Шишигин Михаил Иванович. Влад Гарольский

Влад Гарольский

Поэма

Пойми, что нечто есть страшнее смерти

В унылой, бренной жизни человека:

(Не праздный вымысел, поверьте)

Душой не осознать, на что направлена небесная опека.

Ты полон сил ещё, ты не погиб, ты - не калека.

Зачем тебя и жизнь твою земную хранитель добрый, ангел светлый

На сфере жизни отстоял с гарантией, по крайней мере, на пол века?

Чтоб ты поэзией титанов насладился - долг выполнил заветный.

Чтоб серию шедевров создал сам - твой шаг ответный.

Он звался Влад Гарольский. Он был уже мужчина, не юноша наивный.

Для справки: программист системный в поэзии не искушённый.

Но в дельте Борисфена особый дух царит волшебно креативный.

В поэзии Влад преуспеет, природой края вдохновлённый.

Судьба протягивает длань мужчине, когда он дерзкий и влюблённый.

Влад в храм информационно-книжный заявился,

Чтоб стать в библиотеке абонентом, такой он был стихами увлечённый.

За время краткое он сильно изменился,

В большого знатока поэзии успешно превратился.

В стихию поэзии окунувшись с головой

Гарольский Влад энергии почувствовал приток.

Освоил во всех тонкостях язык родной.

Какой от классики узнал интеллектуальный толк.

Свои стихи он стал творить - его "прошиб", как будто, ток.

Страничку в Интернете в ресурсах поэзии открыл.

Гарольский абонентом стал на длительнейший срок,

И доступ к Интернету получил.

Стихи он Борисфену посвятил.

Рассвет на Днепре

Утром небесным ножичком

Звёзды рассвет соскребает.

По отдельным крошечкам

В воды Днепра рассыпает.

Искорки звёзд серебристых

Роем чудесным мерцают

В водах свинцовых и мглистых,

Новый день на Днепре зажигают.

Солнечный диск багряный

Кроной лучей разродился, -

Нет ей по яркости равной.

Луч вмиг по искрам пролился

Золота яркого жгучим литьём.

Всех с наступающим днём!

Рождение Нового Дня над Днепром

В ветвях раскидистых рождается лиловый плод, -

Таинственность невольно завораживает целиком,

Я мыслью окрыляюсь в величии чудесных од

Достойно рассказать о Дне Рожденья над Днепром!

Плод медленно растёт и превращается в лиловый шар,

В тумане лёгком Днепр, как слиток серебра,

И палевые облака струятся, предвкушая дар

Лучей ярчайших в мире... Вот закричу: Ура!!!

Огнём слепящим вспыхнул вмиг лиловый плод,

И золото по водам брызнуло сверкающим литьём,

И россыпь алых облаков величественно озарила небосвод!

И в целом мире мы с солнцем лишь вдвоём...

Повеяло в душу мне жизнью и волей:

Днепровская гладь с пригорка видна...

И хочется влиться с рекою в море,

Где, плещется вольно лихая волна!

Ночная гроза

Жизнь никак ни входит в русло, -

Неизвестно чего ждёшь...

Даже солнцу стало грустно -

Закатился медный грош!

Тучки, будто в буераке,

Заарканили луну,

Звёзды бедные во мраке

Тоже в грозовом плену.

Грянул гром - предвестник бури,

Зевса меч свод разорвёт!

Не видать уже лазури, -

Страшно - оторопь берёт!

Хлынул дождь, как из корыта,

Почву напоил сполна,

Звёзды тщательно промыты,

Светит ясная луна!

Зима на Днепре

Снежный, молодой покров

Солнцем утренним подсвечен.

Край казацкий не суров

В Запорожской Сечи.

Скован Днепр широкий льдом,

Панцирь зимний безупречен.

Край казацкий - отчий дом

В Запорожской Сечи.

Край привольный и степной

Доблестью увенчан.

Он для сердца мне родной

В Запорожской Сечи.

Днепр в рассветных лучах

В рассветных лучах утопает блаженно река,

И стелется дымкой, флёром тончайшим туман.

На Днепр, в мираже бескрайно разлитый, гляжу свысока, -

И вид: будто к нам подступил седой океан.

Оборкой ажурной, прозрачной в убранстве речном

Спокойно так вьётся флоры прибрежной шитьё.

Серебряной лентой струится, пылая огнём,

В величье волшебном летнего солнца литьё.

Оборка из флоры на деле каёмка двойная:

Одна лишь реальна, вторая её отраженье.

