Поездка по знаменитой Дороге черепов немного ухабистая…
"Боже мой, что происходит!" - закричал Сэммил Мак9, просыпаясь.
Тележку, в которой он и его спутник ехали автостопом, сильно трясло.
Mc9 положил свои грязные руки на доску из гнилого дерева, которая служила одним из бортиков тележки, и посмотрел вниз на легендарную Дорогу, задаваясь вопросом, из-за чего ранее просто неудобное дребезжание тележки превратилось в серию ударов, от которых сотрясались кости. Он ожидал обнаружить, что у них оторвалось колесо или что склонный ко сну возница позволил автомобилю съехать с дороги прямо на поле из валунов, но не увидел ни того, ни другого. Какое-то время он таращился выпученными глазами на Дорожное покрытие, затем рухнул обратно в тележку.
"Боже мой, - сказал он себе, - я и не знал, что у Империи когда-либо были враги с такими большими головами. Возмездие из могилы, вот что это такое." Он посмотрел вперед; престарелый водитель повозки все еще спал, несмотря на бешеные подпрыгивания автомобиля. Позади него вислоухое старое четвероногое животное, зажатое между оглоблями, испытывало некоторые трудности с поиском опоры на огромных черепах, образующих ту часть Дороги, которая вела… Mc9 позволил своим глазам следовать за тонкой белой линией вдаль… к Городу.
Оно лежало на горизонте вересковых пустошей мерцающим размытым пятном. Большая часть легендарного мегаполиса все еще находилась за горизонтом, но его острые сверкающие башни были безошибочно различимы даже сквозь голубую и колеблющуюся дымку. Mc9 ухмыльнулся, увидев это, затем стал наблюдать за молчаливым, сопротивляющимся созданием, похожим на лошадь, которое, притопывая, пробиралось по Дороге; оно сильно вспотело, и его осаждало небольшое облако мух, жужжавших вокруг его головы с хлопающими ушами, как назойливые электроны вокруг некоего сопротивляющегося ядра.
Старый возница проснулся и неаккуратно хлестнул клячу между оглоблями, затем снова погрузился в дремоту. Mc9 отвернулся и уставился на пустошь.
Обычно пустошь была холодным и безлюдным местом, окутанным ветром и дождем, но сегодня здесь было невыносимо жарко; в воздухе пахло болотными газами, а вересковая пустошь была усыпана крошечными яркими цветами. Mc9 снова откинулся на солому, царапаясь и извиваясь, пока тележка дергалась и вздымалась вокруг него. Он попытался переложить пучки соломы и кучи сухого навоза в более удобные положения, но потерпел неудачу. Он как раз думал о том, что поездка покажется ему очень долгой и действительно будет неудобной, если эта возмутительная тряска продолжится, когда удары стихли, и тележка вернулась к своему более нормальному дребезжанию и скрипу. "Слава богу, они продержались не слишком долго", - пробормотал себе под нос Mc9 и снова лег, закрыв глаза.
... он ехал на тележке с сеном по покрытой листвой аллее. Щебетали птицы, вино было прохладным, в кармане весили деньги…
Он еще не совсем заснул, когда его напарник, чье имя, несмотря на их давнее знакомство, Mc9 так и не удосужился выяснить, вынырнул из—под соломы и навоза рядом с ним и сказал: "Возмездие?"
"А? Что?" - пораженно переспросил Mc9.
"Какое возмездие?"
"О", - сказал Mc9, потирая лицо и морщась, когда прищурился на солнце, стоявшее высоко в сине-зеленом небе. "Возмездие, нанесенное нам, подданным Правления, умершими Врагами Любимой Империи".
Маленький спутник, чья впечатляющая неряшливость была лишь частично скрыта покрывалом из спорно менее грязной соломы, яростно заморгал и покачал головой. "Нет... я имею в виду, что означает "возмездие"?"
"Я только что сказал тебе", - пожаловался Mc9. "Мстишь кому-то".
"О", - сказал компаньон и сидел, обдумывая это, пока Mc9 снова погружался в сон.
