Ипи Ра-Нефер : другие произведения.

Рождение свитка. Часть 1 Моноблок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 9.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Locations of Site Visitors Рождение свитка, часть 1 - моноблок Глоссарий Как ибн-Хазред написал свой Аль-Азиф? Кто - таинственые Стражники Храма? Тысячи лет люди проклинали Смерть. И только однажды Смерть ответила человеку тем же...

Рождение Свитка

Последний из Проклятых

Пролог

   Туман опустился на холодную и влажную землю Белого Острова. Сонная стража "Британики" бранилась на латинском и кельтском и заламывала местных девок. Центурионы устали ублажать и казнить распущенных наёмников из дикарей и скатывались в неуёмное пьянство, развращая своих солдат и развращаясь вместе с ними. Дрекольная изгородь форта поросла мхом, покосилась, а где и пустила корни. Рим умирал. И они умирали вместе с Римом. На этот раз - только трое. Всё как тогда. Как тогда... Мускулы были больше не в силах держать тела обречённых, истерзанные влажной летней жарой, но прохлада туманного вечера внезапно оживила всех троих. Зачем? Марьям пришла в сознание только для того, чтобы снова понять, что она повешена на перекладине, опущенной со стены форта, вскрикнула, начала истово молиться, но вновь захрапела от удушья, просев на верёвках, едва удерживающих её ноги. Вот, что чувствовал Учитель. Сейчас придёт Она... Не к нему... Как тогда...
   Солнце быстро закатывалось, римская стража знала, что тайные христиане из местных могут снять распятых, и торопилась - на этот раз их не будут мучить долго. Солдат - молодой гладко выбритый солдат без следов дикарского эля под глазами - вынул из-за пояса достаточно длинный гладиус и подошёл к ним. Наконец-то. Хрясь! Под острым, как бритва, мечом, хрустнули жилы под коленями. Женщина вскрикнула. Из перерезанных артерий потекла кровь, смывая нечистоты и грязь британской земли. Иннокентий в крещении не выдержал и поторопил по-кельтски своего палача, но римлянин вряд ли понял. Хрясь. Сухожилия лопнули и варвар просел, подтягиваясь, чтобы не задохнуться раньше, чем он истечёт кровью. Наконец, Иосиф почувствовал острую сталь и острую мгновенную боль, после которой наступила лёгкость.
   Как тогда! Где же Она!? Может он искупил? Он прощён? Она скоро придёт... Придёт. Не к нему...
   Он нёс слово Спасителя и Его Чашу, от голгофского холма, до холмов Альбиона, он пережил пять кесарей, но не мог искупить вину. Черви давно сгрызли зловонных труп Кайафы, факелы левитов сожгли Второй Храм, а онагры Веспассиана разрушили Город. Все апостолы вернулись к Нему. Даже безумный Иоанн нашёл своё откровение и свою смерть в Набатейских горах. Он остался один. Не прощённый.
   Кровь стекала по их ногам и обрывалась на землю вязкими маслянистыми каплями. Они счастливы, они умрут сегодня. Но не он. Кровь... Причастие Грааля... Проклятие крови.
   Туман... Там, за холмами, с запада вскоре должен появиться одинокий силуэт. Конь. Белый как летнее облако и неслышимый как вечерний ветер. Всадница. Прекрасная, как первый поцелуй, и неотвратимая, как шторм и подводные скалы. Как тогда... Не к нему...Ибо Всадница Вечности верна своему слову. Вечное проклятие. Чаша Грааля. Чаша бессмертия.
  
   "Мешайа!" - какой-то еврей взорвался смехом и бросил камень в Распятого. Он промахнулся. Римские стражники рассыпались, древки пик и пиллумов обрушились на головы зевак. Иосиф сжался. Но нет - золото Кесаря Тиберия делало своё дело - его пропустили к месту казни и не тронули. Пусть! Пусть они смеются и радуются сегодня, пусть зелоты пьют в кабаках, а фарисеи считают храмовый доход от мена, Спаситель не умрёт от меча! Прокуратор сказал своё слово и подготовил приказ. Августу Тиберию нужны долги аристократов и сенаторов, а ему нужен только Учитель, который снова будет с ними. Сотнику Лонгину, изучившему у профессиональных гладиаторов премудрость, как нанести в живот или грудь копейный удар, не причинив смерти или увечья, поручена одна из главных ролей трагедии, разыгрываемой здесь. И золото Аримофеянина не будет лишним для римского солдата. Пусть! Пусть на Тайной Вечере Учитель обнёс знатного и богатого иудея Чашей, не причастив своей крови и плоти, Иосиф не хранит обиды, только бы Он остался жив! Жестокое солнце опаляло иудейскую землю, мел Голгофы сверкал как начищенная сталь римских мечей и доспехов. Но скоро Его муки закончатся, Учитель вернётся к ним!
   Зелот на кресте крякнул и выплюнул чёрный сгусток, длинный прут пиллума изогнулся, упёршись в лопатку. Через несколько мгновений копьё сотника подарило избавление другому разбойнику. Аримофеянин замер, зная, что судьба Учителя должна решиться сейчас. Удар... Центурион широко раскрыл глаза и выругался. Промах?.. Промах! Чёрная кровь стекала из раны на животе. Печень... Будь проклято его золото и приказ Прокуратора! Рука римлянина дрогнула.
   Учитель умирал. Вместо жизни, копьё Лонгина подарило Ему верную мучительную смерть. Всё кончено. Аримофеянин отступил на несколько шагов, преткнулся и упал на камни. Всё кончено... Кровь обрывалась на землю чёрными маслянистыми каплями. Кровь...
   Учитель обнёс его Чашей Причастия, когда прощался с учениками в его, Аримофеянина, доме. Но Чаша... Кровь... Причаститься крови Спасителя! Крови! Он понесёт Его Слово и Его Чашу, чашу Господней милости. Через века! Чашу бессмертия, ибо он верит!
   Тёмные маслянистые капли упали на деревянное донце... Это Его сила и Его благословение, которое перейдёт к Иосифу. Учитель не умрёт, но продолжится в нём! Чёрные тучи шли с великого моря. Глаза Учителя приоткрылись, но в них не было ни страха, ни вопроса, только боль и усталость. Аримофеянин зажмурился и проглотил залпом священную влагу.
  -- Зачем ты сделал это, осквернитель печали? Чего ты хочешь? - Иосиф обернулся на голос. Знатная дама со сверкающим синим металлом боевым серпом на поясе стояла за спиной Аримофеянина. Кто она? Откуда? Римлянка? Эллинка? Или, может, египтянка, неужели, Слово Учителя растопило сердце языческих аристократов? Почему стражники пропустили её?
  -- Кто ты, госпожа? - Аримофеянин решился спросить.
  -- Утри кровь со своих губ, осквернитель печали, прежде чем говорить со Мною. Я - Та, с кем ты возжелал никогда не встретиться. Ты возжелал бессмертия? Это твой Крест и твоя Чаша. Бери и не ропщи!
   Она простёрла над ним синее лезвие, и Аримофеянин сжался, ожидая удара, но удара не было. Сверкнул неведомый металл и сверкнула молния, затопив светом пустые глазницы казнённых давно разбойников. Черепа смеялись - мертвецы смеялись над ним. Иосиф схватил Чашу и побежал, спотыкаясь и падая, обезумев от страха, и в то же время, не веря удаче. Первые капли ударили безжизненную землю. Иосиф остановился. Мало ли что скажет знатная дама? Он решился обернуться. Цепь римских солдат стояла на вершине голгофского холма. А у самих крестов встал на дыбы белый конь с одинокой Всадницей, держащей пасмурное небо, готовое разразится дождём и громом на острие ослепительно синего, как вспышка молнии, боевого серпа. Но римляне не видели этого... Не видели... Только тогда Иосиф понял.
   Синие громовые стрелы ударили проклятую землю. Солдаты пригнулись, боясь гнева верховного бога римлян. Земля дрогнула и ушла из-под ног Аримофеянина. Спаситель уронил безжизненную голову, а где-то там, с другой стороны стен старого города хрустнули в петле шейные позвонки предателя. Земля дрожала, будто стараясь сбросить со своей спины ненавистный город, разрушить в белую пыль Адамову Голову, выбросив в разверстую синим пламенем бездну небес кресты с распятыми. Иосифу казалось, что затопленные синим пламенем грозы глазницы мертвецов на голгофском холме следят за ним, повешенный разбойник дразнит, показывая разбухший окровавленный язык. Мертвецы смеялись. Смеялись над бессмертным...
  
   Несколько крещёных бриттов, дабы похоронить мучеников по-христиански, вытащили казнённых из зловонной ямы, куда римляне сбрасывали трупы. Солдаты не препятствовали этому, особенно, когда получали пару монет. Иосиф очнулся. Не к нему... Женщины взвизгнули, а старый бородатый бритт, замахнувшись боевым молотом только прошептал: "Уходи! Больше ты нам не брат!" И отдал Чашу. Он знал тайну Иосифа, хотя и не знал о проклятии. Но удостовериться в правдивости его слов смог впервые и не выдержал.
   Изгнанник. Как Адам, изгнанный из Рая за свой грех. Спаситель отказал ему в прощении, и, даже Смерть - в последней милости. Богатый торговец из далёкой Аримофеи бежал в неизвестность в одном исподнем, не смыв собственную кровь, бежал, прижимая к груди священную Чашу собственного проклятия.
   Всадник. Топот копыт за спиной Аримофеянина не оставлял ему выбора. Иосиф побежал быстрее. Зачем? За долгое время он привык к боли. Взмах тяжёлого меча и благостное беспамятство. И может быть... Нет. Она не придёт. Молодой римский центурион на красивом вороном коне нагнал Иосифа и остановился. Старый, вряд ли римский офицер мог догадываться насколько, иудей выпрямился и посмотрел ему в лицо. Мерзкий и липкий холод пробрался в душу Аримофеянина. Страх. Но чего он мог бояться? Римлянин не ударил его мечом и не попытался схватить. Почему? Что непонятно зловещее Иосиф мог разглядеть в лице молодого центуриона? Тонкий запах дорогих благовоний исходивший от гладко выбритого красивого и волевого лица, конечно же, мог насторожить Аримофеянина, давно не видевшего трезвых и выбритых римлян. Нет. Нежданная милость? Зачем ему нужен несчастный старик? Нет. Что же? Зелёная падальная муха села на истерзанное тело Аримофеянина.
  -- У меня есть то, что нужно тебе, Иосиф! А у тебя есть то, что нужно мне! - римлянин заговорил. Римлянин? Откуда он знает его имя?
  -- У тебя нет того, что мне нужно, центурион. Ударь спатой и езжай своей дорогой!
  -- У меня есть то, что нужно тебе, Иосиф! Есть! Я могу дать тебе покой. Покой смерти... В обмен на твою душу и твою Чашу! - холодный, влажный и смрадный ветер поднял красный плащ центуриона, ударив в лицо хранителя Чаши.
  -- Кто бы ты ни был, возьми мою душу и мою чашу сам, если ты так могуч! - старик постарался выпрямиться в полный рост и прижал Чашу Причастия к груди ещё крепче.
   Центурион простёр над старцем длань, и туча зелёных мух полетела в лицо Аримофеянина.
  -- Покорись мне Иосиф! Ты должен сам отдать мне требуемое! - вороной конь вскочил на дыбы, зловещий всадник схватился за рукоять и обнажил меч. Но, вместо римской спаты, в руке нежити оказался клинок, сотканный из чёрного дыма, переливавшейся огненными сполохами, - покорись мне, иудей! Пока ещё не поздно, и я дам то, что тебе нужно! Стань рядом с нами! Среди первых!
  -- Сгинь, изыди, Нечистый Дух! - старик отшатнулся, но устоял, - я не верю тебе, Повелитель Лжи! Моя душа не покинет тело, тебе не одолеть Проклятия!
   Хохот демона слился с холодным ветром. Птицы. Белые птицы. Белые птицы вспорхнули из сумрачного леса. Перед грозой. Ослепительно-синяя грозовая стрела ударила в землю Альбиона, расколов и испепелив могучее древо. Ещё вспышка. Синее пламя и меч синего металла, вышедший на пол-локтя из груди бывшего центуриона.
   Наваждение пало. Не было больше молодого римлянина, и испуганный вороной конь уносился всё дальше, пытаясь сбросить лохмотья смрадной и омерзительной почерневшей плоти на костях мертвеца, закованного в поржавевший панцирь.
  -- Повелитель Мух* солгал тебе, осквернитель печали, - Всадница опустила Меч.
  -- Я... Я прошёл испытание? Ты снимешь Проклятие? - усталый старик упал на землю.
  -- Нет проклятия, Аримофеянин! Ты возжелал стать бессмертным, и Я исполнила твою волю.
   Густой и сумрачный лес дрогнул от очередного удара грома, бездна небес разверзлась синим пламенем. Как тогда. Не к нему... Белый конь уносил одинокую Всадницу, прекрасную, как первый поцелуй, и неотвратимую, как шторм и подводные скалы в ослепительный свет. "Нет!" - воскликнул Иосиф, упал на землю, и заплакал навзрыд. "Нет!"
   "Никогда!" - вторили разлетающиеся белые птицы. Проклятие крови. Проклятие Чаши. Чаши Бессмертия.
  

1. Разящая из-за времён.

