Роман Шкода.
ГРОБ С МУЗЫКОЙ
љ Copyright Роман Шкода 2000.
Email: shkoda@interdacom.ru
 
1
Часы у стены пробили монотонно четыре раза. Мерное тиканье разлилось по комнате. Гриша опрокинул в себя стопку водки и посмотрел на Смирнова. Смирнов - оплывший, сутулый, вялый, морщился, вталкивая в рот огурец и кривя губы. Гриша набрал в лёгкие побольше воздуха и выдохнул:
- Бежит время, Серёга! Мне уже тридцать шесть... тебе тридцать шесть, а что из этого?
Смирнов пожал плечами, откусив ещё, и спросил уныло:
- А что из этого?
- Плохо мне, Сережа, - помолчав, прошептал в ответ Гриша и прикрыл рукой глаза - всё плохо. 
- Ой, ой... - Смирнов картинно скривился, - брось ты! - он махнул рукой - махни ты рукой на всё и успокойся.
- Как же я могу успокоиться? Я десять лет создавал фирму, выстраивал её по крупицам, а теперь бах - и всё, ничего нету! Понимаешь ты? Ничего!
- Слушай, ну а кому хорошо, а? Мне что ли? - Смирнов откусил от огурца ещё - ничего, выпутаешься. У меня вон, тоже проблемы.
- У меня всё не так...
- Ай, да брось ты Гриша! У всех всё не так! У всех один чёрт - ничего выдающегося! 
Последняя реплика почему-то раздражила Смирнова.
- У меня жизнь кончается, Серёжа, а тебе выговор светит!
- Выговор?... - Смирнов как-то злобно посмотрел на Гришу, - у меня объект пропал, ты понимаешь? Спецслужбы подключились, ходят, расспрашивают! Если не найдут, мне срок светит! Вот это проблемы, а у него там... контракт лопнул, беда, подумаешь... - Смирнов посидел немного, глядя в точку на столе и добавил обиженно - ты знаешь, вот, что такое А-130? Слышал хоть когда-нибудь?
Смирнов оглянулся на дверь.
- И что это такое?
- Не скажу. Голову отвертеть могут. Мне её установили на месяц после годичной проверки, а я её прошляпил, не я а дурак один. А спрос-то с меня! Все её теперь ищут. С ног сбились. Мне шеф сказал - не найдёшь - всё! Вот, видишь, какую трубу дали? 
Он вытащил из кармана сотовый телефон.
- Ты думаешь, это сотовый телефон? Нет! - Смирнов торжественно покачал головой - это - монстр, в нём целый компьютерный центр сидит. Я только и разобрался, что он музыку играет.
Смирнов нажал какую-то кнопку, и телефон заиграл мелодию какой-то известной песни.
- Ну и что? - Гриша невольно улыбнулся, слушая музыку.
- А то, Гриша, что мы здесь тоже не валенки шьём, а дело делаем. Большое дело! Радуйся жизни, вон дождь прошёл, солнышко выглянуло, хорошо!
- Какое к чёрту солнышко!
Они выпили ещё по одной. Гриша развязал галстук.
- Вот если бы ты знал, - сказал он, - как я устал от галстуков и костюмов. Я скоро спать в них буду ложиться! 
Смирнов засмеялся и завёл разговор о важности предприятия, на котором он работает, но Гриша его не слушал. Что-то вдруг стукнуло в его голове, и он посмотрел на часы.
- Это что, четыре?
- Ну да, четыре.
- Чёрт! У меня же встреча!
Гриша вскочил с места и стал хватать свои вещи.
- Ну вот, только сели и...
- Какой сели! Это же та самая встреча!
Схватив куртку и папку, Гриша пулей вылетел в подъезд, слетел по лестнице и впрыгнув в сало своего джипа, понёсся по двору.
В последнее время дела его и впрямь шли неважно. Почти одновременно и совсем неожиданно провалилось сразу же несколько серьёзных контрактов, в которые были вложены немалые деньги. Эти провалы поставили Гришу и его фирму на грань полного разорения. Всё летело кувырком и столько лет вымучиваемый бизнес теперь рушился подобно зданию во время сильного землетрясения. Сейчас у этого здания оставалась последняя надежда и опора - контракт на поставку стиральных машин. Этого контракта, со льготными ценами, Гриша добивался давно, но теперь, похоже, фирму, с которой он договаривался, переманили конкуренты. В последней беседе речь шла уже не о безусловном заключении контракта, а лишь о такой возможности. Все эти обстоятельства настолько измотали Гришу, что он постоянно находился на грани нервного срыва и спасался одной лишь водкой.
Несколько звонков по сотовому ничего не дали - в фирме не брали трубку. Джип Гриши нёсся по улицам отчаянно нарушая правила. Все вокруг сигналили, отскакивали в стороны пешеходы. Недовольные и напуганные люди смотрели вслед, бросая в воздух недобрые слова. Машина прыгала с полосы на полосу, вылетала навстречу другим, но ничего не помогало: время шло и стрелка часов уверенно приближалась к пяти. Между тем, ехать было ещё достаточно далеко. Всё закончилось банально: пробка посреди дороги заставила Гришу остановиться вовсе. Простояв и пронервничав в пробке, Гриша улучил секунду и, выскочив на тротуар, въехал в арку какого-то дома. Машина понеслась по дворам и переулкам. 
Переулки были узкие и петляющие. Приходилось то и дело круто поворачивать, дёргаться и сбрасывать скорость. Казалось, что здесь машина двигалась ещё медленнее, чем на улице. Подобное ощущение вывело Гришу из себя и он утопил педаль газа. Было уже совсем недалеко до выезда на дорогу, но тут произошло непредвиденное. Из выходящей в переулок арки, наперерез машине, выбежала девочка. Девочке было лет семь-восемь. Две аккуратные игрушечные косички прыгали по плечикам, одетым в красное в горошек платье. Девочка бежала увлечённо, не замечая машины. 
Гриша ударил по тормозам и закрутил руль. Машину швырнуло в сторону и развернуло боком. Завизжали колёса. Чиркнув о стену бампером и попав в лужу, джип вывернуло обратно. Всё замерло. Гриша выскочил из машины и увидел, как впереди, почти из-под самого колеса, выбирается плачущий ребёнок. 
- Девочка - начал шептать Гриша - ты... ты не ушиблась?
Он хотел помочь девочке выбраться, но его перебил женский крик:
- Оленька!
Вслед за криком из арки выскочила перепуганная женщина. Женщина бежала, не глядя ни на что, кроме девочки.
- Мама! - закричала ей в ответ девочка.
Они схватили друг друга и стали рыдать в один голос. Затем мама, всё ещё не глядя на джип, стала осматривать ребёнка. Когда же она убедилась, что ребёнок остался цел, она повернула испуганный ещё взгляд на Гришу.