И плещется в водах днепровских наяда нагая,

Речное, прелестное, божье творенье.

Река, что зовётся Днепром, прекрасна в рассветных лучах,

Небесный собой дополняет торжественно свод.

Взираю с холма, так сладостно грезить в мечтах,

Душой сознаю, душа никогда не умрёт!

Словесная палитра становится разнообразней и светлей.

Со временем мужает мастерство.

По стилю, искренности и любовной лирике, где накал страстей,

Стихи поистине близки к поэзии поэтов, кому "отечество... Царское село".

В стихах звучат высокие мотивы, а также "блещет" озорство.

Себя ещё поэтом классическим не сознавая,

Гарольский ждал - пробьёт победный час его.

Сейчас же важно, что в стихах душа живая.

Певучесть есть... волна морская...

Серебрится Днепр огнями

Серебрится Днепр огнями...

В небе льются света волны...

Поле зыблется цветами

Под песчаными холмами...

Рубежи с холмов просторны!

Взор мой тонет в блеске полдня...

Заворожен я игрою света...

Бликов радужных игра угодна

Сердцу, их фантазия свободна

В водах, вдохновляющей реки поэта!

Днепр бежит в глубоком русле...

Льётся свет с небес жемчужных...

Где же скифов древних гусли,

Грянуть песнями в просторах южных,

Чтоб не ведать звуков чуждых!

На Днепре

Краса полуночной природы

Меня насыщает сполна, -

Днепровские тёмные воды

Лучами посеребрила луна.

С высокого неба упала звезда,

Ударило холодом из прибрежной чащобы...

На рейде искрятся речные суда

Огнями из золота высочайшей пробы.

В дремоте лёгкой и неясной

Как бы в гондоле я лечу, отдавшись полностью мечтам.

Но сердце замирает, хотя в фантазии лишь безопасной

Поднялся я на встречу утренним лучам.

Как выразить восторг неизъяснимый,

Что будоражит зрелище зари в прозрачной дымке...

Летучий караван из облаков, гонимый

Весёлым ветерком в рассветной ангельской улыбке!

В душе звучит рассветная торжественная увертюра!

Вот край Днепровский весь обласкан светом!

И на холме поэта светом озарённая фигура...

Себя я ощущаю Днепровским полубогом и атлетом!

Херсон

Прекрасна же Херсона панорама

С гондолы, взвившейся на шаре.

Картину наблюдал я утром рано, -

В блаженном побывал угаре.

Табун лохматых, облачных коней

Эол на горизонте погоняет,

Огнями алыми отважный Прометей

Хвосты и гривы зажигает.

Мелькают шустрые авто,

Прохожие, как муравьи, снуют.

Вблизи небес не отвлечёт никто, -

И почести здесь музам воздают.

Проспект же Ушакова устремился

Стрелою скифской к берегам Днепра.

Река же, просто удивился,

Полоскою блестящей серебра

Холмы Херсона обрамляет.

Какая прелесть наш Херсон!

В объятьях флоры утопает,

Цветущим садом потрясён!

Чудесно медленно парить,

Отдавшись сладостным истомам,

И чувства нежные дарить

Херсона уголкам знакомым!

В Херсоне дождик моросит

В Херсоне дождик моросит...

Грибной, скорей всего.

И яхта по воде скользит

Изящно, даже сверх того...

И чайки барражируют над яхтой,

С колючими, как и носы, глазами.

И баржа выглядит неряхой,

Перед лебяжьими пасуя парусами.

Во взорах злых, безумных чаек

Мы видим отраженье большого корабля, -

Исход его катастрофичен и печальный,

Его со дна поднять нельзя.

На баржу чайки сели в ряд,

Забавно фалды фраков поправляя.

Они в упор на паруса глядят,

Яхтсменам взглядом угрожая.

Но славен Днепр отважными ребятами, -

Натягивают прочно яхтсмены паруса.

И смело держатся перед зловещими пернатыми,

Они сквозь шторм прошли и верят в чудеса!

Херсонские зарисовки

Из пыльного мешка, достойная ассоциация Херсона,

Поспешно за город бежал,

Я выбрался из пасти знойного Дракона,

И вот что я в предместьях увидал!

Цветами ириса во всей красе

Гнилая заводь речонки лиловеет.

От сочной травки в серебряной росе

Коров задумчивое племя сыто млеет.

Пастух, коровий спутник неотступный,

Зэк в прошлом, отверженный детьми,

Направил на меня взгляд мутный.