  
   "Пить" - человеческий голос принадлежал тому, кого Стражница сочла давно иссохшим трупом верблюда, или же, грудой товара, брошенной караванщиками под палящим солнцем. Она остановила коня. Представить, чтобы высокородная ездила на коне, подобно кочевникам? Всё меняется...
   "Воды, во имя Аллаха!" - женщина сошла с коня и приблизилась.
   Значит он из кочевников, призывающих Эля, подобно нечестивцам фенех. Впрочем, - где города Фенех, где Священная Та-Кем, где Ашшур, персы, где могучий Рим? Чаша воды пролитая в песок... Уйдёт и это наваждение. Только Храм вечен. Двадцать четыре века она хранит. И сколько ещё? Двадцать четыре - как вода в песок. Невелика плата за её выбор. Когда-то она казалась Стражнице слишком великой, непосильной ношей. Сколько приходило за знаниями к Месту Истины? И каждый получал, чего достоин, воистину! Те, кто недостоин, скорее попадали на Её суд. Те, кто достоин, получали великую мудрость и силу. Но Избранников среди них почти нет. Сколько уже...
   Одного из них, принесли к Храму младенцем, укрывая от гнева царя потомков Хабиру, жаждущего крови. Многие народы познали величие нового Избранника.
   А кем будет этот гость и для чего ему Истина Миров?
   Женщина наклонилась к умирающему страннику, зазвенели чешуйки бронзовой брони и священное золото:
   "Назови имя своё, достойнейший, покорный воле Аллаха!"
  
   Видение? Черноволосая молодая женщина в странной броне, с непокрытым, как не положено мусульманке, лицом возникла пред ним в мареве. Он думал, что умрёт, идя на запад, туда, куда направил правоверного мудрого книжника священный правитель. Страна Мицр пустынна, а запад её подобен пасти Шайтана. Или он уже умер, попал в Джаннах, а перед ним прекрасная гурия?
   "Назови имя своё, кочевник, ибо мы должны знать, не соглядатай ли ты? Впрочем, мы всё равно дадим тебе напиться и накормим, излечим раны твои, а после решим - вернуть к Священному Берегу или оставить".
   Не умер. Мёртвые не бывают соглядатаями, их не исцеляют и не дают напиться. Значит, она многобожница, но, верно, благочестивая, да будет милостив к ней Аллах. Но... Если он дошёл? - мысль обожгла разум странника, придав ему сил.
   Он прошёл пустыни Бухары в поисках Затерянного Города и низовья Евфрата, рыская, подобно шакалу в руинах Бабилона. Он искал истину в книгах великого града назореев, в собраниях султанов и халифов. Он учил языки, на которых говорят только джинны и мертвецы, и спускался в подземелья Дамаска, ища Печать. Он нашёл Затерянный Город и, увидев то, что не вынесет смертный, выстоял пред искушениями Великой Тьмы. Он должен был завершить своё знание здесь и решился пойти к Хранителям Храма, тайно стерегущим и исцеляющим султана. Он рисковал лишиться головы, выведывая тайну, погибнуть в пустыне от жажды, или же - у самой цели, от меткой стрелы Стражников. Но он дошёл... Странник разлепил пересохшие губы:
  -- Я пришёл за знаниями, женщина, да хранит тебя Аллах! Имя моё -Абдул ибн Хазред, поэт, мудрец и книжник. Назовись, достойная!
  -- Живи вечно, достойнейший Аль-Хазред, ибо ты пришёл туда, куда надобно. Рен моё - Нефер-Йаху-Хотеп, дочь Си-Амен Сен-Ах-Тен-Ра, Священная Правительница Та-Кем! - незнакомка ответила ему на языке Пророка, но в её речи и именах было множество слов... Слов языка древних правителей Аль-Кусура. Языка тех, кого звали Нетеру, древних божеств, сокрушивших великих джиннов Ирима!
  -- Нефр... Нер... Ятотеп... - странник попробовал на вкус пересохшим ртом слова древнего и малознакомого языка и впал в беспамятство, едва женщина поднесла к его губам воду.
  
   24 века до того
   Струящийся свет лампад. Изваяние, украшенное золотом и цветами. Женщина с белым пером на золотом обруче. Простёршая руки-крылья, словно готовящаяся взлететь. Да, Она - тоже женщина. Но не взлететь Ей... Нет места Истине над миром. Беззаконие в лучах Ра.
   Правительница обернулась. Амен-Хотп, Жрец Храма, казался ей таким молодым и смешным без своего церемониала Верховного Хранителя или же - боевого облачения. Парадное платье прорицателя - шкура пятнистой кошки - делало его похожим на дикого охотника. Молодым... Да, молодым - всего девятнадцать разливов. Но на четыре разлива старше Йаху-Мосе. Её сына - Величайшего Йаху-Мосе, готовящегося к войне.
   Нефер-Неферу не давала ответа... Почему?
  -- Покинь нас, достойнейший Амен-Хотп, Жрец Маат!
  -- Да живёт вечно Правительница Йаху-Хотеп, но этот Храм... -Правительница перебила Прорицателя жёстко и властно:
  -- Оставь меня наедине с Величайшей! Иногда смертные могут спросить у Нетеру великую Истину не прибегая к помощи Посвящённых.
  -- Не здесь, Йаху-Хотеп! - молодой Жрец ответил жёстко, - ты не знаешь, о чём просишь. Нет здесь власти твоей. Только... Только Её. Все равны пред Владычицей Истин.
  -- Тогда... - Йаху-Хотеп задумалась на мгновенье, - не откажешь же ты просящей? Не откажет Прекраснейшая той, чей муж Секен-Ен-Ра и брат Ка-Мосе пали у стен Хат-Уарита в битве с сынами Апопа, попирающими Истину и Священную Землю?
  -- Прости меня, Правительница, да будет жизнь твоя вечной! - Верховный Жрец Величайшей вышел из прохладной залы, наполненной чадом лампад.
   Йаху-Хотеп смотрела ему вслед. Она не хотела смутить Жреца Маат в Месте Истины и вдвойне - Верховного Хранителя - он не должен гнуть спину, подобно придворным льстецам, иначе не будет Йаху-Мосе Неб-Пехти-Ра опоры, а Наследник не должен оглядываться.
  -- Звала, достойная Правительница Йаху-Хотеп? - голос за спиной заставил царственную дочь Та-Кем покрыться холодным потом. Она всегда верила Нетеру, знала силу Посвящённых, но чтобы так?
  -- Звала... - прошептала Йаху-Хотеп, решившись обернуться.
   Девушка, совсем юная, в белом искрящемся платье стояла за нею. Йаху-Хотеп поняла. Страусовое перо, закреплённое на обруче синего золота и глаза, глаза цвета предзакатного неба...
  -- Зачем? - улыбнулась Владычица Истин.
  -- Тебе ведь ведомо всё, Прекраснейшая!
  -- Ведомо! Но слово - священно. Реки своё слово!
  -- Месть! - Йаху-Хотеп, казалось, постарела на несколько разливов, - чтобы кровь и огонь залили города хаков, как Хапи в разлив, чтобы твари Дуата были низвержены и окроплены кровью их жрецов, дочерей и детей, чтобы воссияла Двойная Корона сына моего!
  -- Я не привыкла мстить, Правительница. Тысячи раз Ладья Миллионов лет свершает свой круг, но Я низвергаю своих врагов, не ведая гнева.
  -- Разве малые дары принесла я Тебе? - Правительница упала на плиты пола, - разве не с Тобою Праведногласые Секен-Ен-Ра и Ка-Мосе? Что тебе ещё нужно, моя жизнь?
  -- Не забывайся! - Нефер-Неферу смягчилась, - не стоит уподоблять Величайшую тварям Ам-Дуат, требующим жертв. Я - Торжествующая над Праведногласыми, Правительница Нетеру, Задумавшая Мир, Владычица Вечности, Дарующая и Отнимающая! - вихрь синего света отбросил Йаху-Хотеп, лампады вспыхнули.
  -- Так даруй мне желаемое! И отними... Что пожелаешь, - Правительница приподнялась, - я установлю торжество твоё! Я готова разить врагов твоих вечно! Я готова служить тебе и быть Стражницей Твоего Храма! Вечно!
  -- Остерегись, благочестивая Йаху-Хотеп! - синий огонь вспыхнул в глазах Гостьи, - я не принимаю жертв, но могу принять служение. Слово священно. Взвесь его на весах против моего пера, прежде, чем молвить. Трижды взвесь!
  -- Ты... - Правительница не верила своему счастью, - Ты согласна?
  -- Воистину, нет сейчас Хатор в Вечности, ибо ныне Сохмет голодна! Воистину, нет Меня над миром пред ликом Сокровенного Светила, ибо Нейти-Мстительница зарядила свой лук! Прими свой Выбор!
   Нефер-Неферу исчезла. Пред Правительницей вновь возвышалось изваяние из гранита Суины. Но сумрак внезапно взорвался синим сиянием.
   Незнакомка откинула волосы со лба и вышла из света. Длинный лук слоновьего бивня, отделанный синим золотом, и меч сепед на поясе, искрящийся разящим огнём. "Нейти?" - Йаху-Хотеп задала вопрос Отражению Прекраснейшей, Тени Возмездия, Разящей из-за Времён.
   Ответа не было. Или был? Если сине-золотой меч сепед с ромбовидным огненным лезвием вонзился в сердце, рассекая его пополам. Она забирала половину - никогда не быть взвешенному Абу царственной Йаху-Хотеп на весах Хранителя Анпу. И синее золото меча Нейти таяло воском, вливалось в грудь, становясь второй половиной её сердца. Чинящая Возмездие, Утверждающая Истину, Разящая из-за Времён!
  
   Амен-Хотп воистину познал, что такое страх. Он был в последнем бою Ка-Мосе и едва прорвался с колесницами Хранителей Трона, вмешав окруживших их хаков в грязь и кровь. Недавно с отрядом он был в самом Хат-Уарите, не как посланник, а как соглядатай и убийца. Оба раза он считал, что познал страх. Но это было не так. Страшно было сейчас, когда Правительница Йаху-Хотеп лежала на каменных плитах без дыхания. Что он скажет Йаху-Мосе? Что ответит Наследник? Нет, он не боялся гнева, а боялся отчаянья. Боялся, что Неб-Пехти-Ра сломается и Хат-Уарит не падёт. Он боялся собственных пророчеств. Что делать Хранителю? Обряд Отверзания Уст! Чем? Маат-Хетем - священнейшая из печатей, вделанная в рукоять его хопеша!
   Амен-Хотп перевернул Правительницу на спину, открыл её рот пошире и, как можно осторожней, погрузил рукоять меча с Печатью Нефер-Неферу. Теперь... Жрец поднялся и ударил женщину в бок драгоценным навершием Скипетра Ириса: "Восстань, говорящая с Прекраснейшей!"
   Правительница вздрогнула и задышала, открыв глаза. Амен-Хотп похолодел: женщина, пережившая сорок разливов, казалась его ровесницей, если не моложе. Неужели она сделала Выбор? Жрец приветил мать Величайшего: "Живи вечно, Правительница от края до края!"
   Она только грустно улыбнулась в ответ. "Живи вечно" - а разве теперь у неё есть выбор - но тут же собралась и прошептала: "Теперь... Теперь свершится. Прольётся их кровь так, что Хапи выйдет из берегов! Чинящая Возмездие, Утверждающая Истину, Карающая Оступившихся, Разящая из-за Времён! Нейти - Рен моё".
  

Рождение Свитка 2. Царица белых сов

Пожнёт кровавый хлеб

  
   Полумрак Храма. Стражники никуда не пускают его. Сколько месяцев прошло? Он учил язык древних владык, оставшихся в граните навечно с надменной и мудрой полуулыбкой. Древние свитки... Фрески, которые раньше пугали книжника. Он научился читать и понимать их. И сходят к нему во сне со фресок древние божества, говоря Истину Миров...
   И мрачные демоны не отпускают видения мудреца. И видит он, как скрещиваются Мечи, священное имя которых отныне не тайна для него. И ждут все Свершенья Пророчеств.
   Теперь он ученик Стражников, мудрых и всемогущих Хранителей Знания. Но кто они? Потомки древнего народа, построившего Храмы и дворцы, или... Смертны ли они? Как спросить? И будет ли ответ?
  -- Всё читаешь, достойнейший? - Стражница заглянула в свитки ибн Хазреда.
  -- Читаю, почтеннейшая Стражница! - книжник ответил на языке Та-Кем, Йаху-Хотеп улыбнулась:
  -- Когда ты будешь готов узнать новые таинства, ты поймёшь это сам.
  -- Я изучаю Имена Нетеру и тёмных тварей, ждущих с Той стороны, свитки древней мудрости откроют мне всё, кроме того, что гнетёт меня, - книжник потупил глаза.
  -- И что же тебя гнетёт, облегчи дух и скажи!
  -- Кто вы? - книжник решился, не зная, не обрушит ли ему на голову Стражница свой длинный бронзовый серп.
  -- Древние, как Берега Херу, стелы хранят наши Имена... - Йаху-Хотеп прикрыла глаза, - но Берег Те-Мери не доступен нам. Мы не ушли под крыла Владычицы Истин, мы ушли хранить Её Храм.
  -- Ужели... - ибн Хазред отпрянул от Стражницы, - ужели чистые души могут выбирать, идти ли им в Джаннах или служить вечно?
  -- Мы делаем выбор каждое мгновенье, достойный книжник, - Стражница зачерпнула воды из большой чаши и отпила, - но иногда выбор необратим. И душа моя не чиста.
  -- Отчего ты так говоришь о себе, благочестивая женщина? - сейчас книжник показался ей напуганным, - разве может нечистый хранить, и разве не ты спасла меня в пустыне?
  -- Я спасла тебя. Но если стрела воина подобна Перу Величайшей, то не меч палача, мудрец, - Стражница потянулась к полке и вручила книжнику вощёный свиток, - узнай обо мне сам.
  
