Гретхен Такер, элегантная тонконосая блондинка в очках, очень коротких шортах и тонком топе без рукавов, выключила свет в кинозале, и показ начался.
Это была грубая нарезка сцен, снятых за выходные, и переход между кадрами иногда был резким. Они работали в сжатые сроки, пытаясь отснять и смонтировать полнометражный фильм с четырьмя роликами за четырнадцать дней. В комнате их было только двое: Гретхен и Арманд Барух, режиссер и продюсер, молодой человек с густой бородой, одетый в полосатый пакистанский халат и сандалии. У него была чрезвычайно темная кожа и сосредоточенность во время работы, которая придавала ему вид муллы, проведшего слишком много времени в одиночестве в пустыне.
Он бормотал себе под нос инструкции на магнитофон, наблюдая за происходящим: средний кадр привлекательной белокурой девушки, приближающейся к закрытой двери офиса. Она разгладила брови и поплотнее заправила блузку, подчеркивая грудь. Она начала стучать, передумала и вошла.
Гретхен лениво играла волосами на затылке Баруха. “Напряженное ожидание потрясающее. Что теперь будет?”
“Неизвестность - наша большая проблема”, - мрачно сказал Барух. “Каждый дурак в зале знает, что произойдет. Вопрос только в том, сколько людей”.
На экране невысокий напыщенного вида мужчина за большим письменным столом раздраженно поднял голову. Он курил сигарету с противоопухолевым мундштуком и, очевидно, был очень занят. Было также очевидно, что это был один из посетителей, которому он был рад, что его прервали.
“Приятный сюрприз”, сказал он. “Я не был уверен, что ты знаешь дорогу”.
“Я ходила по магазинам”, застенчиво сказала она. “Я знаю, это немного нетрадиционно, но я хотел сказать тебе, что видел тебя вчера вечером в ”Джонни Карсоне" и подумал, что ты супер".
“Я рад это слышать. Испытал облегчение. Мне показалось, я пропустил несколько вопросов мимо ушей”.
“О нет! По сравнению с тобой остальные выглядели придурками. Такие гладкие. Такие... ну... — вызывающе — - сексуальные! И я передумал насчет — ну, ты знаешь. Мне не следовало смеяться. Ты простишь меня? ”
“Моя дорогая, ты прекрасна. Конечно, я прощаю тебя”.
Она играла с пуговицами своей блузки. “И ты позволишь мне загладить свою вину?”
“Здесь? Сейчас?” Он расслабил шею под воротником. “Это было бы ... интересно”.
“Могу я кое в чем признаться? Я питаю слабость к полным людям. Я люблю эти маленькие складочки. Я пытался справиться с этим, и вот почему я смеялся, когда...
Он встал. “Если ты любишь толстушек, то сегодня твой счастливый день”.
“Классно”, храбро сказала она.
“Я думал, что вызываю у тебя отвращение”.
“Определенно нет!”
Он включил интерком и сказал секретарше, чтобы она его не беспокоила. Опытные люди в зале, конечно, знали, что в какой-то момент секретарь забудет свои инструкции и принесет что-нибудь на подпись. И после определенного количества подшив-ков ее попросят присоединиться к ним.
“Он действительно ... довольно крупный, не так ли?” Пробормотала Гретхен.
“Вот так он получает работу”.
Толстый коротышка продолжал курить, его сигарета была поднята под небрежным углом. Его прекрасная посетительница приблизилась к нему, и камера двинулась дальше. Она все еще была в очках, и ее лицо было почти скрыто массой светлых волос. Все, что было отчетливо видно на снимке, - это ее рот и язык.
Несмотря на несколько недавних успехов, Барух по-прежнему руководил маргинальной операцией, собирая свои фотографии воедино обещаниями, изобретательностью и очень небольшим количеством наличных денег. Считалось, что в кинозале есть кондиционер, но оборудование работало лишь эпизодически и никогда по-настоящему хорошо. Обнаженная натура на экране была заразительна. Гретхен сняла топ и вытерла им пот с рук и плеч.
“Когда мой дорогой муж увидит это, - сказала она, - он ударится о потолок и пройдет насквозь”.
“Мы надеемся на это, не так ли? На этом пока все. Включи свет”.