Влачится в зипуне, как ангел тьмы.

Промчалась бизнес-леди не вдалеке в тойоте

На виллу,- западный там ждёт её клиент.

И тут же поблизости на повороте

Славянской безалаберности монумент,

Воронами возлюбленная свалка грандиозная,

Покоится в ней, нам чётко следует понять,

Кусок менталитета негативный, фигура одиозная,

Куда ж его нам подевать?

И тут же у реки студенты развели костёр, -

Они хотят счастливо жить!

Кругом такой чарующий простор, -

Блаженно хочется в восторге взвыть!

Марта цепкие кавычки

С вершины под шапкой облаков

Объял окрестность - всё стелется, как карта.

Лучами из-под облачных оков

Освещены мольберты марта.

О, слёзы... Мне не от кого их скрывать...

И стало легче на душе, когда проплакал.

Как эту нежную картину описать -

Туман в изгибах буерака.

Как были бурно горячи

Прошедшие года, сгоревшие, как спички.

И март их философски заключил

В такие цепкие кавычки!

Разбивались волны у причала

Я молчу - и вижу сказки детства

И, вздыхая, думаю о Ней -

О принцессе Сказочного Королевства

Юношеских светлых дней.

Днём я видел белый парус в море,

Ночью длинный лунный мост.

И душа гуляла на просторе.

Я ничем не грезил, кроме звёзд.

Я томлюсь, мне многого не надо,

Только осознать всего начало.

Вот морская вздыбилась громада, -

Разбивались волны у причала.

Как в кайф иногда

Как в кайф иногда,

Себя почувствовать немного молодым.

И сбросив, как лепестки цветов, года,

С друзьями загулять вольготно в дым,

Чтоб сердце учащённо билось,

И официантка разливала жидкий в рюмочки янтарь,

И чтобы дива гламурная резвилась

На сцене, оглумляя бесстыжестью мораль!

И мысленно проносится женщин вереница, -

Я каждую из них, как крепость, покорял.

И каждая, как раненная птица,

В объятьях билась, когда в неё стрелял!

Друзья застольный оживляют разговор,

И удивляются, что выжили в безумном этом мире.

А я разглядываю женщину в упор,

Что снилась мне вчера в гестаповском мундире!

Стезя поэзии Гарольского невольно привела

В чертоги лирики японской старины.

И в сердце Влада орхидеей расцвела

Поэзия, где лирики две плотно сплетены:

Природы и любовных чувств - узлом священным скреплены.

В душе лелеял лирику поэтов, подобных Ямабэ Акахито.

И вмиг в поэзии достиг Гарольский глубины.

Кумиров у него поэтов древности большая свита,

И тайна задушевная их лирики открыта.

По мотивам любовной лирики великого японского поэта древности Ямабэ Акахито (начало VIII в)

В долине гор Микаса

О яркий день весенний!

В долине гор Микаса

Горстями сладости мгновений

Я черпал, будто у подножия Парнаса.

Вершины гор Микаса

Взнесли корону гордо ввысь,

Как бы над троном из атласа

Уж очень сочных красок,

Картину создавая сказок,

Что будоражат чувства, мысль.

Там по утрам среди вершин

Причудливо клубятся облака.

Как бы попав в запаянный кувшин,

Так мечется моя душа, - тоска

Меня и угнетает, и томит, -

Как будто придавил пятой гранит.

Всё из-за той

С магическими карими глазами,

Что никогда со мной

Не встретится...И я уж со слезами

Всё думаю о ней, -

Проходят вереницы дней.

Как птицы одинокие в горах всё плачут,

То смолкнут, и вновь зарыдают,

Так сердце моё уж не верит в удачу,

В любви одинокой ужасно страдает!

Живительный родник

Твоя любовь - живительный родник!

Если б даже я к тебе привык,

Как к одежде своей привыкают,

Долгий день допоздна её не снимают

Рыбаки, что весь день напролёт промышляют,

И из жемчуга-водорослей в ней соль выжигают,

Всё равно не единого дня

Не могу я прожить без тебя...

Не могу позабыть тебя и на миг,

От других, как я не стараюсь, не скрою,

До чего же твой образ стрелою

В моё сердце навеки проник!

На острове Карани, туманом скрытом поутру

На острове Карани, туманом скрытом поутру,

Где травы жемчужные срезают морские,

Уж если был бы я бакланом, что мне не по нутру, -

Бакланом, что у моря живёт,- бывают чудеса такие ?

