“Мы добрались до дедукций и умозаключений, - сказал Лестрейд, подмигивая мне. “Я нахожу, что достаточно трудно оперировать фактами, Холмс, не увлекаясь теориями и фантазиями”.
“Вы правы, - сдержанно сказал Холмс. “ вам действительно очень трудно разобраться с фактами.
— Тайна долины Боскомб, сэр Артур Конан Дойл
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Микрофон и стрела с глухим стуком упали на сцену за мгновение до того, как я оторвал пальцы своей босой правой ноги. Я снял ботинок, потому что после часа ожидания в темной студии NBC у меня начала чесаться нижняя часть правой ноги. Микрофон все еще лежал за кулисами, я потянулся за ботинком и носком, лег на живот и, прищурившись, вгляделся в темноту.
У меня все шло не так, как надо. Я обманом прошел мимо ночного охранника и занял место сбоку от сцены, откуда мог видеть любого, кто входил в студию B. Предполагалось, что убийца подождет, пока я свяжусь со своим информатором, прежде чем сделать свой ход - и быть пойманным. Все это было очень разумно и просто, но убийца, похоже, не понимал, чего от него ожидали.
В тусклом свете коридора за спиной убийцы в зале блеснул металл. Студия B была звуконепроницаемой. Я мог быть мертв, и никто не узнал бы об этом до утра. В 44 года я все еще был проворен и уродлив, но без одного ботинка и против пистолета я был слишком медлителен и безоружен. Вдобавок ко всему, здесь было чертовски мало места, чтобы спрятаться. Даже если бы я смог достать свой револьвер 38-го калибра, который оставил в бардачке своей машины, я бы никогда в жизни не застрелил человека, несмотря на то, что семь лет проработал полицейским в Глендейле, еще пять - охранником в Warner Brothers и почти пять лет частным детективом. Резко контрастируя с этим, мой друг в зале покончил с тремя людьми за последние пять дней. Я был серьезно превзойден.
В любое время, кроме двух часов ночи, кто-нибудь проходил мимо студии и заглядывал в нее - диктор, продюсер, еще кто-нибудь, - но я слишком хорошо подготовился.
Убийца осторожно шагнул вперед, показав сначала дуло своего пистолета, а затем свой силуэт на фоне тусклого света из холла. Когда раздался выстрел, я тяжело перекатился к кабине управления в задней части сцены, бросил ботинок в воздухе и нанес удар ногой по двери. В выстреле не было резкого треска, который я знал и ненавидел. Получился приглушенный звук, похожий на плевок гориллы. Любой здравомыслящий человек, поставленный перед выбором пнуть дверь ногой в ботинке или босиком, выбрал бы ногу в ботинке, но Тоби Питерс не был здравомыслящим человеком. Он был загнанным в угол одноногим идиотом, который думал, что у него есть план поимки убийцы, а вместо этого стал жертвой номер четыре - возможно.
Несмотря на больную спину, очень мало друзей и небольшой счет в банке, у меня был чертовски сильный инстинкт самосохранения. Я перекатился в кабину управления на свою сторону и вскарабкался на стул, пока не уперся в стену под главной панелью. Я слышал, как слегка скрипнули доски сцены, когда убийца последовал за мной. Его серая тень играла на задней стене и напугала меня до чертиков. Я стиснул зубы и попытался пустить слюну, чтобы не закашляться и не выдать себя. У меня болела нога от удара ногой в дверь, как и у меня . Мой клиент предупреждал меня не делать этого, но почему я должен прислушиваться к советам Говарда Хьюза о том, как поймать убийцу? Я рассказывал ему, как вложить миллион, спроектировать самолет, снять фильм? Убийца с глушителем тем временем направлялся к двери диспетчерской, которую я оставил открытой.
Я медленно выбрался из-под панели в дальний конец кабинки, пытаясь вспомнить, есть ли там дверь. Я медленно встал на колени и подполз к стене. Там была дверь. Шаги раздавались не более чем в пятнадцати футах от меня, и если бы я обернулся, я был уверен, что увидел бы дуло пистолета и его слишком тихую смерть. Я схватился за дверь, промахнулся, схватил снова и побежал изо всех сил в надежде, что убийца не прицелится. Второй выстрел пробил акустическую стену справа от меня. Я на бегу снял ботинок и перебросил его через плечо в общем направлении киоска в блестящей надежде, что это замедлит его движение. За моей спиной не было слышно бегущих шагов, и я молился неведомым богам, чтобы убийца был готов покончить с этим делом, если это так.
