Аннотация: Из всех болезней я выбираю сумашествие, поскольку оно позволяет не догадываться, что ты болен. В.Курдис
Б А Й К А N 24.
"Такой длинный путь".
Часть первая. Дом.
1.
Что можно найти в книге, кроме буковок, слагающихся в слова, которые складываются в предложения, а те, в свою очередь, в абзацы и главы, разделы и параграфы. Они иногда образуют все вместе удивительные комбинации. И вещают с бумажных страниц, то о жизни, то о смерти. А то вообще даже не знаю, как назвать. Многие говорят, что в книгах скрыт смысл жизни. Не знаю, не обнаруживал. Печать библиотеки на семнадцатой странице - это да. А смысл нашего существования - нет, ни разу.
Ещё в книгах встречаются насмерть засушенные листья или цветы. Сей гербарий - память о чём-то хорошем, но безвозвратно ушедшем. Это я так думаю. Ведь не станет же человек засушивать ромашку, по случаю, если его оскорбили или предали. А может и станет. Не знаю. Только лавровый лист мне ни разу не попадался, хотя читаю я много и в основном чужие книги.
Есть ещё заметки на полях. Это когда рядом не случилось автора, что бы высказать ему всё, что о нём думает читатель. Или любого человекоговорящего. Можно, конечно и с собакой или кошкой поделиться, но лучше всё-таки записать. Кто-то следующий наверняка прочтёт. Любопытнейшие бывают ремарки.
Иногда остаются детские рисунки. Тут видимо юный художник выплескивал, что в душе набралось на первый попавшийся бумажный лист, даже если он уже замаран какими-то непонятными и скучными закорючками (это я о буквах).
Бывают и другие находки среди пожелтевших книжных листов. То календарик попадётся, датированный годом предпоследней пятилетки. И что бы на нём не было изображено патриотического, глаза влажнеют, взор вообще туманится. Читать сегодня уже невозможно, ибо погружаюсь в детские воспоминания, правда с успехами пятилеток не связанные, но их много, так что хватит до глубокой ночи.
А то попадётся в качестве закладки список экскурсантов и перечень того, без чего они не смогут обойтись в дороге. И ты гадаешь, в каком городе и куда готовилась отбыть группа из восьми туристов. Удачно ли съездили (сходили). Может за время совместного пребывания кто-то с кем-то близко сошёлся-подружился. Вот, например, Г. Доморощенкова с В. Степаниди (хотя это тоже может оказаться женщина, в списке это не разберёшь). И начинаешь представлять себе поход куда-нибудь в девственную тайгу с приключениями, опасностями, открытиями и свежими, незабываемыми впечатлениями. Там наверняка присутствовали героизм и любовь, предательство и подлость. Большая Ненависть и Большая Любовь. Любовь, несомненно, победила. И пришло к ним счастье.
Может пришло, может, нет, но чаще всего встречаются обычные билеты. На трамвай, автобус, электричку, там, где теперь читают книги. И так и должно быть. Ехал, читал, уснул. Гнусавый голос известил твою остановку. Шлёп, билет между страниц, и побежал куда-то, прыгая через сугробы, скользя на замёрзших лужах.
Однажды из вполне серьёзной книги выпал совершеннейший ужас - записка на клочке бумаги, вырванном из ученической тетради. На нём корявым почерком, с чернильными брызгами когда-то фиолетовыми, а теперь почти выцветшими чернилами значилось: "ИЩЁ РАЗ ТРОНИШ МАИ ИГРУШКИ УБЮ ВОВА". Зверь этот Вова, а не человек. А ведь не старше третьего класса. Интересно, жив ли он ещё. А его потенциальная жертва?
Да, любопытные попадаются находки. Но сами книги читать всё равно интереснее. Причём именно бумажные. Они само по себе, даже без случайных добавлений и правок, несут в себе отпечаток времени. Того времени, которое уже давно сузилось до размеров записи в паспорте: "...родился в 19...каком-то там году...".
