Холлидей Бретт : другие произведения.

Умри как собака

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  Бретт Холлидей
  
  
  Умри Как собака
  
  
  1
  
  
  На губах Люси Гамильтон играла насмешливая улыбка, а в ее карих глазах плясали огоньки, когда она открыла дверь в личный кабинет своего работодателя и скромно объявила: “Вас хочет видеть дама, мистер Шейн”.
  
  Было теплое утро в Майами, и Майкл Шейн развалился во вращающемся кресле за своим широким письменным столом в рубашке с короткими рукавами, расстегнутым воротничком и съехавшим набок галстуком. Перед ним лежала открытая чековая книжка, стопка аннулированных чеков и ежемесячная выписка из банка. Его левая рука вцепилась в непослушные рыжие волосы, а правая автоматически потянулась за парой вложенных бумажных стаканчиков рядом с банковской выпиской, когда он выгнул неровные брови, глядя на свою секретаршу, и прорычал: “Леди?” тоном недоверия.
  
  Люси твердо кивнула и закрыла за собой дверь. Она приблизилась к нему, сказав изменившимся тоном: “Выпей бренди, Майкл, пока я не привела ее сюда, и, ради всего святого, поправь галстук. Ты мог бы хоть раз надеть пиджак ”.
  
  “Почему я должен отказываться от выпивки?” Шейн поднял две чашки и отхлебнул из них.
  
  “Хорошо”, - сказала Люси терпеливым тоном. “Спустись с этим в люк и избавься от улик. Я совершенно уверена, что мисс Генриетта Роджелл не из тех, кто одобряет выпивку в одиннадцать часов утра ”. Она подошла к нему и наклонилась, чтобы откинуть прядь жестких рыжих волос с его лба.
  
  Шейн ухмыльнулся ей и запротестовал: “Я не знал, что нас интересует одобрение или неодобрение мисс Генриетты Роджелл”.
  
  “Но это так, Майкл. Она первый клиент за две недели ”. Она обошла его стул и обхватила руками за шею, чтобы застегнуть воротничок и поправить галстук.
  
  “У нас все в порядке и без клиентов. Я просматривал банковскую выписку за прошлый месяц ...”
  
  “ И на нашем текущем счете меньше двух тысяч долларов, ” перебила его Люси. Она отступила назад, чтобы оценить его внешний вид и одобрительно кивнуть. “Мисс Генриетта - сестра Джона Роджелла ... и единственная оставшаяся в живых родственница”.
  
  “Миллионер, который умер пару дней назад”. Шейн пожал плечами и допил остатки коньяка. Он смял чашки в большом кулаке и бросил их в корзину для мусора, затем закрыл чековую книжку и отодвинул ее в сторону. “Хорошо, мисс Гамильтон. Проводите ее”.
  
  Шейн поднялся на ноги из-за стола, когда Люси через несколько минут ввела потенциальную клиентку в его кабинет. Мисс Роджелл выглядела на крепкие семьдесят. Она была высокой и угловатой, с морщинистым лицом цвета старой кожи. Каштановые волосы, в которых были заметны седые пряди, были туго зачесаны назад и собраны в неопрятный пучок. На ней был серый шелковый костюм с плиссированной юбкой и свободный жакет, неуклюже свисавший с костлявых плеч. Дорогие белые шелковые перчатки неуместно смотрелись на загорелых и жилистых обнаженных предплечьях. Утяжеленные колготки подчеркивали толстые икры, а ее туфлями были прочные коричневые оксфорды, которые, вероятно, были сделаны вручную.
  
  Люси сказала: “Это мисс Генриетта Роджелл, мистер Шейн”, - и вышла, закрыв за собой дверь в личный кабинет.
  
  Шейн вежливо склонил голову и указал на мягкое кресло рядом со своим столом. “Не присядете ли вы, мисс Роджелл?”
  
  Она решительно шагнула вперед и сказала: “Конечно, я присяду, молодой человек. Ты же не ожидаешь, что я останусь стоять, не так ли? Я ожидаю, что это будет довольно длинное интервью ”. Ее голос соответствовал ее внешности. Он был сильным и глубоким, но без грубости или мужественности. Она решительно опустилась в кресло и вытянула обе ноги перед собой, сведя колени вместе.
  
  “А теперь, прежде чем я еще раз потрачу впустую свое время, я хочу точно знать, в чем заключаются твои обвинения”.
  
  Шейн сел в свое вращающееся кресло и удобно откинулся на спинку. “Мои обвинения в чем?”
  
  “За все, что ты делаешь. Конечно, за расследование. Я полагаю, ты называешь себя детективом”.
  
  Шейн серьезно сказал: “Я детектив, мисс Роджелл. Штат Флорида имеет лицензию на занятие этой профессией. Расскажите мне о вашей проблеме, и мы сможем обсудить гонорар позже”.
  
  Она сказала: “Ерунда. Я слишком стара, чтобы покупать кота в мешке. Давай разберемся с самого начала, чтобы в конце мне не пришлось оплачивать возмутительный счет. Сколько именно, по твоему мнению, стоит твое время?”
  
  Шейн достал пачку сигарет из кармана рубашки и закурил. Он задул спичку, выпустив струйку дыма, и сказал: “Это полностью зависит от того, что я могу для тебя сделать. Я думаю, вы обратились не в тот офис, мисс Роджелл, - быстро продолжил он, прежде чем она успела заговорить. “Мой секретарь может предоставить тебе список из полудюжины компетентных детективов, которые предложат тебе фиксированную дневную ставку за свои услуги… плюс расходы… и они не будут слишком сильно пополнять счет расходов. Я думаю, ты был бы счастливее с одним из них ”.
  
  Ее глаза были очень ясными и очень голубыми. Они не мигая смотрели ему в лицо, пока он говорил, и на ее обветренном лице не было и следа выражения.
  
  “У вас нет постоянной нормы сборов?”
  
  Шейн вежливо выпустил дым из обеих ноздрей и покачал головой. “Не больше, чем уважающий себя адвокат”.
  
  “Какие у меня есть гарантии, что ты не возьмешься за мое дело, а затем не выудишь из меня какую-нибудь фантастическую сумму, ничего не сделав, чтобы ее заработать?”
  
  Шейн сказал: “У вас нет никаких гарантий, мисс Роджелл, что я не сделаю именно этого”. Он положил руки на стол перед собой и привстал со стула. “Мой секретарь передаст тебе этот список имен, когда ты будешь уходить”.
  
  Она осталась сидеть твердо и сказала: “Хм. Мне нравится говорить прямо, молодой человек. Я сама человек прямолинейный. Я хочу, чтобы ты доказал, что мой брат был убит, и проследил, чтобы ответственный за это человек или лиц заставили заплатить за преступление ”.
  
  Шейн поколебался, задумчиво прищурив глаза, а затем откинулся на спинку стула. “Я понял из газет, что твой брат умер от сердечного приступа”.
  
  “Конечно. Они так это называли. Но я знаю, что Джона отравили ”.
  
  “Откуда ты знаешь?”
  
  “Потому что у меня есть глаза, чтобы видеть, что происходит, и мозги, чтобы сложить два и два вместе. Очевидно, что если бы у меня были доказательства, я бы не был здесь, в твоем офисе. Именно для этого я тебя и нанимаю ”.
  
  Шейн сказал: “Убийством занимается полиция, мисс Роджелл. Вы обсуждали с ними свои подозрения?”
  
  “Неужели я похож на полного придурка? Конечно, да. Я позвонил в полицию сразу после смерти Джона, и два детектива, которые приехали, просто вежливо выслушали меня и пообещали, что проведут расследование. Расследовать? Ее верхняя губа горько скривилась при этом слове. “Они задали несколько вопросов тем самым людям, которые накормили Джона ядом, а затем ушли, сказав, что подадут рапорт”.
  
  “Неужели они?”
  
  “Я полагаю, что так оно и было, и я бы многое отдал, чтобы посмотреть, какой именно отчет они подали. Я думаю, что имею право увидеть это, и всего час назад я потребовал, чтобы шеф Джентри взглянул на это. Я налогоплательщик, сказал я ему, и мои налоги помогают выплачивать тебе зарплату и всему твоему персоналу. Но он ходил вокруг да около и сказал, что дело закрыто. Он отказывается назначить вскрытие даже после того, как я рассказала ему о покушении на мою собственную жизнь прошлой ночью. Он думает, что, должно быть, произошла какая-то ошибка… это я, должно быть, преувеличиваю. О, я мог бы сказать, о чем он думал, пока сидел там на своем толстом заду в этом шикарном офисе, который мы, налогоплательщики, поддерживаем. Он думает, что я истеричная старуха с комплексом преследования. Но как он объяснит тот факт, что собака умерла в конвульсиях после того, как съела пищу, которая была отравлена специально для меня? Как ты думаешь, как он это объяснит?”
  
  Шейн вежливо сказал: “Понятия не имею. Я действительно довольно хорошо знаю Уилла Джентри, и он эффективный и честный офицер полиции ”.
  
  “Но никто из них меня не послушает”, - мрачно сказала она. “Они все слушают эту жеманную потаскушку, которая вышла замуж за Джона из-за его денег, и ее любовника, который подписал свидетельство о смерти”.
  
  “Ради собаки?” - с интересом спросил Шейн.
  
  “Конечно, не ради собаки. Ради Джона. Этот молодой выскочка, которого она привела и навязала моему брату после смерти старого доктора Дженсона два месяца назад. Я предупреждала Джона насчет него, но он меня не послушал. О нет! Единственным человеком, к которому он прислушался, была Анита ”.
  
  “Свидетельство о смерти?” - терпеливо переспросил Шейн. “Там конкретно указано, что это был сердечный приступ?”
  
  “Естественно. Что еще ты ожидал услышать от любовника вдовы о смерти ее мужа? Ты ожидал, что он предложит провести вскрытие ... прекрасно зная, что это, должно быть, яд?”
  
  “Давайте вернемся к собаке”, - терпеливо сказал Шейн. “Когда она умерла ... и как она стала есть вашу еду?”
  
  “Потому что я скормила ему это из своей тарелки, вот почему”. Голос Генриетты Роджелл был мрачно-торжествующим. “Вчера вечером за ужином. После того, как я открыто высказал им свое мнение и увидел, что они напуганы. Я прямо сказал им, что знаю, что Джона отравил кто-то из них или все вместе, и я намеревался это доказать. Я предупредил их, что собираюсь провести вскрытие Джона до того, как его завтра кремируют, и я видел, что они были напуганы. Итак, у меня было это предчувствие, когда подали ужин "шведский стол". Это была такая прекрасная возможность избавиться от меня, что я заподозрил неладное. И когда я попробовала курицу в сливках, я поняла. И я положила немного на блюдце ее мерзкой маленькой собачке, и она слопала это. И через десять минут он был мертв. А ваш эффективный и честный шеф полиции говорит, что это не доказательство, ” с горечью продолжила она. “Он говорит, что это просто совпадение ... или несчастный случай. И он говорит, что у него связаны руки, потому что курицу всю выбросили в мусоропровод и анализировать больше нечего. Почему не собаку? Я спросил его. И я спрашиваю тебя. Разве это не было бы доказательством того, что они пытались убить меня? Но милая маленькая Даффи уже похоронена, и ее нельзя беспокоить. Почему бы и нет? Потому что он был любимцем сердца Аниты, и ей просто невыносима мысль о том, что его священные останки будут осквернены каким-то плохим старым доктором, делающим анализ желудка. И твой Уилл Джентри говорит, что по закону он ничего не сможет сделать, если она откажет в разрешении выкопать его. ”
  
  Когда она остановилась достаточно надолго, чтобы перевести дыхание, Шейн мягко сказал: “Давай вернемся к вчерашнему ужину и к тому, что именно произошло. Ты говорила о них несколько раз… говорят, ты предупредил их, что планируешь провести вскрытие своего брата перед кремацией его тела. кто именно такие ‘они’?”
  
  “Анита и этот ее никчемный брат, и Гарольд Пибоди, и доктор Эванс”, - быстро ответила она. “Я уверена, что они все замешаны в этом вместе. То есть, я думаю, Гарольд все это спланировал и подговорил ее ... А потом, когда доктора Эванса обвели вокруг ее мизинца таким образом, каков он есть, у него была возможность прикрыть ее. И я не удивлюсь, если тот шофер и миссис Блэр тоже были замешаны в этом, ” мрачно добавила она. “Я видел, как Анита смотрела на шофера и терлась о него, когда думала, что никто не видит. И даже миссис Блэр изменилась с тех пор, как Джон женился на ней. Я всегда думала, что она и Джон ... ну. Она покачала головой, пожала плечами и оживленно продолжила:
  
  “Поэтому я убедился, что все они были там, когда прямо сказал им, что шерсть мне на глаза не натягивалась. Эти четверо сидят там, потягивая ликер Джона в честь его завтрашних похорон, и миссис Блэр входит и выходит из кухни, накрывая на стол, и Чарльз, развалившись на кухне, слушает каждое сказанное слово. Любой из этих шестерых мог подсыпать яд в мое маленькое блюдо с куриным пюре, потому что все они ели запеканку из креветок с карри, а у меня аллергия на морепродукты, и каждый из них знал, что куриное пюре только для меня и никто другой к нему не притронется. Так что это было достаточно безопасно, и меня бы здесь не было, чтобы рассказать тебе об этом, если бы я не подумал сначала опробовать это на ее собаке. ”
  
  “И ты говоришь, что все остатки фирменного блюда, приготовленного для тебя, были выброшены после смерти собаки?” С интересом спросил Шейн.
  
  “Ты можешь быть уверен в этом. К тому времени, как я вызвал полицию и детективы прибыли туда… от курицы не осталось ни кусочка. Даже от кастрюли, в которой она готовилась. Все отмыто дочиста. И собаку Чарльз уже вынес, чтобы похоронить, так что детективы даже не смогли на нее взглянуть. И все же ваш шеф полиции не видит во всем этом ничего подозрительного. И если завтра к этому времени, к похоронам, что-нибудь не будет сделано, будет просто слишком поздно. Потому что Джона сожгут, и никогда не будет никаких доказательств, что его отравила женщина, на которой он женился, и мужчины, с которыми она встречалась, прямо у него под носом в его собственном доме ”.
  
  “Уилл Джентри, ” задумчиво сказал Шейн, “ ограничен множеством официальных правил и предписаний. Даже если у него лично были подозрения, вряд ли он мог предпринять какие-либо официальные действия ”.
  
  “Но это не так”, - напряженно сказала она.
  
  “Меня не сдерживает ничто, кроме моей собственной совести”, - признал он с кривой усмешкой.
  
  “Шеф полиции Джентри намекал на это… когда посоветовал мне обратиться к частному детективу, если я не буду удовлетворен официальным расследованием, проведенным его людьми ”.
  
  “Джентри послал тебя ко мне?” Удивленно спросил Шейн.
  
  “Не так многословно. Я действительно попросил его порекомендовать частного детектива, и он отказался. Но я, конечно, читал о некоторых твоих делах в газетах, и когда я прямо спросил его, правда ли хотя бы половина того, что о тебе говорят, он рассмеялся и сказал только половину. Но у меня сложилось впечатление, что лично ему было бы приятно, если бы я действительно приехал сюда ”.
  
  “В прошлом мы работали вместе”, - согласился Шейн. Он наклонился вперед, чтобы раздавить в подносе очень короткий окурок своей сигареты, и резко спросил: “Что именно вы хотите, чтобы я сделал, мисс Роджелл?”
  
  “Почему… мне это кажется очевидным. Немедленно препарируй и проанализируй тело собаки. Даже шеф полиции Джентри согласился со мной, что, если будет доказано, что мой цыпленок в сливках был отравлен, он сочтет это достаточным доказательством для того, чтобы назначить вскрытие Джона ”.
  
  “Ты говоришь, собака уже похоронена?”
  
  “О, да. Анита позаботилась об этом. Она велела Чарльзу немедленно убрать его и вынести, чтобы похоронить на территории. Прошлой ночью, когда детективы были там, они спросили Чарльза, где находится могила, и он отказался сказать им, после того как Анита приказала ему не делать этого. Я действительно думаю, что детективы откопали бы это для экспертизы, если бы знали, где это найти, но, думаю, они чувствовали, что у них нет полномочий заставлять его рассказать им.”
  
  “Я тоже”, - прямо сказал Шейн. “Без тела собаки я не вижу, что я могу сделать”.
  
  “Найди это”, - мрачно бросила она ему.
  
  Шейн пожал плечами. “Это может быть трудно… особенно если шофер настолько близок с миссис Роджелл, как ты предполагаешь”.
  
  “Поверь мне на слово, так оно и есть”, - резко ответила она ему. “Но ты называешь себя детективом, и я предполагаю, что ты планируешь потребовать с меня баснословную цену за свои услуги… поэтому я предлагаю тебе начать расследование. Найти дневную могилу маленькой собачки на территории нашего поместья не должно быть сверхчеловеческой задачей. ”
  
  Шейн внезапно ухмыльнулся ей и взъерошил свои рыжие волосы. Было что-то чертовски привлекательное в этой старушке и ее непоколебимых убеждениях. Он весело сказал: “Хорошо. Я начну расследование. Но сначала есть небольшой вопрос о гонораре. ”
  
  “Насколько это мелочь?” спросила она, сверля его глазами.
  
  “Скажи пятьсот. Можешь оставить чек у моей секретарши, когда будешь уходить”.
  
  “Не слишком ли это ...?”
  
  Он холодно встретил ее взгляд. “Все зависит от вашей точки зрения, мисс Роджелл. Как я уже объяснял ранее, мой секретарь будет счастлив предоставить тебе список следователей, которые будут брать от тридцати до пятидесяти долларов в день.”
  
  Ее ясный, голубой взгляд встретился с его взглядом на несколько секунд. Затем она спокойно встала и сказала: “Я буду счастлива оставить чек у вашей секретарши”.
  
  Шейн поднялся вместе с ней. “И последнее”, - сказал он, когда она приблизилась к двери. “Если ты серьезно веришь, что кто-то в доме Роджеллов пытался отравить тебя вчера, я бы быстро съехал из дома”.
  
  Она повернулась, взявшись за ручку двери, и улыбнулась впервые с тех пор, как вошла в его кабинет. Это была холодная улыбка, но, тем не менее, улыбка. “Я не полный дурак, мистер Шейн. Прошлой ночью я предпринял эту элементарную предосторожность. В настоящее время я занимаю номер люкс в отеле Waldorf Towers. Где я останусь, пока не смогу вернуться в дом, в котором прожила тридцать лет, не опасаясь за свою жизнь ”. Она открыла дверь и вышла со странным достоинством в своей мужественной походке.
  
  Шейн нахмурился и задумчиво подошел к кулеру с водой, откуда достал два бумажных стаканчика и вложил их друг в друга. Затем он открыл второй ящик стального картотечного шкафа, достал бутылку коньяка, зубами вытащил пробку и налил умеренную порцию янтарной жидкости во внутренний стаканчик.
  
  Люси Гамильтон вошла в дверь с раскрасневшимися щеками, когда он вернулся к своему столу и с удовольствием сделал робкий глоток коньяка.
  
  “Я делал заметки по интеркому, Майкл. Почему ты настоял, чтобы она выплатила тебе такой большой аванс? Ты понимаешь, что выписывание этого чека практически разбило ей сердце? Я не понимаю, как ты думаешь найти собачью могилу в поместье Роджелл. Ты понимаешь, что это огромное место? Десять или пятнадцать акров вдоль бульвара Брикель? ”
  
  Шейн спокойно сказал: “Пятьсот баксов были одним из способов выяснить, действительно ли она верит во все то, что рассказала мне. Позвони Уиллу Джентри, ангел, и у меня появилось странное предчувствие, что именно ты найдешь собаку.”
  
  “Я? Майкл Шейн! Если ты думаешь, что я собираюсь выходить ...”
  
  Он прервал ее возмущенный ответ небрежным взмахом руки. “Позволь мне сначала поговорить с Уиллом”.
  
  
  2
  
  
  Когда в трубке раздался хриплый голос шефа полиции, Шейн вежливо сказал: “Привет, Уилл. Какую долю моего гонорара ты ожидаешь от мисс Роджелл?”
  
  Уилл Джентри усмехнулся: “Значит, старушка пришла к тебе, не так ли?”
  
  “После того, как наша полиция, платящая налоги, отказала ей. Что это за наркотик… конфиденциально?”
  
  “Ты действительно берешься за ее дело?”
  
  “У меня есть ее чек на пять центов в качестве аванса”, - спокойно сказал ему Шейн.
  
  “У нее шла кровь, когда она это писала?”
  
  “Я так понимаю, она не любит расставаться с деньгами”, - осторожно сказал Шейн. “Но, черт возьми, Уилл, мне вроде как нравится эта старая бидди. Дай мне информацию о смерти ее брата ”.
  
  “Тут просто не на что опереться, Майк. Мы проверили это от А до Я. Джону Роджеллу было шестьдесят восемь лет, и у него уже много лет было серьезное заболевание сердца. Много лет находился под присмотром доктора Калеба Дженсона, пока док не покончил с собой пару месяцев назад. С тех пор старика осматривает доктор Альберт Эванс дважды в неделю. У Эванса хорошая репутация, и он подписал свидетельство о смерти без малейших колебаний”.
  
  “Генриетта говорит, что влюблена в него”.
  
  “Плюс все остальные, кто носит брюки, которые когда-либо появлялись в этом доме”, - фыркнул Джентри. “Черт возьми, Майк! Если бы Анита Роджелл обслуживала каждого мужчину, в котором ее обвиняет Генриетта, этой женщине пришлось бы быть нимфоманкой, чтобы покончить со всеми нимфоманками ”.
  
  “Правда?” - спокойно спросил Шейн.
  
  “Я не встречался с этой девушкой”. Джентри сделал паузу и продолжил более серьезно: “Донован и Петри все обсудили. Они говорят, что девушка правильно сложена и у нее что-то вроде горячих губ и блуждающей улыбки. Но, черт возьми! Ей чуть за двадцать, а Роджеллу было шестьдесят восемь, так чего же ты можешь ожидать?”
  
  “Возможно, ей не терпится избавиться от него, чтобы взять на работу человека помоложе, такого как доктор Эванс”, - быстро ответил Шейн.
  
  “Конечно, это есть. Или шофер, или даже Гарольд Пибоди, которые оба в списке Генриетты. Но я говорю тебе, Майк, мы проверили все. Я попросил дока Хиггинса просмотреть полную версию дела Роджелла в файлах Дженсона. И секретарша Дженсона сказала ему по секрету, что Дженсон убеждал Роджелла не жениться… предсказал, что именно это произойдет, если он возьмет в руки двадцатитрехлетнюю проститутку вроде Аниты.”
  
  “Ты хочешь сказать, Дженсон предупреждал его, что его сердце этого не выдержит”.
  
  “Вот именно”.
  
  “Тогда, возможно, Анита действительно убила его”, - задумчиво сказал Шейн. “Если бы она знала, насколько серьезным было его состояние, и продолжала подстрекать его к тому, что выходило за рамки его физических возможностей”.
  
  “Может, и так”, - согласился Джентри. “Меня бы это ни капельки не удивило. Но это не преступление, Майк. По закону это не так”.
  
  “Хорошо, я понимаю, почему ты пропустил мимо ушей обвинения Генриетты после смерти Джона. Но как насчет прошлой ночи? Маленькая собачка, которая умерла после того, как он съел ее цыпленка в сливках. По-моему, это выглядит довольно ясно ”.
  
  “Конечно, это так, послушать Генриетту. Но собака была очень больна пару дней назад. Она тебе это сказала? На самом деле, это была одна из тех врожденных, избалованных маленьких сучек, у которых вечно были расстройства желудка ”.
  
  “Но раньше он никогда не умирал от конвульсий через десять минут после того, как съел тарелку курицы в сливках”.
  
  “Нет, этого никогда не было”, - быстро согласился Джентри. “И я бы провел тест достаточно быстро, если бы у меня было тело. Но у меня его нет. К тому времени, как Донован и Петри добрались до дома, оно уже было зарыто.”
  
  “Подозрительное обстоятельство само по себе”, - заметил Шейн. “К чему такая неподобающая спешка?”
  
  “Конечно, это подозрительно. С другой стороны, у Аниты была повсюду истерика из-за смерти ее маленького питомца и ее почти патологического ужаса перед любым видом трупов. Вот почему она убедила своего мужа включить в завещание пункт о том, что он должен быть кремирован, и вот почему она в истерике приказала шоферу похоронить Даффи через несколько минут после ее смерти.”
  
  “Значит, это Анита убедила Роджелла включить в завещание пункт о кремации?”
  
  “Она этого не отрицает. У нее есть аналогичный пункт в ее собственном завещании ”.
  
  “Я все еще думаю, что собаку следует выкопать и проанализировать”.
  
  “Я тоже”, - быстро согласился Джентри. “Предоставь мне доказательства того, что ее убил цыпленок в сливках, и я проведу вскрытие Роджелл”.
  
  “Мне все еще кажется, что это работа полиции, Уилл. У тебя есть полномочия требовать, чтобы собаку привели”.
  
  Шеф полиции Джентри тяжело вздохнул и сказал: “Послушай, Майк. Джон Роджелл был мультимиллионером и очень важным гражданином Майами. Его вдова сейчас мультимиллионер и очень важный гражданин. Проще говоря, они платят гораздо больше налогов, чем мисс Генриетта Роджелл.”
  
  “Я никогда не знал, что налогоплательщики так важны для тебя?”
  
  “Они платят мне жалованье, каким бы мизерным оно ни было”, - сказал Джентри. “Как язвительно заметила мне Генриетта сегодня утром”. Он помолчал, а затем сердито выпалил: “Какого черта ты не идешь на работу и не отрабатываешь свой гонорар?”
  
  Шейн сказал: “Хорошо. Я так и сделаю”, - и повесил трубку.
  
  Он немного посидел, задумчиво теребя мочку левого уха, а затем выдвинул ящик своего стола, чтобы достать Засекреченный телефонный справочник. Он откинулся на спинку стула и медленно переворачивал страницы, размышляя, под каким алфавитным списком искать. После пары неудачных попыток он нашел нужный список и записал адрес. Затем он быстро встал и вышел в приемную, где снял свою Панаму с вешалки у двери и взглянул на часы.
  
  “Мне нужно отлучиться примерно на час”, - сказал он Люси, сидевшей за ее столом за низким ограждением. “Захвати что-нибудь перекусить, пока меня не будет, и вернись к половине второго или двум. Я ожидаю, что у меня будет для тебя очень важное задание ”.
  
  “А теперь, если ты ожидаешь, что я пойду выкапывать мертвых собак. Майкл Шейн... ” яростно начала она, но он перебил ее резким упреком: “Ты же знаешь, я бы не просила тебя делать ничего подобного, энджел”.
  
  Он направился к двери, остановился и обернулся. “Морнинг Геральд” у тебя есть? "
  
  “Прямо здесь”. Она взяла газету, лежавшую перед ней. “Вчера вечером я читал заметку о странной смерти очень высокопородного и очень дорогого пекинеса миссис Аниты Роджелл. Ее зарегистрированное имя было Сомбре Даффодил 3-я, но хозяйка всегда называла ее Даффи.”
  
  “Значит, об этом действительно написано в газете”, - сказал Шейн с откровенным удовлетворением. “Что-нибудь о подозрении на яд?”
  
  “Ни слова. Я думаю, они бы не посмели… это вдова Джона Роджелла ”.
  
  Шейн кивнул и сказал: “Думаю, что нет”. Он вышел и отсутствовал чуть больше двух часов. Люси печатала письмо, когда он вернулся, и он остановился у перил, чтобы спросить: “Ты пообедала?”
  
  Она кивнула, и он сказал: “Зайди ко мне в кабинет на минутку”.
  
  Когда вошла Люси, он решительно усадил ее в кресло для клиентов рядом со своим столом и достал из кармана красиво напечатанную четырехцветную брошюру на четырех страницах. Он положил его перед Люси и, перегнувшись через ее плечо, с восхищением посмотрел на него сверху вниз.
  
  Обложка была выполнена в мягких пастельных тонах. На одной стороне была изображена красивая голубая персидская кошка, а на другой - гордый черный французский пудель. Между двумя животными была арка из выветренного серого камня, сквозь которую издалека просвечивал оранжевый луч солнца. Аккуратными буквами на арке были выведены слова: "Вечный приют для домашних животных".
  
  Люси с удивлением посмотрела на это, прикусила нижнюю губу зубами и подняла на него глаза. “Что за черт, Майкл?”
  
  “Загляни внутрь”, - радостно сказал он ей. “Просто прочитай, что Haven Eternal предлагает владельцам осиротевших домашних животных. Ты никогда не поверишь, если не прочитаешь. Частные участки для захоронения с индивидуальным ландшафтом. Художественные гроты со скульптурными фризами и переливающимися разноцветными лампочками, которые автоматически горят от заката до рассвета… за небольшую дополнительную плату. Частная часовня с органной музыкой. Крематорий для тех, кто желает избавиться от тела таким способом. Гробы из розового дерева всех размеров, обшитые разноцветным атласом. Прочтите это сами ”, - призвал он, открывая первую страницу. “Каждое слово из этого. Иначе ты никогда в это не поверишь ”.
  
  Он отошел к кулеру с водой и налил себе выпить, пока Люси Гамильтон ошеломленно сидела за столом, читая напечатанные слова, описывающие “Самое красивое и эксклюзивное кладбище домашних животных Майами”.
  
  Перевернув последнюю страницу, она посмотрела на него, энергично тряхнув каштановыми кудрями. “Но это совершенно фантастично, Майкл. Люди действительно идут на это? Это болезненно и нездорово. Это ... это вызывает у меня что-то вроде тошноты в животе ”.
  
  “Но ты не одна из Анит Роджелл этого мира”, - непринужденно сказал ей Шейн. “Тебе не кажется, что она могла бы найти эту брошюру совершенно очаровательной?”
  
  “Ну ... из того, что Генриетта сказала о ней ...” Люси сделала неловкую паузу, изучая спокойное выражение лица Шейн. “Ты хочешь сказать, что, по-твоему, ее можно было бы убедить откопать ее любимую Даффи и перенести в это отвратительное место?”
  
  Шейн пожал плечами и сказал: “Кажется разумным. И я думаю, что ты тот, кто сможет ее убедить ”.
  
  “Я? Теперь послушай, Майкл...”
  
  “Все в интересах правосудия”, - успокаивающе сказал он ей. “Если ее пеке не было отравлено, что в этом плохого? Малышка оказывается в Вечном Приюте в гораздо более приятной обстановке, чем сейчас. Ее даже могут кремировать, если Анита этого захочет ... после анализа содержимого ее желудка. Конечно, ты можешь это сделать, ангел. Ты хорошо выглядишь. Просто запомни несколько важных моментов в этой брошюре и разработай рекламную кампанию. Обратите внимание на место на третьей странице, где говорится, что они настолько сдержанны, что при желании вызовут частную машину, и служащий в строгом деловом костюме позаботится о том, чтобы убрать останки усопшего питомца. Это я”, - объяснил он с ухмылкой. “Я вернусь с лопатой, как только ты позвонишь мне, что все готово. Вот, я приготовил это для тебя, ” убедительно продолжал он, открывая бумажник и извлекая свежеотпечатанную визитную карточку. Крупным готическим шрифтом было написано "Вечный приют домашних животных", а мелким шрифтом в левом нижнем углу - "Мисс Люси Гамильтон".
  
  “Это должно помочь тебе увидеть скорбящую вдову”, - отрывисто сказал он ей. “С этого момента для девушки твоих талантов это должен быть утиный суп. Вы заметите, что в брошюре очень деликатно даже не упоминаются какие-либо цены, так что вы действуете по своему усмотрению, если вопрос стоимости кажется вам важным. Я знаю, что она, вероятно, наследница нескольких миллионов, но иногда эти люди сжимают доллар сильнее, чем вы или я. Так что делайте условия настолько привлекательными, насколько хотите. После того, как все закончится, мы действительно отвезем Даффи в Вечный приют и устроим так, чтобы ее упекли с шиком. Что кому-то терять… кроме отравителя? он мрачно добавил: “если Даффи отравили”.
  
  Люси Гамильтон покачала головой, сердито взъерошив волосы. “Майкл Шейн! Ты самый крутой парень. Почему я продолжаю работать на тебя ...”
  
  “Потому что тебе это нравится”, - рассмеялся он над ней. “Ты же знаешь, что ни за что не упустила бы такую возможность. Потратьте пятнадцать минут на изучение этого предмета”, - великодушно сказал он. “И когда ты выйдешь оттуда, держи ухо востро и соберись с мыслями. Поговори с экономкой, если сможешь, и с братом Аниты, который живет за ее счет. И шофер ... особенно по отношению к Аните. Я полагаюсь на тебя, ангел, ” серьезно продолжил он. “Мы должны заработать те пятьсот баксов, которые вытянули у Генриетты. Не забывай, что это ты настоял на том, что нам нужен клиент, заставил меня допить и привел меня в порядок, чтобы она не возмутилась, когда увидит меня. Это делает это твоей ответственностью. И это должно быть сделано сегодня днем. Джон Роджелл должен быть кремирован завтра, если мы не получим достаточно доказательств, чтобы назначить его вскрытие ”.
  
  “Но как я когда-нибудь объясню, что знаю о Даффи?”
  
  “Эта заметка в газете”, - напомнил ей Шейн. “Это идеальное оправдание. Черт возьми, если бы люди из "Вечного приюта" были настороже, они бы уже связались с ней. Будем надеяться, что они этого не сделали ”.
  
  
  3
  
  
  Длинная извилистая, посыпанная щебнем подъездная дорожка вела от Брикел-авеню через живописную территорию к особняку с башенками, который Джон Роджелл построил на берегу залива более тридцати лет назад. Он был построен из грубых плит местного известняка, состаренных годами и тропическим солнцем. Шикарный двухцветный автомобиль с откидным верхом и элегантный черный "Тандерберд" были припаркованы под длинными воротами, а Люси Гамильтон пристроила свой легкий седан позади них.
  
  Она зашла к себе домой, чтобы надеть белую шляпу с широкими полями, а на руках, нервно сжимавших руль, были безупречно белые нитяные перчатки. В аккуратной белой кожаной сумочке на сиденье рядом с ней лежала брошюра от Haven Eternal, а распечатанная карточка, которую дал ей работодатель, лежала в футляре для карточек рядом с брошюрой.
  
  Она некоторое время неподвижно сидела за рулем после того, как заглушила мотор. Над головой светило яркое солнце, но фасад дома был затенен огромными кипарисами, а легкий ветерок с залива Бискейн дул из-за угла дома позади нее.
  
  Она с ощутимым усилием глубоко вздохнула, медленно выдохнула, затем открыла дверь слева от себя и взяла свою сумку. Она прошла между своей машиной и задней частью "Тандерберда" к широким истертым каменным ступеням, ведущим на веранду с белыми колоннами, тянущуюся по всей длине фасада дома. Она прошла по выветрившимся доскам к двойным дубовым дверям и решительно нажала кончиком указательного пальца на кнопку электропривода.
  
  Долгое время, как ей показалось, ничего не происходило, и пока она ждала, ее мужество медленно покидало ее. За те годы, что она была секретарем и единственным сотрудником Майкла Шейна, она успешно выполнила множество сложных и в некоторых случаях опасных заданий, чтобы помочь ему в его делах, но сегодняшнее, по ее мнению, было самым странным из всех, за которые она когда-либо бралась.
  
  Она была в таком растерянном состоянии, что не смогла подавить прилив нервозности, когда правая дверца бесшумно распахнулась.
  
  На пороге длинного полутемного коридора лицом к лицу с ней стояла горничная с угрюмым лицом. На девушке была аккуратная черная униформа с белыми кружевами на запястьях и шее, у нее были надутые губы и настороженный взгляд.
  
  Она спросила: “В чем дело, мэм?” - певучим голосом, которому удалось создать слабое впечатление дерзости.
  
  - Я бы хотела поговорить с миссис Роджелл, - сказала Люси.
  
  Горничная на мгновение поджала губы и сказала: “Мадам ни для кого нет дома”.
  
  Люси приятно улыбнулась и сказала: “Я думаю, она примет меня”, - с гораздо большей уверенностью, чем она чувствовала. Она расстегнула молнию на своей сумке, достала футляр для карточек, извлекла квадратик белого картона и протянула его горничной. “Пожалуйста, передайте ей мою визитку”.
  
  Девушка уперла руки в бока и чопорно сказала: “Я не могла беспокоить мадам, пока она отдыхает”.
  
  Люси Гамильтон высокомерно вздернула подбородок и сказала: “Я пришла сюда не для того, чтобы спорить со слугами. Немедленно отнеси мою визитку миссис Роджелл”. С этими словами она сделала шаг вперед и ткнула карточкой в лицо девушки, так что ее рука инстинктивно поднялась, чтобы взять ее. Она попятилась, угрюмо сказав: “Подожди здесь, я посмотрю”.
  
  Люси сказала: “Я не намерена ждать на пороге”, - и вышла в холл, закрывая сумку и прижимая ее к боку под правым локтем.
  
  Горничная неохотно уступила, закрыла дверь и отошла к арке с задернутыми портьерами, нелюбезно отодвинув их в сторону и пробормотав: “Тогда можешь подождать здесь, если настаиваешь”.
  
  Люси вошла в большую квадратную, мрачноватую комнату, вдоль стен которой стояли книжные полки из темного орехового дерева, заставленные книгами в темных кожаных переплетах. В комнате стояли массивные кожаные кресла, а в дальнем углу, повернувшись к ней спиной, стоял мужчина. Он склонился над переносным баром, и Люси услышала звяканье палочки для коктейля о стекло. На нем были светло-коричневые брюки и спортивная куртка в красно-желтую клетку, и когда он повернулся к Люси со стаканом хайбола в руке, она увидела, что это светловолосый молодой человек лет тридцати с тонкими усиками и подозрительно ярким румянцем на щеках для мужчины его возраста.
  
  Он быстро улыбнулся, показав слегка выступающие верхние зубы, и воскликнул: “Ей-богу, вот так. Ты появился как раз вовремя, чтобы спасти меня от участи хуже смерти. Пить в одиночку, понимаешь? И задолго до того, как солнце поднимется над двором.” Его голос был тонким и немного высоким, но он излучал дружелюбие, как бездомная дворняжка, которая только что получила первое доброе слово за несколько недель.
  
  Он подошел к Люси, и его улыбка стала лучезарной. “Что бы ты ни продавала, я возьму много. При условии, конечно, что сначала ты выпьешь со мной. Меня зовут Марвин Дейл, ты знаешь. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь говорил тебе, какой ты великолепный? ”
  
  Люси не смогла удержаться от улыбки. “Я Люси Гамильтон, хочу навестить миссис Роджелл. Немного рановато для выпивки, и у меня совсем нет ничего, что вы хотели бы купить”.
  
  “Позволь мне самому судить об этом”. Он встал к ней вплотную, и она увидела, что его глаза зеленовато-голубые, с блеском хорька в них, когда они дерзко скользнули от ее лица к подтянутой груди и аккуратной талии, одобрительно задержались на красиво округлых бедрах, а затем переместились вниз, к мускулистым икрам и стройным лодыжкам.
  