   За 24 века до того
   Белая сова села на бортик боевой колесницы... Вестница Нейти. Она здесь. Возница царственной Йаху-Хотеп хлестанул поводьями крупы коней. Отряд колесниц неспешно тронулся. Сегодня она будет впереди всех. Йаху-Мосе и Амен-Хотп штурмуют Хат-Уарит с востока, со всеми воинствами и Хранителями. Ладьи выходят к гавани с вод Великого Хапи, засыпая неугасимым огнём град нечестивцев и высаживая воинов. А её отряду откроют врата Хранители достойнейшего Амен-Хотпа, дабы две сотни меркобт неслись по улицам нечестивого града, сокрушая всё, навстречу копейщикам Воинства Себека.
   Пропитанная воском тряпица горела на бортике. Йаху-Хотеп изготовила лук, подпаливая комок смолы с желудочным порошком, испаряющим медь. Огненные стрелы сорвались с двух сотен луков, упав за стенами Хат-Уарита.
   Военачальник хаков смотрел с недоумением на отряд Правительницы. Всего две сотни лёгких меркобт, пусть на оглобле и закреплён нож в виде полумесяца, но даже хевити с тараном и четвёркой, даже слону не вышибить врата! Пали колесницы, кочевники и отряды, вышедшие, чтобы встретить Йаху-Мосе у стен, Шепсер Па-Уда изменил и примкнул к Фараону, пусть не устояли и ладьи Кефтиу, и Воинство Себека уже высадилось в гавани. У Ка-Мосе был ещё больший успех. Это ничего не значит.
   Он отхлебнул ещё вина. В глазах потемнело. Военачальник оглянулся. Кого-то из воинов на стенах рвало, кто-то уже корчился в агонии, а пробравшиеся в город Хранители Трона снимали стрелами тех, кто не пил их отраву. Проклятые сыны Реки, они откроют врата ядом!
   И наступила тьма...
  
   Нет им преград! Йаху-Хотеп была пьяна возмездием, правя колесницу по узким улицам. Нечестивцы бросали топоры и мечи, они бежали, подставляя спину. Пальцы Правительницы устали пускать стрелу за стрелой, казавшаяся вечной тетива растянулась. Дрот нечестивца ударил возницу в лицо. Йаху-Хотеп перехватила поводья одной рукой, даже не прошептав священной формулы Праведногласому, павшему в бою во славу Та-Кем. Полукруглое, подобное лику молодого Хонсу, лезвие перед конями располовинило копьеметателя. Йаху-Хотеп смеялась. Хат-Уарит горел, подожжённый с Реки и с востока. Храмы мерзких тварей Дуата всасывали в себя бегущих нечестивцев, ищущих убежища у своих богов. Не будет пощады!
   Горожане бежали, вместе со своими жёнами и детьми, укрываясь от бронзы, падающей с неба, и огня, ползущего с двух сторон. Йаху-Хотеп направила меркобт прямо в толпу, собирая кровавую жатву. Врата храма нечестивцев с изображённой на них женщиной - была ли это Анат или Иштарт - Апоп с этими тварями и их поклонниками - врата были отворены. Йаху-Хотеп отделилась от отряда и ворвалась внутрь, подгоняя дротом коней, хоть и зашоренных, но испугавшихся толпы и крови.
   Йаху-Хотеп соскочила с колесницы, схватив хопеш, и нанесла удар. И снова, и снова... Она не различала, кто был перед нею: нечестивцы, или нечестивые дочери хаков, прижимающие детей к груди. Право на месть! Священное со времён великого Херу. Она сама была матерью, и её Величайший сын, переживший едва пятнадцать разливов, сражается где-то на колеснице, быть может, уже на улицах города. Изваяние Анат с ещё окровавленным в преддверие битвы алтарём, стояло в центре храма, и Йаху-Хотеп прорубалась к нему, воздавая последние жертвы кровавой твари Дуата. Несущая Возмездие, Разящая из-за Времён...
   Белая сова села на проём храма, когда несколько стражников Хаков разрядили в спину царственной Йаху-Хотеп свои луки. Как же это всё-таки больно - умирать. Правительница осела на колени среди изрубленных тел. Она попыталась вынуть древки, но едва не упала на плиты от боли.
   Капля крови сорвалась с наконечника, прошедшего насквозь, но не смешалась с кровью нечестивцев, замерев в воздухе. Тень изваяния обежала полукруг и коснулась тени Правительницы.
   Полуобнажённая жрица Хазетиу вышла из-за изваяния и приблизилась к Йаху-Хотеп. Не жрица... Из ниоткуда в её руке появилась чаша из черепа, отделанного золотом. Существо поднесло чашу к наконечнику, и царственная кровь полилась на дно.
  -- Никогда ещё мне не приносили в жертву Правительниц Та-Кем! - она усмехнулась.
  -- Назови свое Рен, тварь! - выдавила Йаху-Хотеп.
  -- В землях Яхмади зовут меня Маннат, в землях Фенех я Тиннит, для Хаков, Те-Неху и Хабиру я Анат, но что за дело до того жертве моей? Тебе недостаточно больно? - рука гостьи из Дуата продёрнула стрелу, Йаху-Хотеп думала, что захлебнётся кровью, но кровь перестала течь.
  -- Мой Ка не принадлежит тебе! - Йаху-Хотеп потянулась к хопешу, выпавшему из руки.
  -- А кому? - тварь усмехнулась, - сотни и сотни рук невинных, сражённых тобою, не пустят твою ладью на Западный Берег.
   Тёмная тварь извлекла жертвенный нож из-за передника и ударила правительницу в грудь...
   Вспышка! Анат отдёрнула руку и попятилась: "Синее золото Нетеру? Стражница Великого Храма?"
  
   Йаху-Хотеп очнулась в крепких руках Хранителя неизвестного ей. И как они смогли найти Правительницу? Великие Нетеру ведь... Они видели её мёртвой! И все узнают что...
  -- Амен-Хотп упредил нас о тебе, Стражница! - воин ответил на невысказанный вопрос Йаху-Хотеп.
  -- Где Йаху-Мосе, да живёт он вечно? - Правительница встала на ноги.
  -- Величайший, да живёт он вечно, невредим, Правительница, - Хранитель помог женщине подняться на колесницу, - он довершает разгром нечестивых хаков.
  -- Тогда... - Йаху-Хотеп задумалась, - мне нужно увидеть Верховного Хранителя!
  -- Нужно торопиться, Правительница, ибо он готовится к встрече с Владычицей Истин, - Хранитель замолчал на мгновение, - но, думаю, мы не успеем.
  
   Хранитель ошибся, слава Нетеру. Йаху-Хотеп нашла Амен-Хотпа в палатке. Верховный Хранитель Трона был бледен, как хорошо отбеленный лён, но Нефер-Неферу явно не торопилась принимать своего Жреца.
  -- Живи ве... - начал было Хранитель, но Йаху-Хотеп оборвала его:
  -- Приветишь меня так ещё раз, и я довершу то, что не смогла стрела хаков! - она осеклась, - прости, достойнейший. Я... Но мне сказали, что ты...
  -- Я ещё не свершил Назначенного, и Нефер-Неферу не приняла мой Ка, - Амен-Хотп хотел подняться с ложа, но Правительница остановила его:
  -- Всё просто только у вас, Жрецов и Посвящённых, - женщина грустно улыбнулась, - мальчишка, думал, что Тайное Знание защитит от стрел? У тебя великий разум, так и сокрушай врага им, а не мечом и луком! Или ты тоже...
  -- Нет, царственная Йаху-Хотеп, я смертен, - Жрец улыбнулся.
  -- Ты всё знаешь, - Правительница прикрыла глаза, - Владычица Истин свидетельница, я не хотела этой бойни!
  -- Ты хотела... Именно этого, - Амен-Хотп вздохнул, - и Нефер-Неферу свидетельница мне.
  -- Ты судишь меня, призвав Рен Прекраснейшей? - женщина попыталась встать, но у Жреца хватило сил задержать её, - знай же, что отныне из Священного синего золота моё сердце, оно не может сострадать и любить! Отныне... - слёзы стали комком в горле.
  -- Ты свершила всё в праве возмездия, священном со времён Великого Херу. Я не в праве судить тебя. Ты искупила свою вину раньше, чем преступила Закон Маат.
   Белая сова неслышно вспорхнула с палатки. Разящая из-за Времён... Жрец Храма пытался успокоить женщину, прижав к себе. Какую цену она заплатила за свою месть? Только Нефер-Неферу ведомо сие...
  

РС-3. Имя моё - Приходящий-перед-Смертью

  
   Царственная Йаху-Хотеп скипетром Стражницы чертила что-то на песке, которым присыпали плиты храма, бормоча едва слышно: "Как вода в песок"...
   Пер-Ен-Маат подошёл к женщине сзади и нежно обнял её, прижимая всё крепче к своему телу. Красота той, что зовёт Белых Вестниц самой Разящей из-за Времён так давно покорила его. И Йаху-Хотеп ответствовала ему взаимностью. Но сейчас, едва Хранитель Пер-Ен-Маат попытался разоблачить Стражницу, Йаху-Хотеп грубо оттолкнула его.
  -- Зачем, царственная Стражница? - Пер-Ен-Маат даже не оскорбился, лишь удивившись перемене, - пусть ты старше меня на тысячу лет - у нас обоих позади - бездна, а впереди - Вечность, царственная Йаху-Хотеп, - Пер-Ен-Маат лёгким и нежным движением стянул с женщины одежду до пояса и прильнул к её груди.
  -- У тебя целая Вечность, достойнейший, дабы творить любовь со мною, потерпи! - Правительница усмехнулась, но не спешила поправлять своё платье, - я была не права, когда говорила Амен-Хотпу, что те, у кого половина Абу из Священного золота, не могут сострадать и любить. Ибо ты любишь...
  -- А ты? - Пер-Ен-Маат немедля прервал свою ласку, заглянув в глаза Стражнице с печальной и надменной улыбкой.
  -- Прости, но сейчас иным заняты мои мысли, - лицо Йаху-Хотеп слегка порозовело, - султану грозит опасность. А мы...
  
  
   Книжник вчитывался, но понимал всё меньше. И кто же они - эти злобные ифриты, духи вечной войны? Как описать их?
   Стражница принесла ему нехитрую пищу.
   Надеюсь... Там нет... - Йаху-Хотеп не дала договорить:
   Яда или свинины ты страшишься больше, достойный книжник? - женщина рассмеялась, - в этом кушанье нет ни того, ни другого!
   Прости, благочестивая Стражница, я изучал много книг разных народов, но некоторые из имён Духов Тьмы неизвестны мне, - Аль-Хазред замялся, - кто такой Ка-Ука, Аса-Тот, Исефет, Неха-Хер...
   Этот свиток... - женщина заглянула через плечо странника, - он принадлежал... Одному Избраннику, Дважды Посвящённому. И нечистого Рен Аса-Тота не услышать тебе никогда боле, ибо сокрушил его Избранный Священным Мечом. Но Йаху-Сутех или же - Исе-Фет... Она будет возвращаться и мстить!
  
   23 века до того
   Зеркало Нетеру, вновь открытое священнейшей Печатью Маат, светило сметающим тьму и Тьму сине-белым неслепящигм огнём.
  -- Что ищешь ты в Вечности, о, достойнейший Дважды Посвящённый сын Древней Крови, Избранный Вместилищем Ипи-Ра-Нефер, Верховный Хранитель Трона? - стражница приклонила колено.
  -- Я готовлюсь уйти, Правительница Йаху-Хотеп, верная Стражница Храма, - Верховный Хранитель вздохнул. Где был тот юноша, жаждущий подвигов и славы, которому она даровала Первое Посвящение здесь, в Бехдете, двадцать два разлива назад?
  -- Ты, достойнейший-из-достойных, вместе с Тути-Мосе Мен-Хепер-Ра вы покорили весь мир - мечом, стрелой Хранителя, ядом, лестью, золотом и обещаньем защиты. Вы с царственной возлюбленной Мерит-Ра Нефер смогли изменить саму Неизбежность, во тьме Дуата ты сразил самого Аса-Фота, первого воина Мрака, что ещё...
  -- Мы смогли, Правительница, посему мы должны уйти, - Йаху-Хотеп окинула Ипи-Ра-Нефера взглядом, когда-то юное лицо покрыли морщинки, в волосах проступила проседь, а синие глаза Избранника... сколько усталости и печали, - мы должны, - Верховный Хранитель подчеркнул прикрыв глаза, я должен поспешать, дабы в последний раз сотворить священное со своей возлюбленной Мерит-Ра. И не разубеждай меня! Я Избранник и Прорицатель, я знаю, чем больна Священная Правительница и Избранница Прекраснейшей! Скоро мы будем вместе. Не здесь, так на Берегу Возлюбленных, Правительница...
  -- Не называй меня Правительницей, достойнейший Дважды Посвящённый, ибо почти век назад Сах моей служанки занял место в моей гробнице, все кого я любила, все - под крылами Прекраснейшей! И куда идти тебе?
  -- Я приму Третье Посвящение и вернусь домой. К Ней... Жди меня, жди нас...
   Аль-Хазред внимательно записывал слова Стражницы, когда Йаху-Хотеп почувствовала дыхание за спиной.
  -- Ты ещё здесь, достойнейший Пер-Ен-Маат? - колесница уже заложена, ибо я чувствую, что ныне Правителю угрожает опасность, а мы зареклись хранить его!
  -- Не приди раньше, ибо иногда это хуже, чем опозданье! - Пер-Ен-Маат поклонился и скрылся в проёме.
  