Не думал бы я столько о доме своём,

Где я проживаю с любимой вдвоём!

Найти я не могу цветов расцветшей сливы

Найти я не могу цветов расцветшей сливы, -

Возлюбленной хотелось показать и задержаться допоздна

В саду, но выпал снег... как тучи шаловливы!

Не в силах я узнать, где сливы цвет, где снега белизна...

Когда ночной покров наляжет

На гор гряду и дремлющий залив,

И тутовые ягоды ночь тёмная кругом размажет!

Вблизи деревьев яшмовых и слив

На чистой отмели так жалостливо плачут кулики, -

Достойно это поэтической строки!

Я снова в Ёсино

Я снова в Ёсино, о!.. край чудесный, -

Вершины горные увенчаны листвой,

Где мириады птиц, здесь птичий храм известный, -

Я растворяюсь в нём душой!

Земной чертог заоблачной царицы

Волнует сердце, будоражит ум!

И непрестанным щебетом шальные птицы

Ужасный подымают шум!

В весеннем поле я упиваюсь негой

Средь мириады чарующих цветов.

Привольно мне с лошадкой пегой, -

Трепещут травы от её подков.

К возлюбленной переполняет сердце нежность, -

Душистый из фиалок соберу букет.

Всю ночь провёл в цветочном царстве. Свежесть

Повеяла уж, забрезжил розовый рассвет!

По мотивам любовной лирики великого японского поэта древности Отомо Якамоти (VII в)

Померанцы расцвели!

"О, когда же, о, когда?" -

Думал я в тот чудный миг.

Вот вечерняя звезда

Засверкала - лишь для встречи в сад проник.

Среди множества ветвей

Померанцы расцвели!

На закате в волшебстве теней

Прелесть несказанную вмиг обрели.

Но цветы раскрылись так,

Будто вот опасть должны!

Прелести цветов не затушует ночи мрак, -

Свет посеребрит сияющей луны.

Всё любуюсь, говоря: - Рано опадать!

Подождите, чтоб любимая полюбовалась.

Чтоб в саду со мной осталась, -

Мне так хочется о многом ей сказать.

Хоть один недолгий миг очарованья

Подарите ночью с ясною луной -

Зеркалом светлей воды, - произнёс я заклинанья

Померанцевым цветкам для той

С магией прекрасных карих глаз,

Ради той брюнетки, чей взгляд околдовал,

В чьих объятьях усладу нежностей познал.

Буду долго любить её, пока не угас

Жизни огонь в моих жилах.

Долго буду любить до конца

Моих дней. Но не в силах

Уберечь цветы я, чтоб пыльца

Понапрасну с них не облетала.

Как сильно я негодовал

На кукушку. Как гневом воспылал

На противную, чтоб она перестала

Громко петь от зари до зари,

Заставляя напрасно лепестки облетать.

И тогда я подумал: - Ну сорви

Же цветы для любимой... Остаётся сорвать.

Ничего не осталось другого,

Как сорвать для любимой цветы.

Полюбуйся же милая также и ты

На дары нам сада дорогого.

Померанцы, что цветут в саду

Среди множества ветвей,

Как хотел я, когда с ней приду

Ночью с ясною луной, показать моей

Ненаглядной милой деве.

Из-за песни громкой кукушки-негодницы противной

Я боюсь, чтоб понапрасну лепестки не облетели.

Любоваться я хотел волшебством цветков с брюнеткой дивной!

Время журавлиной стае прилететь

Ах, когда бы мне иметь

Белый жемчуг дорогой,

Смог бы одиночество презреть,

Окунулся б с головой

В прошлых лет амурные дела,

Вернулся б к той, кто с ума свела.

Белый жемчуг, говорят,

Рыбаки в стране Сусу находят,

В море на несколько недель подряд

К владыке синих вод выходят.

На глубоком дне морском,

Где запрятался усатый сом,

Там сокровища хранятся также

Для ныряльщиков отважных.

Мной возлюбленная - божество,

Что любима была мной.

Вспоминаю я с тоской

Прелестей желанных волшебство.

С той поры, как я ушёл рано утром на заре,

И покинул твой рукав,

Что служил подушкой мне,

Словно сердце сжал удав, -

До чего тоска сдавила,

Кареглазая в себя влюбила.

Ягод тутовых черней,

Чёрной ночью ты одна.

А когда-то был я с ней,

И, казалось, навсегда.

Без меня на ложе спишь.

А проснувшись поутру,

Ты, наверное, грустишь, -

Словно скрежет по нутру.

