизма и паллиативными мерами 

против
него, а положило бы в само свое основание 

принцип,
прямо противоположный эгоизму. Не 

заботу
каждого о самом себе и своих ближних 


(которая
хороша лишь как основание семьи и 

микрообществ,
но не более того), а заботу всех 

членов
общества об обществе в целом и каждом его 

представителе.
И, воплощая этот нравственный 

принцип
в праве, признало бы основные богатства 

страны
(природные, хозяйственные и культурные) 

общим
достоянием всех членов общества. Или, 

вернее,
собственностью всех поколений, которым 

жить в
этой стране.

 

      Что никакое общественное устройство,
даже 

самое
совершенное, не упразднит до конца эгоизма в 


нашей
пораженной грехом человеческой природе, 

это
верно. Но спекулировать на этом обстоятельстве 

нехорошо.
Доброе общество не панацея от наших 

грехов,
но существенное их одоление.

 

     Что осуществить нравственный принцип в
жизни 

общества
намного труднее, чем принцип 

эгоистический,
это тоже верно. Но кто сказал, что мы 

можем
летать на Луну и совершать другие трудные в 

техническом
отношении дела, а в социальном 

строительстве
обречены повторять то, что было 

сделано
когда-то до нас?

 

      В
современном российском обществе (русского 

общества
у нас пока еще нет) стало правилом либо 

равняться
на <цивилизованный> Запад, либо 

пятиться
раком к принятым за образец обществам 

прошлого.
О наших западниках говорить нечего: это 

люди
ущербные в умственном отношении, если не 

просто
пройдохи. Но, увы, недалеко от них ушли и 

наши
патриотические оппозиционеры. Они едва ли 

не
все  консерваторы, чем очень гордятся.
Вся 

разница
между ними лишь в том, что одни из них 

пятятся
в близкую к нам по времени брежневскую 

или
сталинскую эпоху, другие в романовскую, третьи 

еще
дальше, а некоторые аж до самых языческих 

времен.
Все они видят свой идеал в прошло хотя на 

самом
деле оно не было никогда идеальным. В нем 

были
только более или менее удачные попытки 

приблизиться
к идеалу или, чаще, просто дать ответы 

на
нужды своего времени.

 

                                   ---оОо---

 

     Социализм, в идеале, есть Царство
Небесное на 

земле,
увиденное мутными глазами пораженных 

грехом
людей и спроецированное на грехопадные 

условия
жизни. Социализм это суррогат Царства 

Небесного,
но не альтернатива ему. Альтернативой 

его
делает лишь враждующая с Богом идеология. В 

Царстве
Небесном действительно все будет 

принадлежать
всем, и самая малая тварь будет 

обладать
всем миром. Частная собственность в 

Царстве
Небесном невозможна. Она есть порождение 

разделяющего
всех греха. Но преодоление частной 

собственности
начинается уже здесь, на этой больной 

земле.
Оно начинается с той любви, которая <не 

ищет
своего> и которая не торгуется, а дарит и дарит, 

не
требуя ничего взамен. Это преодоление эгоизма в 

наших
слабых сердцах начинается робко и с 

уродливыми
возвратами на круги своя. Оно похоже, 

как и
проекты социалистов, на рисунки ребенка, 

который
учится рисовать.

 

     <Князья народов, - говорит Христос, - 

господствуют
над ними, и вельможи властвуют ими; 

но
между вами да не будет так: а кто хочет между 

вами
быть большим, да будет вам слугою> (Мф. 20, 

25-26).
Здесь дан принцип жизни, диаметрально 

противоположный
господствующему в падшем мире. 

Здесь
дана норма жизни Царства Небесного. 

<Иисус:
встал с вечери, снял с Себя верхнюю 

одежду
и, взяв полотенце, препоясался; Потом влил 

воды в
умывальницу и начал умывать ноги ученикам 

и
отирать их полотенцем: Когда же умыл им ноги и 

надел
одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: 

знаете
ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня 

Учителем
и Господом, и правильно говорите, ибо Я 

точно
то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл 

ноги
вам, то и вы должны  умывать ноги друг
другу: 

Ибо Я
дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я 

сделал
вам> (Иоан. 13, 3 - 15).

 

      Если сравнить эту евангельскую норму
жизни с 

теми
нормами, которые провозглашаются 

социалистами,
то придется сказать, что 

социалистические
нормы куда менее утопичны. Я, во 

всяком
случае, еще не видел ни одного священника, 

который
умывал бы ноги своим прихожанам. И тем 

не
менее упрек в <утопизме> это один из самых 

распространенных
и самых <сильных> доводов 

асоциальных
христиан против социализма. В связи с 

чем
уместно напомнить такие слова: <Неодинаковые 

весы,
неодинаковая мера, то и другое - мерзость пред 

Господом>
(Книга Притчей, 20, 21).

 

      Но что такое <утопия>? Утопия есть
нечто 

желанное,
которого нет и не может быть при 

существующих
условиях жизни. В утопии есть 

идеал,
который воплотить на этой земле еще никому 

не
удавалось. И не удастся. Но без тяги к нему и без 

ориентации
на него человек перестает быть 

человеком.
Лишь стремясь к <невозможному>, 

которое
истинно и прекрасно, люди остаются 

людьми
и народы народами. Т.е. живут подобающей 

им
высшей жизнью. Вне которой их жизнь 

становится
подобием скотской. А жить высшей 

жизнью
значит осмысленно переделывать себя и 

окружающий
мир в нечто лучшее.

 

     Для христиан таким идеалом является
Царство 

Небесное
на земле. Но что стоит за этими словами?.. 

Мир
высокой любви, лишь слабые отголоски 

которой
звучат в нашем падшем мире. Да и то не во 

всех
сердцах.

 

     Жить по-настоящему можно лишь в Царстве 

Небесном
на земле или в борьбе за него. Все 

остальное
не стоит того, чтобы о нем думать. Все 

остальное
приобретает реальность и смысл лишь в 

связи с
высшим миром, для которого мы созданы. И 

свидетельством
тому - сама душа человека, О ней 

хорошо
сказал Паскаль, что она есть бездна, 

наполнить
которую не может ничто из вещей этого 

мира.
Наполнить которую может лишь другая бездна 

- Бог и
Его замысел о мире. Даже бессмертие, в 

котором
нет упраздняющей время любви, было бы 

адом.
Было бы бессмертием неутоленных душ, 

заживо
погребенных в бессмысленном мире.

                                    ---оОо---

 

     Внехристианский социализм есть
выродившаяся 

идея
Царства Небесного на земле. Или, иначе, 

выродившаяся
идея соборности. Забывшая о своем 

высоком
происхождении и утратившая свою 

глубину.
Хуже того: впитавшая в себя отраву 

безбожия.
Поэтому безбожный социализм имеет 

двойную
природу и два истока. Жажда более 

высокого
мира, нежели мир наличный, идет не от 

безбожия
социалистов, а от их богообразной 

природы.
А непонимание того, каким этот высокий 

мир
должен быть идет действительно от их 

безбожия.
Отсюда и внутренняя противоречивость 

безбожных
социалистов: это религиозные 

безбожники,
жертвы обмана и самообмана, свято 

верующие
в царство правды, возводимое бывшими 

обезьянами.
И способные ради этого царства на 

подвиги,
сопоставимые по своей жертвенности с 

подвигами
первых христиан. Но этот религиозный 

энтузиазм
безбожных социалистов обречен на 

бесплодие
и последующее исчезновение в ходе 

уничтожения
ими христианских основ жизни.

 

     Когда смотришь на запечатленные на 

фотографиях
лица комсомольцев двадцатых-

тридцатых
годов, то чувствуешь по контрасту с 

поколением,
<выбравшим пепси>,  как много в
них 

было
еще целомудрия и неподдельного духовного 

подъема.
Но за кем они шли и в каких делах 

участвовали?
Кого они воспитали и кого воспитали 

их
дети?.. Глядя на эти фотографии, думаешь о 

цветах,
срезанных и собранных в букет. Они 

благоухают
и чаруют. Но они не дадут плода. Они 

высохнут
и будут выброшены на помойку.

 

      Однако ставить в пример этим обманутым 

юношам
и девушкам асоциальных христиан было бы 

как-то
нелепо. Это ж они, асоциальные христиане, 

воспитали
детей, ставших легкой добычей ученых 

волков
в овечьих шкурах. Это они, асоциальные 

христиане,
допустили безбожный капитализм в своей 

собственной
стране со всеми вытекающими отсюда 

последствиями.
Правда асоциальных христиан это 

половинчатая
правда, которой не утолить жажду 

ищущих
полной правды. Насколько она возможна 

здесь,
на этой земле. Правда асоциальных христиан 

сопряжена
с их социальной неправдой, которая 

питает  религиозную неправду безбожных 

социалистов.
Так две полуправды поддерживают 

друг
друга и питают противостояние русских людей 

друг
другу.

23
октября 2000г.

 

 

 

 

Ф У Н Д
А М Е Н Т 

 

     Национальная идеология есть сумма идей и
норм 

жизни,
организующих нацию в единое целое. 

Национальная
идеология отличается от 

национальной
религии тем, что является более 

широким
понятием, которое включает в себя 

религиозные
идеи и нормы жизни в качестве своей 

сердцевины
и дополняет их идеями и нормами, 

имеющими
политический, социальный, культурный 

и
хозяйственный  характер. Национальная
идеология 

является
главным языком нации. Это не язык слов и 

словесных
конструкций, а язык более сложных 

понятий,
с утратой которого ее члены  оказываются


неспособными
на взаимопомощь и разумные 

совместные
действия.

 

      Народ, утративший свою национальную 

идеологию,
обречен на исчезновение из истории, 

если не
осознает причины своего разрушения и не 

возродит
идеи и нормы, способные заново сплотить 

уже
разрозненных его представителей. Но способен 

ли на
это русский народ в его нынешнем состоянии?

 

     Нынешнее беспомощное состояние русского 

народа
ослепляет русских и порождает в них 

паническое
настроение. Они утрачивают понимание 

того,
что на сегодняшний день русский народ, при 

всем
очевидном его бессилии, остается одним из 

самых
одаренных в интеллектуальном и 

нравственном
отношении народов. Поэтому не 

случайно
змееголовые владыки современного мира 

так
боятся возрождения русского народа и так 

заинтересованы
в окончательном духовном его 

уничтожении.
Но этот духовный потенциал русского 

народа
был ослаблен и, наконец, парализован в 

истории
страшной болезнью - прогрессирующей 

утратой
национального самосознания. Так умный и 

нравственный
по своей природе человек может быть 

отравлен
ядами, разрушающими его ум и 

нравственность.
Но мало того. К этим ядам 

(космополитизма
и безбожия) за последние десять 

лет
добавился шок, вызванный крушением СССР и 

сложившихся
в советское время норм жизни. А в 

результате
духовный потенциал русских людей 

оказался
заблокированным почти полностью. Их 

бессилие
вызвано не тем, что в них иссякли 

источники
нравственности и разумения, а тем, что 

исходящая
из этих источников сила не находит для 

себя
адекватных ей форм проявления. Она 

используется,
как правило, не в русских интересах. 