Я добрался до двери студии и, прихрамывая, направился в вестибюль.
Я хромал не потому, что был босиком, а потому, что одна нога болела от удара ногой по двери, а другая наступила в темноте на что-то острое. Прямо перед вестибюлем была вращающаяся дверь, и я нырнул в нее в поисках помощи. Ночной секретарши там не было. Ночного охранника тоже. Я заковылял к входной двери. На улице никого не было, поэтому я завернул за угол, на парковку, где с трудом добрался до своего ржавого зеленого "бьюика", который сидел, как печальная черепаха, ловя лунный свет на грязном лобовом стекле. Я сел в машину, достал свой пистолет 38-го калибра из перчатки я положил его на приборную панель, бросил быстрый взгляд в сторону здания NBC, убедился, что там никого нет, и вытащил ключи. "Бьюик" перевернулся, но дернулся вперед, ударив меня головой о руль и отправив пистолет 38-го калибра и наполовину использованную коробку "Клинекс" на заднее сиденье. У меня спустило одно колесо. Я обернулся, чтобы нащупать в тени револьвер 38-го калибра, промахнулся и мельком увидел фигуру с пистолетом, медленно идущую через стоянку ко мне. Пуля номер три превратила мое лобовое стекло в паутину. Это была захватывающая картина, но у меня не было времени восхищаться ею или задаваться вопросом, куда, черт возьми, подевалось население Лос-Анджелеса. После еще одного лихорадочного поиска пистолета я толкнул дверь и перекатился на гравий.
Моя серая габардиновая ветровка на молнии от Muller and Bluett's держалась довольно неплохо, но мои расходы росли - спустившая шина, треснувшее лобовое стекло, лекарства и лечение порезанной ноги. Я встал на колени и, обогнув пару машин, пополз к зданию NBC, подсчитывая свои активы.
Это включало в себя около 17 лет сомнительного опыта и темноту, скрывавшую меня. С другой стороны, подумал я, ковыляя к чему-то похожему на дверь, у меня была больная нога, ни пистолета, ни помощи, а за спиной стоял спокойный убийца. Я изо всех сил ударился о боковую дверь, ожидая, что она отскочит от нее, как пуля от стали, но она поддалась, и я ввалился обратно в NBC.
Гэри Купер, вероятно, когда-то был в этом устланном ковром коридоре, но где он был, когда я нуждался в нем? Интересно, что бы он сделал на моем месте. Я знал, что на нем были бы обе туфли и пистолет в руке. Я все ближе и ближе подходил к тому, чтобы представить, как будет выглядеть обнаружение моего тела. Я хотел быть хотя бы полунищим трупом. Я мог видеть, как мой брат Фил, полицейский, стоит надо мной, смотрит на мои босые ноги в синяках и думает, что это именно та чушь, которую он ожидал. Возможно, он потратил бы несколько дней, пытаясь выяснить, почему убийца отвез меня на NBC, снял с меня обувь и пытал, прежде чем посадить. Эта перспектива дала мне такой же стимул продолжать двигаться, как и вероятность моей смерти.
За дверью, в которую я только что нырнул, послышались шаги по гравию. В поле зрения появилось длинное дуло пистолета, и я побежал по коридору, вдыхая запах ковра, стен и людей. Я осознавал слишком многое. Это был верный признак страха.
Секунду или две потребовалось персонажу с пистолетом, чтобы выйти на свет, я толкнул дверь. Она не поддалась. Четвертая пуля прошла мимо.
Пока я, задыхаясь, бежал, в голову пришел план. Он был таким же плохим, как и другие мои планы: я решил кричать, пока кто-нибудь в этом чертовом здании меня не услышит. К черту достоинство. Я бы даже взял старую уборщицу. Но я передумал. Что может значить пара уборщиц для того, кто стремится сравняться с Билли Кидом?
Интересно, заметил ли парень с пистолетом, что я не стрелял в ответ? Я думал о том, чтобы попытаться вернуться к двери и моему "Бьюику", найти этот чертов пистолет 38-го калибра и спрятаться в надежде, что убийца сдастся и пойдет позавтракать или в туалет. Моя нога говорила мне, что у меня ничего не получится.
Справа от меня зажегся свет, и я заглянул в звуконепроницаемую студию, где сидел парень в наушниках и говорил в микрофон. Он держал одну руку на лбу и читал с листа перед собой.