Кроме всего сказанного, книги, и это замечено не только мной, меньше лгут. Нет, конечно, в семье не без урода, попадаются и насквозь лживые печатные издания, и это сразу чувствуешь, как только берёшь книгу в руки. Во всяком случае, я чувствую и такие книги не читаю. А ещё я не люблю телевизор. Всё, что из него исходит, так тщательно отобрано и подготовлено, что приобретает характер ненатуральности. Информацию оттуда не сообщают, а орут прямо в мозг. Причём информацию жестокую, доброты там исчезающе мало. Иногда, по городской привычке, одушевляя бытовые приборы, мне кажется, что этому электронному плоскому ящику даже нравится показывать кровь, горе, убийства, насилие.
Но когда стопка непрочитанных книг неожиданно иссякает, я смотрю в электронный ящик. Это даёт мне силы на следующий день собраться и доехать на такси до библиотеки. Такси в моей жизни немаловажный фактор. Езжу не потому, что у меня много денег или я брезгую общественным транспортом, или ехать надо в другой город. Нет, денег у меня, как раз, совсем не много. На жизнь как-то хватает, но в обрез, без излишеств.
А такси, ну что ж, такси - это чтобы перемещаться самостоятельно, не обращаясь за посторонней помощью. Когда-нибудь я и от такси откажусь. Чтобы сэкономить на поездке, я езжу редко, совмещая поездку с посещением гастронома. Книг набираю целый рюкзак или небольшую тележку. Причём, я заметил, что мне почти всё равно каких. Беру даже детские с картинками и женские слезливые романы. Библиотекарши при этом бросают незаметно на меня сочувствующие взгляды. Мол, головка-то у него тоже того, а не только ноги. Иногда беру техническую литературу, в городе богатые технические традиции. Читать можно почти всё.
Сегодня так и получилось, что я остался на вечер и весь следующий день без чтива. Последняя книга оказалась на удивление увлекательной. Я проглотил её, не заметив, как оказался на последней странице. Переворачивая оглавление и исходные данные интересной книги, всегда приходит сожаление. Жаль расставаться с полюбившимися героями, как с хорошими, но недолгими попутчиками. Ведь точно знаешь, что больше никогда с ними не встретишься. Они сошли на своей станции, и ты снова один в купе. Остывший чай, пёстрые пустые обёртки от конфет и еле уловимый запах чего-то фруктово-цветочного, чудом задержавшийся между полок.
С последней страницы соскользнул картонный прямоугольник размером со стандартную визитную карточку. Ещё одна книжная находка. Что же забыл предыдущий читатель в понравившейся мне книге? На белом картоне аккуратным, я бы даже сказал, каллиграфическим (таким теперь мало кто пишет) почерком, чёрной несмываемой тушью был выписан адрес. Адрес в нашем городе. На обратной стороне стояло одно слово - "ЭУЛИССА", и номер - "10021".
Ни адрес, ни слово мне ни о чём не говорили, следовательно, можно было нафантазировать любой увлекательный сюжет. Это тем более полезно, что заняться наступающим вечером было решительно нечем. Не смотреть же, в самом деле, телевизор после такой душевной книги. Я бы почувствовал себя предателем.
И я начал внимательно разглядывать карточку. Первое, что приходило в голову - карточка это приглашение кого-то куда-то. Параллельно я заваривал чай и размышлял. Если карточка осталась в книге, значит, приглашённый мог и не посетить какой-нибудь закрытый клуб со звучным именем "ЭУЛИССА". Или наоборот, он-таки присутствовал на подпольном концерте известнейшей певицы Эулиссы, поющей на санскрите и дававшей проездом в нашем городе единственный концерт, сбор от которого поступал на борьбу с глобальным потеплением. Нет, лучше на спасение желтозобых макак.
В любом случае от картонки веяло чем-то для избранных, к которым я никогда не принадлежал. И даже пахла карточка чем-то не бумажным. Хотя я несколько увлёкся. Ведь собираются же люди узким кругом по каким-то интересам. И вовсе не обязательно тайным. Например, инвалиды, как я. Упоминание, даже мысленное о моей проблеме несколько омрачило полёт фантазии. Но эти воспоминания неизбежны, на них натыкаешься ежечасно. Даже если сильно стараться, то и во сне от них не скрыться. Инвалид. Что бы я теперь не делал, всё требовало существенно больших усилий. Вот только чаепитие и осталось.