Чтоб тебя утешить, я

Белый жемчуг заверну,

И пошлю его тебе. И я думаю не зря

Разошлись на пару лет. К жизни я верну

Тебя. И разлуке быть конец,

И пойдём мы под венец.

Белый жемчуг сможешь ты

С ирисом и померанцевым цветком

Необычной красоты,

Нанизать на нить. С венком,

Что сплетёшь на радость в мае,

С нитью жемчуга вплетённой,

Жди... И время журавлиной стае

Прилететь... И я приду влюблённый.

О далёкий край

О далёкий край глухой

Государя моего!

Всё окупится с лихвой -

Ведь не просто удальство

В путь отправиться туда

По тропе, словно спираль

Вьющейся, где гор гряда.

Мне назначил Государь

Должность исполнять исправно

Представителя его, властью

Обречённого и, что главное,

К горькому несчастью

Для супруга молодого на долгий срок,

Чтоб ценить он мог

И любовь, и привязанность молодой жены.

И приехал я в Коси в заснеженный край высокогорный,

И понять меня должны,

Я уже тоскую по брюнетке с копной волос дегтярночёрной.

Пять прошло уж лет тягучих,

Как бы горы заволакивают тучи.

Я пять лет уже не сплю

На расстеленных шелках

С милой женщиной. Тебя одну люблю -

Не развязывал я шнур, жил, как истинный монах.

В одиночестве я жил,

Потому и грустно мне.

Для утехи я решил -

Возле дома в парнике

Вырастить гвоздику здесь, -

Загорелся этим весь.

Посадил в раздумье я

Также лилий нежные цветы,

Что растут среди полей там, где родина моя,

Летом в зарослях травы.

Ты, мой нежный цветик, лилия,

Делаю я над собой усилия, -

Грусть разлуки превозмочь,

Скоротать уныло ночь

Не в объятьях милых рук -

Выше всяких адских мук!

Каждый раз, когда я в парнике,

Я любуюсь на прекрасные цветы:

Не дают сломить меня тоске

И гвоздика алая, волшебной красоты,

Что женою мнится мне,

И цветы чарующие лилий.

И привиделось во сне,

Что соцветья парника изумили:

Утишая дивным пеньем,

Не грустить по черноокой.

Вскоре днём весенним

От жены получишь весть из страны далёкой.

И когда бы сердце я

Этим здесь ни утешал,

То разлукой рану сердца бередя,

Неутешно я б страдал.

Разве мог бы я в глуши

Дальней, как небесный свод,

Без ущерба для души

Без жены прожить и год?

Каждый раз, когда я вижу

Яркой красоты гвоздику.

Образ девы я приближу,

И душою не поникну!

По мотивам любовной лирики великого японского поэта древности Какиномото Хитомаро (VIIв)

У скалистых берегов

Луч звезды вечерней украсил серебром

Берег, что с прибоем дружат много лет.

Люди же в Ивами, поглядев кругом,

Скажут с огорченьем, что залива нет.

Там, где отмель я с женой вдвоём

Часто приходил встречать рассвет.

Люди же в Ивами, поглядев кругом,

Скажут - отмели там нет.

Всё равно прекрасно там,

Даже пусть залива нет.

Все сокровища отдам,

Чтоб понять Цуну секрет!

Мне перечить перестань:

Всё равно прекрасно там,

Пусть и отмели там нет!

Полюбуйся и пристань

К тем волшебным берегам.

Вот тебе, мой друг, совет.

У скалистых берегов

По утрам туман густой.

В Нигитадзу мир холмов.

Возле моря, там порой

Ловят чудища-китов.

Жемчуг-водоросли там

Гуще всех земных кустов.

Чаек непрестанный гам.

И забрезжит лишь восток,

Словно лёгкий крыльев взмах,

Набегает ветерок.

Словно в кожаных мехах

Зарождается поток, -

Будоражит волны вмиг,

В вихре закружил листок,

Чайки нагнетает крик.

Как жемчужная трава

Гнётся и прильнёт к земле сырой

С набегающей волной, -

Так прильнув ко мне, спала

Милая моя жена.

И была она нежна.

Но её покинул я, -

Удержала бы семья.

И в рассветный летний час

Горною тропой идя,

У извилин каждый раз

Всё оглядывался я.

Много раз, несчётно раз

Оборачивался я.

И взбирался, словно барс

По тропе, что как змея,

Вьётся между чёрных скал.

И всё дальше оставлял

Дом родимый за собой.