- Куда же ты, сволочь, несёшься! - заорала она - куда вас всех черти носят, сволочей, дорогу ребёнок не перейдёт!
Гриша открыл было рот ответить, но поток брани не дал ему вставит ни слова. Когда первая волна эмоций была выплеснута и эмоции стали спадать, женщина заплакала, крепко прижимая к себе дочку.
- Оленька, родная, ну что де ты, ну я же просила тебя не бегать на дорогу.
Гриша почувствовал, как какая-то горячая волна прокатилась по его голове и отдалась болью - не то в висках, не то в затылке. Он достал бумажник и, вытащив оттуда триста долларов, протянул их женщине.
- Простите, я не хотел, - сказал он - вот, возьмите. 
Женщина подняла на него глаза, смотря страшным взглядом и ответила:
- Да пошёл ты! Всё ещё всхлипывая, она встала, развернулась и повела дочку обратно в арку, что-то объясняя ей про машины.
А Гриша так и стоял посреди переулка с тремя сотнями долларов в руке. Он не мог ехать дальше. Его руки тряслись, а в глазах двоилось. Он сел в машину, развернул её, прижав к тротуару и заглушил двигатель. Потом он достал новую бутылку водки и, отпив от неё, отложил в строну. Голова раскалывалась от боли. Перед глазами плыли какие-то цветные картинки и звучали отзвуки неприятной мелодии. Так он сидел некоторое время, пока в больной голове его не стукнула мысль о стиральных машинах. 
Дальше, невзирая ни на что, Гриша завёл джип и поехал дальше. К нужному ему офису он добрался лишь к шести. Разумеется, никого там уже не было. Все возможные телефоны по-прежнему молчали. Многократно согласованная встреча теперь сорвалась окончательно. Между тем, завтра наступало первое мая, всё должно было быть закрытым. За это Гриша ненавидел праздники. Наверное, на контракте можно было поставить крест. На него вдруг нашла слабость, настолько сильная, что он едва мог пошевелиться. Гриша попытался встряхнуться, но это мало чем помогло. "Конечно - подумал он - от таких стрессов будет и не такое!". Посидев немного, Гриша почувствовал, что слабость прошла. Взамен неё на него нашло какое-то странное равнодушие и он, развернувшись, уже не испытывая бурных эмоций, медленно поехал домой.
Дома он оказался лишь около восьми. Жена - Алина - встретила его с каким-то мрачным выражением лица. Подобное выражение обычно сулило проблемы. Сегодня Гриша не стал ни о чём спрашивать, а лишь бросив ей оставшийся безответным "Привет", прошёл в комнату, упал в кресло и включил телевизор. 
Алина подошла немного погодя. От неё пахло корвалолом. 
- А ты, Гриша, мне ничего сказать не хочешь? - спросила она.
"О, нет - подумал Гриша - только не сейчас!".
- А что? - спросил он.
- "А что?" - переспросила она с надрывом - а сегодня какой день, а?
Гриша попытался вспомнить день недели, но не вспомнил, ответив:
- Тридцатое, а что?
- "А что?"... Н-да... - Алина старалась выглядеть как можно суровее. Она вздохнула, кивнула головой и вышла из комнаты. 
- Что ещё такое? - спросил себя Гриша - что сегодня за день? Тридцатое... Тридцатое! Ах ты ж, чёрт возьми! Тридцатое! Сегодня же у неё день рождения! Ну конечно! Ну как же можно было забыть!
- Алиночка! - он встал и пошёл за ней.
- Спасибо, я обойдусь, - ответила она.
- Ну прости, родная, ну я замотался.
Корвалолом на кухне пахло ещё сильнее. Алина сидела у окна и плакала.
- Ну Алиночка, прости, я замотался, - повторил он, садясь перед ней на корточки. 
- Я всё понимаю, - ответила она - ты скоро вообще забудешь о моём существовании! - она прокричала это неожиданно громко.
Потом началась истерика, потом скандал. Сначала Гриша отмалчивался, а потом, возмущённый её эгоизмом (он так это и назвал: "эгоизм") и её непониманием, он стал отвечать ей и тоже сорвался на крик.
Потом, когда было уже двенадцать, Гриша бессильно упал в постель и безуспешно пытался заснуть до пяти утра. Мысли о предстоящем банкротстве носились по его голове и не давали сомкнуть глаз. Лишь около пяти, когда уже светало, он задремал и не слышал, как в семь разрывался будильник. Будильник кричал долго, громко и бесполезно. Гриша находился в какой-то мутной, болезненной пелене, он слышал лишь слабые стоны - то ли чужие, то ли свои. 
Когда он открыл глаза было уже половина одиннадцатого. Состояние его было совершенно разбитое, голова всё так же болела и на душе было тяжело. Во всём теле царила невероятная слабость. Гриша с трудом встал. Алины не было дома. Походив без толку по квартире, Гриша вспомнил, что у него мало времени и нужно срочно ехать. Несмотря на первое мая, офис, возможно, работает. Все нужные телефоны по-прежнему молчали. Гриша дважды прошёл по списку в записной книжке пять номеров, но всё было тщетно. Он стал собираться чтобы ехать. Он побрился, умылся и, хотя и не хотел, съел что-то в качестве завтрака. Потом он почистил зубы. И когда почистил, почувствовал, что состояние его ухудшилось. Слабость стала вдруг столь сильной, что он готов был упасть. Неожиданно откуда-то сверкнула в голове молния, и в сознании вдруг разлился страх. Страх вошёл подобно хозяину, разбросав в стороны всякие мысли о банкротстве, контрактах, Алине и заполнил собою всё.
- Господи, что это со мной? - спросил себя вслух испуганно Гриша, когда его качнуло и он едва удержался на ногах. В этот момент, словно всплывая откуда-то, внутри эхом пронёсся чей-то голос:
"Да ведь я умираю...".
Гриша попытался сосредоточиться. Он постарался отбросить мысли о смерти и отогнать-таки страх.
- Спокойно - сказал он себе - надо взять себя в руки.
Он постоял, успокаиваясь и чувствуя, как состояние его понемногу улучшилось. 
"У Алины в холодильнике стоит корвалол, - подумал он - надо спокойно - он сделал упор на слове "спокойно" - дойти до холодильника и выпить". "Но ведь корвалол - успокоительное, можно ли его пить, когда и так слабость" - родилась в голове встречная мысль. На эту мысль Гриша ответил себе, что не важно, какое именно лекарство следует пить - он никогда не верил в лекарства. 
В холодильнике на дверце действительно стояла коробочка с надписью "Корвалол". В коробочке находилась стеклянная бутылочка, а в бутылочке ничего не было - вероятно Алина вчера всё выглотала. 
- Чёрт! - прошептал Гриша. Кроме корвалола на полке лежали ещё какие-то мази и таблетки, кажется от желудка. 