  “Очень мило. Все до мелочей, если ты позволишь мне высказать поспешное суждение, учитывая такое количество одежды ”. Он взял ее за левый локоть и твердо повел к бару. “Конечно, немного рановато для выпивки, но никогда не бывает слишком рано. Разве не Дороти Паркер сказала: ‘Конфеты - это вкусно, но ликер быстрее’?”
  
  “Я думаю, так оно и было”. Люси боролась с желанием захихикать. Должно быть, это тот самый непутевый брат, о котором Генриетта так пренебрежительно упоминала, и Майкл сказал ей держать ухо востро и узнать как можно больше о разных членах семьи. Она поняла, что Марвин уже слегка пьян, а также более чем слегка влюбчив, и она решила побаловать его, ограничившись одним небольшим глотком.
  
  “Будь добр, сделай мне джин с тоником”, - нерешительно согласилась она. “Очень легкий. Мне нужно обсудить с твоей сестрой деловое дело, - добавила она так натянуто, как только могла.
  
  Марвин отпустил ее локоть и, лучезарно улыбаясь, взял бутылку джина с полки под баром и открыл ведерко со льдом, чтобы положить два кубика в высокий стакан. Он откупорил бутылку и начал опрокидывать ее через край стакана, но Люси решительно отобрала ее у него, сказав: “Я упоминала легкое, помнишь? Очень легкое”. Она взяла джиггер и налила в него меньше, чем до краев, в то время как он протестовал:
  
  “Знаешь, так много людей поступают, на самом деле не имея этого в виду. Я имею в виду, что они говорят, что хотят легкого. Я всегда чувствую, что гостеприимство - это ...”
  
  “Потчуй своих женщин спиртным”, - любезно продолжила за него Люси. “Но я не Дороти Паркер. Тоник, пожалуйста”. Она протянула стакан, и он неохотно наполнил его до краев шипучей жидкостью.
  
  “Я вижу, что это не так. Однако, если ты воздерживаешься от приема, потому что надеешься обсудить дела с моей дорогой сестрой сегодня, то можешь расслабиться и выпить приличный глоток ”.
  
  “Я соглашусь и на это”, - сказала ему Люси, отступая в глубину обитого кожей кресла. “Я знаю, что завтра похороны мистера Роджелла, и мне не хотелось бы вторгаться в ее горе, но я надеялся уделить ей немного времени сегодня”.
  
  “О, она горюет не о дорогом Джоне”, - сказал ей Марвин с натянутой, неприятной улыбкой. “Мы все ожидали этого месяцами. Это ее дорогая Даффи”.
  
  “Ее пекинес?” переспросила Люси. “Мрачный нарцисс Третий”.
  
  “Мрачный нарцисс третий”, - согласился он, делая глоток своего напитка и опускаясь в другое кожаное кресло рядом с креслом Люси, перекинув обе длинные ноги через подлокотник. “Почему бы не попробовать эту позу?” внезапно потребовал он с чем-то очень похожим на ухмылку. “Это единственный удобный способ сидеть в одном из этих кресел”.
  
  “И не очень-то подобает леди”, - чопорно добавила Люси, делая глоток своего безалкогольного напитка.
  
  “Кто просил тебя быть похожей на леди?” Его ухмылка стала более заметной. “Ты знаешь, что самец сверчка сказал самке кузнечика?”
  
  “Нет”, - сказала Люси. “Я не знаю, и мне это не интересно”.
  
  “Ну, он сказал… О, послушай, - прервал себя Марвин, когда горничная вошла через портьеры, “ тебе обязательно вторгаться именно сейчас, Мейбелл? Мы с мисс Гамильтон просто потихоньку расслабляемся за выпивкой, и я как раз собирался рассказать ей очень забавную историю.”
  
  Люси быстро поднялась на ноги и поставила стакан, вопросительно глядя на девушку.
  
  Мейбелл сделала вид, что сделала реверанс, и сказала: “Мадам примет вас в своей гостиной наверху, мэм”.
  
  Люси быстро последовала за ней, не оглядываясь на Марвина.
  
  Горничная провела ее по сводчатому коридору к широкой лестнице, уходящей вверх направо, и вверх по лестнице в другой широкий коридор, где она легонько постучала в закрытую дверь, прежде чем открыть ее и объявить: “Мисс Гамильтон”.
  
  Будуар был ситцевым и женственным, а температура в нем была как в оранжерее, предназначенной для разведения тропических цветов, в отличие от приятной прохлады остального большого каменного дома.
  
  А девушка-женщина, сидевшая напротив Люси, откинувшись на пушистые шелковые подушки шезлонга, мало чем отличалась от редкой орхидеи. В тонких, тонко очерченных чертах Аниты Роджелл чувствовалась утонченная хрупкость, почти неземная красота. Ее фиалковые глаза казались огромными, и в них читалась навязчивая меланхолия, которая, как поняла Люси при ближайшем рассмотрении, была искусно достигнута умелым использованием фиолетовых теней для век в сочетании с нанесением золотой пудры на тщательно очерченные брови. Ее волосы, туго зачесанные назад из-за камееобразных черт лица, были точно такого же цвета и текстуры, как кукурузное шелк, на котором поблескивало утреннее солнце, и открывали широкий лоб и крошечные, похожие на раковины уши, которые плотно прилегали к голове.
  
  Только рот был диссонирующей нотой в тщательно проработанном совершенстве лица Аниты Роджелл, и Люси сразу поняла, что шокирующий эффект этой черты был тщательно и безошибочно рассчитан как яркий контраст с общим эффектом.
  
  Это был большой, грубый рот с полной, надутой нижней губой, дерзко подчеркнутый густой помадой ярко-оранжевого оттенка. Трудно описать эффект, который производил этот яркий рот на фоне холодной хрупкости, которая была доминирующей чертой лица Аниты. Это было смелое и бесстыдное обещание огня и похоти, которые скрывались под безмятежной внешностью, вопиющее и провокационное выставление напоказ сексуальной зрелости, которая в противном случае осталась бы скрытой.
  
  По крайней мере, так показалось Люси, когда она вошла в натопленную комнату. Она понятия не имела, каким это покажется мужчине, который впервые посмотрит на Аниту, и у нее мелькнула мимолетная мысль, что она многое бы отдала, чтобы узнать реакцию Майкла Шейна на женщину, стоящую перед ней.
  
  Но она спокойно сказала: “Я приношу извинения за подобное вторжение, миссис Роджелл, но когда мы в Haven Eternal узнали о вашей тяжелой утрате, мы почувствовали моральный долг довести до вашего сведения некоторые из наших уникальных услуг, которые уменьшили муки горя других владельцев домашних животных и которые, мы искренне надеемся, частично смягчат ваше собственное ”.
  
  Это была речь, которую она выучила наизусть, и она произнесла ее бойко и, как она надеялась, с похвальной искренностью.
  
  Анита держала свою карточку между большим и заостренным указательным пальцами левой руки. Она взглянула на это, слегка нахмурив свой гладкий лоб, пока Люси произносила свои реплики, и сказала: “Мне кажется, я не совсем понимаю, чего ты от меня хочешь”.
  
  Ее голос оказался неожиданно хриплым и глубоким, с богатым резонансом, который, казалось, вибрировал в тишине после того, как она закончила говорить.
  
  “Это не то, чего мы хотим от вас, миссис Роджелл”, - сказала ей Люси. “Для нас важно то, что мы чувствуем, что можем сделать для вас. Возможно ли, что ты не слышал о Pet Haven Eternal?” Она произнесла это так, как будто такое вопиющее невежество со стороны Аниты было совершенно немыслимо, и женщина клюнула на наживку, сказав: “Имя действительно звучит знакомо, но я действительно не знаю ...”
  
  “Эта маленькая брошюра объяснит все гораздо лучше, чем я смогла бы, если бы говорила часами”, - перебила ее Люси, открывая свою сумку и доставая брошюру. “Вам потребуется всего мгновение вашего времени, чтобы просмотреть это и определить, какая из наших услуг, по вашему мнению, была бы наиболее подходящей, чтобы обеспечить вашему дорогому Мрачному Нарциссу Третьему тот окончательный покой, которого должен желать каждый владелец четвероногого друга, который был так предан при жизни собачьей душе, перешагнувшей Великую Пропасть и вошедшей в царство мира, превосходящего всякое понимание”.
  
  Люси заметила странный настороженный, почти испуганный блеск в глазах Аниты, когда она закончила эту замечательную речь и неохотно вложила брошюру в руки женщины, и она подумала: “О боже. В тот раз я перестарался? Не думаю, что эта девчонка такая тупая, как я ожидал. Смотри под ноги, Люси Гамильтон, и слезай со своего облака ”.
  
  вслух она сказала: “Просто взглянув на это, ты увидишь, что у нас одно из лучших заводов в Соединенных Штатах. И я уверяю тебя, что наши цены чрезвычайно умеренные. Мы зарегистрированы как некоммерческая организация, и наше самое большое желание - оказать реальную помощь всем тем, кто пережил безутешную потерю преданного домашнего животного ”.
  
  Анита взглянула на обложку пастельных тонов и слегка приподняла золотистые брови. “Кладбище домашних животных? Я слышал, что они в моде в Нью-Йорке, но не знал, что в Майами есть такие. ”
  
  “Мы все почувствовали, что ты, должно быть, не знаешь о нашем существовании, когда прочитали сегодня утром заметку в газете об уходе твоей Даффи. Обычно мы не занимаемся бизнесом, миссис Роджелл, но мы сочли своим долгом предоставить вам возможность воспользоваться нашей помощью и нашим обученным персоналом.”
  
  “Пожалуйста, присядь, пока я это просмотрю”, - рассеянно сказала Анита. “Хотя сейчас уже слишком поздно помогать моей Даффи”. Она сделала паузу на второй странице. “Правда? Крематорий только для домашних животных? Такая замечательная идея! Если бы я все это осознал ...”
  
  “Никогда не поздно, миссис Роджелл. Мы можем организовать любую услугу, которую вы пожелаете, с максимальной оперативностью. В конце концов, это было всего лишь вчера вечером, я полагаю ...?” Она сделала деликатную паузу, и Анита кивнула, не поднимая глаз, переходя к следующей странице с фотографиями и описаниями индивидуально спроектированных гротов для тех, кто мог позволить себе такой тариф.
  
  “Да. Это было только прошлой ночью. Очень внезапно. Но я неравнодушен к смерти в любой форме, мисс Гамильтон. Внутренний ужас. Своего рода инстинктивное отвращение, которое у меня практически комплекс.” Она подняла печальные фиалковые глаза на Люси, закрыла брошюру и со вздохом легонько постучала ею по колену. “Я всегда чувствовал, что очищение огнем - единственный достойный способ избавиться от чьих-либо бренных останков, и мне бы очень хотелось, чтобы это было сделано для Даффи, но я не представлял, что это возможно, и поэтому я приказал немедленно похоронить малышку прямо здесь, на моей собственной территории с видом на залив”.
  
  “Но это было меньше суток назад”, - тактично предположила Люси. “Физической причины нет.… то есть, если ты действительно хочешь кремации, ничто пока не может этому помешать. Наши служащие самые сдержанные и понимающие. Вы можете быть уверены, что Даффи будет ... э-э ... извлечена из могилы с величайшей любовью и заботой и доставлена прямо в наш крематорий для ... э-э… окончательное очищение огнем, которого ты желаешь ”.
  
  “Ты имеешь в виду… выкопай ее сейчас?”
  
  “Ну, да”. Люси хотела добавить, что, по ее мнению, Даффи ни капельки не будет возражать, но она прикусила язык и убедительно продолжила. “Для этого достаточно одного телефонного звонка. В течение часа у нас будет обученный дежурный за рулем автомобиля без опознавательных знаков, который позаботится обо всех деталях с максимальной осмотрительностью ”. Она на мгновение заколебалась, а затем разыграла то, что, как она надеялась, окажется ее козырной картой: “И цена очень умеренная. Ты просто не поверишь, когда я назову тебе поистине бесконечно малую сумму, которая потребуется, чтобы превратить Даффи в горстку пепла, очищенного огнем, в греческой урне по твоему собственному выбору ... или даже в индивидуальном дизайне, созданном вручную одним из наших специалистов ”.
  
  Она остановилась и ждала, затаив дыхание, пока быстро подсчитывала, какую низкую сумму ей следует назвать, если миссис Роджелл клюнет на приманку. Она не имела ни малейшего представления, сколько обычно стоит "Вечный приют" за такую сделку. Вероятно, в сотнях долларов, предположила она. Она решила, что будет меньше сотни. Девяносто семь-пятьдесят звучало как приятная, заманчивая цифра.
  
  Но Анита Роджелл решительно покачала головой. “Я не могла этого сделать. У меня не хватает духу беспокоить Даффи сейчас. Я уверен, что ей комфортно и она счастлива в том месте, которое Чарльз выбрал для ее последнего упокоения. Было бы надругательством беспокоить ее сейчас ”.
  
  “Я этого совсем не понимаю. Так часто делают… ты знаешь… с людьми. В конце концов, обстоятельства меняются ...”
  
  “Нет”. Анита закрыла буклет и протянула его ей. “Я действительно ценю твой приезд сюда и всю информацию, которую ты мне дала. Я обязательно расскажу о Вечном убежище всем своим друзьям, которым это может быть интересно. Но сейчас уже слишком поздно чем-либо помогать Даффи ”.
  
  “Возможно, это не так, миссис Роджелл”. Люси Гамильтон на ходу быстро и экспромтизировала. “У нас есть совершенно особая услуга, которая даже не упоминается в нашем обычном буклете. Это ... то, что мы недавно открыли для владельцев домашних животных, которые чувствуют, что будут счастливее, если их близкие будут похоронены рядом с ними. У вас обязательно должен быть маркер для Даффи. По крайней мере, изголовье кровати. Что-нибудь очень простое и недорогое, если ты так считаешь. Сегодня у нас даже есть пластиковые маркеры, хотя мы считаем, что обычный гранит или мрамор более уместен. И мы также занимаемся индивидуальным благоустройством твоего собственного частного захоронения, ” поспешно продолжила она, - и обеспечиваем постоянный уход, если ты этого пожелаешь. Или ты можешь приказать построить один из этих хитроумных гротов прямо здесь, на твоей собственной территории, над тем местом, где уже похоронен Даффи. ”
  
  Анита решительно покачала головой. “Думаю, это не грот. Это как-то нарочито. Возможно, простой гранитный камень с подходящей надписью, конечно ...”
  
  “Конечно”, - сочувственно выдохнула Люси.
  
  “И, возможно, могилу можно было бы пометить бордюром из цветов ...”
  
  “С несколькими тщательно подобранными кустарниками на заднем плане, которые будут вечнозеленым напоминанием о том, что Даффи спит там в вечном покое”, - с энтузиазмом продолжила Люси. “Действительно, миссис Роджелл, я чувствую, что вы совершенно правы. Было бы святотатством беспокоить ее сейчас, и я знаю, ты будешь более чем счастлив, почувствовав, что сделал для нее все, что можно ”.
  
  “Сколько это будет стоить?” - спросила Анита Роджелл.
  
  “Мы должны будем дать тебе смету. Сделай эскизы, знаешь ли, и предложи тебе несколько разных планов по разным ценам. Это будет стоить ... о, минимум от двадцати пяти долларов до ... я бы сказал, не больше сотни, если ты не хочешь быть вычурным ... а я вижу, что ты этого не хочешь. Мы могли бы немедленно получить предварительные наброски и смету, если бы я могла увидеть место, где сейчас похоронена Даффи, пока я здесь, - как ни в чем не бывало предложила Люси. “Как только я четко представлю себе физическую планировку, я смогу приступить к работе с нашими людьми. Это сэкономило бы стоимость второй поездки”, - настаивала она.
  
  “Да. Я это вижу. Но я не буду обязана продолжать это, пока не увижу и не одобрю планы”, - немного резко сказала Анита.
  
  “Конечно, нет. Никаких обязательств”. Люси трепетно рассмеялась. Она встала. “Если ты можешь просто указать мне дорогу, чтобы я могла сама найти могилу ...?”
  
  Анита сказала: “Я сама напрямую не спрашивала Чарльза… какое именно место он выбрал. Я была так взвинчена прошлой ночью, что доверяла его вкусу и здравому смыслу”. Она вяло протянула руку к телефонной трубке цвета слоновой кости, стоявшей рядом с ней, и нажала кнопку, прежде чем поднять аппарат.
  
  Люси ненавязчиво отступила назад и внимательно наблюдала за ней, пока она говорила в микрофон. Люси показалось, что в ее хрипловатом голосе появились отчетливые нотки, а напряженная безмятежность ее черт немного смягчилась, когда она сказала: “Чарльз? Не мог бы ты, пожалуйста, подняться наверх?”
  
  Она положила трубку и сказала: “Мой шофер отвезет вас на могилу бедняжки Даффи. И я рада, что вы пришли поговорить со мной, мисс Гамильтон. Я думаю, что работа, которую ты делаешь, совершенно замечательна ”.
  
  “Нам тоже нравится так думать”, - сказала ей Люси. “Я нахожу это очень… полезным”. Последнее слово почти застряло у нее в горле, но ей удалось выдавить его. Внезапно жаркая комната и присутствие миссис Аниты Роджелл оказались для нее почти невыносимыми. “Боже милостивый, ” подумала она про себя, “ что я делаю во имя верности Майклу Шейну!” Но когда она благополучно уедет, она знала, что будет рада, что приехала. Потому что, если бы Джон Роджелл был убит, и если бы к его смерти приложила руку эта его похотливая невеста-малолетка, Люси знала, что была бы счастлива перевернуть небо и землю, чтобы увидеть, что справедливость восторжествовала. Она не знала точно почему, но точно знала, что никогда раньше не встречала женщину, которую возненавидела бы так быстро и так искренне. И как только она подумала это об Аните, непрошеный вопрос промелькнул у нее в голове: “Согласился бы Майкл со мной? Как бы он отреагировал на эту почти ангельскую красоту и этот рот, который так много обещает? Как бы любой мужчина отреагировал на Аниту?”
  
  Раздался легкий стук в дверь позади нее, и, обернувшись, она увидела, что она открылась и на пороге появился коренастый молодой человек в темно-зеленой униформе и начищенных кожаных ботинках. У него были тяжелые, гладко выбритые черты лица, пронзительные черные глаза под густыми бровями, сходящимися над переносицей с тупым носом. У него был квадратный подбородок и полные губы, хотя каким-то образом в них чувствовался намек на жестокость. Его манеры были неформально уважительными, но не подобострастными, а голос был хорошо поставленным баритоном, когда он спросил: “В чем дело, мэм?”
  
  “Это мисс Гамильтон, Чарльз”. Анита подняла левую руку в сторону Люси. “Она из Вечного приюта для домашних животных, и я хочу, чтобы ты вывел ее и показал место, где похоронена Даффи. Возможно, я решу украсить могилу ”.
  
  Он посмотрел на Люси, серьезно кивнул, ничего не сказав, и вышел обратно в холл. Люси направилась к двери, радостно сказав: “Большое вам спасибо за то время, которое вы уделили мне, миссис Роджелл. Я уверен, ты не будешь разочарован.”
  
  Она с радостью вышла из жаркой комнаты в полутемный прохладный холл и последовала за шофером, который невозмутимо повел ее к узкой задней лестнице, ведущей в заднюю часть дома.
  
  
  4
  
  
  Майкл Шейн расхаживал взад-вперед между приемной и своим внутренним кабинетом, когда вернулась Люси Гамильтон. Он разочарованно повернулся к ней и зарычал: “Я ждал телефонного звонка, чтобы прийти и забрать дворняжку. Мыла нет?”
  
  Люси покачала головой, снимая широкополую шляпу и снимая белые перчатки. “Она бы на это не купилась, Майкл. Она уверена, что Даффи будет счастливее, если ее похоронят прямо там, дома”.
  
  “Ты действительно видел ее?”
  
  “О, я ее хорошо разглядел. И дал ей подачку. Она просто не купилась на это ”.
  
  “Какая она, Люси?”
  
  Люси Гамильтон поколебалась и сделала глубокий вдох, прежде чем ответить: “Как ангел, пораженный проказой, Майкл”. Ее глаза были широко раскрыты и встревожены, когда она откровенно встретила его испытующий взгляд. “Как я могу это сказать? Она потрясающе красива… с больной душой”.
  
  Спокойно сказал Шейн: “Вы пытаетесь сказать, что не стали бы сбрасывать со счетов убийство ею своего мужа, а затем попытку убийства Генриетты, если бы она решила, что старая девица доставляет неудобства”.
  
  “Наверное, это то, что я пытаюсь сказать. И все же мне не на что опереться ... кроме ее рта. А это я не собираюсь тебе описывать. Я просто надеюсь, что буду рядом, когда ты увидишь ее в первый раз ”.
  
  “Тебе удалось повидать кого-нибудь из остальных?”
  
  “Горничная по имени Мейбелл, которая неохотно впустила меня. Ее очаровательный брат Марвин ... и Чарльз ”.
  
  Шейн слегка усмехнулся, заметив перемену в тоне Люси, когда она произнесла имя шофера. “Расскажи мне о Чарльзе”.
  
  “Я довольно хорошо познакомилась с Чарльзом примерно за десять минут”, - тихо сказала Люси. “В нем ... что-то есть, Майкл. Это чертовски трудно описать ...” Ее голос затих, когда она повернулась к калитке в ограде, которая вела к ее столу. Повернувшись к Шейну в профиль, она медленно продолжила, тщательно подбирая слова: “Вокруг него какая-то аура. Почти физическая эманация. Ты чувствуешь, что он совершенно примитивен. Похож на животное”. Она остановилась у перил и повернула к нему раскрасневшееся лицо.
  
  “Хорошо”, - яростно сказала она. “Я скажу это вслух. Он заставляет женщину чувствовать, что любить его было бы дико, свободно и замечательно. Он заставляет тебя чувствовать, что он мужчина, а ты женщина. Не прикасаясь ко мне и почти ничего не говоря, он сумел пробудить инстинкты, о которых я даже не подозревала. Я не лежала с ним там, в лесу, но… на мгновение мне захотелось этого. И теперь ... Ее голос дрогнул. “Честно говоря, я не знаю, хотела бы я этого или нет”.
  
  После этой необычайной вспышки гнева Люси упала в кресло, закрыла лицо руками и наклонилась вперед, ее плечи сильно затряслись.
  
  Шейн стоял очень тихо и сказал: “Люси”. Когда она не подняла головы, он направился в свой кабинет и через несколько минут появился снова с бумажным стаканчиком, в котором пополам смешивались коньяк и вода со льдом. Она все еще сидела, склонившись вперед над своим столом, закрыв лицо руками, ее плечи тяжело вздымались.
  
  Его лицо было мрачным, когда он подошел к ней. Он положил твердую руку ей на плечо и больно сжал пальцы. Он сказал: “Сядь и выпей это”.
  
  Она медленно выпрямилась и отняла руки от заплаканных щек. Мгновение она тупо смотрела на него, а затем взяла чашку и послушно осушила ее. Она скомкала его с долгим, дрожащим вздохом и сказала: “Теперь я все знаю. Я по крайней мере на десять лет старше Чарльза, но он заставил меня почувствовать себя шестнадцатилетней девственницей”.
  
  Шейн тихо сказал: “Должно быть, он неплохой парень”.
  
  “Дело не в том, что он делает или говорит, Майкл”, - в отчаянии выкрикнула она. “Он такой, какой есть. Ты никогда не поймешь”.
  
  “Нет, - спокойно сказал Шейн, “ я не думаю, что когда-нибудь это сделаю”. Он оперся бедром о перила, чтобы быть поближе к Люси, но не смотрел на нее. “В твоих устах это звучит как довольно взрывоопасная затея, судя по тому, как ты описываешь их двоих”.
  
  “О, я полагаю, я ужасно преувеличиваю”. Он услышал, как Люси высморкалась, и ее голос стал более нормальным. “Боже мой! Насколько мелодраматичным ты можешь быть?”
  
  “А как же брат?”
  
  “Марвин? О, он слабый пьяница”.
  
  Шейн потянул себя за мочку уха. “Ты делаешь вид, что анализ содержимого желудка этой собаки важнее, чем когда-либо. Черт возьми, Люси! Ты думаешь, она подозревала, чего ты добиваешься?”
  
  “Нет. Я уверена, что она этого не делала”. Теперь Люси была спокойна, и когда Шейн вопросительно посмотрел на нее, она наморщила нос и застенчиво улыбнулась. “Думаю, я приняла решение”, - объявила она. “Я спорила сама с собой всю обратную дорогу от поместья Роджелл. Сказать мне Майклу или нет? Я знаю, что не должен, черт возьми. Ты, вероятно, попадешь в кучу неприятностей, и во всем буду виноват я. С другой стороны ... ” Она смущенно замолчала и открыла свою кожаную сумочку, чтобы порыться в ней.
  
  “Должен или не должен говорить мне что?” - потребовал ответа Шейн.
  
  “Где похоронена Даффи. Если я скажу тебе, я прекрасно знаю, что ты будешь там, как только стемнеет, и выкопаешь ее. Ты вторгнешься на чужую территорию и нарушишь я не знаю, сколько законов ... и если Чарльз поймает тебя за этим ... ” Она вздрогнула, а затем, нахмурившись, заглянула в свою сумку.
  
  Шейн грубо сказал: “Думаю, я смогу справиться с шофером. Ты хочешь сказать, что считаешь его подозрительным?”
  
  Люси достала из сумки сложенный лист бумаги и спокойно сказала: “Я бы нисколько не удивилась. Он ничего не сказал, но я могла сказать по тому, как он себя вел ...”
  
  “Что-то вроде ауры?” - предположил Шейн. “Или, скорее, физическое излучение?”
  
  Она помедлила с развернутым листом бумаги в руках. “Не дразни меня по этому поводу, Майкл. Я честно пыталась проанализировать то, что произошло, пока я была наедине с Чарльзом ”.
  
  Шейн крепко стиснул зубы, и мускул задрожал на его правой щеке. “Хорошо, ангел. Рассказывай”.
  
  “Это пришло ко мне внезапно, когда Анита наотрез отказалась откопать Даффи и отвезти в Вечный приют. Я придумал дикую историю о том, как мы украшаем могилы дома, устанавливаем надгробия и даже обеспечиваем индивидуальный постоянный уход, если это необходимо. И она купилась на это. Она позвала Чарльза и попросила его показать мне, где похоронена Даффи, чтобы я мог оценить стоимость. Итак, Чарльз повел меня вниз по задней лестнице, через задний двор и по дорожке, ведущей к лодочному сараю.”
  
  Люси на мгновение замолчала, с сомнением изучая лицо Шейна. “Здесь прекрасный ландшафт вплоть до низкого утеса, возвышающегося над заливом. Сзади есть гараж на четыре машины с большой квартирой наверху. Там живет Чарльз. У двух горничных и экономки, миссис Блэр, комнаты на третьем этаже дома ”, - вставила она. “Чарльз сказал мне, когда я спросила. И, ни с того ни с сего, он добровольно сообщил информацию о том, что у миссис Блэр всегда были свои личные апартаменты на втором этаже рядом с Генриеттой, пока мистер Роджелл не женился на Аните. Потом ее перевели к горничным.”
  
  Люси на мгновение замолчала, опустив глаза. “Это может быть важно ... в свете того, что Генриетта сказала сегодня утром. Я не знаю, заметил ты это или нет, Майкл, но она начала говорить что-то о своем брате и миссис Блэр, а потом резко остановилась.”
  
  Шейн сказал: “Я помню. Итак, он повел тебя по этой тропинке к лодочному сараю”.
  
  Люси кивнула. “И примерно в ста футах от края обрыва, где есть деревянная лестница, ведущая вниз к частному причалу и эллингу, справа растет огромный старый кипарис… слева, от эллинга ”. Она развернула свой лист бумаги и некоторое время изучала его. “Я остановила машину, как только выехала на улицу, и набросала несколько цифр. Сворачивая с тропинки под прямым углом к дереву, я делаю восемнадцать шагов к могиле Даффи, прежде чем доберусь до ствола дерева, но в тени. И от того места, где ты сворачиваешь под прямым углом с тропинки к дереву ... от этого места до верха лестницы пятьдесят восемь шагов. Я считал их, когда шел по тропинке, притворяясь, что мне нужен хороший вид на залив, чтобы спланировать ландшафтный дизайн Даффи. ”
  
  Шейн кивнул с непроницаемым лицом. “Могилу легко различить?”
  
  “Это было не тогда, когда он впервые показал это мне. Под деревом нет травы, и он разгладил ее, так что это было не очень заметно, но я уговорил его отломить пару прутиков и воткнуть их по краям могилы, чтобы я мог легко найти их, когда приду в следующий раз. Я сказал, что его, возможно, не будет рядом, чтобы показать мне. И вот тогда, я думаю, он начал что-то подозревать. Он сделал пару неприятных замечаний, пока отмечал это, которые не показались мне подозрительными ”.
  
  Шейн кивнул и глубоко вздохнул. “Ты потрясающая, Люси. Если мы провернем это дело и собака будет отравлена, напомни мне отдать тебе весь гонорар, который мы заработаем на этом деле, в качестве рождественской премии в этом году. ”
  
  “У меня никогда не было рождественской премии, Майкл”.
  
  “А ты нет?” Он уставился на нее. “Почему, черт возьми, нет?”
  
  Она тихо рассмеялась. “Ты не собираешься спросить меня, что произошло после того, как он показал мне могилу Даффи?”
  
  Шейн сказал: “Нет. Когда-нибудь ты мне скажешь. И после того, как я познакомлюсь с Чарльзом, я смогу лучше понять, почему это так сильно задело тебя ”. Он наклонился и любовно взъерошил ее каштановые кудри. “Прости, у меня нет возможности заставить тебя почувствовать себя шестнадцатилетней девственницей, но я возьму несколько уроков у Чарльза и, может быть...”
  
  “Майкл!” Она покраснела и повернула голову, чтобы на мгновение прижаться щекой к тыльной стороне его ладони. “На самом деле все было не так плохо, как я говорила. Просто на короткое мгновение там, наедине с Чарльзом, под кипарисом...”
  
  Шейн хрипло сказал: “Забудь об этом. Прямо сейчас мы должны найти какой-то способ уравнять твои шаги с моими ”. Он встал с перил и отошел к стене рядом с внешней дверью. “Ты начнешь отсюда, - приказал он ей, - и пройдешь прямо через дверь в мой кабинет к противоположной стене. Посчитай, сколько шагов ты сделаешь. ”
  
  Люси так и сделала и сообщила: “Четырнадцать”. Шейн прошел то же расстояние своими более широкими шагами и сделал одиннадцать своих шагов.
  
  “Одиннадцать моих против четырнадцати твоих”, - пробормотал он. “Это должно составить какое-то уравнение. Давай посмотрим, помню ли я алгебру из средней школы”. Он взял лист бумаги и написал: “11:14 = X:?” Он остановился и спросил Люси: “Сколько твоих шагов от верха лестницы до того места, где ты свернула под прямым углом к дереву?”
  
  Она посмотрела в свою газету. “Пятьдесят восемь”.
  
  Шейн завершил свое уравнение, заменив вопросительный знак на 58. Он некоторое время изучал его, нахмурившись, а затем умножил 11 на 58. Он записал: “14X = 638”, а затем разделил 638 на 14 и торжествующе объявил: “Сорок пять и восемь четырнадцатых моих шагов равны пятидесяти восьми твоим. Какое еще расстояние ты прошел от могилы до тропинки?”
  
  “Восемнадцать. Я не знал, что ты умеешь делать алгебру, Майкл”.
  
  “Это одно из моих незначительных достижений”, - сказал он ей, взмахнув своей большой рукой. Он умножил 18 на 11, разделил результат на 14 и удовлетворенно сказал: “Всего лишь чуть больше четырнадцати моих шагов от тропинки к могиле. Идеально, Люси. Лицензированный геодезист не смог бы сделать лучше. Как далеко, приблизительно, эллинг от гаража?”
  
  “Это… Я не знаю. Приличное расстояние. Между ними много кустарника, и тропинка довольно сильно петляет”.
  
  “Вне пределов слышимости?”
  
  “О, да. Майкл, ты действительно думаешь, что тебе следует ...?”
  
  Он выразительно кивнул. “Я думаю, что попытаю счастья порыбачить с гребной лодки в заливе сегодня вечером в сумерках. Мне нужно будет найти эллинг Роджелла до наступления темноты со стороны залива. Это может создать проблему. ” Он задумчиво нахмурился и взглянул на часы: “Позвони Тиму Рурку, ангел. Он неплохо управляется с парой весел”.
  
  Люси сжала губы и вернулась к своему столу, больше не протестуя. Когда у нее на проводе был Тимоти Рурк, рыжеволосый спросил: “Ты очень занят, Тим?”
  
  “Не больше, чем обычно”. Встревоженный небрежным тоном детектива, репортер Daily News добавил: “Не слишком занят, чтобы напасть на след истории”.
  
  “Как тебе понравилось бы порыбачить?”
  
  После недолгого молчания Рурк недоверчиво спросил: “Это Майк Шейн, не так ли? Ты сказал ”рыбалка"?"
  
  Шейн ухмыльнулся в телефон и сказал: “Это верно. Знаешь, в лодке в заливе. С шестами и лесками с крючьями на них ”.
  
  “На что мы будем ловить рыбу, Майк?” - покорно спросил Рурк.
  
  “Мертвая собака”.
  
  Рурк сказал: “Понятно”. На этот раз пауза была более продолжительной, затем репортер с надеждой спросил: “Вы участвовали в сделке с Роджеллом?”
  
  “Я только что предложил отправиться на рыбалку за мертвой собакой. Хочешь пойти с нами?”
  
  “Еще бы. Когда?”
  
  “Я думаю, лучшее время будет вскоре после наступления темноты, но мы должны взять лодку с Рыбацкого причала незадолго до захода солнца. Ты можешь встретиться со мной там около семи”.
  
  Рурк сказал: “Будет сделано”, и Шейн поймал его прежде, чем он успел повесить трубку:
  
  “Знаешь, где можно раздобыть лопату?”
  
  “Какой лопатой?”
  
  “Тот, кто роется... в земле?”
  
  “У меня на заднем сиденье машины есть лопата с короткой ручкой. Послушай, Майк. Если это дело рук Роджелла ...”
  
  Шейн вежливо сказал: “Захвати с собой лопату с короткой ручкой, Тим. Рыбацкая пристань в семь”.
  
  
  5
  
  
  Ранними сумерками того вечера небольшая гребная лодка лениво покачивалась примерно в полумиле от берега на гладкой поверхности залива Бискейн, примерно в двух милях к юго-западу от муниципальных доков. В лодке было двое мужчин. Майкл Шейн сидел на корме, сгорбившись, упершись локтями в колени, в недавно купленной дешевой соломенной шляпе, с вытянутой над кормой удочкой, волоча по воде леску с крючком без наживки на конце.
  
  Тимоти Рурк сидел на носу, лицом к сгорбленной спине Шейна, и легко греб. У него между ног стояла бутылка бурбона, и он время от времени опускал весла, чтобы сделать глоток из бутылки. Рурк был очень худым и костлявым, с почти истощенными чертами лица, и он поморщился, снова взявшись за весла и опустив взгляд на ладони своих рук. “У меня появляются волдыри, Майк. Как насчет того, чтобы ты взял управление на себя?”
  
  Шейн сказал: “Конечно. Но прямо сейчас давай немного поплывем”. Он изучил изогнутую, окаймленную пальмами береговую линию прищуренными глазами и сказал: “Я бы предположил, что один из этих трех эллингов напротив нас должен быть "Роджелл плейс”".
  
  “Похоже на правду”, - согласился Рурк. “Но какую именно? Мы должны решить это до наступления темноты”.
  
  Шейн сказал: “Немного погодя мы сможем подплыть поближе. Люси сказала, что там есть частный причал и лестница, ведущая на утес”.
  
  “Ты можешь грести”, - коротко сказал Рурк. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы вместе с Шейном изучить три эллинга, и объявил: “Там, внизу, на центральном причале, кто-то есть. Если бы мы могли подойти достаточно близко, чтобы спросить его ... ”
  
  “Мне кажется, он выходит из лодки. Может быть, мы сможем перехватить его, не слишком бросаясь в глаза ”. Шейн повернулся на своем сиденье, чтобы протянуть длинную руку. “Дай мне глотнуть этой гадости, прежде чем ты отключишься”.
  
  Рурк дружелюбно ухмыльнулся и передал ему бутылку. Маленькая лодка мягко покачивалась на очень слабой зыби, и в воздухе раннего вечера царили абсолютная тишина и спокойствие, пока их не нарушил быстрый звук подвесного мотора с берега.
  
  Шейн отнял бутылку ото рта, скривившись от вкуса виски Тима, и удовлетворенно сказал: “Он направляется в этом направлении. Забрось леску за борт и сделай вид, что ты тоже ловишь рыбу. Если он увлечен рыбалкой, он никогда не сможет удержаться, чтобы не заглянуть посмотреть, как у нас дела ”.
  
  Рурк хмыкнул и наклонился вперед, чтобы поднять шарнирное удилище для блеснения, которым снабдил их владелец арендованной лодки. Он перевесил его через борт и выпустил леску, так что утяжеленный крючок ушел под воду. “Просто чтобы он не подъехал достаточно близко, чтобы увидеть лопату и удивиться, какого черта мы делаем с ней на рыбалке”.
  
  “Набрось на него свой плащ”. Маленький ялик с подвесным мотором, толкающий его по воде, описывал извилистый маршрут, который должен был приблизить его к дрейфующей весельной лодке. Они могли видеть, что сзади была только одна фигура, держащая румпель, и когда она приблизилась, они разглядели, что это был парень лет двадцати. Верный рыбацким традициям, он заглушил подвесной мотор, когда заходил к ним на нос, и они увидели, что это свежелицый, сильно загорелый юноша с короткой стрижкой ежиком и простодушной улыбкой, когда он приветствовал их обычным вопросом: “Как успехи?”
  
  “Пока ни черта не клюнуло”, - с отвращением отозвался Шейн. “В этом заливе есть рыба, или это просто прикол Торговой палаты для сосунков-янки?”
  
  Парень радостно хихикнул, когда его лодка проплыла в сорока футах за их носом. “Рыбы здесь предостаточно, если знать, где искать”, - сказал он им так снисходительно, как только может быть молодость. “Но, черт возьми, здесь глубина около мили. Тебе нужно добраться до рифа примерно в двух милях отсюда. Он махнул рукой в восточном направлении. “Я собираюсь встать на якорь, если ты хочешь следовать за мной. Почти полная темнота наступает, когда они начинают кусаться. ”
  
  “Как только стемнеет, мы вернемся на пристань, где нам самое место”, - проворчал Рурк. “Скажи, ты из Роджелла?”
  
  “Не-а. Это следующий остров к югу от нас. Никто из них никогда не ловит рыбу ”. Парень сплюнул в воду, чтобы выразить свое презрение к соседям, которые не ловят рыбу, и наклонился, чтобы потянуть за пусковой тросик своего мотора. Рыба попалась сразу, и он устремился дальше на восток, помахав рукой двум любителям суши, которые думали, что все, что нужно сделать, это бросить крючок в воду, чтобы поймать рыбу.
  