... перед его тележкой с сеном шли три молодые доярки; он поравнялся с ними, и они согласились подвезти. Он наклонился, чтобы…
Его напарник ткнул его кулаком в ребра. "Например, когда я беру слишком много постельного белья, и ты выгоняешь меня из постели, или когда я пью твое вино, а ты заставляешь меня выпить три глотка слабительного пива, или когда ты забеременела дочерью губернатора, а он натравил на тебя стратегических сборщиков долгов, или где-то не платят все налоги, и Его Величество приказывает заверить свидетельства о рождении первенцев в каждой семье, или ...?"
Mc9, который хорошо привык к тому, что его напарник использует словесный эквивалент разведки огнем, поднял руку, чтобы остановить этот поток примеров. Его напарник продолжал что-то бормотать, несмотря на руку, зажатую ему ртом. Наконец бормотание прекратилось.
"Да", - сказал ему Mc9. "Это верно". Он убрал руку.
"Или это похоже на то, когда—?"
"Привет", - жизнерадостно сказал Mc9. "Как насчет того, чтобы я рассказал тебе историю?"
"О, история", - просиял его спутник, вцепившись в рукав Mc9 в предвкушении. "История была бы… " его чумазые черты исказились, как высыхающая грязевая кора, когда он изо всех сил пытался подобрать подходящее прилагательное. "... Приятный".
"Хорошо. Отпусти мой рукав и передай мне вино, чтобы я промочил горло".
"О", - сказал компаньон Mc9 и внезапно посмотрел настороженно и с сомнением. Он взглянул поверх передней части повозки, мимо храпящего возницы и тащащего их труженика, и увидел Город, все еще лишь отдаленное мерцание в конце побелевшей ленты костяной Дороги. "Хорошо", - вздохнул он.
Он передал бурдюк с вином Mc9, который выпил примерно половину того, что оставалось, прежде чем визжащему, протестующему компаньону удалось вырвать бурдюк у него из рук, расплескав большую часть остатков на них двоих и разбрызгав струю жидкости по шее храпящего погонщика и дальше до головы лошадеподобного животного (которое с удовольствием лакало капли, стекающие по его покрытому потом лицу).
Дряхлый кучер, вздрогнув, проснулся и дико огляделся по сторонам, потирая влажную шею, размахивая потертым кнутом и, по-видимому, полностью ожидая, что ему придется давать отпор грабителям, головорезам и негодяям.
Mc9 и его спутник застенчиво улыбнулись ему, когда он повернулся, чтобы посмотреть на них сверху вниз. Он нахмурился, вытер шею тряпкой, затем повернулся и снова погрузился в сон.
"Спасибо", - сказал Mc9 своему спутнику. Он вытер лицо и слизнул одно из свежих винных пятен на рубашке.
Собеседник сделал осторожный, изящный глоток вина, затем плотно закрутил пробку обратно в кишечник и, откинувшись на спину, заложил ее за шею. Mc9 рыгнул, зевнул.
"Да", - искренне сказал его собеседник. "Расскажи мне историю. Я бы с удовольствием послушал историю. Расскажи мне историю любви и ненависти, смерти, трагедии и комедии, ужаса, радости и сарказма, расскажи мне о великих деяниях и ничтожных поступках, о доблестных людях, обитателях холмов, огромных великанах и карликах, расскажи мне о храбрых женщинах и красивых мужчинах, о великих колдунах... и о не зачарованных мечах, и о странных, архаичных силах, и об ужасном, своего рода призрачном… вещи, которые, хм ... не должны быть живыми, и ... хм, забавные болезни и общие неудачи. Да, мне нравится. Скажи я. Я хочу. '
Mc9 снова засыпал, у него вообще не было ни малейшего намерения рассказывать своему компаньону какую-либо историю. Компаньон подтолкнул его в спину.
"Эй!" - Он толкнул сильнее. "Эй! История! Не ложись спать! Как насчет истории?"
"Прелюбодействуй с историей", - сонно сказал Mc9, не открывая глаз.
"ВАА!" - сказал компаньон. Возчик проснулся, повернулся и щелкнул его по уху. Компаньон затих и сидел, потирая голову сбоку. Он снова ткнул пальцем в Mc9 и прошептал: "Ты обещал рассказать мне историю!"
"О, почитай книжку", - пробормотал Mc9, устраиваясь поудобнее на соломе.