Я постучал в окно, но он меня не услышал, что, возможно, было и к лучшему для него. Позади него в маленькой кабинке дремал инженер. Я прижался лицом к стеклу и сильнее забарабанил в окно. Инженер посмотрел на мое расплющенное лицо, потер рот открытой ладонью и потянулся за очками, но звук за моей спиной подсказал мне, что у меня нет времени ждать. Я свернул в коридор, уверенный, что оставляю кровавый след от своей все более болезненной ноги на чистом голубом ковре NBC, и толкнул первую попавшуюся дверь. Я упал ничком, приземлившись на стол, заваленный пластинками. Стол треснул, пластинки покатились и полетели. У меня перехватило дыхание. Я поднялся на колени, вытер пот с глаз и прислушался. Никаких шагов, только отдаленный звук Томми Дорси, играющего ”This Love of Mine".
Я потянулся, чтобы закрыть за собой дверь, хватая ртом воздух. Я был в маленьком хранилище пластинок. При слабом свете из-под двери я смог разглядеть, что в комнату был только один вход или выход из нее. Затем под дверью появилась тень. Кто-то стоял с другой стороны.
Я был напуган и зол - зол, потому что любой в здравом уме дал бы фору тому, что разрушение NBC привело бы к появлению армии охранников даже в два часа ночи. Гнев не помешал страху скрутить мой желудок. Я протянул руку назад и нащупал большой шкаф. Она открылась почти бесшумно, и я нашел внутри достаточно места, даже со стопками пластинок, чтобы забраться внутрь и закрыть за собой дверь. Дверь не хотела оставаться закрытой, но, держась за острый конец проржавевшего гвоздя, который воткнулся в дерево, я смог удержать ее закрытой. Я знал, что в конце концов мои пальцы сведет судорога, и мне было бы удобнее в другом положении, чем лежать на спине с задранной вверх пульсирующей ногой и тычущей в шею версией “Elmer's Tune" сестер Эндрюс, но я был жив и у меня была надежда.
Дверь в маленькую комнату открылась, и я услышал, как кто-то наступил на одну из разбросанных мной пластинок. Шаги по другим пластинкам, и в комнате зажегся свет, просочившийся сквозь щели в шкафу.
По звуку шагов стало ясно, что убийца находился не более чем на расстоянии роста высокого мужчины. Одним шагом он уменьшился до карликового роста, и дверь шкафа дернули. Я изо всех сил вцепился в свой ржавый гвоздь, перевернувшись на спину. Дверца шкафа открылась, и свет ударил мне в лицо.
Моя надежда на то, что какой-то шум проник в мозг любопытствующего охранника, развеялась, когда я увидел длинный пистолет. Я вывалился из своей крошечной могилы, когда убийца отступил назад и направил пистолет на меня. Теперь особой спешки не было. Я прислонился спиной к стене и встал, чтобы нанести удар. Мои колени были слишком сведены судорогой и слабы, чтобы даже подумать о выпаде. Я пожал плечами и посмотрел на лицо за винтовкой. Это было знакомое лицо, лицо того, кто убил по меньшей мере двух человек. Дуло пистолета поднялось, и я увеличил количество убитых на одного.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Все началось шестью днями ранее. На самом деле, где это началось, вопрос в том, что вас интересует. Это началось для меня примерно в марте 1897 года, когда мои отец и мать решили завести второго отпрыска, и однажды днем Бог устроил удобный ливень, чтобы они могли закрыть свою бакалею и поработать над этим. Девять месяцев спустя, 14 ноября, родился Тобиас Лео Певзнер, которому суждено было стать Тоби Питерсом, детективом и жертвой босоножек. Перепрыгните через 44 года, сломанный нос, распавшийся брак и столько же невыполненных обещаний, сколько брошенных обломков на шоссе Пасифик-Кост, и вы окажетесь в моих меблированных комнатах в понедельник, за неделю до моего выступления на NBC.