Один  поясняющий пример: русский человек 

изобретает
телевидение, а оно используется затем 

для
оболванивания русского народа. Русский человек 

выращивает
хлеб, а им торгуют нерусские 

перекупщики,
вынуждающие его продавать  этот 

хлеб
почти задаром. И эта утилизация нерусскими 

людьми
русской нравственной и интеллектуальной 

энергии,
не говоря уж об энергии физической, 

совершается
в тысячах самых разных форм. Русские 

обслуживают
не просто чуждые, но враждебные им 

интересы.
И так получилось потому, что в ходе 

истории  они утратили свою национальную 

идеологию.  Эта утрата в настоящее время стала 

полной.
Прежние государственные идеологии 

(выполнявшие
роль суррогатов русской 

национальной
идеологии) и соответствовашие им 

социальные
структуры разрушены и 

скомпрометированы,  навязываемый русскому 

народу
капиталистический образ жизни  глубоко
ему 

чужд, а
новой национальной идеологии, отвечающей 

русскому
мирочувствию и  раскрывающей новые, 

соответствующие
русским интересам,  способы 

жизни,  наша патриотическая оппозиция не 

выработала.

 

   Можно по-разному объяснять причины этого 

пренебрежения
патриотической оппозиции к делу 

выработки
русской национальной идеологии, Но для 

начала
следует осознать сам факт этого 

пренебрежения
и проиллюстрировать его на 

конкретных
примерах. Чтобы понять 

катастрофические
его последствия.

 

     ПЕРВЫЙ ПРИМЕР. Как известно, разгром 

Советского
государства шел под предлогом создания 

у нас
<правового государства>, т.е. государства 

западного
образца. И на эту приманку клюнуло если 

не
большинство населения, то, по крайней мере, 

активная
его часть. Но знаменательно, что 

патриотическая
печать не развернула кампании по 

разоблачению
лжи о западных свободах. Лжи, 

продолжающей
морочить головы множеству русских 

людей.
В патриотической печати до сих пор 

мелькают
слова о <нормальных> государствах 

Запада.
А как важно было уже тогда, в первые же 

годы
т.н. <перестройки>, показать антихристианский 

и
антинациональный характер масонской версии 

<прав
человека>, лукаво противопоставленных 

правам его
народа. После чего выработать 

НАЦИОНАЛЬНУЮ
концепцию права или хотя бы 

начать
разрабатывать эту систему. Ведь без такого 

ориентира
невозможно национальное строительство 

и не
может быть здравой русской политики. А может 

быть
только то, что и происходит ныне: 

патриотические
лебеди, щуки и раки договариваются 

о
едином фронте, после чего тянут русский воз в 

разные
стороны. 

 

ВТОРОЙ
ПРИМЕР.  Как велико значение брака и 

семьи
практически для всякого человека и для нации 

в
целом! В семье рождается будущее нации. Поэтому 

показателем
качества той или иной национальной 

культуры
является степень заботы о состоянии семьи 

в
рамках этой культуры. Если судить по этому 

показателю,
то русская культура последних веков 

порочна
по большому счету: забота о русской семье в 

ней
таяла чем дальше тем больше. И слишком малым 

утешением
для нас может быть то обстоятельство, 

что у
других расхристанных народов положение в 

этом
отношении не лучше.

 

     Народ, в котором семьи разрушены, это больной


народ.
Расстроенная ложными идеями и ложной 

организацией
общества семья - источник слабости и 

мужа, и
жены, их умственной и нравственной 

неполноценности.
Это одна из главных причин 

пьянства.
Больная семья малоплодна и приносит 

больных
детей - в биологическом, нравственном и 

умственном
отношении. А дети, как уже сказано, это 

будущее
нации.

 

    Какие это простые, при всей их важности,
истины! 

Казалось
бы, не замечать их могут только слепые в 

умственном
отношении. Из чего следует, что наши 

национальные
мыслители и организаторы уже 

давным-давно
должны были поставить вопрос о 

русской
семье, разрушенной ныне до основания, на 

общенациональное
обсуждение. И вырабатывать 

сообща
спасительные для семьи мысли. Без которых 

не
может быть ни правильного устройства нации, ни 

правильного
устройства государства. Спасительные 

мысли,
которые так нужны для умственного и 

нравственного
возрождения русским людям. Но - где 

же оно,
это общенациональное обсуждение столь 

важной
темы? Оно и не начиналось. Полное 

игнорирование
этой темы нашей политизированной 

печатью!..
Как будто политика, не затрагивающая 

глубин
национальной жизни, может быть успешной. 

И как
эта немота красноречива. Как она хорошо 

выявляет
главный порок нашего патриотического 

движения.
Его БЕЗМЫСЛИЕ. 

 

ТРЕТИЙ
ПРИМЕР.  Как велико для нации значение 

школы.
В школе, как и в семье, творится будущее 

народа.
Не понимать этой простой истины могут 

только
российские патриоты. Враги же русского 

народа
понимают это обстоятельство великолепно. 

Поэтому
русские дети взяты в чужие руки - 

враждебные
русскому народу или, в лучшем случае, 

равнодушные
к нему. А неравнодушные русские 

педагоги
не только беззащитны перед своим, как 

правило,
космополитическим начальством, но и не 

знают,
как нужно по-русски воспитывать, в 

теперешней
обстановке, русских детей. И не знают 

не по
своей вине, а потому, что у нас нет на 

сегодняшний
день русской национальной 

педагогики.
Ее не выработали ни советские педагоги, 

ни дореволюционные,
ни даже знаменитый 

К.Д.Ушинский,
одна из самых значительных статей 

которого
имела характерное название: <О 

НЕОБХОДИМОСТИ
СДЕЛАТЬ РУССКИЕ ШКОЛЫ 

РУССКИМИ>.
Но сделать их русскими Ушинскому, 

разумеется,
не дали. Состояние нашей 

дореволюционной
школы изобразил кратко 

В.В.Розанов
в таких словах:

 

         <У нас нет совсем  м е ч т ы  
с в о е й   р о д и н 

ы:

          у греков есть она. Была у римлян. У
евреев 

есть.  

           У француза - <chere France>,
у англичан - 


<старая
Англия>. У немцев - <наш старый Фриц>. 

Только
у прошедшего русскую гимназию и 

университет
- <проклятая Россия>: У нас слово 

<отечество>
узнается одновременно со словом 

<проклятие>
(<Уединенное>, М.1990, с.265).

В этом
же смысле высказывались и другие зоркие 

наблюдатели.
Владимир Даль: <У нас: более чем 

где-нибудь,
просвещение сделалось гонителем всего 

родного
и народного> (журнал <Наш 

современник>,1989,
Љ 7, с.98). Профессор 

П.И.Ковалевский:
наша <школа убила Бога, убила 

национальность,
убила государственность, убила 

общественность,
убила семью, убила человека> 

(<Национализм
и национальное воспитание в 

России>.
Нью-Йорк,1922,с. 50). Н.В.Гоголь: <С 

первых
же дней набивают нас предметами, 

переносящими
нас в другие земли, а не в свою. 

Оттого
мы  и не годимся для земли своей> 

(<Письма>,
СПб, изд. Маркса, б.г., т.4,с.260). И т.д.

 

     Но у наших патриотических мыслителей
голова об 

этом не
болит, если судить по тому, что призывы 

русских
учителей-энтузиастов начать, наконец, 

разговор
о русской школе не получают до сих пор 

поддержки.
Лишь для проформы печатается раз в 

году
какая-нибудь статья на школьную тему, 

посвященная
тому или иному частному вопросу. 

После
чего молчание наступает надолго. А затем 

появляется
другая статья, без всякой связи  с
первой. 

И опять
легко забывается. Дискуссии нет, обсуждать 

нечего.
Разве что - как отбиться от соросовских 

учебников
и повысить зарплату учителям.

 

ЧЕТВЕРТЫЙ
ПРИМЕР. Понять истинные причины 

русских
катастроф в истории - значит уже начать 

выбираться
из них. Нация слепая, не способная 

выяснить
причины своего бессилия и даже не 

стремящаяся
к этому, возродиться заведомо не 

может.
А чтобы их обнаружить, надо прежде всего 

понять,
что паразиты побеждают лишь ослабленные 

собственными
болезнями организмы. Как говорится, 

утратившие
свою иммунную силу.

 

    Истины азбучные. От них можно было бы идти


дальше,
разыскивая в истории истоки и ход развития 

наших
заболеваний с тем, чтобы, осознав их 

характер,
подыскивать средства исцеления. Но у нас 

не
принято говорить о наших болезнях. У нас 

принято,
в ответ на русофобские рассуждения о 

русском
народе, хвалить себя и свою культуру. Мы 

позволили
загнать себя в состояние глухой обороны, 

которая
не позволяет трезво посмотреть на себя. Это 

самовосхваление
не от нашей силы, а от нашей 

слабости.
Чтобы увидеть свои болезни, нужна 

духовная
сила. Чтобы зорко разглядеть грех и не 

принять
за него карикатуры, рисуемые врагами 

русского
народа, нужны верные ориентиры и 

самостоятельная
мысль, которой у нас так мало.

 

     Воюя с врагами русского народа, мы ищем
опоры 

и
защиты у наших национальных авторитетов и 

оказываемся
в зависимости от них. И это благая 

зависимость,
пока мы дорастаем до их уровня. Но 

что
будет, если этот уровень увековечить как высший 

для
нас? В этом случае русская мысль перестанет 

расти и
зачахнет в эпигонстве. Вот в чем опасность. 

Зачахнет,
так и не созрев до способности  

всесторонне
объяснить наши поражения и 


выработать
эффективные способы нашей 

национальной
самоорганизации в новых условиях. 