  “Вот это, - с чувством сказал Шейн, глядя на кильватерный след удаляющегося ялика, - это то, что я считаю прекрасным, выдающимся примером всеамериканской молодежи. У нас получилось, Тим, ” ликовал он, переводя взгляд на эллинг, на который указал парень. “Видишь те серые каменные башенки над верхушками деревьев на утесе. Именно так Люси описала дом Роджеллов. После наступления темноты мы сможем увидеть там огни, которые укажут нам путь ”.
  
  “Ага”, - сказал Рурк. “Удача Шеймуса по-прежнему на стороне. Что нам делать, пока не стемнеет достаточно, чтобы попытать счастья?”
  
  “Я думаю, мы начинаем грести обратно к городу… на случай, если кто-нибудь заметил нас с берега и начнет интересоваться”.
  
  “Ты начинаешь грести”, - сказал Рурк, снова глядя на свои воспаленные ладони.”
  
  “Конечно”, - весело согласился Шейн. Он встал, и они осторожно поменялись местами в качающейся лодке, и рыжеволосый опустил весла в воду, неловко развернул нос, направляясь обратно к городу, и лениво направил его в том направлении.
  
  Медленно и почти незаметно на залив опустились сумерки, и одинокая гребная лодка медленно продвигалась на северо-запад. Вдали на подернутом дымкой горизонте Майами начали появляться огни, и, глядя им в тыл, пока он греб, Шейн с удовлетворением отметил, что на едва видных башенках особняка Роджеллов также видны тускло освещенные окна.
  
  В этот момент он развернул лодку и весело сказал: “Вот мы и подходим к берегу, Тим. Держи меня прямо к нему, ладно?”
  
  “Конечно. Предположим, шофер действительно заподозрил Люси сегодня днем и продолжает наблюдение?”
  
  “Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него”, - проворчал Шейн, неловко налегая всем весом на весла, но с достаточной грубой силой, чтобы направить лодку под углом к берегу на хорошей скорости. У него не будет причин ожидать, что кто-то придет по воде, поэтому мы сейчас закончим все наши разговоры и как можно тише войдем в док. Я поднимусь по лестнице первым, Тим. Ты следуешь за мной с лопатой, пока я нахожу могилу. Сорок пять с половиной шагов по дорожке от верха лестницы. Затем сверни под прямым углом налево с тропинки к большому кипарису на четырнадцать шагов. На каждом конце могилы должно быть по палке, чтобы отметить это место.
  
  Рурк сказал приглушенным голосом: “Хорошо. Когда подплывешь немного ближе, тебе лучше перестать грести и дать мне весло. Я могу провести нас на веслах с вдвое меньшим шумом, чем эти уключины.”
  
  Они больше не разговаривали. Луны не было, но небо было ясным, и яркий свет звезд поблескивал на поверхности залива. Повернувшись лицом к Шейну на корме, Рурк не сводил глаз с огней на третьем этаже дома с башенками и примерно удерживал лодку на курсе, поднимая то одну, то другую руку. Когда он решил, что они были настолько близко к берегу, насколько это было безопасно, он поднял обе руки ладонями вверх по направлению к гребцу и наклонился вперед, чтобы взять весло, которое Шейн снял с уключины. Затем встань на колени на носу и воспользуйся небольшим причалом и эллингом, слегка освещенным звездным светом у основания утеса.
  
  Когда судно причалило к причалу, Шейн высунулся с кормы со швартовным канатом, чтобы ухватиться за стойку, и закрепил его двойным полуприцепом. Он легко ступил на деревянный причал и двинулся вперед, в тень эллинга, где, обернувшись, увидел выходящего Рурка с лопатой в руке.
  
  Когда он поднимался по деревянным ступенькам в ботинках на резиновой подошве, вокруг него царила абсолютная ночная тишина, и его настороженный слух не уловил ни звука, исходящего от Рурка позади него.
  
  Наверху он смог разглядеть сквозь кустарник слабое пятно света от большого дома на некотором расстоянии, и звездного света было достаточно, чтобы очертить тропинку, по которой ему предстояло идти. Он зашагал вдоль нее, тщательно считая шаги, и остановился на сорока пяти. Слева от него, в пятидесяти или шестидесяти футах, на фоне неба вырисовывался высокий кипарис. Шейн уверенно направился к нему, снова считая шаги. Когда он досчитал до десяти, яркий свет фонарика внезапно ударил ему в лицо примерно в двадцати футах справа. Он остановился на полпути, когда звучный голос приказал: “Стой спокойно и подними руки вверх”.
  
  Шейн остановился и поднял руки вверх. Моргая от яркого света фонарика, он не мог разглядеть ничего, кроме отблеска металла в месте, откуда исходил свет. Металлический отблеск переместился, и голос торжествующе произнес: “Держи руки высоко в воздухе. Это двуствольное ружье со взведенными обоими курками. Что ты делаешь на этой территории?”
  
  Шейн сказал: “Я мог бы сказать, что ждал трамвая, но сомневаюсь, что тебе это показалось бы очень смешным. На самом деле я заблудился в заливе на гребной лодке в темноте и поплыл к ближайшему свету, который смог разглядеть на берегу. Я подумал, что мог бы оставить свою лодку у вашего причала до завтрашнего рассвета и вызвать по телефону такси, чтобы за мной приехали.”
  
  В голосе Чарльза звучали нотки кошачьей свирепости, когда он решительно сказал: “Чокнутый. Ты тот самый умный частный детектив, Майк Шейн. Я ожидал тебя после того, как ты отправил свою секретаршу проверить макет сегодня днем.”
  
  “Я не понимаю, о чем ты говоришь”, - запротестовал Шейн. “Я турист с севера и взял напрокат весельную лодку...”
  
  При свете непоколебимого фонарика Чарльз выплюнул непристойное слово. “Не стой там и не лги мне. Держи руки поднятыми и повернись направо, назад к тропинке и к дому. Я буду прямо за тобой, и этот дробовик заряжен на волчок ”.
  
  Шейн, высоко подняв руки, медленно повернулся направо и направился обратно к тропинке. С тех пор, как он покинул лодку, он не слышал ни малейшего звука, указывающего на присутствие Тимоти Рурка на сцене. Он искренне надеялся, что Чарльз тоже ничего не слышал.
  
  Свет следовал за ним, оставаясь на его лице, когда он проходил в десяти футах перед коренастой неподвижной фигурой. Прищурившись и скосив глаза, Шейн смог уменьшить яркость света и разглядеть очертания фигуры Чарльза. Шофер держал фонарик в левой руке, а два ствола дробовика лежали поперек его левого запястья, следуя направлению света, когда тот следовал за Шейном. Он не менял позы, пока Шейн не прошел мимо него, а затем свет опустился и заколебался, и Шейн услышал приближающиеся к нему шаги. Он замедлил шаг, добравшись до дорожки, ведущей от эллинга к гаражу, но шаги позади него тоже замедлились, и Чарльз резко приказал: “Продолжай двигаться к дому, Шеймус. В этих двух стволах есть картечь.”
  
  Голос раздавался не более чем в десяти футах позади него, и свет падал ему на поясницу. Шейн двинулся дальше, легко следуя по извилистой тропинке при свете вспышки, которая падала впереди него с обеих сторон.
  
  Пятно света впереди, пробивающееся сквозь кустарник, становилось все отчетливее, и Шейн слегка замедлил шаги, внимательно прислушиваясь, не сократит ли Чарльз невольно расстояние между ними. Ему показалось, что его преследователь приблизился на пару футов. Это составило бы восемь футов, подсчитал Шейн, все еще недостаточно близко, чтобы с радостью схватиться с дробовиком.
  
  Но когда он приблизился к густым зарослям гибискуса и смог разглядеть, что огни в доме были совсем близко и ярко горели за пределами его тени, он понял, что это его последний шанс избежать позора, когда его втолкнут внутрь под дулом пистолета, как трусливого вора. Он не знал, насколько его решимость была порождена воспоминаниями о том, что Люси сказала о Чарльзе в тот день (на самом деле, о том, что она не сказала), но он внезапно понял, что не может позволить шоферу "Роджелл" вести себя с ним подобным образом.
  
  Он напрягся, добравшись до самой густой тени гибискуса, уперся пятками и бросился назад и вниз. Когда он растянулся на земле во весь рост, все еще держа руки вытянутыми над головой, раздался оглушительный выстрел из обоих стволов двенадцатого калибра прямо над его телом.
  
  В тот же момент его молотящие руки сомкнулись на лодыжках Чарльза, он выдернул их из-под мужчины и услышал, как пистолет упал на землю. Затем Шейн, стоя на коленях, яростно ударил левым, а затем правым кулаком в белесое пятно, которое было лицом Чарльза, когда тот пытался откатиться в сторону. Его левая рука скользнула по скуле шофера, но правая прочно врезалась в рот и тупой подбородок как раз в тот момент, когда затылок мужчины соприкоснулся с землей.
  
  Раздался великолепный хрустящий звук, и голова Чарльза откинулась в сторону. В остальном он не двигался.
  
  Шейн с трудом поднялся на ноги и судорожно выдохнул, слегка удивленный тем, что все еще жив. В задней части дома за гибискусом вспыхнул яркий свет, и в этом свете Шейн наклонился, чтобы левой рукой поднять дробовик за два ствола. Затем он крепко ухватился сзади за аккуратный зеленый воротник униформы Чарльза, выпрямился и потащил пистолет и человека без сознания вокруг зарослей кустарника под яркий свет прожектора, установленного над кухонной дверью и направленного через парковочное место перед гаражом.
  
  Две женщины стояли прямо у открытой задней двери под прожектором и смотрели на него с расстояния сорока футов. Одна из них была средних лет, невысокая и несколько коренастая, как сказал Шейн с первого взгляда. Другая была молодой, стройной и красивой. Она была с непокрытой головой и одета во все белое, и белые занавески развевались за ней, когда она мчалась к нему через парковку, выкрикивая сдавленным голосом: “Чарльз? Это ты?”
  
  На лице Шейна появилась ухмылка, когда он двинулся вперед, волоча Чарльза и дробовик за собой. Единственной его мимолетной мыслью было, что Люси лишили ее желания быть под рукой, когда он впервые встретил Аниту Роджелл.
  
  
  6
  
  
  Когда она подошла совсем близко, Шейн ослабил хватку на ошейнике Чарльза, и шофер рухнул вперед, уткнувшись лицом в щебень. Анита упала перед ним на колени, прижалась к нему, положив руки на его голову и щеку, и со слезами на глазах закричала: “Чарльз! Ответь мне!”
  
  Когда Чарльз не ответил, она свирепо посмотрела на Шейна и потребовала: “Что ты с ним сделал?”
  
  Шейн посмотрел на ободранные костяшки пальцев своей правой руки и сказал: “С ним все будет в порядке, миссис Роджелл. Вы встречаете всех своих гостей двуствольным дробовиком?”
  
  Чарльз повернул голову и хрипло застонал. Анита снова склонилась над ним, тихо напевая, и он изогнулся всем телом, уперся ладонями обеих рук в асфальт и приподнялся в полусидячее положение. Его черные глаза были дикими, а передняя часть лица была измазана кровью, и красная жидкость медленной струйкой стекала с его тупого подбородка. Он неуверенно проговорил сквозь разбитые губы и дыру на месте двух передних зубов: “Это Майк Шейн, Нита. Я сказал тебе ...” Он поперхнулся сгустком крови и вырвал его из своего горла, а затем снова повалился на бок.
  
  Пожилая женщина добралась до места происшествия, и Анита поднялась на ноги, резко приказав ей: “Немедленно вызовите доктора Эванс, миссис Блэр. Чарльз тяжело ранен. И скажи Марвину, чтобы он вышел сюда, если он достаточно трезв, чтобы помочь. Мы должны отвести Чарльза внутрь ”.
  
  Пока экономка убегала к задней двери, Шейн бросил дробовик и сказал: “Нам не нужна никакая помощь для этого”.
  
  Он наклонился и просунул правую руку под бедра Чарльза, обхватил левую за расслабленные плечи мужчины и с огромным усилием приподнялся, поднимая тело, которое весило почти столько же, сколько его собственное, и держа его в своих объятиях с притворной легкостью, в то время как он ухмыльнулся, глядя в глаза Аните, и спросил: “Куда ты хочешь его поместить?”
  
  На мгновение между ними воцарилась напряженная тишина, их взгляды встретились. Анита слегка задрожала и закусила верхнюю губу, а в ее глазах появилось выражение маленького ребенка, рассматривающего запретное лакомство. Она тихо сказала: “Ты очень сильный, не так ли?”
  
  Шейн заставил себя важно шагать вперед, как будто тяжелая ноша не требовала никаких усилий, внутренне высмеивая себя при этом, понимая, что ведет себя как подросток, разминающий мускулы перед своей первой любовью. “В какую сторону?” - процедил он сквозь стиснутые зубы.
  
  “Здесь. Через заднюю дверь. Ты бы никогда не довел его до квартиры над гаражом”. Она поспешила впереди него, и Шейн последовал за ней, его колени почти подгибались от напряжения, но он был полон мрачной решимости довести дело до конца.
  
  Он был на полпути через парковочное место и все больше осознавал, что у него ничего не получится, когда Чарльз случайно что-то булькнул глубоко в горле и начал предпринимать слабые попытки высвободиться из рук Шейна.
  
  Рыжий с благодарностью опустил правую руку, чтобы болтающиеся ноги шофера коснулись земли, и обхватил Чарльза левой рукой за шею, перекинув ее через свое левое плечо. Мужчина был в достаточном сознании, чтобы перенести часть своего веса на резиновые ноги, и Шейн наполовину донес его до задней двери, где ждала Анита.
  
  “Здесь”. Она прошла через сверкающую современную кухню в небольшую комнату, расположенную рядом с ней, оборудованную как удобная гостиная. Экономка взволнованно разговаривала по телефону в углу, и Шейн, к счастью, опустил Чарльза на обитый ситцем диван, где тот лежал очень тихо, злобно глядя на Шейна снизу вверх.
  
  Миссис Блэр положила трубку и поспешила вперед, весело сказав: “Доктор Эванс сейчас придет. Теперь просто лежи спокойно, Чарльз, а я принесу холодную салфетку для твоего лица ”.
  
  Она поспешила через смежную дверь на кухню, и Шейн медленно отвел взгляд от ядовитого взгляда Чарльза, чтобы заметить странное выражение на лице Аниты, когда она отступила в сторону, изучая его и не обращая ни малейшего внимания на шофера.
  
  Это был меланхоличный, вопрошающий взгляд. Одновременно испуганный и какой-то экзальтированный. Смешанный, подумал Шейн, из чистого похотливого желания и страстной ненависти. Фрагменты описания Люси Аниты Роджелл мимолетно промелькнули в голове Шейна, когда их взгляды встретились во второй раз в течение нескольких минут.
  
  Не сводя с него глаз и не меняя выражения лица, Анита медленно облизала своим острым язычком короткую верхнюю губу, точь-в-точь как кошка, удовлетворенно слизывающая сливки. Шейну почти показалось, что он услышал ее мурлыканье в тишине.
  
  Когда она заговорила, это было не мурлыканье. Ее голос был хриплым и с небольшой дрожью. “Ты Майкл Шейн”.
  
  Он сказал: “Я Майкл Шейн. Это дает твоему человеку право охотиться на меня, как на бешеную собаку, с дробовиком?”
  
  Чарльз произносил с дивана искаженные слова. Ни один из них не обратил на него ни малейшего внимания. Они настороженно оценивали друг друга, как противники в смертельной дуэли.
  
  Она втянула воздух и сказала: “Он предупредил меня, что ты придешь сегодня вечером. Чтобы попытаться откопать Даффи и забрать ее”.
  
  Рядом с ними, в нескольких футах от них, они заметили, что миссис Блэр вернулась с кухни и ухаживает за Чарльзом, сочувственно кудахча. Ни один из них не посмотрел в ту сторону.
  
  Запальчиво сказал Шейн: “Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я объяснил твоему шоферу, что заблудился в темноте во время рыбалки и поплыл к первым береговым огням, которые увидел… надеялся, что смогу вызвать такси, чтобы оно отвезло меня домой. А он встретил меня со взведенным ружьем ”.
  
  “Зачем ты послал сюда свою секретаршу сегодня днем… если не для того, чтобы узнать, где похоронена Даффи, чтобы ты мог приехать и забрать ее?”
  
  “Моя секретарша?” - переспросил Шейн с притворным изумлением. “Вы что, все с ума сошли?”
  
  “Ее зовут Люси Гамильтон, не так ли?”
  
  “Это имя моей секретарши”, - признался Шейн. “Как знают очень многие люди в Майами. Что из этого?”
  
  “Ты отрицаешь, что она пришла сюда сегодня днем, притворившись, что пришла с кладбища домашних животных, чтобы узнать, где похоронена Даффи?”
  
  “Конечно, я отрицаю это”, - яростно заявил Шейн. “С какой стати Люси могла совершить подобную глупость?”
  
  “Потому что Чарльз подозревает, что сумасшедшая сестра Джона наняла тебя, чтобы попытаться доказать, что Даффи была отравлена одним из нас, потому что она обвинила нас в убийстве своего брата”. Анита произнесла эти слова спокойно и просто, как будто они не имели никакого значения.
  
  Шейн глубоко вздохнул и покачал своей рыжей головой, что, как он надеялся, было жестом крайнего замешательства.
  
  “Ты намного выше меня. Я тебя совсем не понимаю”.
  
  “Я позвонила в Вечный приют после того, как Чарльз вернулся с осмотра могилы мисс Гамильтон Даффи и сказал мне, что, по его мнению, она замышляет что-то еще. У них нет представителя по имени Люси Гамильтон, и они даже не посылают людей, представляющих их интересы. Как ты это объяснишь, Майкл Шейн?”
  
  Шейн сказал: “Я не хочу. Почему я должен?”
  
  “И потом, ” невозмутимо продолжила Анита, - Чарльз вспомнил, что читал в газетах, что у тебя есть секретарша по имени Люси Гамильтон. Ты не будешь этого отрицать?”
  
  “Конечно, нет”, - горячо сказал Шейн. “Этот разговор совершенно абсурден. У тебя нет под рукой чего-нибудь выпить?”
  
  Анита склонила голову набок и какое-то время серьезно рассматривала его. Затем она протянула руку, Шейн взял ее в свою, и она сказала почти весело: “Конечно, у нас под рукой есть выпивка… Майкл Шейн”, и ее хрипловатый голос придал этому имени насыщенную музыку.
  
  Держа его за руку, она провела его мимо дивана, где миссис Блэр стояла на коленях, все еще кудахча над Чарльзом. Они вышли из комнаты, прошли через кухню в широкий сводчатый коридор, который Люси описала Шейну, и прошли примерно тридцать футов по коридору к входной двери и через пару раздвижных дверей справа, которые были приоткрыты. Это была маленькая оранжерея, и температура внутри была такой же, как описывала Люси в будуаре наверху. Все еще держа Шейна за руку, она подвела его к сверкающему столу в центре столовой с белой кружевной скатертью и огромным серебряным подносом, на котором стояли шейкер с небольшим количеством жидкости, два коктейльных бокала на длинных ножках, из которых недавно пили, ведерко с колотым льдом, тяжелый графин из граненого стекла с надписью creme de menthe, наполненный на четверть, и еще один, побольше, без надписи, но с янтарным напитком, который алчному взгляду Шейна очень походил на коньяк большой выдержки .
  
  Она сказала: “Мы с Марвином ели "стингерс" после ужина. Не хочешь приготовить еще одну порцию?”
  
  Шейн крепко сжал ее руку и посмотрел вниз, на ее сияющую макушку, которая слегка касалась его плеча. Он отпустил ее руку и сказал: “Я бы предпочел неразбавленный напиток”. Он потянулся за одним из бокалов для коктейлей, и она направилась к шелковому шнурку звонка, пробормотав: “Я позвоню, чтобы принесли чистый бокал”.
  
  Шейн сказал: “Пожалуйста, не надо. Я бы предпочел выпить что-нибудь из этого и остаться здесь с тобой наедине. ” Он открутил стеклянную пробку с большого графина и до краев наполнил один из бокалов для коктейлей. Она придвинулась ближе к нему, когда он поднес ее к губам. Он глубоко вдохнул чистый, восхитительный букет дистиллята созревшего на солнце винограда, и кончики ее упругих, полных грудей под шелковистой белизной свободной блузки слегка прижались к его груди, когда она придвинулась еще ближе.
  
  Она стояла неподвижно, едва касаясь его, опустив руки вдоль туловища и крепко сжав их в кулаки. Поверх края своего бокала он пристально смотрел в ее поднятое лицо. Ее глаза были плотно закрыты, и из внутреннего уголка каждого выдавилась слеза и скатилась по ее прекрасным восковым щекам. Ее губы были приоткрыты, и между ними показался кончик языка, и они двигались почти незаметно, и он услышал произносимые шепотом слова, которые, казалось, исходили из глубины ее тела, а вовсе не из голосовых связок:
  
  “Я хочу тебя, Майкл Шейн”.
  
  Он поставил бокал с коктейлем, не попробовав его содержимого. Она стояла рядом с ним неподвижно. Очень осторожно он обнял ее правой рукой за плечи. Ее плоть, казалось, пульсировала напротив его, когда он медленно усиливал давление на ее плечи, прижимая ее к своей груди, и ее голова откинулась еще дальше, а губы приоткрылись шире, а затем ее глаза открылись, когда он опустил голову, и они были расфокусированными и блестящими, радужки стали невероятно большими, и когда его губы коснулись ее губ, ее живот и чресла извивались напротив него, и всасывание ее рта в его рот было жадным и неотразимым.
  
  Прошло либо короткое мгновение, либо вечность, пока они стояли вот так, так близко, как только могут быть два человека. Затем Шейн услышал настойчивый звон дверных колокольчиков спереди, медленно отпустил ее и отступил назад, чтобы дрожащей рукой взять бокал с коктейлем, как раз в тот момент, когда миссис Блэр поспешила мимо открытых дверей, направляясь открыть входную дверь.
  
  Анита мечтательно улыбнулась ему и положила костяшки пальцев левой руки на стол. “Я представляю, что это доктор Эванс пришел навестить Чарльза. Он всегда такой оперативный”.
  
  Шейн сделал глоток коньяка. Коньяк обжег ему горло, встретив, но не утолив другого рода жжение внизу живота. Он сказал: “Это мило со стороны доктора Эванса”, поставил свой стакан и достал сигарету из кармана рубашки, в то время как Анита неторопливо подошла к щели в раздвижных дверях и стояла там, спокойно выглядывая наружу, пока миссис Блэр и доктор не поспешили мимо и не сказали: “Немедленно сообщите мне о Чарльзе, доктор. Я очень надеюсь, что это несерьезно ”. Она повернулась к Шейну и спокойно спросила: “Это не так, не так ли?”
  
  “Боюсь, всего лишь несколько выбитых зубов”. Он посмотрел на свои ободранные костяшки пальцев и глубоко вздохнул. “Ты называл мне какую-то абсурдную причину, по которой он напал на меня с дробовиком, когда ...”
  
  “Когда ты решил, что тебе нужно выпить”, - закончила она за него. “И это вовсе не было абсурдом. Я уверен, что Чарльз был совершенно прав, и Генриетта действительно наняла тебя, чтобы ты откопал Даффи и попытался доказать, что она была отравлена.”
  
  - Это была она? ” спросил Шейн.
  
  “Отравлена? Конечно, нет. Зачем кому-то понадобилось совершать подобные жестокие поступки? Все любили ее. Кроме Генриетты, конечно. Она ненавидела всех. Если Даффи отравили, ты можешь быть уверен, что это сделала та старая кошелка. И, возможно, это сделала она, - медленно продолжила Анита. “Это было бы так на нее похоже. Знаешь, она могла бы. Сама отравила курицу, а потом назло скормила ее тарелку дорогой Даффи.”
  
  Шейн сардонически ухмыльнулся. “А потом пошел и нанял частного детектива, чтобы откопать собаку и доказать ее вину? У вас не может быть двух вариантов, миссис Роджелл”.
  
  “Пожалуйста, зови меня Анитой”, - рассеянно сказала она, задумчиво наморщив лоб. “Может быть, и нет, но ты можешь быть уверен, что никто другой в этом доме не причинил бы вреда Даффи”.
  
  “Как ты можешь быть в этом так уверен?” - раздался довольно сочный голос из коридора, и светловолосый молодой человек, развалившись, просунулся между приоткрытыми дверями. Он слегка покачивался и сжимал в руке стакан с хайболом, а его налитые кровью глаза плохо фокусировались. “Маленькая стерва со вспыльчивым характером, я всегда говорил. Однажды она цапнула меня за лодыжку, и, ей-богу, ты больше беспокоилась о том, что я ее лягну, чем о том, что меня укусят. Из-за чего вообще весь этот шум, сестренка? ” Он по-совиному уставился на Шейна. “Атомные бомбы взрываются на нашем заднем дворе, врачи бегают туда-сюда. Ты нас не представил, знаешь ли ”.
  
  “Это Майкл Шейн”, - отчетливо произнесла Анита. “Мой брат Марвин”.
  
  “Известный частный детектив, да?” Марвин моргнул и придвинулся ближе, чтобы вглядеться в его лицо затуманенными глазами. “Знаешь, ты совсем не подходишь на роль. Не так, как это показывают по телевизору, когда все твои красивые клиентки-блондинки срывают с себя одежду и залезают к тебе в постель первыми попавшимися. Правда, сестренка? ” спросил он ее с ухмылкой. “Можешь ли ты представить себе какую-нибудь красивую блондинку-клиентку, забирающуюся в постель к этому рыжеволосому Мику? Я спрашиваю тебя сейчас. Ты блондинка и должна знать. Ты бы забралась в постель к его уродливой роже?”
  
  Холодным злобным голосом Анита сказала: “Убирайся отсюда, Марвин. Ты пьян”.
  
  “Конечно, я немного пьян”. Он бессмысленно улыбнулся и еще раз взглянул на Шейна, вздрогнул и почти почувствовал, как его собственные ноги выходят.
  
  Она сказала: “Вот и все для моего брата, мистер Шейн”. Мечтательно-созерцательное выражение согнало гнев с ее лица. “Я бы так и сделала, вы знаете”.
  
  Шейн сказал: “Я знаю”, - очень буднично.
  
  Она закрыла глаза, обхватила руками свою полную грудь и задрожала. Затем она начала скользить к нему с закрытыми глазами.
  
  Шейн допил свой стакан, поставил его на стол и стал ждать, когда она подойдет к нему.
  
  Из холла донеслись голоса миссис Блэр и доктора Эванс, они приближались к ним. Анита остановилась в трех футах от Шейна, разжала руки и открыла глаза. Загипнотизированное выражение исчезло с ее лица, она повернулась, подошла к двери и небрежно спросила: “Как Чарльз, доктор?”
  
  “Настолько хорошо, насколько можно было ожидать”. Его произношение было точным, с нарочито вежливой интонацией. “Мне пришлось наложить шесть швов и ввести обезболивающее. Позже ему придется обратиться к хорошему дантисту. Я должен разобраться с этим, Анита. Чарльз и миссис Блэр сообщили мне, что какой-то неуклюжий грубиян в виде частного детектива ворвался сегодня вечером на вашу территорию, намереваясь осквернить могилу вашей собаки, и Чарльз был ранен, защищая это место. Ты вызвал полицию, чтобы выдвинуть обвинения против этого негодяя? Ты же знаешь, я обязан сообщить об инциденте. ”
  
  “Почему бы тебе не обсудить это с мистером Шейном?” Анита отошла в сторону, и доктор Альберт Эванс прошел через раздвижные двери. Для практикующего доктора медицины он был молод, Не больше тридцати с небольшим, подумал Шейн. Он был стройным, среднего роста, со слегка выпуклыми глазами за очками в золотой оправе, прикрепленными к черному шнурку на шее.
  
  Он остановился и сурово посмотрел на Шейна, но детектив мог поклясться, что в его глазах мелькнул намек на огонек, когда он спросил: “Чем вы ударили Чарльза? Он настаивает, что ты напал на него с большим камнем.”
  
  Шейн протянул правую руку, сжав кулак. “Если у тебя остался клей, можешь намазать немного на костяшки моих пальцев”.
  
  “Это не шутка”, - сказал ему доктор. “Это незаконное проникновение на чужую территорию, Анита. И, по меньшей мере, нападение и побои. Этот человек должен быть арестован”.
  
  “Он утверждает, что заблудился в заливе на гребной лодке и сошел на берег за помощью, когда Чарльз принял его за вандала и пригрозил дробовиком”.
  
  “Ты можешь это доказать?” - потребовал доктор Эванс от Шейна.
  
  “Ты можешь доказать, что я этого не делал?”
  
  “Все еще существует нападение со смертельным оружием”. Доктор взглянул на кулак Шейна, и в его глазах снова появился намек на огонек.
  
  “Нападение?” - фыркнул Шейн. “В то время как этот идиот следовал за мной на расстоянии шести футов со взведенным двуствольным ружьем, заряженным картечью? Малейшая оплошность с его стороны разорвала бы меня на две части. Если кто-то и выдвинет здесь какие-либо обвинения, то это буду я ”.
  
  “Я думаю, мистер Шейн прав”, - сладко сказала Анита. “Давайте будем счастливы, что не было причинено большего ущерба”.
  
  “Да ... ну ...” Доктор снял очки, быстро заморгал и повертел их в руках. “Сегодня вечером я сделал для Чарльза все, что мог”. Он повернулся, чтобы уйти, но Шейн остановил его.
  
  “Если вы едете в город, доктор, можно вас подвезти? Я собирался вызвать такси, но пока не нашел времени”.
  
  “Ну да. Конечно, если хочешь. Я иду по авеню к Флэглеру”.
  
  “Прямо возле моего дома”, - добродушно сказал ему Шейн. Он прошел мимо Аниты, и ее пальцы взметнулись, чтобы поймать его за руку, когда он проходил мимо. Он крепко пожал ей кончики пальцев и сказал: “Спасибо за все, миссис Роджелл. Надеюсь, мы еще встретимся”.
  
  Она яростно вонзила ногти в мясистую часть его ладони, а затем отпустила его руку. Он последовал за доктором Эвансом по коридору, проходя мимо портьер слева, и увидел Марвина в другом конце библиотеки, у бара, намеревающегося налить себе еще выпивки.
  
  Доктор Эванс открыла дверь и придержала ее для него, и они прошли через деревянное крыльцо и спустились по каменным ступеням к аккуратному темному седану под портьерой.
  
  Доктор положил свою сумку на заднее сиденье и обошел машину, чтобы сесть за руль, а Шейн скользнул рядом с ним. Он включил передачу и, когда машина плавно покатила по извилистой подъездной дорожке, тихо сказал: “Я так понимаю, вы частный детектив, мистер Шейн?”
  
  “Да”.
  
  “И я также полагаю, что ты пытался выкопать любимую собаку миссис Роджелл, чтобы проанализировать содержимое ее желудка?”
  
  Шейн сказал: “Я не намерен признавать этот факт, доктор”.
  
  “Да ... ну ...” Седан повернул на север по Брикель. “Я могу только пожелать тебе успеха”, - раздраженно сказал доктор. “Признаюсь, я ужасно обеспокоен”.
  
  “Ты думаешь, собаку отравили?”
  
  “У меня нет мнения по этому поводу… я не ветеринар. Мне бы очень хотелось, чтобы миссис Роджелл не торопилась с похоронами маленького зверька. Но у нее ужасный комплекс по поводу смерти в любой форме. Осмелюсь предположить, что это результат какой-то детской травмы, хотя я тоже не психиатр. И смерть ее мужа, всего два дня назад, конечно, ужасно расстроила ее. Хотя это замечательная женщина. Она держится на редкость хорошо ”.
  
  Шейн сухо сказал: “Да. Я думаю, Анита Роджелл выживет нормально”, и воспоминание о тех бурных объятиях все еще пронзает его тело.
  
  “Я так понимаю, ты подписала свидетельство о смерти”, - добавил он.
  
  “Конечно, я это сделал. Я лечил его в течение нескольких месяцев, и меня вызвали сразу после того, как было обнаружено его смерть ”.
  
  “Есть ли вообще какая-либо вероятность, доктор, что он мог быть отравлен?”
  
  “Ты слушала Генриетту”, - сказал он с горечью. “Распространяя свою хандру везде, где кто-нибудь захочет послушать. Мистер Шейн, если вы опытный детектив, вы должны знать, что ни один компетентный врач в здравом уме не может абсолютно исключить возможность того, что смерть наступила от какого-то яда. Неважно, насколько нормальным это может показаться на первый взгляд. Если бы мы приняли этот факт во внимание, возможно, нам следовало бы проводить вскрытие каждого трупа ... независимо от обстоятельств смерти ”.
  
  “Возможно, нам следует это сделать”, - спокойно сказал Шейн.
  
  “Да ... ну ...” Доктор замедлил шаг, приближаясь к мосту через реку Майами. “Поскольку это не общепринятая практика, я могу только сказать вам, что не было ни малейших доказательств, которые заставили бы меня усомниться в том, что смерть Джона Роджелла была нормальным и естественным результатом его болезни сердца. Это заявление, которое я дал полиции, и я поддерживаю его ”.
  
  “Прямо здесь, доктор”, - поспешно сказал Шейн, когда они поравнялись с его апарт-отелем. “Спасибо, что подвезли ... и за информацию”. Он вышел у тротуара и поднял большую руку в знак прощания, подождал, пока доктор уедет, а затем поплелся к боковому входу, где поднялся на один лестничный пролет и направился в свою угловую квартиру, чтобы дождаться, когда Тимоти Рурк появится или позвонит ему.
  
  
  7
  
  
  Прошло почти два часа и три выпивки, когда дверь открылась и внутрь ввалился Тимоти Рурк в плаще, туго подпоясанном на тонкой талии, его глаза злобно поблескивали при виде спокойной картины, которую представлял Шейн, непринужденно сидящий в глубоком кресле в окружении клубящегося от сигареты дыма и бокала рядом с ним.
  
  Он сказал: “Клянусь Богом, Майк! Ты из тех, кто вылез бы весь в бриллиантах, если бы упал в канализационную яму”.
  
  Шейн дружелюбно ухмыльнулся и спросил: “Было тяжело?”
  
  “Посмотри на мои проклятые руки”. Рурк шагнул вперед, подняв ладони для осмотра Шейном. Они были покрыты волдырями, некоторые из которых лопнули, а красная плоть под ними потрескалась и кровоточила. “Уже два часа гребу кругами по этому паршивому заливу”, - проскрежетал Рурк, поворачиваясь к настенному бару и доставая бутылку неразбавленного бурбона с легкостью давнего знакомого. Вернувшись к центральному столу, он вытащил пробку и наклонил бутылку над стаканом с двумя наполовину растаявшими кубиками льда и небольшим количеством воды, которую Шейн использовал для коктейля. Он налил на четыре пальца в стакан, немного поплескал, а затем выпил в четыре глотка.
  
  Он выразительно причмокнул губами, плюхнулся своим бугристым телом в кресло по другую сторону стола и проскрежетал: “То, что я делаю для тебя, Майк Шейн! Клянусь Богом, лучше бы у этой собаки был яд в брюхе ”.
  
  “Так и есть”, - решительно сказал Шейн. “Ты поймал ее, да?”
  
  “Конечно, я ее поймал”, - воинственно сказал Рурк. “Пока ты был внутри и устраивался поудобнее с вдовой. Я выглянул из кустов после выстрела из дробовика. Я решил взглянуть на тебя с оторванной твоей дурацкой башкой, чтобы рассказать Люси все ужасные подробности. И что я увидел? Ты стоишь там под прожектором с этим бесчувственным детенышем на руках, а эта красотка заискивает перед тобой, как будто никогда в жизни не видела мужчину ”.
  
  “Это была отвлекающая тактика, - весело сказал Шейн, - чтобы дать тебе возможность поработать лопатой”. Он достал из кармана маленькую записную книжку с адресами и начал листать ее.
  
  “Какой она была, Майк? После того, как ты затащил ее в дом и бросил шофера?”
  
  “Вокруг было слишком много людей, чтобы по-настоящему разобраться. Возможно, в другой раз я представлю тебе подробный отчет. Где собака?”
  
  “Внизу, в моей машине”. Рурк вздохнул и поднялся на ноги с гримасой боли в давно неиспользованных мышцах. Он вышел на кухню, чтобы взять свежий стакан и побольше кубиков льда для себя, в то время как Шейн нашел номер самого известного токсиколога Майами, снял трубку и передал ее на коммутатор внизу.
  
  Шейн заговорил в микрофон, когда Рурк неторопливо вернулся и плеснул виски в стакан: “Это Бад Толливер? Майк Шейн, приятель. Ты можешь быстро выполнить для меня работу сегодня вечером?”
  
  Он немного послушал и сказал: “Я не думаю, что это займет много времени. Вы должны быть в состоянии справиться с этим прямо здесь, в вашей подвальной лаборатории. Анализ содержимого желудка мертвой собаки на наличие яда”.
  
  Он приподнял одну бровь, глядя на Рурка, и слегка ухмыльнулся, держа трубку в нескольких дюймах от уха, пока из нее лился поток протеста.
  
  Затем он убедительно вмешался: “Я ни капельки не виню тебя, Приятель, но это намного больше, чем просто дворняжка. Если я прав, мы собираемся назначить экспертизу трупа, который должен быть кремирован завтра. Вот почему это должно произойти быстро ”.
  
  Он послушал еще немного и кивнул. “Я принесу это прямо к тебе домой”. Он повесил трубку и сказал Рурку: “Толливер чувствует, что его профессиональный статус подвергается сомнению из-за работы с собакой. Ты идешь, Тим?”
  
  Рурк откинулся на спинку стула, крепко сжимая в обеих руках высокий стакан. Он покачал головой, достал из кармана кожаный футляр для ключей и бросил его на стол. “Возьми мою машину. Машина припаркована перед домом, а собака заперта в багажном отделении. Отвези Даффи к Баду, а потом возвращайся сюда, да? Я пытаюсь вспомнить что-нибудь о Генриетте Роджелл. Если это удастся, я думаю, мы выдержим поездку в новостной морг. Если нет, по крайней мере, я догоню тебя. ” Он многозначительно поднял свой бокал.
  
  Шейн взял ключи и сказал: “Постарайся, чтобы это получилось, Тим”.
  
  Он вышел за дверь, спустился на лифте вниз, через пустынный вестибюль к потрепанному седану Рурка, стоявшему напротив.
  
  Бад Толливер был холостяком, который жил в пятикомнатном оштукатуренном доме в северо-восточной части города. Свет на крыльце горел, когда Шейн подъехал к дому, рыжеволосая вышла, отперла багажное отделение и открыла его. Крошечное тельце пекинеса лежало на полу, поджав под себя лапы, его некогда блестящая шерсть была покрыта грязью, рот приоткрыт в чем-то похожем на насмешливую ухмылку.
  
  Шейн поднял легкое тельце за переднюю и заднюю лапы, понес его по дорожке, держа прямо перед собой, и входная дверь открылась, когда он ступил на крыльцо, и Толливер жестом пригласил его внутрь.
  
  Токсиколог был такого же роста, как Шейн, и на несколько лет моложе. Его голова была совершенно лысой, и у него было умное костлявое лицо, которое задумчиво сморщилось, когда он отошел в сторону и посмотрел на ношу детектива. “Как давно этот пес был похоронен?”
  