Грише снова стало плохо. Словно какая-то масса навалилась ему сверху на плечи и на голову и он почувствовал, как ватные ноги едва не сгибаются под этой тяжестью. Гриша решил, опираясь о стенку, дойти до телефона и вызвать скорую. Но по дороге слабость настолько усилилась, что он не выдержал и сел на пол. 
- Да что же это такое... - пробормотал он полушёпотом, сил говорить у него уже не было - неужели и правда?! Господи! Не надо!
Он хотел взяться за дверной косяк чтобы удержаться хотя бы сидя, но руки его ослабли настолько, что он не смог даже поднять их. Прошла ещё минута и Гриша, сдавливаемый всё сильнее, опустился на спину.
- Алина! - хотел закричать он, но не смог даже шевельнуть как следует губами.
Замотанный в пелены всадник что-то кричал ему с дюн, но страшный треск в ушах не давал услышать. Темнота наползла с севера и горячий пустынный ветер захлопнул ставни. И стало темно.
2
Алина вернулась домой только вечером. Целый день она просидела у подруги, не отвечая на телефонные звонки. Сначала она рассказала подруге классическую душещипательную историю о подлеце-муже, сообщив, что она решила подавать-таки на развод. Подруга с решением Алины полностью согласилась и поддержала её. Затем они целый день проговорили о разных разностях, подошла и третья подруга - и Алина даже не заметила как стемнело. 
Когда Алина пришла домой, она была навеселе и не собиралась ругаться - потому что решение о разводе было принято окончательно. Она сразу прошла в комнату, переоделась и, пойдя в ванную наткнулась в тёмном коридоре на Гришу. Гриша лежал на полу, с закрытыми глазами и был совершенно холодный. 
Почему-то у Алины не возникло никаких вопросов: её сразу охватила истерика. Напрасно она трясла Гришу за руки, звала его ласково и называла себя стервой. Гриша никак не реагировал и, вероятно, был мёртв. Алина была в этом совершенно уверена. Преодолев истерику, она, тем не менее, бросилась к телефону и вызвала скорую. После этого она дотащила тело Гриши до кровати и, ценой неимоверных усилий, взгромоздила его на кровать. 
Скорая приехала минут через сорок. В дверь позвонили и на пороге появился невысокий улыбчивый гражданин с рыжей бородкой и в очках. На вид - лет сорок - сорок пять. Он был одет в белый халат, а в руках у него был серый чемоданчик с большим красным крестом на крышке. 
- Гутен морген - произнёс он с порога - где больной?
Алина молча показала на комнату.
- С праздничком! - сообщил врач и прошествовал в указанную комнату.
Коридор заволокло запахом перегара. 
Сев на край кровати, доктор помахал над "больным" руками, пощёлкал пальцами, приподнял ему веки и, издав губами неприличный звук, торжественным голосом сообщил:
- Мадам, примите соболезнования! У меня это сегодня уже второй случай. 
- Он что, умер?
- Умер... давно. Почему нас раньше не вызвали?
- Меня не было дома - ответила Алина каменным голосом - а вы уверены? Мне кажется, вы пьяны.
- Я? Ах... что вы милая - доктор улыбнулся - я тридцать лет в медицине. Неужели вы ду... думаете, что я не в состоянии живого человека отличить от мёртвого? Пощупайте хотя бы его! Он же уже холодный! И зрачки... нет, здесь всё точно. 
- Отчего же он мог умереть?
- Это вскрытие покажет. Но... он пил?
- Пил.
- Стрессов было много?
- Много... 
- Ну вот, о чём речь? Я напишу что инфаркт, а вскрытие уточнит. Да... мрут, мрут людишки... Где у вас теле... телефон? 
Алина ничего не ответила, но доктор и сам увидел телефон. Он куда-то позвонил, назвав адрес, затем записал что-то в бланке, бланк оставил на столе и подошёл к Алине.
- Ожидайте моих коллег из скорбного учреждения... Я написал заключение, оно там - он многозначительно поднял вверх палец и вышел ни слова не говоря.
Некоторое время Алина сидела в кресле, ничего не делая и не говоря. Слёзы катились у неё по щекам, но это были слёзы ничего не выражавшие, просто эмоциональное состояние - не больше. Затем она нашла в себе силы и позвонила ближайшим друзьям - Никите и Серёже Смирнову. Несмотря на поздний час, Никита приехал почти сразу. Смирнов приехал несколько позже. С их прибытием Алине стало немного легче. 
Вскоре приехала машина из морга. Когда это случилось, Алину охватила страшная истерика. Никита пытался успокоить её, но она вырывалась, кричала и пыталась заслонить собою тело Гриши.
- Никита! - рыдала она - пожалуйста! Уведи их! Не надо его увозить! Я не хочу, чтоб они его резали!!!
- Алина, не надо, Алина, такой порядок, ну не надо, Алина...
Но все увещевания оставались без внимания. Алину по-прежнему било в истерике и если бы Гришу действительно бы увезли с ней могло бы случиться что угодно. Когда стало окончательно ясно, что успокоить её не удастся, Никита кивнул Смирнову и тот, достав бумажник и проверив состояние наличности в нём, отправился беседовать с прибывшими санитарами. Они проговорили довольно долго и из коридора периодически раздавались громкие голоса. Затем один из санитаров, довольно молодой ещё человек всё-таки вошёл в комнату с явно раздражённым выражением лица. Смирнов шёл за ним. С его появлением успокоившаяся было Алина начала кричать снова. Санитар, вероятно, чувствовал себя неким гонителем. Наверно поэтому, стараясь не смотреть на Алину, и пощупав у Гриши пульс, температуру и приподняв ему веки, санитар почитал заключение врача и постарался побыстрее уйти. 
- С милицией будете сами разбираться - сказал он на выходе.
Рано утром Никита куда-то съездил и заказал гроб. Смирнов, позвонив куда-то по своему загадочному телефону, дождался Никиту и тоже уехал. Ближе к обеду он вернулся, забрал Гришин паспорт и часа через полтора привёз небольшую жёлтую бумажку - свидетельство о смерти. 
В результате дальнейшей, обычной в таких случаях суеты, события развивались довольно стремительно. Кто-то из друзей съездил на кладбище и, побродив со сторожем среди могил, выбрал место получше, то есть поближе к воротам, заплатив, соответственно, побольше. Вскоре после этого бригада местных алкоголиков-гробокопателей вырыла на выбранном "заказчиком" месте стандартную яму. 
В то же самое время домой к покойному доставили гроб - самый лучший из имевшихся в ассортименте. По выражению доставившего гроб помощника гробовых дел мастера покойник от такого изделия должен был остаться "не в обиде". К самому Грише, между тем пришли знающие люди: угрюмая бабка в чёрном и длинная женщина с синими волосами. Они обмыли тело и одели Гришу в его лучший чёрный костюм. Затем они его напудрили, скрыв бледность щёк, напомадили, сделав Гришу по словам окружающих "красивым". 