Нам
надо понять, что нашу историю, как и мировую, 

надо
передумывать заново. И передумывать по 

большому
счету. Иначе мы обречем себя на 

реликтовое
существование. Вот почему надо не 

идолопоклонничать
перед нашими национальными 

историками
и мыслителями, но, при должном к ним 

уважении,
подниматься своими мыслями над их 

мыслями.
Это не призыв к самопревозношению, 

здесь
речь не о размерах их и наших талантов, а о 

том,
что мы стоим на плечах наших 

предшественников
и потому обязаны видеть дальше 

и
зорче. Это наш долг. Мы знаем то, чего не знали 

они. Мы
знаем ХХ век, которого они не знали. Кроме 

того,
надо  учитывать то обстоятельство, что
наши 

мыслители
прошлого жили в такое время, когда 

национальный
вопрос в российском обществе 

находился
под цензурным запретом. И поэтому они с 

трудом
дорастали до него.  А когда дорастали,
то 

многого
не могли сказать именно в силу цензурных 

условий.
Они не могли сказать главного.

 

     Об этом осторожно писали в своих частных 

письмах
и Гоголь, и Достоевский, и славянофилы. 

Юрий
Самарин сказал об этом даже публично, но, 

разумеется,
тоже осторожно - в книге, изданной за 

рубежом.
<Цензура наша не позволяет говорить о 

вопросах
самых настоятельных и самых 

существенных:
мы до крайности стеснены в 

средствах
объясняться, высказывать и доказывать 

свои
мнения и опровергать чужие. Цензура, 

председатели
совещательных собраний и разные 

административные
начальства всегда стоят перед 

нами с
правом, почти неограниченным, запрета, а 

отчасти
и кары. Понятно, что при таких условиях, 

печатно
и в узаконенных собраниях, высказывается 

очень
мало и более чем неполно и неоткровенно: 

Ни в
печати, ни в земских, городских и иных 

узаконенных
собраниях нет возможности свободно 

говорить
и откровенно излагать свои мысли и 

чувства:>
(<Где мы? Куда и как идти?>, Берлин, 

1881г.,
с. 11-12, 15).

 

     И это писалось в то время, когда
практически вся 

европейская,
т.е. антирусская по своему духу, печать 

легально
доставлялась в Россию по подписке и для 

свободной
продажи, а нелегальная европейская 

печать  без труда доставлялась через границу и 

продавалась
из-под прилавка в книжных магазинах 

или
доставлялась по домашним адресам 

коробейниками,
специализировавшимися на 

нелегальной
литературе.

 

      Да что там коробейники, если сами
жандармы, 

руководимые
масонами, разрешили (или, может 

быть,
даже предложили) арестованному 

Чернышевскому
написать революционный роман. А 

когда
он был написан, то любезно доставили его из 

тюрьмы
в редакцию <Современника> (а когда она 

ухитрилась
потерять рукопись или выбросить ее от 

греха
подальше, то эту рукопись нашли и возвратили 

в
редакцию); если сама цензура благосклонно 

дозволила
этот революционный роман напечатать; и 

лишь
после того, как тираж разошелся и вызвал еще 

небывалую
оргию революционных восторгов, она 

запретила
его, подлив тем самым масла в огонь. 

Вместо
того, чтобы критическим пером, как 

говорится,
размазать Чернышевского по стенке (а 

сделать
это было легко), его имя запретили 

упоминать
в печати, оградив тем самым его 

идиотские
идеи от  какой бы то ни было критики, а 

его
самого превратив в святого мученика за истину. 

Нечто
подобное, кстати сказать, было проделано и с 

идиотскими
идеями Чаадаева, заявленными им в его 

первом
опубликованном письме, - и с тем же 

эффектом.
Почерк один и тот же.

 

     Но вернемся к Чернышевскому. Афанасий Фет


писал:
<Мы с Катковым не могли прийти в себя от 

недоумения
и не знали только, чему удивляться 

более:
циничной ли нелепости всего романа или 

явному
сообщничеству существующей цензуры>. А 

вот
слова А.М.Скабического: <Я нимало не 

преувеличу,
когда скажу, что мы читали роман чуть 

ли не
коленопреклоненно, с таким благочестием, 

какое
не допускает ни малейшей улыбки на устах, с 

каким
читают богослужебные книги. Влияние 

романа
было колоссально на все наше общество>. 

Профессор
Одесского университета П.П.Цитович 

писал в
1879г.:  <За 16 лет пребывания в 

университете
мне не удалось встретить студента, 

который
не прочел бы знаменитого романа еще в 

гимназии;
а гимназистка 5 - 6  класса считалась бы


дурой,
если бы не ознакомилась с похождениями 

Веры
Павловны> (цитаты из книги И.Паперно 

<Семиотика
поведения: Николай Чернышевский>, М. 

1996г.).
Но интересно вот что: сделавшись святым 

мучеником
за истину и непререкаемым авторитетом 

в
глазах российской общественности, 

Чернышевский,
вместе с тем, не мог пойти против 

течения,
которое использовало его разрушительные 

идеи.
Так, например, в зрелые годы он изменил свое 

отношение
к Петру 1 с положительного на 

отрицательное,
но сказать об этом публично уже не 

мог. В
письме к своему двоюродному брату он писал 

о разорении
Петром России и сделал к письму такую 

красноречивую
приписку: <Видишь, мой друг, что 

мои
мысли о Петре неудобны для печати и притом не 

подходят
к мыслям русских журналов:> 

(А.Ланщиков,
А.Салуцкий <Крестьянский вопрос 

вчера и
сегодня>, М. 1990, с. 362).

          

    <Мнению русскому, - писал
И.В.Киреевский, - 

живительному,
необходимому для правильного 

здорового
развития всего русского просвещения, не 

только
негде было высказаться, но даже негде было 

образоваться>
(Н.И.Цимбаев <Славянофильство>, М. 

1986,
с. 259). <Мы в таком положении, - а это уже 

голос
Ивана Аксакова, - что высказывать вполне 

своих
мнений не можем, а, не высказывая их вполне, 

подаем
повод к недоразумениям, чему способствует 

и
недобросовестность прочих журналов:>.

 

    Вот почему нельзя говорить о прошедших
веках 

(и, в
частности, о 19-м веке) как о времени какого-то 

расцвета
или зрелости русской мысли. Это было 

время
лишь первых ростков ее после Батыева 

погрома
русской культуры, учиненного европейцами, 

использовавшими
Петра 1 и последующих монархов 

в
качестве инструмента своей политики. Вот почему 

Достоевский
писал о том, что русская мысль вся в 

будущем,
а теперь (т.е. в его время) ее еще нет. 

<Наша
самостоятельность мысли только что 

начинается>,
- писал он незадолго до своей смерти. 

Европейцы,
- писал он в черновых своих записях, - 

потому
нас так ненавидят, что <идею предчувствуют, 

будущую,
самостоятельную русскую. И хоть она у 

нас еще
не родилась, а только чревата ею земля 

ужасно,
и в страшных муках готовится родить ее:> 

(ПСС,1984,
т.27, с. 195 и 76).

 

       Если современная русская мысль окажется


способной
лишь пережевывать то, что родилось 

много
раньше, если она не научится отделять 

подлинные
прозрения наших предков от их слепот и, 

главное,
если не разовьется в систему 

положительных
идей, способную организовать 

заново
и на более прочной основе, чем это было 

раньше,
русский народ, то, значит, она будет лишь 

имитацией
национальной мысли --и только. А кому 

нужна
подмена русской национальной мысли ее 

имитацией,
объяснять не надо.

 

      ПЯТЫЙ ПРИМЕР.  Как давно говорят у нас о 

возрождении
русского народа. Все уши  

прожужжали.
Но, за редчайшими исключениями, нет 

попыток
выяснить природу нации и ее смысл в 

Божьем
мире. Выяснить ее строение и, в частности, 

нужность
или ненужность в ней иерархии. Значение 

ее
элиты. Законы жизни и разрушения народов.

 

    До сих пор не дан православный ответ на 

материалистические
теории нации Данилевского, 

Леонтьева
и Гумилева. Материалистические по 

своему
духу, т.е. игнорирующие духовные причины 

заболеваний
и разрушений народов. 

Фаталистические
теории, блокирующие поиск 

действительных
причин их возрождений и их гибели.

 

   Спрашивается: как же можно что-то
возрождать, не 

имея
даже приблизительного представления о том, 

что
возрождаешь? И даже не ища его?

 

   Очень показательно для состояния нашего 

патриотического
движения, которое пытается 

выглядеть
движением русским, что после Сталина, 

давшего
когда-то определение нации в рамках 

марксистской
доктрины, оно не почувствовало 

нужды
исправить это определение и дать более 

глубокое.
Или, тем более, создать учение о нации.

 

   Очень трудно узнать из современной 

патриотической
литературы, должны ли у нации 

быть
свои святыни, недоступные чужакам. И как они 

должны
охраняться. О том, что это вопрос не 

надуманный,
свидетельств достаточно. Так, 

например,
когда-то в Иерусалимском храме любого 

иноверца
попросту убивали за попытку пересечь 

черту,
отделяющую место, предназначенное только 

для
иудеев. И не было в этом никакого фанатизма. 

Недоступной
для всех немусульман остается и 

поныне
Кааба. И у нас когда-то любого иноверца, 

проникшего
по недосмотру в православный храм, 

настигали,
поворачивали лицом к выходу и бегом 

выводили.
А оскверненное место сразу же замывали. 

Фанатики
это те, кто покушается на чужие святыни, а 

не те,
кто защищает свои святыни. Без которых 

становятся
проходными дворами не только храмы - и 

школы,
и гнезда семейные. В ранней христианской 

практике
было запрещено пребывание на литургии 

не
только посторонних, - даже своих,  не 

утвержденных
должным образом в вере. 

<Оглашенные,
изыдите!..> - эти слова, уже давно 

опустошенные
от их первоначального смысла, звучат 

до сих
пор на каждой литургии.

 

      Развивая эту тему, естественно спросить:
имеет 

ли
нация, как и всякая семья, право на свою землю?.. 

Наш
эпос и наши сказки свидетельствуют о таком 

праве
народа. А если ныне это право кем-то 

отрицается,
то не для того ли, чтобы разрушить 

нацию,
оторвав ее от ее почвы?

 

    Ныне понятие о земле как о неотъемлемой
части 

человека,
семьи и нации, как условии их свободы и 

самоорганизации
утрачено полностью. Сейчас земля 

отчуждена
от души человеческой, она 

обесчеловечена,
и потому изуродован сам человек. 

Тут
связь и последствия обоюдные. Еще Достоевский 

писал,
что связь человека с землею заключает в себе 

нечто
сакраментальное. Но его мысль, насколько я 

знаю,
не была ни раскрыта последующими 

философами
и богословами, ни опровергнута ими.