  “Примерно через двадцать четыре часа”. Шейн задержался в опрятной гостиной, пока его хозяин закрывал входную дверь и направлялся в заднюю часть дома, где открыл дверь из кухни и включил свет, ведущий в его подвальную лабораторию.
  
  Внизу Шейн опустил останки Даффи на сверкающий белой эмалью стол и отряхнул руки.
  
  “Ты же знаешь, у меня дома не так уж много оборудования, Майк. Как раз достаточно для нескольких простых тестов. Что я ищу?”
  
  “Предполагается, что она умерла вчера вечером в конвульсиях примерно через десять минут после того, как съела блюдо с цыпленком в сливках, которым ее угостила пожилая леди, заподозрившая, что в нем содержится яд. С другой стороны, сообщается, что она была болезненной собакой, часто страдающей расстройствами желудка. ”
  
  “Судороги через десять минут - это похоже на солидную дозу стрихнина”, - рассеянно сказал Толливер, снимая с крючка на стене накрахмаленный хирургический халат и просовывая руки в рукава. “Если так, это будет легко”.
  
  “Это нужно обязательно сочетать с курицей в сливках, чтобы у нас было открытое и закрытое дело, приятель”.
  
  “Конечно”, - жизнерадостно сказал токсиколог, поворачиваясь к полке с блестящими хирургическими инструментами и выбирая один. “Хочешь остаться и посмотреть, как это делается?”
  
  “Я так не думаю”, - поспешно сказал Шейн. “Не сегодня вечером. У нас с Тимом Рурком есть дела. Позвони мне домой, ладно? Примерно через сколько?”
  
  “Через полчаса или около того”.
  
  Шейн сказал: “Отлично”, - и быстро поднялся по лестнице, в то время как Толливер склонился над мертвой собакой с профессиональным интересом и рвением.
  
  Тимоти Рурк быстро поднялся на ноги, когда Шейн вошел в свою квартиру десять минут спустя. Он допил остатки своего напитка и торжествующе сказал: “Понял, Майк. Давай подбежим к Новостям и проверим их ”.
  
  Шейн подождал у двери, пока он выйдет, закрыл ее на щеколду и спросил: “Понял что?”, когда они возвращались к лифту.
  
  “То, что грызет мою так называемую память с тех пор, как ты сегодня днем навязал мне эту сделку с Роджеллом. Проливает довольно хороший свет на Генриетту. Это было около пяти лет назад, Майк, когда она попала в заголовки газет с иском против своего брата. Требуя отчета о его имуществе и требуя половину доли для себя. Подробности у меня в голове смутно, - продолжал он, когда они пересекали вестибюль. “Я забыл, как это получилось. Но он сколотил свое состояние на западе, я думаю, на добыче полезных ископаемых, и я верю, что она утверждала, что работала на шахтах вместе с ним и что половина его миллионов по праву принадлежит ей, и она хотела получить деньги законно и на свое имя, вместо того чтобы жить с ним в том большом доме и заставлять его раздавать их ей. ”
  
  Они подошли к машине Рурка, и Шейн спросил, не хочет ли он сесть за руль.
  
  Репортер покачал головой и открыл правую дверцу. “Только не с этими волдырями. Пока не придется”.
  
  В огромном картотечном зале "Дейли Ньюс Тауэр" Рурк уверенно шел по длинному проходу, уставленному картотеками, по пути дергая за свисающие шнуры, чтобы включить верхний свет. Он замедлил шаг и, наконец, остановился перед шкафом, выдвинул ящик с надписью Re-Ro.
  
  Он порылся в картонных папках, вытащил толстую и раскрыл ее на столе при ярком свете. “Вот последние материалы по Роджеллу. Его некролог и так далее ”. Говоря это, он медленно переворачивал вырезки, остановился на другой пачке и с интересом посмотрел на фотографию невесты. “А вот и свадьба старика, состоявшаяся всего несколько месяцев назад. Свадьба в апреле-декабре, о которой сестры-плакальщицы писали на всех страницах светской хроники”.
  
  Шейн наклонился, чтобы вместе с ним изучить фотографию. Она была сделана на ступенях местной церкви, когда пара уходила после церемонии. Это была первая фотография Джона Роджелла, которую Шейн помнил. Он был высоким, худощавым, с кожистым лицом, как у его сестры, в цилиндре и с вырезом. На фотографии он выглядел здоровым шестидесятилетним мужчиной, а не дряхлым стариком, чье сердце, как можно было ожидать, уступит настойчивости требовательной молодой невесты.
  
  Конечно, между возрастом этой пары была поразительная разница. В своем белом свадебном платье и с свадебным букетом в руках Анита была ослепительно красива, олицетворяя девственную молодую невесту в самый счастливый день своей жизни.
  
  “Мистер и миссис Джон Роджелл, когда они возвращались после полуденного совершения своих свадебных обрядов”, - сухо прочитал Рурк текст под фотографией. “Черт возьми, если бы у старика было так три месяца, я бы предположил, что он умер счастливым”.
  
  Он медленно переворачивал вырезки обратно. “Как только стало известно о помолвке, появилось множество полнометражных статей. Это были настоящие сказки о Золушке. Такое может случиться и случается в Майами. Анита Дейл. Девушка из маленького городка, из бедной семьи на севере штата, робко приезжающая искать счастья в Волшебный город солнца, греха и секса, имея диплом средней школы и шестимесячные курсы секретарши в качестве единственных активов. Работа регистратором за сорок баксов в неделю в брокерской фирме "Пибоди"... а потом джекпот. Вот так. ” Он щелкнул костлявыми пальцами и злобно ухмыльнулся. “Шесть месяцев спустя она сидит в этом каменном особняке, наследница множества миллионов долларов. Как тебе такое превращение из грязи в князи за один простой взнос?”
  
  “Ты сказал брокерская фирма ”Пибоди"?"
  
  “Конечно. Гарольд Пибоди. Она работала там, когда встретила Роджелла. Пибоди - один из перспективных молодых финансовых консультантов Майами. Роджелл, вероятно, его самый крупный аккаунт, хотя другие стекаются к нему с тех пор, как он получил известность, а одна из его секретарш вышла замуж за миллионы. Вполне понятно, что он будет душеприказчиком имущества Роджелла. Но это все недавняя история ”, - добавил Рурк, перелистывая разбросанные вырезки. “Здесь просто рутинные вещи. Роджелл покупает еще одну судоходную линию, инвестирует миллион в развитие недвижимости в Атланте. Вот то, что я ищу. ”
  
  Он остановился на длинной статье на первой полосе, озаглавленной: “СТАРАЯ ДЕВА ПОДАЕТ В СУД
  
  
  БРАТ-МУЛЬТИМИЛЛИОНЕР.”
  
  
  “В этот день они открыли судебное разбирательство”, - пробормотал он. “Я сам освещал тот первый день. Давай посмотрим… если я вернусь к нескольким вырезкам, мы найдем вердикт”.
  
  Он начал делать это, быстро и со знанием дела просматривая несколько слов или заголовок каждой истории. Через мгновение он остановился и сказал: “Вот оно”, - и прочел: “ПРИСЯЖНЫЕ ВЫНОСЯТ ВЕРДИКТ По ИСКУ ОБВИНЯЕМОГО НА МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ”.
  
  “Она потеряла самообладание”, - сказал он Шейну. “Я думал, что запомнил это таким образом, но не был уверен. Присяжные сочли, что у Генриетты все в порядке, поскольку она ... делила с ним большой дом в качестве официальной хозяйки, со счетами по всему городу и ежемесячным денежным пособием, намного большим, чем она могла потратить. Все это прозвучало в показаниях во время суда”, - объяснил он. “Она никогда не жаловалась на то, что ее брат был скупым или что она действительно чего-то хотела. Ее позиция заключалась просто в том, что половина денег по закону должна была принадлежать ей, и она хотела, чтобы они были в ее собственных руках. Может быть, ей хотелось купить несколько собственных судоходных линий.”
  
  Шейн сказал: “Верни назад две или три из этих вырезок, Тим. Во время судебного процесса. Я заметил одну историю, когда ты проходил мимо в поисках вердикта ”.
  
  “Которая из них?” Рурк поворачивал одну вырезку за другой лицом к свету.
  
  Шейн сказал: “Вот оно”. Это была статья на две колонки, на внутренней странице, озаглавленная “ЭКОНОМКА ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ”, а под ней были две фотографии женщины, рядом. На снимке слева была несколько размытая фотография довольно симпатичной и слегка полноватой молодой женщины, стоящей на крыльце обветшалого каркасного дома с грубо нарисованной вывеской над головой “ПАНСИОН БЛЭР”. Подпись гласила: “Бетти Блэр перед своим пансионом в Сентрал-Сити, штат Колорадо.” На другой фотографии была изображена та же женщина примерно на тридцать лет старше, по-прежнему гладколицая и миловидная, но примерно на двадцать фунтов тяжелее, и подпись под ней гласила: “Миссис Блэр, когда она появилась сегодня в суде ”.
  
  Рурк кивнул и сказал: “В тот день я был в суде. Адвокаты Генриетты вызвали домработницу Роджелл для дачи показаний в пользу истца, но она была практически враждебным свидетелем и не сильно помогла делу. Кажется, она управляла пансионом в шахтерском городке, где Роджелл сколотил свое состояние, и она несколько неохотно призналась, что люди в городе до сих пор рассказывают истории о том, как в старые времена Генриетта действительно брала кирку на плечо рядом со своим братом в их первом перспективном туннеле. Кажется, позже они оба останавливались у нее, и после смерти мистера Блэра Джон Роджелл отправился в Колорадо, привез ее обратно сюда и назначил своей экономкой. Со стороны адвоката защиты было несколько попыток намекнуть, что она, возможно, была чем-то большим, чем просто его экономкой, но судья быстро пресек их, постановив, что он изобличает своего собственного свидетеля. В конечном счете показания Блэра помогли Роджеллу, потому что она подчеркивала, что он никогда ни в чем не отказывал Генриетте, никогда не задавался вопросом, сколько денег она потратила и на что. В жюри присяжных было три женщины, ” закончил Рурк со смешком, “ и вы могли видеть, как они пускали слюни и мечтали оказаться на месте Генриетты ”.
  
  Шейн кивнул, выпрямился и взглянул на часы. “Собака была у Толливера больше получаса. Давай вернемся и посмотрим, есть ли какие-нибудь известия”.
  
  Его телефон звонил, когда он отпирал дверь своей квартиры. Он поспешил к нему, не включая свет, схватил трубку и рявкнул: “Алло”.
  
  Ему ответил голос Толливера. “Понял, Майк”.
  
  “Получил что?”
  
  “В том цыпленке со сливками, который съел пекинес, достаточно стрихнина, чтобы убить большую семью”.
  
  Шейн торжествующе сказал: “Уилл Джентри захочет услышать это прямо из первых уст, приятель. Оставайся у телефона, и я попрошу его позвонить тебе”.
  
  Тимоти Рурк включил свет и вошел следом за Шейном, и широкая ухмылка появилась на его лице, когда он услышал тон Шейна.
  
  Детектив дал номер домашнего телефона Джентри на коммутатор и, пока тот ждал, сказал Рурку: “Ты получил эти волдыри по уважительной причине. Стрихнин. Теперь мы выдвигаемся”.
  
  В трубке послышался сонный грубый голос шефа полиции Уилла Джентри, и Шейн сказал ему: “У Бада Толливера есть для тебя новости, Уилл. О мертвой собаке”.
  
  “Дворняжка Роджелла?” Голос Джентри быстро пришел в себя. “Клянусь Богом, Майк, я не думал, что у тебя получится. Каков вердикт?”
  
  “Спроси Толливера. Он ждет твоего звонка”. Шейн дал Джентри номер. “Перезвони мне, хорошо?”
  
  “Правильно”.
  
  Шейн повесил трубку и радостно сказал: “Это требует небольшого возлияния”. Он налил себе "Хеннесси" и подождал, пока Рурк нальет виски в его стакан. Он торжественно произнес: “За лучшего расхитителя могил, которого я знаю”, - и допил свой бокал, в то время как Рурк с притворным смирением поклонился, прежде чем последовать его примеру.
  
  Его телефон зазвонил снова, и Уилл Джентри сказал: “Поздравляю, Майк. Я назначаю немедленное судебное разбирательство по делу Роджелла. Слава Богу, его планируют кремировать, так что тело не забальзамировали ”.
  
  “Можешь ли ты сделать это без постановления суда или получения разрешения от семьи?”
  
  “С такого рода доказательствами, да. На самом деле я обсудил это с прокурором штата после разговора с вами сегодня и получил его официальное согласие действовать дальше, если все обернется таким образом. Мы узнаем утром ”.
  
  Шейн повесил трубку и посмотрел на часы, его суровое лицо было напряженным. Он пробормотал Рурку: “Я лучше позвоню Люси. К этому времени у нее уже будут обгрызены ногти ”. Он снова поднял трубку и назвал ее номер.
  
  Он сидел и слушал, как в ее квартире звонит телефон, настороженность медленно сходила с его лица, сменяясь недоверчивым хмурым выражением. После десятого звонка он прервал соединение и резко сказал оператору отеля: “Я пытаюсь дозвониться Люси Гамильтон. Ты набрал правильный номер?”
  
  “Я уверен, что это так, мистер Шейн. Я узнал ее номер, когда вы его давали. Мне попробовать еще раз?”
  
  “Пожалуйста. И убедись, что это правильный номер”.
  
  Рурк скрестил свои худые ноги и ухмыльнулся, увидев обеспокоенное выражение на лице рыжеволосой девушки, когда на другом конце провода снова монотонно зазвонил телефон.
  
  “Так что, может быть, она не так обеспокоена, как ты думал, Майк. Черт возьми, еще не полночь”.
  
  “Она дома”, - яростно сказал Шейн. “Я знаю, как Люси. Она знала, что мы попытаемся завести собаку сегодня вечером, и она знала, что я позвоню ей в первый же момент ...”
  
  Он замолчал, когда звонки прекратились, и оператор спросила: “Хотите, я продолжу попытки, мистер Шейн? Прошло пятнадцать гудков, а она все еще не отвечает ”.
  
  Шейн сказал: “Нет”, - а затем быстро добавил: “Пусть оператор проверит этот номер, чтобы узнать, не случилось ли с ним чего”.
  
  На его щеках пролегли глубокие впадины, а глаза были мрачными, когда он повесил трубку и потянулся за своим напитком.
  
  Удобно устроившись в глубоком кресле, Рурк усмехнулся и мягко подколол его: “Люси не подросток, Майк. Черт возьми, ты ведешь себя как заботливый отец. Скорее всего, у нее было свидание ... ”
  
  Шейн гневно сказал: “У Люси нет свиданий. Не тогда, когда она беспокоится о том, что я подставлю свою шею. Готов поспорить на свой последний доллар, что прямо сейчас она сидит у телефона в своей квартире и недоумевает, почему я ей не звоню ”.
  
  Тимоти Рурк пожал своими костлявыми плечами и сделал большой глоток. “Черт возьми, я не имел в виду, что она уходит от тебя. Я просто имел в виду...”
  
  Резкий телефонный звонок прервал его. Шейн схватил трубку, и веселый голос с гостиничного коммутатора сообщил ему: “Они проверили телефон мисс Гамильтон, мистер Шейн, и все в порядке. Хочешь, чтобы я продолжал пытаться?”
  
  Шейн сказал: “Нет”, - и медленно повесил трубку. Его рука сжалась в кулак, когда он оторвался от инструмента, и костяшки пальцев побелели. Он задумчиво смотрел на них сверху вниз, а Рурк ничего не сказал. Наконец он поднял голову, и мрачная улыбка тронула уголок его рта. “Наверное, ты прав, Тим. Может быть, Люси беспокоится обо мне не так сильно, как я думал”.
  
  “Ну и черт с тобой”, - резонно заметил Рурк. “Нельзя ожидать, что девушка будет сидеть дома одна у телефона каждый вечер в течение недели только потому, что ее босс занят делом. Она знает, что ты можешь сам о себе позаботиться ”.
  
  Шейн сказал: “Конечно”. Он осушил свой бокал и медленно поставил его на стол.
  
  Рурк мгновение изучал изрытое ссадинами лицо своего друга, склонив голову набок и прищурив глаза. “Она же не говорила, что будет сидеть дома и ждать звонка, не так ли?”
  
  Шейн сказал: “Нет”, - сквозь стиснутые зубы. Он медленно поднялся на ноги и посмотрел сверху вниз на репортера. “Не разыгрывай меня насчет ревности, Тим. Люси большая девочка, как ты и говорил, и ей не нужно получать моего разрешения, чтобы отсутствовать до полуночи. В то же время я собираюсь к ней домой, посмотреть, что к чему. Отвезешь меня на пристань, чтобы забрать мою машину?”
  
  Рурк отвел взгляд от поджарых рыжеволосых глаз и сказал: “Конечно”. Он допил свой напиток и поднялся с глубокого кресла.
  
  Телефон зазвонил снова. Шейн повернулся к столу и быстро схватил трубку. Это был клерк внизу.
  
  “Здесь курьер из Вестерн Юнион, мистер Шейн. Мне послать его наверх?”
  
  Шейн сказал: “Да”, - и, глубоко вздохнув, бросил трубку. Он радостно сообщил Рурку: “Телеграмма. Люси, должно быть, пришлось за чем-то выйти, и она знала, что я буду волноваться ... ” Он повернулся и пошел к двери, чтобы открыть ее.
  
  Рурк громко усмехнулся и сказал: “Почему бы вам двоим не пожениться и не покончить со всей этой ерундой? Тогда ты мог бы на законных основаниях сажать ее на цепь каждую ночь и раз в неделю избивать до полусмерти, чтобы держать в узде.”
  
  Дверь лифта с лязгом открылась в конце коридора, и, позвякивая монетами в кармане, пока он ждал у открытой двери, Шейн ухмыльнулся через плечо и сказал: “Может быть, я так и сделаю. Может быть, клянусь Богом...”
  
  Он замолчал, чтобы вытащить из кармана полдоллара, когда в дверях появился маленький сморщенный человечек, одетый в слишком большую униформу посыльного. Он произнес нараспев: “Сообщение для мистера Майкла Шейна”, - и ловко обменял белый конверт на монету.
  
  Выражение лица Шейна изменилось, когда он посмотрел на конверт, на котором его имя и адрес были написаны карандашом грубым шрифтом снаружи. Он воскликнул: “Подождите минутку. Это не телеграмма ”.
  
  Посланник спокойно сказал: “Это точно не так. Но это для тебя, если ты тот, кто там записан”. Он начал отворачиваться, но детектив проскрежетал: “Подожди минутку”, - вскрывая конверт. Внутри был единственный сложенный лист, вырванный из желтого блокнота. Тем же грубым шрифтом, что и адрес, Шейн прочел:
  
  “У тебя есть собака, но у нас есть твоя секретарша. Если хочешь снова увидеть ее живой, выброси дворняжку в залив и забудь, что когда-либо ее видел ”.
  
  Сообщение было без подписи.
  
  Шейн схватил худую руку посыльного и резко потребовал: “Где ты это взял?”
  
  “Угол Майами-авеню и Четвертой. Бар ”Шэмрок"."
  
  “Кто дал тебе это, чтобы ты принес это сюда?”
  
  “Это было у бармена для меня”. Посыльный беспокойно заерзал, отводя слезящийся взгляд от горящих глаз Шейна. “Заплатил мне два доллара и сказал доставить это немедленно”.
  
  “Как ты догадался пойти туда и забрать это?”
  
  “Меня послал Центральный офис. Нам постоянно поступают подобные звонки. Забирай и доставляй”.
  
  Шейн отпустил его руку, и он поспешил по коридору к лифту.
  
  
  8
  
  
  “В чем дело, Майк?” Рурк был рядом с ним, его голос был встревоженным.
  
  Шейн молча протянул лист желтой бумаги. Рурк бегло прочитал короткое сообщение и тихо выругался. “Они действовали быстро. Черт возьми, Майк! Если бы ты так быстро не нажал на спусковой крючок, добравшись до Толливера...”
  
  “Но я быстро нажал на спусковой крючок”, - сердито сказал Шейн. “И вскрытие уже назначено”. Он выхватил у Рурка лист желтой бумаги и впился в него взглядом. “Кто, во имя Всего Святого? И как он узнал ...? Ты оставил могилу открытой, Тим?”
  
  “Нет. Я заполнил его обратно и разгладил, насколько смог в темноте. Конечно, если бы кто-нибудь вернулся и тщательно проверил ...”
  
  “Кто-то это сделал”, - сказал Шейн. Он развернулся и направился к центральному столу, открыл телефонную книгу и пролистал страницы до номера Роджелла. Он отдал оператор и долго ждал с приемник к уху. Женский голос, наконец, сказал: “Миссис Rogell жительства”.
  
  “Это полиция”, - коротко сказал Шейн. “Говорит сержант Хэнсон. Я хочу поговорить с водителем Роджелла. Немедленно”.
  
  “Чарльз?” Он был уверен, что это был голос миссис Блэр. “Боюсь, это невозможно. Сейчас он спит ... под сильным успокоительным”.
  
  “Тогда разбуди его”, - проскрежетал Шейн. “Это полиция”.
  
  “Мне все равно, кто это”, - воодушевленно сказала миссис Блэр. “Я не верю, что ты смог бы разбудить его, если бы попытался. Доктор дал ему две таблетки, которые, по его словам, вырубят его по крайней мере на восемь часов. Бог свидетель, ему нужен покой. Я полагаю, доктор сообщил о том, что произошло здесь сегодня вечером? ”
  
  “Вот почему мы проверяем”, - солгал Шейн. “Как давно Чарльз принял свои таблетки и лег спать?”
  
  “Сразу после ухода доктора. Я заставил его пойти в его собственную квартиру и сам уложил его ”.
  
  “Брат миссис Роджелл все еще там?”
  
  “Марвин здесь, все в порядке, но и от него ты многого не добьешься. Ему не нужны были никакие таблетки, чтобы отключиться от простуды ”.
  
  Шейн повесил трубку, покачав головой Рурку. “Помощи ждать неоткуда. Экономка утверждает, что Чарльз и его брат мертвы для всего мира и их нельзя разбудить ”.
  
  “Я тут подумал, Майк. Тот, кто похитил Люси и написал эту записку, думает, что ты получил ее до того, как успел что-либо сделать с собакой. Они не могли знать о том, что Толливер быстро проделал для тебя работу. Если ты сможешь заставить их думать, что ... ”
  
  Шейн сказал: “Да”. Он снова поднял трубку и назвал домашний телефон Уилла Джентри. Когда шеф ответил, он сказал: “Снова Майк Шейн, Уилл. На этом конце кое-что прояснилось ”. Настойчивость в его голосе удержала Джентри от каких-либо вопросов. “Вы заказали вскрытие?”
  
  “Конечно. Они уже должны были забрать тело из похоронного бюро”.
  
  “Сколько людей знают это?”
  
  “Что ты имеешь в виду?”
  
  “Только то, что я спросил. Ты что, не понимаешь простого английского?”
  
  “Придержи язык, Майк. Никто за пределами департамента, кроме владельца похоронного бюро, а он поклялся хранить тайну. Док Хиггинс пообещал ему, что завтра утром вернет труп в гроб, чтобы никто не узнал. ”
  
  Шейн с жаром выдохнул: “Слава Богу”, - а затем решительно продолжил: “Пообещай мне вот что, Уилл. Не предпринимай никаких действий завтра утром, что бы ни сказал премьер. Не раньше, чем сначала поговоришь со мной. Ты можешь это пообещать? ”
  
  “Подожди минутку, Майк. Что это значит?”
  
  Шейн поколебался, затем решительно сказал: “У них Люси. Она останется жива до тех пор, пока они будут думать, что мы не нашли яд внутри собаки и не провели вскрытие Роджелла. Если его можно будет кремировать завтра, а они все еще будут думать, что... ”
  
  “Люси?” прогрохотал Джентри. “Кто такие ‘они”?"
  
  “Это то, что мне нужно успеть выяснить, Уилл. Тот, кто не хочет вскрытия Роджелла. Так что, ради всего Святого, держи это в секрете, Уилл”.
  
  Джентри хрипло сказал: “Мне тоже нравится Люси. Тебе нужна помощь?”
  
  “Это то, чего я сейчас не хочу. Просто соблюдай полную секретность при вскрытии ... и позвони, как только узнаешь”.
  
  Джентри сказал: “Ты получишь это”, и Шейн повесил трубку. Он встал и сказал: “Отвези меня к Люси, Тим. Может быть, мы сможем там что-нибудь купить”.
  
  Репортер поспешно допил остатки своего напитка и сказал: “Поехали”.
  
  Внизу Шейн остановился у стойки администратора, чтобы сказать клерку: “Я буду у мисс Гамильтон примерно через пятнадцать минут. Попробуй позвонить ей, если что-нибудь всплывет”.
  
  Он сел на водительское сиденье машины Рурка и направился в сторону Майами-авеню, объяснив: “Сначала мы заедем в ”Трилистник"".
  
  “Я этого не понимаю, Майк. Как кто-то мог так быстро добраться до Люси? Никто из вовлеченных в это людей не знает ее, не так ли?”
  
  “Она была там сегодня днем. Чарльзу хватило ума сообразить, что она моя секретарша, а остальные знали, о чем он подозревал”.
  
  “Но ее нет в телефонной книге. Все это может быть блефом”.
  
  Шейн сказал: “Может быть”. Он ехал на север по Майами-авеню и сбавил скорость, приближаясь к Четвертой улице. На углу салуна была вывеска зеленой неоновой надписью "SHAMROCK BAR". Он припарковался, и они вышли.
  
  Это был маленький бар, тусклый и тускло освещенный. В этот час там было всего трое мужчин на табуретах с напитками перед ними. Бармен был худым, с желтоватым лицом, в грязной белой куртке. Он безразлично подошел к ним, когда они выстроились в ряд у передней части бара, и Шейн машинально произнес: “Коньяк”, его взгляд скользнул по ряду бутылок за стойкой. “Мартель будет в самый раз, с водой на гарнир. И дедушка со льдом”.
  
  Он достал бумажник, извлек пятидолларовую купюру и расправил ее на стойке своими большими руками, пока бармен ставил перед ними напитки. Он подвинул банкноту вперед и сказал: “Сдачу оставь себе. Я хочу задать тебе вопрос”.
  
  Бармен положил кончики пальцев на счет, но не взял его. Светло-голубые глаза настороженно изучали лицо Шейна. “Конечно, мистер. Спрашивай”.
  
  “Посыльный из Western Union получил от тебя конверт пятнадцать или двадцать минут назад. Расскажи мне о нем”.
  
  “А что насчет этого?”
  
  “Все”.
  
  Мужчина пожал плечами, держа кончиками пальцев банкноту, но не протягивая ее к себе. “Пришел один парень, взял десятку у бойлера и спросил, можно ли ему воспользоваться телефоном. Я сказал ”конечно". Бармен мотнул головой в сторону монетофона на стене позади него. “Я стоял достаточно близко, чтобы услышать, как он попросил "Вестерн Юнион", а затем сказал послать посыльного, чтобы забрать товар отсюда для немедленной доставки. Затем он спросил, какова будет плата за проезд в центр Майами, и повесил трубку.
  
  “Он вернулся к своей выпивке и отдал мне эти два конверта, видишь? И три других. Сказал, что торопится и не могу ли я отдать письма и деньги посыльному, когда он придет. Я сказал "Конечно", и это все, что от меня требовалось ”.
  
  - Два конверта? - хрипло спросил Шейн.
  
  “Да. Их было двое. Совершенно похожих. Надпись сделана карандашом”.
  
  “Адресовано кому?” Голос Шейна был излишне резким, и бармен посмотрел на него с оттенком воинственности. “Откуда я знаю, мистер? Это не мое дело, и я не совал нос не в свое дело. Я просто положил их на кассовый аппарат вместе с тремя купюрами и отдал их посыльному, когда он пришел. Что в этом плохого? ”
  
  Шейн медленно выдохнул, долго задерживая дыхание. Он сказал: “Нет. В этом нет ничего плохого. Ты уверен, что не видел ни одного из имен? Для меня это стоило бы вдвое больше ”.
  
  “Ну и дела, хотел бы я этого”. В голосе бармена звучало искреннее сожаление, что он не проявил большего любопытства. “Я просто не смотрел”.
  
  “Как выглядел этот человек?”
  
  “Как бродяга”, - быстро ответил он. “В поношенном пальто и нуждающийся в стрижке. Худой и голодный на вид. Черт возьми, я не обратил внимания. Лет двадцати пяти или, может быть, тридцати. Обычный бродяга среднего вида.”
  
  “Ты никогда не видел его здесь раньше?”
  
  “Конечно, нет. У меня здесь довольно приличный контингент посетителей ”. Бармен гордо оглядел троицу на табуретах в другом конце бара. “Сейчас народу поредело, но полчаса назад здесь было довольно людно”.
  
  “Но ты узнаешь этого бродягу, если он когда-нибудь снова зайдет?” - настаивал Шейн.
  
  Бармен прищурил свои голубые глаза. “Я ... думаю, что мог бы”.
  
  “Если он все-таки покажется, в нем будет десять таких купюр для тебя, если ты вызовешь полицию и задержишь его, пока они не приедут сюда”.
  
  “Ну, конечно”, - неловко сказал мужчина. “Если закон хочет, чтобы он ...”
  
  Выразительно сказал Шейн: “Так и есть”, - и допил свой бокал.
  
  Когда они возвращались в его машину, Тимоти Рурк озабоченно сказал: “Думаю, это не очень помогло”.
  
  “Ни капельки. Тот, кто отправил записку, идеально замел следы. Какой-то бродяга со скамейки в парке, который был рад заработать остаток десятидолларовой купюры, выпив в баре и позвонив в Western Union ”.
  
  “Ноты”, - настойчиво напомнил ему Рурк, сворачивая за угол и направляясь на восток по четвертой улице. “Кому был адресован тот, другой?”
  
  Шейн пожал плечами. “Для тебя, может быть. Если бы кто-нибудь знал, что ты был со мной сегодня вечером, и именно ты совершил настоящее ограбление могилы ”.
  
  “Никто этого не знал. Клянусь, никто меня там не видел”.
  
  “Люси знала, что ты поедешь со мной”, - напомнил ему Шейн, и больше никто из них не произнес ни слова, пока Шейн не отпер квартиру Люси на первом этаже к востоку от бульвара Бискейн ключом, который Люси дала ему много лет назад и которым он никогда не пользовался до сегодняшнего вечера.
  
  Наружная дверь вела прямо в длинную приятную гостиную с двойными окнами, выходящими на улицу. Под окнами стоял диван с мягкими подушками, а перед ним низкий кофейный столик. Шейн включил верхний свет, когда они вошли, и двое мужчин стояли близко друг к другу, не говоря ни слова, их глаза обшаривали комнату в поисках любого признака беспорядка, любого указания на то, что Люси увезли насильно или пытались оставить за собой подсказку о ее местонахождении.
  
  Там ничего не было. Комната выглядела точно так же, какой Шейн видел ее много раз в прошлом, когда они с Люси заходили к нему после совместного ужина или заходили поздно, чтобы выпить по стаканчику на ночь, прежде чем отправиться в свои холостяцкие апартаменты.
  
  Абсолютно спокойным и чрезвычайно тихим голосом, который показал его старому другу всю силу эмоций, которые он испытывал, Шейн сказал: “Ты отойди, Тим. Я хочу осмотреть это место один. Здесь может быть что-то не на своем месте ... Что-то, что я узнаю ... ”
  
  Тимоти Рурк неловко сказал: “Конечно, Майк. Продолжай”. Он прислонился к дверному косяку, достал сигарету и закурил, наблюдая, как высокая фигура Шейна медленно удаляется от него, расправив плечи и выпятив подбородок.
  
  Детектив заметил три окурка в стеклянной пепельнице на кофейном столике в том конце, где обычно сидела Люси, когда они были в квартире вдвоем. Для Шейн это означало пару часов работы, что означало, что она пришла после неторопливого ужина и расслабилась на пару часов, прежде чем снова выйти. На стеклянном столике рядом с пепельницей лежало единственное засохшее колечко. Врожденная аккуратность Люси никогда бы не оставила это колечко нетронутым, если бы она допила свой напиток и без помех отправилась спать.
  
  Он прошел мимо дивана в маленькую кухню и обнаружил, что все в идеальном порядке, за исключением высокого стакана, стоящего на сливной доске раковины, с небольшим остатком янтаря на дне. Опять же, Люси не забыла бы сполоснуть стакан и перевернуть его вверх дном, если бы она поспешно не ушла. Он протянул длинную руку и, открыв шкафчик напротив раковины, достал бутылку коньяка, которую его секретарша всегда держала там, чтобы он мог выпить, а также винный бокал на четыре унции. Он вылил остатки ее теплого напитка в раковину, достал из холодильника два кубика льда и положил их в высокий стакан. Он плеснул на них бренди, добавил немного воды из-под крана и наполнил бокал почти до краев.
  
  Рурк все еще стоял у двери, когда вернулся в гостиную. Шейн протянул высокий стакан и любезно сказал: “Хочешь прополоскать горло этим, пока я осмотрю спальню?”
  
  Рурк сказал: “Конечно”, - и подошел к нему. “Что ты об этом думаешь?”
  
  “Так далеко не продвинулся. Люси была здесь… одна… пару часов после ужина. Выпила один бокал и в спешке ушла ”.
  
  “Под давлением?” Рурк забрал у него напиток, внимательно изучая его лицо.
  
  Шейн пожал плечами. “Полагаю, что нет. Там был бы опрокинутый стакан ... что-нибудь, что подало бы мне сигнал. Она бы знала, что я буду рядом ...” Его голос затих, и он сделал глоток коньяка, затем подошел к телефону и угрюмо уставился на чистый белый блокнот рядом с ним. Никаких телефонных номеров, даже каракулей. Но Люси была не из тех, кто рисует, напомнил он себе.
  
  Он вошел в опрятную спальню, в которой единственным признаком беспорядка или поспешного ухода была пара пушистых мулов, лежащих на боку в изножье кровати. Хорошо зная привычки Люси, Шейн знал, что она переоделась в них сразу после прихода, поспешно сбросила их и надела туфли, прежде чем снова выйти. Это был еще один признак поспешного отъезда, но не обязательно принуждения.
  
  Он подошел к ее шкафу, открыл его и мрачным взглядом оглядел аккуратное содержимое. Множество платьев и верхней одежды на вешалках ни о чем ему не сказали, но он заметил маленький чемоданчик на верхней полке и понял, что она собрала вещи не для длительного пребывания.
  
  Ванная была безукоризненно чистой, так как Люси всегда содержала ее в порядке и больше ничего ему не сказала. Когда Рурк вышел, он развалился в глубоком кресле, и его глубоко посаженные глаза смотрели на детектива с лихорадочным блеском. “Что об этом думает вдохновитель?”
  
  Шейн вздохнул и подошел к дивану, где опустился на него и сделал большой глоток коньяка. “Она вошла одна и расслабилась на час или около того ... Затем поспешно вышла. Я не думаю, что она имела хоть малейшее представление, во что ввязывалась, Тим. Она бы сумела что-нибудь сделать… оставить мне какой-нибудь знак ... ”
  
  У Люси Гамильтон зазвонил телефон.
  
  Рука Шейна дернулась, и немного его коньяка пролилось на ковер. Он в два шага подошел к аппарату и сказал “Алло” в микрофон.
  
  Ответивший ему голос был глубоким и сильным, но, несомненно, женским. “Это вы, мистер Шейн?”
  
  “Да”.
  
  “Этот номер мне дала ваша гостиница. Генриетта Роджелл”.
  
  Шейн снова сказал: “Да?”
  
  “Я должен немедленно увидеться с тобой. В "Уолдорф Тауэрс". Это вопрос, который я не могу обсуждать по телефону”.
  
  Ее голос был полон непреклонной решимости, и Шейн не стал тратить время на то, что, как он понимал, было бы бесполезным спором. Он сказал: “Через несколько минут, мисс Роджелл”, бросил трубку и направился к Рурку, который уже поднялся на ноги и осушил свой бокал.
  
  Не останавливаясь по пути к двери, он сказал: “Уолдорф Тауэрс, Тим. Высади меня там, и я заберу свою машину на причале позже”.
  
  
  9
  
  
  Генриетта встретила его у двери своего номера в выцветшем сером халате мужского покроя, туго перетянутом поясом вокруг ее стройной талии, и удобных ковровых тапочках на босу ногу. Ее седоватые волосы были распущены из тугого пучка, стянуты на затылке черной лентой в нечто вроде конского хвоста и свободно распушены вокруг лица, чтобы несколько смягчить жесткие черты.
  
  Шейн вошел в красиво оформленную гостиную, она закрыла за ним дверь и прошла мимо в халате, хлопающем вокруг голых жилистых лодыжек, к стеклянному кофейному столику перед диваном. “Я пью ржаное, - объявила она, - с капелькой воды, чтобы смягчить вкус. Если ты хочешь какой-нибудь необычный напиток, я, наверное, могу вызвать обслуживание в номер”.
  
  На кофейном столике рядом с гостиничным ведерком с кубиками льда, графином для воды и одним стаканом для хайбола стояла бутылка крепленого ржаного. Шейн сказал: “Ржаного виски с водой будет вполне достаточно”, - и она вышла за дверь в конце гостиной и вернулась с чистым стаканом. Она протянула бокал ему, сказав: “Налей себе, и я сделаю то же самое”.
  
  Бутылка была полна примерно на четверть. Шейн налил на дюйм воды на дно своего стакана, пальцами выудил два кубика льда из ведерка и опустил их туда, налил воды до половины и с интересом наблюдал, как Генриетта налила в свой стакан вдвое больше виски, добавила один кубик льда и примерно столовую ложку воды.
  
  Затем она достала из кармана своего халата сложенный лист желтой бумаги и протянула ему. “Это было доставлено на стойку регистрации полчаса назад. Они сказали, что курьер ”Вестерн Юнион"".
  
  Шейн прочитал ту же надпись карандашом, что и его собственное сообщение:
  
  “Собака уже мертва, но Люси Гамильтон еще нет. Скажи Шейну, что мы серьезно относимся к делу”.
  
  Генриетта сидела на краю дивана и наблюдала за лицом рыжеволосого, пока он читал это. “Что это значит?” - требовательно спросила она. “Разве Люси Гамильтон не та милая секретарша в твоем офисе?”
  
  Шейн кивнул. Он достал свое сообщение и протянул его ей. “Оба эти письма были переданы бармену в центре города около часа назад бродягой для доставки нам”.
  
  Она прочитала его записку. “Значит, ты все-таки заполучил собаку?” В ее глазах был блеск удовольствия. “Как только вы обнаружите, что она умерла, съев моего отравленного цыпленка в сливках, вы можете получить приказ отложить похороны до тех пор, пока они не проведут вскрытие Джона, не так ли?”
  
  Шейн сказал: “Если собака была отравлена. Если я продолжу и сделаю анализ содержимого ее желудка”.
  
  “Если ты это сделаешь”, - резко сказала она. “Разве я не для этого тебя наняла?”
  