Все эти действия проходили незамеченными Алиной. Алина сидела в соседней комнате, ничего не видя и не слыша. Она наглоталась купленного кем-то тормозного, перебирая в голове страшные мысли о том, что Гриша умер и о том, что перед его смертью она ругалась с ним. Затем в дом приехал священник, жегший свечи и певший псалмы.
На следующее утро дом был полон народа. Приехали десятки знакомых, малознакомых и совсем никем не узнаваемых людей, заполонивших собою все комнаты роскошной квартиры. Входная дверь была распахнута настежь и зайти мог кто угодно. Алина сидела у гроба в чёрном, поддерживаемая с обеих сторон. В газете появилось объявление - некролог. Это было первое событие, если ещё можно так выразиться, в жизни Гриши, когда о нём написали в газете. Под конец, после нервного ожидания и нескольких телефонных звонков куда-то привезли огромную Гришину фотографию и венки.
Ровно в два прибыли люди с трубами и большим барабаном.
Смирнов, принимавший во всей процедуре подготовки активное участие, под конец не выдержал нервного напряжения и крепко выпил, доведя себя почти до невменяемого состояния. Он громко плакал, виня себя за какие-то прегрешения и несколько раз пытался сунуть Грише в гроб деньги, но всякий раз Смирнова своевременно оттаскивали. 
Потом из дома Гришу вынесли во двор, где оркестр грянул скорбную мелодию. Столпилось множество народа. У гроба стояла почерневшая от горя и бессонных ночей Алина, Смирнов, сотрясающийся от рыданий и целая толпа прочих. Любопытные дети разглядывали церемонию. 
На кладбище все целовали покойного. Этот ритуал совершался довольно спокойно, только однажды где-то совсем рядом от процессии неожиданно заревел трактор, привезший тачку с чьим-то надгробьем. Все испуганно оглянулись и в этот-то момент всеобщего замешательства, Смирнову удалось-таки засунуть Грише в карман несколько сторублёвок и засунуть за левое плечо свой телефон. После этого, в приступе пьяной истерики Смирнов ревел навзрыд, обнимая Гришу, просил за что-то прощения, так, что один человек из толпы сказал другому:
- Какая гадость!
Смирнов и впрямь выглядел отвратительно. 
- Спи спокойно друг мой - орал он изо всей мочи - Пухом! Пухом!
Вскоре его снова оттащили. 
Потом Гришин гроб закрыли и завинтили. Четверо обильно татуированных мужчин в рваных штанах опустили гроб на верёвках в могилу. И все бросили туда по три пригоршни земли. После этого могилу закопали.
Потом все поехали в кафе, наелись там, напились и разъехались по домам. Наутро всем было плохо, а особенно плохо Смирнову: он ничего не помнил и вдобавок ещё и потерял телефон. Теперь за этот телефон ему должны были оторвать болящую голову. 
3
Когда Гриша открыл глаза, вокруг было совершенно темно. Некоторое время он лежал молча, не глядя по сторонам и окончательно приходя в себя. Глухой треск всё ещё сдавливал уши, но он понемногу отпускал. Голова болела, хотя возможно так только казалось. Вполне отойдя, Гриша тихонько позвал:
- Алина!
На его зов никто не отозвался. Гриша полежал ещё немного и хотел было поднять руку, чтобы пощупать, на чём он лежит. Но рука его, не успев оторваться от груди, стукнулась обо что-то и Гриша ощутил себя в замкнутом пространстве. Некоторое время он продолжал лежать, соображая, где он и что с ним происходит. Очевидно было, что он действительно пришёл в себя, но почему он замкнут и где находится - он не мог понять. 
- Алина! - позвал он ещё раз и тут на него мощной волной накатилась страшная догадка... Очевидно, он долгое время был без сознания и они... приняли его за... мёртвого!
- Господи... неужели я в... гробу? - пронеслось в голове.
От этой мысли его непроизвольно дёрнуло в сторону, но узкие стенки гроба не дали развести плечи. Животный ужас ледяными волнами разлился по телу и Гриша заметался в узком тёмном и глухом пространстве, крича и стуча кулаками. Всё, что он мог - вертеться вокруг своей оси, но даже это было затруднительно. Всё было тщетно. Никто не слышал его и не мог услышать. Выплеснув первую порцию буйного приступа ужаса, Гриша замер неподвижно. Никаких мыслей в голове не было: темнота вокруг и темнота внутри. Только дрожь в теле и холод под рёбрами. Он - в гробу. Он - заживо погребённый. Он закопан в землю и ему не вырваться. Все считают его мёртвым и так оно и есть.
Второй приступ кошмара вновь заставил Гришу метаться и ломиться в стенки гроба. Гриша орал, орал громко, изо всех сил, но от крика безумие лишь усиливалось. Бесполезно, всё было бесполезно. Страх прижал его к гробовой подушке и Гриша почувствовал, как жидкость стекает у него между ног: никаких мыслей, только страх.
"Конец" - пронеслось в голове - "Конец...".
Гриша лежал, пялясь широко раскрытыми глазами в мёртвую непроглядную гробовую тьму и не чувствовал ничего. Сколько он так лежал - непонятно, но всё же в какой-то момент он понял, что что-то сильно давит ему в спину - какой-то брусок завалился и мешал. Некоторое время Гриша не обращал на это внимания, ему просто нечего было обращать: страх разорвал остатки внимания и Гриша просто не мог воспринимать что-либо. Но всё же он повернулся и... рука снова ударилась о крышку, Гриша вскрикнул и в ужасе повернулся на живот, схвати мешавший предмет. После этого он продолжал лежать так, тяжело дыша и не понимая, что это. Но потом словно сверху на него упало слово: "телефон".
- Телефон... - шепнул Гриша и зашептал - Господи! Боженька! Телефон!
На мгновение Грише показалось, что всё происходящее с ним - просто кошмарный сон. Сейчас этот телефон зазвонит и он проснётся. Но нет. Он стал лихорадочно нащупывать телефон и, найдя кнопку включения, нажал на неё. Вспыхнула красная лампочка. Она не осветила ничего, кроме себя самой, но от неожиданности Гриша вскрикнул и, дёрнувшись, перевернулся на спину. Вслед за включившейся лампочкой телефон заиграл мелодию "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд". Гриша лежал неподвижно, ошалело впившись глазами в красную лампочку, словно впервые в жизни видя свет и слыша музыку. Потом мелькнула мысль: телефону не хватит мощности пробиться через толщу земли. Трубка равномерно загудела и Гриша, плохо слушающимися пальцами стал набирать номер, он делал это на ощупь, не осознавая, что где-то есть функция подсветки кнопок. 
Номер был набран и в глухом мраке адского преддверия загудели длинные гудки: один... два... три... четыре... 
Гриша сбросил набор и стал снова набирать. И снова гудки: один... два... три... четыре...