В предыдущую пятницу я позвонил по номеру, который дала мне моя бывшая жена Энн, которая работала в Transcontinental и World Airlines. По словам Энн, босс ее босса, Говард Хьюз, хотел хорошего, честного детектива. Я соответствовал, по крайней мере, второй половине этого требования. Я позвонил по этому номеру и провел выходные в библиотеке, собирая информацию о Хьюзе. Он побил всевозможные рекорды по полетам на большие расстояния, владел самолетами Hughes Aircraft в Калвер-Сити, компанией Hughes Tool Company, солидным куском Transcontinental, корпорацией Caddo по производству фильмов, пивоваренным заводом в Техасе и значительной частью шести штатов. Я был впечатлен, прежде всего потому, что решил, что было бы разумно просить у такого парня, как Хьюз, 50 долларов в день, что было настолько за гранью дозволенного, что любой, кроме миллионера, посмеялся бы над этим.
В понедельник утром я сидел в своей комнате и ел очень большую миску хлопьев Kellogg's All-Bran, натуральных слабительных злаков. Я почти три месяца жил в меблированных комнатах в Голливуде за 15 долларов в месяц.
Я не верил, что меблированные комнаты продержатся долго. Мое последнее жилье сравняли с землей бульдозером, чтобы освободить место для супермаркета. Меня выгнали из квартиры, в которой я жил до этого, когда какой-то парень выстрелил в меня и непреднамеренно выпрыгнул из моего окна. Меблированные комнаты были сменой обстановки в тихом районе. Это был импульсивный шаг к семейному спокойствию, но тихая улица и глухая домовладелица уже лишили меня того остатка здравомыслия, который у меня был.
Глухая домовладелица, миссис Плаут, содержала комнату в чистоте, что избавляло меня от небольшого, нечастого чувства вины, которое я всегда испытывал по поводу других мест, где я жил, и позволяло гнить вокруг меня. У меня была плита в углу, раковина, маленький холодильник, несколько тарелок, стол и три стула, коврик, кровать с фиолетовым одеялом, сшитым миссис Плаут, на котором розовой строчкой было написано “Да благословит Бог каждого из нас”, и диван с маленькими салфеточками на подлокотниках, к которым я боялась прикасаться.
Шесть человек, живших в этом месте, в основном занимались своими делами. Я даже не был уверен, кто они все такие, поскольку мое рабочее время было необычным, и я мало общался в холле и не участвовал в еженедельной игре в покер, которую миссис Плаут устраивала в гостиной внизу. В конце концов, мне пришлось бы принять ее приглашение, поскольку она заверила меня, что ставки “умеренные”. Мне было трудно представить ее, закутанную в свою старую шаль и вяжущую крючком салфетки, когда она “поднимала доллар” на одиннадцатицентовую ставку мистера Хилла, близорукого бухгалтера.
В холле зазвонил телефон, и я услышал, как миссис Плаут с кем-то разговаривает. Затем я услышал шлепанье ее ног в тапочках по коридору. Я почти чувствовал запах увядших цветов на ее ситцевом платье, когда она постучала в мою дверь.
“Тони”, - прошептала она. Большую часть первого вечера, когда я переехал, я провел, пытаясь сказать ей, что меня зовут Тоби, но она понимающе улыбалась и продолжала называть меня Тони Пилерс. У меня было достаточно имен, и я мог бы обойтись без этого, но некоторые вещи не стоят затраченных усилий.
“О'кей”, - крикнула я, загребая отруби целиком, чтобы они не размокли, пока я буду идти к телефону.
“Тони”, - продолжала она. “Ты здесь? Тебе звонят”.
“Я здесь. Я сейчас буду”.
Ее ноги затопали прочь, и я поспешил к двери, натягивая брюки. Я заковылял по коридору, чтобы услышать, как миссис Плаут говорит в трубку: “Извините, но Тони нет дома. Не могли бы вы оставить сообщение?”
Мне удалось потуже затянуть ремень и помахать миссис Плаут, которая проигнорировала меня. Несколько секунд мы боролись за телефон. Поскольку я был на тридцать лет моложе ее и на пятьдесят фунтов тяжелее, мне почти удалось выбить телефон из ее пальцев. Я наконец заставил себя повернуться к ней лицом, и меня осенило. Она отдала мне телефон, и я тяжело дышал в него.
“Здесь Питерс”.
“Мистер Хьюз хотел бы видеть вас сегодня”, - произнес мужской голос.
“Хорошо, где?”
“Будь в 7000 Ромейн в 11. Это дает тебе один час”.
“Один час”, - сказал я. “О чем оно?”
Парень на другом конце провода повесил трубку, и я тоже.
