Жёлтая с синими полосами штора колыхнулась от лёгкого сквозняка, золотые нити вспыхнули на солнце. Звука не последовало. Полупрозрачная парча скрывала непомерной своей шириной близившийся закат. Противоположная стена высокая и такая же, как штора, жёлто-сине-полосатая, переливалась в отфильтрованном свете такими же тонкими золотыми струйками. Они работали в унисон штора и стена. Казалось, вот-вот зазвучит маленький колокольчик, медовым переливом извещая о благополучном окончании дня. Но звуков не было. Было медленное и совершенно бесшумное угасание очередного дня. Через полчаса солнце наверняка сядет, тогда всё что сейчас ещё синее и голубое, станет чёрным, а золото превратится в медь, в старую тёмную медь. Тогда запоют кувшинки. Те, что на третьем озере. Это далеко, и там самая холодная вода.
А пока закатное солнце на пару с вечерним игривым ветерком балуется золотой тесьмой, разбавляя всполохами искристого света покой и умиротворение в западной спальне. Собственно, западных спален в доме три, да и не совсем они западные, просто назвал однажды кто-то. Скорее они смотрят на северо-запад. В доме есть ещё три восточные и три условно южные спальни. В южных отделка - серебро с киноварью всех возможных оттенков, а восточные - все тона малахитовой зелени от тёмного густого цвете старой хвои до весёлых лазурных переливов. Только никто этими красотами не любуется.
Спальни огромные - шесть с лишним шагов поперёк, десять вдоль, быстрым шагом, если бы кто-то там ходил. Потолки старательно изукрашены витиеватой лепниной и растительного орнамента плафонами. И обязательно золото. А лёгкая голубизна поверхности создаёт эффект небесной сферы, теряющейся в высоте. Конечно, есть и люстра, небольшая, в золоте и хрустале, со вставками из благородного оникса. Во всех спальнях вместо внешней стены громадные окна, затянутые парчовыми занавесками. Где-то в сложном механизме управления окном сработала автоматика и приоткрыла фрамугу. Ветерок тут же воспользовался предоставленной возможностью, через неё он будоражит тяжёлую ткань.
В спальне массивная деревянная мебель. Дерево старое, морёное, на приглушённом портьерой солнце золотой орех истекает мёдом, и кажется, что мебель слеплена из пчелиного воска и если взяться за спинку стула, то она сомнётся под рукой. На полу паркет из того же золотого ореха, только темнее. Узоры на нём тонкие замысловатые, напоминают орнаменты народов доколумбовой Америки. Если дать волю воображению, то солнечные блики на паркетных дощечках создадут любое сказочное чудовище. Только здесь они не страшные.
А вот если через массивную дверь выйти в коридор, то с непривычки можно и испугаться. Коридор широкий, уходит направо и налево по размашистой дуге. Освещается редкими фонарями естественного солнечного света, вмонтированными в потолок. А его-то сейчас и не хватает, чтобы все закоулки видны стали. Вдоль стен, чередуясь в полумраке, расположились картины в золочёных рамах и комплекты рыцарских доспехов всех времён и культур. Владельцы доспехов стоят восковые и выражения восковых лиц у них совсем не добрые. Хотя никто и не шевелится. Пол в коридоре застелен белым бесконечным ковром, но здесь всё равно темно и мрачно, особенно после солнечной спальни.
Коридор изгибается в кольцо и замыкается в правильный круг. По внешнему периметру коридорного круга располагаются спальни, сгруппированные по три. Итого - девять. Между группами спален - гостиные, они же банкетные и танцевальные залы. Там довольно пусто, гулкое эхо перекатывается по залу даже от мышиной поступи. Хотя мышей здесь нет.
Внутренняя сторона коридора усеяна дверями, идущими в ванные, сауны, бани всех мастей, туалеты, будуары и прочие заведения, где можно из любого неподготовленного человека сделать нечто достойное переводу через коридор в банкетную залу и предъявлению на всеобщее обозрение.
