С недавнего времени моя жизнь - цепь баров. Я прихожу, заказываю и, грея стакан в руках, сижу и думаю. Когда надоедает думать - выпиваю, заказываю снова.
Иногда разговариваю с кем-то, иногда нет.
Иногда меня вышвыривают из бара, и тогда я встаю, отряхиваюсь и иду в следующий бар или - изредка - домой.
Мир опустел, как сказали мне однажды, наполнился мусором и тенями.
Я отделяюсь от его расползающейся серой ткани, выдёргиваю его грубые нити из головы и сердца.
Когда они рвутся, бывает больно, но очень быстро это проходит.
Когда боль исчезает, остаётся пустота.
Я заполняю её алкоголем и беседами.
- Экзистенциальные вопросы - кто я? что я? зачем я? - это полная ерунда, уважаемый. Выкиньте из головы и забудьте.
- Почему же? - спрашиваю я.
Моя сегодняшняя тень плотна, впечатлительна и вдребезги пьяна.
Один рукав дорогой сорочки скреплен золотой запонкой, второй - распущен и испачкан разлитым кофе и, кажется, вином.
- Потому что ответы на эти вопросы бессмысленны, - говорит тень и делает глоток виски из стакана.
Лёд в стакане почти растаял и жидкость в нём почти бесцветна.
- Вы потеряли запонку, - говорю я и делаю глоток вишнёвого ламбика.
- Ну и хер с ней, - равнодушно и не совсем разборчиво говорит тень и стучит стаканом по стойке.
Тень-бармен наполняет стакан и кладёт в него несколько новых кубиков льда.
- Однажды я потерял гораздо более драгоценную вещь, - говорит тень, приняв стакан и бросив на стойку несколько банкнот.
- Какую же?
- Себя, - отвечает тень и икает.
Пора допивать.
- Как же можно потерять себя? - спрашиваю я и делаю глоток. - Глупость какая-то.
Именно за такие вопросы и замечания меня и вышвыривают из баров.
- Просто, - отвечает тень, - нужно всего лишь ответить на один из этих самых эк.. экзистенциальных вопросов.
- Неправильно?
Глаза тени с трудом фокусируются на моём лице.
- Что?
- Неправильно ответить?
Тень начинает трястись, и неясно - в смехе или слезах.
- Неправильно ответить или правильно, - говорит тень и делает глоток из стакана, - всё одна херня.
- Почему?
Ламбик заканчивается.
- Потому что что тебе делать с этим ответом, - говорит тень, - и есть самый главный вопрос.
- Ну, говорят, что знание - сила, - замечаю я и раздумываю - заказывать следующий бокал или не стоит?
Тень снова дрожит. Кажется, это всё же смех.
Горький, чёрный смех.
- Ещё, - говорю я бармену-тени.
- Знание, - отвечает тень-собеседник, - это смерть.
- Вы это знаете и вроде как живы, - замечаю я.
- Кто вам это сказал? - спрашивает тень, вынимает из рукава вторую запонку и швыряет её куда-то в угол.
Закатывает рукава и делает глоток.
Кажется, я всё же зря заказал новый бокал.
- Я расскажу вам, - говорит тень, - как это было. А потом пойду погуляю. У меня встреча.
Какая может быть встреча в таком состоянии, думаю я и молчу.
Почему-то мне не хочется больше обижать эту тень.
Наверное потому, что она не обижается.
Я ей, кажется, безразличен почти так же точно, как вышвырнутая запонка.
- Однажды я пил точно так же, как вы сейчас, - говорит тень, - и мир казался мне пустым и загаженным человеческим мусором.
Я вздрагиваю.
- У вас взгляд брезгливый, - отвечает тень на незаданный вопрос, - вы на всех смотрите как на кусок вонючей гнили. Вам всё неприятно.
- Почему? - спрашиваю я.
