Я ТОЛЬКО что вернулась домой после того, как рассказала своей любимой сестре, что ее мужа съел лев. Я была не в настроении приветствовать нового клиента.
Некоторые осведомители могли бы воспользоваться любым шансом расширить свой список обвинений. Я хотел тишины, темноты, забвения. Особой надежды не было, поскольку мы находились на Авентинском холме, в самый шумный час теплого майского вечера, когда весь Рим был открыт для торговли и попустительства. Что ж, если я не могу рассчитывать на покой, то, по крайней мере, заслуживаю выпить. Но ребенок ждал меня возле моей квартиры на полпути по Фаунтейн-Корт, и как только я заметил ее на балконе, я догадался, что с угощением придется подождать.
Моя подруга Хелена всегда с подозрением относилась ко всему чересчур хорошенькому, что появлялось в очень короткой тунике. Неужели она заставила потенциального клиента ждать снаружи? Или эта умная маленькая девочка только взглянула на нашу квартиру и отказалась заходить внутрь? Вероятно, она была связана с роскошным креслом-переноской с изображением Медузы босс на гладко выкрашенной половинчатой двери, которое было припарковано под балконом. Наше скудное жилище могло показаться ей крайне нежелательным. Я сам его ненавидел.
На том, что считалось портиком, она нашла себе табуретку, с которой я наблюдал за окружающим миром. Когда я поднимался по истертым ступеням из переулка, мое первое знакомство было с парой миниатюрных, ухоженных белых ножек в сандалиях с золотыми ремешками, безутешно постукивающих по перилам балкона. Мысль о четырех детях Майи, испуганных и заплаканных, все еще жгла мою память, и это было все, чего я хотел от знакомства. У меня было слишком много собственных проблем.
Тем не менее, я заметил, что маленькая особа на моем стуле обладала качествами, которые я бы когда-то приветствовал в клиенте. Она была женщиной. Она выглядела привлекательной, уверенной в себе, опрятной и хорошо одетой. Она, похоже, была хороша и за солидную плату. На ее пухлых ручках было множество браслетов. Зеленые стеклянные бусины с блестящими вставками запутались в четырехцветной тесьме на шее ее туники тонкой работы. Искусные будуарные горничные, должно быть, помогли уложить темные локоны кольцом вокруг ее лица и закрепить золотую сеточку, которая фиксировала их на месте. Если она сильно обнажала ноги под туникой, то это потому, что туника была слишком короткой. Она с невозмутимой легкостью сняла свою гладкую изумрудную накидку, когда та соскользнула с ее плеч. Она выглядела так, словно предполагала, что сможет справиться со мной так же легко.
Была одна проблема. Моим идеальным клиентом, если предположить, что Елена Юстина разрешит мне помогать такому человеку в наши дни, была бы дерзкая вдова в возрасте где-то между семнадцатью и двадцатью. Я поместил эту маленькую жемчужину в гораздо менее опасную категорию. Ей было всего пять или шесть.
Я облокотился на балконную стойку, гнилую древесину, которую домовладелец должен был заменить много лет назад. Когда я заговорил, мой голос прозвучал устало даже для меня. “Привет, принцесса. Ты не можешь найти привратника, который впустит тебя?” Она презрительно посмотрела на меня, зная, что в грязных плебейских квартирах не было рабов, чтобы приветствовать посетителей. “Когда ваш семейный репетитор начнет учить вас риторике, вы обнаружите, что это была слабая попытка иронии. Могу я вам помочь?”
“Мне сказали, что здесь живет информатор”. Ее акцент говорил о том, что она из высшего общества. Я это понял. Я старался, чтобы это не предвзяло меня. Ну, не слишком сильно. “Если вы Фалько, я хочу проконсультироваться с вами”. Это прозвучало четко и на удивление уверенно. Подбородок поднят, будущий клиент уверен в себе, у него были яркие манеры звезды гимнастики на воздушной трапеции. Она знала, чего хочет, и ожидала, что ее выслушают.
“Извините, я недоступен для найма”. Все еще расстроенный своим визитом к Майе, я высказался строже, чем следовало.