Ещё глубже внутрь, в недра дома, ближе к его центру расположена кухня. Она соединяется с главным кольцевым коридором узкими радиальными проходами. Плотное упругое покрытие пола скрадывает звуки катящихся тележек с едой и напитками. Только еды сейчас нет, и напитки не подают.
Кухня, как на круизном лайнере (так велика), сияет белизной кафеля и блестит полированной нержавеющей сталью. Инвентарь и посуда убраны в шкафы, на поверхности столов идеальная чистота. Цеха, кладовки, холодильники, печи, духовки - есть всё, и оно как будто только что с конвейера. Полки в кладовых ломятся от запасов, рассчитанных на самых взыскательных постояльцев. Только постояльцы отсутствуют. Вообще ни одного нет. Только закатные лучи светила, отражаясь от наборных стёкол потолочных фонарей, играют одинокими пылинками.
За кухней ещё один внутренний кольцевой коридор, на который с другой стороны выходят двери лифтов. Два пассажирских и один грузовой. Они молчат. Прогулявшись по этому последнему коридору, можно обнаружить проход, который ведёт в самую середину дома, за лифты, где расположена шикарная винтовая лестница, освещаемая так же через крышу. Лестница пуста. Полированные мраморные ступени сияют девственной чистотой. Ступала ли на них нога живого существа.
А ветерок всё так же колышет занавеску в золотой с синими полосами спальни. Прозрачный полог громадной кровати тоже шевелится. Его прелесть в чрезвычайной тонкости материи, его предназначение - защита от насекомых. Только насекомых тут нет. И в кровати никто не спит. Шёлковые подушки девственны своей желтизной от самого рождения. Идеально лежат они на идеально застеленной кровати. В спальне вообще единственным отклонением от безупречного порядка можно признать только открытую форточку. Дом проветривается.
Шалун ветерок набегает в спальню через ротонду. Колоннада широким поясом раскинулась вокруг дома, отделяя его от внешнего мира. Но колонны стоят редко и ветру здесь вольготно. Лавочки в виде качелей и кресла-качалки его постоянные партнёры по играм. И все они пусты. Среди колонн мог бы попробовать заблудиться какой-нибудь сердитый шмель или беспечная бабочка. Только их здесь нет.
Между колонн к основанию высокого фундамента спускаются три широкие лестницы из гранита яшмы и мрамора. Но спускаются не по прямой линии, а по дуге, заворачивающейся по часовой стрелке. Лестницы не только широкие, и изукрашены каменными шарами, пирамидами, вазонами, но и довольно высокие. Дом расположен на основании из базальтовых блоков, каждый размером с молодого кита. А в промежутках между помпезными лестницами мирно цветут розы, некоторые даже элегантно вползают на чёрную базальтовую стену. Цветы крупные, мясистые, всех мыслимых оттенков. Кто-то явно не поскупился на сортовое разнообразие. Жаль только, что никто их не опыляет. Некому.
Если бы кто-то прямоходящий спустился по любой из трёх лестниц вниз, он попал бы на ослепительной белизны дорожку. Она раскинулась-протянулась вокруг всего дома, как пограничная контрольно-следовая полоса. Белизна крупного песка, которым посыпана её поверхность, даже в предвечерний час, слепила бы глаза тому, кто на неё смотрел бы. Но смотреть некому.
За дорожкой, которую правильнее было бы назвать кольцевой песчаной площадью, сразу начинается парк. Низкорослый, редко засаженный из-за того почти прозрачный и какой-то игрушечный. Плотные кустарники, обстриженные шариками, пирамидками, встречаются торы и овалоиды, спирали и другие немыслимые в природе формы. Тут нет настоящих кустов, как, впрочем, и настоящих деревьев. Те отдельные экземпляры древесного происхождения, которым разрешено проживать в парке, скручены и вывернуты заботливой и умелой, но очень жестокой рукой садового извращенца. Владелец руки тоже отсутствует.