Когда зажегся свет, он еще какое-то время говорил в магнитофон, а она смотрела, улыбаясь.
“Ты в некотором роде гений, ты знаешь это, Арман? Ты делаешь это так весело. Именно таким должен быть секс, и так редко бывает”.
Он был доволен. “Это моя цель - вернуть романтику. Но я не могу действовать слишком быстро, потому что не уверен, что рынок готов к этому. Пошли, нам нужно снять еще одну сцену.”
Питер Фишер, чувствуя себя ребенком, играющим в прятки, прокрался под куст, густо усыпанный какими-то белыми цветами, источающими сильный приторный аромат. Все, что ему сказали делать, это наблюдать за домом. Но когда внутри начался шум, он подумал, что было бы разумной идеей прокрасться через двор и выяснить, что происходит.
Как только он ступил на частную территорию, он начал сожалеть о принятом решении. Он находился на одном из островов в форме пилюли, расположенных вдоль Венецианской дамбы между Майами и Майами-Бич. Это был тихий район, тихая ночь. Какое-то время мимо не проезжало ни одной машины. Но что, если одному из этих тихих соседей взбредет в голову выгулять свою собаку? И увидели крадущуюся фигуру с мощными мускулистыми плечами, крадущуюся по траве, явно собирающуюся совершить какое-то уголовное деяние? Люди в домах с восемью спальнями и тремя ванными поддерживали теплые отношения с местными "пушистиками", угощали их виски на Рождество и выписывали солидные чеки в Полицейскую спортивную лигу. Питер вышел из тюрьмы меньше трех недель назад, и его волосы едва успели отрасти настолько, чтобы сделать пробор. Он обещал оставаться честным, и его надзиратель по условно-досрочному освобождению был бы очень разочарован, узнав об этом отступлении.
Он внимательно прислушался, но не услышал ничего, кроме стука собственного пульса. Он покинул полузакрытие кустарника и, пригнувшись, побежал по открытой лужайке.
Он чувствовал себя менее заметным среди низких кустарников, прикрывающих шлакоблочный фундамент. Несколько окон были освещены. Он заглянул в пустую кухню. Внутри дома сердито залаяла собака, отчего чувствительная кожа на затылке Питера сморщилась. Кто-то прикрикнул на собаку, и лай прекратился.
Питер пытался уговорить себя перейти к следующему окну. Жалюзи там заклинило еще до того, как они были полностью опущены, и внизу показалась тонкая полоска света. Должен он или не должен? Правда была в том, что ему было наплевать на своего надзирателя по условно-досрочному освобождению, который был безнадежно честен. Нельзя было позволять этим неряшливым бюрократам организовывать твою жизнь. Здесь были замешаны неплохие деньги, как говорится, в низких шестизначных цифрах, и он подумал, что видит способ забрать большую часть этого себе. По общему признанию, это нельзя было сделать без небольшой грубости и брутальности, и был ли он способен на это? Он не мог быть уверен, пока не пришло время.
Конечно, это было бы опасно — чертовски опасно. Человек, за которым он сюда пришел, Фрэнки Кэпп, верил в насильственные решения даже самых простых проблем — такова была его репутация. Если бы он поймал подглядывающего, то не стал бы беспокоить этим полицию; он бы справился с этим сам, используя что-нибудь смертоносное, например, оба ствола дробовика 20-го калибра. Пожизненная политика Питера, в тюрьме и на свободе, заключалась в том, чтобы игнорировать Кэппсов, предполагая, что рано или поздно, подобно динозавру и странствующему голубю, они вымрут. Здравый смысл подсказывал ему спокойно вернуться к своей машине и смириться с фактом, что у него вряд ли когда-нибудь будет в кармане больше денег, чем сейчас, пятьдесят или шестьдесят паршивых баксов.
Но когда он услышал слабый крик, похожий на крик птицы, он вышел на лунный свет без дальнейших рассуждений. Подойдя к освещенному окну, он опустился на одно колено и заглянул внутрь.
На белом ковре лежал опрокинутый стул. Изменив угол обзора, он увидел женскую ногу в туфле на высоком каблуке. Остальная часть ее тела была скрыта длинным диваном.