Клиентка пыталась завоевать мое расположение. Она опустила голову и жалобно посмотрела на свои пальчики ног. Она привыкла выпрашивать у кого-нибудь сладости. Большие карие глаза умоляли об одолжении, уверенные в том, что она получит то, о чем просит. Я просто одарил ее тяжелым взглядом человека, вернувшегося после того, как сообщил трагические новости людям, которые затем решили обвинить его в трагедии.
Появилась Елена. Она бросила хмурый взгляд на милашку в браслетах, затем печально улыбнулась мне из-за решетчатой половинки двери, которую мы с Петрониусом соорудили, чтобы моя годовалая дочь не выползала наружу. Джулия, моя спортивная наследница, теперь просунула лицо сквозь перекладины на уровне колен, отчаянно желая узнать, что происходит, даже если это оставило ее с поцарапанными щеками, раздавленным ртом и перекошенным носом. Она приветствовала меня бессловесным бульканьем. Нукс, моя собака, перепрыгнула через половинку двери, показывая Джулии, как сбежать. Клиентку сбил со стула этот безумный комок вонючей шерсти, и она отпрянула назад, пока Накс исполняла свой обычный буйный танец, чтобы отпраздновать мое возвращение домой и шанс, что теперь ее можно накормить.
“Это Гайя Лаэлия”. Хелена указала на потенциальную клиентку, как потрепанный фокусник, достающий из потускневшего ларца кролика, который, как известно, брыкается. Я не мог точно сказать, относилось ли неодобрение в ее тоне ко мне или к ребенку. “У нее некоторые проблемы в семье”.
Я разразился горьким смехом. “Тогда не ищи у меня утешения! У меня самого такие проблемы. Послушай, Гайя, моя семья считает меня убийцей, расточителем и вообще абсолютно ненадежным ублюдком - вдобавок ко всему, когда я могу попасть в свою квартиру, мне приходится купать ребенка, готовить ужин и ловить двух птенцов, которые гадят повсюду, бегают под ногами у людей и клюют собаку ”.
Как по сигналу, крошечный ярко-желтый птенец с перепончатыми лапками выбежал из щели в половинчатой двери. Мне удалось выставить ее, гадая, где же вторая, затем я схватил Накс за воротник, прежде чем она успела броситься на нее, и столкнул ее вниз по ступенькам; она царапалась о мои ноги, надеясь съесть птичку.
Браслеты сердито звякнули, как козлиные колокольчики, когда Гея Лаэлия топнула своей маленькой, обтянутой золотом ножкой. Она утратила часть своего прежнего вида зрелости. “Ты ужасен! Я надеюсь, что твой утенок умрет!”
“Утенок - это гусенок”, - холодно сообщил я ей. “Когда он вырастет” - если мне когда-нибудь удастся выкормить его от яйцеклетки до взрослой жизни без того, чтобы Нукс или Джулия не напугали его до смерти, - “это будет страж Рима на Капитолии. Не оскорбляй существо со священным предназначением на всю жизнь.”
“О, это ерунда”, - усмехнулась сердитая маленькая мадам. “У многих людей своя судьба...” Она замолчала.
“Ну?” Терпеливо поинтересовался я.
“Мне не позволено говорить”.
Иногда секрет убеждает тебя взяться за эту работу. Сегодня тайны меня не привлекали. Ужасный день, который я только что провела у своей сестры, убил всякое любопытство.
“И вообще, зачем ты принес это сюда?” - спросила Гея, кивая на гусенка.
Несмотря на мою депрессию, я старался говорить гордо. “Я прокуратор домашней птицы Сената и народа Рима”.
Моя новая работа. У меня была всего день. Она все еще была незнакомой, но я уже знала, что это не то, что я бы выбрала для себя.
“Лакей в перьях”. Хелена хихикнула из-за двери. Ей это показалось забавным.
Гея тоже отнеслась к этому пренебрежительно: “Это звучит так, словно название ты выдумал”.
“Нет, это придумал император, умный старина”.
Веспасиан хотел назначить меня на должность, которая выглядела бы как награда, но которая не стоила бы ему большого жалованья. Он придумал это, пока я был в Северной Африке. По его зову я проделал весь путь домой из Триполитании, страстно надеясь на положение и влияние. Вместо этого имперский шутник отправил меня на тот свет гусями. И да, я тоже был награжден Священными Цыплятами авгуров. Жизнь отвратительна.
Гея, которая умела быть настойчивой, все еще хотела, чтобы я объяснил, почему желтая птица жила в моем доме. “Почему ты держишь ее здесь?”