Поскольку, спустившись с лестницы, мы уже оказались на дорожке, можно проделать такой простой опыт. Если лечь на неё всем телом, уткнувшись правой щекой в крупные и колкие песчаные гранулы, то наблюдателю покажется, что парк растительных уродцев бесконечен, он уходит вдаль куда-то за горизонт. На левой щеке, впрочем, кажется то же самое. Но пока на дорожке никто не лежит, а парк, окультуренный сумасшедшим садовником, заканчивается у первого пруда.
Пруд - ещё одна кольцевая структура дома. Дом вообще состоит из сплошных колец и их сегментов. Мы не видим только его властелина. А пруд неширокий, неглубокий, заросший кувшинками, лилиями и, даже, лотосами. И имеет три моста. Мосты внушительные, возведены с расчётом на двустороннее движение конных экипажей в два ряда. С хорошим запасом возведены, особенно если учесть, что лошадей тут отродясь не видывали. Ни одно копыто не ступало здесь на сочную траву с целью её пощипать-полакомиться. А трава знатная, газонная, спортивная, плотная, как кольчуга. Несколько портит пейзаж нахально развалившийся на шведском газоне смятый окурок "Беломора".
За мостами гранитная набережная вокруг пруда, со львами и сфинксами, грифонами, гарпиями и прочими литературными животными. После набережной располагаются цветочные клумбы. Такого разнообразия и изобилия не знала ни одна выставка цветов. Может два гектара, а может и все три, покрыты цветами, декоративной травой и низкорослыми кустарниками. И все цветут и колосятся изо всех растительных сил, кто, чем может. Благоухание в вечернем воздухе разливается такое, что с непривычки можно упасть в обморок. Одно странно, никто не жужжит и душистые цветы не опыляет. Пропадает благодатный, божественный нектар, зря растения стараются.
Опечаленные отсутствием мелкой летучей фауны, минуем цветочный фейерверк и снова видим пруд. Второй. Он шире первого, но такой же кольцевой и заросший той же водной растительностью. Местами его поверхность очень густо покрывают плавающие широкие листья. Среди зелёных тарелок и подносов хищно выставились крупные цветки. Сами белые, а нутро розовое, как голодное нёбо. Ждут добычу. А её нет. Здесь тоже тихо. Ни одна проказница стрекоза или шустрая водомерка не оживляет пейзаж. Только игривый ветерок колышет зелёный растительный сервиз из плавучих листьев. Он же пытается раскачать лодки, ярко оранжевые туши, которых трутся у маленькой пристани. Шалость ветерку удаётся, лодки переваливаются с боку на бок, недовольно скрипят бортами.
Как бы ни был широк пруд, претендующий на гордое звание озера, только и его за восемьсот тридцать три прыжка самой простой лягушки можно преодолеть. Вот одна незадача - прыгать некому, лягушек здесь нет.
Зато сразу за прудом есть камни. Большие и маленькие, гладкие и угловатые, серые, красные, чёрные, полосатые и в крапинку. Кто-то из них не удержался и сполз в воду охладиться в компании кувшинок и водорослей, остальные предпочитают горячее солнце и траву-мураву. Каменный сад. Среди живописных булыжников прячутся изувеченные чьей-то злой волей чахлые деревца. Возможно это хурма или вишня, теперь уже и не угадаешь. Диковато выглядит каменный сад. Гуляя по нему вполне справедливо следует ожидать появления змей. Нет, не появляются, и ни одна ящерка на камне не греется, ловя последние лучи закатного солнца.
А оно, солнце, уж совсем в горизонт упёрлось, целится нырнуть туда, в вечернюю прохладу. Погоди, солнце, мы ещё не всё осмотрели. Вот тёмная полоса за садом камней. Это опять вода, только какая-то дикая. Берег изрезанный, местами болотистый, местами обрывистый, зарос камышами, только кое-где мелькают в темноте белоснежные песчаные отмели. Он уже скрывается в сумерках. От того и вода здесь темнее, а от холодных ключей, что бьют у дальнего берега, вообще кажется чёрной. Ключи питают этот дальний третий пруд, от него как-то под землёй второй, через него первый. Всем хватает. А лишняя вода, наверное, испаряется, насыщает воздух, питает ветерок, делая его свежим и игривым. А тот, в свою очередь, шелестит камышами, балуется пузатыми лодками, треплет безумные цветники и колышет штору в спальне, в которой никто не живёт.