- Потому что у вас внутри пусто, - отвечает тень, - и вас всё бесит, потому что вы ни в чём не видите своего отражения, своих черт, за которые можно было бы зацепиться. Вы пусты и даже в зеркало не смотрите, верно? Потому что неприятно.
Я чувствуя, что пальцы мои начинают дрожать.
- Я это всё проходил, - говорит тень, - никаких тайн. Пустота ни в чём не может себя встретить и всё ненавидит.
- Продолжайте, - мой голос хрипл.
- Пейте, - говорит тень, - это немного помогает.
- Однажды давно в баре ко мне подсел человек, - говорит тень, - и предложил узнать - кто я? Узнать достоверно.
- Как? - вопрос вырывается из меня сам по себе.
- Он предложил мне испытание, - сказала тень.
- Какое?
- Пейте, - отвечает тень и подворачивает распустившийся манжет рубашки.
Я делаю долгий глоток.
- Представьте себе комнату, - говорит тень, - большую, разделённую на две части зеркальной стеной, прозрачной в одну только сторону.
Тень делает глоток.
- В той части, откуда стена прозрачна, стоите вы, - говорит тень, - в той, откуда непрозрачна - стоят незнакомые вам люди. Старые, молодые, бедные, богатые. Несколько юношей, несколько девушек. Несколько детей. Несколько стариков.
Тень делает глоток.
- В той части, где стоите вы, - продолжает тень, - есть маленькая кафедра, на которой привинчены две кнопки. Серые, вроде пианинных клавиш.
Тень замолкает.
- И в чём суть? - спрашиваю я.
- Из каждой части комнаты ведёт дверь, - говорит тень, - и обе эти двери заперты.
Тень-собеседник делает глоток и стучит опустевшим стаканом по стойке.
Тень-бармен наливает и добавляет льда.
- Если вы нажмёте первую клавишу, - говорит тень-собеседник, - то дверь в вашей части комнаты откроется. В части, где стоят незнакомые люди - нет.
- И в чём же подвох?
- Рядом с кнопками, - продолжает тень, - привинчен таймер. На выбор вам даётся тридцать секунд.
- Да в чём выбор-то? - спрашиваю я.
- В обе части комнаты, - отвечает тень, - подведены трубы с отравляющим газом. После истечения тридцати секунд газ потечёт, заполнит комнату и убьёт в ней всё живое.
- Что делает вторая кнопка? - спрашиваю я.
Горло моё пересохло, и я делаю ещё глоток ламбика.
- Вторая кнопка открывает дверь для незнакомых вам людей, - отвечает тень, - ваша останется закрытой.
Я на секунду закрываю глаза.
- Что выбрали вы? - спрашиваю я и, поднимая веки, понимаю, что вопрос уродливо бессмыслен.
Тень допивает стакан залпом, кивает мне и выходит.
Я бросаю на стойку все деньги, какие были в кармане и выхожу вслед за ним на улицу.
Моя тень идёт вверх по улице, идёт быстро, несмотря на то, что её раскачивает и болтает, словно лист под ветром.
Я иду следом.
Меня болтает не меньше.
Свет вырывается из раскрытой двери. Тень входит в неё, делает шаг и прижимает ладонь к непреодолимой прозрачной преграде.
- Стойте, - говорит кто-то и чья-то рука ложится на моё плечо.
Я смотрю на удерживающего меня человека.
- Вам не стоит туда идти, - говорит он.
Волосы его седы, морщины прорезают его лицо. Хватка его непреодолима.
Я слышу металлический лязг.
Оборачиваюсь.
Дверь, в которую вошла тень, закрыта.
Ни лучика света не выбивается из-под неё.
- Откройте! - говорю я.
Старик качает головой.
- Каждый, кто входит туда, чтобы определить свою судьбу, себя убивает. Он мёртв.