- Да что же это!
Пять... шесть... семь... восемь...
- Алло! - ответил незнакомый женский голос.
- А... - захрипел Гриша от неожиданности и закричал - Алина! Алиночка! Это ты!? Спаси меня! Я живой! Я живой! Приезжай скорее!
- Какая Алина! - возмутился голос из трубки - пьянь! Три часа ночи!
- Ночи?! Меня закопали! Я в гробу! Я - закопан! Спасите меня! Здесь темно!
- Алкаш! Свет зажги! - ответила трубка и издала короткие гудки.
Никогда ещё Грише не было так страшно. Он снова стал набирать и ответила та же женщина. Вновь услышав Гришин крик о помощи, она закричала в ответ:
- Слушай ты, козёл! Я сейчас милицию позову!
И трубку на том конце снова бросили.
Гриша нервно дёрнулся, стукнувшись головой о крышку, и заорал во весь голос. Снова он набрал номер и снова были гудки, но никто не ответил.
Тут Гриша первый раз за последний час о чём-то смог подумать - и это была попытка понять, что за номер он набирал. Понять этого он не смог и в бессилии снова заметался. 
- Что же делать?! Кому звонить?!!!
"Лишь бы не сел аккумулятор" - подумалось кем-то в голове. Мысль о том, что телефонный аккумулятор может сесть так напугала Гришу, что он даже выключил телефон, но почти сразу включил вновь. 
Он никак не мог вспомнить номер своего телефона, на уме вертелись первые три цифры телефона фирмы, которая должна была поставить стиральные машины, потом пришёл телефон Никиты. И решил набрать этот номер.
Никита не отвечал. Напрасно летели куда-то длинные гудки - они не доходили до цели. Тогда Гриша набрал номер Смирнова. Сначала тоже никто не брал, но потом что-то щёлкнуло и знакомый до слёз голос Смирнова сообщил, что Смирнова нет сейчас дома и что своё сообщение можно оставить после сигнала.
Гриша нервным движением сбросил набор и попытался снова набрать Никиту. С пятого или шестого звонка трубку всё же сняли. Ответила какая-то женщина, но не дослушав до конца Гришиного мычания и ничего не ответив, передала трубку Никите. 
Услышав знакомый голос Гриша готов был взорваться от нахлынувшей на него энергии. Он закричал:
- Никита! Никита! Это я, Гриша! Никита! Меня закопали живьём! Приезжай! Вызволи меня! Никита! Ты меня слышишь?!
Сначала в трубке молчали, но потом суровый голос Никиты ответил:
- Слушай, скотина. Мой друг Гриша действительно умер. А если ты ещё раз попробуешь так пошутить, я обещаю, что найду тебя и оторву твою голову!
- Да я не шучу! - закричал Гриша, но Никита бросил трубку. Гриша стал тут же набирать вновь; ответила та же женщина. Где-то издалека было слышно, как кричит Никита:
- Люба, не клади трубку! Я убью его!
Но Люба сказала:
- Пожалуйста, прекратите ваши шутки.
И положила трубку.
Гриша находился на грани потери сознания. Третий и четвёртый наборы ничего не дали - вероятно тот телефон просто отключили. Гриша лихорадочными движениями стал искать подсветку кнопок, но вместо неё заиграла "Катюша". Гриша выронил трубку и, впав в безумное состояние, с упорством умалишённого стал ощупывать окружающие его стенки. Стенки... стенки... невозможно даже толком согнуть руки - стенки сжимают со всех сторон, словно они плотно прижаты к телу. Никуда не деться, стенки... никуда не вырваться. Господи, зачем же так, зачем де так глупо, Господи! 
Приступ крика снова овладел Гришей, он хотел вырвать из-под головы подушку, но подушка оказалась пришитой. Гриша вновь схватил телефон. Но новые наборы ничего не дали. Бесполезно. Гриша сжимал судорожно пальцы, нажимая на неподатливые кнопки. Его крик и его мольба оставались не услышанными миром. Мир был где-то безумно далеко от него, где-то на другом краю Вселенной, за толстым слоем кладбищенской земли. Он же был здесь один, в непроглядной тьме, в запредельной тесноте, один со своим кошмаром и со своей смертью - один на один. Возможно даже справа и слева, всего лишь в метре-другом лежат другие покойники.
Мысль о "других" покойниках встряхнула и отогнала охватившую на миг рассудок волну безумия.
"Какой телефон у службы спасения?" - подумал Гриша, но телефон упомянутой службы решительно не вспоминался, вспомнился телефон милиции. И, впервые в своей жизни, Гриша решил позвонить в милицию. Что-то нужно было им сказать... Что же? Что же сказать, чтоб не приняли за психа? Господи, помоги! Господи, как же глупо! Сказать, что похоронили... нет, что закопали... заживо... нет, не то... Ах ты ж... Да что-нибудь сказать! 
Гриша набрал "02".
- Милиция - ответил женский голос.
- Алло! Милиция?!
- Да, да, говорите.
- Милиция! Милиция! Спасите меня!
- Что случилось? Успокойтесь!
- Я... Меня закопали, меня живьём закопали! Меня... Понимаете?
- Откуда вы звоните?
- Как откуда? - Гриша долго не мог решиться, но потом сказал - из могилы!
Сказав, Гриша страшно испугался этой своей фразы.
- Понятно - вежливо отозвался женский голос - назовите ваше имя.
- Григорий! Григорий Сергеевич Васнецов!
- Адрес?
- Зачем?
- Мы же должны знать, куда ехать! Какая улица у вас?
- Какая улица! - заорал Гриша - я не на улице! Я на кладбище!
- Хорошо, какое кладбище? На каком кладбище вас закопали?
По тому тону, каким она задала этот последний вопрос, Гриша решил, что над ним издеваются. И он громко-громко захохотал страшным хохотом, нажав случайно кнопку. И телефон заиграл какой-то бравурный марш. Хохот Гриши перерос в вопль. Ему стоило колоссального усилия воли, что бы ещё раз остановить наступавшее сумасшествие и, собрав в кулак остатки сознания, он стал думать. Действительно, а на каком же кладбище его могли похоро... О, Господи... Он - на кладбище! Он - в могиле! В могиле!!! Спокойно! Нужно вспомнить! Нужно вспомнить!
И Гриша попытался вспомнить, на какое кладбище возили хоронить из его района. Сначала он вообще не мог ничего вспомнить, но потом сообразил, что в тот район, на котором он живёт, они переехали совсем недавно и как-то... ещё никто не успел умереть вокруг. Некоторое время назад подобное объяснение полностью удовлетворило бы Гришу, но теперь! Впрочем нет. Нет! Он вспомнил! Ну да! Хоронили! И хоронили совсем недавно! Соседа с верхнего этажа! Так-так... Гриша попытался сосредоточиться. Его хоронили, верно. И Гриша даже спросил у какого-то родственника покойного, на каком кладбище будут хоронить... Ай, да молодец Гриша! И что же ответил родственник? Что же он ответил... Что же... Ах да! Он ответил: "Там же, где и Дарья Дмитриевна". А где похоронена Дарья Дмитриевна? Этого Гриша не знал. На кладбище он не ездил, а уточнять тогда не стал. Кажется туда прямо от дома ходит трамвай... Но кто его знает, может и не ходит? Так где же? Откуда же он может знать! Он вообще не знает, что это за Дарья Дмитриевна и какого чёрта ей не хватило...