Солнце воровато оглянулось по сторонам, не подглядывает ли кто, и спрыгнуло за горизонт. И сразу стал виден огонь. За тростниками на дальнем берегу третьего пруда горел костёр. Небольшой, но такой уютный, домашний. Как только зашло солнце, тут же пропал куда-то наш знакомый - шалун-ветерок. Зато прямо из воздуха стал возникать туман. На пару с густеющей тьмой он быстро прятал берег, пруд, сад камней, и ещё пруд, и дорожки, и лестницы, и весь круглый дом целиком.
Спрятал, укрыл туман всё, кроме костра. Чей же он, одинокий огонёк в ночи? Кто хозяин огня? Подкрадёмся и посмотрим. Костёр горит в большом уличном очаге, серые валуны, скорее всего перемещённые из сада камней, не дают огню сбежать. Над очагом закопчённый котелок, в нём студёная вода из третьего пруда. Греется, ждёт заправку. Значит где-то недалеко должен быть и хозяин котелка, очага и каких-то выступающих из тумана построек.
Есть такой. Идёт-бредёт к костру от озера по незаметной тропке. Хозяин предпочитает называть пруд озером, солиднее как-то, да и размеры позволяют. У хозяина в руках ведро, в нём рыба. Свежая рыба, крупная, ещё живая. Плещется. Пока закипает вода, а я чищу на правах гостя рыбу, хозяин в который уже раз рассказывает свою историю. Короткую и длинную одновременно, и, в любом случае, поучительную.
Все, что есть вокруг - дом со всем содержимым, сады, пруды, цветы и лодки у мостов хозяин выиграл в лотерею. Некоторое время назад ему так повезло. Точнее, он выиграл желание, а ещё точнее, возможность реализовать одно своё желание (оно же - "мечта"). Был в таблице такой выигрыш. Пришёл получать - ему анкету суют. Заполняет. Стандартный бланк. Заполнил, ответил на все вопросы, подробно всё сформулировал. Сдал в тиражную комиссию.
"Молодец, говорят, хорошо и подробно всё изложил. Получай своё желание материализованным. Отдельный дом на отдельном участке на отдельно взятой планете. С садами, прудами, спальнями с золотыми шторами. И всё вокруг твоё на веки вечные".
-- И пожил я там, в доме всего неделю, - это мне хозяин привычным усталым голосом жалуется, рассказывает о своём житье-бытье.
-- Не понравилось мне там. Какое-то всё стерильное, как в операционной, кто же в операционной жить будет. Роботы-уборщики под ногами вьются, стоит только ногой ступить.
Я-то, когда анкету заполнял, как думал - что бы чистота и порядок были, никакой там грязи, пыли. Опять же, никаких вредных насекомых, тем более, гадов или грызунов. Я и не просил их вокруг дома поселять. А мне вообще никого не поселили. Даже червей в земле нет, думаю, от того у меня и картошка плохо родит, что земля дурная (Ох, лукавый, не вписал ты ни единого жучка в свою анкету).
Опять же, рыбу ловить не на что. Я, конечно, приспособился, на сетку ловлю, да верши ставлю, но это всё не то. Я планировал с удочкой на бережку сиживать. Столько себе снастей заказал, и всё зря.
Обида в словах хозяина, но какая-то безнадёжная. Может, привык уже.
-- Рыбы тоже поначалу много было, - продолжает он грустное своё повествование, - Но ей жрать нечего, повымерли почти все. Остались карпы, да щуки. Раков, правда, много развелось. Есть ещё угри, толстые, как питоны. По дну ползают, я их боюсь. Да и не помню я, чтобы угрей заказывал в озёрах развести.
"Всё-то ты, дорогой, помнишь. И про угрей и про мух, и про капусту, которую есть нельзя, поскольку она из-за плохой почвы выродилась и приобрела ползучую форму, как и все остальные растения. Только картошка, да свёкла и родятся пока, да лук зелёный".