Чай с овсяным печеньем и ложкой мёда - это мой почти праздничный ужин. И он уже готов. Я растягиваю удовольствие, смакую печенюшки. Карточка с адресом лежит передо мной на столе.
Если вдуматься, адрес мне как-то даже знаком. Почему бы и нет. Город небольшой, улиц в нём не много. Только вот что на указанной улице, кроме жилых домов находится, вспомнить не могу, как ни стараюсь.
А вдруг это казино. Подпольное. С ночными кутежами, шампанским и полуголыми блондинками. Упоминание о женщинах болезненно отозвалось очередными неприятными воспоминаниями. Кому нужен, хоть и молодой, но еле ходящий парень. Инвалид. Секса у меня не было с той самой печальной аварии. Там же и женщины разбежались и друзья.
Ходил или не ходил неизвестный читатель в казино, этот вполне современный вертеп, я так и не смог себе представить. Очень размытая и невнятная картинка получалась. Потому как сам я в таком месте ни разу не был. Так что, лучше бы не ходил. Лучше пусть это будет конный клуб. С рысаками, ипподромом, конными прогулками обязательно под луной. Даже вполне подойдёт сборище любителей бассейнов с морской водой. Хотя, откуда в нашем городе взяться морской воде. Если только слить весь городской огуречный рассол.
Чай кончился, отведённая на сегодня порция печенья тоже. Нужно принимать вечерние водные процедуры. А перед этим часовая вечерняя зарядка, комплекс специальных упражнений для ног и левой руки. Голову, к сожалению, уже не поправить упражнениями - дырка в кости - она дырка и есть, хотя и затянулась молодой кожей.
Короче говоря, завтрашний день - выходной в библиотеке - я посвящаю целиком физкультуре. Как говорили древние - "Изнуряя себя физическими упражнениями, воин освобождает голову от мусора". Я не воин теперь, зато мусора в голове ещё много.
2.
Мой собственный ещё молодой организм под моим руководством активно сопротивляется увечью. С каждым месяцем я всё больше действий могу совершать самостоятельно. Если так пойдёт и дальше, то через пару пятилеток я снова приближусь к исходной форме. Правда, врачи не советуют обольщаться. С моими многочисленными переломами бегать и прыгать я всё равно не смогу.
Поэтому сегодня снова вызываю такси, пакую в маленькую тележку книги. На обратном пути у меня будет плановый заход в продовольственный магазин, где строго по списку я произведу жизненно необходимые закупки. А ещё придётся оплатить кое-какие счета. На этом, надеюсь, деньги у меня ещё не совсем кончатся, и я смогу что-то отложить на чёрный день.
Теперь я стал фанатом этого "чёрного дня". Жизнь моя разделилась на до аварии и после. Так вот, до неё я жил от зарплаты до зарплаты, не считая денег. И хотя зарабатывал неплохо, деньги успевали разойтись до последней копейки. У меня, как у большинства в моём возрасте и положении и в мыслях не было что-то откладывать, накапливать. Зачем? Старость ещё ой как далеко. Глобальных финансовых планов я не строил. Жил, да жил себе.
Когда попал в больницу и пришлось делать почти подряд семь операций по сращиванию моих раздробленных костей, я вспомнил о деньгах. Точнее, мне о них напомнили. Но их уже не было. Многое тогда пришлось продать, в том числе и машину, тем более, что водить её я не смогу ещё очень долго, если вообще смогу.
Мой путь из дома оттрассирован и выверен с точки зрения расстояния, скорости передвижения и целесообразности. Чтобы не попасть впросак, я даже обзавёлся телефонами библиотеки, магазинов и организаций, которые посещаю. Любят они неожиданно закрыться по каким-то неведомым техническим причинам. Подозреваю, что за закрытыми дверями сотрудники празднуют чей-то день рождения.
Сегодня мне везде горел зелёный свет. Во всех заведениях работали, поэтому можно было смело вызывать такси. Спуск из квартиры на улицу, вполне освоенная мной операция, занимает не более пяти минут. С подъёмом хуже. Бывает, что и в полчаса не укладываюсь.