Я доел хлопья, выпил еще одну миску с сахаром и молоком и узнал из "Лос-Анджелес таймс", что русские начали мощное контрнаступление против нацистов под Ростовом, что Роммель удерживал британцев в Ливии и что Ф.Д.Р. увидел кризис в Азии, пока ждал ответа Японии на свои принципы мира. “Тучи войны нависают над Тихим океаном”, - гласили заголовки. Я обратился к спортивному разделу и обнаружил, что Хью Галларни, бывший бегун из Стэнфорда, привел команду чемпионата мира "Чикаго Беарз" к победе над "Филадельфия Иглз" со счетом 49: 14 с тремя тачдаунами. "Грин Бэй" по-прежнему на игру опережал "Чикаго" в Западном дивизионе со счетом 10: 1 по сравнению с "Чикаго" 9: 1. После недавнего визита туда у меня появилось сильное любопытство к Чикаго, и я задавался вопросом, как кто-то может играть или хотеть играть в футбол зимой в Чикаго.
Из мультфильма “Частная жизнь” я также узнал, что “самый роскошный будуар Берлина принадлежит не кинозвезде, а Рейнхарду Гейдриху, хладнокровному убийце, который управляет некогда Чехословакией”.
Вооруженный всей этой информацией, я побрился, закончил одеваться, сполоснул миску, притворился, что не заметил свою неубранную постель, и вышел под дождь, игнорируя боль в спине, которая обещала неприятности, если дождь продолжится.
Три маленькие девочки лет восьми прыгали через скакалку на крыльце. Я некоторое время наблюдал за ними, ожидая перерыва в дожде, чтобы броситься к "Бьюику", сдвинуть шляпу на затылок и почувствовать себя детективом.
У прыгавшей девушки не хватало трех верхних зубов, а рот был широко открыт. Двое канатоходцев скандировали:
Выдумка, выдумка, расскажи судье
У матери есть новорожденный ребенок;
Это не девочка и это не мальчик;
Это просто прекрасная молодая леди.
Заверните это в папиросную бумагу
И отправьте его на лифте;
Первый этаж, мисс;
Второй этаж, мисс;
Третий этаж, мисс;
Четвертый этаж,
Вышвырни его за дверь лифта.
Поскольку это было все, что я мог взять у "молодежи Америки" на две миски отрубей, я бросился к машине и добрался до нее, не слишком повредив свой костюм дождем.
"Семь тысяч Ромэйн" было большим офисным зданием, и они ожидали меня. Молодой человек, похожий на бывшего студента семинарии, со светлыми волосами, разделенными пробором почти посередине, представился деканом и проводил меня до лифта, комментируя погоду, невзгоды войны и нашу общую надежду на процветание. Я сказал, что он прав, и последовал за ним через лабиринт комнат. Казалось, что все были рассажены по изолированным комнатушкам.
Дин прочитал мои мысли и продолжал идти.
“Мистер Хьюз предпочитает держать сотрудников порознь, чтобы они не сплетничали и не знали, чем каждый из них занимается. Он верит в сохранение секретов компании ”.
Мы вошли в большой кабинет с толстым синим ковром и изображениями птиц на стене. Там был бар, стол, радио, письменный стол и чертовски хороший вид. Но он выглядел неиспользуемым.
Молодой парень снова прочитал мои мысли, за что, вероятно, ему и заплатили.
“Этот офис предназначен для мистера Хьюза, но он никогда сюда не приходит”.
“Сегодняшний день особенный”.
Он отрицательно кивнул головой.
“Нет, сегодня ничего особенного. Вам следует подождать здесь звонка от мистера Хьюза”.
“Жизнь была под угрозой, и он был осторожен”, - предположила я, подходя к окну.
“Нет”, - сказал мужчина, его губы играли, изображая удивление. “Это обычная процедура мистера Хьюза”.
“Понятно”, - сказал я со знанием дела.
Дин проверил неиспользуемый стол, чтобы убедиться, что на нем все в порядке. “Я не знаю, почему он делает две трети того, что он делает. И я не знаю, почему он хочет тебя видеть”.
“Потрясающе”, - сказала я, поворачиваясь, чтобы улыбнуться ему, зная, что моя улыбка делает меня похожей на восхищенную горгулью.
Мы полчаса смотрели друг на друга и смотрели на телефон. В полдень принесли поднос с едой. По словам Дина, Хьюз сам заказал мне обед, который оказался салатом, бутербродом с беконом и авокадо на белом хлебе и большим стаканом молока. Дин заказал то же самое. Мы ели в тишине за маленьким столиком, и я почувствовал, как мой разум играет с кататонией.