 

     Русскому человеку только русскую землю и 

можно
любить. И жить ради ее красы. Чужая земля - 

она и
есть чужая. Но и своя превращается в чужую, 

если на
ней поселяются чужаки и хозяйничают на 

ней.

 

    Эта тема, разумеется, не проста. Но от нее
не уйти, 

если
нация хочет жить. В этом вопросе надо 

праведно
разобраться. А как это сделать, если наши 

православные
мыслители боятся, как огня,  самых 

важных
для строительства нации тем?.. А если 

боятся,  то какие же они тогда мыслители? 

Мыслитель
- что воин. Он не должен жалеть себя, 

добывая
правду.

 

    Должно ли хозяйство иметь современный 

космополитический
характер, разрушительный для 

религии,
нации и семьи, или иметь характер 

национальный?
А если национальный, то чем такое 

хозяйство
должно отличаться от теперешнего?

 

    Таких вопросов, раскрывающих с разных
сторон 

национальную
проблематику, десятки и сотни. Но 

это,
по-видимому, самые неинтересные для 

патриотических
интеллектуалов вопросы. Потому 

что они
не только не отвечают на них, даже не 

ставят.
Не беспокоит их и более общий вопрос о том, 

какой
новый тип мировой культуры желателен в 

качестве
альтернативы нынешней коммерческой 

цивилизации.
Не имея такого ориентира, нельзя 

осмысленно
что-то строить. Пренебрежение к теории 

это
показатель безмыслия человека и народа. 

Никакая
теория не может заменить практики, но и 

практика
без зоркой  теории подобна плаванию 

корабля
в океане без карт и навигационных 

приборов.
Таким дезориентированным кораблем 

является
наше патриотическое движение в его 

нынешнем
виде.

                                ---оОо---

 

        Я был на множестве  патриотических собраний и 

обратил
внимание на то, что они проходят по одному 

сценарию,
исключающему продуктивное обсуждение 

важных
для самоорганизации народа тем. Вместо 

того,
чтобы ставить на обсуждение  каждую тему


отдельно
от других, четко обозначив ее границы и 

цель
обсуждения, а затем сообща выявлять ее 

содержание,
соревнуясь в зоркости и точности 

формулировок,
организаторы дают тему 

расплывчатую
и безразмерную, которую каждый 

выступающий  может растягивать в любую сторону 

по
своему усмотрению, лишь бы в его выступлении 

был
патриотический настрой. И выступающие этим 

правом
пользуются, чтобы излить свою душу. 

Рассказать
о наболевшем. При этом ни фиксации 

высказанных
соображений, ни последующей их 

совместной
оценки не происходит. А происходит 

лишь
выпускание патриотического пара в атмосферу 

и,
кроме того, заключительное одобрение <в целом> 

заранее
приготовленных резолюций с правом 

организаторов
на их <доработку>. Такие 

патриотические
съезды радуют сердца патриотов уже 

тем,
что им предоставляется возможность сказать 

что-либо
публично или, на худой конец, послушать 

озабоченных
судьбами России ораторов. А это 

лучше,
чем ничего. И потому расходятся с таких 

съездов,
как после просмотра спектакля. Не обращая 

внимания
на то, что на самом деле никакого 

обсуждения
ни одного сколько-нибудь важного 

вопроса
по существу не было.

 

      Такой же пустопорожний характер, т.е. 

игнорирующий
необходимость создания русской 

национальной
идеологии, имеет наша 

патриотическая
печать. Она увеличивает количество 

информации,
не прилагая  усилий к тому, чтобы 

превратить
информационный хаос  в систему идей, 

организующих
нацию.

 

    Энергия патриотов уходит целиком на борьбу
с 

политическими
противниками, победить которых 

нельзя
без правильной национальной 

самоорганизации,
Но об этом последнем 

обстоятельстве
патриотам некогда думать. Вот 

почему
за истекшие 10 - 15 лет ни один из 

патриотических
органов печати не начал дискуссии 

ни по
одному из фундаментальных для жизни нации 

вопросов.
Вот почему среди русских людей по-

прежнему,
как и 10 - 15 лет назад, такая 

разноголосица
по самым важным вопросам.

 

    Что такое национальная идеология и зачем
она 

нужна,
из каких идейных узлов она состоит и как ее 

выработать?
НЕИЗВЕСТНО. Какова роль религии в 

этой
национальной идеологии? НЕИЗВЕСТНО. Что 

должно
стать нашей мировоззренческой основой - 

Православие,
неоязычество, атеизм или что-то еще? 

НЕИЗВЕСТНО.
Социализм или капитализм? 

НЕИЗВЕСТНО.
Монархия, парламентская 

республика
или какое иное политическое 

устройство?
НЕИЗВЕСТНО. Надо ли русским 

создавать
свои общины по месту жительства? 

НЕИЗВЕСТНО.
Кто русский и кто не русский, какие 

должны
быть критерии? НЕИЗВЕСТНО. Как нам 

строить
свои отношения с другими народами России 

и
остального мира? НЕИЗВЕСТНО. Нужно ли 

русским
свое национальное государство и, если да, 

то
каким оно должно быть? НЕИЗВЕСТНО.

 

      Ответов нет не только на эти вопросы, но
и на 

множество
родственных вопросов. Т.е. ответов 

аргументированных
и выработанных на 

общенациональном
(насколько это возможно при 

существующих
условиях) уровне. А что есть? 

Имеется
множество личных и партийных мнений, 

перечеркивающих
взаимно друг друга. И такое 

положение
вещей, как это ни странно, не беспокоит, 

по-видимому,
никого. А если даже беспокоит, то с 

ним,
похоже, смирились, не зная, каким образом его 

изменить.
Хотя, при желании, основы русской 

национальной
идеологии, этой альтернативы 

идейному
хаосу, можно было бы выработать начерно 

за
полгода. С тем, чтобы в дальнейшем уточнять и 

развивать
выработанные формулы. Сохраняя при 

этом в
информационном банке все высказанные по 

каждой
теме  суждения и сам ход выработки этих 

формул,
чтобы имелась возможность для каждого 

члена
нации вернуться  к сомнительным, с его
точки 

зрения,
моментам для более глубокого их 

осмысления.

 

     Как долго следует совершенствовать свою 

национальную
идеологию? До тех пор, пока 

существует
народ. Ибо без постоянной работы мысли 

над
совершенствованием духовных основ своего 

бытия
здоровая жизнь нации невозможна.

 

   Но в этой работе мысли должна быть и
этапность. 

Первые
ее плоды могут и должны стать не только 

основой
для дальнейших разработок, но и первыми 

ориентирами
в практической организации русской 

жизни.

 

    Вопросов и недоумений в связи со сказанным


может
быть много, и это естественно. Эти вопросы 

отразят
в себе не только нынешний идейный хаос в 

русских
головах, но и первоначальную неполноту 

самой
создаваемой русской идеологии. И, 

следовательно,
послужат дальнейшей ее разработке. 

Поэтому
все эти недоумения и вопросы следует тоже 

фиксировать
и сортировать по их смыслу, чтобы 

легче
было дать исчерпывающие на них ответы и 

чтобы
не упустить возможные в них ценные идеи. 

Каков
должен быть способ оприходывания мыслей и 

их
рассмотрения - это тоже одна из важных тем. Не 

сумев
правильно организовать их учет и 

рассмотрение,
мы испортим все дело.

 

    Высветить отношение известных русских
людей к 

созданию
русской национальной идеологии значило 

бы
получить более полное представление о них 

самих и
духовном состоянии русского народа в 

настоящее
время. Кроме этого, это позволило бы 

выявить
круг лиц, готовых участвовать в этом деле. 

А
начать это высвечивание и разработку русской 

идеологии
можно было бы с издания периодического 

сборника,
чтобы затем дополнить эту форму 

общенационального
разговора другими формами.

                                  ---оОо---

 

   Далее, не вдаваясь в перечень самых важных,
с 

моей
точки зрения, вопросов (отчасти о них уже 

сказано
выше), коснусь только некоторых из них в 

надежде,
что высказанные мною соображения будут 

поддержаны
или поправлены, или опровергнуты 

более
основательными умами.

 

 

НАРОД И
НАЦИЯ.  Являются ли эти слова 

однозначными?
А если нет, то в чем разница?.. Мне 

кажется,
что, хотя слово <нация> переводится на 

русский
язык как <народ>, было бы полезно эти 

слова
развести, наполнив их разным содержанием 

или, по
крайней мере, придав им разные смысловые 

оттенки.

 

    А почему?.. По той причине, что народ в
его 

докризисном
состоянии, т.е. имевший свою 

традиционную
культуру и вместе с нею скользивший 

беспомощно
к своему кризису, это одно. А народ, 

прошедший
через кризис и даже через катастрофу, 

утративший
свою традиционную культуру и 

увидевший
лицо своей смерти, но затем сумевший (я 

говорю
предположительно, в надежде на лучшее, 

потому
что иначе говорить вообще не о чем) 

самоорганизоваться
заново и на более высоком 

уровне,
чем прежде, это уже нечто иное.


 

     Это не два разных народа, это один и тот
же 

народ,
потому что его фундаментальные ценности и 

свойства
остаются, в принципе, теми же, что и были. 

Но это
народ в существенно разных его состояниях. 

В одном
случае он обнаруживает свое бессилие и 

даже
непонимание того состояния, в котором 

находится.
Непонимание того, какие процессы 

совершаются
в истории и какие силы его, народ, 

разрушают.
В другом случае он сознает все это и 

утверждает
себя раскрытием новых своих качеств, 

которые
ранее проявлялись в нем лишь в зачаточном 

виде, а
по большому счету дремали или спали. <Ты 

проснешься
ль, исполненный сил?> (Некрасов).

 

     Какие же это качества?.. Очевидно, те
самые, 

которыми
наша народная культура не вооружила 

русский
народ. Она не вооружила его ни зоркой 

общенародной
идеологией, ни, соответственно, 

умением
постоять за себя. Это главный ее порок, о 

котором
у нас не принято говорить. Но о котором 

молчать
- значит идолопоклонствовать перед нашей 

народной
культурой. Идеализировать наше прошлое 

и нашу
культуру так же вредно, как незаслуженно их 

унижать.
Идеализация русского прошлого русскими 

людьми
нужна не русскому народу, а его врагам, 

потому
что она дезориентирует его и вооружает 

устаревшими
идеями, уже обнаружившими свою 

несостоятельность.