Я не круглый сирота, у меня есть некоторое необременительное количество родственников. Есть они и в моём родном городе. Иногда меня посещают, но чаще пишут или шлют СМС-ки. В основном они хорошие люди, добросердечные, отзывчивые. Двоюродная тётушка раз в два месяца приезжает сделать в доме генеральную уборку. Нельзя сказать, что в доме после этого становится чище и прибавляется порядка, но я ей весьма признателен. Я не хочу никому навязывать своё несчастье. Медленно, через боль, через постоянно возникающее желание всё бросить, через неприятно сочувствующие взгляды на улице бывших знакомых и друзей, я пытаюсь сам решить свою проблему. Это даёт силы жить дальше.
В машине знакомый водитель. Здороваемся. Он интересуется моим самочувствием. Из вежливости, конечно. Я так же вежливо отвечаю, что могло бы быть и лучше, но домой надеюсь вернуться на своих двоих. Он улыбается и начинает пересказывать городские сплетни. Я слушаю его вполуха и уже готовлюсь психологически к обратной дороге, которую последнее время я пытаюсь действительно преодолевать без помощи транспорта. Это часть моей собственной комплексной программы реабилитации. Пока что проделать весь обратный путь самостоятельно мне не удавалось. Как-то будет сегодня.
В городе вовсю пахло весной. Ранней весной. Но небо хмурилось по-осеннему, временами пытался накрапывать дождик. Вроде бы всё в порядке, а на душе затаилась тревога. Сам не понимаю, откуда она взялась. То ли от расстройства, что утром неловко полез в раковину и разбил предпоследнюю чайную чашку, то ли воспоминания о ночном кошмаре никак не могли рассеяться. Кошмар посещал меня регулярно, почти каждую ночь.
В глазах знакомой пожилой библиотекарши всё тоже не прошеное сочувствие. Почти открытым текстом читалось в них: "Такой молодой, и такое несчастье. Ах-ах. Жизнь пошла под откос". Я вывалил на стойку груду привезённых книг и собрался удалиться под сень высоких стеллажей, в общем-то, достаточно обширной городской библиотеки. И тут вспомнил о картонном прямоугольничке с адресом и загадочным словом "ЭУЛИССА".
-- Мне важно, - безо всякого предисловия заявил я ни в чём не повинному библиотечному работнику, - выяснить кто читал это книгу до меня. Хочу узнать его мнение о некоторых эпизодах.
Библиотекарша ничуть не оскорбилась моему почти хамскому тону, надо, так надо человеку, и засуетилась, разыскивая нужную карточку.
-- Ой! А он умер.
-- Кто умер? - не сразу дошло до меня. Разговоры о смерти я последнее время чаще принимал на свой счёт.
-- Да читатель этот. Я сейчас вспомнила. Он долго не возвращал книгу, а на неё очередь. А потом пришла женщина, сказало, что она его дальняя родственница, приезжала из другого города его хоронить. Сказала, что он долго болел, а она нашла среди вещей библиотечные книги и решила вернуть. Это месяц назад было. Я так расстроилась, что даже книги не сразу разложила.
Я взглянул на карточку: "Сивцов Валерий Силович, адрес, телефон, зачем-то дата и год рождения, абонементный номер. Всё, как обычно, а человека уже нет. Это он совсем недавно держал в руках ту же книгу, как-то реагировал на сюжетную линию, поведение героев, закладывал страницы карточкой "ЭУЛИССА". А потом взял и умер.
Все мои дурные предчувствия из ночного кошмара и сумеречной погоды сошлись вместе. Даже озноб пробил. Видимо и на лице что-то отразилось, потому что добросердечная старушка-библиотекарша выпрыгнула из-за стойки, заквохтала, как озабоченная наседка, принялась меня усаживать, предлагать воду, какие-то "капельки".
Ну, я и присел. И чувствую, что нет у меня сегодня ни желания ни сил по стеллажам шарить. Но не уходить же с пустыми руками. Путь проделан, деньги оплачены.