“Могу я предложить вам еще что-нибудь?” спросил он, когда закончил и вытер рот салфеткой. “Еще поесть? Что-нибудь выпить или почитать?”
“Как насчет еще одного сэндвича с авокадо на закуску?” Я попробовала. Он не выглядел рассерженным или удивленным. Мы подождали еще немного, и я посмотрела на часы. Мне сказали, что было 12:45, что могло быть правдой, а могло быть и через несколько часов.
Я включил радио без разрешения, настроился на KFI и послушал Вика и Сейд . Дядя Флетчер и Сейд провели шоу, обсуждая, как они собираются вместе пообедать. Когда все закончилось, звонок на столе заставил молодого Дина подойти поближе. Он схватил телефон, сказал “да” и повесил трубку.
“В Бербанке есть частный аэропорт на ...” - начал Дин.
“Я знаю, где это”, - вмешался я.
“Хорошо. Вы должны немедленно отправиться туда”.
“Что, если я не пойду туда немедленно? Что, если мне не понравится, что со мной обращаются как с продавцом пылесосов?”
“Прости?” - переспросил Дин, как будто не слышал меня.
“Что, если мне не захочется ехать в Бербанк? Что, если я вместо того, чтобы инвестировать 30 копеек и посмотреть "Гражданина Кейна" на Гавайских вместо этого, и, возможно, еще 40 центов на пару тако?”
“Это, вероятно, стоило бы мне работы”, - сказал он.
“Мне это не кажется такой уж чертовой работой, Дин”, - сказал я, направляясь к двери.
“Мистер Дин, Уолтер Дин”, - поправил он. “Это хорошо оплачивается, - сказал он, подавая признаки жизни, “ и вы можете познакомиться со всевозможными странными людьми”.
“Нравится Говард Хьюз?”
“Хотите верьте, хотите нет, мистер Питерс, но у нас с вами уже был более долгий разговор, чем у меня с мистером Хьюзом. Надеюсь, вам понравится гражданин Кейн ” .
Я смотрела на него и не могла понять, имел ли он это в виду или весь его ответ был какой-то уловкой, чтобы поддерживать у меня хорошее настроение. Если он и был фальшивкой, то хорошей.
“Бербанк?” Переспросил я.
Он кивнул, и я ушла, поспешив по тихим, устланным коврами коридорам прочь из этого проклятого здания так быстро, как только могла. Мои шаги даже не отдавались эхом, чтобы составить мне компанию. В здании не было эха. И не было людей, идущих по коридорам и болтающих, и не было людей у кулеров с водой. Не было кулеров с водой.
Я уже был влюблен в Говарда Хьюза , когда ехал в Бербанк под дождем , слушая Молодого вдовца Брауна . Я зашел в аптеку за кока-колой после того, как по радио мне сказали: “Небольшая минута перед большим отдыхом означает больше и качественнее работать”. Это был разумный совет, и хотя обычно я пристрастился к Пепси, я доказал свою гибкость. Я также купил тюбик мази "Мустерол", чтобы смазывать спину, когда вернусь домой. Если это было достаточно хорошо для пятерых детей Дионн, и по радио так сказали, то этого было достаточно и для Тоби Питерса. Я пытался придумать, как уговорить Кармен, вдову-кассиршу в Levy's Grill, пригласить меня к ней на угощение "Мустероле". Я бы даже вложил 30 центов и взял ее с собой на Гавайи. Имея более 300 долларов в банке и потенциального клиента-миллионера на подходе, я мог позволить себе кое-какую роскошь, может быть, даже полный бак бензина.
К тому времени, как я добрался до аэропорта, дождь превратился в сплошные полосы тонкого липкого клея. Я припарковался на небольшой стоянке и побежал к ближайшему зданию. Двое парней остановили меня, прежде чем я успел укрыться за жестяным козырьком. Оба были хорошо одеты, неулыбчивы и сухи. К тому же они были крупными. По крайней мере, один из них должен был быть уродливым, но это было не так. Они выглядели так, как все представляют ФБР.
“Я должен был встретиться с Хьюзом здесь”, - сказал я, проводя рукой по голове, чтобы сохранить сухим небольшой участок кожи головы.
Они расступились, чтобы пропустить меня.
“Спасибо”, - сказал я, протискиваясь между ними и проходя через белую деревянную дверь. Они последовали за мной, выглядя уверенными. Мне это не понравилось, и мне не понравилось встречаться с потенциальным клиентом с губкой-соском.