Маленький компаньон издал шипящий звук и откинулся на спинку стула, плотно сжав губы и зажав маленькие ручки подмышками. Он сердито уставился на Дорогу, простиравшуюся до колеблющегося горизонта.
Через некоторое время компаньон пожал плечами, достал из-под бурдюка с вином свою сумку и достал маленькую толстую черную книжицу. Он еще раз ткнул пальцем в Mc9. "Все, что у нас есть, - это эта Библия", - сказал он ему. "Какую часть мне следует прочитать?"
"Просто открой его наугад", - пробормотал Mc9 сквозь сон.
Собеседник открыл Библию наугад, на шестой главе, и прочитал:
"Да, да, да, истинно говорю вам: не забывайте, что у каждой истории есть две стороны: правильная и неправильная сторона".
Попутчик покачал головой и выбросил книгу за борт тележки.
Дорога продолжалась. Возница сопел и храпел, вспотевшая кляча тяжело дышала и боролась, в то время как Mc9 улыбался во сне и слегка постанывал. Его спутник коротал время, выдавливая угри из своего носа, а затем заменяя их.
... они остановились у брода через тенистый ручей, где доярок в конце концов убедили пойти искупаться, одетых только в свои тонкие облегающие…
На самом деле, похожее на лошадь животное, тянувшее повозку, было знаменитой поэтессой-писательницей Абруши с планеты Веллит, не отмеченной Мичартом младшим, и она могла бы рассказать скучающему спутнику сколько угодно увлекательных историй из времен, предшествовавших умиротворению Империи и освобождению ее родной планеты.
Она могла бы также сказать им, что Город удаляется от них по пустоши с такой же скоростью, с какой они приближались к нему, катясь по бескрайней пустоши на миллионах гигантских колес, поскольку непрерывный приток побежденных Врагов Империи обеспечивал новые трофеи, которые нужно было закрепить на знаменитой Дороге черепов…
Но это, как говорится, уже другая история.
Подарок от Культуры
Деньги - это признак бедности. Это старая культурная поговорка, о которой я вспоминаю время от времени, особенно когда испытываю искушение сделать что-то, чего, я знаю, не должен делать, и в этом замешаны деньги (когда их нет?).
Я посмотрел на пистолет, маленький и аккуратный, лежащий в широкой, покрытой шрамами руке Крузелла, и первое, о чем я подумал после: где, черт возьми, они взяли один из этих пистолетов? — было: Деньги - признак бедности. Какой бы уместной ни была эта мысль, толку от нее было мало.
Ранним дождливым будним вечером я стоял возле бездепозитного игорного клуба во Вреччи-Лоу-Сити и смотрел на симпатичный, похожий на игрушку пистолет, в то время как двое крупных людей, которым я был должен кучу денег, просили меня сделать что-то чрезвычайно опасное и хуже, чем незаконное. Я взвешивал относительную привлекательность попытки сбежать (они бы меня застрелили), отказа (они бы меня избили; вероятно, я потратил бы следующие несколько недель на составление серьезного медицинского счета) и выполнения того, о чем меня просили Каддус и Крузелл, зная, что, хотя и был шанс, что это сойдет мне с рук — я снова буду невредим и платежеспособен, — наиболее вероятным исходом была беспорядочная и, вероятно, медленная смерть во время оказания помощи службам безопасности в их расследовании.
Каддус и Крузелл предлагали мне вернуть все мои маркеры плюс — как только дело было сделано — кругленькую сумму сверху, просто чтобы показать, что у меня нет никаких обид.
Я подозревал, что они не предполагали, что им придется выплачивать последний взнос по сделке.
Итак, я знал, что, по логике вещей, я должен был сказать им, куда засунуть их модный дизайнерский пистолет, и принять теоретически болезненное, но, вероятно, не смертельное избиение. Черт возьми, я мог бы отключить боль (знание культуры имеет некоторые преимущества), но как насчет больничного счета?
Я уже был по уши в долгах.