В поле зрения появился Кэпп, невысокий смуглый мужчина лет пятидесяти с небольшим, в очках в толстой оправе и шиньоне, который обошелся ему в такую кучу денег, что выглядел почти настоящим. Густые белые бакенбарды обрамляли его лицо. У него был хороший загар, и он носил три кольца.
Он посмотрел на женщину сверху вниз, закурил сигару, ткнул ее ногой и что-то сказал. Дом был опечатан, в окнах двойные стекла. Питер слышал звук голоса Кэппа, но не мог разобрать его в словах.
Кэпп наклонился, потянул женщину вперед и грубо швырнул ее на диван.
Ее голова мотнулась. Казалось, она лишь частично осознавала, что происходит. На ее лбу была кровь. На ней были обтягивающие желтые брюки и, как и на мужчине, стоявшем над ней, значительные украшения. Ее не стесненные груди двигались под застегнутым свитером. Все линии ее тела были хороши. Это был тот тип женщин-заключенных, которые любят притворяться, что их ждут снаружи.
Кэпп снова наклонился и поднял плоскую банку, помеченную зеленой полосой. Питер крепче вцепился в подоконник. Теперь он был рад, что нашел в себе смелость посмотреть. Если бы это было в семейных отношениях негативно, во имя Бога, что она делает здесь? Кэпп даже не подозревали о ее существовании. У него не хватило деликатности справиться с чем-то подобным.
Женщина на диване внутри оказалась менее ошеломленной, чем казалась. Когда Кэпп шагнул к ней, ей удалось схватить бутылку виски. Она ударила его в пах, и это нанесло бы серьезный ущерб, если бы удар пришелся в цель. Он согнулся пополам, прикрываясь, и бутылка разбила его часы. Она снова взмахнула им, скорее от толчка, чем от удара. Оно ударилось о его голову, мало что сделав, кроме как растрепав шиньон. Швырнув в него бутылкой, она подбежала к раздвижным стеклянным дверям, ведущим на террасу с видом на залив. Она возилась с незнакомой защелкой, пока он приходил в себя. Дверь начала открываться, но он поймал ее прежде, чем она успела пройти.
Питер услышал: “Ты, вонючая сука, чем ты пытаешься воздействовать на меня здесь?”
“Фрэнки, у меня была одна безумная идея. Позволь мне рассказать тебе об этом, тебе понравится ”.
Он ударил ее. Его кольца прочертили две борозды на ее щеке. Другой рукой он держал перед ее свитера. Продолжая наносить ей пощечины, сначала тыльной стороной ладони, затем ладонью, он впечатал ее в стену.
“Да, давай поговорим, и поговорим быстро. Я хочу знать все от начала до конца, все ”почему" и "как"."
“Я заметил кое-что странное в кровати, Фрэнки! Меня всегда мучило это ужасное любопытство. Пожалуйста, не надо. Когда я нашел все эти банки с пленкой, меня поразил мозговой штурм! Деньги, деньги. Хм. Но я бы ничего не стал делать за твоей спиной! Я жадный, но я не тупой, не настолько тупой. ”
Когда он отпустил ее, она подвинулась, чтобы поставить диван между ними. Он потер кончики пальцев друг о друга, затем обеими руками понадежнее закрепил шиньон.
“Ты мог бы обезвредить меня этой бутылкой, ты знаешь это?”
“Господи, прости меня! У тебя был такой взгляд. Я думал, ты собираешься убить меня ”.
“Как я теперь выгляжу?”
“Ненамного лучше!”
Он прошел мимо и закрыл тяжелую стеклянную дверь, после чего задернул шторы, чтобы их не мог увидеть никто на проходящем катере. Ей это не понравилось, и она настороженно наблюдала за ним, ее взгляд метнулся к дверям и собаке.
Он достал свою сигару и вращал ее, пока она не затянулась равномерно. Он указал ей на стул. Она хотела что-то сделать со своим лицом, которое сильно кровоточило, но он жестом прервал просьбу. Кровь закапала на ее свитер.
Он исчез в другой комнате и вернулся со стаканом виски. После недружелюбного изучения ее лица он выпил большую часть одним большим глотком.
Теперь, когда дверь была закрыта, Питер ничего не мог расслышать из того, что они говорили. Она решительно покачала головой. Кэпп задал еще один вопрос. Питеру показалось, что он услышал чье-то имя. Это был Барух, человек из голубого фильма? Она ответила потоком слов, рассекая воздух. В чем бы ни заключалась проблема, она относилась к ней серьезно.