“Получив свою почетную должность, Гея Лаэлия, я поспешила осмотреть своих подопечных. Предполагается, что гуси Юноны сами не высиживают яйца в Капитолии - их потомство обычно выращивают под присмотром каких-нибудь червивых кур на ферме. Вылупились два гусенка, которые не знали о системе, и по прибытии в Храм Юноны Монеты я обнаружил, что дежурный священник собирается свернуть их священные шейки.”
“Почему?”
“Кто-то пожаловался. Вид бегущих гусят разозлил какого-то древнего отставного старика Фламина Диалиса ”. Фламин Диалис был верховным жрецом Юпитера, главным смазчиком высшего бога великой Олимпийской триады. Эта угроза, которая ненавидела недолеток, должно быть, лишенный чувства юмора традиционалист худшего типа.
Возможно, он поскользнулся на их кашице, которую гусята часто оставляли в больших количествах. Вы можете себе представить, какие проблемы у нас теперь были дома.
Гея моргнула. “Ты не должен расстраивать Фламина!” - прокомментировала она довольно странным тоном.
“Я обращусь с этим Фламеном так, как он заслуживает”. Мне удалось не встретиться с ним лицом к лицу; я только что слышала его стоны от измученного послушника. Я намеревалась избегать его. В противном случае, я бы закончил тем, что сказал какому-нибудь влиятельному ублюдку, куда он может засунуть свою служебную палочку. Как государственный обвинитель, я больше не был волен это делать.
“Он очень важен”, - настаивала девушка. Казалось, она чем-то обеспокоена. Было очевидно, что Фламенко слишком высокого мнения о себе. Я ненавижу представителей древнего духовенства с их снобизмом и нелепыми табу. Больше всего я ненавижу их тайное влияние в Риме.
“Ты говоришь так, как будто знаешь его, Гайя!” Я был сатириком.
Именно тогда она сбила меня с толку: “Если его зовут Лаэлий Нументинус, то он мой дедушка”.
Мое сердце упало. Это было серьезно. Связываться с каким-то скрытным королем культовых священнослужителей из-за пары неуместных гусят было достаточно плохим началом для моей новой должности, если бы он не узнал, что его любимая внучка обратилась ко мне, желая, чтобы я действовал вместо нее. Я заметил, как Хелена подняла брови и вздрогнула от тревоги. Пора заканчивать с этим.
“Верно. Как ты здесь оказалась, Гея? Кто рассказал тебе обо мне?”
“Вчера я встретил кое-кого, кто сказал, что ты помогаешь людям”.
“Олимп! Кто сделал это дикое заявление?”
“Это не имеет значения”.
“Кто знает, что ты здесь?” - обеспокоенно спросила Хелена.
“Никто”.
“Не уходи из дома, не сказав людям, куда идешь”, - упрекнула я ребенка. “Где ты живешь? Это далеко?”
“Нет”.
Внезапно из дома донесся громкий крик Джулии. Она отползла и исчезла, но теперь у нее были какие-то срочные проблемы. Хелена поколебалась, затем быстро подошла к ней на случай, если в кризисе понадобится горячая вода или острые предметы.
Шестилетнему ребенку ничего не могло понадобиться от осведомителя. Я имел дело с разводами и финансовыми махинациями; кражами произведений искусства; политическими скандалами; потерянными наследниками и пропавшими любовниками; необъяснимыми смертями.
“Послушай, я работаю на взрослых, Гайя, и тебе следует пойти домой, пока твоя мать не хватилась тебя. Это твой транспорт на улице?”
Девочка выглядела менее уверенной в себе и, казалось, была готова спуститься к сложному транспортному средству, которое я видела ожидающим внизу. Автоматически я начала задаваться вопросом. Богатый и сильно избалованный младенец, позаимствовавший прекрасный мамин выводок и носильщиков. Часто ли это случалось? И знала ли мама, что сегодня Гайя украла выводок? Где мама? Где была нянька, которую Гайя должна была привязать к себе даже в семейном доме, не говоря уже о том, когда она покидала его? Где, подумал отец во мне без особой надежды на серьезный ответ, был обремененный тревогой папа Геи?