  Шейн сел в глубокое кресло напротив нее и скрестил свои длинные ноги. Он сделал глоток своего напитка и сказал: “Ты прочитала эти две записки. Я был в квартире Люси Гамильтон, когда вы позвонили, и она пропала. Думаю, я собираюсь выйти из этого дела, мисс Роджелл. ”
  
  “Ты не можешь. Я заплатила тебе непомерную плату за день работы, и у меня есть некоторые права в этом вопросе. Эта глупая записка ”. Она презрительно отмахнулась от нее. “Это просто блеф, чтобы напугать тебя. Я не думал, что ты из таких”.
  
  Шейн сказал: “Мои руки связаны до тех пор, пока у них есть Люси”.
  
  “Чепуха! Я этого не потерплю. Я требую завладеть телом этой собаки. Я заплатил за это ”.
  
  Шейн покачал головой. “Я верну тебе чек завтра”.
  
  “Я откажусь это принять. Я подам на тебя в суд. Теперь послушай меня, молодой человек...”
  
  “Ты послушай меня”. Он не повысил голоса, но в его тоне была решительность, которая подавила ее протест. “Твой брат мертв. Люси Гамильтон жива. Я хочу, чтобы она осталась жива. Это так просто.”
  
  “Значит, ты будешь перед ними заискивать? Позволишь им избежать наказания за убийство только потому, что ...”
  
  “Только потому, что этим я могу спасти жизнь своей секретарше”. Голос Шейна был резким. “Именно. Теперь, когда ты понимаешь ситуацию, ты можешь сотрудничать, рассказав мне все, что может помочь вернуть ее. Как только она будет в безопасности, я совершенно готов действовать… но не раньше. ”
  
  “Но похороны в полдень. Джона кремируют, и тогда будет слишком поздно что-либо предпринимать”.
  
  “Тем больше причин, по которым мы должны действовать быстро, чтобы найти Люси”, - проскрежетал Шейн. “Как ты думаешь, кто написал эти записки?”
  
  “Они говорят как Чарльз”.
  
  “Я так и думал. Но у меня есть основания думать, что Чарльз физически не был способен похитить Люси. Кого еще из тех, кого ты подозреваешь?”
  
  “Любой из них. Или все они вместе взятые. Если бы Чарльз не писал заметки, я бы предположил, что это был кто-то другой, кто попытался сделать их похожими на Чарльза ”.
  
  “Ты имеешь в виду Марвина, Аниту, миссис Блэр и доктора”.
  
  “И не забудь Гарольда Пибоди. Холодный, как рыба, и острый, как собачий зуб. В его мизинце больше мозгов, чем у всех остальных, вместе взятых. Меня бы ничуть не удивило, если бы оказалось, что он спланировал всю сделку с самого начала ”.
  
  “Что ты имеешь в виду?”
  
  “Только то, что я сказал. Что он подговорил Аниту к этому с самого начала. Устроил так, чтобы Джон познакомился с ней в первую очередь, надеясь, что он влюбится в нее так, как влюбился. Ты знаешь, она работала в его офисе. Я не доверяю этому человеку и вполовину так, как не доверяю быку за хвост, и я говорил Джону об этом сотни раз. Я думаю, Джон начал понимать, что к чему, и он испугался, что потеряет бизнес Джона, и это потребовало бы проведения полного аудита ... и только Гарольд Пибоди знает, что покажет аудит. Я снова и снова говорил Джону, что он был дураком, предоставив Пибоди полную свободу действий со своими инвестициями, и что, держу пари, он обкрадывал его вслепую, но Джон доверял ему. До недавнего времени. Но я думаю, что у него зародились подозрения, и Пибоди это знал. Если Джон настаивал на проведении внешнего аудита, у него был бы очень веский мотив для того, чтобы увидеть Джона мертвым, когда он это сделал ”.
  
  “Этот мотив не выдерживает критики”, - отметил Шейн. “Со смертью твоего брата будет проведена автоматическая проверка его счетов и оценка его имущества… хотя бы для целей налогообложения. Это единственное, чего Пибоди хотела бы избежать, если твои подозрения верны и есть какие-либо нарушения.”
  
  “О, нет. Отдай дьяволу должное. Гарольд Пибоди все уладил так, что он назначен душеприказчиком имущества и приложит руку к любому аудиту или оценке. Не думай, что этот человек не продумал все до мелочей.”
  
  “Каковы условия его завещания?”
  
  “Именно этого и следовало ожидать от старого дурака”, - едко заметила она. “Пятьдесят тысяч миссис Блэр и трастовый фонд для меня, на который я могу потратить только проценты. Остальное - его "нежно любимой жене Аните " без каких-либо условий. И мой трастовый фонд также перейдет к ней, когда я умру ”.
  
  “Какой доход ты получишь от этого?”
  
  “О, сорок или пятьдесят тысяч в год. Хорошо, ” яростно продолжила она, заметив выражение его лица. “Конечно, это столько денег, сколько мне нужно или я могу потратить за год. Но дело не в этом. Дело в принципе. Половина этих денег по праву принадлежит мне. В старые времена я трудился ради них бок о бок с моим братом в шахте. По всем законам страны, я должен получить половину этого состояния на свое имя ”.
  
  “Все было решено по-другому, когда ты подал в суд на половину”.
  
  “Эти присяжные”, - фыркнула она. “Чего ты мог ожидать? Только не говори мне, что в этой стране равное правосудие для женщин. Все, что они могли видеть, это то, что Джон очень щедро раздавал все наличные, в которых я нуждался ”.
  
  “Когда ты приносил костюм, ты ожидал чего-то подобного?”
  
  “Джон был мужчиной ... и я знаю, каковы мужчины. Подходит какая-то маленькая шлюшка и задирает юбку, а он, тяжело дыша, идет за ней. Именно это и произошло, когда Гарольд Пибоди заставил Аниту задрать юбку перед моим братом ”.
  
  “Вы действительно думаете, ” недоверчиво произнес Шейн, “ что человек с репутацией Пибоди намеренно планировал познакомить Аниту с вашим братом, надеясь, что он женится на ней, чтобы она могла затем убить его и завладеть его состоянием?”
  
  “Я ничего не знаю о его репутации”, - едко сказала она. “Ты знаешь этого человека?”
  
  “Нет”.
  
  “Вот ты где. Я не говорю, что вначале был какой-то определенный план убийства. Я, конечно, думаю, что он мог бы почувствовать, что было бы удобно, если бы кто-то вроде Аниты был женат на Джоне и использовал свое влияние, чтобы сохранить расположение Пибоди к нему. Тогда… если Джон действительно начал что-то подозревать, как я думаю… что ж, это определенно исправило положение Гарольда Пибоди, когда Джон умер, когда он умер ”.
  
  “И ты думаешь, он из тех, кто способен выкинуть что-то подобное с Люси?”
  
  “Я считаю его совершенно беспринципным. Если он узнает, что ты выкапываешь собаку, чтобы сдать ее на анализ, я уверен, он не остановится ни перед чем, чтобы остановить тебя. Как ты нашел Даффи?”
  
  Шейн сказал: “Это коммерческая тайна”.
  
  “Теперь, когда у тебя есть ее тело, ты не собираешься просто сидеть сложа руки и ничего не делать из-за этих угроз”.
  
  “Я не собираюсь жертвовать жизнью Люси в попытке доказать, что твой брат был убит”. Шейн встретил ее яростный вопрошающий взгляд, не моргнув.
  
  “У тебя что, совсем нет мужества? Или хоть капли порядочности. Как насчет профессиональной этики? Имеешь ли ты моральное право отпустить убийцу на свободу?”
  
  Шейн вздохнул. “Во-первых, я не знаю, было ли совершено убийство”.
  
  “Разве этого недостаточно для доказательства?” Она помахала перед ним желтым листом бумаги. “Они знают, что собака была отравлена, как я и утверждал все это время, и они знают, что вскрытие Джона докажет, что он был убит. Иначе зачем бы им прибегать к похищению, чтобы остановить тебя?”
  
  Шейн признался: “Это довольно убедительно, но… пока мы не знаем, что собака была отравлена, у меня нет моральных обязательств продолжать и подвергать жизнь Люси опасности”.
  
  “Это придирки”, - фыркнула она. “Я была о тебе лучшего мнения, чем это, Майк Шейн. Как ты можешь продолжать жить в ладу с самим собой, если ты ведешь себя таким образом?”
  
  Шейн упрямо сказал: “Как только Люси будет в безопасности, я начну действовать”.
  
  “Сколько?” внезапно спросила она.
  
  “Сколько чего?”
  
  “Сколько ты собираешься меня задерживать? Я многое знаю о тебе, Майк Шейн, и я ни на минуту не верю, что какая-либо женщина значит для тебя больше, чем деньги. Ты не женат на этой девушке. Она всего лишь твоя секретарша. Секретарши - расходный материал ”. Лицо и голос старой девы были мрачны. “Сколько, Майк Шейн? Я не богатая женщина, но я верю, что смогу купить тебя. Сколько стоит немедленная доставка тела Даффи мне? Тогда твоя совесть будет чиста. Ты можешь умыть руки от всего этого дела и посвятить все свое время тому, чтобы вернуть свою хнычущую секретаршу в целости и сохранности в твои объятия и твою постель.”
  
  Шейн встал. Он сделал шаг вперед и наклонился, чтобы поставить свой наполовину опустошенный стакан на кофейный столик перед Генриеттой Роджелл. Он выхватил листок желтой бумаги из ее пальцев и аккуратно сложил его вместе с запиской, которую она ему дала. Отстраненным голосом он сказал:
  
  “Я оставлю это себе. И Даффи я тоже оставлю. Спокойной ночи”.
  
  Он вышел из гостиничного номера и плотно закрыл за собой дверь.
  
  В вестибюле он поискал Гарольда Пибоди в телефонной книге и нашел его домашний адрес в северо-восточной части города. Он записал это, вышел к ожидавшему такси и сказал водителю отвезти его к рыбацкому причалу, где он оставил свою машину на стоянке ранее в тот день.
  
  
  10
  
  
  Адресом Пибоди было сверкающее современное шестиэтажное многоквартирное здание на Северо-восточной 60-й улице. Шейн припарковался прямо перед широкими стеклянными дверями в хромированной раме на одном уровне с тротуаром и вошел в большой, устланный мягким ковром и мягко освещенный вестибюль. Он уверенно направился к одетому в элегантную униформу лифтеру, стоящему по стойке смирно перед открытой клеткой, которая также была застлана ковром и оборудована антикварным диванчиком.
  
  Шейн сказал: “Мистер Пибоди”, - входя внутрь, и оператор вежливо кивнул и закрыл дверь, как будто для Пибоди было самым естественным принимать посетителей далеко за полночь.
  
  Они плавно заскользили вверх, почти не ощущая движения, и остановились на четвертом этаже. Шейн спросил: “Какая это квартира?”, когда дверь открылась, и мужчина кивнул на дверь прямо напротив широкого холла и сказал: “Четыре А, сэр”.
  
  Он оставил дверь открытой и подождал, пока Шейн подойдет к 4-А и нажмет на звонок. Он остался ждать в открытом лифте, пока дверь не открылась и перед детективом не предстала пухленькая блондинка в вечернем платье с глубоким вырезом. Из звукоизолированной квартиры позади нее доносились смех, голоса и модулированная музыка из системы hi-fi. Аккуратная прическа девушки была растрепана, а помада размазана. В левой руке она держала бокал с шампанским, и ее голубые глаза слегка остекленели, когда она склонила голову набок, чтобы посмотреть на него с одобрением. “Привет, поджарый, крепкий и рыжеволосый”. Слова были немного невнятными, но в них слышался энтузиазм. “Где ты прятался всю мою жизнь?”
  
  Шейн сказал: “Просто искал тебя, милая”, - широко улыбаясь, и услышал, как за ним осторожно закрылась дверь лифта.
  
  Он двинулся вперед, и она покачнулась рядом с ним, откинув голову еще дальше назад и закрыв глаза. Шейн обнял ее за мягкую талию и легко поцеловал в поджатые губы.
  
  Она сказала: “Вкусно”, - а затем хихикнула, взяла его под руку и повела через маленькую, устланную паркетом прихожую к арке, ведущей в большую гостиную, где в разгаре была гей-вечеринка.
  
  У камина в дальнем конце комнаты пара сидела в крепких объятиях, мягко покачиваясь в такт музыке со склеенными ртами. Другая пара любовно обнималась на диване слева, а двое мужчин и женщина сидели в другом конце комнаты на стульях вокруг стола с двумя бутылками шампанского в ведерках со льдом и подносами с маленькими бутербродами. Двое мужчин были одеты в белые вечерние пиджаки с широкими поясами, на третьем был обычный смокинг, а один из сидящих мужчин был одет в белые брюки и алый смокинг. Все девушки были в вечерних платьях, и все люди в зале находились в разной степени опьянения.
  
  Троица замолчала и с любопытством посмотрела на них, когда блондинка остановила Шейна в арке и энергично помахала бокалом с шампанским. “Смотрите, что я нашла, ей-богу. Просто открыла дверь, хочешь верь, хочешь нет, а там стоял он. Большой, как жизнь, и вдвое уродливее ”. Она повернула голову и нежно улыбнулась Шейну. “Я Полли, и не забывай, что я увидела тебя первой”.
  
  Мужчина в смокинге поднялся на ноги и подошел к ним. Ему было под тридцать, стройный, с ястребиным лицом и пронзительными черными глазами. Выражение его лица представляло собой странную смесь раздражения, веселой приветливости и откровенного любопытства, когда он остановился перед ними и сказал Шейну: “Я не помню… Я вас не знаю, не так ли?”
  
  “Какая разница, знаешь ты его или нет, Гарольд?” - весело сказала Полли. “Важно то, что я его знаю. Прояви гостеприимство и выпей шампанского, чтобы он мог немного наверстать упущенное ”.
  
  Шейн спросил: “Ты Пибоди?”
  
  “Это верно”. Глаза брокера сузились. Его голос стал холодным и очень тонким. “Я не помню, чтобы приглашал тебя на эту вечеринку”.
  
  Из всех людей в комнате Пибоди казалась самой трезвой. Действительно, первым и быстрым впечатлением Шейна об этом человеке было то, что он относится к тому типу людей, которые тщательно оценивают потребление спиртного в каждом случае и никогда не позволяют алкоголю затуманить свой холодный расчетливый ум. Это был тип людей, которые Шейну не нравились и которым он не доверял, и он сказал ровным голосом: “Я не знал, что у вас вечеринка, и мне жаль прерывать вас. Но есть кое-что, что я хотел бы кратко обсудить.”
  
  “Да ладно тебе”. Полли потянула его за руку. “Ты не можешь ничего обсуждать без выпивки. Это неприлично”.
  
  Оба мужчины проигнорировали ее. Гарольд Пибоди слегка подался вперед на цыпочках. “Я не могу придумать ничего, что нуждалось бы в обсуждении в этот час. Я думаю, тебе лучше уйти”.
  
  Детектив сказал: “Меня зовут Шейн, мистер Пибоди. Майкл Шейн”.
  
  На тонко надменных чертах лица, стоявшего перед ним, не было ни малейшего выражения, указывающего на то, что это имя что-то значило для Пибоди. Но он решительно сказал: “Я не могу придумать ничего, что хотел бы обсуждать с частным детективом. Конечно, не здесь и не в этот час. Если вы хотите позвонить моему секретарю утром и договориться о встрече ...”
  
  Шейн медленно покачал своей рыжей головой. “Я хочу получить ответы на некоторые вопросы сейчас. Не могли бы мы перейти в другую комнату?..”
  
  “Боже мой, боже мой!” - громко воскликнула Полли, так что все в комнате повернулись, чтобы послушать. “Настоящий, живой частный детектив. Майк Шейн, не меньше. Кто-нибудь знает, где спрятано тело?”
  
  Пибоди раздраженно поднял тонкую, с хорошо наманикюренной рукой. Он сухо сказал: “Держи себя в руках, Полли. Если ты настаиваешь, мистер Шейн...” Он повернул в коридор, ведущий налево, и Шейн улыбнулся Полли сверху вниз и высвободил ее руку из своей. “Извини, дорогая, но долг зовет. У тебя есть этот напиток. Возьми себе двоих, - великодушно добавил он, следуя за своим неохотным хозяином по коридору в небольшой кабинет.
  
  - А теперь, - сказала Пибоди, плотно закрывая дверь, - пожалуйста, объясни это необоснованное вторжение.
  
  Шейн грубо сказал: “Перестань капризничать, Пибоди. Ты знаешь, почему я здесь, так же хорошо, как и я сам”.
  
  Брокер не ответил. Он стоял очень напряженно и неподвижно, ожидая продолжения детектива.
  
  “Вы собираетесь отрицать, ” горячо потребовал Шейн, “ что вам известно, что мисс Роджелл наняла меня сегодня для расследования смерти ее брата?”
  
  Легкая презрительная улыбка тронула плотно сжатые губы Пибоди. “Я не чувствую себя обязанной что-либо отрицать или подтверждать, мистер Шейн”.
  
  “Что ты, черт возьми, говоришь. Это расследование убийства, Пибоди”.
  
  “Убийство? Могу я спросить, кто жертва?”
  
  “Мисс Роджелл уверена, что ее брат был убит”.
  
  “Я присутствовала при его смерти”, - холодно заметила Пибоди. “Я была там, когда его собственный врач подписал свидетельство о смерти, в котором говорилось, что его кончина наступила по естественным причинам. Я также полностью осознаю, что наше превосходное полицейское управление провело тщательное расследование обстоятельств смерти Джона Роджелла, и полностью удовлетворен их результатами. В моем лексиконе это вряд ли можно отнести к убийству ”.
  
  “А как насчет любимой сучки убитой горем вдовы?” потребовал ответа Шейн.
  
  “Ах, да. Даффи. На редкость неприятное маленькое существо. Что насчет нее?”
  
  “Я не верю, что кто-то подписал за нее свидетельство о смерти”.
  
  “ Но было проведено еще одно тщательное полицейское расследование, ” едко напомнила ему Пибоди. “ С теми же отрицательными результатами. Смотри сюда, ” нетерпеливо продолжил он. “ У меня гости в другой комнате. Я предлагаю тебе провести расследование и быть проклятым, но я не вижу, чтобы это меня касалось. ”
  
  “Ты же знаешь, что у меня есть тело Даффи”, - бросил вызов Шейн. “И если будет доказано, что собака умерла от дозы яда, предназначенной для мисс Роджелл, это будет принято в качестве неопровержимого доказательства того, что покушение на ее жизнь было совершено из-за того, что она отказалась принять результаты экспертизы на своего брата. Тогда решение о вскрытии Джона Роджелла будет предрешено заранее ”.
  
  “Я ничего подобного не знаю”, - равнодушно сказала Пибоди. “Я поняла, что Даффи похоронили и что миссис Роджелл… на мой взгляд, совершенно правильно… отказалась осквернить тело своего питомца, чтобы удовлетворить явно абсурдные подозрения пожилой женщины. ”
  
  Шейн резко сказал: “Я думаю, ты лжешь, Пибоди. Только не говори мне, что Анита не звонила тебе в тот момент, когда обнаружила, что Даффи выкопали”.
  
  “Я не намерена стоять здесь и выслушивать оскорбления в моем собственном доме”, - заявила Пибоди. “Уходи немедленно, или я вызову полицию и подам официальную жалобу”.
  
  Шейн дал ему пощечину. Сила его удара открытой ладонью отбросила брокера в сторону, и он пошатнулся, чтобы удержаться на ногах. Глаза Шейна сверкнули, когда его правая рука метнулась вперед, крепко ухватила Пибоди за алые лацканы смокинга и рывком подняла его на ноги.
  
  “Подавай любые чертовы жалобы, какие хочешь”, - проскрежетал он. “Но послушай одну вещь, Пибоди, и передай это слово всем, кому это может быть интересно”. Он поднял брокера с пола и яростно встряхнул его, отчего лицо Пибоди стало пепельно-серым, а из горла вырвались булькающие звуки.
  
  “Если что-нибудь случится с Люси Гамильтон, я убью человека, который несет за это ответственность. Лично и с явным удовольствием. Я не знаю, была ли это твоя идея или нет, но если так, то это была худшая чертова ошибка, которую ты когда-либо совершал. Скажи это Аните, Чарльзу и всем остальным. ” Он сердито отшвырнул Пибоди назад, и брокер врезался в стол позади него.
  
  Шейн повернулся, рывком распахнул дверь и гордо вышел из кабинета. Он не смотрел ни направо, ни налево, когда прошел через конец гостиной и вышел в прихожую. Он захлопнул за собой внешнюю дверь и яростно ударил по кнопке лифта, разочарованный гневом, смешанным с осознанием того, что он поступил совершенно по-детски, справившись с ситуацией.
  
  Мрачное настроение не покидало его, пока он ехал в отель и поднимался в свой угловой номер. Теперь он ничего не мог сделать, кроме как ждать отчета от Уилла Джентри. Он был морально уверен, каким будет отчет, и уклонялся от решения, которое ему пришлось бы принять, если бы было установлено, что Роджелл был убит.
  
  Стаканы и бутылки стояли на центральном столе, где они с Рурком их оставили, и Шейн поставил бутылку виски обратно на полку, пошел на кухню и сполоснул высокий стакан, из которого пил Рурк, положил в него кубики льда и налил воды.
  
  Вернувшись в гостиную, он наполнил свой бокал поменьше коньяком и откинулся на спинку стула с сигаретой, делая поочередные глотки ликера и воды со льдом, в то время как его задумчивый взгляд беспокойно блуждал по знакомой комнате, а мысли снова и снова перебирали личностей, замешанных в деле Роджелла, в поисках какого-нибудь намека на план действий, который обеспечил бы безопасность Люси.
  
  Телефон зазвонил рядом с ним прежде, чем он наполовину допил свой напиток. Он поднял трубку после первого гудка и сказал: “Алло”.
  
  В трубке послышался голос Люси Гамильтон, без знакомой напевности, но спокойный, уверенный и целеустремленный:
  
  “Майкл. Просто послушай меня и не задавай вопросов. Со мной все в порядке. Со мной все будет в порядке, если ты бросишь дело Роджелла ... не проводи анализ желудка собаки. Меня отпустят завтра днем, если похороны пройдут по графику ”. Ее спокойное исполнение заранее подготовленных реплик сменилось интенсивным стаккато. “Не обращай внимания ...”
  
  Раздался щелчок, а затем наступила тишина. Рука Шейна дрожала, когда он вешал трубку. Подсознательно он ожидал ее звонка. Кто бы ни держал Люси, он был достаточно умен, чтобы понимать, что единственное давление, которое можно было оказать на детектива, - это его вера в то, что она в безопасности и будет отпущена, если он выполнит приказ. С другой стороны, сколько жертв похищений были возвращены целыми и невредимыми после выплаты выкупа?
  
  Большая рука Шейна с силой сжала бокал с вином так, что побелели костяшки пальцев, когда он медленно осушил его, не отнимая от губ. Он долго сидел, глядя на пустой стакан, а другая его рука машинально потянулась к бутылке. Он остановил движение в воздухе, покачал головой из стороны в сторону, намеренно отвел руку и швырнул стакан через всю комнату, где он разбился о стену.
  
  Он знал, что этой ночью ему не удастся уснуть. И в тот момент ему больше не хотелось выпивки. Он ничего в мире не мог поделать с Люси, но все же должен был что-то сделать. Он не мог часами сидеть с комфортом в компании только своих мыслей. Если бы он это сделал, то продолжал бы пить. А он этого не хотел.
  
  Он встал и беспокойно прошелся взад и вперед по комнате. Он, конечно, должен немедленно отнести записи о похищении Уиллу Джентри - бросить все ресурсы полицейского управления на поиски ее и ее похитителя.
  
  Но он знал, что не собирается этого делать. Как только сработает сигнализация, жизнь Люси не будет стоить и ломаного гроша. В одиночку он мог сделать ровно столько, сколько полицейское управление. А это было ровным счетом ничего.
  
  И все же он знал, что должен попытаться. Он не мог просто сидеть и ждать отчета о вскрытии. Он уже был уверен в том, что результаты будут свидетельствовать об убийстве. Другой возможной причины для похищения Люси не было.
  
  Если бы только была какая-нибудь отправная точка. Какой-нибудь конец, за который он мог бы ухватиться со слабой надеждой распутать узел.
  
  Он прекратил беспокойно расхаживать по комнате, достал из кармана две записки и перечитал их еще раз. Единственным контактным лицом был бродяга, который доставил записки бармену "Шэмрок". Сейчас посмотрим. Он пришел с десятидолларовой банкнотой, которую разорил, покупая "бойлермейкер". В таком заведении, как "Трилистник", это стоило бы около восьмидесяти центов. Еще десять центов за телефонный звонок в Western Union. И осталось три доллара на оплату курьеру. Таким образом, у парня осталось шесть долларов прибыли от транзакции.
  
  Хотя, погоди минутку! Где был человек, который дал ему банкноты и десятидолларовую купюру, пока он был в баре? Напрашивалось предположение, что они должны быть совершенно незнакомыми людьми. Единственный безопасный способ справиться с подобной ситуацией - это проехать вокруг и подобрать человека с улицы, который никогда тебя раньше не видел и вряд ли смог бы тебя пальцем тронуть, если бы его задержали. Итак, откуда ты знаешь, что можешь доверить такому бездельнику выполнить свою часть сделки и потратить три из драгоценных десяти долларов на доставку банкнот?
  
  Очевидным ответом было то, что ты бы ему не доверяла. Не полностью. Ты бы отвел его в заведение вроде "Трилистника" и отправил внутрь с четкими инструкциями, а сам зашел бы за ним и ненавязчиво выпил в баре, наблюдая, как он звонит в Western Union, и убедился, что оставил деньги и записки. Или, по крайней мере, ты бы побродил снаружи, чтобы убедиться, что он выполняет твои приказы.
  
  Шейн был уже в пальто и направлялся к двери, когда дошел до этого в своих теоретизированиях.
  
  "Трилистник" был все еще открыт, когда он пришел туда во второй раз. Тот же самый бармен все еще вяло дежурил, и теперь там было занято пять барных стульев, два из них - женщинами, которые хихикали с тремя мужчинами, жаждущими угостить их выпивкой.
  
  Бармен узнал рыжеволосого и вопросительно посмотрел на бутылку коньяка позади него. Шейн кивнул, и мужчина налил напиток, не забыв поставить рядом стакан с водой. Он облокотился предплечьями на стойку и спросил: “У тебя есть запись того парня, о котором ты спрашивал?”
  
  Шейн покачал головой. “Вот почему я вернулся. Чтобы посмотреть, сможешь ли ты вспомнить о нем что-нибудь еще, что могло бы помочь”.
  
  “Извините, мистер. Я сказал вам все, что мог в первый раз”.
  
  “Мне пришло в голову кое-что еще. Насколько ты был занят в то время, когда он был здесь? Не торопись и хорошенько подумай”, - призвал Шейн. “Было ли дело легким или тяжелым?”
  
  “Что-то вроде медиума, я полагаю”. Бармен наморщил лоб. “Примерно в это время ночи у нас собирается довольно приличная компания. В основном завсегдатаи”.
  
  “Я помню, ты это говорил”, - подбодрил его Шейн. “Итак, может быть, ты заметил незнакомца, который вошел примерно в то же время, что и бродяга. Засиделся пропустить стаканчик-другой, пока он был здесь, а потом вышел после того, как он ушел.”
  
  “Понимаю, что ты имеешь в виду”, - пробормотал бармен, еще сильнее наморщив лоб и полуприкрыв глаза в глубокой концентрации. “Еще один парень, который присматривает за ним, вроде как, чтобы убедиться, что он позвонил в Western Union и записки остались у меня?”
  
  “Вот именно. Продолжай в том же духе, и я получу тебе звание детектива в полиции ”.
  
  Явно довольный, мужчина продолжил свои попытки сосредоточиться, в то время как Шейн потягивал свой напиток и с надеждой ждал. Наконец, он покачал головой. “Это просто не приходит. Я долго вспоминал, но до этого просто не дошло, мистер. Здесь была довольно приличная толпа. Некоторых я никогда раньше не видел. Но я не помню, чтобы кто-нибудь из них обратил какое-то особое внимание на этого бродягу.”
  
  “Продолжай думать”, - убеждал его Шейн. “Вот пара описаний”. Сначала он описал Чарльза, закончив: “Ты бы наверняка его заметил. У него недавно выбиты два передних зуба и рассечена половина лица, вероятно, с повязкой на нем.”
  
  Мужчина решительно покачал головой. “Я бы точно его запомнил. Никто такой”.
  
  Шейн сказал без особой надежды: “Примерь эти два на размер”. Он описал Гарольда Пибоди и Марвина Дейла как можно лучше, осознав при этом, насколько банальны оба и насколько маловероятно, что они привлекут особое внимание занятого бармена.
  
  Когда мужчина снова с сожалением покачал головой, Шейн быстро допил свой напиток и швырнул пятерку через стойку. “Спасибо, что попытались. Давай попробуем еще раз с другой стороны. Ты сказал, что парню было лет двадцать пять-тридцать и ему нужно было подстричься. На нем было поношенное пальто, и он выглядел голодным. Насколько голодным?”
  
  “Господи, я не знаю”. Бармен неопределенно развел руками. “Ты знаешь, как это бывает. Просто так сказать, я думаю”.
  
  “Я имею в виду, ” осторожно сказал Шейн, - был ли он похож на человека, который больше нуждался в полноценном ужине, чем в ночлеге. Мы знаем, что он ушел отсюда примерно с шестью баксами”, - объяснил он. “Я пытаюсь поставить себя на его место и угадать, в каком направлении он направился бы. С шестью баксами, которые можно потратить. Еще выпивки?” Шейн медленно покачал головой. “Он мог получить это прямо здесь, а также в каком-нибудь другом месте. Еда ... или провал?”
  
  “За шесть долларов он мог бы купить и то, и другое прямо здесь, на Майами-авеню”, - сказал ему бармен. “На этой улице полно мест, где он мог бы набить брюхо за доллар или два. Кровати за доллар дороже. ”
  
  Шейн мрачно кивнул. Он знал, что это безнадежно. С самого начала он понял, что бесполезно надеяться, что он сможет выследить этого человека после того, как тот ушел из "Трилистника" с автоматом за поясом и шестью долларами в руке. Но он все равно должен был попытаться. Перед ним все еще тянулись пустые ночные часы, и он был бы счастлив заняться чем-нибудь вместо того, чтобы сидеть дома и ждать следующего дня.
  
  Итак, он попытался.
  
  Он оставил свою машину на стоянке перед "Шэмроком" и сначала поехал по восточной стороне Майами-авеню, пройдя шесть кварталов на север, останавливаясь у каждого забегаловки, упрямо поднимаясь на один или два лестничных пролета в каждом дешевом отеле, снова и снова повторяя свои вопросы и получая одни и те же отрицательные ответы.
  
  В шести кварталах к северу он перешел на западную сторону и вернулся обратно, миновав "Трилистник" на противоположной стороне авеню и продолжая движение на юг, к Флэглеру. Там он снова отправился в ист-сайд и вернулся в "Трилистник". К тому времени, как он совершил полный круг, уже совсем рассвело, и все бары и закусочные были закрыты.
  
  Было еще слишком рано предпринимать что-либо еще, поэтому он повернул направо на Четвертой улице и продолжил съемку меблированных комнат на южной стороне улицы на протяжении трех кварталов, а затем вернулся на северную сторону через авеню на три квартала, а затем вернулся на другую сторону к своей припаркованной машине.
  
  Было уже больше семи часов, когда он снова сел за руль и поехал обратно в свой отель. Его лицо было изможденным, а глаза покраснели от недосыпа, и он ровно ничего не добился.
  
  Но он пытался.
  
  Вернувшись в свою комнату, он прошел мимо бутылки коньяка, стоявшей на столе в центре комнаты, в маленькую кухню и поставил подогреть чайник с водой. Он насыпал шесть столовых ложек кофе мелкого помола с горкой в капельницу, подождал у плиты, пока закипит вода, и до краев налил в капельницу. Затем он пошел в ванную, по пути сбрасывая одежду, тщательно побрился и принял обжигающе горячий душ, после чего смыл самую холодную воду, какую только мог предложить Майами.
  
  Затем он сел в гостиной с кружкой крепкого черного кофе и стал ждать, когда зазвонит его телефон.
  
  
  11
  
  
  Пока ждал, он переоделся в свежую одежду, и когда телефон наконец зазвонил, это был Уилл Джентри, как он и ожидал.
  
  “Я только что получил отчет о вскрытии, Майк”.
  
  “И?”
  
  “Джон Роджелл умер от сердечной недостаточности”.
  
  Напряженность покинула Шейна, и он с несчастным видом вцепился в свои рыжие волосы.
  
  “Никаких вопросов по этому поводу?”
  
  “Ничего подобного. Док Хиггинс проделал полную и тщательную работу. Сердце Роджелла просто перестало биться ... Как и предупреждал его доктор Дженсон, это могло случиться, если бы он женился на молодой женщине в его возрасте и с его больным сердцем ”.
  
  Шейн сказал: “Тогда какого черта кто-то пытался накормить Генриетту стрихнином ... и похитить Люси, чтобы попытаться предотвратить вскрытие?”
  
  Джентри серьезно сказал: “Прости меня за шутку, Майк. Он действительно умер, потому что его сердце перестало биться… из-за того, что он проглотил по крайней мере чайную ложку настойки наперстянки в течение получаса до смерти.”
  
  Шейн сказал: “Черт возьми, Уилл...”
  
  “Хорошо. Я извинился. Я знаю, как ты беспокоишься о Люси. О ней по-прежнему ничего нет?”
  
  “Вчера вечером она позвонила мне по телефону… сказать, что с ней все в порядке и все будет в порядке, если вскрытие не будет сделано и похороны пройдут без сучка и задоринки”.
  
  “Ты веришь в это, Майк?”
  
  “Настолько, насколько я верю любому чертову похитителю”. Голос Шейна был хриплым от напряжения. “Кто знает о вскрытии?”
  
  “Док Хиггинс и я... и гробовщик”.
  
  “Ты лично знаком с владельцем похоронного бюро?”
  
  “Не лично, но прошлой ночью ему было недвусмысленно сказано, что никто не должен подозревать, что тело покинуло его квартиру. Он предстанет перед судом по обвинению в препятствовании расследованию убийства, если это просочится наружу ... и он это знает. Я думаю, на этот счет мы в безопасности, Майк. Роджелл вернулся в свой гроб, и нет никаких причин на земле, почему бы его не кремировать в полдень, когда никто ничего не узнает ”.
  
  Шейн сказал: “Спасибо, Уилл”.
  
  “Черт возьми, я так же беспокоюсь за Люси, как и ты. С другой стороны, Майк ... теперь у нас есть точные доказательства, что Роджелл был убит кем-то в доме в тот вечер. Мы будем работать как можно быстрее, но...”
  
  “Расскажи мне о наперстянке”, - перебил Шейн. “Разве это не обычное лекарство для сердца?”
  
  “Конечно. Роджелл принимал препарат годами. Ежедневная доза в двенадцать капель поддерживала его жизнь. Доктор Дженсон прописал его первым, и новичок… Эванс ... сохранил дозировку прежней. Все знали, что ему нужно принимать по двенадцать капель в день, и, вероятно, поэтому они использовали это вещество, чтобы убить его… надеясь, что дополнительная сумма не будет замечена, если будет проведено вскрытие. ”
  
  “Сколько людей знали бы, что чайная ложка может быть смертельной?”
  
  “Вероятно, все, кто имел какое-либо отношение к его уходу. Хиггинс говорит, что их предупредили бы, что дозу нужно было отмерять очень точно… что превышение дозы было бы опасно для человека в его состоянии ”.
  
  “И какова причина смерти?” - резко спросил Шейн. “Соответствует ли это диагнозу Эванса и его свидетельству о смерти?”
  
  “Совершенно верно. Хиггинс признает, что сам подписал бы свидетельство о смерти при тех же обстоятельствах. Он не возлагает никакой вины на Эванса ”.
  
  “Как они могли заставить старика принять такую большую дозу?”
  
  “Это была самая легкая часть операции, Майк. Вот полная картина, которая у нас есть сейчас. Его жена всегда лично вводила двенадцать капель около полуночи, перед тем как он ложился спать. Она дала ему это в чашке горячего шоколадного молока, которое экономка готовила на кухне каждый вечер и переливала в термос внизу, прежде чем уйти на покой. Конечно, это было общеизвестно в семье. Бутылочка с лекарством хранилась в общей ванной комнате Роджелла и его жены. Анита могла бы добавить лишнюю чайную ложку в его молоко в ту конкретную ночь… или почти кто-нибудь другой в доме мог достать бутылку и опустить ее в термос внизу. ”
  
  “Это оставляет все открытым”, - с горечью сказал Шейн.
  
  “Верно. Теперь я хочу знать, какого черта ты делаешь с Люси ”.
  
  Шейн сказал: “Я должен поговорить с тобой, Уилл. Не двигайся, пока я тебя не увижу. И можешь ли ты связаться с детективами, которые были у Роджелла той ночью?”
  
  “Я так и сделаю. Но, Майк! Не жди, что я соглашусь на это. У нас есть отравитель, который убил один раз и предпринял вторую попытку ”.
  
  “И у него или у нее есть Люси”, - мрачно напомнил ему Шейн.
  
  Джентри сказал с тяжелой решимостью: “Я буду ждать тебя в своем кабинете”, - и повесил трубку.
  
  В результате телефонного звонка Тимоти Рурк встретился с детективом у бокового входа в полицейское управление. Они задержались снаружи, пока Шейн вкратце объяснял Рурку последние события, а затем вместе прошли в личный кабинет Джентри.
  
  Начальник полиции Майами был солидным мужчиной с квадратными, грубыми чертами лица цвета сырой говядины. Во рту у него была толстая черная сигара, и он сильно прикусил ее, когда увидел спутницу рыжеволосого. “Какого черта, Майк? Я думал, ты хочешь сохранить это в тайне”.
  
  Шейн сказал: “Тим должен быть замешан в этом. Он уже замешан. Он откопал Даффи прошлой ночью и был со мной, когда я получил отчет Бада Толливера. И о Люси он тоже знает. Он ничего не напечатает ”.
  
  “Это зависит от тебя”, - признал Джентри. “Итак, что это за история с Люси? Расскажи мне все начистоту”.
  
  Шейн достал два листа желтой бумаги и положил их перед Джентри. “Это было доставлено мне и мисс Генриетте прошлой ночью около полуночи. От посыльного, который подобрал их в баре на Майами-авеню ”. Он продолжал описывать их визит в бар "Шэмрок ", пока Уилл Джентри читал две записки.
  
  “Я отправился прямо к Люси домой, Уилл, и обнаружил, что она пробыла там пару часов вечером ... вероятно, после ужина ... и поспешно ушла. Я уверен, что она не знала, почему уходит, потому что у меня ничего не осталось. Потом был телефонный звонок от нее позже, о котором я тебе рассказывал ”.
  
  У чифа Джентри были странно помятые веки, которые он обычно поднимал и опускал на манер венецианских жалюзи. Он откинулся на спинку стула и опустил их, как требовал:
  
  “Кто в доме Роджеллов знал, что ты выкопал тело собаки. Как они узнали, что ты это сделал ... и как добраться до Люси?”
  
  Шейн закурил сигарету и вкратце рассказал об уловке, которую он использовал, чтобы узнать, где похоронена Даффи, и как они с Тимом завладели телом.
  