Кэпп, раскуривая сигару, отошел от дивана и остановился лицом к окну Питера. Питер заставил себя не двигаться. От напряжения одно веко подергивалось. Кэпп смотрел прямо на закрытые жалюзи. Мышцы вокруг его глаз сократились, сведя нависающие брови вплотную друг к другу.
Он покрутил сигару между большим и указательным пальцами, стряхнул пепел и, задав еще один вопрос, казалось, принял решение. Черты его лица расплылись в подобии улыбки. Это произвело хороший эффект на девушку, но Питера не успокоило.
Повернувшись, Кэпп вышел из комнаты и вернулся с мочалкой и большим полотенцем. Он сложил полотенце и заложил ей за голову. Сначала у нее возникли подозрения, но ее убедили откинуть голову назад и позволить ему осмотреть ее порезы. Он вытер губкой немного крови, с удивительной нежностью касаясь ее лица. Затем он достал короткоствольный пистолет с глушителем и выстрелил ей в голову.
Питер непроизвольно издал звук, как будто в него, а не в девушку, стреляли, и упал на оба колена. В его мозгу произошла какая-то остановка. Он знал, что видел, но не мог принять это. Это было несоразмерно. Это не вязалось ни с чем другим, что ему говорили. Питер был темпераментным противником всех форм излишеств, одним из которых, безусловно, было убийство. Все началось как шутка, и когда он впервые услышал эту идею, то так сильно расхохотался, что заболело лицо.
Это больше не было шуткой. Он был свидетелем бесстрастного убийства, совершенного человеком, который оказался важной персоной в нелегальной жизни этого города, и Питер знал, что было бы разумно отправиться в путешествие, не тратя времени на прощания. К черту деньги. Если люди собирались начать убивать людей, он хотел быть в другом месте.
И тогда на самом деле произошло то, о чем он беспокоился. Он услышал стук шагов и женский голос, сердито разговаривающий со своей собакой.
“Теперь уходи, Пуговицы. Что заставляет тебя так суетиться? Одно дерево ничем не хуже другого”.
Фруктовое дерево было прикреплено шпалерами к стене по обе стороны от окна. Питер стоял неподвижно, держась за подоконник обеими руками, но у него не было иллюзий, что он похож на фруктовое дерево.
Шаги ненадолго прекратились, затем продолжились, двигаясь рывками, пока собака взвешивала свое решение.
Питер повернул голову. На мгновение участок тротуара перед домом был пуст. Он снова поднялся на одно колено, но прежде чем он успел оттолкнуться, раздался другой, более тревожный звук.
Стеклянная дверь на террасу была открыта.
Он снова приложил глаз к полоске стекла, пытаясь справиться с паникой. Несомненно, в пистолете Кэппа были и другие пули. Худшее, что он мог сделать, это убежать.
Мужчина внутри замешкался у открытой двери. Убитая женщина лежала на голом полу, уткнувшись лицом в сложенную газету. Крупная немецкая овчарка обнюхивала ее окровавленную голову, пока Кэпп не приказал ему убраться.
“Не лодка”, - тихо сказал Кэпп через мгновение. “Слишком, черт возьми, людно”.
Он закрыл дверь и снова задернул шторы. Женщина, стоявшая на тротуаре, быстро вернулась, и из комментариев, которые она делала своей собаке, было ясно, что животное все еще сдерживается. Ожидая, когда Кэпп покончит с собой, Питер продолжал притворяться деревом на шпалерах.
Внутри Кэпп налил себе еще выпивки и медленно выпил. Вернувшись к телу, он осторожно раздел его, пытаясь не испачкать руки в крови. Он снял кольца с рук девушки и, превозмогая боль, встал, разминая поясницу.
После этого он сделал странную вещь. Он раздвинул ноги мертвой женщины и засунул ее украшения во влагалище. Затем он снял ремень и отхлестал ее так сильно, что остались следы. Питер, прикованный к окну, видел, что ему это не доставляет удовольствия, а делает это для того, чтобы преступление выглядело как убийство на сексуальной почве.