“Меня никто не слушает”, - прокомментировала она. В устах большинства детей ее возраста это было бы раздражением; в устах этого ребенка это звучало просто смирением. Она была слишком молода, чтобы быть настолько уверенной, что ее не считали.
Я смягчился. “Хорошо. Не хочешь быстро рассказать мне, зачем ты пришел?”
Она потеряла веру. Предполагая, что у нее когда-либо была вера в меня. “Нет”, - сказала Гея.
Я был на несколько ступенек ниже ее, но все еще мог смотреть ей в глаза. Ее юный возраст был бы в новинку, если бы я был готов принять ее предложение - но мое время бессмысленного риска прошло. С моей новой должностью от Веспасиана, какой бы нелепой она ни была, мой социальный статус резко улучшился; я больше не мог потворствовать эксцентричным решениям.
Мне удалось обрести терпение, которое ты должна расточать ребенку. “У всех нас бывают ссоры с нашими родственниками, Гайя. Иногда это имеет значение, но чаще всего это ни к чему не приводит. Когда ты успокоишься, и когда у того, кто тебя обидел, будет время сделать то же самое, просто тихо извинись. ”
“Я не сделал ничего, за что стоило бы извиняться!”
“Я тоже, Гея, но поверь мне на слово, с твоей семьей лучше всего просто сдаться”.
Она промаршировала мимо меня, высоко подняв голову. Обремененный Наксом и гусенком, я мог только отойти в сторону. Но я перегнулся через перила, когда она достигла уровня улицы, и в пределах слышимости носильщиков (которым следовало бы догадаться, прежде чем тащить ее) Я по-отечески приказал ей отправляться прямо домой.
Елена Юстина вышла ко мне, когда я наблюдал за удаляющимся выводком. Она посмотрела на меня своими прекрасными карими глазами, глазами, полными спокойного ума и лишь наполовину скрытой насмешки. Я выпрямился, поглаживая гусенка. Он издал громкий, призывный писк, на который Хелена хмыкнула. Я тоже сомневался, что произвел слишком сильное впечатление на свою возлюбленную.
“Ты отпустил ее, Маркус?”
“Она решила по собственному желанию”. Хелена явно что-то знала. Она выглядела обеспокоенной. Я тут же пожалел о своем отказе. “Так от какой замечательной работы от этой Геи я только что жестоко отказался?”
“Разве она тебе не сказала? Она думает, что ее семья хочет ее убить”, - сказала Хелена.
“О, тогда все в порядке. Я волновался, что это могло быть действительно срочно”.
Хелена подняла бровь. “Ты в это не веришь?”
“Внучка верховного жреца Юпитера? Это был бы громкий скандал, и ошибки быть не могло ”. Я вздохнул. Выводок уже исчез, и я ничего не мог теперь поделать. “Она привыкнет к этому. Моя семья так относится ко мне большую часть времени”.
II
ДАВАЙТЕ ВЕРНЕМСЯ на день назад и все проясним.
Мы с Хеленой только что вернулись из Триполитании. Это было срочное морское путешествие, предпринятое в спешке после ужасной смерти и похорон Фамии. Моей первой задачей после путешествия должно было стать сообщить плохие новости моей сестре. Она, должно быть, ожидала худшего от своего мужа, но то, что его съест лев на арене, было бы большим, чем даже Майя могла предвидеть.
Мне нужно было спешить, потому что я хотел сам тихо рассказать Майе. Поскольку мы привезли с собой моего партнера Анакритиса, который жил с моей матерью, мама должна была узнать о случившемся довольно быстро. Моя сестра никогда бы мне не простила, если бы кто-то еще узнал эту новость раньше нее. Анакритес обещал хранить молчание по этому поводу столько, сколько сможет, но мама была печально известна тем, что выбалтывала секреты. В любом случае, я никогда не доверял Анакриту.
Обремененный своими обязанностями, я помчался в дом моей сестры, как только мы прибыли в Рим. Майи не было дома.
Все, что я мог тогда сделать, это прокрасться домой, надеясь, что смогу найти ее позже. Как оказалось, Анакриту не грозила опасность посплетничать с Ма, потому что и ему, и мне были отправлены сообщения с приглашением на встречу на Палатине для обсуждения результатов переписи. По случайному совпадению, позже я обнаружил, что самой Майи не было дома, потому что она тоже была на приеме с королевскими связями - не то чтобы я когда-либо ожидал этого от моей убежденной республиканки- сестры, хотя ее любимым заведением был Золотой дом на другой стороне Форума, тогда как мы отправились на поиски узких удовольствий бюрократии в старые императорские кабинеты во Дворце цезарей Клавдиев.