  “Они, конечно, догадались, почему я был там ночью, - заключил он, - и после того, как я ушел с доктором Эвансом, кто-то, должно быть, проверил могилу Даффи. Я не знаю, откуда они узнали, как добраться до Люси. Но кто-то был в таком отчаянии, что похитил ее, чтобы попытаться помешать мне провести анализ содержимого желудка собаки ”.
  
  “Скорее всего, это шофер”, - проворчал Джентри.
  
  “Я знаю. Эти две ноты звучат как он. Но я выбил из него дух, Уилл, и миссис Блэр клянется, что он сразу же лег спать в своей комнате над гаражом, приняв успокоительное, достаточно сильное, чтобы отключиться на восемь часов.
  
  “Вдова и ее брат?” - спросил Джентри.
  
  “Клянусь, я не знаю. Брат выглядит слабым и был изрядно пьян. Анита… способна на все. С другой стороны, Генриетта выбирает Гарольда Пибоди в качестве вдохновителя. И я бы ничего не оставил без внимания этого хладнокровного ублюдка, ” сердито продолжил Шейн. Он описал свой краткий визит в квартиру брокера. “Я полагаю, вечеринка обеспечивает ему что-то вроде алиби, хотя я бы все равно не стал подозревать его в том, что он лично совершил кражу. Я думаю, что он вполне способен организовать такую работу. Но гадать бесполезно, ” мрачно продолжил он. “Кто-то положил Люси на лед, и все, на что мы можем надеяться прямо сейчас, это на то, что они подумают, что я достаточно напуган, чтобы не сдавать собаку на анализ ”.
  
  Джентри со вздохом откинулся на спинку стула и перекатил свою промокшую сигару из одного уголка рта в другой. “Ты думаешь, она будет в безопасности, пока они так думают?”
  
  “Во всяком случае, до окончания похорон”. Шейн прямо встретил его взгляд. “Если ты не опрокинешь тележку с яблоками, сделав что-нибудь, указывающее на возобновление дела Роджелла”.
  
  “А после похорон?”
  
  Шейн покачал своей рыжей головой и упрямо сказал: “Если все пройдет нормально, и убийца будет думать, что Роджелл благополучно кремирован, а все доказательства убийства развеются в прах, я думаю, есть шанс, что Люси освободят”.
  
  “Или?” - многозначительно переспросил Джентри.
  
  “Или убьют”, - прямо сказал Шейн, на его щеках появились глубокие впадины. “Но они будут охранять ее до окончания похорон, Уилл, и я хочу, чтобы это время прошло без официального вмешательства”.
  
  “Ты просишь меня сесть за убийство”.
  
  “Убийство, о котором ты бы ни черта не знал, если бы я не преподнес его тебе на блюдечке с голубой каемочкой”, - вспыхнул Шейн.
  
  Джентри успокаивающе сказал: “Конечно, Майк. Я согласен с тобой в этом. Конечно, я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь”, - великодушно добавил он. “До... скажем... трех часов дня”.
  
  “Этого должно быть достаточно, - с горечью сказал Шейн, - для меня, чтобы раскрыть убийство, которое уже несколько дней находится в руках всей чертовой полиции Майами”. Он встал и резко спросил: “Где я могу найти Петри и Донована?”
  
  “Они ждут тебя прямо внутри”. Уилл Джентри указал на закрытую дверь. “Я сказал им отдать тебе все, Майк, и в дополнение к этому, они подчиняются твоим приказам, если ты захочешь ими воспользоваться”.
  
  “До трех часов?”
  
  Джентри сказал: “До трех часов”, - и Шейн, кивнув головой Рурку, направился к боковой двери, чтобы побеседовать с двумя детективами, которые вели расследование дела Роджелла.
  
  
  12
  
  
  Шейн и Рурк были знакомы с двумя городскими детективами случайно, и мужчины приветствовали их без особого энтузиазма, когда они вошли. Петри был худым и с кислым лицом, и он сказал насмешливо: “Джентри сказал нам, что ты собираешься превратить дело Роджелла в убийство ... а затем раскрыть его для нас”.
  
  Донован был дряблым толстяком и покладистым. Он дружелюбно улыбнулся и сказал им: “Не обращайте внимания на Джима. Он зол, потому что шеф не позволил ему притащить это маленькое горячее блюдо в виде вдовы и устроить ей взбучку. Не то чтобы я не хотел бы поработать над ней сам, если ты понимаешь, что я имею в виду. ” Он закатил глаза и многозначительно причмокнул губами. “Например, парень приходит домой с офиса, и когда жена жалуется на всю работу, которую она сделала за этот день, он говорит: ‘А как же я, черт возьми? Весь день вкалывать в офисе из-за горячей секретарши ”.
  
  Шейн сказал: “Ха-ха. Почему бы вам двоим для начала не рассказать нам точно, что произошло в ночь смерти Роджелла ”.
  
  Большую часть разговора вел Петри, а Донован уточнил некоторые детали, и они рассказали, как их вызвали в дом Роджеллов настойчивым телефонным звонком его сестры в двенадцать сорок, то есть ровно через одиннадцать минут после того, как ее брат-миллионер тихо скончался в своей постели.
  
  По прибытии их встретила у дверей Генриетта, полностью одетая и без слез, громко настаивающая на том, что она убеждена, что Джон Роджелл был отравлен своей женой. В маленькой библиотеке справа от холла они обнаружили Марвина Дейла, изрядно пьяного и явно весьма довольного тем, что его шурин скончался. С Марвином был Гарольд Пибоди, трезвый и потрясенный, который рассказал им, что провел последнюю часть вечера наедине с миллионером в его гостиной на втором этаже, обсуждая с ним деловые вопросы, пока Анита не прервала их ровно в полночь горячим напитком для своего мужа, который она неизменно приносила ему каждый вечер в это время.
  
  Пибоди настаивала, что это был обычный вечер, Роджелл был в прекрасном расположении духа и, по-видимому, в идеальной физической форме, и он оставил мужа и жену вдвоем в двенадцать, не предчувствуя того, что должно было произойти, задержался в библиотеке, чтобы пропустить по стаканчику на ночь с Марвином, и они были вместе, когда Анита в отчаянии крикнула вниз, что у Джона инсульт и нужно немедленно вызвать доктора Эванса.
  
  Врач прибыл через десять минут и обнаружил своего пациента уже мертвым. Он был наверху с телом, когда поднялись детективы, и без малейших колебаний положительно заявил, что смерть была обычным результатом болезни сердца Роджелла, и подписал соответствующее свидетельство о смерти.
  
  Миссис Блэр, экономка, была в будуаре Аниты, утешая убитую горем вдову, которую они нашли очаровательно одетой в кружевную ночную рубашку и прозрачное черное неглиже. Миссис Блэр также была в тапочках и халате и сказала полицейским, что ушла в свои апартаменты на третьем этаже около одиннадцати, как обычно, предварительно приготовив мистеру Роджеллу серебряный термос с горячим шоколадным молоком и оставив его внизу на подносе на обеденном столе, чтобы Анита отнесла его к нему в полночь… ночная служба, которую она настояла на том, чтобы сама совершала для него каждую ночь.
  
  Находясь в крайне эмоциональном состоянии и сильно всхлипывая, Анита рассказала, что Джон выглядел в хорошем настроении, когда она вошла в комнату с его подносом и выпроводила Пибоди вон. Ее муж уже был в пижаме и халате, сказала она им, и она сама налила ему горячий напиток и сидела с ним, пока он пил его. Затем она пошла с ним в его отдельную спальню (они занимали смежные апартаменты с большой ванной), и в сбивчивых показаниях были некоторые признаки того, что они, возможно, готовились к половому акту, когда он внезапно он застонал и напрягся в своей постели, и мгновение спустя его тело напряглось, а дыхание стало поверхностным и учащенным. Именно тогда она побежала к верхней площадке лестницы, чтобы позвать доктора, а когда мгновение спустя вернулась в спальню, то больше не слышала его дыхания. Затем Генриетта вышла из своего номера в конце коридора и сердито обругала ее за то, что она неверная жена… затем перешла к открытому обвинению в убийстве.
  
  Полицейские также опросили Чарльза, который рассказал им, что был в своей каюте над гаражом и читал журнал примерно до десяти, после чего зашел на кухню перекусить и немного поболтал с миссис Блэр, пока она готовила мистеру Роджеллу горячее шоколадное молоко. Он вернулся в свою квартиру и был в постели, когда услышал шум в большом доме и понял, что что-то не так.
  
  Таково, по сути, было содержание отчета, который Петри и Донован составили о своем расследовании. Если не принимать во внимание почти истерические обвинения Генриетты, не было ничего, что указывало бы на то, что Джон Роджелл не умер совершенно естественной смертью. Но, обсуждая дело с двумя детективами и прочитав их отчет, Шейн обнаружил, что они не были так полностью удовлетворены, как указывалось в отчете. Между ними было определенное согласие в том, что вполне возможно, горе Аниты было не таким искренним, как она пыталась это представить. Мелочи, которые они заметили, включая определенную перемену в ее поведении, когда она посмотрела на Чарльза и заговорила с ним впервые с тех пор, как овдовела. Ничего такого, на что ты мог бы указать пальцем, объяснили они, но между ними возникло чувство, по крайней мере, своего рода облегчения от того, что все закончилось.
  
  Они указали, однако, что это не обязательно означает, что они виновны в чем-то большем, чем, возможно, в какой-то интрижке под носом у старика. Конечно, не было ничего такого, на чем можно было бы основывать подозрение в убийстве.
  
  Кроме того, пытаясь взять интервью у Марвина Дейла в состоянии алкогольного опьянения, он открыто признался, что рад смерти Роджелла, пробормотав, что теперь в доме все будет по-другому, и недвусмысленно намекнув, что муж-миллионер его сестры не одобрял его заигрывания с ней и практически приказал ей прекратить предоставлять ему средства.
  
  И, конечно, там была Генриетта. Но было видно, что у нее совершенно не в порядке с носом, и что она глубоко обижена на Аниту и не остановится ни перед чем, чтобы навредить ей.
  
  Итак, ты был там, сказали детективы, и как, черт возьми, ты можешь делать из всего этого убийство?
  
  Они подготовили более короткий отчет о смерти Даффи. И снова их отправили в дом Роджеллов после почти истеричного звонка Генриетты, настаивающей на том, что на этот раз кто-то пытался ее убить. И снова они обнаружили присутствующую точно такую же группу людей, только на этот раз Марвин был немного трезвее и связнее, и все они были несколько спаянны и несколько защищались, когда рассказывали о страстной речи Генриетты незадолго до ужина, во время которой она обвинила их всех, поодиночке или в нечестивом заговоре, в отравлении ее брата. Она категорически предупредила их, что собирается потребовать вскрытия тела Джона, и была готова принять любые юридические меры, необходимые для принуждения к такому действию.
  
  Затем они вместе сели за обеденный стол ужинать, и Генриетте подали ее фирменную тарелку цыпленка в сливках из жарочного шкафа, который простоял на серванте полчаса, а все остальные разделили блюдо с креветками в карри, потому что аллергия Генриетты на морепродукты была всем хорошо известна.
  
  Похоже, никто из сидящих за столом не заметил Генриетту, когда она незаметно переложила кусочек курицы на блюдце и поставила его на пол рядом с собой для Даффи. Действительно, Анита настаивала, что ничего подобного не делала, и Пибоди тихо сомневалась, могла ли она сделать это незамеченной… но, как бы то ни было, у маленькой собачки были судороги, и она умерла почти сразу ... А Генриетта настаивала, что не съела ни кусочка курицы.
  
  Но к тому времени, когда прибыли полицейские, от него не осталось и следа, и даже блюдо для перетирания, тарелка Генриетты и блюдце для собаки были чисто вымыты.
  
  Конечно, это выглядело подозрительно, согласились они оба, но винить в этом нужно было миссис Блэр, потому что, похоже, никто не приказывал ей это делать, и было довольно трудно заподозрить пухлую и приятную экономку в убийстве и покушении на убийство.
  
  Но быстрые похороны Даффи были несколько иным делом. Все свидетели согласились, что у Аниты случилась истерика после смерти ее питомца, и она вызвала Чарльза и приказала ему убрать мертвое тело Даффи с глаз долой и немедленно похоронить сучку. Она объяснила это несколько подозрительное действие тем, что у нее была глубоко укоренившаяся фобия по отношению к смерти и трупам, и она не могла выносить их вида или мысли о них.
  
  Но когда детективы указали, что это прояснит ситуацию и либо докажет, либо опровергнет утверждение Генриетты о том, что ее курица была отравлена, если они смогут взять тело собаки для анализа, Анита высокомерно отвергла необходимость опровергать абсурдное обвинение Генриетты и категорически приказала Чарльзу не показывать детективам, где похоронена Даффи.
  
  “Итак, вот и все”, - подытожил ситуацию Петри, пожав плечами. “Конечно, это выглядело подозрительно, но мы не могли заставить их показать нам могилу собаки. Возможно, мы могли бы обратиться в суд и получить ордер на обыск, но Уилл Джентри так не думал ”.
  
  Шейн задумчиво кивнул и сказал: “Давайте вернемся к смерти Роджелла. Проверьте свой отчет и прочтите мне, что именно сказал Пибоди о том, что он оставил пару наверху вдвоем ”.
  
  Петри перетасовал несколько скрепленных вместе машинописных страниц и сказал: “Давай посмотрим. Вот это”. Он откашлялся и начал читать:
  
  “Мы с мистером Роджеллом завершили наши дела незадолго до полуночи и выкуривали последнюю сигару, когда миссис Роджелл вошла из ванной, неся термос, чашку и бутылочку с сердечным лекарством ее мужа, которое, как я знала, он принимал каждый вечер. Она была одета в неглиже и была очень милой, но женственной и непреклонной, когда настаивала, что Джону пора принимать лекарство и мне нужно идти. Она поставила чашку и кувшин на прикроватный столик и отмерила ему лекарство с помощью глазной пипетки в чашку. Я пожелал им обоим спокойной ночи и вышел, пока она наливала горячий шоколад в чашку.”
  
  Петри остановился и поднял глаза. “Хочешь, я продолжу?”
  
  Шейн сказал: “Нет. Но я хочу разобраться в том, что касается термоса. Насколько я понимаю, миссис Блэр, по своему обыкновению, приготовила шоколадный напиток на кухне и оставила его на обеденном столе около одиннадцати часов, прежде чем лечь спать.”
  
  “Именно так она это и рассказала”, - сказал Донован. “Все они говорили, что она делала это таким образом каждую ночь, и что было понятно, что Анита поднимется в полночь и даст старику его ежедневную дозу лекарства… и из некоторых других сказанных слов мы поняли, что она, возможно, собиралась давать ему его ежедневную дозу чего-то еще вместе с этим ”. Он хихикнул. “Разве это не так, Джим?”
  
  “Да. Она была бы той, кто сделал бы эту маленькую вещь… на случай, если шофер не дал бы ей всего, что она хотела ”. Петри посмотрел на Шейна: “Ты думаешь, в его чашке с горячим молоком могло быть что-то еще, кроме лекарства?”
  
  Шейн сказал: “Он умер через полчаса после того, как выпил это. Было бы разумно захватить кувшин и чашку, из которых он пил, и отдать их на анализ ”.
  
  “Но тот врач поклялся, что ничто не указывает на отравление. Сказал, что все было именно так, как он ожидал, старина начнет”.
  
  “Но у тебя действительно была Генриетта, кричащая об убийстве”, - мягко напомнил ему Шейн.
  
  “Эта старая карга”, - фыркнул Донован. “Было видно, что она ненавидит Аниту до глубины души, а ты не обращаешь особого внимания на подобные бредни”.
  
  Шейн сказал: “Я не виню вас, ребята. Но со мной все по-другому. Я получу большой гонорар в зависимости от того, смогу ли я доказать, что это было убийство. И как это накапливается… у кого-нибудь в доме в тот вечер была возможность положить что-нибудь в термос, пока он стоял на обеденном столе внизу ”.
  
  “Кроме, может быть, Генриетты, насколько я ее помню”, - с сомнением сказал Петри. “И Пибоди тоже. Я не помню, упоминал ли он о выходе из комнаты старика в тот час или нет. А ты, Теренс?”
  
  “Я не думаю, что он упоминал об этом так или иначе. Но он, конечно, не стал бы этого делать, если бы выскользнул из комнаты Роджелла и спустился вниз, чтобы отравить его молоко”.
  
  Петри снова листал страницы машинописного отчета, останавливаясь, чтобы взглянуть на абзац, а затем возвращался к делу.
  
  “Прямо здесь Пибоди говорит: ‘Я была с мистером Роджеллом в его гостиной наверху с десяти часов до полуночи, когда вошла миссис Роджелл, и все это время нас никто не беспокоил”.
  
  “Так что это ничего не доказывает”, - снова заметил Донован. “Роджелла нет в живых, чтобы сказать, что это не так”.
  
  “Вот Генриетта, ” сказал Петри, читая: “Я удалилась в свои апартаменты около половины одиннадцатого. Миссис Блэр и Чарльз были на кухне, где она грела полуночное молоко для Джона. Примерно полчаса спустя я услышал, как миссис Блэр поднялась наверх, и я вышел в коридор, чтобы перехватить ее и спросить, могу ли я подняться с ней на третий этаж за книгой, которую она обещала мне одолжить. Мы вместе поднялись наверх, и я остался с ней, разговаривая, пока мы не услышали, как Анита кричит, что Джон умирает. Мы вместе поспешили вниз и нашли Джона ...”
  
  Петри замолчал. “Это позаботится о ней в течение часа, пока кувшин стоял на обеденном столе. И о экономке тоже, потому что миссис Блэр в точности подтвердила рассказ Генриетты”.
  
  “Но она могла что-нибудь подсыпать в молоко, когда готовила его. Прежде чем подняться в одиннадцать”, - заметил Тимоти Рурк.
  
  Шейн сказал: “Верно. И точно так же Чарльз мог подсыпать что-нибудь в кувшин, пока был на кухне, а миссис Блэр была занята. А Анита и Марвин были внизу вместе за час до полуночи. Считая Пибоди, которая могла бы на время оставить Роджелла, у нас есть пять человек, которые имели доступ к кувшину с горячим молоком до того, как Роджелл его выпил.”
  
  “Какой смысл пинать его сейчас?” - спросил Петри. “Старина будет сожжен дотла в полдень, и если внутри него когда-либо были какие-либо доказательства убийства, они будут уничтожены”.
  
  “Вот почему мы должны действовать быстро”, - сказал Шейн с напористой настойчивостью в своих словах. Он взглянул на часы и быстро подсчитал, что в Денвере, штат Колорадо, было всего за несколько минут до восьми. Он вытащил из кармана потрепанную адресную книжку и проверил старую запись, затем сказал остальным: “Сидите тихо прямо здесь. Я собираюсь быстро позвонить из офиса Джентри, а потом мы все сядем на коней ”.
  
  Он прошел через смежную дверь и увидел Джентри, разговаривающего с молодым патрульным, который вытянулся по стойке "смирно" у стола шефа полиции. Шейн сказал: “Я должен позвонить, Уилл”, - взял телефонную трубку со своего стола и вызвал полицейского оператора. Он четко сказал: “Личный разговор в Денвере, штат Колорадо. Феликс Риттер. Вот старый телефонный номер, который у меня есть для него ”. Он прочитал номер из своей записной книжки и оперся бедром об угол стола Джентри, пока ждал. Безразлично и лишь крошечной частью своего сознания он слушал, как шеф полиции Джентри отчитывает патрульного за какое-то незначительное нарушение правил во время междугородней связи, и когда он услышал голос Риттера на другом конце провода, он резко сказал:
  
  “Майк Шейн в Майами, Феликс. Ты можешь быстро добраться до Сентрал-Сити?”
  
  “Майк? Уверен, что смогу. С тех пор, как ты был здесь, появилась новая дорога, и...”
  
  “Как можно быстрее”, - перебил Шейн. “Запиши это. Я хочу услышать от местных любые сплетни или скандал о миссис Бетти Блэр, которая раньше содержала там меблированные комнаты, где жил шахтер-миллионер Джон Роджелл, пока сколачивал свое состояние. Узнай, какими дружными они были в старые времена ... и что подумали люди, когда мистер Блэр умер и вдова переехала в Майами работать экономкой Джона Роджелла. Понял? Вот тебе ракурс. В своем завещании он оставил ей пятьдесят тысяч долларов.”
  
  “Конечно, Майк. Роджелл только что умер, да? В Майами? Помнишь, читал, как он начинал в Сентрал Сити ”.
  
  “Как можно быстрее, Феликс. Мне нужна любая чертова вещь, которую ты сможешь забрать, и передай мне к двенадцати часам. Позвони сюда начальнику полиции. Уилл Джентри. До полудня.”
  
  Феликс Риттер из Денвера сказал: “Будет сделано”, - и Шейн повесил трубку. Патрульный собирался уходить, и Шейн сказал Джентри: “Вам позвонят по поводу миссис Блэр из Сентрал-Сити до полудня. Я свяжусь с вами ...”
  
  Его прервал другой телефон на столе Джентри. Шеф взял трубку и сказал: “Да?” Он немного послушал, подняв мясистую руку в сторону Шейна, его помятые веки медленно двигались вверх-вниз. Он повесил трубку и сказал Шейну: “Давай съездим в "Роджелл плейс" с Петри и Донованом. Марвин Дейл покончил с собой там прошлой ночью. И оставил предсмертную записку, адресованную тебе ”.
  
  
  13
  
  
  В машине Шейна они с Рурком последовали за воющей сиреной лимузина шефа Джентри через оживленный центр города по бульвару Брикел к поместью Роджелл. Других машин перед домом припарковано не было, и двое мужчин взбежали по ступенькам и пересекли крыльцо вслед за шефом полиции и двумя его детективами.
  
  Бледнолицая горничная немедленно открыла им дверь, а миссис Блэр топталась в широком коридоре позади нее, заламывая руки и со слезами на широком лице.
  
  “Сюда”, - указала она им. “Сюда, вверх по лестнице. Я просто не могу в это поверить. Бедный мистер Дейл. Кто бы мог подумать, что он совершит такую ужасную вещь”.
  
  Пятеро мужчин молча поднялись рядом с ней по изогнутой лестнице, где она повернула направо, к открытой двери, перед которой стоял Чарльз. Он был в рубашке с короткими рукавами и без галстука, его волосы были растрепаны, а на квадратном лице росла густая темная щетина. На его скуле был синеватый кровоподтек, а в уголке рта под куском хирургической ленты виднелся кусочек марли. Он плотно сжал губы, и в его глазах появился угрюмый блеск, когда он увидел Шейна с остальными. Он молча отступил в сторону от дверного проема, и они вошли в спальню средних размеров, где тело Марвина Дейла распростерлось на полу перед раскладным столом с опрокинутым стулом рядом с ним.
  
  Лицо молодого человека было перекошено и ужасно после смерти, его тело сильно искривилось, указывая на то, что он мучительно корчился на полу, прежде чем смерть милосердно прекратила его страдания.
  
  На столе стояла бутылка виски, а рядом с ней стакан для хайбола. В стакане оставалось немного коричневатой жидкости. Сбоку стояла маленькая, круглая, приземистая бутылка с четко оттиснутыми на ней черепом и скрещенными костями. На нем была надпись “Стрихнин”, а также слово “Яд” крупным шрифтом.
  
  Рядом с бутылкой со стрихнином лежали два оторванных кусочка бумаги для заметок, которые были скомканы, а затем разглажены и аккуратно уложены один на другой, причем оторванные края располагались рядом, так что при поверхностном взгляде становилось ясно, что это оторванные верхний и нижний кусочки одного и того же листа почтовой бумаги. Квадратная коробка с такой же бумагой для заметок и шариковая ручка лежали на крайнем левом краю стола.
  
  Пока Джентри и два детектива стояли на коленях рядом с телом Марвина Дейла, Шейн склонился над столом, чтобы прочесть корявый почерк на листке разорванной почтовой бумаги:
  
  
  Шейн дочитал разорванную записку до конца, не притронувшись ни к одной из ее половинок. Джентри со вздохом поднялся на ноги из-за тела и сказал: “Все признаки типичного отравления стрихнином. Он мертв уже несколько часов ”. Он стоял рядом с Шейном и смотрел на записку, бормоча слова вполголоса, пока читал их. Затем он повернулся к двери и коротко приказал шоферу: “Заходи сюда”.
  
  Чарльз вошел, высоко подняв подбородок и расправив плечи.
  
  “Кто ты такой?”
  
  “Чарльз Мортон. Шофер”.
  
  “Что ты знаешь об этом?”
  
  “Его никто не трогал”, - флегматично сказал Чарльз. “Ничего не трогали ...” Он сделал паузу, и его взгляд скользнул вниз, к столу и разорванной записке. “...кроме этого клочка бумаги. Миссис Роджелл обнаружила тело своего брата около девяти часов. Записка лежала на столе… все в целости и сохранности. Она позвонила мне из моей комнаты над гаражом и показала это письмо. Она хотела порвать его, прежде чем звонить в полицию. Я сказал ей, что мы не можем уничтожить доказательства самоубийства, и попытался отобрать его у нее. Она была порвана и скомкана, как ты видишь, но я настоял, чтобы полиция увидела ее… неважно, какую интерпретацию ты придашь тому, что сказал Марвин.”
  
  “Очень любезно и законопослушно с твоей стороны”, - резко сказал Джентри. Он снова перевел взгляд на разорванный лист бумаги и прочитал вслух: “‘Она милая девушка, и после того, как я увидел ее с Чарльзом сегодня вечером, я испытал полное отвращение’. Как, по-твоему, я это истолкую?”
  
  “Самым отвратительным способом, я уверен”, - твердо сказал Чарльз.
  
  “Как ты это объяснишь?”
  
  “Марвин был пьян прошлой ночью. Не пьянее, чем обычно, но ... ошеломляюще. После того, как я вернулся с парой таблеток, которые дал мне доктор Эванс, миссис Роджелл забеспокоилась о моих травмах и вышла в гараж в своем халате, просто чтобы убедиться, что мне больше не нужна медицинская помощь. Будучи пьяным, Марвин увидел, как она выходит через заднюю дверь, и последовал за ней в мою спальню. Он ворвался к нам и устроил отвратительную сцену… обвиняя свою сестру во всевозможных диких вещах. Я выгнал его, а затем отправил миссис Роджелл обратно в дом. Вот почему она хотела уничтожить записку, прежде чем ее кто-нибудь прочтет.”
  
  “Потому что это может быть неправильно истолковано?” - усмехнулся Джентри. “Потому что у других людей может возникнуть такое же представление о ее присутствии в твоей спальне поздно ночью в ночной рубашке?”
  
  Чарльз сказал: “У людей действительно мерзкие мозги”.
  
  “Что он имел в виду, говоря ...” Джентри опустил глаза и снова прочитал: “‘Джон и Генриетта были старыми и подлыми и заслуживали смерти”.
  
  Чарльз сказал: “Я не знаю. Это тебе решать, не так ли? Он мне не доверял”.
  
  “Ты думаешь, это признание в том, что он убил Роджелла и пытался отравить Генриетту?”
  
  “Я думаю, это тебе решать. Лично я не знаю, что мистер Роджелл был убит или что кто-то пытался отравить мисс Генриетту”.
  
  “Откуда взялся стрихнин?”
  
  “Я думаю, это бутылка из гаража, которую садовник держит для уничтожения кротов. Она выглядит точно так же, как та, что всегда хранилась в гараже, и я проверил после того, как увидел ее, и эта бутылка исчезла. ”
  
  “Значит, ты хочешь, чтобы мы поверили, что Марвин был так расстроен тем, что застал свою сестру в твоей постели, что достал из гаража пузырек с ядом, принес его сюда и написал эту записку, а затем выпил дозу?”
  
  “Я не особенно хочу, чтобы ты чему-то верил”, - упрямо возразил Чарльз. “Вот он, и вот записка. Я убедил миссис Роджелл, что было бы лучше отдать тебе записку и рассказать всю правду, вместо того чтобы уничтожать ее, как она хотела сделать. ”
  
  “Потому что тогда мы могли бы заподозрить, что его смерть не была самоубийством?”
  
  Чарльз угрюмо сказал: “Я не хотел ни во что впутываться. Мисс Генриетта и так уже слишком много болтала об отравлениях и тому подобном. У меня хватило мозгов понять, что это ... вдобавок ко всем остальным разговорам… выглядело бы очень подозрительно, если бы он не оставил никакой записки. Вот почему я отобрал это у нее и не позволил ей разорвать ”.
  
  “Что случилось с твоим лицом ... и двумя передними зубами?” - требовательно спросил Джентри.
  
  “ Спроси его. ” Чарльз мотнул головой в сторону Шейна. “Прошлой ночью он незаконно проник на территорию, планируя выкопать тело любимой собаки миссис Роджелл, и напал на меня, когда я помешал ему это сделать”.
  
  “Это так, Майк?”
  
  Шейн сказал: “Я напал на него, когда он наставлял на меня двуствольное ружье со взведенным курком. Марвин был изрядно пьян в тот ранний вечер, когда я был здесь, и, похоже, он был полон решимости напиться еще больше. Я не понимаю, как он оставался достаточно трезвым, чтобы сделать это ”.
  
  “Он часто пил так много, что его рвало, и он вроде как протрезвевал, а потом начинал все сначала”, - предположил Чарльз.
  
  Снаружи послышался тонкий вой сирены, и Джентри сказал: “Это, должно быть, док и ребята из лаборатории. Оставайся здесь, Донован. Петри, отведи этого парня вниз и подержи его. Я хочу поговорить со слугами и миссис Роджелл.”
  
  Ни горничная, ни миссис Блэр ничем не помогли. Накануне вечером горничная отсутствовала, вернулась в дом около полуночи и направилась прямо в свою комнату рядом с комнатой миссис Блэр на третьем этаже, никого не встретив и ничего не зная о событиях вечера.
  
  Миссис Блэр сказала им, что, как только Шейн и доктор Эванс ушли из дома, она настояла, чтобы Чарльз лег в постель, и вышла с ним, чтобы убедиться, что ему удобно, и приняла таблетки, оставленные доктором Эвансом.
  
  Когда Шейн спросил ее о таблетках, она призналась, что на самом деле не видела, как шофер их проглотил, но видела, как он зашел в ванную, держа их в ладони, услышала, как льется вода, и увидела, как он вышел без таблеток.
  
  Марвин все еще находился в кабинете на первом этаже с хорошо укомплектованным баром, когда она вошла, а миссис Роджелл уже уходила спать, когда заперла дом и поднялась в свою комнату. Она крепко спала, если не считать телефонного звонка от полицейского, который потребовал поговорить с Чарльзом, на что она ответила отказом. Шеф Джентри начал расспрашивать ее о звонке, но Шейн объяснил, что он звонил сам. Миссис Джентри Блэр далее заявила, что ничего не знала о том, что происходило после того, как она ушла спать, что она встала в восемь, как обычно, и пошла прямо на кухню, чтобы начать готовить завтрак, где и оставалась, пока Чарльз не вбежал через черный ход и не сказал, что миссис Роджелл разбудила его по внутреннему телефону, чтобы сказать, что ее брат покончил с собой.
  
  “Мы вместе поспешили вверх по лестнице, - сказала миссис Блэр, - и увидели миссис Роджелл в ночной рубашке в холле, которая плакала навзрыд. Мы с Чарльзом оба заглянули в комнату мистера Марвина и увидели, что он лежит на полу и выглядит ужасно. Затем Чарльз закрыл дверь и сказал мне не входить, пока не приедет полиция, а сам зашел в гостиную миссис Роджелл, которая все еще плакала, и закрыл дверь. Я вернулась на кухню и удивилась, почему ты так долго добирался сюда”, - закончила она с ноткой обвинения.
  
  Джентри спросил: “Когда вы впервые увидели тело?”
  
  “Было чуть больше девяти часов. Чарльз сказал, что позвонит в полицию, и я все гадала, почему ты не пришел”.
  
  Джентри сказал Шейну: “Звучит так, как будто ему было нелегко убедить ее отдать записку”. И он спросил миссис Блэр: “Вы видели пузырек с ядом на столе в комнате Марвина?”
  
  “Это сделала я”. Она начала тихо плакать. “Стрихнин. На черепе и скрещенных костях было хорошо видно. Я сказала Чарльзу, что он похож на тот, который садовник держит в гараже для уничтожения кротов в саду, и я всегда знала, что носить его с собой опасно ”.
  
  “Когда ты видел это в последний раз?”
  
  “Думаю, месяцы. У меня не так уж много времени, чтобы ходить в гараж”.
  
  “Все ли в доме знали, что там был стрихнин?”
  
  “Наверное. Это не было каким-то секретом”, - горестно сказала она. Джентри серьезно покачал головой, когда они поднимались по лестнице, чтобы взять интервью у Аниты Роджелл. “Мне все это не нравится, Майк. У меня в ноздрях стоит вонь, которую я не могу избавиться”. Он резко остановился на верхней площадке лестницы и предложил: “Давайте посмотрим, что скажет Док, прежде чем поговорим с миссис Роджелл”.
  
  Док Хиггенс закончил свое обследование и быстрым шагом вышел из комнаты для умерших, когда они направились к ней. Он сказал: “Огромная доза стрихнина ... пока я не сделаю ПМ ... принятая в хайболле около восьми часов назад. Отправь его в мой склеп, как только закончишь с ним ”. Он продолжил, и шеф Джентри направился в комнату, чтобы посовещаться со своими техниками, а Тимоти Рурк неторопливо вышел и присоединился к Шейну. Он с надеждой улыбнулся и сказал: “Я хотел бы получить заявление от сестры трупа, в котором она поделилась своими соображениями о том, почему он покончил с собой”.
  
  Шейн сказал: “Мы собираемся поговорить с ней сейчас. Почему бы тебе не проскользнуть за нами и не остаться на заднем плане, чтобы Уилл мог притвориться, что не замечает тебя? Что говорят ребята о том, что там происходит?”
  
  “Ничего особенного. Он сел и написал эту записку около двух часов дня, подсыпал в бокал хорошего виски яд и выпил его. Все отпечатки пальцев проверены. Все в порядке. Кроме этой чертовой предсмертной записки. В ней ничего не сказано.”
  
  “Они уверены, что это его почерк ... И два вырванных кусочка проверяют?”
  
  “Они проверяются идеально. Подделать их невозможно. И Джордж, специалист по идентификации, нашел множество образцов почерка Марвина и клянется, что это то же самое… хотя мужчина, очевидно, был изрядно пьян, когда писал записку.”
  
  “Он должен был бы быть таким, чтобы спокойно глотать стрихнин. Вероятно, поэтому записка не более рациональна. Очень немногие предсмертные записки полностью рациональны, - продолжал Шейн, нахмурившись, как будто споря сам с собой. “К тому времени, как они доходят до этого момента, в них становится не так уж много смысла. С другой стороны, у меня странное предчувствие по поводу формулировки этой записки ...”
  
  Он замолчал, когда Джентри вышел и неуклюже направился к ним по коридору. Он хрипло сказал: “Давай зайдем и посмотрим, как поживает хозяйка дома после смерти муженька и ее брата”.
  
  
  14
  
  
  Дверь, ведущую в гостиную Аниты Роджелл наверху, открыла на стук Джентри горничная, которая впустила их внизу. Она держала дверь слегка приоткрытой и, повернув голову, пробормотала: “Это полиция, мадам”, а затем открыла ее шире и отступила в сторону, пропуская их в комнату, которую Люси Гамильтон описала Шейну накануне днем, и они вошли в ту же тепличную температуру, которую испытала Люси.
  
  Анита откинулась на шезлонг в другом конце комнаты. На ней был фиолетовый шелковый халат, туго перетянутый поясом вокруг ее тонкой талии, и она выглядела хрупкой, испуганной и убитой горем, когда вытирала глаза с длинными ресницами кружевным платочком, а ее ненакрашенные губы трогательно дрогнули, когда она сказала: “Входите, джентльмены”.
  
  Уилл Джентри пересек комнату и посмотрел на нее сверху вниз. Он сказал: “Я сожалею, что вынужден вторгнуться в такое время, миссис Роджелл. Я шеф полиции Майами Джентри, и я думаю, ты знаком с мистером Шейном. Он был в моем кабинете, обсуждал со мной это дело этим утром, когда поступил звонок о твоем брате, и я подумал, что будет хорошо взять его с собой ”. Он не упомянул Тимоти Рурка, который незаметно отошел в сторону на заднем плане и осторожно присел на краешек стула.
  
  Она сказала: “Да. Я ... вчера вечером ненадолго встретила мистера Шейна. Я полагаю, что он незаконно проник в мою собственность с явной целью выкопать мою маленькую собачку, которая недавно умерла ”.
  
  Джентри не стал развивать эту тему. Он сел в кресло немного справа от Аниты, а Шейн сел по другую сторону от нее. Джентри откашлялся, и его рука бессознательно потянулась к внутреннему карману пальто, где у него был запас сигар, и он наполовину вытащил одну, прежде чем вздохнуть и вернуть ее в карман. Он положил обе мясистые ладони на колени и сказал:
  
  “Я буду настолько краток, насколько смогу, миссис Роджелл. Я хочу, чтобы вы точно рассказали мне, что произошло прошлой ночью после того, как мистер Шейн и доктор ушли”.
  
  “Да”, - тихо сказала она, опустив длинные ресницы и нервно переплетя пальцы на коленях. “Я ... полагаю, я должна. Я попытаюсь”.
  
  Она глубоко вздохнула и надолго задержала дыхание, а кончик ее языка выполз наружу, чтобы облизать губы. Затем она подняла ресницы, умоляюще посмотрела на него и сказала голосом маленькой девочки: “Это будет ужасно трудно, потому что я ... понимаешь… Я понимаю, что глупый, импульсивный поступок, который я совершил, был напрямую связан с ... с Марвином ... с его...
  
  “Самоубийство”, - прямо сказал Джентри. “Я понимаю, насколько виноватым ты, должно быть, чувствуешь себя при сложившихся обстоятельствах. Просто расскажи нам по-своему, что именно произошло”.
  
  “Марвин пил”, - сказала она несчастным голосом. “Мистер Шейн знает. Он видел его мельком. После того, как он и доктор Эванс вышли через парадное, я пошел в кабинет на первом этаже и сделал Марвину замечание ... умолял его бросить пить и лечь спать, как только он допьет. Он был в отвратительном настроении и сказал, что будет делать все, что ему заблагорассудится. Я оставила его сидеть там, - с достоинством объяснила она, - и поднялась, чтобы самой приготовиться ко сну. Я приняла горячую ванну, а потом начала думать о Чарльзе и беспокоиться о нем. Он очень гордится своей физической доблестью и настолько лоялен и предан всем нам, что я знала, что он был ужасно огорчен встречей с мистером Шейном. Я испугалась… что ж… что он может начать размышлять об этом и попытаться как-то отомстить, и я знал, что доктор Эванс приказал ему принять сильное успокоительное и лечь спать.
  
  “Я, конечно, не понимала, что миссис Блэр испытывала примерно то же самое чувство и уже встречалась с ним и настояла, чтобы он принял таблетки и сразу лег спать, поэтому я по глупости решила, что выйду сама, просто чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Я накинул халат и спустился вниз. В кабинете все еще горел свет, но я предположил, что Марвин был слишком пьян, чтобы услышать, как я ухожу.”
  