"В чем дело, Врубик?" - протянул Крузелл, делая шаг ближе, под прикрытием карниза клуба, с которого капала вода. Я стою спиной к теплой стене, в носу у меня запах мокрого тротуара, а во рту привкус металла. Лимузин Каддуса и Крузелла стоял на холостом ходу у обочины; я мог видеть водителя внутри, наблюдавшего за нами через открытое окно. По улице за пределами узкого переулка никто не проходил. Высоко над городом пролетела полицейская машина, мигая огнями сквозь пелену дождя и освещая нижнюю сторону дождевых облаков над городом. Каддус коротко взглянул вверх, затем проигнорировал пролетающий корабль. Круизелл ткнул пистолетом в мою сторону. Я попытался отпрянуть.
- Возьми пистолет, Врубик, - устало сказал Каддус. Я облизал губы и уставился на пистолет.
"Я не могу", - сказал я. Я засунул руки в карманы пальто.
"Конечно, ты можешь", - сказал Крузелл. Каддус покачал головой.
"Врубик, не усложняй себе жизнь; возьми пистолет. Просто сначала прикоснись к нему, проверь, верна ли наша информация. Давай, возьми это. ' Я ошеломленно уставился на маленький пистолет. "Возьми пистолет, Врубик. Только не забудь направить его на землю, а не на нас; водитель наставил на тебя лазер и может подумать, что ты собираешься стрелять в нас… давай, возьми это, потрогай. '
Я не мог двигаться, я не мог думать. Я просто стоял, загипнотизированный. Каддус взял меня за правое запястье и вытащил мою руку из кармана. Крузелл поднес пистолет к моему носу; Каддус заставил мою руку схватиться за пистолет. Моя рука сомкнулась на рукоятке, как что-то безжизненное.
Пистолет ожил; пара тускло мигнувших лампочек, и маленький экран над рукояткой засветился, мерцая по краям. Крузелл опустил руку, оставив меня с пистолетом; Каддус слегка улыбнулся.
"Ну вот, это было несложно, не так ли?" - сказал Каддус. Я держал пистолет и пытался представить, как использую его против двух мужчин, но знал, что не смогу, прикрывал меня водитель или нет.
"Каддус, - сказал я, - я не могу этого сделать. Кое-что еще; Я сделаю все, что угодно, но я не наемный убийца; я не могу—"
"Тебе не обязательно быть экспертом, Врубик", - тихо сказал Каддус. "Все, чем тебе нужно быть, это… кем бы ты, черт возьми, ни был. После этого ты просто показываешь пальцем и брызгаешь: как ты делаешь со своим парнем. Он ухмыльнулся и подмигнул Крузеллу, который обнажил зубы. Я покачала головой.
"Это безумие, Каддус. Только потому, что эта штука включается у меня —"
"Да, разве это не забавно". Каддус повернулся к Крузеллу, глядя в лицо более высокого мужчины и улыбаясь. "Разве это не забавно, что Врубик здесь инопланетянин? И он выглядит точь-в-точь как мы.'
"Инопланетянин и педик", - пробурчал Крузелл, нахмурившись. "Дерьмо".
- Послушай, - сказал я, уставившись на пистолет, - это ... эта штука, она ... она может не сработать, - запинаясь, закончил я. Каддус улыбнулся.
"Это сработает. Корабль - большая мишень. Ты не промахнешься". Он снова улыбнулся.
- Но я думал, у них есть защита от...
"Лазеры и кинетика, с которыми они могут иметь дело, Врубик; это что-то другое. Я не знаю технических деталей; я просто знаю, что наши друзья-радикалы заплатили за эту штуку много денег. Для меня этого достаточно.'
Наши друзья-радикалы. Это было забавно слышать от Каддуса. Вероятно, он имел в виду Светлый путь. Люди, которых он всегда считал вредными для бизнеса, просто террористы. Я бы предположил, что он продаст их полиции на общих основаниях, даже если они предложат ему много денег. Он начал подстраховывать свои ставки или просто пожадничал? У нас есть поговорка: преступление шепчет, деньги говорят сами за себя.
- Но на корабле будут люди, а не только...
Вы не сможете их увидеть. В любом случае, это будут офицеры гвардии, военно-морское начальство, несколько лакеев администрации, агенты секретной службы… Какое тебе до них дело? - Каддус похлопал меня по мокрому плечу. - Ты можешь это сделать.