Прием, на котором присутствовала Майя, имел бы отношение ко всему, что произошло впоследствии. Мне было бы полезно предупредить ее, чтобы она немного подслушала. Тем не менее, вы редко знаете это заранее.
В кои-то веки я навестила Веспасиана в полной уверенности, что ему не на что жаловаться.
Я работал над переписью большую часть года. Это была моя самая прибыльная работа за всю историю, и я сам нашел такую возможность. Анакрит, ранее главный шпион императора, был моим временным партнером. Это оказалось на удивление удачной сделкой, учитывая, что однажды он пытался меня убить, и что я всегда ненавидела его профессию в целом и его самого в частности. Мы были отличной командой, выманивая деньги у лживых налогоплательщиков. Его подлость дополняла мой скептицизм. Он вел себя грязно со слабыми; я очаровывал сильных. Секретариат, перед которым мы отчитывались, не понимая, насколько хорошими мы будем, пообещал нам значительный процент от всех выявленных нами недоплат. Поскольку мы знали, что Перепись проводится в сжатые сроки, мы сработали на совесть. Лаэта, наш связной, как обычно, попыталась отказаться, но теперь у нас был свиток, подтверждающий, что Веспасиану понравилось то, что мы для него сделали, и что мы богаты.
Каким-то образом в конце нашего поручения мы с Анакритом обошлись без убийств друг друга. Несмотря на это, он сделал все возможное, чтобы закончить неприятно. В Триполитании идиот умудрился чуть не погибнуть на арене. Настоящие бои гладиатора обрекли бы его на позор общества и суровые юридические наказания, если бы кто-нибудь в Риме когда-нибудь узнал. Когда он оправился от своих ран, ему пришлось смотреть правде в глаза, зная, что я приобрела над ним постоянную власть.
Он пришел на собрание раньше меня. Как только я вошла в высокий сводчатый зал для аудиенций, я была раздражена, увидев его бледное лицо. Его бледность была естественной, но под длинными рукавами его туники были повязки, и я, зная об этом, мог видеть, как он очень осторожно держал свое тело. Ему все еще было больно. Это меня взбодрило.
Он знал, что в тот день я должен был навестить Майю. Если бы я пропустил дворцового посыльного, я задавался вопросом, держал бы меня дорогой Анакритис в неведении об этой встрече.
Я усмехнулась ему. Он никогда не знал, как это воспринять.
Я даже не попытался присоединиться к нему в другом конце комнаты. Он плюхнулся рядом с Клавдием Лаэтой, папирусным жуком, которого мы обошли по шкале гонораров. Теперь, когда наша перепись была закончена, Анакритес хотел вернуться к своей старой работе. На протяжении всей этой встречи он держался поближе к Лаэте; они постоянно обменивались небольшими любезностями вполголоса. На самом деле они были вовлечены в борьбу за одну и ту же руководящую должность. За пределами отдельных офисов, где они строили козни друг против друга, они вели себя вежливо, как лучшие друзья. Но если одна из них когда-нибудь последует за другой по темному переулку, на следующий день ее найдут мертвой в канаве. Возможно, к счастью, дворцы обычно хорошо освещены.
Зал заседаний был устроен в виде квадрата с мягкими тронами для императора и его сына Тита, двух официальных цензоров; там были кресла со свитками, что означало, что мы ожидали сенаторов, и жесткие табуреты для низших чинов. Писцы выстроились вдоль стен, встав. У большинства из большого собрания были лысые головы и плохое зрение. Пока не пришли Веспасиан с Титом, которому было за тридцать, Анакрит, Лаэта и я выделялись, будучи моложе даже секретарей в кулуарах. Мы были среди твердолобых казначеев типа Сатурна, иссохшей смеси жречества и собирательства денег, которые теперь радостно пересчитывали выручку от переписи населения в окованные железом сейфы в подвале своего храма. Их оттесняли посланцы сенаторского звания, посланные в провинции для сбора налогов с лояльных членов Империи за океаном, которые с такой благодарностью приняли римское правление и так неохотно согласились за это платить.