Гришу охватила какая-то болезненная усталость. Он стал теребить телефон, но ничей номер больше не приходил на ум: все номера остались в записной книжке. Между тем в гробу становилось душно. Гриша стал снова набирать милицию. 
- Алло! - закричал он, едва на том конце ответили - вы же можете запеленговать меня! - мысль о возможности запеленговать пришла почти параллельно тому, как Гриша её высказал - Так запеленгуйте и тогда поймёте, с какого я звоню кладбища!
- Простите, не понимаю - отозвалась девушка. Вероятно в милиции на телефоне сидела не одна девушка и эта была не та, с которой он разговаривал в прошлый раз.
- А... вы же не в курсе! - Гриша чуть не заплакал от подобной неинформированности, - Меня закопали! По ошибке! Я не знаю, какое это кладбище, но вы же можете запеленговать телефон?!
Девушка в трубке недоумённо молчала, а потом сказала:
- Назовите ваш адрес.
- Да я же говорю вам! Я не знаю! Я звоню вам из могилы! Клянусь! Ну пожалуйста! Ну я же задохнусь здесь!!!
- Конечно, мы вам поможем, успокойтесь! - начала девушка сочувствующим тоном - мы вас слышим. Сейчас вы успокоитесь, сосредоточитесь и назовёте ваш адрес, чтобы мы могли прислать к вам помощь.
- Какой адрес?! Ну хорошо... Я назову вам имя и мой домашний телефон.
Гриша попытался вспомнить номер своего домашнего телефона, но вспомнил, что, как это ни глупо, вспомнить он его не может.
- Нет, я назову вам номер Никиты, это мой друг. Позвоните ему, он должен понять!
- Хорошо, назовите ваше имя и номер его телефона.
Гриша назвал.
- Оставайтесь на связи, мы сейчас позвоним.
Гриша стал ждать. Сколько прошло времени - сказать он не мог, ему казалось, что прошла целая вечность. Наконец, в трубке объявился какой-то торжествующий голос девушки, которая сообщила:
- Указанный вами номер не отвечает. Назовите ваш адрес. 
Гриша отключил телефон. Теперь уже ничто не могло помешать смерти медленно подобраться к нему и уничтожить его. Он был в её объятьях, она гарантировала ему однозначный исход - и ни у кого никогда не было столь прочных гарантий. Время работало против него и в гробу становилось уже совсем душно. Пот холодными каплями катился с Гришиного лица. Он снова принялся ощупывать стенки гроба, ощупывать себя, нашёл в кармане какую-то резаную бумагу, вероятно деньги, но не поняв их назначения, швырнул в единственно возможном направлении - к ногам.
4
Гришей овладела апатия. У него уже не было сил кричать, барабанить или рваться куда-либо. Никто не слышал и не понимал его. Ничьё внимание не удавалось привлечь. Почему они не хотят запеленговать телефон? Ведь они же умеют это делать! Что же делать? Когда они вообще пеленгуют? Когда приходит сообщение о какой-нибудь бомбе. Так что, позвонить и сказать, что где-то заложена бомба? А как это делается? Гришей овладело раздражённо-возбуждённое состояние. Почему он вообще должен что-то врать? Почему они не могут просто приехать и спасти его? Ведь он же живой! Гриша снова набрал "02".
- У меня бомба!! - заорал он, едва в трубке ответили - Я всё взорву! Вы ещё очень пожалеете, что связались со мной! Я сейчас же поеду в школу или на вокзал и всё там взорву!
- Успокойтесь - снова прозвучало в ответ - чего вы хотите?
- Я - террорист! Я ничего не хочу, я хочу всё взорвать!
Гриша отложил телефон от уха, полагая, что ему больше ничего не нужно говорить, а нужно просто не выключать телефон - только и всего. Его запеленгуют и приедут...
Девушка из трубки продолжала что-то говорить, задавать вопросы, потом она несколько раз сказало "Алло" - и в трубке раздались короткие гудки.
- Что?! 
Гриша затряс телефон. Они ничего не хотят предпринимать! Нужно позвонить ещё раз! Нет, не нужно. Это бесполезно. Бесполезно! Всё бесполезно... Если бы они хотели, они уже бы запеленговали его! А может, этот телефон нельзя запеленговать? Смирнов же говорил, что это телефон ему дали где-то в спецслужбах... Если это так, то больше нет никакой надежды. Никакой. На слово ему никто не верит, где он - он сам не знает, а запеленговать его никто не может. Гриша больно прикусил губу и заплакал. Слёзы переросли в длинный приступ истерики и Гриша разорвал на себе рубашку и стал бессильно стучать ногами в дно гроба. Было душно и жарко. Гриша попытался стянуть с себя пиджак, но для такого маневра у него не хватило места. Тогда он расстегнул штаны, оторвав от них верхнюю пуговицу, штаны почему-то были мокрые, а под штанами не было белья... Проделав всё это, он снова схватил телефон и стал набирать на нём всякие цифры - какие попало. Заиграла мелодия песни "Ой, цветёт калина в поле у ручья" и включилась подсветка кнопок. Кнопки засветились слабым зелёным светом. Это немножко отрезвило Гришу. Он стал набирать разные номера. Первый случайно набранный номер молчал. Другой ответил сонным мужским голосом, который, едва расслышав Гришины крики про могилу, положил трубку.
Гриша отложил телефон, закрыл глаза и, судорожно глотнув, снова заплакал. Вырваться было невозможно. Всё кончилось. Больше не нужно уже писать контракты и искать партнёров, не нужно переживать из-за банкротства, не нужно носит тесных галстуков или думать о скандалах с Алиной. Всё разрешилось само собой и решение это было гениально и просто. Вместе с ним исчезли и все проблемы, казавшиеся такими огромными и неотступными. Там, наверху, в другом измерении, в другом мире- в мире живых людей стояла звёздная ночь, в окнах кое-где горели огни, люди спали и их раздражали и пугали ночные звонки, разговоры про могилы и про живых покойников. Их вообще пугали такие мысли и они старались никогда не думать ими. Ночь - страшное для кладбища время, и он здесь - в душной темноте, доживает последние часы своей жизни. Всё... Всё... Нужно расслабиться. Нужно принять всё как есть. Нужно успокоиться, что бы встретить Её достойно. Впрочем, кто это сможет оценить? Умер и умер.