И всё выше предо мной

Были горы на пути, -

Нужно было их пройти.

Словно летняя трава

В жарких солнечных лучах.

Сединою выгорает голова

От тоски, глаза в слезах.

От разлуки, вот в чём суть,

Вянет милая жена.

На ворота бы взглянуть,

Верно, там стоит она!

Наклонитесь же к земле

Горы, скрывшие её!

Абсолютно ясно мне -

Мрачно на чужбине бытьё.

Бег коня моего вороного

Так ретив, что свободно парит.

Праха конь не коснётся земного, -

Он стрелою над полем летит.

Конь мой лучший всегда на охоте.

Молодецки на нём гарцевал.

В рысьем беге - свободном полёте -

Я возлюбленной дом миновал.

И как облако в небе высоком -

Стал таким для меня он далёким.

Чёрный бумер мой лучший в округе,

И крутым женихом я с ним стал.

В вихре бешеном промчался на круге -

Дом возлюбленной я миновал.

Разделяет нас большое расстоянье -

И увидеться будоражит желанье!

Несущиеся вихрем листья клёна

Среди осенних живописных гор...

Листва багряная, волшебно опалёна,

Хотя б на миг не оголяй лесов убор!

Не падайте же листья непрестанно,

Скрывая всё от наших глаз,

Чтоб мог увидеть я, как зрелище экрана,

Возлюбленной знакомый дом ещё хоть раз!

Свежий ветер

И свежий ветер, что с берега чуть задувает,

Рождённый у вершин заснеженных, младенчески резвясь,

Мой шнур, возлюбленной завязанный, по ветру развивает,

Как будто к ней стремясь!

Тиха морская гладь

У берегов Кэи... Как чудно на просторе!

Дано нам Богом красоту познать!

Так что же видим там на взморье?

Как срезанные водоросли рыбацкими ножами по старинке,

Разбросанные, плавают рыбацкие челны в туманной дымке.

Нет никаких о тебе известий

Нет никаких о тебе известий, -

В морской дали не видно островка.

Не удалось остаться вместе...

И на хребтах морских восходят облака,

Покачивающиеся на волнах,

Такое лишь увидишь в ярких снах!

Ожидание

Возможно ль, что меня, кому средь гор

Навеки скалы станут изголовьем,

Не ведая, что выпал мне жестокий приговор,

Обеспокоенная лишь моим здоровьем,

Всё время ждёт с любовью и печалью

Возлюбленная мною под таинственной вуалью!

Огни далёкие

Огни для ловли рыб в открытом море,

Как будто звёздочки нанизаны на нити,

Сверкают ярко и в небо вознесутся вскоре.

Так ярче их воспламените,

Огни далёкие в таинственной стране,

Чтоб острова Ямато видеть мне!

По мотивам старинной любовной лирики японской поэтессы Отомо Саканоэ (VIII в)

Словно корни камыша

Словно корни камыша,

Что уходят глубоко в землю в бухте Приключений,

Глубока любовь твоя, - говорил ты мне, дыша

Учащённо. Как осенний лист дрожа

От твоих прикосновений,

Я доверилась тебе.

Оттого, что клялся мне

Верным быть в своей любви

Ты на долгие года,

Уверял, что - навсегда,

И слова твои прямы,

Точно образ тетивы,

Что натянута на луке самурайском,

И сравнимы с блеском голубой волны,

В море бескрайнем китайском, -

Сердце чистое своё, словно чистый блеск зеркал,

Отдала тебе навек.

Словно Бог сам начертал:

Клином на тебе сошёлся свет.

Суженый ты мой, ангелом хранимый,

И был гранью этот долгий день счастливый

Для моей любви необыкновенной, -

День для нас с тобою незабвенный...

Как жемчужная трава клонится у берегов

Под набегами упрямых бурунов,

В эту сторону и ту, -

В эту сторону и ту

Сердцем не металась я -

Я уверенность с любовью обрету.

Как большому кораблю,

Я тебе доверилась, любя...

Повторял ты мне: люблю, люблю...

Сокрушающие мир

Духи ль разделили нас?

Иль злодей поганый, человек-вампир

Разлучил, чтоб свет погас

Нашей зародившейся любви.

Но тебя, кого ждала я по ночам,

Нет теперь. Мне душу не трави, -

Объявись. Поверила же я речам.

Нет и от тебя гонца,

Что с яшмовой веткой приходил.

Неужели ты меня забыл?

И никто не знает замысла Творца

В человеческой судьбе.