 

     Сумеет ли русский народ выявить в себе
эти 

новые
качества или не сумеет - другой вопрос. Но, 

чтобы
суметь, надо предварительно опознать их как 

спасительные,
сформулировать мысль о них ясно и 

четко,
чтобы она стала понятной всем русским. Лишь 

после
этого эти качества могут стать для них 

ориентиром
и сознательно воспитываться в семьях, 

школах
и других национальных институтах. Стать 

нацией
мыслителей, воинов и организаторов 

(оставаясь
при этому каждому в своем звании) или 

исчезнуть
бесславно из истории - вот наша русская 

альтернатива.

 

    Вот потому-то, для лучшей ориентации
русских в 

их
собственных делах, полезно усложнить понятие о 

народе,
вычленив в нем разные его состояния. И дав 

им, для
отличия, разные наименования. 

 

    Думаю, что следует оставить за народом в
его 

прошлом
название народа, потому что в этом слове 

для
русского уха слышнее начало родовое, 

предполагающее
и бОльшую власть семейно-

родственных
связей, и бОльшую погруженность в 

жизнь
плоти, и преобладание чувств над 

интеллектом.
Это черты возраста юношеского, для 

которого
характерен, по сравнению с возрастом 

зрелым,
и меньший умственный кругозор, и меньшая 

глубина
и сложность мысли.

 

    Нацией же следует именовать народ в его
зрелом 

состоянии.
Т.е. народ, сумевший раскрыть всю 

полноту
своих духовных сил - и в первую очередь 

сил
интеллектуальных. Нацией следует назвать 

народ,
творящий культуру нового типа. Если 

народная
культура создавалась в стихийном, по 

преимуществу,
опыте народа, то новая, уже 

национальная,
культура должна иметь своим 

источником
соборную мысль, осмысливающую 

прошлый
и самоновейший опыт. Должна иметь в 

своей
основе развитую национальную идеологию.

 

    Можно дать еще одно определение нации, 

дополняющее
сказанное. Нация отличается от народа 

тем,
что ставит перед собою цель и планово 

осуществляет
ее. Общая цель роднит и организует 

всех
членов нации. Общая цель является условием 

полноценного
мышления каждого, потому что только 

в
соборном мышлении человек мыслит здраво.

 

 

 

КАКОЙ
БЫТЬ РУССКОЙ ШКОЛЕ.     Русская школа 

должна
отличаться от школы безнациональной по 

крайней
мере в трех отношениях.

 

  

П е р в
о е   о т л и ч и е .    Главной ее задачей 


должно
быть не столько обучение юного поколения 

школьным
наукам, сколько национальное его 

воспитание,
т.е. усвоение им русской национальной 

идеологии
и обучение его соответствующим 

стереотипам
поведения. Приоритет национального 

воспитания
необходим потому, что только оно 

формирует
в человеке положительный духовный 

фундамент
и иммунитет по отношению к низменным 

идеям.
Знания же научные, в отличие от религиозно-

национальных,
не созидают в человеке ни 

положительных
духовных основ, ни иммунитета ко 

злу.
Научные знания (в том виде, какой они имеют 

сейчас)
нейтральны в этом отношении. Поэтому 

могут
служить как гитлерам, так и святым. Но 

обслуживают
по преимуществу гитлеров, т.к. святые 

нуждаются
в науке и технике куда меньше. Весь 

современный
безбожный мир с его смертоносными 

АЭС, с
его самоубийственным хозяйствованием, с 

его
средствами массового развращения был бы 

невозможен
без грандиозных научных знаний. Вот 

почему
так важно, осознав их релятивный в 

мировоззренческом
и нравственном отношении 

характер,
сделать в русской школе - особенно 

общеобразовательной
- главный упор на 

национальное
воспитание, без которого остальные 

знания
окажутся бесполезными или даже будут 

служить
злу.

 

     Сказанное не умаляет важности школьных
наук, 

но
подводит под обучение им необходимую базу. К 

этим
наукам следует относиться так, как относится 

плотник
к своему инструменту. Зачем ему микроскоп 

и
стеклянные колбы? Общеобразовательная школа 

должна
давать лишь самые необходимые знания и  

уделять
внимание не меньше, чем им, здоровью 

детей,
воспитанию их характеров и, главное, 

вооружению
их национальными идеями.

 

    Нужна ли, к примеру, в общеобразовательной


школе
такая специальная наука, как тригонометрия? 

И нужно
ли обучение в таком объеме, как ныне, 

алгебре,
химии, астрономии? Допустимо ли 

преподавание
математики на таком тарабарском 

языке,
на каком написаны нынешние учебники? И 

еще. А
не вернуться ли нам к раздельному по 

половому
признаку обучению, как это было раньше? 

И не
вернуть ли в общеобразовательную школу (за 

счет
сокращения в ней тех предметов, которые 

удобнее
изучать в специальных и высших школах) 

краеведение,
чистописание, азы логики и 

красноречия?
Не ввести ли плотницкое и слесарное 

дело
для мальчиков и, главное, уроки спортивной и 

военной
борьбы? Почему не обучать русских девочек 

шить
современную русскую национальную одежду и 

готовить
здоровую, из русских продуктов, пищу? 

Почему
не обучать их таинствам национальной 

медицины
и воспитания малолетних русских детей? 

Почему
не ввести обучение искусству пения лучших 

русских
песен? Почему не учить 

церковнославянскому
языку? И, наконец, почему не 

быть в
русской школе такой науке, как наука о 

русском
народе, о его достоинствах и пороках, о его 

особенностях,
отличающих его от других народов? 

Не зная
ни своих характерных черт, ни особенностей 

других
народов, с которыми русским приходится 

сталкиваться,
они оказываются слепыми. А слепота - 

это
бессилие.

 

В т о р
о е   о т л и ч и е.   В русской школе не место 

нерусским
детям и в особенности нерусским 

учителям.
Как хорошо, когда евреи обучают своих 

детей в
еврейских школах, а татары своих в 

татарских.
И русские своих в русских. Нет в этом ни 

шовинизма,
ни расизма, а только здоровый 

национализм.
Т.е. любовь к своему народу и 

признание
того факта, что каждый народ, если он 

хочет
себя сохранить, должен воспитывать 

собственных
детей по-своему.

 

     Представим себе цыгана в роли наставника 

русских
детей, раскрывающего перед ними взлеты и 

трагедии
русского народа, образы русской 

литературы.
Цыгана, объясняющего им свойства 

русского
характера и учащего их петь раздольные 

русские
песни, которых нет у самих цыган. Если бы 

пригласили
ксендза, раввина или атеиста наставлять 

православных
детей православной вере, то 

получилось
бы нечто подобное по своей нелепости. 

Даже
при самом добросовестном отношении цыгана 

к
порученному ему в русской школе делу он будет 

невольно
вносить в него биение своего нерусского 

сердца,
свои  цыганские представления о жизни,
свои 

цыганские
мелодии и свою тягу к цыганству. И все 

это на
бессознательном уровне. Не говоря уж о 

корыстных
цыганах, которые будут сознательно 

заражать
русских детей своей цыганщиной. А зачем 

она
нужна русскому народу? <Обогащение> его 

цыганством
- это попросту вытеснение из русского 

мира
собственно русских начал.

 

    Лев Толстой писал, что 80 процентов 

воспитательного
эффекта приходится не на поучения 

учителей,
а на сам их образ, запечатлеваемый в 

учениках.
Так зачем же русскому народу позволять 

воздействовать
на своих детей чужеродным 

учителям?
Не говоря уж о том, что учитель обладает 

властью
над учениками. Хорошо ли приучать своих 

детей
подчиняться инородцам и иноверцам?.. 

Позволять
им воспитывать твоих детей - то же 

самое,
что матери отдавать своего ребенка другой 

женщине,
чтобы та кормила его своей грудью. Мать, 

заслуживающая
этого имени, ревнива к своему 

ребенку.
Она знает, что, кормя его своей грудью, 

насыщает
его не только пищей вещественной, но и 

запахами
своего тела, его пульсациями, ароматом 

своей
души, - и все это направляет развитие 

младенца,
укрепляет его родство с его матерью. А 

питание
его чужой женщиной отдаляет его от 

матери.

 

     Но разве не так же нация должна питать
своих 

детей?
Ревнуя их, как и своих женщин, к чужим 

влияниям.
Тут дело не только в ревности, хотя 

ревность
это великая вещь. Она показатель любви, 

без
которой не может быть ничего истинного. В том 

числе -
русской школы. Ревность, как и любовь, 

может
быть уродливой и болезненной, но это не 

значит,
что ее не должно быть. Не ревнующие о 

своих
детях и своих женщинах народы это 

умирающие
народы.

 

      А теперь о детях, обучающихся в чужих
для них 

школах.
Как тяжело, а особенно для ребенка, 

пребывание
среди чужих! К миру чужому 

привыкаешь
лишь постепенно, отвыкая от родного 

мира.
Поэтому представлять себе пребывание, 

например,
татарчонка в русской школе как какое-то 

благо
для него совершенно нелепо. Если родители 

татарского
мальчика верны исламу, то он станет в 

русской
школе жертвой столкновения разных 

духовных
начал. Из него не получится ни 

полноценного
татарина, ни полноценного русского. 

Это
будет раздвоенное существо, не годное ни для 

русского,
ни для татарского мира. Но зато он станет 

почти
готовым космополитом или кандидатом в 

космополиты.
Исключения из этого правила очень 

редки.

 

    Но и для русских школьников внедрение в их


среду
инородца или иноверца будет примерно тем 

же, что
внесение в бочку меда ложки дегтя. И мед, и 

деготь
прекрасные вещества, но их смешение портит 

и то, и
другое. Если взрослые допускают 

противоестественное
обучение чужака в русской 

школе,
то, значит, они допускают и 

противоестественную
дружбу русских детей с 

нерусскими.
Вместо того, чтобы крепить свои 

внутренние
связи, их ослабляют близостью с 

инородцами.
Ведь всякое сближение с чужими 

отдаляет
тебя от своих. Деление на своих и чужих не 

придумано
какими-то злоумышленниками. Оно 

естественно,
т.е. задано Божьим строем творения. И 

потому
нарушением этого строя ослабевают народы 

и
перестают быть народами. Они становятся 

населением.

 

Т р е т
ь е   о т л и ч и е.   Русская школа должна быть 

ориентирована
не столько на изучение русского 

прошлого
(при всей важности этого дела), сколько на 

изучение
нашего настоящего и, особенно, русского 

будущего.
Скажут: как можно изучать то, чего еще 

нет?..
Точно так же, как изучают, например, дом, 

когда
хотят его построить. Т.е. планируют свое 

будущее
в соответствии со своими целями.