-- Будьте так добры, - я изобразил вымученную улыбку, - на ваше усмотрение подберите мне что-нибудь почитать. Разнообразие и малый вес изданий поощряется.
В мгновение ока старушка покрыла стойку штабелями пыльных книг многолетней давности. Мне оставалось только решить сочетается ли Достоевский с Куртом Воннегутом, и как посмотрит профессор Осипов на соседство с мадам Устиновой. Мы пришли к многостороннему положительному соглашению.
Ветер бросал в лицо холодные брызги дождя. Я чувствовал себя одиноким путником на унылой дороге, не имеющей ни начала, ни конца. Меня обгоняли пешеходы, спешащие укрыться от непогоды в ближайшем тёплом и сухом магазине. Мамаши с колясками, увешанными авоськами, везли притихших младенцев домой к теплу семейного очага. Ну а я упорно тянул тележку, шаркая по лужам стоптанными башмаками.
Неожиданное препятствие заставило изменить привычный маршрут. Тротуар и дорогу перегородила канава. В свежевырытой и уже наполнившейся водой траншее копошились узбеки. Пешеходы, чертыхаясь, горными козлами преодолевали в два прыжка препятствие, рискуя рухнуть к братьям узбекам на голову. Мне до козла было ещё далеко, пришлось идти в обход.
Длань судьбы, распростёршуюся надо мной, я ещё не ощутил. Не почувствовал и тогда, когда топая в обход свежей канавы упёрся в старый облезлый забор. За забором пряталась очередная стройка, но об этом городском долгострое я успел благополучно забыть. Пришлось привлечь местных жителей в лице стайки школьников, не смотря на ненастье, весело движущихся из школы, но вряд ли домой. Добрые "Павлики Морозовы" показали мне сразу три варианта в противоположных направлениях для безопасного прохода к заветному гастроному. Я выбрал средний. И не ошибся. На тот момент.
За вторым поворотом меня поджидал переулок, указанный в карточке с названием "ЭУЛИССА". Ошибиться было невозможно, поскольку тут же несколько десятков лет мок под дождём и жарился на солнце бетонный стахановец, именем которого был назван переулок. Мой подмокший и подмёрзший мозг пытался совместить "ЭУЛИССУ" и забытого героя довоенных пятилеток. Ничего не выходило. Голова была по-прежнему занята вычислением оптимальной трассы для выхода на продовольственное торжище.
Зачем-то вспомнилось, что здесь принимали в пионеры. Возле памятника Ленину, на главной площади их принимали чаще и торжественнее. Но и тут проходили мероприятия. Вон и трибуна, точнее бетонный цоколь от неё сохранился. А чуть дальше, над цоколем яркая лиловая вывеска с отливающими золотом буквами - "ЭУЛИССА".
Вот и пришёл. Сам не заметил, как. Ноги самостоятельно довели. Мои больные ноги. Однажды, в старину, некий дедушка Фрейд, говаривал, пока был жив, что ведёт по жизни нас наше глубинное подсознание. После того, как я отдышался и окончательно уяснил, что нахожусь напротив железной двери по адресу, указанному в карточке, я не стал сопротивляться и продолжать искать обходной путь в минимаркет. Я решительно нажал кнопку звонка.
3.
Дверь открыла дородная девица, которой могло быть с одинаковым успехом и двадцать лет и сорок. Прямые чёрные волосы равномерно обтекали неровности крупного женского тела до того места, где должна была располагаться поясница. О талии, в данном случае, речь не шла. Ноги-тумбы, одетые в тяжёлые чёрные туфли (наверняка, ортопедические) прочно стояли на гранитном полу, прикрытые длинной серой накидкой со складками. Я решил, что это такое траурное пончо.
А вот в глаза девице я заглянул с большой опаской и сразу отвёл взгляд. Потому, что испугался. Такие глаза встречаются только в фильмах ужасов. Белков почти не видно, а радужка настолько тёмная, что совсем сливается со зрачком. Стоит эта девица, не мигает и в упор смотрит на меня. А я под таким немигающим взглядом сокращаюсь в размерах, становлюсь ниже ростом. Вот уже я совсем маленький и снизу вверх взираю на женщину-тумбу, хотя помню, что когда вошёл, она была ниже меня ростом.