   Запах... Этот запах был знаком ему с младенчества. Уже четырнадцать сотен раз разливался Хапи...
   Дешёвый яд. А на какой ещё способны сии поклонники Эля?
   Пер-Ен-Маат резким ударом опрокинул чашу султана, ещё говорят, что "покорные" не пьют вино - опрокинул, крикнув: "Остерегись".
   Вовремя. Султан залёг, пропустив пять стрел у себя над головою. Ещё три стрелы с широкими - и как ими бить броню, разве кольчуги, что предпочитают "покорные" - ударили в грудь Пер-Ен-Маата. И отскочили звякнув о бронзовую чешую, способную выдержать удар пики пешего.
   Стражник Храма не остался в долгу. Как страж Султана он имел право, вернее, должен был быть всегда при оружии в присутствии нового, и сколько же их сменилось за последние века - Правителя Та-Кем. Костяной лук и несколько стрел возникли в его руке. Стрелы возникли, чтобы тут же вонзиться в тела пятерых лучников, в лоб или грудь, да в двух стражей, бросившихся на пирующих с пиками наперевес. Заговор... Старший сын Светлейшего бросился вперёд, на помощь Пер-Ен-Маату, ну куда его сабле против восьми пик и трёх мечей? Первый из пиконосцев попытался ударить, лишь погубив себя и своего напарника. Пер-Ен-Маат увернулся легко и, потянув копьё на себя, мгновенно отбросил лук. Хопеш отборной, хоть и уже зелёной от времени, бронзы перехватил кольчугу, прикованную к шлему - с бармицами сынов Константинополиса было бы сложнее - и шею, вскользь, лишь потому не снеся голову. Второй полмгновенья раздумывал, как ему поступить с пикой, ставшей внезапной обузой, пока в глазах не вспыхнул безотчётный ужас. Чтобы тут же погаснуть, когда бронза располовинила дешёвое железо, снеся предателю полчерепа. Молодой наследник перехватил дамасской саблей древко, легко, как шкуру, разрубив доспех и грудь врага. И тут же, нанёс удар по шее неумелого мечника, голова которого упала на стол султана.
   Стражник Храма перебросил меч в левую длань, потянув на себя и вверх копьё убийцы. Заодно, уже левой, воткнул владельцу пики хопеш под грудь, легко проколов и хлипкую кольчугу, и дешёвый круглый нагрудник. А, через мгновение, припав на колено, воткнул пику в чрево ещё одного незадачливого заговорщика, и, пропустив над головой меч другого убийцы, полоснул его под левую руку. Едва Пер-Ен-Маат обрушил лезвие пики на плечо мечника, прикрывшего щитом чрево, но не ожидавшего удара, известного тысячи лет каждому воину Та-Кем, в зал ворвались ещё четверо. Эти были вооружены куда лучше. Не в Дамаске, Константинополисе или даже северных землях за два моря ковались их оружие и доспехи?
   Но султан был воином. Иначе, он не только не был бы султаном, но его Эль давно принял бы его Ка. Он поднял лук, брошенный Пер-Ен-Маатом, вместе с пуком пробойных стрел. Всего два раза тренькнула тетива, и двое убийц, быть может, даже хашишинов, ужасающих владык от низовий Евфрата до Белого острова, рухнули, схватившись за тростниковые древки.
   Однако, убийца убийце рознь - ты же был Хранителем Трона, Пер-Ен-Маат, и тот, кто добавил яд...
   Великий визирь замахнулся длинным и прямым, как небольшой сепед, кинжалом, норовя ударить султана по горлу.
   Бросить тяжёлый хопеш, почти в два локтя длиной, пусть он и двусторонней заточки, конечно, можно... Но как попасть остриём, изогнутым как жало скорпиона, или, хотя бы лезвием, острым, как бритва, не ведомая почитателям Эля и Мухаммада-пророка, а не набалдашником рукояти?
   Но он решился, не потратив ни мгновения на расчёты, ибо они сызмальства в крови воина. Отведённое назад изогнутое лезвие медленно - так показалось всем - описало в воздухе полукруг. Острие вонзилось точно под подбородок убийце, мгновенно захрапевшему и осевшему на пол.
   Дорогой подарок султану... В более тонкую, дабы не сломить воина тяжестью, спинную чешую, похудевшую от зелени, а более того - от чисток, вонзился наконечник пики одного из оставшихся убийц. Передние несокрушимые пластины острое железо легко раздвинуло изнутри, выйдя из груди так, что древко обнажилось на полпальца. Пер-Ен-Маат захрапел, захлёбываясь кровавой пеной, и завалился на бок, когда султан выпустил две последние стрелы. Заговорщики осели, хватаясь за смертельные раны.
   Султан пнул труп визиря и подошёл к ещё живому Стражнику Храма, начав читать что-то из своей священной книги. Затем обернулся к сыну:
  -- Вот урок тебе! - правитель тяжело вздохнул, - неверный может быть верен и благочестив, когда правоверные могут уподобиться нечистой собаке, проклятой Пророком!
  -- Я усвою этот урок и надолго запомню, Светлейший отец мой! - наследник султана протёр дорогой дамасский меч от нечистой крови.
  -- Да будет милостив к тебе Аллах, да судит по делам... - Пер-Ен-Маат захрапел, выдавливая слова из разорванных лёгких:
  -- Да окажет милость мне султан, обрубить древко и вынуть наконечник... Я уже умирал, но это было давно... Не думал, что снова... - Хранитель потерял себя, но явно, пусть и едва заметно, дышал.
   Отец и сын переглянулись. Наконец, султан не выдержал, крикнув: "Да обруби же ты древко и помоги гостю!"
  
   Боль закончилась. Всё время Пер-Ен-Маат был в сознании, видел, понимал, чувствовал, но боль парализовала его. "Конец боли", - прошептали слипшиеся от крови губы.
  -- Сегодня ты спас жизнь Светлейшему, султану земли Мицр, покровителю правоверных, так проси, чего пожелаешь! - правитель осёкся, - только... я не соглашусь принять твою веру, Страж Храма!
  -- Какая разница, во что веришь ты? - туман перед глазами рассеивался, - будь благочестив и лёгок сердцем - это самый верный путь в Те-Мери. Туда, куда мне никогда не попасть... - Пер-Ен-Маат задумался, - но одна просьба у меня будет. К разливу Реки мы закончим обучение правоверного книжника ибн Хазреда, прими же его с почётом, обласкай и не чини препятствий.
  -- Ты воистину столь же великий мудрец, сколь и великий воин. И, воистину, столь же велик сердцем, раз просишь не за себя, а за нищего странника, которого я видел при дворе несколько лун назад, но... - правитель правоверных осёкся снова, - ты знаешь тайну бессмертия? Ведь ты...
  -- Нет тайны, правитель правоверных. Больше тысячи лет назад в этой земле жил юноша, высокородный и гордый воин, верный своему Фараону. Он мечтал отправиться на Западный Берег во славу Правителя и отправился навстречу славной смерти. А когда, - Страж Храма грустно усмехнулся, - когда колесница несла его вот так же - с копьём в спине... Только тогда он понял, как же больно умирать, и как ему хочется жить. И он сделал Выбор.
  
   За 14 веков до того
   Кожаная подстилка никак не смягчала жёстких камней предгорья дороги на Зефти. Броня звенела, выдавая его. Прав был Маат-Хепер, говоривший, что лишь боевая пектораль, да кожаный доспех годятся сейчас, но... Дело сделано. Оставалось надеяться, что покрывала небелёного, потёртого пылью льна укроют их, а звук... Когда два воинства стоят в паре тысяч шагов друг от друга, попробуй услышь лучников, залёгших меж камней. Пусть и всего в четырёх сотнях шагов от врага. Да, он уже почти не сомневался - врага, слабого, малочисленного, но... Оставалось надеяться, да хранят его Нетеру, что Пер-Ен-Маат, сын его, не поедет посланником, а помчится в битву со своим отборным воинством. Редкие капли ударили горы и долину Мегиддо. Нефер-Неферу уже оплакивала его... Пустые надежды... Вот и он, его достойнейший, пусть и незаконный сын высокородной Сат-Иамет, Верховный Хранитель Пер-Ен-Маат. Горе тебе, Хекен-Ем-Маат, несчастный отец! Горе тебе, высокородная Сат-Иамет, осколок синей стеклянной чаши, что наполнили Древней Кровью когда-то! Горе - ибо сын ваш едет на встречу с Прекраснейшей!
   Хекен-Ем-Маат совладал с собою, приподнялся над камнями, натянул лук, едва не положив на землю. Лишь глупцы и нечестивые народы, считают, что лук можно держать только к небу, а стрелять лёжа - вовсе невозможно. А Хранителей с младенчества учат и этому мастерству. Что же, верно нечестивый раб Йошайа, посмевший перечить Владыке Обеих Земель, Царю Джахи и повелителю Кадеша, Величайшему Уахем-Абу-Ра Нехо, не успеет узнать о сём. И да хранят Нетеру молодого Пер-Ен-Маата, и да...
  
   Пер-Ен-Маат взглянул в лицо Величайшего, безмолвно спрашивая в последний раз.
  -- Ты истинный Верховный Хранитель Трона, достойнейший Пер-Ен-Маат, - Нехо протянул Хранителю свиток папируса, - и я надеюсь, да хранят тебя Нетеру, что ты уладишь дело с этими презренными Хазетиу миром, ибо Йошайа не может не знать, каковы наши силы, ибо не псу кусать хозяина и посланника его!
  -- И да будет так! - Пер-Ен-Маат взошёл на колесницу, более похожую на таковые у ашшура, нежели у Та-Кем, разве что, много более лёгкую и стремительную. Знаменосец, немедля проследовал за ним, возница хлестанул поводьями крупы коней.
   Двадцать тысяч - пять полных воинств Так-Кем, при двух тысячах колесниц и тысяче конницы провожали Верховного Хранителя, не издав ни звука. Столько же наёмников Акайвашта ударили по щитам мечами и копьями, ибо и те и эти понимали, что Пер-Ен-Маат не возвратится назад. Но Хранитель лишь прикрикнул на возницу, дабы гнал быстрее, он улыбался, вспоминая слова Величайшего из Величайших Мен-Хепер-Ра: "К великой славе или славной смерти!", сказанные здесь же, в преддверии битвы при Мегиддо десять веков назад. На что надеется безумец Йошайа с пятью тысячами своего сброда? Старый Хранитель Хекен-Ем-Маат и его напарник не подведут, да будет воля Нетеру, как только стрела поразит лоб царя Эсра-Эли, хазетиу разбегутся без боя.
   Пер-Ен-Маат гнал колесницу так, как приличествует битве, дабы заранее заронить сомнение в Ка нечестивого царя, пусть видит, как рогатина с бронзовыми наконечниками пик летит впереди коней трёхместной колесницы, которых у Величайшего Ухем-Абу-Ра более пяти сотен, не считая лёгких, конницы и сорока тысяч воинв Та-Кем и наёмников!
   Нечестивый Йошайа, посмевший бросить вызов своему властелину, идущему на помощь остаткам воинств Ашшура, также выдвинулся вперёд, вместе с тремя колесницами и пятью конниками своих стражников и военачальников. Неспешно. Конники подняли копья, а лучники не наложили стрел на тетиву своих слабых деревянных луков - раб показывал, что больше не страшиться хозяина. И да будет уроком всем, кто бросит вызов Двойной Короне! Пер-Ен-Маат понял, что пытаться устрашить его и далее бесполезно, и сделал вознице знак замедлить ход колесницы. Вскоре тяжёлый меркобт посланника поравнялся с лёгкой, но громоздкой колесницей царя Эсра-Эли.
  -- Живи вечно, достойнейший Йошайа, ибо рад я, что вышел ты приветить Величайшего Ухем-Абу-Ра Нехо, да живёт он вечно во здравии и силе, ибо рад я видеть, что, похоже, выступишь ты с нами против нечестивых воинств Бабили, ведомых Набсуром! - Верховный Хранитель окинул взором место: "Нечестивец, да станет Ка его отменным кормом Амет-Стражницы! Лучшего места, дабы не дать развернуть великое воинство нельзя себе и представить! Верно, он тоже знает древние свитки Та-Кем, раз замышляет сделать то же, что когда-то Величайший Мен-Хепер-Ра, только наоборот... Одно он забывает. Сто пятьдесят сотен отважных способны рассеять две сотни тысяч сброда, но пять тясяч торговцев и наёмников не остановят сорока тысяч отважных.
  -- Я рад приветить посланца великого Фараона Нехао, но я хотел бы знать, с кем говорю! - Йошайа поклонился Пер-Ен-Маату подчёркнуто гордо.
  -- Говоришь ты, Йошайа, царь Эр-Шалема с Верховным Хранителем Т рона Величайшего Ухем-Абу-Ра! Рен моё - Пер-Ен-Маат, что значит "Идущий пред Истиной", или "Выступающий пред Вечностью", или же - "Приходящий перед Смертью"! - Пер-Ен-Маат не упустил случая ещё раз тонко пригрозить непокорному.
  -- Ну что же, достойнейший Пер-Ен-Маат, - Йошайа явственно помрачнел, понимая, что Верховный Хранитель перевёл на его язык своё имя не просто так, намекая на то, что от того, какое решение примет царь, такой смысл имени ему откроется. Однако, отступать было некуда - золото Бабилона уже лежит в сокровищнице Мегиддо, и какова разница - пика сынов Мицраима в грудь или меч вавилонских воинов в спину, - боюсь, что мне нечем обрадовать Великого Фараона Нехао, - Йошайа говорил осторожно и вкрадчиво, как будто бы не готовился к битве.
  -- Что же достойнейший, - Верховный Хранитель ехидно улыбнулся, он уже понял всё, но продолжал игру, - не всех наградили Нетеру великой отвагой. Тогда возвратись в свой Эр-Шалем, ибо надобен путь Великому воинству Священной Та-Кем и славным воинам Акайвашта, идущим за великой славой и бесчисленным золотом, - Пер-Ен-Маат на мгновенье задумался, добавив, - ведь ты зарёкся Именами Йаху, Эля, Итана и Баала: Бессмертных, которым поклоняются люди твоего народа с давних времён!
  -- Ты не понял меня, достойный посланник, - Йошайа посмотрел на Пер-Ен-Маата исподлобья, - передай своему Нехао, что я боле не его раб и не пропущу его воинств!
  -- Что же - Величайший Ухем-Абу-Ра Нехо, да живёт он вечно, предусмотрел и этот ответ, - Верховный Хранитель Трона напрягся как натянутая тетива лучшего лука, готовясь подать знак, по которому его Хранители пустят свои стрелы, - он попросил передать тебе, чтобы ты трижды взвезил всё, ибо, если ты откажешь, мы смажем оси своих колесниц в вашей крови!
  