Я отвела взгляд от его усталых серых глаз, опустила взгляд на пистолет, спокойно зажатый в моей руке, маленький экран слабо светился. Меня предала моя собственная кожа, мое собственное прикосновение. Я снова подумала о том счете из больницы. Мне хотелось плакать, но среди здешних мужчин это было не принято, и что я могла сказать? Я была женщиной. Я была Культурой . Но я отказался от этих вещей, и теперь я мужчина, и теперь я здесь, в Свободном городе Вреччи, где нет ничего бесплатного.
"Хорошо, - сказал я с горечью во рту, - я сделаю это".
Крузелл выглядел разочарованным. Каддус кивнул. "Хорошо. Корабль прибывает в девятый день; знаешь, как это выглядит?" Я кивнул. "Так что у вас не возникнет никаких проблем", - тонко улыбнулся Каддус. "Вы сможете увидеть его практически из любой точки города". Он достал немного наличных и сунул их в карман моего пальто. "Возьми себе такси. В наши дни ездить на метро рискованно". Он легонько похлопал меня по щеке; от его руки пахло дорогими духами. "Эй, Врубик, не унывай, ладно? Ты собираешься сбить гребаный звездолет. Это будет незабываемый опыт. Каддус рассмеялся, глядя на меня, а затем на Крузелла, который послушно рассмеялся тоже.
Они вернулись к машине; она гудела в ночи, шины рвались на залитых дождем улицах. Я остался смотреть, как растут лужи, пистолет висел в моей руке, как чувство вины.
"Я - световой плазменный проектор, модель LPP 91, серия два, сконструированный в A /4882.4 на шестом заводе орбитальной станции Span-shacht-Trouferre, Ørvol ö США. Серийный номер 3685706. Ценность для мозга один балл. Я на батарейках, рейтинг: неопределенный. Максимальная мощность при работе с одним затвором: 3,1 × 810 джоулей, время перезарядки 14 секунд. Максимальная скорострельность: 260 выстр./сек. Использование ограничено особями с генной фиксацией в культуре только с помощью эпидермального генного анализа. Для использования в перчатках или легкой броне откройте магазин "режимы" с помощью командных кнопок. Несанкционированное использование запрещено и наказуемо. Требование к навыку 12-75% C. Далее следуют полные инструкции; используйте командные кнопки и экран для воспроизведения, поиска, приостановки или остановки…
"Инструкции, часть первая: Введение. LPP 91 - это сложное в эксплуатации оружие общего назначения "мирного" назначения, не пригодное для полноценного боевого применения; его конструкция и эксплуатационные параметры основаны на рекомендациях—"
Пистолет лежал на столе, рассказывая мне все о себе высоким, металлическим голосом, пока я лежал, развалившись в шезлонге, и смотрел на оживленную улицу во Вреччи-Лоу-Сити. Грузовые поезда метро каждые несколько минут сотрясали ветхий жилой дом, на улицах гудело движение, богатые люди и полиция передвигались по небу на флайерах и крейсерах, а над ними парили звездолеты.
Я чувствовал себя пойманным в ловушку между этими слоями целенаправленных движений.
Далеко над городом я мог разглядеть стройную, сияющую башню городской трубы Лев, поднимающуюся прямо к облакам и сквозь них, направляясь в космос. Почему адмирал не мог использовать Лев вместо того, чтобы устраивать грандиозное шоу из возвращения со звезд на своем собственном корабле? Возможно, он считал, что прославленный лифт - это слишком недостойно. Все они тщеславные ублюдки. Они заслуживали смерти (если вы хотели занять такую позицию), но почему именно я должен был их убивать? Проклятые фаллические звездолеты.
Не то чтобы "Лев" был менее придурковатым, и в любом случае, без сомнения, если бы адмирал спускался по трубе, Каддус и Крузелл сказали бы мне сбить его; срань господня. Я покачал головой.
Я держал в руке большой бокал джала — самого дешевого крепкого напитка в городе Вреччи. Это был мой второй бокал, но мне он не понравился. Пистолет продолжал стрекотать, обращаясь к скудно обставленной главной комнате нашей квартиры. Я ждал Мауста, скучая по нему даже больше, чем обычно. Я взглянул на терминал у себя на запястье; судя по времени, он должен был вернуться с минуты на минуту. Я выглянул в слабый, водянистый свет рассвета. Я еще не спал.