И в моей душе нестерпима нынче боль!

Неужели быть беде?

В чём же прежней встречи соль?

Ягод тутовых черней - чёрной ночью напролёт, -

Всё горюю о тебе, скорбь покоя не даёт.

С ярко рдеющей зарёй - до конца весь долгий день -

Всё горюю о тебе, быстроногий мой олень!

Но напрасна скорбь моя!

Всё тоскую о тебе,

От людей тоску тая.

Позабыла о еде,

Ненавистна мне еда.

Говорят недаром все

То, что женщина слаба.

Я живу, точно во сне.

Только в голос плачу я.

Не дождусь я от тебя

С весточкой гонца.

И печали нет конца!

По мотивам старинной любовной лирики японской поэтессы Каса Канамура (VIII в)

Буду помнить

Буду помнить, пока не умру,

В бухте яхонтовой рыбачки есть,

Что в затишье в ладье поутру

Собирают из водорослей смесь.

А в затишье под вечер всегда

Жгут из водорослей соль.

Но надежды уплыть нет туда.

Ты же спросишь: Столь

Важно уплыть для тебя, -

Повидать рыбачек прекрасных?

Очень важно, укоряю себя, -

Не увижу их в платьях атласных.

Словно нет уже сил у меня,

Сердце рыцаря словно иссякло.

Подчинился тоске и кручине я,

И мужская сила обмякла.

И блуждаю здесь без толку я, -

Нет весла, прохудилась ладья...

Однажды в зале библиотеки, ставшей ему уже родной,

Увидел Влад её, кто сердце поразила,

Ну, если не она, то Купидон своей стрелой.

Она занятие со школьниками проводила.

Экран светился, она проектор подключила.

Поверь, что в этой жизни нет ничего страшней

Того, чтобы судьба тебя любовью обделила.

Гарольский потянулся к ней,

Он с каждым днём влюблялся всё сильнее и сильней.

Гламурная, серо-голубоглазая Юля

На клочки моё сердце разбила...

Неужели краса твоя для меня враждебна?

И хотя гламуром колдовским пленила,

Но всё же удача с тобой, клянусь, неизбежна.

Твой царственный профиль филигранно оттеснён

На древних монетах скифских.

В тебя, красавица, я до смерти влюблён

Без всяких притязаний низких.

Огромные очи - идеал канонов строгих -

Два озерца ясных сияют лазурью.

По ним вы её отличите из многих,

Гламурную, серо-голубоглазую Юлю.

Удлинённая, тонкая талия гибкая.

Бёдра пикантно раздались.

Ты - словно Клеопатра из Египта.

Ты вся такая, чтоб тобою любовались.

Гламурная, серо-голубоглазая Юля,

Херсонская необыкновенная лилия -

Тебя больше жизни люблю я -

Источник моих чувств изобилия!

К Юле

Кто же воспоёт твою красу изящным слогом,

Чтоб образ твой запечатлеть хотя бы на столетье?

Нас истинных поэтов не так уж много,

Оставшиеся же в списке поэтов - междометье.

В брючном костюме ты - просто загляденье,

Само изящество шикарной топ-модели.

Краса твоя - благословенье,

О ней в века былые пели менестрели.

Грация движений бесподобна.

Бёдра стройные облегают брюки.

Мне наблюдать за ней удобно, -

Я делал вид, что изнывал от скуки.

Тембр голоса её мелодичный, нежный.

Его звучаньем я наслаждаюсь.

Он зачаровывал меня и прежде,

Перед красавицей сейчас я приклоняюсь.

Она прошлась - тигрицы поступь величава.

Сказала фразу - журчанье ручейка.

Обрушивается на меня чувств лава,

Такое ощущение, что я пьян слегка.

"Красавица идёт" на древнеегипетском до нашей эры

Звучит как "Нефертити".

Затрону я заоблачные сферы, -

И Юлю с богинею сравню, - вы правильно меня поймите.

Умная головка, замысловатая причёска

Красуются гордо на шее лебяжьей, высокой -

Образ живой Нефертити, не какой-нибудь из воска.

Она не может быть ко мне жестокой!

Стезя поэзии Гарольского логично привела

К изданью сборника лирических стихов,

Навеянных лирикой поэтов древности японской... Вот, дела,

Поэзия древних актуальна и в наши дни, хотя и череда веков

Прошла. Встаёт перед Гарольским плеяда поэтических певцов.

В свет вышел сборник со скромным тиражом.

Гарольский Влад поблагодарил его творцов.