  Она сделала паузу, чтобы задумчиво прикусить нижнюю губу. “Я понимаю, это звучит так, как будто я чувствовала себя виноватой из-за того, что пошла повидаться с Чарльзом. Я не ... на самом деле. Просто у Марвина скверный ум, и один или два раза до этого, когда он сильно выпивал, он отпускал вкрадчивые замечания о том, что у него красивый и мужественный молодой шофер, и о… Джон намного старше меня. Так что я просто хотел избежать чего-то подобного и вышел через черный ход, не зная, что он меня слышит ”.
  
  Она снова сделала паузу, чтобы провести кончиком языка по губам. “Я увидела, что в комнатах Чарльза над гаражом горит свет, я включила прожектор и вышла. Чарльз подошел к двери в пижаме и халате, когда я постучала, вернулся и забрался под одеяло, а я присела на минутку после того, как он сказал мне, что уже принял свои таблетки и ждет, когда они подействуют. Он хотел поговорить о мистере Шейн и о том, как он был застигнут врасплох и у него не было шанса защититься, когда на него напали, и я пытался заставить его понять, что все вышло хорошо, потому что его бдительность защитила могилу бедняжки Даффи. И это...” Ее голос дрогнул. “ ... было все.
  
  “Но потом Марвин, пошатываясь, ворвался в комнату и устроил самую ужасную сцену”. Она склонила голову и на мгновение закрыла лицо руками, и Шейн с усмешкой подумал про себя, что это был один из самых великолепных эпизодов актерской игры, который он когда-либо видел на сцене или вне ее. Он лукаво покосился на Джентри, чтобы посмотреть, как тот отреагирует, и не удивился, увидев выражение отеческого сострадания на суровых чертах лица шефа. Потому что Джентри (напомнил он себе) не было рядом прошлым вечером, когда она прижалась к нему и прошептала: “Я хочу тебя, Майкл Шейн”.
  
  Она отняла руки от лица, и ее глаза были широко раскрыты, влажные и невинные. “Он выдвинул самые ужасные и непристойные обвинения, и мне пришлось встать между ним и кроватью, чтобы помешать Чарльзу вскочить и тут же разорвать его на куски”.
  
  Она начала тихо всхлипывать и снова закрыла лицо руками. “Мой собственный брат! Мне было так стыдно. А потом внезапно я пришла в ярость ”. Она подняла голову, и ее глаза заблестели, а подбородок был высокомерно вздернут. “Он не имел права даже думать о таких вещах. И я сказала ему об этом. Я пригрозил выцарапать ему глаза, если он немедленно не уйдет, и он действительно ушел, но без извинений и признания своей неправоты ”.
  
  Она глубоко вздохнула. “Ну, я не знала, что сказать, кроме как напомнить Чарльзу, что Марвин был пьян и не нес ответственности. А потом я ушла через несколько минут и вернулась в постель, и я больше не видела Марвина до ... до сегодняшнего утра, когда я... когда я зашла в его комнату ... ” Она склонила голову и снова зарыдала.
  
  Очень серьезно и сочувственно Уилл Джентри сказал: “Я знаю, это трудно, миссис Роджелл, но я хочу, чтобы вы точно рассказали мне, как это произошло и что вы обнаружили”.
  
  “Да ... хорошо… Я проснулся около девяти часов, и все, о чем я мог думать, это о том, что произошло прошлой ночью. После того, как Марвин протрезвел, я была уверена, что он поймет, какую ужасную вещь он совершил, и я пошла в его комнату, решив, что он должен извиниться передо мной и Чарльзом. Я постучал в его дверь и открыл ее, когда он не ответил… думая, что он все еще отсыпается. А свет горел и ... там он лежал. На полу. И на столе была бутылка со стрихнином. Я знала, что он мертв. Я знала это еще до того, как заставила себя опуститься на колени и прикоснуться к его холодной плоти. А потом я дико огляделась и увидела… записку, которую он написал и оставил лежать на столе рядом со своим стаканом.
  
  “Я прочитал это полдюжины раз, я думаю, пытаясь понять это ... понять, почему он покончил с собой. Потом я понял, как это звучало… как это выглядело бы для постороннего человека, как… ну, как и ты. Полиция. Поэтому я схватил его и побежал обратно в свою комнату ”.
  
  Она содрогнулась при воспоминании. “Я знаю, что не должна была к этому прикасаться. Чарльз сказал, что я должна была оставить это лежать там, где оно было. Но я была в истерике и не подумала. Я ни о чем не думала, кроме как о том, чтобы никто не узнал, почему мой брат покончил с собой. Потому что ему было стыдно за свою сестру. Потому что он считал меня распущенной женщиной… была близка с другим мужчиной еще до того, как мой муж сошел в могилу.
  
  “Поэтому я позвонила Чарльзу по его внутреннему телефону и рассказала ему. И он побежал в дом и рассказал миссис Блэр, и они пошли в комнату Марвина, а потом вошел Чарльз, ужасно обеспокоенный, потому что Марвин не оставил никакой предсмертной записки. Он сказал, что полиция всегда с подозрением относится к тому, что они не находят записку ... и что, учитывая безумные обвинения Генриетты в мой адрес, они, вероятно, заподозрят, что я подсыпал стрихнин и в напиток Марвина.
  
  “Я даже не собирался показывать ему записку, пока он не даст мне понять, насколько это действительно серьезно. Тогда я прочитал ему письмо и сказал, что лучше порву его и попаду под подозрение, чем допущу, чтобы в газетах появилось сообщение о том, что мой брат покончил с собой, потому что стыдился меня. И я действительно начала рвать его на глазах у Чарльза, но он схватил его и оторвал верхнюю часть, а затем разжал мою руку, достал нижнюю часть и сказал, что мы должны отдать обе части полиции.
  
  “И он сказал, что ты всегда держала содержание предсмертных записок в секрете и не передала бы текст ни в какие газеты, если бы в них было что-то, что смущает живых людей, и я в конце концов согласился. И ты этого не сделаешь, правда?” - умоляюще закончила она. “Я имею в виду, пусть это напечатают в газетах. Даже если Марвин ошибался, и я могу доказать, что между Чарльзом и мной ничего подобного не было, ты знаешь, как они распяли бы меня. И каждый, кто прочитает это в газетах, поверит в худшее. Люди всегда так поступают.”
  
  “Ну, нет, мэм”, - добродушно заверил ее Джентри. “В подобных случаях мы не передаем подобную информацию репортерам”.
  
  Из бокового кармана он достал записку Марвина, которая была аккуратно скреплена скотчем так, чтобы неровные края двух частей точно прилегали друг к другу.
  
  “Теперь эта первая часть”, - медленно произнес он. “Твоя история и та, которую рассказал Чарльз, кажется, все хорошо объясняют. Но что он имел в виду, говоря: ‘Смерть меня больше не пугает’. И: ‘Джон и Генриетта были старыми и подлыми и заслуживали смерти ’. Это признание в том, что он убил твоего мужа и пытался отравить Генриетту?”
  
  “Я просто не знаю, что это значит”, - со слезами на глазах призналась она. “Мы с Чарльзом снова и снова повторяли это вместе, но для меня это просто звучит безумно. Я не могу поверить, что это именно то, что это значит. Я просто не могу. Марвин не мог никого убить. Он просто был не таким. Он был... ну, он был слабым и ленивым, и он слишком много пил. И он знал, что Джону не нравится, когда он ошивается здесь и занимает у меня деньги, но Марвин никогда бы не сделал ничего подобного. Кроме того, Джон умер от сердечного приступа. Я был там и видел, как это произошло. И доктор Эванс сказал, что по этому поводу не было ни малейших сомнений. Так что я просто не знаю, что имел в виду Марвин, когда писал эту строчку. Он, конечно, был пьян и ужасно расстроен тем, что поверил в нас с Чарльзом ”.
  
  “Я это понимаю”, - успокоил ее Джентри. “Раз уж мы затронули эту тему, давайте вернемся к смерти вашего мужа. Я так понимаю, мистер Пибоди был с ним наверху, решал какие-то деловые вопросы примерно с десяти до полуночи. Где были вы с Марвином?”
  
  “Внизу, в кабинете. Я читал журнал, а Марвин пил ... как обычно. Я поднялся за несколько минут до двенадцати, чтобы отнести Джону горячего молока и дать ему в нем лекарство ”.
  
  “Наперстянка, не так ли?” Джентри подбодрил ее.
  
  “Настойка наперстянки. Он годами принимал двенадцать капель горячего шоколадного молока из-за болезни сердца”.
  
  “Расскажи мне точно, что ты делал той ночью. Было ли что-нибудь необычное по сравнению с любой другой ночью?”
  
  “Нет. То есть мистер Пибоди, конечно, не всегда сидел с ним. Я взяла термос с обеденного стола, где миссис Блэр всегда его оставляла, и прошла через эту комнату в смежную ванную, где взяла пузырек с лекарством. И я зашел в комнату Джона, где они с мистером Пибоди закончили свои дела и болтали, поставил чашку и термос рядом с кроватью Джона и отмерил в чашку двенадцать капель.
  
  “Потом я сказал мистеру Пибоди, что ему придется уйти, и он пожелал Джону спокойной ночи, а я наполнил чашку, и Джон выпил ее”.
  
  “Ты понимал, насколько важно было тщательно отмерять дозу?”
  
  “О, да. Ровно двенадцать капель и ни одной больше. Вот почему я настаивал, что всегда должен делать это сам, потому что доктор Эванс сказал, что даже одна или две дополнительные капли могут навредить Джону, учитывая, каким было его сердце ”.
  
  “Все в порядке. Он выпил молоко сразу?”
  
  “Ну, было довольно жарко, и я думаю, он сделал глоток-другой, пока напиток не остыл достаточно, чтобы выпить его в пару глотков”.
  
  “Значит, он действительно выпил это через несколько минут после ухода Пибоди?”
  
  “Я уверен, не больше пяти минут”.
  
  “Что ты сделал потом?”
  
  “Ну, он снова улегся в постель, а я остался, чтобы ... поговорить с ним, пока он не уснул. Ему нравилось, когда я это делал ”.
  
  “Ты ... поцеловала его на ночь или что-нибудь в этом роде?”
  
  Она на мгновение опустила веки и крепко сжала руки на коленях, а затем сердито потребовала: “Почему ты ходишь вокруг да около? Я взрослая замужняя женщина. Те два детектива, которых ты послал, продолжали вынюхивать все таким же образом. Ты хочешь знать, были ли у нас сексуальные отношения, не так ли? Потому что у этого старого дурака доктора Дженсона хватило наглости предупредить его, что ему не следует жениться на женщине помоложе, опасаясь, что его сердце может отказать от возбуждения во время полового акта. Ну, в ту ночь мы этого не сделали, ” выплюнула она. “В этом смысле это отличалось от большинства ночей. Он действительно начал любить меня, если хочешь знать, и я подумала, что он хочет, чтобы я легла с ним в постель, но потом внезапно он как бы напрягся и начал учащенно дышать, и я испугалась и ... и это было все ”.
  
  “Хорошо”, - флегматично сказал Джентри. “Спасибо, что были откровенны со мной”. Он поднялся на ноги. “Вы проводите похороны своего мужа, как планировалось?”
  
  “Я так думаю. Если ты не возражаешь”.
  
  “Почему я должен возражать?”
  
  “Чарльз подумал… ну, он сказал, что, возможно, после того, как ты прочитаешь записку Марвина, ты подумаешь, что это было причиной для того, чтобы назначить вскрытие Джона. Но я сказал ему, что ты не сможешь этого сделать, если я не дам своего согласия, а я бы ни за что на свете этого не сделал ”.
  
  “Почему бы и нет”, - сказал Джентри. “Проводи похороны, если хочешь. У меня нет никаких возражений. Но ты понимаешь, что вскрытие твоего брата будет обязательным. Закон требует этого в таком случае, как у него. ”
  
  Она вяло сказала: “Я понимаю это и, думаю, не смогу тебя остановить. Хотя я действительно считаю это совершенно варварским и неприличным”.
  
  Джентри сказал: “Мне очень жаль”, - и трое мужчин вместе вышли из комнаты.
  
  
  15
  
  
  Тело Марвина Дейла увезли, и детектив Донован спустился вниз, чтобы присоединиться к Петри и шоферу в кабинете. Они нашли городских детективов сидящими в креслах у двери, а Чарльза, угрюмо развалившегося в глубоком кресле в другом конце комнаты.
  
  Джентри решительно вошел в дом, пересек улицу и остановился прямо перед шофером. Он намеренно достал из внутреннего кармана черную сигару, откусил кончик и выплюнул его на пол, чиркнул спичкой и поднес ее к другому концу, глубоко затянулся и выпятил свою тупую челюсть. Черты его лица и голос были тверды, как гранит, когда он сказал,
  
  “Не подумай, что я куплюсь на что-то из этого, Мортон. Я имею довольно хорошее представление о том, в какие игры ты играл с дочерью-невестой твоего работодателя за его спиной, и я думаю, что просто очень жаль, что прошлой ночью в ее штанах стало так жарко, что она не смогла отпустить тебя спать одного.
  
  “Но твоя сексуальная жизнь меня не касается, за исключением того, что она имеет отношение к убийству”.
  
  Чарльз сказал: “Марвин покончил с собой, если ты об этом”.
  
  “Это правда?”
  
  Шофер невозмутимо пожал плечами. “Я не видел, чтобы он пил яд, если ты это имеешь в виду”.
  
  “Очень жаль, что кто-то этого не сделал”, - проскрежетал Джентри. “Потому что, говорю тебе прямо сейчас, я не представляю Марвина Дейла моральным человеком, который был бы настолько потрясен, узнав о неверности своей сестры, что сел бы и проглотил стрихнин. И я ни на секунду не поверю, что он все это время не знал, чем вы с миссис Роджелл занимались.
  
  “Зачем рассказывать все это мне?” - вспыхнул Чарльз.
  
  “Потому что я хочу, чтобы ты знал, что у тебя все еще проблемы, и это расследование далеко не завершено. Не пытайся уехать из города”. Шеф полиции развернулся на каблуках и направился к двери, кивком головы приказав Петри и Доновану следовать за ним.
  
  Шейн вышел в коридор позади него с Рурком и сказал репортеру: “Почему бы вам не вернуться с Уиллом и не написать свою статью о Марвине? Я подойду позже ”.
  
  Рурк дружелюбно ухмыльнулся. “Собираешься остаться и сопровождать вдову?”
  
  “Что-то в этом роде”. Шейн смотрел, как они выходят через парадную дверь, а затем вернулся на кухню, где обнаружил миссис Блэр, сидящую за столом и пьющую чашку кофе.
  
  Она предложила ему одну, и он поблагодарил ее и сказал, что выпьет ее черной, сел напротив нее с сигаретой и спросил: “Ты видела предсмертную записку, которую оставил Марвин?”
  
  Она покачала головой. “Мне этого никто не показывал”.
  
  “Насколько вопиющим был роман Чарльза и миссис Роджелл до смерти ее мужа?“
  
  Она твердо сжала губы и встретилась с ним взглядом через стол. “Не мое дело сплетничать о людях в доме, где я работаю”.
  
  “Ты недолго здесь проработаешь”, - решительно сказал Шейн. “Ты, конечно, знаешь, что Джон Роджелл оставил тебе пятьдесят тысяч долларов в своем завещании”.
  
  “Я знаю, он сказал мне, что собирается это сделать”.
  
  “Почему?”
  
  “Почему бы и нет?” - с воодушевлением ответила она. “У него было много всего, и мы были друзьями долгое, очень долгое время”.
  
  Шейн сказал: “Друзья?”
  
  “Может быть, ты не знаешь, что он и мисс Генриетта снимали комнату в моем пансионате в Сентрал-Сити, штат Колорадо, когда он был простым старателем”.
  
  “Я все об этом знаю. И как он вернулся туда после смерти твоего мужа и привез тебя сюда, чтобы ты была его экономкой ... и поселил тебя в соседнем номере, пока он не женился на Аните и тебе не пришлось переехать на третий этаж. И теперь он оставил тебе целое состояние. Это были просто дружеские жесты? ”
  
  Она сказала беззлобно: “Ты слушал Генриетту. У нее злобный ум, и она всегда ненавидела меня с тех пор, как подала в суд на Джона, а я выступил свидетелем и сказал чистую правду о том, каким щедрым он был по отношению к ней ”.
  
  “Ты отрицаешь, что вы с мистером Роджеллом были больше, чем просто друзьями?”
  
  “Я не стану тратить время на отрицание этого”, - сказала она с простым достоинством. “Я не думаю, что у тебя есть какое-либо право сидеть у меня на кухне и говорить такие вещи, когда до похорон осталось не более часа”.
  
  Шейн сказал: “Разве ты не хотел бы увидеть, как поймают его убийцу… если бы он был убит, как думает Генриетта?”
  
  “Если бы его убили”, - сказала она с нажимом. “Но я ни на минуту в это не поверила. У кого была бы причина?”
  
  “Предположим, он заподозрил Аниту и Чарльза?”
  
  “Клянусь, он никогда таким не был. Он думал, что солнце всходит и заходит в этой девушке. И я должен сказать, что она стала ему действительно хорошей женой ”.
  
  “Ты знаешь, что предполагается, что Марвин принял яд, потому что прошлой ночью застал ее врасплох в спальне Чарльза?”
  
  “Я этого не знал, но он, вероятно, был настолько сильно пьян, что мог натворить что угодно”.
  
  Шейн спросил: “Как ты думаешь, Марвин мог убить Роджелла?”
  
  “Зачем ему это? У него здесь было очень мягко”.
  
  “Но Роджеллу не понравилось, как он обтирал Аниту губкой. Если бы он не мешал, ему было бы намного мягче”.
  
  “Тогда почему он пошел и покончил с собой пару дней спустя?”
  
  “Это, - угрюмо сказал Шейн, - один из нескольких вопросов, которые меня беспокоят. Я бы хотел, чтобы ты вспомнил ту ночь, когда умер Роджелл. Я так понимаю, ты был на кухне примерно до одиннадцати часов и поднялся спать, предварительно подогрев ему молоко и налив его в термос.”
  
  “Как я делала каждую ночь в мире. До того, как он женился, я сама отмеряла ему лекарство в чашку, и когда она приходила, она это делала ”.
  
  Шейн задумчиво оглядел хирургически чистую белую кухню. “Вспомни ту ночь”, - убеждал он ее. “Давай предположим, что кто-то добавил что-то в его напиток, что стало причиной его смерти. Кто мог это сделать… имей физическую возможность?”
  
  “У меня был лучший шанс”.
  
  Шейн сказал: “Я знаю. Кто еще?”
  
  “Ну, Чарльз был здесь, пока я мыла термос горячей водой и грела молоко, чтобы добавить в него. Я помню, потому что мне пришлось помешать ему выпить последний стакан молока, который оставался в холодильнике. Я помню, потому что мне просто повезло, что я вовремя его поймал. Я бы поклялся, что после ужина осталась еще одна бутылка, но ее не было. И я отругала Чарльза за то, что он не проверил все тщательно, прежде чем налить свой стакан, потому что он знал, что мистеру Роджеллу всегда нужно выпить чашечку на ночь. Все в доме знали, что ни в коем случае нельзя пить последнюю чашку, пока я не починю его термос.”
  
  “Значит, он действительно вылил его до того, как ты заметил?”
  
  “Да, он это сделал. Здесь, на столе, у него была тарелка с печеньем, а я мыла термос в раковине”.
  
  “Тогда, если бы он знал, что это последний стакан, он мог бы что-нибудь подсыпать в него, а потом помедлить, прежде чем выпить, чтобы ты заметил и отобрал у него стакан?”
  
  “Он мог бы это сделать”, - с сомнением согласилась она. “Но я не заметила, чтобы он что-то откладывал. Он уже собирался сделать глоток, когда я увидел, что в бутылке остался последний, и выхватил ее у него из рук ”.
  
  “Итак, это дает нам Чарльза”, - удовлетворенно сказал Шейн. “После того, как ты оставил наполненный термос на обеденном столе, что тогда?”
  
  “Я поднялся наверх. Думаю, Анита и ее брат были в кабинете. Генриетта вышла из своей двери, встретила меня в холле и напомнила, что я собираюсь одолжить ей книгу, которая у меня есть в библиотеке. Она поднялась со мной на третий этаж и сидела в моей комнате, пока мы не услышали, как миссис Роджелл кричит, что Джону стало плохо. Мы оба побежали вниз, а Марвин и мистер Пибоди поднялись снизу. ”
  
  “Генриетта вообще выходила из твоей комнаты в течение этого часа?”
  
  “Нет. Мы просто сидели и разговаривали”.
  
  “И термос все это время был внизу. Ты бы не слышал, чтобы кто-нибудь поднимался или спускался по лестнице в течение этого времени?”
  
  “Я этого не делал и не думаю, что смог бы”.
  
  “Когда ты был в своей комнате с Генриеттой, твоя дверь была открыта или закрыта?”
  
  Она задумчиво обдумывала это, сжав губы и моргая веками. “Дверь была закрыта. Я уверена, что так и было. Я вижу, как Генриетта входит за мной и закрывает ее ”.
  
  “Значит, ты действительно был отрезан от второго этажа и других людей в доме”.
  
  “Это верно”. Она пристально посмотрела на него через кухонный стол.
  
  “Это лекарство мистера Роджелла, о котором так часто упоминают. Настойка наперстянки. Он всегда принимал одно и то же количество?”
  
  “Двенадцать капель лекарства из пипетки”, - быстро ответила она. “Уже два или три года”.
  
  “И все в доме знали об этом? Где это хранилось - в ванной?”
  
  “Там, в аптечке. Это, конечно, не было каким-то секретом”.
  
  “А было ли общеизвестно, что передозировка опасна?”
  
  “Так оно и было”.
  
  “Ты точно знаешь, к какому эффекту могла привести большая передозировка?”
  
  Миссис Блэр долго колебалась, прежде чем ответить, создавая впечатление, что она усердно и честно пыталась дать правильный ответ.
  
  “Мне кажется, я помню… Теперь я почти уверен, что помню… что, когда доктор Эванс взялся за это дело, он прочитал нам лекцию об этом. О том, насколько осторожными мы должны быть в оценке ситуации. Что даже двойная доза может вызвать сердечный приступ, который лишит его жизни. ” В ее голосе появились едкие нотки, когда она добавила: “Именно тогда его жена сказала, что проследит за тем, чтобы он получал лекарство каждый вечер… намекая, что мне больше нельзя доверять, чтобы я измерил это достаточно тщательно ”.
  
  “Тогда все вы знали, что передозировка может привести к его смерти… именно так, как он и умер”, - настаивал Шейн.
  
  “Вы хотите сказать, что это действительно произошло, мистер Шейн?” В голосе экономки слышался возмущенный ужас.
  
  “Я ничего не говорю. Я указываю на то, что если кто-то в доме действительно хотел, чтобы Роджелл умер ... и надеялся, что это будет выглядеть естественной смертью… то средства были готовы к его услугам ”.
  
  “Кто-нибудь подсыпал ему в молоко лишнюю дозу наперстянки в ту ночь?”
  
  Шейн пожал плечами. “Если бы они это сделали, доктора Эванса нельзя винить за то, что он поверил, что это была естественная смерть. И я понимаю, что вдова отказалась провести вскрытие, которое могло бы доказать обратное”.
  
  “Я понимаю, к чему ты клонишь”. Голос миссис Блэр был мрачен. “И я вступился за нее, когда она сказала, что не вынесет, если тело Джона будут кромсать, как собаку или крысу в лаборатории. Я чувствовал то же самое. Но теперь я сомневаюсь ”.
  
  Шейн сказал: “Все, что мы можем сделать на данный момент, это удивляться, миссис Блэр. Давайте теперь перейдем к вечеру, когда умерла Даффи”.
  
  “Что на счет этого?” Она приняла тяжелую позу, которая указывала на то, что она готова защищаться от обвинений.
  
  Шейн сказал: “Гарольд Пибоди был здесь на ужине”.
  
  Она кивнула. “Впервые с тех пор, как умер мистер Роджелл”.
  
  “Кто составлял меню ужина в тот вечер?”
  
  “Это сделала я”, - с вызовом ответила она ему. “Миссис Роджелл нечасто утруждала себя подобными вещами”.
  
  “Значит, это была полностью твоя идея приготовить отдельное блюдо с цыпленком в сливках для Генриетты?”
  
  “Что в этом плохого? Остальные ели запеканку из креветок, а от любых морепродуктов ее смертельно тошнило”.
  
  “В принципе, в этом нет ничего плохого. Я полагаю, все присутствующие знали о ее аллергии и о том, что для нее будет приготовлено специальное блюдо?”
  
  “Они так и делали, если у них были уши, чтобы слышать. Она всегда твердила об этом”.
  
  “И на серванте, из которого ты подавал ужин, стояли две отдельные жарочные тарелки?”
  
  “Обжариваемое блюдо с курицей в сливках и запеканка под крышкой на электрической разогревающейся плите”.
  
  “Сколько времени ты там просидел, прежде чем подали ужин?”
  
  “Тушите блюдо минут двадцать. Я приготовила в нем курицу и время от времени помешивала, пока накрывала на стол”.
  
  “Я понимаю, что смерть мистера Роджелла обсуждалась перед ужином”.
  
  “За это пришлось чертовски дорого заплатить”, - лаконично сказала миссис Блэр. “Генриетта бредила о том, откуда она узнала, что Джона убили, и собиралась доказать это, даже если ей придется обратиться к губернатору штата Флорида, чтобы провести вскрытие Джона перед кремацией. И все остальные пытались заставить ее замолчать, а она разглагольствовала тем громче, чем больше они замолкали ”.
  
  “Предположим, кто-то решил подсыпать стрихнин в курицу”, - спокойно сказал Шейн. “У кого была такая возможность?”
  
  “Любой из них. Они толпились в столовой с напитками в руках… все одновременно разговаривали с Генриеттой ”.
  
  “Включая Чарльза?”
  
  “О, нет. Он был здесь, на кухне, когда это происходило ”.
  
  “Значит, мы можем исключить Чарльза, если ей что-то подсыпали в курицу?”
  
  “Ну, я ... я не знаю, как бы это сказать. Он всегда готов помочь за столом заранее. Например, положить лед в стаканы и налить воды. Возможно, он заходил и выходил раз или два. ”
  
  “Ты видел, как Генриетта дала собаке блюдце с курицей?”
  
  “Конечно, я этого не делала”, - фыркнула миссис Блэр. “За свои деньги я не верю, что она когда-либо это делала. Я думаю, это просто что-то пришло к ней, когда бедняжка заболела так, как заболела она. Обвинила меня в том, что я подал ей отравленную еду! ”
  
  “Кто посоветовал тебе избавиться от оставшейся курицы и вымыть посуду до приезда детективов?”
  
  “Никто. Я была так расстроена и взбешена, когда она начала кричать, что ее курица отравлена, что схватила тарелку, вынесла их и выбросила ”. Она сердито посмотрела на него. “Сделай из этого что-нибудь, если хочешь. Как пытались те другие детективы. Но предположим, что ты готовил для других людей в течение тридцати лет, и вдруг тебя обвинили в том, что ты подсыпал яд в блюдо. Разве ты не разозлился бы и не расстроился?”
  
  “Я бы, наверное, так и сделал”, - успокоил ее Шейн. “Если бы кому-то в этом доме понадобился стрихнин, миссис Блэр, куда бы он пошел за ним?”
  
  “Думаю, в том же месте, куда Марвин ходил прошлой ночью. Прямо в гараже, где гарденер держал машину от кротов”.
  
  “И я полагаю, что все здесь тоже знали об этом”, - вздохнул Шейн.
  
  “За исключением, может быть, мистера Пибоди. И я бы не был уверен, что Марвин тоже знал, потому что он обычно был настолько пропитан алкоголем, что мало что понимал из того, что происходило прямо вокруг него ”.
  
  Миссис Блэр взглянула на электрические часы на стене позади него и ахнула: “Помилуй меня! У меня всего двадцать минут, чтобы подготовиться к похоронам”.
  
  Шейн вышел из кухни и направился по широкому коридору к входной двери, когда услышал, как позади него тихо и нерешительно произнесли его имя. Он обернулся и увидел Аниту, стоящую на винтовой лестнице, примерно на полпути вниз. Рука в черной перчатке легко покоилась на перилах, и на ней был простой черный костюм, не украшенный никакими украшениями вообще. На ней было очень мало косметики, а из-под черного бархатного берета ее золотисто-шелковые волосы были тщательно уложены, придавая ей бледно-привлекательный вид маленькой девочки.
  
  Шейн стоял в коридоре и смотрел, как она спускается по оставшейся части лестницы. Она степенно переходила со ступеньки на ступеньку, как и подобает скорбящей вдове по дороге на похороны своего мужа - и женщине, чей брат только что покончил с собой, цинично напомнил себе Шейн, потому что считал ее нецеломудренной.
  
  Анита подошла к нему вплотную, слегка наклонив голову, задумчиво приоткрыв губы. “Я хотела увидеть тебя снова, Майкл. Я не могла позволить тебе уйти, думая ...” Она сделала паузу и скромно опустила ресницы. Слабый аромат ее духов коснулся его ноздрей, а ее приоткрытые губы были не более чем в футе от его.
  
  “... те же ужасные вещи обо мне, которые думал Марвин”, - торопливо продолжила она, задыхаясь. “Ты ведь не думаешь, правда?”
  
  Он сказал: “Разве важно, что я думаю, Анита? Уверяю тебя, я бы не пошел и не проглотил стрихнин, если бы это было так”.
  
  С ее губ сорвался сдавленный вскрик, и она качнулась к нему, не открывая глаз.
  
  “Это действительно важно. Ужасно. Мне было невыносимо думать, что после ... после того, что произошло между нами прошлой ночью, я могла сознательно пойти к Чарльзу и ... и ...”
  
  Шейн рассмеялся.
  
  Она резко выпрямилась, ее веки распахнулись, и он увидел неприкрытую ненависть в глубине ее великолепных глаз.
  
  “Как ты можешь стоять здесь и насмехаться надо мной?”
  
  Шейн жестоко сказал: “Это просто, Анита. Самая простая вещь в мире. Все, что мне нужно сделать, это подумать о том, как умер твой муж ... а потом маленькая собачка ... и Марвин ”.
  
  Он повернулся на каблуках и, не оглядываясь, направился к входной двери.
  
  
  16
  
  
  Выйдя из лифта, Майкл Шейн пересек холл и машинально потянулся к ручке двери с надписью:
  
  МАЙКЛ ШЕЙН
  
  Расследования
  
  
  Ручка повернулась, но дверь отказывалась открываться. Он методично и вполголоса проклинал себя за то, что на мгновение забыл, что Люси Гамильтон не будет ждать его в офисе, отпер дверь и распахнул ее с дикой силой.
  
  В маленькой приемной было пусто и безмолвно. Кресло Люси перед столом с пишущей машинкой за низкими перилами было пустым, и тишина была гнетущей.
  
  На щеках Шейна пролегли глубокие впадины, а его челюсти были плотно сжаты, когда он отвернулся после одного мимолетного взгляда на стол Люси и прошел через дверь в свой личный кабинет. Он обошел большой письменный стол к картотечному шкафу у стены, выдвинул выдвижной ящик на шарикоподшипниках и достал из него наполовину полную бутылку коньяка. Он со стуком поставил бутылку на стол перед своим вращающимся креслом, повернулся к шкафчику с водой и достал два бумажных стаканчика, которые вставил один в другой. Он до краев наполнил внутреннюю чашку янтарной жидкостью из бутылки и устроил свою поджарую фигуру во вращающемся кресле. Зажав зажженную сигарету между двумя указательными пальцами левой руки, он сделал большой глоток бренди и закрыл глаза.
  
  Искаженные образы плясали у него перед глазами, пока он пытался сосредоточиться на текущей проблеме. Люси Гамильтон сидит за своим столом в соседней комнате. Вчера вечером Генриетта Роджелл в своем мужском халате налила в свой стакан солидную порцию виски. Люси сидела напротив него за столом, накрытым белой скатертью, в ее карих глазах светились жизнь и веселье, когда она подносила к губам бокал с шампанским. Прошлой ночью Анита Роджелл стояла напротив него, и ее теплый тембр голоса говорил ему бессмысленно: “Я хочу тебя, Майкл Шейн”. Люси Гамильтон степенно сидела на краю дивана в своей собственной квартире, перед ней на низком кофейном столике стояли бутылки и стаканы, она откидывала каштановые кудри со своего оживленного лица и наклонялась вперед, чтобы налить ему напоследок выпить на ночь, прежде чем прогнать его, чтобы она могла лечь спать. Застывшее тело крошечного пекинеса, которое, казалось, ухмылялось ему. Люси Гамильтон…
  
  Шейн сердито распахнул глаза и окинул взглядом тихий офис. Его правая рука инстинктивно потянулась, чтобы схватить вложенные друг в друга бумажные стаканчики, и он уже поднес их на полпути ко рту, когда прорычал: “Черт побери!” - и поставил их обратно, так и не отпив.
  
  До сих пор он ничего не предпринял в отношении Люси. Совсем ничего. Он полагался на похитителя, который сохранит ей жизнь в качестве заложницы до тех пор, пока останки Джона Роджелла не сгорят в огне, а его убийца не будет уверен, что все улики убийства были уничтожены вместе с телом.
  
  Что после этого?
  
  Майкл Шейн не знал.
  
  Сейчас он был не ближе к решению, чем тогда, когда Генриетта впервые пришла к нему более суток назад.
  
  Марвин Дейл? Было его самоубийство и двусмысленная записка, которую он оставил. Но если Марвин Дейл подсыпал наперстянку в молоко Роджелла - что насчет Люси? Возможно ли было, чтобы Дейл похитил ее и спрятал подальше, а затем проглотил стрихнин, ни словом не упомянув о ней в своей прощальной записке?
  
  Нет! Свирепо сказал себе Шейн. Это было немыслимо. И все же только у убийцы Роджелла мог быть мотив для похищения Люси.
  
  Значит, Дейл не был убийцей.
  
  И все же этот человек покончил с собой.
  
  Или это сделал он?
  
  Майкл Шейн напряженно сидел за своим столом, его прищуренные глаза прожигали комнату, пока он обдумывал каждое слово и фразу из предсмертной записки, которую он выучил наизусть. Где-то, каким-то образом, в этих нацарапанных словах была подсказка, которая ускользала от него. Ответ был там. Какая-то крошечная часть его подсознания уловила этот факт, когда он впервые прочитал эти слова, но это отказывалось доходить до него.
  
  Он прорычал еще одно ругательство глубоко в горле и заставил себя расслабиться. Перестать концентрироваться. Перестать пытаться вытеснить это из своего подсознания. Если бы он мог направить свои мысли в другое русло - полностью очисти свой разум от проблемы-
  
  Он протянул руку, снял телефонную трубку и набрал личный номер шефа полиции Уилла Джентри в главном управлении полиции.
  
  Когда Джентри ответил, он отрывисто спросил: “Мне звонили по межгороду, Уилл? Особенно из Колорадо?”
  
  “Твой человек позвонил сюда незадолго до двенадцати. В Сентрал-Сити ему не удалось узнать ничего положительного, кроме давних сплетен и сильных подозрений среди горожан, что у Джона Роджелла и Бетти Блэр действительно был роман в старые времена. Это чувство возродилось, когда он нанял ее в Майами в качестве своей домработницы, и город снова гудит теперь, когда он оставил ей эту сумму наличных в своем завещании. Еще одна мелочь, Майк. Многие старожилы сходятся во мнении, что Генриетта была агрессивной и сильной в первые дни, и что именно ее энергия и напористость заложили основу для состояния Роджелл ”.
  
  “Там не так много такого, чего бы мы уже не знали или не подозревали”, - проворчал Шейн. “Что-нибудь еще?”
  
  “Ничего важного. Предварительный отчет указывает, что Дейл проглотил большую порцию стрихнина поверх чертовски большого количества спиртного где-то между полуночью и рассветом ”.
  
  “Что ты думаешь о предсмертной записке?”
  
  “Это беспокоит меня. Но, черт возьми, Майк, это, несомненно, подлинник. Наш эксперт исследовал его под микроскопом. Та же ручка, что лежала там, та же бумага для заметок. Почерк определенно принадлежит Дейлу, что указывает на сильное психическое напряжение и вероятное алкогольное опьянение в момент написания. Именно то, что вы ожидали бы при данных обстоятельствах. Что вы делаете с Люси? ” Джентри внезапно оборвался.
  
  “Похороны проходят нормально?” - возразила рыжеволосая.
  
  “Насколько я знаю. У меня четверо людей прикрывают это дело, и они ничего не сообщили. Черт возьми, Майк! Я думаю, нам пора вмешаться. Если Люси ... ”
  
  “Ты обещал мне до трех часов”. Капли пота выступили на лбу Шейна и стекали по впадинам на его щеках.
  
  “Я знаю, что сделал это, ты, упрямый Мик. Но я не понимаю ...”
  
  “Я тоже”, - прервал его Шейн гораздо спокойнее, чем он чувствовал. “Я подхожу, Уилл. Я не могу просто сидеть здесь ...”
  
  Он бросил трубку и медленно поднялся на ноги. Его взгляд упал на наполовину наполненную чашку на столе, и он потянулся за ней, проверил свою большую руку, прежде чем прикоснуться к ней, и долго колебался.
  
  Затем его губы обнажились в ужасающей ухмылке, и он схватил два стакана и осушил ликер двумя глотками. Клянусь Богом, он вел себя как ребенок. Или, может быть, впадешь в маразм. В любой момент, когда Майк Шейн выходил из своего офиса и оставлял недопитый напиток на столе, ему приходило время сдавать права.
  
  И, возможно, так оно и было.
  
  Но не совсем сейчас. Не раньше трех часов.
  
  Только после того, как он убедился, что Люси-
  
  
  17
  
  
  Шеф полиции Уилл Джентри сидел в одиночестве за своим столом, флегматично жуя сэндвич с ветчиной и потягивая черный кофе из контейнера, когда вошел детектив. Перед ним было небрежно откинуто несколько машинописных листов, а рядом с его правой рукой лежала предсмертная записка Марвина Дейла. Оттуда была извлечена коробка с почтовой бумагой и шариковая ручка, которой была написана записка.
  
  Джентри оторвался от изучения записки, нетерпеливо пожав широкими плечами. “Не могу оторвать глаз от этой штуки”, - пробормотал он. “Продолжаю перечитывать это снова и снова с чувством, что оно пытается сказать мне что-то, чего я не понимаю”.
  
  Шейн кивнул, зацепив носком ноги за перекладину стула с прямой спинкой и подтащив его поближе к столу шефа. “Я знаю. Это предчувствие, которое не пройдет”. Он закрыл глаза и пересказал содержание записки, тщательно расставляя слова через интервалы и не делая особого ударения ни на одном из них:
  
  “Я напишу эту записку, пока смогу. Я люблю свою сестру и всегда прощал ей все, что она сделала, потому что был слишком слаб, чтобы протестовать, но я больше не могу так продолжать. Она милая девушка, и после того, как я увидел ее сегодня вечером с Чарльзом, я испытал отвращение. Смерть меня не пугает. Джон и Генриетта были старыми и подлыми и заслуживали смерти. Но сегодняшнее событие - последняя капля, и я не хочу продолжать жить. Марвин Дейл. ”
  
  Он замолчал, и слова повисли в безмолвном воздухе между двумя мужчинами. Джентри сделал глоток кофе и вытер толстые губы тыльной стороной ладони.
  