   Хекен-Ем-Маат почти не промахнулся. Он целился в лицо, так, чтобы тяжёлая игла наконечника пробила лоб под шлемом .Но рука Хранителя всё же дрогнула. Йошайа захрапел, схватившись за простреленное горло, а рядом мешком свалился с колесницы его военачальник. Знаменосец обрушил знак Величайшего, прикреплённый к богато украшенному длинному наконечнику отборной бронзы на голову стражника, слишком опасно изготовившего пику. Пер-Ен-Маат едва достал остриём длинного хопеша коня упряжки второго военачальника нечестивцев, отхватив полморды. Возница уже разгонял колесницу столь быстро, как только мог. Верховный Хранитель вонзил меч в бортик и быстро снял стрелой ещё одного стражника, развернувшегося и бросившегося в погоню. Ещё четверо испуганно крутили головами. Двое из них получили по стреле от засады Хекен-Ем-Маата, даже не заметив, откуда к ним прилетела смерть.
   Верховный Хранитель сделал только одну ошибку - нельзя было оставлять у себя за спиною опытного воина. Пусть колесница с павшим конём неподвижна, лишь удобней стрелять и метать дроты. Впрочем, у них не было дротов, только тяжёлые копья с коротким - бить броню - четырёхгранным наконечником, как у воинов Ашшура. Посему, Пер-Ен-Маат, ошибся дважды.
   Он повернулся вперёд, сразив в грудь одного из коней, летевшего к ним навстречу от воинств умирающего в пыли Йошайи, вновь натянул тетиву...
   Чешуйчатый доспех на груди внезапно выдался вперёд, и Хранитель с удивлением смотрел на маленькое, всего на ноготь выдавшееся через прочные грудные пластины гранёное остриё тяжёлого копья, брошенного военачальником царя-изменника. Но едва он попробовал вдохнуть... Боль, пронзающая его плоть, как стрела небесного Хапи... Тяжесть в тысячи тысяч Хека, навалившаяся на грудь и на спину, расплющивающия лёгкие, как молот кузнеца бронзовый брусок, не давая дышать.
   Возница подхватил Пер-Ен-Маата одной рукой, но успел быстро развернуться, и разогнать коней навстречу своим воинствам. Хранитель едва увидел, как колесницы, конные Та-Кем и воины Акайвашта несутся вперёд, а враг либо стоит в замешательстве, либо разбегается в страхе, как случайная стрела, прилетевшая сверху, поразила в загривок одного из коней. На счастье, конь не забился в конвульсиях, и издох не сразу - колесница не перевернулась. Знаменосец воткнул пику в каменистую землю, ибо он не мог бросить полотнище с Рен Величайшего. И, лишь после того, помог вознице обрезать пику, торчащую в спине раненого, и аккуратно спустить Пер-Ен-Маата, повернув голову на бок.
   Воины изготовили луки, поставив щиты накосо, поддерживая плечом и коленом, но всё больше их стрелы настигали нечестивцев в спины, а их коней - в крупы.
   Внезапно, Пер-Ен-Маат увидел Йошайу, из горла которого до сих пор вырывался хрип.
  
  -- И зачем только Эли-Сутех соблазнил меня спрятать золото Бабила в Мегиддо, ведь теперь оно достанется Нехао!
  -- Если Ка твой вскоре достанется тварям Дуата, не всё ли тебе равно, кому достанется плата за твоё предательство? - Пер-Ен-Маат спросил умирающего царя, искренне удивившись, что его скупость сильнее смертного страха.
   "Великие Нетеру!" - только опомнившись Верховный Хранитель понял, что не чувствует боли и слышит голос разума нечестивца Йошайи.
   Он попытался повернуть головой. Сотни стрел колесничих Та-Кем, проносящихся над ним замерли пред ликом Великого Ра.
   Тяжёлая длань в чешуйчатой броне серого металла легла на плечо Пер-Ен-Маата.
  
   ...Его возлюбленная Сестра, ждущая дитя, которого Пер-Ен-Маату никогда не увидеть на этом берегу. Великие битвы: поражение под Каркемишем от воинств Набсура, и возмездие, когда все высокородные воины Бабили на колесницах и конях останутся в песках и болотах от Джару до Сихема. Велиая битва на водах, когда флот Бабили предадут огню и воде, и великий путь, что свершил сам Мен-Хепер-Ра, уйдя на свет Атума и вернувшись через Синие воды. Всё то, чего не увидит Пер-Ен-Маат, перейдя в Те-Мери в пыли зефтийской дороги... Как он был наивен...
  -- Всё это будет твоим, достойный воин!
  -- Кто ты?
  -- Всё это могло быть твоим, и я в силах вернуть тебе сие! - продолжил чуждый голос.
  -- Назови своё Рен, тварь! - ответствовал Пер-Ен-Маат.
  -- Ты всё же предпочитаешь смерть в битве, которая не состоялась! - неизвестный засмеялся странным гортанным клёкотом грифа, - так узнай же ещё одну истину, честолюбивый Хранитель! Ты шёл за славой или славной смертью - твоя смерть не будет овеяна славой. Воины Акайвашта будут грабить Эр-Шалем и Мегиддо несколько месяцев, и сам Ухем-Абу-Ра не пожалеет времени на вывоз храмового золота и серебра, запасов купцов и самого Йошайи. Это будет стоить Ашшуру его конницы, которую уже сожрут черви и падальщики, ко времени вашего подхода. И, в итоге, проведя полгода в битвах, твой Величайший потерпит поражение и отступит назад. А после того, Набсур, решив, что бессмертные покровительствуют ему, пойдёт на Та-Кем, осмелев, но тоже будет разбит, прибыв на колесницах и с конницей, будет вынужден пеши уходить к своему логову. Великие битвы впереди. И никто не вспомнит Верховного Хранителя Пер-Ен-Маата, погибшего, говоря с каким-то полудиким царьком, и никто не вспомнит твоей затеи с лучниками на склоне, позволившей рассеять врага, не теряя воинов. Но всё будет иначе, если ты будешь служить мне!
  -- Назови своё Рен, Слуга сына Нетеру, верного потомка Древней Крови, тогда и поговорим! - Пер-Ен-Маат не чувствовал боли и совсем осмелел.
  -- Я согласен служить тебе, неведомый посланник Эля! - голос Йошайи, лежавшего в пыли, не мог вырываться из его простреленного горла, но разум его говорил, - я стану твоим рабом, если не умру от этой стрелы!
  -- Что же, я отвечу обоим! - незнакомец в тяжёлых серых перчатках, маске с желтоватым отливом и чернёной броне, улыбнулся глазами, - Рен моё - Нергал, выходящий их Калху, Чёрная тень Мардука, в месячной крови Инанны. Я был рождён, сокрушая, и сокрушу без возврата то, что глаза мои видят! - Незнакомец остановился, - ты, достойнейший Пер-Ен-Маат, сделал свой выбор, возжелал ты умереть со славой, возжелал предстать пред Величайшей, вскоре ты перед Маат предстанешь. Ты же, Иошайа, нечестивец, ныне раб мой и в подземном царстве, ибо не умрёшь от меткой бронзы, рану от стрелы едва излечат, как придёт чрез три луны под стены беззащитного Эр-Шалема, воины Та-Кем и Акайвашта. Пощадит стрела гортань Йошайи, дабы, очень скоро, в Эр-Шалеме, верный воин Уахем-Абу-Ра, как барану вскрыл её мгновенно!
   Серая пыль клубилась вокруг них, рассекаемая красными молниями.
  -- А теперь пора вершить твой выбор, достойнейший Хранитель Пер-Ен-Маат!
  -- Что это...
   Верховный Хранитель не видел и не слышал ничего страшнее холодного каменного смеха, донесшегося в ответ.
   Каменистая твердь под недвижимым телом Хранителя разверзлась, и он заживо провалился в зловонную бездну. К нему тянулись разложившиеся длани, плачущие и хохочущие голоса разрывали его разум. Он летел вниз, цепляясь лишь за полусгнившую плоть, когда, внезапно, падение остановилось.
   Девушка в сияющем платье, с головным обручем, сжимающим страусовое перо, протянула ему меч - единственную опору, за которою он мог удержаться, падая в трупный смрад, подсвеченный где-то изнутри зеленоватым огнём. Пер-Ен-Маат схватился за лезвие хопеша - серп синего золота, способный разрезать падающее перо, срезая ладони до костей, лишь бы, лишь бы не...
  -- Ты достойный воин, Пер-Ен-Маат, и я с радостью приму тебя в Те-Мери, не бойся - это только наваждения тьмы. Но я чувствую... - продолжила Владычица Истин, - что ты хочешь жить, изведать радость и отчаянье, победы и разочарования... Так готов ли ты сделать Выбор?
  -- Да!-а-а-а! Крикнул Пер-Ен-Маат в смрадную бездну, дёрнув на себя хопеш синего золота, рассекая кости ладоней.
   Наваждение исчезло. Не было больше Провала в Дуат, нет, хуже, мир вечной смерти. Пер-Ен-Маат лежал на камнях, изо всех сил, пробив доспех, вонзив себе в грудь синий хопеш. В сердце. Рассёк напополам. И искрящийся металл меча самой Нефер-Неферу, Матери Извечных перетекал в его грудь, становясь второй половиной Абу.
   Показалось ли Верховному Хранителю Трона, или на глазах Прекраснейшей и вправду выступили слёзы, когда она шепнула: "У него не было Выбора... Несчастный мальчик!"
  
   Только сорок семь воинов Та-Кем утомились в битве, преследуя бегущих нечестивцев. Потери гоплитов Акайвашта, бросавшихся в бой сломя голову, не зная ряда, были вшестеро больше. И лишь восемнадцать тяжело раненых сынов Хапи принесли лекарям. Среди них был и сам Верховный Хранитель Трона.
   Величайший Ухем-Абу-Ра Нехо обходил раненых, спрашиваясь у лекарей об их здравии. Поклонившись Фараону, вперёд вышел Посвящённый жрец Анпу, заправлявший здесь:
  -- Все пойдут на поправку, только Храбрейшему Неби пришлось отрезать ногу - топор Хазетиу так раздробил кость, что мы не смогли собрать её. Но жить будут все.
  -- Все, достойнейший? - Нехо окинул взглядом лежащего под льняным покрывалом, едва дышащего Пер-Ен-Маата и пристально посмотрел в лицо Посвящённому лекарю, - как тебе удалось исцелить Верховного Хранителя, который пролежал почти час с обломком пики в три пальца древком, вошедшей в спину и вышедшей из груди?
  -- Я думал, что пора достойнейшему на Западный Берег, - Жрец запнулся, - но, едва мы удалили наконечник, он не истёк кровью, а лишь впал в забытье, став дышать ровно. А к закату рана почти затянулась. Нетеру сотворили чудо, Величайший Ухем-Абу-Ра!
  
   Султан внимательно дослушал рассказ Стражника, и растерянно пытался унять обуревающие его чувства и мысли:
  -- Так вот она какова твоя тайна Бессмертия, достойный Стражник...
  -- Я же говорил тебе, султан правоверных: нет тайны. Нужно пройти через смерть, устоять пред Тварью Тьмы... И навсегда потерять право уйти на Берег Покоя. Это не тайна, это - цена.
   Пер-Ен-Маат поправил раздвинутые пикой пластины доспеха, дабы не вызывать праздного любопытства, поклонился султану и направился к выходу.
  

РС-4 "Видите, боги, конец страны Ханибальгат

Великого царства!"