После того, как он закончил, Кэппу захотелось еще выпить, покрепче. Он вспотел.
Питер сказал себе, что ему действительно нужно уйти. Если бы он подождал, чтобы выяснить, что случилось с телом, это дало бы ему контроль над Кэппом, но шантажировать такого человека - это не способ сохранить здоровье. Кэпп поставил свой стакан, собрал банки с пленкой и отнес их в спальню. Не двигаясь со своего места, Питер мог видеть изножье двуспальной кровати. Чтобы сделать матрас более прочным, Кэпп вставил между пружинами лист фанеры толщиной в три четверти дюйма. Приподняв его, он вставил банки одну за другой.
Он вернулся в гостиную с длинным пластиковым пакетом, в каких обычно хранят одежду. Он положил его на пол, открыл и завернул в него мертвую женщину, затем застегнул молнию. У него была отдельная сумка меньшего размера для ее одежды, обуви и сумочки. Заклеив сумку скотчем, ему пришлось сорвать скотч и открыть ее снова, потому что он забыл положить в нее пистолет.
Сейчас, подумал Питер, до того, как Кэпп начал загружать эти пакеты в свою машину?
Он поднялся на ноги и заставил себя медленно уйти. По спине у него побежали мурашки, по всему телу. Он думал, что покончил с этой женщиной и ее проклятой собакой, но это было совсем не так; вот они снова здесь.
“Баттонс, ты будешь сотрудничать?” - говорила женщина. “Я знаю, тебе все равно, но меня ждет мужчина”.
Питер бросился на траву и быстро пополз к ближайшему кусту.
Это был насыщенный событиями вечер, и теперь, чтобы завершить его, Баттонс сделал свой выбор. Из всех деревьев и кустарников в квартале он выбрал тот, под которым случайно лежал Питер. В последнее время с Питером случались разные неприятные и унизительные вещи, но ничто не было настолько плохим, как это. Когда все закончилось, животное захотело продолжить расследование, но его хозяину надоело, и он оттащил его прочь.
Открылась и закрылась сетчатая дверь. Гараж Кэппа был соединен с домом коротким крытым переходом. Питер не поднимал головы. Схема начала формироваться. Денег могло быть больше, чем он позволял себе воображать. Кэпп не стал бы так рисковать ни за грош. Это была бы самая рискованная вещь, которую Питер когда-либо делал, но если немного повезет, немного ума, почему бы этому не сработать? Он не мог проигрывать вечно.
Верхняя дверь гаража с грохотом поднялась. Питер приготовился бежать, но снова расслабился, когда понял, что происходит. Машина Кэппа была слишком длинной, чтобы удобно поместиться в гараже. Он выехал задом на улицу, развернулся и снова зашел задом наперед, остановившись на полпути. Хлопнула сетчатая дверь, и хлопнула еще раз. Питер услышал звук волочения. Он знал, что происходит, даже не подходя ближе. Тело вручную затаскивали в багажник, и это было нелегко для человека с больной спиной.
Захлопнулся люк багажника. После очередной поездки в дом за посылкой поменьше Кэпп вывел "Кадиллак" из гаража, закрыл дверь гаража и уехал. Питер начал считать до десяти. На счет "шесть" он был на ногах и бежал.
У него был "Додж" трехлетней давности, полностью анонимный, с дилерскими номерами и склонностью к затоплению под давлением. На этот раз все началось с более надежных автомобилей. Он выехал на петляющую дорогу не в ту сторону, против движения, если таковое вообще было, и выехал из-за поворота в конце острова как раз вовремя, чтобы увидеть впереди "Кадиллак", поднимающийся по пандусу на дамбу и поворачивающий в сторону Майами. Питер поспешил следом.
На открытом месте, на дамбе, Питер обогнал несколько машин и встал в очередь на два места позади "Кадиллака". Теперь беспокоиться было не о чем. У Кэппа не было причин подозревать о его существовании. Питер был новичком в Майами, у него было равное право на свободное место на шоссе.
После выезда с дамбы "Кадиллак" проехал на юг до Восьмой улицы, где повернул на запад. Они проехали через Корал Гейблз, Западный Майами. На развязке Palmetto Expressway, замысловатом бетонном сооружении, перекинутом через пересечение каналов Гранд и Тамиами, Кэпп выполнил быстрый маневр, перемахнув через съездную рампу, чтобы бросить свой небольшой сверток в воду. Он развернулся и продолжил движение на запад.