Пистолет продолжал говорить. Он, конечно, использовал марайн; язык Культуры. Я не слышал, чтобы на нем говорили почти восемь стандартных лет, и, услышав это сейчас, почувствовал себя грустным и глупым. Мое право по рождению; мой народ, мой язык. Восемь лет вдали, восемь лет в пустыне. Мое великое приключение, мой отказ от того, что казалось мне стерильным и безжизненным, чтобы окунуться в более живое общество, мой грандиозный жест… что ж, теперь это казалось пустым жестом, теперь это выглядело как глупый, раздражительный поступок.
Я выпил еще немного этого острого на вкус спирта. Пистолет продолжал тараторить, рассказывая о диаметрах распространения луча, гироскопических схемах переплетения, режиме гравитационного контура, режиме прямой видимости, стрельбе по кривой, настройках разбрызгивания и прокалывания… Я подумала о том, чтобы попробовать что-нибудь успокаивающее и прохладное, но не сделала этого; я поклялась не использовать эти хитро измененные железы восемь лет назад, и нарушила эту клятву всего дважды, оба раза, когда испытывала сильную боль. Если бы я был смелым, я бы приказал удалить всю эту чертову кучу, вернуть их нормальному человеческому состоянию, нашему изначальному животному наследию ... но я не смелый. Я боюсь боли и не могу встретить ее обнаженной, как эти люди. Я восхищаюсь ими, боюсь их, все еще не могу понять их. Даже Мауста. На самом деле, меньше всего Мауста. Возможно, вы никогда не сможете полюбить то, что полностью понимаете.
Восемь лет в изгнании, потерянный для Культуры, никогда не слышавший этого шелковистого, тонкого, невероятно простого языка, и теперь, когда я слышу Марайн, это звук выстрела из пистолета, который говорит мне, как из него стрелять, чтобы я мог убивать… что? Сотни людей? Может быть, тысячи; это будет зависеть от того, куда упадет корабль, взорвется ли он (могли ли взрываться примитивные звездолеты? Я понятия не имел; это никогда не было моей областью). Я сделал еще глоток и покачал головой. Я не мог этого сделать.
Меня зовут Врубик Сеннкиль, гражданский номер Вреччиле… (Я всегда забываю; это есть в моих бумагах), мужчина, высшей расы, тридцати лет; журналист-фрилансер на полставки (в данный момент между работами) и игрок на полную ставку (я склонен проигрывать, но получаю удовольствие, по крайней мере, до вчерашнего вечера). Но я также все еще остаюсь Бахлн-Юхерсой Вробич, актрисой Шеннил дам Флайсс, гражданином Культуры, родилась женщиной, сочетание видов слишком сложно запомнить, шестидесяти восьми лет, стандартна и одно время была членом секции контактов.
И отступник; я решил воспользоваться свободой, которой Культура так гордится, даруя ее своим обитателям, полностью покинув ее. Это отпустило меня, даже помогло мне, хотя я и сопротивлялся (но мог ли я подделать свои документы, сделать все приготовления самостоятельно? Нет, но, по крайней мере, после моего обучения обычаям Экономического сообщества Вреччилей и после того, как модуль поднялся, темный и безмолвный, обратно в ночное небо к ожидающему кораблю, я только дважды обращался к наследию Культуры измененной биологии и ни разу к ее артефактам. До сих пор; пистолет продолжает бредить). Я покинул рай, который считал скучным, ради жестокой и жадной системы, бурлящей жизнью и происшествиями; место, которое, как я думал, я мог бы найти… что? Я не знаю. Я не знал, когда уезжал, и не знаю до сих пор, хотя, по крайней мере, здесь я нашел Мауста, и когда я с ним, мои поиски больше не кажутся такими одинокими.
До вчерашнего вечера этот поиск все еще казался стоящим. Теперь Utopia отправляет крошечный пакет разрушений, случайное послание.