 

     Осмысление цели и путей к ней есть самое
важное 

дело в
жизни. И не сиюминутной цели, не 

близлежащей,
а вечной цели и подступов к ней в 

истории.
Цель организует человека и нацию, а 

бесцелие
их дезорганизует.

 

    Лишь умирающие народы живут своим прошлым.


Нация
жизнеспособная размышляет о своем будущем 

и
подчиняет ему свое настоящее. И своим прошлым 

не
столько гордится, сколько извлекает из него 

уроки.
Без которых не приблизиться к идеалу.

 

   Народов без идеалов не бывает. Как только 

народный
идеал начинает разрушаться, так вслед за 

этим
начинает разрушаться сам народ. Вот почему 

народ,
обладающей волей к жизни, невозможен без 

постоянного
осмысления своего идеала всеми его 

представителями,
не исключая женщин и даже, с 

известного
возраста, детей.

 

    Дети, хотя и любят рассказы о прошлом,
живут по 

преимуществу
будущим. И, как соборные существа, 

связывают
свое будущее с будущим своих близких. 

Что и
понятно. Поэтому для них совместные с 

родителями
и сверстниками мечты и размышления о 

будущем
своего народа, а также о своей роли в его 

жизни,
как небесная влага для таящегося в земле 

ростка.
И чем раньше ребенок начнет проникаться 

идеалами
родного ему мира, тем благодатнее это 

скажется
на его развитии. Тем ответственнее он 

будет
относиться к жизни. 

 

   Без идеала нельзя ни правильно жить, ни
глубоко 

мыслить.
Идеал - это свет вечности, который манит 

нас в
будущее. Поэтому отрывать прошлое народа от 

его
будущего (и даже от настоящего), как это 

повелось
у наших историков, значит утрачивать 

критерии
в оценке этого прошлого. Осмысление 

русской
жизни в единстве ее прошлого, настоящего и 

будущего
есть дело не одних только 

профессиональных
мыслителей, а всех членов нации. 

В
постоянном соборном мышлении сила нации, 

условие
ее непобедимости. В безмыслии ее гибель. В 

мышлении
бессоборном - начало ее катастрофы.

 

    Масонские идеологи не случайно строят свою


политику
на эксплуатации стремления людей к 

лучшему
будущему. Ведь историческая жизнь 

никогда
не была и не может быть идеальной. А 

человеческое
сердце, особенно молодое, ищет 

идеального
и потому устремляется в будущее за его 

воплощением.
И вот тут-то, на этом пути, при 

отсутствии
ясных и хорошо продуманных нацией 

ориентиров,
так удобно заманивать неопытные и 

близорукие
сердца в ловушки всякого рода.

 

    Могли ли дать такие ориентиры наши 

консерваторы?
Нет, не могли. А выбор между 

прогрессистами-разрушителями
и теми, кто лишь 

сопротивлялся
им, но не умел предложить ничего 

нового,
превосходящего старое, - это заведомо 

ложный
выбор. Ибо дороги в прошлое нет, а 

движение
в будущее неудержимо.

 

    Избавить русскую мысль от этой заведомо 

проигрышной
для нас альтернативы --это, думается, 

уже
кое-что. Направить ее по творческому пути - 

значит
вырвать инициативу у безбожных и 

расчеловечивающих
сил. Обнажить лукавый 

характер
традиционной антитезы и начать 

действительную
борьбу против зла.

 

    Но почему об этом писать как об одной из
задач 

русской
школы? Только по той причине, что русская 

школа
не состоится, если не будет нести русским 

детям и
русскому юношеству  новую победную 

русскую
идеологию. В выработке которой должны 

участвовать
все русские люди. И в первую очередь 

те, кто
облечен высоким званием Русского Учителя.

 

 

РУССКИМ
НУЖНЫ РУССКИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ 

ЗАКОНЫ.           Что такое национальные законы? - 

спросил
я как-то своего знакомого. Он ответил, что 

во
Франции действуют французские законы, в 

Голландии
голландские, а у нас - российские. Вот 

это и
есть, сказал он, национальные законы.

 

    Да какие же они национальные? - подумал я.
Они 

лишь
называются национальными, чтобы запутать 

людей.
А на самом деле имеют космополитический 

характер:
они создаются не нацией и не ее 

представителями,
а разрушителями народов, 

захватившими
ключевые позиции в их жизни. Эти 

законы
создаются не для самоорганизации нации и 

не для
защиты ее естественных интересов, а для того, 

чтобы
парализовать в народе его внутренние связи и 

расщепить
его на независимые друг от друга атомы, 

беспомощные
в своей разрозненности перед 

организованной
силой разрушителей.

 

    Именно эту цель - разрушение народов и 

подчинение
себе разрозненных их элементов - 

преследует
мировое масонство в своих 

фундаментальных
правовых документах, от 

конституции
США до выработанной ООН 

<Всеобщей
декларации прав человека>. Ставших 

шаблонами,
по которым лепятся, с незначительными 

вариациями,
псевдонациональные правовые нормы 

среди
порабощенных масонством народов. В этих 

документах
не случайно умолчано о  главном: о том, 

что
ИСТИННЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА 

НЕВОЗМОЖНЫ
БЕЗ ПРАВА ЕГО НАРОДА НА 

САМООРГАНИЗАЦИЮ
В СООТВЕТСТВИИ С ЕГО 

РЕЛИГИЕЙ,
С ЕГО ИСТОРИЧЕСКИМ ОПЫТОМ И 

С ЕГО
ЕСТЕСТВЕННЫМИ ИНТЕРЕСАМИ.

 

     Ни один организм, от растительного и
животного 

до
общественного, невозможен без своей 

собственной
конституции, т.е. без основных законов 

своей
жизни. Они есть у всякой стаи и всякого стада. 

Даже
воры, на что уж беззаконный народ, имеют 

свои
воровские законы, без которых невелика их 

сила.
Но то же самое у людей: без своего устава нет 

ни
монастыря, ни семьи, заслуживающей этого 

имени.
Ни одна организация, от артели и 

кооператива
до государства и сверхгосударственных 

объединений,
невозможна без своей конституции или 

свода
законов, устава, инструкции, договора, 

определяющих
ее жизнь. Даже движение транспорта 

невозможно
без определенных правил. А что было 

бы, если
бы эти правила и законы утратили свою 

силу?

 

    Но народ это тоже общественный организм,
и, 

следовательно,
он тоже должен разрушиться при 

подмене
организующих его законов какими-то 

иными
законами. Общая вера, общий язык и общий 

психический
склад, общее прошлое тоже связывают 

народ в
единое целое. Но этих связей, при всей их 

важности,
недостаточно для сохранения народа. Все 

это
разрушается со временем, если не связано еще 

одной
связью - нормами поведения, имеющими для 

членов
нации обязательный характер. Т.е. характер 

Закона.
Эти правила обязывают членов нации вести 

себя
определенным образом в ситуациях типичных, 

возникающих
как во внутринациональных 

отношениях,
так и в отношениях с инородцами. Т.е. 

вести
себя в соответствии с интересами своего 

народа,
а не вопреки им. И, разумеется, в 

соответствии
с теми идеями и ценностями, которые 

народ
признает своими.

 

   Кроме того, это правила самоорганизации
народа 

на всех
уровнях, от брачно-семейного до 

государственного.

 

   Лишь выполняя эти правила, человек
принадлежит 

своему
народу. А игнорируя их, отрывается от него.

 

    Национальный закон относится к
национальным 

идеям
так же, как устав политической партии 

относится
к ее программе. Или как церковная 

каноника
относится к церковной догматике. 

Национальные
идеи так же необходимы для жизни 

нации,
как воздух необходим для дыхания. Но одним 

воздухом
жив не будешь. Нужны еще хлеб и вода, 

нужно
еще многое. Так и для жизни нации нужны, 

кроме
национальных идей, национальные нормы 

жизни,
важнейшие из которых кристаллизуются в 

национальные
законы.

 

    Без национального закона народ подобен
армии, 

утратившей
общий для всех солдат устав. Подобен 

армии,
в которой каждый солдат сам сочиняет для 

себя устав
и оставляет за собой право изменять его 

по
своему усмотрению. Ясно, что такая армия, сколь 

бы
огромной она ни была и каким бы грозным 

оружием
ни обладала, не боеспособна. Она обречена 

на
внутренние раздоры, обречена на бессилие и, в 

конечном
итоге, на рассеяние. Вот, стало быть, какая 

могучая
сила заключена в незначительной на вид 

книжице,
именуемой воинским уставом.

 

   И точно такая же сила заключена в
национальном 

законе.

 

   Национальные законы это те же национальные 

идеи,
только спроецированные на практическую 

жизнь
нации и выраженные в виде конкретных 

способов
ее самоорганизации. Именно в 

национальных
законах национальная идеология 

приобретает
свою законченность, свою зрелость и 

силу.

 

    Национальная идеология, игнорирующая 

необходимость
национальных законов, имеет 

мечтательный
характер. Это практически 

бесполезная
вещь, вроде ружья, которое не стреляет, 

или
ведра без донышка. Но врагам русского народа 

как раз
и надо вооружить русский народ только 

видимостью
настоящего оружия.

 

   Национальный закон не только правильно 

ориентирует
членов нации, он УТВЕРЖДАЕТ 

СИЛОЙ
правильное их поведение. Т.е. выверенное 

народом
в суровой практике жизни.

 

   Родители, будучи первыми законодателями для


своих
детей и первыми их судьями, играют в 

семейной
жизни, помимо всего остального, ту же 

роль,
какую играет национальный закон в жизни 

нации.
Родители не только УЧАТ своих детей 

правильному
поведению, они ЗАСТАВЛЯЮТ их 

вести
себя правильно. А за непослушание 

НАКАЗЫВАЮТ.
И это родительское насилие 

необходимо
детям, как необходима всем 

спасительная
земная тяга, праведно прижимающая 

всех к
земле и заставляющая не терять твердую 

почву
под ногами.

 

     Какая мудрость в этой земной тяге. Какая 

мудрость
в родительской власти. Но то же самое, в 

принципе,
относится и к взрослым. Без укоренения в 

высшей
по отношению к ним национальной силе 

закона
и без зависимости от нее взрослые 

оказываются
великовозрастными балбесами-

беспризорниками.
Даже когда они сыты, ухожены и о 

чем-нибудь
рассуждают.