-- Э-э-э. Я по приглашению, - надо же что-то успеть сказать, пока не сократился до размеров муравья. И долго-долго ищу заветную карточку. А девица всё так же давит меня взглядом. Потом подозрительно разглядывает карточку. Мне становится совсем неуютно, и я готов произнести что-то вроде извинения, что я не туда забрёл, ошибся адресом. Не дождавшись от меня ничего (речевой аппарат тоже забарахлил), девица разворачивается, прямо, как линкор, всем корпусом и шагает внутрь офиса. При этом её утробный бас пророкотал что-то в направлении правого верхнего угла. Я расценил это за приглашение следовать за ней.
В приёмном зале ничего особенного не было, да и не разглядывал я его. Девица распахнула следующую дверь, и мы прошли в кабинет. Помимо мебели тут находилось живое существо - полная противоположность женщине-тумбе. Это был совсем маленький лысоватый, с всклокоченными остатками рыжих волос на голове, клерк. В своём клетчатом костюме он прятался за стопками бумаг и что-то усердно строчил. Ещё он постоянно сопел.
Я разглядывал его во всех подробностях, ибо по-прежнему опасался смотреть на девицу из боязни встретить её магнетический взгляд чёрных до ужаса глаз. Мужичка, вон, не иначе так скрючило и иссушило, потому что девица над ним ежедневно работает.
Тем временем девица-тумба заполнила собой титаническое кресло и погрузилась в изучение толстенного гроссбуха. Видимо мне следовало развернуться и уйти. В конце концов, меня завлекло сюда обычное праздное любопытство, дождь и усталость от длительного перемещения в поисках ровной дороги к магазину. А я не уходил и стоял столбом, как нашкодивший школьник перед столом директора. Сесть мне так и не предложили, но чтобы как-то отличаться от школяра, я проявил самостоятельность и плюхнулся на жёсткий деревянный стул. Всего и делов-то. Сел на стул усталый человек.
Реакция хозяев кабинета была молниеносной. Они побросали свои дела и уставились на меня, как на совершившего святотатство в синагоге. Девица при этом ещё и заговорила:
-- Долго же вы раздумывали господин Сивцов. Мы уже решили, что вы хотите отказаться.
Любопытно, о чём это она? Что такое могли здесь предложить скончавшемуся от неведомой болезни Сивцову. Чтобы не прерывать отдых и выкроить минут десять, я решил поиграть в игру:
-- Трудное было решение. Кроме того, я болел.
-- Об этом мы вас предупреждали. Так вы согласны?
Согласен ли на что-нибудь покойник?
-- Скорее всего, да, - я так легко дал согласие на неведомо что, что сам поразился своей беспечности. Действительно, легко решать за покойника, ему уже всё равно.
Девица взмахнула серым крылом пончо, и передо мной опустилась стопка листов анкеты. Я недоумённо уставился на девицу.
-- Раз согласны - заполняйте, - раздражённая моей непонятливостью, заявила она, - только разборчиво.
Девица снова погрузилась в изучение бумаг.
Дальнейшие полчаса мы все трое были заняты делом. Слышался только шелест бумаги да скрип шариков в авторучках. Я лихо отвечал на многочисленные часто неожиданные вопросы, по ходу создавая новую биографию покойного Сивцова В.С. Я уже понял, что здесь располагается очередная "собесовская" контора, через посредничество которой, судя по опросному листу, предлагается пройти полный курс обследования, лечения, реабилитации по новейшим методикам. Для избранных.
Видимо Сивцов был избранным. Наверное, служил где-то в секретном месте. Там и потерял здоровье. По возрасту он был чуть старше меня. Ранение, контузия, редкая лихорадка, лучевая болезнь при выполнении особо важного спецзадания. Человек заслужил, только жаль, не дотянул. А я-то что тут делаю. От волнения я даже писать бросил. Девица сразу отреагировала:
-- Закончили, давайте сюда.
Я проставил твёрдое "НЕТ" в оставшихся вопросах, даже не читая их, и расписался.