Где Каддус и Крузелл раздобыли эту штуку? Культура ревниво, даже смущенно охраняет свое оружие. Вы не можете купить Культурное оружие, по крайней мере, не у Культуры. Однако я полагаю, что вещи пропадают; в Культуре так много всего, что иногда предметы приходится класть не туда. Я сделал еще глоток, слушая грохот орудий и наблюдая за водянистым небом сезона дождей над крышами, башнями, антеннами, тарелками и куполами Великого Города. Возможно, оружие выскальзывает из рук Культуры чаще, чем другие товары; оно предвещает опасность, оно означает угрозу, и оно понадобится только там, где есть большая вероятность его потерять, поэтому оно должно время от времени исчезать, приниматься в качестве приза.
Конечно, именно поэтому они построены с блокирующими контурами, которые позволяют оружию работать только для культурных людей (разумных, ненасильственных, не склонных к приобретению культурных людей, которые, конечно, использовали бы оружие только в целях самообороны, например, если им угрожает какой-нибудь сравнительный варвар… о, самодовольная Культура: ее империализм самодовольства). И даже это ружье антикварное; не устаревшее (потому что Культура на самом деле не одобряет эту концепцию — она строится на совесть), но устаревшее; едва ли более разумное, чем домашнее животное, тогда как оружие современной Культуры разумно.
В Культуре, вероятно, даже пистолеты больше не производятся. Я видел то, что называется беспилотниками личного вооруженного сопровождения, и если бы каким-то образом один из них попал в руки таких людей, как Каддус и Крузелл, он немедленно подал бы сигнал о помощи, использовал бы свою движущую силу, чтобы попытаться сбежать, выстрелил бы, чтобы ранить или даже убить любого, кто попытается использовать его или заманить в ловушку, попытался бы выторговать себе выход и уничтожить, если бы подумал, что его собираются разобрать на части или иным образом помешать.
Я выпил еще немного джала. Я снова посмотрел на время; Мауст опаздывал. Клуб всегда закрывался быстро из-за полиции. Им не разрешалось разговаривать с клиентами после работы: он всегда сразу возвращался… Я почувствовала приступ страха, но отогнала его. Конечно, с ним все будет в порядке. Мне нужно было подумать о других вещах. Мне пришлось все хорошенько обдумать. Еще джахл.
Нет, я не смог бы этого сделать. Я ушел из Культуры, потому что мне это наскучило, но также и потому, что евангелическая, интервенционистская мораль Контакта иногда означала делать именно то, чему мы должны были препятствовать: развязывать войны, убивать… все это, все плохие вещи… Я никогда не был связан с особыми обстоятельствами напрямую, но я знал, что происходит (Особые обстоятельства; другими словами, грязные трюки. Характерный уникальный эвфемизм Культуры). Я отказался жить с таким лицемерием и выбрал вместо этого это честно эгоистичное и алчное общество, которое не претендует на то, чтобы быть хорошим, а просто амбициозным.
Но я жил здесь так же, как жил там, стараясь не причинять вреда другим, стараясь просто быть самим собой; и я не могу быть самим собой, уничтожая корабль, полный людей, даже если они являются одними из правителей этого жестокого и черствого общества. Я не могу использовать оружие; я не могу позволить Каддусу и Крузеллу найти меня. И я не вернусь, опустив голову, к Культуре.
Я допил бокал джала.
Я должен был выбраться. Были другие города, другие планеты, помимо Вреччи; мне просто нужно было бежать; бежать и прятаться. Но пойдет ли Мауст со мной? Я снова посмотрела на время; он опаздывал на полчаса. На него это не похоже. Почему он опоздал? Я подошла к окну, посмотрела вниз на улицу, ища его.
Полицейский БТР с грохотом проехал сквозь поток машин. Обычная поездка; сирена выключена, оружие убрано. Он направлялся в квартал пришельцев, где полиция недавно демонстрировала силу. Никаких признаков стройной фигуры Мауста, пробирающейся сквозь толпу.
Всегда вызывает беспокойство. Что его могут сбить, что полиция может арестовать его в клубе (непристойность, развращение общественной морали и гомосексуальность; это большое преступление, даже хуже, чем неуплата!), и, конечно, беспокойство, что он может встретить кого-то другого.
Maust. Возвращайся домой целым и невредимым, возвращайся домой ко мне.