“Вам следовало спросить, как меня зовут”, - сказал я, оглядывая маленький пустой офис.
Один из серых дублеров фильма шагнул вперед, и я обернулся, ожидая неприятностей и, возможно, желая их. Ожидание в кабинете Хьюза и игра под дождем сделали меня жестким и глупым. Серый двойник протянул мне визитку. На карточке была моя фотография. Я кивнул, вернул ее и сел на скамейку напротив старого письменного стола, заваленного счетами и бумагами. Дождь от скуки барабанил по жестяной крыше, когда один из них вышел обратно на улицу, а другой остался, чтобы не спускать с меня глаз.
“Что теперь?” Спросил я. “Мне завязывают глаза и перевозят в Северную Канаду?”
“Мистер Хьюз сейчас спустится”, - сказал он. Они с Уолтером Дином на Ромэйне учились в одной школе. Я услышал снаружи жужжание маленького самолета и повернулся, чтобы посмотреть на поле. Вдалеке из волн темного дождя появилась точка, которая увеличивалась по мере того, как направлялась к нам и приземлилась на землю с легким толчком и жужжанием. Самолет, двухмоторная серебристая штуковина, становился все больше и медленнее, пока не остановился примерно в тридцати ярдах от нас. Из машины выбрались двое мужчин, один хорошо сложенный, в светлом костюме, другой высокий и худощавый, в слаксах и старой куртке на молнии. Тот, что в костюме, побежал вперед, в то время как худой парень неторопливо шел, не обращая внимания на дождь и погруженный в свои мысли. Парень в костюме ворвался в дверь, тяжело дыша. Ему было около пятидесяти, в очках с толстыми стеклами. Он посмотрел на меня, снял куртку, одернул ее один раз, чтобы стряхнуть верхний слой влаги, и посмотрел на дверь. Вошел второй мужчина. Он откинул назад свои мокрые темные волосы, стиснул зубы, ни на кого не глядя, и расстегнул свой потрепанный пиджак, обнажив чистую белую рубашку без галстука. Что-то было у него на уме. Ему было за тридцать, рост около шести футов четырех дюймов, и у него были небольшие усики, которые никак не могли решить, быть ли чем-то достойным восхищения или чем-то неприметным. По тому, как парочка в деловых костюмах смотрела на него, стараясь не смотреть в его сторону, я предположил, что это Хьюз.
“Ноа, скажи Роду, чтобы он поддержал это еще на одну восьмую оборота. Нет, сделай это на седьмую. Я займусь этим, как только все будет сделано”. Парень, который был в самолете с Хьюзом, кивнул, снова надел мокрую куртку и, не сказав ни слова, вышел под дождь. Хьюз сидел на краю стола, глядя в иллюминатор на неподвижный самолет. Он прикоснулся к нижней губе, посмотрел сквозь меня и закрыл глаза. На него снизошло вдохновение, и он повернулся, чтобы взять трубку.
“Ной уже добрался туда, Род?” - крикнул он, как будто не был уверен в том, что телефон способен передать его голос. “Хорошо, в дополнение к седьмому, проверь еще раз задние клапаны. Я знаю, что ты это сделал ”. Хьюз повесил трубку и скрестил руки на груди. Я дал ему еще около трех минут, пока пытался вызвать сочувствие у парня, который выглядел как сотрудник ФБР, но у него ничего не было.
Наконец, я сказал: “Мистер Хьюз”.
Хьюз не ответил, и я встал. На этот раз я говорил немного громче.
“Мистер Хьюз”.
Ничего.
В третий раз я издал нечто близкое к крику. Хьюз поднял глаза.
Он перевел взгляд на меня и медленно осмотрел комнату.
“Ты...”
“Питерс, Тоби Питерс. Я ем бутерброды с авокадо и беконом, часами жду в голубых офисах, совершаю длительные поездки под дождем и иногда провожу конфиденциальные мероприятия ”.
Хьюз впервые посмотрел на меня с серьезным интересом.
“Твой рост пять футов девять дюймов, тебе 44 года. Твой брат - лейтенант полиции Лос-Анджелеса в округе Уилшир. У вас офис в Фаррадей Билдинг, ровно 323 доллара в банке и больная спина, которая, должно быть, причиняет вам сейчас некоторую боль, потому что она разгорается во влажную погоду. ”