   Книжник вышел за пределы Храма. Впервые за несколько недель, показавшихся ему Вечностью. Что, отчасти, соответствовало истине.
   Ржание коня, подошедшего совсем близко, прервало раздумья Ибн-Хазреда. В седле была женщина в красных шароварах и такой же, шёлковой рубахе. Синий платок, обмотанный вокруг головы, скрывал её лицо почти полностью. "Неужели мусульманка?" - только и успел подумать книжник, как услышал за спиной голос Йаху-Хотеп: "Рада приветить тебя, Анх-Нофрет, достойнейшая Стражница! Какие вести ты привезла из далёкого Багдада?"
  -- Добрые, - Анх-Нофрет спешилась, покосившись на книжника. Для Йаху-Хотеп её взгляда было довольно:
  -- Можешь говорить при нём, достойнейшая! Я, как Старшая Стражница Храма приютила этого почтенного человека. Рен его Ибн-Хазред, он почтенный мудрец и книжник, прибывший к нам только за знаниями, - Стражница простёрла книжнику руку, - раз вести добрые, - продолжила Йаху-Хотеп, - значит Багдадский Халифат не пойдёт войной против Каира и Константинополиса?
  -- Сейчас многочисленные наследники делят его трон, а сам халиф, как я слышала, умер от желтухи, промучившись три дня.
  -- У тебя были хорошие учителя, могла бы выбрать яд из более надёжных, действующих дольше, и не столь очевидных, - Йаху-Хотеп улыбнулась, - не нужно забывать, что у халифа много отменных врачевателей при дворе.
  -- Слишком много. Халиф был ещё жив, когда кто-то из этих псов определил яд северного гриба, от которого нет спасения. Но я не теряла времени, равно, как не жалела золота на коней, - Анх-Нофрет вздохнула, вспоминая недавно пережитое, - и всё же, насколько ты уверена в нём? - она указала ладонью на Аль-Хазреда.
  -- Как в тебе, достойнейшая. Или в Пер-Ен-Маате. Или в себе самой! - Йаху-Хотеп всё же повысила голос, тут же смягчившись, - иди, отдохни с дороги, к тому же, ты, наверно, голодна?
  
   Книжник поклонился Стражницам и удалился в свои покои. Сколько ещё непознанного таят в себе свитки Храма! Ибн-Хазред схватил недочитанный свиток, но тот выскользнул у него из руки. Страх... Теперь он знает слишком многое не только о высших силах и тварях запредельности, но и деяниях смертных, близких к тронам этого мира. Он боялся Стражницы, прибывшей сегодня. Во-первых, она явно не доверяла чужаку, да ещё из покорных. Во-вторых... Пусть и свершила она сие во благо, но как сказала... Она сказала о том, что отравила халифа, будто только что прихлопнула муху.
  -- Не стоит бояться меня, почтенный книжник, - Анх-Нофрет, как тень, возникла у него за спиной. Видимо, стрела и кинжал пользовались у достойной Стражницы не меньшим почётом, чем яды. Но в этот раз в руках её было не оружие, а что-то похожее на лютню, - к тому же, - гостья улыбнулась, - раз ты слывёшь мудрецом, то должен понимать, какие слова следует забывать, едва услышав. И какие вопросы не следует задавать.
  -- Я всё понимаю, и надеюсь, что вскоре перестану бояться тебя, - Ибн-Хазред ответил учтиво, но всё же сказал правду.
  -- Вскоре перестанешь, почтенный, - женщина улыбнулась, - а раз уста твои молвили Истину, то и я могу верить тебе.
  -- И давно ли ты... - Стражница перебила книжника:
  -- Я же говорила, не задавай вопросы. Двери, нужные тебе, откроются сами, если ты будешь мудр. В том числе, двери человеческих душ, - гостья глубоко вздохнула, - не хочешь услышать древнюю и прекрасную песнь, созданную величайшим из Правителей, которых знал этот мир?
  -- Конечно же, достойнейшая! - книжник ответил кратко.
   Тонкие пальцы Стражницы коснулись струн незнакомого инструмента...
  
   Жрица Хатор говорит, Мут-Ирт Анх-Нофрет, о красе твоей,
   Славит и воин Храбрейший и Посвящённый Жрец,
   Груди твои и уста отныне по всей
   Славят Та-Кем, и зовут Повелительницей Сердец.
   Славлю и я твоё Рен, Прекрасная-в-Вечности Око Мут
   Ибо сияньем Священную Кровь затмишь!
   Как отражения воды не унесут,
   Так над дворцом выше стел золотых горишь,
   Финиковыми устами, не поднимая лук,
   Ты во мгновенье повергла весь Нахарин.
   Сам Мен-Хепер-Ра среди твоих верных слуг
   Стал навсегда, лишь коснувшись грудей твоих,
   Тех, что прекрасны, подобные высям гор...
   Манят врата твои, кожа твоя манит.
   Раз Величайший назвал Золотой Хатор,
   Среди Нетеру путь для тебя открыт. *
  
   На несколько мгновений воцарилось молчание, которое Ибн-Хазред всё же решился прервать:
  -- Я не стану спрашивать, кому посвящена эта прекрасная песнь, - Анх-Нофрет, которая только что казалась книжнику надменным убийцей, потупила взор, как невинная дева, услышав его слова, - я спрошу только, тот ли это Мен-Хепер-Ра, которого во всех свитках зовут величайшим из Величайших, великим воином и великим мудрецом.
  -- Да, это он. Мен-Хепер-Ра Тути-Мосе, - Стражница внезапно осеклась.
  -- Если он посвятил тебе столь славную песнь, значит он любил тебя? Ты была возлюбленной величайшего из Фараонов?
  -- Была... Славные были времена... - Анх-Нофрет вновь вздохнула.
  -- Тогда... - книжник задумался на мгновенье, - почему же ты стала...
  -- Стала Стражницей? - Анх-Нофрет засмеялась, - я же говорила тебе: "нужные двери откроются сами"! Я так и знала, что тебе будет интересна моя история. Во всяком случае, все из нас, с кем ты уже знаком, поведали тебе о своём пути в сокровенный Храм Величайшей. Я взяла с собою свиток. Читай.
   Стражница протянула вощёный, приклеенный к льняному полотну папирус. Книжник развернул его, вчитываясь в древние письмена, но почувствовал взгляд. Анх-Нофрет не покинула его, напротив, кивком головы указала, дабы прочёл при ней.
  
   Она знала, что может не возвратиться назад. Знала, что может не успеть отравиться и тогда... Ещё с отцом, будучи в изгнании, Правитель Паршататарна пригласил их, как почётных гостей, присутствовать на казни какого-то сановника Нахарина, уличённого в казнокрадстве. Ему связали руки и втолкнули внутрь ограды, а потом... Зверь, не знакомый юной Анх-Нофрет, зверь с чёрно-коричнивой шерстью, длинной, как у собаки, мордой, встающий на задние лапы, подобно человеку - истинная тварь Дуата - пошёл на него. Он был ненамного мельче льва, но терзал долго, поглощая плоть ещё живого, когда лев всегда ломает жертве шею, а кошки помельче, разрывают кадык. Она боялась сдвинуться с места и не могла отвести глаза от ужасного зрелища. Анх-Нофрет не могла сказать точно, сколько мучался несчастный, но ей казалось, что его хрипы прекратились, а истерзанное тело содрогнулось в последний раз, лишь когда истекла вся кровь. Потом четверо воинов ловко накинули на шею твари петли и уволокли чудовище, а внутрь ограды пустили стаю в тридцать или более псов, громадных, но показавшихся Мут-Ирт подобными мыши, в сравнении с неведомой тварью.
   Анх-Нофрет отогнала от себя это воспоминание, оглядев свою свиту. Восемь Хранителей Трона сопровождали её на четырёх боевых колесницах. Если что... Она тоже Хранительница, введённая в Совет, восседающая рядом с самими Ра-Нефером, Правительницей Мерит-Ра и Усер-Мином, управляющих Домом Нефер-Неферу, Владычицы Истин. И Ка опытного Хранителя не дрогнет всадить стрелу ей в голову, если Анх-Нофрет всё же схватят.
   Она могла не вернуться. Но никто, лучше неё, знакомой с юности с Правителем Нахарина, не смог бы справится с таким поручением. Воинства Тути-Мосе Мен-Хепер-Ра уже захватили Каркемиш, укрепились в нём и готовятся к новому походу.
   Вашшукани - столица Нахарина - встретила посланницу непривычной даже для городов Джахи суетой и стойким запахом навоза и помоев. Запах она запомнила ещё тогда, но суета... И столько воинов внутри стен. Не иначе, город готовился к отражению внезапной осады.
   Четверо стражников преградили ей путь у входа в царский дворец, служивший ещё и внутренней крепостью. Анх-нофрет сделала знак Хранителям удалиться и произнесла на языке Нахарина: "Вы видите печать, отворившую мне врата города! Великий Паршататарна с нетерпением ждёт Анх-Нофрет, дочь Священной Та-Кем, желанную гостью стола его, ныне - посланницу мира!"
  
   Анх-Нофрет Мут-Ирт сидела на почётном месте за столом Совета Старших ещё пока великого Нахарина, что царь и жители его звали Ханигальбат, а соседние царства - Миттани. Каждый из сидящих: и посланник Бабили Шуму-Абум, и посол Хатти, Кассени из Наследников трона Хатти, с которым четырнадцать разливов назад они ещё вели войну, как и прочие посланники, военачальники Нахарина, сам Паршататарна понимали: царство обречено. Воинства Тути-Мосе уже захватили Каркемиш и обосновались в нём, Ашшур отпал от власти могучего Паршататарны и от власти Бабили. Теперь, как только подавят мятежи в Джахи, они пойдут, штурмуя город за городом, к столице - Вашшукани. И спасения нет. Только в союзе с Хатти. Которого она, Анх-Нофрет не допустит!
   Ипи Ра-Нефер, пройдя Синие воды и Море Обратных рек на громадах пятирядных ладей, вместе с воинами Ашшура, спустившимися вниз, на ладьях, построенных в Гебале по приказу Тути-Мосе, и перетащенных через перевалы пленниками Фенех на своих спинах, внезапно с вод и с суши напали на град Бабили. Разоружили, разграбили, обложили девятилетней данью и принудили к покорности, на них надежды нет. Кефтиу и так мало чем могли помочь им, разве внезапным нападением на Алаши, но после похода Ниб-Амена и Ра-Нефера, сами стали данниками Та-Кем. Хатти потеряли два важных города Киццувадны, и теперь, конечно же, желают отмстить Величайшему Тути-Мосе Мен-Хепер-Ра, в союзе со своим древним врагом, но... Мен-Хепер-Ра захватил все города и крепости Яхмади, кроме Кадеша и Халепа, ныне Яхмад враждебен Хатти. Долгие войны с Хатти, Та-Кем и Ашшуром обескровили царство Ханигальбат, и ныне все слушали с нетерпением каждое слово высокородной посланницы и Хранительницы, надеясь, что Анх-Нофрет, знакомая Паршататаре ещё со времён своего изгнанничества, посему, пользующаяся особым доверием, будет говорить о примирении.
   Ксассени то и дело потирал простреленное плечо. Херу-Си-Атет мудр - надоумить опытного Хранителя Трона ввести противоядие посланнику Хатти стрелой стражника Нахарина. Его ранили уже в Вашшукани, и какой же грозой он разразился при самом Паршататарне, обвиняя в том, что наследника Хатти пригласили для переговоров, а захотели убить.
  
   Воз с опечатанными кувшинами вина тщательно охранялся двумя десятками стражей Нахарина. Внезапно (так, что многие воины Паршататарны попомнили своих Бессмертных), пред ними возникла группа в шесть Хранителей Трона из свиты Мут-Ирт.
   Воины Нахарина ожидали схватки, однако, всё вышло иначе. Похоже, изрядно набравшиеся в забегаловках Вашшукани, Хранители, решили сразить воинов Нахарина весёлыми историями. Те гоготали, как мерины, не замечая, что Хранители незаметно добавляют в речь ключевые слова. А, потом, и вовсе, сыны Та-Кем начали тайную приказную речь, после которой, кто из воинов Нахарина уснул, а кто, стоя, впал в беспамятство. Через час они не вспомнят встречи. Что главное, ибо на возок царской стражи Нахарина Хранители, снимая старые кувшины, перекладывали вина, которых коснулась нежная рука Священной Правительницы Мерит-Ра.
   Наконец, длительные, и не приведшие ни к чему переговоры закончились (хотя, большая часть переговоров - за столом, это знали все), Совету и гостям подали вина и яства.
   Анх-Нофрет, ничуть не смутясь, вывалила из поясного мешочка горсть углей на своё блюдо, заявив: "Сии угли из жертвенной лампады Маат Нефер-Неферу, Владычицы Истин, да свидетельствуют они об истине сказанного мною!" Посланница скрыла улыбку, заметив подмену вина.
   Придворные и посланники так же стали сыпать в свои яства порошки и кристаллы, говоря, что они освящены Бессмертными, дабы говорить Истину. Противоядия... Тщетно, ракушка-лучница и скорпион Пунта, заправленный Священной Правительницей Мерит-Ра в вина не оставят им шанса. Уцелеет только Кассени - ему даже не станет плохо, тогда как Анх-Нофрет выживет, но претерпит жестокие мучения, как говорил Ипи. Посланник нечестивых Хатти, да разорвут твари Дуата и воинства Та-Кем их царство, вслед за Нахарином, уцелеет. Лишь за тем, чтобы изведать на себе всю жестокость палачей Нахарина. И стать поводом для войны с Хатти. Тути-Мосе, Амен-Ем-Геб и Ра-Нефер въедут в горящий Вашшукани на своих парадных хевити, запряжённых четвёрками белых, укрытых бронзовой чешуёй, коней.
   Гости подняли чаши, предварительно вкусив из блюд, где, как они считали по своему суеверию, - чего только взять тёртый рог белой рыбы - содержалось противоядие.
   Анх-Нофрет Мут-Ирт не отстала от них, счистив лепёшкой и съев уголь, данный ей Ипи Ра-Нефером. Ипи говорил, что этот уголь возьмёт на себя большую часть яда Мерит-Ра, ибо акациевые ветви прожигались в калёной медной трубке, из которой, к тому же, предварительно высосали воздух медным поршнем. Что до ракушки и скорпиона Пунта, сама Священная Правительница, Владычица Двух Земель, приучила Мут-Ирт Анх-Нофрет к этим ядам.
  