 

     Закон, заслуживающий этого имени, исходит
по 

своему
существу от Бога и служит ограждению 

человека
от греха или, если грех уже совершен, 

вызволению
из-под его власти. Закон есть сила 

противодействующая
силам греха в человеке и 

человечестве.
Силам греха, которые действуют не 

только
в противниках Закона, но и в его сторонниках. 

Изображая
эту могучую силу греха в каждом 

человеке,
апостол Павел писал: <закон духовен, а я 

плотян,
продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: 

потому
что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то 

делаю>
(Рим. 7, 14-15). Сказано вполне по-

карамазовски.

 

     Поэтому всякий разумный человек любит
Закон и 

стремится
жить под его сенью. Он нуждается в том, 

чтобы
Божий кнут, заключенный в Законе, 

удерживал
всех, и его самого, от скольжения в зло. А 

заодно
помогал всем в их благих усилиях.

 

    Именно в этом порядке вещей подлинный 

гуманизм.
А не в лукавом сентиментализме, 

открывающем
двери анархии с последующими 

океанами
крови. Если Закон не удерживает человека 

от
скольжения в трясину греха, то человек в нее 

скользит.
Или в ходе своей личной жизни, или в 

чреде
поколений. И вместе с его деградацией 

разрушается
общество, которое ее попускает.

 

   Национальный закон отличается от
евангельских 

заповедей
блаженства тем, что заповеди говорят о 

нормах
высших, о нормах Царства Небесного, 

осуществление
которых необходимо, но невозможно 

иначе,
как по свободному произволению человека. 

Евангельские
заповеди это заповеди высшей 

свободы,
а национальный закон лишь путеводитель к 

ним и,
вместе с тем, ограда чающих  святой
жизни от 

изнасилования
грехом. В национальных законах есть 

лишь
начаток свободы и благодати, а не их полнота.

 

   Заповедь есть путеводная звезда. Закон есть
посох 

для
человека в его грехопадном состоянии. Лишь 

опираясь
на посох Закона, человек держится 

вертикально
и может приближаться к Богу. А без 

Закона
оказывается в лучшем случае лишенным 

силы.
Или даже опускается на четвереньки.

 

                              ---оОо---

 

    Четкое определение должного и недолжного в


отношениях
соплеменников это условие их 

взаимопонимания,
взаимосочувствия и 

взаимопомощи.
Их общей силы. Без общих 

национальных
идей и общих национальных законов 

постоянные
и всеохватывающие конфликты в 

русской
среде неизбежны. И, следовательно, 

неизбежно
господство в русской среде более 

организованных
инородцев. Но понимать это простое 

обстоятельство
современные русские не умеют. Их 

отучили
мыслить национально.

 

     Вооруженность национальными идеями и 

национальными
законами это условие 

ОСМЫСЛЕННОГО
отношения народа к своим 

вождям.
Народ, не имеющий здравых национальных 

ориентиров
и поведенческих норм, подобен стаду 

баранов.
Он может пойти за кем угодно, лишь бы его 

вели и,
главное, подгоняли. И его ведут какие-то 

козлы,
о которых он имеет самое смутное 

представление.  

 

    В мире национального закона вырабатываются


характеры,
заслуживающие этого имени. А в мире 

национального
беззакония они разрушаются. Народ, 

воспитанный
в национальном законе, обладает 

твердостью
гранита. Это не мягкий воск в руках 

властителей-самодуров
или властителей 

чужеродных.
Только такой внутренне 

организованный
народ может иметь свою 

национальную
власть. 

 

    Истинная национальная власть может быть
только 

со-властием  внутренне организованного народа и 

вождя,
которого  народ порождает и утверждает в


качестве
лучшего своего проявления. И потому 

следует
за ним, повинуется ему, окружает его 

почетом
и бережет. Но следует за ним и повинуется 

ему не
слепо, а в соответствии с заранее 

продуманными
и утвержденными нормами. И если 

вождь
нарушает эти нормы, если он утрачивает 

качества
вождя, то народ в соответствии с этими 

нормами
лишает его власти.

 

     Апологеты абсолютизма утверждают, что 

масонские
революции совершались под знаменем 

народоправства,
и потому-де народная власть это 

вещь
заведомо неприемлемая. Но они умалчивают о 

том, что
в масонских революциях участвовал уже 

разрушенный
народ, а точнее - сброд, 

организованный
масонами. Причем разрушенный не 

без
помощи омасоненных монархов. Апологеты 

абсолютизма
умалчивают о том, что масоны лишь 

прикрывались
вывеской народного суверенитета. 

Вместо
того, чтобы разоблачить этот масонский 

обман,
сторонники <самодержавия> поддерживают и 

упрочивают
его. Они умалчивают о том, что все, без 

исключения,
европейские монархии оказались 

неспособными
противостоять масонству и еврейской 

денежной
власти, которые выросли не где-то на 

стороне,
а в самом монархическом мире. Из чего 

следует,
что национальное возрождение невозможно 

на
основе прежних гнилых начал, закономерно 

приведших
русский народ к катастрофе.

                    

                               ---оОо---

 

   Национальный закон в процессе своего
созревания 

проходит,
как минимум, три стадии. На первой из 

них
кто-то предлагает своим соплеменникам проект 

нового
закона и объясняет его полезность. После 

чего
это предложение обсуждается. Если оно 

отвергается
или вызывает разногласия, то остается 

чьим-то
личным или групповым мнением. Если же 

признается
правильным цветом нации и ее 

большинством
и не вызывает серьезных возражений 

у
остальных, то вырастает - и это уже вторая стадия 

созревания
- в правило, нравственно обязательное 

для
всех сознательных членов нации. В правило, 

нарушение
которого вызывает с их стороны 

осуждение
нарушителя, вплоть до его бойкота. И, 

наконец,
после того, как это правило пройдет 

практическую
обкатку и осмыслится уже 

окончательно,
оно может принять форму закона. Т.е. 

стать
правилом, нарушение которого будет караться 

уже в
юридическом порядке. Что предполагает 

наличие
местного национального суда и карательной 

системы
(таковые существуют у  мусульман,
иудеев, 

цыган и
т.д. - либо в явном, либо в скрытном от 

посторонних
виде).

 

     Здесь важно подчеркнуть, что национальные


законы
могут действовать даже при отсутствии 

национального
государства. Они могут действовать 

на
уровне родовой или территориальной общины, 

если
она стала чем-то вроде национального 

государства
в миниатюре. И сила действующих в 

такой
общине законов будет тем больше, чем 
лучше 

организована
будет эта община, чем она будет 

больше
количественно, чем крепче она будет связана 

с
родственными ей общинами и чем больше будет 

таких
родственных общин. Поэтому в правильно 

организованном
национальном обществе каждый его 

член
это  не соперник  для остальных, а общая 

ценность.
Это  дополнительные глаза, 

дополнительный
разум, дополнительная сила. Здесь 

смотрят
друг на друга не завистливыми или 

равнодушными
глазами, а глазами заботливых 

товарищей.
Здесь пестуют сообща каждого ребенка, 

берегут
сообща каждую женщину. Здесь  все 

заинтересованы
в правильной семейной жизни всех 

членов
общества. Здесь поощряется высокая 

рождаемость,
здесь общая забота всех обо всех.

 

    На этом уровне - родовой или национально-

территориальной
общины - действовали и действуют 

внутренние
законы у многих народов. И действуют, 

как
правило, эффективнее официальных законов того 

государства,
гражданами или подданными которого 

они
являются. Можно было бы привести много 

примеров,
подтверждающих сказанное (и в будущем 

эти
примеры надо собирать, потому что большинство 

людей
вразумляется не столько общими 

рассуждениями,
сколько живыми примерами). Но я 

ради
краткости ограничусь здесь лишь таким 

воспоминанием.

 

    Лет десять назад я поджидал рейсовый
автобус на 

автовокзале
в Твери. Народу, как всегда летом, было 

много.
Поэтому здесь и расположились игроки в 

наперсток,
вокруг которых образовалась толпа 

зрителей.
Хозяевами наперстка были кавказцы, то ли 

чечены,
то ли азербайджанцы. Их было человек 

десять
в возрасте, как мне показалось, от 17 до 20 

лет.
Чтобы заразить других своим возбуждением, они 

метались
по площадке, имитируя ссоры между собою 

и
обращаясь к зрителям как бы за помощью, чтобы, 

установив
контакт, втянуть их в игру. И эта тактика, 

возможно,
срабатывала, потому что какие-то олухи, 

если
только это были не подкупленные русские, 

вытаскивали
пачки денег  из карманов и пытали свои 

силы.
Но было похоже на то, что возбуждение 

кавказцев
было не только наигранным. То ли они 

хватили
вина, то ли ошалели от наркотиков. И вот, 

смотрю,
возле меня, проходившего в это время как 

раз
мимо этой своры, остановились два маленьких 

старичка,
явно нерусских. Остановились - и один из 

них
заговорил что-то по-своему, обращаясь к 

молодым
людям. Он стоял от них метрах в десяти и 

говорил,
не повышая голоса, хотя вокруг было 

шумно.
Но что всех поразило. Молодые люди не 

только
мгновенно услышали этого старичка, но сразу 

же
бросили на асфальт и наперсток, и 
немалые 

деньги.  И, 
отвернувшись от них, вытянулись перед 

аксакалами
по струнке.  И все окружающие замерли, 

дивясь
этому чуду. А старичок говорил не громко, но 

властно.
Он говорил не спеша, делая 

продолжительные
паузы, обдумывая каждую 

очередную
фразу. Мне показалось, что он вправлял 

мозги
своим юным сородичам минут пять или десять. 

Пока он
говорил, время как бы изменило свою 

природу.
Поэтому я и не могу быть точным. А 

молодые
люди все это время не шевелились и 

внимали,
не смея ни словом, ни жестом вмешаться в 

его
речь. И только после того, как он насытился ею и 

явно ее
закончил, кто-то из молодых (видимо, 

главный
из них) коротко и почтительно что-то сказал 

ему
по-своему. Ответ его был понятен без перевода. 

После
чего старцы двинулись снова прогуливаться 

по
автовокзалу, а молодые люди вернулись к игре, но 

вели
себя уже тише.

 

    Я подумал: А что было бы, если бы наши
русские 

старички
попробовали урезонить русских юношей и 

подростков
в ситуации аналогичной? В лучшем 

случае
их просто не услышали бы. А если б 

услышали,
то для начала огрели б их матом. Или 

дали
каждому в лоб, чтобы не возникали. Вот 

потому-то
и помалкивают русские старики, видя 

безобразия
молодежи. 

 

    Русское старшее поколение  ныне разрозненно и не 

имеет
за душой ничего, что могло бы объединить его. 

