В сумрак звука вплетается новый тон. Высокий, хрупкий, холодный и горячий одновременно.
Не зря. Не зря сбивал ноги.
Живой.
Незнакомый мне живой. Незнакомый звук. Незнакомый тон.
Я закрываю глаза.
Во тьме поёт райская птичка с ледяным голосом. Красные сполохи, синие точки, джунгли серых линий.
Белый огонёк.
Беру азимут. Подключаю дыхание и обоняние.
Холодный, незнакомый запах. Пыль с привкусом ментола.
В висках покалывает.
Недалеко. Метров двести пятьдесят.
Дотащимся, братие.
Трансформаторная подстанция.
Ну ясень пень, не в квартире же выживать.
Стучу прикладом в дверь.
- Открывай, Сова! Медведь пришёл!
Молчит дверь.
- Открывай, я знаю, что ты тут! Не грабить же пришёл. Жрать хочешь? Или патронов? Или воды? Ну или языком потрепать? А нет - так могу тебя из города вывести. Завтра с утречка пойдём, к вечеру у бруствера будем.
Молчит дверь.
- Ты думай там, думай. А я тут посижу, с оборотнями лясы поточу.
Присаживаюсь, достаю воду и ещё одну салямину.
Взгляд из решётки над затылком.
- Ну, решил, старик?
Лязг о решётку изнутри.
- Тебе лет шестьдесят пять, у тебя обезвоживание в начальной стадии. Оружие у тебя - охотничье ружьё и четыре или пять патронов. Жратвы осталось меньше четырёх банок, и две из них испорченные, сожрёшь - ботулизм тебя угробит.
Допиваю воду. Догрызаю салями. Засовываю обёртку и шкурки от колбасы в горлышко бутылки. Закрываю бутылку крышкой, кидаю в заросли крапивы.
- Ну сколько можно уже? Тут ты гарантированно сдохнешь. А я даю тебе возможность выжить и убраться из этого ада. И хватит мне в затылок сопеть.
Взгляд пропадает.
Внутри шелестят шаги.
Лязгает засов двери.
- Ну давно бы так.
Подбираю рюкзак и оружие.
Вхожу.
- Запирай, отец.
Внутри воняет как в самом загаженном сортире.
Жарко.
Что ж, каждому свой ад.
В комнатушке за трансформаторами чуть получше. Закрывается дверь и приглушает вонь.
- Вот тебе вода, отец.
Старик пьёт взахлёб. Как я утром.
- Есть хочешь? - протягиваю последнюю салямину и пачку хлебцов. Ещё одно химическое дерьмо - даже не заплесневело.
Старик жадно ест, запихиваясь. Кашляет от жадности.
- Выпей! - отдаю последнюю бутылку воды.
Запивает.
Я сижу и смотрю на него сквозь черноту.
- Спасибо, парень.
А ты вежливый.
- На здоровье. Так что, идём из города?
Старик кивает.
- В округе есть ещё кто живой? Не одичавший?
Мотает головой.
- Не видел со времени обвала.
- Чего? Обвала? Это ты превращение так называешь?
- Наверное.
- Ладно. Теперь помолчи минут десять, ладно? Я посмотрю.
Я закрываю глаза.
Чернота до горизонта. Мысленного горизонта. Шестьсот метров. Дальше не пробиваюсь. да и эффективно вижу метрах на четыреста пятидесяти, не больше. Дальше надо приближаться и проверять - многое мнится.
- На полкилометра вокруг глухо. Только ты.
Старик вздыхает.
- Какое у тебя свойство, отец?
- Что?
- Какое у тебя изменение?
- А у тебя?
Не хочет говорить старик.
- У меня видение мира и нормализация.
- Это что?
- Внутренние зрение, слух, обоняние и осязание - вижу, слышу и по-другому чувствую тебя, одичалых, машины. Могу ненадолго вернуть одичалого или машину в первоначальный вид. Рассеиваю Превращение. Ненадолго, часа на два. Ну а ты?
Старик молчит, мнётся, тянет паузу.
- Я немного вижу будущее и прошлое.
- О как. То-то я такого рисунка не ощущал раньше. И хорошо видишь?