Я помню, как почувствовала себя обманутой, когда ближе к концу моего восстановления обнаружила, что меня все еще тянет к мужчинам. Это было давно, когда я был счастлив в Культуре, и, как и многие люди, я задавался вопросом, каково это - любить людей своего пола; казалось ужасно несправедливым, что мои желания не зависят от моей физиологии. Потребовался Maust, чтобы заставить меня почувствовать, что меня не обманули. Maust сделал все лучше. Maust был моим дыханием жизни.
В любом случае, я не была бы женщиной в этом обществе.
Я решил, что мне нужно налить еще. Я прошел мимо столика.
"... не повлияет на линейную устойчивость оружия, хотя отдача будет увеличена при приоритете мощности или уменьшена при мощности—"
"Заткнись!" - крикнул я пистолету и предпринял неуклюжую попытку нажать на кнопку выключения; моя рука наткнулась на короткий ствол пистолета. Пистолет проскользил по столу и упал на пол.
"Внимание!" Раздался крик пистолета. "Внутри нет деталей, пригодных для обслуживания пользователем! Любая попытка демонтажа или—" приведет к необратимому отключению.
"Тихо, ты, маленький ублюдок", - сказал я (и звук действительно затих). Я поднял его и положил в карман куртки, висящей на стуле. К черту Культуру; к черту все оружие. Я пошел за добавкой выпивки, и когда я снова посмотрел на часы, у меня внутри стало тяжело. Вернись домой, пожалуйста, вернись домой… а потом уходи, уходи со мной…
Я заснул перед экраном, узел тупой паники в моем животе боролся с ощущением головокружения в голове, когда я смотрел новости и беспокоился о Маусте, стараясь не думать о слишком многих вещах. Новости были полны казненных террористов и знаменитых побед в небольших отдаленных войнах против инопланетян, недочеловеков. Последний репортаж, который я помню, был о беспорядках в городе на другой планете; там не упоминалось о гибели мирных жителей, но я помню снимок широкой улицы, усеянной мятыми ботинками. Выпуск закончился тем, что раненый полицейский был опрошен в больнице.
У меня был повторяющийся кошмар, я заново переживал демонстрацию, участником которой я стал три года назад; с ужасом смотрел на стену дрейфующего, прогретого солнцем парализующего газа и видел, как из нее выезжает вереница полицейских лошадей, почему-то более устрашающих, чем бронированные машины или даже танки, не из-за всадников с забралами и длинными шоковыми дубинками, а потому, что высокие животные тоже были в доспехах и противогазных масках; монстры из готового, массового сна; наводящие ужас.
Мауст нашел меня там несколько часов спустя, когда вернулся. В клубе был налет, и ему не разрешили связаться со мной. Он обнимал меня, пока я плакала, и успокаивал, чтобы я снова заснула.
"Врубик, я не могу. Рисарет готовит новое шоу в следующем сезоне, и он ищет новые лица; это будет грандиозный, честный материал. Сделка с "Хай Сити". Я не могу сейчас уйти; я уже стою на пороге. Пожалуйста, пойми. ' Он потянулся через стол, чтобы взять меня за руку. Я отдернула ее.
"Я не могу сделать то, о чем они меня просят. Я не могу остаться. Поэтому я должна уйти; я больше ничего не могу сделать". Мой голос был тусклым. Мауст начал убирать тарелки и контейнеры, покачивая своей длинной изящной головой. Я почти ничего не ел: отчасти похмелье, отчасти нервы. Было душное, изматывающее утро; кондиционер в многоквартирном доме снова вышел из строя.
"Неужели то, о чем они просят, действительно так ужасно?" Мауст плотнее запахнул халат, умело балансируя тарелками. Я смотрела на его стройную спину, когда он направлялся на кухню. "Я имею в виду, ты даже мне не говоришь. Ты мне не доверяешь?" Его голос отозвался эхом.
Что я могла сказать? Что я не знала, доверяю ли я ему? Что я любила его, но: только он знал, что я инопланетянка. Это был мой секрет, и я рассказала об этом только ему. Так откуда же узнали Каддус и Крузелл? Откуда узнал Светлый Путь? Моя извилистая, эротичная, преданная танцовщица. Неужели ты думал, что из-за того, что я всегда хранил молчание, я не знал обо всех случаях, когда ты обманывал меня?