Позже, в свое царствование, Веспасиан открыто называл этих посланников своими “губками”, размещенными за границей, чтобы впитывать для него деньги, подразумевая, что его не слишком волнует, какие методы они используют. Без сомнения, они уравновесили свои природные склонности к травле и жестокости с его явным желанием прослыть “хорошим” императором.
Я знал одного из посланников - Рутилия Галлика, назначенного арбитром в земельном споре между Lepcis Magna и Oea. Я встретил его там. Каким-то образом между его первым разговором со мной и отъездом он увеличил свой титул, пока не стал уже не простым землемером пустыни, а специальным агентом императора по переписи населения в Триполитании. Я далек от мысли подозревать этого благородного человека в том, что он занимается разработкой своей компетенции. Очевидно, что как бывший консул, он был в почете во Дворце. В Лепсисе мы наслаждались тесными социальными узами двух римлян, оказавшихся вдали от дома, среди коварных иностранцев, но теперь я почувствовала, что начинаю относиться к нему с опаской. Он был более влиятелен, чем я предполагала ранее. Я предполагала, что его возвышение нигде не достигло своего апогея. Он мог бы быть другом, но я бы не стала на это рассчитывать.
Я ненавязчиво поприветствовал его; Рутилий кивнул в ответ. Он сидел спокойно, не привязанный ни к какой определенной группе. Зная, что он приехал в Рим сенатором в первом поколении от Augusta Taurinorum на презираемом севере Италии, я почувствовала, что от него веет чужаком. Я думала, его это не беспокоит.
Быть новым человеком, над которым глумились патриции, больше не было помехой с тех пор, как Веспасиан, законченный деревенский выскочка, которого никто никогда не принимал всерьез, удивил мир и провозгласил себя императором. Теперь он вошел в зал с видом любознательного зрителя, но направился прямо к своему трону. Он носил пурпур на своем крепком теле с видимым удовольствием и, не прилагая никаких усилий, доминировал в комнате. Старик занял свое место в центре, крепкая фигура, на лбу морщины, словно от усилий всей жизни. Это было обманчиво. Сатирики могли бы поиздеваться над его страдающей запором внешностью, но у него был Рим и весь Истеблишмент именно там, где он хотел, и его мрачная улыбка говорила о том, что он это знал.
В конце концов рядом с ним оказался Тит, такой же коренастый, но вдвое моложе своего отца и вдвое жизнерадостнее. Он не спешил занимать свое место, поскольку приветливо приветствовал тех, кто только недавно вернулся в Рим из провинций. У Титуса была репутация милого мягкосердечного душки - всегда признак мерзкого ублюдка, который мог быть чертовски опасен. Он придавал новому двору Флавиев энергию и талант - и вместе с королевой Иудеи Береникой, экзотической красавицей на десять лет старше его, которая, не сумев заманить Веспасиана в ловушку, обратила свои напыщенные чары на нечто другое. После всего лишь одного дня пребывания на Форуме я уже знал, что горячей новостью было то, что она недавно последовала за своей красивой игрушкой в Рим.
Предполагалось, что сам Тит будет вне себя от радости из-за этой сомнительной удачи, но я был чертовски уверен, что Веспасиан справится с этим. Отец основывал свои имперские притязания на высоких традиционных ценностях; будущая императрица с историей инцеста и вмешательства в политику никогда не смогла бы создать подходящий портрет для стены спальни следующего юного цезаря, даже если бы позировала художнику, посасывая стило и выглядя как домоседка-девственница, думающая только о кухонных запасах. Кто-то должен сказать ей: Беренис получит толчок.
Тит, дружелюбный парень, благосклонно улыбнулся, когда заметил меня. Веспасиан заметил, что Тит улыбается, и нахмурился. Будучи реалистом, я предпочитал хмуриться.
Детали последующей встречи, вероятно, подпадают под официальные правила секретности. Результаты в любом случае полностью видны. В начале своего правления Веспасиан объявил, что ему нужно четыреста миллионов сестерциев, чтобы поставить Рим на ноги. Вскоре после завершения Переписи он начал строить и перестраивать каждый участок в поле зрения, а удивительный амфитеатр Флавиев в конце Форума стал символом его достижений. То, что он достиг своей огромной финансовой цели, вряд ли является новостью.