Девица, внимательно следившая за тем, как я расписывался, неожиданно гибко и ловко выскочила из-за стола и начала меня выпроваживать. Теперь она тараторила без умолку о том, что я принял правильное решение, что со мной на днях свяжутся, что я должен быть готов.
-- К чему готов? - только и смог я вставить в беспрерывный поток словоизвержения.
Дева-тумба вдруг покраснела, умолкла на секунду и вдруг набросилась на маленького клерка, отчего тот совсем сморщился и потерял форму. Перекопав на его столе все бумаги, девица торжественно, как неопровержимую улику сцапала какой-то листок и вручила мне. То был перечень необходимых в дорогу вещей.
-- Подготовьтесь тщательно, - утробно-проникновенным почти отеческим голосом повторила она.
Мне вдруг стало всё равно. Чужой я был здесь. И пускаться в объяснения не хотелось. Мне надо было на улицу, выполнять в гастрономе продовольственную программу.
"Позвонят, я по телефону всё объясню. И извинюсь. Так будет лучше, чем опять смотреть в страшные чёрные глаза девицы-тумбы".
Тут я вспомнил, что телефон в анкете и адрес указаны не мои, а покойного Сивцова В.С. Пришлось на ходу плести срочно о том, что я только что переехал и телефон у меня и адрес изменился. Девица опять с подозрением начала сверлить меня нечеловеческим взглядом.
Я ретировался из конторы, как можно быстрее. "ЭУЛИССА" - наверняка какая-нибудь аббревиатура, типа "Экспериментально-учебная лечебно-исследовательская смежно-секретная амбулатория". Или что-то в таком же духе. И в таких конторах распространяют в "ЭУЛИССА" путёвки. Неприятная контора, подозрительная. Если уже здесь так встречают будущих постояльцев, то, что же говорить о самом лечебно-реабилитационном заведении. Может даже хорошо, что господин Сивцов В.С. не дожил до этого "счастья". Хотя, возможно, всё как раз может оказаться наоборот.
4.
Про "ЭУЛИССА" я начал забывать уже на второй день. Навалились срочные дела. Приехала любимая тётушка. Устроила в квартире погром под названием "генеральная уборка". Я принимал в ней посильное участие, пряча мои любимые и нужные вещи от тёткиного внимания, и вынашивая тайную мысль отказаться в следующий раз от её услуг и производить уборку собственными силами. Помимо уборки тётка расщедрилась и закупила целый холодильник продуктов. И это помимо завезённых домашних разносолов. Присутствовала и внушительных размеров бутыль самогона. Тётка до сих пор считала самого домашней выделки полезным и крайне необходимым в доме продуктом. Чем-то вроде универсального лекарства для мужчин. Так её воспитали с детства. Я на неё не сердился, ни за самогон, ни за уборку, после которой вещи так меняли своё обиталище, что я долго не мог их разыскать. Она добрая и старалась помочь мне от избыточной душевной щедрости.
Однако всему приходит конец. Завершился и трёхдневный визит любимой тётушки. На прощание я был снабжён очередными бесполезными советами, в частности, найти себе невесту, чтобы ухаживала, целован в лобик и обнадёжен уверением, что на майские праздники тётя урвёт дополнительные выходные и уж тогда всенепременно возьмётся за давно обещанный ремонт моей "халупы". Я содрогнулся в душе, но виду не подал, состроив печальное лицо, изобразил горечь разлуки на целых полтора месяца.
Тётка убыла, а я отправился в вояж по квартире, на поиски ежедневно необходимых вещей. После тёткиной уборки зубная щётка могла обнаружиться в спальне, а зубная паста на балконе, среди инструментов, туалетную бумагу можно было не найти вовсе.
Увлечённый домашним кладоискательством, я был чрезвычайно удивлён визитом представителей "ЭУЛИССА". Не готов оказался к встрече с командой из трёх рыжевато-лысоватых ребят в униформе с бейджами на груди, не двусмысленно оповещающими к какой именно организации они приписаны. Старшей над ними возвышалась мадам, родная сестра девицы-тумбы из офиса. Размеры, повадки всё те же, как и магнетический взгляд гигантских чёрных зрачков. Этот взгляд так и пригвоздил меня в коридоре, парализовал на месте.