Перед Гришей вихрем носились страшные ощущения и мысли. Вероятно он и вправду умер - по крайней мере так ему показалось. Перед мысленным взором поплыли могилы, кресты, церкви, дома, широкая река, сверкающая в лучах утреннего Солнца и большая толпа людей в парке, белые гипсовые статуи, осенние листья, лошади, колонны, люди в римских шлемах с пистолетами и жетонами. Потом начался дождь, смывший с асфальта последнюю в мире надпись, сделанную мелом и эта надпись гласила: "А-130". А-130? Что это? К чему это здесь? Обозначение маршрута автобуса? Но почему мелом? На высокой замковой башне подняли чёрный флаг, означавший приход чумы и все путники должны идти по другим дорогам... Но почему А-130? 
Словно Чья-то Высшая Рука начертала спасительную надпись и теперь враг не перешагнёт через её черту. Эта мысль показалась главной и она настолько взволновала и ошеломила, что сила этого впечатления вырвала Гришу из объятий бреда, и он смог открыть глаза. Кнопки телефона всё так же светились ровным зелёным светом. Чуть выше горел и красный огонёк. Телефон работал. Что такое А-130?
Тут Гриша вспомнил слова Смирнова и разговор с ним. Да, это было условное обозначение того, что искали много дней уже все, кто только мог. Искали или нашли? Нет, только искали. Кстати ведь это же Смирнова телефон! Как он сюда попал? Не важно. Нужно позвонить, это может оказаться сильнее бомбы.
Гриша снова набрал милицию.
- Девушка! - сказал он - напомните мне дежурный телефон ФСБ, пожалуйста!
- А что у вас за вопрос? - спросила девушка.
- У меня есть для них информация, касающаяся одного из охраняемых объектов. 
Девушка некоторое время молчала.
- Хорошо... - растерянно сказала она - позвоните по этому номеру - и она назвала номер.
Гриша сбросил набор и тут же набрал названный номер. Голос, отвечавший на этот раз, был мужским.
Гриша решил, что ему нужно собраться и сказать то, что нужно - ни слова больше, иначе - всё пропало. Если ему и здесь не поверят - уже никто и ничто его не спасёт. 
- Здравствуйте - как можно спокойнее начал Гриша - мне нужно поговорить по одному очень важному вопросу. 
- Что за вопрос? - спросили Гришу.
Гриша хотел сообщить, что он похоронен, но сдержался и не сделал этого.
- Это вопрос по А-130.
- А-130?
- Да.
- А что это такое?
- Я не могу говорить подробнее. Мне сказали позвонить по этому телефону и запросит компетентное лицо.
- Минуточку.
Человек молчал действительно с минуту, очевидно наводя справки о вопросе. Потом он ответил.
- А что вы знаете про А-130?
- Мне нужно поговорить с компетентным лицом, которое в курсе.
- Хорошо, подождите, вас соединят.
Телефон - на сей раз уже тамошний - заиграл, запел и некоторое время спустя трубку сняли. Говорил уже другой голос.
- Алло! - сказал Гриша - с кем я говорю?
- Полковник Сазонов, кто вы?
- Я не стану называть себя - ответил Гриша, хотя какая-то часть его кричала и вопила о желании сообщить полковнику о могиле. - Я лучше скажу вам, где эта А-130 находится.
- Где же?
- Недавно был похоронен бизнесмен Васнецов Григорий Сергеевич. - Гриша едва не пояснил "Это я". - Так вот, его могила - пуста. Вместо него там А-130.
- В трубке помолчали, а потом ответили:
- А вы вообще отдаёте себе отчёт в том, что такое А-130?
- А что? - Гриша испугался этого вопроса.
- Как же А-130 может поместиться в могилу? Как его вообще могли туда доставить?
- Я не знаю - ответил Гриша бессильно - возможно тут... то есть там, только какая-то его часть!
- Как это "часть"?
- Я не знаю! Клянусь! Мне назвали место, а как там и что - я не знаю! - Гриша уже почти орал в трубку.
- Откуда вы звоните?
- Я уже сказал: я не буду называть себя.
Полковник Сазонов немного помолчал, а потом продолжил другим тоном, более мягко:
- Насколько я понимаю, вы звоните в милицию уже не в первый раз за эту ночь. До этого вы несли... вы что-то говорили про похороны. Это так?
- Так - ответил Гриша изумлённо. Значит, телефон они всё же фиксировали!
- Так вот. Какие у меня есть основания верить вам?
- Не знаю. Мне очень плохо - закричал Гриша - я пьяный, но я не вру!
Гриша плёл что-то, не особенно думая что. Левая рука его стала машинально шарить по крышке гроба и это непроизвольное движение вновь поставило Гришу на грань истерического срыва. Но нужно было выдержать разговор, иначе всё сорвётся и тогда - конец.
- Ну хорошо - ответил полковник, подумав - на каком кладбище его похоронили?
Этот вопрос был самым страшным.
- Я не знаю - ответил Гриша - выясните это сами. Я знаю только, что выемку этой А-130 должны произвести сегодня же ночью... если уже не произвели!
- Откуда у вас эта информация?
- Я не могу сказать.
В трубке снова помолчали.
- Хорошо. Но откуда вы взяли телефон, с которого сейчас говорите?
- Нашёл... украл... мне его дали! Какая разница!?
- Большая. Просьба: верните нам телефон.
- Телефон?
- Да. Учтите, что если вас где-нибудь поймают с этим аппаратом... не хочу вам угрожать.
- Я понял. Но как же с А-130?
- Разберёмся.
- Учтите, что вынесут её... его, сегодня! Вам нужно спешить!
- Учтём. Вам есть что добавить? Может, всё-таки расскажете, кто вы?
- Нет! - крикнул Гриша и отключил телефон. Кажется он нигде не сорвался и не ошибся. Это была его последняя надежда. Если они ему не поверили - всё кончено.
Гриша закрыл глаза и стал лежать так. 
Дышать было невыносимо трудно. Тяжёлый горячий воздух охватывал его со всех сторон. Хотелось вырваться, побежать, дыхнуть хотя бы глоток свежего воздуха, но нет. Не вырваться, не вырваться ни за что...
Судорожные мысли снова закружились в голове. Мрачные фигуры заплясали в круге и знакомые имена птицами полетели от него: Алина, Никита, Серёжа... Алина, Никита, Серёжа... Темнота душила всё сильнее и надёжнее. Сколько хватит сил продержаться? Год? Век? Тысячелетие? Может быть дольше? Угрюмый всадник с шрамом посреди лица достал меч из ножен и меч сверкнул в лучах восходящего Солнца... Солнца... Солнца... которого нет. Огромная красная краска выплеснулась на марширующих в пыли и всё стало сначала красным, а потом - чёрным. И только злые демоны - серые бесформенные фигуры, вооружась лопатами, стали копать огромную яму. Яма разрасталась на глазах и её очертания становились всё необъятнее и чудовищнее. Серые тени носились над ямой и с каждым взмахом гигантской лопаты яма становилась всё глубже и глубже...