С десятком экземпляров и лёгким багажом

Отправился в столицу. И мы узнаем, что произошло потом.

В столице Гарольский поселился у своих друзей.

Направился в редакцию журнала "Бизнесмен"

Теперь повествование пойдёт быстрей.

В редакции свой сборник предъявил. А что же получил взамен?

Узнал, как "выйти" на "международника-японца", кто полиглот-шатен.

Танака-сан провёл Гарольского в посольство на аудиенцию с послом.

Для этой встречи Влад Гарольский готовился весь предыдущий день.

Посол Сузуки-сан, Танака-сан и Влад Гарольский за столом

Сидят в просторном кабинете. И диалог Влад начал, посмотрев кругом.

В доверительной, спокойной форме Гарольский изложил японцам суть проблемы.

Гарольский: Мои японские друзья! Я полюбил вашу поэзию древности, любовную лирику ваших древних поэтических титанов. Эту поэзию я переработал, и изложил поэтическим слогом на русском языке. Благодаря любви к вашей поэзии, я сам стал творческим поэтом. Моя поэзия простая, доступная и во многом оригинальная. Но главное - она навеяна вашей поэзией. В этом смысле я развиваю поэтическую связь между двумя поэтическими культурами - вашей Японской и нашей славянской.

Японский посол одобрительно кивнул головой.

Затем Гарольский сказал крамольную фразу:

Но славянский менталитет таков, что они своего никогда не заметят и не оценят по достоинству, пока вы, японцы, со стороны не укажите на значимость этой поэзии.

Японский посол улыбнулся.

Гарольский чётко сформулировал свою просьбу:

Окажите мне поддержку ради нашего общего благородного дела.

Гарольский передал послу сборники стихов.

Японцы - люди деловые, они прямо спросили, что конкретно они могут для него сделать.

Гарольский прямо сказал:

Оцените и признайте мою поэзию, как бы продолжение "вашей Японской древней поэзии", ну. скажем, присвоив мне какую-нибудь вашу литературную премию.

Японцы на Гарольского вопросительно посмотрели.

Уже через полгода Гарольского в посольство пригласили.

Он выехал немедленно, на успех рассчитывая в деле.

Гарольского в посольстве торжественным приёмом враз ошеломили.

Престижную премию имени Басё вручили, и дифирамбы пели.

Ключи от авто "Тайога" от посла вручили.

На премию Гарольский приобрёл квартиру новую в престижном доме.

Авто "Тайоту" в подземный определил гараж.

Но в творчестве поэт Гарольский "не сидит на троне",

И ложно от поэзии он не приходит в раж.

Он скромен, он в поэзии идейный страж.

Он замыслами творческими всех нас удивит.

И в творчестве поэтическом у него приличный уже стаж,

В своих традициях поэта он твёрдый, как гранит.

В любовной лирике на практике с посланием спешит:

К прекрасной Юле

Афродита моя ненаглядная,

Моё сердце разбито тобою.

Разметаю всех возле тебя я,

Пока мне не станешь женою.

В тебя безумно, красавица, влюблён.

Воинственным стал, словно краснокожий.

В любви к тебе, как сокол, окрылён.

Я просто суперменом стал... О, Боже.

Твои глаза, лицо всегда передо мной -

В сознанье глубоко проникли.

О, Юля, стань моей женой, -

Рассей в душе моей тревожащие блики.

Заботиться я буду о тебе.

Забота - высшее в любовной иерархии значенье.

Когда же рядом мы бываем в библиотечной тишине,

Я вижу ауры твоей свеченье!

Эпилог

Гарольский и серо-голубоглазая Юля поженились. На их свадьбу приехал Танака-сан и передал в качестве свадебного подарка туристические путёвки в Японию.

Оставить комментарий © Copyright Шишигин Михаил Иванович (tiigermike@i.ua) Размещен: 05/06/2018, изменен: 05/06/2018. 48k. Статистика. Поэма: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Аннотация Талантливый математик-программист увлёкся поэзией. Он осваивает наилучшие образцы мировой поэзии. Ознакомился с японской лирической поэзией японских титанов-поэтов древности. На основе этих знаний вырабатывает свой неповторимый стидь и добивается успеха на поэтическом поприще. Любовь к славянской красавице Юле вдохновляет героя к созданию поэтических шедевров. Успех приходит, благодаря признанию со стороны японских экспертов-интеллектуалов.

Шишигин Михаил Иванович : другие произведения.

Влад Гарольский