А если
так, то чему оно может научить других?  

Отсюда
и бунт молодежи против ее подчинения 

старшим.
Ибо нет  никакого смысла подчиняться 

тем, у
кого есть только личные их мнения. Русское 

старшее
поколение, взятое в целом, это  теперь
не 

носители
религиозных и национальных идей, это 

идейные
пустоцветы, заслуживающие только 

жалости.

 

   Подчинение младших старшим есть механизм 

передачи
национальной культуры от одного 

поколения
к другому. Если же передавать нечего, 

кроме
ее остатков, перемешанных с идейным 

мусором,
то исчезает смысл этого механизма.

     Вот почему пенять молодым на то, что они
так 

одичали,
это то же самое, что пенять зеркалу на то, 

что
смотрящая из него рожа так некрасива. Если бы 

старшее
поколение, глядя на тех, кого оно воспитало, 

негодовало
не столько на своих воспитанников, 

сколько
на себя, то пользы  для всех было
бы  

больше.
Оно  стало бы думать вместо того, чтобы 

бессильно
ругаться. И, думая о причинах 

случившегося,
может быть, догадалось о том, что 

подчинение
младших должно воспитывать старших - 

возбуждать
и поддерживать в них ответственность за 

общий
порядок в доме, в селе, в городе и во всем 

народе.
И думать о том, каким этот порядок должен 

быть.
Иерархический строй питает ответственность и 

старших,
и младших, а равноправие эту 

ответственность
гасит. Равноправие разрушает 

любовь
и эгоизирует людей. Догадавшись об этом, 

люди
стали бы смотреть уже иными глазами и на 

брачную
иерархию, и на иерархию вообще. Увидели 

б в ней
не только возможности злоупотребления ею и 

превращения
ее в тиранию, но и праведную ее суть, 

без
которой невозможна любовь, невозможна 

мудрость,
невозможно никакое праведное общество.

 

     Устремленная к Богу иерархия соединяет
людей в 

одно
нравственное целое, а разрушение этой 

иерархии
опускает их на уровень юридических 

отношений
(имеющих в современном мире 

эгоистический
характер), которые выстраиваются в 

уже
извращенную иерархию, в уже не свободную и 

не
устремленную к высоте, а все более 

криминальную
по направлению к ее уходящей вниз 

вершине.

 

                            ---оОо---

 

     Ныне русский народ живет, в своей массе,
в 

безбожии
и национальном беззаконии. Но жить в них 

нельзя,
в них можно лишь умирать. А если русский 

народ
некогда возник и тысячу с лишним лет жил, то, 

значит,
действовали в нем все это время державшие 

его
законы.

 

-     Ты знаешь, Гена, - говорил мне мой дед
Филипп 

Максимович,
- какие строгие у нас в селе были 

законы?
Не послушаться старшего было нельзя. 

Я
как-то во время игры проскочил молча мимо 

односельчанина.  <Филя, вернись!.. Ты почему 

не
поздоровался?.. - Дядя Вася, мы играем: - 

Вот
передай отцу, что ты со мною не 

поздоровался>.
А передать отцу - тот выдерет 

обязательно.
А не передать - еще хуже: дядя 

Вася
все равно выспросит у отца, и тогда тот за 

непередачу
выдерет уже втридорога.

 

     Русские крестьяне были истинными
педагогами. 

Они не
любили пустых слов. В отличие от нынешних 

учителей,
они знали, что разум очень удобно входит 

в
голову через заднее место. И не понимали, когда 

ученые
болтуны говорили им, что наказывать детей 

таким
образом будто бы нехорошо. Не мог понять 

этих
ученых болтунов даже  Сам Господь Бог. 

Поэтому
и велел бить не только виноватых детей, но 

и
взрослых. <И если виновный достоин будет побоев, 

то
судья пусть прикажет положить его и бить при 

себе,
смотря по вине его, по счету. Сорок ударов 

можно
дать ему, а не более, чтобы от многих ударов 

брат
твой не был обезображен пред глазами твоими> 

(Второзаконие,
25, 2 - 3).

 

     А вот что пишет наш современник, писатель


А.Байбородин,
о нравах своих сородичей, семейских 

крестьян:
<Жестковатые, на нынешний взгляд, 

властвовали
в крестьянском миру законы: Взять 

хотя бы
то же поруганье - старинный обычай у 

семейских,
когда тяжко прегрешивший должен быть 

опорочен
перед миром, поруган. Отчего и - 

ПОРУГАНЬЕ.

 

     Принародно наказывали парней и мужиков; и
тут 

главная
польза и для общества, и для прегрешившего 

перед
миром и была - принародность. Ему, поганцу, 

даже не
столько больно, ему стыдно перед народом, 

позорно,
а самому народу - урок. На вора в 

общинном
миру надевали колодки или привязывали 

к
позорному столбу, а уж о порке и речи не было, тут 

долго
не чикались - согрешил перед землей, перед 

обществом,
перед семьей (держал жену и ребятишек 

впроголодь,
в черном теле, изгалялся над 

несчастными)
- все, скидавай порты, отведай, чем 

пахнут
плети или вицы, замоченные в кадушке с 

водой:
Но никогда прилюдно не карались мужние 

жены и
девицы, сельский мир их не касался, как бы 

они ни
согрешили; там уж батюшка богоданный 

(свекор)
или родной отец, или муж управлялись: 

прокудившей
девство отроковице, случалось, 

остригали
волосы, а жене, изменившей богоданному 

мужу,
брили голову, но и плетей, конечно, не 

жалели.
Но мир их не трогал; мир сек парней и 

мужиков.

 

-      Натерпелись мы поруганья от стариков, - 

вспоминал
со вздохом один семейский дед. - 

Чуть
что, сразу поруганье. Вот и срамят тебя 

перед
всем миром: Но зато теперечи браво: и 

девка
гуляй, и баба хвостом трепли, и мужик 

чужи
подушки протирай, никто тебя не осудит, 

старики
поруганье не наложат.

 

    Вот так строго жили в крестьянских
общинах, но и 

преступность
в сравненьи с теперешней была 

нулевая:

 

   В русской же традиционной семье, как
известно, 

почитанье
родителя доходило до смешного и 

грешного,
когда отец-старик мог прилюдно 

поколотить
своего сына, даже и убеленного 

сединами,
и обвешанного внуками.

 

   Моя тетушка, царство ей небесное, поминала,
как 

наш
отец - это еще задолго до войны - пошел на 

деревенскую
вечерку, а моя мать - она как раз была 

на
сносях - осталась дома. И только отец разыгрался 

(а он
был знатный  гармонист, и его завлекала 

молодежь
на посиделки), только вошел во вкус, как 

пришел
мой дед, отец моего отца, и, долго не рядясь, 

отвозил
того ременными вожжами. Дескать, такой-

сякой,
разъэтакий, у него там женка на сносях, а он 

здесь
трепака наигрывает!.. И отец мой был 

вынужден
смиренно, хотя и сгорая от стыда и 

досады,
терпеть ременную выучку> (журнал 

<Москва>,
1994, Љ 12).

                                ---оОо---

 

     В этой патриархальности сознания прежних 

русских
людей (несколько смягченной 

христианскими
представлениями о ценностях жизни) 

была
одна из причин их податливости 

разрушительным
либеральным и марксистским 

идеям.
В патриархальном сознании, 

абсолютизирующем
власть отца и мужа, таится 

возможность
дурного их произвола, которая так или 

иначе
осуществляется в жизни грешных людей и 

далеко
не всегда встречает отпор со стороны 

общества.
Праведная власть отца и мужа без опоры 

на
разумные и четко фиксированные нормы жизни и 

без
контроля общества за их соблюдением легко 

переходит
во власть неправедную и превращается в 

самодурство
и тиранию, от которых некуда деться ни 

жене,
ни детям. А по мере дехристианизации 

крестьянского
мира, которая нарастала на 

протяжении
последнего столетия перед Октябрьской 

революцией,
пороки патриархального права должны 

были  все очевиднее проявляться и дискредитировать


идею
иерархии, оказавшуюся, в близоруких глазах, 

совмещенной
с патриархальным правом. Но 

поскольку
близорукостью страдали не все и не в 

одинаковой
степени, то в русском крестьянском 

мире,
т.е. в основной части прежнего русского 

народа,
должен был образовываться идейный хаос по 

этой
части, который и сохраняется в русских головах 

по
настоящее время.

 

     К сказанному можно добавить, что если, к 

примеру,
ислам создал детально разработанные 

семейные
и общинные законы (шариат), ставшие 

понятной
для всех мусульман основой для 

организации
их семейной и общинной жизни, то 

Православие
таких законов не выработало. Оно 

ограничилось
провозглашением некоторых общих 

принципов,
а практическое их осуществление 

оставило
светским властям, которые поначалу 

старались
согласовывать свои законы с этими 

принципами,
а затем только делали вид, что 

согласовывают.
Ориентируясь в действительности на 

безбожные
европейские порядки.

 

     И таким образом с двух сторон, сверху и
снизу, 

подготавливался
тот идейный хаос, в котором 

русский
народ теперь умирает.

 

   Чтобы выбраться из этой идейной трясины на 

торный
путь,  нам нужна вера в Бога и нечто еще


небывалое
в русской истории: всеобщее 

пробуждение
русских людей от умственной спячки в  

деле
организации  собственного народа. Нужен
труд 

создания
русской национальной идеологии и, на ее 

основе,
создания новых, национально осмысленных, 

связей
русских людей друг с другом. Этот труд так 

огромен,
что пугает своими размерами и своим 

характером
непривычных к нему людей. Страх 

парализует
сердца. Нет, не осилим. Нет, ничего у нас 

не
получится.

 

     Хотя, с другой стороны, а что нам
терять?.. И что 


такого
невозможного в том, чтобы искать 

правильные
идеи, распространять правильные идеи, 

находить
сомысленников и осуществлять вместе с 

ними
эти правильные идеи на практике? В надежде 

на то,
что Бог  нам поможет и закончит 

незаконченное
нами руками других русских людей.      

        

         Человеку, если он русский, и
жить-то  больше 

не для
чего. Только для Бога и своего народа. 

Творить
Святую Русь насколько хватит сил и 

независимо
от того, чем это дело может закончиться. 

Вот это
главный признак русского человека. Начало 

дела -
уже его половина. Это начало единства и 


взаимного
понимания русских людей. Глаза 

страшатся,
а руки делают. Как хорошо! В такой 

атмосфере
как раз и выковываются настоящие 

характеры.

Июль
2000г.