Звук копающей лопаты раздавался всё явственнее. Где-то безумно далеко послышался шум работающего двигателя, но потом всё стихло. Или нет? Отчаянным усилием воли Гриша открыл глаза и стал слушать. Как будто никаких звуков. Потом где-то раздались голоса. Потом снова всё стало тихо. Затем раздались какие-то шаркающие звуки. Шир-шир, шир-шир... не понятно. Шир-шир... шир-шир... - звук стал вроде бы ближе. Что это? Что... неужели... неужели... Да это же... Это же лопаты! Это же лопаты, копающие землю! Неужели не показалось? Главное - не сойти с ума. Может быть, закричать? Не надо. Не надо! Их можно спугнуть. Нельзя кричать: один звук и видение развалится, и демоны рассеются в воздухе и всё рассыплется на маленькие куски, на тысячи тысяч крошечных-крошечных кусочков, которые уже не собрать, не собрать, не собрать!... И снова наступит тишина... Спокойно! Нужно спокойно лежать и всё будет нормально.
Между тем звуки становились всё громче и громче. Всё ближе и ближе. Теперь Гриша был уже абсолютно уверен в том, что не ошибся. Это были действительно лопаты и действительно голоса. Они были уже совсем близко.
В какой-то момент одна из лопат стукнулась о крышку гроба. Этот звук едва не оглушил Гришу своей резкостью и неожиданностью. Потом он повторился ещё, потом ещё и ещё. Потом снаружи послышались голоса:
- Гроб, сука. - Сказал один. - Нет здесь ничего.
- Копайте, копайте. Это может быть под гробом.
- Дмитрий Сергеевич, да чушь это собачья!
- Давай, давай, не ленись, копай живее!
- Алкаш или придурок какой-нибудь звонил.
- Откуда алкашу знать про А-130? А телефон? Откуда у него спутник?
Что-то зашелестело, зашуршало и какая-то сила качнула Гришу. Гроб снялся с места. Ноги у Гриши поднялись выше головы и снаружи донеслось:
- Ровнее! Грохнется сейчас!
- А внутри не может быть?
- Вряд ли - сказал ещё один голос - модуль только, но они не могли его снять.
Сквозь щели в гроб потянулись струйки свежего прохладного воздуха. Гришу стукнуло - гроб опустился на землю. Гриша, затаив дыхание и всё ещё не зная точно, вытащили ли его до конца, лежал, не смея подать голос. Через некоторое время суета и возня снаружи стали невыносимы и Гриша тихонько позвал:
- Эй, откройте меня, а!
Снаружи воцарилась гробовая тишина.
Гриша выждал секунду и нахлынувшая на него волна чувств заставила его заорать:
- Да откройте же вы!!!
Он забарабанил в крышку. Ему вдруг показалось, что его хотят закопать обратно. Но снаружи по-прежнему никто не отзывался. Гриша кричал, выл и барабанил. Неизвестно через сколько времени - снаружи что-то щёлкнуло, раздался небольшой шум и темнота над Гришей рухнула: справа от него вдруг вспыхнула тусклым предутренним светом узкая щель, которая в мгновение разрослась до размеров неба. И Гриша увидел звёзды. Пьянящая свежесть и прохлада навалились на него, в одно мгновение развеяв духоту. Гриша вскочил и увидел вокруг себя свет от автомобильных фар и фонарей, фигуры людей, неподвижно застывших вокруг; смертельно-бледное лицо лысого человека в костюме, стоящего у машины.
Мокрые штаны свалились с Гриши, но он не заметил этого. Схватив их в левую руку, он кинулся в приступе счастья на этого лысого, который хотел сделать шаг назад, но упёрся в бампер машины и сел на него.
Гриша был не в силах что-либо говорить. Он бросился на этого севшего, обнял его и расцеловал, и, сунув ему в руки телефон, бросился бежать по тёмной аллее.
Присутствовавшему при вскрытии могилы кладбищенскому сторожу стало плохо, и он упал в обморок. 
Гриша бежал по кладбищу, не чувствуя ни ног, ни расстояния. Штаны всё так же были в руке, но он этого не замечал. Светало. Гриша выскочил из ворот кладбища и, пробежав по улице, увидел трамвай, действительно стоящий на остановке. Салон трамвая светился ярким светом. Гриша добежал до этого трамвая и впрыгнул в него. Внутри никого не было. Только женщина-кондуктор сидела в дальнем конце. Она было поднялась, чтобы обилетить пассажира, но, увидев его испуганно покосилась и поспешно села обратно. 
Широко открытым от восторга ртом Гриша ловил свежий воздух, с восторгом глядя в яркую зелень деревьев тающую на глазах за окнами уличную темноту. Там почти никого не было - бежали лишь редкие люди в спортивных костюмах, плелись заспанные собачники и прочие - непонятно зачем поднявшиеся в такую рань.
Как и должно было быть, трамвай довёз Гришу почти до самой его улицы. На остановке Гриша выскочил и побежал в свою арку. Навстречу в арке Грише попалась старушка - соседка, шедшая с мусорным ведром. Гриша не заметил её и пробежал мимо. Старушка дико посмотрела ему в спину, выронила ведро и стало неистово креститься.
Не помня себя, Гриша влетел на свой этаж и позвонил в дверь. Дверной звонок весело заиграл знакомую мелодию, и за дверью послышалось шевеление...
Щёлкнул замок, дверь открылась и на пороге своей квартиры Гриша увидел Смирнова, стоящего в одних трусах. Увидев Гришу, Смирнов открыл рот так широко, словно собирался не то зевнуть, не то крикнуть. Но он не зевнул и не крикнул, а лишь попятился назад. Это нисколько не смутило Гришу. Он бросился на Смирнова, заключая его в объятья и крича что-то про телефон. Смирнов обмяк в руках Гриши и осел на пол.
В тёмной спальне раздался истерический женский крик. 
В маленьком городе строили большую церковь. Всякий раз, когда в монастыре отпевали очередного усопшего, Гриша бросал мастерок и шёл смотреть на похороны. Вид гроба вызывал у него теперь смешанные чувства.
Монахи, видя его, улыбались, а местные жители плели разные невероятные сплетни о новом соседе, поселившемся в деревянном домишке у монастырской стены, который мог остановить человека на улице и начать рассказывать тому про дроздов, солнце, голубей и пчёл, про прозрачную воду и чистый воздух и про разные другие вещи. С ним вместе поселилась женщина - Алина. Она не рассказывала историй, а на все вопросы отвечала загадочной улыбкой. 
Единственное, что не любил теперь Гриша - темноту. Но темноты больше не было вокруг него. 
 
							23 мая - 26 июня 2000 г.