Даже с председателем, который ненавидел безделье, и самыми умными чиновниками в мире, которые руководили повесткой дня, бюджет империи огромен. Нам потребовалось четыре часа, чтобы оценить все цифры.
Веспасиан, казалось, никогда не замечал, что у него были основания для крайнего удовлетворения своими новыми средствами, хотя Тит пару раз одобрительно поднял брови. Даже казначеи выглядели расслабленными, что было неслыханно. В конце концов император произнес короткую, на удивление любезную речь, поблагодарив всех за их усилия, после чего он ушел, сопровождаемый Титом.
Собрание закончилось, и я бы быстро вышел оттуда, если бы щеголеватый раб неожиданно не затащил нас с Анакритом в боковую комнату. Там мы пинались и потели среди группы нервничающих сенаторов, пока нас не перевели на приватную беседу с Веспасианом. Ему следовало бы прилечь вздремнуть, как респектабельному пенсионеру; вместо этого он все еще усердно работал. Мы наконец поняли, что раздаются награды.
В итоге мы оказались в гораздо меньшем тронном зале. Титуса не было, но, как мы шутили во время ожидания, Титус выглядел усталым; должно быть, Беренис подкачала его сил. Веспасиан использовал обоих своих сыновей в качестве публичного реквизита, но это было сделано для того, чтобы приучить публику к их розовым личикам императоров, когда он умрет; на самом деле он никогда не нуждался в помощниках. Он, конечно, мог бы сказать несколько кратких благодарностей за пару таких низких личностей, как Анакрит и я.
Веспасиан сделал вид, что искренне благодарен. Взамен, по его словам, он добавляет наши имена в список участников соревнований по верховой езде. Это прозвучало так небрежно, что я чуть не пропустил это мимо ушей. Я наблюдал за мокрицей, снующей по раскрашенному дадо, и проснулся только тогда, когда услышал, как Анакрит выразил неприятно учтивое бормотание благодарности.
Чтобы подняться до среднего ранга, требовались земельные владения стоимостью в четыреста тысяч сестерциев. Не воображайте, что наш верный старый император жертвовал залог. Он фыркнул, указав, что мы вытянули из него столько денег в виде гонораров, что он ожидал, что мы отложим соответствующую сумму; он просто предоставил нам формальное право носить золотое кольцо среднего ранга. Церемонии не было; для этого Веспасиану потребовалось бы раздавать золотые кольца. Он, конечно, предпочитал, чтобы люди покупали свои собственные. Я не собиралась носить ни одного. Там, где я жила, какой-нибудь вор крал ее, когда я выходила на улицу в первый раз.
Чтобы провести различие между мной, свободнорожденным пособником, и Анакритом, бывшим рабом, работающим на общественных началах, Веспасиан затем сказал Анакриту, что его по-прежнему ценят в разведке. Я, с другой стороны, был удостоен ужасной синекуры, которой традиционно жаждут средние чины. Работая над Переписью, я предотвратил несчастный случай со смертельным исходом для Священных гусей на Капитолии. В качестве награды Веспасиан учредил для меня должность прокурора по птицеводству при сенате и народе Рима.
“Спасибо”, - сказал я. Вкрадчивость была ожидаемой.
“Ты это заслужила”, - ухмыльнулся Император. Работа была никчемной, мы оба это знали. Сноб, возможно, был бы в восторге от того, что его ассоциируют с великими храмами на Капитолии, но мне эта идея претила.
“Поздравляю”, - ухмыльнулся Анакрит. На случай, если он и дальше будет меня раздражать, и чтобы напомнить ему, что я могу его погубить, я отдал ему традиционный гладиаторский салют. Он замолчал. Я пропустил это мимо ушей; он и так был достаточным врагом.
“Цезарь, меня рекомендовал на эту должность какой-нибудь добрый друг?” Антония Каэнис, многолетняя любовница императора, перед смертью намекнула мне, что может попросить его еще раз взглянуть на мои перспективы. Его взгляд был прямым. После сорока или пятидесяти лет уважения к Антонии Каэнис ее прошлые советы всегда будут иметь значение для Веспасиана.
“Я знаю тебе цену, Фалько”. Иногда я задавалась вопросом, помнит ли он когда-нибудь, что у меня есть какие-то улики против его сына Домициана. Я еще никогда не пробовала шантажировать, хотя они знали, что я могу.