  “Сведи это к минимуму, Майк, это ни о чем не говорит. Ты продолжаешь думать, что в этом должен быть смысл, и каждое предложение кажется таким, но когда ты складываешь все это,… что у тебя получается?”
  
  Мрачно сказал Шейн: “Пьяный вздор”.
  
  “Конечно, парень был крутым. Но, как я уже сказал, если вдуматься в каждое предложение, оно звучит не так пьяно. Это когда ты складываешь их все вместе...” Джентри проглотил последний кусочек своего обеда и развел мясистыми руками в беспомощном жесте.
  
  Шейн сказал: “Я знаю”. Он закурил сигарету и наклонился вперед, прищурившись при виде записки, разорванные половинки которой идеально сочетались и были скреплены скотчем. Его правая рука протянулась и поиграла восьмиугольной шариковой ручкой, которой, как заявили эксперты, была написана записка. “Полагаю, на этой штуке нет отпечатков пальцев”.
  
  “Тебе виднее, Майк. Конечно, там был завиток или два. Но какого черта? Ты же знаешь все химические тесты, которые они получили. Этой ручкой написана записка ... и это почерк Марвина Дейла ”.
  
  “На листе бумаги из этой коробки”. Шейн лениво взял листок большим и указательным пальцами и задумчиво взвесил его. Это был толстый, несколько кремового цвета, один развернутый лист размером примерно пять на восемь дюймов, явно дорогой, но без монограммы или выгравированного заголовка.
  
  Он долго смотрел на нее, и голубой дымок, вившийся от кончика его сигареты, струился мимо прищуренных глаз. Странно отсутствующее выражение появилось на его суровых чертах, как будто им овладело нечто вроде самогипноза, а затем очень осторожно, очень обдуманно он положил чистый лист бумаги точно рядом с заштопанной запиской, тщательно выровняв две стороны так, чтобы они соприкасались, и идеально выровняв верхние края.
  
  Абсолютно ровным голосом он сказал: “Понял, Уилл. Нам обоим следует осмотреть головы”.
  
  “Что у тебя?” Джентри вытянул шею, чтобы посмотреть.
  
  Указательный палец Шейна решительно ткнул в нижние края двух листов, безмолвно указывая на тот факт, что лист, на котором была написана записка, был на добрую четверть дюйма короче неиспользованного листа, который он положил рядом с ним.
  
  “Но они не могут быть разными!” - взорвался Джентри. “Тот же водяной знак, той же толщины и цвета. Они провели всевозможные тесты ...”
  
  “Но не того же размера”, - отметил Шейн. “Это единственный простой тест, о проведении которого твои эксперты не подумали, Уилл”.
  
  “Даже если это пришло не из той же коробки, я не вижу, что это нам даст”, - проворчал Джентри. “Это все еще написано рукой Дейла, и поэтому ...”
  
  “Думаю, я точно знаю, к чему это нас приведет”. Голос Шейна был резким от уверенности. “Ты еще не понял? Это та же бумага, но… когда разорванные половинки были склеены обратно, они получились разной длины. ”
  
  “Ты хочешь сказать, что в середине не хватает одной строчки? Одной строчки, которая могла бы изменить весь смысл, если бы она там была? Да, но ... но… Подожди, Майк, черт возьми! Это тоже не может быть правдой. Эти неровные края абсолютно совпадают. Даже под микроскопом. Если бы их разорвали дважды, чтобы убрать одну линию, они все равно не смогли бы совпасть ”.
  
  Шейн тихо сказал: “Посмотри на это, Уилл”. Он достал из коробки два чистых листа и аккуратно разложил их на столе так, чтобы один лежал точно поверх другого. Затем он осторожно сдвинул верхний лист вниз на четверть дюйма, выровняв края. Плотно положив ладонь левой руки на нижнюю часть двух листов, чтобы никто не мог пошевелиться, он взялся за двойной край между большим и указательным пальцами правой руки и разорвал два листа поперек чуть выше тыльной стороны ладони.
  
  Затем он выбросил нижнюю половину верхнего листа и отложил ее в сторону вместе с верхней половиной нижнего листа. Он спросил: “У тебя есть скотч?” - и точно подогнал верхнюю половину верхнего листа к оторванному краю нижней половины нижнего листа.
  
  Джентри рывком выдвинул ящик стола и достал катушку скотча, оторвал небольшой кусочек и скрепил две половинки разных листов вместе, пока Шейн осторожно держал их.
  
  Мрачно сказал Шейн: “Вот и все. Две разорванные половинки, которые так идеально подходят друг к другу, что микроскоп ничего не смог бы обнаружить. Но примерно на четверть дюйма короче первоначального размера ”.
  
  “Верхняя и нижняя части двух разных нот ... разорваны поперек, как ты это сделал, чтобы они совпали. Но как, черт возьми, формулировки вообще совпали?” Джентри перевел взгляд на записку. “Верхняя часть даже не заканчивается точкой. Предложение переходит сразу к следующей части”.
  
  “Выглядит так, как будто так и было задумано”, - согласился Шейн. “Должно быть, это было чистое совпадение. Тот, который кто-то заметил и был достаточно умен, чтобы воспользоваться им после того, как прочитал обе ноты и понял, что две части могут звучать как одна и та же, если никто не заподозрит разницы ”.
  
  “Почему две записки? Обе написаны почерком Дейла ...?”
  
  Шейн пожал плечами. “Возможно, два черновика одной и той же записки. Парень был пьян и находился в состоянии сильного стресса. Возможно, у него была какая-то причина написать две записки. Второе письмо, возможно, даже было адресовано кому-то другому.”
  
  “Тогда мы никогда не узнаем, что они на самом деле сказали, если расположить их в правильном порядке”.
  
  “Может быть, и нет. Но мы чертовски хорошо знаем, что и Чарльз, и Анита лгали, когда рассказывали нам, как порвалась записка ”. Шейн взглянул на часы, его глаза блестели от возбуждения. “Эти похороны должны уже закончиться. Я хочу быть там, в доме, когда они вернутся ”. Он побарабанил кончиками пальцев по столу, напряженно размышляя.
  
  “У тебя есть рабочий номер Гарольда Пибоди?”
  
  “Это где-то здесь, в каких-то заметках”. Джентри порылся в бумагах, нашел список имен и адресов и зачитал номер Шейну.
  
  Детектив набрал номер, и когда ответил женский голос, он попросил соединить его с мистером Пибоди.
  
  “Мне жаль, что его сейчас нет дома. Не мог бы кто-нибудь еще помочь?”
  
  Шейн сказал: “Нет. Это личное дело. Когда ты его ждешь?”
  
  “Ну, он на похоронах, и я не уверен...”
  
  “Роджелл. Конечно”, - сердечно сказал Шейн. “Ты знаешь, что Гарольд планировал сделать потом?”
  
  “Почему бы и нет”. Голос был заметно теплее. “Я полагаю, он планировал сразу пойти с миссис Роджелл послушать оглашение завещания”.
  
  Шейн выдохнул: “Спасибо, дорогая”, - и повесил трубку. Он вскочил на ноги и сказал Джентри:
  
  “Попроси Петри и Донована встретиться со мной у Роджелла, как можно быстрее”. Он схватил адресованную ему записку, сунул ее в карман и быстро вышел из офиса.
  
  
  18
  
  
  Перед домом были припаркованы три машины, когда Шейн свернул на подъездную дорожку. Он подъехал к ним сзади и выпрыгнул, услышал визг резины у входа в поместье и, повернув голову, увидел Петри и Донована, следующих за ним по пятам на радиоуправляемом автомобиле.
  
  Он поднял руку в знак приветствия и поспешил вверх по ступенькам и через крыльцо. Два городских детектива, тяжело дыша, подошли к нему сзади, когда он положил палец на электрическую кнопку и держал ее там.
  
  “В чем дело, Майк?” спросил Донован. “Мы получили сообщение от шефа ...”
  
  Дверь открылась, и Шейн резко крикнул: “Заходи и замолчи”. Он протиснулся вперед мимо испуганной и протестующей горничной, и они вошли следом за ним.
  
  Из кабинета за аркой справа донеслись голоса, и они резко смолкли, когда Шейн вошел через открытые портьеры в сопровождении двух полицейских, следовавших за ним по пятам. Он остановился прямо под аркой и мрачно оглядел небольшое собрание.
  
  Все они были там, чтобы услышать, как зачитывают завещание Джона Роджелла, с удовлетворением отметил он. Анита, Чарльз, Генриетта и миссис Блэр. И Гарольд Пибоди, маячивший за креслом Аниты, и незнакомый ему пожилой мужчина, сидевший отдельно от остальных с раскрытой папкой юридических размеров, переплетенной в синий картон, на коленях.
  
  Все они молча смотрели на него с разной степенью удивления, опасения и вызова, пока он переводил взгляд с одного лица на другое.
  
  Первым заговорил Гарольд Пибоди. Он выпрямился, сделав подобие стойки за креслом Аниты, и едко произнес: “Это частная конференция, мистер Шейн”.
  
  “А я частный детектив”, - прорычал рыжий. Он посмотрел на пожилого мужчину, который, очевидно, был адвокатом, и сказал: “Извините, что прерываю ваше разбирательство, но я не думаю, что это займет много времени”. Он подошел к Аните, которая отшатнулась от него в глубине большого кресла и выглядела маленькой и беззащитной, и, возвышаясь над ней, безжалостно сказал: “Я хочу знать правду об этой записке, подписанной именем твоего брата”. Его рука вынула из кармана скомканную записку, и он помахал ею перед ее лицом.
  
  “Я знаю, что ты солгала об этом”, - сказал он ей непринужденно. “Я знаю, что ты не нашел его лежащим рядом с его телом, как ты сказал, и я знаю, что оно не было разорвано пополам, как ты мне сказал. Черт возьми, ” продолжал он тоном крайнего отвращения, “ совершенно очевидно, что это две половинки двух разных нот. Единственное, чего я не знаю, это то, что говорилось в каждой записке, если ее правильно составить, но у меня есть чертовски хорошая идея, что в обеих содержались доказательства того, что ты убила своего мужа, и именно поэтому ты заставила Чарльза солгать ради тебя, чтобы помочь тебе выдать это за настоящую записку.”
  
  “Не отвечай ему, Анита”. Шофер мгновенно вскочил на ноги, его голос был хриплым от ярости. “Он пытается обмануть тебя. Он не знает ...”
  
  Шейн не отвел взгляда в сторону. Он резко сказал: “Заткни его, Донован”.
  
  Крупный детектив быстро двинулся за ним с обнаженным револьвером, а Шейн продолжал стоять над Анитой, сверля ее взглядом.
  
  “Если в оригинальных заметках этого не было, тебе лучше рассказать нам, что там было написано. Ты покрывала Чарльза, насколько могла”, - безжалостно продолжал он. “Теперь тебе лучше подумать о собственной шее. Или, может быть, для этого уже слишком поздно. Это ты убил собственного брата после того, как понял, что можешь подделать записку, чтобы это выглядело как самоубийство?”
  
  “Нет, нет!” - закричала она сдавленным голосом. “Это был Чарльз. Он сказал мне...”
  
  Ее прервал крик Чарльза, приглушенное ругательство Донована и глухой стук револьверного ствола о плоть и кости. За этим последовал тяжелый удар твердого тела об пол, и Шейн, повернув голову, увидел, что Донован склонился над лежащим Чарльзом и защелкивает наручники на безвольных запястьях мужчины.
  
  Шейн бесстрастно повернулся к вдове: “Он больше не доставит никаких хлопот. Расскажи нам, что произошло”.
  
  “Я хочу”, - всхлипнула она. “Я хотела этого все время, но он пугал меня. Он показал мне две записки Марвина, и они действительно звучали так, будто он думал, что я убил Джона и пытался отравить Генриетту. И он показал мне, как это будет работать, если мы разорвем их на части в нужном месте и соединим две неправильные половинки вместе. И мы придумали ту историю о том, как Марвин застукал нас вместе в своей комнате, чтобы записка имела такой смысл. А Марвин был уже мертв ”, - продолжала она плакать, жалобно опустив голову. “Думаю, я действительно знала, что Чарльз сделал это после того, как напугала его, заставив написать те две записки, но я была так напугана и расстроена после того, что случилось с Даффи, и всего остального, что едва осознавала, что делаю”.
  
  “Вы говорите, изначально было две записки. Кому адресовано?”
  
  “Одно было написано тебе, а другое мне”, - тихо сказала она ему. “Я думаю, он хотел спрятать их где-нибудь в надежде, что одно из них найдут”.
  
  “Но Чарльз завладел ими прежде, чем у него появилась возможность спрятать их?” - резко вставил Шейн.
  
  “Да. Наверное, да”.
  
  “Что говорилось в оригинальных заметках?”
  
  “Я помню каждое слово из того, что было написано мне”. Анита вздрогнула и опустила голову.
  
  “Что он сказал?”
  
  “Он начал:”Дорогая сестренка’. Она вздернула подбородок и монотонно продекламировала:
  
  “"Если Чарльз убьет меня сегодня вечером, как я от него ожидаю, я надеюсь, что эта записка или та, которую я пишу Майку Шейну и прячу в другом месте, будут найдены. Я хранила молчание после того, как заподозрила тебя и Чарльза в убийстве твоего мужа, но после того, как он похитил сегодня вечером эту милую секретаршу Шейна и похвастался мне, что планирует убить ее завтра после похорон, я больше не могу молчать. Она милая девушка, и после того, как я увидела ее сегодня вечером с Чарльзом, я испытала отвращение. Смерть меня не пугает. Джон и Генриетта были старыми и подлыми и заслуживали смерти. Но сегодняшняя история стала последней каплей, и я не хочу больше жить ’. И под ней было подписано его имя ”, - закончила она, и слезы потекли по ее щекам.
  
  Шейн сказал: “И моя записка начиналась так: "Я напишу эту записку, пока смогу. Я люблю свою сестру и всегда прощал ей все, что она сделала, потому что был слишком слаб, чтобы протестовать, но я не могу так дальше ... ”
  
  Он замолчал, понимающе кивая головой. “Это был конец фразы”. Он достал записку из кармана и взглянул на нее.
  
  “По счастливой случайности, первыми двумя словами в середине твоей записки были "больше не хочу ’. Разрывая две ноты между этими двумя строчками, последняя нота читается так, как будто в ней была заложена одна и та же мысль… подразумевается, что Марвин намеревался покончить с собой, вместо того чтобы высказать свои опасения, что Чарльз планировал убить его. Очень аккуратно. И поэтому ты согласился на обман? ”
  
  “Что еще я могла сделать?” - отчаянно рыдала она. “Чарльз практически признался, что убил Марвина, и пригрозил убить и меня, если я...”
  
  “Ты проклятая лживая сука!” Чарльз сидел прямо на полу со скованными за спиной запястьями в наручниках. Его глаза были дикими, а на губах пузырилась серая пена. “Я сделал все это для тебя, черт возьми, после того, как они выкопали твою паршивую собаку, и я знал, что они найдут у нее в животе твой стрихнин, который ты предназначал для Генриетты. Прошлой ночью я рассказал тебе, почему схватил девушку. Потому что я нашел стрихнин в твоей собственной сумочке после того, как ты подсыпала его в курицу Генриетте, чтобы заставить ее замолчать. ”
  
  “А я говорила тебе, что я этого не делала”, - закричала она на него, вскакивая из глубины своего кресла. “Я никогда не видел стрихнина и ничего не делал Джону”.
  
  Шейн яростно толкнул ее обратно в кресло и сказал: “К черту все это. Ты говорила о Люси Гамильтон. Что Чарльз с ней сделал? Где она?”
  
  “В лодочном сарае. Она была в лодочном сарае прошлой ночью. Но он сказал...”
  
  Шейн резко отвернулся от нее и рявкнул Петри и Доновану: “Оставляйте все как есть”. Он протопал по коридору, вышел через кухонную дверь, пересек парковку и мимо гаража на дорожку, ведущую к эллингу у подножия утеса.
  
  Он опрометью бросился вниз по деревянной лестнице, перепрыгивая через три ступеньки за раз, и когда добрался до деревянного причала внизу, где они с Рурком сошли на берег прошлой ночью, то увидел висячий замок на двери эллинга.
  
  Это была хлипкая на вид дверь, и он остановился перед ней лишь на мгновение, прежде чем отступить назад и опустить левое плечо, затем изо всех сил рванулся вперед, чтобы ударить по двери как раз рядом с засовом, запертым на висячий замок.
  
  Обветренное дерево раскололось и прогнулось, и Шейн, шагнув через зияющую дыру, увидел аккуратное суденышко Криса, привязанное спереди и сзади перед ним с достаточным провисанием канатов, чтобы оно могло подниматься и опускаться вместе с отливом в заливе.
  
  Он нашел электрический выключатель рядом с разбитой дверью и нажал на него, зажегся верхний свет, и он увидел фигурку девушки, одиноко съежившейся в углу с наброшенным на нее рваным одеялом.
  
  Он сделал два шага и сдернул одеяло с тела Люси Гамильтон, увидел, что она полностью одета, лежит на боку, согнувшись в дугу, запястья туго привязаны к лодыжкам, рот плотно заклеен широкими полосками клейкой ленты.
  
  Ее глаза были широко открыты и немигающе смотрели на него, и он упал на колени рядом с ней, подавив проклятие и весело сказав ей: “Морские пехотинцы высадились, ангел”.
  
  Он перерезал веревку, связывающую ее запястья с лодыжками, и осторожно опустил ее спиной на грубые доски, растирая сведенные мышцы ног и медленно и осторожно выпрямляя одну, а затем другую, чтобы восстановилось нормальное кровообращение.
  
  Затем он склонился над ней и усмехнулся, глядя в широко открытые карие глаза, пока осторожно проводил ногтем большого пальца под одним концом накладывающихся друг на друга полосок клея у нее во рту, и сказал ей: “Это будет больно, ангел”. Он крепко положил широкую ладонь другой руки ей на лоб, чтобы надежно прижать ее голову к полу, крепко ухватился за ослабленные концы скотча и одним сильным рывком сдернул его.
  
  Она мучительно застонала, и он почувствовал горячие слезы на своей ладони, и он подхватил ее на руки, как маленького ребенка, и крепко прижал ее лицо к своей груди, и нежно прижался губами к ее растрепанным локонам, и шептал ей безумные вещи, которые они оба помнили долгое время спустя.
  
  Когда она перестала дрожать и плакать и смогла говорить тихим голосом, который все еще был несколько искажен болью, он продолжал крепко держать ее в своих объятиях, и она ответила на те несколько вопросов, на которые ему нужны были ответы.
  
  “С тобой все в порядке, Люси? Ты понимаешь, что я имею в виду?”
  
  Она прошептала: “Да”.
  
  “Кто поместил тебя сюда?”
  
  “Чарльз. Он позвонил...”
  
  “Меня не волнует, как он это провернул”, - резко сказал ей Шейн. “Побереги дыхание для важных вещей. Чарльз убил Роджелла?”
  
  “Я так не думаю. Они с Марвином ... поговорили. Он сказал Марвину, что это сделала Анита, и он делал это, чтобы спасти ее ”.
  
  “Поверил ли в это Марвин?”
  
  “Я… так думаю. Он был хорошим, Майкл. Не вини Марвина. Он был ... пьян, но порядочный. Он поссорился с Чарльзом из-за меня. Он угрожал рассказать тебе. Даже после… Чарльз предложил ему меня. Ты понимаешь? Мое тело. Чарльз сказал… для меня это не будет иметь значения, потому что мне все равно придется умереть, как только я выполню свое предназначение. О, Боже мой, Майкл!” Она сильно вздрогнула и в его объятиях дала волю истерике, с которой так долго боролась.
  
  “Я была так напугана”, - простонала она сквозь сдавленные рыдания у него на груди. “Лежу здесь час за часом. Удивляюсь и жду...”
  
  Руки Шейна сжались вокруг нее так крепко, что ее голос заглушило его тело.
  
  Все еще крепко прижимая ее к себе, он поднялся на ноги и вынес ее через разбитую деревянную дверь на солнечный свет. Одна рука крепко обвилась вокруг его шеи, когда он нес ее вверх по лестнице и вокруг дома к своей припаркованной машине. Он открыл заднюю дверцу, осторожно усадил ее внутрь на подушку и сказал: “Вытянись и постарайся расслабиться. Я пришлю горничную со стаканом воды, которую тебе следует выпить ... и я буду готов отвезти тебя домой через несколько минут. Как думаешь, ты сможешь продержаться?”
  
  Она открыла глаза и робко улыбнулась, глядя в его обеспокоенное лицо. “Теперь я могу вынести все”. Она удовлетворенно вздохнула, и ее веки снова затрепетали.
  
  
  19
  
  
  Картина не сильно изменилась, когда Шейн вернулся в кабинет. Петри и Донован стояли на страже в арочном проходе, Анита все еще сидела, съежившись, на том же стуле, а Чарльз сидел на полу со скованными за спиной запястьями в наручниках. Пибоди подошел к бару и смешивал напитки, а Генриетта воспользовалась его отсутствием, чтобы приготовить себе крепкий хайбол. Адвокат все еще напряженно сидел в своем кресле, выглядя так, словно ему очень хотелось оказаться где-нибудь в другом месте.
  
  Никто не произнес ни слова, когда Шейн встал между Петри и Донованом. Лицо рыжеволосого здоровяка было бесстрастным, когда он пересек комнату, остановился прямо перед Чарльзом и посмотрел на него сверху вниз. Шофер запрокинул голову, чтобы посмотреть вверх с вызывающим рычанием, и Шейн слегка наклонился, чтобы нанести ему размашистый удар открытой ладонью по левой щеке.
  
  Звук удара был громким в комнате, и от его силы Чарльз растянулся на боку. По-прежнему не говоря ни слова, Шейн наклонился еще ниже и яростным рывком вернул его в сидячее положение, твердо встал и нанес еще один удар левой рукой. Чарльз метнулся в другую сторону, как кегля с девяткой, и остался там, а Анита начала дико рыдать в своем кресле.
  
  Шейн снова грубо рывком выпрямил шофера и радостно сказал: “Это действительно весело, Чарльз. Я могу продолжать в том же духе весь день и не устану. Хочешь начать говорить?”
  
  “Я сделал это ради нее”, - пробормотал он. “Я знал, что если бы вы нашли стрихнин у Даффи, вы бы обвинили ее в том, что она накормила тем же самым старика. Я не собирался причинять вред девушке. Все, что я хотел, это отпугнуть тебя от вскрытия ”.
  
  “Но Марвин все испортил, поймав тебя с Люси и пригрозив сдать тебя за похищение”, - непринужденно сказал Шейн.
  
  “Даже когда я сказал ему, что это было просто для защиты его сестры”, - пожаловался Чарльз с видом праведного гнева. “Я не мог себе этого позволить… не сейчас… поэтому я попытался напугать его. Откуда мне было знать, что этот дурак был настолько пьян, что покончил с собой?”
  
  Шейн сказал: “Я не верю, что это был он. У тебя был стрихнин. Помнишь? Ты признался, что нашел его в сумочке Аниты после того, как похоронил Даффи ”.
  
  “Это паршивая ложь”, - злобно выкрикнула Анита. “Я тоже этого не делала. Я не прикасалась ни к какому стрихнину. Зачем мне это? Если это было в моей сумочке, значит, кто-то положил его туда просто для того, чтобы бросить на меня подозрение ”.
  
  Шейн не обратил на нее внимания. “Но оно было у тебя”, - напомнил он Чарльзу. “Как оно попало к Марвину, чтобы совершить самоубийство?”
  
  “Я отдал это ему, вот почему”, - Чарльз угрюмо посмотрел на него. “Чтобы доказать ему, что его собственная сестра пыталась отравить Генриетту, чтобы заставить ее замолчать. Чтобы у этого дурака в голове появилась хоть капля здравого смысла и он позволил мне разобраться с этим по-своему ”.
  
  Шейн сказал: “Мы не будем слишком беспокоиться о том, скормили ли вы это вещество Марвину или он взял его сам. Похищение человека - тяжкое преступление, и сжечь тебя могут только один раз”. Он отвернулся от Чарльза и подошел к бару, где с радостью обнаружил бутылку коньяка. Он налил на два дюйма в стакан для хайбола и выпил половину, приятно улыбнулся адвокату и сказал ему: “Я знаю, вы хотели бы прочитать это завещание и убраться отсюда. Нужно прояснить только одно маленькое дело.”
  
  Он перевел свой мягкий взгляд на Генриетту, которая сидела, выпрямившись на стуле с прямой спинкой, крепко сжимая свой стакан с хайболом обеими костлявыми руками.
  
  “Вчера вы наняли меня выполнить для вас определенную работу, мисс Роджелл. Я это сделал, поэтому больше не намерен возвращать аванс, который вы мне заплатили. Прошлой ночью вашему брату было проведено тайное вскрытие ”. Он бесстрастно выдержал ее взгляд. “Всем вам здесь будет интересно узнать, что Джон Роджелл умер от сердечной недостаточности… в точности так, как указано доктором Эвансом в свидетельстве о смерти ”.
  
  С губ Аниты слетел протяжный вздох. Она села прямо, и ее глаза презрительно сверкнули на Чарльза, лежащего на полу. “Я же тебе говорила”. Ее голос был хриплым от ярости. “Но ты бы мне не поверил. Твое паршивое эго заставило тебя думать, что я что-то сделала Джону ... когда я любила его все это время”.
  
  “Послушайте, молодой человек”. Неожиданно раздался тяжелый голос Генриетты. “Что за придурок проводил вскрытие моего брата?”
  
  “Обычный полицейский хирург. Очень компетентный человек”.
  
  “Компетентен, моя нога! Он неуклюжий дурак. Неужели у него не хватило мозгов проверить, нет ли дигиталиса?”
  
  “Но всем было известно, что твой брат годами принимал дигиталис”, - запротестовал Шейн. “Естественно, он ожидал обнаружить это в своем организме”.
  
  “Конечно, он бы так и сделал. И именно поэтому ему следовало измерить количество, которое он проглотил в ночь своей смерти. Разве он не понимал, что именно это использовала бы его жена, чтобы убить его? Вместо стрихнина или чего-нибудь очевидного в этом роде. Миссис Блэр подтвердит мне, что она точно знала, к какому эффекту приведет передозировка. доктор Эванс предупредил ее достаточно осторожно. Я мог бы сказать этому дураку доктору, на что обращать внимание.”
  
  Шейн кивнул и задумчиво потянул себя за мочку левого уха. “Да, я уверен, что вы могли бы, мисс Роджелл. Потому что ты сама положила лишнюю чайную ложку ему в молоко, не так ли?”
  
  “Ерунда. Просто так получилось, что я здесь единственный, у кого есть мозги в голове ”.
  
  Шейн серьезно покачал своей рыжей головой. “Я собираюсь арестовать вас за отравление вашего брата, мисс Роджелл. И за попытку обвинить Аниту в твоем преступлении, подсыпав стрихнин в твоего собственного цыпленка со сливками и скормив его Даффи в последней попытке привлечь внимание к твоему первому преступлению.”
  
  “Из всей фантастической чуши, которую я когда-либо слышала!” - решительно воскликнула она. “И тогда, я полагаю, я пришла к лучшему частному детективу в Майами и наняла его, чтобы он завел дело против меня?”
  
  “Это именно то, что ты сделал. После того, как твой план убить Даффи рухнул ничком, и ее благополучно похоронили со стрихнином внутри. Должно быть, для тебя было настоящим ударом, когда эти два детектива, проводившие расследование той ночью, даже не заглянули в сумочку Аниты и не нашли стрихнин там, куда ты его положил. Вместо этого Чарльз нашел его там и, к сожалению, поспешил с выводом, к которому, как ты надеялся, придут детективы. ”
  
  Губы Генриетты были плотно сжаты, и она удивленно покачала седой головой из стороны в сторону. “И какой возможный мотив мог быть у меня, чтобы делать все это, мистер Майкл Шейн? Ты знаешь условия завещания Джона. Я остаюсь без единого пенни. Она получит все ”. Она возмущенно дернула головой в сторону Аниты. “Я был последним человеком в мире, который хотел бы видеть Джона в могиле”.
  
  “Поправка”, - серьезно сказал Шейн. “Ты был единственным человеком во всем доме, у которого вообще были какие-то мотивы. Остальные знали, что они обеспечены по его завещанию, и вполне могли позволить себе подождать. Даже Марвин Дейл. Даже если бы Роджелл, возможно, вышвырнул его отсюда за ненадобностью, его сестра продолжала бы обеспечивать его, пока не получила бы кучу миллионов в результате естественной смерти своего мужа. Ты был единственным, кто не мог позволить себе ждать этого. Твой единственный шанс заполучить деньги, которые, по твоему мнению, принадлежали тебе по праву, состоял в том, чтобы устроить так, чтобы Аниту признали виновной в его убийстве. В этом случае завещание было бы отменено, потому что убийца не может законно извлечь выгоду из своего преступления. Если бы вы ждали, пока Джон умрет нормальной смертью, вы пропали. Итак ... вы не дождались, мисс Роджелл. ”
  
  “Ты все продумал, не так ли?” - саркастически спросила она. “Единственное, чего ты не можешь показать, - это возможности. Неужели у тебя недостаточно мозгов в твоей рыжей голове, чтобы понять, что я здесь единственный человек, который не мог подсыпать молоко Джону в ночь его смерти? У всех остальных был шанс сделать это. Я этого не делал.”
  
  “ Вот почему, ” тяжело вздохнул Шейн, “ я подозревал тебя с самого начала. Ночь, когда это произошло, была единственной ночью, когда у тебя было идеальное алиби. Вот почему ты не побоялся прийти ко мне и нанять меня, чтобы я возобновил дело. Ты решил, что находишься в полной безопасности. Кого бы еще ни подозревали, это не мог быть ты. ”
  
  “Из всей логики "Алисы в Стране чудес”, которую я когда-либо слышала, - сказала Генриетта, фыркнув, - эта лучше всех. Вы так решаете все свои дела, молодой человек? Найти единственного человека, у которого идеальное алиби, а затем заподозрить его?”
  
  Шейн печально усмехнулся. “Это не всегда так просто. Но с самого начала в этом деле все выглядело так, как будто ты тщательно создавал себе алиби. Как будто ты знал, что должно было случиться с Джоном той ночью, и предоставил себе свидетелей, которые докажут, что ты не мог испортить шоколадное молоко.”
  
  “И тебе придется признать, что я не могла этого сделать”, - отметила она с сухим удовлетворением. “Я была в своей комнате, пока миссис Блэр все чинила. Она сразу поднялась наверх, оставив это на обеденном столе, и я остановил ее по пути наверх и поднялся с ней в ее комнату, где я оставался каждую минуту, пока у него не случился приступ. Ты можешь спросить миссис Блэр. ”
  
  “Я уже спрашивал миссис Блэр”, - легко парировал Шейн. “Она сказала мне то же самое… наряду с некоторыми другими интересными фрагментами информации”.
  
  Он отвернулся от Генриетты к экономке, которая не произнесла ни слова с тех пор, как он впервые вошел в комнату. “Помнишь, ты рассказывала мне, как Чарльз был на кухне в тот вечер и налил последний стакан молока, чтобы выпить его с печеньем, прежде чем ты заметила, что это последний стакан, и тебе пришлось забрать его у него, чтобы налить мистеру Роджеллу обычную порцию?”
  
  “Я помню это, мистер Шейн”.
  
  “И ты был удивлен, обнаружив, что это был последний стакан в холодильнике?” Шейн продолжал настаивать. “Ты думал, что осталась еще одна полная бутылка, но внезапно обнаружил, что ее нет, и что тебе пришлось взять бокал Чарльза для мистера Роджелла? Ты это тоже помнишь?”
  
  “Да, хочу. Я бы поклялся, что после того, как я приготовил ужин, осталась еще одна полная бутылка ”.
  
  “Ты когда-нибудь задумывался, что стало с бутылкой, которая, как ты думал, была там ... но ее там не было?”
  
  “Я не знаю. Я ... я думаю, я не слишком задумывался”.
  
  “Потому что в то время у тебя не было причин думать об этом”, - успокаивающе заметил Шейн. “У вас не было причин подозревать, что в тот вечер в его молоке будет смертельное количество дигиталиса, поэтому вы, естественно, не заподозрили бы, что Генриетта вылила вторую бутылку после ужина и насыпала дигиталис в последнюю оставшуюся чашку ... зная, что именно эту чашку вы поставите в термос, чтобы Роджелл мог выпить. Но теперь, когда вы вспоминаете прошлое, миссис Блэр, разве вы не знаете, что из холодильника исчезла еще одна бутылка, прежде чем вы разогрели молоко для Роджелла? ”
  
  “Ты вкладываешь слова в ее уста”, - громко сказала Генриетта. “Ни один присяжный никогда ей не поверит”.
  
  Мрачно сказал Шейн: “Я думаю, так и будет. Давай подождем и посмотрим”.
  
  
  20
  
  
  Люси Гамильтон долго нежилась в горячей ванне и намазала губы успокаивающим кольдкремом, с которых Шейн грубо сорвал клейкую ленту. С тщательно нанесенным макияжем, чтобы компенсировать смертельную бледность ее лица, одетая в свой самый красивый шелковый халат и самые легкомысленные тапочки, она счастливо расслабилась на одном конце дивана в безопасности своей собственной квартиры, а Майкл Шейн развалился на другом конце. В руке у нее был позвякивающий стакан для хайбола, а на стеклянном столике перед диваном стояли бутылки виски и коньяка, графин с водой со льдом и ведерко с кубиками льда. До этого момента Шейн не позволял ей разговаривать. Теперь он строго посмотрел на нее поверх бокала, почти полного коньяка, и приказал: “Расскажи мне, как это произошло прошлой ночью”.
  
  Она сказала: “Я была глупой, Майкл. Я никогда себе этого не прощу. Но я беспокоилась о том, что ты отправишься откапывать эту собаку, и когда мне позвонили, я не стала раздумывать ”.
  
  Он сказал: “Был телефонный звонок?”
  
  “Около девяти часов”. Она сделала глоток своего напитка, затем погрузилась в рассказ, опустив глаза.
  
  “Я поужинал в одиночестве и вернулся, чтобы дождаться от тебя весточки. Я сидел прямо здесь, расслабляясь с напитком и сигаретой, когда зазвонил телефон. Я был так уверен, что это будешь ты. Я подбежал к телефону, и мне ответил мужской голос. Он говорил быстро, и я его совсем не узнал. Но он сказал: ‘Мисс Гамильтон, Майк Шейн дал мне этот номер, чтобы я позвонил вам. Ты срочно нужен ему. Встреться с ним в его офисе через пятнадцать минут. Если его там не будет, подожди ’. Затем он повесил трубку, прежде чем я успел задать какие-либо вопросы. Что я мог сделать, Майкл? Я волновался, и все, о чем я мог думать, это о том, что звонок , должно быть, от тебя, потому что этого номера нет в списке, и ты, пожалуй, единственный, кто его знает. Поэтому я вызвал такси, сбросил тапочки, надел туфли и поспешил на улицу.
  
  “Сразу за офисом была припаркована машина, но я не заметил ее, пока из нее не вышел мужчина, когда я переходил тротуар. Он окликнул меня, я обернулся и увидел, что это Чарльз. Квартал был пустынен, и он схватил меня, потащил к своей машине, запихнул на переднее сиденье и заклеил мне рот пластырем, чтобы я не мог кричать. Потом он поехал прямо к дому, отнес меня в лодочный сарай, связал и бросил. Все это время он не сказал ни единого слова, Майкл. Я не знала, что и думать.
  
  “Казалось, прошло несколько часов, когда он вернулся. В эллинге есть добавочный телефон, и он снял скотч с моего рта и заставил меня позвонить тебе и сказал, что именно тебе сказать, иначе он тут же убьет меня, и поэтому я сказала это, а потом попыталась сказать тебе, чтобы ты не обращал на меня внимания, но он прервал связь.
  
  “И тут в лодочный сарай, спотыкаясь, вошел брат Аниты”. Ее голос на мгновение дрогнул, и она сделала паузу, чтобы сделать большой глоток. “Он был явно пьян, и Чарльз пришел в ярость, когда увидел его. Марвин был достаточно пьян, чтобы проявить некоторые приличные инстинкты, и он узнал меня со вчерашнего дня и хотел знать, что Чарльз со мной делал. И Чарльз сказал ему. Что он делал все это ради Аниты ... чтобы помешать тебе провести анализ собаки и вскрытие мистера Роджелла, которое, как он сказал Марвину, вероятно, отправит ее на электрический стул.
  
  “Марвин, казалось, не был сильно удивлен, но он пьяно настаивал, чтобы Чарльз отпустил меня. И Чарльз с ним поспорил. Он даже предложил Марвину остаться со мной наедине в лодочном сарае на всю ночь и развлекаться как ему заблагорассудится, потому что, как сказал ему Чарльз, ему все равно придется убить меня, как только похороны закончатся и опасность для Аниты минует.
  
  “Но Марвин очень разозлился и поклялся, что сообщит тебе, где я нахожусь, а Чарльз посмеялся над ним и сказал, что никогда не уберется с территории, и пригрозил убить его, если он не будет держать рот на замке. И они ушли, все еще споря, и оставили меня там, связанного и с кляпом во рту, на несколько дней, казалось, пока ты не взломал дверь.
  
  “Я была очень рада видеть тебя, Майкл”, - спокойно закончила она, ее карие глаза смотрели на него поверх края бокала, когда она наклонила его для очередного большого глотка.
  
  Он хрипло сказал: “Это чувство было взаимным”. Он достал сигарету и очень неторопливо закурил, вытянул перед собой длинные ноги и выпустил струйку голубого дыма к потолку.
  
  “Есть еще только один вопрос, энджел”, - сказал он ей обманчиво мягким голосом.
  
  “Что это?”
  
  “Вы упомянули тот факт, что вашего телефона нет в списке, и вы были застигнуты врасплох, потому что только несколько человек знают этот номер. Как вы объясняете тот факт, что Чарльз знал его?”
  
  “Я боялась, что ты спросишь меня об этом, Майкл”, - сказала она очень тихим голосом.
  
  Он долго ждал, не глядя на нее. Затем спросил: “Ну?”
  
  “Я отдала это ему вчера, Майкл. Когда я... когда он… показывал мне могилу Даффи”.
  
  “Во время того ‘короткого момента наедине с Чарльзом под кипарисом”? Шейн процитировал ей ее собственные слова вчера днем.
  
  Она нервно облизала губы. “Да. Вот тогда-то. Я не знаю, что на меня нашло”.
  
  Шейн сказал: “Смотри на будущее, когда окажешься наедине в лесу с мужчиной, и он заставит тебя почувствовать себя девственницей ”. Он поставил свой бокал и медленно повернулся к ней, и на его лице не было улыбки. Хриплым голосом он сказал: “Клянусь Богом, Люси...”
  
  В ее глазах стояли слезы, и ее учащенное дыхание издавало негромкий хныкающий звук, а затем она оказалась в его объятиях, и после этого в квартире долгое время не было произнесено ни слова.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"