- Вопрос… - начинаю я, но он спокойно перебивает:
- Никакого вопроса нет. Вопрос - иллюзия, в нём нет никакого смысла. Все знают, кто они есть и кем могут быть, если станут менять себя. Но это - труд. А здесь - всего лишь жест. Одно нажатие клавиши. Простое отрицание.
Я спрашиваю:
- Он может спастись?
Он качает головой:
- Всякий, кто входит туда за отрицанием себя, остаётся там навсегда. Дверь для него закрыта.
Он смотрит на меня.
- Душа человека та же под любым небом, - говорит он. - У вас есть выбор, только пока вы не отказываетесь от неё.
Он смотрит мне в глаза, но внимательный, ищущий взгляд его одновременно отстранён, будто он не здесь, будто он прислушивается к чему-то вдалеке.
Наконец он кивает.
- Всего доброго.
Старик скрывается в темноте.
Я слышу шаги.
Оборачиваюсь.
Из-за угла выходят несколько человек.
Молодых и старых. Женщин и мужчин. Двое из них ведут за руку детей.
И я понимаю, какой вошедший в дверь за моей спиной сделал выбор.
Что он отринул.
Дальняя дверь открылась.
Мне кажется, что в сердце мне вонзается нож. В глотке сухо.
Я бросаюсь к двери, хватаюсь за ручку, поворачиваю, дёргаю на себя…
...Дверь подаётся неожиданно легко.
Моя тень стоит на коленях, опираясь лбом о стенку маленькой кафедры, и я слышу, как свистит газ.
- Бежим! - кричу я, хватаясь за её ворот, и вытаскиваю наружу.
Мысли мои мутятся и мы с грохотом валимся с невысокого крыльца.
Потом ползём.
Потом мы лежим на мостовой, выхаркивая запах газа из лёгких.
Я спрашиваю:
- Есть зажигалка?
- Есть, - говорит мой собеседник, надсадно кашляя - вот.
Колёсико выбрасывает сноп искр. На второй раз - рождает язык пламени.
- Стойте, - говорит мой собутыльник, приподымаясь на локте и снова кашляет, - не так. Нужна рубашка.
Коньяк льётся из карманной фляги на скомканную ткань. Мой собутыльник кидает в неё тяжёлую связку ключей.
- Завязывайте, - говорит он, - я подожгу.
Я стягиваю рукава в узел, свешиваю их из кулака.
- Готовьтесь, - говорит он, щёлкая зажигалкой.
Пламя вспыхивает и бежит вверх.
Когда горящий узел влетел внутрь, раздался взрыв.
Нас повалило и протащило по асфальту.
Первое, что помню - как в черноте горят фонари и вокруг беснуются автомобильные сигнализации.
Кто-то кашляет неподалёку.
- Окна по всей округе вылетели, - говорит хриплый голос. - Как мячиком в детстве…
Я смотрю на человека рядом.
Лицо его испачкано пылью. Левая половина - как в серой маске. Правая - красная, поцарапанная, блестит от пота и крови.
Всхлипываю.
Нервный смех рождается где-то внутри, вырывается ещё одним всхлипом.
А потом льётся волной.
- Здорово, - говорит мой собеседник.
- Что зд.. здорово? - спрашиваю я и утираю слёзы, хихикая.
- Да всё здорово, - говорит он, неумело, словно после долгого отсутствия практики улыбаясь грязным лицом, - в общем и целом. А чтобы было ещё лучше, надо сделать ноги и осесть в каком-нибудь кабаке, где есть кофе, водка и пластырь.
Я начинаю чувствовать, как саднят ссадины.
Бросив взгляд в чёрное небо, поднимаюсь на локте.
- Вставай, - говорит мне он, протягивая руку. - Пошли.
Я хватаюсь за неё, и он помогает мне встать.
- Надень, - говорит он, протягивая пиджак.
- Спасибо, - говорю я.
- О, - он прислушивается к далёкому вою сирен, - пора бы нам и двигаться, как думаешь? Ненавижу вопросы.