   Анх-Нофрет не хватало воздуха. Она задыхалась, схватившись руками за горло. Высокородные сыны Нахарина и их гости, смотрели на сие с удивлением и испугом. Отравлена ли одна посланница Та-Кем, или же, хрупкая дочь Чёрной Земли почувствовала яд первой, и всех ждёт мученье и встреча с Бессмертными? И кто убийца?
   Усилием воли, Анх-Нофрет сползла под стол, дабы принять противоядие. Она заметила, что раб-пробник только сейчас захлебнулся пеной - глупо было выбирать пробником столь жирного и разъевшегося, конечно, он почувствует яд не сразу.
   Посланница хотела влить в себя содержимое маленького стеклянного сосуда, но не успела, внезапно почувствовав миндальный привкус и сухость...
   Один за другим стали падать со скамей и кресел посланники, военачальники, сам Паршататарна... Уцелеет только никчёмный наследник Шаушатарна, повеса, затаскивавший на ложе и саму Анх-Нофрет, пьяница и просто глупец. Уцелеет, ибо царь Нахарина не допустил его на обед, рассорившись, не без её, Анх-Нофрет, участия. Посланник Хатти окаменел, смотря как высокородные сыны Ханигальбата и Бабили корчатся на полу, умирая в собственной рвоте и испражнениях. Он понимал, что подозрение падёт на него. Кассени вздрогнул, осознав, какой конец его ожидает, искренне позавидовав умиравшим подле него.
  
   Анх-Нофрет ещё видела, как отправлялись к Апопу её жертвы, её глаза застила пелена, но она верила Дважды Посвящённому и его царственной сестре - нужно только перетерпеть, она переболеет тяжко, но будет вне подозрений. Подозрение падёт на посланника Хатти. И без того обречённый Нахарин был обескровлен её хитростью. Внезапная боль сковала тело, заставив возлюбленную непобедимого Мен-Хепер-Ра изогнуться змеёй. Она уже победила. Но что-то пошло не так...
   Победила, и что до того Анх-Нофрет, в судорогах умиравшей среди мертвецов и ещё бьющихся в предсмертных корчах?
   Она уже не видела, как стражники набросились на Кассени, правда, успевшего выхватить меч и сразить одного, и скрутили посланника Хатти. Как ворвавшийся Шаушатарна избивал Кассени - уже связанного и беспомощного, до того, как, насытившись его болью, не приказал увести в темницу.
  
  -- Живи вечно, Анх-Нофрет Мут-Ирт! - к высокородной дочери Та-Кем внезапно вернулось зрение.
  -- Кто ты? Рен! - едва выдавила умирающая Хранительница.
  -- Йаху-Сутех или Исефет - Рен моё. Ты хочешь жить?
  -- Я исполнила волю Ипи Ра-Нефера, Нахарин падёт, место мне в Те-Мери, зачем?
  -- Они предали тебя. Священная Мерит солгала, вместо яда лучницы, она давала тебе иные, похожие по действию, дабы ты уверилась в своей неуязвимости. Ипи - вовсе пожёг уголь акации, напитав его синим растворителем золота, ты ведь чуяла миндаль? Они знали, что выживи ты, может статься, попадёшь искусным палачам Нахарина и скажешь всё. Поэтому, и Ипи, и царственная Мерит решили, что ты должна умереть, достойнейшей смертью воина и Хранителя. Не забудь, они помнят, как ты травила Ипи. Они помнят, как твой отец приказал пресечь Древнюю Кровь во дворце Хат-Шебсут. А у Тути-Мосе уже есть новая любовь, конечно, вернувшись, ты отобьёшь его, но ты не вернёшься... Тебя предали те, кому ты верила. Ипи решил пожертвовать одним из своих Хранителей во благо Та-Кем, поверь, ему не в первой. Тем более, Ка ветреного Величайшего Тути-Мосе зажгла Сети-Нофрет, юная дочь Военачальника Амен-Ем-Геба. Священная Правительница Мерит-Ра не смогла забыть, как её брат и возлюбленный умирал на руках Мерит от твоего яда, пусть она и спасла его. Ипи тоже не забыл сего, хотя и простил. Но он помнит, слишком хорошо помнит... Правда, для него главное - дело, ты, Анх-Нофрет, исполнила его поручение и теперь должна умереть, дабы тень не пала на Та-Кем. Дети Древней Крови, не сговариваясь, приговорили тебя. И приговор каждого из них исполнился ныне.
  -- Ты лжёшь, тварь Дуата, повелительница лжи! Лжёшь, я не верю ни единому слову - судороги и боль отпустили Шепсера и Хранительницу, Анх-Нофрет вовсе осмелела.
  -- Тогда смотри, смотри, и знай, что это последнее, что ты увидишь в своей жизни! Ты увидишь тех, кто предал тебя...
  
   Ипи Ра-Нефер сидел в небольшом кресле, на террасе выстроенного Величайшим ему в подарок дворца, и писал что-то, смотря на закат. Он то и дело отпивал понемногу из чаши терпкого виноградного вина, доставленного с другого берега Зелёных вод, из далёкого Пер-Анпу, града основанного в Кицувадне, захваченной воинствами Тути-Мосе и ладьями самого Ипи у нечестивых Хатти.
   Священная Правительница возлежала рядом, лишь массивные золотые браслеты на ногах и запястьях, да церемониальная пектораль составляли всё её одеяние. По лицу Правительницы было похоже, что Мерит-Ра либо уже утомилась любовью, либо ещё пребывала в ожиданье любви.
   Внезапно, отпивая из чаши, Дважды Посвящённый вздрогнул, верно увидев что-то.
  -- Видение, влозлюбленный мой, Верховный Хранитель Трона! - Мерит-Ра соскочила с ложа, будто ужаленная скорпионом, и обняла брата за плечи.
  -- Паршататарна мёртв. Его лучшие военачальники - тоже. Кассени, посланник и князь Хатти, о котором я позаботился, вскоре узнает искусство палачей Нахарина. И, главное, Наследник Шаушатарна объявит Хатти войну. Мне пора снаряжать пятирядные ладьи и грузить на них Воинство Маат, дабы поспеть к штурму больших городов обречённого Нахарина. Но... - Ипи Ра-Нефер замолк на мгновенье, - Анх-Нофрет не вернётся. На мне есть вина, Мерит, сестра моя...
  -- Нет на тебе вины, брат мой! Ибо я солгала Анх-Нофрет, давая яды, похожие по действию на укол ракушки-лучницы. Тем более, кроме тебя, мой Ипи, после этого яда все уходили на Западный Берег, а посему Хранительница не могла точно знать его действия. Так или иначе, она, уверенная в своей неуязвимости, была обречена умереть вместе со всеми своими жертвами. Прости, Ипи, так было должно.
  -- За что мне прощать тебя, возлюбленная Мерит-Ра? - Верховный Хранитель печально улыбнулся и, не отводя глаз от света Атум-Ра, посмотрел на закат, - на мне тоже есть вина. Посланница Та-Кем должна была умереть среди иных посланников и высокородных сынов Нахарина, даже длительная и тяжкая болезнь, конечно, избавила бы её от пыток и казни, но не избавила бы от подозрений Дом Нефер-Неферу. Если Хранительница Трона выжила, значит, ей дали противоядие, а это значит... - Мерит перебила брата:
  -- Что, знала ли посланница о том, или, скорее, не ведала, но яд добавляли тоже Хранители Трона. А Кассени просто в сговоре с ними!
  -- Вот именно, Священная Правительница, - тон Ипи Ра-Нефера внезапно стал жёстким, - посему я приказал ювелирам пропитать акациевый уголь растворителем серебра, а сверху покрыл маслом, дабы Анх-Нофрет не почуяла запах этого яда. Даже, если бы ты приучила Хранительницу к яду лучницы, как я полагал, то от простого, но быстрого яда она не успела бы спастись. Да и средств к тому у неё не было. Я - Верховный Хранитель, я отправил Анх-Нофрет на смерть, во благо Та-Кем, а тебе не в чем винить себя, милая Мерит. И, всё же, мне жаль её.
  -- Жаль! - Мерит-Ра вскипела, - когда её отец задумал убить нас ещё детьми, ты зарёкся Именами Нетеру извести весь род нечестивого Шепсера! Тебе жаль... Когда ты принимал Второе Посвящение, отравленный ею, тем самым ядом ракушки-лучницы, я зареклась исполнить твою клятву, едва ты отвернёшься! Туда и путь ей, к Апопу, вслед за её отцом, которого отравили мы с тобою!
  -- Мерит-Ра, сестра моя, - тон Верховного Хранителя снова стал нежным, Ипи повернулся лицом к Правительнице, - ты кричишь на меня, взывая к чувству мести, лишь потому, что желаешь успокоить. Успокоить не только мой Ка, но и свой собственный, ибо...
  -- Ты снова прав, мой Ипи... Пусть Анх-Нофрет была нашей должницей, но она сполна расплатилась ныне, - Священная Правительница перебила брата, - мне жаль, что я лгала ей.
  -- Я всё думаю, если бы я упредил Анх-Нофрет, что это моё поручение - последние, и вместо противоядия она должна будет принять яд, который убьёт её быстро... Ведь она всё равно бы не отказалась. И не предала бы нас, исполнив всё в точности. А мне не хватило смелости сказать Анх-Нофрет в глаза, что Дважды Посвящённый Избранник посылает её на встречу с Прекраснейшей. Оттого-то так тяжко, и так жаль этой потери...
  -- Надеюсь, милый брат мой, наши слова о том, что она испытает множество мук, помогли ей... Она должна была верить до последнего, что яд не причинит ей смерти, а потом - впала в беспамятство. А под нежными крылами Владычицы Истин Анх-Нофрет, да пребудет Ка её в Те-Мери, будет уже не до нас.
  -- Надеюсь, - Херу-Си-Атет вздохнул и снова повернулся лицом к умирающему Атуму.
  -- Поверь, я тоже в печали, Ипи... - Правительница встала напротив его стола, закрыв от лучей заката, - так давай же вместе развеем нашу печаль, как обычно...
  -- Не время, Мерит-Ра, сестра моя! - Верховный Хранитель оборвал Священную Правительницу на полуслове, - Величайший Мен-Хепер-Ра, мой названный Брат, ныне стоит с воинством в Каркемише, если не в одной из крепостиц, охраняющих переправу через Реку, текущую вспять. Под стрелами воинов Нахарина!
  -- Я надеюсь, - Мерит-Ра рассмеялась, - что стрелы нечестивцев не мешают ему творить любовь с высокородной Сети-Нофрет, дочерью его лучшего военачальника?
  -- Не знаю, как стрелы, но весть о гибели Анх-Нофрет, в которой Тути-Мосе будет винить, прежде всего, себя, сильно охладит его страсть к дочери Амен-Ем-Геба.
  
   Наваждение рассыпалось прахом. Дворец в Уасите, освещённый лучами Атума, в сотнях Итеру от Вашшукани, над которым уже наступили сумерки, внезапно исчез. Исчез, оставив Анх-Нофрет на грани между мирами, среди мертвецов и уже обречённых, замерших в предсмертных корчах. Наедине с Владычицей Тьмы, Тенью Апопа.
  -- Зачем? - на глазах Анх-Нофрет выступили слёзы, - зачем ты показала мне это? Ты хотела, чтобы я увидела тех, кто предал меня, но я увидела только тех, кто меня любит. И сожалеет о том, что такова воля Шаи - не увидеть мне берегов Хапи.
  -- Зачем? - Исефет тихо засмеялась, - пусть не жажда мести, а жажда жизни заставит тебя служить мне.
  -- Убирайся во тьму Дуата, тварь! Я уже прошла путём Ладьи Месектет твои владенья, так отпусти же меня!
  -- Ты прошла путём Ам-Дуат не до конца, достойная Анх-Нофрет, посему я имею право требовать возврата долга!
  -- Какого долга? - Анх-Нофрет искренне удивилась, - ныне я выплатила все долги Священной Стране и потомкам Древней Крови, да столько же сверх того! Убирайся, тварь!
  -- Ты пыталась проникнуть в запретное, Анх-Нофрет. Помнишь? Когда твоя жажда мести была горяча, как расплавленная бронза, ты призывала в помощь силы Дуата, взывая к тварям, коим поклоняются в землях Джахи и Нахарине, а так же к Ка-Ука, и, не забыла, ко мне? Ты призывала меня в свидетели своего поединка с Ра-Нефером, так плати! Твой Ка мне не нужен. Всё много проще, и не составит труда для опытной Хранительницы. Выкради кинжал Нефру-Маат и ударь Дважды Посвящённого в спину, он не восприимчив к ядам, но не к бронзе! Тебе ничего не грозит, достойная. Правительница будет вне себя от горя и гнева, и гнев немедля обрушится. Суда не будет - будет приказ Хранителям Трона, которые тотчас изрубят или утыкают стрелами Сестру Ра-Нефера. Ибо Мерит-Ра решит, что Нефру-Маат убила Брата пред Извечными, приревновав к ней. На этом всё закончится. Точнее, не всё - тебя ждёт награда. Над телом Верховного Хранителя ещё будут работать бальзамировщики, когда из покорённого Нахарина придут вести о том, что юная Сети-Нофрет не выдержала грязных городов страны нечестивцев, не способных не то, что отрыть и перекрыть плитами каналы для помоев, но даже убирать навоз со своих узких улиц. От этого дочь славного Амен-Ем-Геба предстала в Зале Двух Истин, - Владычица Тьмы говорила всё более вкрадчиво, - у тебя больше не будет соперницы. Со Священной Правительницей Величайшего связывает только его власть. Но, если Мерит падёт духом, а тебе достанет мудрости быть при ней, кто знает, может быть, тебя ждёт венец Священной Правительницы?
  -- Убирайся и дай мне уйти! - Анх-Нофрет закричала что есть сил, хотя её крика не слышал никто из живых, - если тебе нужен долг, лучше я пройду путём Ам-Дуат до конца, лучше даже отвечу пред всеми Семьюдесятью Двумя Стражами Отрицания! Убирайся, ибо ответ мой тебе: "Я чиста!"
  -- Я выкупаю долги достойной дочери Та-Кем! - мягкий сине-белый свет разлился по стенам царского дворца Вашшукани.
   Анх-Нофрет обернулась на голос и замерла. "Мерит-Ра, откуда ты здесь?" Её лицо и глаза, редкие, цвета предзакатного неба... Но лицо слишком юное, для Правительницы, пережившей двадцать девять разливов и принесшей Двойной Короне двоих Наследников и Дочь Величайшего. Подняв глаза выше, Хранительница заметила простой головной обруч синего золота с укреплённым белым пером - пером Владычицы Истин.
  -- Ты согласна на оплату долга за Утомлённую? - Нефер-Неферу спросила свою извечную противницу, и та ответила согласием.
  -- А ты, достойная Анх-Нофрет, согласна, если Я уплачу за тебя долги?
  -- Конечно же, Величайшая Маат Нефер-Неф... - Владычица Истин прервала славословие умирающей, взмахнув хопешем синего золота.
   Анх-Нофрет ожидала, что Меч обрушится на голову твари Дуата, но Исефет так и стояла рядом, к тому же, разразившись смехом. Оглядев своё тело, Хранительница удивлённо заметила, что остриё священного Меча вонзилось ей под левую грудь ...
  