Они встречали меньше машин, и Питер начал затягивать. Это была тропа Тамиами через Эверглейдс, и к этому времени стало очевидно, что Кэпп намеревался сделать: выкинуть тело где-нибудь на Полянах. Питер никогда ни за кем не следил в машине и не знал этой техники.
Он отстал еще больше, время от времени ускоряясь, чтобы убедиться, что находится на связи. Мимо с ревом проехал тяжелый грузовик с продуктами, и он позволил ему тащить себя за собой. Через некоторое время он свернул влево, чтобы видеть впереди. "Кадиллак" исчез.
Он ехал по узкой дороге U. Узкая грунтовая дорога, ведущая в парк с юга, была единственной, по которой "Кадиллак" мог проехать. Питер остановился перед ветхим зданием, рекламирующим холодные напитки и артефакты семинолов, и сверился с дорожной картой. Грунтовая дорога, недостаточно важная, чтобы заслуживать собственного номера, резко обрывалась у места, где, должно быть, спуск на воду лодок, в четверти мили отсюда.
Более храбрый или безрассудный человек мог бы убрать свою машину с глаз долой и спуститься пешком, чтобы точно определить место, где Кэпп бросил свою жертву, но для Питера это было достаточно близко.
Он направился обратно в Майами, остановившись у первой придорожной таверны с табличкой "телефон".
ГЛАВА 2
Майкл Шейн, частный детектив, немного подождал, прежде чем выйти из своего "бьюика". Он находился на парковке нового кондоминиума с высоким доходом в Бал-Харборе, на самом северном конце полосы Майами-Бич. Он был здесь, чтобы повидаться с достопочтенным Ником Такером, который последние четыре года представлял округ Майами в Конгрессе.
У Шейна было мало друзей среди политиков, работающих полный рабочий день, а Такер обладал всеми качествами, которые ему не нравились в этой профессии. Он был великим специалистом по обману, смотрел в одну сторону, а шел в другую. Он научился своей искренности, будучи телевизионным актером. Его политический старт был результатом серии рекламных роликов для крупной автомобильной компании, чей отдел по связям с общественностью был настолько впечатлен, что они наняли его за большой годовой гонорар для поездки по стране с выступлениями на деловых конференциях и встречах по продажам.
Его основная речь была разработана экспертами и отточена до совершенства в сотнях выступлений перед группами сочувствующих. Другие участники этой сети использовали патриотизм и антикоммунизм или заняли твердую позицию в пользу закона и порядка. Темой Такера была порнография. Он, конечно, был против этого. У него были видеозаписи того, на что он нападал, образцы журналов и книг, которые продавались в книжных магазинах больших городов под защитой постановлений Верховного суда. Это был пьянящий материал. Он стал известным, провел кампанию в Конгресс, используя свою основную речь, и победил. Каким-то образом, во время своего первого семестра, он добился принятия резолюции о создании Специального комитета Палаты представителей по борьбе с порнографией и стал его председателем. В ту первую зиму его дважды показывали в вечерних новостях CBS.
Важные люди в его партии позволили ему поставить свое имя на нескольких купюрах и позаботились о том, чтобы у него не возникло проблем с привлечением средств для своей кампании по переизбранию. Теперь он положил глаз на следующую ступеньку, и он собирался стать губернатором. Общее мнение среди политических экспертов было таково, что он, скорее всего, добьется этого. Его главным оппонентом был бывший прокурор штата, компетентный человек с хорошим послужным списком, и перспектива успеха Такера Шейна не прельщала. Но, несомненно, государство выживет, как оно пережило наводнения, засухи и другие стихийные бедствия.
Итак, это был Ник Такер, и обычно Шейн не взял бы его в качестве клиента. Его друг Тим Рурк, давний репортер из Miami News, хотел, чтобы он пошел сегодня вечером в trotters, а затем на вечеринку в Форт-Лодердейл. Но в этом были свои нюансы, и Шейн решил вместо этого прийти сюда, чтобы позволить Такеру рассказать ему о своей проблеме.