-- Вы не отвечаете на телефонные звонки, поэтому мы прибыли без предупреждения, - могучий бас загудел в моей маленькой квартирке, грозя всем хрупким домашним предметам, начиная с меня.
Я судорожно сжимал тюбик зубной пасты только что так счастливо найденный среди обувных щёток и баночек с гуталином.
-- Однако, я вижу, что вы уже собираетесь, - дама прозорливо смотрела то на обувь, то на зубную пасту, - мы вам сейчас поможем. Флаг, достаньте список и действуйте прямо по нему.
Команде, видимо, не впервые приходилось собирать в дорогу клиентов. Они без лишних слов мгновенно рассредоточились по квартире. Деловито зашуршали выдвигаемые ящики, заскрипели дверцы шкафов, почему-то зажурчала вода в унитазе. Меня никто ни о чём больше не спрашивал, вообще не обращал внимания, только рыжий, которого начальница назвала Флагом, подошёл и отобрал у меня тюбик зубной пасты, отметив сей факт в своём списке.
Без тюбика такого важного гигиенического средства я как-то сразу осиротел и попытался выразить протест:
-- Э-э-э, я собственно не тот за кого вы меня принимаете. Я пошутил. Моя фамилия не Сивцов. Сивцов уже давно умер.
Дама опять сосредоточила не мне свои чёрные лазеры и снисходительно проворковала, если может ворковать гибрид слона и льва:
-- Да вы не беспокойтесь, там за вами присмотрят. У нас ещё никто не жаловался.
Последнее замечание ввергло меня в состояние тихой паники. Ибо, известно, что совсем не жалуются только покойники.
Тем временем, команда, несмотря на тёткины потуги запутать положение с хранением всех домашних вещей, закончила собирать меня в дорогу, и в коридоре появились: спортивная сумка, старый походный рюкзак и моя теперешняя старушечья походная сумочка на колёсах. А больше у меня ничего и не было. Все три дорожных предмета пузатились строго по списку уложенными вещами.
-- Всё уложили? - начальственный тон дамы не оставлял сомнений, что если халатно будет пропущен хоть один носовой платок, всей команде не поздоровится настолько, что она до конца дней своих будет страдать за проступок.
-- Не хватает одной пары кроссовок и перочинного ножа, - отрапортовал Флаг, глядя в список.
-- Получит на месте, твёрдо заявила дама-тумба, и уже в мою сторону, - Одевайтесь. Пора.
Сейчас я сверхъестественным чутьём понял, что живым мне отсюда не выйти. Раз я так опрометчиво запустил команду "ЭУЛИССА" в свой дом, то теперь надо подыгрывать и искать способы улизнуть по дороге. Не в наручниках же они меня повезут.
Рассуждая таким образом, я одевался, натягивая на себя побольше тёплых вещей и рассовывая по карманам документы и деньги. Эти предметы почему-то не входили в перечень жизненно необходимых на новом месте вещей. В глубокий карман куртки легла и единственная в доме икона Николая Чудотворца, дареная мне, как уверяют, на моё крещение давно усопшей родной бабушкой. Это потому, что зовут меня Николай. Хотя теперь я прохожу под именем Валерий.
Наш выход из подъезда очень убедительно напоминал мой арест. Впереди шествовала дама, не глядя по сторонам, а созерцая только видимый ей горизонт. Конвой из рыжеватых подручных с моими вещами (мне не доверили везти даже маленькую тележку), плотно окружал с трёх сторон. Само собой, перед подъездом случился целый сонм старух соседок, каждая из которых, глядя мне в след уже прокручивала в умишке свою версию происходящего. Сейчас за мной захлопнется дверца фирменного фургончика без окон, и начнётся живейшее обсуждение. Как минимум, молва припаяет мне скрытые маниакальные способности, обострившиеся с началом весны, и десять лет строгих лагерей за них.
Автобус оказался удобным, мягким, тёплым - водитель грел его всё время в ожидании бригады "ЭУЛИССА". И окна в автобусе были, только очень затенённые. В тепле я и задремал. В конце концов, может всё не так уж и плохо.