Вода закипает, бурлит, в ней плавают кубики картошки со свёклой. Хозяин запускает чищеных рыбин и начинает колдовать с какими-то травками и корешками.
-- Я, конечно, таскаю из дома продукты помаленьку, только не вкусные они. Сплошные консервы. А хочется чего-то родного. Огурчиков бочковых или грибочков солёных. А нету.
Совсем темнеет. Густой туман скрывает всё, в том числе и звёзды. Хозяин уверяет, что они здесь чудо, как хороши. Я ему верю.
Странная местная уха со свёклой и толстым слоем зелёного лука готова и томится под крышкой. А хозяин запускает второе блюдо - раки с укропом печёные в золе.
Мы садимся ужинать. Тут поспевает очередь сюрприза. Я достаю подарки. Тут и бочковые огурцы, и солёные грузди и ржаной хлеб, и, чистая, как слеза младенца, бутылка "Московской". Хозяин сдержан, хотя я вижу, как он доволен. Почти счастлив. Он больше не жалуется, наоборот, нахваливает всё, что тут есть. Особая гордость - сарайчик, слепленный из подручных материалов, среди которых особо выделяются парчовые шторы из спален и, не менее чем трёхметровое мягкое кресло в стиле ампир. Я представляю, как он тащил его из дома сюда, на дальний берег, и тихо улыбаюсь.
Тем не менее, вигвам, как называет своё жилище хозяин, вполне жизнепригоден. После ухи и раков, и распитой на свежем воздухе "Московской", спится отменно. Мне тоже грех жаловаться на свою работу. В ней выпадают приятные моменты, хотя имеется и обратная сторона.
Утро застаёт меня в вигваме. Солнце, как сумасшедший физкультурник, пляшет над домом, садами и парками, зовёт заняться чем-то полезным. Яркий свет заливает, топит и даже жжёт.
"Днём тут должно быть совсем жарко, хотя на берегу пруда живётся, наверное, неплохо".
За вигвамом слышалось бормотание хозяина. Кого-то в чём-то он горячо убеждал.
Я покидаю вигвам. Мне пора. Служба. Конечно, хорошо бы задержаться здесь на недельку-другую. Покупаться, позагорать, у костра похлебать ухи. Но у меня график. Да и маленькое дельце осталось.
Хозяин появляется с чайным котелком.
-- Я сейчас, быстро. Тут за камышами родник со дна бьёт. Вода чистейшая, а вкус - амброзия. Для чая ничего лучше нет.
Хозяин отчаливает на лодке. Я жду, когда он скроется за камышами и захожу за вигвам. Она должна быть где-то здесь. Две виноградные лозы оплетают заднюю стену вигвама и крышу. Крупные кисти уже спелого винограда янтарятся на солнце и соблазняют отведать. Отведываю. На самом деле - нектар или амброзия. Только я тут не за этим. Быстро проверяю толстые ветки. Хозяин где-то здесь бубнил с утра. Ага, вот и она. Ползёт себе степенно, как ни в чём не бывало. Рожки выставила. Снимаю животное с ветки и прячу в контейнер.
Контрабанда.
В этом слове приговор улитке. Так же, как и её хозяину. Я догадываюсь, какова будет степень расстройства, глубина горя хозяина дома, лужаек и прудов, когда он не обнаружит свою любимицу, нелегально провезённую в этот мир, на виноградной лозе. Однако порядок есть порядок. И старик об этом знает. В контракте чёрным по белому сказано - никаких насекомых. НИКАКИХ!
Ему не составит труда догадаться о моей причастности к пропаже. Но пускай уж так, чем изымать контрабанду (и откуда они её только берут?) со всем присущим случаю протоколом (уничтожение!) на глазах у впавшего в безутешное горе хозяина.
Для меня, инспектора "Межгалактической лотереи" здесь нет ничего личного. Работа такая. Но от себя могу подсказать - мечту в лотерею не выигрывают. Мечтайте и добивайтесь её сами. А выигрыш - это царский дворец без ключа от входной двери.