Такер жил среди богатых соседей, под окнами его дома был океан. Он встретил Шейна у двери и серьезно поблагодарил его за приезд. Если он и был чем-то расстроен, то был достаточно актером, чтобы не показывать этого. На одной скуле у него был короткий шрам от давнего несчастного случая, в уголках рта пролегли резкие морщинки. Его волосы все еще были густыми, но начинали седеть. Естественно, у него были очень хорошие зубы. Белый костюм был одним из его фирменных знаков, и это было то, что он носил сейчас, с белыми туфлями и галстуком. Шейн, напротив, выпивал в баре Opa-locka после партии в гольф, и на нем все еще была одежда для гольфа.
После рукопожатия с рукопожатием политика Такер отвел Шейна в комнату, заставленную растениями, со стеклом с двух сторон. Пока он готовил своему гостю напиток, он наполнил свой.
“Я не знаю, много ли вам рассказал судья Никерсон”, - сказал он, поворачиваясь. “От меня ушла жена”.
Шейн принял напиток. До съезда номинантов оставалось меньше недели, и если у Такера были проблемы в семье, это могло стоить ему некоторой поддержки. Жена, которая хорошо фотографировала и делала то, что ей говорили, оказала большую помощь в политике на этом уровне. Но, конечно, Шейн был здесь не из-за интереса к карьере Такера.
“Никерсон кое-что сказал мне о Фрэнки Кэппе”.
Губы Такера скривились в быстрой гримасе, не совсем похожей на улыбку. “Это было сделано, чтобы привлечь ваше внимание. У нас было предчувствие, что вы, возможно, не считаете отъезд моей жены главным несчастьем недели. Никерсон сказал мне, что вы обычно не беретесь за дела мужа и жены. Кэпп, да. Ее видели с ним. Я понимаю, вы думали, что поймали его на чем-то в прошлом году, и он был слишком быстр для вас. ”
Шейн покрутил коньяк в маленьком бокале для букета. “Он подкупил двух присяжных. Он одно из имен в моем списке. Как долго она отсутствовала?”
Такер глубоко вздохнул и внезапно стал выглядеть старше. “Я не уверен. Потерпи меня минутку. Люди в общественной жизни - честная добыча для сплетен и слухов. Я не знаю, что вы слышали о Гретхен.”
Его пальцы, сжимавшие стакан, побелели. Шейн подождал мгновение.
“Я даже не знал, что ее зовут Гретхен. Политика - не мой предмет, и меня не было в городе во время выборов. Если я и видел ее по телевизору, это не запомнилось мне ”.
“Я только хотел бы, чтобы вы видели ее по телевизору”, - сухо сказал Такер. “Боюсь, это было бы крайне маловероятно. Возможно, мне есть что сказать об этой женщине, и она была абсолютно невыносимой, но, черт возьми, я все еще надеюсь, что мы сможем снова быть вместе ... ”
Он замолчал и начал снова после глотка скотча. “Одна из вещей, которую она отказывается делать, одна из многих вещей, - это появляться со мной. Неженатых конгрессменов не так уж много. Бывают случаи, когда считается странным не появляться на публике со своей женой. Но однажды утром, два года назад, за завтраком, Гретхен объявила, что со всем этим покончено. Если бы здесь была какая—то политическая подоплека - а политическая подоплека есть во всем, если присмотреться повнимательнее, — это было бы моим делом, а не ее. Она не собиралась провести остаток своей жизни, смиренно помогая мне переизбираться снова и снова. Ну и ладно. У нас не было детей. Я хочу, чтобы она была независимой. Жена политика старого образца больше не является таким уж ценным приобретением. Но просто слоняться по дому, смотря мыльные оперы —”
Он проглотил остаток фразы вместе с еще одной порцией скотча. “Черт возьми, Шейн, она бы не стала приглашать людей выпить. Это было бы игрой в политику. Она не только отказалась пойти куда-нибудь поужинать, но и потеряла приглашения. В таком виде в этом бизнесе долго не продержишься.”
“Почему ты с ней не развелся?”
“Эта тема всплыла. Очевидно. Раньше развод был грязным словом в политике, но сейчас это не так ”. Он бросил на Шейна острый взгляд. “Это заставляет меня выглядеть оппортунистичным ублюдком? Политика - это то, чем я зарабатываю себе на жизнь ”.