   Посланница Величайшего осознала себя только на пятый день. Хотя, врачеватели Нахарина говорили, что впервые очнулась она со вторым рассветом. Просила пить, пыталась вставать, и, даже, требовала, чтобы ей помогли надеть церемониал и провели к наследнику Шаушатарне. Но, яды "нечестивого князя Хатти", как говорили лекари, вновь отправляли её в беспамятство. Очнувшись вновь, Анх-Нофрет уже ничего не помнила.
   На шестой день ей, наконец-то, разрешили вставать с ложа, а на седьмой, она вполне оправилась и предстала перед Шаушатарной.
  -- Да будет жизнь твоя вечной, достойнейшая посланница! - уже объявивший себя новым правителем, Шаушатарна нарушил церемонию, приветив посланницу первым, - рад видеть тебя во здравии после того, что...
  -- Да славится великий царь страны Ханигальбат, грозным именем Шаушатарна! - Хранительница приветила нового царя на языке Нахарина, знакомом ей с детства, и по обычаям этой страны, доживающей последние годы, а может, месяцы, на Престоле Геба, - воздам я великие дары Нетеру, за то, что не был ты тогда среди нас, уцелел и остался в здравии.
  -- Это мне стоит возблагодарить тебя! За то, что вольно или же нет, ты устроила так, чтобы отошедший к Великим, отец мой увидел, как я домогаюсь твоей ласки... И не допустил меня к вечернему пиру, который теперь прозвали "пиром мертвецов"! - новый правитель Нахарина на мгновение показался Анх-Нофрет умнее, чем она думала о нём, при том, что говорил он искренне, - и я вознагражу тебя щедро. А вот тебе, достойнейшая, как раз стоит возблагодарить своих богов, ибо спаслась ты, не иначе как их промыслом.
  -- Я щедро одарю храмы Нетеру. Особенно, храм Анпу, - посланница, заметив проницательность Шаушатарны, не стала особо лгать ему, - ибо его жрецы и целители снабдили меня лекарствами против ядов, что обычно используют в твоём царстве, Хатти и Бабили. Если бы не они, я была бы уже в Каркемише, - Мут-Ирт на мгновенье заметила, что царь опешил, - в ящике, залитом асфальтом.
  -- Не приуменьшай воли богов в своём спасенье, - Шаушатарна перешёл на полушёпот, как будто он был столь важен неведомым богам Нахарина, что те стали бы подслушивать его речи. Рано Анх-Нофрет подумала, что наследник умнее, чем ей казалось, - на то воля богов, чтобы невредимая посланница великого Мен-Хепер-Ра принесла ему весть о мире из моих уст, с табличкой, утверждённой моей печатью! Пусть оставляет Каркемиш, верховья реки, излучину и болота за собою! Пусть отныне навеки Ашшур склонится пред троном его! Я уже отозвал военачальников, стерегущих дороги, ведущие от Каркемиша, ибо с Мен-Хепер-Ра у нас отныне мир, если он согласится на мои условия!
  -- Я полагаю, величайший Мен-Хепер-Ра будет согласен на твои условия, Шаушатарна, грозный именем, - Анх-Нофрет ответила, низко поклонившись, чтобы царь Нахарина не видел её ухмылки.
  -- Тогда, не разрешит ли великий Мен-Хепер-Ра, дабы посланники мои, коих перехватят в северных землях Яхмади, прошли через юг Яхмади, или города Джахи, которыми он правит, либо - подчинённые его трону? Мне нужно отправить с посланниками дар нечестивому царю Хатти Цитантасу. То, что останется, после того, как одного из его сыновей разорвёт медведь (для себя Анх-Нофрет заметила, что это, наверно, тот самый коричневый зверь, которого в юности она сочла тварью Дуата), а затем обглодают собаки, оставшееся я пересыплю солью. Вместе с этим даром я предложу нечестивцу войну, если он не убоится, - Анх-Нофрет напряжённо вслушивалась в каждое слово - а если царь Нахарина не столь глуп и готовит ловушку? - как ты думаешь, достойная, согласится ли Мен-Хепер-Ра пропустить моих посланников?
  -- Я не уверена, что Величайший согласится, Шаушатарна, грозный именем, - Анх-Нофрет ответила нарочито нетвёрдым голосом.
  -- Почему же? - царь Нахарина искренне удивился.
  -- Ибо не думаю я, царь страны Ханигальбат, грозный именем, что нечестивого Цитантаса обрадует твой дар и твоя весть, и может решить он, что Величайший заодно с тобою решил напасть на его земли. Ведь недавно воинства Та-Кем отбили у него Киццувадну, которую сами Хатти захватили едва как десять разливов назад! - посланница заметила, что новый царь не скрывает своего недовольства, и поспешила продолжить, - но я постараюсь убедить Величайшего Мен-Хепер-Ра.
  -- Вот и прекрасно, да хранят тебя твои боги и твои стражи в пути! Но не торопись с отъездом! - Шаушатарна привстал с трона, - писцы должны подготовить послание великому Мен-Хепер-Ра, я сам отберу дары твоему Фараону из своей сокровищницы, а ты... Во-первых, тебе я придам своего сановника, с моей печатью, пройдись по лавкам и мастерским ювелиров Вашшукани, да выбери сама, достойная, то, что тебе по нраву. К тому же, как единственная выжившая на Пиру Мертвецов, думаю, ты захочешь посмотреть на казнь презренного Ксассени?
  -- Благодарю за дары, грозный именем, но мне довольно смертей. Я хотела бы поскорее увидеть тех, кто дорог мне, да посвящённых врачевателей Братства Анпу, ибо ещё нездорова.
  -- Что же, будь по твоему, достойная! - Анх-Нофрет показалось, что правитель Нахарина был разочарован её последними словами. Тем более, задерживаться не стоит, - ты можешь идти, посланница, мой слуга прибудет к тебе на рассвете.
  
   Анх-Нофрет удалось покинуть Вашшукани только через два дня. Медленно направляясь к вратам города по узким улочкам, Хранительница заметила стоящую в оконном проёме главного зала царицу. Десять дней назад она была правительницей Нахарина, а теперь - стала грузной и никому не нужной старухой. Её сын, который, может быть, стал бы последним достойным правителем Нахарина, погиб в двадцать третьем году Величайшего Мен-Хепер-Ра. Пролить его кровь было суждено потомку Древней Крови, у стен Мегиддо. У Шаушатарны была своя мать, и царь терпел в своём дворце бывшую правительницу или из уважения к отцу, или на время траура. Старуха пела, завывая, какую-то унылую песнь, или же просто причитала. Но, так как колесницы шли очень медленно, Анх-Нофрет смогла различить слова чужого языка.
   "Видите, боги, конец страны Ханигальбат, великого царства! Мудрый правитель погиб! Льва не боялся, держа его на расстоянье, змея укусила. Бык бьёт копытом и ломится рогом в ворота на бойню. Лев облизнулся, залёгший в траве, а шакал подбирается сзади. Плачьте же, древние боги слезами из огненной лавы. Бронзой возьмут чужеземцы богатое золото храмов страны Ханигальбат!"
   Анх-Нофрет приказала вознице нагнать коней, чтобы не слышать этой печальной песни. Наверно, Шаушатарна терпит такие слова бывшей правительницы только в знак траура по отравленному царю. Ни один писец не решится занести такую песнь на воловью шкуру, глину или папирус, зная, что его ожидает за это. Да и вовсе - какое кому дело до песен побеждённых. Беженцам, занятым спасением собственных жизней и нехитрого скарба, или победителям, грабящим сокровищницы дворцов и храмов, устанавливающим знаки своих воинств и полотнища с Рен Величайшего Мен-Хепер-Ра в священном знаке, собирают высокородных пленников, дабы везти в Великий Уасит?
   Это Ипи, если не сам Величайший Тути-Мосе, быть может, напишут песнь об отваге непобедимых воинов Та-Кем, штурмующих вражескую столицу, объятую пламенем. У побеждённых не бывает песен.
   Когда кортеж Анх-Нофрет выехал через узкие ворота зловонного Вашшукани, печаль покинула Ка Хранительницы Трона. Как будто Маат Нефер-Неферу даровала ей свои крыла. Женщине хотелось взлететь от счастья. Она свершила, что должно, ей удалось выжить, а это главное. Слова опальной правительницы Нахарина были пророческими. Хотя - какое пророчество, просто старая женщина имела немалый опыт и немалую мудрость. Величайший Мен-Хепер-Ра восполняет потери своих воинств, Ниб-Амен должен привести к Гебалу флот, дабы высадить воинства, и, заодно показать силу Та-Кем царям Фенех и Яхмади. Ниневия и Калху впервые объединились под властью Ашшура, и хотя платят Величайшему много золота, но, скорее, как знак уважения от союзника, чем как дань. Ашшур собирает единое воинство, чтобы вместе с Величайшим, когда в здешних краях установится тёплый и сухой сезон, согласно ударить, сокрушая город за городом.
  
   Мен-Хепер-Ра не мог скрыть своей радости, когда колесница Анх-Нофрет подъехала к Каркемишу, даже встретил её с небольшим отрядом колесниц Носителей Щита.
   На удивление быстро - всего через месяц после Пира Мертвецов - прибыл Ра-Нефер, приведя пять сотен из Воинства Маат, объяснив это тем, что нельзя оставлять в Священной Та-Кем менее тысячи Хранителей Трона, ибо отсутствие трёх четвертей воинств и самого Величайшего, лучших военачальников и Верховного Хранителя - лучшее время для нападений кочевников или мятежа. Тем не менее, с ними прибыло полное воинство Ра в четыре тысячи копий со множеством колесниц. Прибыли ремесленники, медники, кузнецы, оружейники, строители - все те, кто был нужен Мен-Хепер-Ра для подготовки решающего удара.
   Вашшукани пал в месяц Па-Уни сезона Засух, чуть больше чем через год, после того, как Анх-Нофрет покинула его. Стражники Нахарина держались стойко, но лучники Та-Кем сбили их со стен, подожгли город неугасимыми стрелами осадных луков, без труда выбили ворота и ворвались внутрь. Храбрейшие и Хранители Трона, вместе с воинами Ашшура поднялись на невысокие внешние стены по лестницам, и на улицах закипела резня. Между Хранителями или же Храбрейшими с одной стороны и воинами Ашшура с другой, дело доходило до схваток, когда сынов Рек, текущих вспять, не пускали к храмам и богатым домам, объясняя, что всё, что воин Та-Кем не унесёт с собою - золото меча Величайшего. Зато сыны Ашшура выместили на жителях Вашшукани всю ярость за века угнетения, и уже регулярным воинствам Мен-Хепер-Ра и Амен-Ем-Геба пришлось спасать жителей от полного истребления. Шаушатарна "грозный именем" сам выехал навстречу отряду колесниц Усер-Мина, дабы испросить дыхания у Величайшего.
   Единственным строением, которое не удалось захватить даже Воинству Маат, Храбрейшим и Носителям Щита, был царский дворец, от которого остался пустой остов с выгоревшими перекрытиями. В его пламени погибла и бывшая правительница. Кто-то из Хранителей увидел старуху, что-то голосящую на своём языке, стоя в высоком оконном проёме. Потом её разноцветный халат охватило пламя, и несколько Хранителей, попав в грудь и голову, прервали её мучения.
   Как Шаушатарна и обещал Величайшему, северные города Нахарина пали пред Двойною Короной без боя. И никто не вспоминал в эти часы огня и крови пророчеств безумной царицы, выкрикиваемых из окна зала мертвецов.
  
   * Авторский перевод. В полном формате - здесь: http://samlib.ru/editors/s/shitjakow_andrej_aleksandrowich/tutmes2.shtml Достаточно широко известен перевод этого текста Анны Ахматовой.
  

  
  
Оценка: 9.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"