“Спасибо, Цезарь!”
“Ты пойдешь дальше к достойным вещам”.
У меня были подрезаны сухожилия, и мы оба это знали.
***
Мы с Анакритом вышли из Дворца вместе в молчании.
Для него, вероятно, мало что изменилось. Ожидалось, что он продолжит свою карьеру на государственной службе, просто получив новое звание. Это могло принести ему некоторую материальную пользу. Я всегда подозревал, что после карьеры шпиона Анакрит уже припрятал тайное состояние. Во-первых, у него была вилла в Кампании. Я узнал о ее существовании от момуса, тщательно выращенного нарка.
Анакрит никогда не обсуждал свое происхождение, но он, несомненно, был бывшим рабом; даже вольноотпущенник во Дворце приобретал роскошную виллу на законных основаниях только в качестве награды за исключительную пожизненную службу. Я никогда не определял его возраст, но Анакритис еще не собирался уходить на пенсию; он был достаточно силен, чтобы пережить ранение в голову, которое должно было прикончить его, у него осталось довольно много зубов и большая часть зачесанных назад черных волос. Что ж, другой способ, которым дворцовые рабы собирали красивые вещи, был прост: подкуп. Теперь, когда он был в среднем звании, он ожидал, что взятки будут больше.
Мы расстались все так же молча. Он был не из тех, кто предлагает праздничный напиток. Я бы никогда не смогла его проглотить.
Для меня будущее выглядело мрачным. Я был свободнорожденным, но плебеем. Сегодня я поднялся над поколениями негодяев-дидиев - к чему? За то, что был негодяем, потерявшим свое естественное место в жизни.
Я покинул Дворец, измученный и мрачный, зная, что теперь мне придется объяснить Елене Юстине свою ужасную судьбу. И ее судьба тоже: дочь сенатора, она покинула свой патрицианский дом ради острых ощущений и риска, связанных с жизнью с опустившимся негодяем. Хелена могла показаться сдержанной, но она была страстной и своевольной. Со мной она столкнулась с опасностью и позором. Мы боролись с бедностью и неудачами, хотя по большей части были свободны наслаждаться жизнью по-своему. Это была заявка на независимость, которой многие с ее статусом могли бы позавидовать, но немногие осмелились бы выбрать. Я верил, что она была счастлива. Я знаю, что был.
Теперь, после того как мне обещали статус наездницы в течение последних трех лет, я наконец получил его - вместе со всеми вытекающими ограничениями. Мне пришлось бы заниматься утонченными отраслями торговли, низшими слоями местного духовенства и менее высокооплачиваемыми административными должностями. С одобрения равных мне по положению в обществе и кивка богов мое будущее было предрешено: у месье Дидиуса Фалько, бывшего частного осведомителя, будет трое детей, никаких скандалов и небольшая статуя, установленная в его честь через сорок лет. Внезапно это прозвучало не очень весело.
Елена Юстина застряла в постоянной, скучной, респектабельной посредственности. Как источник скандала, я определенно подвел ее.
III
ИТАК, МОЙ ПЕРВЫЙ день в Риме был достаточно напряженным. Я провел вечер дома с Хеленой, привыкая к нашему новому статусу и к тому, что это может значить для нас.
На следующий день я нашел Майю и сообщил ей ужасную новость. Положение не улучшилось от того факта, что поездка, в результате которой погиб ее муж, теперь принесла мне особую награду. Конечно, я чувствовал себя виноватым. Когда Майя сказала, что у меня нет причин упрекать себя, я почувствовал себя еще хуже.
Большую часть дня я оставалась со своей сестрой. После этого мучительного опыта я вернулась домой и обнаружила, что мне приходится иметь дело с ребенком-клиентом, Гайей Лаэлией. Тогда все, чего я хотел, это войти и закрыть дверь.
Однако теперь мир узнал, что я вернулся. В помещении больше не было клиентов, и на этот раз ни кредиторов, ни жалких просителей ссуд. Вместо этого члены моего близкого круга бездельничали за моим столом из простых досок, надеясь, что я приготовлю для них. Один друг; один родственник. Моим другом был Петроний Лонг, которому можно было бы быть желанным гостем, если бы он не болтал как закадычный друг с родственником, которого я меньше всего мог терпеть: с моим отцом Гемином.