Шейн начал задавать вопрос, но Такер перебил его. “Я также забочусь о здоровье и самочувствии Гретхен, хотите верьте, хотите нет. У нее какие-то проблемы. Возможно, я имел к этому какое-то отношение, я не знаю. Я не думаю, что люблю ее больше, если вообще когда-либо любил. Но я не могу стоять в стороне, пока она разбивается вдребезги, и есть большая вероятность, что это происходит сейчас. Когда мы поженились, ей было двадцать пять, я был на десять лет старше. Шейн, начнем с того, ” сказал он с болью, “ что она была — абсолютно — изумительной. Изумительной! Казалось, она понимала, что я пытаюсь сделать. Ей нравилось крутить и сдавать. Это продолжалось около года. Бог знает, что случилось потом. Она начала отказывать мне в постели. Естественно, нелегко говорить об этом, но это может иметь значение. Я потратил много времени. В первый раз я едва справился с заданием, набрав сто пятьдесят очков, которое при пересчете сократилось до ста пятнадцати. Я думаю, что я сделал больше работы для своих избирателей, чем любой другой первокурсник на Холме, и в следующий раз у меня не было проблем. Тем временем Гретхен слишком много пила, в ее жизни появились новые люди, была пара эпизодов употребления наркотиков, которые напугали меня. Я отвел ее к психиатру, и с тех пор она регулярно посещает его. ”
“Что за наркотики?”
“Галлюциногены, барбитураты. Когда я говорю, что мне было страшно, я также имею в виду отвращение. Я просто не понимаю людей, которые готовы рисковать такой деликатной вещью, как мозг. Но доктор попросил меня держаться, а не тянуть время. Она получала новые озарения, больше понимала себя, вы знаете, как они говорят ”.
“Когда это было?”
“Шесть месяцев назад. С тех пор мы плывем по течению. Так получилось, что для меня это довольно щекотливый момент. Люди говорят, что я подстроил выдвижение. Но это будет близко. Неправильная история убьет меня. Я пытался заставить ее понять это, согласиться не позорить меня публично, и после выборов она могла бы получить все, что захочет, в виде имущественного урегулирования, алиментов. Забавно то, что я не думаю, что она на самом деле так уж отчаянно хочет развестись. Было слишком весело доставать меня. С ней не самый легкий человек в мире для разговора. После примерно полутора рациональных заявлений она начинает грязную борьбу. В конце концов, мне, возможно, придется пойти трудным путем и привлечь к делу наркотики, исчезновения и все остальное. Но в дополнение к другим ее качествам, она чрезвычайно умна. Если она решит, что разумнее всего было бы причинить мне боль, боюсь, она сможет придумать, как это сделать ”.
“Разве она не подождала бы, пока ты не получишь номинацию?”
“Мне было интересно”, - сказал Такер. “Вы спросили меня, как долго ее не было. Я стараюсь уезжать из Вашингтона каждые выходные, обычно с четверга по понедельник, и Гретхен решила — в одностороннем порядке, как обычно, — вообще не возвращаться, а остаться здесь на неделю. Меня это устраивало. Мне не нравятся эта напряженность и пререкания. Я не давил на нее, чтобы узнать, как она проводит свое время или с кем. Однако она добровольно призналась, что записывает по три-четыре часа в день на чтение для слепых. Анна Каренина, по три главы в день. Излишне говорить, что я был рад это слышать. Ну, мы готовили материал для предвыборной кампании, и мои люди хотели вставить что-нибудь о Гретхен, более или менее для доказательства того, что я женат. Я рассказала им об этой программе чтения, и они воспользовались ею. Пару дней назад у нас был телефонный звонок. Очевидно, она никогда и близко не подходила к программе для слепых. Зачем ей понадобилось выдумывать такую историю? Кто, черт возьми, знает? Полагаю, она думала, что я расслаблюсь и не стану проверять, как она. Когда я спустился в прошлый четверг, ее здесь не было. Ни записки, ничего. Я не знаю , сколько она взяла с собой. Наши вещи перепутались между Вашингтоном и этим местом. Думаю, чемодан, но я не уверен. Ее противозачаточные средства, пишущая машинка, кое-какие украшения. Она обналичила чек на пятьсот долларов, что обнулило ее счет.”